Глава восьмая
31 мая 1918 года в "Правде", рядом с воззванием Совета Народных Комиссаров к казачеству, рядом с сообщением о борьбе с голодом, рядом с призывом организовать продовольственные рабочие отряды, был опубликован и следующий документ:
"Член Совета Народных Комиссаров, народный комиссар Иосиф Виссарионович Сталин назначается Советом Народных Комиссаров общим руководителем продовольственного дела на юге России, облеченным чрезвычайными правами. Местные и областные совнаркомы, совдепы, ревкомы, штабы и начальники отрядов, железнодорожные организации и начальники станций, организации торгового флота речного и морского, прчто-во-телеграфные и продовольственные организации, все комиссары и эмиссары обязываются исполнять распоряжения тов.Сталина.
Председатель Совета Народных Комиссаров
В. Ульянов (Ленин)".
Послать Сталина на юг было решено за несколько дней до этого. На заседании СНК 28 мая Ленин написал записку наркому труда А. Г. Шляпникову о необходимости его поездки на Кубань, "чтобы помочь выкачать оттуда хлеб". Тут же Ленин сообщил об этом намерении наркому продовольствия А. Д. Цюрупе и получил от него записку: "Сталин согласен ехать на Северный Кавказ. Посылайте его. Он знает местные условия".
Ленин ответил: "Я согласен вполне".
Полномочия, данные Сталину, были велики, и это вполне соответствовало важности и трудности предстоящего дела. Пожалуй, весной 1918 года в Советской России самой страшной угрозой стал "царь-голод". И не в переносном, а в самом прямом смысле. Как случилось, что страна, еще три года назад заваливавшая Европу хлебом, сливочным маслом и яйцами, вдруг оказалась на грани голода, причем именно "вдруг", то есть в одночасье?
Ну, естественно, были "объективные причины": война, революция, неизбежные в подобных случаях перебои в промышленности и на транспорте. Но не это главное. А суть в том, что Ленин, подталкиваемый Троцким, Бухариным и их единомышленниками, сразу порешил устроить на Руси "коммунизм". То есть, действуя строго "по Марксу", отменить деньги, рыночные отношения, уничтожить частную собственность и наладить "товарообмен" - по сути, снабжение людей по пайкам. За этими отвлеченными теориями скрывался и непосредственный политический смысл, о чем Ленин неоднократно высказывался с присущей ему прямотой и решительностью: поставить все население России в зависимость от новой власти, а "собственников", независимых, значит, граждан, лишить их собственности.
Крестьяне, составлявшие большинство населения страны, даром свой хлеб отдавать не собирались. Значит, надо отнять у них этот хлеб. Как? Ясно, вооруженной рукой.
И началось. Из крупных городов в сельские местности растеклись так называемые "продовольственные отряды". Составленные по неизбежности из всякого сброда, возглавляемые молодыми и жестокими фанатиками, они начали из деревень "выкачивать хлеб" (эти ленинские слова приведены чуть выше). "Выкачать" - яснее не скажешь.
А Сталин? Он не был зачинщиком таких мер. Не призывал, как Троцкий, Пятаков и Бухарин, к их сохранению и тем паче к ужесточению. Можно с уверенностью предположить: Сталин тогда всецело доверял Ленину как вождю революции, с его мнениями считался чрезвычайно, потому и волю его исполнял. Сам обладавший волей не меньшей, он проводил ленинские предписания неуклонно и предельно твердо.
29 мая он вызывает для переговоров Царицын: "У аппарата Сталин. Я назначен общим руководителем всего продовольственного дела всего Юга России, облечен неограниченными правами... Через два дня выезжаю в Царицын. Я хотел бы знать, где Серго, насколько обеспечена линия Царицын - Тихорецкая, какова сила внутренних контрреволюционных банд..." Далее в тексте имеется примечательная фраза: "Сообщаю, что у меня будут строго дисциплинированные отряды. Жду ответа..."
30 мая А. С. Якубов - председатель Чрезвычайного продовольственного бюро Юга России 1 ответил Сталину, что Орджоникидзе уехал в Тихорецкую и между Царицыном и этой станцией нет крупных контрреволюционных сил. Якубов просил привезти денег - 20 миллионов, и обязательно мелкими купюрами.
К поездке Сталин подготовился тщательно: был снаряжен целый поезд, в котором везли аппараты связи, аэропланы, два броневика, деньги и - 450 латышских стрелков и отборных, проверенных рабочих-красногвардейцев.
Утром следующего дня, в 8 часов 13 минут, в Москву, Кремль, Ленину вне очереди полетела телеграмма из Царицына. Приведем ее полностью, поскольку в ней одновременно кратко и ясно характеризуются и состояние дел, и обстановка в Царицыне, и, что главное, проявились решительность и твердость, с которой Сталин начинает исполнять порученное ему задание: "6-го прибыл в Царицын. Несмотря на неразбериху во всех сферах хозяйственной жизни, все же возможно навести порядок. В Царицыне, Астрахани, в Саратове монополия и твердые цены отменены Советами, идет вакханалия и спекуляция. Добился введения карточной системы и твердых цен в Царицыне. Того же надо добиться в Астрахани и Саратове, иначе через эти клапаны спекуляции утечет весь хлеб. Пусть ЦИК и Совнарком в свою очередь требуют от этих Советов отказа от спекуляции. Железнодорожный транспорт совершенно разрушен стараниями множества коллегий и ревкомов. Я принужден поставить специальных комиссаров, которые уже вводят порядок, несмотря на протесты коллегий. Комиссары открывают кучу паровозов в местах, о существовании которых коллегии не подозревают. Исследование показало, что в день можно пустить по линии Царицын - Поворино - Балашов - Козлов - Рязань - Москва восемь и более маршрутных поездов. Сейчас занят накоплением поездов в Царицыне. Через неделю объявим "Хлебную неделю" и пустим сразу около миллиона пудов со специальными сопровождающими из железнодорожников, о чем предварительно сообщу. В водном транспорте заминка из-за невыпуска пароходов Нижним Новгородом, в связи, должно быть, с чехослова-ками. Дайте распоряжение о немедленном выпуске пароходов к Царицыну".
На следующий день В. И. Ленин телеграфировал в Нижний Новгород: "Предлагается вам исполнять немедленно, беспрекословно все приказы и распоряжения чрезвычайного уполномоченного от Совнаркома наркома Сталина..." В тот же день в Царицын Ленин сообщал: "Получил две Ваши телеграммы. Послал телеграмму Главводу, которую Вы хотели".
Вечером 9 июня Сталин в пространной записке вновь сообщал Ленину о состоянии дел. Из текста видно, что скорейшей отправке продовольствия во многом мешали чисто организационные препятствия, возникавшие из-за недостаточно четкой работы местных и центральных советских учреждений - явление, характерное для 1918 года, когда советский аппарат еще только складывался, когда нередки были проявления местничества, достигавшие по временам степени анархии.
Каково же было положение в Царицыне и на юге России вообще?
Царицын, достаточно крупный город (в 1917 году в нем насчитывалось до 200 тысяч жителей), находился на скрещении трех важнейших железнодорожных магистралей и речного пути по Волге. И до революции это был крупнейший транзитный и промышленный центр. Отсюда на север, в голодающие губернии, следовали составы с хлебом, скотом, рыбой, с нефтью из Баку. Но обстановка в городе отнюдь не соответствовала характеру борьбы, которую предстояло в ближайшие недели повести и рабочим города, и его советским и партийным руководителям.
Советская власть в Царицыне, как это ни покажется странным, к лету 1918 года уживалась с дореволюционными учреждениями: существовала городская дума, и окончательно она была ликвидирована лишь 6 июня, в день приезда Сталина. Продовольственным делом занимались именно думцы. Серьезных затруднений с продовольствием город не ощущал, в витринах царицынских магазинов лежал белый хлеб, который, однако, рабочие покупать не могли из-за непомерно высоких, спекулянтских цен. Шла свободная торговля хлебом.
В соседней к Царицыну Области Войска Донского с конца марта бушевал контрреволюционный мятеж. Силы белоказаков, вначале раздробленные, к маю начали объединяться. Собравшийся 17 мая в Новочеркасске Круг спасения Дона избрал генерала Краснова донским атаманом. Войска Краснова все чаще переходили в наступление и все ближе подходили к городу. На Кубани пришла в себя после апрельского поражения Добровольческая армия Деникина. Военных же сил в Царицыне было крайне мало, части были недостаточно вооружены и обмундированы, а главное - недисциплинированны.
Таким - вкратце - было положение в Царицыне, когда 6 июня на маленьком, обшарпанном и грязном вокзале Царицына остановился поезд Сталина.
Его прибытие отмечено рядом решительных и, несомненно, назревших мер. Уже 6 июня в городе было введено военное положение: воспрещались всякие уличные скопления и митинги, ношение оружия без разрешения, введен комендантский час, объявлена мобилизация населения на строительство укреплений.
8 июня Сталин выступил с докладом о положении дел на заседании Исполкома Царицынского совета. По настоянию Сталина решили ввести твердые цены на хлеб. На заводах города большевики разъяснили трудящимся, что без карточной системы и твердых цен нельзя преодолеть спекуляцию, нельзя помочь голодающим рабочим Питера и Москвы. Вскоре белый хлеб исчезает с витрин магазинов, на базаре прекращается вольная торговля хлебом, рабочим выдается полфунта хлеба в день. Закрываются кафе и рестораны, город приобретает вид осажденной крепости.
Рука Сталина видна во всех этих чрезвычайных мерах. Не забывал он и прямой цели своей поездки: обеспечение продовольствием столиц. Вечером 13 июня Ленин получил телеграм- му из Царицына: "Дело с железнодорожным транспортом улучшается. Несмотря на отсутствие минерального топлива и трудность перевода паровозов на нефтяное отопление ввиду недостатка баков и форсунок, несмотря на захват многих десятков паровозов эшелонами, Царицынский узел, благодаря экстренным мерам, теперь уже в состоянии отпустить 150 вагонов по 30 в поезде, всего 5 поездов ежедневно. Не так хорошо обстоит дело с водным транспортом, ввиду задержки пароходов в связи с выступлением чехословаков".
Почти ежедневно Сталин сообщал в Москву, Ленину или в Наркомпрод, как идет дело с отгрузкой продовольствия. И составы с продовольствием двинулись на север. Когда железнодорожная линия к северу от Царицына на время была перерезана казаками, хлеб и скот стали грузить на баржи, отправляя Волгой до Саратова; там их вновь перегружали в составы. Всего в июне 1918 года из Царицына было отправлено 2379 вагонов - почти два с половиной миллиона пудов продовольственных грузов. Кроме того, заготовленное в Царицыне продовольствие отправлялось в Астрахань, Баку, Туркестан. Сухие цифры станут понятнее, если вспомнить, что за май 1918 года по всей стране было погружено хлеба лишь 1662 вагона.
За первую неделю пребывания в Царицыне Сталин сумел наладить отправку продовольствия и стал собираться в поездку на Северный Кавказ и в Новороссийск, но военные события не позволили ему уехать. 15 июня Сталин телеграфировал Ленину: "Положении Царицына произошел ночью тринадцатого крупный перелом - казаки взяли Кривую Музгу верстах в 40 от Царицына. В связи с этим я не считаю целесообразным выехать в Новороссийск".
Так в телеграммах Сталина впервые появляются военные сюжеты - обстановка понуждала заняться и чисто военными делами. Кривую Музгу красные вскоре отбили, но положение Царицына с каждым днем становилось все опаснее. Казакам Краснова удалось прервать линию Царицын - Поворино, а 25 июня они совместно с деникинцами захватили станцию Торговая, тем самым перерезав линию Царицын - Тихорецкая и прервав связь с Северным Кавказом. Чтобы исправить положение, требовались значительные военные силы, но их-то и не было в Царицыне.
То был "отрядный период" в истории Красной Армии. Регулярных частей, тем более - соединений в распоряжении Советской власти почти не имелось. "Дивизии" и "армии", в большом количестве фигурирующие в документах того времени, по численности ни в коей степени не соответствовали своим наименованиям и еще меньше - по организации. Как правило, они состояли из групп отрядов, объединяемых в лучшем случае авторитетом решительных и инициативных командиров. Неимоверная пестрота в численности, составе, вооружении, снабже- нии отрядов, дополняемая строптивостью и своеволием выборных командиров, делала чрезвычайно трудным управление.
В середине июня 1918 года советских войск под Царицыном было мало. Не сущесгвовало ни общего плана, ни единого командования. Каждый полк, каждый отряд вели бои самостоятельно, и, следовательно - разрозненно. В столкновениях с достаточно серьезным противником - белоказачьими войсками - красные части терпели поражения и несли потери. Отряды часто отказывались идти в бой. Так, некий Бабин - временно исполняющий должность "начдива" - прислал телеграмму в штаб Севере- Кавказского округа: "Если немедленно не вышлете сто тысяч, ухожу с позиций".
Не следует думать, что обстановка под Царицыном в этом отношении была чем-то исключительным. Точно так же обстояло дело и на Украине, во время боев с немцами весной 1918 года, и летом на Урале и в Заволжье, где подняли мятеж чехи.
Осталось мало мемуарных свидетельств о Сталине той поры. Приведем одно из немногих воспоминаний Ф. Раскольникова (Ильина). Деятель он был темноватый (об этом в своем месте), но журналист неплохой. Летом 1918-го он был послан из Москвы в Новороссийск с деликатным поручением - добиться потопления кораблей Черноморского флота, дабы они не достались германцам. Путь его неизбежно лежал через Царицын, где он и поспешил к члену ЦК товарищу Сталину:
"На бесконечных параллельных путях недалеко от вокзала я разыскал вагон товарища Сталина. Он сразу принял меня. Над его столом висела карта. В черном кителе и брюках, заправленных в голенища высоких кожаных сапог, с длинными, зачесанными назад, стоячими черными волосами и с густыми книзу опущенными усами на энергичном лице, Иосиф Виссарионович шагнул мне навстречу и, вынув левой рукой изо рта дымящуюся трубку, правую руку протянул мне.
Сталин был в Царицыне всем: уполномоченным ЦК, членом Реввоенсовета, руководителем партийной и советской работы. Все вопросы он, как всегда, решал коллегиально, в тесном контакте с местными учреждениями, что импонировало им и еще больше усиливало его непререкаемый авторитет.
По предложению Сталина мы сели за стол, и я рассказал ему о порученной мне задаче. Я был поражен, когда оказалось, что Сталин знал все: и перипетии новороссийской борьбы между сторонниками и противниками потопления флота, и сопротивление руководителей Черноморско-Кубанской Республики, и категорические приказы московского центра.
- На днях тут проехал Шляпников, - пренебрежительным тоном произнес Иосиф Виссарионович, - он тоже против потопления Черноморского флота. Не понимает. - Сталин пожал плечами, перевернул трубку и, постучав по ней указательным пальцем, не спеша высыпал в пепельницу перегоревшую табач- ную труху, затем подвинул к себе кисет с табаком, неторопливо развязал его и небольшими щепотками доверху набил трубку.
- Шляпников сейчас в Торговой. Вы его догоните, - после паузы добавил Сталин, зажег спичку, сосредоточенно раскурил трубку и глубоко затянулся. На его лбу мгновенно разошлись собравшиеся было морщины. Иосиф Виссарионович указал мне на ошибку Вахрамеева, который, приехав в Новороссийск с определенной директивой Совнаркома, долгое время скрывал ее от руководящих партийных товарищей Кубано-Черноморской Республики.
- Эта ультраконспирация никуда не годится, - сказал он, взглянув на меня мгновенно подобревшими глазами и, морща нос, рассмеялся приятным гортанным смехом. И он посоветовал мне проездом через Екатеринодар непременно повидать местных руководящих товарищей, ознакомить их с целью моей поездки и обеспечить себе их содействие..."
Неизвестно, .как обернулись бы события под Царицыном, если бы его защитники в конце июня - начале июля не получили солидного и надежного подкрепления. С запада, сквозь объятую мятежом Область Войска Донского, с превеликим трудом, с жестокими боями прорвалась к Царицыну 5-я армия Ворошилова, вынужденная уйти из Донбасса под напором немецких войск.
Минуло уже 12 лет, как Сталин и Ворошилов познакомились на Стокгольмском съезде. Встречи революционеров были редкими, но симпатии сохранялись. Поближе сошлись они с декабря 1917 года, когда Ворошилов занимал пост председателя комитета по охране Петрограда. Затем Ворошилов возвратился в Донбасс и вот теперь, спустя несколько месяцев, прорвался к Царицыну во главе значительной силы - группы войск. За эти месяцы он обнаружил кроме блестящих организаторских способностей, кипучей, неиссякаемой энергии, безграничной смелости еще и несомненные качества командира революционных войск. Опираясь на Ворошилова и его товарищей, закалившихся в боях, Сталин мог теперь создать в Царицыне действенную военную силу.
23 июня военный руководитель Северокавказского военного округа А. Е. Снесарев, в прошлом - генерал-лейтенант дореволюционной армии, подписывает приказ: "Все оставшиеся части бывших 3-й и 5-й армий, части бывшей армии царицынского фронта и части, сформированные из населения Морозовского и Донецкого округов, объединить в одну группу, командующим которой назначается бывший командующий 5-й армией т. Климент Ефремович Ворошилов..." Этот приказ имеет знаменательную надпись: "Подтверждаю назначение товарища Ворошилова... Член Совета Народных Комиссаров, Народный Комиссар Сталин".
По мере того как Сталин выясняет, что выполнение его главной задачи - снабжение продовольствием столиц - не может быть претворено без коренного изменения военной обстановки не только под Царицыном, но и вообще на всем Северном Кавказе, он все глубже начинает вникать в военные дела. И здесь нарком национальностей сталкивается с такой неразберихой, путаницей, беспорядком, что иного человека это могло бы и отпугнуть. Но не в правилах Сталина уходить от начатого дела, и поступает он решительно, без колебаний. Эти его действия тотчас приходят в противоречие с приказами и распоряжениями военного ведомства, возглавляемого Троцким.
Первые столкновения можно заметить уже в начале июля. 7 июля, в час ночи, Ленин телеграфировал в Царицын о мятеже левых эсеров в Москве и требовал: "Повсюду необходимо подавить беспощадно этих жалких и истеричных авантюристов, ставших орудием в руках контрреволюционеров..." Указав на необходимость для Сталина поддерживать постоянную связь с Баку, с Шаумяном, Ленин повторил: "Итак, будьте беспощадны против левых эсеров..." В три часа ночи Сталин ответил: "Сегодня же отправлю в Баку нарочного с письмом. Все будет сделано. Что касается истеричных - будьте уверены, у нас рука не дрогнет. С врагами будем действовать по-вражески".
К тому времени Сталин уже вплотную занялся военными делами. В тот же день он пишет Ленину: "Спешу на фронт. Пишу только по делу. Линия южнее Царицына еще не восстановлена. Гоню и ругаю всех, кого нужно, надеюсь, скоро восстановим. Можете быть уверены, что не пощадим никого, ни себя, ни других, а хлеб все же дадим".
Как очевидно, весьма обширных полномочий Сталина было недостаточно, чтобы навести порядок в военных делах. Через три дня Сталин вновь пишет Ленину: "Несколько слов. 1) Если Троцкий будет, не задумываясь, раздавать направо и налево мандаты Трифонову ("Донская область), Автономову (Кубанская область), Коппе (Ставрополь), членам французской миссии (заслужившим ареста) и т. д., то можно с уверенностью сказать, что через месяц у нас все развалится на Северном Кавказе и этот край окончательно потеряем. С Троцким происходит то же самое, что с Автономовым одно время. Вдолбите ему в голову, что без ведома местных людей назначений делать не следует, что иначе получается скандал для Советской власти..."
На следующий день в телеграмме Ленину из Царицына были охарактеризованы присланные Троцким военные специалисты, с которыми Сталину пришлось столкнуться: "...Штаб Северокавказского округа оказался совершенно неприспособленным к условиям борьбы с контрреволюцией. Дело не только в том, что наши "специалисты" психологически неспособны к решительной войне с контрреволюцией, но также в том, что они, как "штабные" работники, умеющие лишь "чертить чертежи" и да- вать планы переформировки, абсолютно равнодушны к оперативным действиям... и вообще чувствуют себя как посторонние люди, гости".
Сталин, Ворошилов вместе с другими командирами посещают различные участки фронта. Им приходится разрешать конфликты самого разнообразного свойства. В Кривой Музге, к примеру, Сталин и Ворошилов потратили немало времени и сил, уговаривая бойцов бывшей 5-й армии покинуть эшелоны, в которых они прибыли в Царицын. Дело в том, что у большинства бойцов в этих эшелонах находились семьи и они не хотели расставаться с родными и близкими. Не менее любопытна ситуация, при которой Сталин познакомился с Буденным.
Поводом для собрания на станции Ремонтная (к югу от Царицына) послужило требование части бойцов, подогреваемых демагогами - их именовали тогда "бузотерами", - создать для контроля над командирами солдатские комитеты, наподобие тех, что существовали в армии в 1917 году. На собрании, как стало известно, собирались присутствовать нарком Сталин и военрук Снесарев, что вызывало особый интерес.
Заседали долго, выступавшие высказывались и "за", и "против" создания комитетов. Буденный выступил резко против и даже потребовал арестовать инициаторов такого предложения и отправить их в Царицын. Буденный вспоминал: "Со стула, поставленного в уголке помещения, поднялся смуглый, худощавый, среднего роста человек. Одет он был в кожаную куртку, на голове - кожаная фуражка, утопающая в черных волосах. Черные усы, прямой нос, черные, чуть-чуть прищуренные глаза.
Сталин начал свою речь с того, что назвал мое выступление в основном правильным. Говорил он спокойно, неторопливо, с заметным кавказским акцентом, но очень четко и доходчиво... Подчеркнув роль, которую сыграли солдатские комитеты в старой армии, Сталин затем полностью поддержал меня в том, что в Красной Армии создавать солдатские комитеты не нужно - это может посеять недоверие к командирам и расшатать дисциплину в частях... Предложение арестовать инициаторов этого совещания Сталин отверг. Он сказал, что если поднимается какой-нибудь вопрос, то его надо обсуждать, хорошее принять, плохое отклонить.
Кончая, Сталин попросил участников совещания высказаться о целесообразности введения института политкомов. Все высказались за политкомов и предложили тут же принять решение в этом духе, но Сталин сказал, что на совещании конкретного решения принимать не следует, и заверил нас, что Реввоенсовет учтет высказанные нами пожелания. На этом совещание окончилось". Выйдя из помещения, Сталин начал расспрашивать Буденного, который ему, несомненно, понравился: каково социальное происхождение Буденного, образование, где и когда воевал, что делал в 1917 - 1918 годах. Буденный отвечал "как на духу" и, завершая разговор, Сталин заметил:
- Думаю, что мы с вами хорошо познакомились. Снесарев, присутствовавший при разговоре, также решил проверить Буденного:
- В каких случаях вы атакуете в конном строю пехоту противника?
- В трех, - ответствовал Буденный, - если боевые порядки пехоты нарушены, если мы преследуем противника и если нападаем внезапно.
- Верно, - обращаясь к Сталину, отметил Снесарев, - службу знает!
Отношения Сталина и Снесарева к тому времени были весьма натянутыми. Сталин считал, и, видимо, не без основания, что Снесарев не соответствует должности - и это в лучшем случае, в худшем же - что Снесарев саботирует. Больше всего возмущало Сталина, что не удавалось восстановить движение по линии Котельниково - Тихорецкая и вновь связать Царицын с хлебным краем. Решив лично проверить обстановку, Сталин взял с собой Ворошилова, К. Я. Зедина, технический отряд и в бронепоезде отправился на юг. Полдня перестрелки с казаками - и, исправив путь в четырех местах на расстоянии 15 верст, они добрались до станции Зимовники (в 270 километрах от Царицына). Это пробудило надежды, что линию можно очистить, если наступать вдоль нее большими силами.
На месте Сталин и Ворошилов предприняли некоторые шаги, а в Москву 16 июля Ленину была послана телеграмма:
"...Две просьбы к Вам, т. Ленин: первая - убрать Снесарева, который не в силах, не может, не способен или не хочет вести войну с контрреволюцией, со своими земляками-казаками. Может быть, он и хорош в войне с немцами, но в войне с контрреволюцией он - серьезный тормоз, и если линия до сих пор не прочищена, - между прочим, потому и даже главным образом потому, - что Снесарев тормозил дело. Вторая просьба - дайте нам срочно штук восемь броневых автомобилей..."
На телеграмме Ленин сделал пометку: "По-моему, согласиться со Сталиным". Это подействовало, и 19 июля 1918 года был образован Военный Совет Северо-Кавказского военного округа под председательством Сталина. В него вошли также С.. К. Минин и "военспец" Ковалевский. Последний работал в Совете недолго. Теперь Сталин имел военные полномочия, и это сразу же довелось почувствовать весьма многим в штабе округа.
Надо знать, что в штабе, как и в Царицыне, вследствие неразберихи и бесконтрольности созрел довольно разветвленный заговор. Одной из главных пружин в нем был полковник Носо-вич, присланный в Царицын с мандатом Троцкого и ставший здесь начальником штаба округа.
Около двух месяцев, пользуясь беспорядком, путаницей, царившей в штабе, безнадзорностью со стороны советских и партийных властей Царицына, Носович исподволь вел предательскую работу. Но с приходом Сталина делать это стало трудно, а затем и невозможно. Сталин был очень опасным противником, и Носович впоследствии, уже служа белым, писал: "Надо отдать справедливость ему, что его энергии может позавидовать любой из администраторов, а способности применяться к делу и обстоятельствам следовало бы поучиться многим. Постепенно, по мере того как он оставался без дела, вернее, попутно с уменьшением его прямой задачи, Сталин стал входить во все отделы управления городом, а главным образом в широкие задачи обороны Царицына, в частности, и всего кавказского, так называемого революционного фронта вообще".
Характеризуя положение в Царицыне к началу августа, Носович писал: "Главным двигателем и главным вершителем всего с 20 июля оказался Сталин. Простой переговор по прямому проводу с центром о неудобстве и несоответствии для дела настоящего устройства управления краем привел к тому, что Москва отдала по прямому проводу приказ, которым Сталин ставился во главе всего военного... и гражданского управления..."
24 июля состоялся следующий разговор по прямому проводу:
"Царицын, Сталину.
Говорит Ленин.
Не можете ли передать в Баку только что полученную телеграмму по радио из Ташкента.
Затем о продовольствии должен сказать, что сегодня вовсе не выдают ни в Питере, ни в Москве. Положение совсем плохое. Сообщите, можете ли принять экстренные меры, ибо, кроме как от Вас, добыть неоткуда..."
Но Сталин может сообщить в ответ очень мало утешительного: "Позавчера ночью в Туркестан послано все, что можно было послать.
Радио передали в Баку. Запасов хлеба на севере Кавказа много, но перерыв дороги не дает возможности отправить их на север.
До восстановления пути доставка хлеба немыслима. В Самарскую и Саратовскую губернии послана экспедиция, но в ближайшие дни не удастся помочь вам хлебом. Дней через десять надеемся восстановить линию. Продержитесь как-нибудь, выдавайте мясо и рыбу, которые можем прислать вам в избытке. Через неделю будет лучше".
Ленин: "Посылайте рыбу, мясо, овощи, вообще все продукты, какие только можно и как можно больше".
Однако восстановить сообщение с Северным Кавказом не удалось.
Военный Совет предпринял ряд действий и для укрепления обороны города, и для перехода в наступление. 24 июля был дан приказ, в котором устанавливались боевые участки, план распределения сил и их задач на фронте. В этот же день Военный совет издал приказ о мобилизации...
Вскоре красные войска смогли перейти в наступление: на западе 31 июля они взяли Калач, на юге к 2 августа продвинулись в район станций Зимовники и Куберле. Появилась надежда прорваться к войскам Кубано-Черноморского фронта. Но сделать это не удалось.
Сообщая Ленину о том, что сделано за две недели, прошедшие со времени организации Военного совета, Сталин писал 4 августа: "Положение на юге не из легких. Военсовет получил совершенно расстроенное наследство, расстроенное отчасти инертностью бывшего военрука, отчасти заговором привлеченных военруком лиц в разные отделы Военного округа. Пришлось начинать все сызнова".
Действительно, с конца июля войска Краснова, отбросив сначала красные части к северу от Царицына, перешли затем в прямое наступление на город. Его защитники яростно оборонялись, но все же принуждены были отступать, и к середине августа фронт вплотную полукольцом опоясал Царицын.
В этот напряженный момент в Царицыне назрел контрреволюционный заговор. Сталин уже несколько недель присматривался к работе штаба СКВО. В штабе, его управлениях, разместившихся частью в городе, а частью в вагонах и на пароходах, служило немало бывших офицеров, никем как следует не проверенных и назначенных иногда единолично Троцким. Часть из них просто бездельничала, и тем уже способствовала врагу, а кое-кто вел подпольную работу.
Саботажники зачастую не слишком и маскировались. Об одном таком случае рассказывал Г. И. Кулик - начальник артиллерии "группы войск" Ворошилова, проделавший с ним героический переход Луганск - Царицын. В начале июля во время встречи со Сталиным Кулик пожаловался на нехватку снарядов. Сталин рекомендовал обратиться в штаб округа, но уже по его тону Кулик понял, что нарком очень невысокого мнения о штабе.
- Прошу вас обязательно после разговора в штабе зайти ко мне и сообщить о результатах, - добавил Сталин.
Военспецы встретили Кулика крайне недружелюбно, как постороннего и докучливого просителя. В ответ на просьбу Кулика снабдить украинскую армию снарядами ответили, что их нет. Но начальник артиллерии у Ворошилова был решительным и настойчивым человеком. После горячего разговора в штабе ему все же удалось проникнуть на склады, и тут он убедился, что снаряды есть, и в большом количестве, но воспользоваться ими нельзя: они хранились разобранными на отдельные элементы - гильзы, трубки, заряды, причем марки и калибры были перепутаны. Поневоле возникала мысль, что кто-то заинтересован в этом хаосе, тем более что порядка никто и не думал наводить. Когда Кулик рассказал об этом Сталину, тот не был удивлен.
- Хорошо, что вы им не поверили, - сказал он. - Этот случай лишний раз убеждает меня, что в штабе сидят саботажники.
Такие случаи не были исключениями, но пока дела в Царицыне и вокруг него шли относительно спокойно, саботаж не так бросался в глаза. Однако, когда угроза захвата города казаками стала реальной и от каждого требовался максимум сил и воли, чтобы отбить наступление белых, саботаж в управлениях штаба стал очевидным для Сталина. 5 августа по его распоряжению было арестовано и отправлено на баржу, где царицынская ЧК держала наиболее опасных арестованных, все артиллерийское управление при штабе СКВО во главе с бывшим полковником Чебышевым. В тот же день Ковалевский был снят с работы в Военном совете и на его место был утвержден Ворошилов. Мало того, по приказу Военного совета от 5 августа штаб СКВО был ликвидирован и вместо него организован оперативный отдел при Военсовете.
Об этих событиях Носович впоследствии писал в журнале "Донская волна": "Характерной особенностью этого разгона было отношение Сталина к руководящим телеграммам из центра. Когда Троцкий, обеспокоенный разрушением с таким трудом налаженного им управления округов, прислал телеграмму о необходимости оставить штаб и комиссариат на прежних условиях и дать им возможность работать, то Сталин сделал категорическую и многозначительную надпись на телеграмме: "Не принимать во внимание". Так эту телеграмму и не приняли во внимание, а все артиллерийское и часть штабного управления продолжает сидеть на барже в Царицыне..."
Через несколько дней Носович сам пополнил компанию саботажников на бaрже: 10 августа его и Ковалевского также арестовали. Но Троцкий отдал распоряжение о немедленном освобождении Носовича. У царицынской Ч К не было в тот момент прямых данных об участии Носовича в заговоре, и он был освобожден.
Заговорщики, которых возглавлял инженер Алексеев, присланный в Царицын в качестве "спеца-организатора по транспортированию нефтетоплива с Кавказа", намеревались в ночь. на 18 августа захватить город, арестовать советских и партийных руководителей и тем помочь войскам Краснова взять город. В заговоре участвовала местная эсеровская организация, была установлена связь с тремя иностранными консулами, находившимися тогда в Царицыне: французским, американским и сербским.
Но в последний момент заговор провалился. "К большому сожалению, - писал Носович, - прибывший из Москвы глава этой организации инженер Алексеев и два его сына были малознакомы с настоящей обстановкой, и благодаря неправильно составленному плану, основанному на привлечении в ряды активно выступающих сербского батальона, бывшего на службе у большевиков при чрезвычайке, организация оказалась раскрытой... Резолюция Сталина была короткой: "Расстрелять". Инженер Алексеев, два его сына, а вместе с ними значительное количество офицеров, которые частью состояли в организации, а частью лишь по подозрению в соучастии в ней, были схвачены чрезвычайкой и немедленно, без всякого суда, расстреляны".
Здесь, в Царицыне, в полуосажденном городе, в чудовищной братоубийственной войне, когда враги любой политической окраски были детьми одного народа, недоверие и подозрительность процветали.
Так было во время Великой французской революции, так было всегда. По сути, для всех противников оставалось одно лишь наказание - смерть. До лета 1918-го Сталину никогда не приходилось отдавать приказ кого-либо казнить или даже задумываться об этом. Вся его прежняя жизнь хорошо известна. Он не был от природы жестоким человеком. Напротив, даже в тяжелых условиях (в тюрьмах или в Туруханской ссылке) он оставался незлобивым. Настали иные времена - грозные и кровавые. Как человек сильный и цельный, Сталин на этом пути был непреклонен. И еще: видеть, работать рядом с человеком достаточно долго, а потом узнать, что он является скрытым врагом (Носович), - это не могло не наложить отпечатка на его от природы мягкий нрав. Семена обостренной подозрительности, бесспорно, впервые запали ему в душу именно во время жестокой борьбы за Царицын.
Таковы были суровые законы гражданской войны. Очищение тыла, несомненно, благотворным образом сказалось и на общем военном положении Царицына. Атаки красновцев 13 - 18 августа дорого им обошлись. С 20 августа красные войска от обороны начали переходить к наступлению. Поначалу казаки ожесточенно сопротивлялись, контратаковали, а затем покатились прочь от города. К 1 сентября левый берег Дона был очищен от казаков, и преследование их продолжилось.
Энергия Сталина з эти решающие для города дни была неиссякаемой. Ворошилов вспоминал спустя десятилетие: "Это были дни величайшего напряжения. Нужно было видеть товарища Сталина в это время. Как всегда спокойный, углубленный в свои мысли, он буквально целыми сутками не спал, распределяя свою интенсивнейшую работу между боевыми позициями и штабом армии. Положение на фронте становилось почти катастрофическим... У нас не было путей отхода. Но Сталин о них и не заботился. Он был проникнут одним сознанием, одной-единственной мыслью - победить, разбить врага во что бы то ни стало".
Есть много свидетельств того, что Сталин в Царицыне вникал во все детали обороны. Вот воспоминания М. И. Потапова, воевавшего на бронепоезде "Брянский". В бою бронепоезд пострадал, одну из бронеплощадок пришлось отцепить. Когда зашла речь о выделении новой бронеплощадки, Алябьев - начальник броневых частей под Царицыном - велел:
- Обратитесь лично к товарищу Сталину и расскажите ему, при каких обстоятельствах оставили площадку на поле боя.
Пришлось ехать для личного доклада Сталину. Показав в штабе свой документ, захожу в приемную - там ни души. Потихоньку открываю дверь, заглядываю в кабинет. Вижу, ходит в глубоком раздумье небольшого роста человек. На нем внакидку простая солдатская шинель и обыкновенные сапоги. Приняв его за дежурного, я вышел в коридор и в ожидании закурил. Через некоторое время человек в шинели внакидку вышел из кабинета и прошел в смежную комнату. Возвращаясь, он взглянул не меня и осведомился, кого я ожидаю. Отвечаю, что хочу встретиться с товарищем Сталиным по важному вопросу. Он ответил:
- Я Сталин, заходите.
В короткой беседе Сталин заметил, что оставлять противнику даже разбитую бронеплощадку ни в коем случае нельзя, и предложил немедленно доставить ее в Царицын для ремонта.
- Только выполнив это распоряжение, вы можете рассчитывать на получение новой бронеплощадки, - предупредил Сталин...
Организовать отпор казакам было тем труднее, что в Царицыне еще далеко не до конца были изжиты остатки партизанщины, недисциплинированности, своеволия, местничества, сепаратистских устремлений кое-кого из командиров. В таких случаях приходилось уговаривать, убеждать, грозить. 11 августа, к примеру, Сталин разговаривал с Васильевым, командиром отряда в Котельникове: "Сталин. В Царицыне положение ухудшается с каждым часом... Если Царицын падет, погибнет весь Южный фронт и Поволжье. Я уже 10 дней тому назад говорил об этом, требовал от Шевкоплясова частей на север, но Шев-коплясов до сих пор не исполнил своего долга, теперь Царицын накануне падения, и вся ответственность падет на Шевкоплясова и Думенко. Сегодня последний раз обращаюсь к Южному фронту с требованием незамедлительно перебросить на север необходимые части... Прошу, товарищ Васильев, все сказанное Вам немедленно передать, срочно сообщить Шевкоплясову и Думенко, Колпакову, Штейгеру; панику разводить не следует, но правду сказать мы обязаны начистоту..."
Васильев обещал все передать, но и на следующий день в разговоре со штабом войск в Ремонтной Сталину пришлось повторяться: "Сталин. Скажите, мартыновцы прибыли на Ремонтную? Ответ. Нет. Шевкоплясов грузится. Сталин. Имейте в виду, что Царицын, быть может, накануне падения... Если завтра не дадите Царицыну полк с кавалерией, Царицын будет взят и весь Южный фронт будет обречен на гибель. Не могу не заметить, что вся ответственность за эту почти вероятную катастрофу падает на Шевкоплясова, который жалкий куберле ставит выше России... Военсовет предписывает Шевкоплясову заменить Вашу бригаду степными отрядами, а мартыновцев срочно отправить в Царицын в распоряжение Военсовета. Военсовет предписывает Думенко прибыть в Царицын хотя бы с двумя опытными эскадронами..."
Подобные переговоры были заурядными, и Сталин, так же как и Ворошилов и другие участники обороны, убеждались в настоятельной необходимости избавиться от партизанщины.
Наступление красных войск в начале сентября 1918 года продолжалось. Военный совет решил наградить особо отличившиеся в боях части, и 10 сентября в Царицыне был устроен праздник революционных полков.
Это был первый парад войск, который довелось принимать Сталину. В 7 часов вечера к зданию Военного совета подошел 1-й Коммунистический Луганский полк. Оркестр на балконе исполнил "Марсельезу". "После этого, - сообщила царицынская газета "Солдат революции", - в кратких, но в теплых словах нарком товарищ Сталин приветствовал полк от имени Совета Народных Комиссаров и Военного совета, от имени которого вручил полку Красное знамя. Командир полка тов. Питомин, расцеловавшись с тов. Сталиным, подняв высоко знамя, вместе с товарищами красноармейцами поклялся гордо нести его вперед, защищая революцию...".
Через два дня Сталин уехал в Москву, но о Царицыне не забывал. 15 сентября состоялся разговор по прямому проводу:
"Из Царицына Ворошилов и Минин: Разобрали шифровку?
Из Москвы Сталин: Сейчас разбирают. Почему до сего времени не взяты ст. Лог, Липки и Арчеда?
Ворошилов и Минин: Поспешишь, людей насмешишь, дело идет.
Сталин: А мне казалось, дело стоит.
Ворошилов и Минин: Не беспокойтесь, своевременно будет сделано".
Затем Ворошилов подробно рассказал о положении на фронте и попросил помощь со снабжением войск. Сталин отвечал, что выедет через два дня и все вопросы, видимо, будут решены в пользу Царицына.
Но ему пришлось задержаться в Москве еще на несколько дней. 15 сентября Сталин и Свердлов беседовали с Лениным, поправлявшимся после покушения на него эсерки Фанни Каплан. Видимо, следствием этой встречи было учреждение 17 сентября 1918 года Реввоенсовета (РВС) Южного фронта в составе Сталина, Минина, командующего фронтом Сытина (генерал-майора дореволюционной армии) и его помощника - Ворошилова. Членам РВС, ввиду серьезности положения на Южном фронте, приказывалось немедленно вступить в исполнение обязанностей.
Сталина ждали дела и в Наркомнаце: за время отсутствия наркома накопилось немало вопросов, требовавших его авторитетного суждения. 19 сентября он рассматривал и утверждал состав и порядок работы коллегии Наркомата.
Перед отъездом (а Сталин спешил) он встретился с сотрудниками "Известий" и рассказал о положении на юге России. В кратком интервью Сталин счел необходимым отметить, что "большим недостатком в обмундировании нашей армии является отсутствие определенной формы для солдат. Желательно было бы как можно скорее выработать новую форму обмундирования солдат и ввести ее немедленно на фронте. Последний декрет Центрального Исполнительного Комитета о поощрении геройских действий отдельных красноармейцев и целых частей путем выдачи первым отличительных знаков, а вторым - знамен, имеет, по словам товарища Сталина, громадное значение".
В качестве еще одного недостатка Сталин назвал отсутствие в красных войсках кавалерии. Отметим это: когда представится возможность, Сталин немало сделает для красной конницы.
22 сентября, когда положение на фронте вновь ухудшилось для красных войск, он возвратился в Царицын. С 20 сентября казаки, отдохнув и пополнившись, перешли в наступление.
Советская республика не могла полностью снабдить своих защитников. Но и на фоне общего недостатка положение войск под Царицыном было ужасающим. Сталин и Ворошилов раз за разом, крайне настойчиво, обращались в Москву, прося, настаивая, требуя. Но в высших военных инстанциях Республики эти обращения не только не встречали должного внимания, но и, более того, вызывали странную реакцию. Речь идет в первую очередь о Троцком.
В своих действиях руководители обороны Царицына исходили из целесообразности и знания местных условий, а потому далеко не всегда соблюдали многочисленные и многословные инструкции Троцкого. Со своей стороны Троцкий, посылая в Царицын грозные и путаные приказы, прибегнул к испытанному средству авантюристов - клевете. В телеграммах к Ленину и Свердлову он всячески пытался опорочить работу Сталина и Ворошилова, искажая и подтасовывая факты, обвиняя обоих в недисциплинированности и партизанщине, срыве обороны города.
Эти утверждения Троцкого тем более несправедливы, что именно Сталин и Ворошилов были главными лицами в Царицыне, не на словах, а на деле устанавливали дисциплину в войсках, стремясь превратить революционные отряды в регулярные части. Конечно, и Сталин, и Ворошилов, будучи принципиальными, решительными работниками, могли в азарте спора до- пускать неверные суждения, а в практической работе - ошибки.
По ознакомлении с положением дел Сталин 27 сентября направляет в РВС Республики письмо, в котором сообщает, что казаки возобновили наступление, что войска "не одеты и не вооружены. Обещанных же в Москве винтовок и обмундирования до сих пор нет... В настоящее время в Царицынских складах: 1) Нет снарядов (осталось 150 - сто пятьдесят штук). 2) Нет ни одного пулемета. 3) Нет обмундирования (осталось 500 комплектов). 4) Нет патронов (осталось всего миллион патронов)".
В этом письме имеется фраза: "командующий же Сытин, странным образом не интересующийся положением фронта в целом (если не считать Поворинский участок), видимо, не принимает или не в силах принять меры для оздоровления северных участков Южного фронта. Более того, на наш двукратный запрос о состоянии северных участков он до сих пор не ответил ни единым словом..."
По-видимому, Сталин и Ворошилов были чрезмерно взыскательны к Сытину, даже пристрастны, но такова уж была натура обоих: отдаваясь делу революции до конца, до последней капли духовных и физических сил, они считали себя вправе требовать того же и от других. Думается, что далеко не все меры, казавшиеся необходимыми руководителям обороны Царицына, командующий Южным фронтом мог провести в жизнь: он был отнюдь не всесилен.
Выяснение отношений произошло 29 сентября на заседании РВС фронта в Царицыне. Присутствовали Сталин, Ворошилов, прибывший накануне Сытин, член РВС Республики К.А. Ме-хоношин и Минин. Возник спор как по вопросам управления фронтом и армиями, так и о местопребывании РВС и штаба фронта. Поскольку Сытин настаивал на невмешательстве членов Военного совета, то есть Сталина и Ворошилова, в оперативные вопросы и требовал перенесения штаба фронта в Козлов, с чем Сталин и Ворошилов также не соглашались, решений принято не было. Сытин и Мехоношин апеллировали в РВС Республики, то есть фактически к Троцкому.
Последовал обмен резкими телеграммами. 1 октября РВС Южного фронта принимает постановление: ходатайствовать перед РВС Республики о снятии Сытина с поста комфронта и назначении на этот пост Ворошилова. 2 октября Сталин послал в РВС Республики телеграмму, в которой подробно описал положение на Южном фронте, подчеркнул, что Царицын по-прежнему не получает боеприпасов и в заключение поставил вопрос ребром: "Считаете ли Вы нужным удержать за собой Юг?.."
3 октября в Царицыне получили телеграмму: "Приказываю тов. Сталину, Минину немедленно образовать Революционный совет Южного фронта на основании невмешательства комиссаров в оперативные дела. Штаб поместить в Козлове. Неисполнение в течение 24 часов этого предписания заставит меня предпринять суровые меры". Подобный тон, заносчивый и грубый, был характерным для обращения Троцкого с подчиненными ему работниками. Но в этом случае он не рассчитал своих сил: Сталин также был членом ЦК, и никогда не суждено было Троцкому "принять суровые меры" в отношении Сталина.
В тот же день в 18 часов 30 минут из Царицына "Председательствующему ЦК партии коммунистов Ленину" была отправлена следующая телеграмма: "Мы получили телеграфный приказ Троцкого... Мы считаем, что приказ этот, писанный человеком, не имеющим представления о Южном фронте, грозит отдать все дела фронта и революции на Юге в руки генерала Сытина, человека не только не нужного на фронте, но и не заслуживающего доверия и потому вредного. Губить фронт ради одного ненадежного генерала мы, конечно, не согласны. Троцкий может прикрываться фразой о дисциплине, но всякий поймет, что Троцкий не Военный Революционный совет Республики, а приказ Троцкого не приказ Реввоенсовета Республики.
Член ЦК партии Сталин
Член партии Ворошилов".
Резкость выражений этой телеграммы убеждает, сколь решительно и страстно ее авторы защищали свою точку зрения, и это очень хорошо. Но в тексте телеграммы бросаются в глаза как категорически отрицательная оценка деловых качеств и надежности Сытина, так и фразы о "предателях из военных специалистов" и необходимости пересмотреть вопрос" об их использовании. Это была ошибка, и серьезная. К тому времени вопрос о военных специалистах был уже давно решен: без использования бывших военных, без их знаний и опыта невозможно было бы строительство регулярной Красной Армии.
6 октября Сталин выехал в Москву. Конфликт был улажен: образован новый РВС Южного фронта, Ворошилов назначен командующим 10-й армией, непосредственно защищавшей Царицын. 8 октября постановлением СНК Сталин назначается членом РВС Республики. Тем самым легализуется его статус в военных делах. В этот же день в переговорах по прямому проводу он просит Ворошилова и Минина уточнить ряд моментов и подтвердить факты, относящиеся к спору, возникшему 29 сентября на заседании Военного совета в Царицыне. "...Сегодня ночью, - завершает Сталин переговоры, - через два часа поеду со Свердловым в Козлов; через 12 часов буду в Козлове, остальные выяснения там, и, по-моему, можно решить вопрос без шума в рамках сложившихся формальностей".
11 октября Сталин возвратился в Царицын. К этому времени враг вновь приблизился к городу вплотную, приходилось напря- гать все силы, чтобы остановить его. Помощи же из центра по-прежнему не было. "Только что приехал в Царицын, - телеграфировал Сталин в Москву Свердлову. - Мне сдается, что прекращение снабжения не случайность, что чья-то умелая рука старается доконать Царицын... Я кончил".
Личное вмешательство Ленина помогло, боеприпасы и обмундирование стали прибывать в Царицын в большем количестве.
Особенно близко казаки подошли к городу на центральном участке, где они захватили станцию Воропоново. С утра 17 октября белые стали атаковать Садовую, но здесь их ждала неожиданность.
Сейчас трудно сказать, кому - Ворошилову или Сталину - принадлежала идея собрать на наиболее угрожаемом участке по возможности всю артиллерию, имевшуюся под Царицыном. Во всяком случае, командование 10-й армией приняло такое смелое, даже рискованное решение и энергично провело его в жизнь.
Начальник артиллерии армии Кулик уже близко к полуночи приехал в штаб армии, чтобы доложить об исполненном и получить указания на дальнейшее. В здании ярко светились окна: уже несколько недель здесь не спали. Дежурный провел Кулика в кабинет, где работали Сталин и Ворошилов. Кулик доложил, что основная часть артиллерии уже стягивается к центральному участку и что несколько дивизионов он оставил на флангах для выполнения самых необходимых задач.
- Какие фланги? - переспросил Сталин, и лицо его посуровело. - Гумрак? Саропта? Либо в приказе неясно написано, либо вы не поняли приказа. Реввоенсовет приказывает вам сосредоточить на центральном участке всю - вы понимаете? всю! - артиллерию! До единого орудия!
Кулик стал говорить о риске, с которым связана подобная концентрация, но Сталин прервал его:
- Мы должны, мы обязаны пойти на этот риск. Вчера они были биты на южном участке, и у нас есть основания полагать, что сегодня они попытаются атаковать именно здесь, у Садовой.
- Но наши части, в первую очередь - пехота, устали... - сомневался Кулик.
- Верно! И именно потому, что пехота устала, ей должна помочь техника: артиллерия плюс пулеметы, плюс бронепоезда и бронемашины...
Когда утром 17 октября белоказачьи войска пошли в атаку на Садовую, на небольшом, четырех-пятикшюметровом участке их встретил огонь почти 200 орудий - концентрация, невиданная дотоле в гражданской войне! Сочетание мощного артиллерийского огня с решительными контратаками красной пехоты привело к тому, что белые части смешались, стали отступать и вскоре побежали. У Воропонова их настиг красный бронепоезд. Под огнем его пулеметов бегство противника стало паническим...
Второе наступление белых на Царицын было отбито; 19 октября Сталин уезжает в Москву. Несомненна его выдающаяся роль как в непосредственной обороне города, так и в ходе событий вообще на юге России. Организаторский талант, энергия, воля Сталина способствовали укреплению власти Советов в этом районе.
Для самого Сталина более чем четырехмесячное пребывание в Царицыне значило много. Здесь он впервые столкнулся с военным делом, и уже не расставался с ним до конца своей жизни. В Царицыне Сталин многому научился, многое понял; война - строгий, суровый учитель.
В Москве он не забывал о своих царицынских товарищах, разговаривал с ними по прямому проводу, заботился о Царицынском участке фронта. Именно Сталин проинформировал Ленина о положении защитников города, и после вмешательства главы правительства боеприпасы и обмундирование стали поступать туда регулярно. В своих выступлениях и статьях сразу по приезде в Москву Сталин подчеркивал дисциплинированность и героизм бойцов, а также то, что в огне сражений начали складываться, формироваться новые командиры; он даже назвал их "новым красным офицерством".
В Москве Сталин возвращается к своим многочисленным обязанностям. К примеру, сразу же по возвращении, 25 октября, на пленуме ЦК КП (б) Украины Сталина избирают членом заграничного бюро украинского ЦК, и он вплотную занимается здесь делами.
Советское правительство аннулировало Брестский мир. Под напором революционных войск оккупанты покидали Украину.
В ноябре коллегия Наркомнаца обсудила положение на Украине и в других оккупированных областях. В постановлении говорилось: "Коллегия считает, что в связи с обострением революционного кризиса в оккупированных областях центр тяжести советской работы должен быть передвинут из Москвы в эти районы".
- Пока вся власть, - говорил Сталин, - Реввоенсовету, правительство - потом, когда продвинемся на Украину.
В составе КП (б) Украины имелись тогда противоборствующие группировки, так называемые "правые" и "левые".
Сталину также пришлось немало повозиться, сглаживая конфликты между "правыми" и "левыми". В воспоминаниях За-тонского рассказывается:
"Не откладывая, мы на другой же день выехали в вагоне тов. Сталина в Курск. В Орел передали, чтобы все члены ЦК КПУ, которые были там, встречали нас. Там находился Квиринг и случайно оказался тов. Артем.
Сталин, не рассказывая, в чем дело, предложил взять необходимые вещи, сесть в наш вагон, который шел в Курск, и ехать. Мы с Пятаковым молчим, наше дело маленькое...
Как в Москве тов. Сталин не снизошел до того, чтобы рассказать мне, в чем дело, так и здесь он закрылся в купе, сказав, что деловой разговор будет после обеда в Курске.
Наши гости сидели в салоне... В Курске принесли нам обед, пообедали, выпили чайку. Только после этого велел убрать со стола, закрыть дверь и сказал:
- Теперь начнем.
К делу перешел без всякого предисловия:
- ЦК РКП постановил создать Советское правительство с... (тут была пауза) с Пятаковым во главе...
"ЦК РКП постановил..."
А если ЦК РКП постановил: хватит перечить...
Если с ЦК КПУ можно было в деле партийной дисциплины и поспорить, то с ЦК РКП шутить не приходилось - что касается этого, то правила у нас всегда были суровыми.
Было несколько секунд молчания, наконец, тов. Артема, как наиболее экспансивного человека, прорвало...
- Да, конечно, Пятакова, он и чужие языки знает... Это было так смешно, что я ле удержался и пошутил:
- И на рояле неплохо играет...
Пятаков толкнул меня в бок, а сам закашлялся, Сталин же, как будто ничего не случилось, спокойно продолжал:
- Одновременно ЦК РКП постановил создать Реввоенсовет группы Курского направления. В РВС войдут: я, Затонский и командующий тов. Антонов.
Это уж окончательно вывело наших товарищей из равновесия: мало того что Пятакова делают главою, да еще и Антонова в командующие..."
Сталину пришлось порядком поспорить с украинскими товарищами, чтобы добиться их единодушия. В Курске, правда, Сталин не долго задержался: 20 ноября его отозвали в Москву, и заместителем его остался Артем. Но к украинским делам ему пришлось возвращаться не раз. В адрес Сталина (и обязательно в копии - Ленину) одна за другой шли пространные телеграммы, достаточно резкие по тону. В них украинские товарищи, жалуясь на то, что "Центр" сдерживает их инициативу, посылает неугодных им товарищей (в особенности Антонова-Овсеенко), требовали решительного вмешательства Сталина и его приезда в Курск. Сталин был весьма сдержан в ответах. Так, 28 ноября он телеграфировал: "Передайте тов. Затонскому, что я приехать не могу. Организован Всероссийский Совет Обороны, куда я избран членом. Я очень занят и не могу выехать. Антонова уже выслал к вам. Приедет Беленькович, приезда которого добивался Артем. Приедут еще украинцы, и среди них имеются опытные командиры с Царицынского фронта. Под робнее сообщу в письме. Если имеются разногласия, разрешите их сами вместе с Антоновым. У вас все права в руках. Сталин".
В ответ на эту спокойную и деловую телеграмму Затонский посылает Сталину (копия, конечно, Ленину) следующий текст: "Попросите Сталина к аппарату. Простите, но это издевательство какое-то. Я ведь сообщал трижды - последний раз сегодня, что никаких разногласий внутри у нас нет..."
Хотя в тот же день, 28 ноября 1918 года, в Судже состоялось первое заседание Временного рабоче-крестьянского правительства Украины, а на следующий день был издан манифест "К трудящимся Украины", переговоры с Москвой продолжались и упреки в "путанице из центра" повторялись, так что однажды, по словам Затонского, Сталин в разговоре обмолвился: "Да уймитесь вы там: Старик сердится..."
В статье "Украина освобождается", опубликованной 1 декабря, Сталин, в частности, писал: "Настоящая борьба на Украине еще впереди..."
Наркомнац теперь был довольно обширным и сложным учреждением. С января 1918 года он въехал в новое помещение по Пречистенскому бульвару, № 29. Здесь Сталину удалось собрать пестрый коллектив. В Коллегию Наркомнаца кроме наркома и его заместителя Станислава Станиславовича Пестков-ского входили: Викентий Семенович Мицкевич, Капсукас, Отто Янович Карклин, Станислав Янович Бобинский, Семен Маркович Диманштейн, Ганс Густавович Пегелман, Варлаам Александрович Аванесов, Израиль Юделевич Кулик, Карл Антонович Кнофличек и Иван Павлович Товстуха.
Это были весьма разные во всех отношениях люди, и нередко Сталину приходилось потрудиться, добиваясь единодушного и, главное, правильного решения. Среди членов коллегии имелись и "левые" коммунисты, и будущие сторонники группы "демократического централизма", и троцкисты. Поэтому Сталину нелегко бывало достичь единодушия в учреждении, за которое он отвечал. Пестковский вспоминал в 1930 году: "Перед Сталиным стала весьма трудная задача: постоянно бороться внутри собственного учреждения с грубыми отклонениями от ленинской линии. Я почти уверен, что будь, например, на месте Сталина Троцкий, который постоянно обвинял и обвиняет Сталина в "диктаторствовании", он в течение трех дней разогнал бы такую оппозиционную коллегию и окружил бы себя "своими" людьми.
Но Сталин поступил совершенно иначе... И здесь он проявил много выдержки и ума. У него бывали, правда, время от времени конфликты с отдельными членами коллегии, но по отношению к коллегии в целом он был лоялен, подчинялся ее решениям, даже если не бывал согласен, за исключением тех случаев, когда дело шло о нарушении партийной линии. В этих случаях он апеллировал в ЦК и, конечно, всегда выигрывал..." Одним из таких случаев был уже описанный выше спор о необходимости создания Татаро-Башкирской АССР.
"Я работал бок о бок со Сталиным около 20 месяцев, - продолжает Пестковский, - и все это время я принимал участие в разных "оппозициях". Не один раз я на заседаниях коллегии открыто выступал против национальной политики Сталина, против его уступок "мелкобуржуазным националистам" среди восточных национальностей, несмотря на то, что отлично знал, что это линия Ленина и всего ЦК партии. Тем не менее Сталин относился ко мне с величайшим терпением и старался, насколько возможно, использовать меня в работе".
Круг обязанностей Сталина продолжал расширяться, что, впрочем, было типичным явлением для крупных партийных работников во время гражданской войны. 30 ноября 1918 года был организован Совет Рабоче-Крестьянской Обороны (позднее - Совет Труда и Обороны - СТО), специальный орган для объединения и организации сил советского государства в борьбе с белогвардейцами и интервентами. Первым председателем был Ленин. Сталин также входит в состав Совета. 1 декабря он выступает в прениях на первом заседании Совета; в этот же день принимается решение предоставить право Ленину и Сталину утверждать своей подписью постановления комиссий Совета. 3 декабря Сталин руководит заседанием комиссии Совета Обороны по вопросу об упорядочении работы железнодорожного транспорта; 7 декабря в СНК Сталин представляет проект декрета о признании независимости Эстляндской Советской республики и СНК утверждает его; 11 декабря в Совете Обороны Сталин выступает с несколькими докладами: об упорядочении работы железнодорожного транспорта, о политической агитации и посылке комиссаров во вновь формирующиеся дивизии, о расквартировании воинских частей; так - изо дня в день.