Утреннее заседание 4 марта 1938 года
ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ:
Армвоенюрист В. В. Ульрих, Председатель Военной Коллегии Верховного Суда Союза ССР
СЕКРЕТАРЬ:
Военный юрист 1-го ранга А. А. Батнер
Комендант суда. Суд идет, прошу встать.
Председательствующий. Садитесь, пожалуйста. Заседание продолжается. Переходим к допросу подсудимого Шаранговича.
Подсудимый Шарангович, вы подтверждаете ваши показания, данные на предварительном следствии?
Шарангович.Полностью подтверждаю. Я хочу рассказать суду полностью, откровенно о своих изменнических и предательских преступлениях. Прошу предоставить мне возможность сделать это в том плане, который я наметил.
Председательствующий (к Прокурору). Подсудимый просит изложить все связно.
Вышинский. Это его право.
Председательствующий (к Шаранговичу). Остановитесь на основных этапах вашей преступной деятельности.
Шарангович. Изменником родины я стал в августе 1921 года и был им до ареста. В августе 1921 года, после заключения мира с Польшей, я возвращался из польской тюрьмы в порядке обмена, как заложник, с группой осужденных. Я остановился в Варшаве. В Варшаве нас вызывали поочередно в советское посольство, чтобы выяснить лицо каждого из нас. В советском посольстве работал тогда,-я не знаю точно, какую он занимал официальную должность, - некто Вноровский.
Вышинский. Как его звали?
Шарангович. Его имени и отчества я не знаю. С этим Вноровским я имел три разговора. Я не хочу... Не то, что не хочу, а считаю, что нет надобности излагать подробности этих разговоров, но суть их заключается в том, что Вноровский заявил мне, что поляки не хотят меня выпускать и что они смогут это сделать только в том случае, если я дам согласие работать в польской разведке. Я это согласие дал, и после этого польской разведкой и был переброшен в Советский Союз.
По прибытии в Минск этим же Вноровским я был связан с ответственным резидентом польской разведки Богуцким, который занимал тогда ответственный пост в Белоруссии. Длинных разговоров с Богуцким я не имел, да и дополнительной вербовки меня не требовалось, потому что Богуцкий о всех разговорах Вноровского со мною и о моем согласии знал хорошо от Вноровского. Поэтому мы условились с ним, Богуцким, и он мне сказал тогда, что если потребуются какие-нибудь конкретные услуги потом или задания, которые нужно будет дать, - он мне скажет. Однако я от Богуцкого конкретных заданий в течение года или двух лет не получал. Богуцкий уехал из Белоруссии в 1923 году и перед отъездом связал меня с ответственным польским резидентом, занимавшим тогда в Белоруссии тоже довольно ответственное положение, - Славинским. Причем Славинский, конечно, все эти подробности и насчет вербовки меня Вноровским, и насчет договоренности, которая существовала с Богуцким, знал хорошо.
От Славинского я уже получил задание. Я сейчас, конечно, не помню конкретно всех этих заданий. Я тогда работал в Белоруссии с половины 1923 года и до половины 1924 года старшим помощником Прокурора Республики. Через меня проходило много дел, шпионских и других дел, более важных. По заданию Славинского я информировал его о сущности этих дел и о лицах, проходящих по ним.
Потом я в конце 1924 года перешел на работу в профсоюзы, и поэтому это задание Славинского по этому вопросу оборвалось. В профсоюзах я не получал никаких заданий от Славинского. В 1925 году Славинский уехал из Белоруссии. В самом начале 1926 года я уехал из Белоруссии в Сибирь, и у меня связи с польской разведкой временно оборвались. Оставался я, конечно, агентом польской разведки, но конкретно каких-нибудь заданий я не получал.
Возобновилась у меня эта связь - и более активная, чем предыдущая, - в конце 1932 года или в начале 1933 года, конкретно с консулом одного из иностранных государств, граничащих с Белоруссией. Это было уже после того, когда я вступил в национал-фашистскую антисоветскую организацию в Белоруссии.
Было это так: ко мне обратился некто Жебровский, который тогда занимал пост третьего секретаря ЦК Компартии Белоруссии, но с ним разговор я имел, собственно говоря, зондирующий. Более ясный разговор по этому поводу я имел с Бенеком, который работал в Белоруссии народным комиссаром земледелия. Бенек предложил мне от имени этого консула следующее: что хотя этот консул и имеет уже достаточно тесную связь с рядом людей, входящих в руководство национал-фашистской организацией в Белоруссии, в том числе и с ним, с Бенеком, однако он хочет установить и со мной эту связь, имея в виду, что я нахожусь на партийной работе.
Собственно говоря, я должен сказать, что для вербовки меня тогда каких-нибудь или больших уговоров делать не было надобности, потому что я тогда уже был одним из руководителей национал-фашистской организации Белоруссии, потому что я тогда уже знал относительно тесной связи других руководителей национал-фашистских организаций в Белоруссии с поляками, так - Голодед, Червяков и тот же Бенек. Вообще все прошлые моменты и моя связь с поляками привели меня, как говорится, в это лоно без всяких уговоров.
В это время я передал через Бенека содержание некоторых решений ЦК ВКП(б), относящихся к Белоруссии. Потом дал информацию о шоссейных дорогах, о сети партийных ячеек и по ряду политических вопросов. Но дело, конечно, заключается не только в том, что я передавал, и не только в моих личных связях, а дело, главным образом, - в том, что уже к тому периоду наша национал-фашистская организация, одним из руководителей которой я был, была по существу тесно связана с польским генеральным штабом. Вот об этом я хочу более полно рассказать после того, как я изложу вопросы, связанные с национал-фашистской организацией.
В национал-фашистскую организацию я был завербован Голодедом и Чернышевичем в начале 1932 года. Я не буду говорить об обстоятельствах связей, о том, что меня побудило вступить в эту организацию, потому что то, что я уже рассказывал, это само за себя говорит. Я находился в этой национал-фашистской организации, а это было тем, к чему я стремился. Об обстоятельствах вербовки или вовлечения, мне кажется, вряд ли здесь нужно говорить.
Когда я вступил в национал-фашистскую организацию, это было, видимо, в марте или в конце февраля, меня...
Вышинский. Какого года?
Шарангович. 1932 года. Голодед подробно информировал меня о составе этой организации и о том, что эта национал-фашистская организация связана с московским центром правых, получает от него директивы, персонально от Рыкова и Бухарина. Основные цели национал-фашистской организации в Белоруссии Голодед коротко формулировал так: свержение Советской власти и восстановление капитализма, отторжение Белоруссии от Советского Союза в случае войны с фашистскими государствами.
Что же касается методов и средств, то сюда входили: вредительство, диверсия, террор.
Я должен подчеркнуть, что уже тогда меня Голодед информировал об этих установках московского центра правых, получавшихся от Рыкова и Бухарина.
Особенно Голодедом была подчеркнута необходимость установления, в целях осуществления этих задач, тесной связи с польским генеральным штабом. Да, собственно, это совершенно ясно вытекало из этих целей, которые ставятся.
Я не скажу, что мы, все эти установки принимая, выполняя и руководствуясь ими, что мы были, в том числе я, младенцами и не понимали сущности их и, так сказать, не сознавали всей серьезности изменнических преступных целей, методов и средств, о которых я говорю, но, однако, я должен констатировать, что такие установки были. Я должен тут же попутно, если можно так сказать, развить относительно того, почему мы называли себя национал-фашистами. Дело в том, что и основной состав центра, и основные кадры были националистические. Конечно, и в центре и кадры были правые и троцкистские, но между ними нельзя сделать какую-нибудь грань или Даже говорить, если хотите, о блоке, потому что, если взять любого из нас, основных руководителей этого центра, то они были и правые и, в первую очередь, националисты. Если взять, например, таких людей, как Жебровский, который был активным троцкистом, то он более резко по всем вопросам, связанным с целями и задачами, выступал, чем мы. Если взять Гикало, который был правым, но он не менее резко, чем мы, был настроен по вопросам националистическим, соглашаясь с теми целями, которые мы ставили перед собою.
Поэтому я должен сказать, что, по существу, там были националисты основной группой, собирающей вокруг себя все кадры и силы для борьбы с Советской властью, для свержения Советской власти. Я должен сказать, что у нас связь с московским центром правых была не теоретическая и формальная, и не в порядке даже какого-либо локального блока. В этом направлении мы и получали систематические директивы и инструктировались московским центром правых. Я это хочу подтвердить рядом фактов.
В ноябре 1932 года в Москву ездили Голо дед и Червяков. Они встречались с Рыковым и Бухариным, причем я должен сказать, что, насколько мне известно. Червяков был связан с Рыковым еще с 1928 года, а Голодед - с 1930 года. Помню, после поездки Голодеда и Червякова в 1932 году в Москву, когда они возвратились, у нас было в Минске совещание центра нашей организации в полном составе, где они и информировали нас. Информация эта сводилась к тому, что и Рыков, и Бухарин подтверждали все свои прежние установки для нашей организации, выразив недовольство слабой деятельностью нашей организации. Там же, в Москве был дан ряд конкретных установок, в первую очередь, по вопросам вредительской, диверсионной деятельности и, во-вторых, - относительно усиления и установления более тесной связи с польским генеральным штабом. Голодед и Червяков потом систематически встречались с Рыковым и Бухариным.
Кроме этих связей, о которых я уже сказал, у меня лично были установлены связи сначала с Сулимовым, по-моему, в октябре 1932 года, когда он приезжал в Белоруссию в качестве уполномоченного ЦК ВКП(б) и СНК СССР по отгрузке картошки. Я уже тогда с Сулимовым имел подробный разговор. Он сводился к тому, что Сулимов информировал меня о том, что я уже знал от Голодеда и Червякова; я ему также рассказал относительно кадров, относительно того, что делает наша организация. Больше у меня встреч с Сулимовым не было. Но весной 1933 года я связался с Антиповым.
Первую встречу с Антиповым мне устроил Голодед у него же в кабинете. В этой встрече с Антиповым он сначала интересовался относительно деятельности нашей организации, подтверждал те установки, о которых я уже знал. В этом разговоре с Антиповым я поставил перед ним некоторые вопросы, причем поставил я эти вопросы не с точки зрения того, что я с ним был не согласен или мне требовались разъяснения какие-нибудь особые, а с точки зрения подтверждения их от самого Антипова, потому что когда устраивались эти разговоры, Голодед сказал о том, что он является руководителем параллельной группы правых.
Во время этого разговора я поставил перед Антиповым вопрос о том, как он смотрит на такую откровенную резкую установку о связи с польским генеральным штабом. На это мне Антипов заявил следующее: видите ли, если мы ставим перед собой вопрос свержения Советской власти, если мы ставим перед собой вопрос поражения Советского Союза в случае войны с фашистскими государствами, если мы ставим перед собой задачу отторжения Белоруссии, - то как же не использовать и не пойти на сговор с такой реальной силой, какой является фашистская Польша.
Второй вопрос, который я поставил перед Антиповым, был вопрос об отторжении Белоруссии и создании, так сказать, под протекторатом Польши буржуазного Белорусского государства. Мы, конечно, понимали все, что значит этот протекторат, потому что это отнюдь не являлось для нас теоретической формулой. Это значило отдать под ярмо польских помещиков и капиталистов Советскую Белоруссию, применяя все те средства, которыми мы тогда уже располагали. На это мне Антипов ответил, что эта формула дает возможность лучше сколачивать все националистические и антисоветские кадры и, во-вторых, этой формулой мы одновременно приманиваем, если можно так сказать, польский генеральный штаб. Вот это была наша первая встреча. Надо сказать, что Антипов в 1933 году довольно часто наезжал в Белоруссию потому, что он был председателем комиссии по чистке белорусской партийной организации.
При второй встрече с Антиповым присутствовали: Голодед, Червяков, Гикало и я. Встреча происходила на даче под Минском. Антипов, выслушав информацию о преступной и подрывной деятельности нашей организации, опять-таки потребовал от нас активизации, особенно в вопросах вредительства и диверсии, в вопросах организации террористических групп и в вопросах о связи с польским генеральным штабом.
Вышинский. Расскажите конкретно о вашей преступной деятельности в области вредительства.
Шарангович. Я к этому подойду.
Вышинский. Вы подходите к этому очень долго, а меня это, главным образом, интересует. Возьмите конкретно ваше вредительство. Позже мы подойдем и к вашим шпионским связям. Сейчас расскажите, пожалуйста, о вашей преступной деятельности по части вредительства, какие задачи перед вами стояли, как выполнялись эти задачи и так далее?
Шарангович. Мы ставили перед собой задачу - наиболее широко развернуть вредительство во всех областях народного хозяйства.
Вышинский. В каких целях?
Шарангович. В целях подготовки поражения СССР в целях создания недовольства населения в стране.
Вышинский. В целях провокационных?
Шарангович. Конечно. В целях подрыва обороноспособности. Я, конкретно, по распределению ролей, которое у нас было, занимался вредительством в сельском хозяйстве.
Вышинский. О распределении ролей мы сейчас не будем говорить. Вы мне вот что скажите. Вот эти задачи подрыва мощи Белорусской республики, ослабления обороноспособности, подготовки условий более благоприятных для нападения со стороны врагов - вот эти задачи вашей белорусской группой были поставлены самостоятельно или эти задачи были перед ней кем-нибудь поставлены?
Шарангович. Эти задачи были поставлены и сформулированы в общей постановке вредительства, но и в конкретной постановке московского центра правых, Рыкова и Бухарина.
Вышинский. И еще кем они были поставлены?
Шарангович. И польской разведкой.
Вышинский. Значит, вы работали одновременно и под руководством центра правых, и под руководством польской разведки?
Шарангович. Правильно.
Вышинский. В чем выразилась конкретно ваша преступная деятельность?
Шарангович. Я занимался вредительством, главным образом, в области сельского хозяйства. В 1932 году мы, и я лично, в этой области развернули большую вредительскую работу. Первое -- по срыву темпов коллективизации.
Вышинский. Вы какую должность тогда занимали?
Шарангович. Я был вторым секретарем Центрального Комитета Компартии Белоруссии.
Вышинский. Так что возможности у вас были большие?
Шарангович. Конечно. Я лично давал вредительские установки ряду работников...
Вышинский. Своим сообщникам?
Шарангович. Да, сообщникам. Мы организовали выходы из колхозов. Затем мы запутывали посевные площади. Суть этого дела заключалась в том, что мы давали одним районам такие посевные площади, которые они не могли освоить; другим районам, имевшим большие площади для посева, наоборот, давали уменьшенные задания. Кроме того, мы организовали срыв хлебозаготовок. В 1932 году это было проведено таким образом. Сначала наша национал-фашистская организация приняла все меры к тому, чтобы хлебозаготовки шли плохо. То есть срывали их. Потом, когда было вынесено специальное решение Центрального Комитета ВКП(б) о ходе хлебозаготовок в Белоруссии, то наша организация, боясь провалами возможного разоблачения, приняла срочные меры к тому, чтобы хлебозаготовки несколько подтянуть.
Я должен также сказать, что в 1932 году была нами распространена чума среди свиней, в результате чего был большой падеж свиней, причем это делалось таким образом, что прививку чумы свиньям делали вредительски.
Вышинский. По вашим лично указаниям?
Шарангович. Да, здесь были и мои лично указания.
Вышинский. Меня интересует ваша преступная деятельность.
Шарангович. Я повторяю: были и мои указания, и других. Наряду с этим мы проводили организацию совхозов в Республике за счет земель колхозников и единоличников.
Вышинский. С нарушением интересов колхозников и единоличников?
Шарангович. Конечно, да.
Вышинский. В каких целях?
Шарангович. Во вредительских целях, преступных целях создания недовольства.
Вышинский. Провокационных целях?
Шарангович. Позднее несколько по линии сельского хозяйства была проведена нами вредительская работа в области наделения колхозников приусадебными участками.
Я должен особо остановиться на вопросе относительно единоличников, потому что это связано с планами нашей национал-фашистской организации. В Белоруссии к этому периоду еще насчитывалось около 100000 единоличников. Нами была дана установка, что раз единоличник не идет в колхоз, то он является врагом Советской власти. Это было нами сделано в провокационных целях. К единоличникам, сопротивляющимся коллективизации, мы, исходя из своих провокационных установок, применяли такие налоговые мероприятия, которые создавали среди единоличников недовольство и повстанческие настроения.
Вышинский. Вы не припоминаете Лепельского дела?
Шарангович. Я это все и связываю с Лепельским делом. Лепельское дело, если можно так выразиться, было просто эпизодом в цепи нашей подрывной работы.
Вышинский. Значит, Лепельское дело это был результат вашей нарочито преступной, провокационной деятельности?
Шарангович. Совершенно правильно.
Вышинский. В чем это выразилось конкретно?
Шарангович. В Лепельском деле вредительство выразилось в том, что там нажим на единоличников был особенно силен. Потом ЦК ВКП(б) принял соответствующие меры для исправления того, что было нами проделано, и положение изменилось. Настроение у единоличников, у той части, которая была спровоцирована, резко улучшилось. Но я повторяю, что Лепельское дело было одним из эпизодов, потому что подобные факты более резко проявлялись в других районах.
Вышинский. И все это было по вашим непосредственным указаниям?
Шарангович. Совершенно правильно. Дальше, по сельскому хозяйству, я хочу сказать относительно нашей диверсии в области коневодства. В 1936 году в Белоруссии была нами широко распространена анемия. Это проводилось нами с целью, так как конь в Белоруссии играет огромное оборонное значение. Мы стремились подорвать эту сильную базу в случае, если она понадобится в связи с войной.
Вследствие этой меры пало, насколько я помню сейчас, около 30 тысяч лошадей. Я должен сказать, что эту меру относительно лошадей мы провели не только по своей инициативе.
Вышинский. А еще по чьей?
Шарангович. Мы имели прямую установку из московского центра правых. Дальше, в области сельского хозяйства была нами проведена вредительская работа, следствием которой в пограничных районах экономические показатели были худшие, чем в тыловых районах. Вот, собственно, основное.
Вышинский. А в области промышленности?
Шарангович. В области промышленности вредительство охватило такие объекты, как торф. Торф как топливная база для энергетики Белоруссии имеет очень большое значение, и поэтому подрыв этой топливной базы вел к подрыву всех отраслей промышленности.
Энергетика. Здесь, главным образом, внимание концентрировалось в отношении Белгрэса, который снабжает промышленность Витебска, Орши, Могилева. Здесь топливо не подвозилось своевременно. Тормозилось строительство. Конкретно беру Кричевский цементный завод, Оршанский льнокомбинат, Могилевский труболитейный завод...
Вышинский. И так далее.
Шарангович. Да. И целый ряд еще вредительств, которые шли по линии промышленности. Дальше, говоря о вредительстве, я должен остановиться на культурном фронте, потому что наша национал-фашистская организация придавала этому участку особое значение в условиях национальной республики. На этом участке работало значительное количество участников нашей национал-фашистской организации и, кроме того, там было достаточное количество таких людей, если не участников, то таких, которых и привлекать было легче и через которых легче было эту работу проводить. Это вредительство проводилось в целях компрометации национальной политики партии и Советской власти. Здесь вредительство шло и по линии школ, по линии писательских организаций, и театра.
Вышинский. Словом, по всем линиям культурного фронта, где только можно было вредить?
Шараигович. Совершенно правильно.
Вышинский. Значит, подытоживая вашу преступную вредительскую деятельность, можно сказать, что ни одна отрасль социалистического строительства не осталась вне вашей вредительской деятельности?
Шарангович. Совершенно правильно.
Вышинский. В сельском хозяйстве борьба против коллективизации, беззакония в отношении единоличников с провокационной целью вызвать недовольство среди населения, запутывание посевных площадей в тех же целях...
Шарангович. Правильно.
Вышинский. Срыв совхозного строительства за счет совершенно нерациональных, бесхозяйственных и беззаконных мероприятий, направленных и против совхозов, и против единоличников?
Шарангович. Правильно.
Вышинский. Срыв хлебозаготовок всякого рода опять-таки незаконными мероприятиями?
Шарангович. Правильно.
Вышинский. Целая система таких мероприятий. Затем истребление скотопоголовья, так что ли? Шарангович. Правильно.
Вышинский. Сознательное заражение скота чумой, эпизоотия чумы, удар по коню?
Шарангович. Правильно.
Вышинский. Удар по коню с целью развалить и сельское хозяйство и подорвать обороноспособность страны?
Шарангович. Правильно.
Вышинский. Наконец, торфяная промышленность, срываете развитие энергетики и энергетического хозяйства?
Шарангович. Правильно. Правильно.
Вышинский. Весь культурный фронт, как могли и где могли, сея национальную рознь, разжигая шовинистические настроения и срывая, таким образом, осуществление, проведение в жизнь ленинско-сталинской национальной политики?
Шарангович. Правильно.
Вышинский. И это все делалось вами, как руководителем организации, по прямым указаниям центра правых, как части блока, и польской разведки...
Шарангович. Совершенно правильно.
Вышинский, ...агентом которой вы были с 1920 года?
Шарангович. С 1921 года.
Вышинский. В материалах следствия есть данные, что с 1920 года, но это не играет большой роли. Вы, следовательно, появились в СССР уже в качестве польского шпиона?
Шарангович. Да.
Вышинский. И этим польским шпионом продолжали оставаться долгие годы?
Шарангович. До дня ареста.
Вышинский. Значит, 1922, 1923, 1924, 1925, словом, все годы, 16-17 лет?
Шарангович. Совершенно правильно. Были перерывы, но это не меняет положения.
Вышинский. Перерывы, независящие от вас, случайные?
Шарангович. Конечно. Можно продолжать?
Теперь относительно террора. Мы имели установку относительно террора.
Вышинский. От кого?
Шарангович. От московского центра правых.
Вышинский. Непосредственно от кого?
Шарангович. От Рыкова.
Вышинский. Непосредственно или через кого-нибудь?
Шарангович. Я знал от Голодеда, Антипова, Червякова.
Вышинский. Лично с Рыковым не приходилось встречаться?
Шарангович. Нет. Мы, в том числе и я, в 1932 году приняли эту террористическую установку.
Вышинский. Вообще, вы как, теорией интересовались или больше практикой?
Шарангович. Я думаю, что для такой преступной работы, которую я проводил...
Вышинский. И в вашем положении шпиона польской разведки?
Шарангович. Да, моей организации, которую я возглавлял, вообще никакой теории не нужно. Какая теория нужна для таких головорезов, простите, как мы. Подумаешь, большая теория нужна для того, чтобы...
Вышинский. Выполнять задания какой-нибудь разведки. Я это напоминаю вам для того, чтобы вы не ударились в область теории, с чего вы начали. Давайте ближе к практике.
Шарангович. Далее мы приняли и проводили как практическую задачу террор: мы создавали террористические группы, подготовляли террористические акты, в первую очередь подготовляли террористический акт в 1936 году против Ворошилова, когда он приезжал в Белоруссию на маневры. Тогда были нами созданы две террористические группы, но этот террористический акт нам не удалось совершить. Кроме этого, подготовляли террористические акты и против других руководителей партии и Советского правительства. Наряду с этим здесь, в Москве, нами была создана группа, которая находилась в связи с белорусской национал-фашистской организацией и существовала на случай необходимости проведения террористического акта в Москве.
Вышинский. С вами была связана?
Шарангович. Непосредственно?
Вышинский. Как с руководителем организации?
Шарангович. Нет.
Вышинский. Откуда же вам известно, что такая группа в Москве была?
Шарангович. Мне известно об этом было от Голодеда и Волковича.
Вышинский. Ну, одним из руководителей этой организации были вы?
Шарангович. В тот период...
Вышинский. Эта группа существовала в тот период, когда вы были одним из руководителей национал-фашистской группы в Белоруссии?
Шарангович. Я тогда в центр непосредственно не входил.
Вышинский. Входили или не входили, я не об этом спрашиваю. Арестованы вы в какой должности?
Шарангович. В должности первого секретаря.
Вышинский. Вы были одним из руководителей фашистской группы в Белоруссии, которая являлась частью "право-троцкистского антисоветского блока"?
Шарангович. Когда в 1936 году подготавливался этот террористический акт, я там не был.
Вышинский. А когда вы там были?
Шарангович. В Белоруссию я приехал в марте месяце 1937 года.
Вышинский. Значит, в 1937 году вы были в Белоруссии?
Шарангович. Да.
Вышинский. И руководили этой подпольной антисоветской провокаторской работой?
Шарангович. Совершенно правильно.
Вышинский. И эта группа существовала до последнего момента?
Шарангович. Да.
Вышинский. И вы знали об этом от Голодеда и Волковича?
Шарангович. Да.
Вышинский. Как соучастник?
Шарангович. Совершенно правильно.
Вышинский. Следовательно, эта группа действовала с вашего ведома?
Шарангович. Совершенно правильно.
Вышинский. А так как вы были руководителем, то можно сказать, что и под вашим руководством?
Шарангович. Совершенно правильно.
Вышинский. Вот об этом я и говорю. Продолжайте.
Шарангович. Кроме этих двух террористических актов, о которых я говорил, была в этой области развернута большая работа и создан целый ряд террористических групп.
Вышинский. Подытожим кратко, в чем вы себя признаете виновным по настоящему делу?
Шарангович. Во-первых, что я изменник родины.
Вышинский. Старый польский шпион.
Шарангович. Во-вторых, я заговорщик.
Вышинский. Заговорщик.
Шарангович. В-третьих, что я непосредственно проводил вредительство.
Вышинский. Нет. В-третьих, вы непосредственно один из главных руководителей национал-фашистской группы в Белоруссии и один из активных участников "право-троцкистского антисоветского блока".
Шарангович. Правильно.
Потом, - что я лично проводил вредительство.
Вышинский. Диверсии.
Шарангович. Правильно.
Председательствующий. Организатор террористических актов против руководителей партии и правительства?
Шарангович. Верно.
Председательствующий. И все это совершал в целях?..
Шарангович. И все это совершал в целях свержения Советской власти, в целях победы фашизма, в целях поражения Советского Союза в случае войны с фашистскими государствами.
Председательствующий. Идя на расчленение СССР, отделение Белоруссии, превращение ее...
Шарангович. Превращение ее в капиталистическое государство под ярмом польских помещиков и капиталистов.
Председательствующий. В этом вы себя признаете полностью виновным?
Шарангович. Да, признаю.