Дипломатические поединки Сталина - АДОЛЬФ ГИТЛЕР

ГЛАВА 2. АДОЛЬФ ГИТЛЕР

Два вождя

Сталин и Гитлер - государственные деятели во многом диаметрально противоположные по личным качествам и убеждениям. Однако в их судьбах есть нечто общее: огромная прижизненная слава при посмертном осквернении памяти.

По отношению к Гитлеру это понятно. Под его руководством нацистская Германия начала захватнические войны, осуществляла массовый террор, особенно зверски расправляясь с евреями, цыганами, коммунистами, русскими военнопленными, партизанами. Потерпев крах и совершив самоубийство, Гитлер не избавился от постоянных проклятий в свой адрес. За последние десятилетия они стали затихать, показывая тем самым неактуальность подобной критики.

Говорят, победителей не судят. Однако Сталин, сыгравший главную роль в деле уничтожения фашизма, позже был резко раскритикован своими недавними восхвалителями прежде всего. Не всеми, конечно, но многими. Его постоянно с тех пор обвиняют в массовом терроре против своего народа, неимоверной жестокости, коварстве, злобе. Такие «критики» словно не понимают, что оскорбляют весь советский (русский) народ, который при Сталине создал сверхдержаву СССР и победил в Великой Отечественной войне.

Очень характерный факт: со времени правления Хрущева во вторую половину XX века смертность в СССР постоянно, хотя и медленно, росла, вопреки общемировой тенденции, типичной для всех более или менее развитых стран, где она уменьшалась. Подъем смертности населения Советского Союза пришелся на период «горбачевизма», когда критика Сталина стала элементом национальной политики. Еще резче повысилась смертность русских в ельцинское время, когда было официально заявлено о разрушении сталинской системы. Началось физическое вымирание русского народа, продолжающееся поныне (сокращение примерно на 1 млн в год при 30 тыс. самоубийств преимущественно мужчин дееспособного возраста). Это совершенно очевидно свидетельствует о том, кому теперь на Руси жить хорошо и к чему привела политика, проводимая со времени «перестройки».

Не случайно за последнее десятилетие стали пользоваться немалой популярностью труды, посвященные Сталину и советскому периоду. Нынешние хозяева страны преподносят это как достижение демократии. В действительности, они напрочь разрушили великую Россию (СССР), разожгли межнациональную вражду, «приватизировали» национальные богатства, контролируют все средства массовой пропаганды и позволяют говорить и писать нечто им не угодное в ничтожных дозах только для того, чтобы создавать - у многих несмышленых - иллюзию свободы слова.

Обратимся к одному из многочисленных примеров антисоветской пропаганды, представленному в виде, казалось бы, серьезного исследования в двух томах британского историка Алана Буллока «Гитлер и Сталин» (кстати, к первому персонажу его симпатия более очевидна, чем ко второму):

«Опыт первой половины жизни, проведенной среди антисоциальных элементов, воров и других отщепенцев... оставил след - психологические комплексы, от которых он так и не освободился...

Сталин был груб, невоспитан, необразован... Он был человеком, который никому не доверял и не вызывал доверия... Эта грубость - отсутствие воспитания, культуры... Сталин по-прежнему выходил из себя, в гневе набрасывался на того, кто ему противоречил или возражал... Эти первобытные свойства (которые Троцкий и другие члены политбюро называли у Сталина «азиатскими») были особенно заметны на фоне остальных революционеров... Он вынужден был скрывать неприязнь к тем, кто был лучше образован, жил за границей, знал языки...

Он был непревзойденный лицемер и лицедей... приучил себя к сдержанности... Хитрость и коварство были его второй натурой...»

Нет смысла продолжать эту характеристику, на разные лады повторяющуюся в указанном двухтомнике. Непритязательный читатель, пожалуй, не обратит внимания на то, что все эти серьезнейшие обвинения приведены без каких-либо доказательств, если не считать ссылки на недругов Сталина, в частности, Хрущева и Троцкого. Некоторым оправданием для столь гнусного диктатора могло бы служить то, что согласно диагнозу Буллока, он был параноиком. Остается только изумляться, каким образом такая патологическая личность пребывала не в психиатрической лечебнице, а во главе государства в труднейший период более трех десятилетий. Закрадывается сомнение: а может быть, Буллок не способен к логическому мышлению? Или - способен на клевету и ложь? Или ему невдомек, что понося Сталина, он позорит весь советский русский народ.

Однако данный автор не одинок. Вот, к примеру, одна из новых книг - «Тайная жизнь Сталина» (2002). Ее автор Б.С. Илизаров вполне откровенно и с редкостной злобой отзывается о тех, кто создавал СССР и победил фашизм: «Он (Сталин. - Авт.) умер в тот момент, когда подготовил очередную удавку своему рабски покорному, пресмыкающемуся советскому народу». Вот его характеристика СССР: «кровь, вонь, марши, миллионы лопат, штыков, потоки речей, океаны трупов». Здесь ясно выразилась ненависть к целому народу - героическому! - человека, по-видимому, даже не понимающего, в отличие от ряда других западных и российских антисоветчиков, что подобные высказывания о народах недопустимы по простейшим основам нравственности.

Тот же Б.С. Илизаров (профессор, ведущий научный сотрудник Института российской истории РАН, директор Центра документации «Народный архив») не раз в своей книге высказывался в духе А. Буллока. В частности, по поводу поступления в вуз жены Иосифа Виссарионовича Надежды сказано: «В перспективе он мог получить дипломированную жену при недоучке-генсеке». И еще: «Все политические деятели первого ряда были людьми европейски образованными. Из них только Сталин так и остался недоучкой-семинаристом».

Казалось бы, верно: не было у Сталина никакого диплома, а из семинарии его выгнали (по политическим мотивам). Но за этой формальной правдой кроется большая ложь. Ее разоблачить нетрудно по выдержкам из книги этого автора. «Приятным и даже очаровательным в общении признавали его многие мировые государственные деятели: Черчилль, Рузвельт, де Голль; известные писатели и журналисты: Барбюс, Роллан, Фейхтвангер, Уэллс и Другие».

Ну, ладно, необразованный параноик может, по-видимому, быть хитрым лицедеем (правда, упомянутых людей не назовешь простаками, и они вели со Сталиным долгие беседы). Предположим, он умел притвориться мягким, обходительным, воспитанным и дали неглупым. Но тогда как понять обвинения в отсутствии культуры и образованности, зависти к интеллектуалам, если тот же Илизаров сообщает: «Сталин был заядлым библиофилом.

В дореволюционные годы, в период подполья, ссылок и бродяжьей жизни профессионального революционера у него было мало возможностей систематически читать, а главное, хранить книги. Но все, кто с ним встречался в этот период жизни, отмечают его постоянно растущую начитанность. В своих ранних работах, газетных и журнальных статьях... он цитирует не только марксистских классиков, но и зарубежных философов и историков довольно широкого спектра...»

Так может быть, со временем Сталин ограничивал свой умственный кругозор? Илизаров отмечает нечто иное: «Живой ум, не угасающая, а наоборот, возрастающая с каждым годом, несмотря на многочисленные болезни (добавим - и огромную практическую работу. - Авт.), любознательность... Знания Сталина становились все более обширными и универсальными...»

Дальше - больше. Оказывается: «Без личного сталинского одобрения не принимался ни один проект станции метро (эти станции метро остаются одними из лучших в мире. - Авт.). Сталин принимал решения и по проектированию водных каналов, железных дорог и гидроплотин, решения о выпуске тех или иных видов вооружения, издания книг и учебников, строительстве новейших заводов и т.д. И это были не формальные решения, многие из которых принимает любой глава государства. Талантливейшие конструкторы в своих воспоминаниях в один голос отмечали, что он поражал своих собеседников тонким пониманием конструктивных особенностей тех или иных машин...

Хорошо известно, что он принимал все стратегические решения в ходе войны».

И это - недоучка-семинарист и параноик с букетом комплексов! Да ведь даже незаурядному интеллектуалу не дано так много знать и уметь, обладать подобной работоспособностью, памятью, остротой ума и, конечно же, образованностью.

Получается, что не у него, а у его хулителей обнаруживаются, интеллектуальные и психические аномалии. Вообще-то их понять можно. Зависть к чужой необычайной славе, уязвленное самолюбие, непомерная и затаенная гордыня, неспособность оценить меру труда и ответственности подлинного руководителя государства (а не марионетки в руках администрации, влиятельных кланов).

Не менее существенно другое: одурманенность антисоветской и антисталинской пропагандой. Только при таком условии профессиональные историки могут писать нечто несуразное, противоречащее здравому смыслу.

Такой феномен известен в психологии, психиатрии. Он объясняется внедрением в сознание и даже в подсознание определен-

ной установки. Она начинает управлять поведением индивида и господствовать над его интеллектом. (Издавна было отмечено, что почти у всех людей эмоции определяют рассудочную деятельность уже потому, что они относятся к более фундаментальным, более древним элементам в структуре личности.) Происходит это не вдруг, а достигается комплексом приемов, давно созданных психотехнологами или установленных практикой идеологической борьбы.

У подвергшегося такому воздействию возникает устойчивая неприязнь, отвращение, ненависть к тем или иным понятиям, личностям, воззрениям, в которых он будет отмечать не только реальные, но и мнимые пороки. Подобной обработке подверглась значительная часть советских служащих, а психологическое воздействие нередко дополнялось и материальными подкреплениями. В результате вырабатывался четкий условный рефлекс, когда слова «СССР, советский народ, коммунизм, Сталин» вызывают приступы злобы, а от услышанных «буржуазная демократия, США, миллиардер, капитализм» текут слюнки. Сходные эффекты на собаках изучил И.П. Павлов, а «шариковых», как известно, легко сделать из интеллектуалов, падких на посулы комфортной жизни, даже без хирургических операций.

Обратим внимание на такой пассаж А. Буллока: «Сталин, в отличие от Гитлера, любил читать. Его библиотека в основном состояла из книг по политике, марксизму, истории». И тут не обошлось без хитростей. Сталин не просто любил чтение, а постоянно работал с книгами, о чем свидетельствуют многочисленные пометки и закладки в самых разнообразных изданиях. Его личная библиотека насчитывала не менее 20 тысяч томов. Как свидетельствует его запись, они «склассифицированы» так: «а) философия, б) психология, в) социология, г) политэкономия, д) финансы, е) промышленность, ж) сельское хозяйство, з) кооперация, и) русская история, к) история зарубежных стран, л) дипломатия, м) внешняя и внутренняя торговля, н) военное дело, о) национальный вопрос, п) съезды и конференции, р) положение рабочих, о) положение крестьян...» Кроме того: профсоюзы, беллетристика, художественная критика, журналы политические, журналы естественно-научные, словари всякие, мемуары... В конце Длинного списка он отметил «антирелигиозную макулатуру». Приведя эти сведения, Илизаров делает верный вывод: «...этот список иллюстрирует широту интеллектуальных интересов вождя и его Умение систематически мыслить...»

К сожалению, нет возможности дискутировать с такими идеологически обработанными авторами, как упомянутые выше и многие их единомышленники. Они могут привести интересные факты, но не побрезгают при случае домыслами и ложью, а их общие концепции и суждения отличаются удручающей убогостью. Было бы интересно и полезно обсудить всерьез жизнь и деятельность Сталина на фоне мировой и отечественной истории. Однако для этого требуются квалифицированные и честные собеседники с незамутненным сознанием.

В наше время по отношению к нему существуют два прямо противоположных направления. Антисоветчики и антисталинцы пользуются колоссальной поддержкой имущих власть и капиталы, издаются миллионными тиражами, выступают по радио и телевидению. Тех, кто им противостоит, очень немного, а возможностей воздействовать на широкие массы у них нет. Короче говоря, одни орут в мегафоны, а другим позволено высказывать свое мнение шепотом. В такой обстановке трудно рассчитывать не объективный анализ как с той, так и с другой стороны.

О том, насколько оголтелыми были антисоветчики горбачевско-ельцинского времени, свидетельствует, в частности, книга Ю.Д. Дьякова и Т.С. Бушуевой «Фашистский меч ковался в СССР. Красная Армия и Рейхсвер. Тайное сотрудничество. 1922-1933. Неизвестные документы» (1992). Уже в предисловии авторы постарались обвинить в подлости, лжи, преступлениях советских руководителей, прежде всего Ленина и Сталина. Относя себя к «прогрессивно мыслящим» ученым, они поносили и тоталитарную систему, и сталинский геноцид... «германский вермахт (рейхсвер), - пишут они, - в обход версальских запретов, набирал силу на нашей земле».

Самое поразительное, что эти «обличители» советского периода в жизни нашего народа солгали уже в самом заглавии своей книги, ибо до 1933 года Германия не была фашистским государством! Да и масштабы сотрудничества двух стран, как свидетельствуют приведенные документы, были ничтожными. А вот поощряли милитаризацию фашистской Германии, натравливая ее на СССР, именно западные державы. Об этом у авторов, буквально погрязших в клевете на свою родину, - ни слова.

Поле политических игр

И Сталин, и Гитлер были незаурядными личностями. Оба являлись в значительной мере диктаторами, имея возможность навязывать свою волю подчиненным, но и неся ответственность за свои решения. Их державы находились на положении «изгоев»:

Германия после поражения в Первой мировой войне, а СССР - как социалистическое государство трудящихся, противостоящее капиталистическим буржуазным. Последние осуществляли политику стравливания Германии с СССР, что было понятно обоим вождям.

Не менее ясной оставалась и антикоммунистическая нацеленность германского фашизма. Дело, конечно, не просто в столкновении идей интернационализма с нацизмом, коллективизма с индивидуализмом, трудящегося со сверхчеловеком. Вопрос стоял о завоевании обширных земель на Востоке с последующей эксплуатацией местного населения, превращенного в «рабсилу».

В речи Гитлера (март 1933 года) было сказано вполне определенно: «Я ствалю себе срок в 6-8 лет, чтобы совершенно уничтожить марксизм. Тогда армия будет способна вести активную внешнюю политику и цель экспансии немецкого народа будет достигнута вооруженной рукой. Этой целью будет, вероятно, Восток...»

Такая его направленность не устраивала Англию, Францию, США. Об этом не умолчал даже А. Буллок: «Эволюция идеологии нацизма, перешедшего от антимарксистских лозунгов, главной темы предвыборных кампаний НСДАР (национал-социалистическая партия. - Авт.), к призывам к крестовому походу на большевизм, приносила несомненные выгоды, привлекая на сторону Гитлера консервативные круги в Европе и в Германии. Вопрос об участии в этом походе Польши до 1939 года оставался открытым».

Придя к власти и укрепив свою личную диктатуру, Гитлер постоянно лавировал между двумя противостоящими позициями - СССР и капиталистических держав, - имея в виду прежде всего интересы Германии и нацистской идеологии. Наращивая военную мощь вермахта, он понимал, что без серьезной индустриально-сырьевой базы не справится с Советским Союзом (если Гитлер сравнивал себя и свою страну с волком, то Россию издавна называли медведем). Надо было не только иметь общую и достаточно протяженную границу с будущим врагом, но и заручиться поддержкой значительного числа европейских государств (желательно установив над ними жесткий контроль).

При всей своей кажущейся экспансивности, эмоциональности, а порой истеричности, Гитлер оставался расчетливым политиком. Он видел, как быстро идет индустриализация и милитаризация СССР. В отличие от лидеров других западных держав, вынужденных принимать к сведению общественное мнение и симпатии рабочего класса к коммунистам, Гитлер сравнительно быстро установил полнейшую диктатуру нацистской партии, подавив в Германии оппозиционные течения. Ему оставалось лишь выбрать оптимальный курс и четко проводить его.

Сделаем краткое отступление. В СССР тоже установилась однопартийная система при вожде-руководителе. Многие антисоветчики отсюда делают вывод, что разница между двумя системами была несущественной. В действительности - как раз наоборот. Принципиальные вопросы: ради чего, с какими целями, на каких основах строилась государственная власть?

Ориентируясь на расизм, подавление других народов, индивидуализм, право сильного, формирование сверхчеловека, германский нацизм был противоположен большевизму. Сталинская система подавляла эксплуататоров, паразитические общественные группы (уголовников и спекулянтов, казнокрадов и номенклатурных чинуш, хапуг и коррупционеров). Гитлеровская хищная система предполагала сделать эксплуататором всю «избранную» нацию. В этом она была сродни Британской империи, а не СССР. Надо иметь в виду столь важное обстоятельство, чтобы понять, почему конечной целью Гитлера был именно Советский Союз, в чем его несколько дет поддерживало правительство Чемберлена.

Может показаться странным, что Черчилль не продолжил политику своего предшественника. Но этому препятствовали четыре важных обстоятельства. Во-первых, общественное мнение в Англии, прежде всего среди рабочего класса, было за дружбу с СССР. Во-вторых, Германия могла претендовать на некоторые колониальные владения Великобритании. В-третьих, в своей внешней политике Гитлер ловко разыгрывал «советскую карту». В-четвертых, захватив Польшу и Россию, Гитлер вряд ли устоял бы перед искушением подчинить себе Францию и Англию.

Дипломатия Гитлера во многом основывалась на непримиримых противоречиях стран власти капитала и государства трудящихся. Он то давал понять Западу, что готов союзничать с ним, то делал то же самое, ведя переговоры с Востоком. Возможно, он постоянно обдумывал, с чего начать: покорить ли сначала всю Западную и Центральную Европу, имея союзниками Италию и Турцию, после чего обрушиться на СССР; или сразу же направить агрессию в восточном направлении.

В первом варианте ему противостояли мощные державы: Бельгия, Франция и Англия (при возможном союзе с ними Чехословакии, Польши, СССР). Во втором - следовало сначала подчинить себе Австрию, Чехословакию, Польщу, небольшие прибалтийские государства и Финляндию. Этот путь он и предпочел.

Ему приходилось преодолевать дипломатическое противодействие со стороны стран Запада и даже фашистской Италии (при расширении Германии в южном направлении). Была угроза военного вмешательства Англии и Франции - для защиты дружественных им Чехословакии и Польши. Все это очень осложняло политические маневры Гитлера. Тем более, он в принципе имел возможность стать союзником либо Запада, либо Востока. В первом варианте пришлось бы начать войну с Россией, договорившись сначала с Польшей и имея лишь слабые надежды на серьезную поддержку союзников, способных предать его в любой момент. Во втором имелась возможность получить большие «куски» расчлененной Британской империи. Однако трудно было полагаться на руководство, Советского Союза, своего идейного врага. Что же предпочесть?

Прежде всего Гитлеру требовалось наращивать военную мощь вермахта и расширять свои владения. Однако попытка в июле 1934 года нацистского путча в Австрии потерпела провал, хотя и был убит канцлер Дольфус. Муссолини не поддержал этот переворот, высказавшись за сохранение независимости Австрии.

И все-таки шаг за шагом Гитлеру удавалось выполнять свои планы. Сначала он сделал все, чтобы возвратить Саарскую область Германии. Отказываясь подписывать соглашения об установлении мирных европейских соглашений, он не переставал провозглашать свои антивоенные устремления. Все это, по-видимому, устраивало Запад. Как пишет А. Буллок (сошлемся на антисоветчика):

«Когда британский секретарь по иностранным делам в сопровождении Антони Идена прибыл в Берлин - что само по себе явилось триумфом дипломатии Гитлера, - он был встречен вежливо, но Гитлер оставался непоколебим в своем нежелании подписывать какой-либо пакт о взаимопомощи с участием Советского Союза; он искусно использовал карту антикоммунизма, чтобы уклониться от решения главного вопроса. Он заявил, что Германия оказывает большую помощь Европе, вооружая себя и тем самым защищая ее от коммунистической угрозы».

Введя свои войска в Рейнскую область, Гитлер блефовал, ибо французы могли бы легко изгнать их («мы должны были бы поджавши хвост отступить», - как признавался он позже). Этого не произошло. Агрессора поощрили. Фашистский путч в Испании, поддержанный немцами и итальянцами, тоже был воспринят Францией и Англией вполне равнодушно. Ведущие капиталистические страны давали ясно понять, что они значительно более расположены к фашизму, чем к народному социализму.

Очень показательно, что и теперь эти предпочтения остаются в силе. Ведь А. Буллок без зазрения совести приводит чудовищно лживые сведения о «преступлениях» сталинского режима. Перечисляет такие ужасы, от которых читатель должен преисполниться ненависти к коммунистам. По его словам, «уровень смертности в лагерях в 1938 году был 20 процентов в год... Андрей Сахаров подсчитал, что из 600 тысяч членов партии, узников лагерей, остались в живых только 50 тысяч». И еще: «...общее число погибших между началом 1930 и началом 1939 года было не менее 18 миллионов... Не менее 8 миллионов были расстреляны или умерли в 1937-38 гг., таким образом к началу 1939 года в тюрьмах и лагерях все еще оставалось около шести миллионов политических заключенных». (Геббельс, Хрущев и Солженицын называли общую цифру заключенных около 10 млн)

Выходит, такой страшный режим надо было как можно скорей уничтожить, спасая русский народ от полного уничтожения. Изумления достойно то, что такой народ не обрадовался германским носителям западной культуры, не воспользовался случаем, чтобы сбросить ненавистное иго, а оказал упорнейшее сопротивление и даже разгромил пришельцев-освободителей! Вот она, психология рабов, как негодуют некоторые нынешние западники.

Однако надо иметь в виду, что были обнародованы ранее засекреченные документы о масштабах репрессий (цифры были доложены в свое время Хрущеву, но он решил на них не ссылаться). Эти сведения подтверждены официально и серьезными исследователями не опровергаются.

Итак, по данным, опубликованным в нынешние антисталинские времена, на 1 января 1939 года в ГУЛАГе политических заключенных, точнее, осужденных за контрреволюционные преступления, находилось 454 432 человека. Немало, конечно, но никак не около 6 млн. Цифры просто несопоставимые! Столь же лживы и другие данные, приведенные А. Буллоком с ссылками на Р. Конквиста, Д. Волкогонова, А. Сахарова (кстати, было бы интересно узнать, как осуществил известный физик свой подсчет погибших членов партии?).

Сколько же умерло лагерников в 1938 году? Из общего числа (с уголовниками) на 1 января 1939 года 1 317 195 человек умерло 50 502, бежало 12 333, был освобождено 223 622. Следовательно, процент умерших чуть больше 3%. А у Буллока- 20%! Во всем, что касается «ужасов сталинизма», - самая наглая и грязная ложь.

Приведенные нами данные могут вызвать сомнение. А если цифры фальсифицированы? Но, повторим, опубликованы они в период правления Ельцина, ярого антисоветчика и антисталиниста (см. журнал СОЦИС № 6 за 1991 г.).

Снова приходится повторять; враги советского народа и советской России поистине сатанеют в своей злобе к державе, уже не существующей. Значит, у них, представителей привилегированных групп, прямо в подтверждение марксистской точки зрения, господствует классовое сознание обеспеченных буржуа, порвавших свои связи с народом, отрешившихся от нравственных норм и справедливости.

Можно, конечно, предположить, что эти господа очень доверчивы и попались на удочку ловким идеологам-фальсификаторам. Но их должна бы озадачить странная ситуация: в 1980-е годы смертность в СССР не увеличивалась, а уменьшалась (в отличие от конца XX века!), а прирост населения был выше, чем во всех других развитых странах. Не надо быть большим мыслителем, чтобы догадаться: террора против народа не было; он был направлен почти исключительно на номенклатуру в партии, армии, НКВД и на врагов советской власти (далеко не всех; они тогда исчислялись, пожалуй, миллионами; большинство из них удалось запугать). Были тогда злоупотребления? Безусловно. Со стороны кого? Как известно, сначала репрессировали немало так называемых «русских националистов» и даже сторонников Сталина. Шла острейшая борьба за власть, порой объединявшая и «левых», и «правых» оппозиционеров.

В общем, внутренняя борьба в СССР была завершена к 1938 году. Обычно антисоветчики утверждают, будто Красную Армию перед войной обескровили: было уничтожено 40 тысяч офицеров и особенно много высших руководителей, где выделялся талантливейший маршал Тухачевский. Как выясняется, действительно в 1937-1939 годах из Красной Армии было уволено 37 тысяч командиров. Из них (внимание!) 8 тысяч пришлось на «естественную убыль» (по смерти, болезням, возрасту, преступлениям, моральному разложению). Из оставшихся попало в заключение 6-8 тысяч, а около 13 тысяч было восстановлено в армии до 1 января 1941 года; от 1 до 4 тысяч (по разным данным) было расстреляно. Общее число офицеров РККА в середине 1941 года составляло 680 тысяч. Нелепо говорить о страшных потерях армии!

Полководческие достоинства Тухачевского проявились в «молниеносном походе» (выражение А. Буллока) на Варшаву, закончившемся полным поражением руководимой им армии. Зато он успешно подавил бунт в Центральной России, когда погибло около миллиона русских крестьян. Находясь в тюрьме и признав свою вину, Тухачевский написал объемистую статью о возможной войне с Германией. По его мнению, немцы должны направить свой удар на Украину и Кавказ, но не через Белоруссию на Москву (как произошло) и на Ленинград... До этого он, планируя наступательную войну, вооружал Красную Армию легкими танками, танкетками и тяжелыми бомбардировщиками. Сталин, узнав об этом, распорядился срочно наладить производство тяжелых танков, истребителей и пикирующих бомбардировщиков. Такое решение стало поистине судьбоносным в ходе войны, когда в 1942 году армия стала получать превосходные танки Т-34, штурмовики. Ил-2 и т.д.

О том, что произошло с оборонным потенциалом СССР, можно судить, например, по фрагменту секретной записки германского Управления вооруженных сил от апреля-мая 1937 года: «Действительные причины падения маршала Тухачевского пока неясны; следует предполагать, что его большое честолюбие привело к противоречию между ним и спокойным, рассудительным и четко мыслящим Ворошиловым, который целиком предан Сталину. Падение Тухачевского имеет решающее значение. Оно показывает со всей определенностью, что Сталин держит в руках Красную Армию».

Выходит, Тухачевский, в отличие от Ворошилова, не был предан Сталину, а его падение имеет для гитлеровцев решающее значение. Как это понимать? Последние слова - Сталин держит в руках РККА - показывают, что именно это обстоятельство имело решающее значение, ибо свергнуть вождя могли руководители армии и НКВД, среди которых были явно прогермански настроенные Уборевич и Тухачевский.

И среди германских военачальников была группа недовольных политикой Гитлера. Такое единство взглядов представителей вооруженных сил нетрудно понять. Ведь объединение германских и советских армий стало бы решающим фактором в гегемонии не только в Европе, но также в Азии, Африке, на Ближнем Востоке, мог бы осуществиться раздел мира (исключая Северную Америку) между Германией, отчасти Италией, Россией, Японией. Есть сведения, что планы такого раздела существовали. Мешали его осуществлению идеологически непримиримые разногласия Гитлера со Сталиным.

Современные политизированные историки всячески подчеркивают сходство диктаторских режимов Третьего Рейха и Советского Союза, якобы противостоящих «открытому обществу» буржуазных «демократий». Мол, не случайно первой в войну с фашизмом вступила Англия, а лишь затем - СССР.

Однако в действительности правительство Британии с большой охотой, а Чемберлен даже с унижениями, шли на дружественные переговоры с Гитлером, стремясь ориентировать его на восточное направление. Черчилль признавался в своей ненависти к Советскому Союзу, но вовсе не к фашистской Германии, которую он стал воспринимать как врага лишь из-за опасности утратить влияние Великобритании как в Западной Европе, так и во всем мире.

Сталину и Гитлеру приходилось обдумывать сложные дипломатические комбинации с учетом изменчивой политико-экономической ситуации, а также интересов других держав. И тот, и другой понимали, что их столкновение выгодно прежде всего для Англии, способной вместе со своими союзниками напасть на ослабевшего победителя.

Летом 1937 года Япония усилила агрессию против Китая. Для Советского Союза тревожным сигналом послужило нападение японцев в районе озера Хасан (август-сентябрь 1938 г.). В конце сентября того же года в Мюнхене было заключено мирное соглашение между главами государств Германии, Англии, Франции, Италии. При этом не были приглашены представители СССР. Речь шла о разделе Чехословакии, что определяло восточное направление гитлеровской агрессии.

По справедливому выводу английских исследователей А. Рида и Д. Фишера: «Мюнхенское соглашение стало в истории символом близорукости, предательства и коварства. Оккупированная немцами Чехословакия превратилась в меч, направленный на Восток, в сердце Советского Союза».

Совершенно откровенно, и вряд ли скрывая свою радость, британский премьер Чемберлен сказал Гитлеру перед отлетом из Мюнхена: «Для нападения на Советский Союз у вас достаточно самолетов, тем более, что уже нет опасности базирования советских самолетов на чехословацких аэродромах». Действительно, в марте 1939 года фашисты оккупировали эту страну, получив в свое распоряжение ее мощный индустриальный потенциал. В частности, были захвачены сотни танков, 1,5 тысячи самолетов, 43 тысячи пулеметов, огромное количество снарядов и патронов. Тогда же немецкие войска вошли в Литву, захватив порт Мемель (Клайпеду).

Казалось бы, теперь Гитлеру оставалось ударить по СССР. Однако успешное нападение на столь крупную «добычу» требовало достаточно широкого пространства для маневра. Нужно было ввести свои войска в Польшу. Кроме того, не было уверенности в наличии достаточного количества ресурсов для ведения длительной войны. Наконец, какая была гарантия, что если она обескровит Германию, на страну не набросятся ее западные «друзья», такие же хищные страны?

10 марта 1939 года в Отчетном докладе на XVIII съезде ВКП(б) Сталин совершенно определенно сказал, зная, что его слова будут услышаны и в Берлине: Германию с Запада подталкивают на войну с Советским Союзом, чтобы «потом, когда они ослабнут, выступить на сцену со свежими силами, выступить, конечно, «в интересах мира» и продиктовать ослабевшим участникам войны свои условия. И дешево и мило!»

Как видим, Сталин совершенно ясно и бесхитростно обозначил ситуацию. Гитлеру, пожалуй, и без того было это понятно. Слова советского лидера показали ему, что их странам в настоящее время целесообразно избегать конфронтации. Напав на Польшу, которая находится в сфере влияния Англии и Франции, Германия может оказаться под ударом и с Запада, и с Востока, ибо Сталин поймет его агрессию как прелюдию к войне с СССР. Или пойти на риск и, несмотря на Мюнхенское соглашение, вторгнуться в Польшу? Но ведь в Англии есть немало влиятельных деятелей, например, У. Черчилль, которые воспримут эту акцию крайне отрицательно. Следовательно, самое разумное сначала заключить мирный договор со Сталиным. Чтобы убедить его в своих добрых намерениях, надо разграничить зоны влияния СССР и Германии, не считаясь с Англией и Францией, которые в данной ситуации вряд ли решатся объявить войну Третьему Рейху, зная, что ему не ударит с тыла Советский Союз.

...Мы даем лишь упрощенную картину дипломатической обстановки того периода. Помимо наиболее крупных европейских держав, в «политических играх» более или менее активно участвовали небольшие государства и даже такие карликовые, как Ватикан, роль которых далеко не всегда была второстепенной. Многое из того, что сейчас, через многие десятилетия представляется ясным, в ту пору было скрыто под густой завесой секретности и дезинформации. О некоторых замыслах глав государств остается только догадываться. Так, не исключено, что Чемберлен действительно надеялся на умиротворение фашистской Германии после того, как будут удовлетворены ее первые территориальные притязания. Мол, Гитлер и Сталин будут продолжать наращивать свои вооруженные силы для взаимной борьбы; какую из сторон целесообразней поддержать, будет видно позже, а пока следует сохранять баланс сил, укреплять свои позиции в Европе и заботиться о сохранении Британской империи.

Германский фашизм был для правителей Англии явно предпочтительней российского социализма. И это неудивительно. За невмешательство во внутренние дела России выступала значительная честь рабочих и немалое число влиятельных интеллигентов

Англии. Необычайные успехи социалистического строительства подчеркивали достоинства идей коммунизма и создания государства трудящихся. Была реальная опасность распространения этой идеологии в зависимых и колониальных странах, что реально угрожало Британской империи. Притязания Гитлера на ее владения не казались серьезными (во всяком случае, для Чемберлена и его сторонников, но не для Черчилля).

Факт остается фактом: на все предложения СССР обеспечить мир в Европе на основе соглашения с Англией и Францией эти две державы не давали согласия, предпочитая тянуть переговоры. В такой обстановке Сталину оставалось надеяться на то, что Гитлер постарается взять под свой контроль всю Западную Европу, сначала нападет на Бельгию и Францию и лишь после этого рискнет двинуть войска на Восток. К тому времени (1942-1943 годы) СССР завершит перевооружение и будет готов отразить агрессию.

Гитлер не был уверен в том, что в данный момент, в 1938- 1939 годах, ему удастся быстро справиться с СССР. Если бы даже так произошло, то окончиться все могло тем, о чем предупреждал Сталин: гегемонией Англии над ослабленной после войны Германией. Вряд ли Франция и Англия могли бы смириться с дальнейшим значительным усилением Третьего Рейха.

Вопрос был в том, какую судьбу уготовить для Польши, которая продолжала перекрывать фашистам путь в Россию. Вторжение немцев в Польшу могло вызвать недовольство Англии и Франции, а значит, их столкновение с Германией. Это было безусловно выгодно для безопасности СССР.

На подступах к войне

Кинолегенда о Штирлице как нашем разведчике не подтверждается фактами. Но не подлежит сомнению, что в близких к Гитлеру кругах были люди, предоставлявшие немало ценных сведений о его планах соответствующим органам СССР.

Еще в 20-х годах, являясь лидером небольшой, почти региональной партии (ее влияние заметно проявлялось только в Баварии), Гитлер привлек к себе внимание в Москве. Правда, руководитель Коминтерна Бухарин отзывался о нем с пренебрежением. Однако глава ВКП(б) Сталин уже в 1926 году поручил политической разведке ОГПУ внедриться в гитлеровскую партию, допуская ее усиление в перспективе. Об этом можно было догадаться уже потому, что надежда на восстановление сильной Германии грела сердца многих немцев. Кроме того, нельзя было недооценивать

острого политического чутья Гитлера и его незаурядных личных качеств (несмотря на то, что он, как язвительно подчеркивали его недоброжелатели, не имел высшего образования).

Впрочем, еще до прихода Гитлера к власти русский политэмигрант, писатель и публицист Марк Алданов (Ландау) дал ему верную характеристику: «Это очень неглупый человек, самоуверенный, злой, мстительный и беспредельно честолюбивый. Думаю, что он искренен и бескорыстен... Гитлер в «Ильичи» мало годится, он по душевному складу гораздо ближе к Троцкому...» И еще одно точное замечание: «Какой социализм будет осуществлять Гитлер, если достигнет настоящей власти, я сказать не берусь. Думаю, что никакого социализма осуществлять не будет» (потому-то его и поддерживали капиталисты).

Советский дипломат В.Н. Павлов вынес такие личные впечатления об этом деятеле: «Гитлер всегда говорил самостоятельно, без подсказки. Речь его была плавной, логичной. Видно было, что человек он способный. Сталин говорил, что Гитлер человек способный, но недалекий».

Немецкий дипломат барон фон Путлиц вспоминал, что его особенно поражала цепкая память Гитлера. Тот, бегло прочитав какой-нибудь документ, через час мог процитировать его с почти дословной точностью. А вот что писал о Гитлере начальник управления по шпионажу и диверсиям службы безопасности СД Вальтер Шелленберг:

«Наряду со знаниями, частично основательными, частично дилетантскими, ограниченными мелкобуржуазным кругозором, Гитлер обладал похожим на чутье политическим инстинктом... Важной чертой в характере Гитлера была его способность к внушению, и он умел пользоваться этой способностью... он использовал ее очень охотно для того, чтобы создать у своих собеседников впечатление о себе, как о человеке, обладающем незаурядным интеллектом и глубокими знаниями. Это впечатление он стремился усилить благодаря умению дискутировать. Это удавалось ему мастерски. В споре он умел переубедить даже опытных специалистов. Контраргументы приходили им в голову в большинстве случаев только после того, как за ними захлопывалась дверь рейхсканцелярии и когда они, по здравом размышлении, обнаруживали, насколько неубедительными были доводы Гитлера».

В.М. Молотов, лично общавшийся с фюрером, через много лет вспоминал его чрезвычайную собранность, целеустремленность и последовательность. Несомненно, Гитлер был неплохим практическим психологом. Его энергия и работоспособность были огромны. К этому надо добавить умение быстро переходить от одной роли к другой. Ведь в молодости он брал уроки актерского мастерства.

Приход Гитлера к власти в 1933 году ознаменовал собой не только резкое сокращение до этого глубоких и разнообразных германо-советских связей во всех областях. И Сталин, да и любой человек, прочитавший «Майн кампф», знал, что Гитлер считал своей главной целью уничтожение коммунизма и превращение СССР в германскую колонию - резервуар сырья и продовольствия.

Международное положение СССР резко ухудшилось. К дальневосточному центру милитаризма - Японии, - связанному с агрессией в Китае и острейшими японско-американскими противоречиями, добавился новый, гораздо более опасный очаг в Европе.

Особое беспокойство Сталина вызывала внешнеполитическая линия Гитлера на союз Германии с Польшей, имевший явную антисоветскую направленность. В январе 1934 года был заключен германско-польский договор. Традиционная немецкая нацеленность на восточные территории соединялась с давней польской русофобией. Переориентация советской внешней политики на Лондон и Париж была тогда совершенно правильным, единственно возможным разумным вариантом.

Англия и Франция пока еще не сделали ставку на Гитлера по двум причинам. Первая - слабость нацистского режима внутри Германии. Вторая - противоречия между Гитлером и Муссолини. И обе державы, особенно Франция, были встревожены намерением Гитлера, под прикрытием требований о равноправии Германии, уничтожить Версальскую систему европейской безопасности.

Рекламирование Гитлером своего режима, как «бастиона против большевизма», в 1933-1934 годах не встретило поддержки у правящих кругов Франции, Англии и США. С последними Сталину удалось в 1933 году значительно улучшить свои отношения. Но в то же время он прекрасно знал, что главным финансовым спонсором Гитлера были американские монополии и часть английских.

Для внешней политики Сталина одной из самых главных целей всегда оставался срыв планов по созданию единой антисоветской коалиции капиталистических стран. И этого ему удалось достичь в 1933 и 1934 годах, опираясь прежде всего на поддержку Франции, опасавшейся усиления Германии. Но в 1935 году ситуация резко изменилась.

Успехи Народных фронтов, созданных по инициативе коммунистов во Франции и Испании, заставили правящие круги первой все более склоняться к лозунгу «Лучше Гитлер, чем Народный

фронт». А укрепление нацистского режима в Германии и начало сближения Муссолини и Гитлера толкали Лондон все больше и больше навстречу фюреру.

Присоединение Саарской области к Германии послужило для Сталина первым грозным признаком возможности сговора Гитлера с Западом на антисоветской основе. В следующем, 1936 году произошли два события, утвердившие такие опасения: захват Германией Рейнской области и гитлеровское военное вмешательство в начавшуюся Гражданскую войну в Испании. То и другое произошло при поддержке Запада, который был готов пожертвовать Версальской системой в пользу Гитлера, лишь бы сделать его главным антисоветским тараном.

Сталин предпринял свой контрход. Ему удалось втянуть фашистов в активные военные действия вдали от границ Советского Союза - в Испании. В 1936 и 1937 годах 3 тысячи советских военных советников, руководивших испанской республиканской армией, сковали 25 тысяч немецких летчиков, танкистов, артиллеристов и прочих военных специалистов, руководивших войсками врага республики - генерала Франко.

Подчеркнем, что СССР поддерживал правительство Испании, избранное демократическим путем, а западные «демократии» руками франкистов стремились его свергнуть. Поражение республиканцев в немалой степени определялось деструктивными действиями троцкистов, имевших немалую популярность в стране.

В те же годы произошло одно малоизвестное, но важное для нашей темы событие. В ноябре 1937 года в советское посольство в Лондоне пришел племянник фюрера Патрик Гитлер. Он предложил советским дипломатам купить у него компрометирующие документы о частной жизни дяди-фюрера. Свой поступок объяснял тяжелым материальным положением, в котором оказался он и мать, ирландка по рождению, английская подданная после того, как его отец Алоиз Гитлер, старший брат Адольфа, бросив их, уехал в Германию.

За свои материалы Вильям запросил очень значительную сумму, а в подтверждение серьезности своих намерений оставил в посольстве свое заявление. Так он попал «под колпак» советской разведки, получив псевдоним «Племянник».

Из сообщений о встречах советского агента «Сэма» 4-8 декабря 1937 года: «...«Племянник» знает также ряд темных комбинаций гитлеровского правительства и имеет связи в министерствах... Отец племянника - Алоиз Гитлер, имеет ресторан до адресу: Виценбергплац, 3, и тайно встречается с Гитлером, скрывая, что он его брат...

При встрече он предъявил нам... письмо от личного адъютанта Гитлера к «Племяннику»... Я лично полагаю, что его можно начать использовать в Германии со встречами в соседней стране, а его родственные связи с Гитлером держать в запасе, так как они нам могут понадобиться в будущем».

Ответ из Центра, продиктованный, по-видимому, Сталиным: «...Мы подходим к этому вопросу так: «сенсации» племянника нам не нужны. По всей вероятности, они касаются происхождения дяди и т.п. Во всяком случае, они скорее всего личного, а не политического характера, и, разумеется, платить таких денег мы ему не станем...»

Теперь, когда документально подтверждено, что советская разведка подбиралась к Гитлеру через его родственников, закономерно предположить, что была и обратная связь. Германская разведка, судя по всему, сходным образом подбиралась к Сталину. В 30-х годах торгпредом СССР в Германии был его дальний родственник Д. Канделаки, а раньше тот же пост в Берлине занимал родной брат первой жены Сталина - урожденной В. Сванидзе - А. Сванидзе. Оба они расстреляны в период «ежовщины». Эти факты активно муссировались в горбачевскую перестройку: вот, дескать, какое чудовище - своих родственников не пощадил! Но есть определенные основания усомниться в том, что они были совершенно «невинными жертвами сталинских репрессий». Хотя, конечно, в смерч репрессий было втянуто немало достойных людей, в том числе и сторонников Сталина. Шла жесткая борьба за власть в Советском Союзе. И вовсе не потому, что противодействующие стороны отличались неимоверным честолюбием (возможно, исключением был Тухачевский). Борьба была прежде всего идеологической. Против Сталина выступали и те, кто мечтал установить власть богатых, и те, кого еще привлекала всемирная революция, и те, кто симпатизировал военизированной державе, и те, кто ненавидел большевиков по личным мотивам (а таких после национализации и жестокой коллективизации было немало).

Надо ясно понимать, что в то время Сталин стал ключевой фигурой во внутренней и внешней политике СССР. Его свержение поставило бы страну на грань гражданской войны, резко ослабив. Этим, без сомнения, воспользовались бы капиталистические держа вы, еще со времен Антанты стремившиеся расчленить великую Россию и поставить ее под свой контроль (это им удалось осуществить бескровно в конце XX века).

Предвоенные маневры

В 1938 году ситуация для СССР и Сталина ухудшилась. Запад уже явно нацеливал гитлеровскую агрессию против Советского Союза. В марте этого года аншлюс Австрии вывел гитлеровский вермахт на дальние подступы к СССР. А предательство «демократическим» Западом Чехословакии в ноябре 1938 года и Литвы подвело агрессора на ближние подступы к Советскому Союзу.

Испанская республика терпела поражение за поражением. Дни ее были сочтены. У Гитлера появилась возможность сконцентрировать силы для дальнейших военных действий на Востоке... или на Западе.

У Сталина даже весной следующего года сохранялась надежда на то, что сотрудничество СССР с буржуазными демократиями может принести пользу. Для этого у него были веские основания. Советская разведывательная организация в Англии - «кембриджская четверка» - давала ему очень ценную информацию: Лондон, осуществивший мюнхенское предательство и спокойно воспринявший захват Гитлером оставшейся части Чехословакии в начале 1939 года, не намерен столь же покорно отдавать Гитлеру Польшу.

Сталин решил воспользоваться этим. Он согласился на приезд военных делегаций Англии и Франции на переговоры в Москву с целью заключить соглашение против Германии. Но его ждало разочарование. Нашу делегацию возглавлял нарком К.Е. Ворошилов, а иностранные - незначительные военные и государственные деятели, да и они не обладали официальными полномочиями своих правительств для заключения мирного договора. Переговоры становились бесперспективными. Хотя некоторая польза от них была: Сталин давал понять Гитлеру, что готов пойти на союз с Англией и Францией.

От своего тайного агента, работавшего в канцелярии французского премьер-министра Даладье, Сталин получил сведения о том, что Варшава, главный союзник Франции в Европе, может примкнуть к Берлину. А ведь защита Польши от гитлеровской агрессии была главной темой ведущихся в Москве переговоров. Сталину было ясно: его просто хотят втянуть в военный конфликт с Германией, создав для этого крайне неблагоприятные для СССР условия, когда он обязан оказывать военную помощь Англии и Франции, тогда как они могут этого не делать в случае нападения агрессора на СССР.

...Германо-советский договор 1939 года был и остается объектом внимания не только ученых, но и инструментом политической демагогии. Он стал одним из важных компонентов информационной (читай - дезинформационной) войны против стран социализма и в акте расчленения СССР. Хотя нас он будет интересовать только в аспекте столкновения политических интересов Гитлера и Сталина.

Еще с «самиздатовских» времен были запущены для потребления определенной частью нашего общества (наиболее интересующегося политикой) две «утки». Первая: инициатива германо-советского пакта 1939 года исходила от Сталина, который создавал для его заключения фундамент через торгпреда СССР в Германии Канделаки, а сменой Литвинова на Молотова дал сигнал Гитлеру о своей готовности к сделке. Вторая: Сталин стремился к сотрудничеству с Гитлером и вел такую же, как он, агрессивную политику, стремясь «отхватить» себе часть европейских государств. Позже к этим «уткам» добавилась третья: Сталин вынашивал коварнейший план нападения на Германию.

Один из руководителей советской внешней разведки тех времен ПА. Судоплатов подчеркивал: «На самом же деле Гитлер первым начал прощупывать позицию Советского Союза еще весной 1939 года, когда внешнеполитическое ведомство возглавлял М. Литвинов».

Судоплатов писал: «Сейчас много говорят о советско-германских тайнах переговорах, о секретных протоколах, пытаются утверждать, что в одночасье был потерян шанс на достижение соглашения с западными державами, что Сталин предпочел договоренность с немцами отношениям с англичанами и французами. Это абсолютно не так».

Действительно, как известно, соглашения с англичанами и французами Сталину заключить не удалось (не по его вине). А договор с Германией не предполагал совместных военных действий, а лишь давал Советскому Союзу надежду на отсрочку войны с Германией. Кроме того, Запад должен был понять: дальнейшее поощрение гитлеровских аппетитов может привести к тому, что он двинется не на Восток, а в их сторону. У Сталина были основания надеяться на такой поворот событий, наиболее благоприятный в Данной ситуации для СССР.

Дело в том, что весной 1939 года по инициативе германской стороны в Стамбуле состоялись встречи двух послов: фон Папена и Терентьева. Фон Папен был вдобавок бывшим канцлером Германии. Он получил, перед отъездом в Стамбул, от Гитлера широкие полномочия (Сталин знал об этом от резидента своей разведки в Берлине).

Первая беседа была посвящена региональным вопросам, а во второй, более важной, фон Папен постоянно повторял, что нужно строить отношения между Германией и СССР на новых основах. Намек был понят. После неудачи на переговорах с Западом, Сталин пошел навстречу предложениям немцев. В результате днем 23 августа 1939 года Риббентроп прибыл в Москву. Всего лишь через 13 часов после его прибытия, в два часа ночи был подписан

Пакт о ненападении.

Принятое решение, естественно, не было внезапным. Сталин и прежде старался улаживать отношения с соседними странами дипломатическим путем. Так, в апреле 1936 года он предлагал правительству Финляндии заключить пакт о ненападении. Попытки тайного подхода к маршалу Маннергейму через его бывшего однополчанина по Кавалергардскому полку и бывшего графа, автора очень известных мемуаров «50 лет в строю» генерала Красной Армии А.А. Игнатьева (кроме того, ветерана дореволюционной разведки) не увенчались успехом.

Судоплатов свидетельствовал: «Маннергейм проинформировал Гитлера о наших предложениях, так что фюрер, посылая... Риббентропа в Москву, полагался не только на спонтанную реакцию... Сталина. Он был осведомлен о том, что мы готовы принять предложение подобного рода, поскольку сами уже пытались заключить аналогичный договор с соседней Финляндией».

Риббентроп оставил в этой связи ценные воспоминания, написанные на Нюрнбергском процессе незадолго до его казни. Вот как описал он свою встречу с советским вождем: «...Один из сотрудников ввел нас в продолговатый кабинет, в конце которого нас стоя ожидал Сталин... Шуленбург (посол Германии в СССР. - Авт.) даже не смог удержать возглас удивления; хотя он находился в Советском Союзе вот уже несколько лет, со Сталиным он

еще не говорил никогда...

Сталин с первого же момента нашей встречи произвел на меня сильное впечатление: человек необычайного масштаба. Его трезвая, почти сухая, но столь четкая манера выражаться и твердый, но при этом великодушный стиль ведения переговоров показывали, что свою фамилию он носит по праву.

Заслуживающим упоминания кажется мне небольшой, но характерный эпизод... Я спросил Сталина, может ли сопровождавший меня личный фотограф фюрера сделать несколько снимков. Сталин согласился, и это был первый случай, когда он разрешил фотографировать в Кремле иностранцу. Когда же Сталин и мы, гости, были сняты с бокалами крымского шампанского в руках. Сталин запротестовал: публикации такого снимка он не желает. По моему требованию фоторепортер вынул пленку из аппарата и передал ее Сталину, но тот отдал ее обратно, заметив при этом: он доверяет нам, что снимок опубликован не будет...»

Безусловно, этот жест доверия стал известен Гитлеру. Фюрер, уже тогда знавший, что с его стороны данный пакт - военная хитрость, и в подходящий момент он его вероломно нарушит, потерпел пусть небольшое, но ощутимое моральное поражение. Вряд ли он верил в наивность Сталина, однако не имел никаких оснований упрекнуть его в хитрости, коварстве, нечестности.

Тогда же в Москве были подписаны и секретные протоколы. Их опубликование в горбачевское время сыграло важную роль в антисоветской пропаганде. Сошлемся еще раз на Судоплатова: «Вообще такого рода секретные протоколы самая обычная вещь в дипломатических отношениях, затрагивающих особо сложные вопросы... И сейчас читая секретные протоколы Пакта Молотова-Риббентропа, я не нахожу в них ничего тайного. Директивы, основанные на подписанных соглашениях, были весьма четкими и определенными; о них знали не только руководители разведки, но и военное руководство и дипломаты. Фактически знаменитая карта раздела Польши, приложенная к протоколам 28 сентября 1939 года, появилась на страницах «Правды», конечно без подписей Сталина и Риббентропа, и ее мог видеть весь свет».

Германско-советское сотрудничество установилось во всех областях, в том числе и в военной. Но по словам западногерманского историка Себастиана Хаффнера: «Партнерство между Гитлером и Сталиным не было полюбовным союзом, в том числе и со стороны Сталина. Если можно было бы превратить своенравного и самовольного партнера - СССР в беззащитную и покорную (как современно звучит! - Авт.), по крайней мере уступчивую Россию, то Гитлер всегда предпочел бы такой вариант».

Война была неизбежной. Когда она грянет? Об этом Сталину оставалось только догадываться, прилагая все силы к усилению военной мощи своей страны и одновременно стараясь как можно дольше сохранять мир, ибо перевооружение Красной Армии только началось. Однако, как бывает всегда, даже ожидаемая большая беда обрушивается внезапно.

Хитрости фюрера

Наиболее острый заочный дипломатический поединок Сталина с Гитлером произошел в ноябре 1940 года. Тогда по приглашению германского правительства в Берлин направилась советская миссия, руководимая наркомом иностранных дел, вторым лицом в государстве В.М. Молотовым.

О встрече советской делегации с Гитлером подробно рассказал ее участник В.М. Бережков в книге «Страницы дипломатической истории» (1982). Он подчеркнул декоративную ритуальность обстановки, призванной психологически подавить приглашенных. Два высоких эсесовца в черной форме с черепами на фуражках распахнули огромные двери, встав по обе стороны и вытянув правую руку в фашистском приветствии. Огромный кабинет, похожий на зал, громадный письменный стол, большой глобус и в сравнении с этим антуражем небольшая фигура фюрера.

Подчеркивая свое дружеское расположение и уважение к представителям СССР, Гитлер подошел к ним, поздоровался со всеми за руку и пригласил к беседе. Он произнес вступительную речь о том, что Англия фактически уже разбита и скоро капитулирует, Германия контролирует всю Западную Европу. Пора позаботиться о разделе Британской империи.

Странам оси - Германии, Италии и Японии - надо узнать соображения на этот счет Советского правительства.

В ответ Молотов, оставив без внимания заявление Гитлера, предложил обсудить конкретные практические вопросы. В частности, хотелось бы знать, почему германские войска направлены в Финляндию, а военная миссия в Румынию без консультации с Советским правительством? Ведь этим нарушается пакт о ненападении, заключенный в 1939 году.

Фюрер старался направить переговоры в нужное ему русло, усыпляя бдительность Молотова разглагольствованиями о разделе мира, в котором предлагал участвовать и СССР. Тем самым, по его словам, укрепятся дружеские отношения СССР с Германией. Судя по всему, Сталин дал указание Молотову твердо проводить свою линию: выяснять причины концентрации немецких войск на восточном направлении, отмечая реакцию Гитлера на эти вопросы. А она оказалась неординарной. Как писал В.М. Бережков: «Несмотря на актерские способности, фюреру не удалось скрыть растерянности...» Отвечал он сбивчиво и неубедительно. Молотов добавил, что сложившаяся ситуация вызывает озабоченность Москвы и желание получить от германского правительства четкий ответ по этому поводу.

Гитлер вынужден был сослаться на свою неосведомленность. Он вновь начал развивать свою идею раздела мира - дымовую завесу, призванную скрыть истинные намерения Германии. Советскому Союзу предлагалось распространить свое влияние в южном направлении, вплоть до Индийского океана...

«Здесь Молотов перебил Гитлера, - отмечает Бережков, - заметив, что он не видит смысла обсуждать подобного рода комбинации. Советское правительство заинтересовано в обеспечении спокойствия и безопасности тех районов, которые непосредственно примыкают к границам Советского Союза».

Безусловно, такое поведение главы нашей делегации объяснялось указаниями Сталина пресекать попытки Гитлера увести переговоры от проблем, актуальных для СССР. Надо было доказать фюреру, что он имеет дело с сильным противником, который не поступится своими идеологическими принципами. Гитлеру пришлось лицемерить, хитрить, изворачиваться, лгать, тогда как Сталин через Молотова давал ясно понять, что ведет честные переговоры, не скрывая своих интересов. По-видимому, Гитлер сознавал свое отчасти даже унизительное положение и проигрыш дипломатического поединка на этой стадии. Поэтому он прервал встречу, сославшись на возможность воздушной тревоги.

Британская авиация осуществляла смелые налеты на Берлин, и, по-видимому, не случайно они были приурочены к моменту пребывания здесь советской делегации. Тем самым подчеркивалось, что с Англией далеко еще не покончено и она не пойдет ни на капитуляцию, ни на сговор с Третьим Рейхом. Не исключен более хитрый ход британских руководителей: создать у русских впечатление, что Германия собирается и впредь воевать с Англией, а потому не следует обращать внимания на концентрацию немецких войск на восточном направлении; тем самым подкреплялись планы фюрера двинуться на СССР.

«На следующий день состоялась вторая встреча с Гитлером, - пишет Бережков. - К тому времени из Москвы уже поступила шифрованная депеша. Отчет о вчерашней беседе был рассмотрен, и делегация получила инструкции на дальнейшее. Советское правительство со всей категоричностью отвергало германское предложение, отклонив попытку Гитлера втянуть нас в дискуссию по поводу раздела «британского имущества». При этом вновь подтверждалось указание настаивать на том, чтобы германское правительство дало разъяснение по вопросам, связанным с проблемой европейской безопасности...»

К сожалению, здесь не сказано, от кого поступило это указание. По данному поводу вряд ли было заседание Правительства. Указание могло поступать или от Политбюро, или лично от Сталина. Второе наиболее вероятно; к этому времени он был безусловным руководителем как внутренней, так и внешней политики страны. Вообще, в подобных случаях коллегиальность решений нецелесообразна.

Итак, вторая встреча с Гитлером ничего, по существу, не изменила. Молотов продолжал четко проводить сталинскую линию, а фюрер и Риббентроп старались всячески завуалировать приготовления Германии к вторжению в СССР. Молотов сказал, что в Москве недовольны задержкой с поставками германского оборудования в Советский Союз; такая практика недопустима, поскольку советская сторона точно выполняет обязательства по экономическому сотрудничеству с Германией. Гитлер возразил: его страна ведет с Англией борьбу «не на жизнь, а на смерть» и вынуждена мобилизовать поэтому все свои ресурсы.

И тут Молотов, как свидетельствует Бережков, сделал резкий выпад:

- Но мы только что слышали, что Англия фактически уже разбита. Какая же из сторон ведет борьбу на смерть, а какая - на жизнь?

И на этот раз Гитлер был ошеломлен ответом, хотя и предпочел сдержаться, проговорив невнятно, что Англия разбита еще не совсем, на этом направлении остается кое-что сделать, а вообще-то тема беседы исчерпана и переговоры продолжит Риббентроп.

На этот раз министр иностранных дел Третьего Рейха предложил СССР присоединиться к пакту трех (Германии, Италии, Японии). Начавшаяся воздушная тревога заставила их всех перейти в бункер. Молотов вновь отметил, что уверения в скором разгроме Англии выглядят неубедительно, так же как разъяснения по поводу пребывания немецких войск в Финляндии и Румынии. Риббентроп заявил, что «несущественные вопросы» следует обсудить по обычным дипломатическим каналам. На этом завершился визит советской дипломатической делегации в Берлин.

Теперь известно, что тогда уже разрабатывали стратегию нападения на СССР, а Гитлер накануне встречи с Молотовым издал 12 ноября 1940 года секретное распоряжение, где говорилось: «Политические переговоры с целью выяснить позицию России на ближайшее время начинаются. Независимо от того, каким будет исход этих переговоров, следует продолжать все уже предусмотренные ранее приготовления для Востока. Дальнейшие указания на этот счет последуют, как только мною будут утверждены основные положения операционного плана». Этот «План Барбаросса» был утвержден 18 декабря. Директива начиналась так: «Германские вооруженные силы должны быть готовы еще до окончания войны против Англии разбить Советскую Россию в стремительном походе... Приготовления должны быть закончены до 15 мая 1941 года. Особое внимание надо уделить тому, чтобы подготовку этого нападения было невозможно обнаружить».

Кто же победил в этом дипломатическом поединке? Сталин - в лице Молотова - сражался, что называется, с открытым забралам. Фюреру ясно дали понять, что СССР обеспокоен восточной политикой Германии, не исключает подготовку войны, но в то же время не боится этого и не собирается поступиться принципами, идти на сговор с фашистами. Гитлер, конечно же, понял: его дипломатические хитрости и увертки были разгаданы Сталиным, что поставило фюрера в унизительное положение. Кроме того, Сталин должен был укрепиться в своих подозрениях относительно агрессивных намерений Германии по отношению к Советскому Союзу, Гитлеру не удалось усыпить бдительность Сталина.

Правомерен вопрос: а не потерпел ли Сталин в этом поединке поражения? Ведь через полгода гитлеровцы вторглись в СССР и началась война, которую вождь советского народа не предвидел, чем и объясняются первые страшные наши поражения.

Чтобы так думать всерьез, надо быть очень наивным, мягко говоря, человеком. Зная весь ход переговоров и ведя его по своему сценарию, Сталин понимал, насколько опасно поведение Германии для СССР и что войны с ней не миновать. Как видно из беседы Молотова с Гитлером, такой вывод был сделан советской стороной. Более того, вскоре к Сталину поступили разведданные о предполагаемом начале агрессии - 15 мая.

Что в такой ситуации мог предпринять СССР? С военной точки зрения самое логичное - опередить противника, первым нанеся ему удар. Политические результаты этого могли стать катастрофичными для Советского Союза. Он предстал бы как агрессор, вероломно нарушивший мирный договор с Германией. У нее появилась бы возможность, вступив в союз с Англией или добившись ее нейтралитета, завоевать симпатии мирового общественного мнения и дать достойный отпор врагу. Япония имела бы все основания объявить войну СССР.

Сталинская мирная политика была не пропагандистской декларацией, а честной и последовательной линией поведения в отношении других стран. К этому времени социалистическая система доказала свои преимущества перед капиталистической. Советский Союз превратился в сверхдержаву, с которой в Европе могла соперничать только Германская империя. Благодаря индустриализации быстро укреплялась оборонная мощь страны. Жестокий урок финской войны, хотя и победоносной, показал, насколько тяжело положение агрессора и как силен отпор тех, кто борется за свою свободу.

Сталину оставалось принять единственно, пожалуй, верное решение: продолжать напряженную подготовку к войне, стараясь как можно дальше отодвинуть ее начало. Сказывались последствия военной доктрины Тухачевского, предполагавшего наступательные операции, а потому делавшего ставку на легкие танки, танкетки, тяжелые бомбардировщики. Если бы удалось отодвинуть начало войны до лета 1942 года (осенью и зимой 1941-го нападение было маловероятно из-за климатической обстановки), тогда СССР смог бы дать агрессору мощный отпор. К этому и стремился Сталин.

Но и Гитлер понимал это. Почему он не начал войну в мае 1941 года? Казалось бы, он уступил выгодное время начала лета, а потому его войска вышли к Москве лишь поздней осенью. Однако, с другой стороны, Сталин знал о плане начала войны 15 мая, и должен был подготовить отпор. Вторжения не произошло. Это создавало впечатление, что агрессия откладывается на некоторое время (об этом тоже были донесения разведки). С начала июня были веские основания считать, что Германия нападет не раньше следующего года, и можно продолжать перевооружение Красной Армии.

Если Гитлер продумал такой вариант, то это свидетельствует о его незаурядной проницательности. Усыпив бдительность противника, он получил возможность провести стремительную операцию.

А что мог предпринять Сталин, даже твердо уверенный в неизбежность скорого нападения фашистов? Спешно подтянуть к западной границе как можно больше войск и объявить о всеобщей мобилизации? Это было бы расценено как свидетельство агрессивных намерений СССР. Гитлер мог бы воспользоваться благоприятной ситуацией, чтобы представить Сталина вероломным поджигателем войны.

С другой стороны, провести крупную передислокацию войск и мобилизацию невозможно за две-три недели. Не надо быть большим стратегом, чтобы это понять. Кроме того, концентрация сил у границы в случае мощного удара фашистов грозила потерей наи-более боеспособных частей Красной Армии и быстрой оккупацией практически всей Европейской России, на что и рассчитывал Гитлер. (Вспомним, как в войне 1967 года на Ближнем Востоке арабы потерпели поражение прежде всего потому, что демонстративно собрали свои войска у границ Израиля, который нанес им с воздуха и на земле сокрушительные удары. Нечто подобное могло произойти с СССР в 1941 году.)

Если Гитлер сознательно отодвинул дату нападения на СССР с весны на 22 июня 1941 года, это было очень разумное решение, позволившее ему обхитрить Сталина. Однако последнему в любом случае оставалось только надеяться, что Гитлер прежде обезопасит себя от Англии и постарается затем договориться с японцами о координации совместных действий. В данном случае фюрер «переиграл» Сталина (если, повторим, продуманно отодвинул время агрессии). Хотя положение советского лидера исключало ведение активных действий.

Кстати, в январе 1941 года первым заместителем наркома обороны и начальником Генштаба был назначен Г.К. Жуков. Так что конкретные меры по подготовке отражения агрессии должен был предпринять прежде всего он. И если уже не Верховного главнокомандующего, а его называют «творцом победы» (что безусловно несправедливо), то за явно недостаточную готовность Красной Армии к отражению агрессии отвечать должен был прежде всего Жуков. Хотя, конечно же, главная причина наших первых поражений объясняется просто: враг был сильней.

Накануне

22 июня 1941 года до сих пор в значительной степени остается исторической загадкой и обросло обильной историографией. Мы не ставим своей целью разгадать ее. В частности, воспользуемся сведениями и выводами компетентного историка О.В. Вишлева, долгое время специально занимавшегося этой проблемой и тщательно проанализировавшего источники и литературу по ней.

Сталин имел основания надеяться, что войну, начавшуюся в июне 1941 года, можно было предотвратить мирными средствами. Лето 1940 года было «медовым месяцем» в германо-советских отношениях. Но этот период вскоре закончился.

После капитуляции Франции, когда британским войскам Гитлер позволил бежать отсюда на родину, части вермахта начали стягивать к советской границе. Ожидать нападения со стороны Англии им не приходилось.

Зная, что в Берлине приступили к разработке планов военного нападения на СССР, советский вождь интенсивно готовил страну к войне. Вишлев подчеркивает: «Военное столкновение с Германией Сталин стремился предотвратить, основываясь на трезвой оценке внутри- и внешнеполитического положения СССР, состояния его вооруженных сил и понимании того, какую величайшую опасность для Советской страны таила в себе германская агрессия. Именно этим, а не «симпатиями к Гитлеру и фашизму» и не иллюзиями относительно «дружбы» с Германией, как это пытаются сегодня представить некоторые авторы, определялось все то, что Делалось Москвой, особенно с весны 1941 года, для того, чтобы избежать войны с Третьим Рейхом.

Руководитель советского государства не шел на уступки Гитлеру, а старался дипломатическими путями затруднить подготавливаемую агрессию, одновременно усиливая оборонный потенциал Советского Союза. В отношении Берлина проводился довольно жесткий курс. Бескомпромиссность в дипломатии сочеталась с периодическими «замораживаниями» сырьевых поставок Германии в качестве рычага политического давления на нее. Основными требованиями советского руководства были: выполнение ранее достигнутых германо-советских договоренностей и отказ Берлина от экспансии в те районы Восточной Европы, которые Советский Союз считал своей зоной безопасности. Кроме того, Кремль стремился улучшить отношения с сопредельными государствами».

Ни одну из этих задач окончательно решить не удалось. Зато Сталин добился двух крупных дипломатических успехов: в конце марта 1941 года Турция заявила о своем нейтралитете в случае нападения на СССР; тем самым укреплялась безопасность наших границ на юге. В апреле был подписан японско-советский пакт о нейтралитете, снижавший опасность войны на два фронта.

Однако надежды на то, что Германия завязнет в длительной войне с Югославией и Грецией, не оправдались. Следовательно, нападение на Советский Союз могло произойти в самое ближайшее время.

Тогда Сталин в апреле-мае 1941 года перешел к другой тактике: поиска компромиссов одновременно с демонстрацией военной мощи. Надо было всеми средствами оттянуть время нападения до осени, когда из-за распутицы, а затем и зимних холодов вермахт не нападет.

Гитлер хотел обмануть Сталина, подбрасывая версию, будто скопление немецких войск у советской границы - отвлекающий маневр перед их высадкой в Англии. Но эта хитрость не удалась. Уже в марте 1941 года Сталин получил несколько сообщений о том, что Гитлер, не добившись превосходства в воздухе и на море, отказался от высадки на Британские острова. В Лондоне не исключали сговора с ним. Полет Гесса в Великобританию еще больше усилил подозрения на этот счет. Не представлял секрета тот факт, что немало влиятельных государственных деятелей этой страны оставались сторонниками сближения с Германией.

Существует вполне правдоподобное предположение, что Гесс вел важные переговоры с Черчиллем по поручению Гитлера. От имени фюрера он, по-видимому, предлагал британскому премьер-министру участие в совместном англо-германском нападении на СССР. Черчилль отказался от такой авантюры, но заверил Берлин в том, что займет позицию нейтралитета в германо-советской войне.

Давая такое обещание, Черчилль отвел угрозу вторжения немцев на Британские острова, натравливал Германию на Советский Союз и получал возможность в дальнейшем свободно маневрировать по мере дальнейшего хода военных действий.

На справедливость такого мнения указывает то, что протоколы допроса Гесса после его приземления в Англии до сих пор не опубликованы. Очень неубедительно звучит предположение, будто Рудольф Гесс был психически ненормален, а его акция - экстравагантная выходка одиночки: слишком высокое положение занимал этот человек в нацистском государстве.

Черчиллю было бы целесообразно провести подобные переговоры и занять на них позицию, выгодную для Англии. Не утруждая себя какими-либо официальными договоренностями, он имел возможность в любое время нарушать данное обещание, а оповестив Сталина о возможности скорого нападения фашистов на СССР, демонстрировал свою готовность к совместным действиям против общего врага. Такая «двойная игра» была вполне в его стиле.

Гитлер получал сообщения, что Сталина интересует не сомнительная проблема германского десанта, а возможность германо-английских переговоров и компромисса Германии с США. Можно было ожидать удара немцев по главной транспортной артерии Британской империи - Суэцкому каналу и вторжения на Ближний Восток. Из-за активности германских войск, авиации, разведки и дипломатии в этом районе мира, Сталин считал наиболее вероятным именно такое развитие событий. Тем более что Япония, отказавшись от притязаний на советскую территорию, направила свои усилия на завоевание колоний в Юго-Восточной Азии. Логично было предположить, что и Гитлер изберет подобную стратегию, нанося удар «в подбрюшье» Британской империи и устанавливая свое господство в нефтеносном регионе. У Сталина были все основания надеяться на выигрыш времени. Тем более что войне должны были бы предшествовать переговоры. Вишлев отмечал: «Но чтобы заставить «столь острожных русских» поверить в возможность... «нормального дипломатического пути» объявления войны, требовалось дать основания для такого рода надежд». Гитлер хотел поддерживать у Сталина уверенность в том, что этот шанс остается, сохраняя возможность на внезапное нападение. С этой целью он начал в мае 1941 года широкомасштабную дезинформационную акцию. Сталину подбрасывались сведения о том, что вермахт стянут к советской границе якобы с целью оказать давление на СССР, чтобы он принял «требования» Германии о передаче ей в аренду Украину и обеспечении германского участия в эксплуатации бакинской нефти. Другая «деза»: Берлин собирается потребовать прохода своих войск через южные районы СССР на Ближний Восток. Сообщалось также о том, что Черчилль согласен пойти на сговор с Гитлером. Это было вполне правдоподобно. Такое союзничество могло сорвать возможность создания мощной англо-американо-советской коалиции, способной резко ограничить поползновения Гитлера.

Дезинформационные слухи заполнили страницы многих газет и широко распространялись в столицах европейских государств. Создавалось впечатление, будто концентрация немецких войск - блеф, а мирное урегулирование германо-советских противоречий неизбежно. Эти сведения передавались в Кремль.

Сталин оказался в очень сложном положении. С одной стороны, сообщалось, что Германия готова напасть на СССР. С другой стороны, поступали сведения о том, что нацистское руководство осуществляется «психологический нажим» для укрепления «позиции силы» к предстоящим переговорам.

Сталин, боясь совершить ошибку, не сбрасывал со счетов ни ту, ни другую информацию. Но в то же время разведка доносила о разногласиях в верхушке нацистов: мол, Гитлер стремится сохранять мир с СССР и продолжать войну с Англией, а руководство вермахта хочет спровоцировать германско-советский конфликт. Чтобы не допустить такого столкновения, Сталин категорически требовал «не поддаваться на провокации».

Информация о возможных сроках начала войны, как мы уже упоминали, поступала самая разная. Сроки проходили, донесения не подтверждались, и это несколько успокаивало Сталина

22 июня вполне мог оказаться еще одним ложным прогнозом. Хотя нельзя забывать, что подготовка к войне велась усиленно. В частности, крупные части Красной Армии подтягивались к западной границе. Это некоторые нынешние авторы рассматривают как подтверждение того, что Сталин готовил нападение на Германию и Гитлер лишь опередил его. Несостоятельность такой позиции доказывается и советскими, и германскими документами. В оперативном планировании немцев вариант наступательных действий советских войск в расчет даже не принимался.

«Неприведение частей РККА в состояние повышенной боевой готовности свидетельствовало о выжидательно-оборонительной, а не наступательной позиции советского руководства... - пишет О.В. Вишлев. - Напасть на Германию означало бы для СССР в этих условиях пуститься в опаснейшую авантюру. Сталин же не был авантюристом, он был очень острожным и расчетливым политиком. Обо всем этом, к сожалению, забывают приверженцы концепции «превентивной войны».

Сталин хотел начать переговоры с Гитлером, но не желал проявить инициативу, полагая, что тот воспримет это как знак слабости. И по приказу Сталина были подброшены в Берлин «свидетельства» о сближении позиций СССР, Англии и США. Было ясно, что Гитлер очень боится такой возможности.

Однако обмануть фюрера не удалось. Он устроил инсценировку о будто бы допущенной Геббельсом утечке совершенно секретной информации в статье, опубликованной в нацистской газете сообщение о готовящемся немецком вторжении в Англию. Тираж .был срочно конфискован. Сталин понял случившееся: так, что «пробритански» настроенный Геббельс предупредил Лондон о вторжении, чтобы сорвать этот план, сделать войну с Англией бесперспективной и толкнуть Гитлера против СССР.

Сталин ответил заявлением ТАСС от 13 июня 1941 года, где завуалированно содержался призыв к Германии о переговорах. Но Гитлер молчал.

Сталин продолжал надеяться на начало мирных переговоров. Он опирался на поступавшую к нему информацию, каналы которой работали на полную мощность в последние предвоенные дни и часы.

Сообщения советских разведчиков и дипломатов были сумбурны и противоречивы. За последние годы из этого потока сведений отбирались те, которые предупреждали о возможном начале войны 22 июня. Это вроде бы демонстрировало глупость и болезненную недоверчивость Сталина. Однако очень легко быть критиком «задним числом». А в то время никто из авторитетных аналитиков в СССР не мог гарантировать абсолютную верность подобных (немногих!) данных. Тем более, предыдущие донесения о более ранних сроках вторжения не оправдались. Да и что можно было предпринять за считанные дни до предполагаемой агрессии? В предыдущие два месяца части Красной Армии на Западе и без того находились в постоянной боевой готовности. Некоторые из них в июне уже приступили к перевооружению. Казалось, беда уже миновала.

Сталин имел некоторые основания для надежды предотвратить войну даже в последние дни перед ней. Вспомним случай, рассказанный Судоплатовым. В московском отеле «Метрополь» советская контрразведка перехватила двух немецких дипкурьеров. Одного заперли будто случайно в кабине лифта, а другого- в ванной его номера. «Вызволили» застрявшего в лифте контрразведчики, которые за пять минут, имевшихся в их распоряжении, вскрыли его «дипломат» и сфотографировали лежавшие там секретные документы. Среди них было письмо Риббентропу посла Германии в СССР графа Шуленбурга, сообщавшего, что может быть посредником в урегулировании германско-советских противоречий. Шуленбург был одним из инициаторов и составителей Пакта 1939 года. Старый дипломат кайзеровской школы, он оставался верен бисмарковской традиции не вступать в военный конфликт с Россией. И доказывал это часто и убедительно на деле, чем заслужил определенное доверие в руководстве СССР, в частности у Сталина. (В 1944 году Шуленбург был казнен гестапо.)

Судоплатов писал: «Хотя признаки приближающейся войны были очевидны, этот документ, позиция Шуленбурга и его высокая репутация подтверждали, что дверь к мирному урегулированию все еще не закрыта».

Итак, поток противоречивых слухов и домыслов, взаимоисключающих дипломатических и агентурных донесений, экспертных оценок возрастал вплоть до 22 июня. Инициатива была на стороне Гитлера, Сталину оставалось только выжидать, каким станет очередной ход противника. Такова была объективная ситуация на тот период.

Может показаться, что на данном этапе дипломатия Гитлера оказалась более эффективной, чем сталинская. С этим нельзя согласиться. Отказ от переговоров - дипломатическая акция примитивная, показывающая не силу, а слабость того, кто избегает поединка, или его коварство. Но главное даже не в этом. В любой схватке, а тем более в продолжительном противостоянии, отдельные неудачи вполне естественны. Без них в сложных ситуациях невозможно обойтись. Главное здесь не частности, а общий результат. Как известно, результатом был триумф Сталина и трусливая злоба и зависть его недругов.

Сталинская дипломатия тоже одержала победу. Она показала всему миру, что Советский Союз всегда готов к мирным переговорам, предпочитает сотрудничество с другими странами, не строит агрессивных планов и честно выполняет взятые на себя обязательства. Ничем подобным гитлеровская дипломатия похвастаться не могла.

Кстати, в январе 1941 года Гитлер заявил: «Сталин, властитель России - умная голова, он не станет открыто выступать против Германии». И еще: «Пока жив Сталин, никакой опасности нет: он достаточно умен и осторожен».

Может возникнуть вопрос, очень «модный» в период «перестройки» и расчленения СССР: а как же тогда трактовать оккупацию советскими войсками Прибалтики, западных районов Белоруссии, Украины?

Ответ подсказывает тот факт, что ввод советских войск в Литву, Латвию, Эстонию, а затем присоединение этих стран к СССР не вызвало практически никакого сопротивления. Лишь в районе восточной Польши, куда вошли наши войска, погибло немногим более 1 тысячи военнослужащих. То есть насильственной оккупации не было. Народы этих стран и правительства восприняли акт присоединения к СССР более или менее лояльно. Немецкая оккупация обернулась бы для значительной части местного населения трагедией или порабощением (что входило в планы нацистов). В то же время попытка отодвинуть границу от Ленинграда в глубь Финляндии обернулась войной, на которой за три с половиной месяца погибло почти 127 тысяч военнослужащих СССР. Здесь победа досталась дорогой ценой. Хотя и была достигнута цель, поставленная Сталиным. В результате во время Великой Отечественной войны удалось спасти Ленинград (ведь финны воевали на стороне гитлеровцев).

Итак, попытка насильно оккупировать сравнительно небольшую часть Финляндии (с предложением компенсировать это передачей ей советских территорий) обернулась кровопролитной войной. А присоединение трех прибалтийских стран и значительных областей Польши произошло мирным путем. Вот принципиальная разница между оккупацией и вхождением в состав державы. Отодвинув границу СССР на запад, Сталин создал дополнительный рубеж обороны, продолжая готовиться к будущей войне. Как государственный деятель он был абсолютно прав. Коли бы эти территории достались гитлеровской Германии, победа в Великой Отечественной обошлась бы еще более дорогой ценой... Впрочем, о цене победы - позже.

Полное поражение

Победоносное, хотя и с немалыми потерями, начало войны Германии, а по сути всей континентальной Европы против СССР, могло завершиться капитуляцией если не от имени Сталина, то по инициативе тех, кто мог бы его сменить. Таким был расчет гитлеровцев. Он не оправдался.

Несколько слов о «внезапности» войны для Сталина. Как извечно, на рассвете 22 июня, по воспоминаниям Г.К. Жукова, руководитель страны крепко спал. Однако, судя по всему, это вовсе не свидетельствовало о его беспечности и непонимании напряженности обстановки. Вот что сообщает досье «История и современность» (№ 6, 2003 год):

«День перед началом войны Жуков описывает удивительно кратко, с большими недомолвками. О том, что происходило 21 июня, в его книге нет ни слова. Рассказ о начале войны Жуков начинает сразу с ночи на 22 июня. По его словам, директива о приведении приграничных войск в боевую готовность была отправлена в 0.30 ночи 22 июня. Почему так поздно? Ведь Сталин дал указание об этом еще днем. У Жукова объяснения нет».

Возможно, это говорит о том, что Георгий Константинович, занимавший ответственный пост начальника Генштаба, или не слишком торопился, или его отвлекли какие-то другие дела. По линии войсковой разведки он мог бы, пожалуй, еще раньше оценить опасность нападения.

Позже с нелегкой руки Хрущева стало принято обвинять единственно Сталина в том, что он в том случае проявил беспечность, слишком доверился мирным обещаниям Гитлера. Однако нет никакого сомнения в том, что фюрер не внушал никакого доверия Сталину. Просто в тот момент советскому вождю (который еще не был Верховным Главнокомандующим) оставалось только ждать и надеяться, что вторжение гитлеровцев отложено на следующий год. Тем не менее уже тогда была дана команда подготовить к отправке на запад страны некоторые воинские части, находившиеся в Сибири. О том, какая была обстановка за полтора месяца до начала Великой Отечественной, можно судить, в частности, по воспоминаниям тогдашнего выпускника одной из военных академий Энвера Муратова. Днем 5 мая он с группой товарищей пришел на торжественный прием в Кремль. При входе их не обыскивали (вспомним миф о страшной подозрительности Сталина). На банкете один из тостов произнес генерал:

- Товарищи! Предлагаю выпить за мир, за сталинскую политику мира, за творца этой политики, за нашего великого вождя и учителя Иосифа Виссарионовича Сталина.

Сталин протестующе замахал рукой и взял слово, заметно волнуясь. Вот главное, что он сказал:

- Этот генерал ничего не понял... Германия хочет уничтожить наше социалистическое государство, завоеванное трудящимися под руководством Коммунистической партии Ленина. Германия хочет уничтожить нашу великую Родину... истребить миллионы советских людей, а оставшихся в живых превратить в рабов. Спасти нашу Родину может только война с фашистской Германией и победа в этой войне. Я предлагаю выпить за войну, за наступление в войне, за нашу победу в этой войне!

Правда, последняя фраза может навести кого-то на мысль, что Сталин планировал начать войну первым, а Гитлер его перехитрил, опередив. Однако в действительности любой мало-мальски разбирающийся в подобных вопросах человек понимает, что для развертывания широкого наступления требуется соответствующая подробная разработка, подтягивание к фронту огромного количества войск и т.п. Ничего подобного у нас не было, тогда как гитлеровский генштаб заранее подготовил план вторжения («Барбаросса») и провел передислокацию своих армий. Слова Сталина на банкете свидетельствуют о том, что он с полнейшей серьезностью и с большой тревогой относился к донесениям о готовящемся в середине мая фашистском наступлении.

О том, что касается первых месяцев Великой Отечественной войны, тоже приводят сильно искаженные, а то и явно лживые сведения. Например, называют совершенно невероятные цифры попавших в немецкий плен бойцов и командиров Красной Армии: 2,5 миллиона или даже еще больше - в первые месяцы сражений, а в общем - 3,6 млн Однако, как выяснилось, немцы причисляли к пленным большое количество гражданских лиц. Так, один из германских приказов предписывал: «При захвате отдельных населенных пунктов нужно немедленно и внезапно захватывать имеющихся мужчин в возрасте от 15 до 65 лет, если они могут быть причислены к способным носить оружие... объявить, что они впредь будут считаться военнопленными...»

Наконец - забегая вперед - про общие наши потери. По уточненным данным наши боевые потери составили 6,5 млн человек, а в оккупации погибло 13,6 млн «Можно даже утверждать, - сделал вывод В.В. Кожинов, - что люди, находившиеся в армии, в воинском строю, были более защищены от гибели, чем те, кто находился под игом врага». А то, что советских военных пало в сражениях примерно в 1,7 раз больше, чем фашистов, объясняется главным образом их огромным численным и техническим перевесом в два первые года войны...

Итак, наши крупные поражения в начале Великой Отечественной не деморализовали народ, Красную Армию, Сталина. Хотя тогда положение было критическим и рассматривалась даже авантюрная идея о физической ликвидации Гитлера осенью 1941 года. В случае взятия Москвы немцами покушение должно было произойти во время предполагаемого их парада на Красной площади. В 1942 году было решено уничтожить Гитлера в его полевой ставке в Виннице,

Предполагалось произвести покушение .на него и в Германии. Организатором был впоследствии известный советский боксер И. Миклашевский - племянник актера Блюменталь-Тамарина (перебежавшего к немцам), внедренный советской разведкой как «добровольно сдавшийся в плен». Используя расположение чемпиона мира Шмерлинга, он вошел в высшие круги рейха. Миклашевский разработал план покушения в одном из берлинских театров. В этом ему могла помочь подруга любовницы Гитлера Евы Браун - известная тогда кинозвезда Ольга Чехова (племянница жены А.П. Чехова- знаменитой актрисы, а также бывшая жена известного актера, племянника Антона Павловича, Михаила Чехова).

Но тут неожиданно поединок двух вождей вновь начал принимать дипломатический характер. Из Москвы поступил приказ о прекращении подготовки убийства Гитлера. Он был отдан лично Сталиным, которому регулярно докладывали о ходе разработки этой операции. В мемуарах П.А. Судоплатова дано объяснение: «В 1943 году Сталин отказался от своего первоначального плана покушения на Гитлера, потому что боялся: как только Гитлер будет устранен, нацистские круги и военные попытаются заключить сепаратный мир с союзниками без участия Советского Союза. Подобные страхи не были безосновательными».

Шли тайные переговоры гитлеровцев с представителями Англии и США. Посредником в этих переговорах был Ватикан. По мнению западногерманского историка Хаффнера, в своем приказе от 23 февраля 1942 года «Сталин давал ему (Гитлеру.- Авт.) очередной аванс: Советский Союз не ставит себе целью «уничтожить германское государство... Красная Армия имеет своей целью изгнать оккупантов из нашей страны и освободить советскую землю от немецко-фашистских захватчиков». Только это и не больше. В этом приказе Сталин назвал «вероятным» и «желательным», если война за освобождение советской земли приведет также к свержению «клики Гитлера». Тем самым эти задачи не были обязательными целями войны и условием для заключения мира».

Военно-политическую ситуацию резко переломила Сталинградская битва. Кстати, в ходе ее был взят в плен родственник Адольфа Гитлера.

Много написано о пленении немцами сына Сталина Я.И. Джугашвили. Но только сравнительно недавно были рассекречены документы о том, что советскими войсками во время Сталинградской битвы был пленен племянник Гитлера, сын его родной сестры Ангаелы лейтенант Лео Раубаль. Сын советского вождя вел себя в плену мужественно и погиб. А вот Лео в плену сам заявил о том, что является племянником фюрера. По словам его товарища по плену капитана Беккера, он сам поспешил признаться об этой своей родственной связи, боясь, что если о ней узнают русские, «ему тогда придется плохо».

Племянник фюрера был досрочно освобожден в 1955 году, когда Хрущев после переговоров с канцлером ФРГ К. Аденауэром выпустил всех немецких военнопленных, участвовавших в гитлеровских зверствах. Его допрос 27 февраля 1943 года вел крупный советский разведчик А.М. Коротков. Вот какие вопросы он задавал Раубалю: «Кто присутствовал у Гитлера во время этих обедов? Кто помимо Вас присутствовал у Гитлера в эти две последние встречи? Кого вы знаете из руководства национал-социалистской партии?»

Интерес к этим сведениям был не случаен. Сталин знал, что на Западе есть значительный слой в верхних эшелонах власти, способный пойти на сговор с той частью нацистского руководства, которая готова была пожертвовать своим фюрером. Всякая информация об этих кругах была весьма ценной. (Она пригодилась, в частности, в начале 1945 года, когда Аллен Даллес вел сепаратные переговоры в Швейцарии с генералом СС Вольфом.)

...Надо еще раз подчеркнуть: у Сталина были все основания не доверять союзникам и затаить на них глубокую обиду. У него не должно было оставаться никаких сомнений в том, что они, ведя войну с Германией, стараются максимально обескровить, ослабить СССР. Обещая открыть второй фронт в 1942 году, они не только обнадежили советского верховного главнокомандующего, но и серьезно нарушили его стратегические планы. Не чувствуя никакой угрозы с Запада, немцы и их союзники смогли предпринять крупное наступление с угрозой захватить Ленинград и Сталинград.

Создается впечатление, что Черчилль и Рузвельт вполне спокойно рассматривали такой вариант и даже - не исключено - надеялись на сильный подрыв позиций Советского Союза. После этого западные союзники могли бы диктовать ему свою волю. Однако летние немецкие успехи в 1942 году завершились зимой плачевно: сталинградской катастрофой.

Перед этой битвой впервые, пожалуй, проявился военный стратегический талант Сталина. Под его руководством (без ведома Жукова) была разработана операция по дезинформации противника: наш агент, которому немцы полностью доверяли, сообщил им, что советское контрнаступление планируется с основным ударом под Ржевом, куда был направлен маршал Жуков, не знавший, что ему предстоит провести отвлекающий маневр. Немцы подтянули свои войска под Ржев, успешно отразив советские атаки; и тогда началось неожиданное для врага наше наступление под Сталинградом, завершившееся окружением и уничтожением крупной группировки противника (треть миллиона человек).

Нечто подобное повторилось и в следующем году. Сконцентрировав свои вооруженные силы на восточном направлении, Гитлер после некоторых сомнений перешел к решительным действиям. В его распоряжении было 257 дивизий (из них состоящих только из немцев- 207), вместо 240- в 1942-м. Союзники Сталина, казалось бы, должны были отвлечь часть гитлеровских войск, высадившись во Франции. Однако союзники не торопились. 16 февраля 1942 года Сталин написал Рузвельту:

«Что касается открытия второго фронта в Европе, в частности во Франции, то оно, как видно из Вашего сообщения, намечается только на август-сентябрь, мне кажется, однако, что нынешняя ситуация требует того, чтобы эти сроки были максимально сокращены и чтобы второй фронт на Западе был открыт значительно раньше указанного срока...» А данное событие совершилось как раз, наоборот, значительно позже!

И вот 4 июня 1943 года, когда Гитлер подтягивал свои силы на Курском направлении, когда сюда стали поступать новейшие мощные танки «Тигры» и «Пантеры», самоходки «Фердинанд» и сосредотачивались в невиданном количестве танковые армии (дивизии СС «Адольф Гитлер», «Мертвая голова», а также «Великая Германия» и др.), - в это самое время Рузвельт направляет Сталину послание «лично и строго секретно». О чем идет речь? Прежде всего- о борьбе с немецкими подводными лодками, о возможном участии Турции в войне на стороне союзников, о борьбе с Японией и поддержке Китая, о помощи французским войскам в Африке...

С каким чувством читал Сталин подобные третьестепенные сообщения, когда близилась решающая битва, в которой Германия напрягла все свои силы для того, чтобы сломить советские вооруженные силы? А Рузвельт в заключение довел до сведения адресата: «Совместная англо-американская штабная группа постоянно занималась и занимается пополнением необходимых планов самыми последними данными для того, чтобы немедленно использовать всякую слабость противника во Франции или в Норвегии...» (Да ведь недавно три немецких танковых дивизии были переброшены из Франции на Восточный фронт! Словно Гитлер твердо знает: Англия и США не станут мешать ему нанести сокрушительный удар Красной Армии.) «Согласно теперешним планам на Британских островах весной 1944 года должно быть сконцентрировано достаточно большое количество людей и материалов для того, чтобы предпринять всеобъемлющее вторжение на континент в это время».

Все ясно: союзники и на этот раз предали Сталина в наиболее острый, решающий момент военной кампании 1943 года.

11 июня Сталин ответил сдержанно, но сурово и кратко. Через 13 дней написал более подробно, напомнив Черчиллю: «Это Ваше ответственное решение об отмене предыдущих Ваших решений насчет вторжения в Западную Европу принято Вами и Президентом без участия Советского Правительства...» Действительно, слишком многое походило на сговор, направленный в данном случае не столько против Гитлера, сколько против Сталина.

Впрочем, он вряд ли очень надеялся на своих весьма ненадежных «соратников». Они по-прежнему выжидали удобный момент для активных действий в Европе, когда обессилят в схватке один на один Германия и СССР. Сталин тоже концентрировал вооруженные силы на Курском направлении. Зная об этом, Гитлер решил не отменять намеченную здесь операцию «Цитадель», а еще более укрепить свои, прежде всего бронетанковые силы. Но и это знал Сталин, а потому позаботился о том, чтобы советская сторона имела численное превосходство в людях и технике.

В двух ударных немецких группировках насчитывалось около 1 миллиона человек, 10 тысяч орудий и минометов, до 2700 танков и штурмовых орудий, 2050 самолетов. Им противостояли войска Центрального и Воронежского фронтов: 1,3 миллиона человек, 19 тысяч орудий и минометов, 3400 танков и самоходных орудий, 2170 самолетов.

Кроме того, на случай глубокого немецкого прорыва был организован резервный Степной округ, в составе которого имелось около полумиллиона человек, 7400 орудий и минометов, 1550 танков. В отличие от Сталина, Гитлер не предусмотрел возможность того, что наступление вермахта захлебнется и русские нанесут ответный удар. «Цитадель» разрабатывалась как исключительно наступательная операция. Ради нее были оголены отдельные участки Восточного Фронта.

Конечно, с советской стороны сделано было то же самое. Но к этому времени страна сумела оправиться от предыдущих ударов врага. На фронт поступало все больше техники, а танкисты, летчики, артиллеристы стали значительно квалифицированнее, чем раньше. Тем, кто в наши дни не способен представить себе, насколько высок был моральный дух советских солдат и офицеров, полезно прочесть английского военного историка полковника Е. Лейдери о том, как подготавливались красноармейцы к отражению немецкого наступления:

«В период ожидания солдаты проходили физическую подготовку, совершали марш-броски. Экипажи танков соревновались в преодолении препятствий, скорости и стрельбе. На встречах с молодыми солдатами ветераны делились своим боевым опытом. В составе каждого танкового экипажа включались один-два коммуниста или комсомольца, призванных подавать пример... В свободное время демонстрировались кинофильмы, организовывались спортивные игры, опытные воины выступали с лекциями».

Дело, конечно, не только в этом. Шла подготовка минных полей и огневых точек с учетом того, что немцы пустят вперед мощнейших «Тигров», «Пантер» и «Фердинандов» и предпримут ряд других маневров, которые можно было предугадать. Предстояло выдержать удар чудовищной силы. Например, на южном фланге Курской дуги девять лучших дивизий вермахта сосредоточились на фронте шириной 45 км.

Немцам перед решающим броском на восток было зачитано патетическое воззвание фюрера:

«Солдаты рейха!

Сегодня вы начинаете великое наступление, которое может оказать решающее влияние на исход войны в целом.

С вашей победой сильнее, чем прежде, укрепится убеждение в тщетности любого сопротивления немецким вооруженным силам».

Однако на рассвете 5 июля, когда немецкие солдаты и офицеры слушали эти слова, готовясь к смертельной охватке, на них обрушился шквал советских снарядов, бомб, мин и ракет. Это было - неожиданно и страшно. Ведь артподготовка обычно предшествует своей атаке, а тут все наоборот.

На нашей стороне командование находилось в напряженном ожидании: не произошла ли ошибка, не перенес ли враг дату наступления? Или вообще главные удары начнутся в других местах?

Но в 6.00 две тысячи немецких танков первой волны выползли из укрытий и двинулись вперед. К их встрече все уже было готово. «Вокруг нас от огня русской артиллерии, - писал радист «Тигра», - дыбом вставала земля. Иван, с присущей ему хитростью, не открывал огня в предшествующие недели... Весь фронт опоясали вспышки выстрелов. Казалось, что мы вползаем в огненное кольцо».

С огромным трудом и большими потерями продвигались вперед немецкие отборные части.

У поселка Прохоровка сшиблись лоб в лоб две танковые армии - около 1200 машин с обеих сторон. Началось небывалое в мире сражение бронированных чудовищ, изрыгавших огонь, взрывающихся, горящих... «Мы столкнулись, - писал немецкий танкист, - с казавшейся неистощимой массой русских танков- никогда раньше я не получал столь наглядного впечатления русской мощи и численности противника, как в этот день. Облака густой пыли делали невозможным получить поддержку от люфтваффе, и вскоре многочисленные «тридцатьчетверки» прорвали наш передовой заслон и, как хищные звери, рыскали по полю боя».

В этом сражении немцы потеряли 400 боевых машин, русские - на сто меньше. Ни о каком дальнейшем германском наступлении не могло быть и речи. Однако произошло нечто значительно худшее для них. «Мы надеялись, - писал командующий группой армий «Юг» фон Манштейн, - что нанесли противнику в ходе операции «Цитадель» столь ощутимый урон, что сможем теперь рассчитывать на передышку в этом секторе фронта...»

Ничего подобного не произошло. Сильно потрепанные танковые дивизии немцев отошли назад для передислокации и ремонта. Наши потери тоже были немалыми, однако поле боя осталось за нами, и „около тысячи поврежденных советских танков и САУ (самоходные артиллерийские установки) за полмесяца были вновь введены в строй. Подошли подкрепления. И хотя немцы совершили новый танковый прорыв на юге, это лишь ухудшило их положение. 3 августа советские войска перешли в наступление, нанося измотанному противнику сокрушительные удары. Он откатывался назад, не имея возможности закрепиться на каких-либо рубежах, ибо они не были заблаговременно подготовлены.

Как писал западногерманский историк Пауль Карелл: «...Накопленные за многие месяцы настойчивыми и самоотверженными усилиями войсковые резервы, и особенно танковые и моторизованные дивизии, растаяли в огненном горниле Курской битвы... Наступательная мощь была подорвана на длительное время. С этого момента и впредь создание стратегических резервов окажется более невозможным...

В этом смысле Курская битва была решающим сражением Второй мировой войны».

Гитлеровское великое наступление обернулось величайшим поражением.

Надо отдать должное фюреру: он испытывал серьезные сомнения в целесообразности проведения столь грандиозной операции. И все-таки он недооценил таланты русских генералов и маршалов, а главное - проницательности и высочайшего стратегического умения Сталина, утвердившего общий план операции. Риск был велик с обеих сторон, однако стратегия Сталина оказалась более верной. К тому же он обезопасил свои армии от разгрома, подтянув дополнительные резервы. Даже если бы немцам удалось вклиниться далеко в наше расположение, они столкнулись бы с новыми, готовыми к бою частями.

«То, что Курская битва - гигантская схватка двух вцепившихся друг в друга колоссальных сил, - писал американский военный историк М. Кэйдин, - может стать поворотным пунктом вой-ны в России, было совершенно очевидно обоим смертельным врагам. Если бы операция «Цитадель»... увенчалась успехом, сцена была бы подготовлена для широких новых наступательных операций против русских... Суть немецкого плана: разбить, перемолоть, рассеять, убить, захватить в плен... Позднее, если операция «Цита-дель» пойдет так, как рассчитывал Гитлер, последует большое новое наступление на Москву...» Фюрер предполагал оккупировать Швецию и, усилив южную группировку войск, выбить англо-американские части из Италии.

Все его планы полетели кувырком. Он был подавлен и растерян. Как настоящий хищник Гитлер умел великолепно нападать, а вовсе не держать оборону. Интеллектуально Сталин оказался значительно сильней его, и это вызывало неуверенность в своих действиях, которые предугадывает противник. В боевом единоборстве такая растерянность вынуждает совершать дополнительные ошибки.

До этой битвы Гитлер мог убеждать себя в том, что русских спасла от разгрома под Москвой лютая зима. Сталинградскую катастрофу он тоже мог оправдывать суровыми климатическими условиями, тем более что летние камлании 1941, 1942 и частично 1943 годов проходили успешно. Оккупировав крупнейшие промышленные районы Европейской России, где находилось 40% населения СССР, Гитлер был уверен, что у Сталина осталось слишком мало людских и технических ресурсов.

Геббельсовская пропаганда, неустанно твердившая о слабости советской государственной системы, отсталости промышленности, устарелости и скудности техники, интеллектуальной недоразвитости русского человека, - такая идеологическая обработка воздействовала и на Гитлера, и на его стратегические планы. Он не мог понять, что именно в 1943 году СССР стал превосходить Германию и ее сателлитов по производству высококлассной военной техники (сказалась, конечно, и помощь союзников, но и без них еще до войны были разработаны и запущены в производство превосходные танки, самолеты, орудия, «Катюши»).

Да, Гитлер всегда уважал Сталина - и все-таки недооценивал его. Сказывалась и убежденность в своей гениальности (что подтверждали его замечательные успехи как политика, государственного деятеля, руководителя вооруженными силами). Влияла, как мы уже отметили, антирусская пропаганда, а также вера фюрера в бредовую расовую теорию, согласно которой немцам предопределено изначально господствовать над славянами и побеждать их в сражениях, как положено более высокой расе...

Курская битва произошла летом и была прежде всего столкновением военной техники и тех, кто ею владел, а также стратегической и тактической мысли. Как писал американский военный журналист (бывший во Второй мировой танкистом) Дуглас Орджилл: «В конечном счете именно русские внесли наиболее ощутимый и долгосрочный вклад в теорию и практику танковой войны». И это объяснялось не только искусством инженеров и техников, но и многими другими причинами, включая умение использовать в сложнейших боевых условиях эти машины и механизмы.

«Помимо всего прочего, - по словам Орджилла, - Т-34 дал русскому солдату от рядового до генерала уверенность, которая заложила основу для будущих блестящих успехов советских танковых армий. Трудно переоценить также значение последствий того обстоятельства, что превосходная конструкция Т-34 была разработана и запущена в серийное производство столь своевременно».

Дело, конечно, не в уникальном творении, которое командующий танковой армией вермахта генерал-фельдмаршал Эвальд фон Клейст назвал «самым лучшим танком в мире». На Курской дуге произошло столкновение техники, которая была детищем научно-технологической мысли, индустрии, квалификации специалистов, всего промышленного и интеллектуального потенциала страны. И Советский Союз (Россия) по всем этим показателям оказался на самом высоком уровне, не уступая в этом ведущим капиталистическим державам.

...Мы уделили так много внимания Курской битве, потому что война, по замечанию остроумного американского писателя Амброза Бирса, - это «развязывание с помощью зубов политического узла, который не поддается языку». В такой «дипломатии пушек» Сталин оказался значительно более умелым, предусмотрительным, хитроумным и мудрым, чем Гитлер. Поражения последнего во многом определялись тем, что он слишком поздно осознал, что имеет Дело с противником, превосходящим его едва ли не во всех отношениях.

Финал

Рузвельт и Черчилль, как писал Хаффнер, «не только опасались, что из-за затяжки с открытием второго фронта Сталин может пойти на мир, чтобы вырваться из войны, но и предполагали, что Гитлер, особенно после Сталинграда, наверняка ухватится двумя руками за такую возможность спасения... Они серьезно думали о том, как предупредить преждевременный распад большой военной коалиции. Результатом их размышлений явилось требование о безоговорочной капитуляции Германии, которое было провозглашено 23 января 1943 года на совещании в верхах западных держав в Касабланке, приглашение на которое Сталин отклонил.

Это требование исключало любое перемирие или переговоры о мире со стороны западных держав не только с Гитлером, но и с любым другим германским правительством. Благодаря ему союз между Востоком и Западом действительно продержался до полной победы над Германией...

Такой представляется картина прошлого в наши дни. Однако в 1943 году еще длительное время было сомнительным... предотвратили ли (Рузвельт и Черчилль. - Лет.) сепаратный мир между Германией и СССР. Правда, в своем приказе по случаю 1 мая 1943 года Сталин совершенно определенно поддержал требование западных держав. Однако в июле, после своей крупной победы в грандиозной битве под Курском, русские открыто и демонстративно вновь отмежевались от этой политики: они сделали это одновременно с созданием Национального комитета «Свободная Германия» из немецких военнопленных и коммунистов. Это предложение предусматривало ведение «нормальных» переговоров о мире, правда, теперь уже не с Гитлером, а с такой Германией, которая нашла бы в себе силы и разум освободиться от Гитлера... Одобренный русскими Манифест Национального комитета читается как сплошная полемика против политики «безоговорочной капитуляции».

Действительно, в Манифесте речь шла о возможности мирного договора с Германией, но конечно же не нацистской: «Если германский народ по-прежнему безропотно и покорно допустит, чтобы его вели на гибель, тогда Гитлер будет свергнут лишь силой армий коалиции. Но это будет означать... расчленение нашего отечества. И пенять нам придется тогда только на самих себя. Если германский народ вовремя обретет в себе мужество и докажет делом, что он... преисполнен решимости освободить Германию от Гитлера, то он завоюет себе право самому решать свою судьбу и другие народы будут считаться с ним... С Гитлером мира никто не заключит... никто с ним и переговоры не станет вести. Поэтому образование подлинно национального немецкого правительства является неотложнейшей задачей нашего народа... Верные родине и народу силы в армии должны при этом сыграть решающую роль. Это правительство тотчас же прекратит военные действия, отзовет германские войска на имперские границы и вступит в переговоры о мире, отказавшись от всяких завоеваний».

Предложение о переговорах было альтернативой требования Запада о безоговорочной капитуляции. «Таким образом, - писал Хаффнер, - еще в 1943 году Советский Союз открыто говорил о мире с Германией, которая избавилась бы от Гитлера... Очевидно, что и в июле 1943 года, когда военная победа русских, даже без «второго фронта», была лишь вопросом времени, скорый мир без Гитлера был для них приемлемее достигнутой в результате неисчислимых жертв полной победы. Между тем манифест Национального комитета не нашел отклика в Германии. И тогда в октябре, после трех месяцев напрасного ожидания, русские присоединились на конференции министров иностранных дел в Москве к требованию о безоговорочной капитуляции. В 1944 году победоносные советские армии закончили освобождение территории СССР, освободили почти половину Восточной Европы и подошли к границам Германии. Западные союзники оставались на территории Бельгии. И вдруг именно там, в Арденнах, в декабре 1944 года Гитлер нанес контрудар, закончившийся для англо-американцев угрозой нового Дюнкерка. Эта угроза была устранена только верным союзническому долгу Сталиным, который приказал ускорить наступление на гитлеровцев на Восточном фронте».

По Хаффнеру, замысел Гитлера состоял в том, чтобы «заставить западные державы продолжить ее (войну. - Авт.) против СССР, а для этого они должны были объединиться с Германией, с его, гитлеровской Германией... Гитлер хотел поставить западные державы перед выбором: либо в последнюю минуту выступить с ним против Советского Союза, либо остаться у разбитого корыта. Он верил, что они скрипя зубами выберут партнерство с Германией как меньшее зло. Своим наступлением в Арденнах Гитлер хотел им показать, что он не может уже сдержать русских, но их он может и будет сдерживать и даже может отбросить. Либо вы будете вместе со мною стоять на берегах Вислы, либо русские дойдут до Рейна и даже до Ла-Манша. Выбирайте! Но такой замысел не удался. Не хватило сил... наступление в Арденнах захлебнулось. Русские неудержимо двигались к Одеру».

Но может быть, у Сталина, окрыленного победами, возникло искушение продвигаться как можно дальше на Запад, распространяя свою власть на максимальное число стран Европы? Не возникла ли у него мысль реанимировать давнюю идею мировой революции?

Ответы на эти вопросы - только отрицательные. Никаких агрессивных планов создания своей «империи», которыми был обуян Гитлер, у Сталина не было. Хаффнер писал: «Сталин сам остановил свои армии на Одере. Он, как и Гитлер, считал, что перед лицом быстро несущейся на Запад русской лавины западные державы впадут в панику и могут пойти на союз с немцами. Сталин был полон решимости не допустить этого.

В отличие от Гитлера Сталин был весьма трезвым, хладнокровным и осторожным политиком, который всегда знал меру. Он также видел опасность столкновения продвинувшихся вперед армий с Востока и Запада. Ее можно было избежать лишь в результате предварительно заключенных конкретных соглашений о демаркационной линии в оккупационных зонах. Такие соглашения были для него важнее сенсационных военных успехов, которые, чего доброго, могли напугать западных союзников... Это удалось ему сделать на Ялтинской конференции».

Яростное сопротивление, которое оказывали гитлеровские войска натиску Красной Армии, показывает, насколько сильна была ) идеологическая обработка немцев, как верили они своему фюреру. Он тоже не собирался капитулировать, до последних дней надеясь, что англичане и американцы поймут, как опасно для них распространение коммунизма и насколько выгодней сотрудничать с фашистской Германией, тоже капиталистической страной. Пожалуй, в подобных мечтах Гитлер слишком далеко отрывался от реальности. И в США, и в Англии очень влиятельные еврейские кланы не могли бы простить геноцид своего народа. Кроме того, общественное мнение в этих двух странах было совершенно явно настроено в пользу союзного СССР и против фашистов.

Правда, по мнению Хаффнера, «надежда Гитлера на столкновение Запада с Востоком была не такой уж необоснованной: весной и ранним летом 1945 года, действительно, была опасность, что война между победителями могла вспыхнуть сразу же. По крайней мере, один из ведущих деятелей коалиции - Черчилль был, по достоверным источникам, готов и даже стремился к этому». Хотя, пожалуй, если и была такая готовность, то лишь как один из вариантов действий, не более того.

Свои надежды Гитлер возлагал именно на Англию. На это у него были соображения сугубо теоретические. Как писал Шелленберг, на его расовую теорию о превосходстве германских народов опиралось его неприятие смешанных рас. На этой же основе выросла и его концепция единения с Англией, «братским германским народом». Это единение предполагало противопоставить величайшему врагу Запада, «коммунистическому недочеловечеству». При этом он был твердо убежден, что Сталин с 1924 года, в соответствии с гигантской тайной программой, осуществляет систематическое расовое смешение народов Советского Союза, стремясь к преобладанию монголоидных элементов. Многочисленные разведывательные сообщения о действительном положении дел в России не могли заставить его отказаться от этой навязчивой идеи».

Отметим, кстати, что расизм, пытавшийся опираться на научные данные, был популярен во многих западных странах. Например, американские антропологи Нотт и Глиддон опубликовали в 1854 году монографию «Типы человечества», где утверждали полное отсутствие родства между белыми и чернокожими, приближенными к человекообразным обезьянам. Французский аристократ Ж.А. де Гобино издал «Опыт о неравенстве человеческих рас» (1853), пытаясь доказать превосходство высшего расового типа - арийского. На такой основе вполне могли сойтись руководители крупнейших западных держав в своем давнем стремлении разрушить «азиатскую» - по их представлениям - Россию. Хотя, конечно же, сам Сталин был не менее (если не более) арийским типом, чем Гитлер, Геринг, Геббельс и многие другие нацисты. Так что гитлеровские расовые фантазии скорее всего имели более политический, чем антропологический характер.

У Гитлера были основания надеяться на соглашение с западными союзниками СССР по той простой причине, что Черчилль с давних пор хранил ненависть к стране, где у власти находятся представители народа, а не ставленники богачей и знати. Резкое ослабление влияния стран капитала в Европе толкало их на сговор с ослабевшей Германией против необычайно усилившегося Советского Союза. Если учесть, что здоровье Рузвельта ухудшилось и он умер 12 апреля 1945 года, а Черчилль на некоторое время стал самым влиятельным политиком Запада, его сговор с военным руководством фашистов был вполне возможен. Порой даже такие договоренности осуществлялись, а немцев, сдавшихся в плен англо-американцам, оставляли для возможной совместной войны против Советского Союза.

Главной помехой в этих планах был страх потерпеть сокрушительное поражение от могучей армии, сумевшей разгромить самую мощную военную машину Западной Европы. Русские войска неудержимо двигались на запад, и единственно, что могло их остановить, это приказ Сталина. И такой приказ был дан. СССР не стремился завоевывать Европу. Есть версия, что некоторые советские маршалы хотели этого, но Сталин выступил против.

Цена победы

Великие победы не покупаются, а одерживаются в тяжелых ера-жениях. Однако бывают и так называемые «пирровы победы», которые могут стать предвестниками тяжелейших кризисов и поражений.

Подчас в нашей стране за последние полтора десятилетия звучало и такое: лучше бы в войне победили страны Запада, пусть даже с германскими фашистами вместе, чем система «сталинизма», угнетавшая русский народ. И хотя так говорили и некоторые представители русской нации, их бы следовало причислить к врагам нашего народа и нашей культуры. Ведь после победы в Великой Отечественной СССР необычайно быстро возродился и окреп. В США разрабатывались планы нападения на нас, даже с применением атомного оружия, однако никто не рискнул их претворить в жизнь.

Некоторые деятели высказывались в том смысле, что падение рождаемости в СССР и быстрое уменьшение прироста населения объясняется людскими потерями военного времени. Это, конечно, чепуха, ибо вымирание русских началось в ельцинский период и продолжается теперь, когда о последствиях войны, бывшей шесть десятилетий назад, говорить нелепо. Главный показатель демографического и социального неблагополучия в стране - рост смертности. А этот показатель неуклонно увеличивался, как мы уже говорили, с хрущевских времен и резко пошел вверх после расчленения великой России-СССР.

Впрочем, сейчас речь идет о поединке Сталина и Гитлера, где дипломатия мира обернулась страшной войной. Кто в ней победил? Судя по целому ряду высказываний в средствах массовой (дез) информации, можно подумать, что восторжествовала Германия, ибо немецкий народ понес неизмеримо меньшие потери, чем советский. Например, в изданной массовым тиражом «Большой энциклопедии» («Хроника человечества», 1996) сказано, что перед войной в советских тюрьмах и лагерях находилось 10 млн человек. Потери в войне указаны в миллионах: СССР- 13,6 военных и 7 гражданских, Германия - 4,75 военных и 0,5 гражданских.

В «Большом энциклопедическом словаре» (1998) даны другие цифры: «По различным данным, потери вермахта составили от 6 млн до 13,7 млн ч., СССР потерял ок. 27 млн ч., в т.ч. 11,3 млн ч. на фронте, 4-5 млн партизан... В фашистском плену оказалось ок. 6 млн ч.». А.И. Солженицын обнародовал совершенно чудовищный (и по масштабам лжи тоже) показатель числа погибших наших военных- 44 млн, хотя затем решил уменьшить до 31 млн. Поистине антисоветская злоба затуманивает многие умы. И это - в 1990-е годы, когда установилось господство в стране олигархов при неимоверном расхищении национальных богатств и вымирании народа!

Заметим, что геббельсовская пропаганда во время войны, когда дезинформация становится стратегическим ресурсом, и то не достигала таких высот лжи. В газете «Клич», распространявшейся среди пленных красноармейцев, утверждалось, будто к началу 1942 года Красная Армия потеряла 20 млн человек при 5 млн пленных. Сходную цифру (22 млн) назвал антисоветский публицист Ю. Геллер. А вторящий ему М.П. Капустин назвал Отечественную войну поистине великой по масштабам потерь, и подчеркнул, что в конце 30-х годов «массовыми репрессиями был замучен и погублен цвет нации во всех слоях партийной, государственной, военной, общественной, научной и культурной интеллигенции».

Подумать только: погубили наилучших людей, до этого нарочно обрекли на голод «многие миллионы», а в результате... победили в самой жестокой за всю историю войне! Да это же чудо из чудес. Выходит, что победа далась вопреки неимоверным потерям Красной Армии, вопреки ущербности советского строя; вопреки миллионам заключенных в тюрьмах и лагерях; вопреки государственному террору и уничтожению лучших сынов отечества, включая самых талантливых военачальников, цвета офицерства и интеллигенции; вопреки бездарному руководству Сталина.

Обдумывая подобные «вопреки», приходишь в замешательство, будто такая страна и такой народ могли бы выстоять против сильнейшего врага, против самой мощной военной машины Запада, а фактически - против всей Западной континентальной Европы (около 300 млн человек!) с ее огромным экономическим потенциалом?

Тем не менее значительная часть нынешней российской интеллигенции (служащих) верит, что было именно так. Например, актер и кинорежиссер А. Смирнов в одной из телепередач истерично кричал, что в войне победили не умением, а числом, горами трупов, десятками миллионов убитых советских солдат. 22 февраля 1999 года руководитель телеканала «Россия» (а затем и министр культуры РФ) М. Швыдкой сослался на анекдот о Сталине, который на вопрос о потерях Красной Армии якобы ответил: «А сколько было убито фашистов? Около семи миллионов? Вот и наших погибло примерно столько же». Михаил Ефимович уточнил, что в Действительности советские потери были в три-четыре раза выше. Его собеседник журналист А. Симонов не усомнился в этом.

Итак, фашисты захватили территории, где находилось 40% населения СССР - 78 млн человек. В распоряжении Сталина осталось 115 млн, из которых 10 млн пребывало в лагерях, а около 20 млн было убито или попало в плен. Если учесть еще раненых и больных, то получается, что у Сталина фактически вовсе не осталось в 1943 году взрослых здоровых мужчин. А ведь до следующего года СССР сражался один против вермахта в Европе. Как же удалось нанести немцам и их союзникам сокрушительные удары?

Понять И. Геббельса, втрое увеличившего потери Красной Армии, можно: шла война не на жизнь, а на смерть, в которой все средства хороши. Но как расценивать опусы А. Солженицына, заявления М. Швыдкого, Ю. Геллера, Э. Генри, М. Капустина и прочих публицистов? Можно предположить, что все они ненавидят сталинскую систему, и это мешает им быть объективными. Но ведь в действительности речь идет о России, СССР, советском народе. Пусть даже они повторяют чьи-то чужие мнения, но почему бы не усомниться, не удивиться и, в конце концов, не обратиться к фактам.

Перед войной СССР ускоренно наращивал свой экономический и оборонный потенциал. Это требовало огромных усилий всего народа. Да, был недород и голод, но тем не менее общая смертность в стране снижалась и прирост населения составлял 1-2%. Следовательно, никаких массовых репрессий не было. В ГУЛАГе находилось в 1939 году 1 672 486 человек (из них 454 432 - за контрреволюционные преступления), а на следующий год соответственно 1 659 992 и 445 тыс. Да, шла жестокая борьба с уголовниками, насильниками и врагами советской власти. Но именно это позволило сплотить народ в предвоенное время. Если бы советские люди не доверяли Сталину и ненавидели власть, этот режим рухнул бы сразу же после первых поражений от фашистских захватчиков. Гитлер на это и рассчитывал. Хотя, зная о реальном положении советского народа, полагал, что более вероятный вариант: захват только европейской части Союза.

Перед войной армия, имевшая 680 тысяч командиров, потеряла (осужденных и расстрелянных) около 10 тыс., то есть 5%. Были ли они лучшими из лучших? Вряд ли. Ведь не они руководили частями Красной Армии, победившими в войне. Между прочим, 6 марта 1946 года Геббельс занес в свой дневник запись, приведя мнение Гитлера: Сталин своевременно провел военную реформу «и поэтому пользуется сейчас ее выгодами».

Война показала, что советские маршалы и весь командный состав не уступали лучшим германским генералам и офицерам. Сталин достаточно быстро понял, кого следует назначить на руководящие посты. Дальнейшие события подтвердили его правоту и мудрость как Верховного Главнокомандующего. Бывали у него ошибки, и немалые (он и сам в ряде случаев это позже признавал). Однако в конечном итоге правда была на его стороне, и он, а никто другой, привел СССР к победе.

За последние десятилетия стало модным всемерно восхвалять Г.К. Жукова как «творца Победы». Конечно, в его военном гении сомневаться не приходится. Не случайно ему Сталин доверил ряд ответственнейших операций. Но разве можно не воздать должное другим советским полководцам? Ведь сражения шли на многих фронтах и вдобавок в тылу врага. Требовалось руководить тылами не только армий, но и всей страны, снабжать войска всем необходимым, создавать новые образцы вооружения, спасать беженцев и пострадавших. А еще немалых трудов стоили дипломатические акции. Приходилось вести внешнюю политику, следить за состоянием стран союзников и противников... Короче говоря, много требовалось для победы.

Ну а как, же с военными потерями?

В книге честного и умного исследователя Вадима Кожинова «Великое творчество. Великая победа» был произведен подсчет наших потерь. По данным Госкомстата середины 1990-х годов, общее число умерших за годы войны, не считая естественной смертности, - 26,3 млн человек, не считая оказавшихся за пределами страны, которых было около 5,6 млн. Значит, война унесла примерно 20 млн советских жизней. Сколько же погибло наших военнослужащих? По результатам профессионального анализа В.В. Кожинова - 8,6 млн человек.

Примерно такую же цифру получил американский демограф (русский эмигрант) С. Максудов, работавший в Гарвардском университете. Он уточнил, что с учетом естественной смертности в армии от рук врага погибло 7,8 млн советских военных.

В «Военно-историческом журнале» (№ 9, 1990) приведены выводы двух специальных комиссий, подсчитавших наши потери. Всего было убито, пропало без вести, погибло в плену, умерло от ран, болезней и несчастных случаев 8 668 тысяч солдат и офицеров Красной Армии. Из них на первые полгода войны приходится 1,5 млн Учтем, что примерно столько погибло в фашистском плену. Обходись и мы так с вражескими пленными, немцы и их союзники не Досчитались бы более 10 миллионов своих военных (их потери составили 7,6 млн человек, а более 8 млн сдалось в плен).

Обратим внимание и на потери гражданского населения. Пронемецкая «Большая энциклопедия», преувеличив число наших павших воинов примерно в 2,5 раза (!), приуменьшила жертвы среди мирных жителей. Правда в том, что фашисты уничтожали наше гражданское население, а Красная Армия этого с немцами не делала. И все это- не пропаганда, а честные выводы, основанные на фактах.

Нередко говорят, что у нас главной ударной силой были штрафные батальоны. Мол, шли наши воины вперед от страха, ибо сзади стреляли им в спину заградительные отряды. Это - ложь и клевета. Всего прошло через спецлагеря бывших военнослужащих Красной Армии, вышедших из окружения и освобожденных из плена, - 354,6 тыс. человек. Из них 249,4 тысячи было передано в воинские чести, 30,7 тыс. - в промышленность, а 18 382 человека направлено в штурмовые батальоны. Кроме того, было создано из офицеров 4 штурмовых батальона по 920 человек каждый. Следовательно, на каждую тысячу обычных военных приходилось 2 штрафника. Никакого решающего значения эти отчаянные, но малочисленные части иметь не могли. Герой Советского Союза писатель В. Карпов, прошедший огненное крещение в штрафбате, высказался так: никто нас в бой не гнал пулеметами. Если б так было, мы пошли бы на них, а не на фашистов.

Почему же мы победили? На этот вопрос ответил Сталин, выступая на приеме в честь командующих войсками Красной Армии 24 мая 1945 года. Он поднял тост: «За здоровье советского народа, и, прежде всего, русского народа». И пояснил: «У нашего правительства было немало ошибок, были у нас моменты отчаянного положения в 1941-42 годах, когда наша армия отступала, покидала родные нам села и города... И народ мог бы сказать правительству: вы не оправдали наших ожиданий, уходите прочь, мы поставим новое правительство, которое обеспечит мир с Германией и обеспечит нам покой. Но русский народ не пошел на это... И это доверие русского народа советскому правительству оказалось той решающей силой, которая обеспечила историческую победу над врагом человечества, - над фашизмом».

Принимая участников Парада Победы, он вновь вернулся к этой мысли: «Не думайте, что я скажу что-нибудь необычайное. У меня самый простой, обыкновенный тост. Я бы хотел выпить за здоровье людей, у которых чинов мало и звание незавидное. За людей, которых считают «винтиками» великого государственного механизма, но без которых мы все - маршалы и командующие фронтами и армиями, говоря грубо, ни черта не стоим».

Верные слова. Никто из руководителей нашей страны после него не говорил так просто, честно и справедливо. Несмотря на огромные потери и разрушения, страна невероятно быстро поднялась, промышленность была восстановлена (кстати, еще в 1944 году Сталин провел совещание, посвященное переориентации народного

хозяйства на мирные задачи). Рождаемость быстро пришла в норму, смертность уменьшилась, и прирост населения вновь, как до войны, стал больше, чем в других развитых государствах.

Правда, число осужденных за контрреволюционные преступления в 1950 году достигло абсолютного максимума: 578 912 заключенных в лагерях и колониях. Но надо ли напоминать, что это были почти исключительно власовцы, бандеровцы, бывшие полицаи и прочие враги советской власти. (Позже была пущена ложь, будто тогда сажали или расстреливали всех наших военнопленных.)

Сейчас, полвека спустя, мы имеем возможность наблюдать демонстрации этих «бывших» в Латвии, Эстонии, на Украине. Да, теперь они могут праздновать свою победу. Им помогли победить, в частности, те, кого мы упоминали выше. И чем чаще и громче раздаются проклятья и критические выпады против СССР, советской власти, Сталина, тем хуже живется нашему народу. Вряд ли это - случайное совпадение.

Все это свидетельствует о какой-то поистине раковой болезни интеллекта и совести, поразившей многих наших сограждан, мечтающих о буржуазном рае. Можно подумать, что не германские фашисты, а русские люди под руководством Сталина уничтожали евреев; не англо-американские, а советские самолеты варварски бомбили немецкие города; не американцы, а мы превратили в атомное пекло мирные Хиросиму и Нагасаки. И когда нам не перестают твердить, что Россия должна равняться на западную цивилизацию и переиначивать ради этого свою сущность, свои традиционные ценности, свою культуру, то нет никаких сомнений, что это - путь в небытие не только нашей страны и нашего народа, но и возможно всего человечества.

Итак, завершая тему дипломатического поединка вождей СССР и Германии, надо признать, что победа в мирное и военное время оставалась в конечном счете за Сталиным. И вовсе не потому, что враг его был слабым, глуповатым, наивным. Нет, вовсе не случайно Гитлер (так же как Сталин) поднялся из социальных низов до наивысшего положения в государстве. Это был достойный противник, который побеждал лучших дипломатов Западной и Центральной Европы.

«Не в силе Бог, а в правде»

До сих пор одним из главных примеров непредусмотрительности Сталина называют его неготовность к вторжению немецких полчищ в СССР. Как он мог так довериться коварному Гитлеру? Почему он не реагировал на сообщения о дате начала войны? Какой ужасный дипломатический маневр предпринял он, заключив с Германией пакт о ненападении!

Краткие ответы: он совершенно не доверял фюреру; сообщения о начале вторжения были противоречивыми; пакт о ненападении был необходим для СССР и стал одним из факторов, обеспечивших нашу победу в Великой Отечественной войне. Отчасти обо всем этом мы уже говорили. Сейчас приведем некоторые дополнительные сведения, которыми завершим тему дипломатических поединков Сталина и Гитлера.

Очень характерная деталь: каждый из этих деятелей воспринял ратификацию мирного договора как свой крупный успех. Когда так думают главы двух враждебных государств, это означает, что кто- | то из них серьезно заблуждается и остался в проигрыше. Кто же?

Сообщение о предстоящем визите Риббентропа в Москву было передано средствам массовой информации заранее с указанием цели: заключить пакт о ненападении. Однако при этом ТАСС заявил, что эта акция не исключает продолжения «переговоров между СССР, Англией и Францией в целях организации отпора агрессии». О какой агрессии может идти речь? Только - о германской. Следовательно, Сталин переубедил руководителей западных держав о необходимости предпринять совместные усилия для того, чтобы совместно противостоять гитлеровской политике захвата чужих территорий.

В тот же день- 22 августа- К.Е. Ворошилов принял главу французской военной миссии генерала Ж. Думенка и вновь подтвердил готовность советского руководства возобновить переговоры с Англией и Францией по «кардинальному вопросу», согласованному с правительствами Польши и Румынии. Как мы знаем, такие переговоры не состоялись, и вины Сталина в этом не было никакой.

Утром 23 августа Риббентроп вылетел в Москву. Шеф-пилот полковник Ганс Бауэр слышал, как министр говорил своим советникам: «Партия, которую нам придется сыграть, обещает быть трудной. Нужно усыпить недоверие советских руководителей - завтра, как и сегодня, они останутся нашими врагами. Придет время - и свастика заполощется здесь на месте серпа и молота». |

Догадывался ли Сталин о таких настроениях в руководстве Третьего Рейха? Не только догадывался, но и был в этом уверен. Когда Риббентроп начал заготовленную речь и упомянул о «духе братства, который связывал русский и немецкий народы...», Молотов его перебил: «Между нами не может быть братства».

Кстати, в кремлевском кабинете Молотова Риббентроп неожиданно для себя увидел Сталина. Стало ясно, что переговоры должны стать быстрыми и результативными. Как вспоминал участник этой встречи с немецкой стороны Г. Хидьгер: «Сталин держался просто и без претензий. Эта манера была частью его тактики при переговорах, как и отеческая благожелательность, благодаря которой он умел пленять своих партнеров и усыплять их бдительность. Но интересно было наблюдать, с какой быстротой радушие Сталина в отношении Риббентропа сменялось ледяной холодностью, когда он отдавал краткие приказания или задавал какой-либо относящийся к делу вопрос».

Так, обращаясь к посланцу Гитлера, заговорившему о том, что Германия и Россия не должны обращать внимания на взаимные действия против третьих стран, Сталин отрезал: «Не может быть нейтралитета с нашей стороны, пока вы сами не перестанете строить агрессивные планы в отношении СССР. Мы не забываем, что вашей конечной целью является нападение на нас».

Как видим, Сталин говорил честно и столь откровенно, что, казалось бы, пренебрегал принципами дипломатии, предполагающими не выдавать своего подлинного отношения к происходящему, дабы дезориентировать своего противника. А Гитлер, как это ни странно, верил слову Сталина и почти не сомневался, что тот не нарушит пакт о ненападении. Очень желая заключить такой договор для гарантии нейтралитета СССР во время намечавшегося на ближайшее время нападения Германии на Польшу, фюрер опасался лишь провала миссии Риббентропа. Он написал Муссолини 25 августа, что «понятия не имел о возможной продолжительности переговоров с СССР и какой-либо гарантии их успеха».

Его должно было бы насторожить чрезвычайно быстрое согласие советского руководителя заключить пакт, дающий возможность распространять германскую агрессию как на Восток (захват Польши), так и на Запад. А Сталин, словно усыпляя бдительность фюрера и заверяя его в своем уважении, .по окончании переговоров предложил тост:

«Я знаю, как сильно немецкий народ любит своего вождя, поэтому я хотел бы выпить за его здоровье».

Как позже вспоминал Г. Хильгер: «Тон его разговоров о Гитлере и манера, с которой он провозглашал тост за него, позволяли сделать заключение, что некоторые черты и действия Гитлера, безусловно, производили на него впечатление... Это восхищение было, по-видимому, взаимным, с той только разницей, что Гитлер не переставал восхищаться Сталиным до последнего момента, в то время как отношение Сталина к Гитлеру после нападения на Советский Союз перешло сначала в жгучую ненависть, а затем в презрение».

Насчет восхищения Сталина Гитлером - чересчур сильно сказано. Просто тост за здоровье фюрера, произнесенный спокойно и неожиданно, произвел сильное впечатление на немцев, что, по-видимому, и требовалось советскому руководителю. Прощаясь с Риббентропом, он сказал: «Советское правительство очень серьезно относится к новому договору. Я могу дать мое честное слово, что Советский Союз не обманет своего партнера».

Гитлер был в восторге от своей удавшейся, как он полагал, крупной дипломатической хитрости: усыпив бдительность опасного восточного соседа, он получал возможность подчинить себе Западную Европу, после чего с новыми силами двинуться на Россию. В своем кабинете он радостно кричал: «Теперь весь мир в моем кармане! Теперь Европа принадлежит мне!»

А уже 28 августа Р. Гесс на совещании в имперской канцелярии дал указание разъяснять членам нацистской партии, что договор - временная мера, не меняющая враждебного отношения Германии к Советскому Союзу.

Понимал ли Сталин это важное обстоятельство? Безусловно. Ведь он отверг предложение Риббентропа ввести в официальное коммюнике о переговорах утверждение о «вновь обретенной германо-советской дружбе». По словам Сталина: «Годами мы выливали друг на друга целые ведра помоев, а теперь мы сразу хотим, чтобы наши народы поверили, что все предано забвению и прощению. Так скоро не бывает...»

Сталин не желал обманывать свой народ, да и с немецким руководством он не хитрил. Ему надо было решить две стратегически важные задачи: обеспечить своей стране мир на год или два, а также отодвинуть границу СССР как можно дальше на запад, чтобы иметь дополнительную «зону безопасности» на случай гитлеровской агрессии. И то, и другое ему удалось. Оставалось только спешно, с полным напряжением сил готовиться к неизбежной войне. Так он и сделал.

После начала войны, в обращении к советскому народу 3 июля 1941 года, Сталин отметил, что фашистская Германия, вероломно разорвав пакт и совершив нападение на СССР, добилась временного военного преимущества, но крупно «проиграла политически, разоблачив себя в глазах всего мира как кровавого агрессора». Он назвал войну Отечественной.

Гитлер полагал, что решающей силой, которая сломит сопротивление любого противника, является мощь его вооруженных сил, оснащенных новейшей техникой, высокий боевой дух его солдат

и офицеров, величие арийской расы, лучший представитель которой - немецкий народ.

Однако Гитлер не мог, не желал признаться даже самому себе, что со стороны Германии это была захватническая, несправедливая война, а, значит, правда и справедливость были на стороне Сталина, советского народа.

...Интересно, что несколько иначе подошел к этой проблеме крупнейший ученый XX века, создатель учения о биосфере В.И. Вернадский. Он вовсе не был горячим сторонником советской власти. Тем не менее он был убежден, что человечество движется к ноосфере, царству разума, и по этому пути идет Советский Союз. По его словам: «Важен для нас факт, что идеалы нашей демократии идут в унисон со стихийным геологическим процессом, с законами природы, отвечают ноосфере. Можно поэтому смотреть на наше будущее уверенно. Оно в наших руках. Мы его не выпустим».

По его мнению, «борьба с Гитлером закончится победой»: «дикие идеи гитлеризма могут быть только эфемерны...» Но дело не только в общих идеях. В письме сыну он сообщил о своем выводе: «Мне хочется тебе написать несколько слов о том резком изменении, которое на каждом шагу наблюдаешь в этой войне в сравнении с прошлой (он имел в виду Первую мировую. - Авт.). Совершенно несравнимо. Народ как бы переродился. Нет интендантства, наживы и обворовывания. Армия снабжается, по-видимому, прекрасно. Много помогают колхозы. Исчезли рознь между офицерством и солдатами. Много талантливых людей... достигает высших военных должностей...»

Можно высказать немало серьезных сомнений в том, что человечество приближается к ноосфере. Но действительность, неопровержимая реальность доказала справедливость, оправданность оптимизма, веры и Вернадского, и Сталина в победу над фашистами в самые трудные периоды Отечественной войны. (Между прочим, во время нее Вернадский был удостоен Сталинской премии.) Правда была на стороне русского народа, страны социализма и ее руководителя Сталина.

Весьма показательно, что честная дипломатия была одинаково чужда и Берлину, и Лондону, и Парижу. И в конце концов в начале войны полностью обанкротились руководители Англии и Франции, а затем пришел черед и Германии. По справедливому мнению известного американского историка У. Ширера: «Одно было очевидно всем: англо-французская дипломатия полностью обанкротилась. Шаг за шагом западные дипломатии отступали перед Гитлером. С Советским Союзом на их стороне они все еще могли убедить германского диктатора не начинать войну или, если бы это

не удалось, сравнительно быстро победить его в вооруженной схватке. Но они позволили этой последней возможности ускользнуть из рук».

Вспомним, как вели себя крупные английские политики незадолго до вторжения немцев в СССР. Перелет Рудольфа Гесса в Англию 10 мая 1941 года не был, конечно, спонтанным. Ведь речь шла о третьем лице в нацистской партии, близком друге Гитлера. Они провели 9 месяцев в одной тюремной камере после «пивного путча», и здесь будущий фюрер диктовал ему свой основополагающий труд «Моя борьба» («Майн кампф»).

За пять дней до перелета Гесс имел долгую беседу с Гитлером. О чем они говорили, неизвестно, однако прощались, по свидетельству телохранителя, трагично. Непосредственно перед отлетом Гесса Альфред Розенберг передал ему дополнительные директивы фюрера (которому вскоре доложил о выполнении задания).

Таков был оригинальный, пожалуй, еще небывалый в истории дипломатический ход Гитлера: послать в страну, находящуюся в состоянии войны с Германией, своего ближайшего соратника с тайной миссией. Гесс был известным антикоммунистом; его появление в Англии уже поэтому ясно указывало, каким было задание: договориться с руководством Англии о совместных действиях против СССР или как минимум о нейтралитете этой страны.

Пожалуй, Гитлер совершил крупный просчет, направив в ночь с 10 на 11 мая тысячу немецких самолетов для бомбардировки английских городов. Он хотел продемонстрировать свою силу и с этих позиций провести тайный сговор с британским правительством. Однако и тут сила не смогла восторжествовать над правдой, которая была на стороне английского народа, защищавшего свою родину. Патриотический подъем был слишком велик, а дух сопротивления не сломлен.

С Гессом три дня вел тайные переговоры опытный дипломат Айвор Киркпатрик. Позже он писал, что Гесс убеждал его в неотвратимости полного поражения Англии в войне с Германией. Ссылаясь на поручение фюрера, он уверял, что в случае заключения мирного соглашения с Германией Англии будет гарантирована гегемония в ее заморских территориях, а во владении Третьего Рейха останется вся континентальная Европа. На морях и океанах будет господствовать британский флот, а на суше - немецкая армия. Американцы останутся в изоляции.

В начале июня к тайным переговорам с Гессом (о которых, кстати, было известно Сталину) подключился член кабинета Черчилля лорд-канцлер Джон Саймон (под псевдонимом «доктор Гатри»). Значит, британские правящие круги придавали большое значение миссии Гесса. Саймон поинтересовался, включает ли понятие «континентальная Европа», входящая в сферу интересов Германии, какую-либо часть Советского Союза? Гесс ответил утвердительно, уточнив, что речь не идет об азиатской части страны.

Полное содержание беседы Саймона с Гессом остается неизвестным до сих пор; предполагается, что член британского правительства получил послание Гитлера (оно тоже не рассекречено, если только сведения о нем верны). Повторим, что попытка Гитлера вести переговоры - через Гесса - с позиции силы была неразумна. После многочисленных авианалетов и жертв среди мирного населения антифашистские настроения в Англии глубоко укоренились. Черчилль, взявший твердый курс на продолжение войны, пользовался широкой поддержкой своих граждан. К тому же он был убежденным сторонником гегемонии Англии в Западной Европе, да и вряд ли верил обещаниям Гитлера сохранить колониальную Британскую империю. Ведь Гитлер уже доказал свое вероломство, захватив Чехословакию, Польшу, Бельгию, Францию. Не было никаких сомнений, что он в ближайшее время нападет на СССР вопреки мирному договору. Какой государственный деятель, находясь в здравом уме, доверится обещаниям такого «союзника», еще недавно бывшего врагом?!

Конечно же, Черчилль не был столь доверчивым человеком. Странно только, что Гитлер мог питать серьезные надежды на возможность мирного договора с Англией. Предлагая Молотову (а через него- Сталину) разделить «британское наследство», Гитлер также недооценил принципиальную позицию советской дипломатии. И полный провал миссии Гесса также был предопределен в первую очередь антифашистским общественным мнением в Англии. А вот правящие круги страны были, по-видимому, всерьез заинтересованы предложением Гитлера. Не случайно же до сих пор не обнародованы материалы о переговорах с Гессом. А его сын опубликовал книгу «Убийство Рудольфа Гесса», в которой привел доводы в пользу версии об умерщвлении его отца в тюрьме Шпандау агентами английской спецслужбы.

Гесс вполне мог получить от английского правительства если не прямые, то косвенные заверения в том, что второй фронт в Западной Европе не будет открыт после вторжения гитлеровцев в Россию. Как мы знаем, английская политика предполагала уничтожение Советского Союза как главного врага буржуазной демократии, а в идеале - значительное ослабление Германии и СССР во взаимной борьбе.

Не исключено, что миссия Гесса задумывалась Гитлером с необычайно хитрой целью. В таком случае твердо зная, что мирные переговоры с Англией на данном этапе наверняка не состоятся, особенно после крупного налета немецких бомбардировщиков, фюрер мог рассчитывать на возросшую уверенность Сталина в стремлении Гитлера расправиться в первую очередь с врагом на Западе, чтобы не воевать на два фронта. Если таков был замысел, то цель была достигнута. Зная о провале миссии Гесса, Сталин укрепился в надежде, что гитлеровское вторжение откладывается на 1942 год. Тем более что в пользу такого предположения были разведданные о начале войны 15 мая, затем еще позже, и так до даты 22 июня, которая тоже могла оказаться ложной. Предупреждение Черчилля о скором нападении Германии на СССР было разумно толковать как стремление англичан как можно скорее направить вермахт на Восток.

Вновь придется сделать вывод: Сталин находился в безнадежной ситуации. Открыто подтягивать свои войска к западным границам, объявлять военное положение при наличии мирного договора с Германией явилось бы поводом для развязывания войны. В таком случае наиболее целесообразен опережающий удар по немцам. Однако тогда бы СССР выступил как агрессор, а военное преимущество - временное - стало крупным политическим поражением. Страна социализма в глазах мировой общественности предстала бы захватчиком и поджигателем мировой революции. Да и многое ли удалось бы сделать за две-три недели до предполагаемого вторжения? Очень немного.

Наконец, нельзя требовать от Сталина какой-то сверхчеловеческой проницательности. У него были руководители разведок, Генеральный штаб, Министерство иностранных дел. Он обязан был основывать свои решения на их рекомендациях и докладах. Если он допускал отдельные промахи и ошибки, ничего странного в этом нет. Нельзя же считать его гением из гениев!

Важно другое. Он твердо верил, что враг будет разбит, победа будет за нами. И в дипломатических поединках с Гитлером, как в последующих стратегических - на полях войны на стороне русского (советского) народа, защищавшего свою родину, на стороне Сталина как вождя была правда. Из всех крупнейших дипломатов он оставался наиболее честным и откровенным. Это было его главным оружием победы.