Глава 12
ВО ГЛАВЕ МОСКОВСКИХ КОММУНИСТОВ

ИНДУСТРИАЛИЗАЦИЯ И КОЛЛЕКТИВИЗАЦИЯ
В МОСКОВСКОМ РЕГИОНЕ.
БОРЬБА ПРОТИВ «ПРАВЫХ» И «ЛЕВЫХ»

В апреле 1930 года меня избрали первым секретарем Московского комитета ВКП(б). Я принимал активное участие в руководстве его деятельностью со стороны ЦК. Будучи избранным в непосредственные руководители МК, я почувствовал большую ответственность и еще большие обязанности.

Я отдавал себе ясный отчет в особом значении и важности Московской большевистской организации. Москва и ее большевистская партийная организация занимали и занимают особое, выдающееся положение в партии, особенно после того, как Москва стала столицей нового Советского государства. К голосу Московской парторганизации чутко прислушивались и прислушиваются местные организации партии, с ее решениями считались все партийные организации Страны Советов. Московская организация в сознании партийцев и пролетариев нашей Родины всегда шла рядом с партийной организацией передового, революционного Ленинграда. Но бывали моменты, когда партии и ее Ленинскому Центральному Комитету приходилось помогать успешно преодолевать отдельные ошибки как в Ленинграде, так и в Москве, проявлявшиеся по преимуществу в верхушке и лишь отчасти в районных парторганизациях.

Московская организация при помощи ЦК успешно боролась с антиленинскими уклонами, например, в 1918 году, когда шла борьба с так называемыми «левыми коммунистами», выступавшими против Брестского мира.

Мне ярко запомнились дни, когда я приехал в Москву из Петрограда вместе со Всероссийской коллегией по организации

Красной Армии в марте 1918 года. Тогда Московская организация уже разбила весьма сильные позиции «левых», но они еще были очень активны не только по вопросу о Брестском мире, но и по другим вопросам внутренней политики.

В 1921 году, когда я был послан ЦК на работу заведующим организационным отделом ВЦСПС, приходилось значительную часть своего времени уделять работе Московского союза кожевников, избравших меня в президиум правления, и работе Замоскворецкого райкома партии, где секретарем тогда была незабвенная тов. Землячка, крепко запрягшая активных партийцев, в том числе и меня, в работу райкома, как прикрепленного к одному из крупнейших революционных предприятий Замоскворечья — кожевенному заводу «Красный Поставщик». Это был острый период борьбы с оживившимися анархистами, меньшевиками и эсерами, использовавшими большие трудности Советского государства в организации производства, особенно снабжения рабочих, для развертывания своей антисоветской контрреволюционной работы. Мы, большевики, мобилизовали все свои силы для того, чтобы политически разбить эти вылазки и оторвать от врагов те группы и слои мелкобуржуазно настроенных рабочих, которые поддавались их влиянию.

Но беда была в том, что и внутри парторганизаций были занозы: троцкисты, «Рабочая оппозиция» (шляпниковцы) и другие им подобные группы. На нашем, например, заводе было много жент щин, в том числе активисток, которые поддались влиянию тов. Коллонтай, которая тогда была со Шляпниковым. Они выступали на ячейках против политики партии более завуалированно, чем до X съезда партии, но фактически разлагали даже некоторых коммунистов, настраивая их против партии, ее ЦК и Ленина. Это не удерживалось в партийных рамках, поэтому наша борьба с внутрипартийными оппозициями была острой и напряженной. С удовлетворением вспоминаю, что одной из первых низовых парторганизаций Замоскворечья, занявшей твердую Ленинскую партийную позицию и давшей отпор антипартийным элементам, была славная партийная ячейка «Красного Поставщика», где и беспартийные рабочие дали отпор антисоветчикам (меньшевикам, эсерам, анархистам и прочим). «Красный Поставщик» стал партийной Ленинской крепостью Замоскворечья и такой крепостью оставался на протяжении десятков лет. Я это наблюдал в течение 35 лет моего пребывания членом этой ячейки.

В 1922 году, после повторного возвращения из Туркестана, когда я начал работу заведующим Организационно-инструкторским отделом ЦК, я вновь прикрепился к ячейке этого завода. Это был острый период борьбы с троцкистами и всеми другими видами оппозиции. В Замоскворецком районе, где оппозиция особенно была активна, но где ей не удалось не только получить большинства, но даже и солидной поддержки, она была разбита. На Замоскворецкой районной партийной конференции в 1924 году оппозиция доходила до бешенства и недостойных выпадов против Землячки и других верных линии ЦК активистов, в частности против меня, демагогически величая меня «комиссаром ЦК в Замоскворецком районе». Усилиями всех ленинцев славного Замоскворецкого района троцкисты и прочие были биты, и победила Ленинская линия ЦК.

Хотя троцкистам во время дискуссии 1923 года, благодаря слабой организованности Ленинских сил, удалось захватить руководство в ряде ячеек (студенческих, советских и других) и даже в целом Хамовническом райкоме, они, благодаря усилиям настоящих большевиков, были разбиты во всех районах Москвы, в том числе и Хамовническом. Участвуя по поручению ЦК в руководстве этой борьбой, я видел, как поднялись большевистские силы, верные Ленинизму коммунисты, в особенности старые большевики, и под руководством ЦК нанесли поражение троцкистским раскольникам. Борьба с обнаглевшими троцкистами, «Рабочей оппозицией», децистами-сапроновцами и прочими в Москве не раз принимала особо острый характер потому, что все верхи оппозиции были сосредоточены в Москве, и еще потому, что в Москве, как нигде, наряду с основной массой выдержанных революционных пролетариев и коммунистов, было сосредоточено много чиновников-бюрократов, нэпмановских элементов, спекулянтов и ищущих приключений и своекорыстных интересов людей. Все эти элементы влияли не только на общую обстановку, но и на коммунистов внутри самой партии. После того как Московская организация отбила атаки троцкистов, они, хотя и продолжали свою борьбу в едином блоке с каменевцами-зино-вьевцами и даже пробовали в 1927 году вывести своих сторонников на самостоятельную антисоветскую демонстрацию, с треском провалившуюся, уже не поднялись не только до влияния в каком-либо районе, но даже солидной ячейке, хотя и имели еще немалое количество своих сторонников в учреждениях, просвещенческих организациях и т.п.

Эта победа в Московской организации, как и во всей партии, далась нелегко: Центральный Комитет партии, члены его Политбюро, находясь в Москве и придавая Московской организации первостепенное значение, непосредственно участвовали и руководили борьбой московских большевиков. Был установлен порядок систематических выступлений членов Политбюро и ЦК перед коммунистами и беспартийными рабочими. Часто выступал тов. Сталин, речи которого, не претендуя на внешний ораторский «блеск» (типа Троцкого), были всегда наполнены глубоким историческим, теоретическим и практическим содержанием и своей железной логикой, ясностью мысли, чеканными Ленинскими формулировками и выводами доходили до глубины души и сознания и активиста, и рядового коммуниста, и рабочего.

Вместе со всей партией Московская организация успешно осуществляла курс на индустриализацию страны, хотя ее руководство в лице Угланова подчеркивало, с некоторой хвастливостью, что мы — Москва ситцевая и, следовательно, не задаемся особыми «фантазиями» насчет развития тяжелой индустрии, в том числе и машиностроения.

Когда в 1927-м, особенно в 1928-1929 годах, партия и Советская власть столкнулись с особыми трудностями в области хлебозаготовок, когда кулачество объявило забастовку по сдаче хлеба государству, поставив всю социалистическую реконструкцию под угрозу срыва, в этот период вскрылась и проявилась правая группировка в ЦК и в партии, возглавляемая Бухариным, Рыковым, Томским, оказавшими внутрипартийное сопротивление наступлению на кулака.

Бухарин, как известно, выступил с теоретическими оппортунистическими обоснованиями «врастания кулака в социализм» — врастания этого носителя капитализма в социализм, то есть фактически «правые» вели не к социализму, а к капитализму. На эту правоуклонистскую позицию встал не только первый секретарь МК Угланов, но и большинство бюро МК и бюро некоторых райкомов. Попытки ЦК переубедить, выправить линию тогдашних руководящих работников МК не привели к положительным результатам. Если в первой половине 1928 года Угланов ограничивался общими выступлениями против быстрых темпов индустриализации, отстаивая при этом необходимость прежде всего развития текстильной промышленности в Москве, неразумно и нелогично противопоставляя ее тяжелой промышленности и машиностроению, то во второй половине 1928 года он и его сотоварищи по МК уже выступали более открыто и определенно за «правые» позиции Бухарина, в том числе и против коллективизации.

Во второй половине 1928 года после переезда из Украины на работу в ЦК мне, как и другим работникам ЦК, довелось активно сотрудничать с районами Москвы, в особенности с теми, с которыми я и раньше был особенно связан, — с Замоскворецким, Ро-гожско-Симоновским и Сокольническим. Как раз в Рогожско-Симоновском районе «правые» проявляли наибольшую активность и развернули через секретаря райкома Пенькова фракционную работу. Но многие секретари низовых партийных ячеек, особенно производственных, возмутились фракционной работой «правых» и их активиста Пенькова, и более 50 секретарей ячеек этого района в октябре 1928 года прислали в ЦК ВКП(б) письмо, в котором рассказали о фракционной работе Пенькова, который действовал в согласии с Углановым. Это письмо стало известно всем районам Москвы, и некоторые из них, например Сокольнический, уже более решительно выступили против «правой» опасности.

ЦК ВКП(б) обратился с письмом ко всем членам Московской организации, раскрывающим «правые» ошибки МК и призывающим к единству; ЦК выразил уверенность, что, несмотря на то что отдельные руководители проявили «правый уклон», Московская организация в целом была и будет надежной опорой ЦК.

В том же октябре на пленуме МК выступил тов. Сталин, раскрыв сущность «правой опасности в ВКП(б)» и ошибки в Москве. МК принял постановление, в котором был весьма важный пункт о сосредоточении огня идейно-политической борьбы против «правой» опасности и против примиренческого отношения к ней (примиренчество тогда было распространенным явлением, значительная часть этих примиренцев были «правыми»).

Московская парторганизация в дальнейшем развила борьбу с «правыми», и по решению ноябрьского (1928 года) Пленума МК Угланов был снят с поста первого секретаря МК. Вместо него секретарем МК был избран тов. Молотов. Через некоторое время Молотов ввиду его загрузки работой в ЦК был заменен на посту первого секретаря МК Бауманом К.Я.

«Правые» потерпели поражение в Москве, Московская парторганизация, как писал ЦК в своем обращении, была и осталась верной опорой Ленинской линии партии. Это, конечно, не означало, что «правая» опасность уже тогда была ликвидирована, тем более что лидеры «правых» маневрировали и, потерпев поражение, начали маскироваться, заявляя на словах о своих ошибках, а на деле продолжая свою линию во всем Советском Союзе, в том числе и в Москве.

Московская парторганизация, сменившая партруководство, с новыми силами взялась за выполнение первой пятилетки. Вместе со всей партией Московская организация возглавила подъем крестьянской бедноты и лучших слоев середняцкого крестьянства, нашедший свое выражение в развитии в конце 1929 года мощного колхозного движения и ликвидации кулачества как класса. Однако Московская организация и прежде всего МК допустили грубые ошибки в политическом и организационно-хозяйственном подходе к темпам коллективизации, не менее острые, чем в ряде областей и краев страны. Здесь прежде всего сказались последствия длительного руководства «правых» в Московской области. Выступая якобы за крестьянство, углановцы на деле игнорировали деревню, не оказывали никакой помощи сельскому хозяйству и были оторваны от деревни. Город Москва, особенно аппараты облисполкома и МК партии (который тогда был не только городским, но и областным комитетом) не имели связи с деревней. И когда развернулось колхозное движение, аппарат, в котором оставалось еще немало углановцев и особенно примиренцев, вместо.руководства со знанием жизни и действительности занялся администрированием и командованием, а новое руководство МК практически слабо проверяло дело и само даже поддалось стихийному потоку вместо руководства им, не борясь с перегибами, творившимися на местах.

Коллективизация за последние 4 месяца 1929 года выросла с 1,8% до 12,2%, а за три месяца 1930 года получился гигантский скачок: на 1 февраля 1930 года уже было 36%, а на 1 марта — 71,7%, а потом... сразу вниз: к 1 апреля 12% и к 1 мая — 7,5%. В то время, как в постановлении Центрального Комитета ВКП(б) Московская область была отнесена к третьей группе коллективизации с завершением ее к весне 1933 года, бюро МК 13 февраля 1930 года вынесло официальное решение закончить коллективизацию в Московской области весной 1930 года, то есть на три года раньше срока, указанного ЦК. Такая «команда» не могла не привести к печальным результатам. В своем последующем объяснительном письме в ЦК первый секретарь МК тов. Бауман писал: «Ввиду того, что: 1) На январском Пленуме МК ВКП(б) в резолюции по моему докладу допущена принципиальная ошибка, выразившаяся в постановке, наряду с выдвинутой ЦК задачей ликвидации кулачества как класса, задачи ликвидации новой буржуазии в целом, исправленная вслед затем МК по предложению ЦК, 2) Московским комитетом была взята неправильная и противоречащая директивам ЦК от 6 января установка о завершении сплошной коллективизации весной этого года, за что я, как первый секретарь, несу, главным образом, ответственность». Дальше т. Бауман заявляет: «Эти допущенные в работе МК ошибки углублены мною неясностью и неправильностью ряда положений в моем заключительном слове на последнем Пленуме МК, что дало повод к замазыванию имевших место в деле коллективизации ошибок, тормозя тем самым дело их решительного исправления. Я прошу ЦК ВКП(б) освободить меня от работы в Московском комитете в качестве секретаря».

В своем постановлении ЦК записал: «Принимая заявление т. Баумана к сведению, ЦК считает необходимым отметить, что:

1) Тов. Бауман, как секретарь ЦК и первый секретарь Московской областной организации, обязан был стоять во главе тех товарищей Московской областной организации, которые требовали решительной безоговорочной борьбы с искривлениями партлинии и замазыванием ошибок, считая, что только такая борьба может обеспечить настоящее большевистское воспитание кадров.

2) Между тем тов. Бауман вместо того, чтобы выполнить эту свою задачу, в своем заключительном слове на мартовском Пленуме Московской областной организации сам стал замазывать ошибки, проявил на деле примиренческое отношение к «левым» загибщикам и допустил полемику против тех членов Пленума, которые требовали решительной борьбы с искривлениями и быстрой ликвидации ошибок, невольно дезориентировав тем самым Пленум и затруднив правильное воспитание кадров (см. заключительное слово т. Баумана на Пленуме, где он отрицает наличие чрезмерной торопливости и административного нажима в практике колхозного строительства в области). ЦК постановляет удовлетворить просьбу т. Баумана о его освобождении от обязанностей секретаря Московской областной организации».

Вот в этих условиях мне довелось возглавить Московскую организацию. Я в это время был в Сибири, выполняя поручения ЦК по делам коллективизации и хлебозаготовок. Там я и получил телеграмму тов. Сталина, что в связи с сложившимся положением в Московской организации меня — Кагановича выдвигают первым секретарем МК. Согласен ли я? Я ответил, что согласен, и немедля выехал в Москву.

По приезде из Сибири я прежде всего имел беседу с тов. Сталиным, который рассказал мне о положении в Московской организации, объяснил, почему именно моя кандидатура выдвинута на пост секретаря МК, и поставил некоторые важнейшие задачи.

«МК, — сказал Сталин, — плохо связан с деревней и не учитывает ее разнородность, специфичность, сложность. Бауман виновен в том, что он, недоделав начатую работу по очистке руководства от углановцев и примиренцев, дал волю «левацким загибщикам», нарушившим указания ЦК, да и сам он их нарушил. Он испортил то, что было сделано ЦК и бывшим до него первым секретарем товарищем Молотовым. Московская парторганизация оказалась стойкой и заняла правильную линию, но это пока общие резолюции. Самым опасным сейчас является то, что значительная часть актива, особенно в деревенских районах, дезориентирована, а если резче сказать, находится в состоянии разболтанности и разброда, а «правые» — углановцы пользуются этим и натравливают на ЦК, разлагают кадры, они охотно провоцировали «левацкие загибы», а теперь пытаются найти поддержку у «леваков»: первейшая ваша, товарищ Каганович, задача — развернуть большую и глубокую идейно-политическую и организационную работу по сплочению активистов — борцов за линию партии, очистить руководящие органы от «правых» — углановцев, перевоспитать лучшую часть из допустивших «левацкие загибы», а также из примиренцев, заменить неисправимых и неспособных исправить допущенные ошибки, чтобы с новыми силами вновь двинуть вперед коллективизацию. Для этого надо вовсю, смелее выдвигать новые честные, способные кадры работников, которых много в Московской организации. Общие задачи велики в Москве и Московской области. Я, — сказал тов. Сталин, — уверен, что вы как секретарь ЦК обеспечите достойное Москвы и области партийное руководство». Естественно, я обещал товарищу Сталину сделать все, чтобы оправдать доверие.

МК и я, как первый секретарь, выполнили эти и другие указания ЦК и товарища Сталина: прежде всего об устранении имевших место извращений в деле ликвидации кулачества как класса, о восстановлении неправильно раскулаченных середняков и в то же время недопущении восстановления под видом середняков кулаков и спекулянтов, что практиковали оставшиеся в руководстве ряда партийных органов «правые» уклонисты. Проявляя необходимую сдержанность при снятии работников, мы заменяли явно неисправимых и негодных, особенно тех, кто упорствовал в своих ошибках, якшаясь с «правыми», а главное — МК при помощи ЦК смело выдвигал десятки и сотни низовых работников, особенно из рабочих и крестьянской бедноты, на руководящую партийную и советскую работу.

Сразу же после апрельского (1930 года) Пленума МК, на котором я и был избран секретарем МК, были проведены активы по всем районам области, на которые были разосланы докладчики от МК. Они не ограничились, конечно, только докладами, но, имея соответствующие полномочия от МК, принимали вместе с райкомами партии все необходимые меры по осуществлению линии партии и прежде всего ее идейно-политическому разъяснению и сплочению на этой основе актива и всей парторганизации.

Были проведены московские районные партконференции, на которых по поручению ЦК выступили ряд членов Политбюро. Мне лично, как члену ПБ и секретарю МК, пришлось выступать почти на всех городских, районных конференциях, на ряде крупных предприятий и некоторых районных конференциях в области. Выступавшие на районных партконференциях члены Политбюро не просто излагали позиции ЦК, но и полемизировали, опровергали выступления антипартийного и примиренческого характера. Все эти выступления сыграли большую роль в сплочении Московской парторганизации вокруг ЦК и его линии. В мае-июне из Москвы Московским комитетом было послано большое количество рабочих-пропагандистов в деревню, установивших и укрепивших живую связь с деревней. В Москве и на местах принимались практические меры для укрепления устойчивости тех колхозов, которые остались после отлива, по организационно-хозяйственному их укреплению, оказанию им материально-технической помощи, в особенности семенами, и по обеспечению успешного проведения весеннего сева не только колхозами, но и всеми индивидуальными хозяйствами. Московский комитет указывал местным организациям, чтобы был ликвидирован тот разрыв с индивидуальным середняцким крестьянством, который получился после их отлива из колхозов, и на основе проведения весеннего сева, оказания помощи середнякам-неколхозникам вновь восстановить связь, общение и взаимопомощь между колхозами, советскими органами и индивидуальными крестьянами, среди которых было много и бедняков — ближайших кандидатов к вступлению в колхоз на более прочной основе.

В результате всех организационно-хозяйственных мер, большой помощи, оказанной ЦК и правительством, весенний сев 1930 года в Московской области был проведен хорошо, что было решением важнейшей задачи московских организаций. После II областной партконференции и особенно после исторического XVI съезда партии МК и парторганизация развернули мощную, небывало энергичную активную работу парторганизации, профсоюзов, советских органов за успех и победу развернутого наступления социализма по всему фронту, за осуществление сплошной коллективизации на основе полной ликвидации кулачества как класса.

Московские большевики развернули борьбу за выполнение Первой пятилетки в четыре года, ширилось социалистическое соревнование и ударничество среди рабочих масс, усилилась работа партии, профсоюзов, Советов по повышению материального и культурного уровня рабочих и беднейших крестьян, особенно колхозников.

Началось строительство новых машиностроительных заводов, металлургических заводов и угольных шахт, а также реконструкция действующих предприятий на основе внедрения новой техники, в том числе в текстильной промышленности, кожевенно-обувной и других отраслях легкой промышленности.

Развернулась новая работа по реконструкции городского хозяйства Москвы на основе постановления Пленума ЦК ВКП(б), принятого в июне 1931 года по докладу Кагановича «О реконструкции г. Москвы и городов СССР», в особенности строительство метрополитена и канала Москва-Волга.

В соответствии с постановлениями XVI съезда партии перестраивалась работа партийных организаций. Партийная и советская работа была поднята на новый, более высокий уровень, особенно массово-профсоюзная и культурная работа в городе и деревне среди женщин, роль которых гигантски выросла, и среди молодежи, занимавшей все более важное место в промышленности, в колхозах и учебных заведениях. Комсомол, руководство которым партия улучшила, сыграл большую роль в повышении активности молодежи.

Московские большевики усердно, старательно работали над подъемом сельского хозяйства области под лозунгом превращения Московской области из потребляющей в производящую, при этом необходимо иметь в виду, что в тот период Московская область объединяла не только бывшую Московскую губернию, но и бывшие Рязанскую, Тульскую, Калужскую и Тверскую (Калининскую) губернии.

Для выполнения всех этих задач и требовалась победа Ленинской линии партии и ЦК над всеми видами оппозиций, в первую очередь над троцкистами и «правыми» уклонистами, очищение партии от примазавшихся и укрепление ее рядов и Ленинского единства партии. Важным фактором укрепления партии был творческий, массовый метод руководства, основанный на внутрипартийной демократии, широком привлечении партийных и беспартийных масс к партийному руководству и управлению государством, проверка исполнения с привлечением широких масс, частый созыв партийных и профсоюзных активов, на которых выступали руководящие деятели, в том числе и члены Политбюро, с широким участием беспартийных передовых работников, а в деревнях — колхозного и советского актива. Это не могло не сказаться плодотворно на строительстве социализма.

За последние четыре месяца 1930 года Московская организация добилась того, что более ста крупных предприятий перевыполнили годовой план. Но так как около ста предприятий недовыполнили план, то общий процент выполнения был около ста процентов. Помню, что среди перевыполнивших план были такие заводы, как: Динамо, Электрозавод им. Лепсе, завод Владимира Ильича, АМО, Гознак, Серп и Молот, Тормозной завод им. Фрунзе, 24-й завод, Красный Богатырь, Каучук и другие. Отстали заводы Тульский оружейный, Подольский механический завод, Люберецкий завод, Подмосковный угольный бассейн и другие. МК разбирал положение на всех указанных заводах и принял необходимые меры улучшения их работы.

Особенно МК занялся Подмосковным бассейном. Я лично неоднократно выезжал в Подмосковный бассейн, в Тулу, в Подольск, в Бобрик и так далее. Изучал особенности бассейна и его отличия от Донбасса, принимал на месте соответствующие меры и докладывал свои выводы на заседаниях МК. Московский комитет принимал меры по улучшению производства, снабжению рабочих, усилению партийной и профсоюзной работы, в особенности в Подмосковном бассейне. Это была трудная работа и борьба за преодоление отсталости и неорганизованности рабочих и слабой организации партийной и профсоюзной работы.

МК уделил особое внимание военной промышленности, которая отставала, в которой сказывались еще последствия раскрытого вредительства. Точно так же МК вплотную подошел к работе железных дорог.

МК тогда еще, в 1930 году, указал на необходимость решительного улучшения работы среди железнодорожников, в частности усиления борьбы с засильем кулацких и вредительских элементов на транспорте. МК уделил усиленное внимание вопросам обеспечения промышленности сырьем, являющимся по преимуществу привозным, в связи с заминкой по обеспечению, например, металлом. Нажали не только на подвоз, но прежде всего на точный учет и выявление залежей металла на складах и предприятиях, был пересмотрен план распределения наличного металла.

Кожевенным и обувным предприятиям не хватало сырья — через центральные органы были приняты меры по выполнению плана заготовок кожсырья. В текстильной промышленности в 1930 году положение было лучше, чем в 1929 году, в связи с лучшим урожаем хлопка.

МК уделял исключительное внимание вопросам коммунального хозяйства, хотя тогда, в 1930 году, вопросы эти еще не ставились с такой широтой, как в 1931 и 1932 годах. Огромное место в работе Московской организации занимало капитальное строительство. На территории Московской области уже тогда было начато строительство Бобриковского, Воскресенского и Угрешского химических комбинатов, начата так называемая реконструкция автомобильного завода «АМО», а на деле — строительство нового автозавода; строительство велосипедного, инструментального, станкостроительного заводов; крупнейшего — первого в СССР — Первого шарикоподшипникового завода и ряда новых шахт в Подмосковном бассейне и т.д. Принимались энергичные меры по обеспечению разворота этого строительства, а также жилищного, коммунального и социально-культурного строительства, поглощавшего почти половину всех капиталовложений в 1930 году. В своих указаниях МК требовал, чтобы советские и хозяйственные органы готовились заблаговременно к новому хозяйственному году, в том числе позаботились об обеспечении промышленности хозяйственными и техническими кадрами. Решающим условием выполнения всех этих задач МК считал действительную перестройку партийных, профсоюзных и хозяйственных органов на основе решений XVI съезда партии, II областной конференции и обращения ЦК ВКП(б) от 3 сентября.

В решениях по сельскому хозяйству и московской деревне МК прежде всего исходил из того, что сельское хозяйство Московской области не представляет единого компактного целого: наряду с зерновыми культурами в бывших Тульском и Рязанском округах имелись льняные и огородно-овощные культуры и молочно-животноводческие районы, хотя в значительной части районов эти отрасли переплетались. Отсюда необходимость дифференцированного и конкретного руководства. МК указывал, что это относится не только к руководству сельскохозяйственным производством, но и к руководству политической жизнью и всей партийной, советской работой. МК, напоминая об имевших место перегибах, указывал, что наибольшее пренебрежение особенностями районов сказалось в весенний период коллективизации.

Рассматривая на бюро МК и принимая необходимые решения по проведению осенней посевной кампании, зяблевой вспашки, хлебозаготовок, овоще-лыю-сено-мясозаготовок, МК указывал, что в условиях обострения классовой борьбы в деревне кулак, воспользовавшись перегибами прошлого года и слабостью партийной, советской и шефской работы, захватил в ряде сел и деревень определенные позиции и, вследствие слабой организованности бедноты, сохраняет эти позиции.

По коллективизации МК требовал от районных организаций, наряду с продолжением работы по укреплению существующих колхозов, усилить работу по организации новых колхозов, улучшить работу среди бедноты и усилить борьбу с кулаком. Между тем, отмечал МК, несмотря на то что для дальнейшего развертывания колхозного движения требуется решительное усиление борьбы с кулаком, ряд партийных организаций отделывается общими фразами и зачастую занимает «правую», примиренческую позицию в отношении борьбы с кулаком.

При рассмотрении вопросов о заготовках МК указывал, что эта слабость в борьбе с кулаком сказалась на хлебо- и овощезаготовках. МК неоднократно рассматривал вопрос коллективизации, организационно-хозяйственного укрепления колхозов, организации МТС и особенно заготовок, подходя дифференцированно по группам районов.

Особо МК занимался вопросом укрепления районных и деревенских парторганизаций. МК не боялся сказать прямо, что деревенские парторганизации Московской области слабее, чем в какой-либо другой области Союза, что имеются районы, в которых всего 60 коммунистов, из которых 50 находятся в районном центре и только 10 в селах — на 80-90 тысяч населения.

МК потребовал от городских организаций, чтобы они не формально шефствовали над деревней, а чтобы каждая городская ячейка поставила перед собой задачу создания деревенской ячейки, оказывая ей систематическую помощь; чтобы городские ячейки вместе с деревенскими отвечали за организацию бедноты и за успешную борьбу с кулачеством. МК это требовал от московских организаций, которые должны были стать образцом по работе в деревне, используя в первую очередь рабочих, связанных с деревней. Это решение МК сыграло большую роль. МК в связи с ликвидацией округов проводил в жизнь свое решение об укреплении районных центров. МК подчеркивал, что многие районные работники добросовестно желают решать стоящие перед ними задачи, но у них не хватает еще достаточного опыта и знаний, что обязанность МК состоит в том, чтобы помочь им развернуться в настоящих руководителей. В то же время, отмечал МК, некоторые присланные в районы из округов и области работники хнычут, жалуются на трудности и вместо бодрости вносят в организацию элементы расхлябанности и неуверенности. МК указывал, что областная организация в целом и городская Московская организация в частности не прониклись еще сознанием всей важности поворота лицом к району, лицом к селу.

МК указывал на особую остроту этой задачи, потому что в этот период в области было не простое обострение классовой борьбы, а был раскрыт ряд контрреволюционных организаций, состоявших из бывших помещиков, торговцев, контрреволюционного духовенства, бывших полицейских, жандармов и кулаков, и эсеровских контрреволюционных организаций. Это занимало большое место в нашей борьбе. Во внутрипартийной жизни за истекшие после XVI съезда месяцы факты подтвердили предупреждение съезда о том, что оппортунисты всех мастей, особенно «правые», формально признают свои ошибки и формально соглашаются с генеральной линией партии, но своей работой они это не подтверждают, что означает их переход от открытой борьбы к скрытой, к выжиданию более благоприятных условий для новых атак на партию.

В Москве борьба «правых» приняла активно-скрытый характер. МК разоблачил ближайшего соратника Угланова — бывшего секретаря Краснопресненского райкома Рютина. Эта рютинская организация пропагандировала, по сути, меньшевистско-белогвардейские оценки положения в партии и в стране. В Московской организации была проведена серьезная идеологически-разъяснительная работа и борьба в связи с рютинским делом и активизацией группы Слепкова, Марецкого и других, которая была связана с двурушническим поведением лидеров «правых» — Бухарина, Рыкова и Томского.

В октябре-ноябре были разоблачены две фракционные группы, составившие один блок, — первая группа Сырцова и вторая — Ломинадзе. Сырцов выступал открыто с «правых» позиций, а Ломинадзе вуалировал свое выступление левацкими фразами. Созданный ими единый блок именовался право-левацким, но на деле они сблокировались на «правых» позициях против темпов индустриализации и коллективизации. Блок этот был отражением блока троцкистов с «правыми» с целью атаки на генеральную линию партии. Вопрос об этом блоке обсуждался на Политбюро.

МК провел в Московской организации большую идеологическую работу, разоблачая двурушническую фракционную деятельность этого право-левацкого блока, что укрепило Московскую организацию, как и всю партию.

Подводя в ноябре итоги проведенной идеологической борьбы внутри партии, МК особо подчеркивал, что, изгоняя из своих рядов оппортунистов, двурушников, всех тех, кто в своей борьбе с политикой партии смыкается с прямыми буржуазно-кулацкими идеологами контрреволюции: Кондратьевым, Громаном, Рамзиным и другими, — мы должны еще больше развертывать подлинную большевистскую самокритику, выкорчевывать недостатки в нашей работе, еще больше сплачиваясь вокруг ЦК для осуществления генеральной линии.

МК разработал практические указания райкомам и ячейкам об усилении идейно-воспитательной работы среди членов партии и беспартийных рабочих, о более близком и непосредственном подходе райкомов к работе каждой ячейки, каждого предприятия и своевременного реагирования на вылазки антипартийных и антисоветских.элементов. В постановлении «Об улучшении массовой и внутрипартийной работы» МК дал развернутую программу разукрупнения райкомов Москвы, перестройки низовых партячеек и перенесения партийной работы в цех, в бригаду, увеличения сети цеховых ячеек и общего улучшения партийной работы на заводах.

Большое значение для воспитания организации имели частые активы, на которых выступали члены Политбюро Сталин, Калинин, Молотов, Каганович, Орджоникидзе, Ворошилов, Куйбышев, Рудзутак, Микоян и другие.

Партия, ее передовая Московская организация практически организовали борьбу и работу многомиллионных масс рабочих, крестьян и интеллигенции для осуществления этих генеральных лозунгов и задач.

ГЕНЕРАЛЬНЫЙ ПЛАН РЕКОНСТРУКЦИИ МОСКВЫ

Из всех отраслей народного хозяйства наиболее действенным, непосредственным рычагом улучшения бытового положения трудящихся и перестройки их быта на социалистических основах является городское и поселковое хозяйство.

Советское государство, как записано в Программе партии, принятой на VIII съезде, «экспроприировало полностью все дома капиталистических домовладельцев и передало их городским Советам; произвело массовое вселение рабочих с окраин в буржуазные дома». Однако городское хозяйство, крайне отсталое при царизме, пришло в еще больший упадок за период империалистической войны и контрреволюционной интервенции. После победы в гражданской войне и над интервентами партия и Советская власть прежде всего сосредоточили свои усилия на восстановлении промышленности, транспорта и сельского хозяйства. Восстанавливалось, конечно, и городское хозяйство, но недостаточными темпами. С 1928 года партия и Советская власть получили возможность более активно взяться за городское хозяйство, в особенности в Москве, Ленинграде, Харькове и других крупных городах. К 1931 году был в основном завершен восстановительный период в городском хозяйстве.

Однако бурный рост промышленности и населения городов предъявил новые большие требования к городам. Мы это в особенности остро ощутили в Москве. С 1931 по 1935 год население Москвы выросло почти на 1 миллион, опережая рост городского хозяйства. В 1930-1931 годах городское хозяйство Москвы стало самым узким местом, затрудняя в дальнейшем развитие промышленности, удовлетворение нужд городского населения в водоснабжении, канализации, транспорте, электроснабжении, отоплении и особенно в обеспечении жильем, школами, больницами. Положение становилось крайне острым. Дошло до того, что на третьи и четвертые этажи домов вода не поступала, на городском транспорте создавались большие заторы. Рабочие роптали.

Вопрос о положении дел в городском хозяйстве Москвы обсуждался не только в Московском комитете, но и в Политбюро ЦК. Помню выступление тов. Сталина на Политбюро. Необходимо, сказал он, развернуть вопрос широко и взяться за коренную реконструкцию Москвы и вместе с ней — всех крупных городов СССР. Политбюро создало комиссию, в которую вошли члены Политбюро, в том числе и Сталин. Председателем комиссии был избран Каганович Л.М., и его же назначили докладчиком на июньском Пленуме ЦК, на котором был поставлен вопрос о московском городском хозяйстве и о развитии городского хозяйства СССР.

К разработке проекта были привлечены местные работники, многочисленные специалисты и компетентные люди прежде всего из самой Москвы. Большая работа была проделана Московским комитетом и Моссоветом.

Московский комитет и Моссовет разработали большое количество мероприятий, которые были одобрены Политбюро и Пленумом ЦК и включены в приложение к его основному постановлению.

ЦК не ограничился общими указаниями, а дал ряд заданий в конкретном цифровом выражении. Например, по жилищному строительству в Москве ЦК установил задание: в течение трех лет по бюджету Моссовета и промышленности построить новых домов не менее чем на полмиллиона населения, не считая кооперативного и другого строительства, а также провести надстройку этажей (которая тогда нами была широко развернута). ЦК также указал на крайнюю остроту задачи ремонта жилфонда Москвы. Во всем строительстве, подчеркнул ЦК, необходимо учесть новые задачи быта: механизированные общественные прачечные, больницы, детские дома, детские сады, площадки, ясли, приобретающие особо важное значение в связи с все большим вовлечением женщин в производство. «Сеть детских садов, площадок и яслей, — сказано в постановлении, — должна быть развернута таким образом, чтобы в течение двух лет охватить всех детей рабочих, занятых на производстве».

В постановлении Пленума ЦК определены задания по строительству магазинов, по развитию общественного питания и хлебопечения, с тем чтобы к концу 1932 года в основном механизировать хлебопечение Москвы, и также по развитию энергетического хозяйства города. Не осталось ни одной отрасли городского хозяйства, по которой Пленум ЦК не дал бы указаний.

Пленум ЦК постановил построить в Москве метрополитен и обводнить Москва-реку, соединив ее каналом с Волгой.

Можно без преувеличения сказать, что июньский Пленум ЦК ВКП(б) 1931 года открыл новую страницу и поставил новую историческую веху в развитии городов и городского хозяйства СССР и особенно столицы Советского Союза — нашей родной Москвы. После Пленума ЦК развернулась грандиозная работа по всем крупным городам СССР, особенно в Москве, где я как секретарь МК вместе с другими руководящими товарищами Булганиным, Хрущевым, Каминским, Маленковым, Филатовым и другими непосредственно принимал руководящее участие в этой работе. Основные постановления и планы принимались совместно с Моссоветом, а более конкретные хозяйственные и административные мероприятия проводились самим Моссоветом и его президиумом. Разумеется, партийно-политические мероприятия обеспечивались МК и МГК, райкомами ВКП(б). Большое практическое значение имело объединенное постановление бюро Московского областного комитета партии, бюро Московского го- ' родского комитета партии и фракции Мособлисполкома и горисполкома Моссовета о практических мероприятиях по улучшению

и развитию московского городского хозяйства. Это постановление было одобрено Политбюро ЦК ВКП(б). Для представления о конкретности и деловитости этого постановления укажу на важнейшие вопросы и мероприятия этого постановления, которые практически осуществлялись:

1. Общие экономические вопросы и особенно по бюджету и контрольным цифрам города Москвы. Это было очень важно, поскольку выделение Москвы в отдельную административную и хозяйственную единицу было произведено после составления единого областного бюджета и контрольных цифр.

2. Жилищное хозяйство и ближайшие перспективы жилищного строительства, в том числе ремонт жилого фонда, новое жилищное строительство, оргвопросы и вопросы управления домами.

3. Обеспечение Москвы топливом и энергетическое хозяйство.

4. Развитие московского городского транспорта, в том числе улучшение автохозяйства, грузового движения и гаражного хозяйства, мероприятия по реконструкции городского транспорта.

5. Мероприятия по коренному переустройству дорожного и подземного хозяйства Москвы, строительство мостов и набережных.

6. Улучшение и развитие водоснабжения и судоходства, в том числе капитальное строительство и реконструкция канализации.

7. Очистка Москвы, обеспечение санитарного состояния города и зеленые насаждения.

8. Планировка города Москвы.

Уже одно перечисление поставленных проблем и задач показывает размах, который приобрела вся эта работа по выполнению постановления июньского Пленума ЦК ВКП(б).

Без романтического преувеличения скажу, что вспоминаю об этом с особым чувством душевного волнения. Особенно это относится к строительству Московского метрополитена, канала Москва-Волга и к планировке Москвы, ее архитектурному оформлению, выработке и осуществлению Генерального плана реконструкции Москвы.

Июньский Пленум ЦК обязал московские организации приступить к разработке серьезного, научно обоснованного плана дальнейшего расширения и застройки Москвы. Он указал, что при планировке Москвы как социалистического города, в противоположность капиталистическим городам, не должна допускаться чрезмерная концентрация на небольших участках больших массивов населения, предприятий, школ, больниц, театров, клубов, магазинов, столовых и т.д.

В своих выступлениях на московских партийных активах, на Пленуме Моссовета и на совещаниях с архитекторами, которые МК, МГК и Моссовет собирали, я развивал решения Пленума прежде всего для правильного уяснения и понимания принципиальных основ предстоящей практической работы по разработке Генерального плана Москвы. При разработке и рассмотрении вопроса о плане Москвы были споры и различные точки зрения, которые приходилось разбирать, частью отклоняя, а частью отсеивая неприемлемое и воспринимая лучшее. В основном мы боролись на два фронта: против идеологов городской гигантомании и против сторонников разукрупнения Москвы и немедленного вывода из нее некоторых крупных предприятий и т.п. Нами были отклонены разные предложения: о ликвидации радиально-кольцевой системы Москвы, потому что она якобы свойственна феодальному городу и находится в «непримиримом» противоречии с социалистическим городом (эти «леваки» не хотели считаться с исторически сложившейся реальностью, которую необходимо улучшать, изменять, но не уничтожать); о создании на месте радиально-кольцевой системы шахматной схемы города. Были отклонены также предложения «правого» крыла архитекторов — оставить старую Москву в неприкосновенном виде в ее дворянско-купеческом, поповском облике с развертыванием нового строительства только на новом месте; «леваки» отчасти с ними смыкались. Были содержательные, интересные совещания с архитекторами и строителями Москвы, среди которых выделяются: совещание в Москве, созванное ЦК, МГК и Моссоветом в 1932 году, на котором присутствовало несколько сот человек, и я выступил с большой речью, и совещание в 1934 году при ЦК ВКП(б), на котором присутствовали руководители партии и правительства, представители московских организаций и более 50 архитекторов и планировщиков. Это было совещание, на котором нами были представлены основные наметки плана. Эти наметки были одобрены ЦК и СНК, и тов. Сталин в своем выступлении дал важнейшие указания относительно окончательного варианта плана. В своем выступлении на Пленуме Моссовета (июль 1934 г.) я следующим образом изложил эти указания: «В своем плане Москвы мы отвергли крайности. Товарищ Сталин, отметив, что позиция, занятая московскими организациями в планировке Москвы, правильна, указал, что в перестройке города мы должны вести борьбу на два фронта. Для нас неприемлема и позиция тех, кто отрицает самый принцип города, кто тянет нас к оставлению Москвы большой деревней, и позиция сторонников излишеств урбанизации, тех, кто предлагает строить город по типу капиталистических городов с чрезмерной переуплотненностью населения. История показывает нам, что наиболее экономным типом расселения в промышленных районах является город, дающий экономию на канализации, водопроводе, освещении, отоплении и т.д. Поэтому неправы те, которые предлагают растянуть город и превратить его в деревню и лишить его всех преимуществ коммунального обслуживания и культурной городской жизни. Мы должны строить по крайней мере не ниже 6-7-этажных домов и допускать строительство 15- и даже 20-этажных». Разработка Генерального плана Москвы велась в течение трех с лишним лет. Не надо забывать, что это был первый опыт социалистического планирования такого Великого города, как наша Москва. Сегодня, через 40 лет, все это дается, конечно, намного легче. Мы учились на каждой конкретной стройке, улице, районе.

С одобрения ЦК МК и Моссовет образовали постоянно действующую архитектурно-планировочную комиссию МК, МГК и Моссовета (сокращенно Архплан). В эту комиссию были включены руководящие деятели МК, МГК и Моссовета: Каганович (председатель), Булганин, Хрущев, Филатов, Коган, Мельбард, Перчик, Булушев и другие и большая группа видных архитекторов: академики Жолтовский, Щусев, Щуко. профессора Чернышев, Веснин, Бархин, Гельфрейх, архитекторы Крюков, Алабян, Мордвинов, Иофан, Николаев, Колли и другие. Комиссия эта заседала еженедельно, а то и чаще, рассматривая не только вопросы, связанные с составлением плана — по магистралям, участкам, узлам и районам, но и проекты отдельных важных сооружений, в том числе и больших домов, о которых проектировщики докладывали, обосновывая и защищая свой проект, а члены комиссии давали свои замечания, советы, а иногда и отклоняли вовсе представленный проект.

Важное значение тогда имело постановление МК, МГК и Моссовета о новой организационной форме объединения архитекторов — Архитектурно-проектных и Архитектурно-планировочных мастерских. Это была хорошая и плодотворная инициатива, так как до этого архитекторы Москвы работали в одиночку или мелкими группами. Мы их называли, полушутя, полусерьезно, по примеру деревни, «индивидуалами», или, как выражались тогда в деревне, «инадувалами», а чаще всего кустарями и надомниками. Вначале некоторые «индивидуалисты», особенно «модные», кочевряжились, но громадное большинство архитекторов с охотой восприняли это предложение. Жизнь показала, что это не только не привело к обезличке, к затиранию индивидуальных творческих способностей, как некоторые предрекали, а, напротив, помогло архитекторам развернуть свои творческие силы. Сегодня я не могу не выразить чувства большого удовлетворения тем, что наше тогдашнее предложение оказалось столь жизненным — творчество архитекторов расцветало. Нельзя не радоваться тому, что мы, старые большевики, ранее никогда не занимавшиеся подобными вопросами, соединили свои усилия со знаниями старых специалистов, отдавших Советскому строю лучшие стороны старой своей культуры. Мы изучали опыт заграницы, в особенности опыт француза Османна по перепланировке Парижа, но нельзя сравнивать эту, хотя и серьезную, работу с Генеральным планом Москвы, имея в виду те непреодолимые трудности, которые встречала перепланировка Парижа в связи «священной и неприкосновенной» частной собственностью.

В результате большого коллективного труда был разработан научный, фундаментальный, коренным образом изменяющий облик города и официально принятый правительством первый Генеральный план реконструкции Москвы. Разработка этого первого плана была закончена к концу 1934 года, и в начале 1935 года он был представлен московскими организациями в Центральный Комитет ВКП(б) и Совет Народных Комиссаров. После его изучения и заключения соответствующих государственных органов ЦК ВКП(б) и Совнарком 10 июля 1935 года приняли историческое постановление «О Генеральном плане реконструкции города Москвы».

Да, июньский Пленум ЦК ВКП(б) 1931 года, его решения о московском городском хозяйстве и развитии городского хозяйства СССР создали коренной, крутой поворот, в первую очередь в Москве. Для обеспечения рабочего класса в Москве, особенно за счет таких вновь построенных заводов, как автозавод имени Сталина, завод Шарикоподшипник имени Кагановича, Фрезер, Калибр, Велозавод, Станколит, расширенного и реконструированного завода Динамо, Электрозавода и других, остро необходимо было форсированное развитие городского хозяйства Москвы. За четыре года было построено около 2500 жилых домов, в которые вселились более полумиллиона трудящихся; сотни фабричных казарм были ликвидированы и коренным образом переоборудованы в отдельные благоустроенные квартиры для текстильщиков Трехгорки и других; более 10 тысяч домов было отремонтировано; построено 100 километров трамвайных линий; в три с лишним раза увеличилась протяженность усовершенствованных мостовых; подача воды в Москву увеличилась в два раза, дойдя почти до 50 миллионов ведер; построено новых 140 больших школ; количество больничных коек увеличилось на одну треть. Фабрик-кухонь стало вместо трех — 26; столовых — вместо 537, в которых питалось 870 тысяч человек, стало 2241, в них получали обеды 2,5 млн. человек; открыто новых 1200 магазинов и т.д.

Конечно, современные цифры роста обогнали приведенные мною, но это ведь было в начале 30-х годов, 45 лет тому назад! Важно то, что это было серьезным, большим началом сознательно плановой воли партии и Советской власти и что все эти изменения в городском хозяйстве Москвы, его размах, гигантский, быстрый рост и перспективы еще большего роста являлись реальной базой первого Генерального плана реконструкции Москвы и возможности дальнейшего его развития.

То, что сегодня, через 50 лет, ясно всем, что без метрополитена и канала Москва-Волга столица Советского Союза Москва не могла бы существовать и развиваться, тогда, в 1930-1931 годах, было для многих спорным вопросом.

Из истории известно, что и до революции были предложения прогрессивных инженеров о строительстве метро в Москве, но они неоднократно отклонялись властями и буржуазными вершителями судеб московского градостроительства. Остатки консервативного отношения остались у некоторых и наших советских товарищей, в том числе и в Моссовете, не говоря уже о части «старомодных» жителей. Не только среди обывателей, но даже у части руководящих работников были возражения, сомнения в необходимости строительства метро и канала. Особенно, конечно, активничали «правые» оппортунисты в своей пропаганде против метро, как и против индустриализации: что-де не нужно таких больших затрат, без которых можно якобы обойтись. Были и «леваки», которые пороли такие глупости, что метрополитен — это «антисоциальный» вид транспорта, присущий якобы только капиталистическим городам, что при социализме люди все еще будут мало ездить и т.п. Были и просто деляческие возражения: метро, мол, слишком дорогостоящее сооружение, оно потребует много металла, цемента и оборудования, которые лучше дать промышленности, трамвайному хозяйству и жилищному строительству. Эти последние «возражатели» имели особенно большой вес в государственном аппарате, в том числе и среди части работников Госплана. Чтобы обеспечить принятие решения, необходимо было разбить противников строительства метро и особенно канала, соединяющего Москва-реку с Волгой. Во всех этих спорах мы опрокидывали доводы противников, доказывая фактами и цифрами, что Москва без метро и канала обречена на прозябание.

Решающее значение в окончательном решении этих коренных вопросов имело выступление тов. Сталина при обсуждении вопроса в Политбюро ЦК. «Только люди заскорузлые, — сказал Сталин, — не видящие дальше своего носа, могут не понимать, что без метро и канала Москва погибнет как крупный центр». В ходе рассмотрения этого вопроса Политбюро, еще до Пленума ЦК, единогласно приняло решение — строить метро и канал. Пленум ЦК ВКП(б) в резолюции о городском хозяйстве по докладу тов. Кагановича записал: «Пленум ЦК считает, что необходимо немедленно приступить к подготовительной работе по сооружению метрополитена в Москве как главного средства, разрешающего проблему быстрых и дешевых людских перевозок, с тем, чтобы в 1932 году уже начать строительство метрополитена».

По вопросу о соединении Москва-реки с Волгой Пленум ЦК записал: «Нынешнее состояние Москва-реки с ее крайне ограниченными водными ресурсами создает уже в ближайшее пятилетие угрозу как для водоснабжения Москвы, так и в особенности для судоходства. ЦК считает необходимым коренным образом разрешить задачу обводнения Москва-реки путем обводнения ее с верховьев реки Волги и поручает московским организациям совместно с Госпланом и Наркомводом приступить немедленно к составлению проекта этого сооружения с тем, чтобы уже в 1932 году начать строительные работы по соединению Москва-реки с Волгой». Потребовалось всего четыре года, чтобы превратить идею о метрополитене в действительность. Потребовалось всего шесть лет, чтобы решение Пленума ЦК о соединении Москва-реки с Волгой воплотилось в жизнь, чтобы по каналу и водопроводам Москва получила волжскую воду и мощное Волжско-Московское судоходство, связанное с портами пяти морей.

МОСКОВСКОЕ МЕТРО

Можно много написать интересного, поучительного об истории строительства нашего Московского метрополитена. Главное в том, что поднявшаяся на основе индустриализации страны наша тяжелая промышленность обеспечила метро своим, отечественным оборудованием и материалами. Главное в том, что поднявшийся на новую культурно-политическую ступень рабочий класс и колхозники выделили лучших своих людей, особенно комсомольцев, инженеров и техников, на строительство этого уникального сооружения. Под руководством партии они овладели этим сложным делом и победили. Можно без преувеличения и без хвастовства сказать, что первые московские метростроевцы заложили основы метростроения и массового тоннелестроения в Союзных Советских республиках и даже странах мировой системы социализма.

Строительство нашего Московского метрополитена прошло четыре этапа:

Первый этап — вторая половина 1931-го и 1932 год — подготовительный период и начало строительства.

Второй этап — 1933 год — фактическое развертывание строительства.

Третий этап — 1934 год — период самых усиленных, напряженных строительных и монтажных работ на всех участках подземного и надземного строительства.

Четвертый, последний перед пуском этап — конец 1934-го и I квартал 1935 года.

На первом этапе были прежде всего проведены геолого-разведочные и проектные работы. Если, к примеру, по геолого-разведочным работам у нас были опытные специалисты, такие, как академик Губкин, то по строительству и проектированию самого сооружения метрополитена их у нас было не так много, хотя строителей, в том числе тоннелей вообще, было немало. Но одно дело просто тоннель, другое дело метрополитен в столице, да еще в сложных условиях. Таких специалистов у нас было очень мало. Точнее говоря, их не было, их необходимо было подготовить и переподготовить на ходу, в процессе проектирования и строительства. Иностранных специалистов нам тогда не хотелось завозить в большом количестве в Москву. Во всяком случае, их было привлечено очень мало. Хорошо запомнился американский консультант Морган, который добросовестно и творчески работал.

Еще до начала проектирования Метростроя были разные проекты, в том числе и проект, «заманчивый» для тех, кто хотел отделаться от дорогостоящего подземного метрополитена, — это был проект строительства надземного метро, по примеру многих участков в иностранных городах. Мы отклонили это предложение. И ЦК, и Сталин полностью нас поддержали в этом вопросе.

Но и первый проект, представленный Метростроем, оказался неподходящим, прежде всего потому, что он исходил из полностью открытого способа ведения работ или с мелким залеганием. Именно этот вопрос был одним из первых и важных в спорах о проекте, который не был нами принят.

Трудности заключались в том, что организованный нами Метрострой на первом этапе занимал неправильную позицию отстаивания открытого, так называемого «немецкого» способа работ. Это отчасти объяснялось тем, что привлеченные нами на строительство метро специалисты были все гражданские и промышленные строители, не горняки. Я, например, знал товарища Ротерта по Днепрострою и Харькову как крупного добросовестного старого специалиста-строителя, и мы его назначили начальником Метростроя, но он, особенно в первый период, оказался рьяным защитником открытого способа работ. Некоторые предлагали освободить его, но лично я был против этого. Мы его не освободили, но спорили с ним и, если можно так выразиться, на практике переубеждали, перевоспитывали, так сказать, испытанным средством общественной, партийной критики в процессе строительства. К сожалению, на первом этапе большинство строителей, в том числе и коммунистов, негорняков очень медленно перекантовывались на закрытый, подземный, шахтный способ работ.

Для того чтобы мы могли принять окончательное решение при возражениях большинства инженеров Метростроя и отклонить его проект, нам необходимо было привлечь многих советских специалистов и ученых и даже иностранных специалистов, наших шахтеров-горняков из Донбасса, в том числе Абакумова, да и самим пришлось окунуться в эти инженерно-технические вопросы, разобраться во всех тонкостях и расчетах, чтобы взять на себя ответственность за решение о закрытом способе и глубоком залегании и набраться решимости для преодоления и предотвращения опасностей геологического характера, которыми запугивали нас противники закрытого, шахтного способа работ. То, что теперь, опираясь на наш опыт и переживания, решается легко, тогда было очень трудно.

Мы создали авторитетную экспертизу из советских ученых и выдающихся инженеров и, кроме того, организовали консультацию у приглашенных нами в Москву иностранных специалистов из Америки, Англии, Германии и Франции, которые довольно долго и добросовестно разбирались в специфических условиях московской геологии. Советская экспертиза, особенно геологи во главе с Губкиным, серьезно нам помогла, а иностранная консультация работала отдельно от нашей советской экспертизы.

Потом мы организовали совместное заслушивание докладов советской экспертизы и иностранной консультации, в которой также были разногласия: английские эксперты были за закрытый способ и глубокое залегание с некоторыми исключениями, вытекающими из особенностей московской геологии, немецкие — были за открытый способ работ мелкого залегания, французы были за закрытый способ, но мелкого залегания. Советская экспертиза выступила за закрытый способ работ, допуская открытый на отдельных участках. Мы изучали вопрос не только по чертежам и расчетам, но и организовали опытный участок закрытого способа работ в Сокольническом районе, который дал нам очень ценные материалы.

В результате глубокого изучения вопроса (а мы, члены Бюро МК, в особенности Каганович, Хрущев и Булганин, активно участвовали в работах экспертизы и иностранной консультации, о которых я регулярно сообщал ЦК и лично Сталину) МК, МГК и президиум Моссовета приняли окончательное решение: строить Московский метрополитен закрытым способом, с глубоким залеганием, допустив, как советовали советские эксперты, на некоторых участках первой очереди и открытый способ, по преимуществу там, где строительство уже фактически началось.

Это решение было одобрено Центральным Комитетом партии и правительством. С этого момента начинается новая полоса в строительстве метрополитена. Сами метростроевцы, учитывая, что большинство инженерно-технического персонала Метростроя мало было знакомо или вовсе не знало ведения подземных работ шахтным способом, обратились к нашим славным донбассов-цам с просьбой о помощи своей родной столице — Москве. В короткий срок мы из многих добровольцев из Донбасса по согласованию с Орджоникидзе отобрали крепкую группу, в особенности инженеров. Горняки-шахтеры со всей страстью и рвением взялись за это дело и сыграли большую роль в строительстве метро.

Нами была уточнена вся трасса первой очереди от Сокольников до Крымской площади и Арбатский радиус — от Манежной до Смоленской площади. Одновременно, во избежание случайного выбора трасс Метрополитена, без увязки с общим планом Москвы, к разработке которого мы уже приступили, в с дальнейшим строительством многих линий метро была выработана общая перспективная схема дальнейшего строительства линий метро. В марте 1933 года ЦК и Совнарком по предложению московских организаций утвердил схему линий Московского метрополитена по 10 радиусам протяжением 80 километров:

1) Кировский радиус — 10 км.

2) Фрунзенский радиус — 6 км.

3) Арбатский радиус — 5 км.

4) Горьковский радиус — 5 км.

5) Таганский радиус — 10, 6 км.

6) Замоскворецкий радиус — 8 км.

7) Покровский радиус — 9, 3 км.

8) Рогожский радиус — 9, 6 км.

9) Краснопресненский радиус — 4, 5 км.

10) Дзержинский радиус — 7, 8 км.

Кроме того, намечалось в дальнейшем строительство метро Тимирязевско-Калужского направления и двух кольцевых линий: по Садовому и Камер-Коллежскому валу.

Первая очередь строилась на протяжении 11,6 км: от Сокольников до Свердловской площади — 5,8 км, по Фрунзенскому радиусу от площади Свердлова до Крымской — 3,5 км и по Арбатскому радиусу от центра до Смоленской площади — 2,3 км. Все строительство было разбито на участки. Наиболее трудные и сложные: от Казанского вокзала до Каланчевской улицы, перегон между площадью Дзержинского и площадью Свердлова, участки Охотного ряда и от Манежа до Фрунзенской улицы. На эти участки было обращено особое внимание как по подбору кадров, так и по разработке технических способов работы. Именно туда мы направили новое оборудование — щиты, применили кессонный способ работы под сжатым воздухом, впервые провели замораживание грунта. Правда, это все делалось на втором и третьем этапе, но уже на первом этапе это нами намечалось. К концу первого этапа было начато строительство шахт и подбор кадров. Поэтому когда мы говорили, что первый этап был подготовительным, то это не означает, что строительства вовсе не было. Оно было, но не развернутое по сравнению с предстоящим. Первый этап подготовил и дал возможность развернуть строительство широким фронтом на втором этапе.

На втором этапе (1933 год) было прежде всего построено 25 шахт, развернулись подземные работы. Важное значение имело построение опытной шахты и наземного участка под руководством молодого талантливого инженера Маковского. Ускорилось дело благодаря включению в ряды Метростроя значительного количества специалистов — горняков, шахтеров, инженеров, техников и рабочих. Важнейшим фактором ускорения строительства стала перестройка организационной системы управления Метро-строя и его участков. Решающим моментом была, конечно, мобилизация всех сил Московской партийной организации, рабочего класса, помощь нашей промышленности и в особенности нашего Центрального Комитета партии и Советского правительства. Все считали метро, канал и перестройку Москвы составной частью псей политики партии, строительства Социализма, за победу которого неустанно боролись.

Со всей энергией, присущей большевикам, мы, москвичи, боролись за выполнение постановления Пленума ЦК о метро, подобрали горняков, в особенности из Донецкого бассейна. Мы реорганизовали Метрострой. Мы использовали опыт перестройки управления шахтами в Донбассе, которые я хорошо знал, потому что мне лично довелось по поручению Политбюро ЦК неоднократно выезжать в Донбасс и осуществлять там эту организационную перестройку управления шахтами Донбасса. Для ее проведения пришлось крепко раскритиковать державшихся за старину руководителей угольной промышленности, в том числе одного из самых видных и способных деятелей угольного Донбасса — тов. Абакумова Егора Трофимовича. Я его знал давно, когда он был еще заведующим шахтой, потом управляющим трестом, мне удалось его убедить в неправильности его позиций. Поскольку в самом Донбассе ему трудно было перестроиться на новый лад и поскольку я учел, что такой человек нам очень нужен на Метрост-рое, я внес предложение передать его нам в Москву, на метро и, чтобы его не травмировать, сделать освобождение его от работы в Донбассе с одновременным назначением его заместителем начальника Метростроя — ЦК это понял, и сам он с большим рвением взялся за работу в Метрострое. То, что он не смог сделать в Донбассе в перестройке управления, то он под руководством Московского комитета и не без моего влияния сумел сделать в Метрострое.

По существу, перестройка эта превратила шахту в основное самостоятельное строительное звено Метростроя, непосредственно подчиненное не через участки, а прямо Метрострого со всеми вытекающими отсюда правами и обязанностями, в том числе и по таким значащим делам, как оплата труда, материальное обеспечение, в том числе жилье и т.п.

МК и МГК организовали самостоятельные шахтные партийные организации, в самом Метрострое парторганизатором был тов. Старостин, бывший крупный работник комсомола. Эти шахтные парторганизации стали не только центром партийно-массовой, культурно-политической и массово-производственной работы вместе с профсоюзами, но и важнейшим рычагом и помощником МК и МГК по борьбе за темпы и качество строительства мет- I ро, по развитию социалистического соревнования и ударничества среди рабочих и инженерно-технического персонала.

На втором этапе и особенно на третьем этапе задача профессионально-технического обучения и политического воспитания рабочих встала перед партийными и профсоюзными организациями с особой остротой. Та атмосфера любви к метро, которая была создана «субботниками», проходившими под лозунгом «Вся Москва строит метро», привела к тому, что в 1933 году тысячи, десятки тысяч комсомольцев ринулись на строительство метро. Среди них часто встречались люди и профессионально неподготовленные. Их надо было подготовить и политически организовать, чтобы романтика воплотилась в дисциплине труда и его высокой производительности.

Многие инженеры вначале не верили, что эта молодежь освоит в короткий срок сложную технику строительства, да еще в шахтных подземных условиях. В своей речи на Пленуме Моссовета с участием ударников Метростроя, фабрик и заводов Москвы 16 июля 1934 года я по этому поводу говорил: «Нам пришлось набирать для работы в Метрострое много тысяч рабочих. Почти все московские предприятия выделяли своих лучших рабочих, в первую очередь комсомольцев. Выделенные рабочие — прекрасные люди. Тысячи энтузиастов — ударников, выковавшихся из них, — лучшее доказательство этого. Но для работы на метро мало одного энтузиазма. Необходимы навыки, овладение техникой своего дела. Подавляющая часть набранных рабочих совершенно не была знакома не только со строительством метро (никто из нас, понятно, не имел ранее опыта подобного строительства), но и с теми отраслями земляных, бетонных, арматурных и прочих работ, на которые они были поставлены. Текстильщикам, химикам, коммунальникам, металлистам и колхозникам пришлось быстро, на ходу переквалифицироваться в строителей. Нужно было много поработать, чтобы привить метростроевцам необходимые навыки работы. В этом помог большевистский комсомольский энтузиазм рабочих, благодаря которому удалось в сравнительно короткие сроки сплотить боевой коллектив ударников Метростроя». Мы добивались того, чтобы в методах и приемах руководства господствовало содержание, а не форма, чтобы на первом плане был живой человек. Начиная с рабочего и кончая руководителем. Многих мы знали лично, беседовали с ними, прислушивались к голосу каждого рабочего, техника, инженера, хозяйственника. Члены бюро МК и МГК, в особенности Каганович,

Хрущев. Булганин, регулярно бывали в шахтах, реагировали сами и коллективно в МК и МГК на каждое важное событие п Метро-строе, тем более на коренные вопросы, обеспечивающие темпы и качество строительства.

Разумеется, рядом со всеми этими положительными сторонами были и отрицательные явления, которые мы старались исправлять на основе своих выводов, предложений и критических замечаний рабочих, инженеров, коммунистов и прежде всего нашего Центрального Комитета партии, который внимательно следил за ходом строительства метро и канала, давая нам, москвичам, необходимые, своевременные указания. А так как я чаще всего докладывал тов. Сталину по этим вопросам, то и получал от него не только советы, указания, а иногда и нагоняи, в особенности по обеспечению качества строительства метро.

Третий этап строительства метро был решающим. Несмотря на разворот строительства на втором этапе, мы сильно отставали по выемке грунта, по бетонировке и особенно в целом по тоннелю. Отставание объяснялось отчасти не только задержкой в производстве работ, но и спорами о конкретных способах работ, вытекавшими, с одной стороны, из сложности, с другой — из неопытности и перестраховки некоторых строителей. Большие споры шли по станциям — строить ли их двухсводчатыми или трехсводчатыми. Для нас было ясно, что трехсводчатая с залом посередине не только полнее, просторнее, красивее, приветливее, но и удобнее для пассажиров, особенно в часы пик, и мы, МК — МГК, стояли за трехсводчатые. Но проектировщики и часть строителей боялись обвалов, осадки и предлагали двух-сводчатые. Были строители, например тов. Гоциридзе и другие, которые упорно отстаивали трехсводчатую станцию (у Красных ворот). После длительных споров, а главное — после изучения технических расчетов были приняты, как правило, трехсводчатые станции.

На Арбатском радиусе получилось отставание в проходке тоннеля. Были предложения вести строительство под Арбатской улицей парижским, то есть закрытым способом, но на мелком залегании, в нескольких метрах от поверхности. Против этого проекта поступили серьезные возражения: создавалась опасность обвала домов в связи с сыпучими грунтами и узостью улицы. И все это в центре города, в соседстве с Кремлем. Когда метростроевцы доложили нам этот проект, мы после обсуждения сказали им: мы готовы согласиться на этот проект, если вы, строители, гарантируете нам: 1. обеспечить дома от обвалов и бесперебойное движение;

2. обеспечить бесперебойную работу водопровода, канализации, электричества, газа и телефона. Метростроевцы заявили, что такой гарантии они дать не могут, скорее наоборот, они знают и заявляют, что перебои, и притом серьезные, неизбежны. Естественно, что МК — МГК и президиум Моссовета не приняли этот проект.

Был второй проект: вести проходку на большой глубине закрытым способом. Это нас, сторонников закрытого и глубокого способа, привлекало. Но его противники доказали, что геология исключительно тяжелая: после верхнего слоя сыпучих песков идет большой слой водоносных песков, под этим слоем начинаются большие плывуны при отсутствии юрских глин, которые могли бы помочь. Технически, особенно при современной технике, можно было бы одолеть и такую геологию, но по тогдашнему уровню техники этот проект требовал совершенно новой подготовки, невероятной напряженности и не гарантировал от аварии на поверхности, обвала домов. Притом принятие этого варианта означало отказ от строительства Арбатского радиуса в первой очереди, оттяжку его строительства на несколько лет.

После тщательного разбора и обсуждения МК, МГК и президиум Моссовета не приняли и этот проект. Мы доложили в ЦК, и Политбюро одобрило наше решение и предложило искать другие варианты, добиваясь постройки Арбатского радиуса в установленные сроки.

В поисках нового варианта мы пригласили метростроевцев в Московский комитет партии и поставили перед ними вопрос: почему они целиком привязали себя и свою проектную мысль к наземной поверхности Арбатской улицы, не только не дающей преимуществ строителям, а наоборот, осложняющей все дело? Ведь пассажиру будущего Метрополитена, говорили мы, совершенно безразлично, проедет ли он в вагоне метро непосредственно под улицей или несколько в стороне. Его главный интерес — доехать от станции «Арбатская» до станции «Смоленская». Л разве нельзя это обеспечить, если податься несколько вправо от Арбатской улицы, ведь именно там идут дворы, в громадном большинстве пустые, дающие полную возможность вести работы широким фронтом. То, что в капиталистических странах крайне затруднено или даже невозможно из-за господствующей там частной собственности, у нас полностью отсутствует. Октябрьская революция провела коренные «подготовительные работы» и для метро: дворы — наши, советские, и мы их можем использовать вовсю. Давайте, говорил я им, пройдемте по этим дворам. Помню, как тут же, на рассвете, после ночного заседания, мы обошли все эти дворы от Арбатской до Смоленской площади, что рано вставших жителей крайне удивило.

Метростроевцы попросили небольшой срок для глубокого обследования, после чего они пришли радостные, воодушевленные, заявив, что этот вариант будет наилучшим, и они берутся в кратчайший срок подготовить рабочий проект и начать работы. На этом и порешили. ЦК одобрил наше решение, и работы на Арбатском радиусе развернулись с исключительно высокими темпами и напряжением.

Основная масса земляных и бетонных работ Метростроя в целом, а тем более по готовому тоннелю, пришлась на третий этап и вторую половину 1934 года на четвертом этапе, шли монтажные, электромонтажные и отделочные работы. О такого рода этапе в народе говорят: «конец — делу венец». Этот «конец и венец» дались с исключительным напряжением всех сил, с которым работали не только метростроевцы. Все мы, МК-сты и Моссоветчи-ки, стали, по существу, членами метростроевского коллектива, с маленьким добавлением — мы, как руководители, отвечали перед ЦК за все и за всех, отсюда и наше напряжение, и наша требовательность к метростроевцам. В наших мероприятиях по обеспечению ускоренных темпов строительства и особенно по обеспечению высокого качества строительства мы не ограничивались лозунгами, агитацией, а рассматривали, решали и обеспечивали конкретное качество бетонных, изоляционных работ, качество отделки гранитом, мрамором, плитками. По вопросу о качестве метростроевских работ Центральный Комитет партии и Совнарком вынесли специальное постановление, а МК, МГК и Моссовет сделали все для его выполнения. Мы проверяли на месте качество работ и тут же проводили оперативные совещания и отдельно митинги рабочих в шахтах, на которых рабочие брали на себя определенные обязательства. Помню, на одном митинге в шахте, где обнаружено было проникновение воды через бетонную рубашку, я остро говорил о качестве работ и сказал: «Смотрите, чтоб нигде не капало!» Эти простые слова потом разнеслись по всем шахтам, они стали вроде лозунга «Чтоб нигде не капало». И это рабочие отнесли не только к пробивающейся через бетон воде, но и к качеству всех видов работ. На одном собрании с участием инженеров, где обсуждался вопрос об электромонтажных работах и в целом о подготовке к пуску метро, говоря о конкретных вопросах, связанных с этим, я сказал: «Смотрите, чтоб не заедало, когда пустим поезда» — и эти слова также получили характер лозунга. Тысячи людей повторяли другу другу: «Смотри, чтоб не заело».

Я это рассказываю к тому, что все на Метрострое были охвачены желанием обеспечить высокое качество работ, что нашло свое выражение в данном партией лозунге: «Построить лучшее в мире метро». МК, МГК и Моссовету приходилось разбирать спорные и трудно разрешимые вопросы строительства и подготовки линий к эксплуатации. Мы разбирали эти вопросы на совещаниях в МК; при объездах шахт; при рассмотрении жалоб Метростроя на плохую поставку материалов, оборудования, с вызовом представителей министерств, заводов, при рассмотрении жалоб и критических замечаний рабочих, инженеров, особенно по вопросам организации труда, зарплаты и материального обеспечения.

Борьба за производство, поставку щитов, вагонеток, а впоследствии вагонов для метро, эскалаторов была делом всей Московской организации и, я бы сказал, парторганизации всей страны. Это сказалось и после окончания строительства первой очереди, когда встала остро задача освоения в эксплуатации Московского метрополитена, хотя здесь уже включился новый нарком путей сообщения, бывший первый секретарь МК — тов. Каганович и новые люди из НКПСа, которому Правительство передало в ведение и эксплуатацию вновь построенный Московский метрополитен.

Центральный Комитет партии и Правительство высоко оценили героический труд строителей метро. Кроме награждения индивидуального, на торжественном заседании 14 мая 1935 года, посвященном пуску метро, тов. Сталин выступил и внес предложение: «За успешную работу по строительству Московского метрополитена объявить от имени Центрального Комитета и Совета Народных Комиссаров Союза ССР благодарность ударникам, ударницам и всему коллективу инженеров, техников, рабочих и работниц Метростроя». Сверх этого Сталин внес предложение: «За особые заслуги в деле мобилизации славных комсомольцев и комсомолок на успешное строительство Московского метрополитена наградить орденом Ленина Московскую организацию комсомола». Партия и Правительство наградили орденами сотни рабочих, работниц, инженеров, партийных, профсоюзных и комсомольских работников, руководителей Метростроя и руководящих работников МК, МГК, Моссовета и райкомов.

Окончание первой очереди метро было волнующим моментом в жизни всей организации и каждого из нас в отдельности — мы все, отвечавшие за качество метро, волновались за каждую мелкую неполадку, рассказывали друг другу, как ночью не спится, и от радости, что закончили, и от волнения — все ли благополучно в тоннеле, с вагонами, с вентиляцией, с движением, не будет ли аварий и т.п. У меня лично добавилось еще одно волнение — речь идет о постановлении Центрального Исполнительного Комитета Союза ССР «О присвоении имени тов. Л.М.Кагановича Московскому метрополитену». Меня это волновало, потому что я был против этого и решительно возражал как в МК, так и в ЦК, но мои протесты не помогли, особенно после того, как т.Сталин написал письмо москвичам, что тов. Каганович «прямо и непосредственно ведет успешную организационную и мобилизационную работу по строительству метро. ЦК ВКП(б), — писал тов. Сталин, — просит коллектив метро не принимать во внимание протестов т.Кагановича и вынести решение о присвоении метро имени т. Л.Кагановича».

13 мая 1935 г. было издано Постановление ЦИК.

«Центральный Исполнительный Комитет Союза ССР постановляет:

В соответствии с желанием строителей Метрополитена и Московских партийных и Советских организаций — присвоить Московскому метрополитену имя тов. КАГАНОВИЧА Л.М.».

В своей речи на торжественном заседании, посвященном пуску первой очереди метро, я говорил: «Мы воевали в дни Октября, затем в гражданскую войну, мы боролись с интервентами и кулаками, воевали с нашей хозяйственной и культурной отсталостью, воевали за новое устройство нашей страны, боролись с оппортунистами в нашей собственной среде. Мы воевали за превращение нашей страны из отсталой, нищей, бездорожной, некультурной в страну культурную, в страну индустриальную, в страну, которая может догнать и обогнать передовые в техническом отношении страны и показать новые образцы человеческой культуры. Московский метрополитен есть один из участков той великой войны, которую мы ведем уже десятки лет, и в особенности в последние годы. И если спросить нас, как мы строили метрополитен, то коротко мы могли бы сказать: мы не просто строили метрополитен, мы воевали за победу нашего первого советского метрополитена. Успешно окончив строительство метрополитена, мы победили не только как строители, но и как большевистские организаторы. Да, много нам труда пришлось положить на стройке. Мы боролись с природой, мы боролись с плохими грунтами под Москвой. Ведешь проходку как будто в сухой породе — и вдруг начинает жать, затапливать, идут плывуны.

Мы не имели опыта в строительстве метро. Нам приходилось вначале вместе с инженерами, техниками разбираться досконально во всех вопросах. Мы, организаторы, учились технике, а инженеры учились у нас, большевиков, напористости и организаторскому искусству. Когда выяснилась, например, опасность обвалов на площади Дзержинского, мы собирались ночами, спрашивали одного, другого специалиста — как быть? Были предложения оставить проходку под Дзержинской площадью или пойти обходом, пойти глубже, или, может быть, отказаться от устройства станции на площади и пойти только тоннелем. Один инженер высказывает одну мысль, второй — другую, третий — третью, а в конце концов отсеиваем неправильное, находим правильный путь, соединяем правильные в одну крепкую стальную варку, скрепляем ее большевистским опытом и получаем такое решение, что инженеры и практики уходят уверенными, что дело будет обеспечено.

Московскому комитету партии, Моссовету и Метрострою приходилось решать много сложных задач. Я не скажу, что строительство шло без трудностей и заминок. Надеюсь, что в строительстве второй очереди, установленной решением ЦК и Совнаркома, мы сможем избежать и этих заминок. Строительство второй очереди будет вестись на базе более мощной техники, но одно ясно: на стройке закалился в борьбе, сплотился на основе развернутой самокритики такой коллектив, такая сила, как говорил т. Сталин, партийных и непартийных большевиков, которая сейчас сумеет построить в Москве Метрополитен еще более совершенный.

Наш Московский метрополитен замечателен именно тем, что там не просто мрамор, — нет, там не просто гранит, — нет, там не просто металл — нет, там не только бетон — нет! Там в каждом куске мрамора, в каждом куске металла и бетона, в каждой ступени эскалатора сквозит новая душа человека, наш социалистический труд, там наша кровь, наша любовь, наша борьба за нового человека, за социалистическое общество. Крестьянин, рабочий умеет видеть в метрополитене, в этих огнях воплощение своей силы, своей власти. Раньше только помещики, только богачи пользовались мрамором, а теперь власть наша, эта стройка — для нас, рабочих и крестьян, это наши мраморные колонны, родные, Советские, Социалистические.

Когда мы вспоминаем сегодня обо всем пройденном пути, то невольно испытываешь чувство гордости, что мы построили такое гигантское сооружение — метрополитен — только своими силами, силами нашей промышленности: эскалаторы наши, реле и автоблокировка наши, вагоны и рельсы наши, рабочие наши,

комсомольцы наши, комсомолки наши, инженеры наши. Мы построили такой метрополитен, где человек, спускаясь на станцию, чувствует себя, по определению рабочих Москвы, «как во дворце». Да и дворцы нашего метро не однообразные. Что ни станция, то своеобразие. Где же здесь, господа буржуа, казармы, уничтожение личности, уничтожение творчества, уничтожение искусства? Наоборот, на примере метро мы видим величайший разворот творчества, расцвет архитектурной мысли, — что ни станция, то дворец, что ни дворец, то по особому оформленный. Но каждый из этих дворцов светит одним огнем, огнем идущего вперед, побеждающего социализма!»

КАНАЛ МОСКВА-ВОЛГА

Родным братом метрополитена является канал Москва-Волга. Вопрос о снабжении водой Москвы был тогда самым острым вопросом. Река Москва, давшая свое имя Великому мировому городу — Москве, не сумела напоить водой гигантски выросший город; если даже выпить всю Москва-реку до дна, то и при этом она не удовлетворила бы выросшие потребности. Существовавшие проекты постройки ряда запруд на Москва-реке, на реках Истра, Руза и так далее были хотя и хорошими, но заплатами, не дававшими полного разрешения проблемы водоснабжения, не говоря уже о транспорте. Наиболее серьезным было предложение о постройке плотины по реке Истре. Его мы и начали осуществлять еще до канала Москва-Волга.

Разрабатывая этот вопрос еще в Июньской (1931 г.) комиссии ЦК, мы узнали, что имеется идея и даже нечто вроде проекта соединения Москва-реки с Волгой. Этой идеей и проектом занимался инженер Авдеев, который, несмотря на ироническое отношение к нему со стороны ряда специалистов, был уверен в этой идее и воевал за нее. Мы вызвали его на комиссию Политбюро, и он в присутствии Сталина, Молотова, Ворошилова, Орджоникидзе и других членов ПБ сделал доклад, который подвергся всестороннему обсуждению. Суть проекта Авдеева заключалась в том, что, построив высокую плотину у Старицы выше Твери (Калинина) и получив волжскую воду, мы направляли бы ее отчасти по прорываемому каналу, отчасти по рекам Сестре, Истре до Москва-реки. Канал этот расстоянием в 200 километров должен быть в основном самотечным, проходить не только путем рытья канала, но путем использования всех естественных рек и ручьев, лежащих на его пути. Других вариантов тогда не было у нас, и комиссия ЦК, не приняв и не высказав своего окончательного отношения к этому авдеевскому варианту проекта, считала, что необходимо принять саму идею и предложение о соединении Москва-реки с Волгой, обводнив Москва-реку за счет воды верховьев Волги. Пленум ЦК принял постановление по этому вопросу и поручил Московским организациям совместно с Госпланом и Наркомводом приступить немедленно к составлению проекта сооружения канала и в 1932 году начать строительные работы.

Несмотря на постановление ЦК, противников канала было очень много, еще больше, чем по метро, особенно в Наркомводе, а отчасти также в Госплане. И не только против проекта Авдеева, который имел крупные коренные недостатки, но и вообще против самой идеи строительства канала как якобы нереальной И неосуществимой. Нам в МК и МГК и лично мне после Пленума приходилось изучать детально этот вопрос с привлечением крупных специалистов, устраивать совещания, разбор проекта Авдеева, который яростно воевал за свой проект, но, к сожалению, часто без инженерных и тем более достаточных научных доказательств.

В ходе разбора геологи поставили под сомнение грунты трассы будущего канала, создающие опасность поглощения большого количества получаемой волжской воды. Этот и другие недостатки проекта Авдеева привели к тому, что мы не могли принять этот проект. Мы отдавали должное инженеру Авдееву за саму идею соединения с Волгой, которая, правда, была еще и до него; но он ее отстаивал смело, настойчиво, даже одержимо, мы защищали его лично от издевательств многих его противников, в особенности сторонников проектов «заплат», которые радовались тому, что проект Авдеева не принят. Мы обратились к рассмотрению возникшего другого варианта. Это, конечно, еще был не проект, а наметки, которые в отличие от наметок авдеевского самотечного канала предусматривали постройку канала с использованием пойм некоторых речек, со многими искусственными сооружениями.

В итоге в ходе рассмотрения комиссией и разработки проектного задания канал Москва-Волга как водно-судоходный получил направление в основном с севера на юг: начинается канал от с. Иваньково на Волге в 8 км от реки Дубны и следует до г. Дмитров, прорезая ряд возвышенностей; южнее Дмитрова канал направляется на Икшу, придерживаясь поймы реки Яхромы, а затем реки Икша; после Икши канал направляется в долину реки Клязьмы, пересекая реку Учу, и следует по долине реки Химки до соединения с Москва-рекой, далее продолжается по Москва-реке — Щукино, Карамышево и кончается у Перервы. Самостоятельным ответвлением канала идет водопроводный канал, берущий свое начало из Учинского отстойного водохранилища.

Этот проект получил нашу реальную поддержку — он был инженерно научно обоснован. В отличие от самотечного, этот канал Москва — Волга является, так сказать, механическим — на протяжении 128 километров по проекту, утвержденному ЦК и Совнаркомом, подлежало соорудить: 6 плотин, 5 мощных насосных станций, 7 шлюзов, две бетонные плотины и два шлюза на реке Москве у с. Карамышево и с. Перерва, водопроводный канал — 31 км от водохранилища на р. Уче до Сталинской водопроводной станции, восемь гидростанций и Истринский гидротехнический узел.

Вся эта колоссальная работа должна была быть выполнена к навигации 1937 г., связав судоходством крупными судами Москву не только с Волгой, но и через Волго-Дон с Черным и Азовским морями; через Каспийское море — со Средней Азией и Закавказьем; с Балтийским морем — через Мариинскую систему и через Беломорканал — с северными морями. И главное, обеспечить подачу в Москву двести миллионов ведер воды ежесуточно, из которых 125 миллионов волжской воды, вместо получаемых из Москва-реки 8,5 миллионов до революции и 27 млн. в 1931 году.

Можно без преувеличения сказать, что такой коренной реконструкции и за такой короткий срок — за 5 лет, не знала вся мировая практика градостроительства и гидростроительства. Но можно себе представить, какие усилия и напряжение партии. Правительства, строителей потребовались, чтобы построить такие сооружения в такой короткий срок. Много можно и нужно написать о том, как строился канал и все другие соответствующие водопроводные сооружения.

В первый период была создана самостоятельная строительная организация Наркомвода, разумеется работавшая под руководством МК и Моссовета. Из-за задержки проекта строительные работы продвигались слабо, да и надо прямо сказать, что объем работ — 150 млн. куб. метров земляных работ, 30 млн. куб. метров бетонных работ и был не под силу той организации, которую для этого создали при Наркомводе. При этом особые трудности представлял набор рабочей силы, которую Москва уже выделила метро, и трудно было еще выделить на канал в нужном количестве. Между тем к этому времени, 1933 году, было закончено строительство Беломорканала, на котором сложился крепкий коллектив строителей, среди которых были вольнонаемные и лагерные. Перед нами был поставлен вопрос о согласии «беломорканальцев» взяться за строительство канала Москва-Волга. Признаюсь, что мы, москвичи, не сразу дали свое согласие, но потом, поразмыслив, исходя из интересов реального выполнения поставленной сложной задачи, отбросив всякие другие соображения (как допущение лагерной силы под Москву и др.), мы приняли это предложение. «Беломорцы» быстро передвинулись на московскую трассу. Среди них было много серьезных специалистов, и мы им еще подбавили квалифицированных гидростроителей, оказали дополнительную помощь оборудованием, в особенности серьезную помощь оказал ЦК и Совнарком. (Например, передали «Москва-Волга Каналстрою» Ковровский экскаваторный завод, который оснастил стройку экскаваторами, которых они не имели или имели мало на Беломорст-рое.) На строительстве выявился ряд крупных проектировщиков и строителей, показавших себя на деле.

МК в своей работе не делал большой разницы между метро и каналом, но, учитывая, что по характеру управления и особенно по составу строителей была существенная разница между стройками, мы считали, что необходимо реализовать разницу между условиями труда рабочих, как вольнонаемных, так и лагерных, на «Беломорканале» и «Москва-Волга канале», что Москва может и должна поставить этих рабочих в лучшие условия, в особенности по усиленной культурно-просветительной и «политической» работе среди лагерников, для превращения их в сплоченный коллектив советских работников.

Руководящие деятели МК и Моссовета, в том числе, конечно, и я лично, часто выезжали на трассу строительства, вникали в конкретные вопросы хода строительства канала, давали указания и, чего греха таить, соответственно ходу выполнения графика нажимали.

Все коммунисты Каналстроя энергично взялись за реализацию этих и других указаний МК, было развернуто соцсоревнование, которое захватило не только вольнонаемных работников, но и лагерников. Большое значение имела не только воспитательная работа среди них, но и объявление о том, что хорошо работающие будут досрочно освобождаться, а также введение сдельной оплаты труда лагерников. Заработанные ими деньги они имели право отправлять семье. По прогрессивно-премиальной оплате труда за перевыполнение плана на 25% работники получали второй оклад. Все это создавало благоприятную обстановку для роста производительности труда не только вольнонаемных, но и лагерных рабочих. Характерно, что заключенные внесли за год около четырех тысяч с лишним рационализаторских предложений, из которых было принято и реализовано 1200. За два с лишним года было подготовлено на курсах из лагерников более 20 тысяч квалифицированных рабочих и через бригадное ученичество — около 30 тысяч. Это открывало заключенным хорошую перспективу вернуться домой специалистом: слесарем, экскаваторщиком, шофером и т.д. В одной из своих поездок по каналу, выступая перед активом строителей, я особо остановился на вопросе организации труда заключенных.

Каждый раз, говорил я, когда приезжаем на вашу стройку, мы видим новое на ряде участков. Фронт работ расширяется. При этом я подчеркнул особую сложность задачи организовать труд невольнонаемной рабочей силы. Конечно, говорил я, если инженер, и молодой, и старый, боится подойти к этим рабочим, не знает, с какого конца подойти, если он боится с ними разговаривать, если чувствует неловкость, «стыдливость», то никакой хорошей организаций труда не получится. Нужно прямо говорить людям: в нашем государстве есть суд, есть прокурор, органы надзора; если человек совершил преступление, его осудили. Но мы создаем и должны создать максимальную обстановку для того, чтобы и осужденный человек чувствовал, что он может перевоспитаться. Надо внедрить в сознание заключенного мысль, что своим трудом он воспитывает себя как гражданина Советского государства, работает для общества, для государства, для своей страны. Он приносит пользу и себе, и обществу хорошей работой, ударным трудом добьется сокращения срока заключения, приобретет специальность и вернется домой как почетный строитель Великой исторической стройки канала Москва-Волга.

Мне потом докладывали, что развернутая работа в этом направлении дала свои хорошие результаты — это сказалось и на рабочих, и особенно на инженерах и техниках. Мне рассказывали, что на инженеров и техников из осужденных производили большое впечатление наши беседы с ними по инженерно-техническим вопросам и, как они говорили, уважительное к ним отношение и объективность в оценке их суждений на совещаниях, иногда даже в ущерб коммунистам, которые неправильно оспаривали их высказывания. Можно без преувеличения сказать, что в успешном преодолении больших трудностей в строительстве канала, подъем, созданный среди работников, в том числе и заключенных, имел большое значение, не меньше, чем хозяйственные и технические меры, в том числе и механизация.

Постановления ЦК ВКП(б) и Совнаркома за подписями И.В.Сталина и В.М.Молотова «О строительстве канала Москва-Волга» и «О мероприятиях по подготовке эксплуатации канала Москва-Волга» оказали огромную помощь строительству канала и усилили подъем у строителей канала. МК и МГК на Пленуме обсудили мероприятия по реализации постановления ЦК и Совнаркома и приняли конкретное постановление по обеспечению его выполнения.

Общими силами партии, Правительства и строителей канал Москва — Волга был построен в установленный срок, построен на высоком качественном уровне и технически конструктивно. Вопрос об архитектурном оформлении сооружений был предметом особой заботы МК, МГК и Моссовета. Эти сооружения, начиная С Химкинского речного вокзала, и сегодня радуют москвичей.

Joomla templates by a4joomla