Председательствующий. Садитесь, пожалуйста.
Подсудимый Бухарин, продолжайте ваши показания, только говорите поконкретнее.
Бухарин. Хорошо, слушаюсь.
Я закончил свое показание на том, что создалась организация преступного контрреволюционного заговора, в которую входили силы Енукидзе, Ягоды, организации в Кремле, НКВД, военной организации и силы московского гарнизона, которые входили под руководство заговорщиков военной группы, что само собой не исключало и использование других сил и кадров состава троцкистов и зиновьевцев. Тем более, что в самой военной группе, которая была непосредственным организатором сил и фактической организацией военного переворота, был уже сравнительно давно блок между правыми, троцкистами и зиновьевцами, которые, насколько мне память не изменяет, вошли в эту военную группу до того, как был организован контактный центр.
В период около XVII партсъезда, по инициативе Томского, возникла мысль о том, чтобы государственный переворот путем применения вооруженных контрреволюционных сил приурочить как раз к моменту XVII партийного съезда. По мысли Томского, составной частью этого переворота было чудовищное преступление-арестовать XVII партсъезда.
Эта мысль Томского подвергалась обсуждению, правда очень беглому, но против этой мысли со всех сторон раздавались возражения. Я боюсь ошибиться, но мне кажется, что было таким образом, что сперва это обсуждалось в правом центре, но так как там это было провалено, то вопрос этот обсуждался в так называемом контактном центре.
Пятаков против этой идеи высказался не по принципиальным соображениям, а по соображениям тактического порядка,-это вызвало бы исключительное возмущение среди масс. Словом, не по принципиальным соображениям высказывались против, а чисто по тактическим соображениям. Эта идея была отвергнута. Но уже одно то обстоятельство, что эта идея возникла и что подверглась обсуждению, достаточно ярко говорит о всей чудовищности, преступности подобной организации.
Должен сказать, что еще в гораздо более ранний период я лично давал поручения Семенову об организации террористических групп, причем докладывал об этом в нашем правом центре. Это было принято. Таким образом, я, более чем кто-либо другой из членов центра, ответственен за организацию террористических групп Семенова.
Я должен также остановиться на продолжении мысли, которой отчасти я уже касался, или фактов, о которых я упоминал,- блокировки с различными контрреволюционными силами, в частности и, в особенности с эсерами и меньшевиками. Что касается моей непосредственной практической деятельности в то время, а не только теоретически-установочной, то я должен по этому поводу показать, что через нескольких лиц я пытался устанавливать, и я сам лично, такого рода связь. Я давал также поручение эсеру Семенову, о котором речь шла третьего дня на допросе, - связаться с подпольными членами эсеровского ЦК, которые, если не ошибаюсь, находились тогда в ссылке (но это дело не меняет), и, следовательно, несу за это уже непосредственную, даже не только как член правого центра, но и непосредственно, в самом узком смысле слова, ответственность.
Во-вторых, я пытался установить связь с заграничными организациями и группами эсеров через некоего Членова. Это один из работников нашей дипломатической службы, который был мне известен еще с очень давних лет, еще по гимназическим временам, когда он был в социал-демократической организации тогдашних времен. Я это говорю не для того, чтобы в экскурс исторический пускаться, а для того, чтобы объяснить и показать, для чего я к нему, невзирая на конспиративность тогдашней работы, возымел такое доверие. И он пытался установить связь с ЦК эсеров, причем, когда он возвратился, то он не успел со мною переговорить на этот счет подробно, но я из этого разговора выяснил, примерно, следующее. Эсеры принципиальным согласием ответили на поддержание блока и контакта с правыми, троцкистами, зиновьевцами и прочими. Но они потребовали формальных гарантий, чуть ли не в письменной форме. Условия, которые они поставили, сводились к изменению крестьянской политики в духе кулацкой ориентации и затем к легализации партий эсеров и меньшевиков, из чего, само собой разумеется, вытекал и коалиционный состав того правительства, которое имеет возникнуть в случае успеха заговора.
Кроме того, непосредственно лично я во время своей последней заграничной поездки в 1936 году, после разговора с Рыковым, установил связь с меньшевиком Николаевским, который очень близок к руководящим кругам меньшевистской партии. Из разговора с Николаевским я выяснил, что он в курсе соглашений между правыми, зиновьевскими, каменевскими людьми и троцкистами. Что он вообще в курсе всевозможных дел, в том числе и рютинской платформы. То конкретное и новое, о чем шел между нами разговор, заключалось в том, что в случае провала центра правых, или контактного центра, или вообще верхушечной организации всего заговора, у него, Николаевского, будет договоренность с лидерами второго Интернационала о том, что они поднимают соответствующую кампанию в печати.
Кроме меня персонально, некоторые другие из крупных руководителей право-троцкистской организации (я в данном случае могу сказать о правых, о других у меня сведений нет) то же самое имели связи, устанавливали преступный контакт с представителями давно сложившихся контрреволюционных организаций. У Рыкова были связи через Николаевского с меньшевиками. Я позабыл сказать, что свидание с Николаевским мне облегчалось, и не только облегчалось, но и прикрывалось, тем обстоятельством, что по роду своей служебной командировки я должен был с этим Николаевским встречаться. Таким образом, у меня было вполне легальное прикрытие для того, чтобы вести контрреволюционные разговоры и устанавливать те или иные соглашения. Очень крупные связи были у Смирнова, так называемого Фомы, еще с давних времен. Они установились еще тогда, когда он был в Наркомземе, где, как известно, был целый ряд крупнейших деятелей эсеровского или около-эсеровского движения. Всем известно, что часть их прошла по вредительским процессам. И Смирнов точно также со своей стороны налаживал связи с эсерами.
Таким образом, не подлежит никакому сомнению-и я это вполне целиком и полностью признаю-что кроме блокировки с троцкистами, зиновьевцами, каменевцами, буржуазно-националистическими организациями, была еще совершенно непосредственная и реальная связь с эсерами и меньшевиками, чему непосредственным виновником в значительной мере был я сам, разумеется, в качестве руководителя центра правых. Речь шла в первую очередь об эсерах подпольных, которые оставались здесь, то есть о бывшем центральном комитете официальной партии эсеров и, во-вторых, о заграничной организации, которая, главным образом, сосредоточилась около такой фигуры, как Марк Вишняк,-бывший секретарь учредительного собрания.
После того как произошел большой разгром троцкистов и зиновьевцев в связи с убийством Сергея Мироновича Кирова, после этого...
Вышинский. Вы хотите переходить уже к другому периоду, а я хотел бы спросить по поводу эсеровских вопросов. Здесь Бессонов дал показания относительно его поездки в Прагу и свидания с Сергеем Масловым. Там была в разговоре Бессонова с Масловым ссылка на Бухарина и Рыкова. Бессонов говорил здесь, вы помните?
Бухарин. Мне казалось, он говорил о том, что он был информирован о подпольной деятельности Бухарина и Рыкова.
Вышинский. Вот я и хотел бы спросить предварительно Бессонова. Подсудимый Бессонов, вам говорил Маслов о том, что он в курсе подпольной деятельности Бухарина?
Бессонов. Он говорил, что он в курсе контрреволюционных взглядов правой оппозиции и их подпольной деятельности.
Вышинский. Подсудимый Бухарин, у вас была непосредственная связь с Масловым?
Бухарин. Нет.
Вышинский. Вам известно, кем был Маслов в Праге, что он был организатором контрреволюционной кулацкой партии, что он жил на средства иностранной разведки и на средства своих газет и журналов. Так, подсудимый Бессонов?
Бессонов. Совершенно верно.
Вышинский. Через кого он был информирован?
Бухарин. Мне это неизвестно, но я предполагаю, что это было сделано через оставшихся членов заграничного центрального комитета эсеров.
Вышинский. Вы были связаны с ЦК эсеров?
Бухарин. Через Членова с Раппопортом.
Вышинский. Эсером?
Бухарин. Этот Раппопорт был связан с Марком Вишняком.
Вышинский. И они были связаны?
Бухарин. Я не знаю, а могу предполагать. Вы знаете, что в эмиграции обычно имеют связь старые знакомые.
Вышинский. Значит, вы предполагаете, что о вашей подпольной деятельности Сергей Маслов был информирован через членов заграничного ЦК эсеровской организации или...
Бухарин. Или Раппопорта, или Вишняка.
Вышинский. А по линии Рыкова - через Николаевского?
Бухарин. Нет, это я не думаю.
Вышинский. Обвиняемый Рыков, вы не предполагаете, откуда Сергей Маслов получал информацию?
Рыков. У меня по этому вопросу никаких сведений и предположений нет.
Вышинский. Вы о своей подпольной деятельности сообщали меньшевикам, с которыми были связаны?
Рыков. Нет.
Вышинский. А как же?
Рыков. Они знали, что я веду работу против ЦК.
Вышинский. Откуда знали?
Рыков. От меня знали.
Вышинский. А вы говорили...
Рыков. Тут я понял, что речь идет о том, что определенная организация ведет работу, а какую работу...
Вышинский. Подпольную, антисоветскую работу. Они знали?
Рыков. В этой форме знали, а более конкретных вещей не знали.
Вышинский. И не было необходимости более конкретные вещи знать. Значит, можно предполагать, что в эмигрантском кругу, где вращался Николаевский, были сведения от него о вашей подпольной деятельности?
Рыков. По этому вопросу сказать ничего не могу.
Вышинский. Это не экспертиза, а выяснение тех связей, которые вы имели.
Рыков. Я о своих связях сказал. Вы спрашиваете, перешла ли эта связь к Маслову?
Вышинский. Понятно.
Рыков. Да.
Вышинский. Вы информировали о своей подпольной работе Николаевского?
Рыков. Да.
Вышинский. Можно установить, обвиняемый Бухарин, что из показаний Бессонова видно, что Маслов поддерживал контакт с правыми и был в курсе их контрреволюционной деятельности. Вы, как руководитель этой контрреволюционной организации, следовательно, также были в сфере этого контакта. Вы это подтверждаете?
Бухарин. Я не был в сфере этого контакта. Я был в сфере контакта с эсерами. Что они делали, я сведений не имею, но на ваш вопрос я высказываю предположение, по какой линии это могло быть.
Вышинский. По каким каналам это могло идти?
Бухарин. Да, по каналам, по которым это могло идти.
Вышинский. Подсудимый Бухарин, продолжайте.
Бухарин. Таким образом, я закончил на вопросе относительно состава "право-троцкистского блока", который, как это видно из всего, называется право-троцкистский центр, а на самом деле имеет гораздо более широкое содержание не только с точки зрения своих хвостов или своего окружения, но с точки зрения самого своего состава.
Вышинский. Говоря об этих связях вашего центра и вашего блока, вы не сказали о связях с иностранной разведкой и фашистскими кругами.
Бухарин. По этому поводу я ничего не имею показать.
Вышинский. Кроме того, что вы показали?
Бухарин. Да, кроме того, что я показал.
Вышинский. Дальше.
Бухарин. С приходом к власти фашистов в Германии среди верхушки контрреволюционных организаций начался обмен мнений относительно возможности использования иностранных государств в связи с военной ситуацией. Здесь я должен прямо сказать, а на суде я рассказываю то, что я именно помню, дело обстояло в этом важнейшем вопросе, который представляет очень крупный объект для суждения суда и для применения тех или иных санкций судебного порядка, дело обстояло таким образом, что у троцкистов с места в карьер речь шла относительно территориальных уступок, тогда как в общем и целом в сферах руководящих кругов правой контрреволюционной организации речь шла в первую очередь относительно концессий, торговых договоров, тарифов, цен, поставки сырья, горючего и тому подобного, одним словом -- различных уступок экономического содержания. Я заявил суду в самом начале своих показаний, что я, как один из руководителей контрреволюционного блока, а не как стрелочник, несу ответственность за совокупность решительно всего, что производилось этой организацией. Но, поскольку речь идет относительно конкретных вещей, мне кажется, что можно охарактеризовать дело таким образом, что ведущим началом в блоке, наиболее активным политическим началом в смысле остроты борьбы, в смысле далеко идущих преступных связей и прочего, -- все-таки была троцкистская часть. Опять-таки я говорю не для того, чтобы снять ответственность с правой части, потому что в данном случае с точки зрения криминологии не важно, кто первый сказал "а", кто повторил это "а", кто его раскрыл и его донес, но с точки зрения внутренней механики этого дела и с точки зрения выяснения личной роли Троцкого, который, к сожалению, вне пределов досягаемости отсюда, мне кажется, этот вопрос имеет известное значение и поэтому я осмеливаюсь здесь его подчеркнуть.
Летом 1934 года Радек мне сказал, что от Троцкого получены директивы, что Троцкий с немцами ведет переговоры, что Троцкий уже обещал немцам целый ряд территориальных уступок, в том числе Украину. Если мне память не изменяет, там же фигурировали территориальные уступки и Японии. Вообще, Троцкий вел себя в этих переговорах уже не только как заговорщик, который в будущем имеет надежду на то, чтобы путем вооруженного переворота стать у власти, но уже сам чувствует себя хозяином Советской земли, которую он хочет превратить из советской в несоветскую.
Должен сказать, что тогда, в ту пору, я Радеку возражал. Это Радек в своих показаниях подтверждает, точно также, как он подтверждал на очной ставке со мною, что я против этого возражал, что я считал необходимым, чтобы он, Радек, написал Троцкому, что Троцкий слишком далеко идет в этих переговорах, что он может скомпроментировать не только самого себя, но и всех своих союзников, в частности, нас, правых заговорщиков, и что это обеспечит нам, наверняка, провал. Мне казалось, что при развитии массового патриотизма, который не подлежит никакому сомнению, эта точка зрения Троцкого политически и тактически нецелесообразна с точки зрения самого заговорщического плана, и что здесь надо действовать гораздо более осторожно.
Вышинский. Кто сказал это?
Бухарин. Я говорил это. Я даже считал, что предварительные переговоры не нужны.
Вышинский. Чтобы не провалиться?
Бухарин. Нет, тут были и другие соображения...
Вышинский. Как вы только что сказали, вы тогда указывали, что это могло слишком далеко завести... Вы боялись провала?
Бухарин. Я говорю о провале не в смысле ареста, а в смысле провала всего дела.
Вышинский. Я тоже об этом говорю. Из осторожности, чтобы не провалить свое заговорщическое дело, вы высказывали такую точку зрения?
Бухарин. Тут надо перевернуть несколько...
Вышинский. Можете переворачивать как хотите... Это в каком году было?
Бухарин. Разговор с Радеком был летом 1934 года.
Вышинский. А разговор с Караханом был позже?
Бухарин. Был после его приезда в Москву, в 1935 году.
Вышинский. А этому разговору с Караханом предшествовал разговор с Енукидзе, или разговор с Енукидзе на эту тему был позже?
Бухарин. Первый разговор был с Томским.
Вышинский. Таким образом, в основе лежал разговор с Томским?
Бухарин. По этому поводу были три разговора.
Вышинский. Мы перейдем к этому позже. Продолжайте.
Бухарин. Должен ли я остановиться на внутренней стороне дела, на разговорах, которые имели место, или это неинтересно?
Вышинский. Смотря о чем были разговоры.
Бухарин. Конечно, не о погоде.
Вышинский. Говорите о ваших преступлениях.
Бухарин. Томский признавал возможным использование войны и предварительных соглашений с Германией. Тогда я выступил против этого со следующими аргументами. Я говорил, что, во-первых, если речь идет относительно вмешательства в той или иной форме Германии во время войны в помощь контрреволюционному перевороту, то, как всегда это бывает и так как она представляет собой довольно сильный военный и технический фактор,- она неизбежно положит ноги на стол и разорвет всякое предварительное соглашение, которое предварительно было бы заключено. Во-вторых, я выставлял тот аргумент, что, поскольку речь идет о военном перевороте, то, в силу самой логики вещей, будет необычайно велик удельный вес именно военной группы заговорщиков и, как всегда бывает в этих случаях, именно эта часть совокупных верхушечных контрреволюционных сил окажется в распоряжении больших материальных сил, а следовательно и политических, и что отсюда может возникнуть своеобразная бонапартистская опасность, а бонапартисты, я, в частности, имел в виду Тухачевского, первым делом расправятся со своими союзниками, так называемыми вдохновителями, по наполеоновскому образцу. Я всегда в разговорах называл Тухачевского "потенциальным Наполеончиком", а известно, как Наполеон расправлялся с так называемыми идеологами.
Вышинский. А вы считали себя идеологом?
Бухарин. В том числе - и идеологом контрреволюционного переворота и практиком. Вам, конечно, предпочтительнее сказать, что я считал себя шпионом, но я им себя не считал и не считаю.
Вышинский. Это было бы правильнее всего.
Бухарин. Это ваше мнение, а мое мнение другое.
Вышинский. Посмотрим, какое будет мнение суда. Скажите, как вы вели себя с Томским этот "идеологический" разговор или в другой раз, излагал ли вам Томский два варианта захвата власти?
Бухарин. У меня через несколько строк, как раз будет и об этом.
Вышинский. Я подожду.
Бухарин. Хорошо. Я хотел сказать, что после этих предварительных разговоров в 1935 году, я не знаю, какие факторы еще сыграли роль до принятия какого-нибудь решения со стороны правого центра и со стороны контактного центра, напирал ли на Томского Енукидзе, или военные круги, или Енукидзе, троцкисты и зиновьевцы вместе, -- но факт тот, что Карахан уехал без предварительного разговора с членами руководящего центра, за исключением Томского.
Вот теперь я хочу передать суду то, что сохранилось в моей памяти по поводу трех разговоров, которые имели место после приезда Карахана. Первый разговор был с Томским, второй разговор с Енукидзе и третий разговор с Караханом, который вносил некоторые детали и добавочный коэффициент в разговор.
Как я вспоминаю, мне рассказал Томский, что Карахан добился соглашения с Германией на более выгодных условиях, чем Троцкий.
Вышинский. Раньше всего скажите насчет Томского. Меня интересует ваша беседа с Томским по существу вашего плана осуществления государственного переворота, как вы называете, захвата власти. Когда был у вас разговор относительно того, чтобы открыть немцам фронт?
Бухарин. Я сейчас перейду к этому.
Вышинский. Нельзя ли коснуться, как вы собирались с Томским открывать немцам фронт в случае войны?
Бухарин. Я об этом скажу несколько позже.
Вышинский. Вы не хотите говорить о том, что интересует сейчас следствие?
Бухарин. Я скажу относительно этого фронта.
Вышинский. Я ставлю третий раз вопрос. Когда у вас был разговор относительно того, чтобы открыть немцам фронт?
Бухарин. Когда я спросил Томского, как он мыслит механику переворота, он ответил, что это дело военной организации, которая должна открыть фронт.
Вышинский. Значит, Томский собирался открыть фронт?
Бухарин. Он этого не сказал.
Вышинский. Да или нет?
Бухарин. Я сказал, как же мыслится механика этого вмешательства.
Вышинский. Чьего вмешательства?
Бухарин. Некоторых иностранных государств.
Вышинский. Как мыслится, он сказал?
Бухарин. Томский сказал.
Вышинский. Томский сказал - открыть фронт?
Бухарин. Я скажу точно.
Вышинский. Что он сказал?
Бухарин. Томский сказал, что это дело военной организации, которая должна открыть фронт.
Вышинский. Почему она должна открывать фронт?
Бухарин. Он этого не сказал.
Вышинский. Почему она должна открыть фронт?
Бухарин. Она, с моей точки зрения, не должна была открыть фронт.
Вышинский. С точки зрения вашей организации?
Бухарин. С точки зрения нашей организации.
Вышинский. С точки зрения Томского, они должны были открыть фронт или нет?
Бухарин. С точки зрения Томского? Он во всяком случае не возражал против этой точки зрения.
Вышинский. Согласен был?
Бухарин. Если он не возражал, то на три четверти, вероятно, был согласен.
Вышинский. Одну четверть все-таки спрятал на запас?
Бухарин. Это я хочу только подчеркнуть.
Вышинский. Я вас спрашиваю. Отвечайте на вопрос.
Бухарин. Гражданин Прокурор, вы сказали, что каждое слово для суда очень важно.
Вышинский. Разрешите мне предъявить показания Бухарина том 5, листы дела 95-96: "Томский сказал мне, что обсуждалось два варианта: случай, когда новое правительство организуется во время мира", а значит заговорщики организуют во время мира новое правительство, и "случай, когда оно организуется во время войны, причем для последнего случая немцы требуют больших экономических уступок", уступки, о которых я уже говорил,- "и настаивают на территориальных уступках". Скажите, правильно это или нет?
Бухарин. Да, это все правильно.
Вышинский (читает дальше). "Я спросил Томского, как же мыслится в этой связи механика переворота? Он сказал, что это дело военной организации, которая должна будет открыть фронт немцам".
Бухарин. Да, правильно.
Вышинский. Томский был согласен с этим или несогласен?
Бухарин. Он сказал: "должны", но смысл этих слов не "золлен", а "мюссен".
Вышинский. Вы вашу филологию оставьте. Должен по-русски-это значит должен.
Бухарин. Это значит, что в военных кругах была мысль о том, что в этом случае эти военные круги...
Вышинский. Нет, не мысль, а они должны были. Значит...
Бухарин. Нет, не значит.
Вышинский. Значит, не должны были открывать фронт?
Бухарин. То есть с чьей точки зрения? Томский говорил о том, что ему говорили военные, что говорил Енукидзе.
Вышинский. А вы что показывали?
Бухарин. Я очень хорошо знаю свои показания.
Вышинский. "Томский сказал, что переворот совершить-это дело военной организации, которая должна будет открыть фронт немцам". Ясен вопрос?
Бухарин. Я сказал, я спросил Томского: "А как же мыслится механика этого вмешательства", он сказал: "Это дело военной организации, которая должна открыть фронт немцам". На это я ему сказал, что...
Вышинский. Дальше не надо еще. Должны были открыть фронт. Значит, предполагали открыть фронт немцам?
Бухарин. Да.
Вышинский. В чьих кругах?
Бухарин. В кругах военной организации.
Вышинский. Томский согласен был с этим?
Бухарин. Он этого прямо не сказал.
Вышинский. На три четверти он был согласен?
Бухарин. Я вам говорю, что из того, что он сказал, вытекало, что он с этим, вероятно, согласен.
Вышинский. А когда он вам сказал это, вы возражали?
Бухарин. Я возражал.
Вышинский. А почему вы не написали, что "я возражаю"?
Бухарин. Тут уже дальше написано.
Вышинский. А дальше тут написано совсем другое.
Бухарин. Это и значит, что я возражаю.
Вышинский. Дальше написано так: "На это я сказал ему, что в таком случае...". В каком случае?
Бухарин. В случае открытия фронта.
Вышинский. Правильно. "В таком случае целесообразно отдать под суд виновников поражения на фронте. Это даст нам возможность увлечь за собой массы, играя патриотическими лозунгами".
Бухарин. Но позвольте, я вам это объясню, если разрешите.
Вышинский. Сейчас. Будем разбираться по порядку. Это есть ваше возражение?
Бухарин. Да.
Вышинский. Так вы ему и сказали: "Открывать фронт нельзя"?
Бухарин. Правильно.
Вышинский. А где это написано?
Бухарин. Это не написано, но это само собой разумеется.
Вышинский. А что значит играть патриотическими лозунгами?
Бухарин. Это не значит тут "играть" в одиозном смысле...
Вышинский. "Должен" - не в том смысле, "играть" - тоже не в том смысле.
Бухарин. "Должен" имеет в русском языке два значения.
Вышинский. А мы хотим иметь здесь одно значение.
Бухарин. Вам угодно так, а я с этим имею право не соглашаться. Известно, что в немецком языке "золлен" и "мюссен" имеют два значения...
Вышинский. Вы привыкли говорить на немецком языке, а мы говорим на советском языке.
Бухарин. Немецкий язык сам по себе не одиозен.
Вышинский. Вы продолжаете говорить на немецком языке, вы уже привыкли с немцами вести переговоры на их языке, а здесь мы говорим на русском языке. Когда Томский сообщил вам, что нужно открыть немцам фронт, то, если бы вы возражали, то надо было бы сказать так:
"Я возражал, я сказал, что я на такое предательство, на такую измену не пойду". Вы это сказали?
Бухарин. Нет, не сказал. Но если я говорю, что нужно сделать...
Вышинский. Играть патриотическими лозунгами, то есть отыграться, изобразить так, как будто кто-то изменил, а мы-патриоты...
Бухарин. Это не совсем так, потому что в других местах моих показаний, и в том числе на очной ставке с Радеком и во время всех разговоров с Радеком, я Радеку возражал, говорил, что Томский не понимает...
Вышинский. Обвиняемый Бухарин, то, что вы здесь применили иезуитский способ, вероломный способ, свидетельствует и дальнейшее. Позвольте огласить дальше: "Я имел в виду, что этим самым, то есть осуждением виновников поражения, можно будет добиться, избавиться попутно от тревожившей меня бонапартистской опасности".
Бухарин. Да, совершенно верно.
Вышинский. Так вот как вы "возражали" против открытия фронта.
Бухарин. Одна задача нисколько не мешает другой.
Вышинский. Одна задача-открытие фронта...
Бухарин. Нет, не открытие фронта.
Вышинский. Отдать под суд виновников поражения на фронте, сыграть на патриотических лозунгах и выйти сухими из воды.
Бухарин. Другая совсем ориентация.
Вышинский. Вот такой был разговор с Томским. Правильно записано здесь?
Бухарин. Правильно, конечно, но вы не все прочли.
Вышинский. Я прочел три абзаца, они правильно записаны?
Бухарин. Три абзаца совершенно правильно.
Вышинский. С Енукидзе по этому поводу говорили?
Бухарин. С Енукидзе говорил.
Вышинский. С Караханом говорили?
Бухарин. Говорил.
Вышинский. Что говорили по этому поводу Енукидзе и Карахан?
Бухарин. Енукидзе...
Вышинский. В общем подтвердил это?
Бухарин. В общем подтвердил. Информировали Томского и Карахан, и Енукидзе.
Вышинский. То есть?
Бухарин. Они подтвердили, во-первых, что Карахан заключил договор с немцами на условиях уступок экономических и территориальных, на что Карахан ответа не дал, заявив, что это дело должно быть обсуждено. В том числе есть и формула относительно выделения союзных республик. В-третьих, относительно договоров.
Вышинский. В-третьих, об открытии фронта?
Бухарин. В-третьих, относительно договоров СССР с Чехословакией и Францией о взаимной помощи.
Вышинский. У вас договор был с ними?
Бухарин. Я передаю то, что говорил Томский о том, что передавал Карахан. Так он говорил. Немцы требовали разрыва этих договоров.
Вышинский. Кого с кем?
Бухарин. Нового правительства.
Вышинский. Вы думали, что вы уже - правительство?
Бухарин. Не мы думали, а Карахан говорил на случай...
Вышинский. Была санкция?
Бухарин. Потом не возражали, значит санкционировали.
Вышинский. Значит, думали, что вы действуете, как правительство?
Бухарин. Смысл договора...
Вышинский. Тогда вы разрываете союз с Чехословакией.
Бухарин. Вы не дали мне договорить. А Карахан ответил на этот вопрос утвердительно. Мы рассчитывали, что немцев надуем и это требование не выполним.
Вышинский. Значит, все у вас тут построено было на надувательстве, а рассчитывали вас надуть?
Бухарин. Это всегда так бывает.
Вышинский. Использовать вас, а потом выбросить на свалку.
Бухарин. Правильно.
Вышинский. В общем, проиграли и вы, и они.
Бухарин. К счастью, это так.
Вышинский. К нашему счастью, это так. А с Караханом вы говорили об открытии фронта?
Бухарин. Карахан сказал, что немцы требовали военного союза с Германией.
Вышинский. А для союзника ворота закрыты?
Бухарин. На это Карахан мне ответил.
Вышинский. Для союзника ворота закрыты?
Бухарин. Нет.
Вышинский. Значит, открыть ворота?
Бухарин. Простите, союза еще никакого не было.
Вышинский. Предположение, планы были.
Бухарин. Вот сейчас Советский Союз находится в союзе с Францией, но это не значит, что он открывает советские границы.
Вышинский. У вас что было?
Бухарин. Ничего не было, были словесные планы.
Вышинский. Вы не хотите признать, что вы были инициатором открытия фронта, в случае нападения немцев?
Бухарин. Нет. А Рыков утверждает это потому, что это теперь совершенно ясно...
Вышинский. А Рыков подтверждает, что Бухарин был инициатором этой мысли. Подсудимый Рыков, правильно это?
Рыков. Об открытии фронта я впервые услышал со слов Бухарина.
Бухарин. И это верно. Но это не значит, что я был инициатором. Это было после разговора с Томским.
Вышинский (обращается к Рыкову). Бухарин возражал против этого?
Рыков. В моем присутствии не возражал.
Вышинский. Садитесь (обращается к Бухарину). Продолжайте рассказывать. Вопрос об открытии фронта я считаю выясненным. У меня больше вопросов нет.
Бухарин. Я позабыл сказать и отметить. Когда Троцкий вел переговоры с немцами, то правые уже были составной частью "право-троцкистского блока" и, следовательно, являлись соучастниками этих переговоров, несмотря даже на то, что Троцкий это делал по собственной инициативе, независимо от предварительного сговора.
В основном у меня, кажется, все.
Председательствующий. Товарищ Прокурор, подсудимый Бухарин кончил свои показания.
Вышинский. У меня вопросов нет.
Председательствующий. Товарищ Прокурор, теперь нужно разрешить вопрос о вызове свидетелей. Или сейчас переходить к допросу Бухарина о событиях 1918 года?
Вышинский. Я допросил.
Председательствующий. Надо выяснить вопрос, к какому часу вызвать свидетелей, или сейчас, или после перерыва.
Вышинский. Если свидетели доставлены, я просил бы вызвать их сейчас.