ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава первая

Над городом - знойное небо. Старинная крепость венчает гору. На склонах - церкви, дома, утопающие в зелени садов. Поблизости сливаются Кура и Лиахва, а вдали, в облаках, виднеются величественные вершины Кавказа. Это - сердце Карта-линии, это - Гори.

Затерялось в глубине веков начало истории города. Несчетное число раз стояли иноземные полчища под стенами Го-рис-Цихе. Арабы и турки, татаро-монголы и персы осаждали ее. Иногда город удавалось отстоять, но чаще захватчики были многочисленнее и сильнее, и тогда поднимались пожары, на месте домов оставались развалины и пепелища...

Только после присоединения Грузии к России, только с начала XIX века покой пришел в этот край.

Уездный городок Гори в семидесятых годах прошлого столетия жил мирно и тихо. Он невелик: по переписи 1873 года насчитывалось в Гори около 6 000 жителей. Национальный состав горожан смешанный - 3 495 армян, 2 250 грузин и 254 русских. Преобладание армян не было чем-то особенным, так как в ту пору во многих городах Грузии они составляли весьма существенную долю населения.

Все лучшие дома находились на главных улицах - Царской и Тифлисской. Остальные - кривые переулки, разбросанные без всякого плана и порядка. На одной из таких улочек, взбегавших по склону горы, пыльных в сухое время и грязных в дождливое, стоял домик на кирпичном фундаменте с деревянными стена- ми. Девятого декабря 1879 года в домике царило радостное оживление: родился мальчик.

Отец новорожденного, Виссарион Иванович Джугашвили, по профессии сапожник, был выходцем из крестьян села Диди-Лило Тифлисской губернии. В поисках заработка он переехал в Гори и здесь женился на дочери бывшего крепостного крестьянина из села Гамбареули Горийского уезда Екатерине Георгиевне Геладзе. Было ей тогда около пятнадцати лет.

Когда появился на свет Сосо (так у грузин сокращают имя Иосиф), матери едва исполнилось двадцать. До этого в семье Джугашвили было уже трое детей, но они умерли вскоре после рождения. Естественно, что отец и мать не чаяли души в единственном сыночке.

Сосо оказался крепким мальчиком. В возрасте шести-семи лет он перенес оспу. О прививках в ту пору в Гори мало кто слышал, и на лице у Сосо на всю жизнь остались легкие отметины. Чуть позже он ушиб левую руку. От ушиба началось нагноение. Сосо был при смерти.

- Не знаю, - вспоминал он, - что мне тогда помогло, крепкий организм или мазь знахарки, но я поправился...

И все же левая рука мальчика с тех пор и на всю жизнь плохо сгибалась в локте.

Жить семье Джугашвили было нелегко. Виссарион Иванович трудился не покладая рук, но его сапожническое ремесло не приносило достатка. Заработка не хватало, и спустя некоторое время после рождения сына Виссарион Иванович уехал в Тифлис. Там он поступил на работу к крупному обувному предпринимателю Адельханову в надежде поднакопить деньжат.

Этого не произошло, и позже сын Виссариона Ивановича в работе "Анархизм или социализм" имел возможность привести наглядный пример того, как возникает пролетарское сознание: "Представьте себе сапожника, который имел крохотную мастерскую, но не выдержал конкуренции с крупными хозяевами, прикрыл мастерскую и, скажем, нанялся на обувную фабрику в Тифлисе к Адельханову. Он поступил на фабрику Адельханова, но не для того, чтобы превратиться в постоянного наемного рабочего, а с целью накопить денег, сколотить капиталец, а затем вновь открыть свою мастерскую... Работает пролетаризированный сапожник и видит, что скопить деньги - дело очень трудное, так как заработка едва хватает даже на существование..."¹

Вряд ли можно сомневаться, о каком именно сапожнике идет речь.

Говоря о Виссарионе Джугашвили, нельзя не упомянуть об одном печальном обстоятельстве: пристрастии его к спиртному. Не зря, видимо, у многих народов существуют присловия, по- добные русскому, - "пьян, как сапожник". Сведения о том сохранились смутно, но так было. В 1890 году Джугашвили - отец скончался. Это произошло, когда сыну еще не исполнилось одиннадцати лет. К тому же последние годы отец жил отдельно от семьи, покинув Гори. Сын никогда ничего не говорил о своем рано ушедшем отце, но с большим основанием можно предполагать, что влияние Виссариона Джугашвили на характер юного Сосо было весьма небольшим.

Другое дело - мать. Екатерина Георгиевна, на которую пала основная тяжесть воспитания сына, работала поденщицей у более состоятельных горожан: без устали шила, стирала, пекла хлеб. Жили теперь Джугашвили в комнатенке площадью в десяток квадратных аршин, рядом с кухней. Вход - прямо ее двора, без всякой ступеньки. Пол выложен кирпичом. Обстановка предельно скромная: маленький стол, табуретки, широкая тахта, покрытая соломенной циновкой - "чилони". Но за эту конуру надо было платить полтора рубля в месяц, и очень-очень не просто удавалось скопить даже такие деньги.

Несмотря на бедность, родители, в особенности мать, хотели, чтобы их единственный сыночек учился. Екатерина Георгиевна была неграмотной, не знала русского языка, но твердо решила дать образование сыну, тем более что восприимчивость и память его с малолетства бросались в глаза окружающим. Еще до поступления Сосо в школу сосед Котэ Чарквиани по просьбе матери обучил его грузинской азбуке. Екатерина Георгиевна молчаливо радовалась и гордилась способностями сына, но довольствоваться столь малым не хотела.

Гори того времени был важным центром народного образования в Закавказье. С 1876 года здесь действовала учительская семинария, при которой имелись четыре начальных училища: грузинское, армянское, русское и татарское. Кроме того, в городе находились уездное училище, православное и армяно-григорианское духовные училища, женская прогимназия и армянская женская начальная школа.

Екатерине Георгиевне очень хотелось, чтобы ее Сосело когда-нибудь стал православным священником - ведь это так почетно! Она добилась, чтобы в сентябре 1888 года, на девятом году жизни, Сосо поступил в приготовительный класс духовного училища. Достичь этого было куда как нелегко, ибо в училище определяли своих детей в первую очередь лица духовного звания. Решающую роль тут сыграли недюжинные способности мальчика. Итак, сын сапожника и поденной работницы стал на Духовную стезю.

Воспоминания товарищей Сосо дают нам представление о том, каким он был в ту пору. Среднего роста, худощавый, крепкий мальчик имел веселый нрав. Взгляд - живой, но по временам очень пристальный. Движения быстрые, походка уверенная. Одет Сосо был бедно, но всегда опрятно. Зимой наде- вал синее пальто, сапоги, войлочную шляпу, широкий красный шарф и серые вязаные рукавицы. Книги и тетради носил в красной ситцевой сумке, перекинутой через плечо.

Преподавание в училище велось на русском языке, лишь два раза в неделю были уроки грузинского языка. Это, естественно, создавало дополнительные трудности для некоторых мальчиков-грузин, но не для Сосо Джугашвили, который очень быстро и хорошо освоил русскую речь.

С первых же недель учебы и преподаватели, и сверстники заметили, насколько способен этот мальчуган. Ни один предмет не был для него труден, с одинаковым интересом и успехом усваивал он языки и математику, историю Православной Церкви и географию. За что бы он ни брался, все прочно оставалось у него в памяти. Внимательный на уроках, Сосо благодаря своей исключительной памяти не нуждался в повторении. На вопросы учителей отвечал не торопясь, всегда обдумывая и взвешивая свои слова. Эта неспешность решений и ответов сохранилась за ним на всю жизнь.

Мальчик, несомненно, был очень талантлив. В училище не преподавали тогда рисование, но товарищи Сосо помнят, как хорошо он рисовал. Будущих священнослужителей, конечно, учили пению. Сосо, обладая хорошим голосом и слухом, пел в училищном хоре. Голос его, обычно глуховатый, во время пения становился красивым и звучным. На всю жизнь сохранил он любовь к песням. Поначалу то были многоголосые грузинские песни. Придет время, и не менее полюбит Иосиф Джугашвили русские народные...

Успехи Сосо были так велики, что училищное начальство, зная трудное материальное положение семьи Джугашвили и не желая терять столь способного ученика, исхлопотало ему ежемесячное пособие. Это было редчайшим исключением.

Хотя Сосо явно выделялся среди товарищей, он никогда не старался стать над ними, не кичился своими успехами, помогал сверстникам готовить уроки, решать задачи, рисовать карты. Товарищ его, Д.Гогохъя, писал много позже: " Я, будучи уроженцем Мегрелии, произносил грузинские слова с акцентом. Это давало повод ученикам смеяться надо мною. Иосиф же, наоборот, пришел мне на помощь. Скромный и чуткий, он предложил мне:

- Ну давай, я буду учиться у тебя мегрельскому языку, а ты у меня грузинскому..."

В характере Сосо рано стали проявляться столь свойственные ему в зрелые годы решительность, уверенность в своих силах. К примеру, в третьем классе на уроке арифметики преподаватель Илуридзе при объяснении задачи запутался и не смог вывести правильного ответа.

Будучи этим весьма смущен, преподаватель объявил задачу неправильно составленной, а потому неразрешимой. Ученики заметили его ошибку, но молчали. Однако Сосо, спросив разрешения, вышел к доске и быстро решил задачу.

Мальчик был не по возрасту серьезен. Шалостей и озорства он явно избегал, но тем не менее всегда был окружен товарищами. Особенно любил он играть со сверстниками в лапту. Умело подбирая игроков в свою команду, Сосо чаще всего выигрывал...

Главным и основным его занятием в свободное от уроков время было чтение книг. В училище имелась неплохая библиотека, но подбор книг вскоре перестал удовлетворять Сосо. Он жаловался товарищам, что не может найти хороших, интересных книг. Ученик старшего класса Ладо (Владимир) Кацховели рассказал ему о частной библиотеке Арсена Каландадзе.

Каландадзе имел в Гори типографию, книжный магазин и библиотеку, в доме у него собиралась местная интеллигенция. Пристрастившийся к чтению Сосо Джугашвили к концу своего пребывания в училище перечитал почти все книги, имевшиеся у Каландадзе. В первую очередь это были сочинения грузинских писателей - Ильи Чавчавадзе, Акакия Церетели, Игнатия Ни-ношвили и других. С товарищами он часто обсуждал наиболее понравившиеся ему, взволновавшие его книги. По воспоминанию П. Кананадзе, большое впечатление на Сосо произвел рассказ И. Ниношвили "Гогия Упшвили", в котором описывалось угнетенное и бесправное положение грузинских крестьян.

Знание родной литературы, любовь к ней, несомненно, сказались на формировании характера Сосо. В это же время он стал читать произведения гигантов русской литературы - Пушкина, Гоголя, Толстого, - и столь же несомненно, что достаточно раннее знакомство с русской культурой - прежде всего с литературой и историей - имело^ решающее значение для формирования взглядов и настроений грузинского мальчика.

По мере того как ребенок превращался в юношу, росли его симпатии к угнетенным и сочувствие к тем, кто так или иначе проявлял свой протест против гнета. В Грузии, как и вообще в Закавказье, простой народ склонен был с симпатией относиться к тем, кто по каким-либо причинам вступал в конфликт с властью, даже если этот конфликт перерастал в обыкновенный разбой.

В 1892 году Сосо был свидетелем казни двух таких романтических разбойников. Преподаватели училища считали, что зрелище казни на площади в Гори поможет внушить молодежи чувство страха перед существующим порядком. Может быть, это и произошло с другими учениками, но Сосо был подавлен зрелищем публичной казни двух крестьян.

В июне 1894 года Сосо закончил училище. Вот текст выданного ему "свидетельства":

"Воспитанник Горийского духовного училища Джугашвили Иосиф... поступил в сентябре 1889 года в первый класс училища и при отличном поведении (5) оказал успехи:

            

По Священной истории Ветхого Завета       -(5)

По Священной истории Нового Завета       -(5)

По Православному катехизису       -(5)

Изъяснению богослужения с церковным уставом       -(5)

русскому с церковнославянским       -(5)

Языкам греческому       -(4)

очень хорошо            

грузинскому       -(5) отлично

Арифметике       -(4)

очень хорошо

Географии       -(5)

Чистописанию       -(5)

Церковному пению русскому       -(5)

и грузинскому       -(5)

По окончании полного курса учения в духовном училище в июне 1894 года причислен училищным правлением к первому разряду училищных воспитанников с преимуществами, присвоенными окончившим полный курс учения в духовном училище..."

"Преимущества", полученные Иосифом, состояли в том, что он мог продолжать обучение в духовной семинарии. Поскольку у матери не было средств содержать сына, его обещали взять на казенный счет. И вот в августе 1894 года вместе с несколькими товарищами он приезжает в Тифлис и успешно сдает вступительные экзамены. Теперь он - семинарист.

Непривычно было мальчику из тихого и маленького уездного городка очутиться в большом и шумном Тифлисе. К тому времени то был уже многолюдный город: по переписи 1897 года в нем насчитывалось свыше 160 тысяч жителей. Тифлис поражал своими контрастами. Наряду с улицами вполне европейскими - богатые здания современной архитектуры, великолепные магазины, конно-железная дорога (новинка для того времени), тут же по соседству, - лабиринт узеньких, искривленных и грязных переулков, тесных площадей, базаров, обрамленных открытыми, на восточный манер, лавчонками, мастерскими, кофейнями, цирюльнями... Улицы эти и базары наполняла шумная разноязыкая толпа носильщиков, водовозов, разносчиков, всадников, вереницы вьючных ослов и мулов, караваны верблюдов. Национальный состав населения города очень пестрый: армян было 38,1%, грузин 26,3%, русских 24,8%, поляков 3,4%, персов 3,2%, татар 1,7%...

Главной улицей Тифлиса справедливо считался Головинский проспект, проложенный параллельно реке Куре, одной из красивейших была Пушкинская улица. Ее украшал бюст А.С. Пушкина и мемориальная доска, напоминавшая о том, что в 1829 году поэт побывал здесь. На Пушкинской же улице, в четырехэтажном доме № 4, помещалась Тифлисская духовная семинария. В первом этаже размещались столовая и гардеробная; второй и третий были отведены под классы, а в верхнем - спальные комнаты, по 20 - 30 человек в каждой. В здании находилась небольшая церковь.

Распорядок дня был построен так, чтобы жизнь в семинарии текла однообразно и монотонно. Вставали семинаристы в семь часов. После молитвы шли пить чай, затем в классы. Здесь дежурный ученик вновь читал молитву, и занятия продолжались, с перерывом, до двух часов дня. В три часа - обед, в пять часов перекличка, после которой категорически запрещалось покидать здание семинарии. Затем следовала вечерняя молитва, в восемь часов семинаристы опять пили чай, расходились по классам готовить уроки, а в десять часов раздавался звонок - пора спать.

В дополнение к внешнему распорядку семинарское начальство установило строжайший надзор за внутренним душевным миром семинаристов. Им запрещалось чтение художественной литературы. Особенно пресекался интерес к естественным наукам. Семинаристам не разрешалось посещать театры, публичные лекции, вообще выходить из здания семинарии без соответствующего позволения. Пропуск церковной службы, разумеется, считался крупнейшим проступком. Воспитательные "мероприятия" семинарского начальства завершались доносами и обысками, без стеснения применяемыми ректором, инспектором и большинством преподавателей.

Тифлисская духовная семинария на протяжении последних десятилетий XIX века оставалась рассадником вольнодумия в Закавказье. В семинарских событиях, как в зеркале, отражались противоречия общественной жизни этого многонационального края. Немалая часть семинаристов, происходивших из малоимущих слоев населения, чутко воспринимала социальный гнет, жадно тянулась к знаниям и была склонна усваивать революционные идеи. Достаточно лишь назвать знаменитые имена будущих видных социал-демократов - М. Цхакая, Ф. Маха-радзе, Л. Кецховели, И. Джугашвили.

По-видимому, еще в начале пребывания в доме на Пушкинской улице Сосо понял, что прижиться здесь будет трудно.

Уже на первом году семинарской жизни Сосо совершал поступки, строго осуждаемые и наказуемые начальством: он писал мирские стихи.

Четырнадцатого июня 1895 года на первой странице газеты "Иверия", редактировал которую известный грузинский писатель князь И. Чавчавадзе, было напечатано стихотворение, начинавшееся словами "Распустился бутон роз", за подписью И. Джугашвили.

Видимо, стихотворения молодого семинариста вполне удовлетворяли редактора "Иверии", так как они стали одно за другим появляться в газете: 22 сентября 1895 года было опублико- вано "Когда на небе ясная луна", 11 октября - "Месяцу", 29 октября - "Рафаэлу Эристани", 25 декабря - "Бродил по миру словно призрак...". Все они были подписаны "Сосело". В июле 1896 года опубликовал стихотворение того же автора "Старик Ниника" журнал "Квали" ("Борозда").

Успех шестнадцатилетнего стихотворца несомненен. Стихи Сосо Джугашвили были написаны с большим литературным вкусом, образным народным языком.

...И этою надеждою томимый,
Я радуюсь душой, и сердце бьется
с силой:
Ужель надежда эта исполнима,
Что мне в тот мир, прекрасная,
явилась.

Не чужд был автор и социальных мотивов, насколько это было возможно в подцензурной газете:

И знай - кто пал, как прах, на землю,
Кто был когда-то угнетен,
Тот встанет выше гор великих,
Надеждой яркой окрылен.

Примечательна судьба стихотворений Сосело. Первое из них (июнь 1895 года) под названием "Утро", что вполне соответствует его содержанию, выдающийся грузинский педагог Я. Го-гебашвили поместил в свой учебник для начальных школ "Деда Эна" ("Родное слово"). С этой книги начинало свое воспитание каждое новое поколение дореволюционной Грузии.

Стихотворение "Р. Эристави" в 1899 году было включено в юбилейный сборник Р. Эристави наряду с речами, поздравлениями, стихотворениями и посвящениями таких грузинских общественных деятелей, как И. Чавчавадзе, А. Церетели и др. В 1907 году М. Келенджеридзе, не зная автора, поместил это стихотворение в "Грузинской хрестоматии, или Сборнике лучших образцов грузинской словесности".

Тот же М. Келенджеридзе еще в 1899 году издал книгу 'Теория словесности с разбором примерных литературных образцов". Здесь были приведены и разобраны лучшие образцы из произведений классиков грузинской поэзии: Ш. Руставели, И. Чавчавадзе, А. Церетели, Г. Орбелиани, Н. Бараташвили, А. Казбеги. Здесь же, на страницах 93 - 94, были помещены два стихотворения Сосело.

Поэтический успех, повторяем, был несомненен. Но... На семнадцатом году жизни его сердце и голову переполняли совсем другие чувства и мысли.

Убедившись, что семинарские науки не могут дать ответа на мучившие его вопросы, Сосо перестает уделять им то внимание, которое уделял раньше. Теперь он учится без напряжения - лишь бы сдать экзамены. Впрочем, были предметы, по которым у него всегда стояли отличные оценки: это русский язык, гражданская история и логика. Что же, впоследствии знания эти очень пригодились Иосифу Джугашвили на его длинном и сложном жизненном пути...

Всю свою энергию Сосо обращает на "светскую" литературу. Книги трудно достать, и его снабжают ими ученики старших классов. Поначалу это вполне благопристойная, подцензурная литература, затем в руки Сосо попадают книги, которые запрещены к чтению не только в стенах семинарии, но и вообще в пределах Российской империи.

В 1932 году, спустя почти сорок лет, Иосиф Виссарионович Сталин вел продолжительную беседу с немецким писателем Эмилем Людвигом. Выяснилось, что Людвиг имеет типичное для буржуа представление о том, почему тот или иной человек стал революционером:

"Людвиг. Разрешите задать Вам несколько вопросов из Вашей биографии. Когда я был у Масарика, то он мне заявил, что осознал себя социалистом уже с 6-летнего возраста. Что и когда сделало Вас социалистом?

С т а л и н. Я не могу утверждать, что у меня с 6 лет была тяга к социализму. И даже не с 10 или 12 лет. В революционное движение я вступил с 15-летнего возраста, когда я связался с подпольными группами русских марксистов, проживавших тогда в Закавказье. Эти группы имели на меня большое влияние и привили мне вкус к подпольной марксистской литературе".

Не удовлетворившись достаточно точным ответом, Э. Людвиг вновь вопрошает:

"Что Вас толкнуло на оппозиционность? Быть может, плохое обращение со стороны родителей?

Сталин. Нет. Мои родители были необразованными людьми, но обращались они со мной совсем не плохо. Другое дело православная духовная семинария, где я учился тогда. Из протеста против издевательского режима и иезуитских методов, которые имелись в семинарии, я готов был стать и действительно стал революционером, сторонником марксизма, как действительно революционного учения.

Л ю д в и г. Но разве Вы не признаете положительных качеств иезуитов?

Сталин. Да, у них есть систематичность, настойчивость в работе для осуществления дурных целей. Но основной их метод - это слежка, шпионаж, залезание в душу, издевательство, - что может быть в этом положительного? Например, слежка в пансионате: в 9 часов звонок к чаю, уходим в столовую, а когда возвращаемся к себе в комнаты, оказывается, что уже за это время обыскали и перепотрошили все наши вещевые ящики...Что может быть в этом положительного?"²

Сохранился Кондуитный журнал духовной семинарии, и он буквально пестрит замечаниями и донесениями о поведении семинариста Джугашвили, на него градом сыплются предупреждения, выговоры, наказания. Поначалу это назойливые, раздражающие придирки по пустячным поводам: "Давидов и Джугашвили... продолжали разговаривать, несмотря на неоднократные мои замечания не разговаривать..."; "Джугашвили, придя в столовую к утреннему чаю, снял фуражку в самой уже столовой..."; "На утреннюю молитву явился с опозданием... Джугашвили"; "На вечернюю с акафистом опоздал Джугашвили..." и т. д. и т. п. Тут же следуют резолюции: "Обедать после других"; "Стоять в столовой".

Друзья, знавшие Сосо еще в Гори, отмечали, что в семинарии характер его заметно переменился. Оставаясь по-прежнему хорошим товарищем, он стал теперь гораздо сдержаннее в выражениях чувств, даже несколько скрытен. И немудрено - ему было что и от кого скрывать.

Уже на первом году обучения в семинарии Сосо вступает в литературный кружок, разумеется, нелегальный, хотя и не политический, а чисто просветительский. Семинаристы читали и разбирали лучшие произведения мировой, русской и грузинской литературы. Следили и за сообщениями и дискуссиями на страницах "Квали". Страстно обсуждали они воззрения языковеда Н. Марра о несамостоятельном характере происхождения грузинского языка. Положения теории Марра глубоко западут в память Сосо Джугашвили, но лишь полвека спустя он недвусмысленно выскажет свое отношение к ним...

Здесь следует ответить на немаловажный вопрос: сохранил ли воспитанник православной семинарии Сосо, православное вероучение в душе своей до зрелых дней, став во главе великого Советского Союза?

Скажем сразу, что ни одного свидетельства на этот счет, исходивших от самого Сталина, нам найти не удалось. Нет и никаких достоверных свидетельств очевидцев. Все это так. Но можно бесспорно предположить, что оставался он в душе человеком православным. Доказательства?

Да, при жизни Сталина был взорван храм Христа Спасителя, считающийся символом богоборческой деятельности коммунистов. И многие иные. Добавим: все это так. Но Сталин в 1931-м был совсем не всевластным в высшем ареопаге партии, хотя наши и зарубежные щелкоперы твердят обратное. Лишь к концу тридцатых он стал на Руси всевластным вождем. И тогда многое, лежавшее на политической поверхности, круто измени- лось. Русская православная Церковь чудесным образом была поднята из бездны. Но об этом - в свое время...

Познакомился Сосо в семинарии, конечно, и с представителями марксистски настроенной интеллигенции Тифлиса. С начала 1893 года здесь существовала "Месаме даси" ("Третья группа"), в которую входили М. Цхакая, Э. Ниношвшш, Н. Жордания, С. Джибладзе, И. Рамишвили, Н. Чхеидзе и другие. Печатным органом "Месаме даси" стала с 1897 года газета "Квали" (ранее это был журнал, где в июне 1896 года Сосело и опубликовал одно из своих стихотворений).

С самого начала "Месаме даси" не была однородной: большинство ее участников, возглавляемое Ноем Жордания, выступало против марксистского понимания классовой борьбы, проповедовало буржуазный национализм. Эти люди впоследствии составили ядро, основу грузинского меньшевизма. Почти все они были старше Сосо и умели хорошо излагать свои мысли, умели красиво и высокопарно говорить, прибегая к штампованным ораторским приемам, а паренек из Гори этого не умел да и не захотел обучаться ничему подобному. Посещая редакцию "Квали" (туда его привел Ладо Кепховели), Сосо внимательно слушал красноречивые излияния будущих меньшевиков, но что-то ему в этих речах не нравилось. Он стал задавать ехидные вопросы, возражать...

Познакомившись с подпольными марксистскими кружками, Сосо убедился в необходимости изменить характер занятий в кружке своих товарищей по семинарии, но сразу же натолкнулся на противодействие некоторых из них. Тогда на одном собрании он предложил дополнить программу занятий экономическими и социалистическими науками, изучать теорию социализма и историю рабочего движения. Большинство товарищей согласились с ним, и к весне 1896 года в семинарии выделилась отдельная группа, руководимая Сосо. Была собрана нелегальная библиотека, стал выходить рукописный журнал на грузинском языке, где трактовались спорные вопросы, обсуждаемые на страницах "Квали". Так как собираться в семинарии и хранить там запрещенные книги из-за слежки начальства было невозможно, участники кружка за пять рублей в месяц сняли комнату в районе Мтацминда, где и собирались один-два раза в неделю, в послеобеденные часы, до переклички. Сюда же была перенесена и библиотечка.

Результат работы Сосо скоро сказался: в семинарии сложилась устойчивая, сплоченная группа, участники которой в литературных Диспутах, беседах с товарищами легко разбивали оппонентов, проповедовавших националистические, народнические, легально-марксистские взгляды. Осенью 1897 года возник еще один марксистский кружок, и им также руководил Сосо.

Сосо знакомится с "Коммунистическим манифестом" и другими доступными российскому читателю произведениями Мар- кса и Энгельса, читает Плеханова. Чуть позднее, в конце 90-х годов, к нему попадают работы Тулина (В.И. Ленина), направленные против народничества, "легального марксизма" и "экономизма". То, что он узнает из чтения этих книг, настолько соответствует его собственным мыслям, его личному опыту, что возникает страстное желание познакомиться с этим человеком, мыслящим столь логично и всесокрушающе.

- Я во что бы то ни стало должен увидеть его, - сказал Сосо тогда товарищу.

Читал Сосо и художественную литературу, брал ее в так называемой "дешевой" библиотеке, открывшейся в 1888 году в Тифлисе. Покупать книга он не мог - не было денег, а в дореволюционной России книги, особенно научные, стоили недешево. В букинистических же магазинах было так много интересного! Выручала память: часами простаивал семинарист в букинистических лавках, выхватывая интересующие его места, закрепляя их в памяти.

Семинарское начальство, конечно, не могло не заметить, что ученики что-то потаенно читают, оживленно спорят. В семинарии появились доносчики. Записи в Кондуитном журнале приобретают теперь иной характер.

Ноябрь 1896 года: "Джугашвили, оказалось, имеет абонементный листок из Дешевой библиотеки, книгами которой он пользуется. Сегодня я конфисковал у него сочинение В. Гюго 'Труженики моря", где нашел и названный листок". На донесении пометка: "Наказать продолжительным карцером. Мною был уже предупрежден по поводу посторонней книги - "93-й год" В. Гюго".

Март 1897 года: "В 11 часов вечера мною отобрана у Джугашвили Иосифа... книга "Литературное развитие народных рас" Летурно, взятая им из "дешевой библиотеки"; в книге оказался и абонементный листок. Читал названную книгу Джугашвили на церковной лестнице. В чтении книг из "дешевой библиотеки" названный ученик замечается уже в 3-й раз. Книга представлена мною о. инспектору. Резолюция: "По распоряжению о. Ректора - продолжительный карцер и строгое предупреждение".

...В начале 1898 года молодой пропагандист Сосо Джугашвили пришел в кружок рабочих Главных железнодорожных мастерских Тифлиса. Вот что он говорил об этом впоследствии: "Я вспоминаю 1898 год, когда я впервые получил кружок из рабочих железнодорожных мастерских. Это было 28 лет тому назад. Я вспоминаю, как я на квартире у товарища Стуруа в присутствии Сильвестра Джибладзе (он был тогда тоже одним из моих учителей), Закро Чодришвили, Чхеидзе, Михо Богоридзе, Ни-нуа и других передовых рабочих Тифлиса получил первые уроки практической работы. В сравнении с этими товарищами я был тогда молодым человеком. Может быть, я был тогда немного больше начитан, чем многие из этих товарищей. Но, как практический работник, я был тогда, безусловно, начинающим. Здесь, в кругу этих товарищей, я получил тогда первое свое боевое революционное крещение. Здесь, в кругу этих товарищей, я стал тогда учеником от революции. Как видите, моими первыми учителями были тифлисские рабочие..."

Квартира Вано Стуруа находилась на бывшей Елизаветинской улице в доме, где рабочие железнодорожных мастерских снимали группами по нескольку человек комнаты. Квартира была удобна в конспиративном отношении: она имела выход не только на улицу, но и во двор; выйдя во двор, можно было легко скрыться в садах, раскинувшихся за домами.

Несмотря на неопытность молодого пропагандиста, первые же его выступления в кружках запомнились рабочим. Впрочем, совсем неопытным Сосо тогда считать было нельзя: в семинарском кружке он уже кое-чему научился. Воспоминания слушателей Сосо позволяют нам представить методы его работы в кружке. Более всего занятия походили на товарищескую беседу. К каждому выступлению пропагандист тщательно готовился: перед ним лежала записная книжка или листки мелко исписанной бумаги. Речь его была насыщена примерами. Задавая рабочим много вопросов, Сосо старался тщательно отвечать на все встречные вопросы и не переходил к новой теме, пока не убеждался, что его поняли. Отвечать не торопился, слова свои обдумывал. В конце занятий подводил итоги. (Уже виден будущий Сталин.)

Занятия Сосо вел в нескольких рабочих кружках. Всего в Тифлисе их тогда насчитывалось около двадцати; они были связаны между собой, имели общие планы занятий. В том же 1898 году Джугашвили, стремясь сделать свои собеседования понятными и интересными для рабочих, составляет Программу занятий в марксистских рабочих кружках. К сожалению, текст этой программы не обнаружен до сих пор, и мы не можем судить о ней, но сам тот факт, что девятнадцатилетний семинарист берет на себя смелость составить программу для рабочих кружков и что программа эта не просто просветительно-образовательная, а именно марксистская, должен соответствующим образом характеризовать ее автора. На протяжении нескольких лет Иосиф Джугашвили наблюдал за деятельностью "Месаме даси", познакомился со многими ее руководителями. В августе 1898 года он вступает в "Месаме даси".

Как уже упоминалось, эта грузинская марксистская организация была крайне неоднородной. Ее оппортунистическое, склонное к национализму большинство возглавлял Н. Жор-дания. Есть основания считать, что уже в 1898 году Сосо резко критиковал Жордания. Его товарищ по семинарии П. Кана-надзе вспоминал, что однажды утром, после чая, был свидетелем оживленной дискуссии между Сосо и группой учеников в Пушкинском сквере. Особенно поражала спорящих резкая оценка их товарищем статей Н. Жордания, который сумел к тому времени составить себе определенный политический капитал, имя среди грузинской интеллигенции.

Молодой пропагандист не стеснялся критиковать Жордания и в рабочих кружках. Один из его слушателей сообщил об этом руководителям "Месаме даси". Отношение их к Джугашвили сразу же стало настороженным, а позднее - и враждебным. Так начинался многолетний спор Иосифа Джугашвили с грузинскими меньшевиками, перешедший в длительную ожесточенную борьбу словом, пером и делом.

Активность Джугашвили и его товарищей - Л. Кецховели, А. Цулукадзе - была тем досаднее для оппортунистов из "Месаме даси", что эти молодые революционеры в своих пропагандистских, агитаторских, организационных устремлениях явно следовали примеру ленинского Союза борьбы за освобождение рабочего класса.

Одной из таких демонстраций, показателем роста политической сознательности тифлисских рабочих, была первая нелегальная маевка 1899 года. Она состоялась 19 апреля за городом, в пустынной местности Грма-Геле. В подготовке ее участвовал Сосо Джугашвили.

Собрать удалось около семидесяти рабочих. Могло бы быть и больше, но маевка совпала с пасхальными праздниками, и многие рабочие уехали в родные деревни - к семьям. На холме водрузили красное знамя. Около него говорили о значении праздника 1 Мая, о роли пролетариата в революционной борьбе. Решено было и впредь праздновать 1 Мая.

Тем временем семинарское начальство стало догадываться, что Джугашвили ведет какую-то весьма опасную работу. Записи в Кондуитном журнале начинают приобретать угрожающий характер:

28 сентября 1898 года: "В 9 часов вечера, в столовой инспектором была усмотрена группа воспитанников, столпившихся вокруг воспитанника Джугашвили, что-то читавшего им... Оказалось, что Джугашвили читал посторонние, не одобренные начальством семинарии книги, составлял особые заметки по поводу прочитанных им статей, с которыми и знакомил воспитанников..."

После этого администрация устроила обыск в спальнях воспитанников. Была вынесена резолюция: "Иметь суждение о Джугашвили в правлении семинарии".

16 декабря 1898 года: "Джугашвили Иосиф во время совершения членами инспекции обыска у некоторых учащихся У-го класса несколько раз пускался в объяснения с членами инспекции, выражал в своих заявлениях недовольство производящимися время от времени обысками среди учеников семинарии и заявил при этом, что-де ни в одной семинарии подобных обысков не производится. Ученик Джугашвили вообще непочтителен и груб в обращении с начальствующими лицами, систематически не кланяется одному из преподавателей..."

Помета из донесения: "Сделан был выговор. Посажен в карцер, по распоряжению о. инспектора, на 5 часов. Иеромонах Дмитрий".

Этот самый инспектор Дмитрий Абашидзе был главным врагом Сосо в семинарии. Он вел постоянную слежку за подозрительным семинаристом, он и настоял на том, чтобы Сосо вывели двойку по поведению. Хотя весной 1899 года Иосиф с легкостью сдал экзамены и перешел в следующий класс, Абашидзе вновь поднял вопрос о Джугашвили на заседании правления семинарии, подчеркивая его главенствующую роль в недопустимых диспутах. Настойчивость инспектора принесла наконец плоды: 29 мая 1899 года Иосиф Джугашвили из семинарии был исключен.