ДОБРЫЙ ДОМ
Родившись в 1921 году в семье легендарного революционера товарища Артема, его сын Артем Федорович Сергеев стал очевидцем, участником, свидетелем многих значимых событий в истории нашей страны. Его воспоминания о тех или иных людях, фактах, сохранившиеся в домашнем архиве фотографии, документы, поистине бесценны для понимания истории советского государства.
Было любопытно узнать, что до школы Артем воспитывался в детском доме.
"ЗАВТРА". Что это был за детский дом и чем была вызвана необходимость его создания?
Артем СЕРГЕЕВ. В марте 1918 года советское правительство, как известно, переехало из Петрограда в Москву. На новом месте нужно было обустроиться — народу много, у всех дети. Первоначально людей расселили по гостиницам "Националь", "Метрополь", в доходный дом на улице Грановского (сейчас Романов переулок), а затем потихонечку начали обустраивать и Кремль. О детях надо было заботиться, а времени у родителей не хватало катастрофически: невозможно было уделять достаточное внимание семьям. Были дети и погибших руководителей партии, и здравствующих, которые работали день и ночь: не "от и до", а до тех пор, когда все сделано. А поскольку всего никогда не переделать, только-только успевали забежать в столовую перекусить там же, в Кремле.
И решено было для детей руководителей страны организовать детский дом. По этому поводу есть решение секретаря президиума ВЦИК Енукидзе, подлинный документ хранится у нас: создать детский дом, соучредителями назначить Надежду Сергеевну Аллилуеву и Елизавету Львовну Сергееву, мою маму. Под этот детский дом передали особняк Рябушинского, где в то время какое-то учреждение находилось. Учреждение переехало, здание передали детям. Дети были от 2,5 лет до школьного возраста 6-7 лет.
Решили так: чтобы не растить детскую элиту, взять 25 детей руководителей партии — живых или погибших — и 25 детей-беспризорников. Прямо из асфальтовых котлов их достали, привели, раздели, одежду сожгли, детей помыли. Одели их в ту сменку белья, одежды, что была у детей, имеющих родителей.
В детдоме воспитывался Василий Сталин, сын наркома юстиции Курского Женя, дети Цурюпы, в гости приходил сын Свердлова Адя. Детей я помню по именам, а кто чей сын-дочь, нам, детям, было неважно.
"ЗАВТРА". Как воспитывали, чему учили детей в этом детдоме?
А.С. Воспитывали нас там весьма идеологизированно: богатство — это плохо, бедность — не порок. Кто не работает — это плохо, кто работает— это хорошо. Есть у человека дом— это хорошо, но у многих дома нет, и нужно всегда делиться тем, что у тебя есть, с тем, у кого нет. И, у кого есть дом, на воскресенье мог идти к семье, но надо с собой взять того, у кого дома нет.
Нам читали много книг, учили буквы разбирать, мы любили и охотно рисовали: на 8 марта все мамам делали рисунки. В песочнице что-то лепили, от дров откалывали кусочки, давали нам из них мастерить. Как-то мы сделали из пустых ящиков пароход, который потом подарили другому детскому дому: повезли, ужасно гордые, что мы дарим пароход, вручили, сфотографировались.
Нам прививали любовь к труду: самое большое поощрение — если тебе доверяли более сложное дело, объемный труд.
Воспитывали любовь к родителям и старшим. Тех, у кого не было родителей, обязательно брали к себе те, у кого они были, и к этим родителям шли с подарками: рисунком, поделкой. Вырезали кораблик из коры, например. Мы очень любили делать корабли из дерева, коры. Втыкали какую-то мачту, радовались.
Так мы жили с осени 1923 до весны 1927 года. Весной 1927 года наш детдом закрыли.
Воспитанники выросли, пошли в школы, сирот распределили по другим домам и интернатам, Тимура и Таню Фрунзе взял к себе Ворошилов.
Об этом детском доме у всех его воспитанников остались самые лучшие воспоминания. Там воспитание было хорошее, весьма патриотичное. Например, нам делали прививки, уколы, ставил их доктор по фамилии Натансон. Естественно, мы страшно не любили эти процедуры, прятались от них и решили: когда мы вырастем — убьем Натансона. Очевидно, наши коварные планы стали известны, и, испугавшись таких угроз или решив, что это не тот метод, который тут необходим, сменили доктора. Новый ничего не говорил, но нам было объявлено, что теперь всем подряд уколов делать не будут, а лишь тем, кто пойдет в армию. Солдату нужны прививки, а остальным делать не будут. И тут понеслись все наперегонки, девочки и мальчики на укол с криками: и мне укол! и мне укол! "А зачем тебе укол?"— спрашивают. "А я хочу в армию, быть красноармейцем!"
Пытались мы там сами мыть посуду: становились на это в очередь, все стремились выполнять и такую работу, как расставлять посуду на стол перед едой. Конечно, от того момента, как начинали накрывать, до того, как тарелки оказывались на столе, их убавлялось: мы просто вырывали друг у друга, каждый хотел нести их, расставлять — рвались работать. Поскольку потери разбитыми тарелками были значительны, решили ввести дежурства. Были у нас всякие щеточки для чистки и мытья полов, мы как могли старались убираться. Баловства там никакого не было, и самое главное, за что нужно было бороться — за право работать. Это было почетно — что тебе доверили работу. Конечно, весьма посильную: накрыть стол, пол подмести, стульчики расставить.
Отучали нас капризничать: накрыто, все по команде сели, а время вышло — всем встать, кто не доел — тарелку все равно забирают и уносят. После этого мы стали есть гораздо быстрее, а не капризничать: иначе унесут, останешься голодным по своей вине. И если раньше кому-то какое-то кушанье не нравилось, то тут вдруг оказалось, что все любят все и с аппетитом едят. А пища была самая простая.
Дети и прибывали, и убывали. Но ротация была небольшая: например, родители по службе уезжали далеко и увозили с собой детей. Или кто-то приезжал на работу в Москву. Ну а поскольку у беспризорников не было родителей, то они там находились постоянно и, как завсегдатаи, принимали вновь прибывающих. Это все дружно делали. Например, когда умер Михаил Фрунзе, а вскоре и его жена, то Тимур и Таня пришли в наш детский дом. Когда они должны были прибыть к нам, нам сказали, что придут Танечка и Тимочка. А когда они пришли, мы никак не могли понять, кто же Танечка, а кто Тимочка. Потом сказали: побольше — Танечка, поменьше — Тимочка. И Танечка ходит в платьишке, а Тимочка — в штанишках.
За городом у детдома была дача, при ней небольшой огородик, где мы тоже ковырялись. После смерти отца матери дали дачу в деревне Дунино. Там наши родственники раз отдыхали недолго, а потом мама эту дачу передала детдому. И летом мы, детдомовцы, там жили. Железная дорога была в пяти километрах, а так как нужно было с собой везти складные кровати, то нас везли на грузовой машине, куда помещали имущество, на вещи усаживались все ребятишки. Устраивали так, чтобы никто не выпал, велели присматривать друг за другом, так и ездили.
Надежда Сергеевна и мама были содиректорами: они организовывали работу в детдоме, на них лежала вся ответственность. И если Надежда Сергеевна уезжала куда-то со Сталиным, то писала маме письма и телеграммы. Их много сохранилось. Например, она с юга писала: Лиза, здесь груши стоят столько, виноград — столько, это мы можем себе позволить, а вот это — не можем, сообщала, что на базаре лучше покупать, а что в других местах, чтобы подешевле.
"ЗАВТРА". То есть такие письма относились к периоду, когда Сталин уже был руководителем страны?
А.С. Да, письма датированы и 1925,1926, 1927 годами, когда Сталин был уже главой государства.
Мы с Василием Сталиным были аборигенами в этом детдоме: мы — первые, кто туда попал. Первый раз меня мама повела за руку, мне два года с немногим было. Пришли, посмотрели. В следующий раз она уже взяла туда мой горшок — это означало, что меня оставляют в стационаре, со своим имуществом.
Помню, когда умер Ленин, мы ходили туда детдомом: был холод, и мы отморозили щеки, носы, потом нам их мазали гусиным жиром. Все прошло без следов. Осталось воспоминание и от Дома Союзов — как и что там выглядело, хотя мне и трех лет не было. А потом похороны на Красной площади. Только я долго удивлялся: мы заходили с левой стороны от Спасской башни, а вход по центру. Потом понял: тогда еще был деревянный склеп, до мавзолея, и вход был со стороны Спасской башни. Хорошо это все помню, и даже помню, что мы, дети, были в ужасе, что умер Ленин.
В праздники — 1 мая, 7 ноября, в День Красной Армии (это тоже был большой праздник и демонстрация) мы мастерили красочные гирлянды, флажки, затем приходила грузовая машина, мы набивались туда стоя, чтобы все вошлись. Кто у борта — держали флажки. И как-то у меня, когда я держал флажок, низко опустив, его отняли — дотянулись и вырвали. Это, конечно, была трагедия. Мне все очень сочувствовали, потом пришли к выводу: слишком низко держал — так флаг не держат — его надо кверху поднимать и держать высоко — наука мне. Нас возили по городу — праздничное катание. На демонстрации тоже водили, но недалеко, просто чтобы чувствовать праздник. И это ощущение праздника, торжества, приподнятого настроения я помню до сих пор.
Помню всех наших воспитателей, служащих. Как-то во время голода из тех мест к нам домой приехала женщина, у нее дети умерли. Она жила у нас, потом стала поварихой в детском доме, а затем какое-то время была поварихой у Сталина.
Вообще повариха, прислуга — не было такого понятия и отношения. Было так: это наша тетя Аннушка. Мы жили дружно, домом, и тот или иной человек в доме имел те или иные обязанности. У Аннушки была в этом доме комната, и когда детдом закрыли, а она еще не перешла к Сталину, она там продолжала жить. Сказали как-то, что она выходит замуж. и будущий муж — торговец яблоками. А мне нравились яблоки розмарин. И я ее попросил сказать ему, чтобы торговал только розмарином.
Еще повариха была Анна Степановна, которая затем работала в столовой в доме на набережной. У нее был сын Гаврюша, который тоже жил в детдоме у нас. Потом он работал на Мосфильме, мы встречались и после. И она к нам приезжала.
К сожалению, нас, детдомовцев, очень выкосила война, после войны нас осталось мало. Мы поддерживали отношения, но и оставшихся разнесло по городам и весям. Мы держались как бы сказать, общиной, что ли, как лицеисты, может. И всегда с теплотой и благодарностью вспоминали то время.
Беседовала Ольга СТРЕЛЬЦОВА