Преддверие
КРАТКАЯ БИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА:
1941 г. Создание Государственного Комитета Обороны под председательством И. Сталииа. Выступление по радио с обращением к гражданам Советского Союза. Назначен Народным Комиссаром Обороны СССР. Приказ по противовоз душной обороне Москвы. Участие в работе конференции представителей СССР, Великобритании и США в Москве. Постановление Госкомитета Обороны по обороне Москвы. Доклад о 24 годовщине Великой Октябрьской социалистичес кой революции. Речь на параде Красной Армии в Москве.
"Враг захватил большую часть Украины, Белоруссию, Молдавию, Литву, Латвию, Эстонию, ряд других областей, забрался в Донбасс, навис чёрной тучей над Ленинградом, угрожает нашей славной столице - Москве. Немецко-фашис тские захватчики грабят нашу страну, разрушают созданные трудом рабочих, крестьян и интеллигенции города и села. Гитлеровские орды убивают и насилуют мирных жителей нашей страны, не щадя женщин, детей, стариков. Наши братья в захваченных немцами областях нашей страны стонут под игом немецких угнетателей.
Наша первая цель состоит в том, чтобы освободить наши территории и наши народы от немецко-фашистского ига. У нас нет и не может быть таких целей войны, как навязывание своей воли и своего режима славянским и другим порабощённым народам Европы, ждущим от нас помощи. Наша цель состоит в том, чтобы помочь этим народам в их освободительной борьбе против гитлеровской тирании и потом предоставить им вполне свободно устроиться на своей земле так, как они хотят.
Немцы рассчитывали... на непрочность советского строя, непрочность советского тыла, полагая, что после пер
вого же серьёзного удара и первых неудач Красной Армии откроются конфликты между рабочими и крестьянами, начнётся драчка между народами СССР, пойдут восстания и страна рассыплется на составные части, что должно облегчить продвижение немецких захватчиков вплоть до Урала. Но немцы и здесь жестоко просчитались. Неудачи Красной Армии не только не ослабили, а наоборот, ещё больше укрепили как союз рабочих и крестьян, так и дружбу народов СССР. /Аплодисменты/. Более того, - они превратили семью народов СССР в единый, нерушимый лагерь, самоотверженно поддерживающий свою Красную Армию, свой Красный Флот. Никогда ещё советский тыл не был так прочен, как теперь. /Бурные аплодисменты/. Если советский строй так легко выдержал испытание и ещё больше укрепил свой тыл, то это значит, что советский строй является теперь наиболее прочным строем. /Бурные аплодисменты/". Доклад И. Сталина на торж. заседании в честь 24 годовщины Великой Окт. Соц. революции, 6 ноября 1941г.
"- Растерялся - нельзя сказать, переживал - да, но не показывал наружу. Свои трудности у Сталина были, безусловно. Что не переживал - нелепо. Но его изображают не таким, каким он был, - как кающегося грешника его изображают! Но это абсурд, конечно. Все эти дни и ночи он, как всегда, работал, некогда ему было теряться или дар речи терять. Знаменитый полярный лётчик Герой Советского Союза М. В. Водопьянов поведал мне, что 22 июня 1941 года узнав о начале войны, он прилетел на гидросамолёте с Севера в Москву, приводнился в Химках и сразу же поехал в Кремль. Его принял Сталин. Водопьянов предложил осуществить налёт наших бомбардировщиков на фашистскую Германию.
- Как вы это себе представляете? - спросил Сталин и подошёл к карте.
Водопьянов провёл линию от Москвы до Берлина.
- А не лучше ли отсюда? - сказал Сталин и показал на острова на Балтийском море. Это было в первый день войны...
Поехали в Наркомат обороны Сталин, Берия, Маленков и я. Оттуда я и Берия поехали к Сталину на дачу. Это было на второй или на третий день...
Сталин был в очень сложном состоянии. Он не ругался, но не по себе было.
- Как держался?
- Как держался? Как Сталину полагается держаться. Твёрдо". /Молотов - Чуеву/
Свидетельствует генерал армии С.М. Штеменко:
"...одно могу сказать, что Сталин хорошо знал военное дело, не только военную стратегию, но и тактику... Военное дело знал не вообще, а хорошо, досконально, знал оперативное искусство, руководил войной на высшем уровне. Сошлюсь на некоторые примеры. Когда немцы подошли к Москве, в октябре 1941 года сложилось очень тяжёлое положение. Многие правительственные учреждения, Генеральный штаб были эвакуированы. Немец стоял под Москвой и рвался к Москве. Особенно тяжелое положение было в направлении Волоколамского шоссе - Западный фронт. В этот период у Сталина находилось пять полнокомплектных армий, вооружённых новой техникой. Под Москвой тогда операциями командовал Жуков и, несмотря на его неоднократные просьбы и мольбы, Сталин не дал ему ни одного батальона и сказал, чтобы он любой ценой продержался. Тогда мы считали, что Сталин допускает ошибку. В декабре месяце, когда немецкие войска были обескровлены, Сталин ввёл эти войска в действие. Немец от Москвы был отброшен.
Тогда мы только поняли, насколько Сталин велик не только в стратегии но и в тактике".
"Командный пункт Жукова в период угрожающего положения находился ближе к линии обороны. Жуков обратился
к Сталину с просьбой о разрешении перевода своего командного пункта подальше от линии обороны, к Белорусскому вокзалу. Сталин ответил, что если Жуков перейдёт к Белорусскому вокзалу, то он займёт его место"...
"- Вам передавал привет Грабин Василий Гаврилович, конструктор пушек. Он мне подарил журнал с его книгой "Оружие победы" и написал: "Вот как ковалось оружие победы в эпоху И. В. Сталина". Я у него спросил: "Как по-вашему, Сталин умный был человек?" - "Умный" - не то слово. Умных много у нас. Он душевный был человек, он заботился о людях, Сталин. Хрущёв сказал, что мы не готовились к войне. А я все свои пушки сделал до войны. Но если б послушали Тухачевского, то их бы не было".
- Он говорит: "Я попросил Тухачевского выставить на смотре нашу пушку. Тот наотрез отказался. Тогда я сказал, что заявлю в Политбюро. Эта пушка оказалась самой лучшей в войну. Сталин сказал 1 января 1942 года: "Ваша пушка спасла Россию"... О Тухачевском написали: "Бонапарт. Он мог стать изменником".
- Какой он Бонапарт? Он не мог стать, он был изменником, гнуснейшим изменником, опаснейшим"...
Я спросил, были ли у Сталина колебания в октябре 1941 года - уехать из Москвы или остаться?
- Это чушь, никаких колебаний не было. Он не собирался уезжать из Москвы. Я выезжал всего на два-три дня в Куйбышев и оставил там старшим Вознесенского. Сталин сказал мне: "Посмотри, как там устроились, и сразу возвращайся". /В.Молотов - Чуеву/
Мы - родные вам с давней поры,
Ближе брата, ближе сестры
Ленинграду - Алма-Ата.
Не случайно Балтийский флот,
Славный мужеством двух веков,
Делегации моряков
В Казахстан ежегодно шлёт.
И недаром своих сынов
С юных лет на выучку мы
Шлём к Неве, к основе основ,
Где, мужая, зреют умы.
Что же слышит Джамбул теперь?
К вам в стальную ломится дверь
Словно вечность проголодав,
Обезумевший от потерь
Многоглавый жадный удав...
Сдохнет он у ваших застав
Без зубов и без чешуи
Будет в корчах шипеть змея,
Будут снова петь соловьи,
Будет вольной наша семья!
Ленинградцы, дети мои!
Ленинградцы - гордость моя!
К Ленинграду со всех концов
Направляются поезда,
Провожают своих бойцов
Наши сёла и города.
Взор страны грозово-свинцов,
И готова уже узда
На зарвавшихся подлецов.
Из глубин Казахской земли
Реки нефти к вам потекли,
Чёрный уголь, красная медь
И свинец, что в срок и впопад
Песню смерти готов пропеть
Бандам, рвущимся в Ленинград...
Джамбул, Алма-Ата, сентябрь, 1941г.
"А Рузвельт верил в доллары. Не то, что больше ни во что, но он считал, что они настолько богаты, а мы настолько бедны и настолько будем ослаблены, что мы к ним придём.
"Тогда мы им и пропишем, а теперь надо помогать, чтоб их тянуть".
Тут-то они просчитались. Вот тут-то они не были марксистами, а мы ими были. Когда от них пол-Европы отошло, они очнулись. Вот тут Черчилль оказался, конечно, в очень глупом положении. С моей точки зрения, Черчилль наиболее умный из них как империалист. Он чувствовал, что если мы разгромим немцев, то и от Англии понемногу полетят перья. Он чувствовал. А Рузвельт всё-таки думал: они к нам придут поклониться. Бедная страна, промышленности нет, хлеба нет, - придут и будут кланяться. Некуда им деться.
А мы совсем иначе смотрели на это. Потому что в этом отношении весь народ был подготовлен и к жертвам, и к борьбе, и к беспощадным разоблачениям всяких внешних антуражей. Конечно, мы не верили в такой второй фронт, но должны были его добиваться. Мы втягивали их: не можешь, а обещал...
Черчилль сказал ещё в 1918 году, что Советскую власть надо удушить. А на банкетах наших небольших с Рузвельтом в Тегеране и Ялте: "Я встаю утром и молюсь, чтобы Сталин был жив, здоров. Только Сталин может спасти мир!" Уверенный в том, что именно Сталин играет ту исключитель ную роль, которую он в войне имеет. Слезы текли по щекам - то ли великий актёр был, то ли искренне говорил.
Заставили в одной упряжке бежать. Иначе нам было бы тяжело". /В. Молотов/
"Большим счастьем было для России, что в годы тяжелейших испытаний страну возглавил гений и непоколеби мый полководец Сталин. Он был самой выдающейся личностью, импонирующей нашему жестокому и изменчивому времени того периода, в котором проходила вся его жизнь.
Сталин был человеком необычайной энергии и несгибаемой силы воли, резким, жестоким, беспощадным в беседе, которому даже я, воспитанный здесь, в Британском пар
ламенте, не мог ничего противопоставить. Сталин прежде всего обладал большим чувством юмора и сарказма, и способностью точно воспринимать мысли. Статьи и речи писал только сам, и в произведениях его звучала исполинская сила. Эта сила была настолько велика в Сталине, что он казался неповторимым среди государственных деятелей всех времен и народов.
Сталин производил на нас величайшее впечатление. Когда он входил в зал на Ялтинской конференции, мы все вставали и, странное дело, держали руки го швам. Он обладал глубокой, лишённой всякой паники, логически осмысленной мудростью. Он был непобедимым мастером находить в трудные моменты пути выхода из самого безвыходного положения. Кроме того, Сталин в самые критические моменты, а также в моменты торжества был одинаково сдержан и никогда не поддавался иллюзиям. Он был необычайно сложной личностью. Он создал и подчинил себе огромную империю. Это был человек, который своего врага уничтожал своим же врагом. Сталин был величайшим, не имеющим себе равного в мире, диктатором, который принял Россию с сохой и оставил её с атомным оружием.
Что ж, история, народ таких людей не забывают".
/ У. Черчилль. Речь в палате общин 21 декабря 1959 г, в день 80-летия Сталина. /
Свидетельствует А. Голованов:
"За столом было всего несколько человек. Тосты следовали один за другим, и я с беспокойством следил за Сталиным, ведь Черчилль - известный выпивоха, устроил за столом как бы состязание со Сталиным, кто больше примет спиртного.
Сталин пил на равных, и когда Черчилля на руках вынесли из-за стола отдыхать, подошёл к Голованову и сказал: "Что ты на меня так смотришь? Не бойся, России я не пропью, а он у меня завтра будет вертеться, как карась на сковородке!"
"В конце октября 1941 года я поехала в Москву - повидать отца. Он не писал мне, говорить с ним по телефону было трудно - он нервничал, сердился и отвечал лишь, что ему некогда со мной разговаривать...
Все были возбуждены - только что сообщили, что разведчик, пролетев над Москвой, всюду набросал небольших бомб...
Отец не замечал меня, я мешала ему. Кругом висели и лежали карты, ему докладывали обстановку на фронтах.
Наконец, он заметил меня, надо было что-то сказать... "Ну, как ты там, подружилась с кем-нибудь из куйбышевцев?" - спросил он, не очень думая о своём вопросе. "Нет, - ответила я, - там организовали специальную школу из эвакуированных детей, их очень много", - сказала я, не предполагая, какова будет на это реакция. Отец вдруг поднял на меня быстрые глаза, как он делал всегда, когда что-либо его задевало: "Как? Специальную школу?" - я видела, что он приходит постепенно в ярость. "Ах вы!" - он искал слова поприличнее, - ах вы, каста проклятая! Ишь, правительство, москвичи приехали, школу им отдельную подавай! Власик - подлец, это его всё рук дело!.." Он был уже в гневе, и только неотложные дела и присутствие других отвлекли его от этой темы.
Он был прав - приехала каста, приехала столичная верхушка в город, наполовину выселенный, чтобы разместить все семьи, привыкшие к комфортабельной жизни и "теснившиеся" здесь в скромных провинциальных квартирках...
Но поздно было говорить о касте, она уже успела возникнуть и теперь, конечно, жила по своим кастовым законам.
В Куйбышеве, где москвичи варились в собственном соку, это было особенно видно. В нашей "эмигрантской" школе все московские знатные детки, собранные вместе, являли столь ужасающее зрелище, что некоторые местные педагоги отказывались идти в классы вести урок". /Светлана Аллилуева/
"Все мы были свидетелями напряжённейшей, титанической работы ЦК партии по укреплению Красной Армии и оснащению её современным оружием в 1938-1941 годах. Нам не хватало для подготовки к войне, как неоднократно говорил Сталин в узком кругу, одного-полутора лет".
Свидетельствует Г. К. Жуков:
"Начинается новый этап развития авиации. Практичес ки был полностью реконструирован ЦАГИ, создаются новые конструкторские бюро военной авиации. Талантливые конструкторы С. В. Ильюшин, А. И. Микоян, С. А. Лавочкин, В. М. Петляков, А. С. Яковлев вместе со своими молодыми коллективами дают военной авиации истребители ЯК-1, МИГ-3, ЛАГГ-3, штурмовик ИЛ-2, пикирующий бомбардировщик - ПЕ-2 и многие другие - всего около двадцати типов. В конце 1940 - начале 1941 годов развёртывается борьба за серийное освоение лучших типов самолётов. ЦК ВКПб и лично Сталин много времени и внимания уделяют авиационным конструкторам. Комитет обороны принимает решение о строительстве девяти новых самолётов, строительных и семи авиамоторных заводов..."
"Совнарком Союза ССР и ЦК ВКПб требуют от вас:
1) В беспощадной борьбе с врагом отстаивать каждую пядь советской земли, драться до последней капли крови за наши города и села, проявлять смелость, инициативу и сметку, свойственные нашему народу.
2) Организовать всестороннюю помощь действующей Армии, обеспечить организованное проведение мобилизации запасных, обеспечить снабжение Армии всем необходимым, быстрое продвижение транспортов с войсками и военными грузами, широкую помощь раненым предоставлением под госпитали больниц, школ, клубов, учреждений.
3) Укрепить тыл Красной Армии, подчинив интересам фронта всю свою деятельность, обеспечить усиленную работу всех предприятий, разъяснить трудящимся их обязанно
сти и создавшееся положение, организовать охрану заводов, электростанций, мостов, телефонной и телеграфной связи, организовать беспощадную борьбу со всякими дезорганиза торами тыла, дезертирами, паникёрами, распространителя ми слухов, уничтожать шпионов, диверсантов, вражеских парашютистов, оказывая во всём этом быстрое содействие истребительным батальонам. Все коммунисты должны знать, что враг коварен, хитёр, опытен в обмане и распространении ложных слухов, учитывать всё это в своей работе и не поддаваться провокации.
4) При вынужденном отходе частей Красной Армии угонять подвижной железнодорожный состав, не оставлять врагу ни одного паровоза, ни одного вагона, не оставлять противнику ни одного килограмма хлеба, ни литра горючего. Колхозники должны угонять скот, хлеб сдавать под сохранность государственным органам для вывозки его в тыловые районы. Всё ценное имущество, в том числе цветные металлы, хлеб и горючее, которое не может быть вывезено, должно безусловно уничтожаться.
5) В занятых врагом районах создавать партизанские отряды и диверсионные группы для борьбы с частями вражеской армии, для разжигания партизанской войны всюду и везде, для взрыва мостов, дорог, порчи телефонной и телеграфной связи, поджога складов и т. д. В захваченных районах создавать невыносимые условия для врага и всех его пособников, преследовать и уничтожать их на каждом шагу, срывать все их мероприятия.
Для руководства всей этой деятельностью заблаговременно, под ответственность первых секретарей обкомов и райкомов создавать из лучших людей надёжные подпольные ячейки и явочные квартиры в каждом городе, районном центре, рабочем посёлке, железнодорожной станции, в совхозах и колхозах.
6) Немедленно предавать суду Военного трибунала всех тех, кто своим паникёрством и трусостью мешает делу обороны, - невзирая на лица...
Совнарком СССР и ЦК ВКПб заявляют, что в навязанной нам войне с фашистской Германией решается вопрос о жизни и смерти Советского государства, о том - быть народам Советского Союза свободными или впасть в порабощение.
Теперь все зависит от нашего умения быстро организоваться и действовать, не теряя ни минуты времени, не упуская ни одной возможности в борьбе с врагом.
Задача большевиков - сплотить весь народ вокруг партии Ленина-Сталина, вокруг Советского правительства для самоотверженной поддержки Красной Армии, для победы".
Предc. Совнаркома СССР и Секретарь ЦК ВКПб
И. Сталин
Зам. Председателя Совнаркома СССР
В. Молотов. 29 июня1941
/Из Директивы Совнаркома Союза СССР и ЦК ВКПб партийным и советским организациям прифронтовых областей/
* * *
Он снова начнет подумывать об ампуле.
Иоанна так и не узнает, что произошло потом, в ту ночь, когда Дени, внезапно проснувшись в своей комнате от холода, накинет халат и , выскочив в холл, обнаружит, что дверь Ганиной спальни распахнута, видимо, сквозняком. Огромное окно на улицу тоже настежь, по комнате вовсю гуляет февральская метель, а сам хозяин, босиком, в ночной рубашке до щиколоток неподвижно сидит на подоконнике. В темноте, с закрытыми глазами, заснеженный, заледеневший, но с горячими руками и такими же жаркими пятнами на щеках.
Если бы не эти жаркие пятна, он бы весьма походил на привидение. Но Дени была не робкого десятка. Она стащила Ганю с подоконника, затолкала в кресло - благо, тот не оказывал сопротивления, затем захлопнула окно и принялась сушить хозяина горячим феном. Она была уверена, что тут не обошлось без наркотиков. На вопросы он упорно не отвечал, только время от времени просил, чтоб она ушла. Он вообще вёл себя, как ребёнок, в довершение всего разрыдался у неё на плече. И улыбался, и плакал. Тогда она решила позвонить врачу, приятелю Гани, живущему двумя этажами ниже, и сообщить, что "опять". Она и прежде к нему обращалась в подобных случаях.
Приятель, тоже в халате, примчался через пять минут, констатировал сильное нервное потрясение, заставил Ганю выпить какую-то дрянь и уложил в постель. На его расспросы, что же, в конце концов, произошло в доме, - Дени толком ничего сказать не могла. Приятель наказал ей присматри вать за больным и отправился домой. Когда Дени вернулась в спальню, Ганя уже спал, как убитый.
Ни утром, ни потом он не заговаривал о происшедшем. Дени, разумеется, тоже помалкивала.
Вот примерно и всё, что спустя много дней узнает Иоанна о парижской Ганиной жизни и об этой метельной ночи 9-го февраля, которую он благоговейным шёпотом именовал просто "Девятое". Вся его жизнь отныне делилась на два периода - до и после "Девятого". Никогда Иоанна не дерзнёт задавать по этому поводу какие бы то ни было вопросы. Он сам как-то обмолвится, обозначив "Девятое" ещё одним словом: "ОГОНЬ".
Впоследствии она встретит то же в знаменитом "Мемориале" Блеза Паскаля:
"ОГОНЬ". Бог Авраама, Бог Исаака, Бог Иакова, а не философов и мудрецов. Уверенность, уверенность... Радость, Мир. Бог Иисуса Христа. Забвение мира и всего, кроме Бога..."
Тесный узкий путь над бездной. Одна единственно подлинная роль, вложенная самим Автором, Господином театра, в сокровенные глубины новорождённого "Я", и составляю щая единственно верную инструкцию, единственный путь к Подлинному Бытию.
А вокруг тысячи масок, ролей, костюмов, дорог... Господи, зачем?
Ещё один великий дар. Свобода.
Свобода не выбрать Тебя? 3ачем?
Ибо там, где нет выбора, нет свободы. Древо познания добра и зла - дар свободы. Послушание или непослушание Господину Театра. Жизнь или смерть. С рокового выбора прародителей началась история, в мир вошли зло и смерть. Выбор для каждого - осуществлять записанное в сердце или надевать маски. Лжи, стяжательства, похоти, властолюбия, гордости - имя им легион.
Отвергнуть все маски, роли и вернуться к самому себе. К Замыслу, который Я вдохнул в тебя. Дух Мой, Образ Мой - единственно подлинное, бессмертное в тебе, ибо только Я Сущий, только Я есть. Тьма и смерть - отсутствие Меня. Ты выдёргиваешь вилку из источника света, и наступает тьма.
Все маски и роли мира сего рассыплются в прах. Не дерзай переделывать пьесу - она написана до начала Времён, задумана Мною, а ты властен лишь ежечасно выбирать между Мною и немною. Светом и тьмой.
Царство Света не может состоять из тьмы. Вернись к себе Подлинному, к Моему замыслу о тебе. Тот, кто останется лежать на подмостках, когда его время кончится, должен быть Подлинным, а не маской, вот и всё.
"Я есмь истинная виноградная лоза, а Отец Мой - Виноградарь;
Всякую у Меня ветвь, не приносящую плода, Он отсекает, и всякую, приносящую плод, очищает, чтобы более принесла плода".
Ты отдал себя Мне, ты вернул себя Мне, ты распахнул себя Мне, и Я войду в тебя, и наполню тебя Огнём, и пошлю тебя в мир, чтобы ты, как свеча освещал миру путь ко Мне, сгорая сам Моим Огнём.
Отвергнись себя, возьми крест свой и иди за Мной, - так говорю Я. Не раболепствовать миру и не владеть миром, не бежать от мира и не соблазняться им, а нести со Мною его муки, спасая мир. Гореть избрал Я тебя.
Я знаю - ты пуст и холоден. Я зажгу в тебе Мой Огонь, святой жертвенный Огонь Любви, в котором ты сгоришь без остатка. И станешь Теплом, и станешь огнём, и станешь Светом, и пребудешь со Мною, ибо Я там, где Свет и Огонь.
Свеча тленна, свет её - вечен. Лишь тот, кто станет светом, пробудится в Царстве Света, где нет тьмы, ибо Я пребуду во всём.
"И узрят лицо Его и Имя Его будет на челах их.
И ночи не будет там, и не будут иметь нужды ни в светильнике, ни в свете солнечном, ибо Господь освещает их; и будет царствовать во веки веков". /И. 0, 22, 4-5/
Так или примерно так будет себе представлять Иоанна Ганино "обращение".
Первые несколько "медовых" недель он будет несказанно, по-детски счастлив. Некогда безнадёжно злой, уродливый, бессмысленный и враждебный мир предстанет неким страдающим заколдованным царством, застывшим в ожидании пробуждения. Все эти биржи, выставки, визиты, галереи, презентации, переговоры, витрины, новости, авиалайнеры, такси, экспрессы, ракеты, толпы, дела, подружки и приятели, реклама, - будут просто сыпью, волдырями на теле этого больного царства.
"Но продуман распорядок действий"... Будь то пустой водевиль, бытовая тягомотина, кровавая мистерия или бешеные скачки с препятствиями - вся эта сумбурная многоактная пьеса проявит свой смысл лишь когда в зале зажжётся
Свет. Теперь он знал - так будет, он ещё был полон этим Светом. Ему хотелось заорать всем этим борющимся, враждующим, конкурирующим, спивающимся, блудящим, сидящим на игле, гоняющимся за франками, шедеврами, знаками отличия, бабами, министерскими портфелями, голосами избирателей, всевозможными идолами, - Да остановитесь же! Неужели не видите, что яблоки эти из воска, бриллианты - стекляшки, замки - из картона и лишь шпага у Лаэрта настоящая? Вы живёте, будто как раз всё наоборот. Почему не осознаёте своей заколдованности, болезни, безумия?
Скоро упадёт занавес и наступит тьма. Кто из вас окажется Подлинным, без шутовской маски? Кто сыграет самого себя так, как задумал Творец?
"Ибо огрубело сердце людей сих, и ушами с трудом слышат, и очи свои сомкнули, да не узрят очами, и не услышат ушами, и не уразумеют сердцем, и не обратятся, чтобы Я исцелил их". /Ис. 6, 9-10/
Итак, есть Хозяин Театра, есть ты и написанная Им для тебя роль. Декорации не имеют значения, важно ещё твоё взаимоотношение с другими актёрами, которым ты должен помочь не сбиться, не нести отсебятину, а сыграть как можно ближе к тексту написанные Творцом роли.
Тексты Творца - единственно подлинные, лишь его Гамлет встанет по окончании времён, все придуманные нами персонажи, все маски - всего лишь реквизит. Сыграй самого себя, то есть образ Божий в себе, замысел Божий о себе - только тогда оживёшь и станешь реальностью.
Ибо только Бог есть и только в Нём возможно быть.
Теперь Ганя уже не понимал, как могут они не видеть Его, Автора, присутствие Которого он угадывал теперь повсюду - в лицах, падавшем снеге, в прыгнувшей на колени кошке, в кусте гортензий в цветочной корзине. Распадающа яся, съедаемая тлением красота приобрела какой-то глубинный изначальный смысл, красоту первообраза. Розы в вазе в
гостиной, которые Дени периодически меняла, уже не были для него ни розами увядающими, ни розами только что купленными и тоже обречёнными на увядание - это были розы, и всё, вне времени и пространства, вечно свежие и прекрасные, как на написанном в прошлом веке натюрморте.
Ганя расколдовывал стареющие лица, представляя себе, какими они будут, когда свинцовая пелена старости расплавится в божественном огне и мир предстанет в вечной невиданной красоте Замысла.
"И увидел я новое небо и новую землю: ибо прежнее небо и прежняя земля миновали, и моря уже нет.
И отрёт Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже, ни плача, ни вопля, ни болезни не будет уже: ибо прежнее прошло.
И сказал мне: свершилось! Я есмь Альфа и Омега, начало и конец; жаждущему дам даром от источника воды живой". /От. 21: 1, 4, 6/
Всё, что прежде его угнетало, раздражало, злило, вызывало теперь пронзительную всепрощающую жалость - от последней спившейся вокзальной девки до суперзвезды и премьер-министра, потому что маска изгоя ничуть не престижнее маски князя, если они служат тьме.
Посеявшие временное и тленное пожнут тлен.
"Я есмь хлеб жизни; приходящий ко Мне не будет алкать, и верующий в Меня не будет жаждать никогда!" /И. 6, 35/
В те первые медовые дни Ганя каждой клеткой чувствовал Его присутствие. Его Свет, в Котором проступало, обрисовывалось истинное, подлинное - Огонь, Свет и Тепло. Растопить, расчистить, преобразить и воскресить себя Огнём Божественной Любви. Вся грязь, фальшь, накипь и шлаки должны сгореть.
"И должно вам родиться свыше..."
Муки второго рождения.
Ганя снова забросит все дела. Отвергнуть себя прежнего, и прежние дела свои, и прежние картины, особенно
последние, которые теперь представлялись ему грудой окровавленных бинтов. Он возненавидел и их, и прошлую свою жизнь, в которой не было Его. И лишь потом откроется Гане, что если б не было терзаний и мук той ненавистной теперь жизни, отчаянно-молчаливых криков о помощи Тому, Неведомому, не было бы и того, что в Евангельской "беседе с Никодимом" названо "Рождением свыше".
"Ты сотворил нас, дабы искать Тебя, и неспокойно сердце наше, пока не успокоится в Тебе". /Бл. Авг./
Эти снобы и буржуа, так однообразно и скучно наслаждающиеся жизнью, и сошка помельче, налету подхватываю щая с барского стола остатки, и скованная льдом возлюблен ная его Родина, спивающаяся под тиной и корягами, закусывающая кукишем в кармане и мечтающая о "ветре перемен", - всё, что он прежде осуждал, презирал, ненавидел, что довлело над ним, угнетало и мучило, - теперь лишь взывало о помощи. Он забыл, он не мог понять себя прежнего, теперь он только хотел помочь им всем и не знал, как. Он раздавал бомжам деньги, которые те тут же спускали на наркотики, парижским Сонечкам Мармеладовым, весело обменивающим франки "сдвинутого русского" на право ловить клиентов на более престижном углу, усталым многодетным домохозяй кам из бедных кварталов, мечтающим о цветном телевизоре или входящем в моду видео. Несколько его попыток как-то с кем-то поделиться своим новым мироощущением окончились полным фиаско - в лучшем случае, его с интересом выслушивали, кивали сочувственно, чтобы тут же, вздохнув - что конечно, что-то в мире не так, что-то неладно в Датском королевстве, а может, всё не так, всё неладно - вернуться к "осетрине с душком". Или же он сразу же чувствовал, как стекленеют только что оживлённые глаза собеседника и невидимая стена отсекает его, Ганю, от заколдованного царства, о котором можно лишь сожалеть, сострадать и плакать. Умирая от счастья от ощущения Его близости, от муки, ког
да дано было увидеть прошлую свою жизнь в фантасмагори ческом ужасе содеянного и содрогнуться в нестерпимом стыде подобно Симону Петру: "Выйди от меня, Господи, потому что я человек грешный" ./Л. 5, 8/
И снова Его всепрощающая Любовь, Крест, Голгофа, обезумевшие в злом самоутверждении актёры, отвергнувшие сошедшее к ним Слово. И в их толпе, орущей: "Распни! " - он, Игнатий, с преступной своей жизнью.
"Прости им, Отче, ибо не ведают, что творят"...
И божественное: "Свершилось", и пронзившая тьму кровавая молния Голгофы, и по-прежнему безумствующие и кривляющиеся лицедеи, забывшие, что только шпага у Лаэрта - настоящая.
"Суд же состоит в том, что Свет пришёл в мир; но люди более возлюбили тьму, нежели свет, потому что дела их были злы. Ибо всякий, делающий злое, ненавидит свет и не идёт к свету, чтобы не обличились дела его, потому что они злы". /И. 3, 17-20/
Первая основная заповедь "Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим," - та, что большинству человечества или вообще не даётся или даётся с невероятным трудом, отзовётся в Гане мгновенным ответным огнём. "Избранничество, рождение свыше..." - скажет отныне влюблённый в крестника отец Пётр. Теперь они часто виделись. Наступил Великий пост, первый пост в Ганиной жизни, и чем больше отходил он от всего, что прежде наполняло его дни - дел, друзей, выставок, пристрастий, чем больше молчало тело и легчало от овощных салатов и каш с оливковым маслом, которые покорно, ничему не удивляясь, готовила ему Дени, тем более тянуло его в церквушку, где собирались православные эмигранты всех волн и поколений. Русские, болгары, греки. Ганя редко с кем-либо общался, он становился обычно сбоку от алтаря за широкой колонной, где никому не был виден, а ему был виден
лишь отец Пётр, тоже исхудавший, вдохновенный. Сам Ганя еще не умел молиться, и, внутренне присоединяясь к отцу Петру, прекрасному молитвеннику, летел вместе с ним на божественный огонь, изнемогая от любви и счастья. Падал, опалив крылья, и снова взлетал.
Ганю потрясала уже не Его нисходящая любовь к себе - Творца к падшей твари, и не собственная самозабвенная ответная любовь - его потрясало открытие, в которое он никак не решался поверить, - что Он, Непостижимый и Всемогущественный Творец Вселенной, также жаждал ответной любви его, жалкого "мыслящего тростника". И память настойчиво подсказывала Гане моменты прошлой его слепой жизни, когда он не просто неосознанно жаждал Бога, но и слышал Его Зов, жаждущий взаимности.
Это казалось невероятным, но только так объяснялась мысль, что "душа - невеста Христова". Он сотворил для неё вселенную, Он воззвал её из небытия, Он подарил ей свободу. И когда она, падшая, забывшая, изменяла многократно с идолами, Он не просто продолжал любить её, но и искупил её грех божественной Своей Кровью. Продолжая прощать и жаждать ответной её любви.
Ибо и в браке Небесном лишь в соединении полнота счастья... Томясь по ответной любви твари, Творец знает, что без этой ответной любви она погибнет. Ибо лишь Он - путь, истина и жизнь. А вне - смерть вечная...
В любви твари к Творцу - её единственное спасение, единственный шанс.
Он жаждет её ответной любви из-за любви к ней.
"До ревности любит дух, живущий в нас"... /Иак. 4, 5/
Гане казалось, что он взлетает всё выше, не по силам, ужасаясь близости к Огню и желая её. И Огонь зовёт, ждёт его, чтобы однажды в окончательном блаженном сближении сжечь дотла всё препятствующее великому вселенскому
брачному пиру. Когда будет всё во всём, и всё будет Любовь, Свет и Жизнь.
И в этом - смысл каждого бытия, каждой вложенной в сердце сверхзадачи, определённой Величайшим из режиссеров.
"Сын Мой! Отдай сердце твоё Мне, и глаза твои да наблюдают пути Мои". /Пр. 23, 26/
А по вечерам, когда читались Евангельские главы о страданиях Христа, где Бог, "ставший человеком, чтобы мы обожились", униженный, оставленный учениками, преданный мучительной позорной смерти, испивший до дна чашу горькую, человеческую, вплоть до богооставленности, умирал на кресте, Ганя вдруг спросил себя: а если бы тогда победил дьявол и не было бы воскресения, и никакой надежды и награды, лишь вечная тьма после спектакля, - кого выбрал бы он, Игнатий Дарёнов, в этой земной жизни? Какой путь?
И не было сомнения - с Ним, только с Ним, с Галилеянином, с Его невероятным учением. Он любил уже не только Христа- Бога, не перспективу бессмертия в Его царстве, а Христа-человека, второго Адама, преодолевшего в Гефсиманском саду смертную свою природу.
"Авва Отче! всё возможно Тебе; пронеси чашу сию мимо меня; но не чего Я хочу, а чего Ты". /М. 14, 36/