Глава девятнадцатая
Окончание войны в Европе вызвало громадные перемены в политической жизни наций, населяющих ее. Перед Советским правительством вставала необходимость договориться с союзниками о будущем. Сделать это было не так-то легко, потому что еще до окончания военных действий начали проявляться симптомы, заставлявшие насторожиться и ожидать самого худшего. Правительство Великобритании теперь было настроено куда более агрессивно, нежели прежде, к нему по многим вопросам склонно было присоединяться правительство США. В Белом доме Рузвельта, дальновидного и трезвомыслящего политика, сменил Гарри Трумэн, деятель гораздо более мелкого ранга, к тому же настроенный антисоветски. И все же следовало попытаться найти общий язык и продолжить сотрудничество в изменившихся условиях.
Об этом и зашла в первую очередь речь, когда 26 мая 1945 года Сталин принял посланца президента США Гарри Гопкин-са. Сталин ценил этого политика, проявившего реализм и желание помочь в грозном июле 1941 года, и в беседах (они про- должались несколько дней) не раз вспоминал о встречах времен войны. Затрагивая взаимоотношения СССР и США, Сталин подчеркивал в беседе 27 мая, что "он не будет пытаться использовать советское общественное мнение в качестве ширмы, а скажет о тех настроениях, которые создались в советских правительственных кругах в результате недавних действий правительства Соединенных Штатов". Он сказал, что "в этих кругах испытывают определенную тревогу по поводу позиции, занятой правительством Соединенных Штатов. По мнению этих кругов, в отношениях Америки к Советскому Союзу наступило заметное охлаждение, как только стало ясно, что Германия потерпела поражение, и дело выглядит так, будто бы американцы теперь говорят, что русские им больше не нужны".
Без предупреждения и каких-либо объяснений США прекратили поставки в Советский Союз по ленд-лизу. На этот счет Сталин ясно заявил, что "полностью признает право Соединенных Штатов сократить поставки по ленд-лизу Советскому Союзу при нынешних условиях, поскольку обязательства в этом отношении были взяты (американцами) на себя добровольно. Соединенные Штаты вполне могли бы начать сокращать поставки еще два месяца тому назад...", - однако Сталин сказал, что, "несмотря на то что в конечном счете это было соглашение между двумя правительствами, действие его было прекращено оскорбительным и неожиданным образом".
Встречу "большой тройки" решили организовать в середине июля в Берлине, вернее, в его пригороде - Потсдаме, так как центр германской столицы был разрушен.
Во дворце Цецилиенхоф команды советских строителей спешно готовили помещение: ремонтировали, красили дворец и виллы, желая встретить гостей получше. Начальник тыла 1-го Белорусского фронта Н.А. Антипенко полагал, что виллу, где будет жить Сталин, надо отделать не менее роскошно, чем резиденции американской и английской делегаций, и уже кое-что предпринял в этом отношении. Но прибывший заранее Н. С. Власик разъяснил, что чем скромнее будет отделка и убранство - тем лучше. Поставили простую кровать и диваны, строгий письменный стол и кресло к нему.
Накануне приезда Сталин позвонил Жукову и сказал:
- Не устраивайте торжественной встречи, никаких оркестров и почетных караулов...
Во второй половине дня 16 июля на полуразрушенный потсдамский вокзал прибыл состав - несколько вагонов. Сталин, в очень хорошем настроении, приветствовал встречавших его Г. К. Жукова, А.Я. Вышинского. А.И. Антонова, Н.Г. Кузнецова, окинул взглядом привокзальную площадь, сел в машину, пригласив с собой Жукова, и уехал.
Обойдя отведенную ему виллу, поинтересовался, кому она принадлежала. Это была вилла генерала Людендорфа. Лишнюю мебель Сталин тут же велел убрать...
В семнадцать часов 17 июля 1945 года в конференц-зале три делегации сели за огромный круглый стол (диаметром в 6,8 метра), специально изготовленный на московской мебельной фабрике "Люкс".
Конференция началась. Как и на двух предыдущих, Сталин предложил председательствовать американскому президенту. Сразу же после кратких вступительных слов перешли к обсуждению повестки дня конференции. Нет возможности подробно рассказать о переговорах: только протокол официальных заседаний занимает сто восемьдесят страниц убористого текста. Ограничимся несколькими сюжетами.
Круг обсуждаемых вопросов был до удивления широк, и на первом же заседании произошло характерное столкновение. Еще до начала конференции возникал вопрос, что делать с германским военным флотом, большинство кораблей которого попало в руки союзников. Сталин спросил:
- Почему господин Черчилль отказывает русским в получении доли германского флота?
- Я не против, - отвечал Черчилль. - Но раз вы задаете мне вопрос, вот мой ответ: этот флот должен быть потоплен или разделен.
Сталин тут же уточнил:
- Вы за потопление или раздел?
- Все средства войны - ужасные вещи. - Черчилль, конечно, имел в виду те средства, которыми располагают другие государства, но отнюдь не Великобритания.
- Флот нужно разделить, - настаивал Сталин. - Если господин Черчилль предпочитает потопить флот, - он может потопить свою долю, я свою долю топить не намерен.
- В настоящее время почти весь германский флот в наших руках.
- В том-то и дело, в том-то и дело. - Сталину только этого и нужно было. - Поэтому и надо нам решить этот вопрос...
На следующий день вокруг флота возникла длительная дискуссия. Очевидец ее - адмирал Н.Г. Кузнецов утверждал, что никогда не видел Сталина таким сердитым. Немудрено: читатель, конечно, помнит, как мечтал Сталин о строительстве большого океанского флота, а тут союзники отвергали само право СССР на участие в разделе трофеев.
- Я бы хотел, - говорил Сталин, - чтобы была внесена ясность в вопрос о том, имеют ли русские право на одну третью часть военно-морского и торгового флота Германии. Мое мнение таково, что русские имеют на это право, и то, что они получат, они получат по праву. Я добиваюсь только ясности в этом вопросе. Если же мои коллеги думают иначе, то я хотел бы знать их настоящее мнение. Если в принципе будет признано, что русские имеют право на получение трети военного и торгового флота Германии, то мы будем удовлетворены...
Но если Сталин и был выведен из себя, то внешне он сохранял спокойствие, говорил тихо, не жестикулировал. Черчилль же потерял самообладание: несколько раз он вскакивал, чуть не опрокинул кресло, лицо его побагровело. Вопрос о флоте передали на рассмотрение военно-морских экспертов. И здесь бушевали страсти. В конце концов трофеи разделили на три примерно равные части по жребию...
Напряженно обсуждалась на конференции германская проблема. Дискуссии велись начиная с Тегеранской конференции. И в Потсдаме союзники вновь выдвинули предложения о расчленении Германии и вновь встретили решительную оппозицию Советского правительства. Саму постановку этого вопроса Сталин отклонял:
- Это предложение мы отвергаем, оно противоестественно: надо не расчленять Германию, а сделать ее демократическим, миролюбивым государством.
В соответствии с этой принципиальной позицией, а также учитывая слова Сталина на заседании 31 июля о том, что "общую политику в отношении Германии трудно проводить, не имея какого-то центрального германского аппарата". Советский Союз предлагал создать центральную германскую администрацию. Но это предложение не встретило понимания союзников, они уже держались курса на раскол Германии.
На этом же заседании возник вопрос о четырехстороннем контроле над важнейшей, промышленной, Рурской областью. Э. Бевин1 предложил отложить решение этого вопроса. Последовал характерный диалог:
"Сталин: - Может быть, вопрос о контроле над Рурской областью сейчас отложить, а вот мысль, что Рурская область остается частью Германии, эту мысль следует отразить в нашем документе.
Трумэн: - Безусловно, это часть Германии.
Сталин: - Может быть, сказать об этом в одном из наших документов?
Бевин: - Почему ставится этот вопрос?
Сталин: - Этот вопрос поднимается потому, что на одной из конференций, на Тегеранской конференции, ставился вопрос о том, чтобы Рур был выведен из состава Германии в отдельную область под контролем Совета. Спустя несколько месяцев после Тегеранской конференции, когда господин Черчилль приезжал в Москву, этот вопрос также обсуждался при обмене мнениями между русскими и англичанами, и опять была высказана мысль, что хорошо было бы Рурскую область выделить в отдельную область. Мысль о выделении Рурской области вытекала из тезиса о расчленении Германии. После этого произошло изменение взглядов на этот вопрос. Германия остается единым государством. Советская делегация ставит вопрос: согласны ли вы, чтобы Рурская область была оставлена в составе Германии? Вот почему этот вопрос встал здесь..."
Принцип сохранения единства Германии восторжествовал в Потсдаме.
Важное место, конечно, занимал в работе конференции вопрос о послевоенных границах. Советская сторона потребовала окончательного согласования о границах Польши, и тут обнаружилось, что союзники отнюдь не считают этот вопрос решенным. Представителям Советского Союза пришлось приложить немало усилий, чтобы достигнуть определенного и недвусмысленного решения проблемы. На заседании 21 июля Сталин говорил:
- В решениях Крымской конференции было сказано, что главы трех правительств согласились, что восточная граница Польши должна пройти по "линии Керзона": таким образом, восточная граница Польши на конференции была установлена. Что касается западной границы, то в решениях конференции отмечалось, что Польша должна получить существенные приращения своей территории на севере и на западе. Дальше сказано: они, то есть три правительства, считают, что по вопросу о размерах этих приращений в надлежащее время будет спрошено мнение нового польского правительства национального единства и что вслед за этим окончательное определение западной границы Польши будет отложено до мирной конференции...
Много раз конференция возвращалась к польскому вопросу, и неизменно советский представитель твердо и неуклонно, порой даже темпераментно, горячо, отстаивал интересы новой Польши.
Например, 25 июля Черчилль потребовал, чтобы Польша поставляла продовольствие в западные части Германии.
"Сталин: - Я думаю, что гораздо большее значение имеет вопрос о снабжении всей Германии углем и металлом. Рур дает до 90 процентов металла и 80 процентов каменного угля.
Черчилль: - Если уголь из Рура будет поставляться в русскую зону, то за эти поставки придется заплатить продовольствием из этой зоны.
Сталин: - Если Рур остается в составе Германии, то он должен снабжать всю Германию.
Черчилль: - А почему тогда нельзя брать продовольствие из вашей зоны?
Сталин: - Потому, что эта территория отходит к Польше.
Черчилль: - Но как рабочие в Руре будут производить этот уголь, если нечего будет есть, и откуда они могут взять продовольствие?
Сталин: - Давно известно, что Германия всегда ввозила продовольствие, в частности хлеб. Если не хватает Германии хлеба и продовольствия, она будет его покупать.
Черчилль: - Тогда как сможет она заплатить репарации?
Сталин: - Сможет заплатить, у Германии еще много кое-чего осталось.
Черчилль: - Рурский уголь, правда, в нашей зоне, но я не могу взять на себя ответственность за какое-либо урегулирование, которое приведет к тому, что в британской зоне будет этой зимой голод, в то время как поляки будут иметь все продовольствие для себя.
Сталин. - Неверно, они недавно просили помочь им хлебом, хлеба у них не хватает, они просили дать хлеба до нового урожая..."
Так как Черчилль продолжал расписывать, какие трудности предстоят Великобритании, Сталин прибегнул к сарказму:
"- Я не привык жаловаться, но должен сказать, что наше положение еще хуже. Мы потеряли несколько миллионов убитыми, нам людей не хватает. Если бы я стал жаловаться, я боюсь, что вы тут прослезились бы, до того тяжелое положение в России. Но я не хочу причинять вам неприятности..."
Несомненно, Сталин был ведущей фигурой на конференции. Держался он уверенно, так что по временам заводил в тупик искушенных западных дипломатов. Гарриман с оттенком восхищения передает разговор, происшедший между ним и Сталиным.
- А ведь вам, должно быть, очень приятно, что вы, после того, что пришлось пережить вашей стране, находитесь сейчас здесь, в Берлине? - спросил Гарриман.
Ответ был неожиданным:
- Царь Александр до Парижа дошел...
Спорил на конференции Сталин чаще всего с Черчиллем и его лейбористскими преемниками. Президент Трумэн, в силу своего ограниченного дипломатического опыта, предпочитал сдерживаться, да и по своим качествам политического деятеля он значительно уступал такому зубру, как Черчилль, не говоря уж о Сталине. Советскому представителю по временам удавалось все же сыграть на противоречиях США и Великобритании. Так было на заседании 22 июля, когда зашла речь об установлении опеки над колониями Италии, захваченными в ходе войны британскими войсками. Черчилль категорически отклонял возможность обсуждения этого вопроса на конференции, Трумэн настаивал на его обсуждении. Сталин вмешался:
- Из печати, например, известно, что господин Иден, выступая в английском парламенте, заявил, что Италия потеряла навсегда свои колонии. Кто это решил? Если Италия потеряла, то кто их нашел? (Смех.) Это очень интересный вопрос. Черчилль взорвался:
- Я могу на это ответить. Постоянными усилиями, большими потерями и исключительными победами британская армия одна завоевала эти колонии!
Но Сталин сразу же успокоил высокопарного партнера по переговорам, дав понять, что такой подход недопустим:
- А Берлин взяла Красная Армия. (Смех.)
Черчиллю пришлось долго объяснять, что Великобритания не ищет новых колоний, что она в них не заинтересована.
В целом советской делегации на конференции противостоял блок капиталистических государств, и президент США играл в нем вовсе не пассивную роль. Его, в частности, с самого начала конференции мучила мысль о том, как бы поэффектнее и повыгоднее сообщить Советскому правительству о наличии у США нового вида оружия: в пять часов тридцать минут утра 16 июля 1945 года в пустыне Нью-Мексико была взорвана первая атомная бомба. Еще до начала конференции Трумэн знал об успешном испытании этого оружия, а 21 июля получил подробный отчет об испытании. Радость президента США была велика, он говорил: "Теперь мы обладаем оружием, которое не только революционизировало военное дело, но может изменить ход истории и цивилизации". Черчилль, когда ему под строжайшим секретом сообщили новость, пришел в восторг: теперь " есть в руках средство, которое восстановит соотношение сил с Россией". Несколько дней союзники обсуждали, как бы эффектнее использовать новоприобретенное оружие в переговорах с Советским Союзом, чтобы "сделать его уступчивее", другими словами, как бы успешнее шантажировать своего союзника, внесшего наибольший вклад в достижение общей победы.
Наконец 24 июля после пленарного заседания Трумэн сказал Сталину о новом оружии, не упомянув слов "атомное" или "ядерное". Стоявший рядом Черчилль впился глазами в лицо Сталина, ожидая реакции. Но ему пришлось испытать разочарование: Сталин остался совершенно спокойным.
- Ну, как сошло? - спросил Черчилль Трумэна.
- Он не задал мне ни одного вопроса!
Черчилль поспешил заключить, что Сталин не понял значения события, о котором его проинформировали.
Но английский премьер-министр все же плохо знал своего "боевого друга". Г.К. Жуков свидетельствовал, что после заседания Сталин в его присутствии рассказал В.М. Молотову о разговоре с Трумэном. Молотов заметил:
- Цену себе набивают. Сталин усмехнулся:
- Пусть набивают. Надо будет сегодня же переговорить с Курчатовым, чтобы они ускорили работу...
Советское правительство полностью осознавало важность происшедшего. Еще летом 1942 года в Государственном комитете обороны состоялось заседание с участием ведущих советских физиков, и было решено в интересах укрепления обороны возобновить работы над "урановой проблемой", прекращенные в связи с началом войны. Работы эти возглавил И.В. Курчатов. Летом 1943 года в Москве уже действовала специальная лаборатория АН СССР. У Советского правительства не было возможности выделить достаточно крупные средства для разрешения проблемы - все силы наш народ отдавал схватке с фашизмом. Но монополии США на ядерное оружие не суждено было продолжаться долго...
Атомное облако не отразилось на ходе и завершении Потсдамской конференции - ему не под силу было заслонить величие подвига советского народа, вынесшего основную тяжесть в борьбе с фашизмом. Конференция хоть и не дала ответа на все вопросы, но все же разрешила основные проблемы, вставшие перед антигитлеровской коалицией.
3 августа 1945 года Сталин покинул Потсдам. В последний раз он побывал за пределами нашей страны.
В восемь часов пятнадцать минут 6 августа на Хиросиму была сброшена атомная бомба. Даже Черчилль писал: "Было бы ошибкой предполагать, что судьба Японии была решена атомной бомбой". Применение атомного оружия имело основной своей целью устрашение союзника - СССР. И все же этот союзник свято выполнял свои обязательства: 8 августа, ровно через три месяца после окончания войны в Европе, Советский Союз объявил войну Японии.
В несколько недель все было кончено: 2 сентября 1945 года Япония капитулировала. В этот день Сталин обратился к советскому народу. Он говорил о долгих и трудных годах борьбы с агрессорами. Особенно любопытен завершающий раздел обращения: "Но поражение русских войск в 1904 году в период русско-японской войны оставило в сознании народа тяжелые воспоминания. Оно легло на нашу страну черным пятном. Наш народ верил и ждал, что наступит день, когда Япония будет разбита и пятно будет ликвидировано. Сорок лет ждали мы, люди старого поколения, этого дня. И вот этот день наступил. Сегодня Япония признала себя побежденной и подписала акт безоговорочной капитуляции...
Наш советский народ не жалел сил и труда во имя победы. Мы пережили тяжелые годы. Но теперь каждый из нас может сказать: мы победили. Отныне мы можем считать нашу Отчизну избавленной от угрозы немецкого нашествия на западе и японского нашествия на востоке. Наступил долгожданный мир для народов всего мира..."
Война причинила нашей стране огромный людской и материальный ущерб. От западной границы до Подмосковья и Волги, от Кольского полуострова до предгорий Кавказа - всюду остались страшные следы войны: разрушенные города и сожженные села, взорванные предприятия, сгоревшие леса, изрытая окопами и рвами, пропитанная железом и кровью земля...
Наша страна на десятилетие, если не более, была отброшена назад. Перед советским народом вновь стояли сложные и многообразные проблемы. В первую очередь надо было перевести на мирные рельсы экономику, а этот процесс никогда и нигде не проходил безболезненно. Одновременно следовало демобилизовать армию - в ее рядах к концу войны насчитывалось более одиннадцати миллионов человек, их предстояло обеспечить работой, жильем. Новые условия требовали перестройки деятельности партийных, государственных, профсоюзных организаций. Необходимо было принять первоочередные меры к укреплению тех республик и областей, которые вошли в состав СССР незадолго до начала войны, упрочить общественный и государственный строй, вести огромную работу по культурному строительству. И при всем этом никак нельзя было забывать об укреплении обороноспособности страны: империалистические государства, наши вчерашние союзники, повели против СССР оголтелую кампанию, принявшую форму холодной войны.
В феврале 1946 года Черчилль произнес печально знаменитую речь в американском городе Фултоне. Еще не разобраны были развалины Дрездена и Хиросимы, а недавний союзник русских назвал Россию врагом Запада и призвал к глобальной борьбе с ней. Сталин не замедлил с ответом (публиковался он в "Правде" 14 марта):
"Вопрос. Можно ли считать, что речь господина Черчилля причиняет ущерб делу мира и безопасности?
Ответ: Безусловно, да. По сути дела, г. Черчилль стоит теперь на позиции поджигателя войны. И г. Черчилль здесь не одинок, - у него имеются друзья не только в Англии, но и в Соединенных Штатах Америки...
По сути дела, г. Черчилль и его друзья в Англии и в США предъявляют нациям, не говорящим на английском языке, нечто вроде ультиматума: признайте наше господство добровольно, - в противном случае неизбежна война".
Холодная война ведет свое начало именно оттуда. Советский Союз должен был думать о самозащите, ибо война холодная могла обернуться войной настоящей, да еще с ядерным оружием.
* * *
19 августа 1945 года ЦК ВКП(б) и СНК СССР поручили Госплану СССР составить новый пятилетний план. В постановлении говорилось, что "имеется в виду предусмотреть полное восстановление народного хозяйства районов СССР, под- вергавшихся немецкой оккупации, послевоенную перестройку народного хозяйства и дальнейшее развитие всех районов СССР, в результате чего должен быть значительно превзойден довоенный уровень развития народного хозяйства СССР".
План разрабатывался обстоятельно. В феврале 1946 года Сталин в общей форме рассказал о нем на собрании перед выборами в Верховный Совет СССР. Большая часть речи была посвящена прошедшему, в основном - войне, ее ходу и итогам. Впервые Сталин привел ряд важнейших цифр по экономике страны в предвоенный период и в 1941 - 1945 годах. О новом плане Сталин говорил:
- Основные задачи нового пятилетнего плана состоят в том, чтобы восстановить довоенный уровень промышленности и сельского хозяйства и затем превзойти этот уровень в более или менее значительных размерах. Не говоря уже о том, что в ближайшее время будет отменена карточная система...
Эти слова присутствующие встретили бурными аплодисментами, а Сталин продолжал:
- Особое внимание будет обращено на расширение производства предметов широкого потребления, на поднятие жизненного уровня трудящихся путем последовательного снижения цен на все товары (бурные, продолжительные аплодисменты} и на широкое строительство всякого рода научно-исследовательских институтов (аплодисменты), могущих дать возможность науке развернуть свои силы. (Бурные аплодисменты.)
О будущем Сталин сказал:
- Что касается планов на более длительный период, то партия намерена организовать новый мощный подъем народного хозяйства, который дал бы нам возможность поднять уровень нашей промышленности, например, втрое по сравнению с довоенным уровнем. Нам нужно добиться того, чтобы наша промышленность могла производить ежегодно до 50 миллионов тонн чугуна (продолжительные аплодисменты), до 60 миллионов тонн стали (продолжительные аплодисменты), до 500 миллионов тонн угля (продолжительные аплодисменты), до 60 миллионов тонн нефти (продолжительные аплодисменты). Только при этом условии можно считать, что наша Родина будет гарантирована от всяких случайностей. (Бурные аплодисменты) На это уйдет, пожалуй, три новых пятилетки, если не больше. Но это дело можно сделать, и мы должны его сделать...
В марте 1946 года четвертый пятилетний план был утвержден на сессии Верховного Совета СССР. До этого директивы плана обсуждались на Пленуме ЦК ВКП(б). Пленум рассмотрел и организационные вопросы. Состав Политбюро был пополнен, и в него вошли И.В. Сталин, В.М. Молотов, К.Е. Ворошилов, М.И. Калинин, А.А. Жданов, Л.М. Каганович, А.А. Андреев, А.И. Микоян, Н.С. Хрущев, Л.П. Берия, Г.М. Маленков; кандидатами в члены Политбюро были Н.М. Шверник, НА. Бул- ганин и А.Н. Косыгин. В 1947 году членом Политбюро стал НА. Вознесенский. В 1948 году НА. Булганин и А.Н. Косыгин были переведены в члены Политбюро.
Переход к работе в мирных условиях требовал от ЦК партии соответствующей перестройки. Изменялась организационная структура и содержание работы всех партийных органов. В ЦК ВКП(б) были проведены совещания партийных работников. Центральный Комитет и Совет Министров СССР провели перегруппировку сил и привлекли к руководству кадры, проявившие большие организаторские способности в годы войны. К работе в руководящих органах были привлечены опытные партийные руководители, секретари крупнейших областных организаций: АА. Кузнецов (секретарь Ленинградского обкома), Н.С. Патоличев (секретарь Челябинского обкома), М.И. Родионов (секретарь Горьковского обкома), МА. Суслов (секретарь Ставропольского обкома) и другие.
Н.С. Патоличева на мартовском (1946 года) Пленуме ЦК избрали в Оргбюро и утвердили заведующим Организационно-инструкторским отделом ЦК. Вечером 4 мая 1946 года А. Н. Поскребышев сообщил Патоличеву, что его приглашают на квартиру Сталина в Кремль. Не раз до этого Патоличев видел Сталина и беседовал с ним. "И вот кремлевская квартира Сталина. В прихожей мы задержались. Поскребышев похлопал меня по плечу*- не робей, мол, - и оставил меня одного. Оглядываюсь. Справа вешалка, и на ней одна-единственная шинель - Сталина. Невольно пришли строчки из книги Анри Бар-бюса: "В крохотной передней бросается в глаза длинная солдатская шинель, над ней висит фуражка". Но одно дело - прочесть и совсем другое - увидеть. И вот я в этой прихожей. Что же дальше? Сказать, что я очень волновался, - значит почти ничего не сказать".
У Сталина находились два секретаря ЦК - А.А. Жданов и А.А. Кузнецов. Поздоровавшись, Сталин попросил заведующего отделом ЦК рассказать, как, на его взгляд, руководит Центральный Комитет местными партийными организациями, есть ли недостатки. Патоличев всего месяц занимал этот пост и сказал, что ему было бы легче говорить об этом с точки зрения секретаря обкома. Сталин одобрил такой подход, и Патоличев стал рассказывать. "Он задал мне много вопросов о работе партийных организаций. Не торопил с ответом".
Внезапно Сталин изменил тему беседы. Осведомившись у Патоличева, сколько ему лет и давно ли он в партии, Сталин без перехода спросил:
- Вы не возражаете, если мы утвердим вас секретарем ЦК? Патоличев не нашел, что сказать, - настолько это было неожиданно - и сослался в конце концов на партийную дисциплину. Тогда Сталин по телефону позвонил Поскребышеву:
- В проект решения ЦК вторым пунктом поставьте: утвердить секретарем ЦК товарища Патоличева.
Когда на следующий день решение ЦК было принято, Патоличев узнал, что первым пунктом в нем стояло: "...освободить Г.М. Маленкова от обязанностей секретаря ЦК..."
В том же 1946 году, как сообщает Н.С. Патоличев, произошел и следующий случай: "Вечером мы с Кузнецовым были в кабинете Жданова. Вдруг звонок. У телефона - Сталин. Узнав от Жданова, кто у него в кабинете, он обращается к секретарям ЦК: "Назовите мне самого лучшего коммуниста". Вопрос был совершенно неожиданным и необычным. Все замялись. Сталин любил иногда задавать вопросы, которые ставили собеседников в трудное положение. Помню, Жданов смотрит на нас, а мы - на него. Потом догадались спросить Сталина, для каких же все-таки целей требуется "самый лучший коммунист". Сталин сказал, что надо подобрать работника для руководства торговлей в стране.
Помню, мы долго тогда перебирали руководящие кадры. И вот все единодушно остановились на В. Г. Жаворонкове".
Этот трудный участок работы В. Г. Жаворонков возглавлял долго...
Послевоенная перестройка промышленности в основном была завершена в 1946 году. Предполагалось, как это и говорил Сталин в речи 9 февраля, с осени 1946 года отменить карточки на хлеб, муку, крупу. Но в 1946 году сельское хозяйство страны поразила засуха, сравнимая только с несчастьем, постигшим Россию в 1921 году. Недостаток продовольствия стал еще ощутимее, и 1946 год был очень тяжелым для населения большинства районов страны. Тем не менее спустя год, 14 декабря 1947 года, Совет Министров СССР и ЦК ВКП(б) сочли возможным принять Постановление об отмене карточной системы на продовольственные и промышленные товары. Это был крупный успех, серьезно сказавшийся на повышении благосостояния нашего народа.
Одновременно с отменой карточной системы Советское правительство провело денежную реформу. Денег в стране за годы войны накопилось чрезмерно много: в 1945 году их в обращении было в четыре раза больше, чем до войны. Разумеется, такое положение не могло не беспокоить Советское правительство. А.Г. Зверев вспоминал, что еще в конце 1943 года, часов в пять утра, ему позвонил Сталин и сказал, что хотел бы посоветоваться о чрезвычайно важном деле. Нарком финансов никак не ожидал вопроса, который задал Сталин:
- Что думает нарком финансов о послевоенной денежной реформе?
- Товарищ Сталин, я об этом уже думал, но мыслями своими ни с кем не делился.
- Ну, а со мной?
- Разумеется, товарищ Сталин...
Сорок минут они обсуждали столь сложную проблему, как денежная реформа, и Зверев понял, что Председатель СНК не впервые думает об этом.
На следующий день в Государственном комитете обороны состоялась длительная беседа, во время которой были подробно проанализированы перспективы перевода производства на мирный лад. После детального обсуждения Сталин дал наркомфину указания общего характера, которыми следовало руководствоваться. "Можно было отступить от них в деталях, - писал Зверев, - если того требовали особенности финансовой системы, но принципы должны были соблюдаться неукоснительно. Вот в чем состояли эти принципы: чтобы финансовая база СССР была не менее прочна, чем до войны; неизбежный рост общих расходов и ежегодное увеличение бюджета в целом потребуют от системы организации финансов способности на протяжении ряда лет приспосабливаться к меняющимся условиям; трудности восстановления народного хозяйства потребуют от граждан СССР дополнительных жертв, но они должны быть уверены, что эти жертвы - последние".
В 1944-1946 годах Политбюро неоднократно возвращалось к разработке мероприятий по осуществлению денежной реформы. В конце 1946 года детально обсуждались организационно-подготовительные мероприятия. Год ушел на их проведение. Наконец с 16 декабря 1947 года в обращение были введены новые деньги. Реформа восстановила полноценный советский рубль и чрезвычайно благотворно отразилась как на состоянии народного хозяйства страны, так и на повышении благосостояния советских трудящихся. Четвертая пятилетка была выполнена за четыре года и три месяца.
Медленнее, чем промышленность, развивалось сельское хозяйство. Здесь последствия войны сказывались тяжелее. Трудоспособного населения в деревне стало меньше, машинный парк резко сократился, поголовье лошадей уменьшилось.
Задачи и пути восстановления сельского хозяйства обсуждались на Пленуме ЦК ВКП(б) в феврале 1947 года. Пленум признал необходимым улучшить руководство сельским хозяйством со стороны партийных и советских органов, Министерства сельского хозяйства, устранить имевшиеся нарушения Устава сельскохозяйственной артели. Но на решениях пленума отразились общие недостатки, присущие руководству сельским хозяйством того времени. В частности, недостаточно учитывался принцип материальной заинтересованности колхозников в сельскохозяйственном производстве.
Представляется, что Сталин сознавал, по крайней мере, некоторые недостатки положения в сельском хозяйстве страны. А. Г. Зверев писал впоследствии: "Из встреч со Сталиным, из бесед с ним, из его высказываний я составил вполне опреде- ленное представление, что он не был уверен в правильности всех применявшихся нами методов в руководстве сельским хозяйством; но тем не менее верную оценку сложившемуся положению Сталин не дал. Это проявилось и в его последней крупной работе "Экономические проблемы социализма в СССР". В ней, на мой взгляд, наряду с правильными мыслями и меткими наблюдениями содержатся и ошибочные положения. Одним из них был вывод о необходимости в ближайшее время перейти от использования на селе преимущественно колхозно-кооперативной формы собственности к опоре на государственную, то есть всенародную форму собственности. Между тем колхоз, как одна из форм социалистического хозяйства, пока что отвечает задачам дальнейшего развития сельскохозяйственного производства".
Как бы там ни было, но народное хозяйство страны в послевоенные годы развивалось успешно, сделало крупный шаг вперед - и это после тяжелейшей войны!
* * *
6 сентября 1947 года граждане Москвы и всего Союза отмечали 800-летие со дня основания столицы государства. Была выпущена почетная наградная медаль. В связи с юбилеем Сталин писал в "Правде":
"Заслуги Москвы состоят не только в том, что она на протяжении истории нашей Родины трижды освобождала ее от иноземного гнета - от монгольского ига, польско-литовского нашествия, от французского вторжения. Заслуга Москвы состоит, прежде всего, в том, что она стала основой объединения раз- розненной Руси в единое государство с единым прави- тельством, с единым руководством...
Но этим не исчерпываются заслуги Москвы перед Родиной.
После того как по воле великого Ленина Москва вновь была объявлена столицей нашей Родины, она стала знаменосцем нашей советской эпохи".
Так Сталин вновь соединил старую эпоху с новой, совет- ской, подчеркивая преемственность народно-государственных традиций. Само празднование было тому выражением. В старой России часто праздновались годовщины основания городов, в коминтерновские времена это было вычеркнуто из народной жизни. При Сталине эта историческая традиция воскресла.
* * *
Успехи нашей страны, вероятно, были бы большими, если бы на жизни страны в послевоенный период не сказывалось 1явление, о котором мы уже писали, - культ личности Сталина.
Победа, достигнутая в Великой Отечественной войне, еще более подняла авторитет Сталина и в то же время еще более возвысила его в глазах окружающих, да, видимо, и в его собственных.
Правда, и в последние полтора десятилетия жизни Сталин время от времени отмечал, что не следует, мол, возвеличивать его персону, что это неправильно, вредно, не по-марксистски. Так, в широко известном в ту пору ответе Сталина на письмо советского военного историка полковника Е. Разина была фраза: "Режут слух дифирамбы в честь Сталина, - просто неловко читать".
А вот что писал Сталин в "Детиздат" 16 февраля 1938 года по поводу готовившейся к изданию книги "Рассказы о детстве Сталина":
"Я решительно против издания "Рассказов о детстве Сталина".
Книжка изобилует массой фантастических неверностей, искажений, преувеличений, незаслуженных восхвалений. Автора ввели в заблуждение охотники до сказок, брехуны (может быть, "добросовестные" брехуны), подхалимы. Жаль автора, но факт остается фактом.
Но не это главное. Главное состоит в том, что книжка имеет тенденцию вкоренить в сознание советских детей (и людей вообще) культ личности вождей, непогрешимых героев. Это опасно, вредно. Теория "героев" и "толпы" есть не большевистская, а эсеровская теория. Герои делают народ, превращают его из толпы в народ - говорят эсеры. Народ делает героев - отвечают эсерам большевики. Книжка льет воду на мельницу эсеров, будет вредить нашему общему большевистскому делу.
Советую сжечь книжку".
Небезынтересен эпизод, свидетелем которого был С.М. Штеменко.
Прибыв с докладом в Кремль вместе с А.И. Антоновым, он застал в приемной главного интенданта Советской Армии генерал-полковника П.И. Драчева, наряженного в военную форму необычного покроя: мундир был сшит по модели времен Кутузова, с высоким стоячим воротником, а брюки - современные, но украшенные широченными золотыми лампасами.
В кабинете, в присутствии членов Политбюро, начальник Тыла А.В. Хрулев делал доклад. Закончив его, Хрулев попросил разрешения показать новую военную форму. Сталин не возражал.
Драчев вошел в кабинет. Увидев его, Сталин помрачнел.
- Кого вы собрались так одеть? - спросил он.
- Это форма генералиссимуса, товарищ Сталин.
- Для кого?
- Для вас, товарищ Сталин...
Велев Драчеву покинуть кабинет, Сталин, не стесняясь присутствующих, начал сурово распекать начальника Тыла. Он резко возражал против возвеличивания своей личности, говорил, что никак не ожидал этого от Хрулева.
Можно привести и другие подобные свидетельства. Тем не менее факт остается фактом: в послевоенные годы личность Сталина непомерно возвеличивалась. Видимо, он постепенно привык к этому, уверовал до известной степени в свою непогрешимость и не пресекал такие тенденции.
В жизни страны в связи с культом личности Сталина наблюдались крупные недостатки. Принцип коллективности руководства не соблюдался. Тринадцать с лишним лет не собирался очередной партийный съезд. Деятельность ЦК как коллективного органа руководства партией была нарушена. Пленумы созывались редко и нерегулярно. Политбюро собиралось от случая к случаю. Многие решения по сложным и важным вопросам принимались Сталиным без обсуждения в партийных и правительственных органах.
Поскольку органы госбезопасности продолжали находиться вне контроля партии, участились случаи нарушения законности. Руководители этих органов, прежде всего Берия, насаждали в практике органов госбезопасности порочные методы, поощряли пробравшихся в их ряды авантюристов.
Конец 40-х - начало 50-х годов отмечены процессами, в результате которых были репрессированы многие честные работники партии и государства. Прежде всего следует упомянуть так называемое "Ленинградское дело".
До тех пор пока жив был А.А. Жданов, пользовавшийся доверием Сталина, видимых причин для угрозы ленинградским руководителям вроде бы не существовало. Более того, поговаривали, что Жданов - наиболее реальный преемник Сталина на высшие посты партии и государства. Но именно в этом выдающемся положении Жданова и таилась угроза для ленинградских работников, которых после войны Жданов стал "продвигать" вверх, забирал из Ленинграда, разумеется, с согласия и одобрения Сталина. Ожесточенная борьба, тайно существовавшая в верхних эшелонах власти, побуждала соперников, прежде всего Берию и Маленкова, относиться к ставленникам Жданова с ревнивым вниманием и настороженностью. Повторяем, пока жив был Жданов, его ставленникам ничто не угрожало, тем более что они были опытными аппаратчиками, ни в коей мере не склонными проявлять своеволие и непослушание Сталину.
В конце августа 1948 года Жданова не стало, причем причина его смерти по сию пору отнюдь не ясна. Не прошло и полугода, как в начале 1949 года против ленинградских работников и выходцев из этого города ведомством Берии было сфабриковано "дело", многие сюжеты которого до сих пор либо остались невыясненными, либо вообще не раскрыты. Почему Сталин, к примеру, решил расправиться с ленинградцами, которые в 1941-1944 годах, казалось бы, неоспоримо доказали свою преданность, руководя обороной осажденного города? Надо сказать, что к концу жизни у Сталина, и всегда очень подозрительного, это качество предельно обострилось, он подозревал и проверял всех и все. В такой обстановке Берии, видимо, удалось убедить Сталина, что в Ленинграде оживилось то стремление, которое ставилось в вину многим ленинградцам в 30-е годы, - противопоставить бывшую столицу Москве, стремление, безусловно, далекое от реальности, а Маленков сумел сыграть на подозрительности Сталина.
Во всяком случае, и это стремление ставилось ленинградцам в вину.
В обвинении, предъявленном подсудимым в сентябре 1950 года на процессе в Ленинграде, говорилось, что Кузнецов, Попков, Вознесенский, Капустин, Лазутин, Родионов, Турко и другие признаны виновными в том, что, "объединившись в 1938 году (!) в антисоветскую группу, проводили подрывную деятельность в партии, направленную на отрыв Ленинградской партийной организации от ЦК ВКП(б) с целью превратить ее в опору для борьбы с партией и ее ЦК".
Не исключено, что в отношении к самому видному выходцу из Ленинграда, Н.А. Вознесенскому, сыграло роль и то, что этот человек, имевший немалые заслуги перед страной (кандидат в члены Политбюро с февраля 1941 года и член Политбюро с 1947 года), не только активно руководил экономикой страны, но и писал об этом книги. Что позволялось только одному человеку - самому Сталину.
Андрей Андреевич Жданов, несомненно, был самым одаренным среди сталинского окружения с середины 30-х годов. Вырос в интеллигентной семье, получил недурное образование, служил в русской армии. В партии с 1915 года, в двадцать с лишним лет стал главным редактором газеты "Тверская правда". С 1924 по 1934 годы - во главе Нижегородского крайкома (гораздо более нынешней области). Был предан Сталину, боролся с его противниками в партии. Сталин это оценил, а так как среди его сподвижников не имелось идеологов, то он выдвинул Жданова в 1934 году в секретари ЦК. Вскоре, не оставляя этого поста, Жданов возглавил Ленинградскую партийную организацию (было ему только тридцать четыре года). Всю блокаду провел в осажденном городе.
Именно при Жданове в 1944 году центральным улицам Ленинграда вернули их исторические названия (при Зиновьеве Дворцовая площадь именовалась площадью Урицкого, Литейный проспект - проспектом Володарского, возникли улица На-химсона, набережная Рошаля и т. п.). Постановление Ленинградского облсовета было опубликовано и произвело большое впечатление. Есть сведения (пока документально не подтвер- жденные), что Жданов и его соратники, в особенности председатель Совмина РСФСР Родионов, обращались к Сталину с просьбой создать в Российской Федерации собственную компартию (по примеру остальных союзных республик).
Жданову "борцы с культом" пеняют грубость в отношении к Ахматовой и Зощенко. Это верно, грубость и запреты публикаций были, что никак нельзя обелить задним числом. Но почему вдруг возникли эти имена? В последние годы кое-что прояснилось.
Министерство пропаганды Геббельса распространяло среди вермахта переводы Зощенко, где русский народ изображался в карикатурном виде: вот, мол, что они сами о себе пишут... Зощенко был ленинградец и находился в чести у местных властей - рассказы о Ленине печатал. Берия собрал немецкие материалы и доложил Сталину: вот-де кому покровительствует секретарь Ленинградского обкома... Жданов узнал об этом и решил нанести "упреждающий удар". Сделал это неудачно и к тому же грубо задел большого русского поэта Анну Ахматову...
Ленинградская партийная организация в очередной раз подверглась разгрому: двадцать шесть человек были приговорены к смертной казни, а всего репрессировано около двух тысяч работников. В целом же, оценивая "Ленинградское дело", надо признать это расправой в борьбе за власть одной группировки с другой, уже потерявшей своего лидера и защитника. Необходимо добавить, что в ждановской группе не было евреев, а сам он вполне отрицательно относился к сионизму (в отличие от Берии, где все было наоборот).
На 1951 год падает столь же надуманное и жестокое "Мингрельское дело", где Берия применил другое обвинение - в национализме партийных работников Мингрелии. Министр госбезопасности Грузии Рухадзе при прямой поддержке заместителя госбезопасности СССР Рюмина вьщвинул версию о наличии в Грузии группы, связанной с Парижским центром грузинской эмиграции (Жордания, Гегечкори и другие) и ведущей шпионскую деятельность против Советского государства. Были сняты со своих должностей и арестованы многие ответственные партийные и государственные работники - мингрелы. Одновременно из Грузии в отдаленные районы СССР было выселено несколько тысяч ни в чем не повинных людей.
Примерно в то же время, что и "Ленинградское дело", разыгралось и "дело Еврейского антифашистского комитета" (ЕАК). Но тут надо сделать небольшое отступление. Ранее уже говорилось, что вульгарным антисемитом Сталина считать нельзя. Более того, быть революционером в России и одновременно антисемитом - вещь невозможная, ибо все революционные партии в России, с анархистов и до кадет, возглавлялись и руководимы были евреями. Не исключением была и РСДРП(б) - РКП(б) - ВКП(б).
Правда, во время чисток середины 30-х годов еврейская прослойка в ЦК партии в целом существенно поредела и к концу 30-х годов в Политбюро остался только Каганович. Но обратите внимание: большинство членов Политбюро и тогда имело родственные связи с евреями: у Молотова, Ворошилова, Калинина, Андреева, Шкирятова, Щербакова, Кирова жены были еврейками. А надо знать: по иудейским законам, по законам государства Израиль, если мать - еврейка, то и дети - евреи. Счет ведется по матери и по сию пору, и неуклонно. Евреев было очень много в партийном аппарате, особенно в пропаганде, среди хозяйственников, среди видных интеллигентов и, отметим особо - в карательных органах: Ягода - еврей, Ежов женат на еврейке, Берия - еврей... Продолжать этот счет можно до бесконечности. Так как же мог быть Сталин антисемитом, когда евреи окружали его везде, к какой бы сфере деятельности он ни обратился? И он уживался с евреями, если они хорошо работали, выполняли его волю. Но вот если плохо работали, да еще и своевольничали, - тут он мог стать безжалостным, но так же жесток он был с людьми другой национальности.
ЕАК был сформирован весной 1942 года наряду с другими антифашистскими комитетами - Всеславянским, Молодежным, Женским. Поскольку Сталин хорошо понимал, что создание ЕАК приведет к усилению еврейского национализма в стране, то ЕАК был ориентирован исключительно на заграницу, имея своей задачей, во-первых, средствами пропаганды просоветски настраивать мировую общественность, установив контакты с еврейскими международными организациями, и, во-вторых, привлекать в СССР западную помощь. Денег, конечно, много собрать у евреев не удалось (хотя в США уже тогда проживало два миллиона евреев), а вот контактов установили достаточно.
В июне 1943 года глава ЕАК С. М. Михоэлс и И. С. Фефер ("видный еврейский писатель" и одновременно постоянный секретный сотрудник МГБ) отправились в США, где встречались с А. Эйнштей-ном, Т. Манном, Л. Фейхтвангером, Т. Драйзером, Ч. Чаплиным, М. Шагалом и другими, но главное - с лидерами сионизма - президентом Всемирной сионистской организации X. Вайцманом (впоследствии первым президентом Израиля), руководителем Всемирного еврейского конгресса Н. Гольдманом, с раввином С. Вайзом, являвшимся лидером масонской ложи "Сыны Сиона". Это было очень опасное дело, и, видимо, руководители ЕАК опасности не учли, за что и поплатились жестоко.
Во время встречи с американским миллионером Д. Розен-бергом, одним из руководителей еврейской "благотворительной" организации "Джойнт", зашла речь о проекте, который сионисты вынашивали давно, с начала 20-х годов. Тогда известный большевик (и сионист) Ю. Ларин (М.А. Лурье) разработал проект переселения в Крым двухсот восьмидесяти тысяч евреев для создания еврейской автономии, а Троцкий, Каменев, Бухарин, Цюрупа одобрили этот план. Выполнен он не был, но переселение все же шло, и в 1936 году в Крыму и на юге Украины существовало пять еврейских национальных районов (11035 хозяйств). В 1943 году, сионисты (и с ними советские евреи) задумали план этот осуществить. Шла страшная война, на Курской дуге, в величайшей битве гибли миллионы людей, в том числе и евреи, в оккупированной Европе в чудовищных лагерях горели кремационные печи. И в них - сотни тысяч тех же евреев, а сионисты уже делили советскую территорию, ибо Д. Ро-зенберг, по признанию Фефера, говорил во время беседы: "Крым интересует нас не только как евреев, но и как американцев, поскольку Крым - это Черное море, Балканы и Турция".
Это только один факт из приведенных на процессе в 1952 году, осведомителем МГБ Фефером, но его достаточно, чтобы возбудить у советского государственного деятеля Иосифа Сталина справедливый гнев: ведь тогда и мысли нельзя было допустить, что Крым можно отделить от России и передать куда-то.
Сионисты из ЕАК (только так и можно их называть) не просто беседовали на столь "животрепещущую" тему, но и составляли план, в разработке которого участвовал Михоэлс, глава Советского информбюро С.А. Лозовский (Дридзо). План этот в середине февраля 1944 года лег на стол Сталина. 21 февраля они добились приема у Молотова.
В плане сказано: "1. Создать Еврейскую советскую социалистическую республику на территории Крыма. 2. Заблаговременно, до освобождения Крыма, назначить правительственную комиссию с целью разработки этого вопроса..." ("Заблаговременно", ибо за Крым придется драться...) Но Молотов, опытный и осторожный человек, советует "проектантам" бросить это опас-|юе дело. Сталин же ответа не давал. Сионисты из ЕАК стали уже распределять места в будущем правительстве Крыма, и Ми-хоэлс фигурировал у них как "наш президент"! В 1944 году эта наглость сошла деятелям ЕАК с рук...
По окончании войны Советское правительство, надеясь про-тивопоставить Израиль США, поддержало создание Израиля, о, убедившись, что новое государство будет верно служить ин-тересам американцев, изменило свою позицию. Можно было бы очень долго (и очень интересно, ибо подавляющее большинство наших сограждан и представления не имеют о затронутой здесь теме) рассказывать о ЕАК, скажем лишь о том, что контакты с "Сынами Сиона" были установлены очень прочные, а за масонами стояла американская разведка, и это не подлежит никакому сомнению.
В конце 1947 - начале 1948 года МГБ представило Сталину материалы о том, что деятели ЕАК стали проявлять интерес к семейным делам Сталина (в частности, Михоэлс пытался уста- новить контакты с евреем Г.И. Морозом, первым мужем дочери Сталина Светланы). Подозрительность Сталина усилилась, и 20 ноября 1948 года Политбюро приняло решение распустить ЕАК. У нас нет возможности здесь детально излагать дальнейшее, скажем только, что в июле 1952 года тринадцать членов ЕАК были приговорены к расстрелу. Всего же по этому делу, по документальным материалам, подверглось репрессиям сто десять человек, то есть дело это ни в какое сравнение не идет по своему размаху с "Ленинградским" и "Мингрельским".
Ни в коей мере не стремясь обелить Сталина и организаторов "дела" ЕАК, должны все же сказать, что тема эта требует самого тщательного и беспристрастного расследования.
Подобные факты наносили серьезный ущерб стране. В адрес ЦК партии и Советского правительства, часто и самого Сталина, поступали многочисленные жалобы на произвол и беззаконие, и еще при жизни Сталина ЦК партии начал принимать меры к установлению контроля над органами госбезопасности.
В декабре 1952 года ЦК дал директиву партийным организациям, в которой говорилось: "Считать важнейшей и неотложной задачей партии, руководящих партийных органов, партийных организаций осуществление контроля за работой Министерства госбезопасности. Необходимо решительно покончить с бесконтрольностью в деятельности органов госбезопасности и поставить их работу в центре и на местах под систематический и постоянный контроль партии, ее руководящих партийных организаций". Но покончено с нарушениями законности было лишь после смерти Сталина, когда были разоблачены и обезврежены политический авантюрист и проходимец Берия и его сообщники.
* * *
21 декабря 1949 года в Москве отмечали день рождения Сталина, которому исполнилось семьдесят лет. Отмечал этот юбилей и весь мир, хотя и с полярными знаками.
Это понятно: Сталин не только был политическим деятелем мирового масштаба, но и являлся как бы "патриархом" среди всех тогдашних государственных деятелей. Такие виднейшие политики, как де Голль, Мао Цзедун и Неру, были много младше его и никак не могли сравниться успехами. Один лишь Черчилль был несколько старше, но он уже находился в отставке.
В Кремле провели торжественное собрание. Во многочисленных выступлениях переплелись искреннее уважение и непомерная лесть. Все обратили внимание, что ответного слова на поздравления юбиляр не произнес, хотя этого требовал обычай.
После юбилея в союзных газетах последовал и в течение нескольких месяцев не прекращался пресловутый "поток приветствий". Сообщалось о телеграммах с заводов, из колхозов, институтов и школ, воинских частей и творческих организаций, я так до бесконечности.
Почему такой обвал грубой лести разразился, сказать сложно. После войны Сталин сделался необычайно скрытным и замкнутым. Эти черты были отчасти присущи ему и прежде, теперь они приняли явно болезненный характер. С Октября и до Потсдамской конференции осталось множество мемуарных свидетельств о Сталине, часто очень тонких и ярких. А вот о его последнем десятилетии - почти ничего.
Несомненно, что в ту пору Сталин оказался совершенно одиноким. Дочерью и сыном Василием он был очень недоволен - и как отец, и как государственный человек. Он очень долго был близок с Ворошиловым и Молотовым, в последние же годы с ними почти не поддерживал отношений, сторонился обоих.
В последние годы жизни в Сталине наметился явный отрыв от знания и понимания народной жизни, чем он всегда отличался, в особенности от своих соперников, сплошь фанатиков разного рода умозрительных и утопических идей. Подводило и здоровье. Притупился всегда острый ум. Усилилась подозрительность, превратившись в мнительность.
Сложившейся обстановкой умело пользовался коварный Берия. Ненавидя все русское, он подсунул Сталину липовые "материалы" о Жданове и его сторонниках. Именно Берия почувствовал некую ревность Сталина к прославленным маршалам Жукову и Рокоссовскому, а вскоре после Победы подкинул против них нечистый "компромат".
Теперь уже опубликованы документы, как из адмирала Кузнецова, министра авиации Шахурина и других "выбивали" показания против прославленных полководцев. Увы, Сталин поддался давлению: обоих маршалов выслали подальше от Москвы: Жукова - в Одесский округ, Рокоссовского - в Варшаву, командовать Войском Польским.
Подобные примеры можно приводить долго...
В дни сталинского юбилея вовсю расцвело то, что потом надолго набило оскомину многонациональному советскому народу, а именно: безмерное славословие вождя. Со стороны это выглядело как нечто, сделанное нарочито, ибо никакими политическими обстоятельствами, очевидно, не вызывалось. Характерно, что более всего усердствовали в этом деле именно те люди, которые Сталина в душе ненавидели. Назвать придется прежде всего популярного тогда беллетриста Илью Эренбурга, чьи восхваления вождя были настолько преувеличенны, что но-сили порой характер какой-то пародии. А после смерти Сталина он сразу же начал говорить о нем нечто совсем иное.
Точно такой же всплеск искусственного восторга вызвало появление летом 1950 года статьи Сталина "Марксизм и вопросы языкознания". В этой работе справедливо осуждался пресловутый "классовый подход" в лингвистике, было много иных ин- тересных суждений. Но эту статью стали привязывать к любым видам интеллектуальной деятельности. И не только интеллектуальной...
Разумеется, Сталин, всегда очень много читавший, постоянно и внимательно следивший за периодической печатью, не мог всего этого не замечать. Всевластный, он, однако, этого не пресекал. Неужели он не видел, что это несет ему лично, а главное - делу его жизни один лишь вред? Трудно в это поверить. Однако не пресекал. Видимо, с ответом надо обождать, ибо далеко еще не все документы доступны.
Вопрос о безмерном славословии Сталина важен еще и потому, что именно в эту, второстепеннейшую, сторону его наследия прежде всего вцепляются запоздалые враги. Не станем с ними спорить. Посмотрим лучше, что писали его подлинные противники, причем именно современники. Теперь появилась возможность процитировать типичные высказывания западной печати конца 1949 года. Тоже, так сказать, "юбилейные материалы"...
Западногерманская "Ди Вельт" (21 декабря 1949): "Сталину удалось за сравнительно короткие сроки выдвинуть СССР в число великих держав. И не важно, какими средствами это было достигнуто. Как бы сегодня ни осуждали деспотизм и всевластие Сталина, остается фактом то, что именно он олицетворяет собой мощное государство, победившее едва ли не всех своих врагов..."
Английская "Обсервер" (21 декабря 1949): "70-летие Сталина отмечается в зените величия Советского Союза, распространившего свое влияние на многие страны Европы и Азии... Многие обозреватели сходятся во мнении, что Сталин с конца 1930-х проводит великодержавную, а не большевистскую политику, что он отказался от идеологии мировой революции и пытается совершить то, чего не могла или не успела сделать династия Романовых".
Турецкая "Джумхурриет" (21 декабря 1949): "Еще никому не удавалось подчинить огромное многонациональное государство своей воле так, как это сделал Сталин. Его имя и достижения СССР - одно неразрывное целое..."
* * *
Установка - "только шедевры" - была характерна для отношения Сталина к послевоенным созданиям советских ученых, писателей, деятелей искусства. Субъективные вкусы Сталина господствовали и в кинематографе. Слово Сталина было решающим и ни обжалованию, ни тем более опровержению не подлежало.
Г.В. Александров вспоминает, что его фильм "Встреча на Эльбе" оказался под угрозой: художественный совет Мини стерства культуры решил приостановить его выпуск. Но Сталин просмотрел фильм и ограничился оценкой:
- Фильм снят с большим знанием дела.
Этого было достаточно. Фильм "Встреча на Эльбе", конечно, хороший, он и до сих пор смотрится с интересом. Но далеко не у всех кинофильмов того времени такая завидная судьба, нередко отрицательное мнение Сталина закрывало им путь к зрителю.
То же можно сказать и о других видах искусства. В решении ЦК КПСС от 28 мая 1958 года отмечалось, к примеру, что в постановлении об опере Мурадели "Великая дружба", принятом в 1948 году, содержались отдельные несправедливые и неоправданно резкие оценки творчества ряда талантливых работников советского искусства.
События, о которых мы ведем речь, прискорбные для нашей страны и омрачающие память о Сталине, как государственном деятеле и человеке, несомненно, имели в своей основе и личные свойства характера Сталина. Думается, что о последних годах его жизни вполне можно говорить как и о личной трагедии.
Повторяем: он был очень одинок, и это, в совокупности с отрицательными качествами его характера - замкнутостью, отчужденностью - усугубляло и без того непомерную, неоправданную подозрительность к окружающим.
О том, каким тяжелым ударом для Сталина было самоубийство Н.С. Аллилуевой, мы уже писали. Часто в таких случаях человек ищет утешения в детях, во внуках, в них он видит продолжение себя, своего дела. Но и тут Сталину трагически не повезло.
Старший сын, Яков, не был, вероятно, близок отцу, чересчур далек от интересов и дела, которому служил Сталин. Пленение Якова и его смерть в фашистском лагере навсегда разделили судьбы отца и сына.
Второго сына, Василия, Сталин по-своему любил, но не мог не видеть, что сын не достоин его, и прежде всего потому, что Василий страдал пороком, к которому отец всегда относился с отвращением и презрением: был пьяницей.
Военный летчик Василий Джугашвили начал войну капитаном, а закончил ее двадцатичетырехлетним генерал-лейтенантом: находились люди (Берия, в первую очередь), которые, продвигая по службе сына, надеялись угодить отцу. Сын же признавал авторитет только одного человека - отца, иные авторитеты для него не существовали, и позволял себе поступки, которые иначе как безобразиями и назвать нельзя. Сталин беспощадно бранил Василия, распекал принародно, но поделать с ним ничего не мог. Несколько раз Василия наказывали достаточно сурово, сажали под арест - по приказу отца, наркома обороны. В последний раз это случилось летом 1952 года, когда Сталин велел снять Василия с командования авиацией Московского военного округа за грубейшее нарушение приказа вышестоящих начальников.
Сталин хотел, чтобы сын учился, поступил в Академию Генштаба:
- Мне семьдесят лет, - говорил он, указывая на стол, заваленный книгами, - а я все еще учусь.
Василий был зачислен в Академию, но учиться не смог - пьянствовал. После смерти отца он быстро пошел под уклон, попал под суд, и поделом: вскрылись злоупотребления по службе, рукоприкладство, участие в интригах, завершившихся трагически для других людей. В 1962 году, на сорок втором году жизни, Василий Джугашвили скончался.
Разумеется, у такого человека, как Сталин, не могло быть единства мыслей и чувств с таким сыном. Но еще более разителен разлад Сталина с дочерью.
Книги, написанные Светланой Аллилуевой за рубежом (или изданные от ее имени), потрясают: настолько чуждой, враждебной она оказалась своей Родине, своему государству, своему отцу, для которого смыслом жизни и было служение Российскому государству.
Сталин, несомненно, любил дочь, и тем более обидным и странным должны были показаться ему признаки разногласий, предвещавшие как личные, так и мировоззренческие расхождения. Началось это зимой 1942/43 года, когда дочери исполнилось семнадцать лет и она, как это и положено в таком возрасте, впервые влюбилась. Но уже сам избранник не мог не вызвать недоверия почти у каждого любящего свое чадо родителя: по возрасту он годился в отцы Светлане, хотя в свои сорок лет позволял именовать себя Люсей. Сценарист, кинорежиссер, приятный и ловкий в общении, знакомый в Москве со всеми, в том числе и с многочисленными иностранными корреспондентами, Люся Каплер сумел поразить воображение семнадцатилетней девчонки, жившей до того замкнуто и скромно. Лица, осуществлявшие надзор за безопасностью семьи Сталина, неоднократно предупреждали Люсю, что добром дело не кончится, но он не внял предупреждениям и вел себя с поразительной для тех обстоятельств настойчивостью. В результате -Люся был вынужден поехать в Воркуту на пять лет, где и работал в театре.
Отец крупно поговорил с дочерью. Воспоминания С. Аллилуевой часто недостоверны, но эта сцена заслуживает внимания:
"3 марта утром, когда я собиралась в школу, неожиданно домой приехал отец, что было совершенно необычно. Он прошел своим быстрым шагом прямо в мою комнату, где от одного его взгляда окаменела моя няня да так и приросла к полу в углу комнаты... Я никогда еще не видела отца таким. Обычно сдер- жанный и на слова, и на эмоции, он задыхался от гнева, он едва мог говорить: "Где, где это все? - выговорил он. - Где все эти письма твоего писателя?" Нельзя передать, с каким презрением выговорил он слово "писатель"... "Мне все известно! Все твои телефонные разговоры - вот они, здесь! - Он похлопал себя рукой по карману. - Ну! Давай сюда! Твой К... - английский шпион, он арестован!"
Я достала из стола все Люсины записи и фотографии с его надписями...
"А я люблю его! " -сказала наконец я, обретя дар речи.
"Любишь! - выкрикнул отец с невыразимой злостью к самому этому слову - и я получила две пощечины - впервые в своей жизни. - Подумайте, няня, до чего она дошла! - Он не мог больше сдерживаться. - Идет такая война, а она занята!.." - И он произнес грубые мужицкие слова - других слов он не находил...
"Нет, нет, нет, - повторяла моя няня, стоя в углу и отмахиваясь от чего-то страшного пухлой своей рукой. - Нет, нет, нет!"
"Как так - нет?! - не унимался отец, хотя после пощечин он уже выдохся и стал говорить спокойнее. - Как так нет, я все знаю! - И, взглянув на меня, произнес то, что сразило меня наповал: - Ты бы посмотрела на себя - кому ты нужна?! У него кругом бабы, дура!" И ушел к себе в столовую, забрав все, чтобы прочитать своими глазами...
Как во сне я вернулась из школы. "Зайди в столовую к папе",- сказали мне. Я пошла молча. Отец рвал и бросал в корзину мои письма и фотографии. "Писатель! - бормотал он. - Не умеет толком писать по-русски. Уж не могла себе русского найти!.."
Несколько месяцев отец не разговаривал со Светланой. Потом она снова стала посещать дачу в Кунцеве, но прежней близости не было...
Примерно в то же время отец стал замечать, что дочь мыслит далеко не так, как подобало бы.
- У тебя бывают антисоветские высказывания! - говорил он еще в 1944-1945 годах.
Если бы отец мог предположить, что напишет дочь после его смерти...
От первого брака (в 1944 году она вышла замуж за однокурсника) у Светланы родился сын. С зятем - Г. Морозом - Сталин не пожелал даже познакомиться. Зато он хорошо знал второго мужа Светланы - Юрия Андреевича Жданова. Его отца Сталин очень ценил и был рад породниться с этой семьей.
Во втором браке у Светланы родилась дочь. Но вскоре Светлана разошлась и с Ю.А. Ждановым. Уже после смерти отца Светлана в третий раз вышла замуж, за иностранного подданного. Когда он умер, С. Аллилуева обманным путем покину- ла СССР. За рубежом, выйдя в четвертый раз замуж, дочь Сталина написала книги, в которых не только облила грязью свою бывшую родину, но и, по выражению древней книги, "обнажила наготу отца своего", то есть совершила грех, именуемый хамством.
Да, дети не принесли Сталину счастья...
В последние годы жизни здоровье Сталина резко ухудшилось: сказалось чрезмерное напряжение военных лет. Он постарел, выглядел усталым. Пришли хвори и связанные с ними ограничения. Курить Сталин, правда, бросил только в последний год жизни и очень гордился, что избавился от полувековой привычки.
В 1946 году, впервые после 1937 года, он позволил себе отпуск: поехал на автомобиле в Крым. Автомагистрали Москва-Симферополь тогда еще не было, кортеж машин ехал долго. Ночевали в городах, у секретарей обкомов и райкомов. Вокруг - послевоенная разруха, и Сталин нервничал, видя развалины и то, что люди вынуждены жить в землянках.
В 1947-1951 годах он отдыхал на родине, в Грузии. Но большую часть времени Сталин оставался в Кунцеве: возился в саду, ухаживая за розами, выращивал арбузы (в Подмосковье!), подкармливал белок и птиц...
Нигде, кроме праздничных концертов, устраиваемых после торжественных собраний, в эти годы Сталин не бывал. На даче постоянно слушал музыкальные радиопередачи и грамзаписи. На пластинках делал надписи: "хор.", "снос.", "плох.", "дрянь". Любил, как и ранее, играть в городки с гостями.
Но по-прежнему основным смыслом его жизни была работа, и по-прежнему, даже на склоне лет, она продолжалась до трех-четырех часов утра. Работы, разумеется, хватало.
Советские люди строили Череповецкий, Орско-Халиловский, Закавказский металлургические заводы, сотни индустриальных гигантов. На Волге, Ангаре, Каме и Днепре сооружались крупнейшие гидроэлектростанции. Успешно завершалось строительство Волго-Донского судоходного канала: 31 мая 1952 года по каналу началось регулярное движение речных судов. Полным ходом велись работы по созданию первой в мире атомной электростанции.
* * *
Недавно опубликованы документы из "особой папки" ЦК КПСС последнего периода жизни Сталина. Они позволяют узнать подлинную правду о деятельности Сталина как вождя мирового социалистического лагеря в самую последнюю пору, когда он уже разменял восьмой десяток лет. Подобных свидетельств ничтожно мало. ...5 марта 1949 года Сталин приказал Поскребышеву:
- Передайте Вышинскому - нужно ответить в Пхеньян: я согласен на приезд Ким Ир Сена. Надо поближе посмотреть на него...
Печально знаменитый А. Вышинский был тогда министром иностранных дел - отличный был оратор, представителен, образован, языками владел, вот и посылал его Сталин участвовать во всякого рода дипломатических парадах, где много и красно говорят, но ничего не решают. И вот что любопытно, так называемая "демократическая общественность" Запада и пальцем не пошевелила, чтобы протестовать против появления на международной арене недавнего прокурора, проливавшего кровь "невинных жертв". Как видно, Сталин мог позволять себе все, что угодно, с этой самой "общественностью"...
Вскоре Ким Ир Сен приехал и был принят Сталиным вместе с советским послом генералом Т.Штыковым. Вот запись их беседы:
"Сталин: - Сколько американских войск в Южной Корее?
Ким Ир Сен: - Около 20 тысяч человек.
Штыков уточняет: - Примерно 15-20 тысяч человек.
Сталин: - Имеется ли на юге национальная корейская армия?
Ким Ир Сен: - Имеется, численностью около 60 тысяч человек.
Сталин (шутя): - И вы боитесь их?
Ким Ир Сен: - Нет, не боимся, но хотели бы иметь морские боевые единицы...
Сталин: - Во всех военных вопросах окажем помощь. Корее нужно иметь военные самолеты.
Затем Сталин спрашивает, проникают ли они в южнокорейскую армию, имеют ли там своих людей.
Ким Ир Сен: - Наши люди проникают туда, но пока себя там не проявляют.
Сталин: - Правильно, что не проявляют. Сейчас проявлять себя не нужно. Но южане тоже, видимо, засылают на север сво- их людей, и нужна осторожность и бдительность".
Северная Корея получила от СССР огромную военную помощь - не только техникой, но и военными специалистами. Боевая мощь северокорейской армии резко возросла. Возникла возможность объединения страны военным путем. Штыков, человек опытный и решительный, торопил события. На границе начались "разведки боем". Сталин отчитал генерала в шифрованной телеграмме от 27 октября 1949 года: "Вам было запрещено без разрешения центра рекомендовать правительству Северной Кореи проводить активные действия против южных корейцев... Обязываем дать объяснения..."
Сталин знал больше и смотрел куда шире, чем боевой гене-рал Штыков. Он понимал, что война в Корее сразу же выйдет за пределы небольшого азиатского полуострова. Значит, надо предусмотреть многое, а главное - заблаговременно добиться поддержки соседнего Китая. Да, там к власти с его помощью пришли друзья, но... Китай - великая страна, а Сталин отлично знал, что былая поддержка забывается быстро.
В то время Мао Цзэдун находился с долговременным визитом в СССР, это была его первая поездка за рубеж после победы китайской революции. Поводом был торжественный юбилей Сталина, а по сути, между двумя вождями, старшим и младшим, шло согласование совместных политических планов и программ. В январе 1950-го Мао согласился с планом объединить Корею военным путем.
Подготовка шла в полной секретности, Сталин снова, как в годы Отечественной войны, подписывал шифровки вымышленным именем, на сей раз - "Филиппов".
15 мая 1950-го в Пекин полетела шифровка: "В беседе с корейскими товарищами Филиппов и его друзья высказали мнение, что в силу изменившейся международной обстановки они согласны с предложением корейских товарищей приступить к объединению. При этом было оговорено, что вопрос должен быть решен окончательно китайскими и корейскими товарищами совместно, а в случае несогласия китайских товарищей решение вопроса должно быть отложено до будущего обсуждения".
Истинно сталинская четкость в постановке вопроса, но и сталинская всегдашняя осмотрительность! Уже здесь вырисовывается стратегия Сталина в противоборстве двух сверхдержав, а также его тактика в конкретном случае этого противоборства.
Конечно, война в Корее вызвала много жертв, это ясно. Погибло и несколько десятков наших летчиков и зенитчиков, хотя эти потери были прямо-таки ничтожны в войне такого масштаба (кстати, Сталин за этим следил с особой строгостью!). Все так, но ведь не Сталин произнес печально знаменитую речь в Фултоне. Нет, это в далекой Америке создавали все более и более мощные атомные бомбы, а у нас их было еще так мало! Это в Америке готовили эскадрильи "летающих крепостей", готовых нести тяжеленные ядерные бомбы, а у нас такие самолеты (и ракеты!) только-только создавались. И еще: до американских баз с наших аэродромов надо лететь и лететь (а главное - долететь, ибо тамошнее ПВО было опять-таки сильнее нашего тогдашнего). Наконец, американцы располагали множеством военных баз по периметру наших границ, а у нас было только две базы - в Порт-Артуре и под Хельсинки, но оттуда до Американского континента еще дальше, чем от Камчатки или Восточного Берлина.
Сталин с молодых лет четко оценивал окружающую обстановку. Да, за долгую жизнь у него набралось тут некоторое число ошибок, да. Удивительно не то, что они случались (у Чер- чилля их не случалось или у де Голля?), а именно то, что их в итоге оказалось так мало. К великому счастью для нашей страны и для нас всех.
Так и тут. Главные противники находятся в Западной Европе и Северной Атлантике. Восточные рубежи нашей державы блокируются тем же противником пока слабо, они нас, как обычно, недооценивают. Держат в Японии слабые оккупационные силы, а славная японская армия уничтожена, память о ней предана анафеме, молодежь воинскому призыву не подлежит. Пацифизм...
Значит, удар по вражескому лагерю во фланг! На Дальнем Востоке, чтобы выйти к Цусимскому проливу, что в двух шагах от американского "непотопляемого авианосца" - Японии! И самое, пожалуй, тут главное: воевать не русскими руками, не русской кровью, достаточно уже мы пролили ее, борясь с самураями за освобождение народов Китая и Кореи. Пусть они теперь возвратят нам часть своих долгов страшных, нанеся удар по нашему и своему общему врагу.
Идея эта оказалась замечательной, почти полвека она была основой стратегии всего социалистического лагеря в его противостоянии царству золотого тельца, власти космополитических Шейлоков. Избегая генерального сражения, крайне опасного для всего мира, бить противника по флангам, используя слабые места. Через пару десятилетий верный последователь Сталина Мао Цзэдун выразит эту идею с присущим ему лаконизмом и образностью: "Надо создать тысячу Вьетнамов, чтобы американский империализм распылил силы". Практическое начало сталинской стратегии осуществилось на корейской земле...
25 июня 1950 года рано утром радио Пхеньяна объявило, что "войска марионеточного правительства Южной Кореи начали внезапное наступление на территорию Северной Кореи... Противник вторгся на глубину от одного до двух километров". Объяснение это, как нынче говорят, "для дураков". Слов нет, в Южной Корее, в Сеуле, действительно были посажены американские марионетки, но военные возможности их были весьма невелики по сравнению с северянами, о чем все прекрасно знали. Кстати, с точно такой же пропагандистской грубоватостью поступил и сам Сталин десять лет назад, осуществляя вторжение в Финляндию. Но он умел учиться на ошибках, а некоторые его воспитанники не очень...
Однако в военном отношении наши советники во главе с генералом Штыковым подготовились неизмеримо лучше, чем Ворошилов в декабре 1939 года на Карельском перешейке, - научились за это время, ничего не скажешь! Южнокорейские заслоны были сметены, северяне быстро и организованно покатились к Цусимскому проливу. Американцы отвечали пока только мощными авианалетами да начали переброску своих дивизий из Японии на юг Корейского полуострова.
Сталин загодя строго предупредил, чтобы советские граждане в военных действиях не участвовали. Однако Ким Ир Сен хотел быстрее развить успех, поэтому обратился к Штыкову с просьбой все-таки послать наших офицеров непосредственно в наступающие корейские части. Тот сгоряча пообещал и обратился с просьбой в Центр.
Сталин ответил ему немедленно и в характерном для него стиле:
"Пхеньян, Совпосол.
Как видно, вы ведете себя неправильно, так как пообещали корейцам дать советников, а нас не спросили. Вам нужно помнить, что Вы являетесь представителем СССР, а не Кореи.
Пусть наши советники пойдут в штаб фронта и в армейские группы в гражданской форме в качестве корреспондентов "Правды" в требуемом количестве. Вы будете лично отвечать за то, чтобы они не попали в плен.
Фын Си".
Как известно, Сталин не раз подписывал секретнейшие депеши (как правило, военного содержания) различными псевдонимами, но таким пользовался впервые. Известный китаист, профессор МГУ В.И. Семанов пояснил авторам, что данное выражение может переводиться как "ветер" или "ветер с запада". Однако почему Сталин выбрал это, пока не известно.
Впрочем, куда важнее предусмотрительность его по поводу возможного попадания наших советников в плен. В пору таких-то потрясающих успехов? Перестраховался он, проявлял, как ему часто пеняют, чрезмерную подозрительность? Нет, просто огромный - и суровый! - жизненный опыт научил его мудрой осмотрительности. Сегодня наступают, а завтра...
Как в воду глядел Иосиф Виссарионович! Американское командование быстро и деловито перебросило через океаны сильнейший экспедиционный корпус, усиленный флотом и авиацией. По масштабам задействованных сил он немного уступал армии, высадившейся в Нормандии в июне 1944 года. Сила солому ломит, американские войска, поддержанные мощными ударами с моря и с воздуха, где у них было подавляющее превосходство, разгромили северокорейцев, вступили на их территорию и стремительно двинулись на север.
Война приближалась к границам Китая и СССР. Что делать? Решать приходилось Сталину, причем не только за свою страну. Мао и его соратники испытывали искреннюю признательность к нашей стране, искренне и глубоко чтили Сталина. Однако они никак уж не походили на южнокорейских "марионеток", свою линию они вели, и упорно. Сталин понимал, что разгром северян будет означать не только политическое поражение советского блока, но и коренное изменение военной обстановки на всем Дальнем Востоке. И не в пользу интересов Советского Союза.
Вводить в Корею наши войска? Это мировая война. Значит, решил Сталин, надо добиться от Китая введения в Корею их армии. Принципиальное согласие было достигнуто почти год назад, но теперь обстановка изменилась... Сталин настаивал, а его авторитет в мире был непререкаем. И вот 13 октября он диктует:
"Пхеньян. Штыкову для товарища Ким Ир Сена.
Только что получил телеграмму от Мао Цзэдуна, где он сообщает, что ЦК КПК вновь обсудил положение и решил все же оказать военную помощь корейским товарищам.
Фын Си".
Хорошо, да не конкретно. Сталин настаивал. И вот через день:
"Передать Ким Ир Сену следующее. После колебаний и ряда временных решений китайские товарищи наконец приняли окончательное решение об оказании Корее помощи войсками. Я рад, что принято наконец окончательное и благоприятное для Кореи решение...
Желаю Вам успехов.
Фын Си".
Китайцы вторглись на территорию Кореи огромными массами сухопутных войск, но технически плохо оснащенных, а боевой авиации и флота у них не было совсем. Однако они отбросили, американцев примерно до границы между Севером и Югом, затем началась затяжная позиционная война с переменным успехом, но без существенных изменений линии фронта.
Сталин внимательно следил за войной на Корейском полуострове. Мощная американская авиация беспощадно уничтожала все живое в Северной Корее, полностью были разрушены, обращены в щебень после многократных бомбардировок с моря и с воздуха все корейские города, даже самые маленькие. "Гуманизм" был тут точно таким же, как и при решении судьбы Дрездена и Хиросимы.
Тогда Сталин принял важное решение: на китайской территории близ корейской границы были развернуты аэродромы, на которых разместилось несколько наших авиационных дивизий. |На летчиках была китайская форма, на самолетах - китайские опознавательные знаки. Сталин строжайше приказал следить за тем, чтобы наши самолеты ни в коем случае не перелетали ли-нию фронта, чтобы исключить возможность попадания наших пилотов в плен. Так и произошло: в воздушных боях над Северной Кореей наши летчики сбили несколько сот американских машин, однако мы потеряли триста девятнадцать самолетов. Но ни одного нашего пилота не попало в плен!
Так "жестокий" Сталин заботился о судьбе защитников Родины.
Война зашла в тупик, уже при жизни Сталина были начаты переговоры о перемирии, а вскоре после его кончины огонь был прекращен. Казалось бы, ничья? Нет. Пожалуй, впервые за всю свою тысячелетнюю историю, омраченную множеством войн, Россия наносила жестокие удары противнику чужой кровью, сберегая свою.
...Как-то в августе 1952 года Сталин беседовал с Чжоу Энь-лаем:
"- Америка не способна вести большую войну. Вся их сила-в налетах, атомной бомбе... Американцы - купцы. Немцы в 20 дней завоевали Францию: США уже два года не могут справиться с маленькой Кореей. Какая же это сила? Атомной бомбой войну не выиграть..."
* * *
Руководя практической работой Центрального Комитета и Советского правительства, Сталин не упускал из виду и теоретические проблемы. В 1951-1952 годах в связи с подготовкой учебника политической экономии состоялась дискуссия по экономическим проблемам. Сталин внимательно следил за ней, знакомился с материалами и несколько раз с февраля по сентябрь 1952 года выступал в печати по этому поводу. Некоторые из высказанных им мыслей и соображений по экономическим проблемам в настоящее время отвергаются экономической наукой, но в целом работа Сталина "Экономические проблемы социализма в СССР" содержит немало обоснованных положений, и сегодня не утративших значения.
Сложнее обстоит дело с другой крупной теоретической работой Сталина послевоенного периода - "Марксизм и вопросы языкознания". Читатель, возможно, помнит, как ученики Тифлисской семинарии в конце прошлого века с жаром обсуждали теорию Н.Я. Марра о происхождении и развитии языков, в частности - грузинского. Минуло полстолетия, и один из этих семинаристов вновь высказался об этой теории. То ли познания Сталина в данной области были менее значительны, чем в истории и политэкономии, то ли давало себя знать юношеское раздражение против Марра, но только в этой работе Сталин был гораздо более резок и многие его оценки проблем языкознания ныне отвергаются учеными. Тем не менее и в этой работе имеются блестящие сгустки мысли, в особенности в тех разделах, где речь идет о формировании современных наций.
* * *
Итоги развития СССР в послевоенный период подвел XIX съезд КПСС, состоявшийся в октябре 1952 года. На съезде были определены задачи партии и советского народа в политическом, хозяйственном и культурном строительстве на предстоящий период. Съезд внес изменения в Устав партии. Бьио ре- шено переименовать ВКП(б) в Коммунистическую партию Советского Союза - КПСС. Политбюро ЦК партии было преобразовано в Президиум ЦК, избранный в расширенном составе: из двадцати пяти членов (среди них был и М.А. Суслов) и одиннадцати кандидатов, среди последних были Л.И. Брежнев и А.Н. Косыгин.
Как делегатам съезда, так и всей стране бросилось в глаза, что впервые за четверть века Отчетный доклад делал не И.В. Сталин. Все гадали - выступит или нет? Сталин произнес небольшую речь лишь в день закрытия съезда, 14 октября 1952 года. То было его последнее публичное выступление.
Сталин начал речь с благодарности представителям коммунистических и рабочих партий, присутствовавших на съезде, за их дружеские приветствия, за пожелания успехов, за доверие. Коммунистическая партия Советского Союза, в свою очередь, всегда оказывала и будет оказывать поддержку братским партиям.
- После взятия власти нашей партией в 1917 году и после того, как партия предприняла реальные меры по ликвидации капиталистического и помещичьего гнета, представители братских партий, восхищаясь отвагой и успехами нашей партии, присвоили ей звание "Ударной бригады" мирового революционного и рабочего движения. Этим они выражали надежду, что успехи "Ударной бригады" облегчат положение народам, томящимся под гнетом капитализма. Я думаю, что наша партия оправдала эти надежды, особенно в период второй мировой войны, когда Советский Союз, разгромив немецкую и японскую фашистскую тиранию, избавил народы Европы и Азии от угрозы фашистского рабства...
Зал, бурными аплодисментами приветствовал эти слова, а Сталин продолжал:
- Конечно, очень трудно было выполнять эту почетную роль, пока "Ударная бригада" была одна-единственная и пока приходилось ей выполнять эту передовую роль почти в одиночестве. Но это было. Теперь - совсем другое дело...
Далее Сталин говорил об изменении ситуации в мире и, следовательно, об изменении задач коммунистических и рабочих партий в капиталистических странах.
- Знамя национальной независимости и национального суверенитета выброшено за борт, - продолжал Сталин, имея в виду буржуазию Запада. - Нет сомнения, что это знамя придется поднять вам, представителям коммунистических и демократических партий, и понести его вперед, если хотите быть патриотами своей страны, если хотите стать руководящей силой нации. Его некому больше поднять...
Речь, повторяем, была краткой. Видимо, Сталину не под силу уже было произносить, как прежде, продолжительные речи. Есть сведения, что после XIX съезда Сталин дважды ставил пе- ред ЦК КПСС вопрос об освобождении его от обязанностей Генерального секретаря по состоянию здоровья. Но государственными делами он занимался по-прежнему. Одно из последних свидетельств этого находим в воспоминаниях А. Г. Зверева.
В начале марта 1953 года специальная комиссия рассматривала подготовленную Министерством финансов справку о размерах подоходного налога с колхозов, налога на граждан, занимавшихся сельским хозяйством, и некоторых других налогов. Возникли разногласия с министром финансов, справку показали Сталину, и тот позвонил Звереву. Разговор сразу же принял аналитический характер:
- Как вы истолковываете природу налога с оборота? - спросил Сталин.
- Налог родствен прибыли, товарищ Сталин, это одна из форм проявления прибавочного продукта.
- Верно. А помните, еще до войны на заседании ЦК высказывалось мнение, что налог с оборота - это акциз? Зверев помнил этот случай и отвечал:
- У акциза иная экономическая природа.
- А чем вы объясняете столь высокий процент налога с оборота по основным видам сельскохозяйственной продукции?
Когда министр финансов объяснил свою позицию, Сталин продолжал задавать вопросы, и в итоге были затронуты основные проблемы деятельности финансового ведомства. В завершение беседы Сталин сказал: "До свидания", что было редчайшим исключением. Обыкновенно он просто клал трубку.
Но свидания больше не было.
Сталин стал болеть к концу жизни, но врачам не доверял, и только один из них, профессор В.Н. Виноградов, имел возможность постоянно наблюдать за его здоровьем. Но в конце 1952 года и этот врач вышел из доверия у пациента. Связано это было с событием, уже достаточно отдаленным во времени, -- со смертью А.А. Жданова.
Говорят (но только говорят, документальных доказательств не обнародовано), что Виноградов, обследовав в очередной раз Сталина, посоветовал пациенту уйти на покой, так как здоровье его сильно якобы пошатнулось. Если это так, то у такого человека, как Сталин, могло появиться ощущение - от него хотят избавиться под благовидным предлогом. И Сталин отказался от услуг профессора. Но, верный своему правилу проверять все и вся, если возникают сомнения, Сталин вспомнил о смерти Жданова и о связанных с этим неясных обстоятельствах.
У Жданова было больное сердце. В июле 1948 года болезнь обострилась. Он пользовался услугами Кремлевской больницы, где, казалось, были собраны лучшие силы, светила медицины. 27 августа Жданов почувствовал себя очень плохо, но консилиум врачей, куда входил и Виноградов, ничего существенного не нашел и предложил продолжить прежнее лечение. "Светила" проигнорировали диагноз простого врача, опытного кардиолога Л.Ф. Тимошук, определившей по кардиограмме инфаркт миокарда. Мало того, что проигнорировали, они заставили Тимошук переписать свое заключение, резко расходившееся с диагнозом профессоров. Курс лечения оставили без изменения, в том числе и массаж конечностей. 31 августа Жданов скончался.
Вскрытие тела показало, что у Жданова были неоднократно инфаркты, не зафиксированные в истории болезни. Более того, в заключении о смерти, которое составлял и Виноградов, инфаркт даже не упоминался. Но Тимошук оказалась "крепким орешком", теперь она стала обвинять профессоров в неправильных диагнозах в лечении, не скрывая того, что врачи действуют злонамеренно. Тогда 7 сентября опасного кардиолога уволили из "кремлевки"...
Все только что вышеизложенное заимствовано нами из неприкрыто тенденциозной книги Г.В. Костырченко (В плену у красного фараона. - М., 1994). Там же (с. 45) находим и следующее заявление Виноградова, сделанное 27 марта 1953 года в записке для Берии, то есть уже после смерти Сталина: "Все же необходимо признать, что у А.А. Жданова имелся инфаркт, и отрицание его мною, профессорами Василенко, Егоровым, докторами Майоровым и Карпей, было с нашей стороны ошибкой". Но зачем же эту ошибку скрыли в 1948 году?
В конце 1952 года МГБ вновь занялось этим делом. Оно обвинило кремлевских врачей в гибели не только Жданова. Вспомнили и Щербакова, и Димитрова, и многих других. Вспомнили и смерть Горького в 1936 году и т. д.. Поскольку методы следствия у МГБ были жестокими и арестованных били и пытали до тех пор, пока они не давали "необходимых" показаний, ныне очень трудно определить, где в них правда, а где ложь. Но то, что Сталин получил какое-то основание утвердиться в своих подозрениях, - бесспорно. В книге Я.Л. Рапопорта ("На рубеже двух эпох". - М., 1988. С.210), тоже посвященной "Делу врачей", можно прочесть следующее:
"Во все исторические времена медик использовался политическими деятелями различных рангов для активного осуществления их планов, нередко преступных, или для прикрытия их". Но если это было возможно "во все времена", почему это было невозможно в 1936, 1948 или 1953 годах? Только потому, что "этого не может быть, потому что не может быть никогда"? И "Дело врачей" приобретало все больший размах.
Неизвестно, как бы оно завершилось, если бы не одно об стоятельство. Приведем цитату из книги все того же Костыр ченко (с. 340). Он подвергает сомнению "циркулирующий и до сих пор в определенной среде" слух о подготовке насиль ственной депортации евреев на Восток. "Насколько все это со ответствовало действительности, сейчас трудно сказать", - за вершает фразу Костырченко. Думается, что это трудно будет сказать и в будущем, потому что таких намерений у Сталина не было.
13 января 1953 года в "Правде" появилось сообщение, в котором МГБ объявляло, что им раскрыт заговор врачей, и приводились фамилии врачей, замешанных в заговоре. Большинство этих фамилий еврейские, да иначе и быть не могло, так как в "кремлевке" представители этой этнической группы составляли подавляющее большинство, занимали самые высокие посты. Теперь у Сталина имелись основания (справедливые или нет - это для данного сюжета все равно) быть недовольным работой МГБ, ибо оно просмотрело заговор. А кто главный специалист в СССР по делам госбезопасности? Берия! И Сталин стал подозревать Берию!
Есть сведения, что Сталин запросил материалы о Берии, его личное дело: а в деле этом ( это ныне уже документально доказано) есть очень сомнительные места, да к тому же Берия еврей... Начальник охраны Сталина Н.С. Власик в письме, написанном в мае 1955 года на имя Ворошилова, тогда председателя Верховного Совета СССР, сообщил: "Глава правительства (то есть Сталин), находясь на юге после войны, в моем присутствии выражал большое возмущение против Берии, говоря о том, что органы государственной безопасности не оправдали своей работой должного обеспечения. Сказал, что дал указание отстранить Берию от руководства МГБ... И вот я потом убедился, что этот разговор между мною и главой правительства стал им доподлинно известен. Я был поражен этим".
Поражаться Власику не следовало. Он должен был бы знать, что МГБ подслушивает все разговоры, которые его интересуют. Итак, Берия в курсе опасных для него настроений Сталина. Но не в правилах Берии знать и медлить. Он начинает действовать.
Власик, на которого Сталин мог положиться всецело, вдруг попадает под арест, все к тому же Берии. Затем следует арест А. Н. Поскребышева, секретаря Сталина, которому Сталин тоже полностью доверял. Теперь, когда наиболее близкие и верные Сталину люди удалены от него, Берия может нанести упреждающий удар. И в ночь на 2 марта 1953 года у Иосифа Виссарионовича Сталина случается инсульт. Поражение правой стороны мозга: речи нет...
Что в точности произошло, мы, очевидно, никогда не узнаем. Версий высказывается очень много. Но то, что опытная рука Берии была здесь замешана - весьма вероятно. Берия вновь становится во главе МГБ. "Дело врачей" прекращено. Их выпускают на свободу. Но Берию ждет арест. Потом - следствие, расстрел...
Три дня страна с замиранием сердца выслушивала бюллетени о состоянии здоровья больного. Утром 5 марта 1953 года Иосиф Виссарионович Сталин скончался.
* * *
Смерть Сталина вызвала великую скорбь советского народа, и, как бы ни изгалялись много лет спустя его запоздалые недоброжелатели, печаль эту испытывало подавляющее большинство. Даже многие из тех, кто находился в неправовом заключении и стеснении.
Похороны Сталина привели к трагедии в столице. Документы, увы, не опубликованы и поныне. Но и без того ясно, что советские органы правопорядка не имели тогда никакого навыка в управлении большими массами людей, охваченных паникой или иными бурными проявлениями чувств. К тому же свирепый глава этих органов Берия думал в те дни только о захвате власти, на все прочее ему было наплевать. В итоге похороны Сталина омрачились жертвами.
Подводить итоги деятельности Сталина, несомненно, рано: надо не только осмыслить опубликованные и неопубликованные материалы, надо спокойно обсудить их вселюдно. Но предварительные заключения может сделать каждый. Приведем здесь высказывания тех, кто имел все основания не любить Сталина или опасаться его, а сделаны они все именно тогда, когда в Москве происходили его похороны.
"Нью-Йорк тайме" (6 марта 1953): "Со Сталиным завершилась целая эпоха в мировой истории. Он заставил Запад уважать мощь новой России и постарался вывести ее в число великих держав..."
"Фигаро" (Париж, 6 марта 1953): "Пирамида великой, тотальной империи лишилась своего вдохновителя и руководителя... Но сохранится ли СССР в будущем, без Сталина?"
"Борба" (Белград, 6 марта 1953): "Мало кому удавалось про-тивостоять диктату и авторитету Сталина. Сталин похоронил ленинизм в 1930-х годах, марксизм - еще раньше. Но тем не (менее Югославия, выстояв в полемике и конфронтации со Ста-линым, считает его великой исторической личностью, оказав-шие существенное влияние на политическое развитие не только СССР , но и всего мира".
Из интервью генералиссимуса Чан Кайши (Тайвань, 7 марта (1953): "Сталин был первым среди равных в союзнической коали-ции. Послевоенная внутренняя и внешняя политика сталин-ского государства обусловлена прежде всего стремлением Ста-лина укрепить державный статус России, обеспечить ее гло-бальные интересы..."
Из интервью Шарля де Голля по французскому радио (6 марта 1953): "Сталин имел колоссальный авторитет, и не только в России. Он умел "приручать" своих врагов, не паниковать при проигрыше и не наслаждаться победами. А побед у него было больше, чем поражений.
Сталинская Россия - это не прежняя Россия, погибшая вместе с монархией. Но сталинское государство без достойных Сталину преемников обречено".
"Нойе Цюрихер цайтунг" (Швейцария, 8 марта 1953): "Неожиданная смерть Сталина всколыхнула весь мир... Германский советолог Франц Боркснау в "Рейнише меркур" 23 января 1953 года отмечал, что "арест личных врачей Сталина означает заговор против него соратников во главе с Маленковым и Берией - они хотят приставить к Сталину своих врачей, чтобы решить его судьбу". Есть основания, что прогноз Боркенау сбывается...
После устранения Сталина борьба за власть в стране и в партии усилится, и со временем обитатели Кремля будут стремиться лишь к устранению друг друга, а не к укреплению сталинского государства. Взаимная грызня коммунистов-соперников никогда не прекратится, поскольку в их среде нет и не предвидится такой личности, как Сталин".
Сегодня гражданам разваленного Советского Союза особенно важно узнать о таких оценках сорокалетней давности. Здесь приведена малая толика их, но там не удалось бы отыскать ни одного уничижительного. Таков был мировой авторитет Сталина в дни его кончины.
До 1961 года набальзамированное тело Сталина находилось в Мавзолее, рядом с телом В. И. Ленина. По решению XXII съезда КПСС останки И.В. Сталина захоронены рядом с Мавзолеем у Кремлевской стены. Позднее на могиле был установлен бюст.
* * *
Когда не слишком высоко летишь на самолете над Южной Россией по временам внизу видишь зеленые квадраты. Это лесозащитные полосы, заложенные в начале 50-х годов. Они состоят в основном из таких пород деревьев как дубы, вязы. Уже и сейчас об этих полосах говорят: "Они посажены при Сталине".
Дубы растут медленно, но живут столетиями.