Вышинский. Позвольте спросить обвиняемого Крестинского и Рыкова.
Подсудимый Крестинский, подтверждаете ли вы показания обвиняемого Розенгольца?
Крестинский. Да, но есть некоторые сравнительно незначительные неточности.
Вышинский. В основном?
Крестинский. В основном, да. Но неточность заключается в том, что в 1933 году, в начале, у меня не было письма от Троцкого, от него, видимо, имел письмо Радек.
Вышинский. А о письме на имя Радека вы знали?
Крестинский. От Радека я знал.
Вышинский. Он показывал?
Крестинский. Нет, он рассказывал.
Вышинский. Значит, вы знали?
Крестинский. Да, я знал. Но письма я начал получать после меранского свидания и разговаривал с Тухачевским не в 1933, а в 1934 году.
Вышинский. Подсудимый Крестинский, скажите, в 1936 году вы говорили Розенгольцу о том, что Тухачевский медлит с контрреволюционным выступлением?
Крестинский. Говорил, но тут, по-моему, иначе было.
Вышинский. Говорили на эту тему или нет?
Крестинский. Да. Дело в том, что в 1933 году Троцкий разговаривал со мной в Меране, он подробно развивал пораженческую теорию.
Вышинский. Вы об этом потом скажете, а вы скажите, в части показаний, которые суд слышал от обвиняемого Розенгольца, который говорил, что в 1936 году Рыков нервничал и говорил, что Тухачевский назначает срок осуществления своего преступного плана - восстания, и оттягивает. Об этом сказал Розенгольц, говорил и Крестинский. Я спрашиваю, правда это?
Крестинский. Это не так, потому что с самого начала с Тухачевским было обусловлено, по поручению Троцкого, что выступление будет увязываться с войной. В конце 1936 года вопрос был поставлен одновременно и Троцким за границей в письме Радеку, и Тухачевским самим о том, чтобы ускорить переворот и чтобы этого не увязывать с началом войны.
Вышинский. То есть, выступать, не дожидаясь войны?
Крестинский. Да.
Вышинский. То есть, ускорить войну, то есть поторопиться?
Крестинский. Да.
Вышинский. Значит, Тухачевский торопил?
Крестинский. В конце 1936 года Тухачевский стал торопить.
Вышинский. А вы в это время торопили его?
Крестинский. Я с ним согласился.
Вышинский. Торопили или нет?
Крестинскнй. Я не торопил, но соглашался.
Вышинский. Значит, вы считали, что надо ускорить контрреволюционное выступление, то есть поторопиться. Если держались такой точки зрения, значит, торопили?
Крестинский. Да, но в более поздний период.
Вышинский. В конце 1936 года? Мне важно знать, что вами овладевало нетерпение, нетерпеж, ускорения Тухачевским восстания и об этом вы заявили Розенгольцу.
Крестинский. Да, в 1936 году.
Вышинский. Значит, он правильно говорит?
Крестинский. Это было в ноябре месяце 1936 года.
Вышинский. Но ноябрь 1936 года, это 1936 год?
Крестинский. Да.
Вышинский. Позвольте спросить обвиняемого Рыкова.
Обвиняемый Рыков, правильно ли излагает вопрос обвиняемый Розенгольц?
Рыков. Относительно Тухачевского?
Вышинский. Вы с Тухачевским разговаривали?
Рыков. С Тухачевским? Нет.
Вышинский. С Розенгольцем разговаривали?
Рыков. С Розенгольцем я разговаривал раза два.
Вышинский. Относительно того, что вы торопили и говорили, что Тухачевского надо торопить?
Рыков. Нет, этого не было.
Вышинский. Обвиняемый Розенгольц, где у вас происходила встреча?
Розенгольц. Встреча с Алексеем Ивановичем Рыковым была в кулуарах Совнаркома, и я твердо помню, что такой разговор был.
Вышинский. Был?
Рыков. Я тоже твердо помню, что такого разговора не было.
Вышинский. А о выступлениях, предполагавшихся Тухачевским, вам было известно?
Рыков. Я вчера сообщал, что существовала военная группа, связанная с переворотом и заговором.
Вышинский. А сегодня это подтверждаете?
Рыков. Да.
Вышинский. Вы только не припомните такого разговора с Розенгольцем, но сам факт остается фактом?
Рыков. Да.
Вышинский. Но с существовавшей заговорщической группой вы были в связи?
Рыков. Я был в связи через Томского и Енукидзе.
Вышинский. Через Томского и Енукидзе?
Рыков. Совершенно правильно.
Вышинский (к Розенгольцу). Вы припоминаете, что Крестинский и Рыков говорили на эту тему?
Розенгольц. Да.
Вышинский. Как вы реагировали на арест Пятакова в этом плане?
Розенгольц. Уже после суда над Пятаковым пришло письмо от Троцкого, в котором ставился вопрос о необходимости максимального форсирования военного переворота Тухачевским. В связи с этим было совещание у меня на квартире.
Вышинский. А что это за письмо было, нельзя ли подробнее узнать?
Розенгольц. Там Троцким ставилось несколько вопросов. Прежде всего указывалось, что если будут медлить, то произойдет то, что по частям будут разгромлены все контрреволюционные силы. Поэтому, поскольку уже значительный разгром кадров произведен, необходимо ряд возможных акций максимально ускорить.
Вышинский. Например?
Розенгольц. Главным образом ставилось два вопроса: первый вопрос - относительно того, чтобы в ответ на приговор по делу Пятакова ответить террористическими актами.
Вышинский. То есть на приговор суда?
Розенгольц. В ответ на приговор суда о расстреле Пятакова ставился вопрос об организации террористических актов.
Вышинский. В отношении кого?
Розенгольц. В отношении руководителей партии и правительства и вопрос в отношении максимального формирования военного переворота.
Вышинский. Больше ничего в этом письме не содержалось?
Розенгольц. Ставился вопрос о большей активности моей и Крестинского.
Вышинский. А не содержалось ли в этом письме мнения Троцкого о поведении на суде Пятакова? Не припоминаете ли вы, что в этом письме Троцкий давал оценку поведения на суде Пятакова, сознавшегося в своих преступлениях?
Розенгольц. Я точно не припоминаю этого момента. Здесь мне наиболее запомнились два момента, о которых я говорил: относительно активного момента в предложении Троцкого об ответе террористическими актами и вопрос относительно ускорения военного переворота.
Вышинский. Это два вопроса по существу о преступной деятельности, а третий вопрос по отношению тактики. (К суду). Разрешите спросить обвиняемого Крестинского.
Обвиняемый Крестинский, вы не припоминаете, что Троцкий писал в этом письме?
Крестинский. В одном из писем, полученных в первой четверти 1937 года по линии Аркадия Павловича...
Вышинский. Что значит по линии Аркадия Павловича?
Крестинский. Через его заграничную связь.
Вышинский. Через Розенгольца?
Крестинский. Да. У меня связь после отъезда Бессонова и его ареста оборвалась. В этом письме было негодование Троцкого по поводу поведения Пятакова. Было предложение о том, чтобы в дальнейшем, если такой случай будет, так себя не вести.
Вышинский. А как себя вести?
Крестинский. Не признавать свою вину.
Вышинский. Это еще тогда было указание Троцкого?
Крестинский. Было. Это была в письме как бы деталь, незначительная часть, это не рассматривалось как нечто актуальное, но этому было посвящено несколько предложений.
Вышинский. На предварительном следствии вы так показывали (т. 3, л. д. 72): "Второе письмо... В этом письме Троцкий резко критиковал позицию Пятакова на процессе и предлагал, в случае дальнейших арестов, не признавать себя виновными и не давать показания". Правильно это?
Крестинский. Да.
Вышинский. Так и было?
Крестинский. Да.
Вышинский. Может быть ваше поведение на суде два дня тому назад тоже было продиктовано вот этой директивой?
Крестинский. Нет.
Вышинский. Но эту директиву Троцкого вы помнили?
Крестинский. Помнил, но не этим было продиктовано мое поведение. Это было увязано с теми моментами, о которых я указал вчера.
Вышинский. Вы когда были арестованы?
Крестинский. В конце мая.
Вышинский. А когда вы признали себя виновным на предварительном следствии?
Крестинский. В основном преступлении, которое мне было наиболее тяжело признать, именно о связи моей с немецкой разведкой и с генералом Сектом, я сделал через неделю, на первом допросе.
Вышинский. А неделю отрицали?
Крестинский. К концу первого допроса я признался.
Вышинский. Не потому ли отрицали свою вину, что хотели выполнить директиву Троцкого?
Крестинский. Нет, я просто надеялся, что мне поверят и что...
Вышинский. Что вам удастся обмануть.
Крестинский. Что мне удастся обмануть, что мне удастся тем самым спастись.
Вышинский. Но не удалось!
Крестинский. Не удалось.
Вышинский. Подсудимый Розенгольц, продолжайте.
Розенгольц. Момент, на котором я остановился, это совещание, которое было с Тухачевским. Оно было в конце марта. Крестинский на очной ставке внес поправку, что оно было в начале апреля, но это разногласие несущественное. Было совещание с Тухачевским,
Вышинский. Где было это совещание?
Розенгольц. У меня на квартире.
Вышинский. У вас на квартире совещание с кем?
Розенгольц. С Тухачевским и с Крестинским.
Вышинский. Когда было совещание, дайте точную дату.
Розенгольц. Это было в конце марта 1937 года.
Вышинский. Дальше.
Розенгольц. На этом совещании Тухачевский сообщил, что он твердо рассчитывает на возможность переворота, и указывал срок, полагая, что до 15 мая, в первой половине мая, ему удастся этот военный переворот осуществить.
Вышинский. В чем заключался план этого контрреволюционного выступления?
Розенгольц. Тут у Тухачевского был ряд вариантов. Один из вариантов, на который он наиболее сильно рассчитывал, это - возможность для группы военных, его сторонников, собраться у него на квартире по каким-нибудь предлогом, проникнуть в Кремль, захватить кремлевскую телефонную станцию и убить руководителей партии и правительства.
Вышинский. Это был его план или был ваш общий план?
Розенгольц. Мы этот план его не обсуждали. Он просто сообщи нам его, как один из вариантов, на который он возлагает большие надежды.
Вышинский. А вы предоставляли уже ему действовать?
Розенгольц. Ну, понятно. Мы не могли входить в эти вопросы.
Вышинский. А почему он посвящал вас в этот план?
Розенгольц. Поскольку мы вообще ставили вопрос о военном пере вороте.
Вышинский. Как руководители этого выступления?
Розенгольц. Да, да.
Вышинский. Этого заговора?
Розенгольц. Да, да.
Вышинский. Позвольте Крестинского сейчас спросить (к Крестинскому). Вы подтверждаете это?
Крестинский. Да, подтверждаю. Совещание это было у Розенгольца. Это было в начале апреля. Мы на этом совещании говорили уже о аресте Ягоды и исходили из этого ареста, как из факта. Об арест! Ягоды я узнал 2-3 апреля. Значит, это было в апреле месяце.
Вышинский. Вы были также осведомлены об участии Ягоды в заговоре?
Крестинский. Да, я об этом уже говорил вчера.
Вышинский. Садитесь.
Обвиняемый Розенгольц, продолжайте.
Розенгольц. Тут же встал вопрос о террористическом акте. Мыс Крестинским обсуждали вопрос о возможном террористическом акте в отношении Председателя Совнаркома Молотова.
Вышинский. Обвиняемый Крестинский, обсуждали вы вопрос о террористическом акте против Вячеслава Михайловича Молотова?
Крестинский. Мы обсуждали с ним вопрос иначе - в более широком разрезе...
Вышинский. Этот вопрос стоял у вас?
Крестинский. Мы с ним говорили вообще о необходимости восстановить террористическую деятельность троцкистов, прервавшуюся после смерти Пятакова, и на эту тему мы говорили с Розенгольцем и Гамарником, говорили о необходимости террористических актов против руководителей партии и правительства.
Вышинский. Против кого именно?
Крестинский. Имелись в виду Сталин, Молотов и Каганович, но специально террористического акта в отношении Молотова в деталях не обсуждали.
Вышинский. Меня не интересуют детали. Был у вас разговор о подготовлявшемся террористическом акте против товарища Молотова?
Крестинский. Не о подготовлявшемся, а о необходимости подготовить.
Вышинский. Итак, вы говорили о необходимости подготовить террористический акт для того, чтобы его совершить?
Крестинский. Да, конечно.
Вышинский. Садитесь. Обвиняемый Розенгольц, продолжайте.
Розенгольц. Теперь - в отношении отдельных крупнейших отраслей этих преступлений и преступной деятельности...
Вышинский. Позвольте поставить один вопрос предварительно. После ареста Ягоды Крестинский не высказывал ли вам своих требований об ускорении вооруженного восстания?
Розенгольц. Он высказывал это все время и в течение 1936 года, и в течение 1937 года.
Вышинский. А после ареста Ягоды?
Розенгольц. Я так точно не помню даты ареста, когда это было, но, во всяком случае, это должно было совпадать, потому что этот вопрос он ставил и в марте, и в апреле стоял этот вопрос.
Вышинский. Мне интересно знать-роль Крестинского в вашем заговоре была достаточно активной или нет?
Розенгольц. Об ускорении переворота Крестинский совершенно отчетливо ставил вопрос.
Вышинский. Одно дело отчетливо ставить вопрос, другое дело- направлять это дело, торопить, организовывать, настаивать на осуществлении плана заговора.
Розенгольц. Все переговоры с Тухачевским вел Крестинский, за исключением одного совещания, которое было у меня.
Вышинский. Насколько я понимаю, по вашей концепции так выходило, что основная ваша надежда в этом преступном замысле была на группу Тухачевского. Так это?
Розенгольц. Да.
Вышинский. С этой группой прямую и непосредственную связь держал кто?
Розенгольц. Крестинский.
Вышинский. Следовательно, он в известной мере как член блока организует деятельность этой группы. Так я понимаю?
Розенгольц. Понятно.
Вышинский. Следовательно, ему в этом деле принадлежит одна из ведущих ролей?
Розенгольц. Он все время торопил Тухачевского...
Вышинский. И когда вы на предварительном следствии говорили, что Крестинский после ареста Ягоды или даже раньше-после ареста Пятакова-особенно остро ставил вопрос перед Тухачевским, то это так и было в действительности? Это характеризует энергию, какую развивал тогда Крестинский в этом вопросе?
Розенгольц. Я не хочу и не имею оснований специально выделять Крестинского...
Вышинский. Вы-нет, а у меня есть основания. Я вас спрашиваю, как человека, который вместе с Крестинским организовывал этот черный заговор.
Розенгольц. Крестинский, так же, как и я, считал необходимым ускорение этого переворота и торопил Тухачевского систематически.
Вышинский. Обвиняемый Крестинский, правильно ли, что вы си тематически торопили с переворотом Тухачевского?
Крестинский. Начиная с ноября 1936 года, я был решительны сторонником максимального ускорения этого переворота. Торопить Тухачевского не приходилось, ибо у него было такое же настроение и он сам поставил перед нами - перед правыми, передо мной, Розенгольцем и Рудзутаком-этот вопрос и просил нашего согласия на отделение этого выступления от военного нападения. Так что торопить его не приходилось. Наши настроения в вопросе о перевороте совпадали.
Вышинский (Розенгольцу). Розенгольц, почему вы утверждает что Крестинский систематически торопил Тухачевского с осуществлением этого переворота?
Розенгольц. Потому, что он сам информировал меня об этом, информировал о том, что он ведет переговоры в течение длительного времени, и что Тухачевский дает ему обещания, устанавливает срок, который не выдерживает.
Вышинский. Обвиняемый Крестинский, вы высказали мысль о необходимости ускорить этот акт?
Крестинский. До ноября 1936 года я не мог этого делать, потому что для всех нас было несомненным в то время, что это выступление не может произойти ранее нападения на Советский Союз иностранных государств. Но после этого у нас были совместные разговоры, и стоя вопрос о том, как ускорить это выступление. Это было в предела марта 1937 года. Со времени возвращения Тухачевского из отпуска и до конца марта я с ним несколько раз говорил на эту тему, а затем сообщил Розенгольцу, но не в такой форме, что Тухачевский назначил какой-то определенный срок и его не выдерживает, потому что срок никакого не было установлено. На квартире у Розенгольца разговор был более определенный. Тухачевский предполагал поехать в Лондон на коронацию английского короля, чтобы не вызывать никаких подо зрении. Но когда выяснилось, что эта поездка отменена, он сказал, что в первой половине мая он поднимет восстание.
Вышинский. Значит, Тухачевский заявил, что в первой половине мая он поднимет восстание?
Крестинский. Да, он это заявил.
Вышинский. Продолжайте, обвиняемый Розенгольц.
Розенгольц. Я хочу теперь коснуться преступного использование канала Наркомвнешторга в своей троцкистской деятельности.
Вышинский (Розенгольцу). Что вы скажете о ваших встречах с Гамарником?
Розенгольц. Я подтверждаю те показания, которые я давал на предварительном следствии.
Вышинский. Какие именно?
Розенгольц. Относительно Гамарника основным моментом является то, что Гамарник сообщил о своем предположении, по-видимому согласованном с Тухачевским, о возможности захвата здания Наркомвнудела во время военного переворота. Причем Гамарник предполагал, что это нападение осуществится какой-нибудь войсковой частью непосредственно под его руководством, полагая, что он в достаточной мере пользуется партийным, политическим авторитетом в войсковых частях. Он рассчитывал, что в этом деле ему должны помочь некоторые из командиров, особенно лихих. Помню, что он назвал фамилию Горбачева.
Вышинский. Значит, кроме того, что Тухачевский вас посвящал в план своего преступного заговора, вас также посвящал в этот план и Гамарник?
Розенгольц. Да.
Вышинский. Крестинский участвовал в этих разговорах с Гамарником в обсуждении этого плана?
Розенгольц. В этом разговоре он не участвовал.
Вышинский. А в другом случае?
Розенгольц. У меня были разговоры с Гамарником без Крестинского.
Вышинский. Крестинский не принимал участия?
Розенгольц. Нет.
Вышинский. А вам не известно - у Крестинского были такого рода переговоры с Гамарником?
Розенгольц. Эти разговоры с Гамарником, которые были у Крестинского, мне неизвестны.
Вышинский. Неизвестны? (К Крестинскому). Крестинский, что вы скажете по этому поводу?
Крестинский. У нас был один общий разговор с Гамарником и Аркадием Павловичем Розенгольцем, где обсуждался вопрос о терроре. Когда мы увидели, что это дело, с которым мы во времена Пятакова не были связаны, после его расстрела осталось беспризорным в наших троцкистских рядах, потому что этим делом никто не занимался, а вместе с тем было ясно, и Троцкий писал о необходимости террористических актов, тогда мы встретились втроем, чтобы переговорить относительно того, как быть. И в этом разговоре мы единодушно пришли к тому мнению, что из нас троих, в качестве людей, могущих за это дело взяться, мы с Розенгольцем не подходим, так как по роду нашей работы и наших связей мы не были связаны с теми группами членов партии и граждан, которые бы могли взять на себя задачу по подготовке и совершению террористических актов.
Вышинский. Словом, это дело взял на себя Гамарник?
Крестинский. Да. И после этого мы уже с ним - ни Розенгольц, ни я - не говорили конкретно о том, что он делает, а он нам говорил, что это у него идет, что он подбирает кадры, подбирает группы
Розенгольц. Относительно использования каналов связи по внешней торговле для преступных троцкистских целей. Я бы мог назвать, Иван Никитич Смирнов в свое время использовал внешнюю торгов. Я знал, что Гольцман работал по внешней торговле, затем Герцберг, работал такой в Берлине и имел связь с Троцким, потом Биркенгоф поддерживал связь с Троцким, с Гавеном. В более позднее время-это Краевский и Шостак. Но основная связь осуществлялась через Наркоминдел, поскольку в руках Крестинского была почта.
Вышинский. Значит, дипломатическая почта использовалась?
Розенгольц. Да, использовали дипломатическую почту и тех лиц, которые имели дипломатический паспорт, так что свободно мог перевозить все, что им надо.
Вышинский. Продолжайте.
Розенгольц. Преступно была использована внешняя торговля в с ношении использования и расхищения средств для финансирован троцкистского движения. Не касаясь целого ряда, может быть, незначительных операций, назову два наиболее крупных примера. Первое, это операции, которые осуществлял Краевский в размере до 300 тыс. долларов, которые были переданы троцкистской организации или Троцкому непосредственно.
Вышинский. В распоряжение Троцкого?
Розенгольц. Да.
Вышинский. Краевским?
Розенгольц. Да.
Вышинский. По вашему поручению?
Розенгольц. Да. Осуществлялось это через соответствующие фирмы путем использования Седова в качестве комиссионера, затем это финансирование было организовано также мною лично, когда я вошел в соглашение с одним официальным лицом в Москве при заключен договора.
Вышинский. С каким официальным лицом?
Розенгольц. С представителем одного из государств.
Вышинский. Одного из иностранных государств?
Розенгольц. Да. Относительно соглашения, по которому, примерно около 110 тысяч долларов ежегодно, в течение трех лет, должен был получать Троцкий.
Вышинский. Так что финансирование Троцкого было вами налажено регулярно и как следует?
Розенгольц. Да.
Вышинский. Это более крупное, а по мелочам? Например, в 1933 году было передано в распоряжение Троцкого 2 тысячи фунтов стерлингов?
Розенгольц. Это помимо меня, но с моего ведома, конечно, я говорю это не к тому, чтобы себя выгородить, но для точности.
Вышинский. Это по линии внешней торговли, а вы были тогда...
Розенгольц. Я был наркомом внешней торговли и с моей санкции и с ведома...
Вышинский. Значит, вами. Значит, 2 тысячи фунтов стерлинг передано. Это тоже крупная сумма, но перед 110 тысячами долларов - это мелочь. А в 1934 году 15 тысяч фунтов стерлингов тоже было передано Троцкому?
Розенгольц. Да, да.
Выщинский. 15 тысяч фунтов стерлингов-это не фунт изюму, это 15 тысяч фунтов стерлингов.
Розенгольц. Да, 15 тысяч фунтов, потом еще один раз 10 тысяч фунтов.
Вышинский. 15 тысяч, потом 10 тысяч, потом 2 тысячи, набирается уже 27 тысяч фунтов стерлингов.
Розенгольц. И еще 20 тысяч марок.
Вышинский. Значит, деньги все-таки приличные?
Розенгольц. Да, да, я назвал с самого начала только две, наиболее крупные суммы.
Вышинский. Я понимаю. К этому еще добавить 300 тысяч долларов. За какой срок?
Розенгольц. Это с 1933 года.
Вышинский. С 1933 года?
Розенгольц. Да, да. По Экспортлесу 300 тысяч.
Вышинский. По Экспортлесу-это особо. Дальше еще что вы имеете показать?
Розенгольц. Теперь я хотел отметить еще, что в более ранние годы - в 1923 году - в связи с имевшимся у меня деловым контактом...
Вышинский. С кем?
Розенгольц. С немецкими военными кругами, Троцкий предложил передать Секту сведения о советских военно-воздушных силах.
Вышинский. И вы передали?
Розенгольц. Да, я эти сведения передал.
Вышинский. Кроме денег Троцкому, вы еще передали шпионские сведения Секту?
Розенгольц. Да, да, это было в 1923 году,
Вышинский. И позже, потом?
Розенгольц. Начиная с 1931 года передавались сведения о заказах по внешней торговле.
Вышинский. Секретные, государственные?
Розенгольц. Да.
Вышинский. В течение долгого срока вы обслуживали, таким образом, иностранную разведку?
Розенгольц. Эти сведения были с 1931 года до 1935 и 1936 годов.
Вышинский. А в 1937 году?
Розенгольц. Не было.
Вышинский. Почему?
Розенгольц. Я говорю просто, какая картина была.
Вышинский. Но почему такая картина? Почему в 1937 году вы ничего не передавали?
Розенгольц. Не было встреч.
Вышинский. Не было случая подходящего?
Розеигольц. Да, не было случая.
Вышинский. А в 1923 году вы передали генералу Секту шпионские сведения по поручению Троцкого?
Розенгольц. Да, да.
Вышинский. Вам неизвестно, еще кто-либо другой передавал - аналогичные сведения Секту в то время?
Розенгольц. Я знал, что у Крестинского была какая-то нелегальные связь с рейхсвером.
Вышинский. Когда вы об этом знали?
Розенгольц. Примерно, в этот же период и позже несколько, затрудняюсь сказать, но характера этой связи не знаю.
Вышинский. О характере этой связи, может быть, скажет обвиняемый Крестинский.
Обвиняемый Крестинский, о какой связи с рейхсвером говорит Розенгольц?
Крестинский. В 1921 году Троцкий предложил мне, воспользовавшись встречей с Сектом, при официальных переговорах предложить ему, Секту, чтобы он оказывал Троцкому систематическую денежную субсидию для разворачивания нелегальной троцкистской работы, причем предупредил меня, что если Сект попросит в качестве контртребования оказание ему услуг в области шпионской деятельности, то на это нужно и можно пойти. О том разговоре, который был у меня с Троцким при даче мне поручений, об этом я буду говорить потом. Я поставил этот вопрос перед Сектом, назвал сумму 250 тысяч марок золотом, то есть 60 тысяч долларов в год. Генерал Сект, поговоривши со своим заместителем, начальником штаба, дал принципиальное согласие и поставил в виде контртребования, чтобы Троцкий в Москве или через меня передавал ему, хотя бы и не систематически некоторые секретные и серьезные сведения военного характера. Кроме того, чтобы ему оказывалось содействие в выдаче виз некоторым нужным им людям, которых бы они посылали на территорию Советского Союза в качестве разведчиков. Это контртребование генерала Секта было принято и, начиная с 1923 года, этот договор стал приводиться в исполнение.
Вышинский. Вы передавали шпионские сведения?
Крестинский. По-моему, не я, но мы - русские троцкисты. Но были случаи, когда эти сведения передавал непосредственно я генералу Секту.
Вышинский. Вы лично передавали?
Крестинский. Да, мне приходилось также получать пару раз деньги.
Вышинский. От кого приходилось вам получать деньги?
Крестинский. От генерала Секта.
Вышинский. Где?
Крестинский. У него в служебном кабинете. Я передавал деньги непосредственно Троцкому, когда ездил в Москву.
Вышинский. Лично?
Крестинский. Да, не привлекая к этому никого.
Вышинский. Переговоры с Сектом начались с какого года?
Крестинский. Это было весной и летом 1922 года. В обвинительном акте сказано в 1921 году. Это обстоятельство не имеет большого значения, но эта первая встреча официального характера, которую Троцкий предложил использовать, произошла зимой с 1921 года на 1922 год.
Вышинский. Эта встреча уже была использована?
Крестинский. Узнавши об этих встречах, Троцкий предложил использовать последнюю встречу, которая происходила в конце весны или лета 1922 года. Это не имеет значения с точки зрения моего обвинения.
Вышинский. Уже зимой 1921-1922 года, то есть начиная с 1921 года, вы установили связь с рейхсвером в лице генерала Секта?
Крестинский. Связь преступного характера была установлена с 1922 года.
Вышинский. Вы вначале организовали связь, а потом?
Крестинский. А потом она переросла в преступную связь.
Вышинский. Значит, перешла в преступную связь?
Крестинский. Да, с 1922 года - в преступную связь.
Вышинский. Садитесь. Значит, вы, Розенгольц, с 1923 года уже связались с германской разведкой?
Розенгольц. С Сектом непосредственно.
Вышинский. Вы это разделяете?
Розенгольц. Я просто для уточнения.
Вышинский. Значит, вы, подсудимый Розенгольц, с 1923 года начали передавать шпионские сведения иностранным государствам?
Розенгольц. Правильно.
Вышинский. Продолжайте дальше.
Розенгольц. Я должен также сообщить, хотя об этом я показывал на предварительном следствии, о том, что мной в 1926 году были даны сведения Фарбману - английскому журналисту, который в то же время являлся троцкистом. Эти сведения касались внешней политики СССР. После этого в период 1932-1935 годов давал сведения приезжавшему от его имени редактору англо-русского журнала Тальботу о заказах по внешней торговле.
Теперь относительно вредительства. Я хочу отметить, что это вредительство ставило задачей помощь Германии, главным образом, и частично Японии.
Из наиболее крупных актов этого вредительства, которое, понятно, является одновременно и изменнической деятельностью, я назову заключение нефтяного договора с Германией, назову факт экспорта золотоотходов в Германию, в то время как рациональнее было бы их перерабатывать в Советском Союзе. Далее, экспорт цинковых концентратов. Авансовый экспорт, затем экспорт чугуна в Японию по удешевленным ценам и в значительном количестве в тот период, когда на рынке была острая нужда в чугуне, выдача фрахтовых ордеров с задержкой, что вызвало переплату, заключение ряда невыгодных условий в договорах, в частности, формулировку пункта о форс-мажоре. Также задержка экспорта в Монголию, Западный Китай.
Особенно нужно отметить вредительство, вытекающее из задачи на поражение,-это задержка оборонного импорта.
Вышинский. Об этом вы более подробно расскажете в закрытом заседании. Я думаю, что сейчас не следует касаться этого вопроса.
Розенгольц. Вот, собственно, все основное.
Председательствующий. Есть у вас вопросы к обвиняемому, товарищ Прокурор?
Вышинский. Нет.
Председательствующий. Садитесь, пожалуйста.