Сахаров В. А.

«Политическое завещание» Ленина: реальность истории и мифы политики

Изд-во Моск. ун-та, 2003.

Издание осуществлено при поддержке Исполкома Народно-Патриотического Союза России

Рецензенты: доктор исторических наук, профессор Владимир Тихонович Ермаков; академик РАН, доктор исторических наук, профессор Юрий Степанович Кукушкин; доктор исторических наук, профессор Семен Спиридонович Хромов

В монографии использованы кинофотодокументы Российского Государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ). Подбор киноиллюстраиий осуществлен Е.В. Раменским. Фотографии изготовлены В.Г. Дорофеевым.

Автор выражает благодарность научному редактору профессору В.И. Тропину за то, что он первым оценил и поддержал выдвинутую автором концепцию, критическими замечаниями и ценными советами в ходе длительной работы способствовал превращению рукописи в книгу, которая выносится на суд читателя.

Со словами признательности автор обращается также к жене своей — Елене Николаевне Сахаровой за проявленное ею многотерпение, понимание и поддержку в течение многих лет работы над этой книгой.

 

Монография посвящена последним статьям, письмам и запискам В.И. Ленина, известным как его «Политическое завещание», которое оказало значительное влияние на политическое развитие советского общества. Анализ доступных источников приводит автора к выводу, что не все тексты, входящие в состав «Завещания», принадлежат Ленину (в частности, «Письмо к съезду» и записки «К вопросу о национальностях или об "автономизации"»). В основе работы — источниковедческий анализ, проведенный в органической связи с изучением внутрипартийной борьбы тех лет.

Для специалистов-историков, а также широкого круга политически активных и интересующихся историей читателей.

 

 

ПРЕДИСЛОВИЕ НАУЧНОГО РЕДАКТОРА

Среди вопросов советской истории особое место занимают те, что были поставлены в статьях, письмах и заметках В.И. Ленина, продиктованных им в последний период деятельности — с 23 декабря 1922 г. по начало марта 1923 г.

Последние, предсмертные, ленинские статьи и письма, в которых он продолжил разработку концепции построения социалистического общества в советской стране, получили в дальнейшем название «Политическое завещание» («Завещание») Ленина. В их состав входят как опубликованные, так и неопубликованные при его жизни работы. К числу последних — и наиболее часто цитируемых — относятся диктовки от 24 и 25 декабря 1922 г. (так называемые «характеристики») и 4 января 1923 г. («добавление» к ним). Именно эти материалы, неопубликованные при жизни Владимира Ильича по причине официального партийного запрета, называют «Письмом к съезду». Впервые вышеуказанное «Письмо», а также текст статьи «К вопросу о национальностях или об "автономизации"» были напечатаны для всеобщего ознакомления в журнале «Коммунист» в 1956 г.

Пожалуй, никакой другой вопрос советской истории не подвергался таким искажениям и фальсификации, создав вокруг себя целую систему мифов, как вопрос о так называемом ленинском политическом завещании. Он и сегодня, имея важное значение в политической и идеологической борьбе по вопросу о путях развития социалистической революции в России, продолжает быть объектом толкований со стороны историков, политологов, публицистов как у нас в стране, так и за рубежом.

Судьба историографии, посвященной «Завещанию» В.И.Ленина, симптоматична и поучительна. Поскольку ленинское «Завещание» активно использовалось (и используется) в политической борьбе, то достижения и недостатки в его изучении определялись не столько усилиями историков, сколько влиянием политики, ставящей себе на службу историческую науку. Интересами противоборствующих сторон были продиктованы и основные политические концепции и их историографические версии. Первыми, в ходе внутрипартийной борьбы середины 20-х годов, возникли троцкистская и противостоящая ей сталинская политические концепции. Каждая из них рассматривала проблематику ленинского «Завещания» через призму острой политической борьбы по вопросам строительства социализма в 20—30-е годы в Советском Союзе.

В конце 50-х и 60-е годы появляется новая версия, новое толкование ленинского «Завещания», которое по существу заимствовало важнейшие положения как из сталинской, так и троцкистской концепций. Начало этой версии было положено докладом Н.С. Хрущева на XX съезде Коммунистической партии «О культе личности и его последствиях». В начавшейся кампании «критики культа личности Сталина» все внимание было сосредоточено не на решении партией насущных проблем социалистического строительства, поставленных В. И. Лениным, а на его так называемом «Письме к съезду» с предложением, во избежание раскола партии, «обдумать способ перемещения Сталина» с поста генерального секретаря ЦК партии «на другое место».

«Хрущевская» трактовка ленинского «Завещания» прочно вошла в политическую жизнь советского общества, оказала сильное морально-психологическое и идейное влияние не только на массу населения, но и на исторические оценки и развитие теории социализма. Все это не могло не вести к серьезным искажениям ленинского наследия, подрыву авторитета социализма.

Критика основных положений теории и практики строительства социализма в СССР была продолжена в период горбачевской «перестройки».

Эта кампания, развернутая под лозунгами «гласности» и построения социализма «с человеческим лицом», плавно переросла в огульную критику советской истории, в антикоммунизм, что явилось одной из причин разрушения первого в мире социалистического государства — СССР и ликвидации КПСС. Все это делалось под флагом разоблачения культа личности Сталина и «верного» понимания идей Ленина, его линии строительства социализма, которую он изложил в своих последних, предсмертных работах. Причем, это была по утверждению М.С. Горбачева, не только тактика, а и «хитрость» в борьбе за проведение либеральных реформ. «Даже тогда, когда на повестку дня стал вопрос о выходе за рамки сложившихся представлений о социализме, мы ссылались на Ленина, который призывал к "перемене всей точки зрения на социализм", — признавал главный прораб "перестройки". — Ленин и только Ленин был вне подозрения» (см.: Михаил Горбачев, Дайсаку Икеда. Моральные уроки XX века. Диалоги. М., 2000. С. 49-50).

Следовательно, имя В.И. Ленина, как это не парадоксально, использовалось перестройщиками для борьбы с ленинизмом. Этому благоприятствовало и то обстоятельство, что доступ историков к части архивных фондов, необходимых для изучения деятельности В.И. Ленина и Центрального Комитета РКП(б), был закрыт, а авторитет официальных публикаций обеспечивал нужное освещение процесса развития теории социализма, истории внутрипартийной борьбы и социалистического строительства.

Параллельно все эти годы за пределами Советского Союза развивалась буржуазно-либеральная, антикоммунистическая версия троцкистской концепции ленинского «Завещания», которая активно использовала материал, наработанный троцкистской историографией.

При этом важно отметить, что советская историография ни в одной из работ, несмотря на имеющиеся разночтения и оценки, не подвергла комплексному источниковедческому анализу последние ленинские статьи и письма и не дала ответ на вопрос, что они представляют из себя как документальный источник, подтверждающий ленинское авторство их. На протяжении многих лет ленинские работы принимались на веру, содержание их считалось аксиоматическим, а сомнения в чем бы то ни было являлись по меньшей мере еретическими.

Ситуация стала меняться в конце 80-х — 90-е годы, когда историкам стала доступна определенная часть архивных партийных фондов и многочисленные публикации документов и работ, изданных у нас, а также за рубежом.

Это позволило глубже понять и исторические, и политические аспекты последних ленинских писем и статей. Стали очевидны ограниченность прежних знаний о многих обстоятельствах, связанных с «Политическим завещанием» В.И. Ленина, ошибочность и односторонность ряда представлений, поспешность и недостаточная аргументированность выводов. И самое главное, учитывая своеобразие архивных текстов «Завещания» — это машинописные тексты, не подписанные Лениным, не всегда прошедшие регистрацию в ленинском секретариате и пр., — а также противоречия в показаниях немногих свидетелей — возникла необходимость в первую очередь подтвердить ленинское авторство их. Только после этого можно исследовать содержание текстов «Завещания» на предмет изучения ленинских взглядов, личных и политических отношений В.И.Ленина с другими руководителями партии и государства.

Монография доцента кафедры политической истории Московского государственного университета В.А Сахарова является первой, и, на наш взгляд успешной, попыткой осуществления комплексного анализа исторических и политических, источниковедческих и историографических проблем, связанных с «Политическим завещанием» В.И. Ленина, на базе всех доступных на сегодняшний день исторических материалов. И, что является очень важным, автор монографии анализирует «Завещание» Ленина в общеисторическом контексте, увязывая логику текстов с раскрытием узловых вопросов советской политической истории 20-х годов. Это позволяет ему представлять проблематику ленинского «Завещания» не только как порождение внутрипартийных разногласий, а как этап в разработке стратегии и тактики русской революции вообще и в обеспечении ее будущего, связанного с построением социализма в одной стране, в особенности.

Автор всесторонне исследует все аспекты, можно сказать, «рождения» «Завещания» Ленина как комплекса политических текстов и документов, впервые проводя источниковедческий анализ входящих в него статей и писем на предмет установления ленинского авторства каждого из них. Анализируется не только процесс их создания, но и обстоятельства их обнародования (первого предъявления) и использования в ходе внутрипартийной борьбы. Автор монографии раскрывает имевшие место в прошлом различные фальсификации и манипуляции с некоторыми из текстов, принадлежащих (или приписываемых) Ленину. Главы, посвященные этим вопросам, являются центральными в книге.

В результате проведенного исследования ВА Сахаров приходит к следующим, на наш взгляд, вполне обоснованным выводам.

Работа В.А. Сахарова убедительно опровергает заявление Троцкого о бесспорной истинности его писаний по проблеме ленинского «Завещания», на которые «никто, решительно никто не ответил, ничто не было ни разобрано, ни опровергнуто. Нечего было опровергать и некому» {Троцкий Л.Д. Завещание Ленина // Портреты революционеров. М., 1991. С. 267). Данная книга — это аргументированный ответ Троцкому.

В 1921—1922 гг. нарастало политическое противостояние между Лениным, которого поддерживало большинство Политбюро и ЦК РКП(б), и Троцким. Троцкий противопоставил ленинской концепции новой экономической политики свою и активно вел борьбу за ее принятие, наращивая критику Ленина и проводимой им политики. Разногласия, разделявшие их во многих отдельных вопросах, переросли в прямое противостояние не только в вопросах политики, но и теории. Ленин в условиях усиливающейся борьбы и в ходе проводимого совершенствования системы политического руководства осуществил реорганизацию высшего звена партийно-государственной власти, в которой Сталин получил фактически высшую партийную должность — стал генеральным секретарем ЦК РКП(б).

Анализ личных и политических отношений Ленина и Сталина в последний период деятельности Ленина приводит автора к выводу, что их отношения до самого конца 1922 г. характеризовались политической близостью, доверительностью, были товарищескими. Не изменили их и противоречия в связи с дискуссией об образовании СССР и о монополии внешней торговли. Нет никаких убедительных данных о том, что Ленин разочаровался в Сталине как в генеральном секретаре ЦК РКП (б) или начал усматривать в нем какие-либо опасности для партии и революции. Ничто не указывает и на то, что Ленин стал опасаться рецидива «октябрьского эпизода» со стороны Зиновьева и Каменева, что он утвердился во мнении о теоретическом и политическом невежестве Бухарина или пришел к выводу о непригодности Пятакова к серьезной политической работе.

В результате исследования было установлено, что на основании известного сегодня историкам материала невозможно доказать ленинское авторство ряда текстов «Завещания», более того, существуют аргументы, которые исключают их принадлежность Ленину. Речь идет о «характеристиках» и «дополнении» к ним, предназначавшихся для усиления критики деятельности Сталина как генерального секретаря ЦК РКП(б) и перемещения его на другую работу, о «статье» «К вопросу о национальностях или об "автономизации"», а также ряде других материалов.

Анализ политического содержания текстов «Завещания» приводит к тому же выводу. В нем выделяются два противоположных блока текстов, которые имеют различную политическую направленность, а именно: антитроцкистскую и антисталинскую. При этом антитроцкистские тексты в содержательном отношении органично связаны как между собой, так и с работами Ленина предшествующего периода, ленинское авторство которых не вызывает сомнения; тексты же, имеющие антисталинскую политическую направленность, в своих важнейших положениях находятся не только в очевидном противоречии с антитроцкистскими текстами, но и с политической позицией, которую Ленин занимал в борьбе, происходившей в руководстве РКП (б) в 1921 — 1922 гг.

Дополнительный свет на вопрос об авторстве проливают и обстоятельства обнародования текстов «Политического завещания». Все, что Ленин хотел обнародовать, было опубликовано в январе и марте 1923 г. Все дальнейшие публикации делались без его распоряжения по решению Политбюро по текстам, работа над которыми не была завершена или вообще не предназначавшимся им для печати. История их обнародования напрямую не связана с политической борьбой за власть в партии. Иное дело — тексты, принадлежность которых Ленину нельзя считать доказанной: обнародованию каждого из них сопутствовала политическая интрига.

Первым таким текстом стала представленная в ЦК РКП (б) в середине апреля 1923 г., перед началом работы XII съезда партии, «статья» «К вопросу о национальностях или об "автономизации"». Ленинское авторство ее засвидетельствовано лишь во многом противоречивыми рассказами работников ленинского секретариата (Л.А. Фотиевой, М.А Володичевой) и Л.Д. Троцкого. Видимо, не случайно это произошло уже после резкого ухудшения состояния здоровья Владимира Ильича в результате перенесенного третьего инсульта в первой декаде марта 1923 г., когда он окончательно утратил дар речи и способность к интеллектуальной работе.

Следующим текстом, поступившим в ЦК РКП(б), стали «диктовки» от 24—25 декабря 1922 г. («характеристики»), которые передала Н.К. Крупская в конце мая 1923 г. (т.е. годом раньше, чем принято считать, при этом не рассматривая представленный текст как «секретное» «Письмо к съезду»). Это относится и к обнародованию летом 1923 г. «письма Ильича о секретаре» («диктовка» от 4 января 1923 г.), которое тогда не рассматривалось как «добавление» к «характеристикам» и, следовательно, как составная часть «Письма к съезду». В качестве ленинского «Завещания» эти «диктовки» стали фигурировать позднее — в дни похорон Ленина, в конце января 1924 г., и непосредственно на XIII съезде РКП(б) (май 1924 г.), когда они по решению ЦК РКП(б) были представлены для «оглашения» в делегациях съезда.

В последующие годы «Письмо к съезду» в качестве «Политического завещания» Ленина, требовавшего снять Сталина с должности генерального секретаря ЦК РКП(б), активно использовалось его противниками в борьбе с ним, а Крупская несколько раз меняла «волю Ленина» относительно назначения этого документа. Как орудие борьбы против Сталина «Письмо к съезду» оказалось неэффективным. Не помогла и попытка Зиновьева использовать против генерального секретаря его конфликт с Крупской, а также письмо-ультиматум Ленина от 5 марта 1923 г., содержащее угрозу разрыва личных отношений со Сталиным. Защищаясь, Сталин оспорил некоторые положения, содержащиеся в «Письме к съезду» и в «статье» «К вопросу о национальностях...», а также отрицал факт разрыва отношений Ленина с ним. В то же время, атакуя, он с большим успехом использовал критику Троцкого, Зиновьева, Каменева, Бухарина и Пятакова из того же «Письма к съезду».

Таким образом, проведенный комплексный анализ доступных на сегодня архивных источников и документальных материалов приводит В.А. Сахарова к заключению, что принятая в историографии версия создания, состава и содержания «Завещания», а также его использования в политической борьбе представляет реальность в искаженном виде. Факты в ней перемешаны с мифами и легендами, одни из которых возникли в результате добросовестных заблуждений, а другие были созданы преднамеренно, ради обеспечения интересов политической борьбы.

Автором исследования устанавливается перечень статей и писем В. И. Ленина, которые вошли в состав «Политического завещания», явившихся важным этапом в разработке им новой концепции социалистической революции в России (СССР), участия в ней крестьянства и усиления руководящей роли Коммунистической партии в политическом и социально-экономическом развитии социалистического общества.

Необходимо остановиться еще на одном весьма важном вопросе, связанном с работой Ленина в это время, — состоянии его здоровья. Этому вопросу в монографии уделено необходимое внимание для уяснения того, как Владимир Ильич работал над последними статьями и письмами. Заключение высокоавторитетных отечественных и зарубежных врачей, лечивших В.И. Ленина, свидетельствует о том, что он, несмотря на потерю значительной части работоспособности, в период диктовки последних писем, статей, записок, сохранял ясность ума и адекватность восприятия политических событий. В свете фактов, которые стали широко известны в последние годы, выглядит по меньшей мере странным появление мифологической киноэпопеи Сокурова «Телец». «Художественный вымысел», предельно далекий от реального хода событий, невозможно не воспринимать как кощунство по отношению к Ленину-человеку, к тому делу, которому он посвятил свою жизнь.

Как бы ни оценивать советское прошлое, историю социалистического строительства, совершенно очевидно, оно требует к себе честного и правдивого отношения как история великой страны, история великого народа, говоря словами русского писателя М.А. Шолохова при вручении ему Нобелевской премии, «народа первооткрывателя, народа — труженика, народа — строителя, народа — героя». Споры о противоречиях советской истории были и будут продолжаться, но они должны быть честными, ибо без объективного изучения советской цивилизации невозможно научное познание отечественной и всемирной истории XX столетия. Выявление и развенчание мифов, связанных с ленинским «Завещанием», не самоцель, а средство восстановления исторической правды. Только знание истории, очищенной от мифов и легенд, преодоление опасного синдрома исторического беспамятства общества, освобождает политически активного гражданина от груза заблуждений, иллюзий и создает предпосылки для действительного учета исторического опыта, а значит, и для его использования.

Предмет исследования В.А. Сахарова — «Политическое завещание» В.И.Ленина — находится на стыке истории и политики, истории и теории социалистической революции. Это обстоятельство делает его книгу интересной не только для профессиональных историков, но и для широкого круга читателей, интересующихся историей России, русской революции, политических учений.

Профессиональным историкам монография В.А. Сахарова будет интересна теми наблюдениями, которые делает автор, изучая широкий круг источников, теми выводами, к которым он приходит, а также новой историографической концепцией ленинского «Завещания», которую он развивает, стремясь познать историческую правду. Материал книги позволяет заглянуть в творческую лабораторию ученого-историка, ознакомиться не только с результатами его работы, но и самим ходом ее, увидеть, как исследователь идет от первой постановки вопроса, обозначающего пробел в знаниях, через изучение и анализ достоверных фактов к предварительным выводам, новым вопросам и итоговому выводу. Книга дает пищу для новых размышлений и возвращает в центр внимания исторической науки тему, которая, казалось, уже утратила для нее свой интерес. Полученные В.А. Сахаровым результаты говорят о том, что исследование проблемы «Политическое завещание» В.И. Ленина и его места в советской истории необходимо продолжить с учетом вновь открывшихся обстоятельств и с использованием недоступных ныне архивных материалов.

Профессор В.И. Тропин

 

Первая задача истории — воздерживаться ото лжи, вторая — не утаивать правды, третья — не давать никакого повода заподозрить себя в пристрастии и предвзятости.

Марк Туллий Цицерон

Заблуждение подобно фальшивой монете: изготовляют их преступники, но распространяют и самые честные люди.

 

ВВЕДЕНИЕ

Закончился XX век. Век, прошедший для России под знаком крупных реформ и грандиозных революций, в которых страна искала решение стоящих перед ней проблем. Важным поворотным пунктом в этом процессе стала Великая Октябрьская социалистическая революция, неразрывно связанная с именем и деятельностью В.И. Ленина и созданной им сто лет назад, в 1903 г., организации революционеров — большевистской партии. 1917 год стал годом триумфа В.И. Ленина. Предложенная им тактика позволила большевикам, чей авторитет и влияние еще летом 1917 г. не шли ни в какое сравнение с политической силой их противников, в сентябре—октябре повести за собой подымающуюся народную революцию и придать ей социалистический характер.

В ходе борьбы за удержание власти и реализацию программы социалистического переустройства общества большевиками был накоплен огромный политический и социальный опыт, который позволил Ленину существенно уточнить и развить концепцию' строительства социализма. Важное место в этой процессе занимают последние работы В.И. Ленина, известные как его «Политическое завещание».

Прошли десятилетия. В СССР сформировалось социалистическое общество, оказавшее огромное влияние на мировое развитие в XX в. Однако, не сумев отстоять завоеванные политические, социальные и морально-психологические позиции в борьбе с современным капитализмом, советский социализм сам стал достоянием истории. Завершился цикл исторического развития страны.

Отгремели политические и идеологические бои времен «перестройки», в ходе которой авторитет В.И. Ленина и его «Политического завещания» использовались в качестве орудия сокрушения социализма. В обществе угас прежний интерес к истории Октябрьской революции, большевистской партии и к ее главным деятелям. Проблематика «Завещания» В.И. Ленина, будоражившая умы, утратила былую политическую актуальность. Теперь иные проблемы волнуют общество. Политический интерес новой власти заставил ее приоткрыть архивы поверженного противника — КПСС и советского государства и открыть доступ к прежде недоступным документам. Появилась возможность исследовать не только архивные тексты «Завещания», но и те проблемы, которые прежде освещались лишь источниками мемуарного характера. И сразу стало ясно, что с этими документами не все так просто и однозначно, как представлялось прежде, что «Завещание» Ленина, обладавшее большими потенциальными возможностями для идеологического и психологического воздействия на советских людей, в течение длительного времени рассматривалось руководством КПСС как средство для достижения политических целей, не имевших ничего общего с объективным анализом исторического опыта.

К сожалению, вновь открывшиеся документы используются историками в основном для аргументации давно принятых в историографии положений, поэтому изученность проблемы, несмотря на обилие литературы и достигнутые успехи в уточнении отдельных вопросов, следует признать недостаточной. Недостаточной как с точки зрения возможностей, которые предоставляют доступные ныне источники, так и круга проблем, которые предстоит исследовать, а также аргументации многих выводов и оценок.

Самой главной проблемой, оставшейся без должного внимания историков и являющейся ключевой для всей проблематики «Завещания», является установление ленинского авторства каждого из входящих в него текстов.

Основания для постановки этого вопроса появились уже в конце 1980-х — начале 1990-х годов, когда достоянием широких кругов историков стали новые документы, из которых вырисовывалась картина, существенно отличающаяся от той, которая была принята в историографии. Очевидной стала необходимость изучения «Завещания» в контексте той политической борьбы, которая происходила в руководстве РКП(б) и которая во многом оставалась все еще неизученной. В исторической науке возникла потребность и появилась возможность осуществления комплексного анализа последних ленинских работ.

Попытка автора данной книги привлечь внимание исследователей к этим проблемам, предпринятая на международной конференции «Россия в XX веке», вызвала резко негативную реакцию. Авторы книги «Противостояние: Крупская — Сталин» В.А. Куманев и И.С. Куликова писали: «Совершенно беспочвенным и несуразным выглядит заявление одного "исследователя" на Международной конференции "Россия в XX веке" (1993 г.), будто "Крупская подделала некоторые положения в "Завещании"»¹. Приписываемые мне слова не имеют ничего общего с тем, что я говорил на этой конференции, но они достаточно точно передают реакцию большей части ее участников на постановку вопроса о сомнительности ленинского авторства некоторых текстов «Завещания»².

Осознание необходимости установления ленинского авторства отдельных текстов «Завещания» в корне меняет общий, подход к изучению как каждого из входящих в него текстов, так и всего комплекса их в целом. Тексты «Завещания» с их оценками и предложениями должны превратиться из исходной точки всех рассуждений о взглядах и намерениях Ленина, из непререкаемого «приговора», как это было в традиционной историографии, в объект всестороннего источниковедческого исследования. В первую очередь. И только после этого появится возможность исследовать их содержание на предмет изучения ленинских взглядов, отношений, настроений и т.д.

Научная актуальность и значимость избранной автором темы определяются, во-первых, тем, что в ней, как в фокусе, собирается много важнейших вопросов истории и теории социалистической революции, и, во-вторых, тем, что сама она органично входит в широкий круг проблем отечественной истории. Политическая значимость темы определяется важностью того интеллектуального процесса, в который оказывается вписанным ленинское «Завещание» — процесса осмысления грандиозного социально-экономического, политического и духовного опыта русской революции.

Предлагаемая читателю книга является попыткой системного анализа истории создания «Политического завещания», его содержания и использования в политической борьбе 1920-х годов.

* * *

Мы не ставим изначально под сомнение ленинское авторство ни одного из текстов «Завещания» и поэтому не намерены доказывать, что они не принадлежат В.И. Ленину. Научная постановка задачи, на наш взгляд, состоит в необходимости доказательства того, что тот или иной документ принадлежит В. И. Ленину. Иначе говоря, ленинским может считаться только тот документ, ленинское авторство которого доказано.

Доступная историкам источниковая база, несмотря на определенные недостатки, позволяет провести исследование на предмет установления ленинского авторства каждого из текстов «Завещания». Главным условием успеха автор считает выявление реальной связи содержания текстов «Завещания» с происходившей внутри ЦК РКП (б) политической борьбой, а также комплексный анализ всех доступных источников.

Непосредственные задачи исследования — это изучение политических условий, в которых появилось «Политическое завещание» В.И.Ленина; изучение истории создания каждого из его текстов; анализ политического содержания их; выяснение обстоятельств обнародования текстов «Завещания» и их использования в ходе внутрипартийной борьбы.

Методологической базой исследования является диалектический материализм в органическом сочетании с так называемым «цивилизационным подходом», который, как полагает автор, не противостоит диалектическому материализму, а органично сочетается с ним³.

Историку в ходе своего исследования невозможно абстрагироваться от взглядов, чувств, пристрастий, присущих ему как и любому другому гражданину. В мировоззренческом, идеологическом и политическом отношениях автор тоже не индифферентен. Однако, на наш взгляд, осознанное и по-возможности четкое разграничение политических и научных интересов позволяет увеличить независимость научных выводов от политических пристрастий. Это важно, поскольку обман в исторической науке ради политических выгод может дать только тактические преимущества, но предопределяет стратегический проигрыш. Для достижения стратегических целей в политической борьбе необходимо возможно более точное знание исторического прошлого и понимания закономерностей развития общества.

Специфические особенности изучаемого комплекса документов ставят перед нами непростую задачу установления понятийного аппарата. В политическом обиходе и в историографии не выработалось единого мнения относительно наименования последних работ Ленина. В историческую науку комплекс последних документов Ленина, продиктованных им в период с 23 декабря 1922 г. по начало марта 1923 г., вошел под разными названиями: «Последние письма и статьи», «Политическое завещание» (или «Завещание»). В его составе различают тексты, опубликованные в 1923 г. и называемые статьями независимо от того, готовил ли их Ленин для публикации или нет. К ним относятся опубликованные в январе—марте 1923 г. в соответствии с его волей статьи «Странички из дневника», «Как нам реорганизовать Рабкрин (Предложение XII съезду партии)» и «Лучше меньше, да лучше», а также тексты, представленные Н.К. Крупской в мае 1923 г. в Политбюро и опубликованные в газете «Правда» с названиями, данными публикаторами: «О кооперации», «О нашей революции (по поводу записок Н. Суханова)».

Называя эти тексты «статьями», мы будем использовать это слово в кавычках, чтобы оттенить условность и названия, не принадлежащего Ленину, и предназначения, и характера данных материалов.

Другая часть текстов — непубликовавшиеся по разным причинам: либо в виду официального запрета, либо потому, что вопрос об их публикации вообще не ставился. К первым относятся диктовки 24—25 декабря 1922 г. (так называемые «характеристики») и 4 января 1923 г. («добавление» к ним), а также текст, известный как записки «К вопросу о национальностях или об "автономизации"» (в историографии используются и другие названия этих записок: письмо, статья). Ко вторым — диктовки 26—29 декабря 1922 г., посвященные вопросам реформирования Центрального Комитета РКП(б) и Рабоче-крестьянской инспекции (РКИ), а также записки о Госплане, известные под названием «О придании законодательных функций Госплану». Эти, не публиковавшиеся в качестве статей в 1923 г. тексты, обычно называют «Письмом к съезду». Набор текстов, включаемых в это «письмо», изменяется от автора к автору. Часто под «Письмом к съезду» имеются в виду только диктовки 24—25 декабря и 4 января. Иногда в него включаются все диктовки с 23 по 31 декабря 1922 г. (в том числе записки «К вопросу о национальностях или об "автономизации"»). Иногда записки по национальному вопросу в него не включают. Таким образом, никакой устоявшейся системы в использовании этих терминов нет.

Поскольку ряд документов, изданных как статьи, таковыми не являлись, не были они и письмами, а представляют собой первичные проработки отдельных проблем, то весь этот комплекс документов, учитывая принятую в историографии и устоявшуюся терминологию, правильнее было бы назвать последними ленинскими письмами, заметками и статьями. При этом под «Письмом к съезду» мы будем иметь в виду только так называемые «характеристики» и «добавление» к ним — тексты, датированные 24—25 декабря 1922 г. и 4 января 1923 г. Используя же термин «Политическое завещание» («Завещание») и помня об условности этого названия, мы будем иметь в виду все тексты, традиционно считающиеся ленинскими, вне зависимости от того, действительно ли они принадлежали Ленину. Это оправданно, поскольку именно под этим названием они вошли в политическую жизнь страны и в таком качестве оказывали воздействие на позицию членов Коммунистической партии, общественное сознание советских людей и мировое общественное мнение.

Примечания:

¹ Куманев В.А., Куликова И.С. Противостояние: Крупская — Сталин. М., 1994. С. 58.

² Сахаров В.А. Исторические легенды в политической борьбе // Россия в XX веке: Судьбы исторической науки. М., 1996. С. 649—669.

³ См.: Сахаров В.А. Формационный и цивилизационный подходы к изучению особенностей исторического развития России в работах К. Маркса // Цивилизационные и формационные подходы к изучению отечественной истории: теория и методология (Конкретно-исторические проблемы). Вып. 4, ч. 1. М., 1996. С. 110-120.

 

 

ИСТОРИОГРАФИЯ И ИСТОЧНИКИ

 

ИСТОРИОГРАФИЯ

1. ПОЛИТИКА И ИСТОРИЯ

Историографически тема данной работы входит в более широкую проблему — политическое завещание В.И.Ленина и его место в советской истории, а следовательно, имеет не только научное, но и политическое содержание. Больше того, с момента появления ленинского «Завещания» вплоть до запрета КПСС в 1991 г. эта проблема стояла в центре внутрипартийной борьбы по вопросам выработки и осуществления плана строительства социализма в СССР. Последнее обстоятельство в течение длительного времени затрудняло объективное исследование этой темы и наложило сильный отпечаток на историографию, политически запрограммировав решение основных концептуальных вопросов. Историческая наука оказывалась страдающей стороной, которой политика диктовала свои условия и которую использовала в качестве средства достижения нужных ей целей. Главным средством подчинения науки стал режим использования исторических источников. В итоге развитие историографии интересующей нас темы определялось не столько результатами научных поисков, сколько политическими изменениями, происходившими в нашей стране и в мире.

Существующие в литературе историографические версии ленинского «Завещания» восходят к нескольким политическим концепциям-родоначальницам, в рамках которых были предложены и схемы развития событий, и системы аргументации. Поэтому внимание исследователя в первую очередь должно быть обращено на эти истоки. Отсюда необходимость различать в историографии две стороны: политическую и научную.

Первыми возникли сталинская и противостоящая ей троцкистская концепции. Каждая из них рассматривала проблематику ленинского «Завещания» через призму острой политической борьбы по вопросам строительства социализма. В конце 50-х годов появляется новая версия, политическим заказчиком и вдохновителем которой был Н.С. Хрущев. В ней оказались механически увязаны антитроцкизм сталинской (большевистской) концепции и антисталинизм троцкистской (антибольшевистской). При этом заимствование у Троцкого не афишировалось и было прикрыто антитроцкистской риторикой. В период «перестройки социализма» ей на смену пришла новая — «горбачевская» версия, более откровенно связанная с их общей «прародительницей» — троцкистской концепцией. За пределами СССР развивалась буржуазно-либеральная антикоммунистическая версия троцкистской концепции, которая активно использует материал, наработанный троцкистской историографией, осмысливая его с позиций политического либерализма. В настоящее время она занимает доминирующее положение в отечественной исторической науке. (Используемые нами термины «сталинская», «троцкистская», «хрущевская», «горбачевская» и т.д. концепции, версии лишь фиксируют их истоки и не покушаются на определение политической принадлежности того или иного историка. Кроме того, причисление какого-либо автора или работы к определенной историографической концепции не означает их полного соответствия. Как правило, речь идет лишь о совпадении в главных, концептуальных вопросах)

СТАЛИНСКАЯ (БОЛЬШЕВИСТСКАЯ) КОНЦЕПЦИЯ

Сталинская политическая концепция начала формироваться в выступлении И.В. Сталина на секции съезда РКП(б) по национальному вопросу и получила развитие в ряде других документов и выступлений 1923—1927 гг., в которых были затронуты принципиальные вопросы ленинского «Завещания», а также некоторые вопросы личных взаимоотношений В.И. Ленина, И.В. Сталина, Л.Д.Троцкого и др.¹ Основные положения ее сводятся к тому, что «Завещание» — условное наименование комплекса документов, продиктованных В.И. Лениным между концом декабря 1922 г. и началом марта 1923 г., в которых он продолжил разработку ряда актуальных вопросов политики партии². Признавалась критика Лениным Сталина, но при этом подчеркивались, с одной стороны, отсутствие принципиальных разногласий между ними, а с другой — факт выражения Лениным политического недоверия Троцкому, Зиновьеву, Каменеву, Бухарину и Пятакову. Фактически отрицалась справедливость упреков, относящихся к личным качествам Сталина.

Сталинская концепция не получила серьезной научной разработки ни в советской историографии, ни в зарубежной. Для представляющей ее литературы было характерно наличие многих недоговоренностей, умолчаний даже по сравнению с тем, что имелось в выступлениях и документах самого И.В. Сталина о фактах, бывших в свое время широко известными не только партийному активу, но и более широким кругам общественности (о состоянии здоровья Ленина и его работоспособности, а также о некоторых фактах внутрипартийной борьбы в ЦК партии в период с середины 1921 до начала 1923 г., об отношении Сталина к замечаниям в свой адрес и др.). Недоступность для историков необходимых документов не позволяла серьезно разрабатывать эту концепцию, хотя возможности для этого имелись. Научный потенциал сталинской концепции не был востребован ввиду изменившейся после смерти И.В. Сталина политической конъюнктуры: она сошла со сцены не потому, что была доказана ее несостоятельность, а в результате того, что Н.С. Хрущев в ходе кампании критики «культа личности» Сталина навязал исторической науке другую версию. Защищать сталинскую концепцию оказалось и некому по причинам конъюнктурно-политическим, и невозможно как из-за присущей ей декларативности, неразвитости аргументации, так и по причине отсутствия доступа к необходимым документам.

ТРОЦКИСТСКАЯ КОНЦЕПЦИЯ

Троцкистская концепция, антисталинская, по своей персональной заостренности, по существу, была антиленинской, антибольшевистской. Она начала формироваться и пропагандироваться немного ранее сталинской — в письменных выступлениях Л.Д. Троцкого накануне ХП съезда РКП(б)³, получила развитие в выступлениях Троцкого во время внутрипартийной дискуссии в 1923—1927 гг.⁴ Благодаря книге М. Истмена «После смерти Ленина»⁵ троцкистская концепция получила международную известность и была позднее детализирована и широко распропагандирована самим Троцким в работах «Моя жизнь», «Сталинская школа фальсификаций» и других многочисленных публикациях, над которыми он работал вплоть до своей смерти⁶.

Данная концепция возникла в ходе внутрипартийной борьбы, обслуживала ее интересы, а поэтому охотно использовалась всеми участниками ее — Зиновьевым, Каменевым, Бухариным и др. Троцкий умело воспользовался условиями крайнего «голода» на архивные материалы и документы, связанные с историей создания и обнародования текстов «Завещания» В.И. Ленина. Насытив свои сочинения собственными воспоминаниями, он сделал их желанными и фактически обязательными во всех исторических исследованиях этой проблемы за рубежом, а начиная с периода «перестройки социализма» в СССР — и для отечественной историографии. В результате чисто публицистические выступления Троцкого приобрели характер одного из важнейших источников по теме. Источника весьма тенденциозного, поскольку Троцкий вспоминал, как будет показано ниже, только то, что ему было нужно для достижения политической цели. В наибольшей степени это относится к «Письму в Истпарт ЦК ВКП(б). (О подделке истории Октябрьского переворота, истории революции и истории партии» (21 октября 1927 г.), опубликованному Троцким за границей в составе сборника «Сталинская школа фальсификаций», а также к автобиографической книге «Моя жизнь». Прав Н.А. Васецкий, считающий, что «Троцкий из всего виденного и слышанного им про Сталина отобрал только то, что работало на реализацию его центральной установки — низложить Сталина как политического деятеля»⁷.

Поскольку основное внимание Троцкий сосредоточивает на использовании проблематики «Завещания» для критики Сталина, слабую проработку получили сюжеты, которые не давали для этого материала. Кроме того, содержание его воспоминаний менялось со временем довольно сильно, что превращает их в такой исторический источник, в котором историку трудно или невозможно обрести надежную опору. К тому же Троцкий вольно обращался с текстами «Завещания», то давая расширительные трактовки тем или иным положениям, то, наоборот, сужая их, искажая смысл с помощью аналогий, синонимов и пр.⁸ В отличие от сталинской концепции троцкистская не обезличена, представляющие ее работы «населены» политическими деятелями, что привлекает к ней внимание. Другое дело, что как сами личности, так и отношения между ними чаще всего представляются в искаженном свете. Это касается в первую очередь отношений Ленина, Сталина и Троцкого. Поскольку критический анализ информации, сообщаемой Троцким, был невозможен, многих историков его работы направили по ложному следу. Созданное им историографическое направление с полным правом может быть названо «троцкистской школой фальсификации».

Основные положения троцкистской концепции можно свести к следующему. Выдвижение Сталина на почти техническую, не имевшую самостоятельного политического значения должность генерального секретаря ЦК РКП (б) произошло вопреки воле Ленина, который, однако, не выступил против достаточно решительно и уступил домогательствам Зиновьева и некоторых других членов Политбюро. Усиление политической власти Сталина в результате политических интриг произошло в период обострения болезни Ленина летом 1922 г. и неожиданно для Ленина. Несмотря на то что у Ленина и Троцкого бывали разногласия и острые споры по отдельным важным вопросам социалистической революции, Ленин видел в нем политически наиболее близкого себе человека, которого к тому же выделял среди других членов ЦК РКП(б) как наиболее способного. В решающих вопросах социалистического строительства Ленин всегда либо был вынужден признать правоту Троцкого и идти навстречу ему (например, в вопросах реорганизации Госплана, Рабоче-крестьянской инспекции), либо видел в нем единственную надежду и опору (например, в вопросе о монополии внешней торговли, национально-государственного строительства, борьбы с бюрократизмом, «секретарским режимом» в партии, борьбы со Сталиным и т.д.). Не доверяя Зиновьеву, Каменеву, Бухарину, все более разочаровываясь в Сталине как генеральном секретаре ЦК РКП(б) и желая снять его с этой должности, Ленин в то же время стремился обеспечить Троцкому руководящее положение в партии и государстве. Именно в этом состоял сокровенный смысл его «Политического завещания». Показательно, что для троцкистской историографической концепции характерно отсутствие интереса к позитивной программе развития социалистической революции, изложенной Лениным в последних письмах и статьях. Оно использовалось почти исключительно, как набор фактов и оценок, годных для борьбы против Сталина. Это обстоятельство делало троцкистскую концепцию желанной гостьей всюду, где была потребность в критике теории и практики социалистической революции. Обеспечив прочные позиции в зарубежной историографии, троцкистская концепция ленинского «Завещания» до настоящего времени оказывает заметное влияние на зарубежную и отечественную историографию, хотя уже редко встречается в своем первозданном виде, уступая место неотроцкистской историографии, для которой характерны опора на более широкую источниковую базу и сближение, смыкание с антикоммунистической историографической концепцией.

АНТИКОММУНИСТИЧЕСКАЯ («буржуазная») ИСТОРИОГРАФИЯ

Троцкистская концепция оказала сильное влияние на антикоммунистическую («буржуазную») историографию в качестве поставщика информации, аргументов, оценок, гипотез, которые были приспособлены ею к собственным идеологическим и политическим потребностям. У истоков ее стояли историки-эмигранты. Прежде всего среди них надо назвать Н.В. Валентинова, человека, обладавшего значительным политическим опытом и знаниями истории партии⁹, а также другого «невозвращенца» — советника дипломатической миссии СССР в Стокгольме С. Дмитриевского¹⁰.

После победы СССР в Великой Отечественной войне в условиях «холодной войны», когда интересы противостояния Советскому Союзу, влиянию идей коммунизма превратили историю Великой Октябрьской социалистической революции и СССР в одно из главных полей борьбы на идеологическом фронте, антикоммунистическая историография востребовала наработки троцкистской концепции ленинского «Завещания». Широкую известность в СССР и в Российской Федерации получили работы Н. Верта, Я. Грея, М.Джиласа, С. Коэна, М. Куна, Р. Такера, Л.Фишера и др.¹¹ Наибольшее влияние на отечественную историографию нашей проблемы оказала книга Р. Такера «Сталин: путь к власти». Правда, автора интересует не столько ленинское «Завещание», сколько сам И.В. Сталин, личность и деятельность которого он пытается анализировать с позиций фрейдизма. Источниковая база книги очень узка (традиционные для советской литературы источники плюс работы Л.Д. Троцкого, воспоминания Б. Бажанова). Автор пренебрегает элементарным источниковедческим анализом, поскольку уверен, что фальсификация «противоречит характеру Троцкого»¹². Неудивительно, что в основных вопросах Р. Такер, следуя за Троцким, допускает грубые ошибки в оценке расстановки политических сил в руководстве партии. Всю проблематику «Завещания» Р. Такер вписывает в искаженную картину развития отношений Ленина и Сталина (охотно подхваченную многими отечественными историками), которые, по его мнению, с 1921 г. все более и более ухудшались. Р. Такер пошел на поводу у Троцкого и в другом важнейшем вопросе — относительно власти Сталина: то он утверждает, что у генсека была «необъятная власть», то — что никакой власти не было¹³.

«ХРУЩЕВСКАЯ» (АНТИСТАЛИНСКАЯ) ВЕРСИЯ

Основы «хрущевской» версии (антисталинской по форме и протроцкистской по сути) оформились в процессе подготовки «секретного» доклада XX съезду партии «О культе личности и его последствиях». Слово «хрущевская» мы берем в кавычки, так как сам Н.С. Хрущев ничего концептуального, конечно, не создал. Он был лишь своего рода «заказчиком» и вдохновителем создания тех установочных работ, которым вынуждена была следовать советская историческая наука. В части, касающейся ленинского «Завещания», доклад Н.С. Хрущева «О культе личности и его последствиях» был подготовлен группой под руководством секретаря ЦК КПСС П.Н. Поспелова¹⁴. В докладе говорилось, что Ленин «своевременно подметил в Сталине именно те отрицательные качества, которые привели позднее к тяжелым последствиям». Он «дал совершенно правильную характеристику Сталина, указав при этом, что надо рассмотреть вопрос о перемещении Сталина с должности генерального секретаря». Как документы, «дополняющие ленинскую характеристику Сталина», были приведены письмо Крупской Каменеву (23 декабря 1922 г.) и письмо Ленина Сталину от 5 марта 1923 г.¹⁵

Н.С. Хрущев в своем докладе придал «Завещанию» характер политического предупреждения о том, что сосредоточение власти в руках Сталина грозит партии и стране тиранией. Связав «Завещание» Ленина с болевыми точками советской истории 30—50-х годов, он поставил его на службу собственным политическим интересам. В это же время, при публикации в 1956 г. в журнале «Коммунист» (№ 9. С. 16—26), комплекс ленинских документов (диктовки 23—31 декабря 1922 г.) получил официальное название «Письмо к съезду». Отныне комплекс разнохарактерных документов стал трактоваться и осмысливаться историками именно как письмо Ленина, адресованное делегатам съезда РКП(б). Политический смысл смены названий — в переносе акцента: в варианте «Завещания» (принятом в троцкистской историографии) Ленин противостоял Сталину, ленинский курс — сталинскому и т.д. В комплексе документов, трактуемом как «Письмо к съезду», Сталин противостоял партии, а партия — Сталину. Эта установка стала тем «геном», который определил содержание и судьбу «хрущевской» историографической версии.

Соответственно был проведен ряд установочных совещаний¹⁶, подготовлены второе и последующие (по восьмое включительно) издания «Истории КПСС» (под ред. Б.Н. Пономарева). В деле утверждения историографических новаций Хрущева, их популяризации и продвижения в общественное сознание важную роль сыграли писатели и публицисты, оказавшие сильное психологическое давление на историков. Они начали разрабатывать проблематику «культа личности» до того, как в эту работу включилась масса профессиональных историков, и призваны были служить им образцом гражданственности. Один из «прорабов» той «перестройки» исторической науки Э.Н. Бурджалов на совещании в Ленинграде (19—20 июня 1956 г.), упрекая историков в приверженности старым схемам и в сохранении ими выжидательной позиции, ставил им в пример литераторов, быстро реагирующих на инициативы руководителей КПСС. Он настраивал историков на большую активность и смелость, призывал не бояться ошибок в деле выполнения «общих указаний». Замечания по частным вопросам превращались в установки: «Этот пересмотр (прежних исторических концепций. — B.C.) нельзя делать только руками тех людей, которые над этими темами сидят (! — B.C.). Им трудно отказаться от того, что они писали в течение многих лет. Поэтому... мы должны помещать "поверхностные статьи"... если мы допустим неспециалиста в наш журнал, не совсем посвященного в частности человека... с меньшим знанием источников... то мы по

ступим правильно... Нужна известная осмотрительность во всяком деле, но не нужно нас призывать к тому, чтобы запереться в архив на много лет и не заниматься пересмотром»¹⁷.

«Хрущевская» версия ленинского «Завещания» не оригинальна. Эклектическая по существу своему, она заимствовала из сталинской концепции важнейшие положения и оценки, относящиеся к истории социалистической революции и внутрипартийной борьбы, скорректировав их присущими троцкистской концепции оценками Сталина, его отношений с Лениным, а также политических отношений Ленина и Троцкого в 1921—1922 гг. Официальная советская историография, начиная с доклада Хрущева на XX съезде КПСС (1956) и вплоть до доклада Горбачева о 70-летии Великой Октябрьской социалистической революции (1987), официально придавая Троцкого анафеме, заимствовала без должной критики сообщаемые им факты, принимала его оценки.

От своей «крестной» историографической «матери» — троцкистской историографии — «хрущевская» историографическая версия отличается, по сути, двумя главными тезисами. Во-первых, стремлением проигнорировать (именно проигнорировать, а не доказать несостоятельность) главную для Троцкого связь — его и Ленина. «Хрущевская» версия не поддерживала тезис Троцкого о том, что Ленин видел в нем своего наследника. Во-вторых, она замалчивала (опять же не аргументировала против) утверждение Троцкого, что «Завещание» Ленина (имелось в виду «Письмо к съезду») способствовало не смягчению внутрипартийной борьбы, а наоборот, ее обострению. В-третьих, они различаются оценками содержащихся в «Завещании» предложений, призванных обеспечить развитие революции. В отличие от троцкистской в хрущевской схеме критика Сталина занимала уже более скромное место, входя в «обойму» центральных проблем наряду с вопросами индустриализации, кооперации, культурной революции, партийного и государственного строительства. Тем не менее в политическом отношении она оставалась «ударной темой». Правда, к «Письму к съезду» такая расширительная трактовка не имеет никакого отношения, поскольку в нем вопрос о генсеке стоит в совершенно иной плоскости. Но Хрущева в 1956 г. в ленинском «Завещании» интересовала лишь его способность обслуживать актуальные политические потребности.

Ряд положений (оценка последних статей В.И.Ленина как вершины ленинского творчества) был заимствован Хрущевым у Бухарина, который развил эту тему в докладе, посвященном 5-й годовщине со дня смерти В.И.Ленина (январь 1929 г.)¹⁸. Именно от Бухарина идет трактовка «Завещания» как цельного и завершенного комплекса документов, в котором он подвел итог всей своей политической деятельности, а также пришел к переоценке ряда прежних представлений.

Все это позволило «хрущевской» историографии акцентировать тезис о политической и личной антисталинской направленности последних ленинских статей и писем в интересах создания идеологической и политической базы для развертывания критики «культа личности Сталина».

Основные положения этой историографической версии можно свести к следующему. Ленин перед лицом наступающей болезни решил подытожить свои взгляды по вопросам развития социалистической революции и строительства социализма в СССР. В последних своих письмах и статьях он завершил разработку планов индустриализации, кооперации и культурной революции, дал принципиальные установки по вопросам национально-государственного строительства, совершенствования политической системы диктатуры пролетариата. Попутно он указал на личные качества ряда руководителей партии, которые могли сыграть отрицательную роль факторов в деле развития революции. Особой критике был подвергнут Сталин, в отношении которого Ленин предложил съезду партии «переместить» его с должности генерального секретаря. От сталинской историографии сохранялась общая интерпретация истории внутрипартийной борьбы в начале 20-х годов.

После XX съезда КПСС доступ историков к архивным материалам был облегчен, но оставался выборочным в отношении и проблематики, и круга исследователей, и документов, которые позволяли аргументировать официальную концепцию и не позволяли провести обстоятельный анализ ее. Объективно это способствовало усилению влияния троцкистской историографии на советскую историческую науку. В результате вся советская историография начиная с 1956 г. и до конца 1980-х годов лишь «озвучивала» заданные ей схемы и оценки, тиражировала их, обходясь при этом предельно ограниченным количеством без конца повторяющихся фактов и аргументов. Работы этого времени, написанные как «под копирку», не представляют научной ценности и не дают ничего нового по сравнению со своими прототипами — докладом Хрущева на XX съезде и постановлением ЦК КПСС «О преодолении культа личности и его последствий». Кроме того, «хрущевская» историография ленинского «Завещания» была почти абсолютно обезличена. В Ленине с трудом стал угадываться живой человек, политик с присущими ему сильными и слабыми сторонами, страстями, личными симпатиями и антипатиями. Его место прочно занял абстрактный образ гения революции, безошибочно указующего единственно верный путь в неведомое будущее и прорицающего его так, будто оно им уже заранее было предначертано не только в главном, но и в деталях.

Характеризуя политическую ситуацию, в которой протекала работа Ленина в последний период его деятельности, «хрущевская» историография тщательно обходила все факты, показывающие нарастание политического противостояния Ленина и Троцкого, глубокого конфликта внутри партийного и государственного руководства, конфликта, порожденного принципиальными разногласиями и осложненного личными отношениями. Между тем без изучения этой борьбы многое невозможно понять в проблемах, связанных с ленинским «Завещанием». Мысли, планы, поступки оказываются в этом случае оторванными от характеров, страстей, взглядов и устремлений их носителей, а следовательно, предельно искаженными. Этот пласт сложных проблем был в науке подменен бесконечным пережевыванием «характеристик» Сталина и сетованиями по поводу того, что XIII съезд не прислушался к совету Ленина. Выпячивание на первый план личных отношений Ленина и Сталина при забвении принципиальных разногласий и политической борьбы Ленина с Троцким до неузнаваемости искажало картину личных и политических взаимоотношений в руководстве партии. В части, касающейся ленинских «характеристик», все считалось абсолютно ясным. Между тем они порождают множество вопросов, мимо которых проходили шеренги историков, не утруждавшие себя ни критическим подходом, ни аргументацией сформулированных в них положений. В результате последние письма и статьи В.И. Ленина отрывались от политической борьбы, которая велась в это время в руководстве партии. Но было бы несправедливо ставить это всем историкам в упрек, поскольку в данном вопросе политика держала историю на «коротком поводке» и на «голодном пайке».

Будучи компилятивной, эклектичной, «хрущевская» историографическая версия оказалась абсолютно бесплодной в научном плане. Научно «голым» оказался не только «король», научно «голой» (несмотря на массу написанного) оказалась и вся его историографическая «свита» прямых и тайных, вольных и невольных последователей. Исключение составляют работы, посвященные анализу «Завещания» Ленина с точки зрения разработки плана построения социализма в СССР, а также отдельных проблем социалистического строительства¹⁹. Внутренняя противоречивость и слабая документированность сделали ее уязвимой для критики со стороны троцкистской историографии, которой она в период «перестройки» сдалась без боя.

 

«ГОРБАЧЕВСКАЯ» ИСТОРИОГРАФИЧЕСКАЯ ВЕРСИЯ

Начатая М.С. Горбачевым «перестройка» социализма повела к открытой ревизии сложившихся в исторической науке после 1956 г. историографических концепций. Под видом «нового прочтения» Ленина началась «модернизация» «хрущевской» версии с помощью заимствований из багажа, наработанного в рамках троцкистской историографической концепции и ее антикоммунистической версии. Возник «продукт», эволюционировавший столь быстро, что его невозможно назвать концепцией. Это была историографическая версия, «научной» основой которой служила троцкистская концепция, а идеологической — антикоммунизм.

Внешне капитуляция «хрущевской» историографической версии ленинского «Завещания» перед троцкистской концепцией выглядела как внезапный крах, произошедший под давлением введенных в научный оборот «новых» фактов. Однако это не так. Процесс внедрения троцкистских схем был политически давно подготовлен и, судя по всему, хорошо организован. На это указывает характер прошедшей эволюции: в короткий срок дружная сплоченная группа публицистов, писателей, историков, увлекая за собой других, выплеснула на страницы газет, журналов и книг готовые к публикации тексты, в которых якобы реализовывались «новые» идеи, оказывавшиеся на удивление похожими на то, что прежде писал Троцкий. Судя по признанию Д. Волкогонова и Р. Медведева — видных представителей историографии времен «перестройки», — их «новаторские» для советской историографии работы велись в течение длительного времени. Первый имел доступ к архивным материалам, закрытым для других ученых, а второй — имея «благословение» председателя КГБ Ю.В. Андропова²⁰.

Появившись в качестве дополнения и уточнения в рамках официальной советской историографии, троцкистская концепция вскоре уничтожила ее. Сначала произошел отказ от того, что в хрущевской историографии оставалось от сталинской, в результате чего ее вторая составляющая часть — троцкистская схема — осталась единственной. Если в 50-е годы прививка ряда троцкистских схем была проведена скрытно от основной массы историков и от широких слоев общественности, то в 80-е — совершенно открыто, поскольку сопровождалась фактической политической реабилитацией Троцкого. Не афишировался лишь сам факт плагиата, хотя он был очевиден. Н.А. Васецкий справедливо отмечал, что «кое-кто принялся буквально обворовывать Троцкого, заимствуя у него не просто аргументы и факты, но и целые их блоки. Причем заимствовать некритически»²¹. В результате Троцкий оказался «научным руководителем» и соавтором многих работ, посвященных теме ленинского «Завещания». Вскоре начался процесс дополнения троцкистской схемы оценками, заимствованными у антикоммунистической историографии.

Историографический смысл этого поворота заключался не в обеспечении прироста научных знаний (науки в литературе времен «перестройки» было не больше, чем в троцкистской или в «хрущевской), а в создании морально-психологических предпосылок для политической и мировоззренческой переориентации советских историков. Поскольку именно М.С. Горбачев стал инициатором и главным организатором этой «перестройки», снова превратившей тему ленинского «Завещания» в мощный фактор политической борьбы, то и саму историографию этого периода с полным правом можно назвать «горбачевской».

Механизм смены концепций был задействован тот же, что и Хрущевым после XX съезда КПСС. Концептуальная перестройка была осуществлена с помощью историко-политической публицистики²² и художественной литературы²³, которые, энергично заимствуя старые троцкистские схемы, навязали их под видом последнего слова науки беспомощным пропагандистам «хрущевской» историографической версии. Публицистика еще раз с триумфом проявила себя мощным средством управления не только сознанием людей, но и исторической наукой. Историкам-специалистам опять ставили в пример «прорабов перестройки» от пера и корили за научную косность. И они в массе своей согласились с этим, некритически приняли залежалые схемы Троцкого за новое слово в исторической науке. Такой способ организации «перестройки» исторической науки, тем более повторенный дважды, должен обратить на себя внимание всякого, кто изучает отечественную историографию середины 50—80-х годов.

В этом отношении показательна конференция историков и писателей (27—28 апреля 1988 г.), посвященная задачам перестройки исторической науки, исторического образования и просвещения. Многие ее участники, перечеркивая собственную научную работу, обесценивая свои труды, говорили о непрофессионализме отечественных историков, в пример ставили иностранных коллег, методы работы и труды которых охотно принимались в качестве образцов, часто — без должных на то оснований. Значительная масса советских историков проявила себя просто- напросто как политические наемники от науки. В начале от имени революции и во имя социализма они профессионально топтали царизм и капитализм, потом стали топтать революцию и социализм. То именем Ленина и Сталина они побивали Троцкого, Бухарина и др., то во имя честного имени этих последних громили Сталина, а потом и Ленина. Впрочем, себя они легко оправдывали «последствиями» «культа личности Сталина», условиями тоталитаризма.

Эволюция взглядов и даже радикальный пересмотр оценок — норма. Норма, если она происходит по мере накопления нового материала, выработки новых концепций, появления новых методов и т.д. Но в данном случае ничего этого не было. Расширение доступа к новым архивным материалам было еще впереди, а их изучение и осмысление — дело еще более отдаленного будущего. Например, один из «прорабов» — В.И. Касьяненко признавал: «У историков еще мало документов, новых концепций, идей и оценок периодов и событий, чтобы правдиво и в полном объеме показать состояние общества и партии»²⁴. С этим надо согласиться. Но приговор-то уже вынесен! В выступлениях многих историков звучала та же странная мысль: новые исследования истории социалистической революции еще впереди, но истину мы уже знаем²⁵. Статьи и книги, вышедшие в конце 80-х — начале 90-х годов, свидетельствуют, что использованные в них архивные документы практически не оказали на развитие концепций никакого влияния. Они привлекались, как правило, для подкрепления и иллюстрации старых схем троцкистской и антикоммунистической историографии.

Таким образом, смена историографических концепций произошла ДО того, как для историков были открыты архивы и они успели ознакомиться с новым массивом документов, изучить и осмыслить полученную информацию. Достаточным основанием для этого поворота почиталась идеология «перестройки». Например, П.Н. Федосеев, вице-президент АН СССР и член ЦК КПСС утверждал, что «ценнейшим приобретением теории и практики последних лет является новое, подлинно диалектическое мышление, составляющее революционный метод и душу перестройки»²⁶. С этим комплиментом невозможно согласиться. О методологической и теоретической ценности идей «перестройки» говорить не приходится хотя бы потому, что главный «прораб» ее — М.С. Горбачев, — несмотря на все усилия, так и не смог объяснить сущность своего политического детища, более того, окончательно запутал вопрос: то объявлялось, что перестройка — процесс революционный по сути своей, то она объявлялась революцией, затем революцией в революции. Наконец, было сообщено, что перестройка революционизируется.

Чтобы ускорить восприятие историками предложенных им «новых» идеологических и исторических концепций, в ход был пущен лозунг: «Историки, не отставайте от литераторов!» За последними признавались право и способность вести за собой историческую науку. Второй раз за тридцать лет наши ученые-историки согласились с этой участью²⁷.

Между тем в среде деятелей литературы их способность вести за собой историческую науку подвергалась большому сомнению. Так, член-корреспондент АН СССР П.А. Николаев на конференции историков и писателей от имени литераторов откровенно заявил: «Мы не располагаем должным знанием истории нашего общества... по причинам, так сказать, цеховым: у нас есть трудности, связанные с различиями научного и художественного мышления... мы не всегда осознаем... специфику научного мышления...» Деятелям литературы «не хватает понимания сложности... категории "историзм"» (курсив наш. — АС.)²⁸.

В этих условиях формировалась новая историографическая версия ленинского «Завещания». Она, как видно, была вызвана к жизни не прогрессом науки, а заказом политических сил, начавших разрушение социализма под видом его «перестройки». Результат ее победы свелся главным образом к усвоению информации, содержащейся в воспоминаниях Л.Д. Троцкого, и, следовательно, ее научное значение было ничтожно. Однако историографический смысл этой эволюции был велик. Он состоял в открытом заявлении профессиональных историков о смене своих идейно-политических позиций в соответствии с меняющейся политической конъюнктурой²⁹.

«Классиком» этой «перестройки» стал Д.А. Волкогонов, книга которого «Триумф и трагедия: политический портрет И.В. Сталина», написанная еще до 1985 г., была высоко оценена³⁰. Поднятые в ней проблемы получили дальнейшую разработку в историческом триптихе «Вожди». Заметным событием стала статья В. И. Старцева «Политические руководители Советского государства в 1922 — начале 1923 года», в которой он выходил на проблематику ленинского «Завещания» от анализа вопроса о «стабильности политического руководства страны» и воспроизводил традиционную для «хрущевской» историографии версию «Письма к съезду» со значительными включениями положений, заимствованных у троцкистской историографической школы³¹. Понимая ограниченность источниковой базы своего исследования, Старцев все-таки соблазнился делать очень далеко идущие, поспешные, необоснованные и политически конъюнктурные выводы по многим важным вопросам. Брошюра Е.Г. Плимака «Политическое завещание В.И. Ленина»³² — единственная крупная работа, специально посвященная нашей теме. В концептуальном отношении она является типичным продуктом поздней «горбачевской» историографии, когда антисталинизм, изначально присутствовавший в смягченном виде в «хрущевской» историографии, раскрылся в полной мере, сделав решительный шаг навстречу троцкистской концепции. Влияние троцкистской историографии просматривается не только в использованном материале и оценках, но и в подходе к проблеме: примерно три четверти ее текста посвящены критике Сталина, которая ведется в традиционном для Троцкого ракурсе. Тем не менее проблематика отношений Ленина и Сталина не получила серьезной разработки. В брошюре очень ярко проявилась и другая характерная для отечественной историографии этого времени черта — отсутствие интереса к содержательной стороне ленинского плана построения социализма.

Прививка троцкизма советской историографии осуществлялась столь массированно и энергично, что период «мирного сосуществования» «хрущевской» и троцкистской концепций был сжат до предела. По мере успехов «перестройки» позиции «хрущевской» версии быстро ослабли и вскоре она ушла в небытие, освободив место для троцкистской концепции. Стремительность политической эволюции, вызвавшая калейдоскопическую смену мировоззренческих, методологических, теоретических и исторических концепций, не позволила новообращенным сторонникам ее насладиться успехом. Он оказался для них «пирровой» победой. Повинуясь меняющейся политической конъюнктуре, масса историков, бросив вновь обретенные «истины», продрейфовала дальше, переходя на позиции той или иной разновидности антикоммунистической историографии. В итоге реальный вклад троцкистской концепции в развитие отечественной историографии свелся к расчистке дороги и подготовке почвы для утверждения и развития откровенно антикоммунистической концепции. То же случилось и с «горбачевской» историографической версией, которая, полностью исчерпав свой политический потенциал и не оставив ничего ценного в научном отношении, сошла со сцены. «Мавр сделал свое дело» и обрек себя на умирание.

 

СОВРЕМЕННОЕ СОСТОЯНИЕ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ИСТОРИОГРАФИИ

Распад СССР, смена социально-политического строя привели к серьезным переменам в исторической науке и, в частности, в историографии ленинского «Завещания». Поле битв на почве истории осталось за антикоммунистической историографией, которая не проявляет интереса к разработке проблематики ленинского «Завещания» и представлена немногими работами, в которых само оно не изучается, а лишь используется в интересах обоснования той или иной политико-исторической схемы³³. Концептуальные различия наиболее заметны в политических оценках Ленина и других руководителей большевистской партии, социалистической революции, в оценках предложений, содержащихся в «Завещании». Поскольку у авторов, представляющих ее, в отличие от троцкистской историографии нет политического интереса подчеркивать близость Ленина и Троцкого, то в их работах этот важный вопрос получает иногда более правильное освещение.

Теряет свои позиции и эволюционирует троцкистская историография. Прежняя информационная зависимость от нее господствующей ныне антикоммунистической историографии исчезла с открытием архивов КПСС. Ознакомление историков с архивными материалами ведет троцкистскую концепцию к внутреннему кризису, поскольку многие важные положения ее не только не находят подтверждения в документах, но и прямо опровергаются ими. Авторы, придерживающиеся троцкистской концепции, вынуждены встать на путь отбора материалов, которые бы вписывались в историографическую схему Троцкого. Эта эволюция привела к возникновению неотроцкистской версии троцкистской историографической концепции. В ней произошло некоторое изменение системы аргументации, выводов, оценок, которые в совокупности ведут к разрушению краеугольных догм своей предшественницы. Например, Троцкий уверял, что члены Политбюро, и Сталин в том числе, до мая 1924 г. не знали о ленинских характеристиках. Неотроцкистская историография исходит из того, что Фотиева, «работавшая» на Сталина, известила его о «Письме к съезду» вскоре после его создания. Ясно, что в этом случае не только многое меняется во всей этой истории, но и фактически признается лжесвидетельство Троцкого. Судя по всему, неотроцкизм стал для троцкистской концепции «лебединой песней». Это направление в современной отечественной историографии представлено работами В.З. Роговина, В.А. Куманева и И.С. Куликовой, Г.Л. Олеха, А.В.Антонова-Овсеенко. С определенной степенью условности к ней можно отнести статьи Ю.А. Буранова и ряда других³⁴.

Коммунистическое (марксистское) направление в отечественной историографии, занимавшее прежде господствующее положение, утратило его и значительно ослабло, но не исчезло. В рамках его сохраняется верность той схеме, которой следовала советская историография после XX съезда КПСС, даже в том случае, если она подвергается резкой критике в других вопросах, как, например, в работах Р.И. Косолапова, Ю.В. Емельянова и В. Карпова³⁵.

Работы, изданные после 1991 г. (т.е. те, которые можно назвать современной историографией), выгодно отличаются от литературы предшествующего времени тем, что опираются на гораздо более широкую источниковую базу, позволяющую если и не полностью исследовать весь круг проблем, связанных с ленинским «Завещанием», то по крайней мере подойти к решению основных. Но эта возможность реализуется крайне слабо, в итоге сложилась парадоксальная ситуация: открывшиеся новые возможности для исследования проблематики ленинского «Завещания» не вызвали активизации исследований ее. Наоборот, интерес к ней стал угасать, так как она стала политически неактуальной, а в научном плане считается полностью выясненной. Появляющиеся изредка работы, в которых затрагиваются отдельные грани этой проблемы, не могут изменить ситуацию.

Наибольшее общественное звучание в это время приобрели книги Д. А. Волкогонова, посвященные Ленину, Сталину и Троцкому, в которых тема ленинского «Завещания» занимает одно из центральных мест. Волкогонов проделал головокружительную эволюцию от «хрущевской» к антикоммунистической версии. В своем антикоммунизме он не оригинален и не интересен, однако он привлек значительный по объему документальный материал, извлеченный из архивов и частично остающийся недоступным массе историков. Его работы интересны прежде всего этим. Правда, материал часто подобран тенденциозно, что сильно снижает их научную ценность. Поэтому правильнее будет определить его работы, как хорошо документированную политическую публицистику. Для достижения необходимого эффекта там, где исторические источники не позволяют сделать нужные выводы, Волкогонов часто прибегает к собственным размышлениям за Ленина, за Сталина, за Троцкого, используя их в качестве аргументов в пользу собственных выводов. В книге «Сталин» внимание автора сосредоточено почти исключительно на «характеристиках», которые Ленин дал членам ЦК партии³⁶. Анализ проблемы «Завещания» был продолжен Волкогоновым в книге «Ленин», в центре внимания которой оказываются взаимоотношения Ленина и других членов Политбюро³⁷. Цель «Завещания» автор усматривает в стремлении В.И. Ленина «ослабить бюрократическую хватку в обществе... бюрократическими методами»³⁸. В книге «Троцкий» он лишь кратко и эпизодически затрагивает отдельные аспекты обнародования ленинского «Завещания» и отношений Троцкого с Лениным и Сталиным³⁹. Освещение этих проблем дается в рамках схем и оценок, предложенных еще Троцким.

Активно разрабатывал тему «Завещания» А.В. Антонов-Овсеенко. Смысл своей работы этот автор видит в том, чтобы «в образе Сталина... показать преступника... выявить уголовную сущность»⁴⁰. Логические схемы вперемежку с тенденциозно подобранными документами и неподдающимися проверке рассказами людей, не являющихся очевидцами, заменяют научно обоснованную аргументацию и лежат в основе авторских рассуждений, а эмоции занимают место анализа. Антонов-Овсеенко не желает понять, что его ненависть к Сталину, являющаяся фактом его биографии, не может быть принята вместо исторического факта и аргумента. Сам автор в книге «Портрет тирана»⁴¹ признает, что его работа не имеет под собой никакой документальной основы и являет собой «издание литературно-художественное». Это верно, но поскольку эта книга и в концептуальном, и в конкретно-историческом отношении представляет собой слепок серии его статей, опубликованных в журнале «Вопросы истории», то, следовательно, эта оценка в полной мере относится и к статьям. Однако все усилия обосновать антисталинские настроения Ленина принесли более чем скромные результаты, что фактически он и признает: «Лишь в эпизодах, таких, как доверительные беседы с М.В. Фофановой или с секретарями в Горках, возникает зловещая фигура Сталина»⁴².

Заметный след в современной историографии проблемы оставила книга Ф.Д. Волкова «Взлет и падение Сталина». Характер книги определяет антисталинизм автора, который программирует и концепцию, и работу с материалом. Как и Антонов-Овсеенко, он не пытается встать над страстями и объективно оценить происходившие события. Концептуально его взгляды на проблему ленинского «Завещания» занимают промежуточное положение между «хрущевской» и неотроцкистской историографическими версиями. В книге достаточно широко используются архивные материалы, чем она выгодно отличается от работ Антонова-Овсеенко, однако круг использованных источников указывает на тенденциозный их отбор. К тому же используются они без должной критики, а эмоции по поводу того или иного документа или факта часто подменяют их анализ. Не останавливается Ф.Д. Волков и перед искажением смысла ленинских документов с помощью преднамеренных сокращений их текста⁴³.

В.А Куманев и И.С. Куликова, авторы книги «Противостояние: Крупская — Сталин», все внимание сосредоточивают на выяснении личных отношений Ленина и Сталина, Сталина и Крупской. Источниковая база их работы достаточно широка, включает архивные материалы, ставшие доступными в начале 1990-х годов. Они считают, что «единственная цель историка во все времена состояла в глубоком и осмысленном переосмыслении минувшего на основе более полных и достоверных источников, новых подходов и ракурсов изучения, более современных методов исследования, неудержимо стремясь при этом только к одному — к истине»⁴⁴.

Однако сами авторы игнорировали не только документы, разрушающие их схему, но и пренебрегали обязанностями историка критически относиться к источнику. Концептуально они следуют троцкистской схеме ленинского «Завещания».

Троцкистской историографической концепции и ее неотроцкистской версии определенно и последовательно противостоит Н.А. Васецкий⁴⁵, для научного почерка которого свойственно критическое отношение к источникам. Недостаточное (для начала 90-х годов вполне понятное) использование архивных документов вполне может объяснить определенную ограниченность критики троцкистской концепции и источников.

Среди специальных исследований ленинского «Завещания» выделяются статьи Ю.А. Буранова, в основе которых лежала не историографическая схема Троцкого, а анализ новых источников. Особенно интересна статья «К истории ленинского "политического завещания"», посвященная исследованию не только ряда текстов, но и истории их создания⁴⁶.

Книга Э.С. Радзинского «Сталин» представляет упрощенный вариант версии, развивавшейся еще Волкогоновым с заменой философских обобщений, имеющихся у последнего, «свободным» разговором о сложных исторических и политических проблемах. В ней нет анализа текста «Завещания» и политической борьбы, отсутствует критический подход к источникам. Автор из массы материала отбирает лишь то, что обеспечивает ему достижение желаемого психологического и политического эффекта. Основные исторические оценки вполне соответствуют схеме Троцкого, а политические — антикоммунистической историографии⁴⁷.

Проблематика «Завещания» получила отражение в книге Е.А. Котеленец, посвященной «лениниане» времен «перестройки» и современной литературе по проблеме. В ней представлен обзор новых версий истории создания и содержания «Завещания», а также политических отношений Ленина с другими членами Политбюро⁴⁸.

Появляются работы, позицию авторов которых трудно соотнести с каким-либо направлением. Примером может служить книга Н.Н. Яковлева «Сталин: путь наверх»⁴⁹, являющаяся поверхностным повествованием при вольном отношении к фактам и отсутствии намека на критическое отношение к используемым источникам. Воспринимая «Завещание» вполне в духе «хрущевской» историографической концепции, автор демонстрирует свойственное антикоммунистической историографии отрицательное отношение к Ленину и Троцкому, но в отличие от нее с определенным сочувствием относится к Сталину, противопоставляя его Ленину как русофобу. В результате получается упрощенная и искаженная картина взглядов Ленина и Сталина по ряду важнейших политических вопросов, а также их личных и политических отношений.

Автор данной книги концептуально противостоит традиционной историографической концепции, под которой мы понимаем все историографические концепции и их версии, кроме сталинской, поскольку она не получила достаточно широкого распространения, давно «сошла со сцены» и последние полвека практически не оказывала влияние на развитие историографии проблемы. Вместе с тем автор считает, что доступные сегодня источники приводят к выводу, что общая схема истории создания ленинского «Завещания», использованная сталинской историографией, в большей мере, чем другие историографические концепции и их версии, отражает реалии того времени. Автор солидарен с ней в этом вопросе. Существенное отличие авторской концепции от сталинской состоит в утверждении, что ленинское авторство ряда текстов «Завещания» нельзя считать доказанным.

Примечания:

¹.Сталин И.В. Соч. Т. 8. С. 257-266; Т. 9. С. 118-120; Т. 10. С. 172-177, 265; Т. 12. С. 69-70, и др.; Известия ЦК КПСС. 1990. № 7. С. 176-179; 1991. № 3. С. 209215; № 4. С. 171-172; № 5. С. 158. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 2. Д. 507. Л. 2-23.

².История Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков). Краткий курс. М, 1938. С. 246—257; Иосиф Виссарионович Сталин. Краткая биография. 2-е изд., испр. и доп. М., 1950. С. 84—95; БарбюсА. Сталин. Человек, через которого раскрывается новый мир. М., 1936. С. 143—176; Ярославский Ем. Владимир Ильич Ленин. М, 1942. С. 174; Он же. Партия большевиков в период перехода на мирную работу по восстановлению народного хозяйства (1921 — 1925 годы). Стенограмма лекций, прочитанных в 1941—1943 уч. гг. М., 1944. С. 65—139.

³ Известия ЦК КПСС. 1990. № 9. С. 158, 160-161.

⁴ Там же. № 5. С. 166; № 9. С. 169-181, 183-185; Троцкий Л. Письмо в Истпарт ЦК ВКП(б). (О подделке истории Октябрьского переворота, истории революции и истории партии) // Сталинская школа фальсификаций. Поправки и дополнения к литературе эпигонов (Репринтное воспроизведение книги, опубликованной в Берлине в 1932 г.). М., 1990. С. 69—89 и др.

⁵ Истмен М. После смерти Ленина. Лондон, 1925.

⁶ Троцкий Л. Моя жизнь. Опыт автобиографии. Т. 2. (Репринтное воспроизведение книги, опубликованной в Берлине в 1930 г.). М., 1990. С. 195—261; Он же. Сталин. М., 1995. С. 340—349, 361—363; Он же. Сверх-Борджиа в Кремле // Троцкий Л. Портреты революционеров. М., 1991. С. 65—72, 76—78; Он же. Почему Сталин победил оппозицию? // Там же. С. 134—135; Он же. Завещание Ленина // Там же. С. 265—291; Он же. Последняя статья Л.Д. Троцкого // Вечерняя Москва. 1990. 1 сент.

⁷ Васецкий Н. На разных полюсах // Аргументы и факты. 1989. № 34.

⁸ Троцкий Л. Завещание Ленина. С. 134, 273—274, 281—282 и др.

⁹ Валентинов Н.В. Наследники Ленина. М., 1991.

¹⁰ Дмитриевский С. Сталин. М., 1990.

¹¹ Белади Л., Краус Т. Сталин. М., 1989. С. 81—119; Верт Н. История Советского государства. 1900—1991. М., 2000. С. 185—188; Грей Я. Сталин. Личность в истории // Грей Я. Сталин. Личность в истории; Троцкий Л. Сталин. М., 1995. С. 69—98; Джилас М. Лицо тоталитаризма. М., 1992. С. 137—149; Коэн С. Бухарин. Политическая биография. 1888—1938. М., 1988; Кун М. Бухарин. Его друзья и враги. М., 1992. С. 126—132, 286—289; ЛековичД. Ленин и сталинизм // Вопросы истории КПСС. 1991. № 3. С. 64-75; Такер Р. Сталин. Путь к власти. 1879-1929. История и личность. М., 1991. С. 232—254, 262—265; Фишер Л. Жизнь Ленина: В 2 т. Т. 2. М, 1997. С. 435-485.

¹² Такер Р. Указ соч. С. 185, 253.

¹³ Там же. С. 247.

¹⁴ Барсуков Н.А. XX съезд в ретроспективе Хрущева // Отечественная история. 1996. № 6. С. 173, 174; Пихоя Р.Г. О внутриполитической борьбе в советском руководстве. 1945—1958 // Новая и новейшая история. 1995. № 6. С. 11 — 13; Хрущева Н.С. Время, Люди. Власть. Воспоминания: В 4 кн. М., 1999. Кн. 2. С. 180-186.

¹⁵ Известия ЦК КПСС. 1989. № 3. С. 130-131.

¹⁶ См.: Бурджалов Э.Н. Доклад «О состоянии советской исторической науки и работе журнала "Вопросы истории"» (на встрече с читателями 19—20 июня 1956 г. в ленинградском отделении Института истории АН СССР) // Вопросы истории. 1989. № 11. С. 113; Всесоюзное совещание о мерах улучшения подготовки научно-педагогических кадров по историческим наукам. 18—21 декабря 1962 г. М., 1964.

¹⁷ Бурджалов Э.Н. Указ. соч. С. 136.

¹⁸ См.: Бухарин НИ. Избранные произведения. М, 1988. С. 419.

¹⁹ История Коммунистической партии Советского Союза. М., 1970. Т. 4, кн. 1. С. 109—334; История социалистической экономики СССР. 1921—1925 гг. М, 1976; История СССР с древнейших времен до наших дней. М., 1967. Т. VIII. С. 122—169; КПСС во главе культурной революции в СССР. М, 1972; Ленинский кооперативный план и борьба партии за его осуществление. М., 1969; Ленинский план социалистической индустриализации и его осуществление. М, 1969; От капитализма к социализму. Основные проблемы переходного периода в СССР. 1917-1937 гг. М., 1981. Т. 1.

²⁰ О Сталине и сталинизме. Беседа с Д.А. Волкогоновым и РА. Медведевым // История СССР. 1989. № 4. С. 91.

²¹ Васецкий Н. На разных полюсах. С. 4.

²² Борисов Ю.С. Завещание Владимира Ильича Ленина: трагедия непонимания. М, 1990; Он же. Человек и символ // Комсомольская правда. 1988. 2 апр.; Васецкий Н. Об окружении Сталина // Аргументы и факты. 1989. № 37; Волкогонов Д. Феномен Сталина // Литературная газета. 1987. 9 дек.; Горелов О.И. Партиец ленинской школы // Аргументы и факты. 1987. № 3; Журавлев В.В., Ненароков А.П. «Грузинский инцидент» // Правда. 1988. 12 авг.; Они же. В.И. Ленин: «Вместе и наравне...» // Правда. 1988.. 8 июля; Лиходеев Л. Поле брани, на котором не было раненых // Дружба народов. 1988. № 9. С. 170—171; № 11. С. 23—24: Морозова Н. Мой любимый сорок пятый (Заметки читателя) // Знамя. № 4. С. 148—160; Наумов В.П. «Ленинское завещание» // Правда. 1988. 25 марта; Разумеет Н. Как родилась сталинская кадровая политика // Дружба народов. 1989. № 4. С. 196—200; Шелестов Д. Григорий Зиновьев: жизнь и борьба // Неделя. 1988. № 29; Он же. Премьер-министр страны Советов: штрихи к биографии Алексея Рыкова // Собеседник. 1988. № 33; Юськин А. Творцы революции. Действующие лица // Огонек. 1989. № 45. С. 2.

²³ Рыбаков А. Дети Арбата // Дружба народов. 1987. № 4. С. 113; Шатров М. Дальше... дальше... дальше!: Дискуссия вокруг одной пьесы. М., 1989; и др.

²⁴ Историки и писатели о литературе и истории // Вопросы истории. 1988. № 6. С. 14.

²⁵ Данилов В.П. 20-е годы: НЭП и борьба альтернатив. Круглый стол: Советский Союз в 20-е годы // Вопросы истории. 1988. № 9. С. 8; Круглый стол: историческая наука в условиях перестройки // Вопросы истории. 1988. № 3. С. 3—56.

²⁶ Историки и писатели о литературе и истории. С. 9.

²⁷ Там же. С. 13—14; Круглый стол: Советский Союз в 20-е годы. С. 27.

²⁸ Историки и писатели о литературе и истории. С. 19, 20.

²⁹ Волобуев О., Кулешов С. Очищение. История и перестройка. Публицистические заметки. М., 1989. С. 24—73; Донков И.П. Лев Борисович Каменев // Вопросы истории КПСС. 1990. N» 4. С. 95—99; Журавлев В., Ильин А., Ненароков А. В. И. Ленин: «Вместе и наравне...» // Урок дает история. М., 1989. С. 107—137; Зевелев А. И. Истоки сталинизма. Лекция к курсу «Политическая история XX века». М., 1990; Зотов В. Национальный вопрос: деформации прошлого // Суровая драма народа. Ученые и публицисты о природе сталинизма. М., 1989. с 258—263; Кулешов СВ. Избегать односторонних подходов // Вопросы истории КПСС. 1990. № 5. С. 135—139; Мельниченко В.Е. Был ли Х.Г. Раковский кон- федералистом? // Вопросы истории КПСС. 1989. № 7. С. 112—124; Наумов В. П. Ленинское завещание // Страницы истории советского общества. Факты. Проблемы. Люди. М., 1989. С. 88—121; Наумов В., Курин Л. Ленинское завещание // Урок дает история. М., 1989. С. 7—56; Наше отечество. Опыт политической истории. М., 1991. С. 150-163, 164-174, 180-186; О Сталине и сталинизме. Беседа с ДА. Волкогоновым и РА Медведевым. С. 89—108; Писаренко Э.Е. Александр Дмитриевич Цюрупа // Вопросы истории. 1989. № 5. С. 142—145; Симонов Н.С Реформа политического строя: замыслы и реальность (1921—1923 гг.) // Вопросы истории КПСС. 1991. № 1. С. 42—55; Старцев В.И. Политические руководители Советского государства в 1922 — начале 1923 года // История СССР. 1988. № 5. С. 101 — 122; Штейнбергер Н. Ленин, Сталин: свидетельства очевидцев // Вопросы истории. 1989. № 9. С. 175—176.

³⁰ Волкогонов ДА. Триумф и трагедия: политический портрет И.В. Сталина. Кн. 1, 2. М., 1989. О книге Д.А. Волкогонова «Триумф и трагедия: политический портрет И.В. Сталина» // Новая и новейшая история. 1992. № 2. С. 51—61; Поляков Ю.А. 20-е годы: настроения партийного авангарда // Вопросы истории КПСС. 1989. С. 25.

³¹ Старцев В.И. Указ соч. С. 108, 110-118.

³² Плимак Е. Политическое завещание В.И. Ленина: Истоки, сущность, выполнение. Изд. 2-е, испр. и доп. М., 1989.

³³ Волкогонов Д.А. Ленин. Политический портрет. М., 1994. Кн. 2; Он же. Сталин. Политический портрет. М., 1991. Кн. 1; Он же. Троцкий. Политический портрет. М., 1992. Кн. 2; Герасименко А. Загадки маленькой записки // Молодая гвардия. 1992. № 1—2. С. 234—241; КолесовД.В. Борьба после победы. М., 2000; Он же. Ленин: личность и судьба. М., 1999; Он же. Ленин: учение и деятельность. М., 2000; Он же. И.В. Сталин: загадки личности. М., 2000; Павлова Л.В. Механизм политической власти в СССР в 20 —30-е гг. // Вопросы истории. 1998. № 11 — 12. С. 49—66; Радзинский Э. Сталин. М., 1995; Фельштинский Ю. Мой ответ А.И. Зевелеву // Вопросы истории. 1999. № 8. С. 171 — 174; Он же. От составителя // Архив Троцкого. Коммунистическая оппозиция в СССР. 1923-1927. Т. 1, М., 1990. С. 7-8.

³⁴ Антонов-Овсеенко А.В. Портрет тирана. М., 1994; Он же. Сталин и его время // Вопросы истории. 1989. № 1, 2; Буранов Ю. «Дело» Макса Истмена. С. 73—82; Он же. К истории ленинского «политического завещания» // Вопросы истории КПСС. 1991. № 4. С. 47—56; Кулешов С. «Он законов ищет в беззаконьи» // Чуев Ф. Сто сорок бесед с Молотовым. М., 1991; Волкогонов Д.А. Триумф и трагедия: политический портрет И.В. Сталина. Кн. I, II; Куманев В.А., Куликова И.С. Противостояние: Крупская — Сталин. М., 1994; Ле'кович Д. Ленин и сталинизм // Вопросы истории КПСС. 1991. № 3. С. 64—67; Надточеев В. «Триумвират» или «семерка»? Из истории внутрипартийной борьбы в 1924—1925 годах // Трудные вопросы истории. Поиски. Размышления. Новый взгляд на события и факты. М., 1991. С. 61—72; Олех Г.Л. Поворот, которого не было: борьба за внутрипартийную демократию 1919—1924 гг. Новосибирск, 1992; Роговин В. Была ли альтернатива?: «Троцкизм»: Взгляд через годы. М., 1992.

³⁵ Емельянов Ю.В. Сталин: Путь к власти: М., 2002. С. 332—365; Карпов В. Генералиссимус. Кн. первая. Калининград, 2002. С. 40—51; Косолапое Р.И. Сталин и Ленин. М., 2000. С. 6, 7, 23, 25, 27-28, 32, 35-44; Курашвили Б.П. Историческая логика сталинизма. М., 1996. С. 58—59, 245—246, 251, 252; Пыхалов И. Время Сталина: Факты против мифов. Изд. 2-е. М„ 2001. С. 155—156.

³⁶ Волкогонов ДА. Сталин... Кн. 1. С. 149-154.

³⁷ Он же. Ленин... Кн. 2. С. 12-106.

³⁸ Там же. С. 337.

³⁹ Волкогонов ДА. Троцкий... С. 7—49. ,

⁴⁰ Антонов-Овсеенко А. Портрет тирана. С. 8.

⁴¹ Там же. С. 7-8.

⁴² Антонов-Овсеенко А.В. Сталин и его время // Вопросы истории. 1989. № 1. С. 104.

⁴³ Волков Ф.Д. Указ. соч. С. 50—66.

⁴⁴ Куманев В А., Куликова КС. Указ. соч. С. 3.

⁴⁵ Васецкий Н.А. Троцкий. Опыт политической биографии. М., 1992. С. 3—6, 158 — 246.

⁴⁶ Буранов Ю.А. «Дело» Макса Истмана. С. 73 — 82; Он же. К истории ленинского «политического завещания». С. 47—56.

⁴⁷  Радзинский Э.С. Сталин. М, 1997. С. 1 89-23 1.

⁴⁸ Котеленец ЕА. В.И. Ленин как предмет исторического исследования. Новейшая историография. М., 1999.

⁴⁹ Яковлев Я.Я. Сталин: путь наверх. М., 2000.

 

 

2.ИЗУЧЕННОСТЬ ПРОБЛЕМЫ

Обращение к ленинскому «Завещанию» было традиционным при изучении самых разных вопросов марксистско-ленинской теории, истории социалистической революции, большевистской партии и истории социалистического строительства. Естественно, что проблематика «Завещания» затрагивается в огромном количестве научных изданий, присутствуя в них чаще всего не как объект исследований, а в качестве важной, но побочной проблемы, что мало способствовало изучению самого этого комплекса документов. Работ, посвященных непосредственно «Завещанию» или смежных с ним проблемам, в которых накапливалась и анализировалась информация по теме, было много меньше, они исчисляются единицами.

Поскольку изучение ленинского «Завещания» всегда было подчинено интересам решения тех или иных политических задач, то естественно, что и внимание исторической науки привлекалось лишь к тем проблемам, которые были политически актуальными в данный момент, поэтому наряду с проблемами, изученными более или менее основательно, многие вопросы остаются рассмотренными поверхностно или даже не поставленными как следует. Множество легенд, созданных как участниками и современниками событий, так и историками воспринимаются историками как реальные факты, а порожденные ими

заблуждения — как надежные знания. В результате в историографии сложился устойчивый комплекс представлений, в котором историческая правда органично переплелась с преднамеренными фальсификациями.

 

СОДЕРЖАНИЕ «ЗАВЕЩАНИЯ»

В исследование ленинского «Завещания» как важного этапа разработки плана построения социализма наибольший вклад внесли работы советских историков конца 50-х — середины 80-х годов, посвященных В.И. Ленину, истории социалистического строительства в СССР¹. Наиболее серьезным недостатком этих исследований является подход к последним ленинским работам именно как к комплексу работ, в которых Ленин завершил разработку плана построения социализма. Отсюда стремление представить их как высшее достижение ленинской мысли и, естественно, абсолютизация буквально всех сформулированных в них положений. Это затрудняло критический анализ текстов «Завещания», понимание их подлинного характера и предназначения, а также развития ленинской мысли.

На рубеже 80—90-х годов стали появляться работы, в которых наметился критический подход к ленинскому «Завещанию» как плану построения социализма в СССР. Прежние оценки переосмысливались, как правило, с позиций взглядов, развивавшихся Троцким или Бухариным². Заявление Ленина об изменении «точки зрения на социализм» стало трактоваться как отказ от прежних взглядов, как признание социализма строем, основанным на товарно-денежных отношениях. Стали расширительно (в духе либерализма, формального демократизма) трактоваться его предложения о реформировании государственного аппарата, подвергаться сомнению эффективность его предложений относительно совершенствования государственного аппарата и борьбы с бюрократизмом с помощью Рабоче-крестьянской инспекции (РКИ). Изучение системы взглядов Ленина по вопросам национально- государственного строительства свелось к использованию статьи «К вопросу о национальностях...» для обоснования критики не только Сталина, но и Ленина за недостаточное противодействие ему, и предложенных им принципов строительства Советского Союза. Вместе с тем была высказана верная мысль об эволюции взглядов Ленина на проблемы построения социализма в России в направлении идей, которые развивались К. Марксом относительно наличия у крестьянства России определенного социалистического потенциала³.

В современной отечественной историографии политическое отношение к ленинскому наследию изменилось радикально. Троцкий никогда не разделял ленинских взглядов на перспективы социалистической революции в России, очевидно, этим объясняется почти полное равнодушие троцкистской и неотроцкистской историографии к этой стороне ленинского «Завещания». Например, в работах В.З. Роговина, В.А. Куманева и И.С. Куликовой, Ф.Д. Волкова, В.А. Антонова-Овсеенко практически не нашлось места для анализа социально-экономических предложений, а политические сведены к проблеме борьбы со Сталиным⁴. Для антикоммунистической историографии, рассматривающей всю проблематику социалистических преобразований как утопию, эти проблемы представляют еще меньший интерес. Все внимание в них концентрируется главным образом на личностном аспекте внутрипартийной борьбы. Связанная с изменением господствующих в обществе политических и идеологических установок потеря интереса к истории социалистической революции привела к тому, что открывшиеся новые возможности для изучения ленинского наследия современной историографии практически не реализуются.

 

ПРИЧИНЫ СОЗДАНИЯ «ЗАВЕЩАНИЯ»

Вопрос о причинах появления «Завещания» вызывает разногласия. В советской официальной историографии середины 50—80-х годов причину видели в стремлении Ленина завершить разработку своего плана построения социализма и предупредить партию об угрозе раскола, которая якобы исходит от группы руководителей партии, поименованных в так называемых «характеристиках». В биографии Ленина, например, говорилось: «Чувствуя, что он может в ближайшее время совсем выйти из строя, Ленин решил продиктовать ряд записей... хотел в своих письмах и статьях подвести итоги великих завоеваний... рассмотреть перспективы дальнейшей борьбы»⁵. Троцкий и следующая за ним историография исходят из того, что цель «Завещания» состояла в стремлении изменить баланс сил в партии в его, Троцкого, пользу и обеспечить его победу во внутрипартийной борьбе. И даже более того — в том, что Ленин подталкивал Троцкого на обострение борьбы со Сталиным: «Ленин, боявшийся в дальнейшем раскола партии по линии Сталина и Троцкого, для данного момента требовал от меня более энергичной борьбы против Сталина»⁶. Получается, что В.И. Ленин хотел ввергнуть партию в борьбу ради ее единения вокруг Троцкого. Если поверить последнему, то встает еще один неприятный для традиционной историографии вопрос: что беспокоило Ленина? Раскол партии или устранение Сталина как противника Троцкого? Троцкистская историография уверяет: Ленин заботился о Троцком, а «хрущевская» — Ленина беспокоила угроза раскола партии по вине Сталина. Большинство зарубежных и современных отечественных историков приняли версию Троцкого.

Свою версию предложил Д. А. Волкогонов: причину появления «Завещания» он усматривал в попытках Ленина «по-особенному взглянуть на своих соратников», которые он предпринимал с конца 1921 г., «все время думая о грядущем». Само «Завещание» оценивается как философское предупреждение об опасности, рожденной большевизмом, которая заключалась в бюрократизме и его главном проводнике — Сталине⁷. Оригинально, но не аргументировано.

 

ОТНОШЕНИЕ В.И. ЛЕНИНА К СВОИМ СОРАТНИКАМ

Проблема отношения Ленина к другим членам Политбюро является одной из центральных в историографии. Закрепившиеся в традиционной  литературе взгляды на эту проблему имеют мало общего с тем, что было в действительности. В сталинской историографии, с одной стороны, акцентировалась близость политических и человеческих отношений Ленина и Сталина, а с другой — непримиримое противостояние Сталина и Ленина, с одной стороны, и Троцкого — с другой. В целом это верная, хотя и несколько упрощенная интерпретация их политических и личных взаимоотношений. В троцкистской историографии отношения между членами Политбюро были вписаны в политическую борьбу в руководстве партии, которая представлялась в искаженном виде как политическая интрига Сталина, Зиновьева и Каменева, направленная против Ленина, которой противостояло крепнущее взаимопонимание и взаимодействие Ленина и Троцкого. Отношения Ленина и Троцкого рисовались лишенными серьезных разногласий, наполненными взаимным личным уважением. Отношения Ленина и Сталина, напротив, изображались как постоянно обостряющиеся⁸. Эта расстановка политических сил якобы нашла свое отражение в «Завещании» Ленина. Постоянно повторяя и варьируя эти утверждения, Троцкий не приводил в подтверждение их каких-либо доказательств. Тем не менее они стали важной составной частью не только троцкистской, но и зарубежной и современной отечественной историографии ленинского «Завещания»⁹.

Антикоммунистическая историография в этом вопросе демонстрировала независимость от Троцкого. Так, например, Н.В. Валентинов на первое место в качестве наиболее близкого к Ленину политика и наиболее значимого деятеля в руководстве партии в последний период деятельности Ленина выдвигал Сталина, ставя Каменева на второе, а Зиновьева на третье место¹⁰.

«Хрущевская» историография в отличие от сталинской и троцкистской, наоборот, игнорировала связь между «Завещанием» и той политической борьбой, которая происходила в руководстве партии в 1922 — начале 1923 г. Вернее, она представлялась в искаженном виде — сводилась к борьбе по вопросам монополии внешней торговли, образования СССР и конфликту в КП Грузии, т.е. к тем вопросам, которые можно было использовать для обоснования тезиса об обострении политических и личных отношений Ленина со Сталиным в тот период. Упор делался на угрозе раскола партии из-за отношений Сталина и Троцкого, а Ленин изображался стоящим «над схваткой» и осуждающим их. Вместе с тем использовался важнейший тезис троцкистской историографической концепции о нарастающей остроте в политических и личных отношениях между Лениным и Сталиным. Установленный для историков жесткий режим использования архивных и даже многих опубликованных документов (спецхран), не позволял установить реальную картину политических отношений, существовавших между Лениным, Сталиным, Троцким, Зиновьевым, Каменевым и Бухариным, и той борьбы, в которую они были вплетены. Объективно этот режим способствовал сохранению мифов, сработанных Троцким.

В последнее время положение существенно изменилось. Доступные историкам документы позволяют увидеть ту дискуссию по принципиальным вопросам, которая имела место в руководстве партии, лучше понять подлинную глубину и остроту разногласий, ее конкретные проявления и динамику политической борьбы. В современной историографии, опирающейся уже не только или не столько на старые историографические схемы, сколько на документы, расстановка сил в этой «тройке» начинает меняться. Д. А. Волкогонов отмечал и охлаждение отношений Ленина к Зиновьеву, и близость Сталина к Ленину¹¹. На их близость до осени 1922 г. указывает СВ. Кулешов, считающий, что Троцкий был ближе к Ленину, а Зиновьев и Каменев — к Сталину¹². Э. Радзинский считает Сталина одним из ближайших к Ленину политических деятелей¹³. Оригинальной точки зрения придерживается Н.Н. Яковлев, противопоставляющий их, но иначе, чем это делается в троцкистской концепции, — для того чтобы оттенить критику Ленина как коммуниста и русофоба¹⁴.

Иногда предпринимались попытки объявить наиболее близкими людьми к Ленину Зиновьева и Каменева, а Сталина представить в качестве младшего партнера¹⁵. Тем не менее в центре внимания историков остаются отношения Ленина со Сталиным и Троцким.

 

ЛЕНИН И ТРОЦКИЙ

Основным аргументом в пользу того, что Ленин желал, чтобы именно Троцкий стал его политическим преемником, служит предложение Ленина Троцкому (сентябрь 1922 г.) занять должность одного из заместителей председателя СНК¹⁶. В.И. Старцев считает, что «мотивы самого Ленина» в этом случае ясны и они состояли в том, чтобы «дать Троцкому лишний шанс для противостояния Сталину, уравновесить его внутрипартийное положение одним из самых важных советских постов. Ленин опасался возможного обострения конфликта между Троцким и Сталиным, чем и был продиктован этот ход»¹⁷. Иначе говоря, по В.И. Старцеву получается, что Ленин, чтобы смягчить накал борьбы, желал усилить одну из сторон, именно политически более слабую, следовательно, создать предпосылки для продолжения и обострения борьбы. Не все так доверчивы, чтобы верить Троцкому на слово. Например, Н.В. Валентинов, в целом сочувственно и с доверием относящийся к рассказам Троцкого, это утверждение подвергает сомнению¹⁸. Д.А. Волкогонов не верит, что Ленин желал политического блока с Троцким, аргументируя свой скепсис резонным соображением о том, что для смещения Сталина Ленину помощь Троцкого не была нужна¹⁹, и указанием на то, что когда Ленин хотел позитивного решения, он всегда настаивал на своем предложении²⁰. В данном же случае он спокойно принял отказ, значит, он и не желал, чтобы Троцкий согласился.

Н.А. Васецкий политические взгляды Троцкого оценивает как антиленинские и догматические и на этой базе решает вопрос о политических взаимоотношениях Ленина и Троцкого. Такой подход обоснован. Ю.В. Емельянов считает, что Ленин питал надежды на «умиротворение» Троцкого и ошибся²¹.

 

ЛЕНИН И СТАЛИН

Наибольшее внимание в историографии уделяется Сталину. Поскольку одним из центральных положений «Завещания» было требование переместить Сталина с должности генсека как не оправдавшего оказанного ему доверия, то в центре внимания историков оказываются причины назначения Сталина генеральным секретарем ЦК РКП (б), причастность Ленина к его назначению, причины и время разочарования Ленина в Сталине.

Сталинская историография исходила из того, что Сталин был ближайшим к Ленину деятелем партии, а поэтому и стал его естественным преемником, должность генерального секретаря стала как бы организационно-правовым оформлением этого политического факта. В краткой биографии Сталина и в примечании к 5-му тому собрания сочинений Сталина подчеркивалось, что апрельский (1922) Пленум ЦК РКП (б) избрал Сталина генеральным секретарем ЦК по предложению Ленина²². В биографии В.И. Ленина, написанной Ем. Ярославским, дополнительно указывалось, что «Ленин, знавший как никто, кадры нашей партии, считал, что именно Сталин должен стоять во главе руководящего штаба большевистской партии, как крупнейший организатор, теоретик, как человек, пользующийся огромным доверием партии»²³. В лекциях по истории ВКП(б) Ем. Ярослаский писал, что должность генерального секретаря была «нововведением», а избрание на нее Сталина — «признаком огромного доверия со стороны партии» к нему «как к испытанному в боях трех революций и в огне гражданской войны, верному и опытному вождю, ближайшему соратнику товарища Ленина»²⁴.

От Троцкого идет прочно укоренившийся в историографии «номенклатурный вариант» этой истории: сначала была придумана должность генерального секретаря (при этом часто утверждается, что она была в то время чисто технической)²⁵, а потом на нее начали искать подходящего кандидата. Д.А. Волкогонов причину появления этой должности усматривал в необходимости обеспечить «повышение статуса ответственного секретаря до уровня генерального» и при этом объявлял этот пост политически мало- значимым²⁶. В.И. Старцев тезис о малой значимости поста генсека пытался обосновать логически: если бы этот пост был политическим, ключевым, то «первым генсеком был бы, видимо, Ленин»²⁷. Мнение расхожее, но никем не обоснованное и убедительное только на первый взгляд.

Троцкий является также родоначальником версии о непричастности Ленина к избранию Сталина генеральным секретарем. В книге «Сталин» он, делая особый упор на роли Зиновьева, предложившего кандидатуру Сталина, писал, что Ленин не возражал («не принял боя», «не довел сопротивления кандидатуре Сталина до конца»), потому что этот пост «имел в тех условиях совершенно подчиненное значение» и «пока оставалось у власти старое Политбюро, Генеральный секретарь мог быть только подчиненной фигурой»²⁸. У Троцкого не сказано прямо, но логически следует, что Ленин не доверял Сталину именно как политику²⁹.

В историографии (исключая сталинскую) обыгрывалась каждая грань предложенной Троцким схемы. «Независимость» от нее проявлялась исключительно в деталях: одни отрицали факт выдвижения Лениным Сталина на должность генсека, другие ограничивали его участие одобрением этого предложения³⁰, третьи, признавая его участие, утверждали, что из-за болезни он не придал значения обсуждавшемуся вопросу или не понял опасности этого решения³¹, четвертые считали, что Ленин все понимал и видел опасность, но хотел проверить Сталина³².

Официальная советская историография второй половины 50—80-х годов не пролила дополнительный свет на вопрос об отношениях Ленина и Сталина, на причины и историю избрания Сталина генеральным секретарем. Более того, она внесла в эти вопросы дополнительную неопределенность. Так, в многотомной «Истории Коммунистической партии Советского Союза» говорится лишь, что Пленум ЦК принял «решение учредить должность Генерального секретаря ЦК РКП(б); им был избран И.В. Сталин»³³.

Зарубежная («буржуазная», «антикоммунистическая»), «горбачевская» и современная отечественная историографии, взяв за основу версию Троцкого, еще более запутали вопрос. Так, В.А Куманев и И.С. Куликова пытаются доказать, что Сталин именно «сделался» генеральным секретарем³⁴. Р. Такер считал, что Сталин сам прорвался к этой должности, а роль Ленина сводилась к «согласию» «в знак признания старшинства в новом секретариате»³⁵. Д.А. Волкогонов, Д.Ф. Волков предприняли попытку изучить историю избрания Сталина с использованием новых материалов³⁶, но ее нельзя признать удачной. В предложенных ими вариантах старые схемы соединяются с разрушающей их информацией, что ведет в логические тупики. Так, Волкогонов, с одной стороны, поддерживает старую, идущую от Троцкого легенду о слабых позициях Сталина по причинам его политической, моральной и личной ущербности и навязывает мысль, что он «думал лишь о том, чтобы не выпасть из... когорты» соратников Ленина. А с другой — утверждает, что он присвоил себе «право представлять, толковать, комментировать идеи Ленина»³⁷. Вот так: думал, как бы не «выпасть» из числа соратников, но вдруг взял и «присвоил» себе право толковать Ленина...

Д.А. Волкогонов уделял много внимания обоснованию тезиса о том, что Сталин уступал другим в интеллектуальном и нравственном отношении, а успех в политической борьбе объяснял его целеустремленностью, политической волей, хитростью и коварством, умением использовать партийный аппарат в своих целях. Волкогонов акцентировал роль Зиновьева и Каменева («ленинская гвардия»), которые рассчитывали использовать его в борьбе с Троцким в собственных интересах как подручного³⁸. Но с течением времени этот автор менял свое мнение. Сначала он утверждал, что Сталина на должность генерального секретаря рекомендовал Каменев при «одобрении» Ленина³⁹, в дальнейшем он понижал степень участия Ленина: «одобрение» исчезает, его заменяет тезис о том, что Ленин только «знал об этом предстоящем нововведении», а в качестве инициатора наряду с Каменевым появляется Сталин. Далее Волкогонов «уточняет»: «пожелание» исходило не только от Каменева, но и от Зиновьева и, негласно, от Сталина⁴⁰. Никаких материалов, подкрепляющих свои выводы, автор не приводит.

Версия интриги Сталина с целью получения поста генсека иногда сочетается с признанием активной роли Ленина в решении этого вопроса. Н. Штейнбергер (со ссылкой на рассказы В.И. Невского и Н.А. Скрыпника) пишет, что «Сталин перехитрил Ленина, нарисовав ему преувеличенную картину грозящей опасности раскола партии», запугал Ленина тем, что у него нет твердого большинства в руководящем органе партии и выдавал себя за единственного человека, способного обеспечить Ленину стабильное большинство в ЦК. Поэтому «расширение полномочий Оргбюро и связанное с ним переименование сталинских функций произошло с одобрения Ленина»⁴¹. А.В. Антонов-Овсеенко не мог миновать версии об интриге, соединив в ней, кажется, все встречающиеся в литературе взаимоисключающие положения. Именно с интригами Сталина, стремившегося к удовлетворению маниакального стремления к власти, связывает он решение Пленума ЦК об избрании Сталина генсеком. Мотив этого стремления для автора ясен, а потому не аргументируется: «пост генсека... единственный ход к неограниченной власти»⁴². Отвергнув как «домысел» то, что предположение о назначении Сталина исходило от Ленина, Антонов-Овсеенко, побивая свою первую версию, предлагает вторую: обманутый Ленин сам предложил Сталину пост генерального секретаря⁴³. Впрочем, есть и третья версия, согласно которой главными героями выступают не Сталин и Ленин, а Зиновьев и Каменев, которые (вместе с Бухариным) «наметили на место руководителя Центральным аппаратом Сталина» и вручили «туповатому» Сталину «ключ от Секретариата ЦК», считая, что он «будет плясать под их дудку». По мнению Антонова-Овсеенко, произошло это так: Каменев «на очередном заседании ЦК... внес предложение поставить во главе Секретариата Сталина, заменив должность «отсека» должностью «генсека». Кто-то с места... поддержал идею, и вот уже вопрос поставлен на голосование...»⁴⁴

Повышенное внимание в этой истории приковано к Каменеву (иногда в компании с Зиновьевым). Об особой роли Каменева говорят Д.А. Волкогонов, Н.А. Васецкий, В.И. Старцев⁴⁵. Итак, Каменев и Зиновьев в роли «делателей королей». Но с этим утверждением согласиться нельзя. Тезис о подобной их активности покоится только на рассказах Троцкого и логических выкладках. Документы показывают иное: в истории избрания Сталина генеральным секретарем политические интересы Зиновьева и Каменева сколь-либо существенного значения не имели, во всяком случае они практически не просматриваются, зато политические интересы Ленина прослеживаются вполне определенно. Молчат документы и о какой-либо инициативе в деле выдвижения Сталина, исходящей от Каменева и Зиновьева.

Как правило, тезис о том, что Зиновьев и Каменев сделали Сталина генсеком, некритично сочетается с признанием содержащегося в «Письме к съезду» утверждения, что Сталин «сделался» генсеком. Сторонники признания активного участия Ленина, как и сторонники версии, что Сталина генсеком «сделали» Зиновьев и Каменев, не замечают, что между этим фактом и тезисом «характеристик» о том, что Сталин «сделался генсеком», имеется вопиющее противоречие. Или он сделался, или его сделали. На первый взгляд, ответ может состоять в том, что Сталин занял пост исключительно в результате собственных усилий. Но это мнение находится в противоречии с тем, что известно о личных и политических отношениях Ленина и Сталина, о настроениях Ленина, о положении Сталина в Политбюро и ЦК партии, наконец, о процессе избрания генерального секретаря на XI съезде партии. Об этом мы будем говорить ниже. А пока отметим, что признание за Лениным активного участия в избрании Сталина ставит под вопрос его авторство «Письма к съезду».

Д.А. Волкогонов был вынужден констатировать, что «до сих пор никто не может дать удовлетворительного ответа, почему это произошло, почему Сталин неожиданно для всех оказался на вершине пирамиды власти»⁴⁶. К этому мы добавим, что не удалось дать удовлетворительно ответа и самому Волкогонову, он ограничился пересказом схемы, предложенной Троцким.

Таким образом, современная историография, как правило, сохраняет верность версии Троцкого и стоит в растерянности перед этой исторической загадкой — почему Сталин стал генеральным секретарем, повторяя в разных вариантах прежние схемы.

Мнения, выходящие за рамки традиционных представлений, встречаются редко. Например, Д. Лекович считал, что Ленин не только одобрил кандидатуру Сталина, но и «подготовил для пленума письменную рекомендацию»⁴⁷ (имеется в виду предложение Ленина об организации работы Сталина в качестве генерального секретаря). Э. Радзинский идет дальше, в создании поста генсека и избрании Сталина он усматривает стремление усилить систему контроля ЦК за партией и обеспечить смену поколений руководителей партии⁴⁸. Это верно и вполне укладывается в традиционный взгляд на проблему установления должности генсека. Отрицая чисто административное значение этого поста, он расценивает его учреждение как продолжение и акт внутрипартийной борьбы, которая имела антитроцкистскую направленность. Это верное наблюдение и показатель того, что современная историография начинает сбрасывать с себя путы исторических легенд Троцкого.

В историографии прочно укоренилось мнение о том, что Ленин, разочаровавшись в Сталине и как в политике, и как в человеке, методично вел подготовку смещения его с должности генерального секретаря (здесь главную роль должно было сыграть «Письмо к съезду»). Тезис о разочаровании Ленина широко использовался Троцким и следующими за ним историками. В своей последней статье, написанной за 10 дней до смерти, он утверждал, что «последний период жизни Ленина был наполнен острым конфликтом между ним и Сталиным, кульминацией которого был полный разрыв между ними»⁴⁹. Самому В. И. Ленину Троцкий приписывает такое признание: «Нет худа без добра, я засиделся и полгода смотрел "со стороны"», комментирует его: «Ленин хочет сказать (курсив наш. — В. С): я раньше слишком долго засиделся на своем посту и многого не замечал; длительный перерыв позволит мне теперь на многое взглянуть свежими глазами... больше всего потряс его, несомненно, чудовищный рост бюрократического могущества, сосредоточением которого стало Организационное Бюро ЦК». «К этому периоду относится "заговорщическая" беседа Ленина со мной о совместной борьбе против советского и партийного бюрократизма и его предложения "блока" с ним против Организационного бюро, т.е. основной в то время крепости Сталина». Чтобы ни у кого не оставалось сомнения в достоверности этих слов, он присовокупляет: «Факт беседы и содержание ее нашли вскоре свое отражение в документах», они «составляют неоспоримый и никем не оспоренный эпизод истории партии». Надо, однако, заметить, что нам неизвестен ни один документ, который мог бы подтвердить сообщаемый Троцким факт обеспокоенности Ленина ростом могущества Оргбюро и исходящего от него бюрократизма. Молчат об этом и тексты ленинского «Завещания». Остается необоснованным и утверждение Троцкого, что «необходимость смены Сталина с поста генерального секретаря» «встает перед Лениным сразу после его возвращения к работе. Но этот персональный вопрос успел значительно осложниться... Генеральный секретарь опирался теперь на многочисленную фракцию... Обновление верхушки аппарата стало уже невозможно без подготовки серьезного политического наступления». Ну а факты, факты? Троцкий предложил то, что смог найти: недовольство Ленина было вызвано, оказывается, тем, что Сталин как генеральный секретарь был ответствен за «постановку вопросов на пленумах Центрального Комитета»⁵⁰. В это трудно поверить, так как повестка дня пленума ЦК определялась не генеральным секретарем, а Политбюро, оно же и отвечало за свои решения. Вопросы для Пленумов ЦК готовились не секретариатом, а специально создаваемыми комиссиями.

С тех пор много написано по этому вопросу, но историки так и не смогли добавить ничего существенно нового, ограничиваясь вариациями на темы рассказов Троцкого. Р. Такер, не утруждая себя аргументами, пишет, что Сталин, став генсеком, «надежно завладел столь необходимой ему базой», что после XI съезда партии у Ленина в отношении Сталина «дурные предчувствия не исчезли. По-видимому, в какой-то момент Ленин начал понимать, что личные качества могут представлять политическую проблему, и видеть в Сталине не только человека, с которым коллегам трудно работать, но также и политического деятеля, чьи недостатки могут повредить делу большевиков. Должно быть, по мере ухудшения состояния здоровья тревога Ленина росла». «В течение 1922 г., — утверждает Такер, — кризис в отношениях между В.И. Лениным и И.В. Сталиным быстро нарастал». Его причины — в том, что Сталин «уверовал в свои силы, чтобы излагать собственные взгляды и настаивать на них», что проявилось в дискуссии по проблеме монополии внешней торговли и в вопросе образования СССР, в политической ревности к Сталину и в возмущении проявлениями его грубости в словах и поступках⁵¹. Р. Такер представляет дело так, будто бы только на закате своей политической карьеры Ленин понял, что личные качества могут обернуться политической проблемой.

В советскую историографию тезис о разочаровании Ленина в Сталине был внедрен «секретным» докладом Н.С. Хрущева на XX съезде партии⁵² и постановлением ЦК КПСС «О преодолении культа личности и его последствий⁵³. В.И. Старцев признает, что Ленин «весьма высоко ставил Сталина как авторитетного политического деятеля вплоть до избрания последнего генеральным секретарем ЦК ВКП(б)», но уже летом, «именно в июле—сентябре 1922 г. ... у В.И. Ленина сложилось в целом неблагоприятное впечатление о его личности» и вызвал беспокойство «объем власти, которой Сталин уже пользовался, превратив технический пост в Секретариате ЦК в главный политический пост в партии». Автор вступает в противоречие с самим собой, поскольку несколько выше он уверял читателей, что XII съезд создал Секретариат ЦК именно «для руководящей партийной работы»⁵⁴. Неаргументированным является его утверждение, что Ленин уже после второй беседы со Сталиным (30 июля) пришел к выводу, что «он ошибся в этом человеке, согласившись с предложением Л.Б. Каменева выдвинуть его на пост генерального секретаря ЦК РКП(б)». Впрочем, чуть ниже Старцев заявляет, что на это осознание Ленину потребовалось значительно больше времени: «Проявив редкий дар наблюдательности и умения разбираться в людях, Владимир Ильич всего за несколько месяцев тесного общения со Сталиным во время своего последнего летне-осеннего пребывания в Горках (т.е. за 12 встреч! — B.C.) сделал правильные выводы относительно отрицательных черт характера и личности Сталина, проявившихся в стремлении к необъятной власти, склонности к злоупотреблению ею, администрированию, озлоблению, грубости к товарищам». Причины такого поразительного прозрения надо как-то объяснить, и Старцев, следуя за Троцким, говорит о вынужденной отстраненности Ленина от текущих дел, о возможности взглянуть со стороны, о болезненном состоянии. Это объяснение ничего не объясняет, так как подобная отстраненность имеет и оборотную сторону: она могла не только помогать «взглянуть со стороны», но и помешать разобраться в вопросах по существу. Но, самое главное, автор не приводит никаких аргументов в пользу своего предположения, лишь ссылается на проблемы, которые возникли не ранее конца сентября—октября 1922 г. (образование СССР, монополия внешней торговли, конфликт в КПГ)⁵⁵.

Д.А. Волкогонов также, повторяя троцкистскую версию, путается в определении характера и динамики отношений Ленина: то он утверждает, что никакой близости в их отношениях не было вообще, была лишь иллюзия близости, созданная Сталиным. То, наоборот, считает, что Сталин «был весьма близок» к Ленину, а 1922 год оценивает как «время наибольшей близости Сталина к больному вождю». Эту близость Волкогонов связывал, в первую очередь, с должностью генерального секретаря, благодаря которой Сталин «был обязан установить с Лениным еще более тесные контакты», поэтому «часто бывает у Ленина, информирует его о положении в руководстве, спрашивает советы, регулирует доступ к Ленину наркомов и партийных деятелей». При этом Волкогонов отмечает, что во многих вопросах Сталин шел навстречу ленинским пожеланиям⁵⁶. Ленин из этих наблюдений, по мнению Волкогонова, сделал выводы, представлявшие собой «результат глубокого анализа и размышлений», которые легли в основу «Письма к съезду»⁵⁷. В отношении времени осознания Лениным своей ошибки он пишет неопределенно: Ленину «хватило нескольких месяцев (летом—зимой 1922 г. — В. С), чтобы разглядеть человека в качестве генсека и увидеть в нем такое, что могло бы стать опасным в будущем»⁵⁸. Фактов, кроме текстов «Завещания», подтверждающих этот вывод, у Волкогонова нет. Зато есть ценное признание, разрушающее эти построения: «У меня нет конкретных данных о намерении Ленина "разгромить" генсека»⁵⁹. Это признание многого стоит!

Отмеченные нами противоречия у разных авторов важны не сами по себе (подобную ошибку может допустить любой), а как показатель того, что под этими оценками нет серьезной источниковой базы, нет объективных показателей изменения Лениным его отношения к Сталину. Волкогонов знает это, возможно, поэтому он не может принять троцкистскую версию в ее чистом виде, пытаясь совместить ее с известной ему информацией об отношениях Ленина и Сталина, он предлагает свою версию: Сталин верен идее, к нему «нет пока крупных политических претензий», его «политическое реноме пока не запятнано», наконец, к нему «нет личной неприязни». Ленина-де, заботили моральнонравственные качества Сталина. Да и то не в настоящем: он якобы увидел «нечто такое, что в будущем может вылиться в источник многих бед»⁶⁰. Пытаясь спасти версию Троцкого, Волкогонов побивает ее, а заодно и свою, в той ее части, в которой следует за Троцким.

Здесь надо выбирать: либо Ленин в июле—сентябре 1922 г. «увидел» и «распознал» Сталина, либо у него даже в начале января 1923 г. не было против Сталина ничего, кроме «предчувствий», наличие которых только предполагается. Следовательно, тезис о недовольстве Ленина Сталиным держится лишь на «Письме к съезду» (диктовки 24—25 декабря 1922 г. и 4 января 1923 г.), принадлежность которого Ленину еще надо доказать. Волкогонов не смог разобраться в этой проблеме, тем не менее в современной историографии он на основе изучения документов ближе других подошел к верной оценке динамики отношений Ленина и Сталина в 1922 году.

В.А Куманев и И. С. Куликова пытаются обосновать свою версию ответа на вопрос о причинах разочарования Ленина в Сталине. Они уверяют, что Ленин обнаружил у Сталина страсть к администрированию, озлобленность, нетерпимость, злопамятность, беспощадность и «остро почувствовал, какую ошибку сделал Пленум ЦК в апреле», избрав Сталина генсеком⁶¹. Конкретно, но не аргументировано. Определяя время разочарования Ленина, они, по примеру своих предшественников, запутались в вариантах. По одной версии, это произошло в начале апреля 1922 г. и проявилось в отказе Ленина (7 апреля) от поездки на Кавказ, «не в последнюю очередь» в виду «сомнений относительно фигуры Генерального, который после Пленума стал действовать очень круто по части прибирания рычагов власти к своим рукам». Авторов не смущает, что после Пленума, на котором Сталин был избран генеральным секретарем, прошло всего три дня! Впрочем, это сказано, кажется, только для того, чтобы тут же дезавуировать свое заявление: «Пока, видимо, это были предчувствия, еще не переросшие в тревогу»⁶². Опять знакомая картина: факт провозглашается и тут же за неимением доказательств низводится до уровня «предчувствия» или «подозрения», но при этом закрепляется в работе и сознании читателя. А вместо аргумента — свое мнение: «не может быть, чтобы в глубине души у него не появилось чувство недоверия к тому, кто оказался свидетелем его минутной слабости»⁶³. Может быть или не может быть — об этом сказать мог бы только Ленин. Дальше — больше. Оказывается, что все рассуждения о раннем (начало апреля, задолго до первого инсульта) «прозрении» Ленина ровным счетом ничего не стоят, так как пришло оно к Ленину, оказывается, гораздо позднее — до второго, декабрьского, инсульта (очень неопределенно, но никак не ранее конца июля 1922 г.), когда он ощутил (?!) и понял (?!), что находится под надзором Сталина, распознал его сущность и «проник раньше всех в тайные помыслы последнего, утвердившись в мнении о его властолюбии и тщеславии»⁶⁴. Опору для этих выводов авторы находят только в воспоминаниях «работника Совнаркома Якова Шатуновского», которому Ленин якобы жаловался, что Сталин плохо разбирается в людях и «ни с кем не советуется»⁶⁵. В этих условиях и появляются «ленинские письма и заметки» («Завещание»), которые «как бы готовили почву для смещения Сталина путем развертывания политической критики в адрес генсека, за которой организационные меры выглядели бы в глазах общественности как естественный шаг»⁶⁶.

А.В. Антонов-Овсеенко заявляет, что «Ленин явно не доверял Сталину, таился от него». Прозреть Ленину помогло, оказывается, то, что Сталин «сумел вдохнуть весомое содержание» в канцелярское словечко «генсек», и «расширение функции генерального секретаря и своего влияния в партии, благодаря тому, что он вел работу с кадрами, занимался их подбором и расстановкой»⁶⁷. Остается неясным, что именно могло вызвать недовольство Ленина, ведь именно эта работа ставилась перед секретариатом как одна из главных, а кроме того, все важнейшие кадровые вопросы проходили не только через Секретариат, но и через Оргбюро или Политбюро. Антонов-Овсеенко утверждает, что Ленин «слишком поздно увидел злобную мстительность и нетерпимость Сталина». Что значит «слишком поздно»? Ответ заслуживает внимания: даже в октябре—ноябре 1922 г. Ленин еще не знал, что для Сталина решение Пленума ЦК «не помеха», «что Секретариат ЦК постепенно превращается в личный Секретариат Сталина»⁶⁸. Ценное признание, говорящее о том, что у Антонова-Овсеенко нет никаких свидетельств тому, что до декабря у В.И. Ленина были какие-либо основания думать, что от Сталина исходит какая-то опасность для партии. Что нового в этом отношении принес декабрь, не поясняется. В книге «Портрет тирана» Антонов-Овсеенко отказывается даже от попыток установить время «прозрения» Ленина и ограничивается невнятным замечанием о том, что Ленин скоро понял свою ошибку⁶⁹.

Проблемы, которые, как считается, серьезно осложняли отношения Ленина и Сталина, — национально-государственное строительство, монополия внешней торговли, конфликт в КП Грузии — остаются малоизученными именно как факторы, влиявшие на их отношения. Принимается на веру тезис о том, что они позволили Ленину увидеть негибкость Сталина как политика, оценить его чрезмерную грубость и озлобленность как характерные для него черты в работе с людьми, увлечение администрированием при решении политических вопросов и т.д. Наибольшее внимание современными авторами уделяется разногласиям по вопросам образования СССР, которые возводятся в ранг принципиальных, непримиримых. Сама история разногласий и борьбы по этим вопросам не анализируется под углом зрения развития отношений Ленина и Сталина, а лишь используется для аргументации тезиса об их принципиальном противостоянии⁷⁰. Время от времени предпринимаются попытки расширить перечень разделявших их вопросов. Например, Э.Е. Писаренко пытался разработать тезис о недовольстве Ленина Сталиным в связи с его работой в РКИ и утверждает, что «по предложению Владимира Ильича» Сталин «был освобожден с этого поста»⁷¹. Данное утверждение не только не находит подтверждение в источниках, но и прямо опровергается ими.

Характерной для коммунистической историографии является позиция Ю.В. Емельянова: причины изменения отношения Ленина к Сталину он видит в последствиях болезни и в реакции на конфликт генсека с Крупской. Вместе с тем, он аргументирует вывод о том, что упреки со стороны Ленина были несправедливы, а сами его взгляды по вопросам национально-государственного строительства — противоречивыми⁷².

Путаница в определении причин и времени разочарования Ленина в Сталине указывает на то, что вопрос о характере и динамике их отношений — важнейший для понимания всей проблематики ленинского «Завещания» — остается в историографии непроясненным.

 

ИСТОКИ И ГРАНИЦЫ ВЛАСТИ СТАЛИНА

Следующий принципиально важный вопрос о размерах и характере власти генерального секретаря. Историки уже давно наталкивались на фундаментальные противоречия между утверждением автора «характеристик» и политическими реалиями того времени. В рамках традиционной историографической концепции решение не находится. Например, Р. Такер заблудился в двух своих же собственных оценках. С одной стороны, он уверен, что в руках генсека сосредоточена необъятная власть, а с другой — уверяет читателя, возбужденного первым заявлением, что никакой власти у Сталина нет: «Изображать победу Сталина во внутрипартийных сражениях как логический итог закулисной борьбы за власть — значит, упускать из виду некоторые более глубокие и сложные моменты политического процесса <...> В период нэпа советское общество... не представляло собой... жестко контролируемой системы <...> Структура партийного государства пока еще оставалась довольно рыхлой как в организационном плане, так и с точки зрения функционирования <...> В этих условиях ни Сталин, ни любой другой человек не мог подняться на высшую руководящую ступень в государстве лишь с помощью умелого манипулирования силовыми рычагами организации, сочетая свои действия с искусной фракционной стратегией»⁷³. «Ни Сталин и никто иной не мог претендовать на высшую политическую власть со ссылкой на занимаемый пост Генерального секретаря»⁷⁴. Правильно, вот только с тезисом о необъятности его власти удовлетворительно согласовать данное заявление невозможно. Здесь надо выбирать. Р. Такер это понимает и пытается совместить несовместимое (как и большинство историков, придерживающихся троцкистской историографической схемы), он пускается в рассуждения о том, как Сталин укреплял свою необъятную власть⁷⁵. В подобной же ситуации оказался и Д.А. Волкогонов. С одной стороны, он утверждает, что накануне XII съезда РКП (б) «его [Сталина] положение внешне не выделялось» (его критиковали, например, за тезисы по национальному вопросу), а с другой — автор вполне солидарен с тезисом о необъятности власти генсека и охотно рассуждает о ее причинах и проявлениях, связывая ее с «решением всех текущих вопросов» (с последним утверждением согласиться невозможно), «в подборе и выдвижении партийных кадров в центре и на местах»⁷⁶.

Однако бесконечные повторения тезиса о необъятной власти генсека и подобные объяснения убеждают не всех читателей. Желая просветить и убедить их, В.В. Журавлев и А.Н. Ненароков решили специально рассмотреть вопрос о «сосредоточении в руках Сталина необъятной власти». Вот что они обнаружили: «Владимир Ильич опирался на ряд точных фактов и наблюдений. Во-первых, он имел в виду ту роль, которую стал играть Секретариат и лично Сталин в решении кадровых вопросов: назначение секретарей губкомов, подбор состава комиссий, перемещения по принципу выдвижения преданных ему людей. Во-вторых, все большее утверждение директивного тона в решении Оргбюро и Секретариата. В-третьих, использование авторитета ЦК для навязывания и формирования проведения нужных генсеку решений. Да и в личном плане В.И. Ленин имел все основания на подобное утверждение. Сталин по ряду вопросов торопился утвердить собственные подходы и мнения, не советуясь с Владимиром Ильичем, не из-за болезни, а из желания сделать по-своему, поставив Ленина перед свершившимся фактом»⁷⁷. Вот и весь «улов». Просто повторено то, о чем писали многие до них. А ведь это самая обстоятельная попытка объяснить дело с материалами в руках. Вместо фактов в очередной раз предложена порция старых голословных утверждений. Работа с кадрами, конечно, давала многое для расширения влияния в партии, но не расширяла права. Директивный тон решений Оргбюро и Секретариата определялся не характером Сталина, а их местом в политической системе диктатуры пролетариата. Может быть, таких документов стало необоснованно много? Положим, но это надо доказать, чего авторы не делают. Без аргументации остается и упрек в использование авторитета ЦК. Если ЦК в чем-то поддерживал И.В. Сталина, то, естественно, авторитет ЦК начинал «работать» на него. Впрочем, точно так же он «работал» и на любого другого члена ЦК, если ЦК поддерживал его предложения или оценки.

Путаница, в казалось бы, простых вопросах — как и почему Сталин стал генеральным секретарем, когда и почему Ленин разочаровался в нем — указывает на то, что эти ключевые для понимания «Письма к съезду» вопросы остаются неразгаданной тайной, несмотря на обилие посвященной им литературы.

 

РАБОТА В.И. ЛЕНИНА НАД «ЗАВЕЩАНИЕМ»

Традиционная историография рассматривает работу Ленина над текстами «Завещания» в отрыве от происходившей в ЦК партии политической борьбы, чем упрощает и искажает ее историю. С другой стороны, приукрашивается состояние здоровья Ленина в конце февраля — начале марта 1923 г., когда, как считается, он продиктовал свои последние письма, имеющие антисталинскую направленность. Работа Ленина над «Завещанием» освещалась в основном по «Дневнику дежурных секретарей», а также по отрывочным воспоминаниям секретарей Ленина и М.И. Ульяновой без должного критического анализа этих источников информации. Влияние болезни на работу Ленина в период работы его над «Завещанием» сколь-либо обстоятельно не изучалось. Внимание исследователей приковано к истории болезни после прекращения им политической деятельности (с марта 1923 по январь 1924 г.)⁷⁸.

В центре внимания историков оказывается другая проблема — надуманный вопрос о «режиме изоляции» Ленина, якобы установленным Сталиным.

По известному вопросу о режиме лечения и работы Ленина в период его болезни в историографии утвердилось мнение, идущее от Троцкого: Сталин, боявшийся Ленина, установил режим изоляции его, заставив врачей сделать соответствующие предписания. Это нужно было ему, чтобы предотвратить ленинскую критику в свой адрес и таким образом обеспечить сохранение за собой поста генерального секретаря ЦК РКП(б), с которым были связаны его планы на установление единовластия в партии и государстве. Однако режим изоляции Ленина был прорван только благодаря смелости Крупской и секретарей Ленина. Так считают В.И. Старцев, Д.А. Волкогонов, А.В. Антонов-Овсеенко и др.⁷⁹

Вопрос о том, как и почему Сталин мог установить режим политической изоляции Ленина, историки предпочитают обходить. И понятно, ведь режим, который действительно был установлен для Ленина, определял не Сталин, а ЦК и Политбюро при активном участии Каменева, Бухарина в соответствии с требованиями врачей и при их непосредственном участии. Этот факт трудно обойти. В.А Куманев и И.С. Куликова предложили такой вариант решения проблемы. Они считают, что Каменева и Бухарина ставить на одну доску со Сталиным нельзя, поскольку мотивы у них были разные. У Бухарина и Каменева, естественно, благородные, а у Сталина, разумеется, низменные. Если первые «действительно преследовали... цель уберечь Ленина от контактов и информации, которые могут его взволновать, то встревоженный Сталин желал одного — изолировать вождя от мира»⁸⁰. Доказательства? Это и так всем известно. Во всяком случае Куманев и Куликова уверены в этом. Однако чуть далее, будто забыв о том, как они пугали читателей «сталинским режимом», Куманев и Куликова вдруг заявляют, что, несмотря на все ухищрения Сталина, режим изоляции установлен не был, так как бдительная Крупская сама установила Ленину «правильный больничный режим»⁸¹. Вот как! Сначала утверждают одно, а затем, сохранив за Сталиным все полагающиеся ему упреки, признают, что все зависело от Крупской и делала она то, что положено.

 

ЛИЧНЫЙ КОНФЛИКТ

От Троцкого в историографии идет устойчивый интерес к истории конфликта Сталина и Крупской, Ленина и Сталина. В центре внимания оказывается политическая подоплека, с которой был связан инцидент между Сталиным и Крупской, содержание и характер их телефонного разговора, который, как считается, состоялся вечером 22 декабря 1922 г., а также письмо-ультиматум Ленина Сталину от 5 марта 1923 г. о разрыве личных отношений, наконец, связь личных и политических аспектов этого конфликта. Право Крупской говорить Ленину о политических вопросах, несмотря на запрет врачей и ЦК, не подвергается сомнению. Виновным всецело оказывается Сталин. Эта история играет роль косвенного подтверждения справедливости характеристики Сталина в «Письме к съезду».

Трудность в историографии иногда вызывает простой вопрос о времени, когда о разговоре Сталина и Крупской стало известно Ленину. Долгое время в литературе господствовало убеждение, что это произошло 5 марта. Есть и другая точка зрения. Например, Р. Такер утверждал, что Ленин узнал о конфликте вскоре после него⁸². В этом случае возникает проблема: почему Ленин не реагировал сразу, почему решил объясниться со Сталиным лишь 5 марта. Большинство историков этот временной разрыв объясняют подготовкой Лениным «бомбы для Сталина», а решение потребовать извинения связывают с получением им информации о том, что о характере разговора Сталина с Крупской стало известно Зиновьеву и Каменеву. В А Куманев и И.С. Куликова исключают такой образ действий Ленина в случае оскорбления жены⁸³. Они являются сторонниками «мартовской» версии. Но против нее свидетельствует М.И. Ульянова, которая уверяет, что Ленин узнал о телефонном разговоре вскоре после него. Против этой версии говорит и Сталин, относивший свой конфликт с Крупской к концу января — началу февраля 1923 г. Попытки выяснить этот вопрос в рамках традиционной схемы пока что удовлетворительного результата не дали, и в итоге в литературе по этому вопросу сохраняется вынужденная неопределенность. Например, Н. Петренко приходит к выводу, что в начале февраля 1923 г. Ленину все еще не было известно о конфликте, но он не сомневается, что 5 марта он уже знал о нем⁸⁴.

Подобная же разноголосица существует и в вопросе об обстоятельствах ознакомления Ленина с фактом и характером разговора. Согдасно старой и наиболее распространенной версии, произошло одно из двух: либо Ленин 5 марта 1923 г. обратил внимание на плохое настроение Крупской и, вынудив ее рассказать о причинах, «докопался» до истины. Либо Крупская после разговора со Сталиным по телефону на вопрос Ленина, кто звонил, ответила, что звонил Сталин, с которым она помирилась. Проговорившись таким образом, Крупская была вынуждена рассказать и о самом конфликте, и о том, что о ней знают Зиновьев и Каменев⁸⁵. ВА Куманев и И.С. Куликова справедливо считают, что имеющаяся информация противоречива и не позволяет надежно реконструировать эти события, и предлагают свой вариант объяснения. Они полагают, что Ленина «информировали Зиновьев или Каменев, а возможно, и оба». Свое предположение они основывают на убеждении, что Крупская берегла Ленина и не могла ничем обеспокоить его, а также на факте отправления копии письма-ультиматума Зиновьеву и Каменеву⁸⁶. Однако это предположение противоречит информации М.И. Ульяновой, которая прямо указывает, что распоряжение о письме исходило от Крупской и делалось втайне от Ленина⁸⁷. А главное, версии об информировании Ленина 5 марта не учитывают реального состояния здоровья Ленина в тот день.

Нет определенности и в оценке характера письма-ультиматума. Троцкий трактовал его не просто как ультиматум, а как «полный разрыв» «всяких личных отношений» и как политическую «бомбу для Сталина»⁸⁸. Эта оценка поддерживается В.А Кумане- вым и И.С. Куликовой⁸⁹. Другие в его оценке проявляют больше осторожности. Так, например, Р. Такер писал, что «не столь понятно место в плане действий Ленина короткого послания Сталину. Вопреки распространенному мнению в нем не говорилось о разрыве отношений со Сталиным, а лишь содержалась угроза такого разрыва, если Сталин не извинится и не возьмет назад грубые слова, сказанные Крупской 22 декабря»⁹⁰.

 

ИСТОРИЯ С ЯДОМ

Важное место в современной историографии ленинского «Завещания» занимает история обращения Ленина к Сталину за ядом для самоубийства. Троцкий сформулировал два важнейших тезиса, которые с тех пор прочно укрепились в зарубежной историографии, а со второй половины 80-х годов и в отечественной. Первый — сама эта просьба свидетельствует о том, что Ленин очень низко ставил человеческие качества Сталина. Развивая эту тему, Троцкий «выжимает» из нее не только тезис о злом умысле Сталина, но и основания для крайне негативной оценки моральных качеств Сталина. «Почему же он [Ленин] обратился именно к Сталину с такой трагической просьбой? Ответ прост: он видел в Сталине единственного человека, который мог дать ему яд, поскольку Сталин был в этом непосредственно заинтересован. Возможно, он хотел проверить Сталина: с какой готовностью Сталин захочет воспользоваться такой возможностью»⁹¹. Второй тезис, сформулированный позднее первого, содержал обвинение Сталина в отравлении Ленина Сталиным, чтобы не допустить возвращения его к политической деятельности, грозящей положить конец политической карьере Сталина⁹². Впрочем, Троцкий сам разрушал эту схему заявлением, что в то время, когда создавалось ленинское «Завещание», в действии были факторы, гораздо более могущественные, чем советы Ленина»⁹³. Убивает же эту версию Троцкого и тот факт, что ленинское «Письмо к съезду», содержащее критику Сталина и требование снять его с должности генсека, стало известно руководству РКП(б) уже в середине 1923 г., т.е. задолго до смерти Ленина, которая в этом случае Сталину в политическом отношении ровным счетом ничего не давала. Остается вариант мести, но за него не хватается даже Троцкий. Тезис об отравлении Ленина Сталиным остается недоказанным.

Молчание на этот счет М.И. Ульяновой и Н.К. Крупской также говорит против этой версии Троцкого. Против нее выступают и специалисты — врачи. Академик Б.В. Петровский, изучавший историю болезни Ленина как врач, писал: «Не могу понять, как можно печатать эти домыслы, когда сама история болезни В.И. Ленина, подлинные протокол вскрытия его тела и микроскопических исследований абсолютно точно определяют диагноз заболевания... Все клинические симптомы этой трагедии, наблюдаемые и советскими и зарубежными учеными-медиками у постели больного это подтверждают. Ни о каком отравлении не может идти речи»⁹⁴. Академик Ю.М. Лопухин, изучавший историю болезни и причины смерти Ленина, даже не упоминает о версии отравления: судя по логике его изложения, он не рассматривает ее как серьезную⁹⁵. Версию Троцкого оспаривают и историки. Например, Л. Фишер посвятил опровержению этой версии специальное приложение к своей книге⁹⁶. Не склонен верить Троцкому и Э.С. Радзинский, его рассуждениям он противопоставляет свидетельства врачей В. Осипова и С. Доброгаева, определенно указывавших как на причину смерти Ленина на сильный склероз сосудов головного мозга, которые «настолько известковались, что при вскрытии по ним стучали металлическим пинцетом, как по каменным»⁹⁷. Тем не менее тезис об отравлении Ленина активно используется в современной историографии, которая, повторяя его вслед за Троцким, ничего не смогла сделать для его обоснования.

Таким образом, вопросы отношений Ленина и Сталина — одни из важнейших в проблематике ленинского «Завещания» — никак нельзя отнести к числу хорошо изученных и достаточно проясненных.

 

КТО ВМЕСТО СТАЛИНА?

Вопрос, кого Ленин намечал в преемники Сталину , не дает историкам покоя. И они ищут, ищут...

Некоторые пытались «додумать за Ленина» и дать ответ за него. В период «перестройки» в качестве кандидатур назывались Я.Э. Рудзутак и, реже, Ф.Э. Дзержинский, однако эти попытки вызвали критику и не получили поддержки⁹⁸. Не найдя подходящей кандидатуры, историки снова, как и прежде, либо обходят этот вопрос молчанием, либо пытаются объяснить, почему Ленин не назвал никакой кандидатуры. Например, Ю. Буранов писал: «Иногда возникает вопрос: а почему Ленин не назвал конкретного преемника? Изучая жизнь Владимира Ильича, его труды, понимаешь, что такой шаг был бы противен самой натуре Ленина»⁹⁹. Д.А. Волкогонов тоже ушел от ответа, заявив, что «"Письмо к съезду" интересно анализом ленинского окружения, возможных преемников, хотя Ленин не решался прямо назвать своего наследника. Однако назвал того и тех, кто, по его мнению, не могли быть им»¹⁰⁰. А в другой книге — «Сталин» — в отказе назвать кандидатуры на пост генерального секретаря он усматривает «тактичность» и веру Ленина «в мудрость партии, ее ЦК». И, кроме того, этим-де, Ленин «дал понять, что ни одному из них (из охарактеризованных им. — B.C.) не подходит роль лидера партии... Ясно также и то, что он не предлагает искать этого лидера и среди других руководителей... Наиболее вероятно, что... тончайший слой "старой гвардии" должен, обязан, способен выступить коллективным вождем»¹⁰¹. Коллективный вождь — это о тех, кому в «Письме к съезду» выписаны «волчьи билеты»? Или о тех, с кем годами вел политическую борьбу? И главное, коллективный вождь — это, конечно, забавная мысль, но нет никаких оснований связывать эту благоглупость с именем Ленина. Объяснение тем, что Ленин-де не хотел «давить» своим авторитетом на съезд партии — самое распространенное, но и его нельзя принять всерьез, так как оно очень далеко от реалий той борьбы, которую Ленин вел всегда и везде за принятие того решения, которое он считал правильным, не останавливаясь, если было необходимо, перед использованием как своего авторитета, так и своего положения в органах власти. Достаточно указать на истории с обсуждением Гражданского кодекса РСФСР (февраль 1922 г.), вопроса о монополии внешней торговли (октябрь—декабрь 1922 г.) и др.¹⁰² Поэтому нет никаких оснований брать на веру утверждение, что Ленин постеснялся бы перед съездом партии высказать свое мнение относительно новой кандидатуры на главный пост в партии. Таким образом, и этот вопрос остается без ответа.

 

ИСПОЛЬЗОВАНИЕ «ПИСЬМА К СЪЕЗДУ» В ПОЛИТИЧЕСКОЙ БОРЬБЕ

Вопрос об использовании «Письма к съезду» во внутрипартийной борьбе середины 1920-х годов не стал предметом специального исследования. В литературе этот вопрос необоснованно сведен к истории оглашения «Письма к съезду» на XIII съезде РКП(б). Но и в таком виде он не получил удовлетворительного решения. Утвердилось мнение, что этот документ в полном соответствии с волей Ленина Крупская передала XIII съезду, который проигнорировал ленинский совет «переместить» Сталина с должности генерального секретаря¹⁰³. Начало разработки этой проблемы положил Троцкий, он же позаботился и о «документировании» этой истории собственными воспоминаниями, которые в течение десятилетий являлись наиболее информативным источником о том, как решался вопрос о способе оглашения ленинского письма на съезде, каким образом происходило ознакомление делегатов съезда с ним, о роли Зиновьева и Каменева в «спасении» Сталина¹⁰⁴. Троцкий говорит неправду и поймать его «за руку» на этой лжи нетрудно: в его архиве хранилась копия документа, свидетельствующего о том, что передача Крупской диктовок от 24—25 декабря 1922 г. (часть «Письма к съезду») состоялась не в конце мая 1924 г., а годом раньше — в конце мая — начале июня 1923 г.¹⁰⁵ «Хрущевская» историография не могла открыто базироваться на воспоминаниях Троцкого, хотя фактически делала это. Возможно, поэтому для «документирования» троцкистской версии, но независимо от Троцкого, «отцы» хрущевской историографии пошли на откровенную фальсификацию, введя в научный оборот так называемый «Протокол» передачи Крупской «ленинского Завещания», который на поверку является письмом, а не актом первой передачи текстов ленинского «Письма к съезду». В секрете держались протоколы заседаний делегаций XIII съезда партии, зафиксировавших обсуждение «Письма к съезду» и его результаты. Их содержание почти дословно пересказывалось в виде авторского текста. Объективно это служило поддержкой троцкистского тезиса о том, что обсуждение на съезде этого ленинского документа не состоялось. Вместе с тем акцентировалось внимание на обещании Сталина исправить свои недостатки¹⁰⁶, что не получает опоры в документах съезда. Правда, иногда этот тезис смягчался и говорилось только о надежде делегатов съезда («полагали» и «надеялись»), что Сталин учтет сделанные ему Лениным замечания, и поэтому решили оставить его генеральным секретарем ЦК РКП(б)¹⁰⁷.

В историографии периода «перестройки» появилась новая трактовка — «Письмо к съезду» секретарями Ленина сообщено Сталину и другим членам Политбюро вскоре после того, как оно было продиктовано¹⁰⁸. Имевшие место расхождения относительно времени и обстоятельств информирования касались более или менее несущественных деталей (информирован только Сталин или также другие члены Политбюро; информированы сразу после диктовки Лениным или несколько позднее; информировала Фотиева или Володичева и т.д.)¹⁰⁹.

Трудным остается вопрос о причинах принятия съездом решения в пользу Сталина. Традиционно считается, что Сталина спасло заступничество Зиновьева и Каменева. Путаница начинается с вопроса о том, перед кем и когда они выступали с «успокоительными» речами. В историографии принята версия Троцкого о том, что «спасательная» операция была ими проведена во время чтения текстов «Завещания» в делегациях с помощью соответствующих комментариев и обещаний, что Сталин учтет указанные недостатки. В делегациях обсуждения письма Ленина якобы не было, вносилось заранее подготовленное предложение выразить Сталину политическое доверие. Съезд внял им¹¹⁰. Сохранившиеся протоколы обсуждения «Письма» в делегациях съезда рисуют совершенно иную картину, в которой места Зиновьеву и Каменеву не находится. В.А Куманев и И.С. Куликова придерживаются иной версии, идущей от Б. Бажанова, утверждавшего, что Зиновьев и Каменев выступали не на съезде, а на заседании ЦК РКП (б) прежнего созыва и еще до съезда обеспечили решение вопроса о генсеке в пользу Сталина¹¹¹. В более широком плане вопрос об использовании «Завещания» в политической борьбе ставится редко. Р. Такер — один из немногих, кто рассматривает (но не изучает) вопрос об использовании «Завещания» Ленина Троцким против Сталина в политической борьбе и вопрос о защите Сталина от этих атак¹¹².

 

ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЕ ЛЕНИНСКОГО «ЗАВЕЩАНИЯ»

В советской историографии вопросы источниковедческого анализа текстов ленинского «Завещания» не были ни поставлены, ни, следовательно, разрешены¹¹³. Хотя произошло это не по вине историков. Б.Г. Литвак на одной конференции («круглый стол»), посвященной проблемам источниковедения, говорил о предпринимавшихся историками в свое время («в бытность существования журнала "Исторический архив"») попытках поставить вопрос об источниковедческом исследовании текстов ленинского «Завещания», но Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС «решительно выступал против того, чтобы публиковались статьи, атрибутирующие ленинские тексты, т.е. такие, которые доказывают, что это ленинские, а не зиновьевские и не каменевские тексты. Сотрудники института говорили, что у них полны сейфы с материалами по каждой ленинской статье, по каждому выступлению, доказывающие то, что вы доказываете. Мы отвечали: давайте, публикуйте то, что в сейфах. Нам отвечали, что это материалы для служебного пользования. Мы посылаем в ЦК и там дают резолюцию, что это ленинский текст. Это очень серьезная проблема — ленинская текстология»¹¹⁴.

В советской исторической науке была наработана методика установления ленинского авторства текстов, не имеющих подписи, которые требовали атрибуции (обоснования ленинского авторства)¹¹⁵. Ко времени подготовки к изданию Полного собрания сочинений Ленина и даже позднее, к 100-летнему юбилею В.И. Ленина, эта методика, по признанию В.В. Горбунова, была «разработана пока слабо»¹¹⁶. Вопрос о ленинском авторстве решался на основании комплексного подхода к документам, использования прямых и косвенных доказательств, сопоставления всех известных фактов и, главное, глубокого анализа текста самого документа (изучение документа в целом и его отдельных частей, конструкций фраз, словаря), политической направленности, языка, стиля, сопоставления данного текста с другими ленинскими документами, прежде всего близкими по времени создания. Это позволяло сделать первое предположение о ленинском авторстве, выяснить круг вопросов, которые в это время интересовали Ленина, установить, в какой мере данный документ вписывается в этот круг и насколько он соответствует общему направлению развития ленинских взглядов, оценок. Важным считалось повторение каких-то мыслей, фраз, использование устойчивых и характерных для Ленина в то время терминов и т.д.¹¹⁷

Являясь обязательными для любого исследователя ленинского «Завещания», так как оно представлено текстами, которых Ленин не писал и не подписывал, эти методические приемы, к сожалению, не были востребованы теми, кто писал о ленинском «Завещании». Эта методика лежит в основе проведенного нами анализа с учетом специфических особенностей «Завещания»: анализ не только текстов «Завещания», но и их комплекса в целом.

Понятно, что серьезно поставить и решать проблему источниковедения текстов «Завещания» без доступа к архивным материалам было невозможно. Стремление понять историю создания, структуру «Завещания», его место в ленинском наследии, опираясь только на анализ содержания опубликованных текстов — без знания о том, что представляют собой подлинники, без использования массы сопутствующей этим текстам политической и делопроизводственной документации, без попытки поставить вопрос об элементарной аргументации ленинского авторства их, — не могло не привести как к возникновению множества добросовестных заблуждений, так и к ряду ошибочных выводов, которые, в свою очередь, ложились в основу других исторических и политических построений. Хотя они не могут быть поставлены в упрек лично историкам, тем не менее надо признать, что их усилия не могли дать удовлетворительного результата.

Тем не менее такие попытки источниковедческого анализа предпринимались и позволили поставить и решить некоторые вопросы. Первым на проблемы, связанные с «Дневником дежурных секретарей», являющимся основным источником информации о работе Ленина в тот период, обратил внимание В.И. Старцев¹¹⁸. Прежде историки относились к «Дневнику» с полным доверием¹¹⁹. Наблюдения Старцева получили положительный отклик в историографии. Гораздо шире проблема поставлена в выступлении СВ. Воронковой на конференции «Некоторые проблемы источниковедения отечественной истории XIX—XX веков», в котором содержится интересный анализ ленинской статьи «Странички из дневника» и статьи «К вопросу о национальностях или об "автономизации"». Опираясь на опубликованные тексты, она приходит к интересным выводам, касающимся непосредственно истории работы Ленина над этими текстами. В статье «Странички из дневника» ею были выявлены, с одной стороны, части текста, принадлежащие Ленину, а с другой — вставки, сделанные секретарями. СВ. Воронкова высказывает обоснованное предположение, что текст этой статьи представляет собой соединение двух текстов, «написанных на различные темы». В записках «К вопросу о национальностях или об "автономизации"» она отмечает наличие текстов двух совершенно разных «типов». С.В. Воронкова ставит также ряд более общих вопросов, касающихся «Завещания» в целом: «о первичной элементарной единице данного комплекса материала», о необходимости «установления общего числа сделанных диктовок и их датировки», о надежности информации «Дневника дежурных секретарей»¹²⁰. То обстоятельство, что эти вопросы решаются в рамках традиционной историографии, исходящей из признания ленинского авторства всех текстов «Завещания», приводит ее к ошибочным, на наш взгляд, выводам. Однако этот факт не может принизить историографического и источниковедческого значения предпринятой ею попытки исследовать тексты «Завещания» в источниковедческом плане. Реакция на эту попытку была показательной. Большинство участников «круглого стола» просто проигнорировали эту проблему, А. К. Соколов оценил ее как попытку «поставить под сомнение цикл последних работ Ленина»¹²¹. В ответ на эту критику СВ. Воронкова заявила, что она не ставит под сомнение ленинское авторство текстов «Завещания»¹²². Действительно, на основе анализа только опубликованных текстов сделать это нельзя или крайне затруднительно.

Ситуация изменилась в начале 90-х годов, когда для историков стали открываться архивы ЦК КПСС. В это время появились статья Ю.А Буранова, посвященная источниковедческому анализу текстов «Завещания». Он пришел к выводу, что тексты, продиктованные Лениным с 23 декабря 1922 г. по начало 1923 г., в том числе и статья «К вопросу о национальностях или об "автономизации"», представляют собой не «политическое завещание», а «разделы доклада для... XII съезда партии», которые были частично фальсифицированы И.В. Сталиным¹²³. Автор привел также важные доказательства того, что эти тексты, в том числе и «характеристики», уже летом 1923 г. находились в ЦКК и ЦК РКП(б). Не уточняя обстоятельств и времени их передачи, он определенно связывает эту передачу с действиями Фотиевой, якобы информировавшей Сталина о содержании диктовок Ленина¹²⁴. Буранов также поставил вопрос об искажении текста статьи «Как нам реорганизовать Рабкрин», из которой, как он считает, при публикации в газете было снято упоминание о генсеке, чей авторитет не должен мешать работе членов ЦКК¹²⁵. Сталин как виновник этого искажения ленинского текста не назван, но все содержание статьи естественно подводит к такому заключению.

Хотя проблема источниковедческого анализа этих текстов была поставлена Бурановым ограниченно, а источниковедческие аспекты изучения других частей «Завещания» он вообще не затрагивал, для историографии интересующей нас темы значение этой статьи велико, так как в ней впервые на архивном материале была поставлена и начала решаться задача источниковедческого анализа последних ленинских документов и продемонстрирована ее сложность. Вдруг выяснилось, что трудная проблема находится там, где десятилетиями все считалось яснее ясного.

Исследованию источниковедческих проблем «политического завещания» В.И. Ленина посвящен ряд статей автора данной книги, в которых обосновывается вывод о том, что ленинское авторство «характеристик» и «добавлений» к ним (диктовки 24—25 декабря 1922 г. и 4 января 1923 г.), а также статьи «К вопросу о национальностях или об "автономизации"» нельзя считать доказанным и, следовательно, вопрос о действительных авторах этих текстов остается открытым. Были также отмечены серьезные искажения ленинских текстов при их публикации в Полном собрании сочинений В.И. Ленина, показана непричастность к ним Сталина, связь этих искажений с политическим интересом тех сил, которые проводили кампанию критики «культа личности» Сталина и нуждались в опоре на морально-политический авторитет Ленина. Также было обращено внимание на сокрытие ленинского мнения относительно текста «О кооперации», не удовлетворившего самого Ленина¹²⁶.

Из сказанного следует, что, несмотря на обилие литературы, весь круг проблем ленинского «Завещания» нуждается в дальнейшем исследовании.

Примечания:

¹ Владимир Ильич Ленин. Биография. Изд. 4-е. М., 1970. С. 650 — 687; Дмитренко С.Л. Ленинский принцип коллективности руководства в деятельности КПСС (1924—1927 гг.). М., 1979. С. 19 — 31; История социалистической экономики СССР. Т. П. 1921 — 1925 гг. М., 1976; История СССР с древнейших времен до наших дней. М., 1967. Т. VIII. С. 122—169; История Коммунистической партии Советского Союза. М., 1970. Т. 4, кн. 1. С. 109—334; КПСС во главе культурной революции в СССР. М., 1972; Ленинский кооперативный план и борьба партии за его осуществление. М., 1969; Ленинский план социалистической индустриализации и его осуществление. М., 1969; Поляков Ю.А., Дмитренко В.П., Щербань Я.В. Новая экономическая политика. Разработка и осуществление. М., 1982; От капитализма к социализму. Основные проблемы переходного периода в СССР. 1917—1937 гг. М, 1981. Т. 1; Хромов С.С. Ф.Э. Дзержинский во главе металлопромышленности. М., 1966; Хромов С.С. Ф.Э. Дзержинский на хозяйственном фронте, 1921—1926. М., 1977; и др.

² Герасименко А. Загадки маленькой записки // Молодая гвардия. 1992. № 1—2. С. 234—241; Журавлев В., Ильин А., Ненароков А. Указ. соч. С. 116—135; Зотов В. Указ. соч. С. 260—263; Наумов В.П. Ленинское завещание // Страницы истории советского общества. С. 112—116; Ненароков А.Я. «Грузинский инцидент» // Правда. 1988. 12 авг.; Олех Г.Л. Указ. соч. С. 79—103; Симонов Н.С. Указ. соч. С. 54—55; Старцев В.И. Указ. соч. С. 119; Тадевосян Э.В. Советский федерализм: теория, история, современность // История СССР. 1991. № 6. С. 53—54; Щетинов Ю.А. Режим личной власти Сталина: к истории формирования // Режим личной власти Сталина. К истории формирования. М., 1989. С. 43—45; и др.

³ Горинов М.М., Цакунов СВ. 20-е годы: становление и развитие новой экономической политики // История отечества: люди, идеи, решения. Очерки истории Советского государства. М., 1991. С. 118—140.

⁴ См.: Волков Ф.Д. Указ. соч. С. 52—56; Волкогонов ДА. Ленин... Кн. 2. С. 7—126, 323—362; Емельянов Ю.В. Указ. соч. С. 348—365; Куманев В.А, Куликова И.С. Указ. соч. С. 9—51; Наумов В.П. Ленинское завещание // Страницы истории советского общества... С. 88—121; Наумов В., Курин Л. Ленинское завещание // Уроки дает история. С. 7—56; Роговин В. Была ли альтернатива?.. С. 34—164; и др.

⁵ Владимир Ильич Ленин. Биография. С. 653.

⁶ Троцкий Л. Завещание Ленина. С. 284.

⁷ Волкогонов Д. Сталин... Кн. 1. С. 10, 111, 145.

⁸ Троцкий Л. Завещание Ленина. С. 277—278; Последняя статья Л.Д. Троцкого // Вечерняя Москва. 1990. 1 сент.

⁹ Антонов-Овсеенко А.В. Сталин и его время // Вопросы истории. 1989. № 1. С. 94-98; Волков ФД. Указ. соч. С. 51-56; Волкогонов Д,. Ленин... Кн. 2. С. 33-41, 45, 48; Он же. Сталин... Кн. 1. С. 132—144, 155; Куманев В.А., Куликова И.С. Указ. соч. С. 9—34; Лекович Д. Указ. соч. С. 65—66; Роговин В. Была ли альтернатива?.. С. 36-37, 45-50, 57-64, 69-78; Старцев В.И. Указ. соч. С. 106-109, 114, 119; Такер Р. Указ. соч. С. 223—254; и др.

¹⁰ Валентинов Н.В. Указ. соч. С. 9—10.

¹¹ Волкогонов ДА. Ленин... Кн. 2. С. 56.

¹² Кулешов СВ. Избегать односторонних подходов // Вопросы истории КПСС. № 5. С. 138; Он же. «Он законов ищет в беззаконьи» // Сто сорок бесед с Молотовым. Из дневника Ф. Чуева. М., 1991. С. 580—581.

¹³ Радзинский Э.С. Сталин. С. 189, 190, 204.

¹⁴ Яковлев НИ. Сталин: путь наверх. М., 2000. С. 145—169.

¹⁵ См.: Волкогонов ДА. Ленин... Кн. 2. С. 61—62; Он же. Сталин... Кн. 1. С. 118—119, 121—123; Шелестов Д. Григорий Зиновьев... С. 11; и др.

¹⁶ Троцкий Л. Моя жизнь. Т. 2. С. 215—216.

¹⁷ Старцев В.И. Указ. соч. С. 108.

¹⁸ Валентинов Н.В. Указ. соч. С. 18—19.

¹⁹ ВолкогоновД. Сталин... Кн. 1. С. 167—168.

²⁰ Он же. Ленин... Кн. 2. С. 24.

²¹ Васецкий Н.А. Троцкий. Опыт политической биографии. М., 1992. С. 168—170, и др.; Емельянов Ю.В. Указ. соч. С. 362.

²² Иосиф Виссарионович Сталин. Краткая биография. Изд. 2-е, исп. и доп. М., 1947. С. 88; Сталин КВ. Соч. Т. 5. С. 431.

²³ Ярославский Ем. Биография Ленина. М., 1942. С. 204.

²⁴ Он же. Партия большевиков в период перехода на мирную работу по восстановлению народного хозяйства (1921—1925 годы). Стенограмма лекций, прочитанных в 1941—1943 уч. гг. М., 1944. С. 70—71.

²⁵ Антонов-Овсеенко А.В. Портрет тирана. С. 23; Лиходеев Л. Указ. соч. № 9. С. 171; № 11. С. 27, 28.

²⁶ Волкогонов Д. Феномен Сталина. С. 13; Он же. Сталин... Кн. 1. С. 132, 136; Куманев В.А, Куликова И.С. Указ. соч. С. 9; Старцев В.И. Политические руководители Советского государства... С. 106.

²⁷ Старцев В.И. Политические руководители Советского государства... С. 106.

²⁸ Троцкий Л. Сталин. С. 340—341.

²⁹ РГАСПИ. Ф. 325. Оп. 1. Д. 373. Л. 2.

³⁰ Антонов-Овсеенко А.В. Сталин и его время // Вопросы истории. 1989. № 2. С. 84, 99; Он же. Портрет тирана. С. 24; Волкогонов ДА. Сталин... Кн. 1. С. 132, 136; Он же. Феномен Сталина. С. 13.

³¹ Такер Р. Указ. соч. С. 224, 274-275.

³² Штейнбергер Н. Указ. соч. С. 175.

³³ История Коммунистической партии Советского Союза: В 6 т. Т. 4. Кн. 1. М.. 1970. С. 169.

³⁴ Куманев В А., Куликова И.С. Указ. соч. С. 20.

³⁵ Такер Р. Указ. соч. С. 224, 274-275, 279-283.

³⁶ Волкогонов Д. Сталин... Кн. 1. С. 131 — 135; Волков ФД. Указ. соч. С. 50 — 51.

³⁷ Волкогонов Д. Сталин... Кн. 1. С. 109, 157.

³⁸ Там же. С. 10, 27.

³⁹ Волкогонов Д. Феномен Сталина. С. 13.

⁴⁰ Он же. Сталин... Кн. 1. С. 132, 136.

⁴¹ Штейнбергер Н. Указ. соч. С. 175—176.

⁴² Антонов-Овсеенко А.В. Сталин и его время. № 2. С. 99.

⁴³ Он же. Портрет тирана. С. 23—24.

⁴⁴ Он же. Сталин и его время. № 1. С. 93; № 2. С. 84; Он же. Портрет тирана. С. 23, 25, 26.

⁴⁵ Волкогонов Д. Сталин... Кн. 1. С. 133—134; Васецкий Н. Об окружении Сталина // Аргументы и факты. 1989. № 37; Старцев В.И. Политические руководители Советского государства... С. 106—108.

⁴⁶ Волкогонов Д. Сталин... Кн. 1. С. 157.

⁴⁷ Лекович Д. Указ. соч. С. 65.

⁴⁸ Радзинский Э.С. Указ. соч. С. 189—190.

⁴⁹ Последняя статья Л.Д. Троцкого // Вечерняя Москва. 1990. 1 сент.

⁵⁰ Троцкий Л. Завещание Ленина. С. 277, 279.

⁵¹ Такер Р. Указ. соч. С. 202, 224-225, 248, 259.

⁵² Известия ЦК КПСС. 1989. № 3. С. 130-131.

⁵³ КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. 9-е изд. Т. 9. С. 118-119.

⁵⁴ Старцев В.И. Указ. соч. М, 1986. С. 104, 106.

⁵⁵ Там же. С. 107-108, 119.

⁵⁶ Волкогонов ДА. Ленин... Кн. 2. С. 23-25, 33, 34, 35-37, 40.

⁵⁷ Он же. Сталин... Кн. 1. С. 139.

⁵⁸ Он же. Феномен Сталина. С. 13.

⁵⁹ Он же. Сталин... Кн. 1. С. 144.

⁶⁰ Там же. С. 155.

⁶¹ КумаиевВ.А., Куликова И.С. Указ. соч. С. 23.

⁶² Там же. С. 10.

⁶³ Там же. С. 57.

⁶⁴ Там же. С. 19-20.

⁶⁵ Там же. С. 12. *

⁶⁶ Там же. С. 254-260.

⁶⁷ Антонов-Овсеенко А.В. Сталин и его время. № 2. С. 85; Он же. Портрет тирана. С. 26.

⁶⁸ Он же. Сталин и его время. № 1. С. 97.

⁶⁹ Антонов-Овсеенко А. Портрет тирана. С. 24. '

⁷⁰ Такер Р. Указ. соч. С. 233—240; Журавлев В., Ильин А., Ненароков А. Указ. соч. С. 112—134; Зотов В. Национальный вопрос: деформации прошлого. С. 260—263; Ненароков А.Н. «Грузинский инцидент» // Правда. 1988. 12 авг.; Тадевосян Э.В. Указ. соч. С. 50—63; Чешко С. Экономический суверенитет и национальный вопрос // Коммунист. 1989. № 2. С. 100—101.

⁷¹ Писаренко Э.Е. Указ. соч. С. 144.

⁷² Емельянов Ю.В. Указ. соч. С. 351—362.

⁷³ Такер Р. Указ. соч. С. 277-279.

⁷⁴ Там же. С. 283.

⁷⁵ Там же. С. 203.

⁷⁶ Волкогонов Д. Сталин... Кн. 1. С. 151—152, 158.

⁷⁷ Журавлев В. В., Ненароков А.Н. Указ. соч.

⁷⁸ Лопухин Ю.М. Указ. Соч. С. 10—60; Осипов В. Болезнь и смерть В.И. Ленина // Огонек. 1990. № 4. С. 6—8; Петренко Н. Ленин в Горках — болезь и смерть. Источниковедческие заметки // Минувшее. Исторический альманах. Вып. 2. С. 143— 187; Он же. Ленин в Горках — болезнь и смерть. Источниковедческие заметки // Лит. газета. 1990. 12 сент.; Флеров В. Болезнь и смерть Ленина // Независимая газета. 1991. 22 января.

⁷⁹ ВолкогоновД.А. Сталин... Кн. 1. С. 141; Куманев В.А., Куликова И.С. Указ. соч. С. 23; Старцев В.И. Указ. соч. С. 106, 117, 119; Волков Ф.Д. Указ. соч. С. 53; Троцкий Л. Завещание Ленина. С. 279—281, 283; Троцкий Л. Моя жизнь. Т. 2. С. 220—223; и др.

⁸⁰ Куманев В.А., Куликова И.С. Указ. соч. С. 19.

⁸¹ Там же. С. 23.

⁸² Такер Р. Указ. соч. С. 268.

⁸³ Куманев В.А., Куликова И.С. Указ. соч. С. 24.

⁸⁴ Петренко Н. Минувшее. Исторический альманах. Вып. 2. М., 1990. С. 158—159.

⁸⁵ ВолкогоновД.А. Сталин... Кн. 1. С. 141 — 142; Роговин В. Указ. соч. С. 74—75; Буранов Ю.А. К истории ленинского «политического завещания»... С. 55; и др.

⁸⁶ Куманев В.А., Куликова И.С. Указ. соч. С. 26, 32-34.

⁸⁷ Известия ЦК КПСС. 1989. № 12. С. 199.

⁸⁸ См.: Троцкий Л. Письмо в Истпарт ЦК ВКП(б)... С. 88; Он же. Завещание Ленина. С. 283.

⁸⁹ Куманев В.А., Куликова И.С. Указ. соч. С. 27.

⁹⁰ Такер Р. Указ. соч. С. 252.

⁹¹ Последняя статья Л.Д. Троцкого // Вечерняя Москва. 1990. 1 сент.

⁹² Там же.

⁹³ Троцкий Л. Завещание Ленина. С. 291.

⁹⁴ Петровский Б.В. Ранение и болезнь Ленина // Правда. 1990. 26 нояб.

⁹⁵ Лопухин Ю.М. Болезнь, смерть и базальмирование В.И. Ленина: Правда и мифы. М., 1997. С. 9-59.

⁹⁶ Фишер Л. Указ. соч. Т. 2. С. 491-493.

⁹⁷ Радзинский Э.С. Указ. соч. С. 229.

⁹⁸ Горелов О. И. Партиец ленинской школы. С. 4—5.

⁹⁹ Борисов Ю.С. Указ. соч. С. 2.

¹⁰⁰ Волкогонов ДА. Ленин... Кн. 2. С. 335.

¹⁰¹ Он же. Сталин Кн. 1. С. 156.

¹⁰² См.: Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 44. С. 401; Т. 45. С. 220-223, 300-303, 520-521.

¹⁰³ Грей Я. Указ. соч. С. 81—82; Медведев Р. Указ. соч. С. 64—65; Такер Р. Указ. соч. С. 262-263.

¹⁰⁴ Троцкий Л. Завещание Ленина. С. 268.

¹⁰⁵ Архив Троцкого. М, 1990. Т. 1. С. 56.

¹⁰⁶ КПСС в резолюциях... Т. 9. С. 119; К 90-летию со дня рождения И.В. Сталина // Правда. 1969. 21 дек.; К 100-летию со дня рождения И.В. Сталина // Правда. 1979. 21 дек.

¹⁰⁷ История СССР с древнейших времен до наших дней. Т. VIII. С. 169; История Коммунистической партии Советского Союза. Т. 4, кн. 1. С. 331—332.

¹⁰⁸ Буранов Ю.А. К истории ленинского «политического завещания»... С. 51—52; Наумов В.П. «Ленинское завещание» // Правда. 1988. 26 февр.; Наумов В., Курин Л. Указ. соч. С. 13—14; Роговин В. Была ли альтернатива?.. С. 50—51; Старцев В.И. Указ. соч. С. 113—114; и др.

¹⁰⁹ Буранов Ю.А. К истории ленинского «политического завещания»... С. 51—52; Известия ЦК КПСС. 1990. № 1. С. 157; Васецкий Н. Сталин и другие: борьба за лидерство в партии // АиФ. 1988. № 26. С. 5; Волкогонов Д.А. Ленин... Кн. 2. С. 336; Он же. Сталин... Кн. 1. С. 153; Куманев В.А., Куликова И.С. Указ. соч. С. 22—23; Наумов В.П. Ленинское завещание // Страницы истории советского общества... С. 92—93; Старцев В.И. Указ. соч. С. 113—114.

¹¹⁰ Васецкий Н. Сталин и другие: борьба за лидерство в партии. С. 5; Волкогонов ДА. Ленин... Кн. 2. С. 336; Он же. Сталин... Кн. 1. С. 178—179; Донков И.П. Указ. соч. С. 98, 99; Шелестов Д. Григорий Зиновьев: жизнь и борьба. С. 11.

¹¹¹ Куманев В.А., Куликова И.С. Указ. соч. С. 59—60; Bajanow В. Stalin: Der rote Diktator. В., S. a. S. 32.

¹¹² Такер Р. Сталин... С. 264-265, 327-329, 388-389.

¹¹³ Веселима М.С. О дальнейшем собирании документального наследия В.И. Ленина // Вопросы истории. 1974. № 4. С. 19—29; Овсянников А.А. Источниковедческое изучение произведений В.И. Ленина (октябрь 1917—1923 гг.) // История СССР. 1984. № 6. С. 71—79; Приймак Н.И. Советское источниковедение ленинского наследия. Л., 1981.

¹¹⁴ История СССР. 1989. № 6. С. 72.

¹¹⁵ Горбунов В.В. О методике установления ленинского авторства // История СССР. 1969. № 2. С. 124-132.

¹¹⁶ Там же. С. 124.

¹¹⁷ Там же. С. 125-126.

¹¹⁸ Старцев В.И. Указ. соч. С. 113.

¹¹⁹ См.: Буранов ЮЛ. К истории ленинского «политического завещания»... С. 47—52; Владимир Ильич Ленин. Биография. С. 650—651; Волкогонов Д.А. Ленин... Кн. 2. С. 140, 149, 153; Куманев В.А., Куликова И.С. Указ. соч. С. 24 — 25; Радзинский Э.С. Указ. соч. С. 215.

¹²⁰ Воронкова СВ. Указ. соч. С. 40—42.

¹²¹ История СССР. 1989. № 6. С. 59.

¹²² Там же. С. 89.

¹²³ Буранов Ю.А. К истории ленинского «политического завещания»..: С. 47, 48—52, 55-56.

¹²⁴ Там же. С. 48-51.

¹²⁵ Там же. С. 53-54.

¹²⁶ Сахаров В.А. Исторические легенды в политической борьбе. С. 649—669; Он же. «Политическое завещание» В.И. Ленина: невероятное — очевидное. Тезисы выступления на научно-практической конференции «Ленин. Россия. Современность». Январь 1997 //Диалог. 1997. № 4. С. 71—73; Он же. Подлог завещания вождя // Молния. 1997. Март. № 4 (134). С. 4—5.

 

 

ИСТОЧНИКИ

Источниковедческие аспекты ленинского «Завещания» на данном этапе разработки проблемы нам представляются гораздо более важными, чем историографические. В этой главе будет дана общая характеристика основных комплексов их, а также представлен анализ отдельных источников, имеющих важное значение для исследования самых разных проблем нашей темы.

Основой источниковой базы помимо самих текстов последних писем и статей Ленина являются сопутствующие им делопроизводственные документы ленинского секретариата, а также документы и материалы ЦК партии и членов Политбюро ЦК РКП(б). До начала 1990-х годов масса историков не имела не только доступа к ним, но и сколь-либо определенного представления о большинстве из них, а без этого, естественно, не могло быть и речи о серьезном источниковедческом исследовании ленинского «Завещания». В результате возникла (вернее, была искусственно создана) странная ситуация, когда, несмотря на большое внимание, которое в советской исторической науке уделялось источниковедению ленинского наследия¹, одна из важнейших частей его — «Политическое завещание» — в источниковедческом отношении оставалась нетронутой целиной. К такому выводу пришел А.А. Овсянников, специально изучавший источниковедческие аспекты ленинского наследия 1917—1923 гг.² С этим выводом приходится согласиться.

 

ТЕКСТЫ «ЗАВЕЩАНИЯ»

В оригинале все части «Завещания» Ленина* представляют собой машинописные тексты. Исключение составляет лишь письмо «К съезду» от 23 декабря 1922 г., которое имеется не только в виде машинописного текста, но и в виде рукописи, сделанной Н.С. Аллилуевой, которая в тот день дежурила у Ленина. Ни один текст не только не был подписан В.И. Лениным, но и не имеет заверительной надписи, способной устранить сомнение в его принадлежности Ленину. Датировка работы Ленина над текстами либо не поддается надежной документальной проверке, либо дает отрицательные результаты. Исключение опять же составляет письмо «К съезду», продиктованное 23 декабря и в тот же день зарегистрированное в журнале исходящих документов секретариата Ленина, как направленное И. В. Сталину.

Ситуация осложняется тем, что отдельные тексты «Завещания» при публикации подверглись редактированию, сильно искажавшему не только первоначальный смысл отдельных фраз, но и смысл всего документа. Это относится к письму от 23 декабря 1922 г., к «характеристикам» (диктовки 24—25 декабря 1922 г.), а также к статье «Как нам реорганизовать Рабкрин».

Важное значение имеют документы, сопутствующие текстам «Завещания». В ряде случаев они либо дают дополнительную аргументацию в пользу ленинского авторства того или иного документа, либо свидетельствуют против него. Например, записки и пометы, сопутствующих «статье» «О кооперации», говорят о том, что перед нами два варианта диктовки по одной проблеме, причем обеими Ленин остался недоволен. Поэтому для выяснения действительного ленинского замысла, ленинской воли необходимо составить возможно более верное представление о работе Ленина над текстами «Завещания» и устранить все позднейшие искажения.

* (Можно предположить, что продиктованные Лениным тексты хранились в папке, в которой теперь хранится подлинник «Дневника дежурных секретарей». Папка имеет заголовок «ЗАПИСКИ ВЛАДИМИРА ИЛЬИЧА. Строго и абсолютно секретно». На этом заголовке есть правка: чернилами поверх напечатанного слова «Записки» рукой написано — «Дневник». В правой нижней части папки сохраняется нарушенная сургучная гербовая печать (РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 1. Д. 12). Вряд ли рядовой делопроизводственный документ — дневниковые записи секретарей — хранились в папке, опечатанной гербовой печатью. Это противоречие снимается, если допустить, что именно в этой папке, озаглавленной «Записки» или «Дневник», первоначально хранились тексты, надиктованные Лениным в период с 22 декабря 1922 г. по 10 марта 1923 г., которые он сам называл «дневником» или «нечто вроде дневника».)

 

РЕГИСТРАЦИОННЫЕ ДОКУМЕНТЫ ЛЕНИНСКОГО СЕКРЕТАРИАТА

Документы ленинского секретариата дают богатый материал для изучения работы Ленина и его политических и личных контактов с другими членами ЦК партии в интересующий нас период. В Российском государственном архиве социально-политической информации (далее: РГАСПИ) хранятся «Журналы» регистрации входящей и исходящей корреспонденции, а также книги регистрации документов, хранившихся в тематических досье, и комплекс «Журналов», фиксирующих поступление документов в Архив Ленина*. Система, функционировавшая без изменений до конца декабря 1922 г., позволяет установить принадлежность того или иного документа Ленину даже в том случае, если он был продиктован секретарям и Лениным не подписан. С января 1923 г. ситуация меняется: регистрация теперь осуществлялась от случая к случаю, поэтому она уже не позволяет с прежней точностью установить время создания, поступления в секретариат или отправления из него того или иного документа. Поэтому они мало чем могут помочь в деле изучении работы Ленина над «Завещанием», в установлении ленинского авторства того или иного текста. Положение не спасают и регистрационные документы Архива В.И. Ленина, в которых фиксируются документы, незарегистрированные в секретариате, поскольку и здесь записи в это время производились уже нерегулярно.

Единственным документом, зарегистрированным в день его создания (в режиме реального времени) в исходящем журнале секретариата, является продиктованное В.И. Лениным 23 декабря письмо. Оно зарегистрировано в «Журнале регистрации исходящей почты В.И. Ленина. 7 сентября 1920 — 16 января 1924 гг.» так: «Сталину (письмо В.И. к съезду)», исходящий номер 8628, от 23 декабря 1922 г.³ Тексты статей («Странички из дневника», «Как нам реорганизовать Рабкрин», «Лучше меньше, да лучше»), отправлявшиеся для публикации, не регистрировались как исходящие. Регистрацию они прошли только при поступлении в Архив В.И. Ленина уже после публикации⁴. Записки «К вопросу о национальностях или об "автономизации"», письма Троцкому от 5 марта и Мдивани, Махарадзе и др. (далее: письмо Мдивани) от 6 марта 1923 г. были впервые зарегистрированы лишь 15 июня 1923 г. (№ 1612) в составе комплекса документов («Материал для сведения членам ЦК по национальному вопросу (ст. т. Ленина "национ. вопрос")»), поступившего из ЦК РКП(б).

Конечно, отсутствие регистрации документов не может служить поводом к отрицанию ленинского авторства того или иного текста «Завещания», не ставит автоматически его авторство под сомнение. Но если таких доказательств нет вообще или если имеющиеся свидетельства оставляют сомнения, то факт наличия регистрации подтверждает авторство, а ее отсутствие — еще больше осложняет вопрос, вынуждает оставить его открытым.

* Среди них: (1) «Опись всех бумаг, поступающих в Архив т. Ленина», № 2 (РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 4. Д. 8); (2) «Журнал входящих бумаг в Архив тов. Ленина», № 3. 20 октября — 18 декабря 1922 г. (Там же. Д. 9); (3) «Журнал № 4 для регистрации документов Архива В.И. Ленина». 19 декабря 1922 г. — 16 июня 1923 г. (Там же. Д. 10); (4) «Регистрационный журнал Архива В.И. Ленина». 9 января — 9 июля 1923 г. (Там же. Д. 11).

 

ПОЛИТИЧЕСКИЕ ДОКУМЕНТЫ

Важными источниками для изучения всего круга проблем, связанных с ленинским «Завещанием», являются документы самого В.И. Ленина, а также других членов Политбюро и некоторых других деятелей РКП(б) и Советского государства. Они дают в руки исследователей своеобразный «камертон», с которым может быть сверено или соотнесено содержание текстов «Завещания». В последние годы по данной проблеме было опубликовано значительное число прежде секретных документов, однако без привлечения архивных материалов нельзя рассчитывать на успех, поскольку они содержат массу дополнительной информации, имеющей огромное значение для решения некоторых важных вопросов: делопроизводственные пометы, отметки о регистрации, образцы почерков, следы работы с документами. Важно знание комплекса документов, в составе которого отложился тот или иной текст. Эта информация незаменима при проведении источниковедческого анализа текстов «Завещания» и ряда других документов. Кроме того, она позволяет изучить ход ленинской мысли, динамику личных и политических отношений Ленина и других членов Политбюро, историю использования текстов «Завещания» в политической борьбе.

Сведения о работе Ленина над «Завещанием» имеются в переписке, которая относится к более позднему времени и фиксирует ленинское авторство не в режиме реального времени, как делопроизводственный документ, а как мемуарный источник — через призму времени. Это, например, относится к переписке 16—18 апреля 1923 г., которая возникла между Л.А. Фотиевой и членами Политбюро по поводу хранящихся у нее записок «К вопросу о национальностях или об "автономизации"», к обмену мнениями членов Политбюро и секретариата ЦК в связи с передачей Н.К. Крупской некоторых текстов «Завещания» (июнь 1923 г.), к переписке Г.Е. Зиновьева и Н.И. Бухарина с И.В. Сталиным, в которой они информировали его о существовании ленинской «записки о секретаре» (диктовка от 4 января 1923 г.), к так называемому «протоколу передачи» текстов «Завещания» В.И. Ленина (май 1924 г.), к письму М.И. Гляссер Н.И. Бухарину (11 января 1924 г.).

Установление авторства текстов «Завещания» — только одна сторона проблемы. Выяснение конкретных обстоятельств их возникновения — задача не менее трудная и важная. От ее решения зависит верное понимание побудительных мотивов и конкретного хода ленинской мысли, а значит, и оценки как каждого документа в отдельности, так и всего их комплекса. К сожалению, документов, являющихся носителями надежной информации о работе Ленина над текстами «Завещания» гораздо меньше, чем принято считать. К ним относятся «Дневник дежурных секретарей» Ленина, «Дневник дежурных врачей», отдельные документы ленинского секретариата и источники мемуарного характера.

 

«ДНЕВНИК ДЕЖУРНЫХ СЕКРЕТАРЕЙ»

«Дневник дежурных секретарей» Председателя СНК РСФСР В.И. Ленина принято считать важнейшим источником информации о работе В.И. Ленина над текстами «Завещания», о его политических настроениях в последний период деятельности. Широким кругам историков подлинник «Дневника» не был известен, и они пользовались его версией, опубликованной в Полном собрании сочинений В.И. Ленина⁵, что делало практически невозможным полноценный источниковедческий анализ этого документа. В то же время политический авторитет издателей Полного собрания сочинений В.И. Ленина, казалось, снимал для советских историков всякую актуальность такого исследования. Однако даже опубликованный вариант дневника давал некоторые основания В.И. Старцеву и СВ. Воронковой для критического отношения к нему именно как к дневнику в связи с тем, что ряд его записей носят не дневниковый характер⁶. Историки, писавшие позднее и имевшие возможность изучить подлинник «Дневника», например Д.А. Волкогонов, В.А. Куманев и И. С. Куликова⁷, не ставили вопрос об источниковедческих проблемах «Дневника». Доверительное отношение к этому документу — причина многих серьезных ошибок, поэтому мы намерены поближе ознакомить читателя с его архивным вариантом⁸.

Дневник был заведен в секретариате В.И. Ленина 21 ноября

г. Как исторический источник он распадается на две части, гранью между которыми служит запись от 18 декабря 1922 г. Вплоть до этой даты подлинность «Дневника» как документа не вызывает никаких сомнений: записи носят деловой, делопроизводственный характер — конкретные поручения, пометы об их исполнении. Никаких «перепрыгиваний» через даты, никаких «лирических отступлений». Все пишется для организации информационного потока, а не для Истории.

Записи за 19—21 декабря отсутствуют, однако на листах книги имеются даты, проставленные рукой Н.С. Аллилуевой с небольшим интервалом (в 4—5 строк): «19/XII», «20/XII», «21/XII», «23/ХII». Возможно, это объясняется тем, что Н.С. Аллилуева, приходя на дежурство, проставляла очередную дату, но ввиду запрета на передачу Ленину политической информации и отсутствия исходящих от него распоряжений записей не делала. Возможно, что дежурство отменялось. Последняя рабочая помета в дневнике, сделанная в режиме реального времени, запись даты: «23/ХII». Все последующие записи сделаны позднее указанных в дневнике дат. Дежурство секретарей Ленина продолжалось, но, судя по документам, теперь их деятельность сводилась к обеспечению работы над его «Дневником» (запись диктовок, внесение правки, перепечатка текста) и к управлению потоком корреспонденции, который продолжал поступать на его имя: что-то пересылалось в другие инстанции для исполнения, что-то передавалось на хранение в ленинский архив. Показательно, что записи в книгах регистрации поступающей и исходящей документации стали производиться нерегулярно, по мере накопления документов.

Первая после 18 декабря запись относится к 23 декабря: после даты, проставленной Н.С. Аллилуевой, М.В. Володичева вписала свой рассказ о том, как Ленин вызвал ее и продиктовал письмо. Однако об этом она рассказывает как о событиях прошедшего дня, следовательно, он записан не 23-го*. Эта запись фактически открывает новый документ, не имеющий ничего общего с прежним «Дневником».

С этого момента заметно меняется характер записей. Если прежде они были сугубо делопроизводственными, то теперь многие из них приобретают откровенно «мемуарный» характер, фиксируя события «задним числом». К ним относятся и важные для нашей темы записи за 23, 24 декабря 1922 г., а также за 24—30 января и за 5—6 марта 1923 г. Некоторые приписки сделаны на полях другим почерком, что выдает более позднюю обработку готового текста. Появляются «лирические» вставки, не касающиеся существа дела, а фиксирующие внимание читателя либо на заботе, которую В.И. Ленин проявлял в отношении Л.А. Фотиевой и М.В. Володичевой, либо на состоянии здоровья Ленина, либо смягчающие негативное впечатление от признания факта ослабления у Ленина памяти. По содержанию они прямо или косвенно связаны с характеристикой отношений между Лениным и Сталиным и всегда высвечивают их в негативном плане. Эти записи заставляет предположить, что они предназначались не для «памяти», не для отчета о работе, не для сменщика по дежурству, а для постороннего читателя. Для Истории.

Перемены в «Дневнике» совпадают с изменением персонального состава секретарей, заполнявших его. После 23 декабря больше не появляются записи, сделанные Н.С. Аллилуевой, хотя она продолжала работать в секретариате Ленина и была причастна к работе над его диктовками. Об этом говорит, например, записка М.В. Володичевой, хранящаяся в деле, в котором сосредоточены материалы работы над статьей «Лучше меньше, да лучше^»9.

На позднюю фабрикацию дневниковых записей после 23 декабря указывает ряд пропусков в записях и следы более поздних попыток восполнить их. На оставленном чистом листе имеются чьи-то записи, сделанные карандашом: «В. 26/ХН», «Л.Ф. 28/ХП», «Л.Ф. 4/1», «Л.Ф. 9—10/1», «Л.Ф. 24/1». Учитывая все известное нам об этом «Дневнике», мы вправе предположить, что эти карандашные пометы означают указание, за какие дни М. В. Володичевой и Л.А. Фотиевой необходимо внести записи¹⁰. При публикации «Дневника» эти пометы не были воспроизведены, наличие их даже не оговорено в примечаниях.

Спрятаны и другие следы, указывающие на позднейшую работу над «Дневником». В опубликованном его варианте месяцы в записях даты обозначены словами, а в оригинале — римскими цифрами. Сам по себе этот факт — мелочь, но он перестает быть таковой, когда оказывается, что эта «мелочь» связана с преднамеренным искажением датировки важнейшей записи — 24 декабря. В опубликованном варианте запись, которую обычно относят к работе Ленина над «характеристиками», датирована декабрем («24 декабря»), в подлиннике так называемого «Дневника» на самом деле она датирована ноябрем и выглядит так: «24/XI»! За ней следует текст: «На следующий день...» Можно предположить, что это описка. Но нельзя исключить и того, что появление этой даты как-то связано во временем внесения Володичевой этой записи: она явно не дневникового, а скорее мемуарного характера. Во всяком случае исправление этой «ошибки» без оговорок «добросовестными» и бдительными публикаторами говорит о том, - что они старались -убрать из «Дневника» все, что могло бы навести на сомнения в отношении его подлинности и предъявить научной общественности безукоризненный источник, способный стать одним из основных устоев «хрущевской версии» ленинского «Завещания».

Возникшее подозрение в том, что записи «Дневника» после 18 декабря являются фальсификацией, усиливается и превращается в уверенность при ознакомлении с самими «дневниковыми» записями. Запись за 23 декабря произведена М. В. Володичевой, в ней она сообщает о вызове к Ленину и диктовке, а также о проявленном к ней внимании Ленина. И сразу же архивный вариант «Дневника» выдает первую из множества «маленьких» тайн его, замаскированных в опубликованном варианте. Текст: «почему такая бледная, почему не на съезде, пожалел, что отнимает время, которое я могла бы пробыть там» — является вставкой на полях¹¹. Конечно, проявление внимания само по себе не может вызывать удивления или недоверия. Возможно, Ленин не раз проявлял подобную заботу, но прежде ее не . фиксировали в «Дневнике дежурных секретарей». И понятно: этот факт не имеет никакой ценности для делопроизводства. Возможно, смысл этой вставки состоял в том, чтобы акцентировать особые доверительные отношения Ленина со своими секретарями. Возможно, она была призвана смягчить негативное впечатление от предыдущего предложения, в котором говорилось о плохой памяти Ленина.

В этот день Ленин продиктовал письмо «К съезду», которое было зарегистрировано в журнале исходящей корреспонденции и которое М.В. Володичева, как считается, отправила Сталину. Но почему-то об этом ничего в «Дневник» не записала, хотя прежде выполнение распоряжений Ленина всегда фиксировалось. Если учесть рассказ самой Володичевой о том, что распоряжение Ленина она не совсем поняла и поэтому консультировалась с Фотиевой относительно того, как поступить¹², то тем более есть основания ожидать какой-либо записи об отправлении письма по распоряжению Фотиевой. И вот вместо этих реальных делопроизводственных проблем, связанных с важными политическими вопросами, отражение которых мы вправе ожидать в «Дневнике дежурных секретарей», в нем оказывается рассказ о забывчивости Ленина и его заботливом отношении к Володичевой.

Запись от 24 декабря заслуживает особого внимания, поскольку в этот день, согласно традиционной версии, Ленин начал диктовать «характеристики». По содержанию архивный вариант ничем не отличается от опубликованного. В архивном варианте она начинается словами: «На следующий день (24/ХII) в промежутке от 6 до 8-ми Владимир Ильич опять вызывал. Предупредил о том, что продиктованное вчера (23/ХII) и сегодня (24/ХII) является абсолютно секретным»¹³. Получается, что в «дневниковой» записи 24 декабря фигурирует как бы в разном времени: то как «сегодня», то как «следующий день», что в контексте означает прошедший день. В любом случае перед нами не дневниковая запись дежурного секретаря, сделанная в режиме реального времени. Следовательно, она лишена специфической ценности «Дневника» как исторического источника. Получается, что диктовка Лениным «Письма к съезду» 24 декабря остается без надежного свидетельства со стороны его секретарей — единственного источника, повествующего о работе Ленина над этим текстом.

На поверку выходит, что в «дневниковых» записях секретарей за 23 и 24 декабря нет никакого делопроизводственного смысла, зато есть политический, вернее, историко-политический смысл — доведение до сведения общественности, что Ленин диктовал в эти дни нечто сверх-сверх секретное, что может быть раскрыто только секретарями, которые в этом случае будут иметь возможность рассказать все что им угодно. Оспаривать их «свидетельства» невозможно или крайне трудно.

За 24 декабря (точнее, ноября) без каких-либо пропусков, буквально «вплотную» следует запись Володичевой, датированная 29 декабря¹⁴. На дни молчания «Дневника», согласно историографической традиции, приходится очень высокая активность работы В.И. Ленина: 25-го завершена диктовка «характеристик», 26-го — продиктован текст «об увеличении числа членов ЦК», 27 и 28-го — диктовка трех текстов о Госплане¹⁵. 29 декабря секретарь фиксирует лишь чтение и рабочие разговоры¹⁶, хотя имеются тексты ленинских диктовок, датированные этим днем¹⁷. В течение всех этих дней ленинский секретариат продолжает функционировать, обрабатывается информационный поток, идущий к Ленину, но почему-то эта работа не фиксируется в «Дневнике». Таким образом, секретари ставят исследователя перед вопросом: можно ли им верить и в чем именно им следует верить? После записи от 29 декабря 1922 г. вплотную следует запись от 5 января 1923 г., полностью соответствующая опубликованному варианту. Пропущенные дни, согласно традиционной схеме, также загружены напряженной работой — диктовкой записок «К вопросу о национальностях или об "автономизации"», «статьи» «Странички из дневника», а также добавлений к «характеристикам».

Получается, что «Дневник» «прикрывает» начало диктовки «Письма к съезду» (24 декабря) записью, сфабрикованной под дневниковую, а завершение работы над ним (25 декабря) и работу над «добавления» к нему (4 января) вообще не фиксирует. Без «прикрытия» свидетельств остаются и записки по национальному вопросу (30—31 декабря). Это делает невозможным обоснование ленинского авторства указанных документов с помощью «Дневника дежурных секретарей».

За записью от 5 января следует чистый лист с карандашными пометами, о которых говорилось выше и которые можно понять, как следы планирования работ по фабрикации «дневниковых» записей. На следующем листе имеется запись за 17 января, выполненная Володичевой. В архивном варианте «Дневника» видно то, что скрыто в опубликованном: к тексту Володичевой, фиксирующей плохую память у Ленина, на полях имеется вставка слова «шутливо» — это свидетельствует о том, что кто-то редактировал текст. Записи за 18—23 января ничем не примечательны, публикация точно воспроизводит подлинник, зато следующая неделя заслуживает особого внимания.

Дни с 24 по 30 января в «Дневнике» представлены записями Л.А. Фотиевой, опять же произведенными «задним числом», как бы с позиции 30 января**. Очевидно, они внесены в соответствии с установкой, данной неизвестным руководителем работ по созданию «литературного памятника» в виде «Дневника дежурных секретарей». Интересна их последовательность: 24 января, 25-го, 27-го («суббота»), 29-го, затем 30-го («сегодня») и опять 24-го, за ним — 26-го и снова 30 января («сегодня»). Эти записи, явно не имеющие делопроизводственного характера, напоминают, скорее, черновик воспоминаний. На это указывает, например, то, что Фотиева, которая, как считается, сделала их, упоминается в третьем лице¹⁸. Почерк похож на почерк Фотиевой, но начертанием отдельных букв отличается от ее записей, сделанных в середине декабря 1922 г. Добавим, что и эти тексты кем-то редактировались. В записи от 29 января часть приписываемых Ленину слов («Например, его статья об РКИ указывает, что ему известны некоторые обстоятельства») вставлены в основной текст позднее почерком, несколько отличным от почерка основной записи¹⁹. В записи за 1 февраля имеется еще одна редакционная правка — вставка на полях. И какая! Текст: «В.И. сказал: если бы я был на свободе (сначала оговорился, а потом повторил, смеясь: если бы был на свободе), то я легко бы все это сделал сам»²⁰. Следовательно, под сомнением оказывается история о «тюремном режиме», якобы установленным Сталиным для Ленина, имеющая важнейшее значение для традиционной историографии.

Через несколько дней, в записях за 7—12 февраля, сбой в хронологии опять повторяется. По сравнению с январским февральский «сбой» календаря гораздо нагляднее свидетельствует о том, что «Дневник дежурных секретарей» на самом деле является более поздней подделкой. Возможно, именно поэтому публикаторам пришлось взять на себя роль редакторов и исправить оставленный его авторами «брак», скрыв не только путаницу календарных дат, но и сам факт позднейшего историко-политического творчества. В архивном варианте «дневниковые» записи следуют таким порядком: 10 февраля, утро 7 февраля, утро 9-го, за ним второй раз появляется 10 февраля. Вслед за ним снова возвращается 7 февраля (вечер), потом следует «второе пришествие» 9 февраля (утро, вечер). За 9-м февраля следует 12-е, и второй сбой в календаре благополучно преодолевается²¹. Объем записей за эти дни значителен, в публикации они занимают более двух страниц (из 13-ти)²². Сумятицу календарных дат дополняют противоречивые свидетельства самих секретарей²³.

После 12-го следует запись за 14 февраля, а за ней лист до конца оставлен незаполненным. На следующем листе находятся две последние записи «Дневника» — за 5 и 6 марта 1923 г., рассказывающие об истории создания и отправления адресатам писем Троцкому, Мдивани и др., а также письма-ультиматума Сталину²⁴. В записи за 6 марта большая часть текста, начиная со слов «Надежда Константиновна просила» и до конца, была исполнена Володичевой шифром. Ее расшифровку она произвела 14 июня 1956 г.²⁵ — как раз тогда, когда в этом возникла политическая потребность. Интересно, что авторы примечаний в Полном собрании сочинений В.И. Ленина изменили дату расшифровки Володичевой с 14 июня на 14 июля, т.е. отнеся ее ко времени после принятия постановления ЦК КПСС «О преодолении культа личности и его последствий»²⁶.

Подведем итог. Ясно, что «Дневник дежурных секретарей» в записях после 18 декабря 1922 г. уже не является делопроизводственным документом, который отражает происходящие события в режиме реального времени, и потому несвободен от влияний последующей политической конъюнктуры. Текст, вписанный с нарушением хронологии или имеющий мемуарный характер (запись, внесенная позднее указанной даты), составляет примерно 4,7 страниц из 12,7 страниц записей, т.е. 33%. Все это позволяет утверждать, что его создатели преследовали определенные политические цели, следовательно, «Дневник» является документом политической борьбы, созданным для получения возможности использовать авторитет Ленина в собственных интересах. Никакой серьезной информации о работе Ленина над текстами «Завещания» он не дает.

Могут сказать: пусть не настоящий дневник, пусть информация о работе Ленина восстановлена по памяти, воспоминания тоже источник. Это, конечно, так. Но даже если этот документ воспринимать как мемуарный источник, то, прежде чем использовать его, придется установить время и причины появления этих «мемуаров», причину придания им формы «дневниковых записей». Но и в этом случае придется признать, что эти «мемуары» не содержат в себе определенных указаний на диктовку Лениным ряда важнейших текстов «Завещания» — «Письма к съезду», записок «К вопросу о национальностях или об "автономизации"» и др. Они лишь поддерживают тезис о ленинском авторстве писем от 5 и 6 марта 1923 г.

Таким образом, все, что нам известно о записях «Дневника» начиная с 23 декабря 1922 г., говорит против признания этого документа ценным источником по истории работы Ленина над последними письмами и статьями. Он ценен и важен как источник по истории фальсификации ленинского «Завещания».

В этом выводе нас утверждает сравнение записей «Дневника дежурных секретарей» и «Дневника дежурных врачей».

* Отметим, что почерк Володичевой в записях после 18 декабря несколько отличается от более ранних. Бросается в глаза изменение частоты использования ею различного написания отдельных букв. Наиболее заметно это в отношении прописной буквы «д», которая используется ею в трех различных начертаниях. Вопрос о почерке — для специалистов, мы лишь хотим привлечь к нему внимание

** Начиная с этого дня записи исполнены на листах бумаги, заметно отличающиеся цветом (серые вместо белых) и качеством от предыдущих

 

«ДНЕВНИК ДЕЖУРНЫХ ВРАЧЕЙ»

Подлинные дневниковые записи врачей, в котором медицинские работники, постоянно дежурившие и при Ленине, фиксировали не только состояние здоровья Ленина и процесс его лечения, но и его работу, историкам недоступны. Поэтому приходится довольствоваться вариантом текста, готовившемся к изданию в середине 1920-х годов, но увидевшем свет лишь в 1991 г.²⁷ Содержащаяся в нем информация о работе очень скупа, она не раскрывает содержания диктовок и разговоров и поэтому не позволяет отождествить факт той или иной диктовки с работой над конкретным текстом «Завещания». Кроме того, издание «Дневника дежурных врачей» содержит в себе следы позднейшей правки, касающейся вопросов контактов Ленина с Володичевой и Фотиевой. Это затрудняет анализ содержащейся в нем информации и в ряде случаев не позволяет делать надежные заключения. И все же «Дневник дежурных врачей» — единственный на сегодняшний день доступный историкам источник, дающий в руки исследователей хотя и скупую, но систематическую информацию о работе и работоспособности Ленина после 18 декабря 1922 г.

Ряд записей врачей ставит непростые вопросы перед традиционной историографией, поскольку под сомнением оказывается установившийся взгляд относительно времени работы Ленина над отдельными текстами «Завещания». Так, врачи отрицают работу Ленина 6 января, к которому традиция относит диктовку второй части «статьи» «О кооперации». Отрицается и работа 9 января, когда, как считается, Ленин начал работу над первым вариантом статьи о Рабкрине («Что нам делать с Рабкрином»). Сообщаемая информация о состоянии здоровья Ленина 5 и 6 марта 1923 г. ставит под сомнение традиционную версию о его работе в эти дни. Но наиболее ценен «Дневник дежурных врачей» тем, что дает возможность определить надежность других источников, прежде всего «Дневника дежурных секретарей». Сравнение информации о работе Ленина, содержащейся в «Дневнике врачей» с «Дневником секретарей», дает поразительные результаты. Совпадения блокируются в четыре группы: 24 декабря 1922 г.; третья неделя января (17—19, 22 и 23); первая неделя февраля (3, 4, 6, 7) и 5, 6 марта 1923 г.²⁸ Вот и все совпадения за два с половиной месяца — один день в декабре, пять в январе, четыре в феврале и два в марте. На 73 дневниковые записи врачей (24 декабря — 6 марта) и 30 записей секретарей только тринадцать совпадений! Это не может не удивить в том случае, если «Дневник секретарей» действительно является дневником.

Противоречий гораздо больше. «Дневник секретарей» молчит о работе с Лениным (в том числе по причине отсутствия записей), в то время как «Дневник врачей» сообщает о ней: 25, 29—31 декабря, 1—4, 10, 13, 16, 19 января, 18—20, 25—27 февраля, 2, 3 марта. 20 дней! Молчание секретарей объяснить непросто, ведь секретариат функционировал, секретари работали с Лениным, но почему-то не вели дневниковых записей, если же вносили их, то почему-то умалчивали о своей работе с Лениным.

дней разноголосицы на 73 календарных дня! Немало. Но и это не все. К этим противоречиям надо добавить еще 6 дней, когда, наоборот, по свидетельству врачей Ленин не работал с секретарями, а последние рассказывают о своей работе с ним: 24—26 января, 9, 10, 12 февраля. Итак, в 26 случаях из 73 отмечается несогласованность, а согласованные записи отмечаются только по 13 дням. Но и эти совпадения для «Дневника секретарей» оказываются не лучше, чем противоречия. Более трех четвертей из них (10 из 13 дневниковых записей) насыщены большими и малыми противоречиями, о которых речь пойдет ниже.

 

«ДНЕВНИК»  М.И. УЛЬЯНОВОЙ

К «Дневнику дежурных секретарей» как бы примыкает составленная М.И. Ульяновой сводка информации о работе Ленина над «Завещанием», систематизированной по дням²⁹, которую поэтому можно условно называть «дневником» Ульяновой. Он не имеет самостоятельного значения как источник информации о работе В.И. Ленина, но важен для понимания истории появления «дневниковых» записей секретарей после 18 декабря.

Информация в этот дневник поступала, судя по всему, из самих текстов последних писем и статей Ленина, содержавших указание на то, когда, кому и что именно он диктовал, а также из «Дневника дежурных врачей», который ей был известен (она часто цитировала его в своих воспоминаниях). Наличие многих разночтений с «Дневником секретарей», а также отсутствие в ее «Дневнике» специфической информации, которую бы она могла почерпнуть только из него, позволяет предположить, что он ей в это время не был известен. Это странно, так как М.И. Ульянова наблюдала работу секретарей и не могла не знать о его существовании. «Дневник» Ульяновой свидетельствует о том, что через несколько лет после смерти Ленина она практически ничего не помнила о его работе в этот период, хотя, по ее словам, постоянно находилась около Ленина. А записей, по ее собственному признанию, она не вела³⁰.

Таким образом, историки не располагают прямыми и надежными свидетельствами работы Ленина над текстами «Завещания», с оставленными в режиме реального времени ни теми, кто вел с ним работу, ни теми, кто мог наблюдать ее со стороны.

 

МЕМУАРНЫЕ ИСТОЧНИКИ

Мемуарные источники по теме представлены воспоминаниями ряда членов семьи Ленина (Н.К. Крупская, М.И. Ульянова), политических деятелей (Л.Д. Троцкий, В.М. Молотов, А.И. Микоян, Ем. Ярославский, Л.М. Каганович) и технических работников секретариатов СНК РСФСР и ЦК РКП(б) (Фотиева, Володичева, Гляссер, Бажанов). Иногда это специально написанные воспоминания, иногда — соответствующие фрагменты политических документов, выступлений или записи рассказов, содержащих скупую, но проверяемую другими источниками, а поэтому ценную информацию. Они сильно различаются политической направленностью, кругом освещаемых проблем, степенью их раскрытия. Как правило, они дают фрагментарную информацию и могут служить для исследования нашей проблемы лишь в качестве вспомогательного источника. Между тем в историографии на почерпнутой из них информации покоится множество суждений и оценок относительно политических и личных отношений Ленина и других членов Политбюро. Наибольшим авторитетом и «спросом» пользуются мемуары Л.Д. Троцкого, Л.А. Фотиевой, М.Д. Володичевой, Б. Бажанова. В меньшей степени востребованы воспоминания М.И. Ульяновой и А.И. Микояна. Мемуары Ем. Ярославского, Л.М. Кагановича обойдены вниманием, как и рассказы В.М. Молотова, записанные Ф. Чуевым.

Троцкий в своих воспоминаниях много внимания уделил разным проблемам ленинского «Завещания»³¹, политическим характеристикам членов Политбюро, а также отношениям между ними. Отношения Ленина и Сталина представляются исключительно в негативном плане, как все более и более ухудшающиеся и доходящие до разрыва. Свои отношения с Лениным он, наоборот, изображал как уважительные, доверительные, постоянно улучшающиеся вплоть до заключения политического блока, направленного против ЦК партии. «Завещание» Ленина представляется им как логическое завершение этих отношений: удаление от власти одних и расчищение пути к лидерству для Троцкого. Под этим углом зрения он рассматривает социально-экономические, политические и организационно-партийные предложения В.И. Ленина, содержащиеся в его «Завещании», которые сами по себе мало интересуют Троцкого. Большинство сообщаемых им важных для его концепции фактов, а также их интерпретация, как правило, не получают опоры в документах. Тем не менее в них имеется интересная информация, подтверждаемая другими источниками, ценность которой трудно переоценить: о политической интриге, которая велась домашним окружением Ленина и к которой Троцкий имел непосредственное отношение. Именно в нее вписывает он свои контакты с секретарями 5 и 6 марта 1923 г. Информацию о работе Ленина над «Завещанием» он получал из «вторых рук» — от Фотиевой, Володичевой и Гляссер, так что в этом отношении воспоминания Троцкого не имеют ценности свидетельства очевидца.

Очень информативны записи воспоминаний Молотова, сделанные Ф. Чуевым о личных и политических отношениях Ленина, Сталина, Троцкого, Каменева, Зиновьева и Бухарина, об истории избрания И.В. Сталина генеральным секретарем, о практике работы Политбюро, о тактических приемах, которые Ленин использовал в борьбе с Троцким, и пр. Как правило, они подтверждаются документами ЦК РКП (б). Значительный интерес представляет его рассказ, касающийся одного из самых сложных для нашей темы вопроса, — о конфликте Сталина с Крупской и реакции на него Ленина. Во-первых, Молотов — единственный, кто описывает эту историю «со стороны» Сталина, а, во-вторых, сам конфликт он связывает не с нарушением Крупской режима информирования Ленина о решениях декабрьского (1922) Пленума ЦК, как традиционно считается, а с ее вмешательством в режим посещений Ленина, установленный ЦК РКП(б)³².

Интересны воспоминания М.И. Ульяновой, посвященные истории болезни Ленина, его работы в это время³³, а также отношениям Ленина со Сталиным и конфликту Сталина и Крупской. Последние представлены двумя вариантами. Ранний («краткий») — заявление, направленное в адрес июльского (1926) объединенного Пленума ЦК и ЦКК ВКП(б), и поздний («пространный»). Второй вариант отличается от первого не только важными деталями, но и общей политической направленностью (не только антитроцкистской, как первый, но и антисталинской)³⁴. Он предположительно был создан в конце 20-х — начале 30-х годов, когда она, активно выступая в защиту Н.И. Бухарина и его сторонников, использовала «Завещание» Ленина, например, в письме в адрес апрельского (1929) объединенного Пленума ЦК и ЦКК ВКП(б), чтобы оказать политическую поддержку лидерам «правого уклона»³⁵. Если допустить, что в первом варианте М.И. Ульянова о чем-то умолчала, то, надо признать, во втором варианте она дополнительно сообщила лишь несколько малозначительных фактов проявления недовольства Ленина Сталиным, которые к тому же вызывают сомнения в их достоверности. Существенные дополнения касались только обстоятельств разговора Сталина с Крупской и реакции Крупской на этот разговор, а также истории ознакомления Ленина с произошедшим конфликтом.

Информация о самой работе Ленина над «Завещанием», имеющаяся в воспоминаниях Фотиевой и Володичевой, на редкость скудна, схематична и порой в искаженном виде представляет работоспособность Ленина³⁶. В воспоминаниях Володичевой наибольший интерес представляет информация, касающаяся организации хранения текстов «Завещания»³⁷. В ряде существенных моментов секретари противоречат друг другу и самим себе, что обесценивает их воспоминания. К тому же их информация не находит опоры в документах того времени, происхождение которых не вызывает сомнений. Поэтому даже в качестве вспомогательного источника они дают мало нового по сравнению с тем, что известно из работ Ленина и других документов.

Мемуары Крупской посвящены в основном состоянию здоровья Ленина и фактически обходят важнейшие для нас вопросы — работу Ленина над «Завещанием», его личные и политические отношения со Сталиным и Троцким в этот период³⁸.

Короткие, но интересные воспоминания о своей последней беседе с Лениным, об отношении Ленина к Троцкому и об установлении режима информирования Ленина 18 декабря 1922 г. оставил Ем. Ярославский³⁹. Воспоминания Кагановича ценны главным образом богатой информацией об организации работы аппарата ЦК, о деятельности Сталина как генерального секретаря ЦК РКП(б) и политической борьбе в руководстве партии⁴⁰.

Воспоминания Б. Бажанова в отношении интересующей нас проблемы малоинформативны, так как о ленинском «Завещании», о конфликте Сталина и Крупской, о личных отношениях Ленина и Сталина он знает и рассказывает с чужих слов. Наибольший интерес представляет информация о том, что конфликт Сталина и Крупской, который, как считается, очень взволновал Ленина, произошел не в связи с дискуссией о монополии внешней торговли, а с конфликтом в КП Грузии и относится к январю 1923 г., а не к декабрю 1922 г.⁴¹

* * *

Таков тот набор источников, на базе которого приходится исследовать работу В.И. Ленина над последними письмами, записками и статьями. Недоступность исследователям ряда документов Ленина, документов, касающихся состояния его здоровья и работоспособности, а также рабочих контактов во время работы над «Завещанием», ограничивает возможности исследования данной проблемы в настоящее время. Для нашей темы эта недоступная еще информация может иметь первостепенное, иногда решающее, значение. В ряде случаев ее отсутствие не позволяет сейчас сделать окончательный выбор в пользу той или иной версии или же затрудняет такой выбор.

По большинству вопросов, поставленных перед собой автором этой книги, можно получить вполне аргументированные выводы, по другим — наметить возможные варианты развития событий. Остаются еще вопросы, по которым удается только уточнить постановку проблемы и конкретизировать пути и способы дальнейшего их изучения. По отдельным вопросам можно лишь определить границы более или менее надежных знаний и сформулировать проблемы, подлежащие исследованию.

Поскольку ряд наблюдений и выводов, сформулированных в книге, вынужденно носят предварительный характер, автор оставляет за собой право на уточнение некоторых положений, оценок, выводов по мере введения в научный оборот новых источников.

Л.Д. Троцкий в своей статье «Завещание Ленина» заявил, что на его выступления ему «никто, решительно никто, не ответил, ничто не было ни разобрано, ни отвергнуто», «нечего было опровергать и некому, оказалось, написать книгу, для которой нашлись бы читатели». Ну, что ж, лучше поздно, чем никогда. Мы попробуем сделать это... Это необходимо сделать уже потому, что его работы наложили сильнейший отпечаток на изучение «Политического завещания» В.И.Ленина и Троцкий поэтому является центральной фигурой историографии данной проблемы. Мы попробуем в этой книге ответить ему и будем надеяться, что читатели найдутся.

Примечания:

¹ См.: Веселина М.С. О дальнейшем собирании документального наследия В.И. Ленина // Вопросы истории. 1974. № 4. С. 19—29; Приймак Н.И. Советское источниковедение ленинского наследия. Л., 1981.

² См.: Овсяников А.А. Источниковедческое изучение произведений В.И. Ленина (октябрь 1917-1923 гг.) // История СССР. 1984. N° 4. С. 71-79.

³ РГАСПИ.Ф.5. ОпАД. 1.

⁴ Там же. Д. 11.

⁵ Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 45. С. 455—486.

⁶ Старцев В.И. Политические руководители Советского государства... С. 113—114; Воронкова СВ. Некоторые проблемы источниковедения отечественной истории XIX-XX веков // История СССР. 1989. № 6. С. 41.

⁷ См.: Волкогонов Д.А. Ленин... Кн. 2. С. 140, 149, 153; Куманев В.А., Куликова И.С. Противостояние... С. 24—25.

⁸ РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 1Д 12.

⁹ Там же. Ф. 2. Оп. 1. Д. 23544 Л. 69.

¹⁰ Там же. Л. 24.

¹¹ Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 45. С. 474.

¹² См.: Куманев ВЛ, Куликова И.С. Указ. соч. С. 21.

¹³ Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 45. С. 474.

¹⁴ РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 1. Д. 12. Л. 22 об.

¹⁵ См.: Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 45. С. 346—351.

¹⁶ Там же. С. 474.

¹⁷ Там же. С. 352-355.

¹⁸ Там же. С. 476.

¹⁹ Там же; РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 1. Д. 12. Л. 25 об.

²⁰ РГАСПИ. Ф. 5. On. 1.Д. 12.

²¹ Там же. Л. 33-33 об., 35-35 об.

²² Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 45. С. 483—485.

²³ Там же. С. 484.

²⁴ Там же. Т. 54. С. 329-330.

²⁵ Там же. Т. 45. С. 608.

²⁶ РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 25737. Л. 1; Ф. 5. Оп. 1. Д. 12. Л. 38.

²⁷ Кентавр. 1991. Октябрь—декабрь. С. 40.

²⁸ Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 45. С. 474—479, 482 —484, 486; Вопросы истории КПСС. 1991. № 9. С. 49-50; Кентавр. 1991. Октябрь-декабрь. С. 100, 101, 108-109.

²⁹ РГАСПИ. Ф. 14. Оп. 1. Д. 64. Л. 1-2.

³⁰ Там же. Д. 397. Л. 1.

³¹ Троцкий Л. Дневники и письма. М., 1994. С. 25, 94—96; Он же. Завещание Ленина // Троцкий Л. Портреты революционеров. С. 265—291; Он же. Моя жизнь. Опыт автобиографии. Т. 2. Последняя статья Л.Д. Троцкого // Вечерняя Москва. 1990. 1 сент.; Он же. Почему Сталин победил оппозицию // Троцкий Л. Портреты революционеров. С. 134—135; Он же. Сверх-Борджиа в Кремле // Там же. С. 65—72, 76—78; Он же. Письмо в Истпарт Цк вКп(6). (О подделке истории Октябрьского переворота, истории революции и истории партии) // Сталинская школа фальсификаций. Поправки и дополнения к литературе эпигонов. Берлин, 1932.

³² Сто сорок бесед с Молотовым. Из дневника Ф. Чуева. М., 1991. С. 212.

³³ Известия ЦК КПСС. 1991. № 1-6.

³⁴ Там же. 1989. № 12. С. 195-199.

³⁵ РГАСПИ. Ф. 14. Оп. 1. Д. 399. Л. 1-4.

³⁶ Фотиева Л.А. Из воспоминаний о В.И. Ленине (декабрь 1922 г. — март 1923 г.) // Воспоминания о В.И. Ленине. Ч. 3. М., 1961; Она же. Неиссякаемая энергия (конец мая — ноябрь 1922 года) // Там же; Она же. Приемы и методы государственной работы В.И. Ленина // Воспоминания о В.И. Ленине. Т. 4. М., 1969; Ленин. У руля страны Советов: По воспоминаниям современников и документам: В 2 т. Т. 2. 1920—1924. М., 1980. Также см.: Наумов В., Курин Л. Ленинское завещание // Урок дает история. М., 1989. С. 35—36.

³⁷ Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 45. С. 592—593.

³⁸ Известия ЦК КПСС. 1989. № 4. С. 169-175.

³⁹ Там же. С. 187-191; № 12. С. 195.

⁴⁰ Каганович Л.М. Памятные записки рабочего, коммуниста-большевика, профсоюзного, партийного и советско-государственного работника. М., 1996. С. 251—372.

⁴¹ Бажанов Б. Воспоминания бывшего секретаря Сталина. М., 1990. С. 42 — 43.

 

ЧАСТЬ 1
ИДЕЙНО-ПОЛИТИЧЕСКАЯ БОРЬБА В ПЕРИОД СТАНОВЛЕНИЯ НОВОЙ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ПОЛИТИКИ (1921-1922)

 

ГЛАВА 1. ТЕОРЕТИЧЕСКОЕ ОБОСНОВАНИЕ НЭПа И ВОЗМОЖНОСТИ ОСУЩЕСТВЛЕНИЯ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ

 

Ленинское «Завещание» является органической частью процесса разработки теоретических и политических проблем развития социалистической революции, вставших в связи с переходом к новой экономической политике (НЭП). По этим вопросам в Российской Коммунистической партии (большевиков) шла напряженная дискуссия. В центре ее стояла проблема перспектив социалистической революции в сложившихся внешне- и внутриполитических условиях, способности новой экономической политики обеспечить развитие и победу революции. Основной фронт борьбы проходил между Лениным и Троцким. В исторической литературе этот этап их взаимоотношений разработан недостаточно.

Троцкий выступал с особой позицией практически по всему спектру важнейших политических и теоретических вопросов и предложил свою, отличную от ленинской новую экономическую политику и альтернативную программу действий. Со своими оценками и предложениями выступали также представители других политических сил и партийные деятели («рабочая оппозиция», Н.И. Бухарин и др.), однако их влияние было недостаточно сильным, чтобы представлять опасность для принятой Коммунистической партией ленинской концепции НЭПа. Большинство членов Политбюро — Сталин, Каменев и Зиновьев — в этой борьбе поддерживали Ленина.

В этой главе мы рассмотрим те аспекты идейно-политической борьбы, которые имеют важное значение для анализа интересующей нас проблемы, поскольку в последних письмах, записках и статьях В.И. Ленина эта борьба нашла свое проявление и продолжение.

 

§ 1. ДВЕ КОНЦЕПЦИИ НОВОЙ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ПОЛИТИКИ

Преодоление кризиса, последовавшего за гражданской войной, сначала мыслилось большевистским руководством в рамках прежней политики — так называемого «военного коммунизма» — и уже принятой тактики восстановления народного хозяйства. Предполагалось с помощью изъятия средств из деревни поднять крупную промышленность, затем начать преобразовывать сельское хозяйство с помощью и на базе техники, поставляемой промышленностью. Изменения должны были претерпеть лишь методы хозяйствования и система управления народным хозяйством. Такие взгляды развивал В.И. Ленин, например, в докладе ВЦИК и СНК о внешней и внутренней политике на VIII Всероссийском съезде Советов 22 декабря 1920 г.¹ Однако попытки стимулировать работу крестьян, предпринимаемые на базе политики «военного коммунизма», не создавали хозяйственного стимула для развития крестьянского хозяйства. Недовольство в деревне продолжало усиливаться. Советская власть оказалась перед лицом крестьянских выступлений, объективно превращавшихся в контрреволюцию по отношению к пролетарской социалистической революции.

Ленин, оценивая создавшееся положение, говорил о «крестьянской (мелкобуржуазной) контрреволюции»: «Такая контрреволюция стоит уже против нас», и судьбу социалистической революции в России «решит борьба, которая будет происходить по принципу "Кто кого?"»² Чтобы предотвратить нежелательное развитие событий, В.И. Ленин предложил совершить глубокий тактический маневр. 8 февраля 1921 г. он внес в Политбюро предложение пойти навстречу трудящемуся крестьянству, для чего, во-первых, заменить изъятие хлеба по разверстке натуральным налогом; во-вторых, уменьшить размер налога по сравнению с разверсткой; в-третьих, ввести стимулирование работы крестьянина понижением процента налога; в-четвертых, «расширить свободу использования земледельцем его излишков сверх налога в местном хозяйственном обороте, при условии быстрого и полного внесения налога»³. Это должно было сбить волну контрреволюции, возвратить политическое взаимопонимание с крестьянством, наладить с ним взаимодействие в области экономической и создать политические условия для продолжения социалистической революции. Вот тот минимум задач, которые решались этим предложением. X съезд РКП (б) принял предложения Ленина.

Право на авторство НЭПа у Ленина оспаривал Троцкий⁴. Вопрос об этих претензиях Троцкого очень важен для понимания всей глубины разногласий Ленина и Троцкого по вопросу НЭПа. На XI съезде Троцкий, например, говорил, что именно он предложил «в феврале 1920 г., накануне IX съезда, перейти к продовольственному налогу от разверстки и к договорным отношениям в промышленности»⁵. Троцкий действительно в начале 1920 г. выступил с предложениями, которые во многом перекликались с предложениями Ленина февраля 1921 г., но не были тождественны им, как он утверждал.

Что же предлагал Троцкий? В начале 1920 г. когда мирная передышка в ходе гражданской войны позволила выдвинуть на первый план вопросы хозяйственного строительства, Троцкий предложил внести коррективы в отношения с крестьянством. Выступая на заседании Московского комитета РКП(б) 6 января 1920 г. с докладом «Основные задачи и трудности хозяйственного строительства», он заявил: «Пока у нас недостаток хлеба, крестьянин должен будет давать советскому хозяйству натуральный налог в виде хлеба под страхом беспощадной расправы. Крестьянин через год привыкнет к этому и будет давать хлеб. Мы выделим пролетарские части, сотню-две тысячи для создания продовольственных базисов. И тогда, создав... возможность общей трудовой повинности, как принудительной, при огромном значении воспитательного фактора, мы сумеем наладить наше хозяйство» (курсив наш. — B.C.)⁶. Как видно, в предложении Троцкого налог вписан в прежнюю систему экономических отношений и не играет той экономической и политической роли, которую он имел в предложениях Ленина.

В феврале 1920 г. Троцкий направил в ЦК РКП(б) тезисы «Основные вопросы продовольственной и земельной политики», в которых развил свои предложения: «Нынешняя политика уравнительной реквизиции по продовольственным нормам, круговой поруки при ссыпке и уравнительного распределения продуктов промышленности направлена на понижение земледелия, на распыление промышленного пролетариата и грозит окончательно подорвать хозяйственную жизнь страны». «Продовольственные ресурсы грозят иссякнуть, против чего не может помочь никакое усовершенствование реквизиционного аппарата. Бороться против таких тенденций хозяйственной деградации возможно следующими методами: 1. Заменив изъятие излишков известным процентным отчислением (своего рода подоходно-прогрессивный натуральный налог) с таким расчетом, чтобы более крупная запашка или лучшая обработка земли представляли все же выгоду; 2. Установив большее соотношение между выдачей крестьянам продуктов промышленности и количеством ссыпанного ими хлеба не только по волостям и селам, но и по крестьянским дворам» (курсив наш. — B.C.)⁷.

«Ленин выступил решительно против этого предложения, — пишет Троцкий. — Оно было отвергнуто в центральном комитете одиннадцатью голосами против четырех. Как показал дальнейший ход вещей, решение ЦК было ошибочно», «переход на рыночные отношения был отвергнут», «хозяйство еще целый год после того билось в тупике»⁸. Последнее утверждение, конечно, верно. Но Троцкий затушевывает принципиальное различие своих и ленинских предложений. Предложения Троцкого и Ленина объединяет только одно — налог вместо продразверстки. Но в НЭПе важен не только налог, но и то, как он вмонтирован в хозяйственную систему: в допущение торговли. У Троцкого нет и намека на рынок, а у Ленина в его допущении состоит суть новой экономической политики. В предложении Троцкого речь идет о «выдаче» крестьянам продуктов промышленности и нет никаких намеков на «рыночные отношения». «Новшество» Троцкого сводится в использованию налога для экономического стимулирования в первую очередь кулака, хозяйство которого скорее и в большей мере могло удовлетворять условиям, предложенным Троцким, и не только получить возможность платить более низкий налог, но и поощряться большим количеством промышленных товаров. Хозяйства середняков и бедняков не могли составить серьезной конкуренции кулаку. Предложения Троцкого вели, таким образом, к стимулированию кулака — врага советской власти — за счет бедняцких и середняцких слоев крестьянства, что не могло не осложнить их отношения с диктатурой пролетариата. Таким образом, если ленинский НЭП вел к расширению социальной базы социалистической революции, то предложения Троцкого — к ее сужению.

Для позиции Троцкого показательно письмо, которое он направил в ЦК РКП(б) по прошествии года, в феврале 1921 г.⁹, в то самое время, когда Ленин внес свои предложения по новой экономической политике. Констатируя кризис и плохую работу хозяйственного аппарата, Троцкий выход из создавшейся ситуации видел в реорганизации системы управления и в усилении плановых начал в народном хозяйстве, как и год назад, он не видел проблему межклассовых отношений, не считал, что в них следует что-то кардинально менять. У Ленина же это главное, а администрирование лишь обеспечивает успех новой политики.

Эти различия в полной мере дали о себе знать в ходе развития общей идеи и создания под нее соответствующего хозяйственного механизма, а также в оценке возможностей НЭПа обеспечить успешное развитие социалистической революции.

Советская историография уклонялась от их сопоставления и в результате от ее внимания ускользал вопрос о существовании различных моделей НЭПа, которые предлагались Лениным и его политическими оппонентами в партии, прежде всего Троцким. В итоге сильно обеднялась и искажалась внутрипартийная борьба начала 1920-х годов.

Н.А. Васецкий, указывая на существование серьезных разногласий во взглядах Ленина и Троцкого на НЭП, вместе с тем считает, что «в принципе Ленин был согласен с Троцким»¹⁰. Это утверждение принять нельзя. Ситуация сложнее: ряд принципиальных вопросов НЭПа ими трактовались одинаково, а ряд других — различно, поэтому нельзя подвести под их взгляды общий знаменатель.

Троцкий предложения Ленина о переходе к продналогу принял и голосовал на X съезде РКП(б) за них. Это понятно: предложения Ленина хотя и не были идентичны его собственным, шли в том же направлении и преследовали одну цель — укрепление экономических и политических позиций советской власти, преодоление политического противостояния власти диктатуры пролетариата и крестьянства. В этот период в их взглядах на НЭП было еще немало общего.

НЭП, как он виделся Ленину весной 1921 г., включал в себя некоторые принципиальные идеи, сформулированные им весной 1918 г. (отсюда неоднократные указания его на преемственность НЭПа и политики 1918 г.), скорректированные так, чтобы сделать его приемлемым для крестьянства и нацелить на первоочередное восстановление сельского хозяйства. В троцкистской интерпретации НЭП — в значительной мере ленинская программа весны 1918 г.¹¹, скорректированная собственными предложениями (февраль 1920 г., февраль 1921 г.) в целях обеспечения первоочередного и быстрого восстановления крупной промышленности, не останавливаясь перед силовым противостоянием с крестьянством. Отсюда и совпадения взглядов и оценок Троцкого с ленинскими в трактовке многих важных проблем НЭПа.

Однако поскольку Ленин и Троцкий расходились в вопросах, касающихся сущности НЭПа, то со временем разногласия между ними нарастали. Показательно, что в замечаниях по поводу тезисов Ленина о роли и задачах профсоюзов в условиях НЭПа, написанных год спустя после принятия НЭПа (8 января 1922 г.), Троцкий утверждал, что «новая экономическая политика состоит, с одной стороны, в восстановлении рынка как основы чисто капиталистических форм хозяйства. С другой стороны, в использовании рыночных форм обмена, калькуляции и учета для развития и самопроверки социалистического хозяйства». Он подчеркивает, что речь идет о «формах и нормах взаимоотношений, созданных капитализмом»¹². Таким образом, говоря о содержании НЭПа, Троцкий никак не обозначил проблемы крестьянства ни в социальном, ни в политическом, ни в экономическом аспектах. Ленин на XI съезде (март 1921 г.), фактически возражая Троцкому, дал иную интерпретацию НЭПа: «Все значение новой экономической политики, которое в нашей прессе еще часто продолжают искать везде, где угодно, но не там, где следует, все значение в этом и только в этом: найти смычку той новой экономики, которую мы с громадными усилиями создаем, с экономикой крестьянской» (курсив наш. — В. С.)¹³. Между взглядами Ленина и Троцкого о существе НЭПа практически нет ничего общего.

С разным пониманием существа НЭПа связано и различное понимание его назначения. У Ленина НЭП — это классовый маневр, стремление изменить движение революции так, чтобы учесть и новые условия, и накопленный политический опыт, чтобы лучше опереться на реальные возможности, попытка вовлечь в русло социалистической революции крестьянство, постепенно преобразуя его социально-экономическую природу. Поскольку диктатуре пролетариата не удалось приспособить к своим требованиям крестьянскую экономику, то теперь именно она как сторона более способная к маневрированию и приспособлению должна взять на себя инициативу и приспособить государственный сектор экономики к крестьянской экономике, чтобы позднее получить возможность для постепенного преобразования мелкобуржуазной крестьянской экономики в социалистическую¹⁴. Троцкий же настаивал на сохранении прежней тактики, предполагавшей приспособление крестьянской экономики к потребностям крупной промышленности¹⁵. Фактически он видел в НЭПе более эффективную форму эксплуатации социалистическим сектором мелкобуржуазной деревни и капиталистического сектора.

Если у Ленина четко выраженная «крестьянская» направленность НЭПа, то у Троцкого (и «рабочей оппозиции») — «городская». Поэтому НЭП как отступление в системе взглядов Ленина и Троцкого тоже прочитывается совершенно различно. У Ленина отступление — это тактический маневр в сторону стратегического союзника. А у Троцкого — отступление от методов хозяйствования, свойственных социализму, соответствующее усиление буржуазных элементов и отношений в обществе, грозящее перерождением революции.

Различная интерпретация НЭПа Лениным и Троцким хорошо просматривается в вопросе о тактике восстановления народного хозяйства.

До перехода к НЭПу серьезных разногласий относительно тактики восстановления народного хозяйства не было. Считалось само собой разумеющимся, что в первую очередь должна быть восстановлена крупная промышленность как основа социалистической экономики и уже потом осуществлена техническая реконструкция сельского хозяйства. Но уже в первом предложении Ленина (8 февраля 1921 г.) фактически содержалось признание необходимости и неизбежности изменения тактики — первоочередного восстановления сельского хозяйства как задачи совершенно неотложной, в решении которой крупная промышленность сразу помочь не могла. Назрела необходимость принять новую тактику восстановления народного хозяйства, при которой восстановление промышленности следовало за восстановлением сельского хозяйства, а не предшествовало ему. Ленин призывал отказаться от прежнего плана восстановления народного хозяйства, верного в принципе, но неосуществимого в реальных условиях начала 1920-х годов¹⁶. В проекте декрета ВЦИК «Наказ СТО (Совета Труда и Обороны) местным советским учреждениям» (май 1921 г.) Ленин так определяет приоритеты в деле восстановления народного хозяйства: «Первоочередной задачей Советской республики является восстановление производительных сил, подъем сельского хозяйства, промышленности и транспорта»¹⁷. Как видно, среди основных задач на первое место он ставит восстановление сельского хозяйства. Соответственно определялось и «мерило хозяйственного успеха», прежде всего успех сбора сельхозналога, затем успех товарооборота и продуктообмена, оборота между сельским хозяйством и промышленностью. Здесь Ленин фактически оспаривает оценки и предложения, с которыми выступил Троцкий¹⁸.

Троцкий настаивал на сохранении прежней тактики: сначала крестьянство должно оплатить восстановление крупной промышленности, которая потом вернет этот долг крестьянству, обеспечив его своей продукцией. 7 августа 1921 г. он предложил Пленуму ЦК РКП(б) «Тезисы о проведении в жизнь начал новой экономической политики», в которых, в частности, писал: «При новом курсе, как и при старом, главной задачей является восстановление и укрепление крупной национализированной промышленности»¹⁹ (см. Приложение № 3). Пленум не поддержал предложений Троцкого. У Ленина интересы немедленной нормализации отношений с крестьянством определяли смысл и реальное наполнение НЭПа, являлись причиной перехода к ней и ее оправданием как средства спасения революции от гибели и обеспечения ей возможности развиваться дальше с надеждой на успех. А у Троцкого нормализация отношений с крестьянством, удовлетворение его экономического интереса должно было стать следствием длительного процесса восстановления крупной промышленности.

Ленин фактически вступил в полемику с Троцким. В статье «О значении золота теперь и после полной победы социализма» (ноябрь 1921 г.), имевшей программное значение, он писал: «Восстановим крупную промышленность и наладим непосредственный продуктообмен ее с мелким крестьянским землевладением, помогая его обобществлению. Для восстановления крупной промышленности возьмем с крестьян в долг известное количество продовольствия и сырья посредством разверстки. Вот такой план (или метод, систему) проводили мы свыше трех лет, до весны 1921 года. Это был революционный подход к задаче в смысле прямой и полной ломки старого для замены его новым общественно-экономическим укладом». Переход к НЭПу означал, что «мы на место этого подхода, плана, метода, системы действий ставим... совершенно иной... не ломать старого общественно-экономического уклада, торговли, мелкого хозяйства, мелкого предпринимательства, капитализма, а оживлять торговлю, мелкое предпринимательство, капитализм, осторожно и постепенно овладевая ими или получая возможность их государственного регулирования лишь в меру их оживления». А уже на этой основе поднять промышленность. «Совершенно иной подход к задаче»²⁰.

Из разного понимания сущности и предназначения НЭПа, из разных представлений о тактике восстановления народного хозяйства проистекали разногласия Ленина и Троцкого в вопросах роли и места плана и рынка, о соответствующей перестройке хозяйственного механизма. Если в первую очередь восстанавливать сельское хозяйство, то, естественно, планирование теряло прежнее значение, сокращалась его сфера, изменялись задачи. Роль рыночных рычагов в экономике, наоборот, возрастала в той мере, в которой это требовалось для оживления сельскохозяйственного производства и установления экономической смычки между городом и деревней. Если же в первую очередь восстанавливалась крупная национализированная промышленность, то методы директивного планирования сохраняли свое значение, и не только потому, что этого требовала задача распределения сырья (в том числе и сельскохозяйственного), но и (главным образом) задача подчинения работы всех секторов народного хозяйства интересам работы крупной промышленности. Проблема сочетания плановых и рыночных методов управления народным хозяйством поставила в центр дискуссии Госплан, его задачи, методы работы и организации.

Известно, что Ленин высоко оценивал план ГОЭЛРО — перспективный план развития страны, называя его второй программой партии²¹. В отношении оперативного планирования он считал, что в условиях предоставления хозяйственной самостоятельности промышленным предприятиям и использования ими рыночных, капиталистических методов роль плановых рычагов управления неизбежно сократится. Соответственно новым условиям хозяйствования он предлагал перестраивать и Госплан. Из органа оперативного планирования, каким он задумывался первоначально, после перехода к НЭПу он при активном участии Ленина²² стал превращаться в экспертную комиссию при Совете Труда и Обороны (СТО), являвшейся специальной комиссией Совета Народных Комиссаров РСФСР, которой отводилось центральное место в управлении народным хозяйством²³. Ленин требует, планируя «основы общегосударственного хозяйственного плана на ближайший период, год или два», брать «за исходный пункт» «продовольствие», лимитирующее развитие других отраслей, и «особое внимание обратить на промышленность, дающую предметы годные для обмена на хлеб»²⁴. Троцкий требовал строить план иначе — так, чтобы он обеспечивал приоритетное развитие крупной промышленности. План ГОЭЛРО Троцкий оценивал очень низко, отрицая его именно как план. Вскоре после принятия VIII съездом Советов РСФСР плана ГОЭЛРО, в феврале 1921 г., он писал в ЦК РКП (б): «Делегаты всей России получают в Московском центре в виде основательного хозяйственного плана "идею" электрификации на 10 лет, а затем, когда они разъезжаются по домам, им приходится убедиться, что нам не хватает топлива не только на ближайшие 10 месяцев, но и на ближайшие 10 дней, причем центр никого об этом не предупредил»²⁵. Троцкий был против превращения Госплана из органа оперативного планирования в орган консультативный, не имеющий права принимать окончательные решения, в комиссию экспертов, работающих по заданиям правительства. Троцкий, таким образом, настаивал на перестройке существующего хозяйственного механизма в соответствии с его представлениями о НЭПе. Он повел атаку на всю систему управления, предлагая устранить ЦК партии от участия в решении экономических вопросов, а решение текущих вопросов изъять из ведения СТО, в котором председательствовал Ленин, и сконцентрировать как перспективные, так и текущие вопросы развития народным хозяйством в Госплане.

До введения НЭПа Троцкий признавал, что СТО должен обеспечить «систематическое, правильное бдительное согласование хозяйственной работы в ее основных факторах»²⁶. Теперь в тезисах о проведении в жизнь начал новой экономической политики (7 августа 1921 г.) он предложил вариант реорганизации хозяйственного механизма, в котором роль «действительного хозяйственного политического центра» должен был играть уже не СТО, а Госплан, который должен вырабатывать государственный план и обеспечивать его выполнение «под углом зрения крупной государственной промышленности». Троцкий писал, что Госплан «подлежит полной реконструкции в смысле состава и методов работ <...> хозяйственный план должен строиться вокруг крупной промышленности, как стержня... Кто практически руководит промышленной жизнью, тот должен идейно, организационно руководить выработкой, проверкой, регулировкой осуществления хозяйственного плана изо дня в день, из часа в час»²⁷ (см. Приложение № 3). Такую постановку вопроса вполне можно расценить как заявку на то, чтобы эта работа была доверена ему, Троцкому, как автору этого проекта. 9 августа 1921 г. члены Политбюро именно так и оценили действия Троцкого: «Тов. Троцкий фактически поставил себя перед партией в такое положение, что... партия должна предоставить тов. Троцкому фактическую диктатуру в области хозяйства»²⁸. Пленум ЦК РКП(б) отклонил предложения Троцкого и принял проект «Тезисов о проведении в жизнь начал новой экономической политики», подготовленный в июне—июле 1921 г. в ВСНХ, СНК и ЦК РКП(б) под руководством и при активном участии Ленина²⁹. В тот же день тезисы были утверждены СНК РСФСР как «Наказ СНК о проведении в жизнь начал новой экономической политики»³⁰.

Приверженность этим взглядам Троцкий сохранил и позднее. Это проявилось в очень резком столкновении его весной 1922 г. при обсуждении предложения Ленина о совершенствовании работы СТО РСФСР. В это время Лениным уже была создана система управления, вполне отвечавшая новой экономической политике. На требования сторонников дальнейших перестроек (среди них был и Троцкий) Ленин отвечал критикой перестроечного зуда и разъяснял, что существующий механизм нуждается не в перестройке, а в совершенствовании³¹. Последнее он связывал с Рабоче-крестьянской инспекцией (РКИ), чем и определял ее особое положение в системе органов государственной власти. НЭП заставил во многом по-новому подойти к вопросу о работе РКИ и задуматься над ее реорганизацией. Ленин предложил провести реорганизацию РКИ «в направлении борьбы с бюрократизмом и волокитой, улучшения положения рабочих и крестьян и привлечения беспартийных к советской работе»³². Троцкий выступил против. Фронт борьбы по вопросам реорганизации системы управления еще более расширился.

Сразу после XI съезда РКП (б), в начале апреля 1922 г., Ленин внес в Политбюро «Проект постановления о работе Замов Пред СНК и СТО», содержавшего предложения по перераспределению работы между Председателем СТО и его заместителями, что, по мнению Ленина, должно было улучшить работу СТО и обеспечить ему выполнение стоящих перед ним задач³³. Троцкий 18 апреля ответил письмом с резкой критикой существующей системы управления и предлагаемых Лениным мер. «Поставленные задачи столь универсальны, что это равносильно тому, как если бы не было поставлено никаких задач. Замы должны стремиться, чтобы во всех областях и во всех отношениях все было хорошо — вот к чему сводится проект постановления. Пункты дают как бы некоторую видимость указаний на счет того, как достигнуть того, чтобы все и везде было хорошо». «В качестве аппарата для осуществления этих универсальных задач указывается Рабкрин. Между тем по существу своему Рабкрин для этого не пригоден и не может стать пригодным... А главное — не вижу по-прежнему того органа, который фактически изо дня в день руководит хозяйственной работой... Должно быть учреждение, на стене которого висит хозяйственный календарь на год вперед, учреждение, которое предвидит и в порядке предвидения согласует. Таким учреждением должен быть Госплан»³⁴. 19 апреля Троцкий направил дополнение к этому письму, в котором, оценив ленинские планы налаживания работы госаппарата как утопические, бросил обвинение в адрес самого Ленина: «Нужна система в работе. Между тем пример бессистемности — и это самое важное и самое опасное — идет сверху. Все хозяйственно-организационные вопросы решаются наспех и всегда позже, чем нужно»³⁵.

5 мая 1922 г. Ленин ответил таким резким выпадом против Троцкого, каких он давно не делал в его адрес или в адрес кого- либо из членов Политбюро: «Замечания т. Троцкого частью тоже неопределенны... и не требуют ответа, частью возобновляют старые наши разногласия с т. Троцким, многократно уже наблюдавшиеся в Политбюро. На них я коротко отвечу по двум главным пунктам: а) Рабкрин и б) Госплан.

а) На счет Рабкрина т. Троцкий в корне не прав. При нашей отчаянной "ведомственности" даже среди лучших коммунистов, при низком уровне служащих, при интригантстве внутриведомственном (хуже всякого Рабкриновского) нельзя обойтись без Рабкрина сейчас. Над ним можно и должно поработать систематически и упорно, чтобы сделать из него аппарат проверки и улучшения всей госработы. Иначе никакого практического средства проверять, улучшать, учить работе нет...

б) На счет Госплана т. Троцкий не только в корне не прав, но и поразительно не осведомлен о том, о чем судит. Госплан не только не страдает академизмом, а, совсем наоборот, страдает перегруженностью от чересчур мелкой, злободневной "вермишели"». Этот упрек Ленин подтверждал статистикой, характеризующей работу Госплана³⁶.

О втором письме Троцкого Ленин отозвался так: «Вторая бумага т. Троцкого... содержит в себе, во-первых, чрезвычайно возбужденную, но глубоко неправильную "критику"... во-2-х, эта бумага содержит те же, в корне неправильные и диаметрально противоположные истине обвинения Госплана в академизме, обвинения, доходящие до следующего, прямо-таки невероятного по неосведомленности, заявления т. Троцкого о том, что Госплан "не имеет никакого отношения" к распределению денежных средств между ведомствами. В Госплане есть финансово-экономическая секция, работающая именно над указанными вопросами»³⁷.

Ленин не надеялся переубедить Троцкого и, судя по всему, не был обеспокоен его возражениями. Он продолжал работать над своим проектом, о чем свидетельствуют многочисленные документы второй половины 1922 г. 2 ноября 1922 г. В.И. Ленин обсуждал проблемы реорганизации РКИ с И.В. Сталиным и Л.Б. Каменевым; по результатам этой беседы он сформулировал свои предложения в директиве А.Д. Цюрупе, которому как заместителю председателя СТО было поручено заниматься проработкой конкретных вопросов в рамках общей установки: «Сделать его (т.е. НК РКИ. — B.C.) сильным и независимым при сохранении прежних функций плюс нормализация» (т.е. проблемы нормирования труда. — В. С.)³⁸. В соответствии с этой установкой Цюрупа начал готовить практические предложения, о которых информировал письмом Рыкова (копия Ленину, Сталину, Каменеву).

Троцкий гнул свою линию: в письме от 13 декабря, направленном Ленину, Каменеву, Рыкову, Цюрупе, Пятакову, Сталину, он писал: «В условиях рыночного хозяйства "рабоче-крестьянская инспекция" есть абсолютнейшая и безусловнейшая чепуха, а бухгалтерия — все.

Сейчас рабоче-крестьянской инспекцией является рабочий и крестьянский рынок.  Это инспекция твердая, деловая, не обманная. Нужно только уметь записать выводы этой инспекции, то есть подсчитать расход и приход и вывести убыток или прибыль»³⁹.

Конечно, РКИ не могла проконтролировать движения всех средств и товаров на рынке и таким образом воздействовать на работу аппарата, торговых и производственных предприятий. Но также верно, что не может «рабоче-крестьянский рынок» проверить работу бухгалтеров или чиновников на их рабочих местах и таким образом повысить эффективность работы аппарата в целом и в отдельных его частях. Это звонкая, но пустая фраза.

В письме в ЦК от 20 января 1923 г. Троцкий соглашался «придать серьезное значение Рабкрину», «разумеется, не как универсальному воспитателю всего народонаселения, а как советскому госконтролю»⁴⁰. В эти самые дни Ленин завершал работу над своей статьей «Как нам реорганизовать Рабкрин» — о реорганизации РКИ и слиянии ее с ЦКК в целях совершенствования государственного аппарата и его работы, выявления способных кадров, их подбора и расстановки, которая и концептуально, и в отдельных своих положениях противостояла Троцкому.

Разногласия Ленина и Троцкого по вопросам Госплана и РКИ были тесно связаны с более глубокими противоречиями — по вопросам места и роли компартии в системе управления.

После перехода к НЭПу в центре внимания оказалась проблема разделения функций партии и хозяйственных органов в управлении народным хозяйством. Подмена партией советских органов вела не только к ослаблению государства, но и ставила ее перед задачами, которые из-за своего характера и гигантского объема силами партии не могли быть решены. Это было ясно. С другой стороны, четкое разделение функций и сфер деятельности партии и государства неизбежно привело бы к ограничению партии вопросами идеологии и ослабило бы ее позиции в политической системе, а следовательно, и способность эффективно влиять на положение дел в стране, сделало бы невозможным реализацию программы социалистических преобразований.

Сначала партийное руководство мыслилось осуществлять через коммунистические фракции в советах, через коммунистов, работающих на ответственных должностях, через партийные организации. К концу гражданской войны в связи с кризисом прежней системы управления и выдвижением на первый план вопросов восстановления народного хозяйства разногласия Ленина и Троцкого в этих вопросах приняли острую форму в ходе дискуссии о профсоюзах. Одни считали, что партия должна ограничиться вопросами выработки политической линии и идеологической работой. К ним принадлежал и Троцкий. Другие считали, что партия, кроме того, должна иметь руководящее положение во всех сферах государственной и общественной жизни страны, в том числе и в экономике. На этой точке зрения стоял Ленин и его сторонники. На X съезде партии, который подвел итоги этой дискуссии, победила ленинская точки зрения. Опыт показал, что этими мерами проблема не решалась.

Очевидно, поэтому Ленин после X съезда РКП(б) стал вынашивать мысль о том, что разграничение функций партии и государства должно быть сбалансировано определенным соединением, слиянием партийного и государственного аппарата, партийных и государственных функций. Дело в том, что задача повышения качества принимаемых решений требовала все большего сосредоточения реальной власти в руках хозяйственных органов, находившихся под сильным влиянием специалистов, большинство которых не разделяли идеи социалистической революции и могли использовать это влияние во вред диктатуре пролетариата. Ленин говорил, что в НЭПе главное политика, а не экономика, которая была призвана обеспечить достижение нужного политического результата. Естественно, что в этом случае за политическим руководством должно было быть сохранено и упрочено руководящее положение в решении всех проблем в управлении хозяйством страны. Следовательно, РКП(б) должна была принадлежать важнейшая роль не только в выработке, но и в осуществлении экономической политики.

Троцкий придерживался иной точки зрения. Он продолжал выступать за возможно более четкое и определенное разграничение функций партийных и государственных органов, за передачу всех функций управления в руки специалистов, в значительной части своей враждебно относившихся к советской власти и не разделявших ее политические планы. Свою атаку на роль партии он начал с критики работы Политбюро, на котором, по его утверждению, «решалось в одно заседание десять—двенадцать огромной важности практических хозяйственных вопросов, без малейшей подготовки, после десятиминутного обсуждения, на слух, на глаз»⁴¹ (см. Приложение № 9). Проблемы в работе Политбюро действительно были большие и организация его работы оставляла желать лучшего. Но решать их можно было по-разному — в корне перестраивая всю систему, как настаивал Троцкий, или в рамках ее сохранения.

Сторонники разных взглядов готовились к борьбе по вопросу о разграничении функций партии и государства на предстоящем XI съезде РКП(б). Политбюро поручило подготовить проект тезисов «Об укреплении партии» Зиновьеву. Ленин 9 марта одобрил их, а Сталин и Каменев в письме от 10 марта 1922 г. предложили «с тезисами Зиновьева подождать», так как «они по нашему мнению недостаточны и нуждаются в дополнении». В частности, они считали необходимым «установить возможно точно разницу между партийными и советскими учреждениями, определить область работы первых и вторых, обязав партучреждения воздерживаться от административных распоряжений в области советской работы», а также «признать целесообразным распределение функций между отдельными отраслями партийно-советско-профсоюзной работы, сводя до минимума частые переброски партработников»⁴².

В тот же день в ЦК поступило письмо Троцкого; в котором он отметил, что вопрос о разграничении функций партии и государства, являющийся одним из важнейших, в тезисах Зиновьева обойден, а его постановка в связи с хозяйственной работой и предлагаемое решение «толкает на неправильный путь». «Без освобождения партии как партии, от функций непосредственного управления и заведывания нельзя очистить партию от бюрократизма, а хозяйство — от распущенности. Такая "политика", когда на заседаниях губкома мимоходом решаются вопросы о посевной кампании, о сдаче или не сдаче в аренду завода, является пагубной». Троцкий предложил лишить партийные органы права вмешиваться в хозяйственную работу так же, как этого права были лишены профсоюзы. НЭП требует, чтобы «профсоюзы были профсоюзами», а «партия была партией». Партия должна обеспечивать «устойчивое руководство» хозяйственными органами и давать им «возможность подбирать работников, воспитывать их без случайных и некомпетентных вторжений со стороны». Она «выясняет рабочим массам важность и значение торговых операций, как метода социалистического строительства... борется против предрассудков, мешающих правильному развитию хозяйственной деятельности... борется против попыток использовать новую экономическую политику для насаждения буржуазных нравов в самой коммунистической партии... твердо устанавливает, что можно и чего нельзя. Но партия не руководит коммерческими операциями. Партия не воспитывает для хозяйственной деятельности, и в частности для коммерческой, ибо неспособна на это... Вместе с тем партия сосредотачивает в гораздо большей степени, чем ранее, свое внимание на теоретическом воспитании партийной молодежи»⁴³. Резюмируем предложения Троцкого: надо жестко провести разделение труда на функциональной основе. Партия, как и профсоюзы, должна полностью отстраниться от руководства экономикой и подбора кадров. Ее функции — идеология и воспитание. Вся экономика, включая и вопрос кадровых назначений, передается беспартийным специалистам. По сути дела, признается, что партия не может выдвинуть из своей среды кадры, способные вести экономику, а также интегрировать в свои ряды часть специалистов. За ней остается контроль, фактически превращенный в фикцию.

21 марта Ленин письмом уведомил Сталина и Каменева о своем намерении написать письмо Пленуму ЦК и изложить в нем план своего доклада на предстоящем съезде. В частности, он сообщал о том, как намерен отреагировать на предложения Троцкого. «Сошлюсь на письмо Троцкого: в основе-де, я за»⁴⁴. В этом «де» все дело. Оно говорит об истинном отношении Ленина к предложению Троцкого. Свое намерение он выполнил 24 марта в письме Молотову для Пленума ЦК, в котором он столь обще сформулировал свою позицию, которая по видимости не противоречила Троцкому: «необходимо разграничить гораздо точнее функции партии (и Цека ее) и Соввласти; повысить ответственность и самостоятельность совработников и совучреждений, а за партией оставить общее руководство работой всех госорганов вместе, без теперешнего слишком частого, нерегулярного, часто мелкого вмешательства»⁴⁵.

На XI съезде партии Троцкий, Преображенский, Осинский выступили с критикой Ленина, против существующей системы управления⁴⁶. Троцкий заявил: «Партия правящая не значит вовсе партия и непосредственно управляющая всеми деталями дела»⁴⁷. В этих словах — явная передержка: никогда РКП(б) не управляла «всеми деталями дела» хотя бы потому, что это было практически невозможно. Главное направление («гвоздь») всей партийной работы, считал Троцкий, — воспитание молодого поколения. Эту работу он оценивал как вопрос жизни и смерти советской власти, так как молодежь не имеет социального опыта старшего поколения, и этот недостаток, по его мнению, мог быть восполнен только теоретической работой. Следовательно, по Троцкому, задача обеспечения завтрашнего дня революции должна была решаться партией педагогическими методами, что сомнительно, поскольку жизненный опыт не может быть заменен теоретической учебой. Заняв эту позицию, Троцкий отступает и от известного тезиса марксизма о том, что бытие определяет сознание.

В выступлениях на съезде Ленин свел дело к тому, что совмещение функций партийных и государственных шло через него, а имевшие место сбои и недостатки он связал со своей болезнью, оторвавшей его от повседневной работы, а также с недостаточно налаженной работой его заместителей, загруженностью Сталина⁴⁸. О главном Ленин сказал как бы между делом, но вполне определенно. Признавая, что со всякими вопросами, которые следовало бы рассматривать в СНК И СТО, идут в Политбюро, он заметил, что формально этого запретить нельзя, поскольку партия правящая и в ЦК может быть обжаловано любое решение. Ленин не предлагал ломать этот порядок, он лишь предлагал освободить Политбюро и ЦК от мелочей, для чего повысить ответственность советских работников, прежде всего наркомов, сократить число комиссий СНК и СТО, соответственно расширить деятельность областных экономических совещаний (ЭКОСО), а также и увеличить срок сессий ВЦИКа, чтобы его работа стала более систематической⁴⁹. С конкретными организационными предложениями, направленными на изъятие у Политбюро экономических вопросов, выступил Преображенский. Он предложил наряду с Политбюро и Оргбюро создать Экономбюро ЦК РКП(б)⁵⁰. Ленин отклонил это предложение на том основании, что невозможно разделить политические и экономические вопросы, а заодно подверг критике стремление к бесконечным перестройкам аппарата, что вполне могло адресоваться Троцкому⁵¹.

Ленин иначе подходил к этой проблеме. Главную задачу он видел в подборе и расстановке кадров. Что касается классового воспитания молодого поколения, то оно происходит в процессе социалистического строительства. Позиция Троцкого понятна: если революция еще не социалистическая, а только движется в направлении к социалистической, то, естественно, в ходе ее социализму не научишься. Понятна и оценка Ленина: строительство социализма уже идет, в практике этого строительства люди не могут не учиться социализму. Отсюда и тезис о профсоюзах как «школе коммунизма», отсюда и разница в постановке вопроса об учебе. Ленин призывает учиться в процессе работы и без отрыва от нее, а Троцкий считал совмещение работы и учебы невозможным и требовал разделить их — либо работать, либо учиться⁵². В этом частном вопросе проявляются принципиально разные взгляды Ленина и Троцкого на российскую революцию.

XI съезд РКП(б) поддержал Ленина и принял решения, позволявшие упрочить позиции партии во всех сферах деятельности государства, в том числе и в управлении экономикой. Предложенный Лениным принцип разделения труда между партией и государством, не умалявший руководящей роли партии, получил закрепление в резолюциях «По докладу Центрального Комитета» и «Об укреплении и новых задачах партии»⁵³.

* Оценка НЭПа как уступки крестьянину. Оценка НЭПа не как возврата к капитализму, а как специфического метода использования методов капитализма в интересах социалистической революции. Признание решающего значения командных высот для определения меры уступок антисоциалистическим силам. Признание возможности отказаться от НЭПа и вернуться к продуктообмену в случае начала революций в других странах и необходимости отказа от нее в случае войны. В признании факта, что НЭП не отменяет партийной программы, а только вносит серьезные изменения в методы работы. Признание международного значения НЭПа как политики, необходимой в качестве переходной на пути к социалистической организации производства. Признание НЭПа тактическим маневром и т.п. (см.: Одиннадцатый съезд РКБ(б). Март—апрель 1922 г. Стенограф, отчет. С. 130, 133, 135—136; Васецкий НА. Троцкий. Опыт политической биографии. С. 168-170, 186).

 

§ 2. ПЕРВЫЙ КРИЗИС НЭПа

Первоначальный вариант НЭПа исходил из того, что отступление в экономике в целом будет ограниченным: от использования методов, свойственных социалистической экономике (план, отсутствие товарно-денежных отношений и т.д.)» советская власть перейдет к широкому использованию госкапитализма*.

Госкапитализм в буржуазном обществе представлен предприятиями, принадлежащими государству, которое выступает в виде совокупного капиталиста, а сами предприятия являются органической частью капиталистической экономики, сектором ее. В условиях диктатуры пролетариата ситуация меняется. Госкапитализм представляют предприятия, находящиеся в собственности государства, но сданные в аренду отечественным (нэпманы) или иностранным (концессия) капиталистам, кооперация мелких товаропроизводителей, а также те, посредством которых государству приходится вступать в экономические отношения с мировым капиталистическим рынком, например, для осуществления монополии внешней торговли⁵⁴. Все остальные предприятия, остававшиеся в управлении Советского государства, Ленин считал социалистическими. То есть государственный капитализм в условиях диктатуры пролетариата является социально-экономическим укладом.

Но этим характеристика госкапитализма в условиях диктатуры пролетариата не исчерпывалась. Опираясь на идеи, высказывавшиеся еще К. Марксом и Ф. Энгельсом, В.И. Ленин развивал взгляд на госкапитализм как на «своеобразный выкуп» пролетариатом, взявшим в свои руки политическую власть, экономики у тех капиталистов, которые готовы к сотрудничеству с диктатурой пролетариата на условиях превращения их в специалистов. Это позволяло «перехватить» у капиталистов предприятия на ходу, не останавливая и не разрушая производства⁵⁵. Госкапитализму отводилась важная роль в деле социального преобразования мелкобуржуазных слоев (ремесленники, торговцы, крестьяне), которые в отличие от пролетариата, способного непосредственно перейти от капитализма к социализму, переходят от капитализма к социализму через госкапитализм⁵⁶, который выступает в качестве средства, способа обуздания мелкобуржуазной стихии (хлебная монополия, кооперация, подконтрольный частный капитал)⁵⁷.

Таким образом, по мысли Ленина, государственный капитализм — это такой социально-экономический уклад общества, начавшего социалистические преобразования, который способен преобразовывать частнокапиталистический, мелкобуржуазный и патриархальный уклады в социалистический. Благодаря этой способности госкапитализм выступает также в качестве метода, к которому прибегает диктатура пролетариата для осуществления социалистических преобразований экономики и общества.

Вынужденная условиями гражданской войны национализация промышленности, железнодорожного и водного транспорта сделала госкапитализм и как социально-экономический уклад, и как специфический метод социалистического строительства ненужным. Но с переходом к НЭПу госкапитализм снова приобрел актуальность. В это время Ленина интересует, во-первых, его природа, позволяющая обеспечить эту социально-экономическую эволюцию непролетарских слоев населения, во-вторых, практические вопросы развития государственно-капиталистических предприятий (монополия внешней торговли, кооперация, концессии, аренда и т.п.) и, наконец, в-третьих, — проблема преобразования их в социалистические⁵⁸. Ленинская концепция госкапитализма позволяла увидеть перспективу роста социалистического сектора в условиях НЭПа и наращивать социалистический сектор экономики.

Осенью 1921 г. стало ясно, что произведенная уступка недостаточна, что стихию капиталистических отношений в рамках госкапитализма удержать не удается, хозяйственная жизнь перехлестывает через установленные для нее рамки. Приходилось признавать то, что получилось, — свободу торговли, возможность допущения которой категорически отрицалась весной 1921 г.

Предстояло сделать выбор: отступить еще или дать бой на ранее занятых позициях. Поскольку Ленин спасение революции связывал с отношениями диктатуры пролетариата с крестьянством⁵⁹, это определило его отношение . к дальнейшим событиям: он предложил еще отступить. Однако перспектива новых уступок усилила в партии скепсис в отношении возможности новой экономической политики служить победе социалистической революции. Настало время более глубокого осмысления всего опыта революции, представлений о путях и методах строительства социализма.

Обоснованию необходимости нового отступления, объяснению его политического смысла и выявлению экономических возможностей Ленин посвятил свои важнейшие публичные выступления конца 1921 — начала 1922 г. В них он произвел переоценку всего опыта социалистического строительства. При этом он акцентировал внимание уже не столько на вынужденном разрухой характере НЭПа, а на том, что в нем проявилось фактическое признание ошибочности прежних представлений о процессе развития социалистической революции.

17 октября 1921 г., выступая с докладом «Новая экономическая политика и задачи политпросветов» на II Всероссийском съезде политпросветов, Ленин признал, что капитализм восстановлен в значительной мере, что ради выживания Республики надо дать возможность развиться капитализму, придется допустить усиление его, что пределы отступления еще неизвестны. Это ставит революцию перед новыми задачами, к решению которых коммунисты не готовы, так как не умеют хозяйствовать, что этому нужно учиться у капиталистов и, научившись у них, победить их же оружием⁶⁰. Хотя Ленин выражал полную уверенность в победе революции, в достаточности у государства политических и экономических рычагов, будущее рисуется отнюдь не в радужных тонах. В этих условиях, признавал Ленин, «ученье не может не быть суровым — под страхом гибели». «Мы должны помнить, что у нас должно быть либо величайшее напряжение сил в ежедневном труде, либо нас ждет неминуемая гибель»⁶¹. Только закончилась тяжелейшая война, в которой, казалось, вопрос «быть или не быть» был уже снят, в ходе которой была найдена и опробована политика, вполне отвечавшая марксистской теории. А теперь, оказывается, все надо начинать сначала. Ленин отмечал, что в этих условиях «неизбежно... часть людей... впадает в состояние весьма кислое, почти паническое, а по случаю отступления эти люди начнут предаваться паническому настроению»⁶².

Выступление Ленина на съезде политпросветов произвело на многих членов партии тягостное впечатление. Ведь еще недавно на X Всероссийской партийной конференции (май 1921 г.), на III конгрессе Коминтерна (июнь—июль 1921 г.) он высказал мысль, что НЭП нужен только на период до нового подъема мировой революции, который ожидался в ближайшие годы**. 27 октября Г.И. Петровский по прямому проводу из Харькова сообщил Сталину: «В Харькове... выступление В.И. Ленина вызвало чувство уныния среди рабочих, как выступление, которое сдает позиции», и просил «разъяснения Вл[адимира] Ильича, иначе ЦК КПУ[краины] находится в растерянном состоянии». Пересылая Ленину этот текст, Сталин сообщил свое мнение: «Т. Ленин. Читал и думаю, что нужно немножко смягчить форму (имею в виду будущее выступление на московской] конференции)»⁶³.

Выступая на VII московской губернской партконференции 29 октября 1921 г., Ленин признавал: «Товарообмен сорвался: сорвался в том смысле, что он вылился в куплю-продажу... частный рынок оказался сильнее нас, и вместо товарооборота получилась обыкновенная купля-продажа, торговля»⁶⁴. Он предложил еще раз отступить, на этот раз от государственного капитализма к государственному регулированию купли-продажи и денежного обращений. Этот путь Ленин считал «более долгим, но более прочным, а теперь и единственно для нас возможным» и, несмотря ни на что, вполне приемлемым, поскольку он мог обеспечить возможность восстановления крупной промышленности⁶⁵.

Вместе с тем Ленин, судя по всему, учел реакцию на свое предыдущее выступление и прислушался к совету Сталина. Откровенное признание прошлых и новых ошибок Ленин компенсировал более развернутым обоснованием возможности преодоления возникших трудностей. Ленин подробно остановился на эволюции взглядов на процесс строительства социализма, настраивая на спокойное, деловое отношение к новым поворотам политики, на критическое отношение к опыту⁶⁶. В начале 1918 г. «у нас было... представление о том, что развитие революции... может пойти как путем сравнительно кратким, так и очень долгим и тяжелым». Но о худшем варианте тогда не думали: «при оценке возможного развития мы исходили... из предположений о непосредственном переходе к социалистическому строительству... мы уже противополагали методам постепенного перехода такие приемы действия, как способ борьбы, преимущественно направленный на экспроприацию экспроприаторов». Тогда «предполагалось осуществление непосредственного перехода к социализму без предварительного периода, приспосабливающего старую экономику к экономике социалистической (курсив наш. — B.C.). Мы предполагали, что, создав государственное производство и государственное распределение, мы этим самым непосредственно вступили в другую, по сравнению с предыдущей, экономическую систему производства и распределения. Мы предполагали, что обе системы — система государственного производства и распределения и система частноторгового производства и распределения — вступят между собою в борьбу в таких условиях, что мы будем строить государственное производство и распределение, шаг за шагом отвоевывая его у враждебной системы. Мы говорили, что задача наша теперь уже не столько экспроприация экспроприаторов, сколько учет, контроль, повышение производительности труда, повышение дисциплины». Тогда «мы совершенно не ставили вопроса о том, в каком соотношении окажется наша экономика к рынку, к торговле». Вопрос о государственном капитализме тогда ставился не как в период НЭПа, когда он означал шаг назад, а как шаг вперед в деле становления социалистических отношений. Уже тогда, признавал Ленин, «по целому ряду пунктов нам нужно было идти назад», уже тогда мы были «должны сделать шаг назад и признать известный "компромисс"». Ленин считал эти обстоятельства важными «для понимания того, в чем состояла перемена нашей экономической политики и как эту перемену надо оценить»⁶⁷.

С такими представлениями об историческом опыте революции и стоящих перед большевиками задачах Ленин подошел к тому времени, когда глубокий смысл замены старой экономической политики на новую стал ясен в полной мере, гораздо лучше, чем в начале 1921 г., когда была осознана необходимость прибегнуть к гораздо более трудному и длительному маневру ради установления экономической смычки города и деревни, пролетариата и крестьянства. Если в первое время после перехода к НЭПу Ленин больше говорил об отступлении, об уступке крестьянству и т.п., хотя выражал уверенность, что НЭП обеспечит «успех всего нашего социалистического строительства», то теперь, полгода спустя, он выражал твердую уверенность не просто в успехе, а в том, что после проведенного маневра «прочнее, быстрее и шире будет... наше победоносное движение вперед»⁶⁸.

Не все разделяли надежды и расчеты Ленина, на что указывают выступления некоторых делегатов XI съезда РКП (б) и поданные Ленину записки. Главным оппонентом Ленина продолжал оставаться Троцкий. Он был согласен с Лениным в отношении использования госкапитализма, как в 1918 г., так и в условиях НЭПа⁶⁹, но «свободная торговля»! Для него это означало возврат к капитализму. И он как мог боролся с этой перспективой. Фронт разногласий между Лениным и Троцким значительно расширился: к указанным выше тактическим по характеру разногласиям прибавились новые — по принципиально важным политическим и теоретическим проблемам. В результате борьба между ними на почве НЭПа стала приобретать еще более острый характер, а политическая дистанция между ними увеличивалась.

Троцкий не разделял оценок и надежд Ленина. Его собственный прогноз был другим.

25 августа 1921 г. на заседании Политбюро*** Троцкий заявил, что «дни Советской власти сочтены», что «кукушка уже прокуковала» (см. Приложения № 8, 9), что гибель советской власти неизбежна, если не будет принят предложенный им, Троцким, курс экономической политики и в соответствии с ним перестроено управление народным хозяйством⁷⁰. Вопрос, почему именно в это время Троцкий решился дать такой прогноз, . специально не изучался. Сам он прямого ответа на него тоже не дал. Судя по известному нам материалу, причина состоит, во-первых, во внутренних трудностях, которые переживала страна (голод, восстания крестьян, паралич промышленности и т.д.), во-вторых, в осознании факта, что в ближайшее время на пролетарскую революцию в Европе рассчитывать не приходится. Это стало ясно к середине 1921 г.⁷¹ К тому же Троцкий считал, что существует реальная угроза новой интервенции, о чем он не уставал предупреждать Политбюро⁷². В его прогнозе отчетливо просматриваются характерные черты теории «перманентной революции», что означало воскрешение ее Троцким в качестве теоретической базы выработки в новых условиях развития революции политики, альтернативной ленинскому НЭПу. Новые уступки принципу свободной торговли в рамках НЭПа, видимо, еще более укрепляли его веру в правильность теории «перманентной революции». На все рассуждения Ленина Троцкий на XI съезде ответил так: смычка с крестьянством необходима, «пока нет возможности опереться на победоносный рабочий класс Европы»⁷³. Следовательно, потом от смычки, от политического и экономического союза с крестьянством можно будет отказаться и строить социализм без участия крестьянства, игнорируя волю большинства населения страны и подавляя ее ?

В начале 1922 г. Троцкий приступил к переизданию своих старых работ, в которых российская социалистическая революция анализируется с позиций теории «перманентной революции». Так, разногласия по вопросам НЭПа дали жизнь новой дискуссии — по принципиальным вопросам теории социалистической революции.

Первым в марте 1922 г., накануне XII съезда РКП(б), появился сборник, посвященный революции 1905 г. Троцкий предпослал ему написанное в январе 1922 г. предисловие, в котором подтверждал справедливость всех основных ее оценок, противостоящих ленинской теории перерастания буржуазно-демократической революции в социалистическую. Поясняя смысл теории «перманентной революции», он писал: «Революция не сможет разрешить свои ближайшие буржуазные задачи иначе, как поставив у власти пролетариат. А этот последний, взявши в руки власть, не сможет ограничить себя буржуазными рамками в революции... для обеспечения своей победы пролетарскому авангарду придется на первых же порах своего господства совершать глубочайшие вторжения не только в феодальную, но и в буржуазную собственность. При этом он придет во враждебные столкновения не только со всеми группировками буржуазии... но и с широкими массами крестьянства, при содействии которых он пришел к власти. Противоречия в положении рабочего правительства в отсталой стране (с подавляющим большинством крестьянского населения) смогут найти свое разрешение только в международном масштабе, на арене мировой революции пролетариата». Далее Троцкий писал, что «хотя и с перерывом в 12 лет (т.е. не в 1905, а в 1917 г. — B.C.), эта оценка подтвердилась целиком»⁷⁴. Выводы напрашивались сами собой: в ходе буржуазно-демократической революции 1917 г. в России к власти пришел рабочий класс. Октябрьская революция — политическая, пролетарская, но не социальная, не социалистическая по своему характеру, а власть рабочего класса в крестьянской России может удержаться только в случае победы мировой пролетарской революции.

В том же 1922 г. Троцкий переиздал свою брошюру 1917 г. «Программа мира», предпослав ей специально написанное предисловие, в котором, опять же с позиций 1922 г., открыто оспорил ленинский вывод о возможности успешно строить и построить социализм в России в условиях капиталистического окружения: «Отстояв себя в политическом и военном смысле как государство, мы к созданию социалистического общества не пришли и даже не подошли... До тех пор, пока в остальных европейских государствах у власти стоит буржуазия, мы вынуждены — в борьбе с экономической изолированностью — искать соглашения с капиталистическим миром; в то же время можно с уверенностью сказать, что эти соглашения в лучшем случае могут помочь нам залечить те или другие экономические раны, сделать тот или иной шаг вперед, но что подлинный подъем социалистического хозяйства в России станет возможным только после победы пролетариата в важнейших странах Европы»⁷⁵. Итак, социалистическое строительство как таковое может начаться в Советской России только после решающих побед мировой пролетарской революции.

Сформулированные им положения указывали на сохраняющееся у него с Лениным разногласия по важнейшему для марксизма положению — о диктатуре пролетариата. Ленинскому тезису о том, что сущность диктатуры пролетариата состоит в союзе пролетариата и крестьянства при руководящей роли пролетариата, Троцкий противопоставил свой: диктатура пролетариата — это власть рабочего класса, направленная против всех непролетарских слоев общества. Видно также, что в отличие от Ленина Троцкий в 1922 г., как и в 1905 г., и в 1917 г. отдавал первенство внешним факторам развития социалистической революции в России перед внутренними. Ясно, что разногласия Ленина и Троцкого по вопросу о социалистической революции за прошедшие годы усилились, что они предложили партии две совершенно разные концепции российской социалистической революции.

Возвращение в политический обиход теории «перманентной революции» — хорошо известный факт. Но в исторической литературе не обращалось должного внимания на то, что политическая направленность ее теперь была совершенно иной, чем в 1905—1917 гг. Термин «возрождение» теории «перманентной революции» верно передает внешнюю сторону дела, но не фиксирует внутренней политической эволюции, которую претерпела эта теория в ходе социалистической революции благодаря установлению диктатуры пролетариата, поэтому не передает политического смысла этого «возрождения». Прежде в ней содержался призыв двигать революцию вперед, несмотря на возможную опасность ее поражения. Теперь она служила для оценки пройденного революцией пути и для обоснования прогноза о ее неизбежной гибели вне рамок победоносной мировой пролетарской революции. А вместе с этим Троцкий из «несуразно левого» (по определению Ленина) превращается в заурядного социал-демократа.

В качестве приложения к сборнику Троцкий поместил свою статью «Наши разногласия», содержащую полемику с Лениным по вопросам места и роли крестьянства в социалистической революции, о революционно-демократической диктатуре. В комментариях к ней, написанных с позиций 1922 г., он писал: «Антиреволюционные черты большевизма**** грозят огромной опасностью только в случае революционной победы». Поскольку 1917 год принес победу большевикам, то, согласно логике Троцкого, наступило то время, когда Ленин и его сторонники становятся опасными для революции. Прямо сказать это нельзя, но намек более чем прозрачен. Факты победы большевиков в 1917 г., победы в гражданской войне и связанное с этим развитие революции надо было «примирить» со своим тезисом о «антиреволюционной сущности большевизма». Это противоречие между своим прогнозом и фактом истории Троцкий «снимает» с помощью утверждения, что «под руководством т. Ленина, большевизм совершил (не без внутренней борьбы) свое идейное перевооружение весной 1917 г., то есть до завоевания власти»⁷⁶. Иначе говоря, он заявил, что власть в октябре 1917 г. брали уже и не большевики собственно, а новоявленные троцкисты, еще не осознавшие себя в этом качестве и по инерции сохранявшие свое прежнее название и верность прежним теоретическим и политическим схемам. Отсюда уже недалеко до утверждения, что брали они власть при участии Ленина, но под идейным (и организационным) руководством Троцкого, который якобы был действительным вождем Октябрьской революции. Здесь это прямо еще не сказано (сказано это будет позднее — в статье «Уроки Октября», в октябре 1924 г.), но вполне определенная заявка на эту роль уже сделана.

Эти выступления знаменовали начало Троцким политической атаки на историческом фронте. Ему нужно было показать, что он, Троцкий, как теоретик и политик выше Ленина, что он был подлинным лидером «разбольшевиченного» большевизма — партии, бравшей власть в октябре 1917 г., поэтому именно ему революция обязана всеми лучшими своими достижениями и победами. Политический подтекст этой атаки таков: большевизм пришел к власти в 1917 г. только потому, что он «разбольшевичился», и, следовательно, нет смысла цепляться за него в 1922 г. Направленная лично против Ленина атака была слегка прикрыта тезисом о том, что Ленин возглавил процесс «разбольшевичивания».

Троцкий поставил «историю» борьбы с Лениным на службу интересам современной своей борьбы против него. Читатель подвигался к актуальному политическому выводу: хотя Троцкий пришел в партию большевиков, фактически Ленин в главных вопросах социалистической революции в России перешел на позиции Троцкого. Если большевистская партия победила благодаря тому, что перешла на позиции Троцкого, то он, Троцкий, является ее подлинным вдохновителем и организатором этой победы.

Тактический прием в борьбе против Ленина и большевизма, который избрал Троцкий — публикацию своих старых статей с соответствующими комментариями, — имел преимущество перед публикацией новой статьи с изложением старых разногласий. Это позволяло полнее показать истоки и глубину разногласий, дать развернутую аргументацию антиленинской позиции, критиковать Ленина и при этом не вызывать критики своих прежних взглядов. Историю-де, не перепишешь! Что написано, то написано. Эта тактика позволяла ему соединить критику новой экономической политики, Ленина и большевизма, указать на их прежние ошибки как на причину нынешних ошибок и обосновать тезис об опасности для судеб революции ленинского курса и большевизма в целом. Троцкий получал возможность ненавязчиво подвести партию к мысли, что он в борьбе против Ленина всегда был прав, а Ленин, соответственно, всегда ошибался. Так, Троцкий утверждал себя в качестве главного теоретика партии и естественного, но недооцененного лидера партии.

Хотя в это время Троцкий избегал открытого противопоставления своих взглядов ленинским как целостной системы он во всеуслышание заявил о сохранении приверженности своим прежним теоретическим и политическим взглядам. Вместе с ними «воскрешался» и троцкизм как политическое течение, открыто противостоящее Ленину и большевизму. Позднее Троцкий утверждал, что термин «троцкизм» придуман позднее, в 1924 г.⁷⁷ Это не так. Термин «троцкизм» был в ходу у большевиков и до вступления Л.Д. Троцкого в большевистскую партию, и после, вступления в нее*****. На XI съезде РКП (б) представитель «рабочей оппозиции» Кутузов прямо говорил, что после X съезда партии и на XI съезде были, есть и ведут борьбу «и рабочая оппозиция, и троцкисты, и ленинцы, и десятки, и все что угодно»⁷⁸. И никто не удивился — что такое троцкизм и что такое троцкисты не спросили, сам Л.Д. Троцкий не возразил. Ленин прекрасно понимал, что он имеет дело не с отдельными взглядами и оценками Троцкого, а с троцкизмом как системой политических и теоретических взглядов и политическим течением в партии. Он воспринимал троцкизм как существующее политическое течение. Так, конспектируя выступление В. В. Косиора на XI съезде РКП (б), который жаловался, что бывших сторонников Троцкого обходят при кадровых назначениях, «затирают», Ленин написал для себя: «верхушка на Урале была троцкистская»⁷⁹.

Уже на этой фазе разногласий Ленина и Троцкого разводила оценка характера Великой Октябрьской социалистической революции. Для Ленина она являлась социалистической. Иначе оценивал ее Троцкий. На XI съезде он заявил, что НЭП — это маневр «класса (пролетариата. — B.C.), который идет к (курсив наш. — B.C.) социалистической революции»⁸⁰. По Троцкому получается, что спустя четыре года после начала Октябрьской революции большевики не делают социалистическую революцию (т.е. не осуществляют свою программу), а только идут к тому рубежу, с которой начнется строительство социалистического общества. Конечно, у Троцкого можно найти много заявлений о социалистической революции. Но и это заявление не случайно. Может быть, помимо своей воли он здесь сказал то, о чем прежде предпочитал помалкивать. Эта оценка Октябрьской революции перекликается с его давней позицией относительно вопроса о природе диктатуры пролетариата как рабочем правительстве при буржуазном строе: «Социальная революция (имеется в виду социалистическая. — B.C.) предполагает такое состояние капиталистического общества, когда у власти стоит пролетариат» (1916 г.)⁸¹. Этот тезис является лишь развитием давних представлений Троцкого о том, что диктатура пролетариата может установиться в ходе буржуазно-демократической революции («без царя, а правительство рабочее»)⁸². Следовательно, в это время политически актуализировались противоречия Ленина и Троцкого в вопросе о диктатуре пролетариата, являющемся главным в марксизме⁸³. Никакие совпадения взглядов, оценок, позиций в других вопросах не могли перекрыть эти разногласия, которые определяли и состояние, и динамику их отношений.

Эти публичные выступления Троцкого не только обострили дискуссию между ним и Лениным, но и придали ей характер принципиальной борьбы троцкизма против большевизма (ленинизма). Троцкий позднее утверждал, что Ленин не выступил против его книги «1905» и, следовательно, согласился с ним⁸⁴. Это не так. Выступления В.И. Ленина на XI съезде партии, на IV конгрессе Коминтерна, на заседании Моссовета, а также ряд текстов его «Завещания» содержали критику этих взглядов и оценок Троцкого. Ленин уделил ей то место, которого она заслуживала, — она велась параллельно обоснованию Лениным новой концепции социалистической революции в России.

Необходимость новой уступки принципу свободной торговли в рамках НЭПа ставила ряд трудных не только политических, но и теоретических вопросов. Надо было найти решения проблем там, где прежде их не искали, учесть их в новых теоретических концепциях и политических выводах. Таким образом, НЭП стимулировал новый поиск и привел к созданию новой концепции социалистической революции в России, опирающейся на накопленный опыт и более полный, чем прежде, учет специфических условий России. Новизна задачи в данном случае не означала ее абсолютную политическую неожиданность и теоретическую неподготовленность. Не случайно, говоря о сложности положения и стоящих задач, Ленин не был склонен драматизировать ситуацию. Политическую и теоретическую неожиданность НЭПа нельзя переоценивать хотя бы потому, что в нем фактически реализовалась принципиальная схема, заложенная в ленинской теории перерастания буржуазно-демократической революции в социалистическую. В ней принципиально допускалась ситуация, когда революционно-демократическая диктатура пролетариата и крестьянства переросла в диктатуру пролетариата, а экономика остается на время прежней — капиталистической. Так было в самом начале революции, при установлении советской власти. Так было и в период перехода к НЭПу. Следовательно, эта ситуация сама по себе не является свидетельством катастрофы и непреодолимой преградой для новой попытки******.

Неожиданность НЭПа — это неожиданность частичного решения задачи, в то время как были надежды на полное ее решение. Такой исход не планируют, но его вероятность подразумевается. Частичная победа — это не то, на что надеялись, но и абсолютизировать эту неудачу, если причина ошибки понята и имеется возможность ее исправления, нет никаких оснований*******.

Затруднено или облегчено по сравнению с 1917—1918 гг. было дело социалистической революции? Оно было затруднено в том смысле, что вынуждало использовать обходные пути и чуждые социализму методы рыночной экономики, по необходимости, допуская усиление экономических и, следовательно, политических позиций буржуазных и мелкобуржуазных слоев города и деревни. Но вместе с тем оно было облегчено, поскольку часть важных и трудных проблем была решена полностью (взятие власти, ее удержание) или частично (создание механизмов, выработка методов управления, формирование новых кадров управленцев и т.д.). Решение стоящих проблем происходило на базе несравненно большего опыта, знаний и в более благоприятных внешнеполитических условиях — военное выступление контрреволюции и интервентов отбито, мир на ряд лет обеспечен. Уже поэтому исходная позиция для новой попытки лучше, чем была во время первой, а надежды на успех, основанный на собственных силах, — большими, чем прежде. Трудности большие, но нет оснований для паники.

В свете .сказанного совершенно иначе начинает вырисовываться проблема «термидора», которая в рассуждениях Троцкого относительно судьбы российской революции занимала одно из центральных мест. То, что Троцкому представлялось проявлением «термидора», в системе взглядов, развиваемых Лениным, являлось нормальной политикой диктатуры пролетариата в переходный от капитализма к социализму период. Может быть, потому Троцкий и не принял ленинский НЭП, что отрицал ленинскую теорию социалистической революции. Ведь в ее рамках частичная победа все равно являлась шагом вперед и потому победой, а для Троцкого в рамках его собственной теории  «перманентной революции» частичная победа была равна поражению. Очевидно, не случайным было воскрешение им после перехода к НЭПу этой теории и формирование на ее базе собственной концепции новой экономической политики, противостоящей ленинской********.

Новые взгляды и предложения Ленина нашли отражение в решениях XI Конференции РКП(б)⁸⁵ и IX съезда Советов РСФСР. Произведенное отступление и осмысление новой ситуации и политики с точки зрения перспектив развития социалистической революции позволило Ленину сделать вывод о том, что предел отступления уже обозначился и он не грозит революции неизбежными гибелью или перерождением. В это время Ленин высказал мысль, что только теперь новая экономическая политика «является достаточно и ясно установленной»⁸⁶. Вскоре Ленин выступил с важным политическим заявлением о прекращении отступления.

НЭП вывел Ленина на проблему создания новой концепции социалистической революции в России, поставил партию перед решением таких задач, о которых прежде никто серьезно не думал. Троцкий этот вариант НЭПа так и не принял. Оценка Троцким смысла и предназначения НЭПа, его места в социалистической революции была иной. Он оценивал НЭП как шаг назад «по сравнению с идеей всепланового всесоциалистического хозяйства». Шаг вперед он усматривал только в умиротворении страны⁸⁷. Ясно, что Ленин и Троцкий по-разному смотрели на НЭП.

* Не случайно Ленин в это время часто обращался к своей брошюре «Очередные задачи советской власти» и др. работам этого цикла, в которых большое внимание было уделено госкапитализму как такой форме хозяйствования, с помощью которой можно перейти к социалистической экономике. В период гражданской войны он обращался к этим работам эпизодически (см.: Справочный том к Полному собранию сочинений В.И. Ленина. Ч. 2. М, 1970. С. 374, 380).

** «Конечно, если революция наступит в Европе, мы, разумеется, политику изменим... трудно определить продолжительность гражданской войны в других республиках, но когда она кончится победой, мы изменим политику в том смысле, что, может быть, скажем: ничего не брать налогом, а все товарообменом» (Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 43. С. 336).

*** Дата устанавливается на основании информации о составе участников заседаний Политбюро и обстоятельств обсуждения этого заявления Троцкого, сообщаемых И.В. Сталиным и В.М. Молотовым (См: РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 194; Ф. 5. Оп. 2. Д. 275. С. 4; Сталин КВ. Соч. Т. 9. С. 75; Т. 10. С. 265; Сто сорок бесед с Молотовым. Из дневника Ф. Чуева. С. 206—207).

**** Антиреволюционность — это не просто недостаточная революционность, это «противореволюционность», следовательно, позиция граничащая с контрреволюционностью. И это заявление Троцкий без каких-либо оговорок повторяет в 1922 г. Говоря о большевизме, Троцкий метил прежде всего и главным образом в Ленина — в 1922 г., как и в 1917-м.

***** Ленин говорил о троцкизме в заключительном слове по докладу «Задачи дня — текущий момент» на VII (Апрельской) конференции РСДРП (б) 1917 г. (Седьмая (Апрельская) Всероссийская конференция РСДРП(большевиков) Апрель 1917 года. Протоколы. М, 1958. С. 22).

****** За 40 лет до НЭПа, анализируя перспективы российской революции, К. Маркс (в письме В. Засулич, март 1881 г.) приходил к аналогичным, в принципе, выводам: политическая власть в руках революционеров, которые в течение длительного времени осуществляют преобразование экономики и всей жизни общества на принципах социализма, используя как социальную базу сельскую общину, а также заимствуя достижения техники, науки у развитых капиталистических стран (Маркс К., Энгельс Ф. Избр. соч. М., 1985—1987. Т. 6. С. 58-80).

******* В статье «Заметки публициста» (февраль 1922 г.) Ленин писал: «Нет решительно ничего «страшного», ничего дающего законный повод хотя бы к малейшему унынию в признании этой горькой истины... что для победы социализма нужны совместные усилия рабочих несколько передовых стран. А мы все еще пока одни, и в стране отсталой, в стране более других разоренной». Имеется боеспособная армия, сохраняется способность сообразовывать свои действия с требованиями момента. «Не погибли (и, вероятнее всего, не погибнут) те коммунисты, которые не дадут себе впасть ни в иллюзии, ни в уныние, сохраняя силу и гибкость организма для повторного «начинания сначала» в подходе к труднейшей задаче» {Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 44. С. 418).

********  Интересно, что те деятели партии, которые не разделяли вполне ленинской теории (Зиновьев, Каменев и др.), пытались и ленинский НЭП интерпретировать как отступление или отступление по преимуществу, как политику, позволяющую протянуть дни существования советской власти, но не позволяющую обеспечить победу социалистической революции. Те же, кто принимал ленинскую теорию перерастания буржуазно-демократической революции в социалистическую (как, например, И.В. Сталин), видели в НЭПе способ обеспечения победы российской социалистической революции, а не просто способ продления времени ее существования

 

§ 3. ПЕРСПЕКТИВЫ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ

Осмысление Лениным опыта социалистической революции велось постоянно. Ряд важных новых положений был сформулирован им еще до перехода к новой экономической политике. НЭП по-новому высветил их значение, придал большую актуальность. Вместе с тем он заставил искать новые решения тех проблем, которые, казалось, уже были удовлетворительно решены.

Прежде российскими социал-демократами победа социалистической революции мыслилась, во-первых, в рамках мировой революции, которая, хотя и не представлялась единовременным актом, но виделась процессом динамичным, не растягивающимся на десятилетия. А сами социалистические преобразования представлялись в виде быстрого наступления социалистического уклада на несоциалистические. Империалистическая война, мешавшая консолидации международной буржуазии против победившей социалистической революции, создавала благоприятные условия для закрепления власти и оказания помощи поднимающейся революции в других странах, в том числе и вооруженным способом. Именно из таких представлений исходил В.И. Ленин в 1915—1916 гг., формулируя свой вывод о возможности победы социализма первоначально в одной, отдельно взятой стране⁸⁸. В соответствии с этими представлениями в октябре 1917 г. ЦК РСДРП(б) принимал решение о взятии власти: в расчет принималась революция в Германии, которая, как казалось, начнется в ближайшем обозримом будущем, а после взятия власти предпринимались различные меры для ее приближения⁸⁹. Возможность длительного развития социалистической республики в условиях капиталистического окружения, как  и политическое отступление для удержания власти в практическом плане, не рассматривалась и не прорабатывалась даже теоретически. В этом сказалась недооценка трудностей развития социалистической революции.

Опыт гражданской войны, иностранной военной интервенции, войны с Польшей, развития революционного процесса в других странах позволял и заставлял на многое взглянуть иначе, чем прежде, многое оценить по-новому. В ряде выступлений конца 1920 г. Ленин начинает развивать новые мысли относительно перспектив социалистической революции в России. Хотя новые оценки неразрывно связаны с прежними представлениями о мировой революции, но в них уже просматривается стремление уточнить прежние оценки возможностей российской революции, не только ожидающей помощи и поддержки от мировой революции, но и способной самой оказывать ей такую помощь. Ленин говорил (15 октября), что советские республики оказались в состоянии не только защищаться от внутренней и внешней контрреволюции, но и, будучи ударным отрядом мировой пролетарской революции, в интересах ее развития могут переходить в наступление с решительными целями⁹⁰. Эти мысли были развиты в речи 6 ноября 1920 г.: «Мы побеждаем в течение трех лет. Это является гигантской победой, в которую раньше никто бы из нас не поверил». Идя на восстание, мы «знали, что наша победа будет прочной победой только тогда, когда наше дело победит весь мир», поэтому «мы и начали наше дело исключительно в расчете на мировую революцию... Теперь, после трех лет, оказывается, что мы неизмеримо сильнее, чем были до этого, но всемирная буржуазия тоже еще очень сильна, и, несмотря на то, что она неизмеримо сильнее нас, все же можно сказать, что мы победили <...>, но при всем этом опасность не исчезла, она существует и будет существовать, пока не победит революция в одной или некоторых из передовых стран» (курсив наш. — B.C.)⁹¹.

Сформулированное здесь положение о победе мировой революции как условии прочной победы, а не победы вообще, было новым. Оно не было случайной оговоркой, так как вскоре в речи на Московской губернской конференции РКП (б) 21 ноября 1920 г. В.И. Ленин снова сформулировал это положение: «Для того чтобы... победить прочно (курсив наш. — B.C.), мы должны добиться победы пролетарской революции во всех или, по крайней мере, в нескольких главных капиталистических странах». «После трех лет ожесточенной упорной войны мы видим, в каком отношении наши предсказания не оправдались и в каком отношении оправдались. Они не оправдались в том отношении, что быстрого и прочного решения этого вопроса не получилось... Оказалось, что ни победы, ни поражения ни та, ни другая сторона, ни Советская Российская республика, ни весь капиталистический мир для себя не получили и в то же время оказалось, что если наши предсказания не исполнились просто, быстро и прямо, то они исполнились постольку, поскольку дали нам главное, ибо главное было то, чтобы сохранить возможность существования пролетарской власти и Советской республики, даже в случае затяжки социалистической революции во всем мире <... > мы имеем теперь не только передышку, а нечто гораздо более серьезное... мы имеем новую полосу, когда наше... международное существование в сети капиталистических государств отвоевано <... > Теперь нам приходится говорить уже не только об одной передышке, а о серьезных шансах для нового строительства на более долгое время». Относительно помощи со стороны международного рабочего движения Ленин сказал: оно поддержало нас «наполовину», ибо ослабило «руку, поднявшуюся против нас», но и этим оно «оказало нам помощь» (курсив наш. — B.C.)⁹². Отныне В.И. Ленин связывает перспективу социалистической революции в России с решением внутренних проблем страны и состоянием партии. «Нас никто не сломит, ни внешняя, ни внутренняя сила, если мы не доведем до раскола», — говорил он 24 января 1921 г.⁹³

Переход к НЭПу не изменил этих оценок. На X съезде РКП(б) (март 1921 г.) Ленин, отметив нарастание мировой революции, заявил, что «ставка на международную революцию не значит—расчет на определенный срок... поэтому мы должны уметь так сообразовать свою деятельность с классовыми отношениями внутри нашей страны и других стран, чтобы мы длительное время были в состоянии диктатуру пролетариата удержать и, хотя бы постепенно, излечить те беды и кризисы, которые на нас обрушиваются»⁹⁴. В последующие два года мысль о том, что. судьба российской социалистической революции решается не в классовых битвах пролетариата развитых капиталистических стран, а рабочими и крестьянами Советских республик, советской властью и РКП(б), высказывалась и аргументировалась постоянно. Так, закрывая X Всероссийскую конференцию РКП(б) (май 1921 г.), Ленин говорил, что «сейчас главное свое воздействие на международную революцию мы оказываем своей хозяйственной политикой... На этом поприще борьба перенесена во всемирном масштабе. Решим мы эту задачу — и тогда мы выиграли в международном масштабе наверняка и окончательно» (курсив наш. — В. С.)⁹⁵.

Эту победу на внутреннем фронте Ленин связывал с выполнением плана электрификации страны и 10—20 годами «правильных отношений с крестьянством», строящихся на базе НЭПа⁹⁶. Ленин рассчитывал, что при благоприятных условиях, даже при задержке мировой революции, российская революция за 10—20 лет уйдет далеко вперед в деле укрепления своих позиций, социальноэкономического преобразования страны, культурного развития⁹⁷. За это время, надеялся Ленин, даже если не произойдет пролетарской революции в других странах, Советские республики подготовятся к тому, чтобы социалистическая революция смогла сделать следующий шаг — перейти от торговли к товарообмену, а от него, как считалось, до социализма (продуктообмен) оставался один шаг⁹⁸. Успех электрификации позволял блокировать опасности, исходящие от индивидуализма мелкого земледельца и свободной торговли, а срыв означал бы неизбежный «возврат к капитализму». Поэтому электрификация вместе с НЭПом, по мнению Ленина, обеспечивали победу российской социалистической революции во «всемирном масштабе, даже при затяжке пролетарских революций»⁹⁹. Появлялась возможность спокойно отнестись к перспективе замедления темпов развития революции, сосредоточиться на решении внутренних задач и завершить «величайший переворот политический... медленной, тяжелой, трудной экономической работой», требующей «целых десятилетий»¹⁰⁰. Это должно было привести к еще большему ослаблению зависимости социалистических республик от успехов мировой революции (что в итоге и получилось). Возможную победу пролетарской революции в таких странах, как Англия, Германия, Америка, Ленин теперь рассматривал лишь как фактор сокращения срока выполнения планов социально-экономического развития России¹⁰¹.

В этих условиях по-новому встал вопрос об отношениях Советских республик с капиталистическими странами. Они уже не сводились к войнам и «передышкам» между ними. Появлялись потребность и возможность использовать отношения с ними во благо революции. 23 декабря 1921 г. на IX Всероссийском съезде Советов Ленин говорил об этих новых возможностях: «Но мыслима ли, однако, такая вещь вообще, чтобы социалистическая республика существовала в капиталистическом окружении? Это казалось немыслимым ни в политическом, ни в военном отношении. Что это возможно в политическом и военном отношении, это доказано, это уже факт. А в торговом отношении? А в отношении экономического оборота? Ну а связь, помощь, обмен услуг отсталой разоренной земледельческой России с передовой промышленно богатой группой капиталистических держав, — это возможно?., нас не признавали, нас отвергали, отношения с нами объявлялись несуществующими... но они все-таки существуют»¹⁰². Приглашение Советских республик на международную Генуэзскую конференцию¹⁰³, заключение во время ее работы договора с Германией вскоре подтвердили это предположение Ленина. В этом приглашении В.И. Ленин увидел дополнительные возможности для длительного и успешного маневрирования на международной арене и предотвращения крупномасштабной войны с коалицией буржуазных государств¹⁰⁴.

Возможно, Ленин переоценил степень заинтересованности капиталистических стран в экономическом сотрудничестве с Советскими республиками, и это способствовало пересмотру прежних представлений о зависимости социалистической революции в России от победы пролетарских революций в развитых капиталистических странах. Так или иначе, но примерно с этого времени он все меньше склонен говорить о зависимости российской революции от мировой. В.И. Ленин приходил к фундаментальному выводу о большей, чем полагалось прежде, автономности социалистической революции в России (как и в других крупных, богатых природными, материальными и людскими ресурсами странах) от мировой революции. В системе его взглядов и оценок значимость международных и внутренних факторов российской революции претерпела серьезные изменения.

Революция в развитых капиталистических странах превратилась из условия победы российской революции в условие ускорения этой победы и облегчения тягот, связанных с революцией. Новые планы развития российской социалистической революции он строит на основе высвобождения ее внутреннего потенциала, способного, по его мнению, и упрочить положение диктатуры пролетариата внутри страны, и ускорить процесс вызревания революции в мире.

Не абстрагируясь от внешнеполитических условий развития, опираясь на анализ внутренних проблем строительства социализма в России на базе НЭПа, Ленин дает положительный ответ о возможности построения социализма в условиях сохраняющегося капиталистического окружения. Классическое выражение новые взгляды нашли в известном положении о том, что из России нэповской будет Россия социалистическая. Ясно, что это был разрыв с прежними представлениями о жесткой зависимости российской социалистической революции от мировой пролетарской революции.

Итак, с переходом к мирному строительству в условиях изменения прежних представлений о зависимости российской социалистической революции от мировой в центре внимания оказались вопросы обеспечения укрепления и роста социалистического сектора экономики. Само решение о переходе от политики «военного коммунизма» к НЭПу не ставило перед РКП (б) новых теоретических вопросов. Речь шла о политическом маневре в рамках существовавших теоретических представлений о социалистической революции. Предстояло вернуться к прежнему плану использования государственного капитализма. Продналог рассматривался Лениным как «одна из форм перехода от своеобразного "военного коммунизма", вынужденного крайней нуждой, разорением и войной, к правильному социалистическому продуктообмену. А последний, в свою очередь, есть одна из форм перехода от социализма с особенностями, вызванными преобладанием мелкого крестьянства в населении, к коммунизму». Он считал, что НЭП означал не отступление от задач построения социализма, не удаление от социализма, а шаг вперед к социализму, по сравнению с тем, что было в период так называемого «военного коммунизма»¹⁰⁵.

Важной вехой в осмыслении накопленного революцией опыта и развитии теории социалистической революции стал политический доклад Ленина на XI съезде РКП (б). В нем Ленин представил партии новую концепцию развития социалистической революции в России в условиях капиталистического окружения с использованием рыночных механизмов для преодоления буржуазных отношений внутри страны, способную в ожидании мировой пролетарской революции наращивать базу своего успеха.

Открывая съезд, Ленин дал оптимистическую оценку перспективам развития российской социалистической революции при условии сохранения и укрепления единства партии и преодоления трудностей развития, создаваемых капиталистическим окружением, и способности партии сконцентрировать все силы на решении важнейших задач. Он отметил, что самые большие трудности развития революции связаны с НЭПом¹⁰⁶, но в нем же находится и ключ к решению задач социалистической революции, так как НЭП позволяет найти меру уступки крестьянам, выработать практические формы взаимодействия в интересах дальнейшего осуществления программы социалистических преобразований и установить новый баланс сил между социалистической пролетарской революцией, крестьянским демократическим движением и буржуазной контрреволюцией.

В докладе Ленина была представлена внутренне логичная картина переживаемых проблем и система мер, способных их решить в интересах социалистической революции. Переход к НЭПу Ленин связал уже не только с необходимостью осуществления политического маневра и исправлением допущенных ошибок, но и с известными особенностями российской революции. Он подчеркнул, что НЭП — это политика, направленная на построение социализма в условиях сохранения крестьянской экономики, которую социалистическая революция пока что преобразовать не смогла. Ленин напомнил, что большевики получили власть в стране, начали проводить социалистическую программу, но их мероприятия сначала шли «до известной степени в сторонке» от тех процессов, которые происходили в деревне, в крестьянстве. Крестьянство, как мелкий товаропроизводитель, политически приняло советскую власть, но оно не могло принять предложенных ею экономических реформ, так как могло существовать только подчиняясь законам своей социальной природы — законам рынка, с помощью которого крестьяне имели возможность получить от общества необходимый им продукт в обмен на то, что они могли произвести в своем хозяйстве. Поэтому «смычки между экономикой, которая строилась в национализированных, социализированных фабриках, заводах, совхозах, и экономикой крестьянской не было». Ее и сейчас еще нет, считал Ленин, мы только подходим к ней.

В установлении этой смычки он и усматривал все значение НЭПа¹⁰⁷ как тактического маневра, призванного обеспечить экономический союз пролетариата со стратегическим союзником — крестьянством¹⁰⁸. Эти оценки уже высказывались прежде. Вместе с тем В.И. Ленин теперь шел дальше: он не просто говорил о необходимости сообразовывать политику диктатуры пролетариата с интересами и возможностями крестьянства, но и пересматривал прежние представления о месте крестьянства в социалистической революции.

Политика прочного союза с середняком, принятая VIII съездом РКП(б) (март 1919 г.) означала установление военно-политического союза, который не выходил за рамки буржуазно-демократической революции и не устанавливал взаимодействия их в борьбе за социализм. Экономического союза пролетариата и среднего крестьянства тогда не было и создание его не ставилось в повестку дня. Он мыслился в будущем, но не за счет уступок крестьянству как мелкому собственнику, а за счет его движения навстречу пролетариату на базе улучшения его жизненного положения по мере развития социалистической революции, успехов крупной промышленности и т.п.* НЭП означал радикальное изменение самой постановки вопроса о союзе — он достигался за счет первоначальной уступки крестьянству со стороны пролетариата, а не за счет его приспособления к требованиям пролетариата. Это означало, что НЭП, задуманный как тактический маневр к стратегическому союзнику, предполагал определенное изменение взглядов на положение трудящегося крестьянства в социалистической революции. Это изменение проявилось в докладе Ленина в виде тезиса о том, что крестьянство в конечном счете будет оценщиком и «судьей» им. «Крестьянин в своей массе живет, соглашаясь: "ну, если вы не умеете, мы подождем, может быть, вы и научитесь". Но этот кредит не может быть неисчерпаемым.

Это надо знать и, получивши кредит, все-таки поторапливаться. Надо знать, что приближается момент, когда крестьянская страна нам дальнейшего кредита не окажет, когда она, если можно употребить коммерческий термин, спросит наличными <...> Повторяю, отсрочку и кредит от народа мы получили благодаря нашей правильной политике, и это, если выразиться по-нэповски, — векселя, но сроки на этих векселях не написаны, и, когда они будут предъявлены ко взысканию, этого справкой с текстом векселя не узнаешь»¹⁰⁹.

Накануне Октябрьской революции и в годы гражданской войны (в рамках политики «нейтрализации середняка» и даже политики «союза с середняком») не могло быть и речи о том, что крестьянство является той силой, которая будет выносить приговор социалистической революции, а большевики вынуждены будут принять его. Во время принятия решения о переходе к НЭПу на X съезде Ленин говорил о том, что крестьянская контрреволюция стоит перед нами и о том, что борьба с ней идет по принципу «кто — кого». Тезис о «векселях» говорит о понимании необходимости обрести точку опоры для проведения социалистических преобразований в мелкобуржуазном крестьянстве, а также о совершенно новой постановке вопроса о классовой борьбе в ходе социалистической революции. В связи с тезисом о векселях В.И. Ленин говорит о «последнем и решительном бое» с отечественной буржуазией, вырастающей из крестьянства, принять который мы вынуждены в ближайшее время и выиграть который можем¹¹⁰. Это совсем не тот бой, о котором он говорил на X съезде РКП(б): это уже не бой с крестьянской контрреволюцией, а бой за крестьянство, за то, чтобы оно признало, что выданные большевикам векселя ими оплачены улучшением их, крестьян, жизни в ходе и в результате социалистических преобразований. Этот бой за крестьянство надо вести с новой буржуазией, которая тоже стремится найти в нем опору для борьбы с растущим социализмом. Соответственно меняются и формы, методы, приемы классовой борьбы с буржуазией. Прежде эта борьба была направлена на политическое подавление буржуазии, что было делом нетрудным, но малоэффективным из-за наличия огромной массы мелкобуржуазного крестьянства. Теперь эта борьба была направлена на обеспечение согласия крестьян на дальнейшее осуществление большевиками социалистической программы.

Новая борьба принимает форму соревнования с буржуазией на хозяйственном поприще. Диктатура пролетариата ведет ее, стремясь доказать крестьянству, что советская власть может организовать хозяйственную жизнь страны и удовлетворить интересы и потребности крестьянства не хуже, а лучше, чем буржуазия. Отсюда требование учиться у буржуазии капиталистическим методам хозяйствования, учиться хозяйствовать. Доказать умение хозяйствовать надо быстро, за год, ждать долго крестьянство не станет. Либо советская власть докажет крестьянину, что умеет помочь ему, «либо он нас пошлет к чертям. Это совершенно неминуемо»¹¹¹. Поскольку результатами этого соревнования с буржуазией будут проверяться успехи советской власти, то оно — не просто состязание, а «отчаянная, бешеная, если не последняя, то близкая к тому, борьба не на живот, а на смерть между капитализмом и коммунизмом», «еще одна форма борьбы между буржуазией и пролетариатом»^112**. И это понятно, ведь хозяйственное соревнование — лишь способ одержать экономическую, а значит, и политическую победу над буржуазией и уничтожить ее как класс.

Победа в этой борьбе за крестьянство, парализовав на время его антисоциалистический потенциал, позволила бы задействовать на стороне социалистической революции демократический потенциал крестьянского движения и благодаря этому изолировать и победить силы внутренней контрреволюции. Ленин видит возможность выиграть этот бой за крестьянство и благодаря этому реализовать мирный вариант развития социалистической революции. Проводить такую политику — задача сложная, но не безнадежная, так как опыт гражданской войны научил и пролетариат, и крестьянство соизмерять и согласовывать свои интересы.

Ленин считал, что большевики могут выдержать этот экзамен, что успех борьбы зависит только он них самих. «Политической власти» и «экономической силы» в руках диктатуры пролетариата «совершенно достаточно для того, чтобы обеспечить переход к коммунизму»¹¹³. Более того, вопрос о победе революции Ленин не связывает с оценкой степени отсталости или развитости страны. Для Ленина этот вопрос давно решен положительно — минимум необходимых условий для этого в России есть. Все другие условия для победы имеются. О мировой революции как условии победы или успешного решения внутренних проблем российской социалистической революции — ни слова. Более того, Ленин считает, что с мировой буржуазией «еще много будет "последних и решительных боев"»¹¹⁴. И он не предрекает трагического исхода этих боев для российской социалистической революции. Наоборот, выражает уверенность в победе, следовательно, Ленин положительно решает вопрос о победе социализма в условиях капиталистического окружения.

Ленин допускал, что в ходе «последнего и решительного боя» может быть не только победа, но и поражение в результате открытой борьбы, и, кроме того, возможно перерождение революции¹¹⁵. Главные опасности для революции Ленин видел не во внешних условиях ее существования, а во внутренних проблемах ее развития. Новая экономическая политика, сняв или притупив некоторые из этих опасностей, обострила другие. В советской исторической литературе существовала определенная эйфория по поводу НЭПа, выражавшаяся в акцентировании внимания на открываемых им возможностях и оставлении без должного внимания связанных с ним трудностей. Ленин поступал иначе, он указывал не только на новые возможности развития социалистической революции в России, но и на опасности для нее, которые несла с собой новая экономическая политика. Много внимания он уделил этой проблеме на XI съезде РКП(б)¹¹⁶.

Ленин говорит об угрозе перерождения революции. О ней (угрозе «термидора») часто говорил Троцкий, при этом радикально расходясь с Лениным в вопросе о возможных причинах его. В полном соответствии с теорией «перманентной революции» Троцкий усматривал причины в отсутствии мировой пролетарской революции и, кроме того, в личностных качествах вождя***. Ленин развивал прямо противоположные взгляды на этот счет. Он не только не ставил угрозу возможного перерождения революции в зависимость от успехов или неудач мировой революции, но и, возможно, возражая Троцкому, говорил, что опасность перерождения исходит не от личных качеств революционеров, а от «гигантских масс». Эта опасность возникает в том случае, если эти массы считают, что проводимая политика не отвечает их интересам¹¹⁷. Последнее обстоятельство в условиях НЭПа практически всецело зависело от умения большевиков хозяйствовать. Его явно не хватает по причине недостатка «культурности тому слою коммунистов, который управляет». Ленин обращал внимание на опыт истории, который свидетельствовал, что «термидор» неизбежен, если уровень культуры победителей ниже, чем у побежденных¹¹⁸. Для российской социалистической революции это была реальная угроза: как бы ни низка была культура новой буржуазии, а культура пролетариата и крестьянства была гораздо ниже. Пока не выучились, коммунисты-администраторы лишь номинально будут являться руководителями, реальная же власть будет принадлежать тем, кто действительно умеет управлять, — тем «спецам», отнюдь не разделявших идеи социалистической революции, к помощи которых большевикам приходилось обращаться. Эта проблема решалась созданием собственных квалифицированных кадров. Задача, хотя и трудная, но решаемая. Если с этих позиций оценить предложения Троцкого о реорганизации системы управления народным хозяйством, то придется признать, что они как раз и несли в себе угрозу «термидора».

Ни на XI съезде, ни позднее оппоненты Ленина не смогли противопоставить разработанной им концепции ничего равноценно по значимости выводов и уровню их обоснования. Главный из них — Троцкий — продолжал повторять свои прежние оценки и прогнозы. Это показало последнее сопоставление Лениным и Троцким своих взглядов и оценок, произошедшее в конце 1922 г. Выступая на V съезде Российского коммунистического союза молодежи (11—19 октября 1922 г.), Троцкий определил свое видение перспективы развития революции и существования советских республик. Он заявил, что если капитализм в течение 10 лет устоит перед угрозой революции, то это будет означать, что мировой капитализм «достаточно силен, чтобы раз навсегда (курсив наш. — B.C.) подавить пролетарскую революцию во всем мире, конечно, подавить и Советскую Россию»¹¹⁹. Как видно, Троцкий вполне определенно противопоставляет свои оценки ленинским. У Ленина проведение НЭПа в течение 10—20 лет открывает возможность для перехода к социализму, а у Троцкого 10 лет НЭПа равносильны гибели советской власти и революции. Но и это не все. По Троцкому получается следующая перспектива мировой революции: либо она начнется и одержит решающие победы в ближайшие 10 лет, либо она снимается с повестки дня истории развития человечества. Или все и сразу, или ничего и никогда.

Как бы принимая вызов Троцкого и включаясь в полемику с ним, Ленин в приветствии IV конгрессу Коминтерна рисовал совершенно иную перспективу: «Советская власть... более прочна, чем когда бы то ни было... Победа будет за нами»¹²⁰. Свой доклад на конгрессе (13 ноября) он фактически посвятил обоснованию этой оценки. Он, в частности, говорил: «Я полагаю, что все мы со спокойной совестью можем утвердительно ответить на этот вопрос (о пользе правильного отступления. — B.C.), а именно в том смысле, что прошедшие полтора года положительно и абсолютно доказывают, что мы этот экзамен выдержали». Это был своего рода ответ на вопрос о способности большевиков показать крестьянству свое умение хозяйствовать. Ленин выражал уверенность, что стоящие проблемы (накопление финансовых средств прежде всего) будут решены, уже начали решаться. «Самое главное, — считал Ленин, — <...> Крестьянство довольно своим положением. Это мы спокойно можем утверждать... Крестьянство является у нас решающим фактором... нам не приходится опасаться с его стороны какого-нибудь движения против нас. Мы говорим это с полным сознанием, без преувеличения» (курсив наш. — B.C.). Отметив успехи советской власти, достигнутые на базе НЭПа, и ошибки, допущенные международной буржуазией, Ленин констатирует, что «перспективы мировой революции... благоприятны» и они могут снова стать «превосходными»¹²¹. Анти- троцкистская по сути своей направленность этих оценок Ленина очевидна.

Ленинскому анализу возможностей развития революции в условиях НЭПа Троцкий на этом конгрессе Коминтерна смог противопоставить лишь общие рассуждения, которые свидетельствуют о том, что он сохранял верность своим прежним взглядам и неспособен был вести аргументированную дискуссию с Лениным по существу проблемы. Они стоят того, чтобы воспроизвести их: «После завоевания власти задача строительства социализма, прежде всего хозяйственного, встает, как центральная и вместе с тем труднейшая. Разрешение этой задачи зависит от причин разного порядка и разной глубины: во-первых, от уровня производительных сил и, в частности, от соотношения между индустрией и крестьянским хозяйством; во-вторых, от культурного и организационного уровня рабочего класса, завоевавшего государственную власть; в-третьих, от политической ситуации международной и внутренней: побеждена ли буржуазия окончательно или еще сопротивляется, — имеет ли место иностранная военная интервенция, — саботирует ли техническая интеллигенция и пр. и пр.

По относительной важности эти условия социалистического строительства должны быть расположены в таком порядке, в каком мы их привели. Самое основное условие — это уровень производительных сил; потом следует культурный уровень пролетариата; и, наконец — политическая и военно-политическая ситуация, в которую попадает пролетариат, овладев властью. Но это последовательность логическая. А практически — рабочий класс, взявший власть, прежде всего, сталкивается с политическими затруднениями... во вторую очередь пролетарский авангард сталкивается с затруднениями, вытекающими из недостаточности культурного развития этих рабочих масс. И только в третью очередь его хозяйственное строительство упирается в пределы, поставленные наличным уровнем производительных сил». В НЭПе Троцкий видел всего лишь «систему мероприятий, которая обеспечивала бы постепенный подъем производительных сил страны даже и без содействия социалистической Европы»¹²², т.е. политику, в принципе позволяющую нарабатывать «материал» для будущей социалистической революции, но не более того. Показательно, что и в этом, программном по своему характеру выступлении у Троцкого не нашлось места для анализа проблемы участия крестьянства в социалистической революции. Очевидно, потому, что Троцкому нечего было сказать по этому поводу, так как для него эта проблема сводилась к борьбе с контрреволюционными устремлениями крестьянства.

Заботило его поражение революции в странах Европы, создавшее «для Советской Республики и ее хозяйственного развития наименее благоприятные условия» «в кольце экономических блокад». «Главные козыри, — говорил Троцкий, — явно на нашей стороне — за исключением одного, очень существенного: за спиной частного капитала, действующего в России, стоит мировой капитал. Мы все еще живем в капиталистическом окружении. Поэтому можно и должно поставить вопрос, не будет ли наш зарождающийся социализм, хозяйничающий еще капиталистическими средствами, загублен мировым капитализмом?» И отвечает: «Если допустить, в самом деле, что капитализм будет существовать в Европе еще столетие или полстолетия и что Советская Россия должна будет к нему приспосабливаться в своей хозяйственной политике, то тогда вопрос решается сам собой, ибо этим допущением мы заранее предполагаем крушение пролетарской революции в Европе и наступление новой эпохи капиталистического возрождения»^123****.

В оценке перспектив российской социалистической революции Троцкий смыкался с меньшевиками (социал-демократами): если социалистическая революция в Европе задержится (по Троцкому, это маловероятно, а для социал-демократов — нечто само собой разумеющееся), то НЭП приведет к крушению социалистической революции в России. Обе стороны согласны в том, что это произойдет через внутреннее перерождение («термидор»). Не спасает положения и то, что Троцкий устанавливал большие сроки — 50—100 лет. Месяц назад он определял этот срок в 10 лет. «Прогресс» очевиден, однако он свидетельствует не об эволюции взглядов Троцкого, а о маскировке им одиозных и непопулярных в большевистской партии выводов, а также о том, что эти прогнозы носят эмоциональный и догматический характер. Полная «безнадежность», стопроцентный «пессимизм», от которого Троцкий всегда пытался отговориться, но который постоянно проявлялся как бы независимо от его воли.

В этом выступлении на IV конгрессе Коминтерна Троцкий впервые после 1917 г. противопоставил ленинской концепции социалистической революции в России свою систему взглядов и оценок, правда, еще не проработанную в деталях, но вполне сформировавшуюся в своих основных положениях, подходах¹²⁴.

Н.А. Васецкий оценивает доклад Троцкого о НЭПе на IV конгрессе Коминтерна как «вершину в его политической карьере

в послевоенный период. Выше, с точки зрения теоретического осмысления НЭПа, он больше не поднялся»¹²⁵. Думается, Васецкий прав. Но к этой оценке надо добавить, что выступление Троцкого стало также кульминационной точкой в его расхождении с Лениным в принципиальных вопросах социалистической революции.

Известно, что Троцкий позднее (например, на XV конференции¹²⁶) возражал против противопоставления его взглядов, изложенных на конгрессе Коминтерна, ленинским. При этом он ссылался на ленинскую записку, направленную ему 25 ноября 1922 г.: «Прочел Ваши тезисы относительно НЭПа и нахожу их в общем очень хорошими, а отдельные формулировки чрезвычайно удачными, но небольшая часть пунктов мне показалась спорной». Однако в ленинском тексте нет ничего, что позволило бы расшифровать ее в духе Троцкого, поскольку Ленин не уточняет ни тех позиций, которые удовлетворили его, ни тех, которые показались ему спорными. Зато в этой записке есть указание на ценную сторону этих тезисов: «они будут удачны для ознакомления иностранной публики с нашей новой экономической политикой»¹²⁷. Вот и все. Но если «удачную» и «полезную» часть тезисов Троцкого Ленин свел к пропаганде, то, следовательно, теоретические оценки и политические прогнозы Ленин не относит к ним и, очевидно, числит среди «спорных» пунктов. Таким образом, эту попытку Троцкого найти в Ленине свидетеля совпадения их взглядов в основных теоретических и политических вопросах нельзя признать удовлетворительной.

Троцкий выступал на конгрессе 13 ноября 1922 г. сразу же за Лениным, поэтому Ленин ответить ему здесь же на Конгрессе не мог, но он использовал для этого первое же публичное выступление — 20 ноября 1922 г. на заседании Моссовета, которое стало его последним выступлением. В.И. Ленин говорил, что «у нас не было сомнения в том, что мы должны... добиться успеха в одиночку... Мы должны рассчитать в обстановке капиталистической, как мы свое существование обеспечим; как мы получим выгоду от наших противников»¹²⁸. Шанс на успех давала конкуренция между капиталистическими государствами, открывавшая возможность для маневра между ними, поэтому задача состоит в том, чтобы перед лицом капиталистического мира стать «сильным, самостоятельным» государством¹²⁹. А дальше Ленин прямо формулирует свой, пожалуй, самый главный антитроцкистский тезис: «Социализм уже теперь не есть вопрос отдаленного будущего... Мы социализм протащили в повседневную жизнь и тут надо разобраться*****. Вот что составляет задачу нашего дня, вот что составляет задачу нашей эпохи. Позвольте мне закончить выражением уверенности, что как эта задача ни трудна, как она ни нова... все мы, не завтра, а в несколько лет, все мы вместе решим эту задачу во что бы то ни стало, так что из России нэповской будет Россия социалистическая»¹³⁰.

Так Ленин, выявляя новые возможности российской революции, в 1921—1922 гг. все больше уходил от старых оценок, демонстрируя творческое отношение к марксизму как к методу познания и руководству к действию. Уже тем, что он начал поиск путей решения вставших перед революцией новых задач и получил первые положительные результаты, Ленин сделал шаг вперед в области теории социалистической революции. Он двигался в сторону признания больших возможностей развития российской социалистической революции в неблагоприятных внешних условиях, большей автономности ее развития за счет выявления дополнительных внутренних возможностей и возможностей использования межимпериалистических противоречий. Ленин обосновал новое видение мировой социалистической революции и места российской революции в ней: впереди мировой революции, обогащая ее не только новым опытом, но и новыми теоретическими выводами.

Чем дальше уходил Ленин в своих воззрениях на пути развития социалистической революции в России и чем больше Троцкий уверовал в правильность своей теоретической схемы, тем больше он политически расходился с Лениным, тем больше проявлялась его политическая близость к русским меньшевиками и европейским социал-демократам и догматическое отношение к марксизму, неумение творчески подойти к нему.

К концу 1922 г. Ленин и Троцкий подошли с четко сформулированными, совершенно разными политическими концепциями, противостоя друг другу в важнейших вопросах теории, стратегии и тактики революции.

* Недаром В.И. Ленин говорил о 100 тыс. тракторов как условии принятия крестьянством программы социалистической революции.

** При этом будут использоваться отнюдь не только экономические (читай — рыночные) рычаги (как иногда утверждается), а и политические, и административные — об этом говорят хотя бы ленинские замечания (февраль 1922 г.) на Гражданский кодекс РСФСР (Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 44. С. 396—400. 401. 411-412).

*** С этим была связана его едва завуалированная критика Ленина, а позднее и открытая критика Сталина

**** Усматривать в этих условиях точный прогноз судьбы российской социалистической революции нет оснований. Во-первых, в ходе развития мирового революционного процесса социалистическая революция вышла далеко за пределы первых советских республик, во многих странах было построено социалистическое общество. Во-вторых, причины поражения социализма в СССР и других странах не могут быть сведены к тому, о чем говорил Троцкий

***** Что значат слова «социализм протащили в каждый день», позволяет понять более раннее высказывание Ленина о социалистическом секторе в промышленности. В докладе о продовольственном налоге 9 апреля 1921 г. Ленин говорил, что «мы ни в коем случае не можем забывать того, что мы часто наблюдаем — социалистического отношения рабочих на принадлежащих государству фабриках, где рабочие сами собирают топливо, сырье и продукты или когда — рабочие стараются распределить правильно продукты промышленности среди крестьянства, довозят их средствами транспорта. Это есть социализм» (Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 43. С. 158, 355). Тот социализм, который вошел в повседневную жизнь страны. Ленин видит его там, где Троцкий не усматривает никакой потенциальной возможности для развития социалистического производства в будущем, вплоть до победы мировой социалистической революции.

Примечания:

¹ Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 42. С. 148, 150-151, 155-156.

² Там же. Т. 43. С. 371.

³ Там же. Т. 42. С. 333.

⁴ Известия ЦК КПСС. 1990. № 10. С. 174; Троцкий Л. Моя жизнь. Опыт автобиографии. Т. 2. М., 1990. С. 195-199.

⁵ См.: Одиннадцатый съезд РКП(б). Март—апрель 1922 г. Стенограф, отчет. М., 1961. С. 270.

⁶Троцкий Л.Д. Основные задачи и трудности хозяйственного строительства. Из доклада на заседании Московского комитета РКП(б). 6 января 1920 г. // К истории русской революции. М., 1990. С. 160—161.

⁷ Известия ЦК КПСС. 1990. № 10. С. 174; Троцкий Л. Моя жизнь. Опыт автобиографии. Т. 2. М., 1990. С. 198-199; Одиннадцатый съезд РКП(б). Стенограф, отчет. С. 793—794.

⁸ Троцкий Л. Моя жизнь. Опыт автобиографии. Т. 2. С. 199.

⁹ РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 2. Д. 21. Л. 9-12.

¹⁰ См.: Васецкий НА. Троцкий. Опыт политической биографии. М., 1992. С. 172, 186.

¹¹ Одиннадцатый съезд РКП(б). Стенограф, отчет. С. 128—129.

¹² РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 2. Д. 17. Л. 41.

¹³ Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 45. С. 75.

¹⁴ Там же. С. 77-78.

¹⁵ Архив Троцкого. Коммунистическая оппозиция в СССР. 1923—1927. М., 1990. Т. 1. С. 16.

¹⁶ Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 43. С. 151, 153-155, 351-352, 354, 357.

¹⁷ Там же. С. 266.

¹⁸ Там же. С. 357.

¹⁹ РГАСПИ. Ф. 325. Оп. 1. Д. 88. Л. 1, 2, 5.

²⁰ Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 44. С. 222.

²¹ Там же. Т. 42. С. 157; Т. 45. С. 51-52.

²² Там же. Т. 43. С. 260-263.

²³ Там же. Т. 42. С. 155-156.

²⁴ Там же. Т. 43. С. 263.

²⁵ РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 2. Д. 21. Л. 9, 10.

²⁶ Там же. Л. 12.

²⁷ РГАСПИ. Ф. 325. Оп. 1. Д. 88. Л. 1, 2, 5. См. также: Архив Троцкого. Коммунистическая оппозиция в СССР. 1923-1927. Т. 1. С. 16-17.

²⁸ Известия ЦК КПСС. 1990. № 7. С. 179.

²⁹ РГАСПИ. Ф. 7. Оп. 2. Д. 70. Л. 1; Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 44. С. 73, 537-537:

³⁰ Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 44. С. 538.

³¹ Там же. Т. 54. С. 131-133.

³² Там же. Т. 43. С. 410.

³³ Там же. Т. 45. С. 152-159.

³⁴ РГАСПИ. Ф. 325. Оп. 1. Д. 407. Л. 33-35:

³⁵ Там же. Л. 47.

³⁶ Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 45. С. 180—181.

³⁷ Там же. С. 181-182.

³⁸ РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 1. Д. 2662. Л. 100-104.

³⁹ Там же. Д. 1406. Л. 14; Ф. 325. Оп. 1. Д. 407. Л.,72.

⁴⁰ Архив Троцкого. Коммунистическая оппозиция в СССР. Т. 1С. 13.

⁴¹ РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 2. Д. 307. Л. 3; Архив Троцкого. Коммунистическая оппозиция в СССР. Т. 1.С. 14.

⁴² РГАСПИ. Ф. 325. Оп. 1. Д. 407. Л. 24.

⁴³ Там же. Ф. 5. Оп. 2. Д. 50. Л. 35-37:

⁴⁴ Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 45. С. 57, 511.

⁴⁵ Там же. С. 61.

⁴⁶ Одиннадцатый съезд РКП (б). Стенограф, отчет. С. 83 — 85, 87, 88, 133, 134.

⁴⁷ Там же. С. 134.

⁴⁸ Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 45. С. 103-104, 113-114, 122.

⁴⁹ Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 45. С. 115—116.

⁵⁰ Одиннадцатый съезд РКП(б). Стенограф, отчет. С. 85.

⁵¹ Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 45. С. 121—122.

⁵² Одиннадцатый съезд РКП (б). Стенограф, отчет. С. 134.

⁵³ Там же. С. 481 — 482, 507—509; КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК Изд. 9-е. Т. 2. М., 1983. С. 481, 501-509; Т. 3. М„ 1984. С. 95.

⁵⁴ Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 43. С. 223—228.

⁵⁵ Там же. Т. 36. С. 304.

⁵⁶ Там же. Т. 43. С. 228.

⁵⁷ Там же. Т. 36. С. 295-307.

⁵⁸ Там же. Т. 43. С. 223, 228.

⁵⁹ Там же. Т. 44. С. 160-161.

⁶⁰ Там же. С. 156-169.

⁶¹ Там же. С. 167, 168.

⁶² Там же. С. 158.

⁶³ РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 1. Д. 5191. Л. 1, 2.

⁶⁴ Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 44. С. 207—208, 212.

⁶⁵ Там же. Т. 45. С. 213.

⁶⁶ Там же. Т. 44. С. 197-205, 295.

⁶⁷ Там же. С. 197-200.

⁶⁸ Там же. Т. 43. С. 360; Т. 44. С. 229.

⁶⁹ Одиннадцатый съезд РКП (б). Стенограф, отчет. С. 128—129.

⁷⁰ Архив Троцкого. Т. 1. С. 13—14.

⁷¹ Одиннадцатый съезд РКП(б). Стенограф, отчет. С. 209—210.

⁷² РГАСПИ. Ф. 325. Оп. 1. Д. 89. Л. 1-3.

⁷³ Одиннадцатый съезд РКП(б). Стенограф, отчет. С. 135.

⁷⁴ Троцкий Л.Д. К истории русской революции. С. 147—148.

⁷⁵ Там же. С. 145.

⁷⁶ Там же. С. 115; см. также: Троцкий Л. 1905. М., 1922. С. 285.

⁷⁷ Известия ЦК КПСС. 1991. № 8. С. 184; Троцкий ЛД. К вопросу о происхождении легенды о «троцкизме» (Документальная справка) // Сталинская школа фальсификаций. С. 108—109; Он же. Сталинцы принимают меры. К исключению Зиновьева, Каменева и др. // Троцкий Л. Портреты революционеров. М., 1991. С. 207.

⁷⁸ Одиннадцатый съезд РКП(б). Стенограф, отчет. С. 450.

⁷⁹ Там же. С. 617.

⁸⁰ Там же. С. 130.

⁸¹ Цит. по: Иванов В.М., Шмелев А.Н. Ленинизм и идейно-политический разгром троцкизма. Л., 1970. С. 115.

⁸² Там же. С. 138.

⁸³ См.: Маркс К., Энгельс Ф. Избр. соч. М., 1986. Т. 4. С. 510; Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 33. С. 34.

⁸⁴ Известия ЦК КПСС. 1991. № 8. С. 185.

⁸⁵ Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 4. С. 239; КПСС в резолюциях... Т. 2. С. 448 — 451,

452-455, 475.

⁸⁶ Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 44. С. 356.

⁸⁷ Троцкий Л. Как вооружалась революция // Троцкий Л. Соч. Т. 3, кн. 1. С. 284.

⁸⁸ См.: Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 26. С. 354; Т. 27. С. 27; Т. 30. С. 133; Т. 31. С. 37; История Коммунистической партии Советского Союза: В 6 т. Т. 2. М, 1966. С.521-526.

⁸⁹ Протоколы Центрального Комитета РСДРП(б). Август 1917 — февраль 1918. М, 1958. С. 85-86, 89-90, 94, 100, 104; Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 41. С. 348.

⁹⁰ Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 41. С. 354-355.

⁹¹ Там же. Т. 42. С. 1, 3.

⁹² Там же. С. 21-25.

⁹³ Там же. С. 261.

⁹⁴ Там же. Т. 43. С. 19.

⁹⁵ Там же. С. 341.

⁹⁶ Там же. С. 330, 331, 383, 401, 404, 406.

⁹⁷ Там же. Т. 44. С. 60.

⁹⁸ Там же. Т. 43. С. 336.

⁹⁹ Там же. С. 382, 383.

¹⁰⁰ Там же. С. 13, 384; Т. 44. С. 326, 327; Т. 45. С. 78; и др.

¹⁰¹ Там же. Т. 43. С. 227-229.

¹⁰² Там же. Т. 44. С. 301.

¹⁰³ Там же. С. 581-582.

¹⁰⁴ Там же. С. 407-408; Т. 45. С. 12.

¹⁰⁵ Там же. Т. 43. С. 219, 222.

¹⁰⁶ Там же. Т. 45. С. 67-68, 72.

¹⁰⁷ Там же. С. 74, 75.

¹⁰⁸ Там же. Т. 44. С. 487; Т. 45. С. 93.

¹⁰⁹ Там же. Т. 45. С. 77, 81-82.

¹¹⁰ Там же. С. 83.

¹¹¹ Там же. С. 75-77, 79-84.

¹¹² Там же. С. 95, 96.

¹¹³ Там же. С. 95.

¹¹⁴ Там же. С. 83, 84, 85-86.

¹¹⁵ Там же. С. 93-95.

¹¹⁶ Там же. С. 80-84.

¹¹⁷ Там же. С. 94.

¹¹⁸ Там же. С. 95-96.

¹¹⁹ Пятый Всероссийский съезд РКСМ. 11 — 19 окт. 1922 г. Стенограф, отчет. М.; Л., 1922. С. 31-32.

¹²⁰ Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 45. С. 277.

¹²¹ Там же. С. 283, 275-277, 292, 294.

¹²² Троцкий Л.Д. Сочинения. Т. XII. Основные вопросы пролетарской революции. М., 1925. С. 305—306, 312-313.

¹²³ Там же. С. 312, 323, 336.

¹²⁴ Р. Такер считал, что Троцкий развивал ленинизм (см.: Такер Р. Сталин. Путь к власти. 1879—1929. История и личность. М., 1991. С. 292—294). Сравнения позиций Ленина и Троцкого не дают никаких оснований для подобных заявлений.

¹²⁵ См.: Васецкий НА. Троцкий. Опыт политической биографии. М., 1992. С. 171.

¹²⁶ XV конференция Всесоюзной Коммунистической партии (б). 26 октября — ноября 1926 г. Стенограф, отчет. М; Л. 1927. С. 509—510.

¹²⁷ Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 54. С. 314.

¹²⁸ Там же. Т. 45. С. 304, 306, 307.

¹²⁹Там же. С. 301,307.

¹³⁰ Там же. С. 309.

 

ГЛАВА 2. ПОЛИТИЧЕСКИЙ СМЫСЛ ОРГАНИЗАЦИОННЫХ И КАДРОВЫХ ИЗМЕНЕНИИ В РУКОВОДСТВЕ РКП (б)

 

§ 1. ПОЛИТИЧЕСКОЕ ПРОТИВОСТОЯНИЕ ЛЕНИНА И ТРОЦКОГО

Поскольку значительное место в ленинском «Завещании» занимает оценка политических и личных качеств Сталина, Троцкого, Зиновьева, Каменева, Бухарина и Пятакова, необходимо рассмотреть вопрос о политических и личных отношениях внутри Политбюро в 1921 — начале 1923 г.

Распространенное в традиционной историографии мнение о том, что Ленин стремился и умел использовать способности всех своих политических оппонентов и противников для коллективной работы, не вполне соответствует действительности. Вернее будет сказать, что он был вынужден работать со своими оппонентами и противниками. Ленин выстраивал свои деловые отношения с другими членами ЦК, учитывая не только их деловые и личные качества, но и близость политических позиций. И это естественно для политика. Этим определялись отношения Ленина к Троцкому.

Время их тесных рабочих контактов, относящихся к периоду гражданской войны, ушло с ее окончанием и уже никогда не возвращалось. В 1921—1922 гг. нарастающее противостояние по все более широкому кругу теоретических и принципиальных политических вопросов, так и вопросам организации текущей политики, были налицо. На этой почве летом 1921 г. между Лениным и Троцким резко обострились политические и личные отношения, началась открытая борьба за обладание реальными рычагами власти. Ленин отстаивал свое право оставаться политическим лидером партии и революции. Троцкий открыто бросил ему вызов, фактически заявив о своих правах на это лидерство. Для стороннего наблюдателя это могло представляться как борьба за власть (так она оценивается иногда в литературе), но это было борьбой за возможность проведения того политического курса, который каждый из них считал единственно верным. Борьба за власть служила лишь средством достижения этой цели. Вопрос о власти упирался в вопрос о лидерстве в партии, которое позволяло определяющим образом влиять на формирование и проведение политического курса. Эта борьба определила поиск Лениным такой политической комбинации, которая бы позволила ему и его сторойникам одержать победу. В это время и в этих условиях в Политбюро (и в ЦК партии) произошла определенная перегруппировка политических сил. Сложилось ленинское ядро, противостоящее Троцкому и его немногочисленным сторонникам. Опираясь на эту политическую силу, Ленин повел наступление против Троцкого.

Представления о деловых отношениях Ленина с другими членами Политбюро в 1921—1922 гг. можно составить на основе информации, содержащейся в книгах регистрации входящей и исходящей документации секретариата В.И. Ленина¹.

Контакты Ленина со Сталиным, Троцким, Каменевым и Зиновьевым

	Общее кол-во контактов	Парт.-госуд. строит-во*	Экономическая политика	Внутренняя политика	Внешняя политика	Коминтерн	Идеология	Прочие
Сталин	115 (38,7%)	35 (53,0%)	36 (45,6%)	3 (13,6%)	20 (60,6%)	2 (4,9%)	4 (33,3%)	11 (30,6%)
Троцкий	70 (23,5%)	18 (27,3%)	17 (21,5%)	7 (31,8%)	7 (21,2%)	7 (17,1%)	7 (58,3%)	5 (13,9%)
Каменев	59 (19,8%)	9 (13,6%)	20 (25,3%)	12 (54,5%)	5 (15,2%)	3 (7,3%)	1 (8,3%)	7 (19,4%)
Зиновьев	53 (18,0%)	4 (6,1%)	6 (7,6%)	0	1 (3,0%)	29 (70,7%)	0	13 (36,1%)
Всего	297 (100%)	66 (100%)	79 (100%)	22 (100%)	33 (100%)	41 (100%)	12 (100%)	36 (100%)

 

* Включая вопросы национально-государственного, военного строительства и кадровые вопросы.

 

Хорошо видно, что Сталин далеко опережает других членов Политбюро по общей численности зарегистрированной корреспонденции, заметно уступая Троцкому только в количестве контактов по вопросам внутренней политики, Коминтерна и идеологии, Каменеву — по вопросам внутренней политики, а Зиновьеву — в вопросах Коминтерна. За ним следуют Троцкий и Каменев, замыкает список Зиновьев.

О многом говорит статистика контактов (по группе дел, хранящих переписку В.И. Ленина за 1922 г.)², инициатором которых был Ленин.

 

Контакты, осуществленные по инициативе Ленина

Корреспондент/адресат	Общее число корреспонденции	В т.ч. направленная В.И. Лениным
		Кол-во	%
Сталин	47	33	70,2%
Троцкий	59	10	16,9%
Каменев	32	20	62,5%
Зиновьев	33	14	42,4%

 

Обращает на себя внимание факт, что наибольшая по объему корреспонденция относится к контактам Ленина и Троцкого, но Ленин по собственной инициативе обращался к Троцкому много реже, чем к другим. Эти цифры придется скорректировать в сторону понижения, если учесть, что в числе этих писем был велик удельный вес тех, которые направлялись по списку всем членам ЦК или Политбюро. В это время Троцкий стал вводить в систему новую форму общения с членами ЦК — рассылку писем, что, естественно, увеличивало общий объем корреспонденции, которую Ленин получал от него. Надо учесть и то, что значительная часть ее была посвящена вопросам, по которым между ним и Лениным велась острая дискуссия, поэтому высокая численность их говорит не столько о близости их политических взглядов, позиций и отношений, сколько о существовавших здесь проблемах. Члены Политбюро ЦК свидетельствовали: «Сотрудничество между тов. Троцким и большинством Политбюро уже не один год происходит преимущественно в форме рассылки тов. Троцким писем и деклараций, в которых он неизменно подвергает критике чуть ли не всю деятельность ЦК. Большей частью большинство Политбюро воздерживалось от письменного ответа на эти документы. Лишь изредка, в отдельных случаях, тов. Ленин отвечал письменными объяснениями на то или другое из особенно неверных заявлений тов. Троцкого»³. В отношении частоты контактов по инициативе Ленина выделяется Сталин.

Показательна также частота упоминаний Троцкого, Сталина, Зиновьева и Каменева в отдельных документах (текст, название, адресат), опубликованных в 45-м и 54-м томах Полного собрания сочинений В.И.Ленина: Троцкий упоминается на 61 странице, Зиновьев на 62-х, Каменев на 112-ти, Сталин на 116-ти. Не забывая об известной условности этого подсчета, отметим, что его результаты вполне корреспондируются с приведенными выше данными.

Конечно, приведенная статистика не дает абсолютно точной картины реальных контактов Ленина с другими членами Политбюро. Регистрировалась на бумаге в том или ином виде лишь малая часть их. Значительно большее число контактов проходило без регистрации — в ходе личных бесед, телефонных разговоров, разговоров во время заседаний Политбюро, пленумов ЦК РКП (б) и т.д., однако если говорить о политически важных контактах, то многие из них были связаны с теми проблемами, которые нашли свое отражение в письменных контактах. Кроме того, есть основания полагать, что такие оперативные и поэтому не фиксировавшиеся контакты Сталина и Каменева с Лениным были более или менее одинаковыми и значительно более частыми, чем у Троцкого. Из других источников известно, что многие вопросы в это время Ленин решал вместе с ними. У Зиновьева, значительную часть времени проводившего в Петрограде, контакты по необходимости были значительно более скромными, чем у Сталина и Каменева. И, возможно, даже менее частыми, чем у Троцкого. Если учесть это, то появляются основания считать, что приведенные выше цифры, несмотря на их неполноту, достаточно точно передают общий характер контактов Ленина с другими членами Политбюро.

О формировании в Политбюро новой расстановки политических сил, о понижении политического веса Троцкого, об усилении позиций Сталина в ЦК может свидетельствовать практика рассылки информационных сводок ОГПУ о положении в стране. Они рассылались через день по 31—33 адресам. В списке адресатов просматривается четкая система, позволяющая увидеть «кто есть кто» в тогдашнем политическом руководстве партии и страны и подтверждающая сделанные нами наблюдения. С мая (именно с этого времени хранятся сводки) по 26 сентября 1921 г. фамилии в списке идут таким чередом: 1) Ленин и Сталин, 2) Троцкий и Склянский, 3) Молотов и Михайлов (секретари ЦК РКП(б); к ним иногда добавлялся третий секретарь — Ем. Ярославский). Ни Каменев, ни Зиновьев среди первых лиц списка не числятся. Показательно и то, что Ленину и Сталину направлялся один и тот же экземпляр. Ясно, что не по причине экономии бумаги. По одному экземпляру направлялись сводки Троцкому и Склянскому, а также Молотову и Михайлову. Положение Троцкого в этом смысле оттенено его блокированием со Склянским, указывающим на то, что сводка направлялась Троцкому не как члену партийного руководства и лидеру № 2 в партии, а как Председателю Реввоенсовета республики. Это положение Троцкого не менялось и позднее (списки имеются до середины июля 1922 г.)⁴.

Расширение фронта борьбы между Лениным и Троцким по принципиальным вопросам развития социалистической революции и проведения НЭПа отразилось на их деловых и личных отношениях. Вне рамок заседаний Политбюро и других коллегиальных органов, в которых они контактировали по необходимости, эти отношения были незначительны, активизировались лишь временами и, как правило, ограничивались вопросами, по которым они вели дискуссию, т.е. были по своему характеру в основном негативными. Контакты, не отмеченные разногласиями, все более ограничиваются политической текучкой. Ленин лишь изредка делал позитивные «кивки» в адрес Троцкого⁵. Их переписка говорит о том, что сужался круг обсуждаемых ими вопросов внутренней и внешней политики. Ленин старается избегать личных контактов с Троцким даже по телефону, предпочитая вести их через посредников⁶. Конечно, из этого нельзя сделать вывод, что Троцкий как политик Лениным игнорировался. Но все, что можно было решить без прямого контакта с Троцким, решалось Лениным именно так. Ем. Ярославский, бывший в 1921 г. секретарем ЦК РКП(б), вспоминал, что «Ленин неоднократно выражал крайнее недовольство Троцким, говорил, что он "смертельно устал" от истерики Троцкого»⁷.

Контакты Ленина и Троцкого на заседаниях Политбюро в этот период, особенно с середины 1921 г., нередко принимали конфликтный характер. Молотов вспоминал, что в первое время после X съезда партии на заседаниях Политбюро «мы сидели почти рядом с Троцким в Политбюро. Верней так: я возле Ленина, а Троцкий — напротив, наискосок. Троцкий был первым и постоянным противником Ленина, а в этот период он приспособился и шел в общей упряжке, поэтому Ленин его ценил все-таки», правда, уже летом 1921 г. ситуация изменилась и «с Троцким невозможно уже стало работать»⁸. М.И. Ульянова вспоминала: «На одном заседании ПБ Троцкий назвал Ильича "хулиганом". В.И. побледнел, как мел, но сдержался. "Кажется, кое у кого тут нервы пошаливают", что-то вроде этого сказал он на эту грубость Троцкого, по словам товарищей, которые передавали мне об этом случае. Симпатии к Троцкому и помимо того он не чувствовал — слишком много у этого человека было черт, которые необычайно затрудняли коллективную работу с ним»⁹.

Яркая картина отношений Ленина и Троцкого, исключавших совместную не только товарищескую, но и просто затруднявших более или менее продуктивную работу Политбюро, дает письмо 9 членов и кандидатов Политбюро от 31 декабря 1923 г. Бухарин, Зиновьев, Калинин, Каменев, Молотов, Рудзутак, Рыков, Сталин и Томский писали: «До заболевания тов. Ленина, в те времена, когда т. Ленин непосредственно руководил работой Политбюро», оно «не могло работать спокойно именно потому, что т. Троцкий вносил и тогда же те элементы фракционности и обособленности, какие еще в большей мере стал вносить с тех пор, как тов. Ленин заболел (курсив наш. — B.C.).

Тов. Троцкий и тогда, и теперь жалуется на то, что в работе Политбюро отсутствует плановый элемент. Но если кто несет вину за то, что работы Политбюро протекали и отчасти протекают еще и теперь в чрезвычайно напряженной и нервной обстановке, то это т. Троцкий. В течение месяцев и месяцев т. Троцкий является на заседания Политбюро (и это в те времена, когда председательствовал в Политбюро тов. Ленин) с толстым английским словарем и в течение почти всего заседания демонстративно изучал английский язык, время от времени отвлекаясь от этого занятия лишь для того, чтобы подать желчную реплику о плохой системе работы в Политбюро. Дело не раз доходило до острых столкновений и тяжелых конфликтов между т. Троцким, с одной стороны, и председательствовавшим в Политбюро т. Лениным и другими членами Политбюро — с другой. В виду крайней нервности обстановки, т. Ленин все чаще обращался к нижеподписавшимся с предложением разрешить тот или другой вопрос голосованием по телефону, дабы только избегнуть лишних сцен, конфликтов и т.п.»¹⁰

На Пленуме ЦК ВКП(б) 1 января 1926 г. во время полемики Троцкого со Сталиным по вопросам организации работы Политбюро и участия в ней Троцкого Петровский заявил: «А между прочим, я должен сказать, что в свое время Владимир Ильич жаловался на заседаниях Политбюро, что мало кто работает. Вот т. Троцкий, — говорил Ильич, — сидит и английские книжки читает — мало работает». Петровского поддержал Ярославский, бывший в 1921 г. секретарем ЦК РКП(б). Никто из присутствующих членов Политбюро не опротестовал этого заявления. Троцкий отвечал, не опровергая сказанного по существу¹¹.

Неудивительно, что Ленин начал принимать меры, которые могли как-то снять или смягчить возникшую проблему. Молотов рассказывал о приемах, к которым Ленин прибегал во время заседаний Политбюро для ведения политической борьбы против Троцкого. В частности, он говорил, что в 1921 г. «участвовал в сговоре Ленина против Троцкого»: «Ленин предложил собираться на заседания Политбюро без Троцкого. Мы сговорились против него»¹². Интересные документы, подтверждающие свидетельства Молотова, привел Д.А. Волкогонов¹³. Так, например, когда Каменев внес предложение о финансировании армии, Ленин написал на письме: «Вполне присоединяюсь»; Сталин, Зиновьев и Молотов также написали о своем согласии, а Троцкий воздержался. Тогда Ленин написал: «Предлагаю сойтись сегодня же у меня... вместе со Сталиным (Зиновьевым и Молотовым) и условиться о созыве Политбюро, думаю сегодня же»¹⁴.

Назревавший между Лениным и Троцким политический конфликт уже летом 1921 г. обострился настолько, что Ленин предпринял попытку отправить Троцкого на работу куда-нибудь из Москвы. Обсуждались разные варианты, остановились на Украине, где работа по заготовке хлеба шла с трудом и нуждалась в организационном усилении. Формальный повод был найден. Подлинная причина была иная: Ленин хотел убрать Троцкого из Москвы, чтобы развязать себе руки для проведения избранного курса, отделаться от назойливого критика и избавиться от дезорганизатора работы Политбюро. Кроме того, отсутствие Троцкого в Москве в течение длительного времени позволило бы со временем поставить вопрос о необходимости его замены как руководителя военного ведомства, так как трудно совместить напряженную работу по заготовке хлеба Наркомпрода Украины и руководство армией вне Москвы. О наличии такого намерения у Ленина рассказывал Молотов: «Ленин понимал, что с точки зрения осложнения дел в партии и государстве очень разлагающе действовал Троцкий. Опасная фигура. Чувствовалось, что Ленин рад был бы от него избавиться, да не может. А у Троцкого хватало сильных, прямых сторонников, были также и ни то, ни се, но признающие его большой авторитет... Ленин не хуже Сталина понимал, что такое Троцкий, и считал, что придет время снять Троцкого, избавиться от него <...> Ленин решил: "Давайте поедем к Зиновьеву сговориться, как быть?" Мы трое — Ленин, Каменев и я... поехали к Зиновьеву договариваться, как быть с Троцким. Его надо было снять с поста наркомвоенмора»¹⁵.

Стараясь смягчить негативное впечатление от этой истории, Троцкий в письме в ЦК РКП(б) от 23 октября 1923 г. пытался создать впечатление, что речь шла о рядовой командировке, каких у него и других членов Политбюро было много и которые «не имели никакого отношения ко внутренним разногласиям в Политбюро, а вызывались неотложными деловыми потребностями». Эту историю Троцкий охарактеризовал как «десятистепенный эпизод»¹⁶. Многие его объяснение воспринимали охотно. Волкогонов поддержал эту версию тем, что, рассказывая об этой истории, проигнорировал архивные материалы, к которым он имел доступ и не мог их не знать. Величая Троцкого «палочкой-выручалочкой» Ленина, все время сидевшего в Кремле, он уверял читателя, что на этот раз Троцкий отказался от поездки из-за своей перегруженности делами и сумел убедить Ленина «в правильности своей позиции»¹⁷. Эту версию поддерживают и публикаторы письма Троцкого членам ЦК и ЦКК РКП(б) от 23 октября 1923 г., которые предприняли попытку сгладить конфликт Ленина и Троцкого и представить эту историю если и не с пользой для политического авторитета Троцкого, то во всяком случае без ущерба для него. Это достигается ссылкой на согласие Политбюро «не приводить в исполнение этого решения до созыва Пленума ЦК РКП(б)»¹⁸. В Биохронике Ленина факт конфликта не скрывается, но его история представлена в искаженном виде, сокрытие остроты конфликта лакирует истинные отношения Ленина и Троцкого и поддерживает, таким образом, легенду о стремлении Ленина сплачивать вокруг себя всех своих политических оппонентов и противников¹⁹.

Что же произошло на самом деле? Члены Политбюро ЦК РКП(б) в письме от 19 октября 1923 г. рассказывали: «Никто другой, как тов. Ленин, к концу 1921 г. (дата указана ошибочно. — B.C.) провел в Политбюро решение о назначении тов. Троцкого на Украину уполномоченным Наркомпрода»; это решение, позднее отмененное, «вызвано было именно тем нестерпимым положением, которое создалось постоянными декларациями тов. Троцкого против большинства ЦК»²⁰.

В решении этой проблемы Ленин никаких особых надежд лично с Троцким не связывал. Непосредственно вопросами борьбы с голодом занимался так называемый «Помгол», в состав которого входил и Троцкий. Вся работа шла под контролем Политбюро, в котором эти вопросы шли в основном через Ленина и Каменева. На Украине ожидался хороший урожай на него возлагались большие надежды в борьбе с голодом. Обсуждались вопросы о том, как организовать сбор урожая и продналога, размер возможного изъятия хлеба²¹. 16 июля 1921 г. Ленин внес в Политбюро предложение «о назначении тов. Троцкого НКПродом Украины». Троцкий протестовал. Чем он аргументировал свой отказ, нам неизвестно; протест, видимо, был достаточно энергичным, но неубедительным для Политбюро, ибо принятое решение гласило: «а) Назначить т. Троцкого НКПродом Украины.

б) В виду протеста т. Троцкого не приводить в исполнение этого решения до созыва Пленума.

Поручить Оргбюро созвать Пленум в возможно более короткий срок»²².

Троцкий и следующая за ним историография не случайно пытаются смягчить остроту возникшей проблемы. Налицо «ЧП»: член Политбюро отказывается выполнить постановление Политбюро и для решения возникшей проблемы решено ускорить созыв Пленума ЦК партии. Это не рядовой случай. Чем бы он ни аргументировал свой поступок (он не был болен), этот отказ Троцкого подчиниться означал грубое нарушение партийной дисциплины. Из постановления ясно, что Троцкий не убедил Политбюро в своей правоте. Были даже приняты меры, чтобы скорее вынести вопрос на обсуждение Пленума ЦК партии и решить его там положительным образом. Это решение говорит, следовательно, что Ленин тоже не отказался от своего намерения «направить» Троцкого на Украину.

Но и Троцкий не так прост. Уж если ему не хочется добывать хлеб на Украине для голодающей России (иные у него планы!), то он найдет нужные аргументы. Что именно произошло, не совсем ясно. Позднее Троцкий так описал произошедшее: «Я снесся по телефону с тов. Раковским, который заявил, что все необходимые меры для обеспечения хлебом рабочих центров приняты и без того*. Владимир Ильич сперва настаивал на моей поездке, но потом отказался от этой мысли»²³. Вот такая благостная картина. Впрочем, позднее он предлагал и другую версию событий: «Тов. Ленин опасался осенью (ошибка в определении времени. — В. С), что украинцы не проявят достаточной энергии в деле сбора продналога (а в этот период этот вопрос имел очень большое значение) и предлагал отправить меня (не от наркомпрода, а от ЦК (это — прямая ложь. — B.C.)) для соответственного "нажима"... так как я из предшествовавшего посещения Украины вынес впечатление, что украинские товарищи сделают сами, что нужно, то свою поездку считал не нужной. Разногласие имело чисто практический характер. Предложение т. Ленина было принято. Тогда я предложил во избежание путаницы взаимоотношений назначить меня временно (дело шло о 4—6 неделях) наркомпродом Украины. Это и было принято (без освобождения, разумеется, от других обязанностей)**. На другой день сам Ленин, получивший более успокоительные сведения из Харькова, приехал ко мне в военный комиссариат и предложил отменить вчерашнее решение, что я встретил, разумеется, с сочувствием, так как считал принятое решение нецелесообразным»²⁴. Троцкий запутался в своих версиях. У него то сам Ленин предлагает назначить его наркомпродом, то эту мысль ему подсказал Троцкий. То Ленин вносит это предложение, то сам же признает его нецелесообразным. То Троцкий согласен ехать в качестве наркомпрода, то выражает решительный протест. То он связывается с Раковским после принятия решения Политбюро и получает от него заверения, что и без него справятся, то, оказывается, он в своих возражениях опирался на собственные впечатления от предыдущей поездки на Украину. Пойми, кто может... То же можно сказать и об утверждении Троцкого, что Ленин навещал его в военном ведомстве, не находит подтверждения данный факт в других документах, молчит о нем и Биохроника Ленина. В ней фиксируется беседа Ленина с Троцким 27 июля 1921 г. о направлении его на Украину и о предстоящем Пленуме ЦК РКП (б), но ничего не говорится о том, что для этого Ленин ездил к Троцкому²⁵.

Постоянный элемент в рассказах Троцкого только тот, что Ленин признает свою неосведомленность, неправильность своих оценок, нерациональность своих предложений и превосходство Троцкого над собой. Причем считает необходимым зафиксировать это не просто устно перед Троцким, но и письменно перед Политбюро, а свое почтение к Троцкому засвидетельствовать личным посещением его в военном ведомстве.

Впечатляющая картина! Но верить Троцкому нельзя! Документы, которые в эти дни поступали к Ленину с Украины, говорили о том, что проблема сбора продналога оставалась очень сложной и острой, требующей полного напряжения сил. Имеющиеся документы говорят о том, что Ленин сам общался с руководителями Украины, был в курсе всех дел и не нуждался в посредничестве Троцкого²⁶. Обращение 2 августа Ленина к международному пролетариату с просьбой оказать помощь Советской России²⁷, говорит о том, что он оценивал сложность ситуации совсем не так, как Троцкий.

Троцкий нашел какие-то иные аргументы, чтобы добиться отказа Ленина от своего первоначального замысла. Возможно, что убедить Ленина пойти на уступку Троцкому могла угроза представить отправление его на Украину как проявление политической борьбы, проявление фракционности и пр. и на этой основе начать новый тур внутрипартийной борьбы. Ленин считал, что время открытой схватки еще не пришло, условия для нее еще не созрели. Для такого предположения есть основания. Известно, что дело решалось в ходе беседы Ленина и Троцкого с глазу на глаз в период между 16 и 23 июля. Об этом Ленин писал 23 июля 1921 г. в записке Молотову: «Я Вам уже говорил о своей беседе с ним». И все. О ее содержании Ленин умалчивает. Молотов о ней тоже не вспоминал. О намерениях Ленина говорит другая его записка Молотову, в которой он сообщал о той же беседе: «Я думаю, что на этой попытке "Мира и уступок" (хотя бы на время — мир все же лучше ссоры, огласки на Пленуме и т.п.) — мы бы все могли сойтись». «Попытаем», — заключал Ленин. Он также информировал Молотова, что Каменев и Зиновьев согласны, Троцкий «тоже как я понял, согласен»²⁸.

28 июля 1921 г. Ленин написал проект постановления Политбюро, который направил Троцкому и другим членам Политбюро. Ленин предложил интересный и небывалый прежде в истории партии документ: «Проект единогласного постановления Пбюро» (выделено нами. — АС). Он гласил: «1. Отменяется решение Пбюро о назначении т. Троцкого на партработу в Украине.

2. Постановляется, что т. Троцкий, в связи с обострением международного положения (признаки агрессивной политики Франции; нечто вроде "опыта" интервенции в Мурманске и т.д.) уделяет больше сил военной работе (усилению боевой подготовки армии)***.

3. Постановляется, что т. Троцкий вправе взять (в расстоянии не слишком далеком от Москвы, чтобы не отрываться от работы в центре) один или несколько находящихся в ведении военного ведомства совхозов; к этим совхозам в виде опыта применяется закон о расширении финансовой и материальной самостоятельности крупных предприятий; эти совхозы берут в аренду окрестные промышленные предприятия в целях соединения земледелия с промышленностью и создания хозяйственного целого с особой задачей проверки снизу правильности и целесообразности наших декретов, анализа условий найма и применения невоенной рабочей силы и т.д. Опыт этот должен быть произведен в условиях, исключающих в целях чистого проведения этого опыта, какое бы то ни было привилегированное положение для этих предприятий и совхозов. Не исключая взятие в аренду в тех же целях совхозов других ведомств, если имеется на то добровольное согласие соответствующих учреждений.

Особым постановлением:

Признается необходимость поставить на очередь вопрос о более усиленном переводе армии на хозработу и поручается РВСРесп[ублики] в ряде заседаний специально обсудить и поставить это»²⁹.

Вдумаемся в название, оно заслуживает особого внимания: проект единогласного постановления. О чем может говорить это более чем странное название, придуманное Лениным? О том, что «единогласное решение» Политбюро 9 августа 1921 г., на которое ссылается Троцкий, было не результатом обсуждения и признания членами Политбюро ошибочным собственного решения о направлении Троцкого наркомпродом на Украину (16 июля 1921 г.), а результатом какой-то договоренности, достигнутой Лениным и Троцким, компромисса между ними. Требование единогласия было адресовано Лениным как своим сторонникам, так и Троцкому. Первых надо было подтолкнуть к изменению своего решения, а Троцкого — к компромиссу.

Для понимания истинных причин, побуждающих Ленина и его сторонников отправить Троцкого на работу на Украину (вернее — удалить его из Москвы), неоценимое значение имеют два письма Молотова Ленину, из которых становится ясно, что действительная причина вопроса о работе Троцкого заключалась в стремлении удалить его из Москвы. Куда угодно! Под любым приемлемым предлогом! А вся эта история предстает в истинном свете как проявление одной из острейших фаз политической борьбы Ленина против Троцкого.

июля 1921 г. Молотов сообщил Ленину ответ Троцкого на ленинский проект «единогласного постановления», который обсуждался в Политбюро. Из письма Молотова становится ясно, что Троцкий имел возражения. Он считал, что «пункт третий сформулирован... неправильно. Что значит: "Троцкий вправе взять один или несколько находящихся в ведении военного ведомства совхозов". Поскольку совхозы находятся в военном ведомстве, нет необходимости в каком бы то ни было постановлении Политбюро ЦК. Речь идет о совхозах и предприятиях, не находящихся в руках военного ведомства. Я полагаю, что пункт третий должен бы был сформулирован так: Политбюро предлагает ВСНХ, Наркомзему, Наркомпроду (или их Московским органам) договориться с военным ведомством в лице т. Троцкого о передаче на тех или других договорных основаниях в эксплуатацию военного ведомства нескольких совхозов и пром[ышленны]х предприятий в пределах московской губернии, которые в своей совокупности могли бы создать комбинированное предприятие, на основе которого возможно было бы изучение и применение новых декретов, правильности и целесообразности различных хозяйственных методов и пр. и пр. При установлении договорных отношений руководствоваться существующим на этот счет и имеющим последовать декретам о сдаче в аренду и пр. ив то же время оказывать всемерное содействие указанному хозяйственному опыту»³⁰.

В тот же день Молотов пишет Ленину еще одно письмо: «Сообщу свое мнение:

Я считаю, что В[аше] предложение ("проект единогласного] постановления]") не дал выхода сколько-нибудь желательного из создавшегося положения, а главное, может создать ореол "гонимого" т. Троцкому. "Опыты", подобные предлагаемому Вами и т. Троцким помимо сомнительной их ценности, по существу дела вряд ли будут понятны для большинства членов партии****.

Мне кажется, было бы лучшим выходом одно из следующих решений:

Первое (лучшее). Троцкий — председатель Петроградского Совета с директивой ему обратить внимание на хозяйственную] работу. Или Тр[оцкий] формально заместитель] председателя Петр[оградского] Совета (временно, на 1/2 года в виду необходимости т. Зиновьева после конгресса заняться Коминтерном, а потому временно остаться в Москве). Или другая комбинация в этом роде (напр[имер], Тр[оцкий] председатель экономического] совещания] Сев[ерной] обл[асти], оставаясь в РВСР).

Второе. Троцкий занимается и армией и наркомтруда в виду связи армий с хозяйственной] работой и специальных заданий в области сохранения пролетариата, предохранения основного кадра от распыления и т.д. Здесь 2 неудобства (главных): 1) связанное с его участием в СТО при теперешнем его настроении, 2) возможность острых конфликтов в ВЦСПС.

Третье. Тр[оцкий] председатель эконом[ическонго] совещания] на Урале или Украине. Но это опять возможно, что будет принято, как высылка и т.п.

Все подобные комбинации были бы, мне кажется, более прочными, чем другие»³¹.

Во время подготовки Пленума ЦК Ленин собственноручно дополнил повестку дня пунктом о Троцком: «15. Реш[ение] Пб о тов. Троцк[ом]»³². Значит, он хотел довести решение о Троцком до конца. 9 августа 1921 Пленум ЦК РКП(б) отменил решение Политбюро о посылке Троцкого наркомпродом на Украину, принял подготовленный Лениным (28 июля 1921 г.) проект «единогласного постановления».

Попытка убрать Троцкого не удалась. Приходилось не только продолжать работать с ним в Москве, но и предпринимать меры противодействия его попыткам пройти к рычагам управления экономикой, что в сочетании с его положением в армии превратило бы его в экономического и, следовательно, политического диктатора.

Разрешая Троцкому начать «хозяйственный эксперимент», Ленин, судя по всему, преследовал политические цели. Молотов вспоминал о реакции Ленина на решение Пленума: «Ленин пожимал руки! Говорил: "Попробуй в сельском хозяйстве что- нибудь за один год сделать! Ничего нельзя!"»³³ Кое-кто из нынешних критиков Ленина может сказать: вот, подбросил человеку безнадежное дело и радуется неизбежной неудаче. Это не по- товарищески. Ответим: не спешите! У Ленина были основания так ставить вопрос. Троцкий считал, что Ленин медлит, плохо организует дело, поэтому революция теряет темпы и т.д. Ленин же считал, что в вопросах экономики невозможно идти так быстро и получать такие скорые результаты, о которых говорил Троцкий.

Об этом рассказывали члены Политбюро: «Уже в самом начале "хозяйственных" выступлений тов. Троцкого против большинства ЦК, два-три года тому назад, не кто иной, как тов. Ленин, десятки раз разъяснял тов. Троцкому, что хозяйственные вопросы принадлежат к числу тех, где быстрые успехи невозможны, где требуются годы и годы терпеливой и настойчивой работы, дабы достигнуть серьезных результатов. Не раз и не два тов. Ленин разъяснял, что в области поднятия нашего хозяйства ничего серьезного достигнуть нельзя нахрапом, наскоком, крепкими словцами, а тем более, паническими преувеличениями"»³⁴. С учетом этих дискуссий смысл слов Ленина, передаваемых Молотовым, будет таков: попробуй сам на деле показать, как надо делать. Опыт тебе пойдет на пользу, может быть.

Во второй половине 1921 — 1922 гг. процесс выключения Троцкого из партийно-государственной работы проходил без лишнего шума, но неуклонно. Шаг за шагом продвигался Ленин в этом направлении. Это отметил еще Д.А. Волкогонов, который привел обширный материал, характеризующий этот процесс. Отклонялись его попытки навязать свою схему реорганизации управления, блокировалось стремление Троцкого получить ключевые рычаги власти в экономике (стать «экономическим диктатором»). Вне рамок Политбюро и военного ведомства (где его самостоятельность стала сильно ограничиваться) «лидеру № 2» не отводилось никакой серьезной роли, он загружался важной, но политически второстепенной работой: возглавлял работу по изъятию церковных ценностей, участвовал в работе по реализации ценностей Гохрана, вел работу по линии Помгола и АРА, принимал участие в обсуждении отдельных вопросов развития промышленности³⁵. Со временем в его переписке с Лениным увеличивается поток относительно второстепенных и даже мелких вопросов, относящихся в Коминтерну, вопросам внешней и внутренней политики, отдельным вопросам кадровых назначений, которые он либо поднимает перед Лениным, либо участвует в их решении³⁶. Сферой, где он продолжал поддерживать более или менее регулярный контакт с Лениным, были идеология и пропаганда, Коминтерн, внешняя политика, в частности вопросы организации и проведения Генуэзской конференции³⁷.

Стремление Ленина оттеснить Троцкого от управления экономикой, загрузить его политической текучкой проявляется особенно отчетливо, если учесть, что в это же самое время идет процесс расширения власти у Сталина и Каменева.

* Получается, что все чрезвычайные меры, за которые голосовал и сам Троцкий, принимавшиеся в это время и позднее Политбюро, были ни к чему?

** Вот и Троцкий увязывает свое назначение с судьбой других своих обязанностей, главные из которых: член Политбюро, наркомвоенмор РСФСР, Председатель РВСР

*** Ссылки на опасность войны нельзя принять всерьез, потому что сам Ленин не считал такую опасность серьезной. В ленинском проекте это выразилось в предложении ускорить перевод армии на хозяйственные работы в условиях продолжающейся демобилизации, против которой в Политбюро возражал Троцкий и на которой настаивали Ленин и Сталин (см.: РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 24619. Л. 1-2; Ф. 5. Оп. 1. Д. 1954. Л. 12; Ленин В.И. Пол. собр. соч. Т. 44. С. 3-4, 35-36; Известия ЦК КПСС. 1990. № 10. С. 182).

**** Отсюда можно заключить, что Молотов придерживался в отношении Троцкого более жесткой линии, чем Ленин. Или, может быть, проявлял большее нетерпение в этой борьбе.

 

§ 2. ЛЕНИНСКОЕ ЯДРО ПОЛИТБЮРО

В течение 1921 г. параллельно с обострением политического противостояния Ленина и Троцкого шел процесс укрепления позиций «ленинского ядра» в Политбюро и ЦК РКП (б). Оно начало формироваться накануне X съезда партии в ходе «дискуссии о профсоюзах». В состав ленинского ядра или, как иногда его называли, «ленинской группы»* входили, кроме Ленина, Сталин, Каменев, Зиновьев, а также Молотов, бывший тогда секретарем ЦК и первым кандидатом в члены Политбюро. В литературе утвердилось не совсем точное, на наш взгляд, мнение о характере политических отношений внутри ленинской группы. Обычно считается, что Сталин, Каменев, Зиновьев были полностью зависимы от Ленина, а если и проявляли самостоятельность, то не иначе как в виде политической интриги. Это, конечно, не так. Сталин, Каменев и Зиновьев были сложившимися и авторитетными партийными деятелями. Считается также, что наиболее близкими людьми к Ленину были Зиновьев и Каменев³⁸. Приведенная в предыдущем параграфе статистика контактов Ленина говорит о другом: наиболее тесные политические контакты у Ленина были со Сталиным, а любимец традиционной историографии — Зиновьев, оказывается, был менее других связан с Лениным постоянной политической работой. О том же говорит и список рассылки информационных сводок ОГПУ, о котором также речь шла выше. Лишь в течение короткого времени (с 26 июля по 26 сентября) Зиновьев в этом списке числится третьим, а затем исчезает

из него³⁹. С 27 сентября 1921 г. начало списка приобретает такой вид: 1) Ленин, 2) Сталин, 3) Троцкий и Склянский, 4) Молотов и Михайлов⁴⁰. Каменев появляется в нем лишь 9 марта 1922 г. под номером пять⁴¹, вскоре переместившись на четвертое место, сразу вслед за Троцким⁴². Конечно, не стоит абсолютизировать эту иерархию, но и недооценивать ее как носителя важной политической информации тоже не следует.

 

ЛЕНИН И ЗИНОВЬЕВ

Сказанное свидетельствует о том, что Зиновьев в составе ядра ленинской группы имел самые слабые позиции. Волкогонов фиксирует охлаждение отношений Ленина к Зиновьеву после октября 1917 г., но причин этого он не знает⁴³. Действительно, причины в исторической литературе не прояснены. Даже М.И. Ульянова высказывалась на этот счет очень неопределенно: «Думаю, что по ряду личных причин... к Зиновьеву] отношение Владимира] [Ильича] было не из хороших. Но и тут он опять-таки сдерживал себя ради интересов дела»⁴⁴. По свидетельству Молотова, «Ленин ценил его как журналиста... потому, что не было часто у него под рукой подходящего человека, который бы быстро написал, уловив его мысли... Ленин Зиновьеву не доверял... По переписке Ленина с Зиновьевым видно, что Ленин то и дело был недоволен Зиновьевым, потому, что тот качался, хотя и изображал из себя ленинца»⁴⁵. Судя по всему, это верно. Причины прохладных отношений Ленина к Зиновьеву своими корнями уходят, видимо, еще в период эмиграции, в разочарование, связанное с позицией, занятой им в октябре 1917 г., а также в ходе гражданской войны (в ходе которой Зиновьев снова показал себя как человек, подверженный паническим настроениям). Недаром Зиновьев стал членом Политбюро только в 1921 г., на X съезде РКП (б), после того как активно поддержал Ленина против Троцкого в ходе дискуссии о профсоюзах. Возможно, что сказывалась оторванность Зиновьева от Москвы, а также большая загруженность делами Коминтерна, которые в 1921—1922 гг. по мере повышения значения вопросов внутренней политики и экономических вопросов постепенно теряли свое значение. А вместе с тем теряли прежнее значение контакты Ленина и Зиновьева по этим вопросам. Возможно, сказывались вождистские замашки честолюбивого Зиновьева, связанные с его должностью в Коминтерне.

Осенью 1921 г. большие тревоги и неприятности Ленину доставил конфликт, разразившийся в Петроградской партийной организации, которому способствовали политические претензии Зиновьева. Зиновьев обвинял секретариат Петрогубкома РКП (б) в несостоятельности, а секретаря Петроградского губкома РКП (б) Н.А. Угланова в нарушении сроков созыва губернской партийной конференции. Угланов и его сторонники обвиняли Зиновьева в неправильных методах работы, в нарушении принципа коллективного руководства⁴⁶. Партийный актив поддержал Угланова⁴⁷. 20 сентября 1921 г. Зиновьев сообщил в ЦК партии о том, что в Петрограде разразился «тяжелый партийный конфликт», попросил вызова в Москву для его улаживания⁴⁸. Политбюро вызвало руководителей петроградской организации «для товарищеских переговоров» и создало комиссию для решения конфликта в составе Ленина, Сталина и Молотова. Как вспоминает Угланов, неофициальное обсуждение этой проблемы по настоянию Ленина было проведено без Зиновьева и в тайне от него на квартире у Сталина⁴⁹. 22 сентября Ленин написал «Постановление комиссии политбюро по вопросу о Петр[оградской] организации», Сталин и Молотов подписали его. Комиссия фактически поддержала «молодых» против Зиновьева⁵⁰. 23 сентября Политбюро заслушало подготовленное комиссией постановление по вопросу о петроградской партийной организации и с одним дополнением утвердило его⁵¹.

Этот конфликт имел еще одну грань, на которую указывает письмо Зиновьева, направленное 29 сентября 1921 г. из Петрограда Ленину. Пытаясь вывести конфликт, в основе которого лежали разногласия в вопросах организационно-партийной работы, на уровень принципиальных политических разногласий, Зиновьев сообщал о плохих настроениях в Петрограде, усматривая причину их в деятельности своих оппонентов. Зиновьев считал, что настроения в Питере, являющиеся «барометром», «предвещают что-то новое и крайне опасное внутри партии». Если он часто будет уезжать из Питера в Москву, то влияние этой группы в городе усилится. Читатель должен был сделать вывод, что возрастет и опасность для партии и революции. А дальше следовал еще один, может быть, главный поворот темы. «Пугнув» Ленина перспективой угрозы для революции, Зиновьев предлагает на выбор: «Либо перенести Коминтерн в Питер, либо мне оставить Петроград и переехать в Москву». Далее он привел слабые аргументы против перевода Исполкома Коминтерна в Петроград и сформулировал главный тезис письма: «Я не представляю себе, кто бы мог в Питере заменить меня сейчас в такую трудную полосу.

С заместительством выходит плохо. Не любят этого рабочие. Не знаю как быть. Надо будет поставить вопрос на Пленуме и решить принципиально»⁵².

Желание Зиновьева прочитывается достаточно легко — перевести аппарат Коминтерна из Москвы в Петроград и получить большую свободу рук в коминтерновских вопросах, укрепить свои позиции и в Коминтерне, и в Петрограде, и, следовательно, в Политбюро. 29 сентября Ленин от имени комиссии Политбюро написал письмо Зиновьеву (оно подписано также Сталиным и Молотовым), которое свидетельствует, что сокровенный замысел Зиновьева был ему ясен и тот не может рассчитывать на поддержку Политбюро: «Мы втроем (Молотов, Сталин и я) обсудили, как комиссия, выбранная ЦК, Ваше письмо.

По-прежнему не можем согласиться с Вами... В Питере нет ни каких принципиальных разногласий, нет даже уклона к уклону. Нет этого ни у Комарова, ни у Угланова, кои на Х-ом съезде РКП были надежнейшими, тоже на съезде металлистов. Не могли эти товарищи так внезапно впасть в уклон. Ни тени фактов мы не видели, доказывающих это.

Есть законное желание большинства быть большинством и заменить ту группу, через которую Вы "управляли", другою. Люди выросли и уже поэтому желание их законно.

Не надо их толкать в уклон, говоря о "принципиальных разногласиях]". Надо осторожно осуществлять идейное руководство, вполне давая новому большинству быть большинством и управлять»⁵³.

Предложение Зиновьева о переносе ИККИ в Петроград было отклонено, но конфликт продолжался и был улажен не скоро⁵⁴. Эта история говорит о том, что Ленин «не ставил» на Зиновьева и, следовательно, ценил его не так высоко, как других своих соратников.

О том, насколько Ленин был недоволен Зиновьевым в это время, говорит тот факт, что 16 ноября Ленин, готовя к изданию сборник своих статей, решил вспомнить старую историю о том, как Зиновьев и «питерцы» его «провели» с изданием его брошюры: «питерцы чрезвычайно любят показывать свою самостоятельность . и независимость во что бы то ни стало, — вплоть до неисполнения обязательной для всех прочих людей, товарищей и граждан, во всех странах и во всех республиках, даже советских (за исключением независимого Питера), просьбы автора... к "независимости" прибавилась еще хитрость, и я был окончательно оставлен в дураках»⁵⁵. Ленин готовил публичный упрек, но по какой-то причине решил не печатать это предисловие и, видимо, вскоре пожалел об этом. Во всяком случае 22 ноября 1921 г. Сталин направил записку: «Т. Ленин Документ этот лишний раз показывает, что не надо было отказываться от печатания известного предисловия к последней брошюре Ленина "О новой экономической политике". И. Сталин»⁵⁶.

Конечно, Зиновьев занимал видное положение в руководстве партии. Об этом говорит хотя бы тот факт, что на XI съезде он

делает два доклада (об укреплении партии и о Коминтерне). Вместе с тем на съезде он подвергался достаточно жесткой критике как противниками, так и сторонниками Ленина⁵⁷. Ленин ни слова не сказал в защиту Зиновьева.

На то, что в личных и политических отношениях между Лениным и Зиновьевым существовала определенная дистанция, указывает практика посещений Ленина. В фонде секретариата Ленина есть группа дел, в которых хранятся записки Ленину с просьбами принять их авторов. С такими просьбами обращалась масса людей, среди них Луначарский, Пятаков, Ногин, Межлаук, Менжинский, В. Оболенский, Преображенский, Серебровский, Семашко и др. Нет записок только от Сталина, Троцкого и Каменева. А вот записки от Зиновьева имеются⁵⁸. Очевидно, что Зиновьев принадлежал к группе просящих встречи, а не приходящих к Ленину, когда потребуется. Например, запиской 9 октября 1922 г. Зиновьев просит сообщить, когда Ленин сможет принять его для обсуждения вопросов о концессии Уркварта, о комиссии Сталина, о Пленуме ЦК и др.⁵⁹ Об отсутствии между ними тесных отношений говорит также то, что летом 1922 г. во время болезни Ленина и его пребывания в Горках Зиновьев был у Ленина всего два раза (1 августа и 2 сентября)**, т.е. много меньше, чем Сталин и даже Каменев⁶⁰.

 

ЛЕНИН И КАМЕНЕВ

Политические и властные позиции Каменева были значительно прочнее, чем у Зиновьева, что определялось прежде всего его политической близостью к Ленину как одного из основных разработчиков НЭПа и активного участника создания нового хозяйственного механизма. Об этом говорит сравнение статистики контактов с Лениным, характер их переписки, практика рассылки сводок ОГПУ. Будучи одним из разработчиков НЭПа, Каменев вместе с Лениным противостоял Троцкому. И.П. Донков констатирует: «Спектр проблем, по которым Владимир Ильич общался с Каменевым, был исключительно разнообразным. Только в 1922 г. Ленин обстоятельно беседует с ним о работе аппарата СНК и СТО, о работе ЦК РКП (б), обсуждает проблемы учреждения прокурорского надзора, состоянии финансов и виды на урожай, работу Финансового комитета, вопросы тарифной политики, положения в Наркомате путей сообщения, денежной реформы, развитие экономических связей с деловыми кругами Америки, предоставление концессий Л. Уркварту, смету Наркомвоена, создании Союза Социалистических Республик, укрепление монополии внешней торговли»⁶¹. Этот перечень можно расширить, но в общем в нем верно передан спектр и характер постоянных контактов Ленина с Каменевым. Из документов ясно, что они были не только доверительными и уважительными, но и теплыми, товарищескими. По свидетельству Молотова, Ленин Каменева «больше любил», чем Зиновьева, и высоко ценил его деловые качества⁶². Об этом он сказал в своем последнем выступлении на заседании Моссовета 20 ноября 1922 г.⁶³ Вместе с тем обращает на себя внимание то, что Ленин отметил не политические, а именно деловые качества Каменева. Очевидно, это не случайно, во всяком случае в их повседневных контактах хозяйственные вопросы доминируют над партийными и общеполитическими. Доступные документы говорят, что текущая хозяйственная работа все более захлестывала Каменева, все меньше оставалось времени для участия в решении других вопросов, возможно, поэтому его участие в делах управления партией едва просматривается, а участие в решении вопросов, выходящих за рамки чисто экономических (кроме тех, что обсуждались коллегиально в Политбюро), можно, не боясь ошибиться, охарактеризовать как эпизодические.

Д.А. Волкогонов считал, что «Каменев мог влиять на Ленина исподволь, незаметно»⁶⁴. Это верное наблюдение, с ним надо согласиться. Во всяком случае ряд его писем по вопросу о принципах объединения советских республик позволяет допустить мысль о попытке разыграть карту противоречий между Лениным и Сталиным: Ленину он писал о своей принципиальной солидарности с ним, а Сталину так, будто бы у них со Сталиным не было разногласий.

 

ЛЕНИН И СТАЛИН

Доступные историкам документы позволяют говорить, что Сталин не случайно занял в ленинской группе особое место. Исключая Ленина, у Сталина по сравнению с другими членами Политбюро было гораздо более прочные, надежные, устойчивые связи с партийными организациями, что было хорошим подспорьем Ленину, усиливая его позиции перед лицом атак Троцкого. Они давали Ленину в распоряжение дополнительные знания местных условий, работников, их сильных и слабых качеств, отношений между ними. Конечно, эти знания Ленин мог получить не только от Сталина, но в лице Сталина он получал и знания, и одного из виднейших членов руководства партии, чьи политические позиции всегда были близки к ленинским по всем основным вопросам, союзника, способного с успехом вести борьбу против Троцкого. Такой комбинации политических качеств в ЦК РКП(б) никто, кроме Сталина, Ленину предоставить не мог, поэтому в этой ситуации для Ленина Сталин был незаменим в деле руководства партией и в борьбе с Троцким. Опыт политической борьбы в годы гражданской войны (особенно предыстория и ход обсуждения военного вопроса на VIII съезде партии) говорил, что Сталин способен не только «держать удар» Троцкого, но и «брать» его «мертвой хваткой».

В ходе дискуссии о профсоюзах Сталин еще раз показал способность вести против Троцкого успешную борьбу. В историографии участие Сталина в профсоюзной дискуссии обычно обходится молчанием, отмечается лишь, что он поддерживал Ленина и подписал «платформу 10-ти». Это так, но, кроме того, Сталин не только активно выступал в ходе дискуссии (статья «Наши разногласия», 5 января 1921 г.)⁶⁵, но был одним из организаторов борьбы с Троцким и другими антиленинскими группами в Москве. Троцкист Р. Б. Рафаил, зная об этом не понаслышке, на X съезде партии говорил, что в Питере кампания против Троцкого (дискуссия) велась под руководством Зиновьева, а в Москве — под руководством Сталина⁶⁶

То, что политически разводило Ленина с Троцким, разводило и Троцкого со Сталиным. В частности, Сталин не только понял и принял НЭП (что иногда отрицается), но и был активным проводником его. Хороший союзник в борьбе с серьезным противником никогда не помешает, а в условиях наступления болезни, сокращавшей работоспособность Ленина, Сталин превращался для Ленина из важного союзника в главную опору. Неудивительно, что политические позиции Сталина в течение 1921 г., особенно с середины — второй половины 1921 г., быстро укреплялись.

По свидетельству Молотова, «у Ленина не было друзей в Политбюро... Со Сталиным у Ленина отношения были более тесные, но больше на деловой основе. Сталина он... не просто поднял — сделал своей опорой в ЦК. И доверял ему. В последний период Ленин был очень близок со Сталиным, и на квартире Ленин бывал, пожалуй, только у него»⁶⁷. Наиболее показательна для характеристики личных отношений Ленина к Сталину в это время является та человеческая забота, которую Ленин проявлял о нем — его здоровье, отдыхе, организации работы, о быте и семье.

В историографии подобная забота расценивается как важный показатель теплого товарищеского отношения к тому или иному человеку. Это верно. Известны многочисленные проявления заботы Ленина в отношении Бухарина, Рыкова, Цюрупы, Дзержинского и др.⁶⁸ Об этих случаях отечественная историография, за редким исключением, говорила охотно. Только о Сталине историки дружно молчали. Между тем документы свидетельствуют, что, во-первых, в последние годы жизни Ленина, пожалуй, никто⁶⁹ не удостоился такого внимательного и заботливого отношения Ленина, как Сталин, и, во-вторых, проявление этой заботы нарастает начиная с 1921 г.

В конце 1920 г. Сталин заболел, Ленин пишет: «Тов. Обух! Очень прошу послать Сталину 4 бутылки лучшего портвейна. Сталина надо подкрепить перед операцией». А вслед за тем пишет Фотиевой, чтобы она проследила за выполнением его просьбы⁷⁰. В апреле 1921 г. во время болезни Сталина Ленин выражал желание посетить его и получил приглашение⁷¹. В мае 1921 г. Сталин уехал в отпуск на Кавказ. Сохранился ряд телеграмм, которыми в мае—июле 1921 г. обменивались Ленин и Г.К. Орджоникидзе, бывший тогда председателем Кавказского бюро ЦК РКП (б), по поводу отдыха и лечения Сталина. Они свидетельствуют о пристальном внимании Ленина к вопросам организации отдыха и лечения Сталина⁷². Подобную заботу Ленин проявлял и позже, интересуясь его здоровьем, беседуя с лечащим врачом. 28 декабря 1921 г., будучи уже сам тяжело больным, Ленин писал Фотиевой: «Я должен видеться со Сталиным и перед этим по телефону соедините меня с Обухом (доктором) о Сталине»⁷³.

Интересно сравнить проявления заботы Ленина о Сталине и о Троцком. Документальных свидетельств заботы Ленина о Троцком мало, но самое главное — они сухи, формальны, похожи на необходимые отписки⁷⁴. 14 мая 1921 г. Ленин получает от наркома здравохранения Семашко записку об ухудшении состояния здоровья Троцкого (колит из-за переутомления и несоблюдения диеты) с просьбой принять нужные меры. Ленин в ответ на это письмо и на заявление Молотова о том, что проблемы в снабжении Троцкого продуктами возникли в виду того, что не было ответственного за его снабжение, написал Молотову: «Разве не было ответственных]? Непременно надо их всегда назначать, чтобы точно знать, кому выговор, кого арестовать. Только так можно работать»⁷⁵. Как видно, Ленина интересуют не столько проблемы Троцкого, сколько организация снабжения вообще.

Иное отношение к Зиновьеву. 15 мая 1921 г. у того из-за переутомления произошел очередной «сердечный припадок», продлившийся около суток. Информация об этом пришла к Ленину из кремлевской больницы. Ленин отозвался запиской Молотову, предложив Политбюро предоставить Зиновьеву отдых⁷⁶.

Заботясь об улучшении жилищных условий Сталина, Ленин как минимум дважды (в ноябре 1921 г. и в феврале 1922 г.) пишет письма в соответствующие органы с просьбой подыскать для семьи Сталина более подходящее (потеплее и потише имеющегося) жилище⁷⁷. Заведующая Кремлевскими музеями Н. Седова-Троцкая (жена Троцкого) по поводу этой просьбы направила Ленину письмо: «Дорогой Владимир Ильич, я не гневаюсь, а Вы проявляете, простите меня, ничем не оправданную мягкость. Конечно, тов. Сталину надо предоставить спокойную квартиру и мы обязаны это сделать. Но т. Сталин живой человек, не музейная редкость и не хочет сам жить в музее, отказывается от помещения, которое ему навязывают, как в прошлом году отказался т. Зиновьев от этого же помещения.

Тов. Сталин хотел бы занять квартиру, в к[ото]рой сейчас помещаются Флаксерман и Мальков: Флаксермана (молодежь) можно было бы перевести в квартиру т. Сталина, а т. Малькова во 2-ой дом Советов, где освобождается 60 комнат...

Если Вы, Владимир Ильич, со всем этим не согласны и даже с протестом самого т. Сталина, то прощу Вас дать распоряжение о сдаче 4-х (четыре) комнат с оставлением за Главмузеем других четырех комнат, куда мы все перенесем...»⁷⁸ Подчеркивание в тексте, принадлежащее Ленину, говорит о том, что он не согласился с ее аргументами и продолжал настаивать на своем. Поскольку выполнение его просьбы затягивалось, Ленин снова пишет, напоминает, сердится, требует срочно решить жилищный вопрос⁷⁹. В конце концов Сталин получил новую квартиру***.

И еще одно маленькое, но показательное проявление ленинской заботы о семье Сталина, а возможно, и о его политическом престиже, который мог пострадать из-за исключения его жены Н.С. Аллилуевой из партии во время чистки по причине недостаточно активного участия ее в партийной работе. При этом был проигнорирован тот факт, что .в это время у нее родился первенец — Василий. Ленин посчитал это обстоятельство уважительной причиной и ходатайствовал о восстановлении ее в партии⁸⁰.

Если это и не единственный, то во всяком случае крайне редкий случай подобного ходатайства.

Конечно, в отношениях Ленина и Сталина не было какой-то идиллии. Сталин не утрачивал собственного политического лица, а его политический темперамент, почерк во многом отличался от ленинских. У Сталина была самостоятельная политическая позиция, собственный взгляд на все проблемы. Отсюда и разногласия с Лениным, которые возникали от случая к случаю, но не касались принципиальных вопросов. Сохранились документы, говорящие о том, что в ряде вопросов они занимали несколько различные позиции и не скрывая указывали друг другу на свое несогласие.

Так, осенью 1921 г. возникли разногласия по вопросам политики, которую вел в Туркестане Г. И. Сафаров. Ленин считал: «по моему Сафаров вполне прав», а Сталин возражал: «по моему Сафаров не прав, а его политика вредна»⁸¹. В ноябре 1921 г. возник один конфликт, чреватый осложнениями, но, судя по всему, благополучно улаженный. Он был связан с Крупской, которая политическую проблему чуть было не превратила в проблему личных отношений. Сталин, возглавляя с августа 1921 г. Агитпропотдел ЦК РКП (б), начал реорганизацию и сокращение его аппарата за счет совмещения обязанностей его работников⁸². Предполагалось, что Агитпроп поставит Главполитпросвет (структура наркомата просвещения, которую возглавляла Крупская как заместитель наркома) под свой контроль. Руководство наркомпроса соглашалось только на посылку в их ведомство члена ЦК и усмотрело в действиях Сталина угрозу для прежней самостоятельности Главполитпросвета. Крупская резко выступила против, прибегнув при этом к доступному для ее средству — прямому воздействию на Ленина, представив ему предстоящую реорганизацию как создание нового наркомата. Ленин, судя по всему, поверил ей и хотел поставить этот вопрос на Оргбюро, не объяснившись предварительно со Сталиным. Сталин, узнав об этом, направил Ленину письмо (ноябрь 1921 г.), которое является весьма показательным и важным для выявления существовавших между ними политических и личных отношений. «Т. Ленин, — писал Сталин. — Мы имеем дело либо с недоразумением, либо с легкомыслием <...> Тов. Крупская читала проект т. Соловьева, мною не просмотренный и Оргбюро не утвержденный, и решила, что создают новый комиссариат <...> Тов. Крупская поторопилась <...> Она опять (курсив наш. — B.C.) поторопилась». Сталин писал, что Агитпроп собираются сокращать, а не расширять, доказывал это на конкретном материале и пояснил функции реорганизованного Агитпропа. И главное: «Сегодняшнюю записку Вашу на мое имя (она пока исследователям не доступна. — B.C.) я понял так, что Вы ставите вопрос о моем уходе из агитпропа. Вы помните, что работу в агитпропе мне навязали (я сам не стремился к ней). Из этого следует, что я не должен возражать против ухода. Но если Вы поставите вопрос именно теперь, в связи с очерченными выше недоразумениями, то Вы поставите в неловкое положение и себя, и меня (Троцкий и др. подумают, что Вы делаете это "из-за Крупской", что я согласен быть "жертвой" и пр.), что нежелательно». Сталин предложил создать комиссию (Сталин, Крупская, Луначарский) и в ней в рабочем порядке снять возникшее недоразумение, а не выносить без этого вопрос в Оргбюро⁸³.

Для нашей темы важно отметить определенный характер взаимоотношений между Лениным и Сталиным, между ними и Троцким, между Сталиным и Крупской. Непростые отношения между Сталиным и Крупской имели, видимо, уже свою историю, в которой «торопливость» Крупской уже приводила к возникновению проблем между ними. Ленин прекрасно знал об этом, и поэтому Сталин не считает нужным раскрыть свое замечание («опять»). Судя по письму, Сталин знал, что к отношениям между ним и Крупской присматривался Троцкий, который был не прочь использовать их для обострения личных отношений между Лениным и Сталиным. Знал об этом и Ленин.

Так или иначе, но эта история не имела видимых для отношений Ленина и Сталина последствий. Сталин остался до XI съезда РКП(б) руководителем Агитпропа и провел начатую им реформу, а на самом съезде он стал генеральным секретарем ЦК партии при активном участии Ленина.

* Здесь и далее, употребляя выражения «ленинское ядро» или «ленинская группа», автор не имеет в виду фракционную группу, поскольку сторонники Ленина составляли абсолютное большинство, определяли политический курс и поэтому в соответствии с принципами демократического централизма имели полное право выступать от имени целого — Политбюро и ЦК. Фракция же, как известно, — противостоящая целому часть его.

** В это время он был в Москве и участвовал в работе XII конференции РКП(б).

*** Позднее Троцкий утверждал, что Сталин покушался на часть царского дворца в Кремле, желая устроиться в нем на жительство и только благодаря бдительности и принципиальности Н. Седовой-Троцкой эти намерения были сорваны (Троцкий Л.Д. Иосиф Сталин. Опыт характеристики // Портреты революционеров. С. 54—55). В 1935 г. А. Барбюс описал квартиру Сталина: «Тут, в Кремле... стоит маленький трехэтажный домик. Домик этот... был раньше служебным помещением при дворце; в нем жил какой-нибудь царский слуга.

Поднимаемся по лестнице. На окнах белые полотняные занавески. Это три окна квартиры Сталина. В крохотной передней бросается в глаза длинная солдатская шинель, над ней висит фуражка. Три комнаты и столовая. Обставлены просто, — как в приличной, но скромной гостинице. Столовая имеет овальную форму... В капиталистической стране ни такой квартирой, ни такой мебелью не удовлетворился бы средний служащий...» {Барбюс А. Сталин. Человек, через которого раскрывается новый мир. М., 1936. С. 5—6).

 

§ 3. СТАЛИН - ВОСХОЖДЕНИЕ К «НЕОБЪЯТНОЙ ВЛАСТИ»

Чтобы обеспечить проведение курса новой экономической политики, требовалось соответствующим образом реорганизовать механизм политический власти. «Гибкость нужна теперь максимальная и для этого гибкого маневрирования наибольшая твердость аппарата»⁸⁴. Требовалось создать систему управления, которая за половодьем текущих дел позволила бы не упустить перспективу развития⁸⁵. На пути этой реформы стоял Троцкий. Он настаивал на своем варианте реорганизации системы управления, реализация которого фактически означала изъятие у Ленина и ЦК партии реальной экономической, а следовательно, политической власти. Было ясно, что разработка и проведение в жизнь новой экономической политики будет происходить в обстановке острой политической борьбы с Троцким, поэтому Ленин, проводя реорганизацию системы управления, одновременно стремился укрепить политические позиции своих сторонников во властных структурах партии и государства.

Новая система должна была также учесть реалии того времени. Во-первых, усиливающуюся болезнь Ленина, который фактически возглавлял всю систему власти, а во-вторых — политическую борьбу на поприще НЭПа с Троцким, который предлагал и свой вариант НЭПа, и соответствующий ему вариант организации управления.

Состояние здоровья Ленина начало заметно ухудшаться с конца 1920 г., все более сковывая его политическую активность. Уже во время дискуссии о профсоюзах он вынужден был значительную часть времени проводить за городом. Ограниченной оставалась работоспособность в феврале—марте 1921 г.⁸⁶ Плохо он себя чувствовал и в дни работы X съезда РКП(б). Новое и более сильное обострение болезни началось у Ленина в середине 1921 г. С этого времени ему стал устанавливаться особый режим работы, отдыха и лечения, который рассматривался не как проблема, касающаяся только лично Ленина, но как важный политический вопрос, затрагивающий интересы всей партии. В июне — середине августа Политбюро предоставило Ленину отпуск и ограничило его работу⁸⁷. Эти меры, видимо, помогли мало. В августе 1921 г. ввиду обострения болезни Ленина врачи, не понимая еще ни ее причин, ни характера, вновь рекомендовали предоставить ему отпуск для отдыха⁸⁸. 9 августа в присутствии Ленина Пленум ЦК РКП(б) постановил: «Обязать т. Ленина продолжать отпуск точно на то время и тех условиях, как будет указано врачами (проф. Гетье), с привлечением т. Ленина на заседания (советские и партийные), а равно и на ту работу, на которую будет предварительное формальное согласие Секретариата ЦК»⁸⁹. Ленин сам хорошо понимал свое состояние, необходимость отдохнуть и переложить часть работы, которую он прежде делал сам, на помощников. Он писал

А.М. Горькому: «Я устал так, что ничегошеньки не могу»⁹⁰. Вернувшись к работе, Ленин вскоре снова почувствовал приступы болезни, проявлявшиеся в сильных головных болях, постоянной бессоннице, снижении работоспособности. Так прошли сентябрь и половина октября. В середине октября болезнь начала заявлять о себе новыми угрожающими проявлениями (потеря сознания)⁹¹.

В начале декабря стала совершенно невозможной даже ограниченная работа. Отныне болезнь Ленина превращалась в важный политический фактор жизни партии и государства. 5 декабря Ленин по совету врачей обратился в Политбюро с просьбой об отпуске для лечения. 3 декабря Политбюро предоставило ему отпуск между 2 и 17 декабря сроком на 10 дней, одновременно возложив председательствование в СНК во время отсутствия Ленина на его заместителя по СТО А.Д. Цюрупу⁹². 6 декабря Ленин уехал в Горки, а 8 декабря 1921 г. Политбюро приняло постановление:

«Признать необходимым соблюдение абсолютного покоя для т. Ленина и запретить его секретариату посылку ему каких бы то ни было бумаг с тем, чтобы т. Ленин смог выступить с короткой (хотя бы получасовой) речью на съезде Советов»⁹³. Ленин находился в Горках до 13 января 1922 г. (16 декабря он снова был вынужден просить о продлении отпуска на срок до двух недель)⁹⁴. Но и дополнительный отдых не принес улучшения. Невозможность принять активное участие в работе IX съезда Советов и в текущей работе Политбюро и СНК сильно его угнетали. 31 декабря 1921 г. Политбюро предоставляет ему «6-ти недельный отпуск с 1/1—22 г. с запрещением приезжать в Москву для работы без разрешения Секретариата ЦК» и ограничивает время рабочих контактов по телефону «по наиболее важным вопросам» часом в день. По свидетельству М.И. Ульяновой, Ленин в это время был «мрачный, утомленный... так плохо чувствовал себя, что было страшно за него»⁹⁵. Работоспособность падала, улучшение не наступало, более того, начались обмороки. В Москву он приезжал только на заседания Политбюро и некоторые другие важнейшие заседания. 31 января он уже не смог приехать на заседание Политбюро⁹⁶. Не принес облегчения и февраль. Состояние было непредсказуемо. В письме Каменеву и Сталину 21 февраля он писал: «Сегодня после прекрасной ночи совсем болен»⁹⁷. В этих условиях 23 февраля 1922 г. Политбюро продлило отпуск Ленину до съезда партии⁹⁸.

Съезд приближался, предстояло решить ряд сложнейших политических и организационных проблем, а болезнь все сильнее и сильнее ограничивала возможности Ленина систематически участвовать в делах управления. Ему приходилось отказывать во встречах с ответственными работниками партии и государства даже для обсуждения важнейших вопросов: он с трудом переносил разговоры и заседания. Сокращалась способность к контактам. Все чаще их приходилось поддерживать с помощью кратких записок⁹⁹. По собственному признанию Ленина, главное, что тяготило его в последнее время, — это невозможность читать так, как он читал раньше. Это делало невозможным следить за информацией и «постоянно делать из нее все нужные выводы». «В прежнее время это было для него легким делом, не вызывающим у него никакого душевного волнения и никогда не требовало у него такого количества времени, которого не хватало бы на все остальные дела». Теперь иное: «тот час же, как он переработает сколько-нибудь лишнее время, у него начинаются сильные головные боли». Положение усугубляла бессонница: «Сон у него вообще плох, но за последнее время, когда ему приходится много работать, он совершенно иногда лишается сна. Ночь, обреченная на бессонницу, вещь поистине ужасная, когда утром надо быть готовым к работе»¹⁰⁰. 6 марта, выступая на комфракции Всероссийского съезда металлистов с докладом о международном и внутреннем положении советской республики, Ленин публично признавался: «Моя болезнь... несколько месяцев не дает мне возможности непосредственно участвовать в политических делах и вовсе не позволяет мне исполнять советскую должность, на которую я поставлен»¹⁰¹. О значительном снижении его работоспособности говорит и статистика его участия в работе СНК и СТО*.

«С 2 марта 1922 г., — пишет профессор Осипов, — начались такие явления, которые привлекли внимание окружающих»: кратковременные потери сознания с онемением правой стороны тела и руки, сопровождавшиеся расстройством речи, в результате чего он на несколько минут утрачивал способность «свободно выражать свои мысли»¹⁰². В это время Ленин писал Е.С. Варге: «Я болен. Совершенно не в состоянии взять на себя какую-либо работу»¹⁰³.

Тогда врачи объясняли это по-прежнему — переутомлением. Отсюда и их рекомендации: отдохнуть, еще отдохнуть, снова — отдохнуть... И ограничить объем работы и т.д. С таким диагнозом Ленин уехал в деревню Костино, что близ села Троице-Лыково. Здесь он прожил с 6 по 25 марта 1922 г., готовясь к XI съезду партии¹⁰⁴. Ленин уже не тешил себя надеждами на выздоровление, был уверен, что врачи ничем не могут помочь ему, и, теряя веру во врачей, считал, что они «скрывают от него истинную сущность его заболевания», что он «не поправится... был уверен, что с ним случится паралич»¹⁰⁵.

Неудивительно, что Ленин стал задумываться о своем политическом будущем. Его мысль шла в двух направлениях: о том, как «перехитрить» болезнь и как обеспечить будущее революции — дела, которому отдана вся жизнь. В обоих планах он связывал свои расчеты со Сталиным. «Не знаю, — пишет М.И. Ульянова, — как... Владимир Ильич пришел к мысли, что у него будет паралич, но он задолго до 25 мая [1922 г.], когда у него появились первые наглядные признаки мозговой болезни, говорил об этом со Сталиным, прося в этом случае дать ему яда, так как существование его будет тогда бесцельно. Сталин обещал Владимиру Ильичу исполнить его просьбу, если это будет нужно, отнесшись, кажется, довольно скептически к тому, что это может когда-либо произойти и, удивившись, откуда у Владимира Ильича могут быть такие мысли»¹⁰⁶. Интересное свидетельство о настроениях и мыслях Ленина в это время оставил профессор Л.О. Даркшевич. Он писал, что 4 марта Ленин признался ему, что «за последние месяцы он переживает очень тяжелое состояние до полной утраты способности работать интеллектуально в том направлении, в каком он работал всегда до последнего времени. Сам с собой он решил положительно, что его потеря способности к труду вещь непоправимая», что «продолжать работу по-прежнему он больше уже не сможет; ему не только трудно вести какое-нибудь дело за двоих, но и работать за себя одного, отвечать за свое дело ему становится не под силу». «Я совсем стал не работник», — заключил Ленин. «Он, — записал Даркшевич, — близок к мысли о том, что больше ему уже не работать так, как он работал прежде... его песня уже спета, роль сыграна, свое дело он должен будет кому-то передать» (выделено нами. — В. С). О том, что он «склонен думать, что его песня спета», Ленин говорил и другим врачам¹⁰⁷.

Вот условия, в которых у Ленина появилась мысль о преемнике. Но эту проблему нельзя понимать упрощенно. В рамках существовавшей политической системы, происходившей в ней политической борьбы, а также политических традиций большевиков Ленин не мог прямо указать на своего преемника. Единственное, что он мог реально сделать, — это обеспечить этому потенциальному преемнику прочные политические позиции, которые позволили бы тому проводить линию, которую Ленин считал необходимой для революции.

Приближался съезд партии, состояние здоровья Ленина не улучшалось, и это обстоятельство могло лишь укреплять его в этих мыслях. 22 марта он пишет Молотову для Пленума ЦК письмо, в котором излагает свой план политотчета ЦК на XI съезде и просит освободить его «от участия в пленуме по болезни (и заседания на пленуме и доклада на съезде я не осилю»), хотя и изъявляет полную готовность прибыть на Пленум для пояснений по поводу доклада. Заключает он свое письмо просьбой: «Прошу Пленум ЦК назначить дополнительного докладчика от ЦК, ибо мой доклад слишком общ, затем я не абсолютно уверен, что смогу его сделать, а главное — от текущей работы Политбюро уже месяцами отстал»¹⁰⁸. По состоянию здоровья Ленин не смог присутствовать даже на последнем перед съездом Пленуме ЦК.

Относительно возвращения к работе в это время он высказывался крайне неопределенно¹⁰⁹.

В этих условиях Ленин начал формировать такую систему политического управления, в которой он, несмотря на ограничение работоспособности, сохранил бы ключевые позиции, позволяющие как минимум обеспечить общее руководство текущей работой и возможность решающим образом влиять на формирование политики.

 

ЭКОНОМИКА

Нарастающий вал хозяйственных и социальных проблем требовал безотлагательного совершенствования работы государственных и хозяйственных органов. 28 ноября 1921 г. Ленин предложил план реорганизации высших органов государственного управления: «В дополнение к должности зампредСТО Рыкова (с правом решающего голоса в СНК) учреждается на равных правах должность второго зампредСТО» — Цюрупы. Права замов: решающий голос в СНК и СТО, председательствование в отсутствие председателя (т.е. самого Ленина). Им предоставлялись «все права Председателя в отношении работы в коллегиях и учреждениях по вопросам объединения и направления работы экономических наркоматов». Смысл этой реформы состоял в том, чтобы «объединить на деле, подтянуть и улучшить экономическую работу в ЦЕЛОМ, особенно в связи и через Госбанк (торговля) и Госплат. «Освободить СНК от мелочей; точнее разграничить его функции от функций СТО и малого СНК, поднять авторитет СНК привлечением к участию в нем руководящих товарищей, наркомов, а не только их замов»¹¹⁰. Перед замами ставилась задача лично изучить работу крупных работников в центре и на местах и лично участвовать в решении различных хозяйственных вопросов, осуществлять контроль за работой. Свою работу замы должны вести через аппарат наркоматов. Цюрупа ответил согласием, и Ленин поставил этот вопрос на заседании Политбюро 1 декабря 1921 г., которое приняло его предложение¹¹¹.

Тогда же Политбюро по докладу Л.Б. Каменева приняло решение о создании Высшей экономической комиссии «для объединения всех экономических и финансовых вопросов в составе т.т. Каменева, Цюрупы, Курского, Преображенского и Шмидта...» Председателем ВЭК был назначен Каменев¹¹². 23 марта 1922 г. Политбюро утвердило руководящую тройку Госплана: Кржижановский, Пятаков, Осадчий¹¹³, в которой персонифицировался ленинский подход к Госплану как к комиссии экспертов. Совершенствованием этой системы Ленин занимался в течение всего 1922 г., согласовывая работу замов с работой РКИ и используя аппарат этого наркомата для обеспечения работы замов, совершенствуя разделение труда между замами, увеличивая их количество¹¹⁴.

Так формировалась система органов управления экономикой, которая не только разгрузила Ленина от текущей работы, но и фактически стала заменять его в повседневной хозяйственной деятельности. Ленинские документы, а также документы делопроизводства его секретариата показывают, что в это время он осуществлял общий надзор за ходом этих работ и, если считал необходимым, брал под свой контроль решение того или иного вопроса или непосредственно включался в его решение. Занимая в системе центральное положение как лидер партии и Председатель СНК и СТО РСФСР, он, несмотря на сокращение работоспособности, сохранял всю полноту власти в сфере экономики. Наиболее значимую роль в этой системе занял Каменев, который как председатель Высшей экономической комиссии превратился в ближайшего помощника Ленина в решении текущих экономических вопросов. В политическом плане это означало укрепление позиций ленинской группы в Политбюро и ЦК партии и ее способности осуществлять разработанную под руководством Ленина новую экономическую политику.

 

ПАРТИЯ

Одновременно Ленин предпринимает шаги по укреплению политических позиций своих сторонников в ЦК партии, к повышению способности Центрального комитета РКП(б) руководить партией, направлять деятельность государственных и хозяйственных органов. Ключевые позиции здесь принадлежали Секретариату ЦК РКП(б), который направлял текущую организационно-партийную работу местных партийных организаций и организовывал работу Центрального комитета партии. В его состав после X съезда РКП(б) входили Молотов, Ярославский и Михайлов. Молотов был старшим среди них и считался ответственным секретарем. Ленин хотел, чтобы Секретариат ЦК был политическим органом. Молотов вспоминал, что Ленин советовал ему как секретарю ЦК «заниматься политической работой», переложив «всю техническую работу — на замов и помощников». «Вот, — говорил Ленин, — был у нас до сих пор секретарем ЦК Крестинский, так он был управделами, а не секретарь ЦК! Всякой ерундой занимался, а не политикой!»¹¹⁵ Однако поставить эту задачу было легче, чем выполнить ее. По свидетельству Молотова, и в середине 1921 г. Секретариат, заваленный текущей организационно партийной работой, недостаточно внимания уделял политической работе, а ведь именно он в контактах с государственными органами, хозяйственными и другими организациями представлял ЦК партии. Он осуществлял подбор и расстановку кадров.

Кадровые вопросы, относящиеся к высшим эшелонам власти, порой связанные с конфликтами и интересами разных политических сил, требовали для своего решения значительного политического опыта и авторитета, которых у Молотова не хватало. Он был хорошим помощником Ленину, но этого было мало, поскольку Ленин уже не мог, как прежде, входить во все эти вопросы. Вот та ситуация, которая привела к персональным изменениям в составе Секретариата, имевшим для интересующей нас темы первостепенное значение. Свет на эту историю проливают воспоминания В.М. Молотова.

Секретариат ЦК был завален мелкими хозяйственными вопросами. Молотов попросил Ленина принять секретарей ЦК, чтобы решить некоторые из них. Ленин «согласился, назначил день». Пришли. Сначала решили мелкие текущие вопросы. «Я говорю: "Невозможно работать, Владимир Ильич, время уходит на ерунду". Ленин помолчал, ничего определенного мне не сказал... И вот в августе, на пленуме, после доклада Ярославского, когда пленум кончился, Ленин говорит: "У меня есть еще один вопрос. — И вдруг заявляет: — Я насчет товарища Ярославского. Я предлагаю его послать в Сибирь. Здесь мы найдем вместо него человека, члена ЦК, а в Сибири — там не хватает людей, надо подсобить. Кто против? Никого нет. Значит, решение принято"»¹¹⁶.

Поскольку, по мнению Молотова, Ленин считал его «недостаточным политиком», чтобы превратить Секретариат в орган политического руководства, в его состав был введен вместо Ярославского Сталин¹¹⁷, который фактически возглавил работу Секретариата. Его политического опыта и авторитета, по мысли Ленина, должно было хватить, чтобы превратить Секретариат ЦК в полноценный политический орган.

Точное время и обстоятельства назначения И. В. Сталина секретарем ЦК РКП(б) в литературе не указываются. Нам также не удалось найти документ, фиксирующий решение ЦК партии о его назначении. Секретариат работал в тесном контакте с Оргбюро ЦК, а в нем Сталин занимал прочные позиции: он был единственным членом Политбюро в составе Оргбюро, что определяло его главенствующее положение**. 22 августа 1921 г., вскоре после возвращения из отпуска, Оргбюро поручило Сталину (несмотря на возражения с его стороны) осуществлять общее руководство Агитпропотделом ЦК партии, который руководил всей идеологической работой. Через день это решение было утверждено Политбюро с уточнением (по требованию Сталина) о временном характере этого назначения¹¹⁸. Это не только расширяло сферу деятельности Сталина, но и значительно укрепляло его политические позиции. Центр тяжести его деятельности переносился на партийную работу. 13 сентября 1921 г. Политбюро специально заслушало вопрос «О работе т. Сталина» и постановило: «Обязать т. Сталина около трех четвертей своего времени уделять партийной работе, причем не менее 1 1/2 часа Агитпропотделу; из остального времени большую часть посвящать Рабкрину». Его работа на должностях наркомов НК РКИ и наркомнаца все больше сводилась к осуществлению общего руководства ими. Одновременно его освобождают от работы в комиссии, занятой выяснением наличности золотого фонда¹¹⁹.

26 сентября 1921 г. создается секретариат Сталина. К сожалению, в доступных историкам документах нам не удалось обнаружить решений ЦК партии о создании секретариата, о его задачах и функциях. О них можно судить только по отдельным документам, характеризующим его работу. Например, по письмам Сталина в адрес руководителей ВЦИК РСФСР, СНК РСФСР, наркомата по военным и морским делам (Л.Д. Троцкому), ВСНХ, наркомата продовольствия, НК РКИ, содержащим просьбу отдать «распоряжения подведомственным Вам лицам, ведающим корреспонденцией, о том, чтобы корреспонденция на мое имя как "лично", "секретно", так и общая направлялась по адресу: Секретариат тов. Сталина, Трубниковский пер., д. № 19, 2-й этаж, тел. № 3—08—56»¹²⁰. С этого времени появляются документы (в том числе и направленные Ленину), на которых Сталин подписывается как «Секретарь ЦК РКП(б)»¹²¹.

 

ПОЧЕМУ СТАЛИН СТАЛ СЕКРЕТАРЕМ ЦК РКП(б)?

Этот вопрос давно интересует историков, чаще всего ответ на него связывают с хорошими организаторскими способностями Сталина, подчеркивают при этом его политическую малозначимость и весьма критическое отношение к нему Ленина.

На наш взгляд, это произошло потому, что Сталин больше других подходил для решения тех задач, которые ставились Лениным перед секретарями ЦК. Сталин был ближе к партии, ее организациям и активу, чем другие члены Политбюро, входившие в круг ближайшего ленинского окружения¹²². Годы подпольной работы, тюрем и ссылок, черновая партийная работа давали ему знание организации и кадров партии. А они, в свою очередь, знали Сталина***. Они составили костяк партийных руководителей, с которыми предстояло работать секретарю ЦК РКП(б). В период подготовки Октябрьской революции Сталин был известен партии как член ЦК, Бюро ЦК, представитель ЦК в ЦИК, один из редакторов «Правды» и др. газет. От имени ЦК он сделал два важнейших доклада на VI съезде партии и сделал больше других делегатов для принятия съездом курса на вооруженное восстание. При голосовании в состав ЦК партии на VII съезде РКП (б) Сталин (наряду с Зиновьевым и Свердловым) получил один голос «против» (только Ленин и Троцкий получили все голоса «за»)¹²³. Его деятельность на фронтах не только познакомила с ним значительно более широкий, чем прежде, круг партийных и советских работников, но и ему дала знание местных условий и кадров, массы новых людей. Царицынский фронт и Царицын, Восточный фронт и Вятка, Западный фронт и Петроград, Южный и Юго-Западный фронты, Центральная Россия, Донбасс, Украина, наконец, Кавказ — вот география деятельности Сталина во время гражданской войны. Авторитет Сталина использовался при решении всякого рода конфликтных политических ситуацией в партии****, что, в свою очередь, приносило ему новые знания условий работы, кадров, увеличивало его авторитет.

Показательно письмо В.В. Осинского (Оболенского) В.И. Ленину (16 октября 1919 г.), в котором он писал: «У нас есть великий политический вождь, которому принадлежит бесспорное руководство партией и революцией, — т. Ленин. Это великий и тактический политик и несравненный создатель политико-организационных линий и лозунгов — политический алгебраик. Но в то же время он не организатор-техник по индивидуальным способностям — не знаток организационной арифметики. Это всегда признавалось им самим». Прежде эти функции на себя брал Я. М. Свердлов, после смерти которого организационно- партийная работа разладилась. Для исправления дела Осинский предлагал создать тройку, которую «можно образовать только из Сталина, Серебрякова и Крестинского (с заменой одного Дзержинским)»¹²⁴. Высок был авторитет Сталина в вопросах национальной политики, поэтому практически все эти вопросы шли «через него», а это позволяло ему знакомиться с людьми и проблемами других областей РСФСР. Так, в письме Ленину представителей коммунистической организации народов Востока (20 января 1920 г.) отмечалось умение Сталина работать с людьми, внимательность, доступность и высокий авторитет, знание им проблем национальной жизни народов Востока и предлагалось «отозвать с фронта и поручить ему руководство всей внутренней и внешней политикой Советской власти на Востоке, назначить его комиссаром иностранных дел на Востоке и соответствующим образом реорганизовать Наркоминдел»¹²⁵. На XI съезде партии

В.И. Ленин фактически поддержал все основные характеристики, данные И.В. Сталину в этих письмах, обратив внимание на способность Сталина не погрязнуть в мелких интригах, а ставить и решать все вопросы как политические¹²⁶.

Характеризуя политическую культуру и почерк Сталина, часто указывают на то, что он не жил долго за границей и не приобщился к европейской культуре, как многие другие руководители партии того времени. Длительное пребывание партийного работника за границей в литературе рассматривается исключительно как положительный фактор, а люди, которые не имели этого опыта, фактически оценивались как относительно второсортные партийные кадры, интеллектуально, политически уступавшие первым. Ленин придерживался иного мнения. В неумении вести партийную работу он усматривал большой недостаток партийного руководителя. Так, он писал, что Свердлову «не приходилось... бывать за границей, это ему давало возможность не терять связи с практической стороной движения»¹²⁷.

Эти качества Сталина в данной ситуации имели для Ленина принципиальное значение, поскольку основной бой с Троцким должен был произойти в партии и за влияние на нее.

Поэтому назначение Сталина секретарем ЦК РКП (б) нельзя отнести к простым кадровым перемещениям. Оно означало не только меру, направленную на повышение авторитета и эффективности работы Секретариата ЦК, но и крупную политическую передвижку внутри ЦК, Политбюро и внутри ленинской группы. Для Троцкого и других противников Ленина назначение Сталина секретарем ЦК РКП (б) означало расширение властных полномочий того политика, который более других был способен вести с ними принципиальную и непримиримую борьбу с большими, чем у других, шансами на успех.

Новая сфера деятельности — организационно-партийная работа — обеспечивала рост его политического влияния. Он получил контроль над важнейшими структурами ЦК партии, которые ведали вопросам повседневной жизни партии, текущей работой центрального аппарата, подбором и расстановкой кадров — не только партийных, но и советских, профсоюзных, военных, комсомольских и пр.¹²⁸*****, а также финансами партии. Сталин стал единственным из членов ЦК, который входил в состав всех его руководящих органов: он был и членом Политбюро, и членом Оргбюро (фактически возглавляя его как единственный член Политбюро, входящий в его состав), и секретарем ЦК, занявшим первенствующее положение по отношению к другим секретарям. На него был переключен ряд важнейших дел, которые прежде находились в ведении Молотова, в том числе значительная часть контактов между Лениным и Политбюро.

В качестве секретаря ЦК РКП(б) Сталин все больше втягивался в решение различных вопросов внешней и внутренней политики, государственного строительства.

Ленин целенаправленно и систематически приобщал Сталина к решению конкретных экономических вопросов. Так, 18 августа 1921 г. он писал В.А. Стомонякову: «Прошу Вас оказать содействие тов. Сталину в ознакомлении со всеми экономическими материалами Совета и Госплана, в особенности золотопромышленности, бакинской нефтяной промышленности и т.д.»¹²⁹ Ленин согласовывал с ним вопросы конституирования и организации работы финансового комитета — важнейшего органа, координирующего и регулирующего деятельность основных отраслей народного хозяйства, привлекал его к решению вопросов пополнения и расходования золотого запаса России. Сталин участвует в обсуждении вопросов монополии внешней торговли и концессионной политики, аренды, восстановления каменно-угольной промышленности Донбасса, вопросов организации сельского хозяйства и коневодства, организации заготовок продовольствия, принимает участие в работе Помгола, в подготовке декрета о соли¹³⁰. Причем ряд документов, посвященных обсуждению хозяйственных и социальных вопросов, говорят о том, что деловые отношения, сложившиеся в это время между Лениным и Сталиным, имели не формальный, а доверительный товарищеский характер¹³¹.

Сталин традиционно активно участвовал в решении вопросов военного строительства, докладывал по ним в Политбюро в отсутствие Троцкого¹³². Но с осени 1921 г. он становится докладчиком на Политбюро по военным вопросам наряду с Троцким и даже в тех случаях, когда Троцкий присутствовал на заседании. Тот факт, что Сталин стал докладчиком по ведомству Троцкого, — показатель того, как изменилось положение обоих в Политбюро. Прежде Троцкий резко реагировал на любые попытки «вторжения» в сферу его деятельности, теперь же он не только был вынужден допускать такие «вторжения», но и считаться с мнением Сталина, мириться с теми решениями, которые принимались по настоянию последнего. 14 сентября 1921 г. Политбюро приняло решение о сокращении военно-морского флота и создало комиссию для наблюдения за ускорением решения этого вопроса и внесения предложений в Политбюро. Созыв комиссии поручался Сталину (председатель), в ее состав вошли Гусев, Судаков и представитель РВСР¹³³. 22 сентября 1921 г. Политбюро отвергло предложение Троцкого о приостановлении демобилизации армии и постановило: «Соглашаясь с доводами т. Сталина, а также т. Чичерина (в сегодняшнем письме о парадах) высказаться против предложения т. Троцкого по вопросу о приостановлении демобилизации»¹³⁴. Под его контроль попадает и текущая деятельность военного ведомства. Так, например, заместитель Троцкого по РВСР Склянский обращается в СТО с просьбой об отпуске 500 тыс. руб. золотом «для экстренных специальных расходов Наркомвоен». Письмо «проходит» через Сталина, который накладывает резолюцию: «Не возражаю»¹³⁵. Еще пример. Военное ведомство хотело разместить в Германии заказ на закупку винтовок и пулеметов. Красин 10 октября 1921 г. написал из Лондона письмо, в котором всесторонне (с политической, экономической, военно-технической точки зрения) опротестовывал это намерение. Сталин, ознакомившись с мнением Красина, пишет Троцкому письмо (копия Ленину): «1. — Соображения т. Красина... кажутся мне серьезными;

2. — Пункт 3-й Вашего проекта телеграммы о старом двенадцатимиллионном заказе мне не понятен (мне известно только о трех миллионах, отпущенных на авиацию).

Поэтому я затрудняюсь голосовать в телефонном порядке и предлагаю рассмотреть вопрос на Политбюро, хотя бы завтра утром, причем в виду возбуждения нового вопроса о прежнем 12-ти миллионном заказе (помимо десятимиллионного), желательно было бы иметь на завтрашнем заседании Политбюро (если оно будет назначено) материалы, касающиеся 12-ти миллионного заказа»¹³⁶.

Расширилось участие Сталина в решении проблем, связанных с деятельностью Коминтерна, а также в решении вопросов внешней политики¹³⁷. Он был одним из основных (если не основным) помощником Ленина в деле политического руководства советской делегацией на международной конференции в Генуе. Именно ему 17 января 1922 г. Политбюро поручило составить обращение в связи с предстоящей международной конференцией. Вместе с Каменевым он участвует в формировании делегации на Генуэзскую конференцию (эксперты, вспомогательный персонал)¹³⁸. Показательна записка Сталина Ленину от 29 марта 1922 г.: «Согласен на посылку телеграммы (на имя зама Крестинского в Берлине) об Аванесове. Вашей подписи достаточно (можете в этом не сомневаться). И. Сталин»¹³⁹. 27 апреля 1922 г. Сталин направил телеграмму Чичерину в Геную с сообщением своего мнения по поводу переговоров о взаимных финансовых претензиях Совреспублик и стран-кредиторов. «Лично я думаю, что можно было бы согласиться с Вами лишь при двух условиях:

Если наименьшая сумма претензий не очень велика, а мораториум достаточно велик.

Если будут выполнены наши условия, изложенные в директиве 25 апреля». Одновременно Сталин просил сообщить минимальную сумму претензий, максимальный срок мораториума, а также срок и сумму займа, на который советские республики могли бы рассчитывать»¹⁴⁰.

В центре его внимания были проблемы совершенствования системы управления. 29 ноября 1921 г. он направил Ленину письмо, в котором информировал его о своих предложениях относительно реорганизаций работы ЦК, которые он намеревался внести в Политбюро. Он писал: «Т. Ленин! Раньше чем поставить этот вопрос в Пб я решил обратиться к вам с вопросом: каково ваше мнение на этот счет? <...> Едва ли нужно доказывать, что подготовка . и прорабатывание вопросов хозяйственного характера (финансы, денежный, кооперативы всех видов, индустрия, аренда, концессии, торговля), идущих потом на разрешение Политбюро, протекает у нас в условиях более чем ненормальных. Начать с того, что различные комиссии по хозяйственным вопросам (кооперативная при оргбюро, каменевская по кооперативному банку, финансовая при СТО, денежная, тарифная и др.) не связаны между собой, действуют вразброд, с одной стороны, с другой — не всегда связаны прямо с Политбюро, т.е. не все эти комиссии имеют в своем составе того или иного члена Политбюро. Далее, сам ЦК и верхушка его, Политбюро, построены так, что в их составе почти нет вовсе знатоков хозяйственного дела, что также отражается (конечно, отрицательно) на подготовке хозяйственных вопросов. Наконец, члены Политбюро до того перегружены текущей и подчас крайне разнообразной работой, что Политбюро в целом иногда вынуждено решать вопросы на основании доверия или недоверия к той или иной комиссии, не входя в существо дела.

Положить конец такому положению можно было бы, изменив состав ЦК вообще, Политбюро в частности в пользу знатоков хозяйственного дела. Я думаю, что эту операцию следует произвести на XI съезде партии (ибо до съезда, я думаю, нет возможности восполнить этот пробел). А пока можно было бы провести следующие меры, могущие более или менее упорядочить дело подготовки хозяйственных и финансовых вопросов:

Свести все существующие хозяйственные комиссии к 4-м комиссиям (финансово-денежная, промышленная, торговая с потребкооперацией), сельскохозяйственная с соответствующими видами кооперации, определив их по партийной линии при Политбюро, а по советской при СТО;

Расписать четырех членов Политбюро по этим комиссиям, обязав их принять в работах комиссии самое активное участие (пятого члена Политбюро, тов. ЛЕНИНА, не связывать обязательством участия в работах комиссии, предоставив ему возможность увязать в работу всех четырех комиссий через четырех членов Политбюро или в ином порядке);

Максимально разгрузить от всякой прочей работы упомянутых выше четырех членов Политбюро»¹⁴¹.

Ряд сформулированных здесь предложений был вскоре воплощен в создаваемой Лениным системе управления.

В качестве секретаря ЦК партии Сталин стал чаще исполнять функции официального представителя ЦК на различных непартийных мероприятиях: от участия в работе Президиума IX Всероссийского съезда Советов до присутствия на закладке нового фундамента для сцены Большого театра. Сталин принял активное участие в создании общества старых большевиков. На организационном собрании (28 января 1922 г.) при обсуждении вопроса о целях и задачах общества, методах его работы мнение Сталина оказало решающее влияние на характер принятых решений и многие важные формулировки устава общества¹⁴².

Все сказанное свидетельствует о стремительном росте политического влияния, авторитета и реальной власти Сталина еще до XI съезда, до избрания его генеральным секретарем.

Таким образом, Ленин, отклоняя предлагаемую Троцким схему реорганизации хозяйственного управления и четкого разграничения функций партии и государства в деле управления, шаг за шагом проводил реорганизацию по своей схеме¹⁴³, закрепляя в ней за собой и своими ближайшими соратниками (Сталин и Каменев) ключевые позиции и основные рычаги управления. Есть основания говорить о формировании во второй половине 1921 г. внутри Политбюро «тройки» в составе Ленина, Сталина и Каменева, которая стала идейно-политическим и организационным ядром сторонников Ленина в ЦК партии и сосредоточила в своих руках основные рычаги власти в партии и государстве.

В создаваемой системе управления Ленин оставил за собой контроль за основными рычагами власти и возможность вмешиваться в любой момент в решение любого вопроса и контролировать ход выполнения принятого решения. Сталин получал самостоятельный участок работы (партия), в проблемы которого Ленин (как показывают его документы) входил не часто. Каменев, выступая в качестве ближайшего помощника Ленина в вопросах текущего руководства народным хозяйством, в большей мере, чем Сталин, работал под непосредственным руководством Ленина. Следовательно, Сталин по сравнению с Каменевым был более самостоятельной политической фигурой. Более того, к решению многих вопросов, входивших в компетенцию Каменева, Ленин привлекал Сталина или он участвовал в их решении наравне с Каменевым. Об этом говорят делопроизводственные документы ленинского секретариата (книги регистрации входящей и исходящей корреспонденции), а также сами письма Ленина по хозяйственным вопросам, часто направлявшиеся одновременно Каменеву и Сталину. Этого почти никогда не случалось в отношении вопросов партийного строительства и других, относившихся к работе Сталина в ЦК партии. Отсюда можно сделать вывод, что в этой «тройке» Сталин стоял выше Каменева. Поскольку все это происходило при активном участии Ленина и в то время, когда он осуществлял реорганизацию системы управления и расставлял своих сторонников на ключевые посты в ней, то эти перемены в положении Сталина указывают на то, что именно Ленин отвел ему в этой системе ключевое место.

Если оценить проведенную Лениным во второй половине 1921 г. реорганизацию с точки зрения внутрипартийной борьбы, то надо признать, что Ленин сумел укрепить позиции своих сторонников в ЦК и центральных органах государственного управления, а также укрепил позиции РКП(б) в политической системе диктатуры пролетариата на основе собственных представлений о взаимоотношениях партии и государства.

Троцкому в создававшемся Лениным механизме места вообще не нашлось. В стороне от него оказался и Зиновьев.

Следующий этап борьбы на этом поприще был связан с работой XI съезда РКП (б), на котором Ленин не только закрепил эти результаты, но и добился значительного укрепления создаваемой им системы власти. Это было связано с введением новой высшей должности в партии — генерального секретаря ЦК РКП(б), что следует рассматривать именно в рамках проводившейся Лениным реорганизации механизмов управления партией и государством и в связи с происходившей в руководстве партии политической борьбой.

* В 1920 г. было проведено всего 69 заседаний СНК, все — под председательством Ленина. В 1921 г. — соответственно 51 и 49, а в 1922 г. — 83 и 7. Заседаний СТО было в 1921 г. 107, в том числе под председательством Ленина — 49, а в 1922 г. — 96 и 5. Число опубликованных декретов, написанных Лениным или принятых с его поправками и дополнениями, было в 1920 г. соответственно 16 и 11, а в 1921 г. всего 5 и 6. Постановлений СТО соответственно в 1920 г. 36 и 1, а в 1921 г. 9 и 1. Число докладов и сообщений в СНК, а также Совете Обороны и Совете Труда и Обороны было соответственно в 1920 г. 21 и 13, в 1921 г. 7 и 7, в 1922 г. — 1 (Генкина Э.Б. О докладах В.И. Ленина в Совнаркоме, Совете Обороны и Совете Труда и обороны (1917—1922 гг.) // История СССР. 1973. № 4. С. 69, 71, 72).

** Сталин был введен в состав Оргбюро при формировании нового ЦК на X съезде РКП(б) и остался в нем после его реорганизации 8 августа 1921 г. Пленумом ЦК РКП(б). В состав Оргбюро вошли: «члены тт. Молотов, Михайлов, Залуцкий, Сталин, Дзержинский, Рудзутак и Рыков. Кандидаты: тт. Кутузов, Калинин, В.В. Шмидт* (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 2. Д. 68. Л. 1).

*** Об этом говорят ход обсуждения кандидатур в ЦК партии и результаты выборов в ЦК на VII (Апрельской) конференции РСДРП, когда Сталин получил 97 голосов из 109, уступив только Ленину (104) и Зиновьеву (101). (Седьмая (апрельская) Всероссийская конференция РСДРП (большевиков). Апрель 1917 года. Протоколы. М., 1958. С. 207-208, 228, 323).

**** Сталин принимал участие в урегулировании конфликтов, связанных с «делом Мясникова», с выступлением «рабочей оппозиции», конфликтами в донецкой, петроградской партийной организациях, в преодолении кризиса, возникшего на IV Всероссийском съезде профсоюзов (май 1921 г., когда съезд отклонил проект резолюции ЦК и принял резолюцию Рязанова, в которой проводилась линия на независимость профсоюзов, а Томский не стал отстаивать позицию ЦК и фактически солидаризировался с оппозиционерами). (Одиннадцатый съезд РКП(б). Март—апрель 1922 г. Стенограф, отчет. М., 1961. С. 748, 781; РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 24202. Л. 1-1 об.).

***** Это вполне соответствовало принципиальной установке Ленина, видевшего основную задачу политики партии в переживаемый период в «подборе людей и в проверке исполнения» (Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 109—113).

 

§ 4. ГЕНЕРАЛЬНЫЙ СЕКРЕТАРЬ ЦК РКП(б): СТАЛИН ДЛЯ ДОЛЖНОСТИ ИЛИ ДОЛЖНОСТЬ ДЛЯ СТАЛИНА?

Доступные историкам документы не позволяют выяснить, у кого именно, когда и при каких обстоятельствах возникла идея выделить одного из секретарей ЦК в качестве генерального. Известно, однако, что накануне XI съезду РКП(б) в руководстве партии иерархическая схема организации и функционирования аппарата, увенчанная должностью генерального секретаря, приобрела популярность. Еще 5 декабря 1921 г. Политбюро рассмотрело и приняло «предложение т. Зиновьева назначить т. Куусинена генеральным секретарем Коминтерна»¹⁴⁴. Возможно, это решение было связано с отклоненными предложениями Зиновьева о переводе аппарата ИККИ в Петроград, где большую часть времени находился Зиновьев. Введение должности генерального секретаря позволяло в этом случае организовать полноценную работу аппарата в Москве, в то время как председатель ИККИ Зиновьев здесь бывал только наездами. 23 февраля 1922 г., за месяц до XI съезда партии, Политбюро рассмотрело заявление Томского и Рудзутака «о генеральном секретаре Профинтерна» и постановило «назначить генеральным секретарем тов. Рудзутака»¹⁴⁵. В том и другом случаях речь шла об организации текущей работы политического органа. Очевидно, такая мера представлялась целесообразной. На этом фоне учреждение должности генерального секретаря ЦК РКП(б) уже не кажется неожиданным и необъяснимым нововведением.

Вместе с тем надо учесть, что должность генерального секретаря в Коминтерне и Профинтерне была вписана в разные политические конструкции. В Коминтерне генеральный секретарь был включен в схему: коллегиальный орган — генеральный секретарь — председатель. Власть здесь разделена между двумя высшими постами — председателем и генеральным секретарем, который должен был разгрузить председателя от политической текучки, оставив за ним крупные политические вопросы, и возглавить работу аппарата Исполкома Коминтерна. А в варианте Профинтерна должность генерального секретаря была включена в иную схему: коллегиальный орган (Центральный совет красного интернационала профсоюзов) — генеральный секретарь (потом им стал Лозовский), ведающий текущей работой и возглавляющий центральный аппарат. Здесь генеральный секретарь как высшее должностное лицо ни с кем этот «олимп» не делил. В этих схемах генеральный секретарь играет разную роль и имеет разную власть, это обстоятельство позволяет лучше понять причину и предназначение должности генерального секретаря ЦК РКП (б), установленную на XI съезде партии.

В распоряжении историков есть два документа, которые выводят нас на историю подготовки вопроса о Секретариате ЦК на XI съезде РКП (б). 21 февраля 1922 г. Сталин направил Ленину письмо, в котором изложил «программу подготовительных работ к съезду и кампании на съезде». «Сегодня ночью беседовали (я, Каменев, Зиновьев) о делах в связи с подготовкой к съезду и пришли к следующему...» Далее Сталин излагает выработанные предложения по кадровым перемещениям видных членов партии, сопровождая их оценками деловых качеств. Речь шла о Серебрякове, Фрумкине, В. Смирнове, Пятакове, Крестинском, Сокольникове, Богданове, Смилге, Л.Б. Красине и ряде других¹⁴⁶. Затем Сталин сообщал выработанное мнение относительно нового секретариата ЦК: «7) Секретариат ЦК. Сталин, Молотов, Куйбышев. Заявить об этом на съезде в отчете ЦК, чтобы авансом покрыть атаки против — Секретариата (нынешнего)»¹⁴⁷. Сталин также предлагал: «Меня освободить от Инспекции и иметь в виду, может быть, Владимирова* (Украина) в качестве наркома РКИ»**. В заключение Сталин спрашивал: «Ваше мнение т. Ленин»¹⁴⁸. Так за месяц до XI съезда РКП(б) на совещании Сталина, Зиновьева и Каменева был выработан и впервые поставлен перед Лениным вопрос о новом Секретариате ЦК. Вопрос о выделении одного из секретарей в качестве генерального еще не стоит, однако место Сталина в новом секретариате обозначено определенно. Он первый в списке, а по сложившейся в партии традиции если не было специальных оговорок, то первенство в списке членов какой-либо комиссии, коллегии означало поручение собирать ее членов, председательствовать в ней, т.е. фактически возглавлять ее работу. Это и понятно: как член Политбюро Сталин не мог не иметь такого первенства, так сказать, «по факту». Судя по дальнейшему развитию событий, Ленин согласился с предложением о составе Секретариата и о предложении этого состава делегатам съезда.

В письме Сталина и Каменева, направленном 10 марта 1922 г. в Секретариат ЦК РКП(б) Молотову, получила разработку общая идея о характере распределения руководящих партийных кадров. В нем, в частности, предлагалось «признать целесообразным

разделение функций между отдельными группами партийных работников и возможное закрепление последних за отдельными отраслями партийно-советско-профессиональной работы, сводя до минимума частые переброски работников»¹⁴⁹. Принятие этого предложения позволило бы подвести прочную базу под положение, которое Каменев и Сталин занимали в структурах власти на основании отдельных решений Политбюро ЦК РКП (б).

Интересную информацию о подготовке Лениным избрания Сталина генеральным секретарем сообщает Молотов. Именно с Лениным связывает он первое упоминание названия новой должности — генеральный секретарь ЦК РКП(б). «На XI съезде, — вспоминал Молотов, — появился так называемый "список десятки" — фамилии предполагаемых членов ЦК, сторонников Ленина. Против фамилии Сталина рукой Ленина было написано: "Генеральный секретарь". Ленин организовал фракционное собрание "десятки". Где-то возле Свердловского зала Кремля комнату нашел, уговорились: фракционное собрание, троцкистов — нельзя, рабочую оппозицию — нельзя, демократический централизм — тоже не приглашать, только одни крепкие сторонники "десятки", то есть ленинцы. Собрал, по-моему, человек двадцать от наиболее крупных организаций перед голосованием. Сталин даже упрекнул Ленина, дескать, у нас секретное или полусекретное совещание во время съезда, как-то фракционно получается, а Ленин говорит: "Товарищ Сталин, вы-то старый, опытный фракционер! Не сомневайтесь, нам сейчас нельзя иначе***. Я хочу, чтобы все были хорошо подготовлены к голосованию, надо предупредить товарищей, чтобы твердо голосовали за этот список без поправок! Список "десятки" надо провести целиком. Есть большая опасность, что станут голосовать по лицам, добавлять: вот этот хороший литератор, его надо, этот хороший оратор — и разжижат список, опять у нас не будет большинства. А как тогда руководить!.." И голосовали с этим примечанием в скобках. Сталин стал Генеральным. Ленину это больших трудов стоило. Но он, конечно, вопрос достаточно глубоко продумал и дал понять, на кого равняться»¹⁵⁰. Информация Молотова получает документальное подтверждение в своих главных пунктах.

Для выяснения вопроса о ходе выборов в ЦК на XI съезде партии доступный историкам архивный (машинописный) вариант стенографического отчета практически ничего не дает, поскольку этот вопрос в нем обойден молчанием и лишь содержит список избранных членов и кандидатов ЦК¹⁵¹. В архиве сохранились бюллетени для голосования двух видов, в том числе и те, о которых рассказывал Молотов. Бюллетени первого вида (ленинский «Список») представляют собой лист с отпечатанным в типографии заголовком: «Список членов и кандидатов ЦК РКП XI-го созыва». Он имеет помету «проект». В них интересующие нас лица расположены в следующей последовательности: 1. Ленин, 2. Троцкий, 3. Зиновьев, 4. Каменев, 5. Сталин, 6. Молотов... 21. Куйбышев. Рядом с именем Сталина в скобках типографским же способом напечатано: «Генеральный секретарь», а рядом с именами Молотова и Куйбышева соответственно — «Секретарь»¹⁵². Очевидно, типографскому варианту этого бюллетеня предшествовал другой, с рукописной вставкой Ленина, о которой говорил Молотов. Типографское исполнение означает, что вопрос этот готовился специально, заблаговременно. Следовательно, делегаты съезда не могли внести эти надписи под каким бы то ни было влиянием Каменева, как уверяет А.В. Антонов-Овсеенко¹⁵³. Невозможно, следовательно, принять и версию о том, что Ленин как-то не понял сути обсуждавшегося вопроса и по недоразумению или по ошибке «пропустил» Сталина на эту должность. Бюллетень второго вида представляет собой чистый лист, имеющий в верхней части надпись: «Предлагаю в члены ЦК РКП следующих товарищей» и заполнявшийся делегатами съезда от руки. В голосовании принимали участие бюллетени обоих форм¹⁵⁴****. Уже этот факт говорит о необычном ходе голосования на съезде.

Нет ничего удивительного, что отпечатанный в типографии бюллетень.(ленинский «Список») вызвал удивление, вопросы и даже возражения со стороны части делегатов съезда, поскольку формирование Секретариата — прерогатива ЦК партии. Потребовалось разъяснение делегатам съезда во время выборов, что указание на некоторых бюллетенях на должности секретарей является лишь пожеланием известной части делегатов и не может стеснять Пленум ЦК при формировании Секретариата ЦК. С этим заявлением на съезде выступил Каменев¹⁵⁵. Так или иначе, но голосование нового состава ЦК прошло, и его результаты были приняты съездом. Мы не знаем, сколько бюллетеней первого и второго вида участвовало в голосовании. В материалах съезда хранится 167 бюллетеней первого вида (ленинский «Список»). В них Ленин, Троцкий и Сталин получили «против» по одному голосу, Зиновьев — 3, Каменев — 2, Молотов — 10)¹⁵⁶. Имеется также 301 бюллетень второго вида (списки членов ЦК, составленные делегатами съезда на чистом бланке, озаглавленном «Предлагаю в члены ЦК РКП следующих товарищей»)¹⁵⁷. Расположение первых пяти фамилий в них часто соответствует тому, которое было предложено в ленинском «Списке», что, возможно, указывает на его влияние. Ленин и Троцкий были внесены во все без исключения бюллетени*****. Фамилии Зиновьева не оказалось в 20 бюллетенях, Каменева — 21¹⁵⁸. Кандидатуру Сталина в члены ЦК не предложили 13 делегатов. Кроме того, один, предложив Сталина в ЦК, оговорил: «Только не секретарем»¹⁵⁹.

Официально подведенные подсчеты итогов выборов в состав ЦК, которые огласила счетная комиссия, показали, что всего было подано 482 бюллетеня, 4 из них было признано недействительными. Таким образом, учитывалось 478 голоса. Из них «за» Ленина и Троцкого проголосовали по 477 делегатов, «за» Бухарина и Калинина — по 476, «за» Дзержинского — 473. Радек и Томский получили поддержку 472 делегатов, Рыков — 470, Раковский — 468, Сталин — 463, Каменев — 454, Зиновьев — 448. Последний из избранных в состав ЦК — Зеленский — получил 345 голосов¹⁶⁰.

Бросается в глаза то, что за Троцкого было подано столько же голосов, сколько и за Ленина, заметно больше, чем за Сталина, Каменева или Зиновьева, хотя большинство съезда, как и на X съезде партии, шло за Лениным и, следовательно, политически стояло на антитроцкистских позициях. Тогда, на X съезде, на выборах в ЦК Троцкий получил 452 голоса из 479, т.е. много меньше Ленина (478), меньше, чем Сталин и Рыков (по 458) и Молотов (453). Поэтому 477 голосов «за» Троцкого на XI съезде партии, думается, надо рассматривать не как абсолютный показатель уровня его авторитета, а как относительный, обусловленный рядом политических и исторических причин. Возможно, сказалось то, что на этот раз глубокие разногласия между ним и Лениным, скрытые даже от основной массы актива партии, еще не заставляли партию делать выбор между ними, выражая кому-либо свое политическое недоверие посредством голосования. Также обращает на себя внимание существенный отрыв Сталина от Каменева и особенно Зиновьева. Уже одно это обстоятельство заставляет скептически отнестись к укоренившемуся тезису о том, что в партии их авторитет был выше, чем Сталина, и поэтому они могли «использовать» его в своих целях.

Что касается предложения о назначении Сталина генеральным секретарем, то с ним согласились 166 делегатов, голосовавших бюллетенями первого вида («ленинский список»)¹⁶¹. К ним надо добавить 27 делегатов, голосовавших бюллетенями второго вида и вписавших Сталина как генерального секретаря (а Молотова и Куйбышева — секретарями)¹⁶². Получается, что за Сталина как генерального секретаря ЦК партии проголосовали 193 делегата съезда с решающим голосом, т.е. 40,4% от общего их числа. Против этого предложения определенно высказались только 16 делегатов съезда. Остальные 273 (из 482 проголосовавших) не сформулировали своего отношения к этому вопросу и фактически воздержались при голосовании. Они не сказали «да», но не сказали и «нет». Это были хорошие для Ленина и Сталина результаты, особенно если учесть обстоятельства проведения голосования, а также недостаточную ясность вопроса о причинах введения должности, функции и правах генерального секретаря, отступление от традиций, согласно которым выборы органов ЦК являлись прерогативой Пленума ЦК.

Если Ленин предложил включить в список кандидатов указание на будущих генерального секретаря и секретарей ЦК, значит, он планировал обсуждение этого вопроса на пленарном заседании съезда до того, как он будет обсуждаться Пленумом ЦК. Мог ли Ленин предвидеть бурную негативную реакцию своих противников? Очевидно, да. Встает вопрос: зачем Ленину потребовалось обращаться с этим вопросом к делегатам всего съезда, если он входил в компетенцию Пленума ЦК? Если Ленин пошел на такой необычный шаг, значит, он считал его принципиально важным. В чем смысл его? Если исходить из традиционного представления о том, что сначала создали должность, а потом подбирали на нее кандидатуру, то предпринятый Лениным шаг выглядит бессмысленным или нерасчетливым: нарвался на скандал и был вынужден с помощью Каменева дезавуировать свой неудачный ход. Но этот шаг приобретает большой смысл, если мы увидим то, что было: должность генерального секретаря была создана в рамках проводившейся Лениным реорганизации системы управления и создавалась она именно под Сталина. В этом случае смысл этого шага мог состоять в том, чтобы заставить высказаться по поводу Сталина всех делегатов съезда. Цель была достигнута: более 40% делегатов съезда высказалась «за», а это было много больше, чем удельный  вес членов ЦК в составе съезда. Объективно это усиливало морально политические позиции Сталина в партии и в ее руководстве и повышало его шансы в предстоящей политической борьбе за лидерство в партии. Следовательно, у нас появляется косвенное и независимое (от рассказа Молотова) свидетельство тому, что Ленин смотрел на Сталина как на человека, который должен прийти ему на смену как лидер партии и революции.

На эту же мысль наводит и тот факт, что на XI съезде партии Ленин выступил в защиту Сталина от критики Преображенского¹⁶³, дав Сталину перед лицом съезда превосходную политическую характеристику: «Что мы можем сейчас сделать, чтобы обеспечить существующее положение в Наркомнаце, чтобы разбираться со всеми туркестанскими, кавказскими и прочими вопросами? (значит, оно В.И. Ленина вполне устраивало! — B.C.). Ведь это все политические вопросы! А разрешать эти вопросы необходимо... и нам нужно, чтобы у нас был человек, к которому любой из представителей наций мог бы пойти и подробно рассказать, в чем дело. Где его разыскать? Я думаю, и Преображенский не мог бы назвать другой кандидатуры кроме товарища Сталина.

Тоже относительно Рабкрина. Дело гигантское. Но для того, чтобы уметь обращаться с проверкой, нужно, чтобы во главе стоял человек с авторитетом, иначе мы погрязнем, потонем в мелких интригах»¹⁶⁴.

На пленарном заседании съезда вопрос о генеральном секретаре был поставлен, но не решен. Однако Ленин обеспечил большинство в ЦК партии за своими сторонниками и это облегчало ему проведение Сталина в генеральные секретари на Пленуме ЦК. Произошедшее на Пленуме ЦК дает дополнительные аргументы в пользу предположения, что Ленин желал иметь не столько должность генсека, сколько Сталина на этой должности.

Протокол Пленума ЦК РКП(б) от 3 апреля 1922 г., на котором происходило «конституирование ЦК», скупо и сухо передает происходившее.

Первым был рассмотрен вопрос «о председателе» ЦК РКП (б). Для анализа этого предложения важно понять, что речь шла о предложении использовать в РКП (б) ту схему, которая была использована в Коминтерне (коллегиальный орган — председатель — генеральный секретарь). Важно знать, кто вносил предложение, но, к сожалению, ответ на этот вопрос нам неизвестен. С уверенностью можно сказать, пожалуй, только то, что это предложение исходило от противника (или противников) того плана реорганизации системы управления, который проводил Ленин. Если председатель ЦК мыслился как высшая должность в партии вместо генерального секретаря, то можно предположить, что оно исходило от Троцкого и его сторонников. Этот вариант позволял им политически торпедировать план Ленина, поставив работу Секретариата ЦК под постоянный политический контроль председателя ЦК. Нельзя исключить, что инициатива исходила от Зиновьева, который провел подобную схему в ИККИ и политический интерес которого (борьба за лидерство в партии) мог толкать его к преодолению той изоляции, в которой он оказывался в результате проводимой Лениным реорганизации системы управления.

Пленум отклонил предложение о введении поста председателя ЦК партии и постановил: «Подтвердить единогласно установившийся обычай, заключающийся в том, что ЦК не имеет председателя. Единственными должностными лицами ЦК являются секретари, председатель же избирается на каждом данном заседании»¹⁶⁵. «Подтвердить единогласно» — это значит, что Ленин был против учреждения должности председателя ЦК. Против, если даже она предназначалась для него. Почему? Может быть, потому, что он знал, что после его отхода от дел в Политбюро возникнут соперничество и борьба, с опорой на две почти равноценные должности — председателя и генерального секретаря ЦК? Борьба, которая в этих условиях может стать только более тяжелой, острой и больше грозящей расколом партии. Если Ленин был против установления должности председателя ЦК, значит, он выступал за то, чтобы генеральный секретарь не делил с ним своей власти. Но отсюда следует, что дело не в должности, а в системе, в которую она вписана. Отклонение Лениным предложения о председателе ЦК партии говорит, что Ленин желал, чтобы во главе партии стоял генеральный секретарь.

Вслед за вопросом о председателе был рассмотрен вопрос «об обязательности для Пленума ЦК отметки на списке членов ЦК, принятым XI съездом, о назначении секретарями т.т. Сталина, Молотова и Куйбышева». С разъяснением, содержание которого нам пока неизвестно, выступил Каменев. Пленум постановил: «Принять к сведению разъяснение т. Каменева, что им во время выборов, при полном одобрении съезда, было заявлено, что указание на некоторых бюллетенях на должности секретарей не должна стеснять Пленум ЦК в выборах, а является лишь пожеланием известной части делегатов»¹⁶⁶. И делегатам съезда, и членам ЦК было известно, что это за «известная часть» и кто возглавлял ее. Информация Пленумом ЦК была принята «к сведению».

Вслед за тем был рассмотрен вопрос «о секретариате». В литературе придается принципиальное значение тому, что это предложение было внесено Каменевым, из чего делается вывод, что именно он проводил Сталина на эту должность. Однако такое утверждение безосновательно. За избранием Сталина генеральном секретарем ЦК РКП(б) стоял политический интерес Ленина, а не Каменева. Что касается протокола Пленума, то он не фиксирует этой инициативы Каменева, из него невозможно установить, кто именно внес предложение по секретариату. Да это и не имеет большого значения, поскольку не перечеркивает определенно выраженной воли Ленина относительно кандидатуры Сталина. Вопрос о секретариате рассматривался в блоке с вопросами формирования других органов ЦК. «Слушали: "Конституирование ЦК"». И все. Далее — только тексты постановляющей части протокола. По пунктам. Вопрос о секретариате помечен пунктом «в»: «I. Установить должность Генерального секретаря и двух секретарей. Генеральным секретарем назначить т. Сталина, секретарями — тт. Молотова и Куйбышева.

II. Принять следующее предложение т. Ленина:

ЦК поручает Секретариату строго определить и соблюдать распределение часов официальных приемов и опубликовать его; при этом принять за правило, что никакой работы, кроме действительно принципиально-руководящей секретари не должны возлагать на себя лично, перепоручая таковую работу своим помощникам и техническим секретарям.

Т[овари]щу Сталину поручается немедленно приискать себе заместителей и помощников, избавляющих его от работы (за исключением принципиального руководства) в советских учреждениях, с тем, чтобы тов. Сталин в течение месяца мог быть совершенно освобожден от работы в РКИ.

ЦК поручает Оргбюро и Политбюро в 2-х недельный срок представить список кандидатов в члены коллегии и замы Рабкрина»¹⁶⁷.

Остановимся на этом предложении В.И. Ленина, которое в Полном собрании сочинений опубликовано¹⁶⁸ в отрыве от контекста протокола заседания Пленума. Это приводит к искажению участия Ленина в избрании Сталина генеральным секретарем.

Это предложение Ленина вкупе с отклонением им предложения о введении поста председателя ЦК говорит о том, что он желал видеть во главе партии в качестве генерального секретаря именно Сталина. В самом деле, если в РКП(б) принимается схема Коминтерна, то власть и влияние И.В. Сталина как генерального секретаря ЦК сбалансированы должностью председателя ЦК, а сам он обречен играть роль проводника в жизнь решений, принятых коллегиальным органом, работающим под руководством председателя. Эту схему Ленин отклонил. Если принимается схема, принятая для Профинтерна, то генеральный секретарь ЦК неизбежно будет играть значительно более самостоятельную политическую роль. Ленин поддержал схему, препятствующую раздроблению власти в руководстве партии, позволяющую совмещать работу коллегиального органа со значительной концентрацией политической власти в руках генерального секретаря ЦК партии. Предоставлять такую власть можно было только человеку, к которому питаешь абсолютное политическое доверие.

Конечно, задача совершенствования работы аппарата ЦК партии тоже могла стоять и, очевидно, стояла. Нареканий на работу партийного аппарата на XI съезде РКП(б) было очень много¹⁶⁹. «Ужас развала» — так характеризовал положение в самарской организации З.Я. Литвин-Седой¹⁷⁰. В этих условиях налаживание работы партийного аппарата никак нельзя назвать «технической» проблемой. Для политической системы диктатуры пролетариата это политическая проблема первостепенной важности. Сталин как никто другой был способен решить и эту задачу.

Пленум ЦК партии также сформировал Политбюро, Оргбюро и представительство РКП в Коминтерне. В Политбюро вошли 7 человек: «тт. Ленин, Троцкий, Сталин, Каменев, Зиновьев, Томский, Рыков». Кандидатами в члены Политбюро стали «тт. Молотов, Калинин, Бухарин». Членами Оргбюро были «назначены» Сталин, Молотов, Куйбышев, Рыков, Томский, Дзержинский и Андреев, а кандидатами в члены: Рудзутак, Зеленский, Калинин¹⁷¹. Порядок перечисления фамилий в списке отражает тот факт, что XI съезд стал временем серьезного упрочения Сталиным своих политических позиций. В перечне членов Политбюро он занял третье место в отличие от пятого в списке членов ЦК, вынесенного на голосование. Среди членов Оргбюро он занимает первое место, что по традициям того времени означало председательствование в коллективном органе. Представителям РКП (б) в Исполкоме Коминтерне стали Зиновьев, Бухарин и Радек, а кандидатами в представители — Ленин и Троцкий¹⁷². Отсутствие Ленина среди представителей РКП в ИККИ можно объяснить легко — загруженностью советской работой и болезнью. Что касается Троцкого, то, судя по всему, его позицию в Коминтерне стремились не усиливать.

Теперь читатель может по достоинству оценить версию создания должности генерального секретаря и избрания на нее Сталина, предложенную Троцким и подхваченную традиционной историографией.

Есть достаточно оснований для того, чтобы принять как рабочую гипотезу положение о том, что Ленин проводил Сталина к власти и обеспечил ему главенство в партийной и, значит, всей политической иерархии потому, что, размышляя о преемнике, он останавливал свой взгляд на Сталина. В традиционной историографии этот вопрос либо обходится молчанием, либо на него дается отрицательный ответ¹⁷³. С учетом всего сказанного выше, думается, есть основание с доверием отнестись к следующему мнению Молотова о том, что Ленин вопрос о генеральном секретаре, «конечно», «достаточно глубоко продумал и дал понять, на кого равняться. Ленин... Сталина сделал Генеральным. Он, конечно, готовился, чувствуя болезнь свою. Видел ли он в Сталине своего преемника? Думаю, что и это могло учитываться. А для чего нужен был Генеральный секретарь? Никогда не было»¹⁷⁴. Действительно, оформив таким образом политическое положение Сталина, Ленин дал своим сторонникам политический ориентир.

Если учесть то положение, которое занимала партия в политической системе государства диктатуры пролетариата, то станет ясным, что должность генерального секретаря, являясь высшей должностью в партии, одновременно становилась высшей должностью в политической системе советского государства. Выше нее был только Ленин, положение которого определялось не должностями, а его ролью вождя партии и революции. Поэтому введение должности генерального секретаря ЦК РКП(б) фактически означало замену Троцкого Сталиным в качестве «лидера № 2» в партии. Возможно, пока еще это не для всех было понятно, но не пройдет и двух лет, как это станет ясным даже для сторонних наблюдателей.

Если оценить установление должности генерального секретаря ЦК РКП(б) с точки зрения стремления Ленина к укреплению позиций своих сторонников в ЦК и партии, способности их обеспечить проведение совместно выработанного курса, то надо признать, что это нововведение было логичным и своевременным политическим шагом, вполне вписывающимся в ту реорганизацию политической системы, которую проводил Ленин.

Тот факт, что Сталин занял эту политическую позицию при активнейшей поддержке Ленина, имело огромное значение для политического будущего Сталина и далеко идущие последствия для расстановки политических сил в руководстве партии, для исхода борьбы большевизма с троцкизмом в РКП(б) и в Коминтерне.

Вместе с тем говорить о «необъятной власти» Сталина, которую он получил благодаря должности генерального секретаря, конечно же, не приходится. Его власть была велика, но имела достаточно четко определенные границы и, самое главное, она не была неподконтрольна. Сама по себе должность генерального секретаря мало что прибавила к той власти, которая уже была сосредоточена в руках Сталина к XI съезду партии. Правильнее будет сказать, что эта должность расширяла его властные возможности и упрочила его политические позиции, поскольку теперь его власть опиралась на авторитет решения Пленума ЦК, утвержденного съездом партии, а сама должность генсека была вписана уже в новую систему управления и являлась вершиной ее. Теперь Сталин мог входить в самые разнообразные вопросы внешней и внутренней политики в качестве высшего должностного лица правящей партии.

* Имеется в виду М.Ф. Владимирский.

** Интересно, как представляют освобождение Сталина от должности наркома РКИ некоторые историки. Например, Э.Е. Писаренко пытался разработать тезис о недовольстве Ленина Сталиным в связи с его работой в РКИ: «Ленин неоднократно рассматривал... работу наркома РКИ Сталина. Затем он по предложению Владимира Ильича был освобожден с этого поста» (Писаренко Э.Е. Александр Дмитриевич Цюрупа // Вопросы истории. 1989. № 5, С. 144). Подобных взглядов придерживался и Антонов-Овсеенко (Антонов-Овсеенко А.В. Сталин и его время // Вопросы истории. 1989. № 1. С. 96).

*** Судя по контексту, речь идет не о фракции, созданной Лениным, а об использовании фракционных методов борьбы. Несмотря на запрет X съезда партии, фракции продолжали существовать. Встречающиеся в политической и исторической литературе утверждения о существовании в это время «ленинской» фракции не имеет смысла, поскольку сторонники Ленина составляли большинство на съезде и, таким образом, согласно принципу демократического централизма, определявшего жизнь и деятельность большевистской партии, имели право говорить от имени всей партии. Словом же «фракция» определяется часть, противостоящая целому, в данном случае — партии. Что же касается методов фракционной борьбы, то они использовались Лениным и его сторонниками, поскольку это было эффективно для борьбы с фракциями. Куйбышев на июльском (1926) объединенном пленуме ЦК и ЦКК вспоминал, что в дни работы XI съезда Ленин вместе со Сталиным, Каменевым и Зиновьевым обсуждал вопрос о том, как обеспечить проведение на съезде резолюции о профсоюзах. Обсуждение имело целью парировать противодействие со стороны Троцкого (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 2. Д. 246. IV вып. С. 84).

**** Кроме этих бюллетеней в материалах съезда имеется «Список членов ЦК РКП и их кандидатов, предлагаемый губерниями, не входящими в краевые организации». В нем в состав ЦК предлагались 27 человек в такой последовательности: Ленин, Троцкий, Зиновьев, Каменев, Сталин, Раковский, Бухарин, Радек, Фрунзе, Рудзутак, Томский, Молотов, Рыков, Смирнов И.Н., Петровский, Чубарь, Дзержинский, Калинин, Андреев, Ярославский, Орджоникидзе, Зеленский, Ворошилов, Сокольников, Пятаков, Уфимцев, Куйбышев (РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 2. Д. 18. Л. 1). Этот список ценен тем, что дает нам представление о том, как виделся высший эшелон партийного руководства местными работниками, возможно, не принимавшими активного участия во внутрипартийной борьбе. Стандартно расположена первая пятерка, а «любимец партии» Бухарин стоит только седьмым. Персональный состав предлагавшегося ЦК позволяет считать, что политическую ориентацию его авторов, скорее, надо считать антитроцкистской. В качестве бюллетеня этот список в голосовании не использовался.

***** Среди бюллетеней есть несколько с угасающим текстом, которые на микропленке прочитать не удается. Они исключены из счета.

Примечания:

¹ РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 4. Д. 3. Л. 4 об., 9, 10 об., 11, 32 об., 35, 41 об., 43, об., 49, 49 об., 51, 53, 55-57, 59, 60, 60 об., 67-68 об., 74-75, 77 об.. 78, об., 81, 83 об., 84, 92 об., 93, 94, 94 об., 95 об., 97-102, 104, 104 об., 106-106 об., 107 об., 108, 109, 110, 111-111 об., 112 об., 114-116 об., 118; Д. 7. Л. 4, 4 об., 5 об., 8, 10 об., 11, 14 об., 24 об., 36 об., 38, 40, 45-47, 49, об., 57 об., 61 об, 62 06.-65, 68 об., 69, 70 об., 72 об, 73 об, 76, 83-84 об, об, 94 об, 114 об, 116, 116 об, 118, 121 об, 123 об, 124 об, 125, 126 об, 127, 127 об, 129, 133, 134 об.-136, 137 об, 139; Д. 8. Л. 6, 6 об, 8, 9 об, 11, 13, 13 об, 18-19 об., 25 об, 26 об, 33 об, 34 об, 38, 39 об, 45 об.-46 об, об.-65 об, 73 об, 76 об, 80, 94 об, 96, 96 об, 101, 102 об, 141, 159 об.; Д. 9. Л. 2, 4 об, 7, 8, 8 об, 18-21, 23, 24, 24 об., 30 об, 31, 34, 38, 39, 40, об, 71, 73, 80, 86, 89 об, 90, 92 об, 93, 94 об, 95 об, 96.

² Там же. Д. 26, 28, 30, 32-35, 37, 38, 40, 41, 43.

³ Известия ЦК КПСС. 1990. № 7. С. 176.

⁴ РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 1. Д. 2623. Л. 146; Д. 2624-2636.

⁵ Ленин В.И. Пол. собр. соч. Т. 45. С. 6, 7.

⁶ Там же. Т. 54. С. 131.

⁷ Известия ЦК КПСС. 1989. № 4. С. 189.

⁸ Сто сорок бесед с Молотовым. С. 205.

⁹ Известия ЦК КПСС. 1989. № 12. С. 197.

¹⁰ Там же. 1991. NB 3. С. 212. Документы Ленина подтверждают это. Ленин часто предлагал Молотову провести решение того или иного вопроса опросом членов Политбюро, «вкруговую» (см.: Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 54. С. 57, 58, 70; Сто сорок бесед с Молотовым. Из дневника Ф. Чуева. С. 200.

¹¹ РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 2. Д. 209. Л. 9-11.

¹² Сто сорок бесед с Молотовым. С. 201—202, 204—208.

¹³ Волкогонов ДА. Ленин... Кн. 2. С. 23.

¹⁴ Ленин В.И. Пол. собр. соч. Т. 54. С. 305.

¹⁵ Сто сорок бесед с Молотовым. С. 182, 207.

¹⁶ Известия ЦК КПСС. 1990. № 10. С. 173.

¹⁷ Цит. по: Волкогонов ДА. Ленин... Кн. 2. С. 21.

¹⁸ Известия ЦК КПСС. 1990. № 10. С. 182.

¹⁹ Владимир Ильич Ленин. Биографическая хроника. Т. 11. С. 127—128.

²⁰ Известия ЦК КПСС. 1990. № 7. С. 187.

²¹ РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 179. Л. 5; Д. 184. Л. 1; Д. 186. Л. 1; Лент В.И. Пол. собр. соч. Т. 44. С. 67-69.

²² РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 190. Л. 4.

²³ Вопросы истории. 1989. № 8. С. 138-139.

²⁴ Известия ЦК КПСС. 1990. № 10. С. 173.

²⁵ Владимир Ильич Ленин. Биографическая хроника. Т. 11. С. 105, 106; Ленинский сборник. Т. XXXIX. С. 359.

²⁶ РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 1. Д. 2723. Л. 1-1 об.; Оп. 2. Д. 42. Л. 3,4, 7 об.

²⁷ Ленин В.И. Пол. собр. соч. Т. 44. С. 75-76, 77.

²⁸ РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 2. Д. 71. Л. 5, 24; Ф. 2. Оп. 1. Д. 20015. Л. 1-1 об.

²⁹ Там же. Л. 5, 24-25.

³⁰ Там же. Ф. 2. Оп. 1. Д. 24608. Л. 1-2 об.

³¹ Там же. Л. 2-3.

³² Там же. Д. 24613. Л. 1.

³³ Сто сорок бесед с Молотовым. С. 207.

³⁴ Известия ЦК КПСС. 1990. № 7. С. 177.

³⁵ РГАСПИ. Ф. 325. Оп. 1. Д. 407. Л. 7а; Лент В.И. Поли. собр. соч. Т. 44. С. 176.

³⁶ РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 2. Д. 293. Л. 1; Ф. 17. Оп. 3. Д. 303. Л. 1-7.

³⁷ Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 54. С. 148; РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 2. Д. 297. Л. 1; Ф. 17. Оп.З.Д.247.Л. 3.

³⁸ Лиходеев Л. Поле брани, на котором не было раненых // Дружба народов. № 9. С. 171.

³⁹ РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 1. Д. 2622. Л. 85; Д. 2623. Л. 141.

⁴⁰ Там же. Д. 2622. Л. 146; Д. 2624-2626.

⁴¹ Там же. Д. 2629. Л. 61; Д. 2620.

⁴² Там же. Д. 2621. Л. 126; Д. 2622-2626.

⁴³ Волкогонов. ДА. Ленин... Кн. 2. С. 56—57.

⁴⁴ Известия ЦК КПСС. 1989. № 12. С. 197.

⁴⁵ Сто сорок бесед с Молотовым. С. 182—182.

⁴⁶ Известия ЦК КПСС. 1990. № 2. С. 117-119.

⁴⁷ Угланов НА. О Владимире Ильиче Ленине (в период 1917—1922 гг.). 5 января 1925 г. // Известия ЦК КПСС. 1989. № 4. С. 196.

⁴⁸ Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 52. С. 206-207.

⁴⁹ Известия ЦК КПСС. Ш9. № 4. С. 196.

⁵⁰ Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 53. С. 223-224.

⁵¹ РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 207. Л. 1.

⁵² Там же. Ф. 2. Оп. 1. Д. 24631. Л. 2-3.

⁵³ Там же. Д. 24636. Л. 1-1 об., 3.

⁵⁴ Там же. Д. 24645. Л. 1; Д. 24647. Л. 1. .

⁵⁵ Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 44. С. 247-248.

⁵⁶ РГАСПИ. Ф. 557: Оп. 1. Д. 4676. Л. 1.

⁵⁷ Одиннадцатый съезд РКП(б). Стенограф, отчет. С. 430, 431.

⁵⁸ РГАСПИ: Ф: 5: Оп. 1: Д. 791:

⁵⁹ Там же. Л. 6.

⁶⁰ Известия ЦК КПСС. 1989: № 12. С. 201. .

⁶¹ Донков И.П. Лев Борисович Каменев // Вопросы истории КПСС. 1990. № 4. С. 95.

⁶² Сто сорок бесед с Молотовым. С. 183.

⁶³ Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 45. С. 300.

⁶⁴ Волкогонов. ДА. Ленин... Кн. 2. С. 61.

⁶⁵ Сталин И.В. Соч. Т. 5. С. 4-14.

⁶⁶ Десятый съезд РКП(б). Март 1921 г. Стенограф, отчет. М., 1961. С. 98.

⁶⁷ Сто сорок бесед с Молотовым. С. 193.

⁶⁸ Такие документы имеются в отношении Томского (конец 1920 — начало 1921 г.), Рыкова, Смилги, Зиновьева и Бухарина (осень 1921 г.) (см.: Известия ЦК КПСС: 1989: № 4: С. 161-168; № 9: С: 161-167; РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 24490. Л. 1; Д. 24543. Л. 1-1 об., 3 о б . - 4 об.; Д. 24638. Л. 1-1об.; Д. 24657. Л. 1-1 об.).

⁶⁹ Единственный человек, кроме Сталина, удостоившийся пристального систематического внимания Ленина, был Рыков. Интересная переписка по этому поводу, длившаяся почти полтора года, с мая 1921 г. по конец 1922 г., опубликована в Известиях ЦК КПСС (Известия ЦК КПСС. 1989: № 4. С. 161-168; № 9. С: 161 — 167). Правда, в отличие от Сталина, Рыков был тяжело болен.

⁷⁰ РГАСПИ: Ф: 2: Оп. 1: Д. 24278. Л. 1, 2.

⁷¹ Там же.Ф:5:Оп. 1Д 1009-Л 1.

⁷² См.: Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 53. С. 10, 39; Ленинский сборник. Т. XXXIX С. 299; Владимир Ильич Ленин. Биографическая хроника. Т. 10. С. 639; Т. 11. С. 92; РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 1. Д. 1250. Л. 1.

⁷³ Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 54. С. 99.

⁷⁴ Известия ЦК КПСС. 1991. № 5. С. 177-178.

⁷⁵ РГАСПИ. Ф: 2. Оп. 1. Д. 24546. Л. 1-2.

⁷⁶ Там же. Д. 24543. Л. 1-1 об., 3 об.-4 об.

⁷⁷ Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 45. С. 45.

⁷⁸ РГАСПИ: Ф: 5: Оп. 1: Д. 1417. Л: 1-1 об:

⁷⁹ Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 54. С. 162.

⁸⁰ Там же. С. 82-83; Известия ЦК КПСС. 1991. № 8. С. 150.

⁸¹ РГАСПИ. Ф: 2. Оп. 1. Д. 24622. Л. 1.

⁸² Там же. Ф: 558: Оп. 1. Д. 2176. Л. 1-5 об.

⁸³ Там же. Д. 5193: Л. 1-2.

⁸⁴ Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 43. С. 373.

⁸⁵ Там же. Т. 44. С. 158.

⁸⁶ Известия ЦК КПСС. 1991. № 2. С. 128.

⁸⁷ РГАСПИ. Ф: 17. Оп. 3: Д. 174. Л: 5; Известия ЦК КПСС. 1991. № 2. С. 129, 130, 137; Владимир Ильич Ленин. Биография. Т. 11. С. 47.

⁸⁸ См.: Волкогонов ДА. Ленин... Кн. 2. С. 263.

⁸⁹ РГАСПИ: Ф: 17: Оп. 2: Д: 71: Л. 2.

⁹⁰ Известия ЦК КПСС. 1991. № 2. С. 129.

⁹¹ Огонек 1990. № 4. С. 7.

⁹² РГАСПИ: Ф: 17: Оп. 3: Д. 240: Л: 1:

⁹³ TOC \o "1-5" \h \z Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 54. С. 65; Известия ЦК КПСС. 1991. № 2. С. 137.

⁹⁴ Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 54. С. 75; Известия ЦК КПСС. 1991. № 2. С. 137.

⁹⁵РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 247. Л. 1; Известия ЦККПСС. 1991. № 2. С. 130.

⁹⁶ Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 54. С. 149; Ленинский сборник. Т. XXXVII. С. 347;  Известия ЦК КПСС. 1991. № 2. С. 130, 136.

⁹⁷ Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 54. С. 176.

⁹⁸ РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 277. Л. 2.

⁹⁹ Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 44. С. 411; Известия ЦК КПСС. 1989. N°. 1. С. 215.

¹⁰⁰ известия ЦК КПСС. 1991. № 2. С. 131.

¹⁰¹ Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 45. С. 6.

¹⁰² Огонек. 1990. № 4. С. 6.

¹⁰³ Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 54. С. 203.

¹⁰⁴ Известия ЦК КПСС. 1991. № 2. С. 132, 137; Огонек. 1990. № 4. С. 6. '

¹⁰⁵Известия ЦККПСС. 1989. № 1. С. 215; 1991. N°. 2. С. 132; № 3. С. 18.5, 188.

¹⁰⁶ Там же. 1991. №3. С. 185.

¹⁰⁷ Там же. N° 2. С. 131-132, 185.

¹⁰⁸ Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 45. С. 60, 62.

¹⁰⁹ Там же. С. 6, 114,412.

¹¹⁰ Там же. С. 61.

¹¹¹ Там же. Т. 44. С. 253-254.

¹¹² РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 238. Л. 2.

¹¹³ Там же. Д. 285. Л. 8, 9.

¹¹⁴ См.: Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 44. С. 364-370, 522, 579-581; Т. 45. С. 55-56.

¹¹⁵ Сто сорок бесед с Молотовым. С. 181.

¹¹⁶ Там же. С. 229-230.

¹¹⁷ Там же. С. 181.

¹¹⁸ РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 193. Л. 2.

¹¹⁹ Там же. Д. 201. Л. 5, 6.

¹²⁰ Там же. Ф. 558. Оп. 1. Д. 4505. Л. 1, 3; Д. 1860. Л. 1-4.

¹²¹ Там же. Ф. 5. Оп. 2. Д. 263. Л. 1; Д. 265. Л. 1-2.

¹²² По оценке Молотова, никто из сторонников Ленина в Политбюро больше Сталина таких связей с местами не имел: «Сталин, конечно, проще был и ближе был связан с верхушкой. Ленину трудно это было, конечно. Основ- ные-то были у него очень сомнительные друзья. И характер другой» (Сто сорок бесед с Молотовым. С. 181, 236). Богатый материал по этой проблеме имеется в книге Ю.В. Емельянова (см.: Емельянов Ю.В. Сталин: путь к власти. М., 2002).

¹²³ РГАСПИ. Ф. 40. Оп. 1. Д. 8. Л. 25-53.

¹²⁴ Законы политической алгебры. (Из письма Н. Осинского (Оболенского) В.И. Ленину). 16 октября 1919 г. // Неизвестная Россия. XX век. М., 1992. С. 17—19.

¹²⁵ РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 2. Д. 174. Л. 1-1 об.

¹²⁶ Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 45. С. 122.

¹²⁷ Ленин В.И. Речь, посвященная памяти Я.М. Свердлова. 16 марта 1920 года // Коммунист. 1977. № 6. С. 5.

¹²⁸ См.: Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 54. С. 5 1, 73, 106, 112, 126, 127, 144, 155, 162, 177, 199, 247, 265, 573-574; РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 24198. Л. 1; Д. 24201. Л. 1-1 об.; Д. 24527. Л. 1; Ф. 5. Оп. 1. Д. 57. Л. 1; Оп. 2. Д. 1816. Л. И; Источник. 1993. № 2. Л. 60; Вопросы истории КПСС. 1990. № 8. С. 28.

¹²⁹ Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 53. С. 129.

¹³⁰ Там же. Т. 53. С. 125-126, 129, 140; Т. 54. С. 32-33, 81, 137-138, 139, 190, 207; Ленинский сборник. Т. XXXIV С. 427; РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 24203. Л. 1-3; Ф. 5. Оп. 2. Д. 43. Л. 33; Д. 243. Л. 1; Д. 267. Л. 1-1 об.; Ф. 17. Оп. 3. Д. 276. Л. 3; Владимир Ильич Ленин. Биография. Т. 10. С. 72.

¹³¹ РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 2. Д. 266. Л. 1; Ф. 558. Оп. 1. Д. 2227. Л. 1.

¹³² Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 53. С. 16; Владимир Ильич Ленин. Биография. Т. 10. С. 658; РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 211. Л. 1; Д. 216. Л. 4; Д. 225. Л. 1; Д. 289. Л. 4.

¹³³ РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 202. Л. 3.

¹³⁴ Там же. Д. 207. Л. 1.

¹³⁵ Там же. Ф. 558. Оп. 1. Д. 2126. Л. 1.

¹³⁶ Там же. Д. 5185. Л. 2,3.

¹³⁷ Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 43. С. 153; Т. 45. С. 41; Ленинский сборник. Т. XXXVII. С. 333, 334; РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 24616. Л. 4-4 об.; Ф. 17. Оп. 3. Д. 194. Л. 2; Д. 210. Л. 2.

¹³⁸ РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 1. Д. 1954. Л. 16-19; Д. 1961. Л. 1-2; Ф. 558. Оп. 1. Д. 2479. Л. 155.

¹³⁹ Там же. Ф. 558. Оп. 1. Д. 5179. Л. 1.

¹⁴⁰ Там же. Ф. 5. Оп. 1. Д. 1954. Л. 14. '

¹⁴¹ Там же. Оп. 2. Д. 263. Л. 1-2.

¹⁴² Там же. Ф. 558. Оп. 1. Д. 2240. Л. 1.

¹⁴³ 26 декабря 1921 г. он написал «Наказ по вопросам хозяйственной работы» и провел его через Политбюро. «Наказ» был принят IX Всероссийским съездом Советов 28 декабря 1921 г. (Лент В.И. Поли. собр. соч. Т. 44. С. 225—228).

¹⁴⁴ РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 241. Л. 2.

¹⁴⁵ 146 Там же. Д. 361. Л. 15. '

¹⁴⁶ Там же. Ф. 2. Оп. 1. Д. 24207. Л. 2-4, 10.

¹⁴⁷ Там же. Л. 6. '

¹⁴⁸ Там же. Л. 10.

¹⁴⁹ Там же. Ф. 325. Оп. 1. Д. 407. Л. 24.

¹⁵⁰ Сто сорок бесед с Молотовым. С. 181.

¹⁵¹ РГАСПИ. Ф. 48. Оп. 1. Д. 14. Л. 85-86; Одиннадцатый съезд РКП(б). Стенограф, отчет. С. 520, 521.

¹⁵² РГАСПИ. Ф. 48. Оп. 1. Д. 21. Л. 1-167.

¹⁵³ Антонов-Овсеенко А.В. Сталин и его время // Вопросы истории. 1989. № 1. С. 92-92.

¹⁵⁴ РГАСПИ. Ф. 48. Оп. 1. Д. 21. Л. 1-469.

¹⁵⁵ Там же. Ф. 17. Оп. 2. Д. 78. Л. 2, 6-6 об.

¹⁵⁶ Там же. Ф. 48. Оп. 1. Д. 21. Л. 1-167.

¹⁵⁷ Там же. Л. 168-469.

¹⁵⁸ Там же. Л. 182, 184, 185, 217, 229, 241, 258, 265, 267, 278, 279, 292, 202, 226, 220, 252, 252, 258, 259, 262, 265, 269, 274, 297, 299, 400, 408, 442, 445.

¹⁵⁹ Там же. Л. 220.

¹⁶⁰ Там же. Д. 19. Л. 1, 2.

¹⁶¹ Там же. Д. 21. Л. 1-167.

¹⁶² Там же. Л. 178, 185, 202, 204, 209, 212, 218, 229, 259, 260, 277, 287, 288, 291, 294, 295, 228, 247, 249, 268, 277, 404, 421, 426, 454, 462, 465.

¹⁶³ Одиннадцатый съезд РКП(б). Стенограф, отчет. С. 84—85.

¹⁶⁴ Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 45. С. 122.

¹⁶⁵ РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 2. Д. 78. Л. 2, 6.

¹⁶⁶ Там же. Л. 2, 6-6 об.

¹⁶⁷ Там же. Л. 2, 6 об.-7.

¹⁶⁸ Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 45. С. 129.

¹⁶⁹ Одиннадцатый съезд РКП(б). Стенограф, отчет. С. 61—62, 99, 100, 126—127, 157, 182, 429; Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 45. С. 105-107.

¹⁷⁰ Одиннадцатый съезд РКП(б). Стенограф, отчет. С. 182.

¹⁷¹ РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 2. Д. 78. Л. 2, 8.

¹⁷² Там же. Л. 2, 14.

¹⁷³ Энкер Б. Начало становления культа Ленина // Отечественная история. 1992. № 5. С. 204-205.

¹⁷⁴ 174 Сто сорок бесед с Молотовым. С. 181.

 

ГЛАВА 3. ЛЕНИН, СТАЛИН И ТРОЦКИЙ: ПОЛИТИЧЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ В ПОСЛЕДНИЙ ПЕРИОД ДЕЯТЕЛЬНОСТИ В.И. ЛЕНИНА (СЕРЕДИНА - ВТОРАЯ ПОЛОВИНА 1922 г.)

 

§ 1. ЛЕНИН И ТРОЦКИЙ - ОТЧУЖДЕННОСТЬ НАРАСТАЕТ

Информация о политических и личных отношениях Ленина и Троцкого в середине — второй половине 1922 г. идет в основном от Троцкого. Общий характер этих отношений он оценивает следующим образом: «После нашего кратковременного расхождения по вопросу о профсоюзах, он [Ленин] в течение 1921, 22 и начала 23 годов не упускал ни одного случая, чтобы в открытой форме не подчеркнуть своей солидарности со мной... у него были для этого не личные, а политические мотивы». Троцкий не говорил о своей близости к Ленину, а напротив, подчеркивает заинтересованность Ленина в установлении близких политических отношений с ним, Троцким: «Ленин искал моей поддержки и находил ее»¹. Детализируя эту картину, он писал: «Когда Ленин выздоровел от первого приступа болезни и вернулся на работу, бюрократия хорошо окопалась и Сталин приобрел большое влияние на массы членов [партии]. Ленин настаивал, чтобы я был преемником в СНК и обсуждал со мной мероприятия для изжития сталинской бюрократии. Мы стремились осуществить эту нашу цель, не вызывая слишком много трений»². Троцкий уверяет, что Ленин был готов вести вместе с ним борьбу против своих политических сторонников. После такой «подготовки» уже не покажется невероятным следующее разъяснение Троцким «истинного» смысла ленинского «Завещания»: «Завещание меньше всего ставило себе задачей затруднить мне руководящую работу в партии. Более того... оно преследовало прямо противоположную цель»³. Как правило, это заявление историки принимают без тени критики. Исключения из этого правила редки. Так, например, Васецкий попытку Троцкого обосновать тезис о том, что Ленин видел в нем своего преемника, считает беспредметной⁴.

В свете всего, что мы знаем теперь о тяжелых политических отношениях Ленина и Троцкого, о создании Лениным механизма политической власти, в которой Троцкому не нашлось места, подобные откровения не могут приниматься на веру, без самой серьезной проверки, а проверка дает отрицательные результаты.

Как на проявление свой политической близости с Лениным Троцкий указывал на свой доклад, который он делал на IV конгрессе Коминтерна, и отзыв о нем Ленина. Выше говорилось о несостоятельности этого довода. Документы, относящиеся к подготовке конгресса и этого доклада на нем, также не дают оснований для подобных заключений. 7 сентября 1922 г. Политбюро ЦК РКП(б), обсуждая вопросы подготовки конгресса Коминтерна, приняло предложение Зиновьева о докладчике на IV конгрессе по вопросу «Пятилетие русской революции и перспективы мировой революции». Характер доклада Политбюро определило как программную речь, разъясняющую НЭП, «вставляющую нэп в рамки международного развития и объясняющую весь переходный этап», так как компартии еще не поняли ее сущности. Выписка из протокола была направлена Ленину⁵. Ленин согласился с этим решением, о чем 28 сентября уведомил Зиновьева: «Насчет докладчика я согласен условно: 1) Троцкий должен быть тоже для замены (и для самостоятельного доклада)». При этом он оговорил свое намерение выступить с докладом⁶.

Для доказательства тождества своих и ленинских позиций в вопросах государственного и партийного строительства и готовности Ленина сотрудничать с ним Троцкий активно использовал вопрос об угрозе бюрократизма, представляя Сталина то ли главным бюрократом, то ли насадителем бюрократизма, то ли покровителем и защитником его. Он оставил несколько рассказов о своем разговоре с Лениным на эту тему, каждый раз относя его к разному времени и по-разному его описывая. В письме от 15 января 1923 г. свой отказ от предложения стать заместителем Ленина по СНК Троцкий аргументировал несогласием с практикой решения советских вопросов. Особенно возмущало его то, что по вопросам, находящимся в ведении наркомвоенмора, т.е. его, Троцкого, решения принимались «фактически помимо заинтересованного ведомства и даже за его спиной», что «совершенно нарушало возможность правильной работы, отбора и воспитания ! работников и сколько-нибудь правильного расчета и предвидения, сколь-нибудь планового хозяйства». При таком положении Троцкий «не считал возможным брать на себя ответственность еще и за другие учреждения». Ленин, со своей стороны, «указав на то, что руководящий аппарат и подбор работников у нас действительно крайне плохи и что нам нужна особая авторитетная партийная комиссия для рассмотрения вопроса о более правильном подборе, воспитании и продвижении работников и о более правильных организационных взаимоотношениях... предложил  мне вступить в таковую, когда он более определенно обдумает ее функции и состав. Я с полной готовностью согласился. Больше, однако, тов. Ленин до своего нового заболевания не поднимал вопроса об этой комиссии» (см. Приложение № 7). Так писал Троцкий, когда Ленин еще сохранял работоспособность и в принципе мог быть ознакомлен с этим письмом а в случае необходимости опротестовать его.

В самом факте разговора на эту тему сомневаться оснований нет. В нем без труда прочитывается хорошо известный принципиально разный подход Ленина и Троцкого к критике аппарата. Ленин критиковал государственный аппарат за то, что политически он в значительной мере остается все еще чужим, действующим вопреки советским законам, а главную роль в деле его совершенствования отводит партии. Троцкий же главную опасность бюрократизма видит в партийном аппарате, прежде всего в высших органах партии, в Политбюро, в Секретариате ЦК и его аппарате, т.е. в «водителе». Поэтому он требует изъять реальную власть в экономике из рук партии и передать ее в руки хозяйственного аппарата, фактически отодвигая партию от реального управления страной. Различны объекты критики, различны и методы борьбы с бюрократизмом. Если, по мнению Ленина, именно партия должна была организовать и возглавить борьбу с бюрократизмом, то, по мысли Троцкого, партия должна быть подвергнута удару как главный источник и носитель наиболее опасных форм бюрократизма. Ленин утверждает, что машина (система органов власти) хороша и водитель (партия) хорош, но низовой аппарат саботирует и делает что хочет, в результате машина порой идет не туда, куда нужно⁷. Именно на устранение этого недостатка направлено острие ленинской критики бюрократизма. А, по Троцкому, и «машина» плоха, и «водитель» никуда не годится. Именно такое понимание проблемы станет позднее базой для критика так называемого «секретарского режима», сопровождаемой требованием разгрома партийного аппарата как основного средства победы над бюрократизмом.

Нам важно учесть не только то, что зафиксировано Троцким, еще важнее увидеть то, чего нет в его рассказе: в нем нет ни слова о бюрократизме вообще, о партийном бюрократизме, в частности, и конкретно об Оргбюро как оплоте бюрократизма, т.е. того, о чем Троцкий будет писать позднее, в октябре 1923 г., когда Ленин уже не мог высказаться по этому поводу. В это время Троцкий в письме в ЦК рисовал иную картину: во время одного из разговоров его с Лениным в конце 1922 г. зашел разговор о бюрократизме: «Да, бюрократизм у нас чудовищный, — подхватил Ленин, — я ужаснулся после возвращения к работе... Вот вы и сможете перетряхнуть аппарат, — живо подхватил Ленин, намекая на употребленное мною некогда выражение. — Я ответил, что имею в виду не только государственный бюрократизм, но и партийный; что суть всех трудностей состоит в сочетании двух аппаратов (партийного и государственного. — B.C.) и во взаимном укрывательстве влиятельных групп, собирающихся вокруг иерархии партийных секретарей. Ленин слушал напряженно и подтверждал мои мысли тем глубоким грудным тоном, который у него появлялся, когда он, уверившись в том, что собеседник понимает его до конца, и, отбросив неизбежные условности беседы, открыто касался самого важного и тревожного. Чуть подумав, Ленин поставил вопрос ребром: «вы, значит, предлагаете открытую борьбу не только против государственного бюрократизма, но и против Оргбюро ЦК?» Я рассмеялся от неожиданности. Оргбюро ЦК означало самое сосредоточение сталинского аппарата. — Пожалуй, выходит так. — Ну, что ж, продолжал Ленин, явно довольный тем, что мы назвали по имени существо вопроса, — я предлагаю вам блок: против бюрократизма вообще, против оргбюро в частности. — С хорошим человеком лестно заключить хороший блок, ответил я. — Мы условились встретиться снова через некоторое время. Ленин предлагал обдумать организационную сторону дела. Он намечал создание при ЦК комиссии по борьбе с бюрократизмом. Мы оба должны были войти в нее. По существу эта комиссия должна была стать рычагом для разрушения сталинской фракции, как позвоночника бюрократизма, и для создания таких условий в партии, которые дали бы мне возможность стать заместителем Ленина, по его мысли: преемником на посту председателя совнаркома»⁸.

Позиции сторон, как они изображены здесь, не имеют ничего общего с тем, как их характеризовал сам Троцкий в письме от 15 января 1923 г. Реальным проблемам, которые тогда волновали Ленина и ЦК, Троцкий противопоставляет надуманный вариант проблемы борьбы с бюрократизмом, в рамках которого пытался представить Ленина не только своим союзником, но и инициатором этого союза, человеком, рассматривающим Троцкого как свою «надежду и опору» в планируемой им борьбе против ЦК. В первом письме Троцкий даже приблизительно не определяет дату этого разговора, а во втором указывает время его достаточно определенно — в декабре 1922 г. И сразу же выявляется ложь. Документами факт их встречи не подтверждается, о телефонных беседах Ленина с Троцким молчит «Дневник дежурных секретарей», не фиксирует он и посещений Троцким кабинета Ленина. Не могла эта беседа состояться и во время какого-либо заседания, так как с конца ноября Ленин в них уже не участвовал. Сам Троцкий о каких-либо внешних обстоятельствах этой встречи также не сообщает.

Документы говорят о другом. О том, что события последнего года скорее могли и должны были настраивать Ленина на критическое и даже недоверчивое отношение к Троцкому. О некоторых из них речь шла выше, о других — впереди.

Весной 1922 г. вскрылись некоторые подробности и результаты «хозяйственной деятельности» в Московском комбинированном кусте (МКК). Так как эта история полностью обойдена вниманием историков, а учитывать ее совершенно необходимо при изучении проблематики политического «Завещания» Ленина, коснемся кратко ее. Выше говорилось, что идея создания Московского комбинированного куста как своеобразного хозяйственного полигона (или экономического эксперимента) была выдвинута Троцким накануне августовского (1921) Пленума ЦК, который разрешил ему проведение этого эксперимента⁹.

Поскольку Ленин понимал истинное назначение этой организации и рассматривал ее в качестве своеобразного компромисса, на который ему пришлось пойти, то естественно, что у него были сильные сомнения в отношении этой затеи. Поэтому он сразу же после создания МКК поставил новое детище Троцкого под специальный контроль. В конце июля — начале августа 1921 г. Ленин писал Каменеву: «Пришлите мне, пожалуйста, точный список заводов, фабрик, совхозов и всех прочих предприятий, взятых в управление Троцким... Не знаете, взял ли он (и мог ли взять) еще что-либо помимо Вас (прямо от наркомов?)». Вдогонку пошла вторая записка: «Пожалуйста, узнайте, и нельзя ли сделать, чтобы Вам он должен был сообщать все случаи приарендования немедленно»¹⁰. Записки говорят сами за себя: недоверие, обеспокоенность из-за невозможности или затруднительности держать Троцкого под контролем в той мере, в какой хотелось бы. Троцкий был достаточно автономен в своих действиях и с течением времени масштабы деятельности МКК стали расширяться. Так, 9 марта 1922 г. Политбюро приняло к сведению заявление Троцкого о том, что его деятельность «распространяется на предприятия, выходящие за пределы московской губернии»¹¹.

В начале 1922 г. Политбюро приняло решение об инспектировании МКК¹². Троцкий как мог сопротивлялся его проведению. 18 февраля 1922 г. он направил в Политбюро письмо, в котором аргументировал свои возражения тем, что еще не разработаны положения и инструкции для такого инспектирования¹³. Соглашаясь, что вопрос контроля за сданными в аренду предприятиями стоит очень остро, он утверждал, что это не относится к его хозяйственной организации: «В отношении к кусту, по самому характеру его, вопрос этот не стоит так остро, как в отношении к частным предпринимателям или менее ответственным государственным органам, кооперативами, артелями и пр.» Особенно Троцкий протестовал против того, чтобы инспекцию проводили силами НК РКИ, во главе которой стоял Сталин. Троцкий соглашался лишь на то, чтобы предоставить ВСНХ или РКИ возможность «наблюдать за соблюдением технических и хозяйственных условий договора арендованными предприятиями». Он настаивал на том, чтобы отложить инспектирование до того времени, когда будет создана необходимая нормативная база (декреты, инструкции и т.п.), утверждая, что потеря времени ничем не грозит. Более того, Троцкий пугал членов Политбюро, что проверка МКК силами РКИ будет означать не что иное, как срыв НЭПа: «Было бы, однако, величайшим бедствием, если бы компетенция Рабкрина, как такового, была распространена на эти предприятия. Это означало бы срыв новой экономической политики», так как при угрозе подобного инспектирования никто не будет вкладывать капиталы. Объективно за этим тезисом кроется стремление вывести из-под контроля советского государства частный капитал, что не могло не ослабить те самые «командные высоты», в сохранении и укреплении которых Ленин видел залог будущей победы социализма над капитализмом. Из аргументации Троцкого ясно, что дело, конечно, было не в принципиальной недопустимости такой инспекции, а в том, что Политбюро намеревалось поставить его, Троцкого, хозяйственную деятельность под контроль, который, как он понимал, не сулил ему ничего хорошего.

Несмотря на протесты Троцкого проверка была проведена в феврале 1922 г.* В апреле выводы комиссии два раза обсуждались на совещаниях представителей НК РКИ и МКК¹⁴. Основные выводы, к которым пришли инспекторы НК РКИ РСФСР, были известны и Ленину, и Троцкому еще до начала XI съезда партии. 31 мая Секретариат ЦК во исполнение решения Пленума ЦК РКП(б) от 16 мая 1922 г. разослал для ознакомления всем членам ЦК материала по итогам проверки МКК. Поступили они и в ленинский секретариат¹⁵. В «Заключении» было показано, что «Положение» о Московском комбинированном кусте, которое не могло пройти мимо Троцкого как его фактического создателя и официального руководителя, было «целиком построено на негативных определениях» и не давало «представления о юридической природе Москуста». Он, оказывается, и «не государственная организация», и не частнокапиталистическая. Он должен был быть при РВСР, но его сделали независимым «от военведа». В результате никто не ведает им и он остается вне государственной системы**. В «Положении» о МКК не определено, кем Совет МКК избирается, составляется, из кого состоит, а также кому принадлежат прибыли МКК. Вывод инспекторов таков: положение не соответствует условиям и требованиям НЭПа «и подлежит категорическому и окончательному осуждению»¹⁶.

Далее констатировалось, что смысл создания МКК извращен. Замысел состоял в апробировании опыта хозяйствования в небольшом объеме. На деле главная идея — комбинирование — не реализуется, включенные в МКК предприятия оторваны друг от друга. «Идея комбинирования была руководящей тогда, когда куст брал в аренду то или иное предприятие. Все они были набраны без системы и это делалось ради придания универсальности торговой деятельности москуста» (курсив наш. — B.C.)¹⁷.

В аренду были взяты нормально работающие предприятия, теперь же, полгода спустя, в финансовом и техническом отношении они находятся «в жалком состоянии» и требуют для своего восстановления огромных средств. Крупные предприятия МКК, «безусловно, убыточны». Вести прибыльную эксплуатацию их можно «только из-за спекулятивных возможностей рынка». Это принципиально важное обстоятельство было признано председателем Правления МКК, т.е. самим Троцким¹⁸. А, между тем, средства на ведение операций МКК получил от государства, госбанк открыл ему три счета¹⁹. «Хозяйственная выгодность всех этих операций для Москуста очевидна и столь же ясна их не хозяйственность с государственной точки зрения»²⁰.

Таким образом, была вскрыта паразитическая сущность хозяйственного детища Троцкого. В «Положении» перед МКК ставилась цель — «представить в распоряжение государства все большее количество продуктов». «Задача, — фиксируют инспекторы НК РКИ, — осталась не только не выполненной, но и факты и цифры свидетельствуют о том, что торговые обороты Москуста имели совершенно обратные результаты перекачивания государственных запасов на вольный рынок». И снова констатировалось: «Этого не отрицает и Председатель Правления Москуста» (т.е. Троцкий)²¹.

Были вскрыты механизмы злоупотреблений. «Материальный п/отдел оказался не в лучшем состоянии. Систематизации требований и наблюдения за их использованием не было. Счетоводство было крайне примитивное, причем постановка учета не давала уверенности в том, что все хозяйственные операции, по крайней мере, своевременно фиксируются». Большие сомнения вызывала организация бухгалтерского учета. «Положение Центральной Бухгалтерии таково, что критика ее должна свестись к перечислению того, что не делается... В общем и целом бухгалтерия МКК в настоящем своем виде является пустым местом, которое своими неграмотно составленными отчетами способно лишь ввести в заблуждение на счет действительного положения дел предприятия». Аренда поставлена так, что МКК обирает Московский совнархоз, т.е. государство²². В ММК использовались противозаконные способы комиссионных награждений. Этот опыт из «производственной» сферы МКК пытается теперь «распространить» на торговую сферу²³.

Результаты проверки позволили инспекторам НК РКИ сделать следующие выводы и предложения. Во-первых, МКК «по своей юридической природе представляется самым неудачным хозяйственным новообразованием» (курсив наш. — В.С.)²⁴. Поскольку в его работе было нарушено важнейшее условие решения Пленума ЦК РКП(б) от 21 августа 1921 г. — никаких привилегий ради интересов соблюдения «чистоты» опыта, то предлагалось привести его в соответствие с обычной практикой. Во-вторых, с точки зрения государственных интересов выбор предприятий крайне неудачен и подлежит пересмотру. В-третьих, торговая деятельность велась в ущерб государству и в нарушение законов. Предлагалось изменить Устав МКК и состав его предприятий, а также утвердить устав «Внутторга» МКК²⁵.

Общий вывод таков: «Весь опыт ведения промышленных и сельскохозяйственных предприятий... оказался неудавшимся» (курсив наш. — B.C.)²⁶. Справедливость наблюдений и сделанных выводов были признаны руководящими экономическими и финансовыми работниками Москуста.

На документе нет помет, сделанных Лениным, но это не значит, что Ленин тогда лично не знакомился с ним или не был знаком с сутью содержащихся в нем выводов и предложений. Кроме того, в архиве Ленина имеются другие материалы о нарушениях в работе МКК, связанных с трудоустройством, оплатой труда и пр.²⁷, которые в своей совокупности говорили о том, что МКК превращен в «кормушку», об истинном хозяине которой нетрудно было догадаться. Этот вопрос оставался в поле зрения Ленина почти до самого конца его активной политической деятельности, о чем свидетельствует направленное ему Троцким письмо (24 ноября 1922 г.), в котором он вновь ставил вопрос относительно инспектирования МКК²⁸.

История хозяйствования Троцкого в МКК могла лишь послужить Ленину дополнительным аргументом в пользу вывода о неэффективности проводимого Троцким эксперимента и укрепить сомнения в способности самого Троцкого к серьезной хозяйственной работе. Результаты проверки дали в руки Ленина и его сторонников серьезные основания и аргументы для наращивания борьбы против Троцкого, которые были использованы в ходе внутрипартийной дискуссии в конце 1923 г. Члены и кандидаты в члены Политбюро в заявлении, направленном в ЦК РКП(б) 31 декабря 1923 г., писали: «Даже когда дело заходило о попытке тов. Троцкого создать себе суррогат хозяйственной работы в форме известною Москуста, тов. Ленин месяцами боролся даже против этой небольшой "хозяйственной затеи" тов. Троцкого и десятки раз в присутствии т. Троцкого, и в его отсутствии тов. Ленин подробно доказывал, что с тем подходом к хозяйственным вопросам, какой есть у тов. Троцкого, хозяйство можно только погубить»²⁹.

Так или иначе, но вторая половина 1922 г. отмечена, с одной стороны, почти полным прекращением контактов Ленина с Троцким, а с другой — такими шагами в отношении Троцкого, которые нельзя оценить иначе, как направленные на вытеснение его из сферы руководства экономикой. М.И. Ульянова, вспоминая о первом посещении Ленина Сталиным после первого инсульта 11 июля 1922 г., писала: «В этот и дальнейшие приезды они говорили о Троцком, говорили при мне, и видно было, что тут Ильич был со Сталиным против Троцкого. Как-то обсуждался вопрос о том, чтобы пригласить Троцкого к Ильичу. Это носило характер дипломатии»³⁰. Ленин направил Троцкому приглашение с указанием, как добираться до Горок на машине³¹. Троцкий этим приглашением не воспользовался и летом 1922 г. не посещал Ленина в Горках. Информация Ульяновой подкрепляется документами.

«В июле 1922 года, — пишет Волкогонов, — Ленин, выздоравливая в Горках, пишет записку Сталину с просьбой высказать свое и Каменева мнение в отношении Троцкого. Не ясно, о чем идет речь, но видно, что вырабатывается линия по какому-то вопросу по крайней мере троих: Ленина, Сталина, Каменева в противовес Троцкому или о нем. И вновь о Троцком, за спиной у Троцкого... Вероятно, дело доходило до радикальных предложений, возможно, вплоть до освобождения Троцкого от должности или должностей. Об этом, в частности, свидетельствует ленинская записка Каменеву». Ленин писал: «... Я думаю, преувеличений удастся избегнуть. "Выкидывает (ЦК) или готов выкинуть здоровую пушку за борт", — Вы пишите. Разве это не безмерное преувеличение? Выкидывать за борт Троцкого — ведь на это Вы намекаете, иначе нельзя толковать — верх нелепости. Если Вы не считаете меня оглупевшим до безнадежности, то, как Вы можете это думать. Мальчики кровавые в глазах...»³² Волкогонов предполагает, что автором неведомого предложения был Сталин, и на этом основании делает вывод, что Каменев в отношении Троцкого занимал более умеренные, чем Сталин, позиции, а Ленин встал на защиту Троцкого. Однако сам Волкогонов не уверен в своем предположении и констатирует: «Но факт остается фактом: Ленин не всегда был открыт и искренен перед Троцким»³³. Это правда. На войне как на войне. Все известное об отношениях Ленина, Сталина и Троцкого в это время позволяет считать более обоснованным другое предположение: Ленин, увидев, что Каменев возражает против радикальных мер (возможно, внесенных им самим или вместе со Сталиным), попытался успокоить его.

Возможно, тогда же речь шла и о предложении Троцкому стать заместителем Ленина по Совнаркому, которое Ленин сделал в сентябре 1922 г. Троцкий и следующая в его фарватере историография это предложение Ленина расценивает как попытку укрепить политические позиции Троцкого, сделав его своим первым заместителем и тем обеспечить его дальнейшее продвижение к власти и превращения в «преемники» на посту председателя правительства. Однако для подобных утверждений нет никаких оснований.

11 сентября 1922 г. Ленин через Сталина внес в Политбюро предложение об увеличении числа заместителей председателя СНК и СТО. Он предлагал в дополнение к двум заместителям — Рыкову и Цюрупе, назначить еще двух — Каменева и Троцкого. Он писал: «В виду того, что тов. Рыков получил отпуск с приезда Цюрупы... а мне врачи обещают (конечно, лишь на случай, что ничего худого не будет) возвращение на работу (вначале очень умеренную) к 1/Х я думаю, что на одного тов. Цюрупу взвалить всю текущую работу невозможно и предлагаю назначить еще двух замов (Зампред СНК и Зампред СТО), именно: т. Троцкого и Каменева. Распределить между ними работу при участии моем и, разумеется, Политбюро, как высшей инстанции»³⁴. Из текста видно, что Троцкому (первый в списке) предназначалась первая из должностей — заместитель председателя СНК. Внешне она выглядит более важной, чем та, которая предназначалась Каменеву: СТО — всего лишь комиссия СНК. Но в экономических вопросах все было наоборот: все хозяйственные вопросы шли не через СНК, а через СТО. Троцкий сам признавал, что ему как заместителю по СНК предлагалось взять под контроль «нехозяйственные наркоматы, прежде всего Наркомпрос» (см. Приложение № 7). Этот документ сокрушает также легенды о том, что Ленин предлагал Троцкому стать первым замом и, таким образом, занять второй пост в правительстве. Должности первого зама в то время еще не было, и Ленин не предлагал ее создать.

Получив ленинское письмо, Сталин по телефону (возможно, в тот же день) информировал о нем Троцкого, который отказался от этого предложения. На следующий день, 12 сентября, Сталин был в Горках у Ленина. М.И. Ульянова, бывшая свидетелем беседы между ними, сообщает, что «предложение, сделанное Троцкому о том, чтобы ему быть заместителем Ленина по Совнаркому», носило «характер дипломатии»³⁵. В пользу этого говорят и последующие события. После отказа Троцкого принять предложение Ленина оно было поставлено на обсуждение ближайшего заседания Политбюро (14 сентября), протокол которого гласит: «а) Предложение тов. Ленина о назначении двух зам. Председ. СНК и СТО — принять.

б) Политбюро ЦК с сожалением констатирует категорический отказ т. Троцкого»³⁶. Троцкого на заседании Политбюро не было, но так как копии протоколов рассылались всем членам Политбюро, то он, естественно, был знаком с этим решением, не возражая ни против формулировки, ни против постановления по существу.

Чем был продиктован отказ Троцкого? В письме 15 января 1923 г. он писал в ЦК: «Через несколько недель после своего возвращения к работе, тов. Ленин предложил мне занять место зама. Я на это ответил, что если ЦК назначит, то, разумеется, как всегда, подчинюсь ЦК, но что буду смотреть на такое решение, как на глубоко нерациональное, целиком идущее против всех моих организационных и административно-хозяйственных воззрений, планов и намерений».

Причины отказа таковы: «Само существование коллегии замов считаю вредным, так как, отрывая наиболее ответственных товарищей от определенных административных и административно-хозяйственных постов, коллегия замов создает для них неопределенное положение, при котором все они отвечают как бы за все и в тоже время как бы ни за что. Считал и считаю, что необходимо и достаточно иметь постоянного зама по Совнаркому и, может быть, другого по СТО с правильным их взаимоотношением (СТО — комиссия Совнаркома)... Вторая причина, на которую я указал тов. Ленину, — это политика Секретариата ЦК, Оргбюро и Политбюро в советских вопросах», ведущая к принятию решений, игнорирующих мнение руководителей заинтересованных ведомств, что нарушает возможность правильной и планомерной работы их. Естественно, что при таком положении «я не считал возможным брать на себя ответственность еще и за другие учреждения». Иначе говоря, Троцкий был недоволен тем, что государственные и хозяйственные вопросы рассматриваются и решаются в ЦК партии. Ленин ответил, «что против моего желания он не станет предлагать меня замом» (см. Приложение № 7).

Пять дней спустя, 20 января, в другом письме Троцкий добавил еще один аргумент: «В это время я сам просил о четырехнедельном отпуске (и получил его) — главным образом для подготовки к намеченным для меня докладам на предстоящем тогда международном Конгрессе. Таким образом, совершенно независимо даже от моего принципиально отрицательного отношения к расширению замства, совершенно очевидно, что та практическая задача, которую хотел разрешить т. Ленин в виду отпуска тов. Рыкова, совершенно не разрешалась назначением меня замом, так как на предстоящие недели я сам получил отпуск, а в дальнейшем наступил Конгресс, целиком меня поглотивший» (см. Приложение № 9). Указанные Троцким проблемы действительно могли стать причинами отказа. Но главное, видимо, не в них. Троцкий понимал действительный ход ленинской мысли, его намерение «загрузить» его работой вне экономики и таким образом вытеснить его из этой сферы деятельности.

Допускал ли Ленин такой отказ? Волкогонов считал, что поскольку Троцкий отказался, а Ленин не настаивает, следовательно, он и не желал, чтобы Троцкий согласился, и в подтверждение своей мысли указывал на факты, говорящие о том, что когда Ленин хотел принятия своего предложения, он всегда настаивал. Волкогонов приводит пример: Троцкому было предложено включиться в работу по проверке Гохрана — он отказался. Ленин по поводу этого отказа писал: «Письмо Троцкого неясно. Если он отказывается, нужно решение Политбюро. Я за неприятие отставки (от этого дела Троцкого)»³⁷. Мы также думаем, что Ленин допускал отказ Троцкого, поскольку его нетрудно было предвидеть. Получение добровольного отказа Троцкого избавляло Ленина от упреков в том, что Троцкого «затирают», «обижают» и пр.*** и, кроме того, избавлял Ленина от тягостной для него необходимости иметь с Троцким постоянный рабочий контакт, часто ведущий к острым конфликтам.

Более того, Ленин, видимо, и делал свое предложение именно в расчете на отказ. На это указывает то, что Ленин не переговорил сначала с Троцким, а направил свои предложения прямо в Политбюро, поручив, судя по всему, провести переговоры с ним Сталину. В пользу нашего предположения говорит и реакция Троцкого на то, как было проведено это решение через Политбюро: в письме в ЦК партии от 20 января 1923 г. он выразил свое недовольство: «Если все же хотели решить вопрос сейчас или зафиксировать мнение Политбюро, то нужно было созвать заседание Политбюро. После краткого разговора с тов. Сталиным по телефону, я был убежден, что самый вопрос снимается, по крайней мере, до моего возвращения. Но нет. Голосование (по телефону или письменно с моей отметкой на документе) было все же проведено, и я впервые узнал о результатах его только теперь из письма тов. Сталина****. Оказывается, что Сталин и Рыков голосовали "за", Томский и Каменев "воздержались", Калинин "не возражал".

После этого Политбюро на заседании своем от 14 сентября вынесло постановление, в котором "с сожалением констатируется категорический отказ тов. Троцкого"... Я уже находился в отпуску. Тем не менее, несмотря на практическую неотразимость моих доводов, по крайней мере в пользу отложения вопроса, Политбюро в мое отсутствие "с сожалением констатирует" и проч. Я совершенно не вхожу в оценку всего этого эпизода... Но я еще раз констатирую, что вопрос ни разу не вносился в Политбюро и не обсуждался на нем — по крайней мере, в моем присутствии. А я думаю, что мое присутствие было бы не лишним, так как дело шло о моем назначении» (см. Приложение № 9). Последний упрек необоснован, так как в практике работы Политбюро решение важных политических и кадровых вопросов путем опроса было делом обычным.

Что касается рабочих контактов по текущим вопросам, то с июня по сентябрь 1922 г. контактов между Лениным и Троцким не было совершенно (хотя Ленин в это время встречался и переписывался со многими другими членами Политбюро и ЦК партии и наркомами), в октябре—декабре они носили эпизодической характер.

С таким багажом отношений Ленин и Троцкий подошли к концу 1922 г. В середине декабря произошел всплеск деловых контактов по одному, но политически важному вопросу — о монополии внешней торговли. Из этой истории Троцкий пытался выжать все что можно, чтобы представить ее как проявление истинно товарищеского, уважительного отношения Ленина к нему и установления между ними политического союза против ЦК партии. Поскольку эта история органично связана также с отношениями Ленина и Сталина, мы рассмотрим ее в соответствующем параграфе. Отметим лишь, что эта переписка свидетельствует не о политическом заговоре, а только о кратковременной и ограниченной одним вопросом активизации их деловых отношений при сохранении противостояния по всем коренным вопросам экономической политики.

* Окончательно вопрос о правовом статуте МКК Политбюро решило 11 января 1923 г. Решило не так, как хотел Троцкий: «Признать, что Москуст, как частно-правовое предприятие, подлежит ревизии РКИ, в соответствии с предоставленными РКИ законом правами относительно частно-правовых предприятий» (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 329. Л. 3).

** Есть основание предположить, что это было сделано не случайно, а преследовало цель вывести МКК из-под контроля. На это, по-видимому, указывают попытки Троцкого обосновать невозможность проведения инспектирования, заключавшиеся как раз в указании на своеобразное положение МКК, на то, что для его инспектирования у НК РКИ нет разработанных инструкций и пр.

*** А этот момент Лениным принимался в расчет. Об этом говорит письмо Молотова Ленину (30 июля 1921 г.) относительно возможных мест работы Троцкого вне Москвы. Намеки на то, что Троцкого «обижают», слышались на XI съезде партии и обращены они были прежде всего к Ленину.

**** Имеется в виду письмо Сталина от 6 января 1923 г. (см. Приложение № 6). Троцкий говорит неправду, и Сталин уличил его в этом. 24 января 1923 г. он писал в ЦР РКП(б), что «тов. Троцкий имел в руках эти протоколы еще в сентябре прошлого года и, если он находил поведение Политбюро неправильным, он мог, конечно, в продолжении более чем четырех месяцев опротестовать его в Пленуме, или потребовать нового обсуждения, чего он, однако, не сделал почему-то. Сталин здесь очевидно не при чем» (см. Приложение № 10).

 

§ 2. ЛЕНИН И СТАЛИН: ВРЕМЯ НАИБОЛЬШЕЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ БЛИЗОСТИ

Взаимоотношения Ленина и Сталина после избрания последнего генеральным секретарем ЦК РКП (б), всегда служившие предметом политических спекуляций, были и остаются в центре внимания историков. Концептуально традиционная историография в освещении этого вопроса идет за Троцким, задавшим общий тон и направление исследования. В статье «Что я думаю о Сталине?» (1 марта 1929 г.) Троцкий писал, что в середине 1922 г. Сталин «развил лихорадочную деятельность, ставя своих друзей на все важные посты партии. Когда Ленин выздоровел от первого приступа болезни и вернулся за работу, бюрократия хорошо окопалась и Сталин приобрел большое влияние»³⁸. От него же идет принятое в традиционной историографии утверждение об обострении политических противоречий между Лениным и Сталиным по поводу работы последнего в РКИ, образования СССР, конфликта в ЦК Компартии Грузии, нарастания бюрократизма в государственном и партийном аппарате.

М.И. Ульянова, будучи активной сторонницей Бухарина и, соответственно, политической противницей Сталина, специально искала подтверждения недовольства Ленина Сталиным. Собранный ею перечень фактов оказался весьма скудным. В качестве дополнительных она смогла указать только на недовольство, связанное с отказом Сталина предоставить денежные средства для лечения О.Ю. Мартову, находящемуся за границей, и на обиду на «молодых» членов ЦК, которые не всегда прислушивались к мнению Ленина³⁹. Из документов рисуется совсем иная картина. Начнем с мелких фактов, приведенных М.И. Ульяновой.

Жалоба Ленина, высказанная в письме Г.Л. Шкловскому на «молодых членов ЦК», не может быть отнесена к Сталину*, поскольку его невозможно причислить к «молодым» членам ЦК и кроме того, документы говорят, что он всегда шел навстречу пожеланиям Ленина в кадровых вопросах, в том числе и в отношении Шкловского, который был удовлетворен решением вопроса о его работе. Ленин знал об этом⁴⁰. Сообщаемый М.И. Ульяновой факт просьбы Лениным денег для Мартова и отказа Сталина, к сожалению, не поддается проверке.

Документы говорят о сохранении хорощих личных и нормальных деловых отношений и политической близости между Лениным и Сталиным, об отсутствии каких-либо серьезных проявлений недовольства Ленина генеральным секретарем.

Наиболее ярко их личные отношения в этот период характеризует история с ядом. В конце мая у Ленина произошел первый инсульт, заставивший его обратиться к Сталину с просьбой выполнить данное прежде обещание и дать ему яд, чтобы свести счеты с жизнью ввиду угрозы паралича и утраты речи⁴¹. Воспоминания об этом оставила М.И. Ульянова. Они представлены двумя версиями, пространной⁴² и краткой⁴³, разнящимися в деталях, но совпадающими в главном, поэтому мы попытаемся реконструировать произошедшее на основе обоих вариантов.

30 мая В.И. Ленин «решил... что все кончено для него, и потребовал чтобы к нему вызвали на самый короткий срок Ст[алина]». «Уговоры Кожевникова отказаться от этого свидания, так как это может повредить ему, не возымели действия». «Владимир Ильич сказал, что Сталин нужен ему для совсем короткого разговора, стал волноваться, и пришлось выполнить его желание. Позвонили Сталину, и через некоторое время он приехал вместе с Бухариным. Сталин прошел в комнату Владимира Ильича, плотно прикрыв за собой, по просьбе Ильича, дверь. Бухарин остался с нами и как-то таинственно заявил: "Я догадываюсь, зачем Владимир Ильич хочет видеть Сталина". Но о догадке своей он нам на этот раз не рассказал» (видимо, Сталин не делал тайны из этой просьбы Ленина для руководства партии). «Ст[алин] пробыл у В.И. действительно минут 5, не больше». «Через несколько минут дверь в комнату Владимира Ильича открылась и Сталин, который показался мне несколько расстроенным, вышел. Простившись с нами, оба они (Бухарин и Сталин) направились мимо Большого дома через садик санатория во двор к автомобилю. Я пошла проводить их. Они о чем-то разговаривали друг с другом вполголоса, но во дворе Сталин обернулся ко мне и сказал: "Ей (он имел в виду меня) можно сказать, а Наде (Надежде Константинове) не надо". И Сталин передал мне, что Владимир Ильич вызывал его для того, чтобы напомнить ему обещание, данное ранее, помочь ему во время уйти со сцены, если у него будет паралич. "Теперь момент, о котором я Вам раньше говорил, — сказал Владимир Ильич, — наступил, у меня паралич и мне нужна Ваша помощь". Владимир Ильич просил Сталина привезти ему яду. Сталин обещал. Поцеловался с Владимиром Ильичем и вышел из его комнаты. Но тут, во время нашего разговора, Сталина взяло сомнение: не понял ли Владимир Ильич его согласие таким образом, что действительно момент покончить счеты с жизнью наступил и надежды на выздоровление больше нет? "Я обещал, чтобы его успокоить, — сказал Сталин, — но, если он в самом деле истолкует мои слова в том смысле, что надежды больше нет? И выйдет как бы подтверждение его безнадежности?"» «Обсудив это, мы решили, что Сталину надо еще раз зайти к Владимиру Ильичу и сказать, что он переговорил с врачами и последние заверили его, что положение Владимира Ильича совсем не так безнадежно, болезнь его не неизлечима и что надо с исполнением просьбы Владимира Ильича подождать. Так и было сделано». «Сталин вернулся снова к В.И. Он сказал ему, что, переговорив с врачами, он убедился, что не все еще потеряно, и время исполнить его просьбу не пришло». «Сталин пробыл на этот раз еще меньше чем в первый раз, и, выйдя, сказал нам с Бухариным, что Владимир Ильич согласился подождать и что сообщение Сталина о его состоянии со слов врачей Владимира Ильича, видимо, обрадовало». «В.И. заметно повеселел и согласился, хотя и сказал Сталину: "Лукавите"? "Когда же Вы видели, чтобы я лукавил", — ответил ему Сталин». «А уверение Сталина, что когда, мол, надежды действительно не будет, он выполнит свое обещание, успокоило несколько Владимира Ильича, хотя он не совсем поверил ему: "Дипломатничаете, мол"». «Они расстались и не виделись до тех пор, пока В.И. не стал поправляться и ему не были разрешены свидания с товарищами».

Факт этого визита и разговора подтверждает в своих записях проф. А.М. Кожевников: «Приезжал Сталин. Беседа о suicidium», т.е. о самоубийстве⁴⁴. Видимо, слова Сталина не рассеяли сомнений Ленина. После его ухода Ленина обследовали врачи, когда он оказался в комнате наедине с профессором М.И. Авербахом, то с волнением схватил его за руку и спросил: "Говорят, Вы хороший человек, скажите же правду — ведь это паралич и пойдет дальше? Поймите, для чего и кому я нужен с параличом?" Но в это время вошла сестра и разговор был прерван»⁴⁵.

В исторической литературе смысл этого обращения Ленина представляется свидетельством того, что Ленин видел в Сталине человека, способного убить своего товарища, мешавшего свершению его честолюбивых замыслов. Эта версия также восходит к Троцкому, но в документах и в воспоминаниях людей, близких к Ленину, она не находит никакой опоры. Против этой версии Троцкого также говорит то, что договоренность о яде и первое обращение к Сталину за ядом относятся ко времени наибольшей политической и личной близости Ленина и Сталина. Это признается практически всеми, кто пытался проанализировать динамику их отношений. Так, М.И. Ульянова в заявлении объединенному (1926) Пленуму ЦК и ЦКК писала: «Вообще за весь период болезни, пока он имел возможность общаться с товарищами, он чаще всего вызывал к себе т. Сталина, а в самые тяжелые моменты болезни вообще не вызывал никого из членов ЦК, кроме Сталина»⁴⁶. Могут сказать, что эта оценка дезавуирована другими воспоминаниями, написанными, видимо, в начале — середине 1930-х годов и содержащими критические оценки Сталина. Это так, но только отчасти. Ульянова позднее писала, что в 1926 г. она не сказала всего, и далее сообщает о нескольких фактах недовольства Ленина Сталиным, об отрицательных чертах характера последнего и т.д., но из этого не следует, что сказанное ею в заявлении Пленуму является неправдой. Наоборот, все написанное в 1926 г. она подтвердила, заявив, что «В.И. ценил Сталина. Это, конечно, верно»⁴⁷.

Наступившее вскоре некоторое улучшение и стабилизация состояния здоровья, видимо, вновь позволили Ленину отложить роковой шаг. Сталин был последним, с кем разговаривал Ленин, перед тем как по требованию врачей прекратить всякую политическую деятельность и контакты с товарищами. Он же стал первым, с кем Ленин захотел повидаться после разрешения врачей на свидания. Вспоминая о разговоре, М.И. Ульянова писала: «Ильич встретил его дружески, шутил, смеялся, требовал, чтобы я угощала Сталина, принесла вина и пр.»⁴⁸ Это первое свидание оставило документальные следы. 14 июля 1922 г. Сталин сообщал телеграммой Орджоникидзе свои впечатления: «Вчера (время указано неточно. — B.C.) первый раз после полуторамесячного перерыва врачи разрешили Ильичу посещение друзей. Был я у Ильича и нашел, что он поправился окончательно. Сегодня уже имеем от него письмецо с директивами. Врачи думают, что через месяц он сможет войти в работу по-старому»⁴⁹. А профессор А.М. Кожевников записал, что их свидание «было продолжительнее, чем предполагалось, потому, что трудно было прервать его»⁵⁰. На следующий .день Ленин направил Каменеву письмо с директивами (Сталин о нем упомянул в телеграмме Орджоникидзе): «12/VII. Т. Каменев В виду чрезвычайно благоприятного факта, сообщенного мне вчера Сталиным из области внутренней] жизни нашего ЦК (о чем конкретно шла речь, установить пока не удалось. — B.C.) предлагаю ЦК сократить до Молотова, Рыкова и Куйбышева, с кандидатами Кам[енев], Зин[овьев] и Томск[ий]**. Всех остальных на отдых, лечиться. Сталину разрешить приехать на августовскую] конференцию. Дела замедлить — выгодно кстати и с дипломатической] точки зрения». Далее следовало приглашение Каменева к себе в Горки⁵¹. Каменев, как и Сталин, нашел состояние Ленина мало отличающимся от того, каким оно было зимой⁵².

С этого времени между Лениным и Сталиным возобновляются постоянные личные и политические контакты. Он бывал у Ленина в Горках гораздо чаще других — 11 раз (11 и 30 июля, 5, 9, 15, 19, 23 и 30 августа, 12, 19 и 26 сентября 1922 г.), Каменев — 4 раза (14 июля, 3, 27 августа, 13 сентября), Бухарин также 4 раза (16 июля, 20, 23, 25 сентября), Зиновьев всего 2 раза (1 августа и 2 сентября)⁵³. В первом письме, направленном Сталину 18 июля 1922 г., Ленин писал: «т. Сталин! Очень внимательно обдумал Ваш ответ и не согласен с Вами». И далее: «Поздравьте меня!» Ленин с радостью обращается к человеку, к которому расположен и от которого рад принять поздравления, с сознанием того, что следующее далее известие о разрешении читать газеты порадует Сталина⁵⁴.

К сожалению, мы мало знаем о содержании большинства их бесед. 12 августа 1922 г. Сталин в Горках беседовал с Лениным о РКИ⁵⁵. Встреча 15 сентября описана Сталиным в опубликованной 24 сентября статье в «Правде»⁵⁶.

Сталин участвует в организации лечения Ленина, который обращается именно к нему с некоторыми «деликатными» вопросами, например, пишет ему письмо с просьбой «избавить от некоторых иностранных врачей, оставить отечественных»⁵⁷. Ленин, в свою очередь, как и прежде, проявляет заботу о здоровье Сталина, об организации его отдыха, чтобы поддержать его работоспособность. 24 июня 1922 г. после врачебной консультации он передал через Семашко Дзержинскому предложение для Политбюро: «Обязать через Политбюро т. Сталина один день в неделю, кроме воскресенья, целиком проводить на даче за городом»⁵⁸. Вот еще одна записка: «т. Сталин. Вид Ваш мне не нравится. Предлагаю Политбюро постановить: обязать Сталина проводить в Зубалово*** с четверга вечера до вторника утром...»⁵⁹ 13 июля 1922 г. Политбюро рассмотрело вопрос об отдыхе Сталина и обязал его «проводить 3 дня в неделю за городом»⁶⁰. 5 августа 1922 г. нарком- здрав НА. Семашко написал М.И. Ульяновой для передачи Ленину: «Передайте пожалуйста] при случае Влад[имиру] Ильичу, что т. Сталин недавно осматривался проф. Ферстером; ему прописано 2 дня в неделю отдыха, что он в общем выполняет», а также о том, что, по его внешнему наблюдению состояние всех товарищей лучше. Так что пусть Влад[имир] Ил[ьич] не беспокоится»⁶¹.

В целом круг вопросов, по которым Сталин контактировал с Лениным, оставался прежним, однако из-за болезни Ленина интенсивность всех контактов Ленина, в том числе и со Сталиным, снизилась. Период после возвращения Ленина к работе, октябрь—декабрь, отмечен все той же нормальной деловой работой и хорошими личными отношениями. Этому не помешали разногласия по вопросам национально-государственного строительства и монополии внешней торговли. М.И. Ульянова вспоминала, что «вернувшись к работе осенью 1922 г., Ленин по вечерам устраивал встречи с Каменевым, Зиновьевым и Сталиным, нарушавшие режим работы, установленный врачами»⁶².

В эти месяцы Ленина кроме вопросов образования СССР и монополии внешней торговли, о которых речь пойдет дальше, беспокоил ряд других вопросов, в которых у него со Сталиным отмечается нормальное сотрудничество, взаимопонимание, единство позиций. Это относится к реорганизации РКИ (о чем шла речь выше), а также формированию бюджета 1923 г., в процессе которого встал вопрос о сокращении судостроительной программы и направлении сэкономленных средств на нужды просвещения. В этом вопросе Ленин оказался в противостоянии с Троцким. Сталин поддержал Ленина⁶³. В конце сентября 1922 г. заместитель председателя Госплана Пятаков подписал военную смету, превышающую сумму, предложенную наркомом финансов, на 26 триллионов руб. 28 октября СНК под председательством Каменева в отсутствие Ленина утвердил ее, о чем Каменев сообщил Ленину, одновременно указав, что «эта сумма явно непосильна для государства» и предложив отменить решение СНК, а для изучения этого вопроса создать комиссию⁶⁴. 30 октября 1922 г. Ленин пригласил к себе для обсуждения этого вопроса Сталина, Каменева, Зиновьева и Молотова. Примечательно, что наркомвоенмора Троцкого для обсуждения сметы военного ведомства в узком кругу Ленин не пригласил. Это совещание оценило допущенную ошибку как «архиопасный путь» и предложило впредь таких ошибок не допускать⁶⁵. 30 ноября Политбюро приняло решение сократить расходы на судостроительную программу до 8 млн золотых рублей⁶⁶.

Осень 1922 г. принесла Сталину расширение если не власти, то своего политического влияния, что не могло произойти без ведома Ленина. Накануне начала работы IV конгресса Коминтерна, 2 ноября 1922 г., Политбюро утвердило принятое накануне «опросом» предложение Зиновьева об увеличении числа представителей РКГТ(б) в Коминтерне за счет включения в их число Сталина, Каменева, Луначарского, Пятакова, Мануильского67. А 30 ноября 1922 г. накануне окончания конгресса Коминтерна Политбюро утвердило новый состав представительства РКП(б) в Коминтерне: члены — Бухарин, Радек, Зиновьев («прежняя «тройка») и кандидаты — Ленин, Троцкий и Сталин⁶⁸. А ведь это было уже после известной дискуссии Сталина и Ленина об основах строительства СССР, т.е. по вопросу, принципиально важному для Коминтерна.

С другой стороны, нет никаких оснований считать, что Ленина беспокоило усиление политических позиций Сталина. Нам неизвестны документы, которые бы свидетельствовали о том, что Сталин расширял свою власть дальше установленных (если такие установления были) пределов или злоупотреблял ею, проявлял грубость, «нелояльность», т.е. то, что ставилось ему в упрек в «Письме к съезду». Наоборот, он держал себя подчеркнуто скромно, что удивляло тех, кто знал истинную расстановку сил в руководстве партии. Любопытные воспоминания об этом оставил Микоян, настроенный к Сталину критически. Рассказывая о работе XII партконференции (4—7 августа 1922 г.), он пишет, что был поражен скромным поведением Сталина, которое у него и других делегатов «вызывало недоумение. «Вначале я подумал, не было ли это проявлением его чрезмерной скромности... Но в данном случае такая скромность уже выходила за пределы необходимого... такое поведение генерального секретаря, как я понимал, не мешало, а скорее содействовало сплочению сложившегося руководящего ядра партии. Оно повышало в глазах делегатов личный престиж Сталина»⁶⁹. Скромное поведение Сталина бросалось в глаза и удивляло несоответствием его авторитету и положению в партии.

Сказанное, конечно, не означает, что в отношениях между Лениным и Сталиным в это время не было никаких проблем. Проблемы были, отрицать или игнорировать их было бы наивно и неправильно. У Сталина были свои сложившиеся политические взгляды, свой политический почерк, свои представления, что и как надо делать. На этой почве возникали разногласия, которые не выходили за рамки обычных трений, возникающих в процессе работы. Показательна, например, телефонограмма Сталина Ленину (6 мая 1922 г.), вызванная недоразумениями в связи с отправлением телеграммы членам советской делегации на Генуэзской международной конференции Чичерину и Красину. «Проект ответа т. Рыкова на телеграмму Чичерина и Красина о топливе послан как ответ т. Рыкова за его подписью. Я не возражал против вашего предложения о посылке телеграммы Чичерину и Красину в советском порядке, хотя ни по существу, ни формально я не согласен с Вами. Поступил я так потому, что ответ требовался немедленный и невозможно было откладывать дело. Я пустил на голосование проект ответа Рыкова после телефонного разговора с Вами, имея Ваше согласие узнать мнение членов Политбюро по интересующему Красина и Чичерина вопросу: я не мог допустить, чтобы ответ был послан в советском порядке, без ведома и контроля Политбюро. Это, во-первых, во-вторых, ясно, что кем бы ни была послана телеграмма, она будет расценена, как ответ, санкционированный Политбюро, и, в-третьих, запрос Чичерина и Красина был направлен в Политбюро и последнее не могло ответить молчанием. Я не знаю других средств для определения мнения членов Политбюро о телеграмме, посланной, скажем, в советском порядке, кроме опроса последних.

Вы оказывается упрекали т. Манучарьянц за опрос членов Политбюро и советовали ей по вопросам советского порядка не опрашивать членов Политбюро. Если есть тут чья-либо вина (я ее не вижу), я принимаю ее целиком на себя, ибо Манучарьянц только исполнительница моих распоряжений. Я думаю, что по вопросам, касающимся направления дел, следует делать замечания или давать советы не исполнительнице распоряжений, а автору последних, т.е. мне. В противном случае мы рискуем разрушить всякую дисциплину в техническом аппарате Политбюро»⁷⁰.

Вот еще один подобный документ. 13 ноября 1922 г. Сталин писал Ленину о том, что в связи с одним из его выступлений возникли политические проблемы. «Я получил ряд заявлений от практиков московской парторганизации и от членов Российской фракции конгресса Коминтерна о некотором неудобстве, создаваемом Вашим интервью корреспонденту Обсервера о левых и правых коммунистах»⁷¹. Заявления говорят о том, что интервью т. Ленина освящает существование левого коммунизма (может быть, рабочей оппозиции), как партийно-законного явления. Практики считают, что теперь, когда левый коммунизм во всех его формах (не исключая рабочей оппозиции) ликвидирован, опасно и нецелесообразно говорить о левом коммунизме, как о законном явлении, могущем конкурировать с коммунизмом официально-партийным, тем более, что на XI-м съезде нами констатировано полное единство нашей партии, а период, следующий за XI-м съездом, говорит о дальнейшем укреплении партии в смысле ее единства и сплоченности. Я думаю, что если в дипломатическом отношении подчеркивание существования левого коммунизма, может быть и полезно, то в отношении партийном это подчеркивание ведет к некоторым отрицательным результатам в ущерб партии и в угоду рабочей оппозиции, создает сумбур, неясности. Хорошо бы в дальнейшем исправить этот недочет»⁷².

По существу поднятых вопросов Сталин, думается, был прав. Со стороны Ленина не последовало никакой отрицательной реакции, хотя можно допустить, что Ленину эти письма не понравились. Но в любом случае их нельзя расценивать как злоупотребление властью генерального секретаря ЦК РКП (б), проявление грубости и пр. Эти письма остались без видимого последствия, как и проявления других разногласий в текущей политической работе. Более того, в тех мерах, которые Ленин в это время предлагал для совершенствования работы ЦК и его аппарата, нет и намека на то, что он был недоволен Сталиным, ростом его политической активности, общим ходом дел в ЦК партии и его аппарате. Это, например, проявилось в направленных Лениным 8 декабря 1922 г. ЦК партии «Предложениях Пленуму, касающиеся регламента работы Политбюро»⁷³.

Показательным является также то, что именно Сталину Ленин направил 15 декабря 1922 г. свое последнее деловое письмо с сообщением о том, что он закончил «ликвидацию» своих дел и может уезжать спокойно. «Осталось только одно обстоятельство, которое меня волнует в чрезвычайно сильной мере, — это невозможность выступить на съезде Советов»⁷⁴. В этом выступлении, насколько можно судить о намерениях Ленина по подготовленным материалам и плану, он не собирался затрагивать ни одного вопроса, по которому прежде имели место какие-то разногласия со Сталиным, в том числе и вопросы национально-государственного строительства и монополии внешней торговли⁷⁵. И самый факт этого письма, и поставленные в нем вопросы, и его тон говорят о том, что доверительные политические и личные отношения между Лениным и Сталиным, несмотря на имевшие место разногласия, продолжали сохраняться.

Д. А. Волкогонов опубликовал очень важное для нашей темы письмо Ленина Сталину, не датировав его. Мы сначала воспроизведем его текст, а затем попробуем определить время, к которому оно относится. «Т. Сталин! Врачи, видимо, создают легенду, которую нельзя оставить без опровержения. Они растерялись от сильного припадка в пятницу и сделали сугубую глупость: пытались запретить "политические" совещания (сами, плохо понимая, что это значит). Я чрезвычайно рассердился и отчитал их. В четверг у меня был Каменев. Оживленный политический разговор. Прекрасный сон, чудесное самочувствие. В пятницу паралич. Я требую Вас экстренно, чтобы успеть сказать на случай обострения болезни. Только дураки могут тут валить на политические разговоры. Если я когда волнуюсь, то из-за отсутствия своевременных разговоров. Надеюсь Вы поймете это, и дурака немецкого профессора и К° отошлете. О пленуме ЦК непременно приезжайте рассказать или присылайте кого-либо из участников...»⁷⁶.

Точная привязка событий к дням недели, упоминание о предстоящем Пленуме ЦК РКП(б), факт запрета врачами «политических совещаний», а также состояние здоровья и работоспособности Ленина позволяют уверенно датировать это письмо кануном декабрьского (1922) Пленума. 14 декабря обозначен как четверг. «Дневник дежурных секретарей» в этот день не фиксирует посещение Каменевым Ленина в кабинете⁷⁷, но нельзя исключить, что Каменев был у Ленина на квартире. Опубликованный «Дневник дежурных врачей» не содержит записей за 15 декабря 1922 г., однако запись за 16 декабря говорит о том, что накануне, 15-го (т.е. в пятницу), у Ленина действительно был приступ паралича: «Вчера весь день было чувство тяжести в правых конечностях. Мелких движений правой рукой почти не может совершать. Попробовал писать. Но с очень большим трудом написал письмо, которое секретарша разобрать не могла, и Владимиру Ильичу пришлось его продиктовать»⁷⁸. В этой записи имеется еще одно указание на 15 декабря — о тексте, написанном Лениным так плохо, что его пришлось переписывать. Известно, что начиная с 15 декабря Ленин уже не мог писать сам. В этот день он не смог написать письмо Троцкому и вынужден был прибегнуть к помощи Фотиевой, которая записала его под диктовку⁷⁹. Таким образом, письмо было написано не ранее 16 и не позднее 18 декабря 1922 г., так как в этот день работал Пленум ЦК РКП(б).

Это письмо «на корню» убивает легенду об охлаждении Ленина к Сталину, о недоверии к нему и пр. и пр. На 16 декабря между Лениным и Сталиным сохраняются все те же, знакомые по предыдущему времени тесные, хорошие деловые и близкие, доверительные человеческие отношения.

Был ли Сталин у Ленина, неизвестно****. О чем хотел говорить с ним Ленин «на случай обострения болезни», мы тоже не знаем, но можем сделать аргументированное предположение на основе воспоминаний Л.А. Фотиевой и М.И. Ульяновой. 22 декабря после второго инсульта вновь возникла угроза паралича и утраты речи*****, т.е. то состояние, с которым Ленин связывал самоубийство. Он опять обратился к Сталину за ядом. Фотиева писала: «22 декабря Владимир Ильич вызвал меня в 6 часов вечера и продиктовал следующее: "Не забыть принять все меры достать и доставить... в случае если паралич перейдет на речь, цианистый калий, как меру гуманности и как подражание Лафаргам..." И прибавил при этом: "Эта записка вне дневника. Ведь Вы понимаете? Понимаете? И, я надеюсь, что Вы это исполните". Пропущенную фразу в начале я не могла припомнить. В конце — я не разобрала, т.к. говорил очень тихо. Когда переспросила, не ответил. Велел хранить в абсолютной тайне»⁸⁰. М.И. Ульянова в заявлении объединенному (1926) Пленуму ЦК и ЦКК писала, что во время второго удара в декабре 1922 г. «В.И. вызывал к себе Сталина и обращался к нему с самыми интимнейшими поручениями... И при этом Ильич подчеркивал, что хочет говорить именно со Сталиным» (выделено нами. — В. С)⁸¹. «Вызывал» и «обращался» — значит, Сталин был у Ленина в период от 16 до 22 или 23 декабря.

Анализ доступных историкам документов и воспоминаний приводит нас к выводу, что в середине — конце 1922 г. личные и политические отношения Ленина и Сталина носили спокойный, деловой, товарищеский характер. Политические бури последних месяцев 1922 г. не изменили в принципе отношения Ленина к Сталину. Ничто из достоверно известных нам фактов не указывает на какую-либо чрезвычайную политическую напряженность между ними или охлаждение в их личных отношениях. Ничто не говорит о том, что Ленин вдруг стал опасаться своего союзника, ставшего сосредоточивать в своих руках «необъятную власть», в то время как он из-за болезни все больше и больше утрачивал способность влиять на текущие дела. Ничто не указывает на то, что Ленин разочаровался в системе власти, созданной им для проведения его же собственного политического курса, настолько, что решил сломать тот политический баланс в ЦК партии, без которого эта система существовать не могла и политический курс, выработанный им, проводиться не мог бы. Вплоть до 22—23 декабря 1922 г. ничто не указывает на то, что Ленин увидел в деятельности и поведении Сталина что-то такое, что заставило его пожалеть о том, что Сталин стал генеральным секретарем ЦК РКП (б). Имевшиеся разногласия носили не принципиальный, а тактический характер, и не доходили до грани политического или личного конфликта. Они решались в обычном «рабочем» порядке и не могли служить причиной радикального изменения Лениным своих прежних оценок Сталина как политика и человека.

Теперь обратимся к истории наиболее крупных разногласий Ленина и Сталина по вопросам образования СССР и монополии внешней торговли. Начнем с последнего. Предваряя анализ материала по этим проблемам, скажем, что они не повлияли на их отношения так, как обычно представляется, — драматическим образом.

* На несостоятельность отнесения этого упрека к Сталину указывал Волкогонов (Волкогонов ДА. Ленин. Политический портрет. Кн. 2. С. 36—37).

** Очевидно, речь идет об организации работы Политбюро. Члены Политбюро Каменев, Зиновьев и Томский должны были в это время принимать участие в его работе только для замены Молотова, Рыкова и секретаря ЦК Куйбышева, т.е. в таком режиме, в котором к его работе привлекались кандидаты в члены Политбюро.

*** Летом 1922 г. в Зубалово рядом строили четыре дачи: для Ленина, Сталина, Каменева и Дзержинского (См.: ВолкогоновД.А. Ленин... Кн. 2. С. 34).

**** «Дневник дежурных секретарей» не фиксирует посещение Сталина, но он мог быть на квартире у Ленина. Косвенно эту датировку подтверждает и М.И. Ульянова, которая так же, как и Ленин, в этом письме писала, что инициатива в ограничении Ленина на политинформацию после 16 декабря исходила от врачей (Известия ЦК КПСС. 1989. № 12. С. 198).

***** Предчувствия Ленина не обманули. Несколько часов спустя в ночь на 23 декабря врачи зафиксировали наступление стойкого паралича: утром уже «совершенно не было никаких движений ни в руке, ни в ноге» (Вопросы истории КПСС. 1991. № 9. С. 45).

 

§ 3. ЛЕНИН, СТАЛИН И ТРОЦКИЙ В ДИСКУССИИ О МОНОПОЛИИ ВНЕШНЕЙ ТОРГОВЛИ

В историографии и общественном сознании с подачи Троцкого прочно утвердилась мысль, что дискуссия по вопросу о сохранении режима монополии внешней торговли способствовала, с одной стороны, усилению политической отчужденности Ленина со Сталиным, Каменевым и Зиновьевым, а с другой — политическому сближению его с Троцким и установлению между ними политического блока, направленного против большинства Политбюро и ЦК. Эта версия передает реальные события в искаженном виде.

Острая дискуссия относительно судьбы монополии внешней торговли и совершенствования механизмов и способов ее осуществления велась в руководстве РКП(б) с конца 1921 г., когда этот режим, установленный 22 апреля 1918 г.⁸², стал подвергаться критике как пережиток времен «военного коммунизма». Ленин сразу же выступил за незыблемость этой монополии. 3 марта 1922 г. он писал Каменеву: «Я довольно долго размышлял о нашем разговоре (с Вами, Сталиным и Зиновьевым) насчет Внешторга и линии Красина и Сокольникова.

Мой вывод — безусловно прав Красин. Нельзя нам теперь дальше отступать от монополии внешней торговли... Иностранцы иначе скупят и вывезут все ценное»⁸³. Как видно, разногласия в ленинской группе по этому вопросу наметились еще до XI съезда. На политических отношениях Ленина и Сталина они не отразились, Сталин стал генеральным секретарем ЦК РКП(б). Эта дискуссия, порождавшая неопределенность в важном политическом вопросе, была известна за границей и отрицательно сказывалась на развитии контактов с Германией — единственным из промышленно развитых капиталистических государств, политически признавшим Советскую Россию и изъявившим готовность к широкому экономическому сотрудничеству с ней (Рапалльский договор от 10 апреля 1922 г.). Это обстоятельство придавало вопросу о монополии новый поворот и дополнительную остроту. Стремясь устранить препятствия на пути развития внешнеэкономических связей с Германией, Ленин 15 мая 1922 г. внес в Политбюро проект постановления, Подтверждающего монополию внешней торговли⁸⁴ и в тот же день написал Сталину и М.И. Фрумкину: «Я считаю, что надо формально запретить все разговоры и переговоры и комиссии и т.п. об ослаблении монополии внешней торговли»⁸⁵. На письме Ленина Сталин написал: «Против формального запрещения шагов в сторону ослабления монополии внешней торговли на данной стадии не возражаю. Думаю, все же, что ослабление становится неизбежным»⁸⁶. Подобных взглядов придерживалось большинство членов Политбюро, в том числе Каменев, Зиновьев, Троцкий. За упразднение монополии внешней торговли выступали нарком финансов Г.Я. Сокольников и Н.И. Бухарин. Таким образом, в Политбюро оформились три позиции. Дискуссия продолжалась. Сокольников продолжал настаивать на пересмотре режима внешней торговли. К осени 1922 г. этот вопрос обострился еще более в связи с неспособностью государственных органов обеспечить вывоз хлеба, что отрицательно сказалось на поступлении валюты. По настоянию Сокольникова вопрос был вынесен на октябрьский (1922) Пленум ЦК РКП(б), который 6 октября в отсутствие Ленина по докладу Сокольникова (в его подготовке принимали участие М.И. Фрумкин, П.А. Богданов и Л.М. Карахан) рассмотрел вопрос «О режиме внешней торговли». К сожалению, протокол не фиксировал ход дискуссии, известно только постановление, которое соответствовало позиции большинства ЦК:

«а) Не декларируя никаких перемен в отношении монополии внешней торговли, провести ряд отдельных постановлений СТО о временном разрешении ввоза и вывоза по отдельным категориям товаров или в применении к отдельным границам.

б) Предложить СТО немедленно начать осуществление указанных мер, не откладывая их до выработки общего списка товаров, подлежащих ввозу или вывозу, а также портов и границ, через которые ввоз и вывоз должен производиться». Одновременно был определен состав комиссии для проведения этого решения через СТО (Сокольников, Фрумкин, Пятаков, Богданов, Лежава). Перечень товаров, разрешенных к ввозу и вывозу, решено было обсудить с местными властями⁸⁷.

12 октября председатель Центросоюза Л.М. Хинчук направил Ленину письмо с критикой решения Пленума. В тот же день нарком внешней торговли Л.Б. Красин выступил в печати против решения Пленума, аргументируя свои возражения опасением, что из страны начнется вывоз богатств и т.д. Ленин расценил решение Пленума как покушение на сохранение режима монополии внешней торговли. В тот же день он беседовал со Сталиным относительно тех мер, которые должны были быть приняты по реализации постановления Пленума, в частности об открытии Петроградского и Новороссийского портов. Ленин считал, что стремление крестьян продать хлеб за границу подтолкнет их к борьбе с советской властью, а иностранцы вывезут все излишков хлеба, в то время как запас на случай войны еще мал⁸⁸. Очевидно, Сталин не согласился с Лениным. Он, как и большинство членов ЦК, считал, что разрешение торговать не только через Внешторг, но и через другие государственные организации, а также улучшение аппарата Внешторга не разрушают режима монополии внешней торговли. Предложения же сторонников ликвидации монополии — Бухарина и Сокольникова — были отклонены*. Между Лениным и большинством ЦК возникла ситуация определенного непонимания друг друга.

В письме Сталину (для Политбюро)*, написанному 12—13 октября 1922 г., Ленин подверг критике аргументацию Сокольникова и решение Пленума, которое «устанавливает как будто неважную, частичную реформу... Но на самом деле это есть срыв монополии внешней торговли». Ленин считал, что установить эффективный контроль за действием закупочных контор, которым предоставляется право вывоза, невозможно». Возникнет ситуация несравненно более сложная, чем та, которую может создать контрабанда. Он предлагал совершенствовать имеющуюся систему внешней торговли, а не бросать и не разрушать ее, оставляя на ее месте полный хаос. Ленин выразил недовольство тем, что этот вопрос на Пленуме был внесен «наспех», без внимательного изучения всех последствий и без предварительной серьезной дискуссии. «Где же тут хоть тень правильного отношения к делу? Усталые люди голоснут в несколько минут и баста. Менее сложные политические вопросы мы взвешивали по многу раз и решали нередко по нескольку месяцев»**. Сославшись на свое отсутствие на заседании Пленума по причине болезни, Ленин просил о «некотором исключении из нормы» и предложил «отсрочить решение этого вопроса на два месяца, т.е. до следующего пленума, а до тех пор собрать сведенные вместе и проверенные документы об опыте нашей торговой политики»⁸⁹.

12 октября Политбюро, обсудив статью Красина и предложения Ленина, решило поручить Секретариату опросить всех членов ЦК, находящихся в Москве, относительно перенесения окончательного решения вопроса о монополии внешней торговли на следующий Пленум, и в случае если за это предложение не будет большинства опрошенных, передать вопрос на решение очередного заседания Политбюро. Красину поручалось предоставить членам ЦК все материалы в двухдневный срок⁹⁰. Сохранился ряд письменных ответов на запрос Секретариата, говорящих о том, что почти все опрошенные согласились с предложением Ленина отложить окончательное решение вопроса, не изменив, однако, своего мнения по существу. Противился ленинскому предложению только Зиновьев. 14 октября он писал Сталину: «Я решительно против пересмотра решения... и по формальным соображениям, и по существу. В статье т. Красина (видимо, он считал, что именно она смутила Ленина. — B.C.) ничего, кроме демагогии не вижу. Голосую против всякого пересмотра»⁹¹. Интересно, что наиболее активные и принципиальные противники Ленина — Сокольников и Бухарин — заняли более гибкую, чем Зиновьев, позицию: они согласились с повторным обсуждением этого вопроса. Сокольников 14 октября в письме Сталину поддержал «предложение т. Ленина об отсрочке решения о монополии внешней торговли»⁹². Бухарин в принципе был против пересмотра принятого решения, но соглашался пойти навстречу Ленину по тактическим соображениям. 17 октября он писал Сталину, что считает опасения Ленина и Красина несостоятельными, так как они игнорируют те убытки, которые терпит страна из-за неумения «мобилизовать крестьянский товарный фонд», в чем повинен плохой аппарата Внешторга. Он считал, что будет лучше, если получат прибыль капиталисты-партнеры, чем продукты сельского хозяйства останутся нереализованными. Соглашаясь на отсрочку окончательного решения еще на два месяца, он отмечал, что это приведет к дополнительным финансовым потерям. Свое согласие ждать Бухарин объяснял тем, что такой важный вопрос нельзя решать при колебаниях ЦК партии⁹³. Каменев 14 октября известил Сталина, что он «согласен пересмотреть на первом заседании Пленума ЦК»⁹⁴. Сталин также согласился на повторное рассмотрение вопроса, заявив о сохранении привержен