Сталин и Хрущев - АНИКА-ВОИН

АНИКА-ВОИН

В своем неукротимом стремлении оболгать великую личность И.В.Сталина, вытеснить ее из исторического пространства и заполнить это пространство собственной персоной, Никита Хрущёв, по сути дела, был самым первым в СССР, кто замахнулся на правду о Великой Отечественной войне, положив начало школе фальсификаций и мифотворчества об этой войне. И хотя к настоящему моменту документально установлена историческая истина по каждому пункту «обвинений» И.В. Сталина Хрущёвым, открыты новейшие архивные документы, которые разваливают, как карточный домик, пресловутый хрущёвский доклад на ХХ съезде, однако массовое сознание, пережившее ещё и вторую целенаправленную атаку антисталинистов горбачёвской эпохи, уже настолько отравлено, что оздоровить его может лишь время.

Свою сверхзадачу Хрущёв видел в том, чтобы по возможности свести к нулю роль Верховного Главнокомандующего и, как скажет в 1996 году радио «Свобода» в цикле передач, посвящённых 40-летию ХХ съезда и хрущёвского доклада «О культе личности и его последствиях», «глядя на лучший портрет Сталина, нарисовать его худшую карикатуру».

«Если бы, да кабы…»

Вот образчики хрущёвского очернительства, разбросанные тут и сям по страницам его «мемуаров»:

«И сейчас еще (цитата относится к 1966 году, т.е. спустя 10 лет после ХХ съезда и 5 – после выноса тела И.В.Сталина из Мавзолея – Л.Б.) остались люди, которые буквально дрожат перед загаженными кальсонами Сталина, по-прежнему становятся перед ним во фронт».

О Маршале Советского Союза И.С. Коневе: «Не могу примириться с тем, как это мог культурный человек согласиться с бредом, который был выдуман Сталиным».

«Открыл «движение сталинистов» с середины 60-х годов маршал Захаров. По его пути идет маршал Конев, а за ними плетется в хвосте Гречко на своих длинных ходулях. Это позор!»…

Или вот такие перлы:

«Если бы Сталина не было, то война развивалась бы для нас удачнее». (под разными соусами это словесное блюдо – излюбленное «на кухне» Хрущёва – Л.Б.).

О якобы неподготовленности СССР к войне: «Я объясняю это провалом воли Сталина, его деморализацией. Он был деморализован победами, которые Гитлер одержал на Западе, и нашей неудачей в войне с финнами. Он уже стоял перед Гитлером, как кролик перед удавом, был парализован в своих действиях».

«Сталин перед войной стал как бы мрачнее. На его лице было больше задумчивости, он больше сам стал пить и спаивать других. Буквально спаивать!».

«Если бы Сталин умер к началу второй мировой войны, то есть к 1939 году, то и Великая Отечественная война могла пойти по другому руслу».

«Если бы послушались совета Ленина и отстранили Сталина от власти, то война за спасение СССР стоила бы нам во много раз меньше, чем стоила при «отце родном, величайшем и гениальном вожде».

«Мемуары» Хрущёва буквально напичканы предложениями в сослагательном наклонении и по количеству «если бы, да кабы» могли бы войти в книгу рекордов Гиннесса!

Но последний «вывод» весьма любопытен. А что, если бы В.И. Ленин, действительно, предложил в своем «завещании» избрать на пост генсека вместо И.В. Сталина молодого, подающего большие надежды политрука Юзовского горного техникума (учёбу в котором он так и не сумел осилить) и большего ленинца, чем сам Ленин – Никиту Хрущёва? Вот тогда бы в СССР в войне таких потерь, действительно, не было бы: Хрущёв бы без боя сдал Советский Союз Гитлеру с потрохами.

Как сдал Киев! Как сдал Харьков!

В дни великих бедствий…

В течение 34 лет, прошедших после ХХ съезда, миллионными тиражами книг, многочисленными статьями в газетах и журналах, по радио и телевидению, как истина в последней инстанции, внедрялась в массовое сознание и безраздельно господствовала в истории антиисторическая версия Хрущёва, который все беды начала войны связывал с «бездействием» и «параличом воли» вождя, а все победы в Великой Отечественной войне либо позорно замалчивал, либо кощунственно утверждал, что «они были совершены советским народом не благодаря, а вопреки воле Сталина».

Наконец, в 6-м номере журнала «Известия ЦК КПСС» за 1990 год появилась публикация под заголовком «Из тетради записи лиц, принятых И.В. Сталиным 21 – 28 июня 1941 года», которая начисто опровергла клеветнические измышления Хрущёва о «прострации», «растерянности» и «бездействии» И.В. Сталина в первые дни войны. Привожу запись от 22 июня 1941 года (всего побывало в этом кремлёвском кабинете 15 ответработников, но в тетради было в этот день 29 записей, так как некоторые были приняты Сталиным по нескольку раз):

(Глава Коминтерна Георгий Димитров сделал в своём дневнике 22 июня 1941 года такую запись: «На встрече в кабинете И.В. Сталина находились Молотов, Ворошилов, Каганович и Маленков. Удивительное спокойствие, твёрдость и уверенность у Сталина и у всех остальных».М. Килев С.43. – Л.Б.)

Вот так: сидел за столом технический секретарь и, глядя на часы, отмечал в журнальчике поминутно, кто и когда в кабинет И.В. Сталина зашёл, кто и когда вышел. И спасибо ему, потому что это очень помогает в разоблачении Большой Лжи, которая с лёгкой руки Хрущёва громоздилась вокруг имени и дел Иосифа Виссарионовича Сталина. (Так было заведено, и в 1994 – 1997 годах в журнале «Исторические архивы» опубликованы «Тетради посетителей кремлёвского кабинета И.В. Сталина» за все годы его правления, которые помогут будущим исследователям-сталиноведам сокрушать «бастионы лжи», которые, говоря словами И.В. Сталина, охраняют Правду – Л.Б.).

Итог работы первого дня войны – «Директива Народного Комиссара Обороны СССР Военным советам Ленинградского, Прибалтийского, Киевского и Одесского военных округов об отражении нападения со стороны Германии на СССР». Отправлена в 7 часов 15 минут (Подписана Наркомом Оборны Тимошенко, Членом Главного Военного Совета Маленковым и Начальником Генштаба Красной Армии Жуковым.

Заместитель Председателя Совета Народных Комиссаров и Народный Комиссар Иностранных Дел В.М. Молотов, покинувший кабинет в 12.05 и вернувшийся в 12.55, выступил по радио с подготовленным в кабинете Сталина «обращением к советскому народу», в котором оповестил «граждан и гражданок Советского Союза, что Советское Правительство и его глава тов. Сталин поручили ему сделать заявление о том, что «сегодня, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну...». Молотов закончил своё выступление словами И.В. Сталина, которые стали девизом Великой Отечественной войны: «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами». В этот же день 22 июня было подготовлено «Положение о военных трибуналах в местностях, объявленных на военном положении, и в районах военных действий» и издан Указ Президиума Верховного Совета Союза ССР об утверждении данного положения.

Итак, 22 июня, в первый день войны И.В. Сталин непрерывно работал в течение 11 часов подряд, после чего уехал отдохнуть, а в 3 часа ночи 23 июня он снова приступил к работе в своём Кремлёвском кабинете, где провёл трёхчасовое ночное совещание с членами Политбюро – Молотовым, Ворошиловым, Берия, Кагановичем и с военными – Тимошенко, Ватутиным, Кузнецовым и Жигаревым. (Итог этого совещания – подготовка и подписание И.В. Сталиным постановления Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б) о создании Ставки Главного Командования Вооружённых Сил СССР в составе Наркома Обороны Маршала Тимошенко (председатель), Начальника Генштаба Жукова, Сталина, Молотова, Маршала Ворошилова, Маршала Будённого и Наркома Военно-Морского Флота адмирала Кузнецова. (Но этот орган в таком составе просуществует недолго – до 10 июля. Уже 30 июня И.В. Сталин возьмёт дело обороны страны в свои руки, подписав Постановление Президиума Верховного Совета Союза ССР, ЦК ВКП (б) и Совнаркома СССР об образовании Государственного Комитета Обороны – Л.Б.). Вечером того же дня, т.е. 23 июня он снова приехал в Кремль и с 18. 45 до половины второго ночи 24 июня он вёл приём военных, наркомов и членов Политбюро. В тот же день с 16.20 до 21.30 он принял 20 человек. С часа ночи 25 июня почти до 6 часов утра он провёл на работе в своём кабинете. Затем до 19 часов отдыхал, а в 19.40 технический секретарь впустил в кабинет И.В. Сталина Молотова и Ворошилова. Два последних посетителя – Вознесенский и Вышинский – вышли из кабинета в час ночи. 26 июня И.В. Сталин с Л.М. Кагановичем вошли в кабинет в 12.10. Через полчаса к ним присоединились Маленков, Будённый, Жигарев и Ворошилов. Всего в этот день было принято И.В. Сталиным 28 человек. Последние вышли в 23.20. Наиболее напряжённый день И.В. Сталин провёл в пятницу, 27 июня – работая без перерыва в течение 10 часов, он проводил совещания и обсуждения с 30 ответработниками. Закончился день около трёх часов ночи. Вождь уехал на Ближнюю дачу только на рассвете. 28 июня И.В. Сталин вошёл в кабинет вместе с Молотовым, Маленковым и Будённым в 19.35. Через 10 минут к ним присоединился Министр госбезопасности Меркулов. В этот день вождь принял 21 человека. И в 00.50 минут из кабинета вместе со Сталиным вышли Молотов, Берия и Микоян.

(Запомним, что Н.А. Вознесенский был на приёме у И.В. Сталина, согласно «Тетрадям» 23, 24, 25 и 27 июня и в общей сложности общался с вождём 8 часов 15 минут. Это нам пригодится – Л.Б.)

29 и 30 июня И.В. Сталин в Кремле не принимал. В этот день им была подготовлен документ особой важности – «Директива Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б) партийным и советским организациям прифронтовых областей о мобилизации всех сил и средстив на разгром фашистских захватчиков» - сыгравший огромную роль в организации отпора фашистам. Многие положения этого документа лягут в основу исторической речи И.В. Сталина 3 июля 1941 года.

Другое события воскресного дня, 29 июня, (а это был 7-й день войны), это рассказ Анастаса Микояна историку Г. Куманёву о том, что, «у Сталина в Кремле собрались Молотов, Маленков, я и Берия. Всех интересовало положение на Западном фронте, в Белоруссии. Но подробных данных о положении на территории этой республики тогда ещё не поступило. Известно было только, что связи с войсками Западного фронта нет. Сталин позвонил в Наркомат обороны маршалу Тимошенко (надо помнить, что именно маршал Тимошенко был Председателем Ставки – Л.Б.) Однако тот ничего конкретного о положении на западном направлении сказать не смог.

Встревоженный таким ходом дела, Сталин предложил всем нам поехать в Наркомат обороны и на месте разобраться с обстановкой. В кабинете наркома были Тимошенко, Жуков и Ватутин. Сталин держался спокойно, спрашивал, где командование фронта, какая имеется с ним связь. Жуков (начальник Генштаба – Л.Б.) докладывал, что связь потеряна и за весь день восстановить её не удалось. Потом Сталин задавал другие вопросы: почему допустили прорыв немцев, какие меры приняты к налаживанию связи и т.д.

... Около получаса поговорили довольно спокойно. Потом Сталин взорвался: что за Генеральный штаб, что за начальник Генштаба, который так растерялся, что не имеет связи с войсками, никого не представляет и никем не командует. Раз нет связи, Генштаб бессилен руководить. Жуков, конечно, не меньше Сталина переживал за состояние дел, и такой окрик Сталина был для него оскорбительным. И этот мужественный человек не выдержал, разрыдался как баба и быстро вышел в другую комнату. Молотов пошёл за ним. Мы все были в удручённом состоянии. Минут через 5 – 10 Молотов привёл внешне спокойного, но всё ещё с влажными глазами Жукова». (Куманёв С.28-29)

Такова версия Микояна. А Молотов рассказывал писателю Ивану Стаднюку так: «Ссора вспыхнула тяжелейшая, с матерщиной и угрозами. Сталин материл Тимошенко, Жукова и Ватутина, обзывал их бездарями, ничтожествами, ротными писаришками, портяночниками. Нервное напряжение сказалось и на военных. Тимошенко с Жуковым тоже наговорили сгоряча немало оскорбительного в адрес вождя. Кончилось тем, что побелевший Жуков послал Сталина по матушке и потребовал немедленно покинуть кабинет и не мешать им изучать обстановку (которой они не владели – Л. Б.) и принимать решения (которые не могли принимать, т.к. не контролировали ситуацию – Л.Б.). Изумлённый такой наглостью военных, Берия пытался вступиться за вождя, но Сталин, ни с кем не попрощавшись, направился к выходу. Затем он тут же поехал на дачу».

Рано утром 30 июня 1941 года Сталин приехал в Кремль с принятым решением: вся власть в стране переходит Государственному Комитету обороны во главе с ним, Сталиным!

Нарком обороны Тимошенко в тот же день был удалён из Москвы и направлен в Смоленск – командующим Западным фронтом. Первый заместитель начальника Генштаба генерал-лейтенант Ватутин назначался начальником штаба Северо-Западного фронта.

Из тройки высокопоставленных военных, участвовавших во вчерашней крупной ссоре, в Москве оставался пока на недолгое время – начальник Генштаба Жуков...

Такие вот последствия имел скандальный инцидент в здании наркомата обороны поздним вечером 29 июня 1941 года. Об этом пишет Зенькович- 2. С. 115

Если принять во внимание версию Зеньковича, что вернулся вождь рано утром 30 июня, то никакого «визита свиты» на Ближнюю дачу (об этом – ниже – Л.Б.) не было и в помине...

С 1 июля рабочие приёмы в кремлёвском кабинете И.В. Сталина возобновились. И напряжённейшие – в самом прямом смысле – дни и ночи продолжались все 1418 суток Великой Отечественной войны...

Вот как описывает И.В.Сталина в начальный период войны писатель Анатолий Марченко в своей книге «Сталин» (М. Армада 1997. С.419 – 420):

«Сталин и в мирные дни не признавал какого-либо бездействия, сейчас и вовсе забыл об отдыхе. Каждые прожитые им сутки были наполнены непрерывным действием, непрерывной работой мозга, непрерывным принятием решений, касающихся положения на фронтах, положения в тылу, положения во внешних сношениях. Нужно было в кратчайшие сроки остановить врага; в кратчайшие сроки наладить производство танков, самолётов, вооружений на заводах, эвакуированных из европейской части страны на Урал и в Сибирь; в кратчайший срок убедить, а то и принудить союзников открыть второй фронт в Европе; в кратчайший срок выковать новые кадры – в армии, в промышленности, в партии...

Двери его кабинета теперь практически не закрывались.Покидали кабинет командующие фронтами – приходили авиаконструкторы; уходили наркомы – появлялись конструкторы танков; уходили учёные – возникали зарубежные деятели и дипломаты.

То и дело шли заседания, встречи, совещания – то в узком, то в расширенном кругу, рождались директивы, приказы и распоряжения, подлежащие немедленному исполнению, за нарушение которых следовала самая жестокая кара...».

Даже Волкогонов вынужден был признать, что «в первый период войны Сталин работал по 16 – 18 часов в сутки… Ежедневно ему докладывали десятки документов военного, политического, идеологического и хозяйственного характера, которые после его подписи становились приказами, директивами, постановлениями, решениями». «Множество самых различных оперативных, кадровых, технических, разведывательных, военно-экономических, дипломатических, политических вопросов рассматривал Сталин ежедневно в своем кабинете. Тысячи документов, на которых стоит подпись Сталина приводили в движение огромные массы людей». (Д.Волкогонов. Сталин. Политический портрет. Книга 2. М.1997. С. 180 – 181).

Таков исторический И.В. Сталин, а не его карикатура, какую создали за полстолетия его недоброжелатели!

Сталин глазами Хрущёва и его последышей

Для правильной оценки доклада «О культе личности и его последствиях» важно помнить, что раздел о войне построен, в основном, на сплетнях, «с чужих слов», так как Хрущёв не жил в Москве в то время, а потому не мог знать, как вёл себя И.В. Сталин в первые дни войны.

Н. Хрущёва начало войны застало в Киеве. Затем с Красной Армией он прошел путь до Сталинграда, а потом обратно до Киева, где и остался до празднования 70-летнего юбилея И.В.Сталина в декабре 1949 года, когда вождь, на свою беду, решив оставить его возле себя, сказал ему: «Ты превращаешься в обычного украинского агронома. Пора возвратиться на работу в Москву», – т.е. война для Хрущёва окончилась не 9 мая 1945 года, а гораздо раньше, а именно, 6 ноября 1943 года, т.е в день освобождения Киева! (Неблагодарный Хрущёв, говоря о факте отзыва его в Москву, в очередной раз скажет гадость о вожде в своих «надиктовках»: «Мотивировка отозвания меня с Украины в Москву в 1949 году, на мой взгляд, результат какого-то умственного расстройства у Сталина»... Л.Б.).

Основным источником информации для Хрущёва выступает обычно, по его словам, уже «замоченный» им Берия, который ничего ни подтвердить, ни опровергнуть не мог. «Я часто вспоминаю рассказ Берии о поведении Сталина 22 июня 1941 года, когда ему доложили о начале войны». (Настолько часто, что в своей книге «воспоминаний» Хрущёв почти дословно приводит его дважды (!): один раз – в главе «Тяжёлое лето 1941 года», другой раз – в главе «Мои размышления о Сталине».(...)

Итак, важнейшее событие для Никиты Сергеевича о войне, которое он «часто вспоминает», ну очень часто, гораздо чаще, чем следовало бы – не 9 мая 1945 года, не Парад Победы 24 июня 1945 года, не освобождение Киева, а россказни о том, что делал Сталин в первые дни, недели, месяцы после нашествия Гитлера, как он выглядел, каким было его морально-психологическое состояние (будущим исследователям биографии Хрущёва я посоветовал бы провести небольшую психоаналитическую экспертизу его отношения к И.В. Сталину – Л.Б.).

Хрущёв на ХХ съезде вещал: «Было бы неправильным не сказать о том, что после первых тяжёлых неудач и поражений на фронтах Сталин считал, что наступил конец. В одной из бесед он заявил: «То, что создал Ленин, мы безвозвратно потеряли». После этого он долгое время фактически не руководил военными операциями и вообще не приступал к делам и вернулся к руководству только тогда, когда к нему пришли некоторые члены Политбюро («визит свиты» 30 июня – Л.Б.) и сказали, что нужно безотлагательно принимать какие-то меры для того, чтобы поправить положение. Н.Х. Из доклада на ХХ съезде Цит. по: Известия ЦК КПСС. 1989. №3. (Хрущёвым допущена подтасовка фактов, нарушена последовательность событий и хронология, и сделано это сознательно, с целью ввести в заблуждение массы людей на неопределённо долгое время – Л.Б.)

Но прежде всего дадим возможность вспомнить об этом «эпизоде» хрущёвцу Микояну: «Молотов сказал, что Сталин в последние два дня (имеется в виду 29 июня (воскресенье) и 30 июня (понедельник) – Л.Б.), в такой прострации, что ничем не интересуется, не проявляет никакой инициативы, находится в плохом состоянии. Тогда Вознесенский, возмущённый всем услышанным, сказал: «Вячеслав, иди вперёд, мы за тобой пойдём», – то есть в том смысле, что если Сталин будет себя так вести и дальше, то Молотов должен вести нас, и мы пойдём за ним.

Другие члены Политбюро подобных высказываний не делали и на заявление Вознесенского не обратили внимания. У нас была уверенность в том, что мы сможем организовать оборону и сражаться по-настоящему. Однако это сделать будет не так легко. Никакого упадочнического настроения у нас не было».

Проанализируем этот текст:

- Зенькович, скептически относящийся к данному эпизоду, утверждает, что И.В. Сталин приехал в Кремль после «разборок» в Наркомате обороны рано утром 30 июня с готовым решением о создании ГКО.

Я допускаю иной вариант. Возбуждённые члены Политбюро Молотов и Микоян и кандидаты в члены Политбюро Маленков и Берия, присутствовавшие при инциденте в Наркомате обороны вечером 29 июня, удручённые тем, что И.В. Сталин уехал на дачу в подавленном состоянии, решили подождать до утра, чтобы потом поехать к нему и коллективно решить, что делать дальше. И Сталин вернулся в Кремль с готовым решением не утром, как считает Зенькович, а днём после совещания на даче. (Поэтому Молотов никак не мог «открыть Америку», говоря о «прострации» И.В. Сталина, потому что он оставался в Москве 29 июня вечером со всей остальной «свитой» Сталина , а вождь уехал на дачу. Исходя из логики текста, Молотов должен был встретиться со Сталиным после инцидента в Наркомате обороны, что невозможно, ибо в этом случае Молотов должен был сопровождать Сталина на дачу, и вернувшись произнести то, что идёт по тексту Микояна.

- Можно допустить, что к четырём названным руководителям присоединился Вознесенский, но слова Микояна в этой части текста признать достоверными невозможно, ибо они размывают временные границы и у читателя создаётся впечатление, что Вознесенский с 22 июня вообще не общался со Сталиным и поэтому был «возмущён услышанным», то есть о «бездействии» И. В. Сталина с начала нападения Гитлера на СССР.

Откуда же было активному хрущёвцу, делегату ХХ съезда, Микояну знать, что через 12 лет после его смерти появится документ, который с неопровержимостью докажет, как плотно общался Сталин с Вознесенским все эти дни. Скорее всего, что фигура «Вознесенского» сыграла для фантазии Микояна такую же роль, какую сыграла для Хрущёва фигура «Берия»: давно умер, и некому, стало быть, опровергать его , микояновскую ложь...

- Если всё же допустить присутствие Вознесенского на сталинской даче в тот день, то придавать политический смысл общежитейской фразе, мол, сначала иди ты, а мы зайдём после тебя, у Микояна не было никаких оснований, тем более, что, по его собственному признанию, другие «вожди», включая и самого Берия, подобных высказываний не делали и на заявление Вознесенского не обратили внимания.

Но вот это чисто субъективное восприятие сверхбдительного Микояна неожиданно дало эффект «мины замедленного действия» – через много лет историки хрущёвской школы фальсификаций, во главе с Волкогоновым, сочинили миф о том, что «члены Политбюро были настроены решительно и готовы к выдвижению Молотова к руководству партией и страной в том случае, если Сталин не примет их план». ( ...)

В серии книг «Энциклопедия военного искусства» в 1997 году вышла книга «Генералиссимусы», где в статье о И.В. Сталине говорится: «Растерянность Сталина достигла такой степени, что он даже высказал мысль об отставке. Однако некоторые из современных исследователей утверждают, что подобный его трюк был очередной уловкой. Этим он демонстрировал своим соратникам свои собственные величие и незаменимость. 30 июня к нему приехали члены Политбюро. По одной из существующих версий, он якобы подумал, что его пришли арестовать...»