ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ:
Армвоенюрист В. В. Ульрих, Председатель Военной Коллегии Верховного Суда Союза ССР
СЕКРЕТАРЬ:
Военный юрист 1-го ранга А. А. Батнер
Комендант. Суд идет. Прошу встать.
Председательствующий. Садитесь. Заседание продолжается. Товарищ Вышинский, у вас есть вопросы к Бессонову?
Вышинский. К Бессонову нет.
Председательствующий. У защиты есть вопросы к Бессонову?
Защитники. Нет.
Председательствующий. У подсудимых есть вопросы к Бессонову?
(Подсудимые отвечают отрицательно.)
Переходим к допросу подсудимого Гринько.
Подсудимый Гринько, вы подтверждаете те показания, которые давали на предварительном следствии?
Гринько. Подтверждаю целиком и полностью.
Председательствующий. Какие вопросы имеются у вас, товарищ Прокурор?
Вышинский. Подсудимый Гринько, расскажите суду о своей преступной деятельности.
Гринько. Для того чтобы был ясен тот путь, по которому я пришел к совершению громадной цепи преступлений против Советской власти и родины, к измене родине, должен напомнить, что я вошел в Коммунистическую партию в составе боротьбистов - украинской националистической организации. Значительное ядро из руководящего состава боротьбистов - Шумский, Полоз, Блакитный, я - Гринько, Любченко и другие, - влившиеся в КП(б)У, сохранило, а затем и обострило свои буржуазно-националистические позиции.
Я могу назвать главные этапы развития националистической, заговорщической, контрреволюционной работы этого боротьбистского ядра.
Первый этап относится, примерно, к 1925-1926 годам. Это так называемый период шумскизма. Уже тогда шумскизм, по существу дела, являлся программой отрыва Украины от СССР, программой буржуазно-националистической реставрации на Украине. Уже тогда это была своего рода большая политическая разведка националистов, проба сил. требование дискредитации русских городов на Украине, дискредитации русских кадров и т. д.
Шумскизм был разгромлен политически и подорван организационно.
Второй этап...
Вышинский. Надо остановиться еще на этом этапе.
Какие боротьбистской организацией в тот период времени были предприняты шаги в направлении внешних позиций?
Гринько. В этом направлении в этом период не было предпринято никаких шагов. Это относится ко второму периоду.
Вышинский. Какими годами вы ограничиваете этот период?
Гринько. 1925-1926 годы. В этот период была только закреплена связь Шумского с капиталистическими элементами Западной Украины.
Вышинский. Ограничивались только этими элементами?
Гринько. Да. Но о связи с контрразведкой, с правительственными кругами других государств я в этот период не знаю.
Вышинский. Вы их не поддерживали?
Гринько. Нет.
Вышинский. Данные, о которых вы говорили, относятся к периоду 1926 года?
Гринько. Да.
Вышинский. Вы говорите в своих показаниях о разведке. Это была националистическая разведка?
Гринько. Разведка внутренних сил на Украине, которая могла бы поддержать националистические выступления.
Вышинский. Значит, это была проба националистических сил?
Гринько. Я так и сказал.
Вышинский. К какому году относится второй период?
Гринько. К 1929-1932 годам.
Вышинский. В первый период была какая-нибудь связь с правыми?
Гринько. Организационных связей никаких не было с правыми, но несомненно борьба и троцкистов, и правых против партии стимулировала националистические обострения. Организационных связей не было.
Вышинский. Можно сказать, что это была в известной степени самодовлеющая националистическая организация?
Гринько. Да, но не оформившаяся.
Вышинский. Выход этой организации на более широкую арену имел место?
Гринько. Имел место, но в последующем периоде.
Вышинский. Имел место в последующем периоде, с 1929-1932 годов. Осветите, пожалуйста, вашу линию во внешней политике.
Гринько. Я, если разрешит суд, все мои линии во внешней политике освещу в специальном разделе.
Вышинский. Как угодно.
Председательствующий. Пожалуйста.
Гринько. После разгрома этой националистической организации остались лишь ее осколки. Но, примерно, в 1929 году уже в Москве возродилась националистическая организация в составе Шумского, меня, Полоза, Максимовича, Солодуба и ряда других. Эта организация уже иначе подходила и к своей программе и к своей тактике, нежели это было в первый период. Сравнительно скромная позиция первого периода в известной мере объясняется теми представлениями, которые у нас были тогда в разгар нэпа. Мы считали, что не исключена эволюция нэпа в сторону, желательную нам. С другой стороны, в Европе мы не видели такой силы, в блоке, в союзе с которой мы могли бы делать более решительные шаги вперед. Во второй период обстановка изменилась - это уже был период развернутого социалистического наступления, когда позиции капиталистических элементов в стране были резко подорваны, когда ни о какой эволюции нэпа в сторону капитализма не могло быть и речи. Это и слепой видел. Тогда постепенно мы нащупали внешне-политические силы, которые могли нам оказать помощь. В этот второй период украинская националистическая организация уже целиком становится на позиции правых в общеполитических вопросах, то есть на позиции борьбы против индустриализации и коллективизации. Хотя прямых организационных связей с правой организацией в этот период у организации не было, у меня лично были отдельные связи с отдельными довольно второразрядными людьми из правого лагеря.
Вышинский. С Рыковым у вас была тогда связь?
Гринько. В тот период политической связи у меня у ним не было. Моя связь с Рыковым относится к более позднему периоду создания национал-фашистской организации, к которой я перейду дальше; это относится к 1934-1935 годам. В этот период националистическая организация давала директивы своим членам о собирании сил и активной борьбе, главным образом, против коллективизации, вплоть до организации повстанчества. В этой борьбе мы уже имели связь с некоторыми кругами одного враждебного Советскому Союзу государства. Эти наши союзники помогали нам. Для поддержки партизанской борьбы они усилили переброску на Украину диверсантов, петлюровских эмиссаров, оружия и т. д. Эта связь велась через Конара, через Коцюбинского. Я не знаю, должен ли я называть здесь все эти государства.
Вышинский. Нет, в закрытом заседании вы их назовете.
Председательствующий. И фамилии назовете в закрытом заседании.
Вышинский. Вы лично участвовали в организации переброски оружия и прочего?
Гринько. Я был в курсе переговоров и давал на них согласие.
Вышинский. Руководили этим делом?
Гринько. Руководил.
Вышинский. Продолжайте.
Гринько. Этот период закончился в начале 1933 года в связи с арестом почти всей этой группы. Тогда не был арестован один я. Но я не сложил своего националистического оружия в своей борьбе против Советской власти. К этому периоду относится начало моей личной связи с фашистскими заграничными организациями, с влиятельными элементами фашистских организаций и некоторыми правительственными кругами. Эта связь была направлена к установлению контакта в целях подготовки отторжения Украины от СССР и организации борьбы против Советской власти.
Подробные факты и фамилии я назову в закрытом заседании. Я только скажу сейчас, что эта связь установилась рядом последовательных моих разговоров с представителями этих враждебных кругов, занимавших довольно видное официальное положение здесь, в СССР.
В начале 1935 года мне от Любченко стало известно о создании на Украине национал-фашистской организации, поставившей себе целью отторжение Украины от СССР и рассчитывавшей на помощь военной интервенции со стороны тех сил и элементов, с которыми у меня в то время уже была персональная связь. Национал-фашистская организация ставила также своей задачей соединение с "право-троцкистским блоком", установившим связь с военными заговорщиками.
Когда мне стало известно об этой организации, я дал согласие на вступление в нее. На меня была возложена задача установления связи с право-троцкистским центром, с правительственными кругами некоторых враждебных Советской власти государств и содействие Любченко в развороте этой работы на Украине.
Организация к тому моменту, когда я с ней связался, уже начала кристаллизоваться как национал-социалистическая организация.
Любченко рассказывал мне о центре этой организации на Украине, куда входили Любченко, Порайко и другие. Он рассказывал, что в этом центре дискутировался вопрос о характере партийной организации и о типе Украинского государства, если бы эта организация имела успех. По словам Любченко, организация стала на путь создания централизованной партии по типу национал-социалистической партии. В случае успеха организация предусматривала создание буржуазного Украинского государства по типу фашистского государства.
О таком характере организации я рассказывал видному участнику право-троцкистского заговора Яковлеву. В право-троцкистских кругах, с которыми мне приходилось разговаривать, эта тенденция превращения нашей организации в организацию фашистского типа несомненно существовала.
Как я выполнил те задачи, которые были возложены на меня этой национал-фашистской организацией?
Во-первых, связь с право-троцкистским центром. Связь эта пошла у меня по такой линии - Гамарник, Пятаков, Рыков. С Гамарником я связался через Любченко, имевшего связь с Якиром и Гамарником. Через Гамарника связался с Пятаковым, затем с Рыковым. Одновременно выполнялись внешне-политические задачи, поскольку и Пятаков и Гамарник рассказали мне, что Троцкий договорился по поводу компенсации за счет Украины за военную поддержку нашей борьбы против Советской власти.
Одновременно с установлением связи с "право-троцкистским блоком" я форсировал установление связи с иностранными силами через Крестинского, с которым меня связал Пятаков.
Установление связи моей с Гамарником, Пятаковым и Рыковым относится, примерно, к концу 1935 года.
Вышинский. Расскажите о вашей связи с Рыковым, в чем она заключалась?
Гринько. Заключалась она в том, что украинская организация стала под команду право-троцкистского центра.
Вышинский. В чем это выразилось?
Гринько. Это выразилось, во-первых, в том, что украинская организация получила задание от право-троцкистского центра. Я, как член этой организации, получил задание...
Вышинский. Вы получили задание от кого?
Гринько. От Рыкова.
Вышинский. Затем?
Гринько. Главным образом, от Рыкова.
Вышинский. Хорошо. Дальше.
Гринько. В 1935 году, в начале 1936 года мною в основном были выполнены те задачи, которые были на меня возложены украинской организацией. Я установил связи с право-троцкистским центром. Через Крестинского установил связь с фашистскими кругами одного из иностранных государств, которые приняли ту точку зрения, которой мы добивались. Через Крестинского я передал формулу нашей украинской организации и через него же я получил ответ, что соответствующие силы эту формулу принимают. Имея свои старые персональные связи с фашистскими кругами, я лично потом проверил этот факт и получил подтверждение.
Вышинский. Позвольте остановиться на этом вопросе. Следовательно, вы в 1935 году уже установили связь с правыми, как вы показываете, в лице обвиняемого Рыкова. Я так понимаю? Гринько. Да.
Вышинский. С кем вы установили связь через Крестинского?
Гринько. С фашистскими кругами одного враждебного Советскому Союзу государства.
Вышинский. С представителями этих кругов? С представителями фашистских кругов?
Гринько. Да.
Вышинский. Когда это было?
Гринько. Конец 1935 года, начало 1936 года.
Вышинский. А до 1935 года у вас лично не было связей с какими-нибудь фашистскими кругами?
Гринько. Были, с конца 1932 года.
Вышинский. Для чего вам понадобилось в 1935 году прибегать к содействию Крестинского?
Гринько. Потому что троцкисты вели свою линию связей в отношении Украины. Я считал, что официальные отношения этой украинской национал-фашистской организации нужно установить официальным путем, через Крестинского, чтобы знать, что речь идет об одном и том же, а не так, что в одном месте об одном будут договариваться, а в другом месте - о другом.
Вышинский. Тут была известная перестраховка.
Гринько. Да, я хотел проверить действительно эту связь теми связями, которыми я располагал персонально.
Вышинский. И уличили Крестинского?
Гринько. Нет, не уличил, подтвердил. Мне не в чем было его уличать.
Вышинский. Нет, на суде?
Гринько. Это другое дело.
Вышинский. Сейчас уличили Крестинского?
Гринько. Да.
Вышинский. Подсудимый Крестинский, вы слышали эту часть показаний?
Крестинский. Слышал. Но ни с какими фашистами я его не связывал, я его знакомил с деловыми людьми.
Вышинский. Не связывали, а "знакомили"?
Крестинский. С фашистами нет.
Вышинский. Тогда вам не нужны и фамилии на закрытом заседании. Или связывали, или не связывали?
Крестинский. Сейчас я не могу сказать.
Вышинский. Конечно, вы отрицаете?
Крестинский. Я отрицаю, что я разговаривал с фашистами для троцкистских целей.
Вышинский. Вы отрицаете, а вы (обращается к Гринько) подтверждаете. Скажите, подсудимый Гринько, может быть, вы путаете это обстоятельство с каким-нибудь другим? Может быть, он знакомил с каким-нибудь приятным человеком, хотя бы иностранным человеком, а вы...
Гринько. Я думаю, тут не место шутками заниматься.
Вышинский. Но выходит так.
Гринько. Я удивляюсь тому, что говорит Крестинский.
Вышинский. А вы, подсудимый Гринько, можете сказать, где у вас происходили переговоры с Крестинским?
Гринько. Я могу сказать то, что это было в моем бывшем кабинете в Наркомфине.
Вышинский (Крестинскому). Вы бывали в кабинете Гринько?
Крестинский. Бывал довольно часто на разных совещаниях.
Вышинский. По финансовым делам или по наркоминдельским?
Крестинский. Бывал, потому что меня назначали в какую-нибудь комиссию вместе с Гринько, комиссию, которая была и по наркомфинским и по наркоминдельским делам.
Вышинский. Это было естественно при вашем положении.
Гринько. Я сказал Крестинскому, что у нас такая-то позиция, что меня направил Пятаков, что я прошу передать об этой позиции и дать мне ответ. Крестинский сказал, что передал об этой позиции, сообщил мне, что эту позицию принимают. А я потом с тем самым лицом, которому передал Крестинский, разговаривал лично в Большом театре.
Вышинский. Лиц, их фамилии вы можете назвать на закрытом заседании?
Гринько. Конечно.
Вышинский. Чем вы объясните, что Крестинский отказывается?
Гринько. Это я не могу объяснить.
Вышинский. Кроме этого случая, у вас были еще переговоры с Крестинским по вопросам антисоветской деятельности?
Гринько. Было то, о чем я говорил на утреннем заседании относительно использования валюты. В большем посредничестве я не нуждался, так как имел свои прямые связи.
Вышинский (обращаясь к Рыкову). Вы подтверждаете эту часть показаний, где Гринько делает ссылку на вас?
Рыков. Да, у нас с ним было два свидания. Одно в конце 1935 года, а другое в начале 1936 года.
Вышинский. Какого характера были свидания?
Рыков. Это были свидания членов нелегальной организации, борющихся против партии и Советского правительства.
Вышинский. Вам не приходилось говорить с Гринько о Крестинском?
Рыков. О Крестинском нет. Мне с Гринько не было надобности говорить, потому что я лично знал и без Гринько, что Крестинский троцкист. Точно так же Крестинский знал, что я член нелегальной организации.
Вышинский. Выходит, что Крестинский говорит здесь неправду и пытается отвертеться от связи с троцкистами?
Рыков. Он не только говорит неправду, а хочет спутать ту правду, которая здесь есть.
Вышинский. Обвиняемый Крестинский, вы слышали это?
Крестинский. Да, слышал.
Вышинский. Вы подтверждаете это?
Крестинский. Я не подтверждаю, что я говорил неправду, и не подтверждаю, что хочу спутать правду.
Вышинский. У меня вопрос к Крестинскому. Но вам известно было, что Рыков занят подпольной борьбой?
Крестинский. Нет.
Вышинский. Неизвестно?
Крестинский. То есть я знал об этом из тех сообщений, которые делались на пленуме Центрального Комитета.
Вышинский. Ах, только так.
Крестинский. Только так.
Вышинский. А как вы скажете, обвиняемый Рыков, он откуда должен был знать о ваших позициях в то время?
Рыков. Прежде всего, если на пленуме Центрального Комитета делается сообщение о нелегальной работе члена Центрального Комитета, то этот член Центрального Комитета перестает быть членом Центрального Комитета.
Мы по этому поводу имели разговоры с ним, разговоры достаточно откровенные для того, чтобы знать доподлинно, кто с кем разговаривает. По-моему это было в 1932-1933 годах, точных дат я не помню.
Вышинский. Обвиняемый Рыков, вы подтверждаете, что вам было известно, что Крестинский троцкист и член "право-троцкистского блока"?
Рыков. То есть в тот период такого полного блока не было, но что он член троцкистской организации, это так.
Вышинский. И он с вами вел разговоры?
Рыков. Он разговаривал со мной как член нелегальной организации.
Вышинский. Разговаривали о делах нелегального порядка?
Рыков. Разговаривали о нелегальных делах.
Вышинский. Вы утверждаете, что и Крестинскому известно было о ваших делах в нелегальной партии, а Крестинский отрицает это; выходит, что Рыков говорит теперь неправду, а вы, обвиняемый Крестинский, правду?
Крестинский. Я говорю правду.
Вышинский. А вы с какого времени начали говорить правду?
Крестинский. По этому делу?
Вышинский. Да.
Крестинский. Сегодня говорю правду.
Председательствующий. С двенадцати часов?
Крестинский. Да, на заседании суда.
Вышинский. Хорошо, значит это было с Рыковым и Крестинским. Дальше, обвиняемый Гринько, скажите, пожалуйста, вам известно было о том, что еще кто-нибудь из сидящих здесь на скамье подсудимых в тот период времени уже являлся участником вашей подпольной организации? Перечислите.
Гринько. Мне было известно об участии Бухарина.
Вышинский. Обвиняемый Бухарин, подтверждаете это?
Бухарин. Подтверждаю. Я усиливаю это, потому что однажды был у меня разговор с самим Гринько.
Гринько. Да, был.
Вышинский. Значит, правильно говорит Гринько?
Бухарин. Да.
Вышинский. Видите ли, я проверяю, потому что Крестинский говорит, что обвиняемый Гринько неправ.
Бухарин. Я внес эту поправку в целях просто уточнения, потому что речь идет не только о том, что он мог знать от Рыкова о моей подпольной работе, а у меня были свидания с Гринько непосредственно.
Гринько. Это было позже.
Затем мне было известно от Гамарника об участии Розенгольца и о прямой его связи.
Вышинский. Обвиняемый Розенгольц, вы подтверждаете это?
Розенгольц. Да.
Вышинский. Дальше.
Гринько. Мне было известно об участии Зеленского и прямой его связи.
Вышинский. Обвиняемый Зеленский, правду говорит подсудимый Гринько?
Зеленский. Правду.
Гринько. От Рыкова я узнал об участии Ягоды в этой организации, но прямой связи с Ягодой не было.
Вышинский (обращается к суду). Разрешите спросить Рыкова.
Обвиняемый Рыков, вы об этом говорили с Гринько?
Рыков. Я точно помнить не могу, но не могу исключать этого факта.
Вышинский. Значит, вы об участии Ягоды говорили?
Рыков. Да.
Вышинский (обращаясь к суду). Позвольте спросить Ягоду.
Обвиняемый Ягода, вы это подтверждаете?
Ягода. Да, в отношении меня - это правда, но что Гринько был, я не знал.
Вышинский. Позвольте спросить Крестинского. Обвиняемый Крестинский, все подсудимые находят, что в отношении их говорят правду, вы говорите, что этого не было. Вы правду говорите?
Крестинский. Я говорю правду.
Вышинский. Сегодня?
Крестинский. Да.
Вышинский. Подсудимый Гринько, продолжайте ваши показания.
Гринько. Постепенно расширяя свои связи с право-троцкистским центром и знакомясь с его участниками, я составил себе в начале 1934 года представление о том, что из себя представлял право-троцкистский центр.
На основании ряда разговоров, связей и заданий, которые давались Рыковым, Бухариным, Гамарником, Розенгольцем, Яковлевым, Антиповым, Рудзутаком, Ягодой, Варейкисом и целым рядом других людей, для меня стало ясным, что право-троцкистский центр в это время базировался, главным образом, на военной помощи агрессоров. Это было общей позицией и для троцкистов, и для правых, и для националистических организаций, в частности для украинской националистической организации. Это означало: подрыв оборонной мощи Советского Союза, подрывную работу в армии и оборонной промышленности; открытие фронта в случае войны и провокацию этой войны; это означало расширение связи с агрессивными антисоветскими элементами за границей; это означало согласие на расчленение СССР и на компенсацию агрессоров за счет окраинных территорий СССР.
Наряду с этим у право-троцкистского центра существовал вариант захвата Кремля.
Вышинский. В каком году это было?
Гринько. Разговоры об этом велись на протяжении 1935-1936 годов. Об этом говорили все время. Может быть, это было и раньше.
Террористические настроения, и не только настроения, а террористическая работа у право-троцкистского центра, несомненно, имели место.
Мне известны две попытки подготовки террористических актов, которых в обвинительном заключении нет и о которых я должен здесь суду рассказать.
Вышинский. Расскажите о террористической деятельности.
Гринько. В этот период террористическая работа была одним из основных орудий в общем арсенале борьбы против Советской власти.
Вышинский. От кого вы об этом узнали?
Гринько. От Рыкова, Яковлева, Гамарника и Пятакова.
Вышинский. А из числа обвиняемых по настоящему делу?
Гринько. От Рыкова я знал, что это террористическая организация. Когда Рыков знакомил меня с характером этой организации, он мне сказал, что террор включен в программу.
Вышинский (к Рыкову). Подсудимый Рыков, вы подтверждаете показания Гринько?
Рыков. Подтверждаю.
Вышинский. Откуда пришли эти террористические установки?
Гринько. От Троцкого. Я об этом знал от Гамарника.
Вышинский. Расскажите конкретно о фактах подготовки террористических актов, которые вам лично известны.
Гринько. Хочу сказать о двух подготовлявшихся, но не осуществленных террористических актах. Это относится уже к последнему периоду, примерно, к первой половине 1937 года, связанному с начавшимся разгромом заговорщических организаций. Когда прошел процесс Пятакова и других, в право-троцкистском центре, особенно после февральско-мартовского пленума ЦК ВКП(б) в 1937 году, была большая растерянность. Тогда мне рассказывал об этом Гамарник, причем он ссылался на то, что он советовался об этом ранее с Рыковым и Бухариным. Тогда стоял вопрос о том, что должно быть сделано что-нибудь чрезвычайное для того, чтобы спутать карты и задержать то наступление на заговорщиков, которое вели в этот период партия и органы НКВД. После февральского пленума ЦК в кругах заговорщиков была поднята кампания против Ежова, в котором концентрировалась целеустремленность и собранность партии по разгрому заговорщиков. В право-троцкистском центре эта кампания шла по двум направлениям: с одной стороны - дискредитировать Ежова и его работу внутри партии, оклеветать его. Ставился также прямо вопрос о необходимости убрать Ежова как человека наиболее опасного для заговорщиков.
Вышинский. Что значит "убрать"?
Гринько. Убрать - это значит убить.
Вышинский. Так и надо говорить.
Гринько. Я сказал "убрать" потому, что это имело двойной смысл:
с одной стороны, дискредитация Ежова внутри партии, подрыв его авторитета, с другой стороны, - убрать физически.
Вышинский. Это я понимаю, но мне также небезынтересно, что понималось под словом убрать, в криминальном смысле.
Гринько. Убрать - значит убить.
Вышинский. Так вы и разговаривали?
Гринько. Мне от Гамарника было известно, что Якир и Гамарник поручили троцкисту Озерянскому, который работал тогда в Наркомфине, подготовку террористического акта против Ежова.
Вышинский. Озерянский работал под вашим непосредственным начальством?
Гринько. Да.
Вышинский. Кем?
Гринько. Он был начальником управления сберегательных касс.
Вышинский. Он участвовал в вашей организации?
Гринько. Участвовал. Я знал это от Гамарника, но прямых связей по подготовке террористического акта у меня с ним не было.
Вышинский. А по другим контрреволюционным делам?
Гринько. По подрывной работе в Наркомфине связь была.
Вышинский. Озерянский подходящий человек для подобного рода преступлений?
Гринько. Он боевик, бывший анархист...
Вышинский. И головорез?
Гринько. Он способен на подобные вещи.
Второй факт, который мне известен и который относится к тому же периоду, это подготовка Бергавиновым из Главсевморпути террористического акта против Сталина. Об этом я знал также от Гамарника. Об этом знали Антипов и Яковлев, об этом я знал и от самого Бергавинова, который говорил мне, что он задание Гамарника принял и пытается его осуществить.
Одним из заданий, которое было возложено на меня право-троцкистским центром, явилась организация подрывной работы по Наркомфину. Я дал подробные показания на предварительном следствии. Я здесь остановлюсь только на самых главных линиях и моментах этой подрывной работы.
Это задание право-троцкистского центра было мне передано Рыковым, причем он подчеркнул, что руководство центра, он и Бухарин, придает большое значение развороту подрывной работы в Наркомфине, ввиду той особенной важности и политического значения, которое имеют деньги. При этом была дана бухаринская формула - ударить по Советскому правительству советским рублем. Это мне передал Рыков и на эту тему мы говорили с Бухариным. Надо сказать, что это задание казалось право-троцкистскому центру настолько серьезным, что Рыков был у меня в Наркомфине по этому поводу и мы совместно с ним разрабатывали программу этих мероприятий.
Вредительская работа должна быть развернута по тем финансовым мероприятиям, которые связаны с широкими массами населения: налоговое дело, сберегательное дело, займовое дело и другие. Программа была разработана мною и Рыковым. Вредительская работа была развернута мною через моего заместителя Левина, через Озерянского, через Четверикова и некоторых других.
Например, в налоговом деле. Те искривления, которые нашли наиболее яркое выражение в Лепельском деле в Белоруссии, являлись одной из частей этих подрывных мероприятий. И если разоблачение Лепельского дела не было повернуто остро против Наркомфина в тот период, то объясняется это тем, что разоблачать это дело ездил Яковлев, который в тот момент отвел удар от Наркомфина.
В области сберегательного дела было проведено два мероприятия, связанных с сокращением сети сберегательных касс и с кампанией по залогу облигаций государственных займов. Сокращенная сеть сберегательных касс была не подготовлена к этому широкому мероприятию, а так как эти операции связаны с обслуживанием десятков миллионов людей, то они вызывали раздражение широких масс населения.
Большая подрывная работа была проведена в области государственного бюджета. Работа эта клонилась к подрыву бюджетной финансовой дисциплины, к ослаблению финансового контроля и тем самым к возможности использования государственных средств в центре и на местах для целей заговора. Вся эта работа осуществлялась мною через ряд людей в аппарате Наркомфина по директивам, которые были мне даны право-троцкистским центром.
Однако подрывная работа этим не ограничилась. От право-троцкистского центра я получил задание, используя финансы, содействовать подрывной работе по ряду других отраслей народного хозяйства. Например, право-троцкистским центром была разработана довольно большая программа в области подрыва капитального строительства. В разработке программы участвовали Пятаков, кажется, Бухарин и я. Эта программа была направлена к тому, чтобы замедлить темпы капитального строительства, сузить масштабы капитального строительства, полностью применить бухаринскую теорию "узких мест" в капитальном строительстве, тем более, что капитальное строительство имеет значение не только как важнейшая отрасль народного хозяйства, но и как дело огромного оборонного значения.
Я участвовал также и в подрывной работе в области сельского хозяйства, осуществляя вредительские финансовые мероприятия. Подрывная работа в области сельского хозяйства в право-троцкистском центре ставилась как очень важная задача.
Сталиным была выдвинута задача коллективизации как решающее средство преодоления отсталости сельского хозяйства. На основе успехов коллективизации была поставлена задача достичь урожая в 7-8 миллиардов пудов в год. Право-троцкистским центром был разработан план подрывных мероприятий, которые, если бы и не сорвали, то во всяком случае оттянули бы получение урожая в размере 7-8 миллиардов пудов. В частности, Рыков ставил вопрос так: надо, чтобы колхозник меньше получал на трудодень. Это, с точки зрения политической подготовки антисоветской борьбы, имело огромное значение, тем более, что вопрос хлебных резервов имеет решающее оборонное значение, что также трактовалось в право-троцкистском центре, когда разрабатывалась эта программа.
Проведению вредительских мероприятий и вредительских инструкций по финансированию сельского хозяйства немало помогли Рудзутак, который занимался вопросами финансов в Совнаркоме, и Яковлев.
Из общеполитических моментов я как будто бы все основное и главное назвал. Таким образом, я хотел бы сказать, что я здесь, перед Верховным Судом Советского Союза, должен отвечать и отвечаю за длинную цепь тягчайших преступлений против Советской власти и за острейшую борьбу против Советской власти, во-первых, как один из участников националистической контрреволюционной борьбы на Украине, которая через ряд этапов выродилась в национал-фашистскую организацию, одним из руководителей которой я являюсь, и как один из участников "право-троцкистского блока", который не ограничивался только работой по линии национал-фашистской организации Украины. но, начавши со связи с "право-троцкистским блоком" этой организации, "право-троцкистским блоком" я втянулся в более широкую работу по заговорщической право-троцкистской работе, и одновременно я отвечаю за измену родине и за прямые связи с влиятельными кругами некоторых фашистских государств, направленные к выполнению задач "право-троцкистского блока", к свержению Советской власти и к отрыву от СССР целого ряда областей.
Я целиком и полностью признал себя виновным, и мне нечего добавлять, что я ни в малой мере не намерен в своих показаниях смягчать размеры своей вины.
Председательствующий. Есть ли еще у кого-либо вопросы к подсудимому Гринько?
Вышинский. Я хотел бы уточнить несколько вопросов.
Во-первых, известно ли вам, подсудимый Гринько, о вредительской работе "право-троцкистского блока" в области снабжения населения предметами первой необходимости - хлебом и так далее?
Гринько. Наряду с вредительством в капитальном строительстве и в сельском хозяйстве "право-троцкистский блок" осуществлял довольно большую подрывную работу в области товарооборота. По этой линии я имел прямую связь с Зеленским.
Вышинский. Эту связь вы непосредственно установили с Зеленским по собственной инициативе или по его инициативе или по указаниям третьих лиц?
Гринько. Я затрудняюсь сказать, боюсь точно сказать, но, кажется, я без посредников установил, моя инициатива была. Тут было промежуточное звено. Меня Гамарник связал с одним из заместителей Зеленского, с Майоровым, который меня с ним связал. Но я связался с ним скорее всего непосредственно. Потом припомню - точно скажу.
Вышинский. Какие же преступления в этой области?
Гринько. В области товарооборота Зеленский и другие вредители в этой области, например Болотин по Наркомвнуторгу, осуществляли подрывную работу, создавали товарный голод, товарные затруднения в стране. Это относится как к пищевым, продовольственным товарам, так и к товарам первой необходимости. Скажем, громадное значение имеет вопрос о правильном территориальном распределении товарных масс в соответствии с размерами урожая, с размерами покупательного спроса населения, с зажиточностью населения в отдельных районах. Зеленский, по директивам "право-троцкистского блока", в недородные районы завозил большую массу товаров, а в урожайные районы посылал товаров меньше, что создавало затоваривание в одних районах и товарную нужду в других.
Вышинский. Вам откуда известно, что так поступал Зеленский?
Гринько. Это мне известно от Зеленского, и с Рыковым мы говорили, что такие мероприятия целесообразно проводились и проводятся. С точки зрения, конечно, заговорщической организации.
Вышинский. Значит, вам известно это лично как от Зеленского...
Гринько, ...так и от Рыкова и Болотина.
Вышинский. Так что вы это утверждаете не голословно, а на основании таких твердых данных?
Гринько. Разумеется.
Вышинский. Зеленский, вы слышали эту часть показаний Гринько? Как вы относитесь к ним?
Зеленский. Гринько говорит правильно.
Вышинский. Обвиняемый Рыков, что вы скажете?
Рыков. Я частично вынужден отрицать. Если о Зеленском, я не говорил.
Вышинский. Не о Зеленском, а о самом факте, о вредительстве в товарообороте.
Рыков. Я об этом не говорил с ним о таких деталях. Вообще о вредительстве было, но чтобы я разрабатывал конкретный план вредительства в Наркомфине, этого не было.
Вышинский. Что вы припоминаете?
Рыков. Я припоминаю, что был разговор относительно низвержения Советского правительства. Вспоминаю, что как раз тогда был процесс вредителей в Сибири. На этом процессе были вскрыты, пойманы вредители. У меня был разговор с Гринько о том, что вредителей в области финансовой^ поймать труднее.
Вышинский. Это был теоретический разговор?
Рыков. Нет, мы говорили как два человека, которые признают вредительство одним из методов контрреволюционной работы.
Вышинский. То есть говорили как два члена вредительской организации?
Рыков. Да.
Вышинский. О том, что следует вредить таким-то образом?
Рыков. Да, да, это несомненно.
Вышинский. И вы вспоминаете?
Рыков. Да.
Вышинский. А детали вашей беседы вы не припоминаете?
Рыков. О разработке плана или программе вредительства в Наркомфине - этого я не могу припомнить.
Вышинский. Относительно того, что принципиально, что нужно вредить, чтобы затронуть наиболее острые вопросы?
Рыков. Нет, я этого не припоминаю.
Вышинский. А вы, Гринько, припоминаете?
Гринько. Я напомню: Рыков, вы были у меня в Наркомфине по вопросу о развертывании сельской сети почтовых отделений (вы тогда были Наркомпочтелем). После окончания, так сказать, легальной части, вы остались, и у нас были общие политические разговоры - и об украинских делах и о связях украинских подпольных организаций с право-троцкистским центром. Вы тогда говорили, что вредительство в области финансов отстает.
Вышинский. Вы говорите, что обвиняемый Рыков говорил об отставании Наркомфина, но в чем?
Гринько. Во вредительстве.
Вышинский. Рыков сказал, что вы вредите плохо.
Гринько. Тогда мы уговорились об основных линиях, по которым нужно будет развернуть работу.
Вышинский. Обвиняемый Рыков, вы подтверждаете этот разговор с Гринько насчет вредительства?
Рыков. Этого не принимаю. Я это отрицаю и не только потому, что я хочу смягчить свою вину. Я сделал много вещей гораздо более тяжелых, чем это.
Вышинский. Но разговор насчет вредительства припоминаете?
Рыков. Да.
Вышинский. И относительно того, что в этой области трудно поймать. А вы предпочитали вредить там, где трудно поймать, а не там, где легко поймать?
Рыков. Не всегда можно исходить вредителю из этого.
Вышинский. Вы признаете себя виновным во вредительстве?
Рыков. Да.
Вышинский. Во всяком случае, разговоры о вредительстве у вас были с Гринько в плоскости возможных встречных вредительских мероприятий. то есть преступных дел.
Рыков. В области того, что эта мера нужна и должна быть как одна из мер борьбы против Советской власти.
Вышинский. Следовательно, он, Гринько, имел право говорить, что Рыков в должной степени давал ему указания о направлении вредительства?
Рыков. Тут мы друг другу не могли указывать, потому что у нас разногласий не было.
Вышинский. А в области Наркомфина, нуждался ли Гринько в ваших указаниях как вредитель или он сам знал?
Рыков. Я буду говорить об этом в своих показаниях. Мы разговаривали в начале 1936 года, а он перечислил целый ряд таких вещей, что если они имелись, то они должны были появиться гораздо раньше. О результатах можно было судить по бюджету, а результаты бюджета были после моего ареста, то есть бюджета на 1937 год.
Вышинский. Вы не принимаете формулировку, которую сказали,- ударить по Советской власти советским рублем?
Рыков. Я этого не говорил.
Вышинский. Но задача была такова?
Рыков. Я помню его слова о тезисах Клемансо.
Вышинский. Разве Клемансо тоже хотел кого-нибудь советским рублем ударить?
Рыков. В свое время был известен тезис Клемансо как формулировка стремления к смене правительства.
Вышинский. Это понятно о тезисах Клемансо, а в отношении вредительской работы в области Наркомфина? Это какое имеет отношение?
Рыков. К вредительской работе это непосредственно отношения не имеет. Это одна из насильственных форм.
Вышинский. Здесь Гринько говорил о военной группе изменников - Тухачевского и других, которые были в свое время осуждены Верховным Судом. Вы подтверждаете ту часть показаний, которая касается вас?
Рыков. Я знал о военной группе Тухачевского.
Вышинский. Что вы знали?
Рыков. Эта военная группа была организована независимо от блока, независимо от оттенков - троцкисты это или бухаринцы. Военная группа ставила своей целью насильственное устранение Правительства Союза и, в частности, участвовала в подготовке кремлевского переворота.
Вышинский. Об этом вам было известно?
Рыков. Да.
Вышинский. Когда вы об этом узнали?
Рыков. Я узнал об этом от Томского в 1934 году.
Вышинский. В 1934 году?
Рыков. Вероятно.
Вышинский. Показания Гринько в этой части соответствуют действительности?
Рыков. Да.
Вышинский. Подсудимый Гринько, относительно урожая какие разговоры были у вас с Рыковым? Уточните, пожалуйста.
Гринько. У меня с Рыковым был такой разговор, что право-троцкистский центр придает огромное значение развороту подрывных мероприятий в области сельского хозяйства, что подчеркивает и сам Рыков, что на этой точке зрения стоит Бухарин, что это вытекает из следующего положения: коллективизация должна дать устранение противоречия между уровнем промышленного развития страны и уровнем развития сельского хозяйства, устранение, которое является абсолютно необходимым для дальнейших быстрых темпов социалистического строительства. С другой стороны, есть громадная программа о 7-8 миллиардах пудов хлеба, которая решит вопрос о зажиточности деревни и об устранении противоречий между городом и деревней. Эта программа в значительной мере делает большой шаг вперед и имеет огромное значение с точки зрения оборонной для Советского Союза в смысле создания запасов хлеба.
Рыков говорил о том, что ему известно о программе право-троцкистского центра, что должна разворачиваться подрывная работа.
Вышинский. Меня интересует вопрос, почему Рыков счел нужным по этому вопросу говорить с вами?
Гринько. Я с Рыковым говорил, что когда я устанавливал связь украинских организаций, мы неизбежно должны были затронуть все главные политические вопросы. У нас получился обмен мнений, который дал информацию. Моя вредительская работа в Наркомфине являлась последующим приложением к той общеполитической связи. С другой стороны, я когда-то работал в Наркомземе, был заместителем наркома, у меня была персональная связь. Для сельского хозяйства, для МТС, для колхозов и так далее огромное значение имеет весь механизм финансирования, и в связи с этими обстоятельствами Рыков вел со мной разговор, рассказывал мне о подрывных мероприятиях в сельском хозяйстве и направлял меня в этом отношении.
Вышинский. Подсудимый Гринько, а с Бухариным вам приходилось говорить?
Гринько. С Бухариным у меня был короткий разговор в Кремле относительно принципиальной основы подрывных мероприятий в области финансов, разговор об отрицательном отношении "право-троцкистского блока" к франко-советскому договору.
Вышинский. Бухарин не объяснял вам, почему он недоволен франко-советским договором?
Гринько. Я об этом скажу дальше. Затем на ходу, в коридорах был разговор вообще о допустимости вредительства как метода политической борьбы, потому что тут есть громадные экономические потери, но он указывал, что поскольку довлеет политика в данном случае, вредительство следует допустить, с другой стороны, установление более широких экономических связей с капиталистическим миром даст возможность наверстать те потери, которые будут.
Что касается франко-советского договора, то в право-троцкистском центре (у меня был разговор с Рыковым, с Бухариным), было довольно широко распространено отрицательное отношение к франко-советскому договору потому, что франко-советский договор был одним из тех этапов мирной политики Советской власти, который устранял или отдалял столкновение с агрессором, столкновение, на которое делал ставку "право-троцкистский блок"; расторжение франко-советского договора в целях развязывания возможностей для агрессора входило в программу "право-троцкистского блока".
Вышинский. Скажите более подробно о пораженческой линии "право-троцкистского блока".
Гринько. Те первые разговоры, которые мне приходилось вести с целым рядом руководящих людей "право-троцкистского блока", показали мне, что основная политическая ставка,-если говорить реально, а не вообще, - была на поражение Советского Союза в войне с агрессором, на компенсацию агрессора за счет окраинных территорий Советского Союза и на свержение Советского правительства на этом пути. Кроме того, о чем я уже показал, могу напомнить, например, что когда я рассказывал Рыкову некоторые подробности продажи КВЖД...
Вышинский. Не забудьте, что у нас будет еще закрытое заседание суда.
Гринько. Я не забываю. У нас произошел такой обмен репликами, в результате которого было ясно, что это - устранение одного из поводов к возможной войне с Японией, которая стоит в плане "право-троцкистского блока".
Вышинский. Значит, "право-троцкистский блок" ориентировался на войну?
Гринько. Да, на войну, на военное поражение Советского Союза и на содействие агрессора в захвате власти.
Вышинский. Ориентировка на военное поражение и содействие агрессора в захвате власти?
Гринько. Да.
Вышинский. Кроме Рыкова, вы еще с кем-нибудь разрабатывали план подобного рода преступлений?
Гринько. Из числа участников настоящего процесса?
Вышинский. Да, из числа сидящих здесь на скамье подсудимых.
Гринько. Из числа подсудимых по настоящему делу - не помню.
Вышинский. Значит, вы разговаривали об этом с Рыковым?
Гринько. Да, с Рыковым, а о франко-советском договоре с Бухариным.
Вышинский. С Розенгольцем?
Гринько. Связь с Розенгольцем дал мне Гамарник. Уже одно это обстоятельство говорит, что это связано с некоторыми военными троцкистскими планами, но с Розенгольцем у меня разговор был, главным образом, по тем мероприятиям, по той подрывной работе, которую он проводил в области внешней торговли.
Это является экономическим аспектом той же пораженческой позиции, поскольку Розенгольц проводил мероприятия, направленные в помощь агрессору за счет Советского Союза.
Вышинский. Одним словом, в преступной деятельности Розенгольца были те же пораженческие мотивы, что и в вашей деятельности?
Гринько. Они лежали в основе всего.
Вышинский. Так что можно сказать не только о Рыкове, Бухарине, но и о Розенгольце. Еще один, последний вопрос. Вам известно было о заговоре Тухачевского, от кого именно?
Гринько. От Гамарника.
Вышинский. А кто, кроме Рыкова, знал об этом заговоре из участников этого процесса, сидящих на скамье подсудимых?
Гринько. Знал Розенгольц.
Вышинский. А еще кто?
Гринько. Со слов Рыкова, знал об этом Бухарин.
Вышинский. А еще кто?
Гринько. Больше никто. Я не имел связи со всеми. Думаю, что знал Ягода...
Вышинский. Вы думаете или вам кто-нибудь говорил? Почему вы так прорицательно думаете?
Гринько. На основе тех общих разговоров о Ягоде, которые были у меня с Рыковым.
Вышинский. Понятно, вы говорите осторожно, чтобы не сказать лишнего.
Гринько. Вообще о Ягоде Рыков говорил больше намеками.
Вышинский. Таким образом, о заговоре Тухачевского и о связи "право-троцкистского блока" с заговорщической группой Тухачевского известно, кроме вас, Рыкову, Розенгольцу, Бухарину и, вы допускаете, Ягоде?
Гринько. Да и целому ряду других людей, которые не сидят сейчас на скамье подсудимых.
Вышинский. Я говорю о тех лицах, которые являются участниками данного процесса.
Больше у меня вопросов нет.
Гринько. Я хотел бы сказать два слова в заключение.
Председательствующий. Пожалуйста.
Гринько. Показание, которое я дал на предварительном следствии, я мог бы и должен квалифицировать, с одной стороны, как разоблачение меня, потому что показание мое было дано после ареста, но вместе с тем, в процессе дачи этих показаний, в процессе всего того, что я переживал в ходе предварительного следствия, эти мои показания явились одновременно и раскаянием. Я хотел бы подчеркнуть в заключение своих показаний, что я здесь отвечаю как разоблаченный, но вместе с тем и как раскаявшийся в своих преступлениях изменник родине.
Председательствующий. Объявляется перерыв на 20 минут.