Глава третья
Путь был неблизкий: Новороссийск, Ростов, Царицын, Самара и далее по бесконечной Транссибирской магистрали... Для Иосифа то было первое, хоть и подневольное, путешествие по России, он еще не знал и не представлял, насколько отличается от родного ему Закавказья, к примеру, Восточная Сибирь, куда его забросила судьба.
Село Новая Уда, Балачанского уезда Иркутской губернии, назначенное Иосифу местом проживания, затерялось в глухой тайге на знаменитом Жигаловском тракте, по которому перегоняли этапы заключенных. Этапу приходилось пробираться сквозь таежные сопки, переправляться много раз через реки и болота, чтобы добраться до Новой Уды от железной дороги. Легче было доехать зимой, по санному пути.
Село делилось на две части. В верхней - основные "достопримечательности": окруженное высоким частоколом здание острога, церковь, две купеческие лавки, пять кабаков. Нижняя- Десяток-другой домишек, по-местному - Заболотье.
Иосиф Джугашвили прибыл в Новую Уду 27 ноября 1903 го-Да. Поселился он в Заболотье у крестьянки Марфы Ивановны Ливинцевой, в доме на краю болота. Большая перегороженная комната с огромной русской печью, в переднем углу - стол, у перегородки - топчан. В такой обстановке должен был жить ссыльный Джугашвили.
Единственным важным событием за время проживания в пер- и ссылке было получение им письма из далекой Германии.
"...Будучи уже в ссылке в Сибири, - это было в конце 1903 года, - я получил восторженный ответ от моего друга и простое, но глубоко содержательное письмо Ленина, которого, как оказалось, познакомил мой друг с моим письмом. Письмецо Ленина было сравнительно небольшое, но оно давало смелую, бесстрашную критику практики нашей партии и замечательно ясное и сжатое изложение всего плана работы партии на ближайший период. Только Ленин умел писать о самых запутанных вещах так просто и ясно, сжато и смело, - когда каждая фраза не говорит, а стреляет. Это простое и смелое письмецо еще больше укрепило меня в том, что мы имеем в лице Ленина горного орла нашей партии. Не могу себе простить, что это письмо Ленина, как и многие другие письма, по привычке старого подпольщика, я предал сожжению"1.
Содержание письма так и осталось неизвестным. Есть, однако, свидетельство, что В.И. Ленин называл своего корреспондента в письме "пламенным колхидцем".
Задерживаться в ссылке Иосиф не намеревался и времени даром не терял: он успел осмотреться, подготовиться к побегу. Первая попытка не увенчалась успехом: путник по неопытности не принял в расчет суровость сибирской зимы, замерз и даже слегка обморозил лицо. Пришлось возвратиться, запастись одеждой потеплее и снова - в побег. Исправник Балачанского уезда сообщал в Иркутск 6 января 1904 года: "Новоудинское волостное правление донесло, что административный Иосиф Джугашвили 5 января бежал, приняты меры, телеграфировано в Красноярск..." Но задержать его не удалось. Крестьянин-ямщик довез беглеца до станции Зима, там он благополучно сел в поезд и спустя некоторое время был уже в Закавказье.
Приехал он не в Гори, где жила мать, и не в Тифлис, - он поспешил в Батум - там ждали его товарищи по борьбе.
Далеко за полночь в окошко дома Натальи Киртадзе постучали.
- Кто там? - спросила хозяйка.
- Это я, открой, - голос вроде бы и знаком, голос Сосо, но откуда ему взяться здесь?
- Кто ты? - переспросила Киртадзе. И тогда Сосо ответил старым паролем:
- Да здравствует тысячу раз!
Теперь в Батуме Иосиф Джугашвили носил другую кличку-нет больше Сосо, теперь он - Коба.
В приморском городе Коба пробыл недолго и уехал в Тифлис. Здесь он вновь вошел в курс дел, их состояние не могло обрадовать Джугашвили.
Почти за два прошедших года, в течение которых он был ото-рван от работы в социал-демократическом движении Закавказья, произошли немалые перемены. Раскол, имевший место на II съезде РСДРП, где четко определялись большевистско-революционное и меньшевистско-оппортунистическое направления в партии, разумеется, давал себя знать и в Закавказье. Вернувшиеся со съезда меньшевики сразу же повели раскольническую деятельность.
Внешняя причина раскола известна. Однако за внешними - и что бы ни говорили противники - малозначащими партийными обрядами стояло нечто весьма судьбоносное в дальнейшем пути России. Меньшевики почти сплошь состояли из евреев (украинских, польских, литовских, немецких). Следуя букве марксистского космополитического учения, они совершенно пренебрегали традициями исторической России, ее рабочими и крестьянами, всеми созидателями и собирателями. Напротив, Ленин, Сталин и большинство их сторонников исходили из российских интересов, оставаясь, разумеется, интернационалистами. Вот почему Ленин, а не Мартов (Цедербаум) стал у руля России в 1917-м, вот почему Сталин, а не Троцкий (Бронштейн) начал строить великое Советское государство.
Вот в такой момент Коба и возвратился в Тифлис. Требовалось какое-то время, чтобы разобраться в происходящем, определить свою позицию и встать на чью-то сторону. Коба не колебался: его симпатии на стороне большевиков. Был усилен и Кавказский союзный комитет РСДРП. Наряду с В.С. Бобровским и С.Г. Шаумяном в состав комитета был кооптирован и Коба.
Еще на первом своем съезде в марте 1903 года Кавказский союзный комитет выделил одного работника-профессионала, который должен был объезжать организации, ежемесячно бывать в каждой из них, помогать в постановке пропагандистской, агитационной и организационной работы, подбирать корреспондентов и собирать материал для газеты "Борьба пролетариата".
Эту работу разъездного пропагандиста и организатора доверили Кобе после его бегства из ссылки.
Некоторое время весной 1904 года Коба провел в Гори, у матери. Почти двухлетнее пребывание в тюрьме и ссылке отразилось на его здоровье. По свидетельству В. Кецховели, навестившего Ко-бу в апреле этого года, он похудел и выглядел утомленным.
Известные нам обстоятельства из личной жизни И.В. Джугашвили-Сталина того периода очень скудны, воспоминаний почти не сохранилось. Можно лишь упомянуть, что в том же 1904 году он женился на Екатерине Семеновне Сванидзе.
Хорошо известно, что семейная жизнь русских революционеров всегда и везде подчинялась интересам дела, тем более у такого человека, как Коба. В Гори он не задержался, а отправился в Баку. Дело в том, что в мае 1904 года руководство Бакинским комитетом РСДРП захватили меньшевики, и Кавказский союзный комитет принял меры к тому, чтобы исправить положение.
Баку и обстановка в нем накануне первой русской революции были исключительными, а роль этого рабочего города в тогдашних революционных событиях в высшей степени примечательна. Город, раскинувшийся амфитеатром на берегу моря, стремительно рос. Нефть, главное его богатство, неудержимо влекла не только российских, но и заграничных капиталистов. Баку являл собой такой узел классовых, политических, национальных, религиозных противоречий, что вести пропаганду социал-демократам здесь было нелегко. Однако можно было с уверенностью предсказать, что в случае обострения революционной борьбы Баку станет одним из ее стратегических центров. Поэтому В.И. Ленин и закавказские большевики постарались отстоять и упрочить свое влияние в городе нефтяников. Кавказский союзный комитет направил в бакинские организации своих представителей. Вместе с В.С. Бобровским, ПА Джапаридзе, А.М. Стопани сюда в июне 1904 года приехал и Коба.
Тогда же, 4 июня, Союзный комитет принял решение о роспуске меньшевистского бакинского комитета, а 7 июня решение это было одобрено активом бакинской организации.
На этот раз Коба в Баку долго не оставался. Ему поручили другие важные и сложные задания; все лето 1904 года он провел в разъездах по Закавказью, выступал на дискуссиях против меньшевиков, анархистов.
Разоблачению их была посвящена статья Кобы "Как понимает социал-демократия национальный вопрос", опубликованная в № 7 нелегальной газеты "Пролетариатис Брдзола" ("Борьба пролетариата") в сентябре 1904 года.
Основным содержанием статьи была полемика с газетой заграничной группы грузинских националистов "Сакартвело" ("Грузия"). Эта группа стала ядром буржуазно-националистической партии. Коба убедительно доказал вредность создания "национальных партий" для общего революционного дела. Он писал: "Для победы пролетариата необходимо объединение всех рабочих без различия национальностей. Ясно, что разрушение национальных перегородок и тесное сплочение русских, грузинских, армянских, польских и проч. пролетариев является необходимым условием победы российского пролетариата". Статья стала началом многолетней полемики Кобы с грузинскими, а также всеми прочими националистами.
К примеру, в августе 1904 года, когда меньшевистская линия возобладала в Имеретино-Мингрельском комитете, Кавказский союзный комитет послал Кобу в Кутаиси. Он действовал решительно: ознакомившись на месте с обстановкой, собрал заседание комитета с участием руководителей партийных организаций и коренным образом изменил положение. Меньшевиков изгнали из комитета; был создан Имеретино-Мингрельский большевистский комитет.
Живя в Кутаиси, Коба переписывался с М. Давиташвили, который по-прежнему находился в Лейпциге. Сохранились два письма Кобы от сентября-октября 1904 года. В первом из них, касаясь внутрипартийных разногласий, Коба вновь восторженно отзывался о В.И. Ленине. Упрекая М.С. Ольминского за шутливость его брошюры "Долой бонапартизм", Коба писал: "Человек, стоящий на нашей позиции, должен говорить голосом твердым и непреклонным. В этом отношении Ленин - настоящий горный орел". Далее Коба присоединяется к ленинской постановке вопроса о стихийности и сознательности в рабочем движении и утверждает: "Ленин установил теоретический базис, на котором и строится этот практический вывод. Стоит только принять эту теоретическую предпосылку, и никакой оппортунизм не подступит к тебе близко".
Во втором письме Коба сообщал о принятии Бакинским и Имеретино-Мингрельским комитетами резолюций о немедленном созыве съезда. Тут же он весьма красноречиво отзывался о письме Кострова (псевдоним Н. Жордания), а самого автора обозвал "ишаком". Этот эпитет в применении к лидеру меньшевиков станет для Кобы постоянным.
Заканчивался 1904 год. Неудачная для России война с Японией усугубила революционное брожение в стране.
В Закавказье либерально-буржуазные и дворянские группы также включились в эту "банкетную кампанию". Закавказские меньшевики предлагали рабочим принимать участие в банкетах либералов и выступать там с заявлениями о поддержке их конституционных пожеланий.
На одном из таких собраний в Тифлисе выступал Коба. Банкет состоялся в зале Артистического общества. Готовились к нему долго, и собралось более 700 человек. "Цвет" тифлисской интеллигенции и буржуазии, заполнив концертный зал и примыкающие помещения, намеревался продемонстрировать "свою политическую зрелость".
Готовились и большевики. Петр Монтин, бывший ученик Кобы по кружку, сколотил надежную группу рабочих-железнодорожников. Заранее добыли гостевые билеты. Придя поодиночке на банкет, рабочие сгруппировались вокруг Кобы и Монтина, до поры до времени делая вид, что не знакомы друг с другом.
С самого начала банкета стало ясно, кто и с какими целями организовал его. Присутствующим была роздана подготовленная резолюция. Председатель собрания и его товарищи были определены без голосования, и это вызвало недоумение тех, кто не был посвящен в механику происходившего.
Председатель сразу же объявил, что ораторы не должны выходить из отведенных заранее рамок и завершиться собрание должно принятием выработанной резолюции. Это вызвало протест: в противовес навязанной резолюции большевики передали в президиум свою. Прочитав ее, председатель побелел и категорически отказался огласить. В зале поднялся шум, послышались крики:
- Цензура не нужна!
Слово попросил Коба и, разумеется, его не получил. Тогда по знаку Монтана рабочие окружили Кобу, он поднялся на стул, и, несмотря на крики, произнес краткую речь, завершив ее призывом:
- Долой самодержавие!
Лозунг тотчас подхватили рабочие и некоторая часть публики. Это произвело на всех остальных громадное впечатление. Все смешалось, часть испуганных либералов бросилась к выходу, другие стали теснить рабочую группу. Монтин подал сигнал, после чего большевики выбрались из зала и с предосторожностями, по одному, разошлись.
В декабре 1904 года Коба участвовал в организации одного из самых крупных рабочих выступлений того времени. В Баку положение осложнилось. Нефтяные промыслы сокращали добычу, рабочих то и дело рассчитывали, росла безработица, возникали столкновения на предприятиях.
...Стачка началась 13 декабря. На следующий день она стала всеобщей.
Был создан стачечный комитет, в который из большевиков вошли П. А. Джапаридзе, А. М. Стопани, И. Т. Фиолетов. В городе не прекращались митинги и демонстрации. Перед тысячными аудиториями много раз выступал и Коба. Власти пускали в ход оружие, появились убитые и раненые.
Первая русская революция началась с событий 9 января в Петербурге. Совпадение, конечно, случайное, но 8 января в нелегальной авлабарской типографии Кавказского союзного комитета была отпечатана листовка "Рабочие Кавказа, пора отомстить!". Написал ее Коба. "Русская революция неизбежна. Она так же неизбежна, как неизбежен восход солнца!.. Пора разрушить царское правительство! И мы разрушим его!"
Напряжение в Закавказье, как и во всей стране, стремитель но нарастало. В Батуме 17 января забастовали портовые рабо чие и железнодорожники. Спустя сутки началась политическая стачка в Тифлисе, к 20 января она стала всеобщей. В тот же день началась забастовка в Кутаиси. Бастовали рабочие в Суху ми, Поти, Чиатурах... В Баку 6 - 9 февраля произошли крова вые вооруженные столкновения между армянским и азербай джанским населением.
Коба в это время трудится с величайшим напряжением: 13 февраля он пишет листовку "Да здравствует международная солидарность!" - о событиях в Баку, 15 февраля - листовку "К гражданам" - о многолюдной демонстрации в Тифлисе. Коба все время в разъездах: он организует, наставляет, доказывает, спорит... Одной из самых ожесточенных схваток с меньшевиками стала для Кобы дискуссия в Батуме против И. Рамишвили, Р.Ареенидзе в апреле 1905 года. Ненависть оппортунистов к Кобе беспредельна.
Большевики Закавказья, проводя в жизнь выработанную на III съезде тактику, столкнулись с немалыми трудностями. О их-то и сообщал в письме от 8 мая 1905 года "Вано" - Иосиф Джугашвили. "Я опоздал с письмом, товарищ, - писал он. - Не было ни времени, ни охоты писать. Пришлось все время разъезжать по Кавказу, выступать на дискуссии, ободрять товарищей и т. д. Поход был повсеместный со стороны меньшевиков, надо было дать отпор. Людей у нас почти не было (и теперь очень мало, в 2 - 3 раза меньше, чем у меньш.), и приходилось работать за троих... Теперь я немного свободен и спешу поделиться впечатлениями - лучше поздно, чем никогда".
Далее Вано, очень хорошо осведомленный о состоянии партийных дел в Закавказье, характеризовал обстановку в социал-демократических организациях: "Положение дел у нас таково. Тифлис почти целиком в руках меньшев. Половина Баку и Ба-тума тоже у меньшевиков. Другая половина, часть Тифлиса, весь Елизаветполь, весь Кутаисский район с Чиатурами (марганце-промыш. район - 9 - 10 000 раб.) и половина Батуми у большинства. Гурия в руках у примиренцев, которые решили перейти к меньшевикам. Курс меньшевиков все еще подымается. Хотя зоркий взгляд подметит и обратную тенденцию, все более обнаруживающуюся в Тифлисе и Батуме".
В мае 1905 года появилась брошюра Кобы "Коротко о партийных разногласиях". В этой брошюре была дана резкая и хорошо мотивированная отповедь злобным нападкам кавказских меньшевиков, прежде всего Жордания, на Ленина в меньшевистской газете "Социал-Демократ".
Позиция Кобы была выражена в четких и строгих формулировках, понятных и доступных читателям-рабочим. Вот что писал он о назначении российской социал-демократии: "Наша обязанность, обязанность социал-демократии, - совлечь стихийное движение рабочих с тред-юнионистского пути и поставить его на путь социал-демократический. Наша обязанность - внести в это движение социалистическое сознание и объединить передовые силы рабочего класса в одну централизованную партию. Наша задача - идти всегда во главе движения и неутомимо бороться со всеми - будь то враг или "друг", - кто будет мешать осуществлению этих задач".
Литературная работа, как она ни была важна, не отнимала всего времени Иосифа. Он и в ту пору уже сочетал практическую работу с теоретической. Все лето 1905 года он по-прежнему в разъездах.
Революция в стране нарастала. Забастовки и демонстрации одна за другой следовали в городах Грузии. В деревнях устраивались собрания и митинги, начались вооруженные выступле- ния против помещиков и царских чиновников. Влияние революционных партий росло.
В октябре всю страну охватывает политическая стачка. В Тифлисе она стала всеобщей 15-го числа. Остановились предприятия и городской транспорт, прекратили подачу энергии электростанции, закрыты почта и телеграф, магазины, лавки. Прекратились занятия в школах, перестали выходить газеты...
Николай II 17 октября 1905 года подписал манифест, в котором обещал даровать свободу совести, собраний и союзов...
Весть о царском манифесте пришла в Тифлис в ночь на 18 октября. С утра на Головинском проспекте у редакции газет собрались толпы народа. В И часов утра был опубликован бюллетень Петербургского телеграфного агентства. Толпа расхватывала его. Настроение в городе становилось все более приподнятым...
На митинге в Надзаладеви (она же Нахаловка) верховодили меньшевики. Начало положили Н. Жордания и И. Рамишвили. Последний торжественно возглашал:
- Отныне самодержавия нет, самодержавие умерло! Россия входит в ряды конституционных государств!
Затем последовали лозунги, призванные запутать рабочий класс:
- Мы не хотим оружия, долой оружие!
Настроение огромного митинга было благодушным: как же, бескровная победа, зачем еще и оружие! Но большевики, не смущаясь этим, стали рассеивать конституционные иллюзии собравшихся.
Выступил и Коба.
- У вас одна плохая привычка, - заявил он, - о чем я должен вам прямо сказать: кто бы ни вышел и что бы ни сказал, вы встречаете с радостью и аплодисментами. Вам говорят: "Да здравствует революция!" - вы аплодируете. "Да здравствует свобода!" - вы аплодируете, это хорошо. Но когда говорят: "Долой оружие!", вы и этому аплодируете. Какая революция может победить без оружия и кто тот революционер, который говорит: долой оружие? Оратор, который это говорит, наверное толстовец, а не революционер, и кто бы он ни был, он враг революции, свободы и народа!
В толпе послышались голоса:
- Кто это такой? Кто говорит?
А Коба продолжал:
- Что нужно, чтобы действительно победить? Для этого нужны три вещи, хорошо поймите и запомните: первое, что нам нужно, - вооружение, второе - вооружение, третье - еще и еще раз вооружение!
Раздались громкие аплодисменты...
В листовке "Граждане!", напечатанной в октябрьские дни 1905 года, Коба писал: "Час восстания близок! Необходимо чтобы мы встретили его во всеоружии! Только в таком случае, только при помощи всеобщего, повсеместного и одновременного вооруженного восстания мы сможем победить нашего гнусного врага -проклятое царское самодержавие..."
Воспользовавшись относительной свободой слова (правительство просто не в состоянии было контролировать печать по-прежнему), большевики с 20 ноября 1905 года стали выпускать легальный "Кавказский рабочий листок". В начавшейся газетной работе Коба - один из самых деятельных. В первом номере газеты в качестве передовой помещена статья Кобы, в которой он вновь призывал к вооруженному восстанию.
Коба мог считать себя бывалым человеком. Семь - восемь лет революционной борьбы, двадцать месяцев тюрьмы, ссылка в Сибирь - все это чего-нибудь да стоило.
Надвигался декабрь 1905 года - наивысшая точка революции. Провести его Кобе суждено бьшо вдали от Грузии. С мандатом от Кавказского союзного и Тифлисского комитетов он уехал на IV съезд РСДРП. Вместе с ним ехал Г. Тевия.
К 10 декабря в Петербург съехалась только часть делегатов: декабрьская всеобщая забастовка и вооруженное восстание сделали невозможным приезд остальных. Было решено провести вместо съезда большевистскую конференцию. Она проходила с 12 по 17 декабря в Таммерфорсе (Финляндия). Здесь Коба впервые увидел Ленина. Об этом он рассказывал так:
"Я надеялся увидеть горного орла нашей партии, великого человека, великого не только политически, но, если угодно, и физически, ибо Ленин рисовался в моем воображении в виде великана, статного и представительного. Каково же было мое разочарование, когда я увидел самого обыкновенного человека, ниже среднего роста, ничем, буквально ничем не отличающегося от обыкновенных смертных..."
В этих словах, сказанных Сталиным в январе 1924 года, когда Ленина уже не бьшо в живых, после того как сам он за двадцать лет повидал немало и по-настоящему незаурядных, и выспренне "великих" деятелей, все еще звучит наивная уверенность не потерявшего романтизма молодого человека. Кроме того, родился этот молодой человек на отдаленной азиатской окраине России, где понятия о величии не всегда соответствовали европейским...
Слова эти хорошо известны всему миру, их толкуют по-разному. Злопыхатели глумятся. Однако при спокойно-объективном восприятии видно, как точно Сталин передал свои молодые чувства, такое может сделать только тот, кто обладает литературным дарованием.
Тут же следует договорить до конца. Всю жизнь - и при ра-боте непосредственно с Лениным, и тридцать лет после него - Сталин отзывался о нем с величайшим уважением. Как талант-политик, он прекрасно понимал, что ему не след хоть как-то бросать тень на человека, чье дело он унаследовал. (Полной противоположностью у нас был болтливый шут Никита Хрущев, да и разве он один!) Но сохранились смутные свидетельства, что в глубине души Сталину отнюдь не все нравилось в ленинском понимании вещей. Безусловно, это так. Не тревожа образа усопшего вождя, он - и в теории, но особенно в практике - осторожно изменял кое-что из ленинского наследия. Об этом будет рассказано в соответствующих главах.
* * *
...Стенограмм на конференции не велось, а краткие протокольные записи, как и записи ораторами своих речей, утеряны. Поэтому происходившее на конференции очень трудно восстановить в подробностях. Председательствовал на заседаниях Ленин. Началась конференция с отчетов делегатов. Коба докладывал о работе Закавказской организации, а затем выступил с речью в защиту тактики активного бойкота Государственной думы.
Центральными на конференции были, конечно, две речи Ленина - о текущем моменте и об аграрной революции. Вот впечатления Кобы: "Это были вдохновенные речи, приведшие в бурный восторг всю конференцию. Необычайная сила убеждения, простота и ясность аргументации, короткие и всем понятные фразы, отсутствие рисовки, отсутствие головокружительных жестов и эффектных фраз, бьющих на впечатление, - все это выгодно отличало речи Ленина от речей обычных "парламентских" ораторов.
Но меня пленила тогда не эта сторона речей Ленина. Меня пленила та непреодолимая сила логики в речах Ленина, которая несколько сухо, но зато основательно овладевает аудиторией, постепенно электризует ее и потом берет в плен, как говорят, без остатка. Я помню, как говорили тогда многие из делегатов: "Логика в речах Ленина - это какие-то всесильные щупальца, которые охватывают тебя со всех сторон клещами и из объятий которых нет мочи вырваться: либо сдавайся, либо решайся на полный провал".
Конференция в Таммерфорсе прошла с подъемом: в России повсеместно шли вооруженные выступления, делегаты готовились к бою. В перерывах они учились стрелять. По предложению Ленина конференция спешно завершила работу, и делегаты разъехались, торопясь поспеть к самым главным событиям.
В Закавказье вооруженные нападения на полицию и войска, покушения на чиновников продолжались еще с лета 1905 года, умножаясь с каждым месяцем. К декабрю ряд районов окраины империи практически находился в руках восставших, и правительство вынуждено было ввести крупные военные силы, чтобы вновь добиться контроля над положением.
В такой обстановке от социал-демократов требовалось спло-чение рядов. Подготовка к IV съезду в Грузии с начала 1906 го-да шла в ожесточенной борьбе. В силу ряда причин возобладала оппортунистическая линия: из одиннадцати делегатов, послан-ных Тифлисом на съезд, большевиком был только один - Коба.
Вновь с юга на север пересекает он Россию. В Петербурге выясняется, что, несмотря на объявленные царским манифестом свободы, провести в России съезд такой революционной партии, как РСДРП, нет возможности. Поэтому предстоит поездка в Швецию.
Первое в своей жизни путешествие за границу Коба совершил без особых приключений. Организаторы съезда не располагали обильными денежными средствами, и делегатов размещали на жительство по два-три человека вместе. Кобу поместили в небольшой комнатке на втором этаже; внизу шумели посетители питейного заведения - не то бара, не то ресторана. В комнатке уже находился другой жилец. Вот что писал он о встрече с Кобой (он называл себя Ивановичем) спустя многие десятилетия: "В эту же комнату вскоре поселили еще одного делегата съезда, по фамилии Иванович. Это был коренастый, невысокого роста человек, примерно моих лет, со смуглым лицом, на котором едва заметно выступали рябинки - следы, должно быть, перенесенной в детстве оспы. У него были удивительно лучистые глаза, и весь он был сгустком энергии, веселым и жизнерадостным. Из разговоров с ним я убедился в его обширных знаниях марксистской литературы и художественных произведений, он мог на память цитировать полюбившиеся ему отрывки политического текста, художественной прозы, знал много стихов и песен, любил шутку. Мы подружились..."
Поскольку до начала съезда еще оставалось время, делегаты Володин (Климент Ефремович Ворошилов) и Иванович (Коба) вместе бродили по городу, не слишком удаляясь от дома, так как не знали шведского языка. Все им было внове - и природа, и архитектура, и люди: все хотелось посмотреть, везде побывать.
Повестка дня съезда была чрезвычайно напряженной. Делегатам предстояло высказать свое мнение: 1) о пересмотре аграрной программы; 2) об оценке текущего момента и классовых задач пролетариата; 3) об отношении к Государственной думе; 4) о вооруженном восстании; 5) о партизанских выступлениях; 6) о профессиональных союзах; 7) об объединении с национальными социал-демократическими организациями; 8) об уставе партии. По каждому из этих вопросов на съезде шла оживленная, вернее - ожесточенная, дискуссия, мнения выступающих были самые разные, порой противоположные, ораторы не щадили ни себя, ни своих идейных противников.
Сразу же выяснилось, что перевес сил на съезде - у меньшевиков: против 46 большевистских голосов они располагали 62-мя. Это наложило отпечаток на ход съезда и предопределило характер основных принятых решений.
На этом съезде Коба во второй раз увидел В. И. Ленина и впервые - в роли побежденного.
Делегат Иванович был очень активен на съезде. Он трижды выступал, неоднократно делал заявления и разъяснения. Знакомство с протоколами съезда, с результатами многочисленных голосований показывает, что Иванович всегда придерживался ленинских позиций. Но было одно исключение, и о нем надо сказать.
Жаркие споры на съезде вызвало обсуждение аграрной программы. С докладом от большевиков выступал Ленин, защищавший требование конфискации помещичьих земель и программу национализации всей земли. Меньшевик Маслов отстаивал программу муниципализации земли. Среди большевиков в этом вопросе не было единства. Многие из них настаивали на разделе помещичьих земель и передаче их в частную собственность крестьян, этой точки зрения придерживался и Иванович. Спустя сорок лет он так объяснял свою точку зрения: "Мы, практики, не вникали в это дело и не понимали его великого значения ввиду нашей недостаточной теоретической подготовленности, а также ввиду свойственной практикам беззаботности насчет теоретических вопросов..."
Весьма темпераментным было выступление Ивановича при обсуждении оценки текущего момента. Очень четко он охарактеризовал основу разногласий между большевиками и меньшевиками:
- Или гегемония пролетариата, или гегемония демократической буржуазии - вот какой вопрос стоит в партии, вот в чем наши разногласия.
Возвратившись в Грузию, Коба продолжает борьбу с меньшевиками. В Тифлисе на грузинском языке в 1906- 1907 годах издавалось (последовательно, по мере закрытия их властями) несколько большевистских газет: "Ахами Цховреба" ("Новая жизнь"), "Ахами Дрсеба" ("Новое время"), "Чвени Цховреба" ("Наша жизнь"), "Дро" ("Время"). Коба организует выпуск газет, редактирует их, пишет статьи, чаще всего - очень резкие по содержанию. Так, из-за статьи Кобы "Международная контрреволюция" в двадцатом номере "Ахами Цховреба" от 14 июля 1906 года газета была закрыта местными властями.
В этой же газете Коба начал печатать один из главных своих дореволюционных теоретических трудов - "Анархизий или социализм?" Группа анархистов, возглавляемая В. Черкезишвили, в условиях отступления революции вела ожесточенную кампанию против социал-демократов и достигла определенных успехов среди мелкобуржуазных и деклассированных элементов населения Грузии. Коба подверг в серии статей уничтожающей критике анархизм. В доступной и популярной форме он разъяснил грузинским читателям, что такое материализм и диалек- тика, что такое исторический материализм. Особо надо отме- тить' совершенно необходимую в данном случае популярность изложения: партия должна быть революционной партией, - и это потому, что освобождение рабочих возможно только революционным 'путем, при помощи социалистической революции.
"Эта партия должна быть интернациональной партией, двери партии должны быть открыты для каждого сознательного пролетария, - и это потому, что освобождение рабочих - это не национальный, а социальный вопрос, имеющий одинаковое значение как для пролетария-грузина, так и для русского пролетария и для пролетариев других наций.
Отсюда ясно, что чем теснее сплотятся пролетарии различных наций, чем основательнее разрушатся воздвигнутые между ними перегородки, тем сильнее будет партия пролетариата..."
На межрайонном собрании Тифлисских организаций РСДРП, состоявшемся 6-7 июня 1906 года, обсуждался порядок дня предстоящего съезда представителей кавказских партийных организаций.
Большевистская газета "Кайц", выходившая на армянском языке, так излагала происшедшее на собрании: "Сам порядок дня в целом не дал повода к отдельным разногласиям и спорам, хотя на некоторых пунктах и останавливались подолгу, но такой важный и злободневный вопрос, как национальный, не получил окончательного решения, так что пришлось перенести его на следующее собрание для более подробного обсуждения. Докладывавший по этому вопросу тов. Со (это был Коба), разбирая кавказский национальный вопрос с пролетарской точки зрения, решительно возражал против любой автономии, доказав, что все эти лозунги чисто буржуазные и в конечном счете ведут к защите интересов помещиков и капиталистов. Он указал, что мы не должны создавать национальные перегородки между борющимися пролетариями отдельных национальностей Кавказа, воспитывавшимися в течение стольких лет в духе классовой международной солидарности... Таким образом, товарищ полностью стоял на почве нашей программы, принятой II съездом партии".
Начало 1907 года было для него периодом напряженной литературной работы. Чтобы представить ее размах, достаточно лишь перечислить его статьи, напечатанные в это время в газетах" где он деятельно сотрудничал.
1 января 1907 года вышел № 1 газеты "Мнатоби" ("Светоч"), в издании которой Коба активно участвовал.
Тогда же в № 8 газеты "Ахами Дрсеба" напечатано продолжение работы Кобы "Анархизм или социализм?".
10 февраля он пишет предисловие к грузинскому изданию брошюры К. Каутского "Движущие силы и перспективы русской революции".
18 февраля выходит № 1 газеты "Чвени Цховреба" со статьей Кобы "Избирательная борьба в Петербурге и меньшевики". Издание газеты во многом явилось плодом усилий Кобы.
21 - 28 февраля в этой газете печатается продолжение работы "Анархизм или социализм?".
11 марта опубликован № 1 газеты "Дро". Коба - среди ее организаторов и издателей.
13 марта в "Дро" напечатана его статья "Самодержавие кадетов или самодержавие народа?".
17 марта в № 6 "Дро" опубликована статья Кобы "Памяти тов. Г. Телия".
4 - 6 и 10 апреля в "Дро" печатается продолжение работы "Анархизм или социализм?".
8 апреля там же - передовая статья "Передовой пролетариат и пятый съезд партии".
10 апреля там же - статья "Неразбериха"...
13 апреля там же - статья "Наши кавказские клоуны"...
В середине апреля Коба поехал на V съезд РСДРП. Этому предшествовала жаркая схватка с меньшевиками. Кобу-делегата отстояли рядовые члены партии.
О том, чтобы провести съезд в России, и думать не приходилось, но оказалось, что в Европе не так-то уж много мест, где могли бы собраться без помех российские социал-демократы. Как и в прошлый раз, путь лежал через Финляндию. Затем - пароход на Стокгольм. Делегатов съезда на нем собралось несколько десятков. Сразу же по выходе в море они отбросили конспирацию, начали беседовать, затем спорить.!. В самый короткий срок палуба парохода заполнилась смеющимися и даже дурачащимися пассажирами третьего класса. Капитан, не понимая, что происходит, глядел на все это в изумлении...
Из Стокгольма отправились в Данию. Но здешнее правительство распорядилось, чтобы нежеланные гости немедленно оставили страну. Возвратились в Швецию, однако шведская полиция заявила, что через три дня делегаты должны покинуть страну, таково решение правительства. Отказались допустить съезд к себе и норвежские власти. С большим трудом удалось договориться о транзитном проезде через Данию и оттуда - пароходом в Англию.
Переход через Немецкое море прошел без помех. Публика на пароходе ехала респектабельная, и потертые пиджаки, залатанные ботинки многих делегатов, как и почти полное отсутствие багажа, возбуждали подозрение у команды и пассажиров. Для западноевропейского буржуа скверно одетый человек - всегда подозрителен, а тут их целая толпа, да они еще русские революционеры! Особенно "живописно" выглядели некоторые делегаты с Кавказа - побоявшись ехать налегке, кое-кто из южан путешествовал в папахах и бурках.
V съезд, заседавший с 30 апреля по 19 мая 1907 года в Лон- доне был очень представительным (303 человека с решающим голосом и 39 с совещательным от 150 тысяч членов партии). Большевики на съезде имели перевес: революция, отступавшая России, многому научила социал-демократов, подтвердила травильность большевистской тактики.
Вновь, во второй раз, наблюдал Коба, как умело, выдержанно и в то же время темпераментно ведет борьбу со своими идейными противниками В. И. Ленин. "Я впервые видел тогда Ленина в роли победителя, - вспоминал позже Коба-Сталин. - Обычно победа кружит голову иным вождям, делает их заносчивыми и кичливыми. Чаще всего в таких случаях начинают торжествовать победу, почивать на лаврах. Но Ленин ни на йоту не походил на таких вождей. Наоборот, именно после победы становился он особенно бдительным и настороженным".
В работе съезда Коба участвовал с совещательным голосом, полномочия его и М. Цхакая яростно оспаривались меньшевиками в мандатной комиссии. В этот раз Коба на съезде не выступал, и в протоколах имеется лишь заявление делегатов Ивановича, Сурена и Борчалинского (Кобы, Шаумяна и Кахояна), в котором опровергались утверждения кавказских меньшевиков о якобы пролетарском составе их организаций, пославших на съезд так много делегатов-оппортунистов. "Заявления т. Церетели, - говорилось в опровержении, - о пролетарском характере кавказских организаций и о том, что кавказский пролетариат одобряет деятельность думской фракции, заключают в себе маленькое "уклонение от истины". Кавказские меньшевистские организации состоят почти сплошь из городской и сельской мелкой буржуазии. Из 18 тысяч членов партии на Кавказе, представленных здесь на съезде, можно насчитать не более 6 000 пролетариев. <...> Мы утверждаем, что кавказский пролетариат даже не знаком в достаточной мере с деятельностью фракции". Как видно, опровержение совершенно безусловное, и немудрено, что на авторов обрушился гнев кавказских меньшевиков.
Очевидно, Коба вел тщательные записи, так как в июне - июле 1907 года в "Бакинском пролетарии" он опубликовал пространные "Записки делегата - "Лондонский съезд РСДРП". Характеризуя значение съезда, Коба писал: "Фактическое объединение передовых рабочих всей России в единую всероссийскую партию под знаменем революционной социал-демократии - таков смысл Лондонского съезда, таков его общий характер".
Коба проанализировал состав съезда и пришел к интересным выводам. Определив, что среди делегатов-меньшевиков процент рабочих гораздо ниже, чем у большевиков, Коба обращался к читателям: "Мы все были "изумлены" этой статистикой. Как? Меньшевики так много кричали об интеллигентском составе нашей партии, они день и ночь ругали большевиков интеллигентами, они грозили прогнать всех интеллигентов из партии, они все время третировали профессиональных революционеров - и вдруг у них во фракции оказалось гораздо меньше рабочих, чем у "интеллигентов"-большевиков! У них оказалось гораздо больше профессиональных революционеров, чем у большевиков!.."
С цифрами в руках Коба доказал, что большевистские делегаты на съезд посылались от крупных промышленных районов, а меньшевистские - от ремесленных и крестьянских, и заключал: "Очевидно, тактика большевиков является тактикой тех районов, где классовые противоречия особенно ясны и классовая борьба особенно резка. Большевизм - это тактика настоящих пролетариев".
К подобному же выводу Коба пришел и при анализе национального состава делегатов: "Статистика показала, что большинство меньшевистской фракции составляют евреи (не считая, конечно, бундовцев), далее идут грузины, потом русские. Зато громадное большинство большевистской фракции составляют русские, далее идут евреи (не считая, конечно, поляков и латышей), затем грузины. По этому поводу кто-то из большевиков заметил шутя (кажется, тов. Алексинский), что меньшевики - еврейская фракция, большевики - истинно русская, стало быть, не мешало бы нам, большевикам, устроить в партии погром".
На съезде Коба встретился и познакомился с А. С. Бубновым, К.Е. Ворошиловым, В. П. Ногиным, К. Н. Самойловым и другими. С этими людьми Кобе еще не раз придется встречаться и работать вместе: и в подполье, и в ссылке, и на гражданской войне... Но были и неприятные встречи. На съезде, к примеру, присутствовал Л. Д. Троцкий-Бронштейн, безуспешно пытавшийся сколотить свою центристскую группировку и неизменно скатывавшийся к поддержке меньшевизма. На съезде, по словам Кобы, "Троцкий оказался "красивой ненужностью". С этим "позером", как характеризовал Троцкого Ленин, Коба еще не раз столкнется...
Возвращение Кобы в Тифлис было нерадостным: меньшевики продолжали господствовать в социал-демократических организациях, их лидеры, конечно, не гнушались никакими средствами, чтобы выжить из Тифлиса такого твердокаменного борца, как Коба. Он не прекращает борьбы: выступает с докладами об итогах съезда на собраниях социал-демократов Тифлиса и Западной Грузии.
В июне 1907 года Коба переезжает в Баку, дабы выбить меньшевиков из пролетарского центра Закавказья. Здесь ему удалось быстро и надежно устроиться. Знакомых было много, и среди них - семья Аллилуевых. Сергей Яковлевич Аллилуев, передовой русский рабочий, впервые увидел Сосо на маевке 1900 года. Были после этого и другие встречи. Летом 1907 года преследования полиции вынудили С. Аллилуева уехать в Петербург. Вот что он вспоминал:
"В конце июля по совету товарищей я направился к Кобе. Коба с женой жил в небольшом одноэтажном домике. Я застал за книгой. Он оторвался от книги, встал со стула и приветливо сказал:
- Пожалуйста, заходи.
Я сказал Кобе о своем решении выехать в Питер и об обстоятельствах, вынуждающих меня предпринять этот шаг.
- Да, надо ехать, - произнес Коба. - Житья тебе Шубин-ский (бакинский градоначальник) не даст.
Внезапно Коба вышел в другую комнату. Через минуту-две он вернулся и протянул мне деньги. Видя мою растерянность, он улыбнулся:
- Бери, бери, - произнес он, - попадешь в новый город, знакомых почти нет. Пригодятся... Да и семья у тебя большая. Потом, пожимая мне руку, Коба добавил:
- Счастливого пути, Сергей!"
Положение, сложившееся к тому времени в Баку, было сложным и своеобразным. В самом деле - к середине 1907 года во всей России революция потерпела поражение, но в Баку правительство еще многие месяцы не переходило в решительное наступление, и в обзоре, составленном ЦК РСДРП весной 1908 года, сообщалось, что "Баку является единственным городом России, где еще существуют сравнительно свободные условия для деятельности организации профессиональных союзов".
Одной из основных причин к тому было особое положение нефтяной промышленности в системе хозяйства страны. Правительство не без основания опасалось повторения событий 1905 года, когда во время армяно-татарской резни сильно пострадали нефтяные промыслы. За тот год добыча нефти в Бакинском районе сократилась на треть, а продукт был крайне необходим.
В Баку в 1907 году собралось немало видных большевиков. Достаточно назвать М. А. Азизбекова, К. Е. Ворошилова, П. А. Джапаридзе, Г. К. Орджоникидзе, С. С. Спандарьяна, И. Т. Фиолетова, С. Г. Шаумяна, С. М. Эфендиева, чтобы представить, с какими сильными товарищами предстояло работать Кобе. Такая когорта обязана была добиться успеха. Меньшевики почувствовали это очень скоро. Большевики взялись за дело с Укрепления своего влияния в низовых и районных организациях. В течение лета и осени 1907 года районные партийные конференции Баку одна за другой принимают решения, в которых выражается недоверие меньшевистскому Бакинскому комитету. Коба выступает на собраниях в районах Баку, разоблачая махинации меньшевиков. На делегатском собрании районных соци-ал-демократических организаций Кобу избирают членом комиссии по созыву предстоящей общегородской конференции.
Предчувствуя поражение, меньшевики тоже решили направить дополнительные силы. Сюда прибыли Ю. Ларин (М. А. Лу-рье), С. Ванштейн, Б. Гинзбург, С. Цедербаум, П. Мельситов- Вольский и другие. Не подчиняясь решениям оргкомиссии, они добивались раскола Бакинской организации и готовили свою меньшевистскую конференцию.
Но обстановка изменилась. Осенью 1907 года перевес сил в Баку был уже на стороне большевиков: примерно две трети из 2 500 членов партии поддерживало их линию. Ночью 25 октября 1907 года на заводе Хатисова в Черном городе была проведена общегородская конференция. Более 70 делегатов собрались с соблюдением всех правил конспирации: охранка знала, что готовится конференция, и можно было ожидать ареста делегатов. Но все прошло благополучно. Собравшиеся выслушали С. Г. Шаумяна, С. С. Спандарьяна, В. Ф. Ефимова, И. Ф. Стуруа; выступал и Коба. Единодушно осудив действия меньшевиков, конференция избрала новый, большевистский Бакинский комитет. Коба вошел в его состав.
Местные богатей все больше беспокоились о собственной безопасности. Это и немудрено при той крайней степени ненависти, которую они возбуждали у рабочих. Вот свидетельство очевидца: "С непривычки странно было видеть на главных улицах экипаж, в котором рядом, с каким-нибудь нефтепромышленником или инженером торжественно восседал, а то и стоял на подножке сбоку рослый, смуглый, страшного вида человек, вооруженный до зубов, - то были телохранители, так называемые "кочи", без которых не обходился ни один видный бакинский воротила. Оригинальное зрелище представляла Городская дума в дни заседаний. Один за другим подъезжали экипажи, из которых вылезали местные тузы, а сопровождавшие их живописные телохранители оставались в ожидании внизу, в вестибюле, чтобы сопровождать их по окончании заседания домой. Та же картина - у подъезда театров и других публичных мест".
Однако главным назначением "кочи" была расправа с непокорными на промыслах, и тут они, стремясь запугать рабочих, заставить их подчиниться хозяевам, не стеснялись применять оружие. Случаи расправ с передовыми рабочими были не единичными явлениями. Так, в сентябре 1907 года в Биби-Эйбатском районе был убит Ханлар Сафаралиев.
Большевики Биби-Эйбата выпустили воззвание по поводу убийства своего товарища и организовали двухдневную забастовку. Инициатором ее был Коба. Он же стал одним из устроителей похорон. Полиция запретила сопровождать похоронную процессию музыкой, и тогда Коба предложил одному из своих товарищей, И. Вацеку:
- Разошли ребят по заводам, пусть, начиная от электрической станции, на заводах во время похоронной процессии дают гудки. Пусть гудят, пока виден будет гроб...
В похоронах 29 сентября приняло участие до 20 тысяч рабочих. В траурном молчании, под тревожные гудки заводов, демонстрировали бакинские пролетарии свое единство. Коба пел во главе процессии. На кладбище он выступил с речью. Утешая приехавшего из деревни отца Ханлара, Коба сказал:
- Не плачь, старик, ты - отец благородного сына...
Похороны Ханлара были одной из самых мощных демонстраций в Баку той поры.
По-прежнему много времени Коба отводил литературной работе. В Баку весьма пригодилось его умение налаживать выпуск газет. 20 июня 1907 года, спустя совсем немного времени после появления Кобы в Баку, вышел первый номер нелегальной большевистской газеты "Бакинский пролетарий". В ней - две статьи Кобы: передовая "Разгон Думы и задачи пролетариата" и начало "Записок делегата". В номере втором от 10 июля "Записки" были продолжены.
С 12 августа в Баку стала выходить легальная еженедельная большевистская газета "Гудок". Коба наряду с С. Шаумяном, А. Джапаридзе, С. Спандарьяном - в числе авторов. Он подписывается "Коба", "Коба Иванович", "Ко...", "К. Като". Деятельное участие Кобы в издании "Гудка" отмечено в жандармских документах. Важно отметить, что с этого времени, с бакинского периода своей жизни, он пишет только на русском языке.
Партия стремилась использовать любые легальные возможности: думскую трибуну и профсоюзы, кооперативы и культурно-просветительские общества, печать. В использовании этих средств бакинские большевики обнаруживали большую изобретательность. Коба и его товарищи активно участвовали в кампании по выборам в III Государственную думу и добились успеха. Собранием уполномоченных от рабочей курии 22 сентября 1907 года были избраны большевистские выборщики и принят написанный Кобой "Наказ рабочему депутату".
Одним из основных вопросов, занимавших умы социал-демократов Баку в конце 1907 - начале 1908 года, было совещание с нефтепромышленниками и выборы совета уполномоченных для ведения переговоров с ними. Поначалу большевики придерживались тактики бойкота совещания и получили в этом поддержку двух третей бакинских пролетариев. В ноябре 1907 года бакинские большевики выдвинули лозунг: "Совещание с гарантиями или никакого совещания!" Примечательны условия, на которые рабочие соглашались вести переговоры: активное участие в совещательной кампании профессиональных союзов, широкое обсуждение требований рабочих, свободный созыв будущего совета уполномоченных и выбор момента открытия совещания самими рабочими.
"Я вспоминаю, - рассказывал он восемнадцать лет спустя, - Далее 1907 - 1909 годы, когда я по воле партии был переброшен на работу в Баку. Три года революционной работы среди рабочих нефтяной промышленности закалили меня как практического борца и одного из практических местных руководителей. общении с такими передовыми рабочими Баку, как Вацек, Саратовец, Фиолетов и др., с одной стороны, и в буре глубочайших конфликтов между рабочими и нефтепромышленниками - с другой стороны, я впервые узнал, что значит руководить большими массами рабочих. Там, в Баку, я получил, таким образом, второе свое боевое революционное крещение. Там я стад подмастерьем от революции".