Содержание материала

 

Преддверие

"Привет Москве, столице нашей Родины - в день её 800-летия.

Вся страна празднует сегодня этот знаменательный день. Она празднует его не формально, а с чувством любви и уважения ввиду великих заслуг Москвы перед Родиной.

Заслуги Москвы состоят не только в том, что она на протяжении истории нашей Родины трижды освобождала её от иноземного гнёта - от монгольского ига, от польско-литов ского нашествия, от французского вторжения. Заслуга Москвы состоит, прежде всего, в том, что она стала основой объединения разрозненной Руси в единое государство с единым правительствам, с единым руководством. Ни одна страна в мире не может рассчитывать на сохранение своей независимости, на серьёзный хозяйственный и культурный рост, если она не сумела освободиться от феодальной раздробленности и от княжеских неурядиц. Только страна, объединённая в единое централизованное государство, может рассчитывать на возможность серьёзного культурно-хозяйственного роста, на возможность утверждения своей независимости. Историчес кая заслуга Москвы состоит в том, что она была и остается основой и инициатором создания централизованного государства на Руси.

Но этим не исчерпываются заслуги Москвы перед Родиной. После того, как по воле великого Ленина Москва вновь

была объявлена столицей нашей Родины, она стала знаменосцем новой советской эпохи.

Москва является теперь не только вдохновителем строительства новых советских социально-экономических порядков, заменивших господство капитала господством труда и отвергающих эксплуатацию человека человеком. Москва является вместе с тем глашатаем освободительного движения трудового человечества от капиталистического рабства.

Москва является теперь не только вдохновителем строительства новой советской демократии, отвергающей всякое, прямое или косвенное, неравенство граждан, пола, рас, наций и обеспечивающей право на труд и право на равную заработную плату за равный труд. Москва является вместе с тем знаменем борьбы всех трудовых людей в мире, всех угнетённых рас и наций за их освобождение от господства плутократии и империализма. Нет сомнения, что без такой политики Москва не могла бы стать центром организации дружбы народов и братского сотрудничества в нашем многонаци ональном государстве". /И. Сталин/

"Отец полюбил Россию очень сильно и глубоко, на всю жизнь. Я не знаю ни одного грузина, который бы настолько забыл свои национальные черты, и настолько сильно полюбил бы всё русское. Ещё в Сибири отец полюбил Россию по-настоящему: и людей, и язык, и природу. Он вспоминал всегда о годах ссылки, как будто это были сплошь рыбная ловля, охота, прогулки по тайге. У него навсегда сохранилась эта любовь". /Св. Аллилуева/

"А уж когда отца "убеждали факты", что ранее хорошо известный ему человек, оказывается, дурной, тут с ним происходила какая-то психологическая метаморфоза. Быть может, в глубине души он и сомневался в этом, и страдал, и думал... Но он был подвластен железной, догматической логике: сказав А, надо сказать Б, В и всё остальное. Согласив

шись однажды, что Н - враг, уже дальше необходимо было признать, что так это и есть; дальше уже все "факты" складывались сами собой только в подтверждение этого... Вернуться назад и снова поверить, что Н не враг, а честный человек, было для него психологически невозможно. Прошлое исчезало для него - в этом и была вся неумолимость и вся жестокость его натуры. Прошлого - совместного, общего, совместной борьбы за одинаковое дело, многолетней дружбы, - всего этого как не бывало, оно им и зачёркивалось каким-то внутренним, непонятным жестом, - и человек был обречён. "А-а, ты меня предал, - что-то говорило в его душе, какой-то страшный дьявол брал его в руки, - ну и я тебя больше не знаю!" Старые товарищи по работе, старые друзья и соратники могли взывать к нему, помня о прежнем его отношении к ним, - бесполезно! Он был уже глух к ним. Он не мог сделать шаг обратно, назад, к ним. Памяти уже не было. Был только злобный интерес - а как же ведёт себя теперь Н? Признаёт ли он свои ошибки?" /Св. Аллилуева/

"...отца я увидела снова лишь в августе, - когда он возвратился с Потсдамской конференции. Я помню, что в тот день когда я была у него, - пришли обычные его посетители и сказали, что американцы сбросили в Японии первую атомную бомбу... Все были заняты этим сообщением, и отец не особенно внимательно разговаривал со мной. А у меня были такие важные - для меня - новости. Родился сын! Ему уже три месяца и назвали его Иосиф... Какое значение могли иметь подобные мелочи в ряду мировых событий, - это было просто никому не интересно..." /Св. Аллилуева/

"Сталин вызвал к себе Наркома боеприпасов - одного из будущих руководителей атомной промышленности СССР. Вспоминая об этом разговоре, Ванников отметил: "Сталин вкратце остановился на атомной политике США и затем повёл разговор об организации работ по использованию атом

ной энергии и созданию атомной бомбы у нас в СССР: "Такое предложение заслуживает внимания. В НКВД имеются крупные строительные и монтажные организации, которые располагают значительной армией строительных рабочих, хорошими квалифицированными специалистами, руководителями. НКВД также располагает разветвлённой сетью местных органов, а также сетью организаций на железной дороге и на водном транспорте".

Однако затем... Сталин посчитал, что надо создать специальный комитет, который должен находиться под контролем ЦК и работа его должна быть строго засекречена... Комитет должен быть наделён особыми полномочиями. Во взглядах на будущее развитие работ т. Сталин сказал, что не стоит заниматься мелкими работами, а необходимо вести их широко, с русским размахом, что в этом отношении будет оказана самая широкая всемерная помощь". /Ю. Н. Смирнов/

По отношению к учёным т. Сталин был озабочен мыслью, как бы облегчить и помочь им в материально-бытовом положении. И в премиях за большие дела, например, за решение нашей проблемы. Он сказал, что наши учёные очень скромны, и они никогда не замечают, что живут плохо - это уже плохо, и хотя, он говорит, наше государство и сильно пострадало, но всегда можно обеспечить, чтобы несколько тысяч человек жило на славу, имело свои дачи, чтоб человек мог отдохнуть, чтобы была машина". /И. В. Курчатов. 1946 г./

"Огромная процессия потянулась по плохим тогда ещё дорогам... Останавливались в городах, ночевали у секретарей обкомов, райкомов. Отцу хотелось посмотреть своими глазами, как живут люди, - а кругом была послевоенная разруха... Он нервничал, видя, что люди живут ещё в землянках, что кругом ещё одни развалины". /Св. Аллилуева/

"...Даже Сталин, даже Ворошилов и Молотов трое пели! Мы все трое были певчими в церкви. И Сталин, и Ворошилов,

и я. В разных местах, конечно. Сталин - в Тбилиси, Ворошилов - в Луганске, я - в своём Нолинске. Это было не тогда, когда мы были в Политбюро, а гораздо раньше. /Смех/. Сталин неплохо пел.

- В Политбюро тоже петь надо, когда Жданов на пианино играл, а вы за столом...

- Пианино, когда немного выпьем. Ворошилов пел. У него хороший слух. Вот мы трое пели. "Да исполнится молитва моя..." и так далее. Очень хорошая музыка, пение церковное..." /Молотов-Чуев/

"Денежная реформа 1947 года призвана ликвидировать последствия второй мировой войны в области денежного обращения, восстановить полноценный советский рубль и облегчить переход к торговле по единым ценам без карточек. Денежная реформа усилит значение денег в народном хозяйстве, повысит реальную заработную плату рабочих и служащих и повысит ценность денежных доходов сельского населения. Проведение денежной реформы будет содействовать повышению уровня материального благосостояния трудящихся, восстановлению и развитию народного хозяйства и дальнейшему укреплению могущества Советского государства." /Предс. Совета Министров СССР И. Сталин. 1947 г/

"Поздравляю строителей, монтажников и эксплуатаци онников газопровода Саратов-Москва с производственной победой - завершением строительства и освоением первой в стране дальней газовой магистрали". И. Сталин.

"Приветствую и поздравляю строителей и монтажников "Запоржстроя" и металлургов "Запорожстали" с большой производственной победой - возрождением первой очереди разрушенного немецко-фашистскими захватчиками завода "Запорожсталь" и выпуском холоднокатаного стального листа". И. Сталин.

 


"Поздравляю строителей, монтажников Военморстроя ј10 и коллектив завода "Ростсельмаш" с большой производственной победой - окончанием восстановления первой очереди разрушенного немецко-фашистскими захватчиками крупнейшего в стране завода сельскохозяйственного машиностроения "Ростсельмаша" и освоением производства нового типа комбайнов "Сталинец-6".

"Поздравляю коллектив строителей и монтажников "Днепростроя" с достигнутой победой - вводом в работу четвёртого мощного агрегата Днепровской гидроэлектростанции, изготовленного советскими заводами".

...Не я и не другой - ему народ родной -

Народ-Гомер хвалу утроит.

Художник, береги и охраняй бойца:

Лес человечества за ним поёт, густея,

Само грядущее - дружина мудреца

И слушает его всё чаще, всё смелее.

Он свесился с трибуны, как с горы,

В бугры голов. Должник сильнее иска.

Могучие глаза решительно добры,

Густая бровь кому-то светит близко...

Глазами Сталина раздвинута гора

И вдаль прищурилась равнина

Как море без морщин, как завтра из вчера

До солнца борозды от плуга исполина.

/Осип Мандельштам/

СЛОВО АХА В ЗАЩИТУ ИОСИФА:

Великое древо БОГОЧЕЛОВЕЧЕСТВА с уходящими в вечность корнями питается от божественного животворяще

го источника. Виноградник, виноградная лоза - Евангельс кий образ. Многие корни засохли или обрублены, дерево тяжко больно. Каждую осень на нём умирают старые листья, чтобы оплодотворить почву и дать жизнь новым, молодым листьям - но всё, "сеющее в жизнь" - бессмертно. Такова воля и милость Садовника-Виноградаря, ибо лишь в Царствии древо вечно, а листья всегда молоды и зелены.

Но здесь, на земле, многие листья убеждены, что древо существует для них - и ветви, и другие листья. Так по Замыслу и есть, но при условии, что каждый лист будет идеально и послушно воле Творца исполнять свою функцию, получая от дерева ровно столько питания, сколько требуется для служения, а не оттягивать на себя лишние соки от других листьев и Целого. Награда безмерна и бесценна - Жизнь.

Забыв об обрубленных засыхающих корнях, о связи с Небесным Отечеством и Творцом своим, погибающее дерево отвергло и Сына Господина, поливающего его и животворя щего по великой милости Своей. Распятый, замученный, Он победил смерть своей Любовью и снова стал ухаживать и спасать, не помня зла.

Но силы тьмы подговаривали дерево гнать Его, внушая, что выросло древо само по себе, что не нуждается оно ни в корнях, ни в садовнике, ни в уходе любящего Сына. Что оно свободно и растёт как хочет. Более того, каждая ветвь /нации/, каждый лист /отдельный человек/ тоже свободны и от самого дерева, и друг от друга, а главное в том, чтобы суметь и от других ветвей-листьев, и от самого Целого урвать как можно больше жизненных соков...

Дурную эту свободу, ведущую в конечном итоге к гибели, силы тьмы объявили "Богом данной", назвали "демократией". И по сути провозгласили основой современной цивилизации право пожирать всё, что не может защититься. Пить кровь у ближних и дальних, у самого Целого, губя тем самым других, дерево и себя.

Да, каждому листу, каждой ветке дана свобода самоут

вердиться вне дерева, то есть засохнуть и быть сожжёнными за ненадобностью, ибо вне Целого нет Жизни. Когда же человеки это поймут? Ведь повсюду разместил Творец учебные пособия, свидетельствующие, что даже на биологическом уровне вне Целого - смерть. Таков Замысел, идущий от Троицы Единосущной и Нераздельной, таково растущее к Небу древо Богочеловечества, где у каждого листа, у каждой ветки - своё предназначение. Послужить, получив в награду жизнь. Личное время преобразовать в вечность. Жизнь временную - в вечную.

Христос добровольно предался в руки палачей, чтобы, искупив человека божественной своей Кровью, спасти, обожить, искупить грехи "лежащего во зле мира". И победить смерть.

Побеждают ли смерть те, кто подставляет свою шею и шею ближних и дальних вампирам? Не плодят ли зло - губя и пьющих кровь, и жертвы, ибо вампиризм заразен? "Не противься ЗЛОМУ", - сказал Господь, но не ЗЛУ. То есть личному твоему обидчику прости, а не обидчикам других... Невозможно представить себе христианина, не вступившегося за слабого, не защитившего, но можно - прощающего личную обиду, не дающего сдачи в ответ на удар, не мстящего. Вся система Вампирии основана на ПРАВЕ СИЛЬНОГО обижать ДРУГИХ, более слабых, вся система капиталистической конкуренции, которую отверг Иосиф.

* * *

Отец Киприан со своей хипповой косичкой, спрятанной под джинсовую кепку, в потёртой студенческой курточке и с таким же потёртым портфелем на коленях, который он ни на секунду не выпускал из рук, потому что именно там были волшебные предметы, превращающие неприметного студента в таинственно-всесильного посредника между землёй и Небом... Иоанне, столько раз возившей в своём жигулёнке актёров, бросилась в глаза ощутимая разница - отец Киприан

и в облачении "студентика" оставался "отцом Киприаном", он всё время держал дистанцию. Как она ни пыталась разговорить его на светскую тематику и наконец-то ощутить себя в безопасности, он, хоть и был в курсе последних фильмов, спектаклей и даже закулисной возни, в чём с изумлением убедилась Иоанна, разговор поддерживал с такой вежливо-отчуж дённой усмешкой, что Иоанна сама ощутила вдруг скуку смертную от так называемой "совбогемы" и сдалась. После чего отец Киприан перехватил мгновенно инициативу, и ей пришлось рассказывать свою биографию, особенно о связях с так называемыми "силовыми министерствами", где, как честно призналась Иоанна, ей предоставляли материалы для фильмов, консультировали и визировали. Но диссиденткой она никогда не была, потому что советская родная власть, хоть и является симбиозом детсада с дурдомом, её, Иоанну, в общем-то устраивает. Это условная игра, где надо просто играть по правилам, и тогда будешь иметь свой необходимый жизненный минимум и, как ни странно, свободу.

- Да-да, - кивнёт согласно отец Киприан, - Эта власть даёт хлеб насущный и оберегает человека от самого себя и собственных дурных страстей. Нашу церковь часто упрекают в лояльности к безбожной власти, но... Богу - Богово, а кесарю - кесарево. Власть не требует от нас отречения от Символа Веры и церковных канонов, что же касается прочего... Жизнь наша, по апостолу Павлу, похоть плоти, похоть очей и гордость житейская. Тело ищет удовольствий, глаза - обладания, гордость - возвышения над всеми. Там, на Западе, - отец Киприан махнёт рукой на проносившиеся за окном машины подмосковные берёзки, - там - культ самости. Культ страстей человеческих, полная их свобода. Разгул всего, что уводит от Бога, от заповедей. Наша власть худо-бедно помогает удерживать человека в рамках. Тесным путём духовного восхождения идут единицы. Большинству нужен кнут, чтобы не заблудиться в дебрях греховных. Это печально, но факт. "Битиё" определяет сознание.


- И всё же власть исповедует атеизм, а вы вот её признаёте, но опасаетесь. И меня опасаетесь, у вас жёсткая конспирация...

- Раньше было хуже. Я про двадцатые-тридцатые не говорю - при Хрущёве вон сколько позакрывали церквей! Но... не гонений надо бояться - они выковывали святых и лишь укрепляли веру. Бояться надо, как ни странно, обмирщения церкви. И когда в храм насильно тащат. Господь сказал: "Мои овцы знают Мой Голос". И если человек не слышит Голоса своего Творца, а Господь призывает каждого, тебе ли, горшок, возомнить себя выше горшечника? Мы можем только помочь тем, кто хочет идти, кто к нам приходит. И по возможности оградить их от неприятностей, по работе, например, в институте... Хотя для христианина величайшая честь - быть гонимым за веру. Христианство - прежде всего крест, лёгкой жизни оно не обещает. А власти... Что власти! Наше дело - исповедовать Истину. Без Голгофы не было бы Воскресения. Мы хоронимся - бесы ищут.

- И здесь игра...

- Только на кону не просто жизни, а судьбы в вечности. От великого до смешного, как известно, один шаг. Они ведь, власти, прекрасно осведомлены о нашей общине. Они просто требуют, чтобы мы "не высовывались". Никакой работы в массах, никакой проповеди, особенно это касается религиозной литературы. То есть никакого миссионерства, просветитель ства и почему-то благотворительности. Она, видите ли, унижает. Списки у них давно есть, мы для них - безнадёжные фанатики, чокнутые. А вот незнакомцы... Вы для них - незнакомка. Тем более, с даром слова, с выходом в эфир, в массы...

- А если и я своя? - спросит Иоанна, - Если я тоже пришла "на голос"? - и сама оторопеет от сказанного, вспомнив недавние мистические совпадения.

Только ли Ганя привёл её в Лужино?

- Много званых, но мало избранных. Святая Мария Египетская была блудницей. Она села на корабль, чтобы иску

шать христиан-паломников, но когда Господь позвал её, она бросила всё и до конца дней своих жила в пустыне...

- Я убежала, - подумает Иоанна, - Да, это бегство. От всего, что прежде наполняло жизнь, составляло суть, а теперь превратилось просто в опостылевшую роль, которую надо было неизбежно время от времени проигрывать. Полноте, это всегда было ролью, только поначалу увлекательной, в новинку... Но, никогда не было сутью. И только ли к Гане она бежала?

Видимо, и отец Киприан подумал о том же.

- Решать должен отец Борис, Игнатий у него в послушании, пусть решает. Он за него отвечает перед Богом, если что-то случится...

- И вы боитесь за них, за ваших духовных детей, да? Простите, ради Бога, наверное, так нельзя, я не умею говорить со священниками...

- Нечего, Иоанна. Да, мы слабы, а враг силён.

- Клянусь, от меня никто ничего не узнает.

- Никогда не клянитесь, Иоанна. Верю, намерения у вас наилучшие. Но повторяю, враг силён... А власть... Её тоже можно понять. У нас многонациональное государство, есть мусульмане, буддисты, униаты, католики, иудеи, сектанты всякие, даже язычники. Правомерно ли делать государствен ной ту или иную религию? Материализм, кстати, тоже вера. Мы верим, что у каждого здания, тем паче мироздания, должен быть строитель, а они, верят что кирпичи сами себя построили.

- И всё же вы, Церковь, лояльны верхам... Потому что всякая власть от Бога?

- Да, в пределах невмешательства в основы веры. "Не отдавать Богово кесарю". Ничто земное не в силах запретить душе верить, иначе это была бы хула на Бога - вроде бы кесарь сильнее. Мы же не будем ругать пастуха, который сберёг для господина стадо, лишь за то, что пастух был тёмен или не слишком любил господина? Народ, орущий "Распни!" - за

исключением отдельных убежденных сатанистов - просто тёмное стадо. Хмель кружит голову, веселит, однако, потом неизбежно наступает похмелье. Алчные пастухи, тёмное стадо, а тучи зла сгущаются... Не устоит дом, построенный на песке, - пророчески изрёк отец Киприан, - И падение будет великое. Пощади, Господи, Россию...

Ну а конкурентная борьба в корне противоречит второй христианской заповеди о любви к ближнему. Если ты любишь ближнего, как самого себя, как ты можешь его разорить? Даже просто обыграть, а не отдать последнюю рубашку, как того требует заповедь? Вот я вам расскажу притчу. Два монаха задумались - как это люди ссорятся из-за собственности? Взяли кирпич и стали друг ко другу тянуть. Один говорит: "Мой кирпич". А другой отвечает: "Твой, брат, твой"...

Что же касается роли государства в нашем понимании - оно не должно, по крайней мере, сеять сорняки. Сорняки и так вырастут.

"Пусть решает сам Игнатий", - ответит отец Борис из Лавры.

Итак, им была дарована свобода. Наскоро распрощав шись с тётей Любой и Ильичёвкой, где она поселит знакомую зубную врачиху к восторгу хозяйки, которую вечно мучила зубная боль, Иоанна возьмёт с собой лишь самое необходимое, в том числе застрявшую где-то на восьмой странице очередную серию "Чёрного следа" и скатанную трубкой "Иоанну", пролежавшую на дне дорожной сумки до возвращения в Москву. Для всех Иоанна по-прежнему проживала в Ильичёвке, в случае чего врачиха должна была немедленно позвонить Варе. Но судьба улыбалась Иоанне. Денис был всё ещё занят на картине, дела и обязанности по дому она, в основном, выполнять успевала, друзей у неё не было. И никто так и не хватится её в эти сорок дней. Охладев к Ильичёвке, она легко и радостно распрощается с ней, как прощаются с пристанью, от которой отплывает в страну обетованную твой корабль.


И дарованы ей будут Господом и либеральным отцом Борисом волшебные сорок семь дней того лужинского лета. Она обнаружит, что к счастью можно привыкнуть, что можно в ожидании прогулки с Ганей рука об руку перед сном /в любую погоду, иногда просто по шоссе под огромным чёрным парижским зонтом/, - что можно довольно успешно сочинять жизнь и необыкновенные приключения советского супермена капитана Павки Кольчугина, если рассматривать его войну с "подпольем" как дело Божие. И Павка тоже как бы поселился в Лужине, жил своей жизнью, мужал, совершенствовался духовно, невольно впитывая в себя благотвор ную лужинскую ауру.

Что можно полоть грядки и помогать на кухне, беседовать с Егоркой или просто слушать его и не его споры и рассуждения на вечные, но совершенно для неё новые темы, невольной слушательницей которых ей приходилось бывать постоянно. Потому что открытая беседка, где обычно собирались лужинцы, спасаясь от дождя, находилась как раз под её балконом, её пол был потолком, душисто-лунный водопад каприфоли и винограда - общей стенкой. И когда её мансарда в полдень накалялась, Иоанна на балконе за круглым плетеным столиком авторучкой вещала миру о новых Кольчугинс ких подвигах. Его физически и идейно-духовно закалённое пуленепробиваемое супертело преодолевало "пространство и простор", злую изнанку действительности. И он, Кравченко, снова принадлежал ей, ее таланту и фантазии. И то, что обычно возбуждало, теперь оставляло абсолютно невозмутимой. Будто не она тогда безумствовала, будто теперь само её тело подчинялось лишь голосу разумной необходимости полоть, помогать на кухне, сочинять очередную серию. Оно механически исполняло необходимые функции, продолжая, вырвавшись само из себя, идти рука об руку с Ганей по лужинскому лесу, где полыхали на стволах закатно-огненные блики и рыжий дух Альмы обжигал мокрые от росы ноги.

Покусывая по привычке дужку очков, которые ей с не

давнего времени прописали для работы, Иоанна погружалась в странный коктейль из захватывающих кольчугинских подвигов, его смертельной схватки с Денисовым подпольем, где каждый - потенциальный преступник и убийца, где бегут, стреляют и "гибнут за металл", и искусственным совковым мирком, отчаянно пытающимся сдержать дурные человечес кие страсти. И трогательно-наивный, но и всё же прекрасный герой-одиночка Павка Кольчугин, продолжатель "безнадежного дела" того Павки двадцатых, самозабвенно защищал "совковые" идеалы, которые на поверку оказывались христианскими ценностями, в чём постепенно всё более убеждалась Иоанна, слушая поневоле разговор на вечные темы внизу, под водопадом винограда и каприфоли.

"Человек человеку - друг, товарищ и брат", чисто новозаветное презрение к богатству, "депутат - слуга народа" /больший из вас да будет вам слугой/, - где и когда исступлён но ищущие Бога потеряют Его, выплеснув с водой ребёнка? Почему именно сейчас, в начале восьмидесятых, когда мало кто всерьёз воспринимал "всемирную перманентную революцию" как актуальный лозунг, диссиденты набросились на коммунистические идеалы? Общество "красиво загнивало". Именно сейчас становилось всё ясней, что "строители отвергли камень, стоящий во главе угла". Что основное внимание необходимо уделить внутреннему преображению человека, когда религиозно-нравственные поиски Высшего Смысла бытия приобретали решающее значение.

"Мы будем петь и смеяться, как дети"... Дети выросли, постарели и поумирали, отошли в небытие и вожди, чьи портреты помещались на обложках букварей там, где должна была находиться рублёвская икона Спаса. Общество, формально следующее, вроде бы, по пути христианской этики, задыхалось - ему нужен был воздух, выход в Небо. И вот маленькая православная община, как некие матёрые преступники, обмирая при виде милицейской машины, тайком пробирается к лужинской даче, чтобы очистить душу исповедью, отдать в

общую кассу последние сбережения на добрые дела, духовную литературу, или в тени под балконом Иоанны вполголоса поговорить на вечные темы... С каким наслаждением Иоанна поглощала в Лужине эти почти слепые ксероксы и машинопись!.. Хомяков, Вл. Соловьёв, Сергий Булгаков, Ильин, Трубецкой, Флоренский... Именно русское религиозное возрождение конца 19-го - начала 20-го, хотя Ганя говорил, что здесь много игры ума и просто ереси, что читать надо святых отцов, где всё о том же самом, но гораздо проще и ближе к истине. Но Иоанна, охотно соглашаясь с фактом испорченно сти своего разума, всё же упивалась именно религиозными философами, сокрушаясь одновременно, как же деградиро вала наша так называемая интеллектуальная элита в её лице, безуспешно разыскивающая перевод в конце страницы на ту или иную цитату на греческом, латыни или французском, которые та элита вызубрила еще в гимназии. Или с дымящимися от напряжения мозгами пыталась продраться сквозь формулы гениального отца Павла Флоренского. Она была постыдно дремучей.

Их с Денисом положительный герой, романтичный совковый супермен и бесстрашный борец со злом, приемник мученика времён гражданки Павки Корчагина - у них обоих была несомненная неуловимая связь и с обрывками разговоров на вечные темы, невольно подслушанными ею на лужинском балконе, и с ошеломляющими страницами взахлеб прочитанных ночью книг...

Эта её лужинская серия получилась одной из самых удачных, хотя и вызвала у начальства некоторое замешатель ство. Кольчугин стал размышлять о жизни и смерти, о добре и зле, о свободе и необходимости. Вместе с невидимыми собеседниками под её балконом и с ней, Иоанной, ломавшей мозги над исканиями отца Павла. И с Ганей, с его отчаянным дерзновенным порывом передать на холсте Свет Фаворский.

Менялся Кольчугин, менялась и Иоанна. Вначале она попробовала жить сама по себе, готовить по утрам привыч

ную яичницу, но Варенька-младшая, дочь Вари-старшей, заставшая её за этим занятием, воскликнула с таким искренним ужасом: "Тётя Иоанна, яйца в пост нельзя!", что пришлось капитулировать и тут же смиренно просить Варю-старшую подключить её к общей трапезе. Варе это понравилось. Варя вообще опекала её, считая, видимо, что само Небо поручило ей Иоанну, которую надо как можно скорей просветить, воцерковить и сделать полноценным членом общины. Просвещалась Иоанна, можно оказать, запоем. Да и в церковь местную ходила вместе со всеми, выстаивала, томясь, длинные службы, ничего толком не понимая и чувствуя себя чужой. "Мне неловко смотреть, как молятся другие - это как подсматривать в чужие окна", - жаловалась она Варе. "Ни на кого не смотри, ты пришла к Богу. Смотри на свечу, которая догорает. Это твоя жизнь, надо спешить. Ты сознаёшь себя виновной перед Богом?"- отвечала та.

Виновной она сознавала. Она помнила все свои дурные поступки с раннего детства, включая тёмные помыслы, которым когда-то ужасалась, и вполне искренне была самого отрицательного мнения о состоянии своей души. Просто полагала, что Небу не до какой-то там Иоанны Синегиной, её тайных и явных пороков. Варя горячо убеждала её в обратном, что "Господь вочеловечился, чтобы мы обожились", что преодолеть свою тьму и состояться в Замысле Божием - решить свою судьбу в вечности. Что когда тело не чувствует боли - это признак отмирания. Так и душа в грехе, не осознающая опасности своего состояния, близка к духовной смерти. Что единственные лекарства - смиренная исповедь и причастие; все разговоры о том, что можно спастись вне церкви - бред. Это всё равно что пытаться переплыть в одиночку бушующее море. А церковь - корабль, здесь соборная молитва - все за одного, один за всех, и церковные таинства, из которых главное - причастие. Где под видом хлеба и вина мы принимаем в себя Тело и Кровь Христовы, ту самую Кровь, что Он пролил за нас... Что это - великая Жертва, соединяющая

человека с Богом. Что Бог стал человеком, "чтобы мы обожились", взял на Себя наши грехи, искупил нас Своей Кровью и заповедал: "Приимите, ядите, сия есть Кровь Моя Нового Завета"... Конечно, это вроде бы хлеб и вино, но обычные хлеб и вино в нашем теле превращаются в обычную кровь, а причастие - в Кровь Божественную, соединяющую нас с Богом, дающую силы бороться с силами тьмы и собственной греховной природой. Прорыв в бессмертие с Богом... Что отвергающие причастие отвергают Христа и спасение, ибо сказано: "Я - Дверь". То есть отдай Мне свои грехи, свои язвы, и Я спасу тебя...

Церковь Иоанна, конечно же, не отвергала. Просто на память приходили нередкие базарные перепалки в храмах, злющие старухи. "Разве причастники не грешат?" - спрашивала она, а Варя отвечала, что грешат, конечно, только одни, исповедуя свои грехи, воспользовавшись бесценным Божьим даром брать на Себя наши язвы, освобождаются от них, в то время как другие этот дар безумно отвергают, умирают во тьме и отторгаются Небом, куда ничто тёмное не войдёт. А церковь - лечебница, туда приходят больные лечиться. И враг там нападает ещё злее, чем в миру, не желая выпускать души - вон даже в монастырях случается вражда. И сулила Иоанне, если та начнёт христианскую жизнь, встречу с самыми огненными искушениями.

Что же касается "злющих старух", которых ещё Владимир Соловьёв назвал "православными ведьмами", то Варя сказала, что в их свирепости есть и положительная сторона, они охраняли храмы в те времена, когда появилось много безбожников, хулиганствующей молодёжи, осквернителей святыни... Именно они, эти злющие старухи, когда в двадцатые - тридцатые власть утверждала, что Церковь умерла и народу уже не нужна, народ туда не ходит, - именно они упорно заполняли храмы, не давали их закрыть, в то время как интеллигенция Церковь предала. И надо всё этим старухам простить, надо им в ножки поклониться, хотя, конечно, она, Варя, согласна, что

старухи эти особенно люто набрасываются на новоначальных и молодёжь - не так стала, не так одета... Что Лукавый использует этих старух, чтобы отвадить новоначальных от церкви...

Для Вари этот "Лукавый", как и для других членов общины, был вполне реальным, осязаемым, которого они не только боялись, но и оживлённо обсуждали его козни, едва ли не с удовольствием, и Ганя дал этой странности своё объяснение. Они подсознательно радовались лишнему доказатель ству бытия Божия. Ибо если есть Лукавый, то есть и Бог, - враг нападает, а Господь - охраняет и спасает. Это непрерывное состояние внутренней войны, на церковном языке "духовной брани" - свидетельство правильности пути, богоизбранности, несения креста. Ибо Господь "кого любит, того наказует", а в тишине и довольстве обычно живут лишь те, кого враг считает своими и не трогает.

Joomla templates by a4joomla