За "нечаяно" тоже бьют...
Артём Фёдорович Сергеев — сын революционера товарища Артёма (Фёдора Андреевича Сергеева). После ранней гибели отца мальчик воспитывался наряду с собственной семьёй в семье Иосифа Виссарионовича Сталина. О воспитании в семье вождя мы ведем беседу.
"ЗАВТРА". Какие разговоры велись в кругу семьи? При вас, детях, обсуждались происходящие в стране и мире события?
Артем СЕРГЕЕВ. Разговоры при нас велись в пределах нашего понимания, а что мы не понимали, нам разъясняли на соответствующем возрастном уровне. Никогда не было, чтобы нас гнали: "выйдите!" Иногда мы сами чувствовали, что уже не время или просто надо выйти нам из-за стола. Но многие вполне серьёзные разговоры велись и при нас. Иногда Сталин рассказывал мне о моём отце, с которым они дружили, говорил, что отец был настоящий сознательный большевик, никогда не колебался, не сомневался, был бесстрашный и очень стойкий, он глубоко и стратегически мыслил, понимал вопросы политики. Даже будучи в большом отрыве от страны, оказавшись в эмиграции, не имея прямой связи, принимал абсолютно правильные решения, которые не расходились с мнением Ленина здесь. Хотя слова "гордиться" в таких разговорах у нас не было в обиходе, но, например, когда Сталин подарил мне книгу, подписал её: "Дружку моему Томику с пожеланиями ему вырасти сознательным, стойким и бесстрашным большевиком". Устно добавил: "Таким был твой отец, ты должен быть таким же".
"ЗАВТРА". Как Сергей Яковлевич Аллилуев относился к Сталину и не изменились ли их отношения после смерти Надежды Сергеевны?
А.С. Отношения у них были очень хорошие, дружеские. Сталин относился к нему с большим уважением. И начались их отношения именно как друзей-единомышленников. С Сергеем Яковлевичем они были почти одногодками. Последнее время, с начала тридцатых годов, Сергей Яковлевич жил на даче в Зубалове. Сталин туда приезжал, навещал его. Когда они встречались, чувствовалось взаимоуважение и старая настоящая дружба. И, может быть, горе их даже сплотило. Чувствовалось уважительное человеческое взаимоотношение и родственные отношения нормальные, очень светлые. И всякие разговоры, что кто-то кого-то в чем-то подозревал или упрекал... Никогда я этого не видел и не чувствовал. Мы до последнего времени, до начала 40-х годов, встречались с Сергеем Яковлевичем. У меня есть его письма, в частности, о том, что происходило с близкими ему и мне людьми, и даже фактически письмо-прощание Сергея Яковлевича. Он, видимо, чувствовал что-то и прощался со мной. А когда в первых числах 1938 года (1 или 3 числа, запамятовал) умер брат Надежды Сергеевны, Сергей Яковлевич был в Сочи. Он приехал. Мы с матерью были на похоронах. И он сказал моей матери при мне, я это слышал: "Лиза, Павлуша кому-то сильно мешал".
"ЗАВТРА". Военный стиль в одежде Сталина: френч, сапоги и т.д., — это дань непростому времени? В домашней обстановке что он носил?
А.С. Этот стиль полувоенной формы сохранился у него с довоенной поры. Сапоги — это кавказская привычка: на ногах чувяки или сапоги. Фуражку или шапку-ушанку носил. Дома ходил в холщовых брюках домашних, курточке полотняной, ее иногда снимал и оставался в рубашке хлопчатобумажной, похожей на солдатскую. В гражданском костюме я его никогда не видел. На отдыхе он в полотняном костюме ходил: тужурка застёгивающаяся, иногда он её расстёгивал, внизу — белая рубашка. Трудно было увидеть его в чём-то новом. Один раз, это было ещё при Надежде Сергеевне, Сталин пришёл домой, а там висит новая шинель. Увидев её, он спросил: "А где моя шинель?" Отвечают, мол, той уже нету. Тут он сразу вспыхнул: "За казённые деньги можно каждую неделю шинели менять, а в старой я мог бы ещё год ходить, а потом бы спросили меня, нужна ли мне новая?" Выговор сделал серьёзный. Он очень рачительно относился к средствам, которые шли на обеспечение его и его семьи, внимательно следил, чтобы не было никаких перерасходов и никчемных трат. Это привычка тех людей, которые считали партию и государство своим детищем. Когда мой отец, к примеру, ездил за рубеж, - мама рассказывала, с каким восторгом он говорил, что привёз обратно валюту, не потратил. После гибели отца не успели сдать оставшиеся у него то ли 50, то ли 150 долларов. И когда в Америку на лечение (у него были проблемы с кровью) поехал профессор Тутышкин — это первый нарком здравоохранения советской Украины, коммунист, друг отца, они знакомы были ещё по 1905 году — мать ему эти доллары отдала. Это были 20-е годы. И я помню, как обрадовались, что есть эти деньги. Мать не собиралась тратить их на себя.
"ЗАВТРА". Надежда Сергеевна поневоле была всегда на виду. Как она одевалась?
А.С. Очень скромно, очень элегантно: как правило, темно-синий шерстяной жакет, темно-синяя юбка немного ниже колен и белая блузка, чёрные туфли-лодочки. Никаких украшений, никакой парфюмерии, косметики. На ней эта скромная одежда прекрасно смотрелась. Она мне казалась самой красивой женщиной, какая только есть, и одетое на ней казалось лучшим из всего, что может быть. Слово "модный" не было у нас в обиходе. Мне казалось, очень хорошо именно так одеваться: ничего лишнего, всё элегантно. Она всегда была очень собрана, подобрана, аккуратна. Сталин тоже был очень аккуратный человек. И, не дай Бог, он что-то просыплет — тут же сам и подберёт. Она очень чёткой в делах была. Для детей был определённый порядок, режим: и в еде, и в поведении. Соблюдался чёткий распорядок: во сколько нужно встать, когда что делать. Надежда Сергеевна требовала этого и следила за этим. Правда, в их доме соблюдать совершенно неукоснительно всё не всегда удавалось, потому что если Сталин приходил немного раньше обычного домой, то для детей режим тут же нарушался, и начиналось общение с ним: какие-то вопросы, очень интересные рассказы, и не поучения, а рассказы о чём-то, обогащавшие память, кругозор. С его стороны при этом не проявлялось никакого нравоучительства, назойливости, морализаторства, чувства превосходства и снисходительности: дескать, вы — несмышленыши. Он умел разговаривать на равных. Так казалось. Конечно, равных с ним у нас, детей, по определению, быть не могло. Но мы были уверены, что это общение именно на равных строится. Не всё детям удаётся. Иногда делают что-то, что делать впредь не следует. Не было в этих случаях никаких наказаний с его стороны, а следовали разъяснения: если делать так, то получится вот так, а если сделать вот так, иначе, то и будет иначе. А как вы думаете, спрашивал, что было бы лучше? И шла таким образом беседа. Эта беседа давала намного больше, чем какая бы то ни была строгость в воспитании. Строгость не чувствовалась, а чувствовалась необходимость делать так, как он советовал или разъяснял. Отсюда у нас к нему было очень высокое уважение. От него не исходило разгильдяйство и вседозволенность, а была наша внутренняя потребность в правильном поведении, и это было убеждение без понукания, дергания, повышения голоса или наказаний. Надежда Сергеевна была внешне немножко строже, казалось, требовала больше четкости. Если надо было что-то делать, то Сталин разъяснял, советовал, как лучше, а от нее следовали четкие и короткие указания. И, может быть, менее приятные в восприятии детей. Собственно говоря, воспитывал он на своём примере тем, что всегда работал: в любой день, в любое время. С точки зрения учёбы он частенько спрашивал, что проходите по тому или иному предмету, истории, например, какие вопросы изучаете по обществоведению. И чисто математические короткие задачи задавал. При этом проверял не только цифровые данные, но логику понимания, какова логика разъяснения.
Со Светланой не было проблем. Она была прилежной, училась очень хорошо. Василию же порой жестко выговаривал. Конечно, какие-то проступки вызывали серьёзные нарекания. Однажды на даче за обеденным столом, Василий бросил кусочек хлеба в окно. Отец вспылил: "Вася! Что ты делаешь?! Ты знаешь, сколько в этом хлебе труда, пота и даже крови? Хлеб уважать нужно. Не всем хлеба хватает. И мы над этим работаем". Вася: "Папа, я больше не буду, я нечаянно". На что Сталин ответил: "За нечаянно тоже бьют. Хлеб — всему голова. Его надо беречь".
Вот как-то на дне рождения кого-то, уже без Надежды Сергеевны, сидели за столом родственники Аллилуевы, Вася, Светлана и я. Сталин разливал вино по бокалам, налил понемножку вина и нам с Василием, Светлане, её вино разбавил водой из графинчика. Водки у них за столом я никогда не видел. Кто-то из женщин говорит: "Разве можно детям? Это же яд". А Сталин говорит: "Ядом змея убивает, а врач лечит. Дело в том, кто, где и зачем. Хлебом тоже можно подавиться, а молоком упиться". И добавил: "Мораль нам, безусловно, нужна. Но моралистов у нас не любят".
Заговорили, помнится, о Репине. Пришло сообщение в 1930 году, что он умер. Мы с Василием спросили об этом художнике. Сталин нам рассказал. Узнав, что тот жил за границей, мы поинтересовались, почему. Сталин разъяснил. И у меня это записано. А почему у меня записано было? Потому что я всегда рассказывал матери о наших разговорах. А она мне: "Запиши". В частности, этот разговор 30-го года о Репине. "Так произошло, — сказал Сталин — Репин там жил. А граница прошла, и он остался на части, которая отошла к Финляндии. В период гражданской войны он был уже немолодой человек, и ему нелегко было изменить свой образ жизни: тут он жил, привычное место работы, потом так и осталось. Гражданская война окончилась,а Репин был уже старым, ему трудно было переехать. Наверное, он очень хотел приехать, разговоры об этом были. Но не получилось".
"ЗАВТРА". Когда вы жили в семье Сталина, воспитывались вместе с Василием, чувствовали ли вы разницу, что это — их родной сын, а вы — нет? Слаще его кормили, лучший кусок подкладывали?
А.С. Ко мне, наоборот, относились немного мягче. Это чувствовалось. И если кусок слаще, как вы говорите, кому подкладывали, то это мне. Василий мне иногда говорил: "Ой ты, сиротинушка". А когда умерла Надежда Сергеевна, он плакал: "Теперь мы оба стали сиротинушками". И как-то сказал: "А если ещё кто-то из родителей умрёт, что с нами будет?" У нас по одному родителю осталось. И когда Вася пришёл из заключения, то сразу пришёл к моей маме Елизавете Львовне. Она его любила, как сына, безусловно.
"ЗАВТРА". Василий мог в дом, в кремлёвскую квартиру приглашать школьных товарищей?
А.С. Да, приводил, приходили из школы, из класса. Раньше это было чаще. Под конец — реже. Условия изменились. Более жёсткие требования были у охраны. И не напрасно. То, что врагов тогда было много, можно, собственно, подтвердить сегодняшним днём. Враги, разрушители государства не с неба упали. Они воспитались внутри государства, их кто-то, и сегодняшних, такими воспитал. По каким-то причинам они служили другим странам. Потому что они были алчны до денег, за которые продавались и продавали державу. Это не ново и бывало в истории. Василий с пониманием относился к этим требованиям охраны и сам. Так сказать, проявлял бдительность. Как-то на даче в Зубалово 22 сентября — это день рождения Надежды Сергеевны, её самой тогда уже не было — он говорит: пойдём карасей наловим. Мы пошли в деревню Шареево. Там пруд. Мы с лодки наловили карасей. Пришли на дачу. Василий сказал: "Отцу отошлём. Он карасей любит". Я спросил: "А ты поедешь к отцу. Сам отвезёшь рыбу?" "Нет, — говорит, — отец меня не вызывал". Взял ведро с крышкой, положил туда пойманную рыбу, крышку на ведре опломбировал. На меня посмотрел и сказал: "Это порядок. Осторожность не помешает".
"ЗАВТРА". Василий понимал, что он не просто мальчик, а сын руководителя государства?
А.С. Да, он понимал, чувствовал свою ответственность, поэтому очень больно реагировал, когда на него жаловались. Но в силу своего характера, в силу натуры не мог стать более прилежным в учёбе. Были предметы, которые он любил, там он сидел, изучал столько, сколько нужно. Но были предметы, которые он не любил, и его воли не хватало сидеть прилежно, зубрить. Это надо прямо сказать.
"ЗАВТРА". Служащие дачи могли пожаловаться Сталину, что вы или Вася себя плохо вели? Или боялись это делать?
А.С. Нет, не боялись и частенько на Василия жаловались. И потом отец Васе разъяснял, почему так делать нельзя, говорил, как делать нужно, и всё было очень убедительно. А когда у Василия с занятиями плоховато было, то он получал довольно жёсткий выговор от отца.
"ЗАВТРА". Дед принимал участие в воспитании внука?
А.С. Конечно, воспитывал. И не жаловался отцу, а сам выговаривал и делал замечания. Вася стал рано баловаться курением, и Сергей Яковлевич был недоволен, ругал его.
"ЗАВТРА". Какова была система наказания? В семье не рукоприкладствовали? Лишали сладкого, в угол ставили?
А.С. Не-ет! Этого никогда не было. Слишком высоко было уважение к нему, его авторитет в доме. И самым большим наказанием было его недовольство.
"ЗАВТРА". А система поощрения была? Хвалили за что-то?
А.С. Да, Сталин хвалил, когда Василий хорошо нарисовал что-то, починил дома, физически выполнил работу. Меня тоже хвалил. Любой труд поощрялся. Даже в спорте поощрялись труд и усилия. Но хвалил не громко, броско, хвалебно, а просто чувствовалось, что он этим доволен. И это было достаточное поощрение. Это и было поощрение — он одобряет.
"ЗАВТРА". Устраивались ли дома какие-то детские праздники? Может, ёлку ставили, Дед Мороз приходил?
А.С. Мы с Василием встречали у себя в школе не раз Новый год, маскарад устраивали. Не помню, чтобы в его апартаментах ставили ёлку. Может, в служебном корпусе у служащих. Дед Мороз к нам домой не приходил. Праздники дома как таковые не устраивались. Только дни рождения отмечались очень скромно. Ну и там мы спектакль ставили, сценки разыгрывали.
"ЗАВТРА". На ваши вкусы влиял Сталин?
А.С. В театр на ту или иную постановку посылал. Книги давал те или иные читать, "Разгром" Фадеева, например. Говорил, что надо уметь переживать не только успехи, победы, но и неуспехи и поражения. Надо уметь выстоять в борьбе, уметь одолеть препятствия, без которых в жизни не обойтись.
"ЗАВТРА". Став отцом, вы брали что-то, что вам нравилось в системе воспитания в семье Сталина?
А.С. Не повышать голос, не проявлять раздражения, не срываться — этому я научился у Сталина. По себе знал, что это лучше действует, лучше воспринимается. Очень твёрдо, определённо высказывать и показывать, что ты одобряешь и требуешь, а что не одобряешь.
"ЗАВТРА". Ссылался ли он в воспитании на себя: "Я в твои годы..."? Приводил в пример своё детство?
А.С. Нет. От него слово "я" никогда не звучало, тем более в качестве примера. Он по-другому вопрос ставил: надо многое уметь пережить, жизнь — сложная штука.
"ЗАВТРА". Чувствовали ли вы, воспитываясь в семье руководителя государства, что идёт борьба, трудное и важное строительство государства, или воспитывались в беззаботной обстановке, ограждёнными от сложностей?
А.С. Знали и чувствовали, что жизнь идёт в серьёзной борьбе. Всё, что делается — очень серьёзно, не просто. Особенно это чувствовалось после убийства Кирова. Это ощущение и по обстановке дома ощущалось, и по настроениям взрослых, читали об этом в газетах, слушали сообщения по радио. И к этой борьбе мы были готовы, не случайно у многих руководителей государства дети стали военными, воевали, гибли.
Беседовала Екатерина Глушик