Обострение борьбы с троцкистско-оппозиционными течениями в связи с новыми проявлениями антиленинской оппозиционности со стороны Зиновьева и Каменева и так называемой ленинградской оппозиции, обострение явлений националистических уклонов и местнических группировок (губернская уездная «атаманщина»)потребовали улучшения и укрепления руководства самого ЦК КП(б) Украины, которое на новом этапе обнаружило известные слабости. Именно так был поставлен вопрос на совещании Секретариата ЦК ВКП(б) с приехавшими представителями Политбюро ЦК КП(б)У. Кандидатом на пост нового Генерального секретаря ЦК Украины был выдвинут секретарь ЦК РКП(б) тов. Молотов. После отказа Молотова была выдвинута кандидатура секретаря ЦК РКП(б) тов. Кагановича. Я заявил, что согласен поехать на Украину, но не уверен, справлюсь ли с такой большой работой. Мои сомнения не нашли поддержки. В частности, тов. Сталин доказывал их несостоятельность, а представители ЦК Украины обещали мне всяческую поддержку. Так вопрос был решен.
Глава 10
НА УКРАИНЕ. 1922-1928 ГОДЫ
В Харьков — столицу Украины — я приехал к Пленуму ЦК и ЦКК КП(б)У, состоявшемуся 5-7 апреля 1925 года. Пленум ЦК и ЦКК Украины избрал меня в состав Политбюро и Оргбюро ЦК и Генеральным секретарем ЦК КП(б) Украины.
Я выступал на Пленуме ЦК, в том числе по вопросу об украинизации, по которому далеко не было единодушия. Выступал я и по общепартийным вопросам, о работе в деревне, комитетах незаможних селян, работе в рабочих массах и особенно об укреплении партийных организаций, борьбе с оппозиционными выступлениями, которые продолжали подрывать политику партии. Товарищи мне говорили, что это первое мое выступление произвело хорошее впечатление.
В связи с предстоящей в конце апреля XIV Всероссийской партийной конференцией пришлось немедленно включиться в подготовку конференции.
XIV Всесоюзная партконференция (апрель 1925 г.) имела большое историческое значение. Она собралась в обстановке серьезного роста политической активности в стране, перед партией стоял ряд серьезных задач, которые были решены на партконференции: о мерах по дальнейшему поднятию сельского хозяйства, о кооперации, о едином сельскохозяйственном налоге, о металлопромышленности, транспорте, о революционной законности, о партийно-организационных задачах партии и задачах, вытекающих из последнего пленума Исполнительного комитета Коминтерна. Главное — все эти вопросы рассматривались, обсуждались и решались в направлении выполнения основной генеральной линии, указанной Лениным: «данная третья русская революция должна в своем конечном итоге привести к победе социализма».
В период XIV партконференции, в 1925 году встал со всей остротой вопрос о строительстве и победе социализма в нашей стране, окруженной капиталистическими странами. Ленинский ЦК, Сталин и его соратники — ученики Ленина — защищали и отстояли ленинское учение о возможности построения социализма в одной стране, в капиталистическом окружении при замедленном наступлении мировой коммунистической революции. Лозунг партии, ее Центрального Комитета — построить социализм в Советском Союзе — завоевал всю партию, рабочий класс и многомиллионные массы трудящихся города и деревни.
В то же время, отвергнув троцкистскую позицию, партия не допустила демобилизации революционной интернационалистской боевитости и бдительности партии и рабочего класса по отношению к опасностям со стороны внешних врагов.
В подготовке к XIV съезду партия получила ясное и четкое ленинское направление XIV конференции и решений Пленума ЦК ВКП(б). Борясь с неотроцкистами — зиновьевцами, которые в период между XIV конференцией и XIV съездом партии откатывались на антиленинские, троцкистские позиции, партия решительно отклонила троцкистско-зиновьевские позиции. В первых рядах борцов с ними была закалившаяся ленинская парторганизация Украины.
ЦК КП(б)У организовал выезд членов Политбюро ЦК КП(б)У на места, в том числе выезжал и я в Киев, Донбасс и Екатеринослав. Членам Политбюро было поручено не ограничиваться докладами, а принять на местах практические меры по улучшению и укреплению общегосударственной и общепартийной дисциплины в направлении выполнения общепартийных и общегосударственных решений ЦК партии и Советского правительства.
Политбюро ЦК КП(б)У развернуло борьбу за преодоление элементов групповщины не только на местах, но и в центральных органах Украины, в том числе и в самом ЦК и Совнаркоме, где действовали разные беспринципные группировки, которые отражали «принципы» оппозиции.
После XIV партийной конференции, указавшей, что основным звеном построения социализма является индустриализация страны, партия развернула гигантскую работу по завершению восстановления народного хозяйства. Это особенно относилось к Украине; из гражданской войны промышленность Украины вышла с большим уроном, чем промышленность других частей СССР. Поэтому темпы восстановления промышленности, прежде всего тяжелой, на Украине должны были обгонять общесоюзные темпы.
На Пленуме ЦК КП(б) Украины, состоявшемся в конце июля 1925 года, был заслушан доклад Генерального секретаря ЦК Кагановича о работе Политбюро и Оргбюро ЦК, в котором были самокритически рассмотрены вопросы экономической и политической работы: состояние народного хозяйства (рост товарооборота, промышленности, устойчивость рубля и т.д.), состояние урожая и основные мероприятия, в том числе и по хлебозаготовкам, финансовое состояние — бюджет, налоги и наши мероприятия и др. Обсуждались настроение крестьянства и задачи нашей политической работы на селе, положение рабочих, рост заработной платы, жилищное строительство, безработица, улучшение работы профсоюзов и т.д.
В том же докладе были поставлены и освещены вопросы состояния партии. Говорили о таких уродливых явлениях, как «Ды-мовщина», «Херсонщина», где вскрылись, с одной стороны, кулацкая агрессивность и убийства советских работников, с другой — элементы разложения в некоторых советских и партийных организациях и их неспособность бороться с кулачеством. Обсуждались вопросы продолжающейся фракционной оппозиционной работы старых и вновь возрождаемых групп оппозиционе-
ров и усиления более глубокой, идейно-принципиальной и организационной борьбы с ними; вопросы улучшения руководства парторганизациями со стороны ЦК КП(б)У и окружкомов, об украинизации и борьбе с национализмом, великодержавным и местным.
Доклад активно обсуждался на Пленуме. Наряду с членами Политбюро ЦК Украины Петровским, Чубарем, Затонским и другими выступали местные работники: Постышев, Киркиж, Медведев и низовые работники, критиковавшие и вносившие деловые предложения. После обсуждения Пленум ЦК принял соответствующее развернутое постановление.
Отдельно обсуждался вопрос о комитетах незаможних селян, по которому выступали и члены Политбюро ЦК КП(б) Украины, в том числе пришлось отдельно выступать и мне ввиду особого, специфического для Украины, важного значения этого вопроса.
Перед моим отъездом на Украину Сталин мне говорил о предстоящих трудностях в моей работе и давал свои советы. В частности, он полушутя говорил, что в Политбюро ЦК КП(б)У имеется 14 мнений. На мое недоуменное замечание: как так — ведь в Политбюро всего 7 членов, как же может быть 14 мнений? — Сталин ответил: «Сначала один член Политбюро расходится с другим — получается 7 мнений, а потом каждый член Политбюро расходится с самим собой — получается еще 7 мнений, а в целом 14 мнений. Вы должны это преодолеть своей устойчивой принципиальностью, вашей энергичной работоспособностью, чем указанные члены Политбюро ЦК КП(б) Украины не особенно отличаются».
Надо сказать, что столичная — тогда Харьковская — организация, где секретарем губкома был товарищ Киркиж, и Киевская организация, где секретарем губкома был товарищ Постышев, оказывали неоценимую помощь руководству ЦК КП(б)У в сплочении партийной организации Украины, в укреплении государственных органов Советской власти и ликвидации местнической групповщины (атаманщины).
Важное значение для КП(б) Украины имел IX съезд Коммунистической партии большевиков Украины. Я считаю, что этот съезд сыграл большую историческую роль в подъеме Компартии Украины на новую, более высокую ступень. На этом съезде кроме вопросов о хозяйственном строительстве, о профсоюзах, о комсомоле, об организационно-партийном строительстве в центре работы съезда стояли два общих генеральных доклада:
1) доклад члена Политбюро ЦК РКП(б) Калинина Михаила
Ивановича о деятельности Центрального Комитета Всесоюзной Коммунистической партии и
2) отчет ЦК КП(б) Украины — доклад Генерального секретаря ЦК КП(б) Украины Кагановича Лазаря Моисеевича.
Эти оба доклада, по существу, были едины в ленинской постановке вопросов, отчет ЦК КП(б)У дополнял доклад ЦК РКП(б). Это видно и по принятому единому решению по докладам ЦК РКП(б) и ЦК КП(б) Украины.
Разумеется, в разделе о партии и внутрипартийных вопросах как Калинин, так и Каганович полемизировали и идейно разбивали оппозиционеров — троцкистов и других, выражавших не только взгляды троцкистов и «Рабочей оппозиции», но и примиренческое отношение к новой «ленинградской» оппозиции.
IX съезд Компартии Украины целиком и полностью одобрил политическую и организационную линию ЦК РКП(б) и ЦК КП(б)У. IX съезд решительно осудил оппозиционные атаки на проводника ленинской линии — ЦК нашей партии. Съезд избрал новый состав ЦК, в который вошло много новых товарищей, среди которых были выдающиеся рабочие-большевики, было много украинцев, в том числе, между прочим, и Шумский, и Гринько, которые, несмотря на это, продолжали клеветать о том, что украинцев не выдвигают. Пленум избрал Политбюро в составе: Кагановича (Генеральный секретарь ЦК), Петровского (председатель ВУЦИК), Чубаря (председатель Совнаркома), Рухимовича, Рад-ченко, Клеменко, Затонского, Скрыпника, Киркижа.
Пленум ЦК Компартии большевиков Украины рассмотрел и принял практические решения по осуществлению постановления ЦК ВКП(б) и мероприятия по ускорению полного восстановления недовосстановленных предприятий, реконструкции части предприятий и дальнейшей индустриализации Украины. Это касалось всех отраслей промышленности, в том числе и легкой, хотя она в 1925 году уже достигла довоенного уровня, но потребность в ее продукции, особенно на селе, росла быстрее и не удовлетворялась. Однако главное внимание и главные усилия в тот период направлялись на тяжелую промышленность, прежде всего угольную, металлургическую, машиностроительную и, конечно, электростанции. ЦК ВКП(б) и союзное Правительство увеличили капиталовложения в тяжелую промышленность Украины, больше всего пострадавшую в период двух войн — империалистической и гражданской — и все еще не достигшую довоенного уровня. Особенно мы налегали на накопления за счет самой промышленности Украины и за счет твердого и жесткого осуществления «режима экономии». В результате осуществления «режима экономии», сокращения административно-управленческих расходов, повышения производительности труда, рационализации производства было достигнуто значительное накопление. Помнится, за 1926 год было накоплено более 100 миллионов рублей, что для того времени было большой суммой; была усилена работа по займам и вкладам населения в сберкассы, дававших много десятков миллионов рублей ежегодно. Таким образом, соединение ассигнований по союзному бюджету с накоплениями на самой Украине дало возможность из года в год увеличивать капиталовложения в тяжелую промышленность Украины, а также в легкую промышленность. В 1928 году по сравнению с 1926 годом капиталовложения больше чем удвоились, уже в 1926-1927 годах развернулось строительство около 400 предприятий, в 1926 году началась реконструкция ряда мартеновских и доменных печей, строительство новых и реконструкция старых шахт в нашем славном Донбассе, была закончена первая очередь Штеровской электростанции, в 1926 году развернулась реконструкция Харьковского и Луганского паровозостроительных заводов и т.д.
Вся эта работа по промышленности была связана с работой по сельскому хозяйству, ликвидации товарного голода и других хозяйственных затруднений.
Нам приходилось все время соединять, сочетать свою энергию и усилия по хозяйственному социалистическому строительству с улучшением партийной работы, особенно по подбору и подготовке кадров, по организации масс, по организации перевыборов Советов, укреплению профсоюзов. Одновременно необходимо было вести борьбу с продолжавшей атаковать партию объединившейся оппозицией всех мастей, в первую очередь с объединенным блоком троцкистов и «новой» ленинградской оппозиции Зиновьева и Каменева, которые отражали и выражали дикое сопротивление капиталистических элементов — кулачества, нэпманов, спекулянтов — проводимой партией индустриализации и строительству социализма.
Это была не только и не просто идейная борьба в докладах и речах на собраниях, а борьба организационная. Известно, что особенно на Украине оппозиция развернула широкую сеть оппозиционно-фракционных центров, поэтому борьба принимала острый и нелегкий характер, тем более что оппозиция демагогически использовала наши трудности для подрыва политики партии и сеяния паники и мелкобуржуазных настроений, даже в рядах партии.
В июле 1926 года был созван Пленум ЦК и ЦКК ВКП(б), на котором были обсуждены вопросы о международном положении, о хлебозаготовках, о перевыборах Советов, о жилищном строительстве и доклад ЦКК о продолжавшейся фракционной антипартийной деятельности оппозиции, в особенности Зиновьева и Лашевича. ЦК постановил снять Зиновьева с поста члена Политбюро ЦК, а Лашевича исключить из состава кандидатов в члены ЦК. Между прочим, на этом Пленуме ЦК ВКП(б) были введены кандидатами в члены Политбюро несколько новых молодых товарищей, в том числе Каганович Л.М. и Микоян А.И.
На Украине наряду с борьбой с общепартийной оппозицией мы вели борьбу с националистическими выступлениями против Ленинской национальной политики партии и Советской власти со стороны буржуазных националистов разных наций Украины — русских, украинских, еврейских, польских, немецких. Эта борьба велась прежде всего мерами политическими, путем раскрытия их заговоров. Нами одновременно велась идейно-партийная борьба с группами, отражавшими и выражавшими в большей или меньшей степени идеи этих буржуазных националистов и внутри партии оказывавшими поддержку троцкистскому оппозиционному блоку.
Борясь с националистами, ЦК КП(б)У последовательно и настойчиво, систематически проводил большую работу по развитию и укреплению украинской государственности, украинской культуры, науки, искусства и украинизации государственного аппарата и общественных организаций Украины.
Мы преодолевали сопротивление проведению украинизации великодержавных националистических элементов, выступавших против украинизации. С другой стороны, приходилось бороться против украинских националистических элементов, требовавших форсирования украинизации с применением административно-насильственных мер, в том числе и в отношении украинизации состава пролетариата, который, как правильно писал тов. Сталин в письме в Политбюро ЦК КП(б)У, «нельзя украинизировать сверху... это процесс длительный, стихийный, естественный». Пытаться, писал тов. Сталин, заменить этот стихийный процесс насильственной украинизацией пролетариата сверху — значит проводить утопическую и вредную политику.
Это известное письмо Сталина, написанное 26 апреля 1926 года «Тов. Кагановичу и другим членам ЦК КП(б)У», сыграло большую и важную роль в осуществлении на практике национальной политики партии, в устранении собственных недостатков и преодолении сопротивления Ленинской национальной политике на Украине со стороны национал-уклонистов.
Обострение борьбы с украинским националистическим уклоном в КП(б)У получилось в результате того, что Шумский, занимавший пост наркома просвещения Украины и члена ЦК КП(б) Украины, стал лидером национал-уклонистов в КП(б)У. Вместо того чтобы исправить указанные в письме тов. Сталина свои ошибочные взгляды, он встал на путь открытой поддержки махрового националиста писателя Хвилевого, выдвинувшего лозунг «немедленной дерусификации пролетариата»: «от русской литературы, от ее стиля украинская поэзия должна убегать как можно скорее», «идеи пролетариата нам известны и без московского искусства» и т. д. и т. п.
В процессе борьбы со взглядами Хвилевого и сплочения лучших талантливых людей из среды писателей и интеллигенции, особенно молодых (именно к этому периоду относится рост талантливых украинских писателей, таких, как Корнейчук, Усенко, Павло Тычина, Миколо Бажан, Петро Панч и другие), вскрылось, что среди части бывших боротьбистов и других бывших социал-националистских партий во главе с Шуйским сложилась опасная группа национал-уклонизма, с которой парторганизация большевиков Украины во главе со своим ЦК КП(б)У повела решительную борьбу. Эта борьба велась терпеливо, старались идейно убедить, перевоспитать в интернационалистском духе лучших людей из этих национал-уклонистов.
Одновременно велась борьба с другими национал-уклонистами из бывших бундовцев и сионистов, в том числе среди еврейских коммунистов с бывшими ППСовцами, среди польских коммунистов и т. п., не говоря уже о завещанной Лениным борьбе с великодержавным великорусским национализмом. Этот вопрос неоднократно обсуждался на заседаниях Политбюро и пленумах ЦК КП(б)У, на которых разоблачались национал-уклонистские антипартийные взгляды. На заседании Политбюро в первой половине мая я в своей речи подчеркнул те специфические трудности, которые имеются на Украине в осуществлении Ленинской национальной политики, остановившись на вопросах: 1) укрепления украинской государственности как составной части СССР, в первую очередь перевода на украинский язык работы госаппарата и партии; 2) развития украинского культурного строительства; 3) сохранения за партией руководства процессом украинизации и вовлечения всей партии и рабочего класса в активное участие в этом важном процессе.
В заключительном слове на основе вопросов, затронутых в прениях, были поставлены следующие проблемы: об овладении коммунистами динамикой общественного процесса роста украинской культуры; об украинизации профсоюзов и об осторожном подходе к украинизации русских рабочих и естественном ходе насыщения промышленности рабочими-украинцами, об уклонах в национальном вопросе и, в особенности, о Хвилевом; о выдвижении новых свежих кадров украинских работников и о «бывших»; о роли руководящих органов партии и Советов в борьбе за правильное проведение украинизации.
На Пленуме ЦК КП(б)У в июне 1926 года был поставлен вопрос «Об итогах украинизации». Доклад делал Затонский, в прениях с речью выступил также тов. Каганович. Это было большое генеральное обсуждение вопроса. Раскрыв глубоко ошибки национал-уклонистов, мы все еще не теряли надежды вразумить лучшую их часть; учитывая сложность национального вопроса, мы старались решать его по содержанию, по существу, не прибегая к «оргвыводам». Могу подчеркнуть, что я лично особенно налегал на убеждение уклоняющихся, чтобы избежать «оргвыводов». Вот, например, что я говорил в конце своей речи на Пленуме: «Давайте примем резолюцию действительно единогласно, но не формально единогласно, а единогласно по существу, исходя из правильности линии ЦК партии, из факта достижений и работы, какую ЦК партии провел до сих пор, — это даст нам ответ на все разговоры, которые были до сих пор. В резолюции мы ясно говорим о старых большевистских кадрах и о выдвижении молодых; в этой , резолюции мы ясно говорим о значении и роли нашей партии и относительно украинской государственности. Эта резолюция должна нам дать действительную возможность деловой работы, она поможет отказаться от безответственной критики и заняться действительно дружной работой в интересах единства... Создадим обстановку для дружной работы, хотя бы для того же самого т. Шумского... Здесь многое зависит от нас — от ЦК — Политбюро, но многое зависит и от т. Шумского лично... Есть линия партии, есть линия ЦК, и, независимо от давления того или иного товарища, она шла, идет и будет идти только в сторону укрепления нашей партии».
Обсуждения на Политбюро и особенно на Пленуме ЦК и принятые решения об украинизации и национал-уклонистах имели большое значение для активизации партийных организаций в проведении национальной политики партии. Однако наиболее оголтелые национал-уклонисты во главе с Хвилевым и Шуйским
продолжали свое подрывное дело, используя литературный журнал «Червоний шлях», о котором ЦК вынес специальное осуждающее решение. Эта борьба продолжалась и в 1927 году, она принесла партии идейную победу над национал-уклонистами — на место небольшой группы оторвавшихся от растущих и идущих вперед украинских масс рабочих, крестьян и интеллигенции партия выдвинула сотни и тысячи новых молодых украинских кад- ' ров, которые еще теснее связали партию с украинским революционным народом. Разумеется, это было результатом общего усиления партийной работы в массах и их поддержки линии Ленинской партии.
Политбюро ЦК КП(б)У, не подменяя Совнарком Украины в конкретном руководстве хозяйственными и государственными органами, осуществляло партийное руководство всем социалистическим строительством. Политбюро рассматривало по определенному плану еженедельно, а иногда и чаще на своих заседаниях вопросы хозяйственно-экономические, государственные, заслушивая доклады о политическом положении в стране и борьбе с классовыми врагами. Мы углубленно увязывали все эти вопросы с партийной работой ЦК и местных организаций, заслушивая систематически Доклады окружных комитетов и крупных райкомов, принимая решения, руководствуясь постановлениями и указаниями нашего единого центра — ЦК ВКП(б). Мы осуществляли известное разделение труда не только в практической работе, но и в докладах, речах: если в докладах, речах государственных и хозработников наряду с общепартийными вопросами более детально освещались и ставились вопросы чисто хозяйственной и советской деятельности, то в докладах и речах партийных работников наряду с вопросами общесоветскими и задачами социалистического строительства особо уточнялись и подчеркивались вопросы и задачи партийного строительства. Я лично, например, усиленно подчеркивал задачи подбора кадров и проверки исполнения как важнейшего средства решения хозяйственных задач, массовой партийной работы, в особенности развития социалистического соревнования и улучшения материального благосостояния масс, увязывая эти задачи с подъемом производительности труда и повышением сознательной дисциплины — государственной и трудовой.
Особенное внимание и усилия ЦК КП(б)У привлекали вопросы: роста партии за счет квалифицированных рабочих и усиления приема в партию рабочих, комсомольцев-украинцев что в свою очередь. было связано с улучшением работы низовых ячеек партии. Вся эта партийная работа проводилась в обстановке продолжавшейся и обострявшейся фракционной подпольной борьбы троцкистско-зиновьевского блока, «Рабочей оппозиции» и других раскольников, в том числе националистических.
Именно в этой обстановке подготовлялась и была проведена первая Всеукраинская партийная конференция. Конференция твердо заняла позицию полной поддержки ЦК ВКП(б) и одобрения всех решений и мероприятий ЦК ВКП(б) и ЦК КП(б)У по укреплению единства партии и решительному отпору оппортунистическим мелкобуржуазным раскольникам партии.
Мы опубликовали заранее основные тезисы моего доклада, в которых подробно изложены практические задачи, были освещены основные ошибки оппозиции, коренные разногласия оппозиции с партией. Решения первой конференции КП(б)У сыграли большую роль в подготовке к Всесоюзной XV партконференции, состоявшейся 26 октября — 3 ноября 1926 года.
Накануне XV Всесоюзной конференции состоялся Пленум ЦК и ЦКК ВКП(б), на котором были одобрены тезисы для рассмотрения на конференции. Пленум обсудил внутрипартийное положение в связи с новым выступлением и усилением фракционной деятельности троцкистско-зиновьевского блока. Пленум принял общее решение и вывел Троцкого и Каменева из состава Политбюро.
XV Всесоюзная партийная конференция наряду с другими вопросами обсуждала и решила центральный вопрос — об оппозиции и внутрипартийном положении.
Конференция оценила троцкистско-зиновьевский блок как социал-демократический уклон в партии и единогласно приняла тезисы, предложенные Сталиным. После конференции Исполком Коминтерна заслушал доклад Сталина и полностью одобрил решение конференции ВКП(б).
В 1927 году работа партии развертывалась в благоприятной обстановке улучшения экономической конъюнктуры, подъема политической активности масс и улучшения их политических настроений, перехода от дискуссионной лихорадки внутри партии к более устойчивому и деловому настроению внутри партии. Правда, в 1927 году империалисты Англии и ее союзников вновь попытались обострить международное положение Советского Союза (провокационный налет на акционерное общество «Ар-кос», убийство Войкова, организация террористических актов внутри нашей страны и т.д.). Это не могло не создать новые трудности, особенно в связи с внутрипартийной борьбой троцкистов, но в 1927 году наша Родина была уже достаточно сильна, чтобы дать еще более решительный отпор провокациям врагов и не дать им сорвать наше социалистическое строительство. 26 февраля-3 марта 1927 года состоялся Пленум ЦК КП(б)У, на котором был заслушан и обсужден доклад Политбюро, сделанный Генеральным секретарем ЦК Кагановичем. В этом докладе и в решении Пленума были поставлены и решены вопросы об экономическом состоянии Украины.
Кроме того, подробно были доложены и обсуждены вопросы национальной политики на Украине: о заседании Политбюро, на котором были подведены итоги украинизации и итоги работы среди нацменьшинств, в связи с острыми антипартийными выступлениями национал-уклонистов во главе с Шуйским. Политбюро несколько раз заседало и разбирало конкретно их претензии, враждебные партии националистические установки, выразившиеся наиболее ярко и остро в лозунге Хвилевого «Геть в'щ Москвы», т. е. прочь, долой, уйти решительно, совершенно, далеко, очень далеко от Москвы. Мы терпеливо, настойчиво неоднократно пытались разъяснить заблуждающимся и разоблачить заведомых националистов с партийным билетом, одновременно мы раскрывали, отвергали и разоблачали антиукраинские великодержавные высказывания.
В августе состоялся Пленум ЦК и ЦКК ВКП(б), который имел огромное историческое значение. Пленум рассмотрел: вопрос о международном положении, о хозяйственных директивах на 1927-1928 годы и вопрос о новых нарушениях партийной дисциплины Зиновьевым и Троцким. Постановление по этому вопросу еще раз демонстрирует, какое долготерпение ЦК и ЦКК проявили по отношению к этим активным фракционерам, постановив и на этот раз «снять с обсуждения вопрос об исключении Зиновьева и Троцкого из ЦК партии и объявить им строгий выговор с предупреждением». Нам на местах приходилось объяснять членам партии, критиковавшим ЦК ВКП(б) за мягкость. Мы разъясняли, что ЦК это делает прежде всего в интересах единства партии и убеждения колеблющихся членов партии в том, что ЦК добивается Ленинского единства партии и сплочения лучших ее людей на основе Ленинизма. Но надежды партии и ее ЦК и попытки спасти большинство оппозиционеров от ската к антисоветской контрреволюции не дали результатов: хотя часть и спасли, но кадровые оппозиционеры нарушили все свои обещания, которые они лживо давали партии, они дошли до того, что, увидев полный провал своих антиленинских «идей» в дискуссии, пошли на открытое антисоветское выступление, устроив в Москве свою отдельную от общепролетарской оппозиционную, антисоветскую демонстрацию в день Великой годовщины Октябрьской революции 7 ноября 1927 года. Они, конечно, провалились, обнаружив перед всем пролетариатом свою антисоветскую сущность.
На Украине они не выступили с демонстрацией, но на собраниях, посвященных годовщине Октябрьской революции, они пробовали выступать. На торжественном собрании советских И партийных организаций выступил по моему докладу «О десятой годовщине Октябрьской революции» специально приехавший в Харьков Раковский, бывший председатель Совета Народных Комиссаров Украины, один из троцкистских лидеров, потерпевший полный провал и поражение в Харькове.
К своему X съезду Коммунистическая партия (большевиков) Украинской Советской Социалистической Республики и руководимые ею органы Советской власти и общественных организаций пришли со значительными достижениями в области промышленности, сельского хозяйства, всей экономики Украины. 1927 год отличался тем, что партия и Советское правительство уже не ограничивались восстановлением прежних предприятий, а перешли к реконструкции старых, в первую очередь металлургических, машиностроительных и к строительству новых на более высокой новой технической основе. В особенности развернулось строительство электростанций: Харьковской, второй очереди Штеровской, Криворожской, Киевской, ряда небольших районных и городских электростанций. Главное, в 1927 году осуществились долголетняя мечта и планы — началось строительство Днепровской гидроэлектростанции — первой мощной гидроэлектростанции, имевшей назначение обеспечения Днепропетровска, Запорожья, Криворожья и части Донбасса электроэнергией. Строительство находилось под особым повседневным наблюдением ЦК ВКП(б) и ЦК КП(б)У, там мне часто приходилось бывать, начиная с осмотра и определения участка для строительства и закладки первого камня этого Великого сооружения в дни годовщины Октябрьской революции в 1927 году. Я часто докладывал о ходе строительства Днепрогэса ЦК ВКП(б) и лично тов. Сталину.
Обо всех этих вопросах было подробно доложено X съезду в отчете Центрального Комитета партии, который я имел честь как Генеральный секретарь ЦК сделать X съезду на украинском языке, что, в частности, получило политическое значение и отзвуки. Это был важный исторический съезд партии, подводивший итоги упорной работы всей партии снизу доверху и всех рабочих, крестьян и трудящихся свободно развивающегося суверенного советского социалистического государства — Украинской союзной республики, входящей в Великий Союз Советских Социалистических Республик.
Недавно я прочел книгу «Урало-Кузбасс», в которой автор Матушкин упрекает меня, что я будто был противником Урало-Кузбасса. Доказательств никаких, ни одного факта — все выдумано. Он ссылается на мое выступление на XV съезде партии и, не приводя цитаты из моей речи, утверждает, что Каганович выступил на XV съезде с «обоснованием» развития лишь одной угольно-металяургической базы — на Украине. Это абсолютная ложь. Вот что я говорил на XV съезде: «Оттяжка войны явилась важнейшим достижением нашей партии и ЦК за последнее время. Проверка, данная политике ЦК вставшей перед нами военной опасностью, целиком подтвердила жизненность и правильность нашей политики и тактики. Если взять объективные факты из области хозяйственного строительства нашей страны, из приведенных данных и цифр об общем материальном положении масс, мы должны будем вновь сказать: и здесь с честью выдержали экзамен. Последние два года, по сравнению со всеми предыдущими, были годами наиболее нормального, наиболее здорового развития нашего хозяйства без тяжелых потрясений и кризисов.
Я думаю, что в дальнейшем нашем хозяйственном строительстве мы должны сосредоточить наш основной государственный капитал на действительно командных высотах, на наших гигантских заводах, на металлургии, на машиностроении, ибо они являются основной базой нашей индустриализации.
Товарищи, не подумайте здесь, что я выступаю как областник, защищающий тяжелую индустрию Украины. Я защищаю линию нашей партии на подъем развития тяжелой индустрии и машиностроения во всех районах нашего СССР. Но, строя новые заводы, нужно учитывать источники сырья и топлива, а также и те районы, где промышленность имеет свою базу. Мы должны в работе по индустриализации страны обратить основное внимание по-прежнему на металл, машиностроение, на топливо, на сталь, на чугун, на прокат. Без проката рельс, например, у нас не будет железных дорог и мы даже на съезды приезжать не сможем».
Это полностью выражало линию и практические конкретные требования ЦК ВКП(б), которую ЦК КП(б) Украины проводил в своем руководстве «Югосталью», объединявшей и металлургические, и коксовые заводы.
Придавая большое значение украинской металлургии, ЦК ВКП(б) принял в 1929 году специальное развернутое большое постановление «О работе Югостали», в котором было установлено: «Выплавляя в настоящее время 2/3 чугуна в СССР, Югосталь является одной из основных баз индустриализации страны».
ЦК ВКП(б) одновременно руководил работой и принимал решения по развитию Урала. В 1930 году он принимает развернутое постановление «О работе Уралмета», в котором дает развернутые указания о плане развития Урала, об обеспечении сырьем, топливом, транспортом, энергией и т.д.
Особое внимание уделялось строительству Магнитогорского завода и Кузбассу как совершенно новому району. Во всей практической работе Политбюро, Оргбюро и Секретариата ЦК ВКП(б) Урало-Кузбасс занимал важнейшее место. Особенно им занимались Сталин, Молотов, Каганович, Орджоникидзе, Куйбышев и другие, выезжая на место и помогая строителям и производственникам в выполнении ими планов. Молотов и Каганович чаще других выезжали на Урал и в Сибирь — Кузбасс (Матушкин исключил их из перечисляемых им выезжавших товарищей. Совершенно ясно, что это, как и вся его выдумка об отношении Кагановича к Урало-Кузбассу, потребовалось автору, издавшему свою книгу в 1966 году, чтобы усердно потрафить «конъюнктуре», сложившейся вокруг Кагановича и Молотова после июньских событий 1957 года).
Партийное руководство Коммунистической партии большевиков Украины, и в тот период, и в последующем старательно, усердно, активно выполняя линию ЦК ВКП(б) по восстановлению и развитию тяжелой индустрии на Украине, никогда не противопоставляло эту задачу Урало-Кузбассу и развитию уголыю-металлургической базы во всех районах нашего СССР. Я лично и после Украины как секретарь ЦК ВКП(б) не только защищал Урало-Кузбасс, но всячески помогал ему в строительстве, производстве, развитии культуры и обустройстве промышленных центров и городов, в первую очередь Магнитогорска и Кузнецка.
Должен здесь же отметить, что таких выдумок немало и у других авторов, издавших свои брошюры после 1957 года, особенно это заметно выделяется у некоторых писавших «диссертации» с претензиями на звание «кандидатов» или «докторов» наук, старавшихся изо всех сил извратить работу ЦК КП(б) Украины в 1925-1928 годах, когда Генсеком ЦК был Каганович. Я, например, читал изданный в 1968 году автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук Ф. Е. Шер-стока на тему «Партийное строительство на Украине в 1926-1929 гг.», в котором автор злостно извращает действительность и особенно роль Кагановича.
ЦК КП(б)У и лично Каганович и тогда, и теперь самокритически вскрывали ошибки и недостатки в партийном строительстве, но троцкистская и националистическая оппозиция тогда и прикрывающиеся и теперь «правоверностью», с позволения сказать, «критики» находили и находят свою силу в том, что они делают из мухи слона, утрируют, извращают факты, доводя их до крайних, преувеличенных размеров.
XV съезд партии занял большое и важное место в истории индустриализации страны, расширения командных высот строящегося социализма в городе и деревне, указал на отставание сельского хозяйства, на необходимость усиления борьбы с кулачеством и дал курс партии на широкую, массовую коллективизацию сельского хозяйства.
XV съезд дал направляющий план дальнейшей работы и борьбы партии за социализм. Важнейшим условием движения вперед был полный идейный и организационный разгром троцкистско-зиновьевского блока, скатившегося к полному отрицанию ленинизма и к антисоветизму.
Съезд признал несовместимым взгляды этого блока и их пропаганду с пребыванием в рядах партии и исключил Троцкого и Зиновьева и их сторонников из партии, а также сапроновскую группу «Демократического централизма».
ЦК КП(б) Украины и все парторганизации Украины приняли конкретные меры по осуществлению решений XV съезда ВКП(б) и X съезда КП(б)У, в особенности: по подготовке массовой коллективизации и неуклонному продолжению индустриализации страны; по борьбе со срывом украинским кулачеством плана хлебозаготовок, принятию мер ЦК КП(б)У и Совнаркомом УССР по обеспечению выполнения плана хлебозаготовок и др. Были назначены уполномоченные по хлебозаготовкам для принятия мер на месте. В результате за январь, февраль было заготовлено на 30% больше, чем за тот же период прошлого 1927 года, при этом из изъятых по суду у кулаков излишков хлеба 1/4, а иногда и больше передавалось деревенской бедноте.
На Пленумах ЦК КП(б)У в марте и июне 1928 года неоднократно обсуждался вопрос о хлебозаготовках с докладами с мест и прениями по этому вопросу. Наряду с деловой и политически правильной постановкой вопросов были и проявления панических и правооппортунистических настроений у некоторых выступавших и невыступавших товарищей.
Пришлось особо подчеркнуть недопустимость тех перегибов, которые имели место по отношению к середняку. «Кулак, — говорил я, — вырос, кулак готов вцепиться нам в горло, готов драться с нами — это он показал хлебозаготовительной кампанией, мы же повели и поведем на него наступление и покажем ему силу диктатуры пролетариата, оберегая середняка. В процессе кампании, — говорил я, — обнаружено много перегибов, много безобразий, мы должны эти перегибы и безобразия устранить обязательно сейчас же, не ограничиваясь общей резолюцией, а изучая конкретный случай безобразий, принимая решительные меры по их ликвидации и недопущению впредь. Во всей своей политической и организационной работе мы должны будем заключить союз бедняка с середняком на базе большой роли бедняка и усиления ведущей роли партии и пролетариата».
Начавший действовать новый «правый уклон», особенно в период июльского Пленума ЦК, не проявлял никакой активности в борьбе партии на фронте хлебозаготовок, а наоборот, тормозил хлебозаготовки. Одновременно «правые» — Рыков, Бухарин — выступили в Политбюро ЦК ВКП(б) против расширения капиталовложений в металлургию и машиностроение, против курса на ускоренную индустриализацию и особенно коллективизацию сельского хозяйства. Нельзя сказать, что в этот первый период развития «правого уклона» у всех членов ЦК была ясность. Нам — активным сторонникам ленинского курса партии и Центрального Комитета — приходилось разъяснять его даже некоторым членам ЦК ВКП(б) от Украины.
Правильная оценка ЦК ВКП(б) процесса обострения классовой борьбы в стране подтвердилась не только на фронте хлебозаготовок, в деревне, где кулаки вместе с диверсантами — петлюровскими, деникинскими и эсеровскими — устраивали террористические нападения и убийства коммунистов и представителей Советской власти, но и в городах, где нэпманы и часть старых буржуазных спецов при помощи иностранных разведок организовывали вредительство в промышленности. Особенно навредила промышленности так называемая «Промпартия», раскрытая ГПУ в горной промышленности Северного Кавказа и Украины в мае 1928 года. Вредители предстали перед советским судом по «Шахтинскому делу».
На Пленуме ЦК КП(б) Украины 12-16 марта 1928 года был рассмотрен вопрос «Об экономической контрреволюции и общеполитических задачах парторганизаций», принято решение по этому вопросу.
Кроме этого, нами было проведено обследование «Донугля» с обсуждением на Политбюро. Были приняты серьезные решения, в особенности об изменениях в структуре его аппарата в целях борьбы с бюрократизмом. Была созвана Всеукраинская производственная конференция горняков, на которой были самокритически обсуждены вопросы, вытекающие из решений партии о «Шах-тинском деле».
К этому времени относится открытие Всеукраинского VII съезда ЛКСМ. В докладе на этом съезде Генерального секретаря ЦК КП(б)У в ряду многих вопросов были также заострены выводы из «Шахтинского дела» и поставлены задачи молодежи «на социалистической стройке».
В апреле и июне на Пленуме ЦК КП(б) Украины, затем на Пленуме ЦК ВКП(б) обсуждался вопрос «Шахтинское дело» и практические задачи в деле борьбы с недостатками хозяйственного строительства»; на июльском Пленуме ЦК ВКП(б) как вывод из «Шахтинского дела» обсуждался вопрос «О подготовке новых специалистов». По обоим этим вопросам Пленум ЦК ВКП(б) принял важнейшие постановления, имевшие важнейшее значение для всей дальнейшей работы партии по успешному строительству социализма и преодолению сопротивления враждебных социализму элементов и шатаний внутри партии, оформившихся в дальнейшем в явный, открытый «правый уклон».
На этих Пленумах ЦК ВКП(б) уже открыто проявлялись разногласия и начало борьбы «правых» против линии, проводившейся ЦК во главе со Сталиным. Особенно остро опасность «правого уклона» встала перед Московской организацией, когда первый секретарь МК Угланов и «правые» рассчитывали повторить опыт «ленинградской оппозиции» и противопоставить Московскую организацию Ленинскому Центральному Комитету, который принял свои меры к недопущению этого.
К этому времени относится мое возвращение в Москву в качестве секретаря ЦК ВКП(б). В беседе со мной тов. Сталин сказал: «Назрела необходимость вашего возвращения в ЦК. Перед нами новые организационные задачи, особенно в области подготовки и распределения кадров, обострение политической борьбы в деревне в связи с сопротивлением кулачества хлебозаготовкам, большие задачи в деле коллективизации требуют улучше-
ния работы в деревне. У вас теперь новый опыт работы на Украине, да и старый московский опыт теперь очень пригодится в борьбе с поднявшими голову правыми, особенно в Москве во главе с Углановым, — так что давайте, без сопротивления и оговорок возвращайтесь в Москву. На Украине парторганизация устойчивей — пошлем туда товарища Косиора С». Я, конечно, дал согласие.
Глава 11
НА РАБОТЕ В ЦЕНТРАЛЬНОМ КОМИТЕТЕ ВКП(б)
ПЕРВЫЙ ПЯТИЛЕТНИЙ ПЛАН И БОРЬБА С ПРАВЫМ УКЛОНОМ
Период 1928-1934 годов (включительно) был периодом героического труда миллионов рабочих, крестьян и трудящихся, в том числе советской интеллигенции, обеспечивших под руководством Ленинской партии и ее Центрального Комитета выполнение первого Великого пятилетнего плана социалистического переустройства Советской страны. Развернутое мощное социалистическое соревнование и ударный труд привели к выполнению пятилетки досрочно — за 4 года. Это была великая победа всей политики партии и ее ЦК, в результате выполнения которой был заложен прочный фундамент социализма в промышленности и в сельском хозяйстве. Именно в этот период была решена труднейшая историческая задача перевода миллионов крестьянских хозяйств на путь социалистической коллективизации и начала развития крупного машинизированного сельского хозяйства.
В этот период я выполнял следующие обязанности:
секретарь Центрального Комитета ВКП(б) (1924-1925; 1928-1939 гг.);
первый секретарь Московского комитета партии (1930-1935 гг.);
председатель Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б) (1934-1935 гг.);
председатель Комиссии по проверке партийных рядов;
заведующий Сельскохозяйственным отделом ЦК (с 1933 г.);
председатель Постоянной комиссии ЦК по транспорту (с 1932 г.);
заведующий Транспортным отделом ЦК (в 1934 г.);
член Президиума ВЦСПС (1929-1933 гг.), в работе которого мне довелось принимать руководящее участие, особенно в связи с борьбой правых уклонистов против линии ЦК;
директор Института советского строительства Коммунистической академии.
Во всей своей работе я прилагал все силы к практическому выполнению линии и политики партии и ее ЦК и идейно-политически и теоретически беззаветно боролся со всеми врагами и противниками марксизма-ленинизма, с троцкистами и правыми уклонистами — за единственно верную и Ленински последовательную линию Центрального Комитета и его Политбюро, в котором я состоял кандидатом с 1926 года и членом ПБ -с 1930 по 1957 год.
Должен особо подчеркнуть, что выполнению новых, возложенных на меня с 1928 года обязанностей, помог мне полученный опыт работы на Украине — это была серьезная школа работы в масштабе государственном. Вся практика строительства Советского государства Украины — Украинской Советской Республики опрокинула, опровергла клевету белой националистической эмиграции о том, что Украина — это-де не государство, а «область», «край России». В этом они смыкались с великодержавными националистами. Жизнь опровергла эту клевету врагов: не область, не край, а Украинская Союзная Республика — суверенное государство, входящее в Союз Советских Социалистических Республик, имеющее свои конституционные права и обязанности, свои государственные масштабы и границы. Коммунистическая партия (большевиков) Украины — составная часть ВКП(б), ей подчиненная на основе демократического централизма, ЦК и ИБ КП(б) Украины работали под руководством ЦК ВКП(б) и его Политбюро, но при этом и сами ЦК КП(б)У и ЦК ВКП(б) всегда исходили из того, что в рамках общей Ленинской линии необходимо всегда учитывать весь комплекс хозяйственно-экономических, государственных, культурных и внутрипартийных специфических особенностей УССР и КП(б)У. Строго осуществляя директивы и постановления ЦК ВКП(б), Центральный Комитет Компартии Украины вел свою работу как руководящая сила Украинской Союзной Советской Социалистической Республики.
Я имел беседу с товарищем Сталиным в 1928 году в связи с моим возвращением на работу в ЦК ВКП(б). Сталин с исключительной широтой, глубиной и конкретностью говорил о новых масштабах и характере работы партии и ЦК для обеспечения выполнения первого пятилетнего плана, в особенности разворачивающегося колхозного движения и преодоления сопротивления кулачества, троцкизма и начинающегося «правого уклонизма». Тов. Сталин не раз подчеркивал, что линия ЦК теперь особенно ясна и она, невзирая на сопротивление противников, будет твердо проводиться. Главное — кадры и проверка исполнения. На заседании Оргбюро ЦК Сталин предложил возложить на меня как на секретаря ЦК наблюдение и текущее повседневное руководство организационно-партийной работой, подбором, учетом и подготовкой кадров, а также председательствование на Секретариате ЦК, а с 1930 года, в связи с переходом Молотова в Совнарком, — и председательствование на Оргбюро ЦК. Необходимо отметить, что после перехода тов. Молотова в Совнарком мои функции по подготовке Секретариатом ЦК вопросов и проектов их решений в Оргбюро и в Политбюро расширились.
Разумеется, все вопросы, относившиеся к функциям того или иного секретаря ЦК, в том числе и моим, решались не единолично, а коллективно. Секретариат ЦК заседал часто — два-три раза в неделю, рассматривая все конкретные предложения, вносимые секретарями ЦК, заведующими отделами, местными организациями, членами ЦК и другими. Кроме официальных заседаний были совещания у тов. Сталина, почти ежедневно, на которых рассматривались, обсуждались наиболее важные срочные и спорные нерешенные вопросы. Оргбюро заседало раз в неделю, иногда чаще, особенно, если приезжали люди с мест. Оргбюро под руководством Политбюро, обсуждая крупные организационно-политические вопросы, часто давало поручения секретарям ЦК, членам Оргбюро, независимо от распределения обязанностей, разработать или доработать тот или иной вопрос или выехать на места для проверки и помощи. До 1930 года я работал только по Секретариату ЦК, а с 1930 года мне давали дополнительные нагрузки по совместительству, начиная с работы первым секретарем Московского комитета партии. В борьбу за линию партии с «правыми уклонистами», особенно бушевавшими тогда в Московской организации, мне пришлось включиться с первых же дней моего возвращения с Украины в Москву (1928 год).
В Московской организации, больше чем в какой-либо другой, чувствовалось наступление «правых» против линии партии и ее ЦК. Хотя оно в тот период не носило еще характера открытого выступления, нов речах первого секретаря МК Угланова и других членов бюро МК фактически критиковалась политика партии. В тот момент нам, борцам за Ленинскую политику ЦК, имевшим уже большой опыт борьбы с меньшевистско-троцкистами антиленинистами, приходилось разоблачать, раскрывать сущность и опасность «правого уклона», не называя пока его лидеров (ЦК все еще надеялся на преодоление разногласий и терпеливо сдерживал открытую полемику). В первый период, например в выступлениях по нашим докладам, прямых, открытых возражений не было, но фактически подрывалась политика ЦК разными намеками, замечаниями, прибегали к системе «вопросиков», письменных и устных. Разумеется, мы отвечали на эти вопросы, разоблачая те из них, которые имели «правоуклонист-скую» сущность.
Враждебные социализму и пролетариату контрреволюционные классы, в особенности кулачество в деревне и новое спекулянтское купечество в городе, ответили на наступление социализма новым обострением классовой борьбы против Советского государства, нашедшей наиболее острое выражение в срыве хлебозаготовок и бандитско-террористических актах против деревенской крестьянской бедноты и их активистов. «Правоуклонистские» выразители интересов кулачества внутри самой партии пошли на обострение внутрипартийной борьбы против политики партии и ее Ленинского Центрального Комитета и выступили с открытым забралом со своей платформой, противопоставив пятилетке свою оппортунистическую двухлетку, направленную своим острием против социалистической индустриализации. «Правые» во главе с Бухариным, Рыковым и Томским организовали свою фракцию и фракционную борьбу с ЦК. Именно в этот период «правые» сблокировались с троцкистскими антиленинскими силами для совместной борьбы с партией и ее Центральным Комитетом.
Поскольку троцкисты всех видов к этому времени были основательно помяты и идеологически обанкрочены, партия, ЦК и ЦКК объявили главной опасностью «правый уклон» и в тот момент сосредоточили силы на борьбе с ним. Из истории партии известны все этапы борьбы. Центральному Комитету партии, его Политбюро, Оргбюро, Секретариату и Президиуму ЦКК приходилось вести эту огромную идеологическую борьбу с право-троцкистским блоком, одновременно занимаясь практической работой по составлению и осуществлению первого пятилетнего плана и руководством всей организационно-политической практической работой партии и Советского государства. Нельзя, например, сравнивать ход составления планов народного хозяйства в нынешний период с ходом составления первого пятилетнего плана того далекого периода. Если в данный момент в Госплане и в министерствах над планом работают наши советские, коммунистические специалисты, воспитанные в наших вузах, то ранее в Госплане работали многие специалисты старой школы, в громадном большинстве далеко не сочувствующие социализму, а даже наоборот, сочувствующие капитализму. Как ни старались наши верные партии руководители планирования и тот узкий круг специалистов из коммунистов и сочувствующих им проводить партийную линию в расчетах и наметках, им это во многом не удавалось и работу приходилось переделывать, тем более что и среди коммунистов-плановиков было немало «правых» и «левацких» элементов. Центральному Комитету и ЦКК-РКИ приходилось организовывать проверку расчетов и наметок, вскрывать ошибки, а иногда и сознательные извращения и несоответствия плана линии ЦК. Наш ЦК, работая над составлением пятилетнего плана, вкладывал в него Ленинское содержание.
В 1927 году Пленум ЦК и ЦКК ВКП(б) рассмотрел и утвердил Директивы к составлению контрольных цифр на 1927-1928 годы.
XV съезд партии (1927 г.) принял «Директивы по составлению Первого пятилетнего плана» на основе осуществления Ленинского плана строительства социализма, превращения нашей страны из аграрной в индустриальную страну, всемерного развития тяжелой промышленности и создания материальной базы социализма. XV съезд подчеркнул, что уровень сельского хозяйства все еще остается крайне низким. Необходимо поставить в качестве первоочередной задачи на основе дальнейшего кооперирования крестьянства постепенный переход распыленных крестьянских хозяйств на рельсы крупного производства (коллективная обработка земли на основе интенсификации и машинизации земледелия), всемерно поддерживая и поощряя ростки обобществленного сельскохозяйственного труда.
Помню также, что в комиссию по составлению резолюции «О директивах по составлению пятилетнего плана» тов. Сталин внес особо важное предложение и оно было записано в пункте третьем: «Учитывая возможность военного нападения со стороны капиталистических государств на пролетарское государство, необходимо при разработке пятилетнего плана уделить максимальное внимание быстрейшему развитию тех отраслей народного хозяйства вообще и промышленности в частности, на которые выпадает главная роль в деле обеспечения обороны и хозяйственной устойчивости страны в военное время. К вопросам обороны в связи с построением пятилетнего перспективного плана необходимо не только привлечь внимание плановых и хозяйственных органов, но и, самое главное, обеспечить неустанное внимание всей партии». Это был основополагающий пункт для всех последующих пятилеток — ведь именно это главное и обеспечило хозяйственную устойчивость страны в тяжкое военное время Великой Отечественной войны и принесло Советскому народу Великую победу над немецким гитлеровским фашизмом.
Из многих пунктов Директив XV съезда по составлению Первого пятилетнего плана необходимо отметить весьма важную вставку тов. Сталина в пункт о темпах, где сказано: «В вопросе о темпе развития необходимо равным образом иметь в виду крайнюю сложность задачи. Здесь следует исходить не из максимума темпа накопления на ближайший год или несколько лет, а из такого соотношения элементов народного хозяйства, которое обеспечивало бы длительно наиболее быстрый темп развития». Будущие вожди «правых» уклонистов были явно недовольны этим добавлением, но ограничились предложением вычеркнуть слово «наиболее», тов. Сталин и мы, его поддержавшие, настояли на оставлении этого слова «наиболее», подчеркивающего большое значение вопроса о быстрых темпах, ставший потом предметом острых споров.
С 16 по 23 апреля 1929 года работал Объединенный Пленум ЦК и ЦКК ВКП(б), на котором были рассмотрены вопросы XVI партконференции, в первую очередь «О Первом пятилетнем плане». Пленум одобрил в основном проекты и передал их на окончательное рассмотрение и решение XVI партконференции. Особо важное и большое место заняло на Пленуме рассмотрение внутрипартийных разногласий и борьбы «правых» против Ленинской линии партии и ее ЦК. Пленум ЦК и ЦКК одобрил резолюцию объединенного заседания Политбюро ЦК и Президиума ЦКК по внутрипартийным делам от 9 февраля 1929 года и осудил фракционную, антипартийную деятельность «правых» уклонистов: Бухарина, Рыкова, Томского и других. Пленум ЦК и ЦКК принял, кроме одобренной им резолюции Политбюро ЦК и Президиума ЦКК, специальную большую резолюцию по внутрипартийным вопросам.
Разоблачив попытки Бухарина сколотить фракционный блок с троцкистами, Сталин глубоко теоретически с принципиально-политическим разбором фактов вскрыл и доказал наличие правооппортунистической антипартийной линии группы Бухарина, противопоставляемой революционной Ленинской линии партии. Сталин опроверг рассуждения части товарищей, которые хотя и не присоединялись к Бухарину, Рыкову, Томскому, но считали разногласия «правых» с партией случайными и не столь значительными. Сталин доказал, что «разногласия в нашей партии возникли на почве тех классовых сдвигов, на почве того обострения классовой борьбы, которое происходит в последнее время и которое создает перелом в развитии. Главная ошибка группы Бухарина состоит в том, что она не видит этих сдвигов и этого перелома, не видит и не хочет их замечать. Этим, собственно, и объясняется то непонимание новых задач партии и Коминтерна, которое составляет характерную черту «Бухаринской оппозиции».
Резолюция Пленума ЦК и ЦКК устанавливает, что «право-уклонисты» капитулируют перед трудностями, связанными с социалистической реконструкцией народного хозяйства и обострением классовой борьбы. Тем более опасной является скрытая форма «правого уклона», в которой под прикрытием официального согласия с решениями партии оппортунистические элементы извращают на деле ее классовую линию. Поэтому разоблачение «правого уклона» в практической работе должно являться необходимой составной частью борьбы против оппортунизма в партии».
Помню, что у некоторых были сомнения в необходимости этого подчеркивания оппортунизма на практике, но громадное большинство, в первую очередь в самом Политбюро и Секретариате ЦК, считало абсолютно необходимым это указание, практика показала всю его важность. Думаю, что оно останется в силе на долгие годы, пока жив оппортунизм.
Пленум осудил взгляды группы Бухарина, Рыкова и Томского и переговоры Бухарина с Каменевым как яркое выражение фракционности, осудил политику отставок и постановил снять Бухарина и Томского с занимаемых ими постов (в «Правде», Коминтерне и ВЦСПС) и предупредил их, что при попытке нарушения постановлений ЦК они будут выведены из состава Политбюро. Резолюция эта в тот момент не была опубликована в печати, но постановлением Пленума разослана всем организациям партии и роздана делегатам XVI партконференции. Должен отметить, что среди членов Пленума ЦК и ЦКК и даже Политбюро высказывалось сожаление о том, что речь Сталина не была произнесена на XVI партконференции. В одной из бесед в Секретариате ЦК товарищ Сталин сказал, что это не случайность, а сделано сознательно, поскольку мы сейчас стараемся сдерживать широкую дискуссию. «Мы, — сказал тов. Сталин, — поручим тов. Молотову выступить с информационным докладом о прошедшем апрельском Пленуме ЦК и ЦКК, о его решениях. В этом же докладе т. Молотов расскажет и о моем выступлении».
Доклад тов. Молотова на XVI конференции имел очень большое значение для делегатов конференции и для всех членов партии. Он обосновал резолюцию Пленума ЦК и ЦКК ВКП(б) и обстоятельно рассказал о речи тов. Сталина на Пленуме «О правом уклоне в ВКП(б)». По докладу Молотова XVI партконференция приняла краткую резолюцию: «Заслушав информационный доклад т. Молотова о работе апрельского объединенного Пленума ЦК и ЦКК ВКП(б) в связи с отходом группы Бухарина от Генеральной линии партии в сторону правого уклона и ознакомившись с соответствующими решениями этого Пленума, XVI Всесоюзная конференция ВКП(б) полностью одобряет резолюцию апрельского объединенного Пленума ЦК и ЦКК о внутрипартийных делах, принятую 23 апреля 1929 г.
Конференция призывает членов партии теснее сплотиться вокруг своего Ленинского ЦК и неукоснительно проводить в жизнь его решения, давая сокрушительный отпор уклонам от Ленинской линии партии и прежде всего правому уклону и примиренчеству к ним».
Это небольшое по размерам решение партконференции «О внутрипартийных делах» завершило все ее решения:
о пятилетнем плане развития народного хозяйства;
о путях подъема сельского хозяйства и налоговом обложении середняка;
об итогах и ближайших задачах борьбы с бюрократизмом;
о чистке и проверке членов и кандидатов ВКП(б);
обращение конференции «Ко всем рабочим и трудящимся крестьянам Советского Союза».
Резолюция «О внутрипартийных делах» придала этим решениям новую силу большевистской, Ленинской партийности, непримиримости в борьбе с уклонами от Ленинской теории, политической линии и практики, в особенности с правым уклоном. Этим конференция подчеркнула, что все ее решения, в первую очередь «О пятилетнем плане», могут быть успешно осуществлены только тогда, когда партия сплочена вокруг своего Ленинского ЦК и по-ленински воюет не только с прямыми классовыми врагами, но и с их вольными и невольными выразителями в рядах самой партии.
РЕШЕНИЕ ЦК ВКП(б) ПО ВОПРОСАМ
РАЗВИТИЯ ПРОМЫШЛЕННОСТИ.
ПОЕЗДКА В ДОНБАСС
В своем руководстве мобилизацией и организацией сил партии и рабочего класса для успешного строительства социализма и выполнения пятилетки в четыре года Центральный Комитет добирался до самых глубин и корней масс, до предприятий и их низовой первичной партийной организации. В выборочном порядке ЦК проверял и заслушивал доклады ячеек предприятий, принимая решения, направленные на улучшение положения дел и выполнение ими поставленной задачи. Это, например, охватило прежде всего такие стройки и предприятия, которые обеспечивали социалистическую перестройку сельского хозяйства — такие гиганты, как: Сталинградский, Харьковский, Челябинский тракторные заводы, Ростовский и Саратовский комбайновые заводы и т.д. Я хорошо помню, как неоднократно ЦК посылал своих посланцев на эти стройки, принимая по их докладам решения о мерах ускорения хода строительства и помощи им. А после пуска ЦК вновь уже занимался освоением мощностей и организацией коммунистов и массы беспартийных рабочих на выпуск ожидаемой на колхозных полях продукции. В постановлении ЦК «О состоянии партийно-массовой работы на Сталинградском тракторном заводе» (от 26 сентября 1930 г.) ЦК с удовлетворением констатировал, что «парторганизация и хозруководство строительства, опираясь на активнейшее участие широких рабочих масс и основных кадров инженерно-технического персонала, успешно, ранее установленного срока, закончили постройку первого в СССР тракторного гиганта. Рабочая масса и парторганизация строительства сумели выковать из своей среды подлинных энтузиастов строительства (проведение 40-дневки по монтажу, переброска ударных бригад в помощь другим строительствам: Челябстрой, Магнитстрой, Куз-нецкстрой и другие)». Указывая на эти высокие качества всего коллектива сталинградцев, ЦК в то же время упрекал хозяйственное руководство, партийные и профсоюзные организации за то, что они не сумели направить проявленный в период строительства энтузиазм масс на решение новых задач по производству тракторов. Хозруководство и ВАТО не подготовили рабочей силы, невнимательно отнеслись к организации опытного тракторостроения, своевременного поступления оборудования и инструмента и т.д. Партийные и профсоюзные организации не перестроились и не подняли инициативу инженерно-технических работников для лучшего использования всех возможностей для массового выпуска тракторов. Точно так же и Нижне-Волжский крайком партии и окружком не проявили должного внимания к вопросам руководства. Результатом всего этого и явился срыв производственной программы IV кв. 1929-1930 годов и демобилизация активности рабочей массы. ЦК констатировал наличие слабости в партийно-массовой работе на заводе, особенно среди американских рабочих, слабое внимание к обслуживанию их культурных запросов не только со стороны местных организаций, но и краевых и центральных (ЦК ВСРМ и ВАТО), что наглядно и резко проявилось в происшедшем факте избиения негра американцами. ЦК потребовал от заводских и краевых органов ликвидировать прорыв текущего года, мобилизовать всю массу рабочих и инженерно-технических работников на успешное развертывание производства и выполнение плана 1930-1931 годов. ЦК обязал Нижне-Волжский крайком поднять и развернуть политическую и культурную работу, подобрав группу квалифицированных работников для укрепления всех звеньев завода. Партийные, профсоюзные и комсомольские организации завода должны были перенести центр тяжести всей работы в цех, развить новые формы массовой работы: встречный промфинплан, сквозные бригады и т.д. Все партийцы и комсомольцы должны были стать действительными передовиками в освоении новой американской техники, а во всей работе заводских организаций широко развернуть пролетарскую самокритику. ЦК требует, чтобы партийные и профсоюзные организации приняли действенные и самые решительные меры к улучшению бытового обслуживания рабочих, общественного питания и работы кооперации; обратили особое внимание на усиление и ускорение темпов жилищного и культурно-бытового строительства. В связи с проявлением в отдельных группах рабочих и ИТР отсталых настроений против использования американских специалистов и против применения американских методов организации технических процессов ЦК предложил провести широкую разъяснительную работу среди рабочих завода о роли американцев на заводе. Среди самих американских рабочих предстояло поставить на должную высоту культурно-просветительскую работу, организовать красный уголок, кино, снабжение литературой и т.д., обратив особое внимание на интернациональное воспитание. Организовать среди них работу по разъяснению пятилетки, Советской Конституции и других вопросов социалистического строительства, организовать работу по втягиванию американских рабочих в социалистические формы труда, работу производственных совещаний, соцсоревнование и ударничество.
Последующий опыт показал, что осуществление этих указаний ЦК дало положительные результаты. В своем постановлении ЦК особенно подчеркнул совершенно неудовлетворительное состояние и работу комсомола на заводе, тем более нетерпимое, поскольку молодежь составляла половину рабочих на заводе. ЦК ВКП(б) обязал ЦК комсомола и местные парторганизации принять срочные энергичные меры к укреплению комсомольской организации, поднятию и улучшению ее работы, добиваясь, чтобы комсомол являлся действительным застрельщиком выполнения производственной программы. Для этого необходимо развернуть массовую работу, приспособив ее к отдельным прослойкам молодежи, в частности наладив обслуживание молодежи националов. Конечно, за 50 лет с того момента, как было принято это постановление ЦК, многое изменилось, но немало есть такого в этом постановлении, что можно и нужно учитывать и сегодня. Постановление это и другие, последовавшие по другим заводам, обеспечили успешное освоение построенных тракторных, комбайновых и других заводов по производству сельхозмашин и насыщение ими колхозных полей.
Особенно большое внимание проявлял ЦК к угольной промышленности Кузбасса, без развития которой невозможно было и развитие металлургии Урала и Сибири и, следовательно, решение всей проблемы Урало-Кузнецкого комбината. В ЦК разрабатывались и принимались постановления об угольной промышленности Кузнецкого бассейна. ЦК ВКП(б) насыщал угольный Кузбасс кадрами, широко используя старые опытные кадры нашего славного Донецкого бассейна. В Кузбасс выезжали на протяжении ряда лет представители ЦК, ЦКК и Совнаркома, в частности, не раз выезжали в Кузнецкий бассейн члены Политбюро тт..Молотов, Каганович, Орджоникидзе, Куйбышев и другие. Это особенно бесило вредителей, срывавших, как это показали судебные процессы, развитие Кузбасса, строительство и работу угольных шахт. Но усилия партии, ЦК и правительства преодолели все препятствия, потому что ЦК поднял перед народом и партией этот вопрос на огромную историческую высоту. Помню, когда мы вырабатывали проект постановления ЦК «О положении угольной промышленности в Кузнецком бассейне», товарищ Сталин предложил нам предпослать большую вводную часть о значении Кузнецкого бассейна, чтобы вся партия и народ знали и понимали Великое значение этого дела. И в принятом постановлении ЦК ВКП(б) по докладу Востугля дана эта глубокая, я бы сказал, блестящая вводная часть.
Было бы, однако, ошибочным воспринимать усиленное внимание ЦК и правительства к Кузнецкому бассейну как ослабление внимания к Донецкому бассейну, остававшемуся в то время основной базой топливоснабжения нашей развивающейся индустрии.
В 1933 году добыча угля в Донбассе вновь захромала: план добычи не выполнялся, а в первом квартале 1933 года добыча упала ниже первого квартала 1932 года, несмотря на рост технической вооруженности Донбасса и улучшение рабочего снабжения. Центральный Комитет партии вновь забил тревогу и потребовал от ВСНХ объяснений и мер для улучшения положения в Донбассе. Представленный доклад и проект постановления не дали должного ответа на волнующие вопросы. Тов. Сталин предложил провести более глубокое ознакомление с положением дел на месте с тем, чтобы потом вызвать работников угольной промышленности Донбасса, в том числе низовых работников и рабочих-ударников, посоветоваться с ними и разработать проект постановления и конкретные мероприятия. Это предложение Сталина было принято.
В Донбасс была послана группа ответственных работников ЦК ВКП(б), ВСНХ, ВЦСПС и ЦК союза горняков. По предложению Сталина, возглавил эту бригаду секретарь ЦК ВКП(б) тов. Каганович Л.М. В Донбассе мы провели большую работу, конечно, вместе с Донецким обкомом и райкомами партии, Донецким областным советом профсоюзов и союзом горняков. Был обследован ряд шахт со всеми их закоулками, общежития, проведены не только официальные совещания и активы, но и беседы с рабочими-шахтерами и инженерно-техническими работниками, и притом не только с передовиками-ударниками, но и с отстающими или даже отсталыми. Мы, естественно, получили полноценный важный материал для выводов и предложений.
Основной вывод заключался в том, что Донбасс вырос, в значительной степени механизировался, условия работы на шахтах изменились; труд стал более сложным, рабочие на шахтах стали более квалифицированными. В этих условиях требуется более квалифицированное руководство в самой шахте, в лавах, в забое, а между тем оно — это руководство — отстало. В то время как потребности шахты изменились — ей нужны были опытные инженеры и техники, — тресты и рудоуправления продолжали держать квалифицированные кадры у себя, не отдавая их шахтам, да и заработную плату инженеры, техники, работники в шахтах получали меньшую, чем в трестах и рудоуправлениях. Одним словом, руководство шахтой из треста продолжалось по старинке, как при ручной добыче, тогда как шахта превратилась в предприятие со сложными механизмами и, естественно, требовала более сложного управления ею.
Наши выводы и практические предложения по большинству вопросов были согласованы с Донецким обкомом партии и по приезде в Москву были доложены ЦК ВКП(б). На совещании Секретариата ЦК с участием товарищей Сталина, Молотова и Орджоникидзе проведенная нами в Донбассе работа была одобрена и выводы наши признаны правильными. Было поручено составить проект постановления ЦК и СНК, который, по предложению тов. Сталина, решено было обсудить на совещании в ЦК с участием низовых работников Донбасса. Состав этого совещания поручили установить тт. Кагановичу и Орджоникидзе.
Созванное совещание было одним из первых в серии таких совещаний ЦК по всей угольной промышленности, да и не только угольной, и имело очень большое значение для разработки не только общего постановления, но и ряда конкретных положений и мероприятий по улучшению управления промышленностью, по заработной плате и другим крупным вопросам. Совещание носило скорее характер беседы руководства ЦК, в первую очередь Сталина, с непосредственными работниками производства и с передовыми рабочими-шахтерами. Между прочим, важно отметить и даже подчеркнуть, что нигде в печати не сообщалось об этих совещаниях и беседах Сталина и членов Политбюро с рабочими и инженерами, так же и о других делах подобного рода, которые проходили как внутренние подготовительные работы к решениям ЦК.
В ЦК были вызваны работники угольной промышленности Донбасса, в большинстве низовые работники шахт и шахтеры, совещания эти проводил Сталин с участием членов Политбюро. Никаких общих докладов не было. Когда все собрались, Сталин коротко, можно сказать, в двух словах, сказал, что положение в Донбассе поправляется крайне медленно, устойчивости нет, решения ЦК выполняются неудовлетворительно. «Вот ЦК и решил вызвать вас, выслушать вас и посоветоваться с вами, как же нам добиться устойчивого подъема Донбасса. Прошу вас, кто посмелее, быть первооткрывателем обсуждения вопроса». Конечно, низовые люди, впервые приехавшие на такое высокое совещание, не ожидали, что им придется начинать. Наоборот, они ожидали доклада центровика, а тут, как один из них, Касауров, потом мне сказал, им предстояло первыми «исповедоваться». Но шахтеры — народ храбрый и развернулись активно, откровенно и прямо в своих выступлениях. Были и споры и опровержения обвинений местных работников центровиками и обратно — обвинений цент-ровиков местными работниками, особенно по части состязания в канцелярско-бюрократических методах руководства и недостаточном внимании к мнениям и нуждам шахт и шахтеров. Но, как резюмировал в конце совещания т. Сталин, «все мы сходимся на том, что так дальше оставлять нельзя, что требуется новое постановление и, может быть, не одно, в котором без обиняков, со всей большевистской, Ленинской прямотой и остротой надо сказать правду, как она есть — о новом позорном срыве в работе угольной промышленности и необходимости коренного изменения и исправления положения в Донбассе».
Поручено было Секретариату ЦК и ВСНХ, персонально Кагановичу, Орджоникидзе с участием ВЦСПС (тов. Шверника), союза горняков, Донецкого обкома и некоторых активистов угольной промышленности Донбасса доработать проект постановления с учетом всех высказанных на совещании соображений.
8 апреля 1933 года было принято постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР «О работе угольной промышленности Донбасса». ЦК в этом постановлении не ограничился только общим анализом и констатацией общих недостатков и ошибок, а дал конкретный разбор их сущности и называл конкретно наиболее яркого выразителя антимеханизаторских и канцелярско-бюрократических настроений — тов. Абакумова, руководителя треста «Сталин-уголь». Таких, как Абакумов, было немало, но ЦК назвал именно его, потому что он был самым авторитетным среди них и, надо сказать, уважаемым в Донбассе старым, способнейшим деятелем угольной промышленности. По нему многие равнялись, поэтому по его отрицательным сторонам и надо было ударить.
К чести Абакумова, он потом активно перестроился, хорошо выступил на донецком активе угольщиков по моему докладу о постановлении ЦК и СНК. Когда его дружки выступили в защиту своего Егора Трофимовича, он в повторном своем выступлении со свойственным ему юмором им сказал: «Вы бросьте тут защищать «абакумовщину». Абакумов сам уже не тот». И надо сказать, что он не на словах, а на деле перестроился, и я, знавший его много лет как талантливого самородка, вышедшего из шахтеров в руководители треста, с удовольствием это не только констатировал,
но и пригласил его, с согласия тов. Сталина, на работу по строительству Московского метро в качестве первого заместителя начальника строительства и основного руководителя всех подземных работ, за что он был награжден орденом Ленина.
Наш второй выезд в Донбасс не ограничился докладами о принятом ЦК и СНК 8 апреля 1933 года постановлении «О работе угольной промышленности Донбасса». Товарищ Сталин предложил поручить т. Кагановичу и всем выезжающим с ним организовать и провести на месте, совместно с Донецким обкомом, с участием низовых работников, дополнительную доработку проектов постановлений ЦК ВКП(б) и СНК СССР о реорганизации управления шахтой, рудником и трестом в Донбассе; о заработной плате рабочих и инженерно-технических сил угольной промышленности Донбасса и о дополнительных мерах усиления партийно-массовой и профсоюзной работы.
Политбюро приняло это предложение, и мы вместе с Донецким обкомом партии проделали большую работу по доработке этих проектов, точнее, по переработке их.
21 мая 1933 года ЦК ВКП(б) и СНК СССР приняли эти два важнейших постановления.
Глава 12
ВО ГЛАВЕ МОСКОВСКИХ КОММУНИСТОВ
ИНДУСТРИАЛИЗАЦИЯ И КОЛЛЕКТИВИЗАЦИЯ
В МОСКОВСКОМ РЕГИОНЕ.
БОРЬБА ПРОТИВ «ПРАВЫХ» И «ЛЕВЫХ»
В апреле 1930 года меня избрали первым секретарем Московского комитета ВКП(б). Я принимал активное участие в руководстве его деятельностью со стороны ЦК. Будучи избранным в непосредственные руководители МК, я почувствовал большую ответственность и еще большие обязанности.
Я отдавал себе ясный отчет в особом значении и важности Московской большевистской организации. Москва и ее большевистская партийная организация занимали и занимают особое, выдающееся положение в партии, особенно после того, как Москва стала столицей нового Советского государства. К голосу Московской парторганизации чутко прислушивались и прислушиваются местные организации партии, с ее решениями считались все партийные организации Страны Советов. Московская организация в сознании партийцев и пролетариев нашей Родины всегда шла рядом с партийной организацией передового, революционного Ленинграда. Но бывали моменты, когда партии и ее Ленинскому Центральному Комитету приходилось помогать успешно преодолевать отдельные ошибки как в Ленинграде, так и в Москве, проявлявшиеся по преимуществу в верхушке и лишь отчасти в районных парторганизациях.
Московская организация при помощи ЦК успешно боролась с антиленинскими уклонами, например, в 1918 году, когда шла борьба с так называемыми «левыми коммунистами», выступавшими против Брестского мира.
Мне ярко запомнились дни, когда я приехал в Москву из Петрограда вместе со Всероссийской коллегией по организации
Красной Армии в марте 1918 года. Тогда Московская организация уже разбила весьма сильные позиции «левых», но они еще были очень активны не только по вопросу о Брестском мире, но и по другим вопросам внутренней политики.
В 1921 году, когда я был послан ЦК на работу заведующим организационным отделом ВЦСПС, приходилось значительную часть своего времени уделять работе Московского союза кожевников, избравших меня в президиум правления, и работе Замоскворецкого райкома партии, где секретарем тогда была незабвенная тов. Землячка, крепко запрягшая активных партийцев, в том числе и меня, в работу райкома, как прикрепленного к одному из крупнейших революционных предприятий Замоскворечья — кожевенному заводу «Красный Поставщик». Это был острый период борьбы с оживившимися анархистами, меньшевиками и эсерами, использовавшими большие трудности Советского государства в организации производства, особенно снабжения рабочих, для развертывания своей антисоветской контрреволюционной работы. Мы, большевики, мобилизовали все свои силы для того, чтобы политически разбить эти вылазки и оторвать от врагов те группы и слои мелкобуржуазно настроенных рабочих, которые поддавались их влиянию.
Но беда была в том, что и внутри парторганизаций были занозы: троцкисты, «Рабочая оппозиция» (шляпниковцы) и другие им подобные группы. На нашем, например, заводе было много жент щин, в том числе активисток, которые поддались влиянию тов. Коллонтай, которая тогда была со Шляпниковым. Они выступали на ячейках против политики партии более завуалированно, чем до X съезда партии, но фактически разлагали даже некоторых коммунистов, настраивая их против партии, ее ЦК и Ленина. Это не удерживалось в партийных рамках, поэтому наша борьба с внутрипартийными оппозициями была острой и напряженной. С удовлетворением вспоминаю, что одной из первых низовых парторганизаций Замоскворечья, занявшей твердую Ленинскую партийную позицию и давшей отпор антипартийным элементам, была славная партийная ячейка «Красного Поставщика», где и беспартийные рабочие дали отпор антисоветчикам (меньшевикам, эсерам, анархистам и прочим). «Красный Поставщик» стал партийной Ленинской крепостью Замоскворечья и такой крепостью оставался на протяжении десятков лет. Я это наблюдал в течение 35 лет моего пребывания членом этой ячейки.
В 1922 году, после повторного возвращения из Туркестана, когда я начал работу заведующим Организационно-инструкторским отделом ЦК, я вновь прикрепился к ячейке этого завода. Это был острый период борьбы с троцкистами и всеми другими видами оппозиции. В Замоскворецком районе, где оппозиция особенно была активна, но где ей не удалось не только получить большинства, но даже и солидной поддержки, она была разбита. На Замоскворецкой районной партийной конференции в 1924 году оппозиция доходила до бешенства и недостойных выпадов против Землячки и других верных линии ЦК активистов, в частности против меня, демагогически величая меня «комиссаром ЦК в Замоскворецком районе». Усилиями всех ленинцев славного Замоскворецкого района троцкисты и прочие были биты, и победила Ленинская линия ЦК.
Хотя троцкистам во время дискуссии 1923 года, благодаря слабой организованности Ленинских сил, удалось захватить руководство в ряде ячеек (студенческих, советских и других) и даже в целом Хамовническом райкоме, они, благодаря усилиям настоящих большевиков, были разбиты во всех районах Москвы, в том числе и Хамовническом. Участвуя по поручению ЦК в руководстве этой борьбой, я видел, как поднялись большевистские силы, верные Ленинизму коммунисты, в особенности старые большевики, и под руководством ЦК нанесли поражение троцкистским раскольникам. Борьба с обнаглевшими троцкистами, «Рабочей оппозицией», децистами-сапроновцами и прочими в Москве не раз принимала особо острый характер потому, что все верхи оппозиции были сосредоточены в Москве, и еще потому, что в Москве, как нигде, наряду с основной массой выдержанных революционных пролетариев и коммунистов, было сосредоточено много чиновников-бюрократов, нэпмановских элементов, спекулянтов и ищущих приключений и своекорыстных интересов людей. Все эти элементы влияли не только на общую обстановку, но и на коммунистов внутри самой партии. После того как Московская организация отбила атаки троцкистов, они, хотя и продолжали свою борьбу в едином блоке с каменевцами-зино-вьевцами и даже пробовали в 1927 году вывести своих сторонников на самостоятельную антисоветскую демонстрацию, с треском провалившуюся, уже не поднялись не только до влияния в каком-либо районе, но даже солидной ячейке, хотя и имели еще немалое количество своих сторонников в учреждениях, просвещенческих организациях и т.п.
Эта победа в Московской организации, как и во всей партии, далась нелегко: Центральный Комитет партии, члены его Политбюро, находясь в Москве и придавая Московской организации первостепенное значение, непосредственно участвовали и руководили борьбой московских большевиков. Был установлен порядок систематических выступлений членов Политбюро и ЦК перед коммунистами и беспартийными рабочими. Часто выступал тов. Сталин, речи которого, не претендуя на внешний ораторский «блеск» (типа Троцкого), были всегда наполнены глубоким историческим, теоретическим и практическим содержанием и своей железной логикой, ясностью мысли, чеканными Ленинскими формулировками и выводами доходили до глубины души и сознания и активиста, и рядового коммуниста, и рабочего.
Вместе со всей партией Московская организация успешно осуществляла курс на индустриализацию страны, хотя ее руководство в лице Угланова подчеркивало, с некоторой хвастливостью, что мы — Москва ситцевая и, следовательно, не задаемся особыми «фантазиями» насчет развития тяжелой индустрии, в том числе и машиностроения.
Когда в 1927-м, особенно в 1928-1929 годах, партия и Советская власть столкнулись с особыми трудностями в области хлебозаготовок, когда кулачество объявило забастовку по сдаче хлеба государству, поставив всю социалистическую реконструкцию под угрозу срыва, в этот период вскрылась и проявилась правая группировка в ЦК и в партии, возглавляемая Бухариным, Рыковым, Томским, оказавшими внутрипартийное сопротивление наступлению на кулака.
Бухарин, как известно, выступил с теоретическими оппортунистическими обоснованиями «врастания кулака в социализм» — врастания этого носителя капитализма в социализм, то есть фактически «правые» вели не к социализму, а к капитализму. На эту правоуклонистскую позицию встал не только первый секретарь МК Угланов, но и большинство бюро МК и бюро некоторых райкомов. Попытки ЦК переубедить, выправить линию тогдашних руководящих работников МК не привели к положительным результатам. Если в первой половине 1928 года Угланов ограничивался общими выступлениями против быстрых темпов индустриализации, отстаивая при этом необходимость прежде всего развития текстильной промышленности в Москве, неразумно и нелогично противопоставляя ее тяжелой промышленности и машиностроению, то во второй половине 1928 года он и его сотоварищи по МК уже выступали более открыто и определенно за «правые» позиции Бухарина, в том числе и против коллективизации.
Во второй половине 1928 года после переезда из Украины на работу в ЦК мне, как и другим работникам ЦК, довелось активно сотрудничать с районами Москвы, в особенности с теми, с которыми я и раньше был особенно связан, — с Замоскворецким, Ро-гожско-Симоновским и Сокольническим. Как раз в Рогожско-Симоновском районе «правые» проявляли наибольшую активность и развернули через секретаря райкома Пенькова фракционную работу. Но многие секретари низовых партийных ячеек, особенно производственных, возмутились фракционной работой «правых» и их активиста Пенькова, и более 50 секретарей ячеек этого района в октябре 1928 года прислали в ЦК ВКП(б) письмо, в котором рассказали о фракционной работе Пенькова, который действовал в согласии с Углановым. Это письмо стало известно всем районам Москвы, и некоторые из них, например Сокольнический, уже более решительно выступили против «правой» опасности.
ЦК ВКП(б) обратился с письмом ко всем членам Московской организации, раскрывающим «правые» ошибки МК и призывающим к единству; ЦК выразил уверенность, что, несмотря на то что отдельные руководители проявили «правый уклон», Московская организация в целом была и будет надежной опорой ЦК.
В том же октябре на пленуме МК выступил тов. Сталин, раскрыв сущность «правой опасности в ВКП(б)» и ошибки в Москве. МК принял постановление, в котором был весьма важный пункт о сосредоточении огня идейно-политической борьбы против «правой» опасности и против примиренческого отношения к ней (примиренчество тогда было распространенным явлением, значительная часть этих примиренцев были «правыми»).
Московская парторганизация в дальнейшем развила борьбу с «правыми», и по решению ноябрьского (1928 года) Пленума МК Угланов был снят с поста первого секретаря МК. Вместо него секретарем МК был избран тов. Молотов. Через некоторое время Молотов ввиду его загрузки работой в ЦК был заменен на посту первого секретаря МК Бауманом К.Я.
«Правые» потерпели поражение в Москве, Московская парторганизация, как писал ЦК в своем обращении, была и осталась верной опорой Ленинской линии партии. Это, конечно, не означало, что «правая» опасность уже тогда была ликвидирована, тем более что лидеры «правых» маневрировали и, потерпев поражение, начали маскироваться, заявляя на словах о своих ошибках, а на деле продолжая свою линию во всем Советском Союзе, в том числе и в Москве.
Московская парторганизация, сменившая партруководство, с новыми силами взялась за выполнение первой пятилетки. Вместе со всей партией Московская организация возглавила подъем крестьянской бедноты и лучших слоев середняцкого крестьянства, нашедший свое выражение в развитии в конце 1929 года мощного колхозного движения и ликвидации кулачества как класса. Однако Московская организация и прежде всего МК допустили грубые ошибки в политическом и организационно-хозяйственном подходе к темпам коллективизации, не менее острые, чем в ряде областей и краев страны. Здесь прежде всего сказались последствия длительного руководства «правых» в Московской области. Выступая якобы за крестьянство, углановцы на деле игнорировали деревню, не оказывали никакой помощи сельскому хозяйству и были оторваны от деревни. Город Москва, особенно аппараты облисполкома и МК партии (который тогда был не только городским, но и областным комитетом) не имели связи с деревней. И когда развернулось колхозное движение, аппарат, в котором оставалось еще немало углановцев и особенно примиренцев, вместо.руководства со знанием жизни и действительности занялся администрированием и командованием, а новое руководство МК практически слабо проверяло дело и само даже поддалось стихийному потоку вместо руководства им, не борясь с перегибами, творившимися на местах.
Коллективизация за последние 4 месяца 1929 года выросла с 1,8% до 12,2%, а за три месяца 1930 года получился гигантский скачок: на 1 февраля 1930 года уже было 36%, а на 1 марта — 71,7%, а потом... сразу вниз: к 1 апреля 12% и к 1 мая — 7,5%. В то время, как в постановлении Центрального Комитета ВКП(б) Московская область была отнесена к третьей группе коллективизации с завершением ее к весне 1933 года, бюро МК 13 февраля 1930 года вынесло официальное решение закончить коллективизацию в Московской области весной 1930 года, то есть на три года раньше срока, указанного ЦК. Такая «команда» не могла не привести к печальным результатам. В своем последующем объяснительном письме в ЦК первый секретарь МК тов. Бауман писал: «Ввиду того, что: 1) На январском Пленуме МК ВКП(б) в резолюции по моему докладу допущена принципиальная ошибка, выразившаяся в постановке, наряду с выдвинутой ЦК задачей ликвидации кулачества как класса, задачи ликвидации новой буржуазии в целом, исправленная вслед затем МК по предложению ЦК, 2) Московским комитетом была взята неправильная и противоречащая директивам ЦК от 6 января установка о завершении сплошной коллективизации весной этого года, за что я, как первый секретарь, несу, главным образом, ответственность». Дальше т. Бауман заявляет: «Эти допущенные в работе МК ошибки углублены мною неясностью и неправильностью ряда положений в моем заключительном слове на последнем Пленуме МК, что дало повод к замазыванию имевших место в деле коллективизации ошибок, тормозя тем самым дело их решительного исправления. Я прошу ЦК ВКП(б) освободить меня от работы в Московском комитете в качестве секретаря».
В своем постановлении ЦК записал: «Принимая заявление т. Баумана к сведению, ЦК считает необходимым отметить, что:
1) Тов. Бауман, как секретарь ЦК и первый секретарь Московской областной организации, обязан был стоять во главе тех товарищей Московской областной организации, которые требовали решительной безоговорочной борьбы с искривлениями партлинии и замазыванием ошибок, считая, что только такая борьба может обеспечить настоящее большевистское воспитание кадров.
2) Между тем тов. Бауман вместо того, чтобы выполнить эту свою задачу, в своем заключительном слове на мартовском Пленуме Московской областной организации сам стал замазывать ошибки, проявил на деле примиренческое отношение к «левым» загибщикам и допустил полемику против тех членов Пленума, которые требовали решительной борьбы с искривлениями и быстрой ликвидации ошибок, невольно дезориентировав тем самым Пленум и затруднив правильное воспитание кадров (см. заключительное слово т. Баумана на Пленуме, где он отрицает наличие чрезмерной торопливости и административного нажима в практике колхозного строительства в области). ЦК постановляет удовлетворить просьбу т. Баумана о его освобождении от обязанностей секретаря Московской областной организации».
Вот в этих условиях мне довелось возглавить Московскую организацию. Я в это время был в Сибири, выполняя поручения ЦК по делам коллективизации и хлебозаготовок. Там я и получил телеграмму тов. Сталина, что в связи с сложившимся положением в Московской организации меня — Кагановича выдвигают первым секретарем МК. Согласен ли я? Я ответил, что согласен, и немедля выехал в Москву.
По приезде из Сибири я прежде всего имел беседу с тов. Сталиным, который рассказал мне о положении в Московской организации, объяснил, почему именно моя кандидатура выдвинута на пост секретаря МК, и поставил некоторые важнейшие задачи.
«МК, — сказал Сталин, — плохо связан с деревней и не учитывает ее разнородность, специфичность, сложность. Бауман виновен в том, что он, недоделав начатую работу по очистке руководства от углановцев и примиренцев, дал волю «левацким загибщикам», нарушившим указания ЦК, да и сам он их нарушил. Он испортил то, что было сделано ЦК и бывшим до него первым секретарем товарищем Молотовым. Московская парторганизация оказалась стойкой и заняла правильную линию, но это пока общие резолюции. Самым опасным сейчас является то, что значительная часть актива, особенно в деревенских районах, дезориентирована, а если резче сказать, находится в состоянии разболтанности и разброда, а «правые» — углановцы пользуются этим и натравливают на ЦК, разлагают кадры, они охотно провоцировали «левацкие загибы», а теперь пытаются найти поддержку у «леваков»: первейшая ваша, товарищ Каганович, задача — развернуть большую и глубокую идейно-политическую и организационную работу по сплочению активистов — борцов за линию партии, очистить руководящие органы от «правых» — углановцев, перевоспитать лучшую часть из допустивших «левацкие загибы», а также из примиренцев, заменить неисправимых и неспособных исправить допущенные ошибки, чтобы с новыми силами вновь двинуть вперед коллективизацию. Для этого надо вовсю, смелее выдвигать новые честные, способные кадры работников, которых много в Московской организации. Общие задачи велики в Москве и Московской области. Я, — сказал тов. Сталин, — уверен, что вы как секретарь ЦК обеспечите достойное Москвы и области партийное руководство». Естественно, я обещал товарищу Сталину сделать все, чтобы оправдать доверие.
МК и я, как первый секретарь, выполнили эти и другие указания ЦК и товарища Сталина: прежде всего об устранении имевших место извращений в деле ликвидации кулачества как класса, о восстановлении неправильно раскулаченных середняков и в то же время недопущении восстановления под видом середняков кулаков и спекулянтов, что практиковали оставшиеся в руководстве ряда партийных органов «правые» уклонисты. Проявляя необходимую сдержанность при снятии работников, мы заменяли явно неисправимых и негодных, особенно тех, кто упорствовал в своих ошибках, якшаясь с «правыми», а главное — МК при помощи ЦК смело выдвигал десятки и сотни низовых работников, особенно из рабочих и крестьянской бедноты, на руководящую партийную и советскую работу.
Сразу же после апрельского (1930 года) Пленума МК, на котором я и был избран секретарем МК, были проведены активы по всем районам области, на которые были разосланы докладчики от МК. Они не ограничились, конечно, только докладами, но, имея соответствующие полномочия от МК, принимали вместе с райкомами партии все необходимые меры по осуществлению линии партии и прежде всего ее идейно-политическому разъяснению и сплочению на этой основе актива и всей парторганизации.
Были проведены московские районные партконференции, на которых по поручению ЦК выступили ряд членов Политбюро. Мне лично, как члену ПБ и секретарю МК, пришлось выступать почти на всех городских, районных конференциях, на ряде крупных предприятий и некоторых районных конференциях в области. Выступавшие на районных партконференциях члены Политбюро не просто излагали позиции ЦК, но и полемизировали, опровергали выступления антипартийного и примиренческого характера. Все эти выступления сыграли большую роль в сплочении Московской парторганизации вокруг ЦК и его линии. В мае-июне из Москвы Московским комитетом было послано большое количество рабочих-пропагандистов в деревню, установивших и укрепивших живую связь с деревней. В Москве и на местах принимались практические меры для укрепления устойчивости тех колхозов, которые остались после отлива, по организационно-хозяйственному их укреплению, оказанию им материально-технической помощи, в особенности семенами, и по обеспечению успешного проведения весеннего сева не только колхозами, но и всеми индивидуальными хозяйствами. Московский комитет указывал местным организациям, чтобы был ликвидирован тот разрыв с индивидуальным середняцким крестьянством, который получился после их отлива из колхозов, и на основе проведения весеннего сева, оказания помощи середнякам-неколхозникам вновь восстановить связь, общение и взаимопомощь между колхозами, советскими органами и индивидуальными крестьянами, среди которых было много и бедняков — ближайших кандидатов к вступлению в колхоз на более прочной основе.
В результате всех организационно-хозяйственных мер, большой помощи, оказанной ЦК и правительством, весенний сев 1930 года в Московской области был проведен хорошо, что было решением важнейшей задачи московских организаций. После II областной партконференции и особенно после исторического XVI съезда партии МК и парторганизация развернули мощную, небывало энергичную активную работу парторганизации, профсоюзов, советских органов за успех и победу развернутого наступления социализма по всему фронту, за осуществление сплошной коллективизации на основе полной ликвидации кулачества как класса.
Московские большевики развернули борьбу за выполнение Первой пятилетки в четыре года, ширилось социалистическое соревнование и ударничество среди рабочих масс, усилилась работа партии, профсоюзов, Советов по повышению материального и культурного уровня рабочих и беднейших крестьян, особенно колхозников.
Началось строительство новых машиностроительных заводов, металлургических заводов и угольных шахт, а также реконструкция действующих предприятий на основе внедрения новой техники, в том числе в текстильной промышленности, кожевенно-обувной и других отраслях легкой промышленности.
Развернулась новая работа по реконструкции городского хозяйства Москвы на основе постановления Пленума ЦК ВКП(б), принятого в июне 1931 года по докладу Кагановича «О реконструкции г. Москвы и городов СССР», в особенности строительство метрополитена и канала Москва-Волга.
В соответствии с постановлениями XVI съезда партии перестраивалась работа партийных организаций. Партийная и советская работа была поднята на новый, более высокий уровень, особенно массово-профсоюзная и культурная работа в городе и деревне среди женщин, роль которых гигантски выросла, и среди молодежи, занимавшей все более важное место в промышленности, в колхозах и учебных заведениях. Комсомол, руководство которым партия улучшила, сыграл большую роль в повышении активности молодежи.
Московские большевики усердно, старательно работали над подъемом сельского хозяйства области под лозунгом превращения Московской области из потребляющей в производящую, при этом необходимо иметь в виду, что в тот период Московская область объединяла не только бывшую Московскую губернию, но и бывшие Рязанскую, Тульскую, Калужскую и Тверскую (Калининскую) губернии.
Для выполнения всех этих задач и требовалась победа Ленинской линии партии и ЦК над всеми видами оппозиций, в первую очередь над троцкистами и «правыми» уклонистами, очищение партии от примазавшихся и укрепление ее рядов и Ленинского единства партии. Важным фактором укрепления партии был творческий, массовый метод руководства, основанный на внутрипартийной демократии, широком привлечении партийных и беспартийных масс к партийному руководству и управлению государством, проверка исполнения с привлечением широких масс, частый созыв партийных и профсоюзных активов, на которых выступали руководящие деятели, в том числе и члены Политбюро, с широким участием беспартийных передовых работников, а в деревнях — колхозного и советского актива. Это не могло не сказаться плодотворно на строительстве социализма.
За последние четыре месяца 1930 года Московская организация добилась того, что более ста крупных предприятий перевыполнили годовой план. Но так как около ста предприятий недовыполнили план, то общий процент выполнения был около ста процентов. Помню, что среди перевыполнивших план были такие заводы, как: Динамо, Электрозавод им. Лепсе, завод Владимира Ильича, АМО, Гознак, Серп и Молот, Тормозной завод им. Фрунзе, 24-й завод, Красный Богатырь, Каучук и другие. Отстали заводы Тульский оружейный, Подольский механический завод, Люберецкий завод, Подмосковный угольный бассейн и другие. МК разбирал положение на всех указанных заводах и принял необходимые меры улучшения их работы.
Особенно МК занялся Подмосковным бассейном. Я лично неоднократно выезжал в Подмосковный бассейн, в Тулу, в Подольск, в Бобрик и так далее. Изучал особенности бассейна и его отличия от Донбасса, принимал на месте соответствующие меры и докладывал свои выводы на заседаниях МК. Московский комитет принимал меры по улучшению производства, снабжению рабочих, усилению партийной и профсоюзной работы, в особенности в Подмосковном бассейне. Это была трудная работа и борьба за преодоление отсталости и неорганизованности рабочих и слабой организации партийной и профсоюзной работы.
МК уделил особое внимание военной промышленности, которая отставала, в которой сказывались еще последствия раскрытого вредительства. Точно так же МК вплотную подошел к работе железных дорог.
МК тогда еще, в 1930 году, указал на необходимость решительного улучшения работы среди железнодорожников, в частности усиления борьбы с засильем кулацких и вредительских элементов на транспорте. МК уделил усиленное внимание вопросам обеспечения промышленности сырьем, являющимся по преимуществу привозным, в связи с заминкой по обеспечению, например, металлом. Нажали не только на подвоз, но прежде всего на точный учет и выявление залежей металла на складах и предприятиях, был пересмотрен план распределения наличного металла.
Кожевенным и обувным предприятиям не хватало сырья — через центральные органы были приняты меры по выполнению плана заготовок кожсырья. В текстильной промышленности в 1930 году положение было лучше, чем в 1929 году, в связи с лучшим урожаем хлопка.
МК уделял исключительное внимание вопросам коммунального хозяйства, хотя тогда, в 1930 году, вопросы эти еще не ставились с такой широтой, как в 1931 и 1932 годах. Огромное место в работе Московской организации занимало капитальное строительство. На территории Московской области уже тогда было начато строительство Бобриковского, Воскресенского и Угрешского химических комбинатов, начата так называемая реконструкция автомобильного завода «АМО», а на деле — строительство нового автозавода; строительство велосипедного, инструментального, станкостроительного заводов; крупнейшего — первого в СССР — Первого шарикоподшипникового завода и ряда новых шахт в Подмосковном бассейне и т.д. Принимались энергичные меры по обеспечению разворота этого строительства, а также жилищного, коммунального и социально-культурного строительства, поглощавшего почти половину всех капиталовложений в 1930 году. В своих указаниях МК требовал, чтобы советские и хозяйственные органы готовились заблаговременно к новому хозяйственному году, в том числе позаботились об обеспечении промышленности хозяйственными и техническими кадрами. Решающим условием выполнения всех этих задач МК считал действительную перестройку партийных, профсоюзных и хозяйственных органов на основе решений XVI съезда партии, II областной конференции и обращения ЦК ВКП(б) от 3 сентября.
В решениях по сельскому хозяйству и московской деревне МК прежде всего исходил из того, что сельское хозяйство Московской области не представляет единого компактного целого: наряду с зерновыми культурами в бывших Тульском и Рязанском округах имелись льняные и огородно-овощные культуры и молочно-животноводческие районы, хотя в значительной части районов эти отрасли переплетались. Отсюда необходимость дифференцированного и конкретного руководства. МК указывал, что это относится не только к руководству сельскохозяйственным производством, но и к руководству политической жизнью и всей партийной, советской работой. МК, напоминая об имевших место перегибах, указывал, что наибольшее пренебрежение особенностями районов сказалось в весенний период коллективизации.
Рассматривая на бюро МК и принимая необходимые решения по проведению осенней посевной кампании, зяблевой вспашки, хлебозаготовок, овоще-лыю-сено-мясозаготовок, МК указывал, что в условиях обострения классовой борьбы в деревне кулак, воспользовавшись перегибами прошлого года и слабостью партийной, советской и шефской работы, захватил в ряде сел и деревень определенные позиции и, вследствие слабой организованности бедноты, сохраняет эти позиции.
По коллективизации МК требовал от районных организаций, наряду с продолжением работы по укреплению существующих колхозов, усилить работу по организации новых колхозов, улучшить работу среди бедноты и усилить борьбу с кулаком. Между тем, отмечал МК, несмотря на то что для дальнейшего развертывания колхозного движения требуется решительное усиление борьбы с кулаком, ряд партийных организаций отделывается общими фразами и зачастую занимает «правую», примиренческую позицию в отношении борьбы с кулаком.
При рассмотрении вопросов о заготовках МК указывал, что эта слабость в борьбе с кулаком сказалась на хлебо- и овощезаготовках. МК неоднократно рассматривал вопрос коллективизации, организационно-хозяйственного укрепления колхозов, организации МТС и особенно заготовок, подходя дифференцированно по группам районов.
Особо МК занимался вопросом укрепления районных и деревенских парторганизаций. МК не боялся сказать прямо, что деревенские парторганизации Московской области слабее, чем в какой-либо другой области Союза, что имеются районы, в которых всего 60 коммунистов, из которых 50 находятся в районном центре и только 10 в селах — на 80-90 тысяч населения.
МК потребовал от городских организаций, чтобы они не формально шефствовали над деревней, а чтобы каждая городская ячейка поставила перед собой задачу создания деревенской ячейки, оказывая ей систематическую помощь; чтобы городские ячейки вместе с деревенскими отвечали за организацию бедноты и за успешную борьбу с кулачеством. МК это требовал от московских организаций, которые должны были стать образцом по работе в деревне, используя в первую очередь рабочих, связанных с деревней. Это решение МК сыграло большую роль. МК в связи с ликвидацией округов проводил в жизнь свое решение об укреплении районных центров. МК подчеркивал, что многие районные работники добросовестно желают решать стоящие перед ними задачи, но у них не хватает еще достаточного опыта и знаний, что обязанность МК состоит в том, чтобы помочь им развернуться в настоящих руководителей. В то же время, отмечал МК, некоторые присланные в районы из округов и области работники хнычут, жалуются на трудности и вместо бодрости вносят в организацию элементы расхлябанности и неуверенности. МК указывал, что областная организация в целом и городская Московская организация в частности не прониклись еще сознанием всей важности поворота лицом к району, лицом к селу.
МК указывал на особую остроту этой задачи, потому что в этот период в области было не простое обострение классовой борьбы, а был раскрыт ряд контрреволюционных организаций, состоявших из бывших помещиков, торговцев, контрреволюционного духовенства, бывших полицейских, жандармов и кулаков, и эсеровских контрреволюционных организаций. Это занимало большое место в нашей борьбе. Во внутрипартийной жизни за истекшие после XVI съезда месяцы факты подтвердили предупреждение съезда о том, что оппортунисты всех мастей, особенно «правые», формально признают свои ошибки и формально соглашаются с генеральной линией партии, но своей работой они это не подтверждают, что означает их переход от открытой борьбы к скрытой, к выжиданию более благоприятных условий для новых атак на партию.
В Москве борьба «правых» приняла активно-скрытый характер. МК разоблачил ближайшего соратника Угланова — бывшего секретаря Краснопресненского райкома Рютина. Эта рютинская организация пропагандировала, по сути, меньшевистско-белогвардейские оценки положения в партии и в стране. В Московской организации была проведена серьезная идеологически-разъяснительная работа и борьба в связи с рютинским делом и активизацией группы Слепкова, Марецкого и других, которая была связана с двурушническим поведением лидеров «правых» — Бухарина, Рыкова и Томского.
В октябре-ноябре были разоблачены две фракционные группы, составившие один блок, — первая группа Сырцова и вторая — Ломинадзе. Сырцов выступал открыто с «правых» позиций, а Ломинадзе вуалировал свое выступление левацкими фразами. Созданный ими единый блок именовался право-левацким, но на деле они сблокировались на «правых» позициях против темпов индустриализации и коллективизации. Блок этот был отражением блока троцкистов с «правыми» с целью атаки на генеральную линию партии. Вопрос об этом блоке обсуждался на Политбюро.
МК провел в Московской организации большую идеологическую работу, разоблачая двурушническую фракционную деятельность этого право-левацкого блока, что укрепило Московскую организацию, как и всю партию.
Подводя в ноябре итоги проведенной идеологической борьбы внутри партии, МК особо подчеркивал, что, изгоняя из своих рядов оппортунистов, двурушников, всех тех, кто в своей борьбе с политикой партии смыкается с прямыми буржуазно-кулацкими идеологами контрреволюции: Кондратьевым, Громаном, Рамзиным и другими, — мы должны еще больше развертывать подлинную большевистскую самокритику, выкорчевывать недостатки в нашей работе, еще больше сплачиваясь вокруг ЦК для осуществления генеральной линии.
МК разработал практические указания райкомам и ячейкам об усилении идейно-воспитательной работы среди членов партии и беспартийных рабочих, о более близком и непосредственном подходе райкомов к работе каждой ячейки, каждого предприятия и своевременного реагирования на вылазки антипартийных и антисоветских.элементов. В постановлении «Об улучшении массовой и внутрипартийной работы» МК дал развернутую программу разукрупнения райкомов Москвы, перестройки низовых партячеек и перенесения партийной работы в цех, в бригаду, увеличения сети цеховых ячеек и общего улучшения партийной работы на заводах.
Большое значение для воспитания организации имели частые активы, на которых выступали члены Политбюро Сталин, Калинин, Молотов, Каганович, Орджоникидзе, Ворошилов, Куйбышев, Рудзутак, Микоян и другие.
Партия, ее передовая Московская организация практически организовали борьбу и работу многомиллионных масс рабочих, крестьян и интеллигенции для осуществления этих генеральных лозунгов и задач.
ГЕНЕРАЛЬНЫЙ ПЛАН РЕКОНСТРУКЦИИ МОСКВЫ
Из всех отраслей народного хозяйства наиболее действенным, непосредственным рычагом улучшения бытового положения трудящихся и перестройки их быта на социалистических основах является городское и поселковое хозяйство.
Советское государство, как записано в Программе партии, принятой на VIII съезде, «экспроприировало полностью все дома капиталистических домовладельцев и передало их городским Советам; произвело массовое вселение рабочих с окраин в буржуазные дома». Однако городское хозяйство, крайне отсталое при царизме, пришло в еще больший упадок за период империалистической войны и контрреволюционной интервенции. После победы в гражданской войне и над интервентами партия и Советская власть прежде всего сосредоточили свои усилия на восстановлении промышленности, транспорта и сельского хозяйства. Восстанавливалось, конечно, и городское хозяйство, но недостаточными темпами. С 1928 года партия и Советская власть получили возможность более активно взяться за городское хозяйство, в особенности в Москве, Ленинграде, Харькове и других крупных городах. К 1931 году был в основном завершен восстановительный период в городском хозяйстве.
Однако бурный рост промышленности и населения городов предъявил новые большие требования к городам. Мы это в особенности остро ощутили в Москве. С 1931 по 1935 год население Москвы выросло почти на 1 миллион, опережая рост городского хозяйства. В 1930-1931 годах городское хозяйство Москвы стало самым узким местом, затрудняя в дальнейшем развитие промышленности, удовлетворение нужд городского населения в водоснабжении, канализации, транспорте, электроснабжении, отоплении и особенно в обеспечении жильем, школами, больницами. Положение становилось крайне острым. Дошло до того, что на третьи и четвертые этажи домов вода не поступала, на городском транспорте создавались большие заторы. Рабочие роптали.
Вопрос о положении дел в городском хозяйстве Москвы обсуждался не только в Московском комитете, но и в Политбюро ЦК. Помню выступление тов. Сталина на Политбюро. Необходимо, сказал он, развернуть вопрос широко и взяться за коренную реконструкцию Москвы и вместе с ней — всех крупных городов СССР. Политбюро создало комиссию, в которую вошли члены Политбюро, в том числе и Сталин. Председателем комиссии был избран Каганович Л.М., и его же назначили докладчиком на июньском Пленуме ЦК, на котором был поставлен вопрос о московском городском хозяйстве и о развитии городского хозяйства СССР.
К разработке проекта были привлечены местные работники, многочисленные специалисты и компетентные люди прежде всего из самой Москвы. Большая работа была проделана Московским комитетом и Моссоветом.
Московский комитет и Моссовет разработали большое количество мероприятий, которые были одобрены Политбюро и Пленумом ЦК и включены в приложение к его основному постановлению.
ЦК не ограничился общими указаниями, а дал ряд заданий в конкретном цифровом выражении. Например, по жилищному строительству в Москве ЦК установил задание: в течение трех лет по бюджету Моссовета и промышленности построить новых домов не менее чем на полмиллиона населения, не считая кооперативного и другого строительства, а также провести надстройку этажей (которая тогда нами была широко развернута). ЦК также указал на крайнюю остроту задачи ремонта жилфонда Москвы. Во всем строительстве, подчеркнул ЦК, необходимо учесть новые задачи быта: механизированные общественные прачечные, больницы, детские дома, детские сады, площадки, ясли, приобретающие особо важное значение в связи с все большим вовлечением женщин в производство. «Сеть детских садов, площадок и яслей, — сказано в постановлении, — должна быть развернута таким образом, чтобы в течение двух лет охватить всех детей рабочих, занятых на производстве».
В постановлении Пленума ЦК определены задания по строительству магазинов, по развитию общественного питания и хлебопечения, с тем чтобы к концу 1932 года в основном механизировать хлебопечение Москвы, и также по развитию энергетического хозяйства города. Не осталось ни одной отрасли городского хозяйства, по которой Пленум ЦК не дал бы указаний.
Пленум ЦК постановил построить в Москве метрополитен и обводнить Москва-реку, соединив ее каналом с Волгой.
Можно без преувеличения сказать, что июньский Пленум ЦК ВКП(б) 1931 года открыл новую страницу и поставил новую историческую веху в развитии городов и городского хозяйства СССР и особенно столицы Советского Союза — нашей родной Москвы. После Пленума ЦК развернулась грандиозная работа по всем крупным городам СССР, особенно в Москве, где я как секретарь МК вместе с другими руководящими товарищами Булганиным, Хрущевым, Каминским, Маленковым, Филатовым и другими непосредственно принимал руководящее участие в этой работе. Основные постановления и планы принимались совместно с Моссоветом, а более конкретные хозяйственные и административные мероприятия проводились самим Моссоветом и его президиумом. Разумеется, партийно-политические мероприятия обеспечивались МК и МГК, райкомами ВКП(б). Большое практическое значение имело объединенное постановление бюро Московского областного комитета партии, бюро Московского го- ' родского комитета партии и фракции Мособлисполкома и горисполкома Моссовета о практических мероприятиях по улучшению
и развитию московского городского хозяйства. Это постановление было одобрено Политбюро ЦК ВКП(б). Для представления о конкретности и деловитости этого постановления укажу на важнейшие вопросы и мероприятия этого постановления, которые практически осуществлялись:
1. Общие экономические вопросы и особенно по бюджету и контрольным цифрам города Москвы. Это было очень важно, поскольку выделение Москвы в отдельную административную и хозяйственную единицу было произведено после составления единого областного бюджета и контрольных цифр.
2. Жилищное хозяйство и ближайшие перспективы жилищного строительства, в том числе ремонт жилого фонда, новое жилищное строительство, оргвопросы и вопросы управления домами.
3. Обеспечение Москвы топливом и энергетическое хозяйство.
4. Развитие московского городского транспорта, в том числе улучшение автохозяйства, грузового движения и гаражного хозяйства, мероприятия по реконструкции городского транспорта.
5. Мероприятия по коренному переустройству дорожного и подземного хозяйства Москвы, строительство мостов и набережных.
6. Улучшение и развитие водоснабжения и судоходства, в том числе капитальное строительство и реконструкция канализации.
7. Очистка Москвы, обеспечение санитарного состояния города и зеленые насаждения.
8. Планировка города Москвы.
Уже одно перечисление поставленных проблем и задач показывает размах, который приобрела вся эта работа по выполнению постановления июньского Пленума ЦК ВКП(б).
Без романтического преувеличения скажу, что вспоминаю об этом с особым чувством душевного волнения. Особенно это относится к строительству Московского метрополитена, канала Москва-Волга и к планировке Москвы, ее архитектурному оформлению, выработке и осуществлению Генерального плана реконструкции Москвы.
Июньский Пленум ЦК обязал московские организации приступить к разработке серьезного, научно обоснованного плана дальнейшего расширения и застройки Москвы. Он указал, что при планировке Москвы как социалистического города, в противоположность капиталистическим городам, не должна допускаться чрезмерная концентрация на небольших участках больших массивов населения, предприятий, школ, больниц, театров, клубов, магазинов, столовых и т.д.
В своих выступлениях на московских партийных активах, на Пленуме Моссовета и на совещаниях с архитекторами, которые МК, МГК и Моссовет собирали, я развивал решения Пленума прежде всего для правильного уяснения и понимания принципиальных основ предстоящей практической работы по разработке Генерального плана Москвы. При разработке и рассмотрении вопроса о плане Москвы были споры и различные точки зрения, которые приходилось разбирать, частью отклоняя, а частью отсеивая неприемлемое и воспринимая лучшее. В основном мы боролись на два фронта: против идеологов городской гигантомании и против сторонников разукрупнения Москвы и немедленного вывода из нее некоторых крупных предприятий и т.п. Нами были отклонены разные предложения: о ликвидации радиально-кольцевой системы Москвы, потому что она якобы свойственна феодальному городу и находится в «непримиримом» противоречии с социалистическим городом (эти «леваки» не хотели считаться с исторически сложившейся реальностью, которую необходимо улучшать, изменять, но не уничтожать); о создании на месте радиально-кольцевой системы шахматной схемы города. Были отклонены также предложения «правого» крыла архитекторов — оставить старую Москву в неприкосновенном виде в ее дворянско-купеческом, поповском облике с развертыванием нового строительства только на новом месте; «леваки» отчасти с ними смыкались. Были содержательные, интересные совещания с архитекторами и строителями Москвы, среди которых выделяются: совещание в Москве, созванное ЦК, МГК и Моссоветом в 1932 году, на котором присутствовало несколько сот человек, и я выступил с большой речью, и совещание в 1934 году при ЦК ВКП(б), на котором присутствовали руководители партии и правительства, представители московских организаций и более 50 архитекторов и планировщиков. Это было совещание, на котором нами были представлены основные наметки плана. Эти наметки были одобрены ЦК и СНК, и тов. Сталин в своем выступлении дал важнейшие указания относительно окончательного варианта плана. В своем выступлении на Пленуме Моссовета (июль 1934 г.) я следующим образом изложил эти указания: «В своем плане Москвы мы отвергли крайности. Товарищ Сталин, отметив, что позиция, занятая московскими организациями в планировке Москвы, правильна, указал, что в перестройке города мы должны вести борьбу на два фронта. Для нас неприемлема и позиция тех, кто отрицает самый принцип города, кто тянет нас к оставлению Москвы большой деревней, и позиция сторонников излишеств урбанизации, тех, кто предлагает строить город по типу капиталистических городов с чрезмерной переуплотненностью населения. История показывает нам, что наиболее экономным типом расселения в промышленных районах является город, дающий экономию на канализации, водопроводе, освещении, отоплении и т.д. Поэтому неправы те, которые предлагают растянуть город и превратить его в деревню и лишить его всех преимуществ коммунального обслуживания и культурной городской жизни. Мы должны строить по крайней мере не ниже 6-7-этажных домов и допускать строительство 15- и даже 20-этажных». Разработка Генерального плана Москвы велась в течение трех с лишним лет. Не надо забывать, что это был первый опыт социалистического планирования такого Великого города, как наша Москва. Сегодня, через 40 лет, все это дается, конечно, намного легче. Мы учились на каждой конкретной стройке, улице, районе.
С одобрения ЦК МК и Моссовет образовали постоянно действующую архитектурно-планировочную комиссию МК, МГК и Моссовета (сокращенно Архплан). В эту комиссию были включены руководящие деятели МК, МГК и Моссовета: Каганович (председатель), Булганин, Хрущев, Филатов, Коган, Мельбард, Перчик, Булушев и другие и большая группа видных архитекторов: академики Жолтовский, Щусев, Щуко. профессора Чернышев, Веснин, Бархин, Гельфрейх, архитекторы Крюков, Алабян, Мордвинов, Иофан, Николаев, Колли и другие. Комиссия эта заседала еженедельно, а то и чаще, рассматривая не только вопросы, связанные с составлением плана — по магистралям, участкам, узлам и районам, но и проекты отдельных важных сооружений, в том числе и больших домов, о которых проектировщики докладывали, обосновывая и защищая свой проект, а члены комиссии давали свои замечания, советы, а иногда и отклоняли вовсе представленный проект.
Важное значение тогда имело постановление МК, МГК и Моссовета о новой организационной форме объединения архитекторов — Архитектурно-проектных и Архитектурно-планировочных мастерских. Это была хорошая и плодотворная инициатива, так как до этого архитекторы Москвы работали в одиночку или мелкими группами. Мы их называли, полушутя, полусерьезно, по примеру деревни, «индивидуалами», или, как выражались тогда в деревне, «инадувалами», а чаще всего кустарями и надомниками. Вначале некоторые «индивидуалисты», особенно «модные», кочевряжились, но громадное большинство архитекторов с охотой восприняли это предложение. Жизнь показала, что это не только не привело к обезличке, к затиранию индивидуальных творческих способностей, как некоторые предрекали, а, напротив, помогло архитекторам развернуть свои творческие силы. Сегодня я не могу не выразить чувства большого удовлетворения тем, что наше тогдашнее предложение оказалось столь жизненным — творчество архитекторов расцветало. Нельзя не радоваться тому, что мы, старые большевики, ранее никогда не занимавшиеся подобными вопросами, соединили свои усилия со знаниями старых специалистов, отдавших Советскому строю лучшие стороны старой своей культуры. Мы изучали опыт заграницы, в особенности опыт француза Османна по перепланировке Парижа, но нельзя сравнивать эту, хотя и серьезную, работу с Генеральным планом Москвы, имея в виду те непреодолимые трудности, которые встречала перепланировка Парижа в связи «священной и неприкосновенной» частной собственностью.
В результате большого коллективного труда был разработан научный, фундаментальный, коренным образом изменяющий облик города и официально принятый правительством первый Генеральный план реконструкции Москвы. Разработка этого первого плана была закончена к концу 1934 года, и в начале 1935 года он был представлен московскими организациями в Центральный Комитет ВКП(б) и Совет Народных Комиссаров. После его изучения и заключения соответствующих государственных органов ЦК ВКП(б) и Совнарком 10 июля 1935 года приняли историческое постановление «О Генеральном плане реконструкции города Москвы».
Да, июньский Пленум ЦК ВКП(б) 1931 года, его решения о московском городском хозяйстве и развитии городского хозяйства СССР создали коренной, крутой поворот, в первую очередь в Москве. Для обеспечения рабочего класса в Москве, особенно за счет таких вновь построенных заводов, как автозавод имени Сталина, завод Шарикоподшипник имени Кагановича, Фрезер, Калибр, Велозавод, Станколит, расширенного и реконструированного завода Динамо, Электрозавода и других, остро необходимо было форсированное развитие городского хозяйства Москвы. За четыре года было построено около 2500 жилых домов, в которые вселились более полумиллиона трудящихся; сотни фабричных казарм были ликвидированы и коренным образом переоборудованы в отдельные благоустроенные квартиры для текстильщиков Трехгорки и других; более 10 тысяч домов было отремонтировано; построено 100 километров трамвайных линий; в три с лишним раза увеличилась протяженность усовершенствованных мостовых; подача воды в Москву увеличилась в два раза, дойдя почти до 50 миллионов ведер; построено новых 140 больших школ; количество больничных коек увеличилось на одну треть. Фабрик-кухонь стало вместо трех — 26; столовых — вместо 537, в которых питалось 870 тысяч человек, стало 2241, в них получали обеды 2,5 млн. человек; открыто новых 1200 магазинов и т.д.
Конечно, современные цифры роста обогнали приведенные мною, но это ведь было в начале 30-х годов, 45 лет тому назад! Важно то, что это было серьезным, большим началом сознательно плановой воли партии и Советской власти и что все эти изменения в городском хозяйстве Москвы, его размах, гигантский, быстрый рост и перспективы еще большего роста являлись реальной базой первого Генерального плана реконструкции Москвы и возможности дальнейшего его развития.
То, что сегодня, через 50 лет, ясно всем, что без метрополитена и канала Москва-Волга столица Советского Союза Москва не могла бы существовать и развиваться, тогда, в 1930-1931 годах, было для многих спорным вопросом.
Из истории известно, что и до революции были предложения прогрессивных инженеров о строительстве метро в Москве, но они неоднократно отклонялись властями и буржуазными вершителями судеб московского градостроительства. Остатки консервативного отношения остались у некоторых и наших советских товарищей, в том числе и в Моссовете, не говоря уже о части «старомодных» жителей. Не только среди обывателей, но даже у части руководящих работников были возражения, сомнения в необходимости строительства метро и канала. Особенно, конечно, активничали «правые» оппортунисты в своей пропаганде против метро, как и против индустриализации: что-де не нужно таких больших затрат, без которых можно якобы обойтись. Были и «леваки», которые пороли такие глупости, что метрополитен — это «антисоциальный» вид транспорта, присущий якобы только капиталистическим городам, что при социализме люди все еще будут мало ездить и т.п. Были и просто деляческие возражения: метро, мол, слишком дорогостоящее сооружение, оно потребует много металла, цемента и оборудования, которые лучше дать промышленности, трамвайному хозяйству и жилищному строительству. Эти последние «возражатели» имели особенно большой вес в государственном аппарате, в том числе и среди части работников Госплана. Чтобы обеспечить принятие решения, необходимо было разбить противников строительства метро и особенно канала, соединяющего Москва-реку с Волгой. Во всех этих спорах мы опрокидывали доводы противников, доказывая фактами и цифрами, что Москва без метро и канала обречена на прозябание.
Решающее значение в окончательном решении этих коренных вопросов имело выступление тов. Сталина при обсуждении вопроса в Политбюро ЦК. «Только люди заскорузлые, — сказал Сталин, — не видящие дальше своего носа, могут не понимать, что без метро и канала Москва погибнет как крупный центр». В ходе рассмотрения этого вопроса Политбюро, еще до Пленума ЦК, единогласно приняло решение — строить метро и канал. Пленум ЦК ВКП(б) в резолюции о городском хозяйстве по докладу тов. Кагановича записал: «Пленум ЦК считает, что необходимо немедленно приступить к подготовительной работе по сооружению метрополитена в Москве как главного средства, разрешающего проблему быстрых и дешевых людских перевозок, с тем, чтобы в 1932 году уже начать строительство метрополитена».
По вопросу о соединении Москва-реки с Волгой Пленум ЦК записал: «Нынешнее состояние Москва-реки с ее крайне ограниченными водными ресурсами создает уже в ближайшее пятилетие угрозу как для водоснабжения Москвы, так и в особенности для судоходства. ЦК считает необходимым коренным образом разрешить задачу обводнения Москва-реки путем обводнения ее с верховьев реки Волги и поручает московским организациям совместно с Госпланом и Наркомводом приступить немедленно к составлению проекта этого сооружения с тем, чтобы уже в 1932 году начать строительные работы по соединению Москва-реки с Волгой». Потребовалось всего четыре года, чтобы превратить идею о метрополитене в действительность. Потребовалось всего шесть лет, чтобы решение Пленума ЦК о соединении Москва-реки с Волгой воплотилось в жизнь, чтобы по каналу и водопроводам Москва получила волжскую воду и мощное Волжско-Московское судоходство, связанное с портами пяти морей.
МОСКОВСКОЕ МЕТРО
Можно много написать интересного, поучительного об истории строительства нашего Московского метрополитена. Главное в том, что поднявшаяся на основе индустриализации страны наша тяжелая промышленность обеспечила метро своим, отечественным оборудованием и материалами. Главное в том, что поднявшийся на новую культурно-политическую ступень рабочий класс и колхозники выделили лучших своих людей, особенно комсомольцев, инженеров и техников, на строительство этого уникального сооружения. Под руководством партии они овладели этим сложным делом и победили. Можно без преувеличения и без хвастовства сказать, что первые московские метростроевцы заложили основы метростроения и массового тоннелестроения в Союзных Советских республиках и даже странах мировой системы социализма.
Строительство нашего Московского метрополитена прошло четыре этапа:
Первый этап — вторая половина 1931-го и 1932 год — подготовительный период и начало строительства.
Второй этап — 1933 год — фактическое развертывание строительства.
Третий этап — 1934 год — период самых усиленных, напряженных строительных и монтажных работ на всех участках подземного и надземного строительства.
Четвертый, последний перед пуском этап — конец 1934-го и I квартал 1935 года.
На первом этапе были прежде всего проведены геолого-разведочные и проектные работы. Если, к примеру, по геолого-разведочным работам у нас были опытные специалисты, такие, как академик Губкин, то по строительству и проектированию самого сооружения метрополитена их у нас было не так много, хотя строителей, в том числе тоннелей вообще, было немало. Но одно дело просто тоннель, другое дело метрополитен в столице, да еще в сложных условиях. Таких специалистов у нас было очень мало. Точнее говоря, их не было, их необходимо было подготовить и переподготовить на ходу, в процессе проектирования и строительства. Иностранных специалистов нам тогда не хотелось завозить в большом количестве в Москву. Во всяком случае, их было привлечено очень мало. Хорошо запомнился американский консультант Морган, который добросовестно и творчески работал.
Еще до начала проектирования Метростроя были разные проекты, в том числе и проект, «заманчивый» для тех, кто хотел отделаться от дорогостоящего подземного метрополитена, — это был проект строительства надземного метро, по примеру многих участков в иностранных городах. Мы отклонили это предложение. И ЦК, и Сталин полностью нас поддержали в этом вопросе.
Но и первый проект, представленный Метростроем, оказался неподходящим, прежде всего потому, что он исходил из полностью открытого способа ведения работ или с мелким залеганием. Именно этот вопрос был одним из первых и важных в спорах о проекте, который не был нами принят.
Трудности заключались в том, что организованный нами Метрострой на первом этапе занимал неправильную позицию отстаивания открытого, так называемого «немецкого» способа работ. Это отчасти объяснялось тем, что привлеченные нами на строительство метро специалисты были все гражданские и промышленные строители, не горняки. Я, например, знал товарища Ротерта по Днепрострою и Харькову как крупного добросовестного старого специалиста-строителя, и мы его назначили начальником Метростроя, но он, особенно в первый период, оказался рьяным защитником открытого способа работ. Некоторые предлагали освободить его, но лично я был против этого. Мы его не освободили, но спорили с ним и, если можно так выразиться, на практике переубеждали, перевоспитывали, так сказать, испытанным средством общественной, партийной критики в процессе строительства. К сожалению, на первом этапе большинство строителей, в том числе и коммунистов, негорняков очень медленно перекантовывались на закрытый, подземный, шахтный способ работ.
Для того чтобы мы могли принять окончательное решение при возражениях большинства инженеров Метростроя и отклонить его проект, нам необходимо было привлечь многих советских специалистов и ученых и даже иностранных специалистов, наших шахтеров-горняков из Донбасса, в том числе Абакумова, да и самим пришлось окунуться в эти инженерно-технические вопросы, разобраться во всех тонкостях и расчетах, чтобы взять на себя ответственность за решение о закрытом способе и глубоком залегании и набраться решимости для преодоления и предотвращения опасностей геологического характера, которыми запугивали нас противники закрытого, шахтного способа работ. То, что теперь, опираясь на наш опыт и переживания, решается легко, тогда было очень трудно.
Мы создали авторитетную экспертизу из советских ученых и выдающихся инженеров и, кроме того, организовали консультацию у приглашенных нами в Москву иностранных специалистов из Америки, Англии, Германии и Франции, которые довольно долго и добросовестно разбирались в специфических условиях московской геологии. Советская экспертиза, особенно геологи во главе с Губкиным, серьезно нам помогла, а иностранная консультация работала отдельно от нашей советской экспертизы.
Потом мы организовали совместное заслушивание докладов советской экспертизы и иностранной консультации, в которой также были разногласия: английские эксперты были за закрытый способ и глубокое залегание с некоторыми исключениями, вытекающими из особенностей московской геологии, немецкие — были за открытый способ работ мелкого залегания, французы были за закрытый способ, но мелкого залегания. Советская экспертиза выступила за закрытый способ работ, допуская открытый на отдельных участках. Мы изучали вопрос не только по чертежам и расчетам, но и организовали опытный участок закрытого способа работ в Сокольническом районе, который дал нам очень ценные материалы.
В результате глубокого изучения вопроса (а мы, члены Бюро МК, в особенности Каганович, Хрущев и Булганин, активно участвовали в работах экспертизы и иностранной консультации, о которых я регулярно сообщал ЦК и лично Сталину) МК, МГК и президиум Моссовета приняли окончательное решение: строить Московский метрополитен закрытым способом, с глубоким залеганием, допустив, как советовали советские эксперты, на некоторых участках первой очереди и открытый способ, по преимуществу там, где строительство уже фактически началось.
Это решение было одобрено Центральным Комитетом партии и правительством. С этого момента начинается новая полоса в строительстве метрополитена. Сами метростроевцы, учитывая, что большинство инженерно-технического персонала Метростроя мало было знакомо или вовсе не знало ведения подземных работ шахтным способом, обратились к нашим славным донбассов-цам с просьбой о помощи своей родной столице — Москве. В короткий срок мы из многих добровольцев из Донбасса по согласованию с Орджоникидзе отобрали крепкую группу, в особенности инженеров. Горняки-шахтеры со всей страстью и рвением взялись за это дело и сыграли большую роль в строительстве метро.
Нами была уточнена вся трасса первой очереди от Сокольников до Крымской площади и Арбатский радиус — от Манежной до Смоленской площади. Одновременно, во избежание случайного выбора трасс Метрополитена, без увязки с общим планом Москвы, к разработке которого мы уже приступили, в с дальнейшим строительством многих линий метро была выработана общая перспективная схема дальнейшего строительства линий метро. В марте 1933 года ЦК и Совнарком по предложению московских организаций утвердил схему линий Московского метрополитена по 10 радиусам протяжением 80 километров:
1) Кировский радиус — 10 км.
2) Фрунзенский радиус — 6 км.
3) Арбатский радиус — 5 км.
4) Горьковский радиус — 5 км.
5) Таганский радиус — 10, 6 км.
6) Замоскворецкий радиус — 8 км.
7) Покровский радиус — 9, 3 км.
8) Рогожский радиус — 9, 6 км.
9) Краснопресненский радиус — 4, 5 км.
10) Дзержинский радиус — 7, 8 км.
Кроме того, намечалось в дальнейшем строительство метро Тимирязевско-Калужского направления и двух кольцевых линий: по Садовому и Камер-Коллежскому валу.
Первая очередь строилась на протяжении 11,6 км: от Сокольников до Свердловской площади — 5,8 км, по Фрунзенскому радиусу от площади Свердлова до Крымской — 3,5 км и по Арбатскому радиусу от центра до Смоленской площади — 2,3 км. Все строительство было разбито на участки. Наиболее трудные и сложные: от Казанского вокзала до Каланчевской улицы, перегон между площадью Дзержинского и площадью Свердлова, участки Охотного ряда и от Манежа до Фрунзенской улицы. На эти участки было обращено особое внимание как по подбору кадров, так и по разработке технических способов работы. Именно туда мы направили новое оборудование — щиты, применили кессонный способ работы под сжатым воздухом, впервые провели замораживание грунта. Правда, это все делалось на втором и третьем этапе, но уже на первом этапе это нами намечалось. К концу первого этапа было начато строительство шахт и подбор кадров. Поэтому когда мы говорили, что первый этап был подготовительным, то это не означает, что строительства вовсе не было. Оно было, но не развернутое по сравнению с предстоящим. Первый этап подготовил и дал возможность развернуть строительство широким фронтом на втором этапе.
На втором этапе (1933 год) было прежде всего построено 25 шахт, развернулись подземные работы. Важное значение имело построение опытной шахты и наземного участка под руководством молодого талантливого инженера Маковского. Ускорилось дело благодаря включению в ряды Метростроя значительного количества специалистов — горняков, шахтеров, инженеров, техников и рабочих. Важнейшим фактором ускорения строительства стала перестройка организационной системы управления Метро-строя и его участков. Решающим моментом была, конечно, мобилизация всех сил Московской партийной организации, рабочего класса, помощь нашей промышленности и в особенности нашего Центрального Комитета партии и Советского правительства. Все считали метро, канал и перестройку Москвы составной частью псей политики партии, строительства Социализма, за победу которого неустанно боролись.
Со всей энергией, присущей большевикам, мы, москвичи, боролись за выполнение постановления Пленума ЦК о метро, подобрали горняков, в особенности из Донецкого бассейна. Мы реорганизовали Метрострой. Мы использовали опыт перестройки управления шахтами в Донбассе, которые я хорошо знал, потому что мне лично довелось по поручению Политбюро ЦК неоднократно выезжать в Донбасс и осуществлять там эту организационную перестройку управления шахтами Донбасса. Для ее проведения пришлось крепко раскритиковать державшихся за старину руководителей угольной промышленности, в том числе одного из самых видных и способных деятелей угольного Донбасса — тов. Абакумова Егора Трофимовича. Я его знал давно, когда он был еще заведующим шахтой, потом управляющим трестом, мне удалось его убедить в неправильности его позиций. Поскольку в самом Донбассе ему трудно было перестроиться на новый лад и поскольку я учел, что такой человек нам очень нужен на Метрост-рое, я внес предложение передать его нам в Москву, на метро и, чтобы его не травмировать, сделать освобождение его от работы в Донбассе с одновременным назначением его заместителем начальника Метростроя — ЦК это понял, и сам он с большим рвением взялся за работу в Метрострое. То, что он не смог сделать в Донбассе в перестройке управления, то он под руководством Московского комитета и не без моего влияния сумел сделать в Метрострое.
По существу, перестройка эта превратила шахту в основное самостоятельное строительное звено Метростроя, непосредственно подчиненное не через участки, а прямо Метрострого со всеми вытекающими отсюда правами и обязанностями, в том числе и по таким значащим делам, как оплата труда, материальное обеспечение, в том числе жилье и т.п.
МК и МГК организовали самостоятельные шахтные партийные организации, в самом Метрострое парторганизатором был тов. Старостин, бывший крупный работник комсомола. Эти шахтные парторганизации стали не только центром партийно-массовой, культурно-политической и массово-производственной работы вместе с профсоюзами, но и важнейшим рычагом и помощником МК и МГК по борьбе за темпы и качество строительства мет- I ро, по развитию социалистического соревнования и ударничества среди рабочих и инженерно-технического персонала.
На втором этапе и особенно на третьем этапе задача профессионально-технического обучения и политического воспитания рабочих встала перед партийными и профсоюзными организациями с особой остротой. Та атмосфера любви к метро, которая была создана «субботниками», проходившими под лозунгом «Вся Москва строит метро», привела к тому, что в 1933 году тысячи, десятки тысяч комсомольцев ринулись на строительство метро. Среди них часто встречались люди и профессионально неподготовленные. Их надо было подготовить и политически организовать, чтобы романтика воплотилась в дисциплине труда и его высокой производительности.
Многие инженеры вначале не верили, что эта молодежь освоит в короткий срок сложную технику строительства, да еще в шахтных подземных условиях. В своей речи на Пленуме Моссовета с участием ударников Метростроя, фабрик и заводов Москвы 16 июля 1934 года я по этому поводу говорил: «Нам пришлось набирать для работы в Метрострое много тысяч рабочих. Почти все московские предприятия выделяли своих лучших рабочих, в первую очередь комсомольцев. Выделенные рабочие — прекрасные люди. Тысячи энтузиастов — ударников, выковавшихся из них, — лучшее доказательство этого. Но для работы на метро мало одного энтузиазма. Необходимы навыки, овладение техникой своего дела. Подавляющая часть набранных рабочих совершенно не была знакома не только со строительством метро (никто из нас, понятно, не имел ранее опыта подобного строительства), но и с теми отраслями земляных, бетонных, арматурных и прочих работ, на которые они были поставлены. Текстильщикам, химикам, коммунальникам, металлистам и колхозникам пришлось быстро, на ходу переквалифицироваться в строителей. Нужно было много поработать, чтобы привить метростроевцам необходимые навыки работы. В этом помог большевистский комсомольский энтузиазм рабочих, благодаря которому удалось в сравнительно короткие сроки сплотить боевой коллектив ударников Метростроя». Мы добивались того, чтобы в методах и приемах руководства господствовало содержание, а не форма, чтобы на первом плане был живой человек. Начиная с рабочего и кончая руководителем. Многих мы знали лично, беседовали с ними, прислушивались к голосу каждого рабочего, техника, инженера, хозяйственника. Члены бюро МК и МГК, в особенности Каганович,
Хрущев. Булганин, регулярно бывали в шахтах, реагировали сами и коллективно в МК и МГК на каждое важное событие п Метро-строе, тем более на коренные вопросы, обеспечивающие темпы и качество строительства.
Разумеется, рядом со всеми этими положительными сторонами были и отрицательные явления, которые мы старались исправлять на основе своих выводов, предложений и критических замечаний рабочих, инженеров, коммунистов и прежде всего нашего Центрального Комитета партии, который внимательно следил за ходом строительства метро и канала, давая нам, москвичам, необходимые, своевременные указания. А так как я чаще всего докладывал тов. Сталину по этим вопросам, то и получал от него не только советы, указания, а иногда и нагоняи, в особенности по обеспечению качества строительства метро.
Третий этап строительства метро был решающим. Несмотря на разворот строительства на втором этапе, мы сильно отставали по выемке грунта, по бетонировке и особенно в целом по тоннелю. Отставание объяснялось отчасти не только задержкой в производстве работ, но и спорами о конкретных способах работ, вытекавшими, с одной стороны, из сложности, с другой — из неопытности и перестраховки некоторых строителей. Большие споры шли по станциям — строить ли их двухсводчатыми или трехсводчатыми. Для нас было ясно, что трехсводчатая с залом посередине не только полнее, просторнее, красивее, приветливее, но и удобнее для пассажиров, особенно в часы пик, и мы, МК — МГК, стояли за трехсводчатые. Но проектировщики и часть строителей боялись обвалов, осадки и предлагали двух-сводчатые. Были строители, например тов. Гоциридзе и другие, которые упорно отстаивали трехсводчатую станцию (у Красных ворот). После длительных споров, а главное — после изучения технических расчетов были приняты, как правило, трехсводчатые станции.
На Арбатском радиусе получилось отставание в проходке тоннеля. Были предложения вести строительство под Арбатской улицей парижским, то есть закрытым способом, но на мелком залегании, в нескольких метрах от поверхности. Против этого проекта поступили серьезные возражения: создавалась опасность обвала домов в связи с сыпучими грунтами и узостью улицы. И все это в центре города, в соседстве с Кремлем. Когда метростроевцы доложили нам этот проект, мы после обсуждения сказали им: мы готовы согласиться на этот проект, если вы, строители, гарантируете нам: 1. обеспечить дома от обвалов и бесперебойное движение;
2. обеспечить бесперебойную работу водопровода, канализации, электричества, газа и телефона. Метростроевцы заявили, что такой гарантии они дать не могут, скорее наоборот, они знают и заявляют, что перебои, и притом серьезные, неизбежны. Естественно, что МК — МГК и президиум Моссовета не приняли этот проект.
Был второй проект: вести проходку на большой глубине закрытым способом. Это нас, сторонников закрытого и глубокого способа, привлекало. Но его противники доказали, что геология исключительно тяжелая: после верхнего слоя сыпучих песков идет большой слой водоносных песков, под этим слоем начинаются большие плывуны при отсутствии юрских глин, которые могли бы помочь. Технически, особенно при современной технике, можно было бы одолеть и такую геологию, но по тогдашнему уровню техники этот проект требовал совершенно новой подготовки, невероятной напряженности и не гарантировал от аварии на поверхности, обвала домов. Притом принятие этого варианта означало отказ от строительства Арбатского радиуса в первой очереди, оттяжку его строительства на несколько лет.
После тщательного разбора и обсуждения МК, МГК и президиум Моссовета не приняли и этот проект. Мы доложили в ЦК, и Политбюро одобрило наше решение и предложило искать другие варианты, добиваясь постройки Арбатского радиуса в установленные сроки.
В поисках нового варианта мы пригласили метростроевцев в Московский комитет партии и поставили перед ними вопрос: почему они целиком привязали себя и свою проектную мысль к наземной поверхности Арбатской улицы, не только не дающей преимуществ строителям, а наоборот, осложняющей все дело? Ведь пассажиру будущего Метрополитена, говорили мы, совершенно безразлично, проедет ли он в вагоне метро непосредственно под улицей или несколько в стороне. Его главный интерес — доехать от станции «Арбатская» до станции «Смоленская». Л разве нельзя это обеспечить, если податься несколько вправо от Арбатской улицы, ведь именно там идут дворы, в громадном большинстве пустые, дающие полную возможность вести работы широким фронтом. То, что в капиталистических странах крайне затруднено или даже невозможно из-за господствующей там частной собственности, у нас полностью отсутствует. Октябрьская революция провела коренные «подготовительные работы» и для метро: дворы — наши, советские, и мы их можем использовать вовсю. Давайте, говорил я им, пройдемте по этим дворам. Помню, как тут же, на рассвете, после ночного заседания, мы обошли все эти дворы от Арбатской до Смоленской площади, что рано вставших жителей крайне удивило.
Метростроевцы попросили небольшой срок для глубокого обследования, после чего они пришли радостные, воодушевленные, заявив, что этот вариант будет наилучшим, и они берутся в кратчайший срок подготовить рабочий проект и начать работы. На этом и порешили. ЦК одобрил наше решение, и работы на Арбатском радиусе развернулись с исключительно высокими темпами и напряжением.
Основная масса земляных и бетонных работ Метростроя в целом, а тем более по готовому тоннелю, пришлась на третий этап и вторую половину 1934 года на четвертом этапе, шли монтажные, электромонтажные и отделочные работы. О такого рода этапе в народе говорят: «конец — делу венец». Этот «конец и венец» дались с исключительным напряжением всех сил, с которым работали не только метростроевцы. Все мы, МК-сты и Моссоветчи-ки, стали, по существу, членами метростроевского коллектива, с маленьким добавлением — мы, как руководители, отвечали перед ЦК за все и за всех, отсюда и наше напряжение, и наша требовательность к метростроевцам. В наших мероприятиях по обеспечению ускоренных темпов строительства и особенно по обеспечению высокого качества строительства мы не ограничивались лозунгами, агитацией, а рассматривали, решали и обеспечивали конкретное качество бетонных, изоляционных работ, качество отделки гранитом, мрамором, плитками. По вопросу о качестве метростроевских работ Центральный Комитет партии и Совнарком вынесли специальное постановление, а МК, МГК и Моссовет сделали все для его выполнения. Мы проверяли на месте качество работ и тут же проводили оперативные совещания и отдельно митинги рабочих в шахтах, на которых рабочие брали на себя определенные обязательства. Помню, на одном митинге в шахте, где обнаружено было проникновение воды через бетонную рубашку, я остро говорил о качестве работ и сказал: «Смотрите, чтоб нигде не капало!» Эти простые слова потом разнеслись по всем шахтам, они стали вроде лозунга «Чтоб нигде не капало». И это рабочие отнесли не только к пробивающейся через бетон воде, но и к качеству всех видов работ. На одном собрании с участием инженеров, где обсуждался вопрос об электромонтажных работах и в целом о подготовке к пуску метро, говоря о конкретных вопросах, связанных с этим, я сказал: «Смотрите, чтоб не заедало, когда пустим поезда» — и эти слова также получили характер лозунга. Тысячи людей повторяли другу другу: «Смотри, чтоб не заело».
Я это рассказываю к тому, что все на Метрострое были охвачены желанием обеспечить высокое качество работ, что нашло свое выражение в данном партией лозунге: «Построить лучшее в мире метро». МК, МГК и Моссовету приходилось разбирать спорные и трудно разрешимые вопросы строительства и подготовки линий к эксплуатации. Мы разбирали эти вопросы на совещаниях в МК; при объездах шахт; при рассмотрении жалоб Метростроя на плохую поставку материалов, оборудования, с вызовом представителей министерств, заводов, при рассмотрении жалоб и критических замечаний рабочих, инженеров, особенно по вопросам организации труда, зарплаты и материального обеспечения.
Борьба за производство, поставку щитов, вагонеток, а впоследствии вагонов для метро, эскалаторов была делом всей Московской организации и, я бы сказал, парторганизации всей страны. Это сказалось и после окончания строительства первой очереди, когда встала остро задача освоения в эксплуатации Московского метрополитена, хотя здесь уже включился новый нарком путей сообщения, бывший первый секретарь МК — тов. Каганович и новые люди из НКПСа, которому Правительство передало в ведение и эксплуатацию вновь построенный Московский метрополитен.
Центральный Комитет партии и Правительство высоко оценили героический труд строителей метро. Кроме награждения индивидуального, на торжественном заседании 14 мая 1935 года, посвященном пуску метро, тов. Сталин выступил и внес предложение: «За успешную работу по строительству Московского метрополитена объявить от имени Центрального Комитета и Совета Народных Комиссаров Союза ССР благодарность ударникам, ударницам и всему коллективу инженеров, техников, рабочих и работниц Метростроя». Сверх этого Сталин внес предложение: «За особые заслуги в деле мобилизации славных комсомольцев и комсомолок на успешное строительство Московского метрополитена наградить орденом Ленина Московскую организацию комсомола». Партия и Правительство наградили орденами сотни рабочих, работниц, инженеров, партийных, профсоюзных и комсомольских работников, руководителей Метростроя и руководящих работников МК, МГК, Моссовета и райкомов.
Окончание первой очереди метро было волнующим моментом в жизни всей организации и каждого из нас в отдельности — мы все, отвечавшие за качество метро, волновались за каждую мелкую неполадку, рассказывали друг другу, как ночью не спится, и от радости, что закончили, и от волнения — все ли благополучно в тоннеле, с вагонами, с вентиляцией, с движением, не будет ли аварий и т.п. У меня лично добавилось еще одно волнение — речь идет о постановлении Центрального Исполнительного Комитета Союза ССР «О присвоении имени тов. Л.М.Кагановича Московскому метрополитену». Меня это волновало, потому что я был против этого и решительно возражал как в МК, так и в ЦК, но мои протесты не помогли, особенно после того, как т.Сталин написал письмо москвичам, что тов. Каганович «прямо и непосредственно ведет успешную организационную и мобилизационную работу по строительству метро. ЦК ВКП(б), — писал тов. Сталин, — просит коллектив метро не принимать во внимание протестов т.Кагановича и вынести решение о присвоении метро имени т. Л.Кагановича».
13 мая 1935 г. было издано Постановление ЦИК.
«Центральный Исполнительный Комитет Союза ССР постановляет:
В соответствии с желанием строителей Метрополитена и Московских партийных и Советских организаций — присвоить Московскому метрополитену имя тов. КАГАНОВИЧА Л.М.».
В своей речи на торжественном заседании, посвященном пуску первой очереди метро, я говорил: «Мы воевали в дни Октября, затем в гражданскую войну, мы боролись с интервентами и кулаками, воевали с нашей хозяйственной и культурной отсталостью, воевали за новое устройство нашей страны, боролись с оппортунистами в нашей собственной среде. Мы воевали за превращение нашей страны из отсталой, нищей, бездорожной, некультурной в страну культурную, в страну индустриальную, в страну, которая может догнать и обогнать передовые в техническом отношении страны и показать новые образцы человеческой культуры. Московский метрополитен есть один из участков той великой войны, которую мы ведем уже десятки лет, и в особенности в последние годы. И если спросить нас, как мы строили метрополитен, то коротко мы могли бы сказать: мы не просто строили метрополитен, мы воевали за победу нашего первого советского метрополитена. Успешно окончив строительство метрополитена, мы победили не только как строители, но и как большевистские организаторы. Да, много нам труда пришлось положить на стройке. Мы боролись с природой, мы боролись с плохими грунтами под Москвой. Ведешь проходку как будто в сухой породе — и вдруг начинает жать, затапливать, идут плывуны.
Мы не имели опыта в строительстве метро. Нам приходилось вначале вместе с инженерами, техниками разбираться досконально во всех вопросах. Мы, организаторы, учились технике, а инженеры учились у нас, большевиков, напористости и организаторскому искусству. Когда выяснилась, например, опасность обвалов на площади Дзержинского, мы собирались ночами, спрашивали одного, другого специалиста — как быть? Были предложения оставить проходку под Дзержинской площадью или пойти обходом, пойти глубже, или, может быть, отказаться от устройства станции на площади и пойти только тоннелем. Один инженер высказывает одну мысль, второй — другую, третий — третью, а в конце концов отсеиваем неправильное, находим правильный путь, соединяем правильные в одну крепкую стальную варку, скрепляем ее большевистским опытом и получаем такое решение, что инженеры и практики уходят уверенными, что дело будет обеспечено.
Московскому комитету партии, Моссовету и Метрострою приходилось решать много сложных задач. Я не скажу, что строительство шло без трудностей и заминок. Надеюсь, что в строительстве второй очереди, установленной решением ЦК и Совнаркома, мы сможем избежать и этих заминок. Строительство второй очереди будет вестись на базе более мощной техники, но одно ясно: на стройке закалился в борьбе, сплотился на основе развернутой самокритики такой коллектив, такая сила, как говорил т. Сталин, партийных и непартийных большевиков, которая сейчас сумеет построить в Москве Метрополитен еще более совершенный.
Наш Московский метрополитен замечателен именно тем, что там не просто мрамор, — нет, там не просто гранит, — нет, там не просто металл — нет, там не только бетон — нет! Там в каждом куске мрамора, в каждом куске металла и бетона, в каждой ступени эскалатора сквозит новая душа человека, наш социалистический труд, там наша кровь, наша любовь, наша борьба за нового человека, за социалистическое общество. Крестьянин, рабочий умеет видеть в метрополитене, в этих огнях воплощение своей силы, своей власти. Раньше только помещики, только богачи пользовались мрамором, а теперь власть наша, эта стройка — для нас, рабочих и крестьян, это наши мраморные колонны, родные, Советские, Социалистические.
Когда мы вспоминаем сегодня обо всем пройденном пути, то невольно испытываешь чувство гордости, что мы построили такое гигантское сооружение — метрополитен — только своими силами, силами нашей промышленности: эскалаторы наши, реле и автоблокировка наши, вагоны и рельсы наши, рабочие наши,
комсомольцы наши, комсомолки наши, инженеры наши. Мы построили такой метрополитен, где человек, спускаясь на станцию, чувствует себя, по определению рабочих Москвы, «как во дворце». Да и дворцы нашего метро не однообразные. Что ни станция, то своеобразие. Где же здесь, господа буржуа, казармы, уничтожение личности, уничтожение творчества, уничтожение искусства? Наоборот, на примере метро мы видим величайший разворот творчества, расцвет архитектурной мысли, — что ни станция, то дворец, что ни дворец, то по особому оформленный. Но каждый из этих дворцов светит одним огнем, огнем идущего вперед, побеждающего социализма!»
КАНАЛ МОСКВА-ВОЛГА
Родным братом метрополитена является канал Москва-Волга. Вопрос о снабжении водой Москвы был тогда самым острым вопросом. Река Москва, давшая свое имя Великому мировому городу — Москве, не сумела напоить водой гигантски выросший город; если даже выпить всю Москва-реку до дна, то и при этом она не удовлетворила бы выросшие потребности. Существовавшие проекты постройки ряда запруд на Москва-реке, на реках Истра, Руза и так далее были хотя и хорошими, но заплатами, не дававшими полного разрешения проблемы водоснабжения, не говоря уже о транспорте. Наиболее серьезным было предложение о постройке плотины по реке Истре. Его мы и начали осуществлять еще до канала Москва-Волга.
Разрабатывая этот вопрос еще в Июньской (1931 г.) комиссии ЦК, мы узнали, что имеется идея и даже нечто вроде проекта соединения Москва-реки с Волгой. Этой идеей и проектом занимался инженер Авдеев, который, несмотря на ироническое отношение к нему со стороны ряда специалистов, был уверен в этой идее и воевал за нее. Мы вызвали его на комиссию Политбюро, и он в присутствии Сталина, Молотова, Ворошилова, Орджоникидзе и других членов ПБ сделал доклад, который подвергся всестороннему обсуждению. Суть проекта Авдеева заключалась в том, что, построив высокую плотину у Старицы выше Твери (Калинина) и получив волжскую воду, мы направляли бы ее отчасти по прорываемому каналу, отчасти по рекам Сестре, Истре до Москва-реки. Канал этот расстоянием в 200 километров должен быть в основном самотечным, проходить не только путем рытья канала, но путем использования всех естественных рек и ручьев, лежащих на его пути. Других вариантов тогда не было у нас, и комиссия ЦК, не приняв и не высказав своего окончательного отношения к этому авдеевскому варианту проекта, считала, что необходимо принять саму идею и предложение о соединении Москва-реки с Волгой, обводнив Москва-реку за счет воды верховьев Волги. Пленум ЦК принял постановление по этому вопросу и поручил Московским организациям совместно с Госпланом и Наркомводом приступить немедленно к составлению проекта сооружения канала и в 1932 году начать строительные работы.
Несмотря на постановление ЦК, противников канала было очень много, еще больше, чем по метро, особенно в Наркомводе, а отчасти также в Госплане. И не только против проекта Авдеева, который имел крупные коренные недостатки, но и вообще против самой идеи строительства канала как якобы нереальной И неосуществимой. Нам в МК и МГК и лично мне после Пленума приходилось изучать детально этот вопрос с привлечением крупных специалистов, устраивать совещания, разбор проекта Авдеева, который яростно воевал за свой проект, но, к сожалению, часто без инженерных и тем более достаточных научных доказательств.
В ходе разбора геологи поставили под сомнение грунты трассы будущего канала, создающие опасность поглощения большого количества получаемой волжской воды. Этот и другие недостатки проекта Авдеева привели к тому, что мы не могли принять этот проект. Мы отдавали должное инженеру Авдееву за саму идею соединения с Волгой, которая, правда, была еще и до него; но он ее отстаивал смело, настойчиво, даже одержимо, мы защищали его лично от издевательств многих его противников, в особенности сторонников проектов «заплат», которые радовались тому, что проект Авдеева не принят. Мы обратились к рассмотрению возникшего другого варианта. Это, конечно, еще был не проект, а наметки, которые в отличие от наметок авдеевского самотечного канала предусматривали постройку канала с использованием пойм некоторых речек, со многими искусственными сооружениями.
В итоге в ходе рассмотрения комиссией и разработки проектного задания канал Москва-Волга как водно-судоходный получил направление в основном с севера на юг: начинается канал от с. Иваньково на Волге в 8 км от реки Дубны и следует до г. Дмитров, прорезая ряд возвышенностей; южнее Дмитрова канал направляется на Икшу, придерживаясь поймы реки Яхромы, а затем реки Икша; после Икши канал направляется в долину реки Клязьмы, пересекая реку Учу, и следует по долине реки Химки до соединения с Москва-рекой, далее продолжается по Москва-реке — Щукино, Карамышево и кончается у Перервы. Самостоятельным ответвлением канала идет водопроводный канал, берущий свое начало из Учинского отстойного водохранилища.
Этот проект получил нашу реальную поддержку — он был инженерно научно обоснован. В отличие от самотечного, этот канал Москва — Волга является, так сказать, механическим — на протяжении 128 километров по проекту, утвержденному ЦК и Совнаркомом, подлежало соорудить: 6 плотин, 5 мощных насосных станций, 7 шлюзов, две бетонные плотины и два шлюза на реке Москве у с. Карамышево и с. Перерва, водопроводный канал — 31 км от водохранилища на р. Уче до Сталинской водопроводной станции, восемь гидростанций и Истринский гидротехнический узел.
Вся эта колоссальная работа должна была быть выполнена к навигации 1937 г., связав судоходством крупными судами Москву не только с Волгой, но и через Волго-Дон с Черным и Азовским морями; через Каспийское море — со Средней Азией и Закавказьем; с Балтийским морем — через Мариинскую систему и через Беломорканал — с северными морями. И главное, обеспечить подачу в Москву двести миллионов ведер воды ежесуточно, из которых 125 миллионов волжской воды, вместо получаемых из Москва-реки 8,5 миллионов до революции и 27 млн. в 1931 году.
Можно без преувеличения сказать, что такой коренной реконструкции и за такой короткий срок — за 5 лет, не знала вся мировая практика градостроительства и гидростроительства. Но можно себе представить, какие усилия и напряжение партии. Правительства, строителей потребовались, чтобы построить такие сооружения в такой короткий срок. Много можно и нужно написать о том, как строился канал и все другие соответствующие водопроводные сооружения.
В первый период была создана самостоятельная строительная организация Наркомвода, разумеется работавшая под руководством МК и Моссовета. Из-за задержки проекта строительные работы продвигались слабо, да и надо прямо сказать, что объем работ — 150 млн. куб. метров земляных работ, 30 млн. куб. метров бетонных работ и был не под силу той организации, которую для этого создали при Наркомводе. При этом особые трудности представлял набор рабочей силы, которую Москва уже выделила метро, и трудно было еще выделить на канал в нужном количестве. Между тем к этому времени, 1933 году, было закончено строительство Беломорканала, на котором сложился крепкий коллектив строителей, среди которых были вольнонаемные и лагерные. Перед нами был поставлен вопрос о согласии «беломорканальцев» взяться за строительство канала Москва-Волга. Признаюсь, что мы, москвичи, не сразу дали свое согласие, но потом, поразмыслив, исходя из интересов реального выполнения поставленной сложной задачи, отбросив всякие другие соображения (как допущение лагерной силы под Москву и др.), мы приняли это предложение. «Беломорцы» быстро передвинулись на московскую трассу. Среди них было много серьезных специалистов, и мы им еще подбавили квалифицированных гидростроителей, оказали дополнительную помощь оборудованием, в особенности серьезную помощь оказал ЦК и Совнарком. (Например, передали «Москва-Волга Каналстрою» Ковровский экскаваторный завод, который оснастил стройку экскаваторами, которых они не имели или имели мало на Беломорст-рое.) На строительстве выявился ряд крупных проектировщиков и строителей, показавших себя на деле.
МК в своей работе не делал большой разницы между метро и каналом, но, учитывая, что по характеру управления и особенно по составу строителей была существенная разница между стройками, мы считали, что необходимо реализовать разницу между условиями труда рабочих, как вольнонаемных, так и лагерных, на «Беломорканале» и «Москва-Волга канале», что Москва может и должна поставить этих рабочих в лучшие условия, в особенности по усиленной культурно-просветительной и «политической» работе среди лагерников, для превращения их в сплоченный коллектив советских работников.
Руководящие деятели МК и Моссовета, в том числе, конечно, и я лично, часто выезжали на трассу строительства, вникали в конкретные вопросы хода строительства канала, давали указания и, чего греха таить, соответственно ходу выполнения графика нажимали.
Все коммунисты Каналстроя энергично взялись за реализацию этих и других указаний МК, было развернуто соцсоревнование, которое захватило не только вольнонаемных работников, но и лагерников. Большое значение имела не только воспитательная работа среди них, но и объявление о том, что хорошо работающие будут досрочно освобождаться, а также введение сдельной оплаты труда лагерников. Заработанные ими деньги они имели право отправлять семье. По прогрессивно-премиальной оплате труда за перевыполнение плана на 25% работники получали второй оклад. Все это создавало благоприятную обстановку для роста производительности труда не только вольнонаемных, но и лагерных рабочих. Характерно, что заключенные внесли за год около четырех тысяч с лишним рационализаторских предложений, из которых было принято и реализовано 1200. За два с лишним года было подготовлено на курсах из лагерников более 20 тысяч квалифицированных рабочих и через бригадное ученичество — около 30 тысяч. Это открывало заключенным хорошую перспективу вернуться домой специалистом: слесарем, экскаваторщиком, шофером и т.д. В одной из своих поездок по каналу, выступая перед активом строителей, я особо остановился на вопросе организации труда заключенных.
Каждый раз, говорил я, когда приезжаем на вашу стройку, мы видим новое на ряде участков. Фронт работ расширяется. При этом я подчеркнул особую сложность задачи организовать труд невольнонаемной рабочей силы. Конечно, говорил я, если инженер, и молодой, и старый, боится подойти к этим рабочим, не знает, с какого конца подойти, если он боится с ними разговаривать, если чувствует неловкость, «стыдливость», то никакой хорошей организаций труда не получится. Нужно прямо говорить людям: в нашем государстве есть суд, есть прокурор, органы надзора; если человек совершил преступление, его осудили. Но мы создаем и должны создать максимальную обстановку для того, чтобы и осужденный человек чувствовал, что он может перевоспитаться. Надо внедрить в сознание заключенного мысль, что своим трудом он воспитывает себя как гражданина Советского государства, работает для общества, для государства, для своей страны. Он приносит пользу и себе, и обществу хорошей работой, ударным трудом добьется сокращения срока заключения, приобретет специальность и вернется домой как почетный строитель Великой исторической стройки канала Москва-Волга.
Мне потом докладывали, что развернутая работа в этом направлении дала свои хорошие результаты — это сказалось и на рабочих, и особенно на инженерах и техниках. Мне рассказывали, что на инженеров и техников из осужденных производили большое впечатление наши беседы с ними по инженерно-техническим вопросам и, как они говорили, уважительное к ним отношение и объективность в оценке их суждений на совещаниях, иногда даже в ущерб коммунистам, которые неправильно оспаривали их высказывания. Можно без преувеличения сказать, что в успешном преодолении больших трудностей в строительстве канала, подъем, созданный среди работников, в том числе и заключенных, имел большое значение, не меньше, чем хозяйственные и технические меры, в том числе и механизация.
Постановления ЦК ВКП(б) и Совнаркома за подписями И.В.Сталина и В.М.Молотова «О строительстве канала Москва-Волга» и «О мероприятиях по подготовке эксплуатации канала Москва-Волга» оказали огромную помощь строительству канала и усилили подъем у строителей канала. МК и МГК на Пленуме обсудили мероприятия по реализации постановления ЦК и Совнаркома и приняли конкретное постановление по обеспечению его выполнения.
Общими силами партии, Правительства и строителей канал Москва — Волга был построен в установленный срок, построен на высоком качественном уровне и технически конструктивно. Вопрос об архитектурном оформлении сооружений был предметом особой заботы МК, МГК и Моссовета. Эти сооружения, начиная С Химкинского речного вокзала, и сегодня радуют москвичей.
Глава 13
В НАРКОМАТЕ ПУТЕЙ СООБЩЕНИЯ
ПРОБЛЕМЫ 20-х ГОДОВ И ПЕРВОЙ ПЯТИЛЕТКИ
Тяжелое наследство получила Советская власть в. хозяйстве в целом, в особенности на железнодорожном транспорте.
Насколько тяжелым было положение на железнодорожном транспорте в годы гражданской войны и насколько решительно боролось Советское правительство и лично Ленин за преодоление этих трудностей для спасения от голода и вывоза хлеба из глубинных районов, показывает принятие такого чрезвычайного, острого решения, как прекращение пассажирского движения на короткий период.
Ленин детально вникал в этот вопрос и глубоко разъяснял его не только массам, но и коммунистам, среди которых были сомнения в проведении этой меры. Это был волнующий момент, и, чтобы ощутить всю остроту положения и такую из ряда вон выходящую меру, я приведу довольно большие выдержки из выступления Ленина. Я убежден, что никакой, самый способный литератор не сможет пересказать, отразить все то, что мы получили из слов самого Ленина. «В Уфимской губернии запасы хлеба достигают 60 миллионов пудов, и заготовка хлеба идет быстро, — говорил Ленин в марте 1919. — Но тут мы столкнулись с колоссальными затруднениями в транспорте. На железнодорожных линиях: Казань-Сарапул и Волга-Бугульма имеется до 10 миллионов пудов уже заготовленного хлеба. Но мы не можем его вывезти, ибо налицо недостаток паровозов, вагонов, топлива и непомерное истощение паровозной службы. Чтобы усилить товарную провозоспособность наших железных дорог, нам пришлось прибегнуть к весьма решительной мере: с 18 марта по 10 апреля по всей России будет прекращено движение пассажирских поездов. Прежде чем решиться на такую меру, мы трижды обсуждали ее с товарищами железнодорожниками и с выдающимися специалистами железнодорожного дела. Только всесторонне обсудив эту меру и подсчитав заранее возможные результаты, мы пошли на это мероприятие. Произведенный подсчет показал, что прекращение пассажирского движения освободит 220 паровозов, хотя и слабых, но все же способных доставить 3,5 миллиона пудов хлеба. Если же мы рассмотрим данные о провозе хлеба мешочниками, — были недели, когда приходилось разрешать свободный провоз, — то окажется, что за те же три недели мешочники могут провезти не более 200 тысяч пудов. Этот подсчет решил вопрос. Разумеется, найдутся кулаки, спекулянты и даже отдельные рабочие, которые поднимут по этому поводу вой и станут говорить, что у них отнимают последнюю возможность провезти даже пудик хлеба; мы знаем, что явятся эсеры и меньшевики, которые будут играть на голоде и восстанавливать население против Советской власти. Но здесь, как и во всех затруднительных случаях, мы рассчитываем только на сознательность передовых рабочих масс. Лучше пойти на лишения, лучше встретиться с враждебной агитацией эсеров и меньшевиков, но надо посмотреть опасности прямо в лицо и открыто заявить: «Мы не вылезем из продовольственных затруднений, если не примем самых решительных мер, если не напряжем всех усилий для вывоза хлеба». Во многих местах хлеб, предназначенный к вывозу, сложен у станций, прямо на земле, и при весеннем половодье будет смыт и унесен. Нужно торопиться с его погрузкой и вывозкой. Принимая такую решительную меру, мы учли все побочные обстоятельства. Мы знаем, что перед Пасхой движение рабочих по железным дорогам усиливается, а потому к Пасхе движение будет восстановлено. Мы знаем, что пригородное движение безусловно необходимо для рабочих, а потому оно будет продолжаться и теперь. Мы послали на места самых энергичных и опытных товарищей <...> Им дано задание мобилизовать местное крестьянство и напрячь все усилия для вывоза хлеба, хотя бы до Казани, чем мы спасем хлеб и обеспечим подвоз его к столицам и неземледельческим местностям».
И в 1920 году Ленин продолжает с той же силой и напряженностью наступать и бороться за жизнеспособность железнодорожного транспорта. Ленин требует не только улучшения движения поездов, но и восстановления железнодорожного транспорта. Неимоверные героические усилия Ленина, всей партии, Правительства и всех организаций железнодорожников не допустили
катастрофы, паралича транспорта. В тяжких муках железнодорожники при помощи всех рабочих и крестьян, всех коммунистов и, в частности, специально командированных коммунистов на железные дороги обеспечили воинские перевозки для фронта, для победы над Колчаком, Юденичем, Деникиным, Врангелем и белополяками.
В конце 1921 года ЦК ВКП(б) и местные партийные организации вновь подбирают и направляют на железнодорожный транспорт партийных работников, способных помочь активистам-железнодорожникам восстановить транспорт, порядок и дисциплину. Не ограничиваясь этим, ЦК решил назначить народным комиссаром путей сообщения тов. Дзержинского Феликса Эд-мундовича. Тов. Дзержинский в своей работе сосредоточил особое внимание на восстановлении материального хозяйства железных дорог, наведении порядка в эксплуатации дорог и становлении дисциплины на дорогах. В результате принятых мер к 1924 году железнодорожный транспорт стал работать лучше. К 1926 году он был в основном восстановлен. В 1925-26 годах уже был достигнут и даже превзойден довоенный уровень по грузообороту в тонно-километрах, хотя по отправлению грузов уровень 1913 года был достигнут в 1926-27 годах. В материально-технической базе было даже достигнуто не только восстановление, но и известное качественное усиление. После смерти Дзержинского наркомом путей сообщения был назначен Рудзутак, и транспорт продолжал свое восстановление.
Новый период — 1929-1934 годы — ознаменовался, после принятия Первого пятилетнего плана, бурным, быстрым количественным и качественным ростом всего народного социалистического хозяйства, в особенности промышленности, предъявившей повышенные требования к транспорту, да и коллективизированное сельское хозяйство потребовало повышения перевозок в деревню и из деревни, в особенности сельхозмашин, удобрений и товаров широкого потребления. Выросла и продукция транспорта — перевозки, однако этот рост перевозок не удовлетворял возросшие потребности в перевозках. Поэтому в июне 1930 года на XVI съезде партии вопрос о транспорте был серьезно поставлен в отчете ЦК и в решениях съезда.
После XVI съезда ЦК ВКП(б), его Политбюро, а также Совнарком занимались вопросами транспорта, в особенности железнодорожным, вплотную, конкретно, повседневно. Затем, по мере развертывания- руководства ЦК транспортом, была создана специальная постоянная комиссия, в которую входило большинство членов Политбюро: Сталин, Молотов, Каганович, Орджоникидзе, Ворошилов, Андреев. Председателем этой транспортной комиссии ЦК в первый период был председатель Совнаркома тов. Молотов, а потом им стал секретарь ЦК Каганович. Транспортная комиссия регулярно заседала, рассматривала важнейшие вопросы транспорта, подготовляя проекты решений ЦК и СНК. Для проверки исполнений этих решений, разработки первых набросков проектов постановлений ЦК и СНК, постановки отдельных важных вопросов и предложений, а также руководства подбором кадров был образован Транспортный отдел ЦК. Во главе этого отдела также был поставлен секретарь ЦК Каганович Л. М. Не вмешиваясь в оперативную работу НКПС, отдел помогал ему, особенно в организации и работе политотделов на железных дорогах.
ЦК и Совнарком давали и конкретные задания по реконструкции и материальному снабжению транспорта, по улучшению паровозного парка и условий езды, по заработной плате паровозных бригад и рабочих, по планированию и регулированию перевозок, по организации управления железнодорожного транспорта, по кадрам, труддисциплиие и работе профсоюзов, по повороту партийных и советско-хозяйственных организаций лицом к железнодорожному транспорту. Насколько ЦК ВКП(б), его Политбюро, Транспортная комиссия и лично Сталин взялись со всей настойчивостью за железнодорожный транспорт показывает то, что в июне 1931 года ЦК заслушал доклад наркома путей сообщения Рухимовича и выступление председателя ЦК профсоюза железнодорожников Андреева и в октябре — доклад наркома Андреева, сменившего Рухимовича.
В течение 1933-1934 годов ЦК и СНК приняли ряд серьезных постановлений о железнодорожном транспорте, подготовленных по преимуществу Транспортной комиссией ЦК и СНК и Транспортным отделом ЦК, разумеется, с участием руководства НКПС и самого наркома Андреева. Весьма важным было, например, постановление «О планировании перевозок и улучшении работы местных органов НКПС». Если до этого планы перевозок составлялись на местах так называемыми междуведомственными органами, оторванными от работы железных дорог, и дороги перевозили часто второстепенные грузы в ущерб первостепенным, то после этого решения составление планов перевозок было возложено на НКПС. Была установлена первая категория грузов — уголь, металл, нефть, хлеб, ширпотреб и т. п., которые обеспечивались в первую очередь, и грузы второй категории, которые планировались начальником дороги. План перевозок стал общегосударственным. Это был существенный удар по носителям «предельческой», по существу, буржуазной теории и практики стихийности процесса перевозок по складывающейся конъюнктуре.
Постоянная Транспортная комиссия ЦК и СНК, опираясь на Транспортный отдел ЦК, принимала все меры по реализации принятых решений. В ЦК было созвано совещание эксплуатационных работников, на котором присутствовало много работников станций и эксплуатационных районов. В этом совещании, которое было поручено открыть тов. Кагановичу, принимали активное участие Сталин, Молотов, Ворошилов, Орджоникидзе, Андреев и другие. Большой интерес представляют многочисленные задававшиеся вопросы и реплики товарища Сталина и других членов Политбюро по существу организации работы станций и эксплуатационных районов, раскрывающих слабости работы и толкающих станции и районы к улучшению работы и преодолению канцелярско-бюрократических методов руководства. Эти реплики и замечания показывают, насколько ЦК, Правительство и тов. Сталин вникали в конкретное существо работы железнодорожного транспорта, не ограничиваясь «общим» руководством.
Через политуправление НКПС ЦК и СНК вели большую работу в области технической реконструкции транспорта. Одним из таких больших и важных вопросов был, например, вопрос о внедрении нового мощного паровоза ФД (Феликс Дзержинский), жизненно и остро необходимого для интенсификации перевозки грузов тяжелой промышленности, против которого рьяно боролись «пределыцики» из научно-исследовательского института НКПС и самого аппарата НКПС. Транспортная комиссия ЦК и СНК поручила комиссии в составе Кагановича, Ворошилова, Орджоникидзе, наркома путей сообщения Андреева изучить вопрос и подготовить решение. Пришлось вызывать профессуру, па-ровозостроителей, передовых машинистов и практиков — паровозников, путейцев, мостовиков, при помощи которых доводы «пределыциков», выступавших против паровоза ФД, были разбиты и ЦК и СНК твердо решили принять на вооружение железнодорожного транспорта новый мощный паровоз ФД, который наша промышленность начала выпускать и который сыграл большую роль в подъеме транспорта.
Таким образом, борьба с «пределыциками», по существу, началась еще в комиссии ЦК, но, к сожалению, в самом НКПС «пределыщики» еще задавали тон. Вот почему на XVII съезде партии в 1934 году вопрос о транспорте был поставлен острее, чем на XVI
съезде. В отчетном докладе ЦК товарищ Сталин сказал: «Транспорт является тем узким местом, о которое может споткнуться, да, пожалуй, уже начинает спотыкаться вся наша экономика и, прежде всего, наш товарооборот».
Товарищ Ворошилов посвятил целый раздел своей речи транспорту. Он сам объяснил, почему он так подробно, остро и «с болью» говорит о транспорте: «Транспорт — это родной брат Красной армии. Разница между ними та, что наша армия еще только готовится действовать, когда наступит время защищать границы, — как она будет действовать, мы посмотрим, — а транспорт уже сейчас находится на боевых позициях, он уже сейчас действует, и действует беспрерывно, каждый день, каждый час, каждую минуту. Транспорт к войне должен готовиться так же, как и сама армия. В будущей войне транспорт, и не только железнодорожный, но всех видов, будет играть огромную роль».
Товарищ Ворошилов подверг резкой критике работу железнодорожного транспорта, а также выступление на съезде народного комиссара путей сообщения товарища Андреева. «На меня, — сказал Ворошилов, — выступление товарища Андреева произвело впечатление, словно лекция профессора с кафедры. Прекрасная лекция... Но, по-моему, нужно было бы о железнодорожном транспорте несколько по-другому говорить. Дополнительно к тому, что сказал товарищ Андреев относительно расхлябанности и неорганизованности, нужно было еще сказать, откуда они проистекают, когда они будут наконец ликвидированы. Транспорту Центральный Комитет всегда уделял большое внимание и сейчас занимается им, пожалуй, больше, чем какими-либо другими вопросами. Товарищ Каганович по поручению ЦК одно время почти 50^ своего времени уделял транспорту. Каких трудностей больше — объективных или субъективных? Безусловно, больше субъективных. В чем они заключаются? В дезорганизованности и в отсутствии элементарной дисциплины. Например, нам, членам Политбюро, известно, что даже высший начальствующий состав транспорта не совсем повинуется своему наркому... Было бы неверно из сказанного сделать вывод, что на железнодорожном транспорте нет прекрасных, хорошо дисциплинированных, отлично знающих свое дело и беззаветно преданных партии людей. Нет, они есть, и не в малом количестве. Знаем, хорошо знаем этих подлинных ударников, всех, кто кровавыми слезами обливается, глядя на то, что делается на транспорте. Но при теперешнем беспорядке на железнодорожном транспорте они в значительной мере бессильны».
НАЗНАЧЕНИЕ НАРКОМОМ. БОРЬБА С КРУШЕНИЯМИ
После XVII съезда крутого поворота на железнодорожном транспорте не произошло. Критика на съезде партии не всколыхнула актив как в НКПС, так и на дорогах. Хотя сам Андреев, конечно, старался выполнить решения XVII съезда, но отдельные элементы, а главное — задававшие тон господа «пределыцики» не хотели перестраиваться. Обсудив положение, Политбюро ЦК пришло к выводу, что для достижения крутого поворота необходимо сменить руководство в НКПС, и 8 февраля 1935 года было принято решение назначить народным комиссаром путей сообщения Кагановича Л. М. с оставлением его секретарем ЦК.
Внося предложение об оставлении меня секретарем ЦК, товарищ Сталин сказал, что «это необходимо для интересов работы ЦК, а товарищ Каганович сумеет совмещать эти две работы в ЦК и НКПС, ему это полезно будет и для работы в НКПС, где сейчас особенно нужен авторитет. Одновременно придется освободить товарища Кагановича от других больших работ, которые он по совместительству осуществлял». Сталин внес предложение освободить меня от обязанностей: председателя Комиссии партийного контроля ЦК (вместо меня был избран Ежов), Первого секретаря Московского Комитета партии (им стал Хрущев), заведующего Сельхозотделом ЦК (вместо меня был утвержден Жданов), заведующего Транспортным отделом ЦК и председателя Транспортной комиссии ЦК, которую Сталин предложил упразднить: «Надо, чтобы товарищ Каганович действовал самостоятельно как нарком, докладывая нам о своих проектах и мероприятиях, а мы ему будем помогать». Все эти предложения были приняты.
Скажу прямо, что нелегко мне было перестроиться на эту новую для меня работу, так как в течение более 20 лет я работал на общепартийной и общественной работе и некоторое время на общесоветской работе. Не буду прибедняться. Конечно, я обладал известным знанием и пониманием хозяйственно-экономических дел промышленности и железнодорожного транспорта, занимаясь ими в порядке партийного руководства, но одно дело общепартийное руководство, другое дело непосредственно управление.
Когда в Политбюро был поставлен вопрос о назначении меня народным комиссаром путей сообщения, я несколько отступил от своего партийного правила — никогда не отказываться от работы, предлагавшейся мне ЦК. На этот раз я попробовал серьезно воз-
разить, мотивируя исключительной специфичностью этой отрасли, трудностью ее освоения и т. п. Все члены Политбюро, в первую очередь товарищ Сталин, высказались за назначение меня, обосновывая это прежде всего тем, что, работая несколько лет в комиссии Политбюро по транспорту и заведующим Транспортным отделом ЦК, я изучил железнодорожный транспорт и, кроме того, как сказал тов. Сталин, зарекомендовал себя понимающим дело и способным организовать людей, особенно в развитии социалистического соревнования, укреплении сознательной трудовой дисциплины и т. д. «Мы уверены, — подытожил Сталин, - что он одолеет это дело, а трудно будет — поможем».
Итак, волею партии я стал железнодорожником, по-настоящему полюбившим эту новую работу, отдавшим ей более двадцати лет своей жизни. И, главное, я всей душой рабочего-большевика полюбил славных железнодорожников, с которыми я сроднился в тяжелой борьбе за преодоление трудностей, за подъем железнодорожного транспорта, за выполнение им исторических задач, которые ставились партией и Правительством и в период строительства соци-ализма и в трудный период Великой Отечественной войны.
Естественно, что, как активный работник Ленинской партии, я еще до Октябрьской революции был связан с железнодорожниками, знал их жизнь и в известной мере специфические особенности их работы. Однако, когда на меня, как секретаря ЦК ВКП (б),' а затем и народного комиссара путей сообщения, была возложена непосредственная работа по руководству железнодорожным транспортом, мне пришлось, конечно, глубже и конкретнее изучить железнодорожный транспорт.
Первым и главным источником моих познаний была практика. Я ездил по депо, станциям, дистанциям пути, строительным участкам и т. д. и там у рабочих, инженеров я проходил первый курс, изучая паровоз, вагон, путь в процессе их ремонта и эксплуатации. Этого было, однако, мало. Требовались обобщенные знания, и их я черпал не только в чтении книг и лучших учебников, но и в беседах с лучшими инженерами и работниками самого аппарата НКПС и особенно научных и учебных институтов. В институты (МИИТ, МЭМИ и др.) я обычно приезжал поздно вечером — к ночи, чтобы любопытствующие не мешали моим занятиям в лабораториях с профессорами и преподавателями, главным образом товарищами Образцовым, Сыромятниковым, Николаевым, Дурново и другими, которые с большой охотой, доброжелательностью и старательностью насыщали меня знаниями железнодорожного дела.
Следуя марксистско-ленинскому методу и моей любви к истории, которая вообще является основой всяких знаний, я и здесь усиленно занялся изучением истории железнодорожного транспорта, его техники, экономики, организации труда и строительства. Это, в соединении с усвоенной ранее обязательной для каждого большевика марксистско-ленинской наукой, в решающей мере помогло мне овладеть минимумом знаний, необходимых для работы и борьбы за выполнение решений партии на транспорте.
Период 1935-1941 годов явился решающим в выполнении Второй пятилетки и развертывании широким фронтом борьбы за успешное выполнение принятого XVIII съездом партии Третьего пятилетнего плана. Вместе с тем это был период подготовки к обороне Советского Союза в случае нападения на него внешних врагов нашей Родины.
После XVII съезда партии лучшие люди на самом железнодорожном транспорте много сделали для улучшения работы железных дорог. Однако, надо прямо сказать, что при наличии хороших постановлений и директив ЦК и СНК и оказании ими реальной помощи транспорту внутри самого транспортного организма, начиная с НКПС, плохо было организовано их исполнение. Больше того, против решений ЦК и самого руководства НКПС действовали не только бюрократы-канцеляристы, но и саботажники, вредители и правотроцкисткие группы, а достаточно твердого большевистского руководства, которое бы дало им отпор, в НКПС не оказалось.
Без преувеличения можно сказать, что, хотя и в других наркоматах, как я осветил это в своем докладе на XVII съезде партии, было немало канцелярско-бюрократических методов и чиновно-канцелярских крыс, но нигде не было такого влиянии на дела наркомата старых чиновников, как в Наркомате путей сообщения, в котором сохранилось немало влиятельных деятелей из старого дооктябрьского Министерства путей сообщения и управлений дорог.
Но главная беда была не столько в этом, сколько в передаточных ремнях от них, среди которых даже были и коммунисты, заражавшие значительную часть партийных и беспартийных активистов неверием в силы и материально-технические, организационные возможности транспорта. Вот это неверие и даже «убежденность» в том, что железнодорожный транспорт до/пел «до предела» — больше грузить и перевозить не может, — и было главным камнем преткновения на пути улучшения работы и движения вперед. Камень этот необходимо было сдвинуть, опрокинуть.
Вот с этого мне, как вновь пришедшему народному комиссару путей сообщения, и пришлось начинать. Это был тяжелый камень. Чтобы его сдвинуть и опрокинуть, необходимо было преодолеть сопротивление людей, упорно державшихся за этот камень. И главное — привлечь новых передовых людей, которые были на железных дорогах.
Обстановка, которую я встретил в НКПС, была противоречивой. Я не был совершенно новым, незнакомым человеком для железнодорожников, в том числе для работников НКПС. Они знали меня как секретаря ЦК, занимавшегося ряд лет железнодорожным транспортом, — это отчасти облегчало мне работу с самого начала, особенно в массе железнодорожников и в низовом и среднем звене аппарата самого НКПС. Но это и насторожило противников линии партии и подготовило их к бою и сопротивлению. Что касается верхушки, то наряду с верными партии людьми определенная ее часть стояла на «предельческих» позициях, всячески стараясь «делами» доказать мне, что они принципиально правы, то есть на деле продолжали борьбу против линии и заданий ЦК, которые мне поручено было осуществить на железных дорогах.
Чтобы было яснее, расскажу здесь об одном важном факте первых дней моей работы. Не успел я оглянуться, как мне мои заместители и их подчиненные из управлений (я не начинал с увольнений и оставил их на своих местах) преподнесли в первые же дни моего вступления в работу предложение объявить «конвенцию» на дорогах Москва — Донбасс, Московско-Курской, то есть как раз на дорогах, вывозивших уголь, металл, нефть и т. п. Они хорошо знали, что я, работая в ЦК, все время выступал против системы «конвенций» на советских дорогах. Я не раз указывал, что «конвенция» — прекращение погрузки при затруднениях на определенных направлениях — перешла к нам из практики частнокапиталистических дорог. Да и там ее реже применяли, чем наши ретивые, плохо работающие эксплуатационные работники, которые чуть что, при малейших затруднениях прибегают к «конвенции»: «Нам спокойнее, а что заводы останавливаются, это нас не касается». По существу, это то же самое, что предлагал в свое время Троцкий, — нерентабельные, убыточные предприятия закрывать, игнорируя отличие природы социалистического хозяйства от капиталистического, которое не считается с интересами рабочего класса и всего государства. ЦК нашей партии и правительство относились к практике «конвенций» отрицательно, железнодорожники это знали, но — «Васька слушает, да ест» — часто это практиковали.
И вот в первые же часы моего наркомства они, в связи с поступившими донесениями о больших снежных заносах на указанных дорогах, пришли ко мне и со скрытой ехидной улыбочкой доложили: вот, дескать, дороги снегом занесло, выхода нет — это уж не от нас зависит — нужно объявить «конвенцию» (хотя это были последние февральско-мартовские заносы). Некоторые, возможно, были по-своему убеждены, что другого выхода нет, но «побочным продуктом» их «предельческого» мышления было желание доказать, что вот, мол, и новый нарком, который в ЦК выступал против «конвенций», теперь, столкнувшись с реальной действительностью, сам вынужден делать то, что мы делали, — объявить «конвенцию», да еще по главным магистралям — Москва, Донбасс, Баку.
Нечего и говорить, что я решительно отклонил их предложение. Эти горе-коммунисты (Постников, Арнольдов и другие), прослывшие безапелляционными вершителями судеб движения по сети, заявили мне: «Тогда мы не можем отвечать за движение на сети». Это был своеобразный ультиматум, на что я им ответил: «Можете подать заявление об отставке», добавив полушутя слова из народной революционной песни: «Без тебя большевики обойдутся». Заявления они не подали, мы никакой «конвенции» не объявили и дали работникам НКПС и дорог первый урок большевистского действия.
Вместо объявления «конвенции» мы отправили в ту же ночь начальников управлений НКПС, начальников дорог и других на участки, занесенные снегом. Вместе с ними были отправлены дополнительные снегоочистительные средства с близлежащих дорог, материалы и квалифицированные путейцы. Но так как много снегоочистительных средств было в неисправности, то пришлось налегать на мобилизацию живой рабочей силы с лопатами.
В ту же ночь я как секретарь ЦК лично переговорил по телефону с секретарями обкомов, райкомов партии, с председателями облисполкомов. Я просил их помочь в расчистке путей — дать людей, продовольствие, лопаты, послать партийных организаторов, взять под партийное наблюдение узлы, где скопилось много вагонов.
Этот первый бой (его с полным правом можно так назвать!) был победным не только на данном конкретном участке сети дорог, но и оказал замечательное влияние и воздействие на многих железнодорожников, в том числе и в аппарате НКПС. Люди увидели, что не отступление перед трудностями, не использование пресловутой «конвенции» для прикрытия своей беспомощности, безрукости или сознательного злоупотребления, а организованное большевистское наступление на трудности, их преодоление — вот наш путь обеспечения победы на железнодорожном транспорте.
Я доложил об этом Сталину и на совещании Политбюро ЦК, которое одобрило мои действия, а Сталин добавил: «Развивайте наступление!» Я тут же обратился с просьбой разрешить мне не выполнять обычно установленное правило при смене наркомов — составлять акт о приеме и сдаче дел, так как это займет много времени и оторвет и меня, и аппарат от неотложных дел. Товарищ Сталин полушутя, полувсерьез спросил: «А может быть вы, товарищ Каганович, просто не хотите портить отношения со своим дружком Андреевым?» Я ответил: «Дело не в этом, а в том, что это оторвет и меня, и аппарат почти на месяц от работы, а это при нынешнем состоянии дел невозможно». — «Ну тогда согласимся с этим, но чтобы это не привело к замазыванию недостатков». Члены Политбюро с этим согласились. Итак, мы обошлись без акта, но критику недостатков мы не замазывали, а развернули по-большевистски.
Перед нами стояла генеральная задача — выполнить государственный план погрузки и перевозок, прежде всего обеспечить перевозку грузов первой категории; заложить такие основы в работе железнодорожного транспорта Советского государства, чтобы он обеспечивал поступательное движуше социалистического хозяйства. Для решения этой задачи необходимо было ухватиться за главное звено, чтобы вытащить всю цепь, а таким первым звеном в то время была дисциплина труда, дисциплина технологического процесса, дисциплина, дающая слаженность работы всего сложного железнодорожного конвейера.
Необходимо было развивать наступление на базе не общих разговоров о дисциплине, а выбрать те самые острые вопросы, в которых, как в фокусе, отражаются все болезненные процессы в организме железнодорожного транспорта. Такими узловыми вопросами стали в первую очередь вопросы: о борьбе с крушениями и авариями; об антигосударственной линии и практике в работе научно-исследовательского института эксплуатации НКПС и об ускорении оборота вагонов.
Над разработкой решений по этим вопросам мы начали работать с первых же дней марта. Мы созывали деловые совещания, проводили беседы со многими организациями и отдельными работниками, с профессорами и научными работниками. Отказ от составления акта о приемке дел принес пользу, потому что были работники, которые очень хотели, чтобы новый нарком завяз в бумагах и цифрах, а они тем временем управляли бы сетью в прежнем духе. Они даже проявляли лицемерную заботу об «интересах нового наркома», чтобы все плохое, что я застал, было-де зафиксировано в документах, но я отклонил их фальшивую заботу.
В работу над мероприятиями по борьбе с крушениями и авариями было вовлечено много железнодорожников, начиная с машинистов, кондукторов, вагонных мастеров, стрелочников и кончая начальниками депо, станций и дорог. Задача заключалась не столько в том, чтобы издать очередной приказ, сколько в том, чтобы мы сами узнали вопрос в корне и сумели найти главные рычаги воздействия на ситуацию. Поэтому после издания приказа о борьбе с крушениями машинисты, вагонные мастера, станционники говорили: «Этот приказ написан нашими руками, кровью нашего сердца, и мы будем биться за его выполнение».
Вначале мы составили проект постановления ЦК и СНК. Политбюро ЦК одобрило все изложенное в нем, но товарищ Сталин, который был против шаблона в работе, внес следующее предложение: «Мы, — сказал он, — все эти последние годы выносили много постановлений ЦК и Совнаркома по железнодорожному транспорту, больше, чем по любой другой отрасли. Видимо, это было необходимо, но теперь положение изменилось. Сейчас нужно приостановить или сдержать эту инерцию. Нужно, чтобы все мероприятия, а их будет сейчас много, товарищ Каганович как новый нарком путей сообщения разрабатывал и принимал смело, не оглядываясь все время на нас. В наших уже принятых постановлениях есть большой запас невыполненных директив, которыми товарищ Каганович будет руководствоваться. Он должен теперь еще глубже изучить жизнь и дело и пусть издает необходимые мероприятия приказами народного комиссара путей сообщения. Важнейшие из них он будет докладывать нам; после нашего одобрения «в основном» он их и будет издавать, или, если найдем неподходящими, он будет учитывать наши замечания, переделает и издаст». Члены Политбюро с большим одобрением приняли это предложение Сталина.
Это, конечно, означало, что я получал большие права, но я вместе с тем воспринял это как возложение на меня большей ответственности.
Итак, приказ народного комиссара путей сообщения «О борьбе с крушениями и авариями» № 83/Ц (Ц означало — нарком) был одобрен ЦК и издан 19 марта 1935 года. Мы не побоялись опубликовать в нем цифры, которые до того времени не публиковались, но это необходимо было сделать, чтобы все железнодорожники почувствовали остроту, позорность, тяжесть положения, чтобы это дошло до сознания и души каждого железнодорожника. Приказ прямо и начинался со слов: «Число крушений и аварий на железных дорогах все еще велико и за последнее время продолжает расти. За один 1934 год было 62 тысячи аварий и крушений. Рост числа крушений и аварий продолжается и в 1935 году: в январе их было 7000, в феврале — свыше 5000 крушений и аварий». Далее приводились цифры поврежденного товарного состава, убытков, факты невыполнения приказов и т. д. Огонь критики был направлен на командный состав, чтобы не повторять шаблонную поговорку: стрелочник виноват. «Ответственность, — говорилось в приказе, — за такую позорную работу ложится в первую очередь на непосредственных командиров транспорта — начальников дорог, начальников политотделов, начальников эксплуатационных отделений, депо, дистанций пути, связи».
Осуждалась негодная практика, когда начальники дорог и аппарат НКПС, знакомясь со справками о крушениях и авариях, принимали их «к сведению». В результате к крушениям привыкли, считали их обычным делом, а борьбу с ними рассматривали как побочное занятие, не чувствуя большевистской тревоги за позорную работу железных дорог. Даже в НКПС не всегда сообщалось о крушениях. Вместе с тем в приказе осуждалась практика, когда самой действенной мерой считалась передача дела в суд: «Прокуроры обвиняют, суды судят, а число крушений растет». Такое казенное, бездушное, чиновничье отношение к борьбе с крушениями привело к тому, что в ряде депо чуть ли не половина машинистов имели взыскания и судимость. «Начальники не понимают, — подчеркивалось в приказе, — что крушение или авария подобны поражению отдельной воинской части в бою и, подобно ему, должны быть лично изучены командиром транспорта во всех деталях для того, чтобы уроки этого поражения были полностью усвоены для исправления недостатков и улучшения всей работы». Борьба с крушениями должна была стать первейшей и центральной обязанностью начальников дорог и всего командного состава, потому что в крушениях концентрируются все недостатки в работе железных дорог. Крушения, как в зеркале, отражают состояние дисциплины и организационно-технического руководства дорогами.
На основании глубокого изучения фактов было установлено, что свыше трети важнейших крушений произошло вследствие разрывов поездов, общее количество которых за 1934 год и два месяца 1935 года составило свыше 26 тысяч случаев. Был дан тщательный разбор причин разрывов, в том числе таких, как неправильное формирование поездов, небрежный осмотр упряжных приборов и плохое свинчивание составов, невнимательное отношение кондукторских бригад к сигналам машинистов по торможению и оттормаживанию поезда, неправильное ведение поездов по перегону и при трогании с места, незнание машинистами профилей пути, а также несоответствие существующих профилей проектным. Конечно, если бы начальники дорог и служб боролись с плохим качеством работы, то есть за дисциплину их исполнителей, эти причины могли быть если не полностью, то в большей части устранены или резко сокращены.
Начальникам дорог предписывалось «лично взять в свои руки дело борьбы с авариями и крушениями и, не ограничиваясь разбором причин аварий и крушений, принимать все необходимые оперативные меры хозяйственно-организационного и технического порядка как по скорейшей ликвидации аварий и крушений, так и по их предупреждению». Им предписывалось лично изучать каждое крупное крушение и лично выезжать на место для расследования важных случаев крушений.
Против этого «восстали» начальники дорог и их «покровители» в аппарате НКПС, всячески доказывая, что это невозможно. Вокруг этого пункта разгорелась острая полемика с начдорог. Я прекрасно понимал, что при наличии такого большого количества крушений начальнику дороги не поспеть даже за важными крушениями, но я им отвечал: «Во-первых, постарайтесь, чтобы доля больших крушений была поменьше, а во-вторых, вы можете послать иной раз и своего заместителя. Наконец, в-третьих, главное заключается в том, чтобы вы поняли, что выезжать на линию, бывать в «войсках» во время боя — это и есть ваша важнейшая обязанность. Не ограничиваясь только подписыванием бумаг, побывав на месте крушения, вы сумеете глубже познать незавидное, безобразное положение на своей дороге во всех своих службах и со всей большевистской остротой и гневом обрушитесь на безобразия и безобразников, приводящих к гибели неповинных людей и государственного имущества при крушениях».
Острота, с которой начальники дорог выступали против пункта, обязывающего их выезжать лично на крупные крушения, показала, что этот пункт попал в точку. Он заставлял их перестроить свои методы работы — и это был сильный удар по канцелярско-бюрократическому методу руководства. Окунувшись в яму, где собраны все недостатки плохой работы, начальник дороги вынужден будет уйти от своего кабинетного стиля работы и займется выкорчевыванием всех безобразий, разболтавших железную дорогу. Вот почему, чем острее они возражали, тем настойчивее я отстаивал этот пункт и, конечно, отстоял его. Когда я доложил об этом Сталину и другим членам Политбюро, они целиком одобрили мою позицию.
Многие хозяйственно-технические мероприятия по предотвращению крушений были разработаны и приняты НКПС и дорогами на основании советов и критических замечаний работников с линии, в том числе и наших начальников дорог, а также машинистов, путейцев, вагонников, эксплуатационников и т.д. Например, по путевому хозяйству было предложено: проводить сплошной осмотр рельсов, лежащих в пути, и замену в течение месяца рельсов, опасных для движения поездов, не менее двух раз в год; установить графики систематической проверки пути измерителями; снабжать машинистов проверенными продольными профилями пути, восстановив все путевые знаки и установив дополнительные знаки на обрывных местах.
Крупным вопросом по крушениям был вопрос о ликвидации последствий крушений. «Верхом беспомощности и безответственности командиров на дорогах, — говорилось в приказе, — является та медлительность, с которой проводится ликвидация последствий крушений. Движение на много часов приостанавливается только потому, что технические средства по ликвидации последствий крушений не подготовлены. Воспомогательный поезд на большинстве участков обслуживается наспех собранными людьми без квалифицированного руководителя, без элементарного и самого простого оборудования». Были приняты хозяйственно-технические и организационные меры по усилению воспо-могательных поездов, насыщению их постоянными квалифицированными кадрами, оборудованием и кранами, чтобы они могли быстро очищать пути. Но имевшиеся и полученные краны не могли поднять паровоз и даже тяжеловесный груженый вагон, а промышленность еще тогда не выпускала мощных 130-150-тонных кранов. Тогда я поставил вопрос в Политбюро об оснащении НКПС мощными кранами. Политбюро признало необходимым дать НКПС краны. Сталин спросил тогда Орджоникидзе: «Почему наша промышленность не может дать мощные краны, а их нужно ввозить из-за границы и тратить валюту?» Орджоникидзе доложил, что пока заводы не освоили это производство. Сталин, выслушав это, внес другое предложение: «В импорте отказать, обязать Наркомтяжпром немедля вызвать директоров соответствующих заводов и организовать производство мощных кранов».
На следующий день, когда я был у товарища Сталина по другим вопросам, он при мне вызвал по телефону Кирова и сказал ему: «Говорят, что Путиловский завод отказывается производить мощные краны, возьмись за это дело и организуй это производство, краны очень нужны Кагановичу». После окончания разговора с Кировым Сталин посоветовал мне самому поехать в Ленинград и вместе с Кировым ускорить это дело. На следующий'день я был уже в Ленинграде. Киров и обрадовался, и удивился моему столь форсированному приезду, но тут же мы вместе поехали на Путиловский — и дело было сделано. Директор завода тов. Отс, которого я знал еще по Пскову, куда я выезжал на съезд Советов, при нас созвал техническое совещание, на котором путиловцы решили обеспечить железнодорожный транспорт мощными кранами, что было быстро реализовано. Так мы вооружили восстановительные поезда мощным современным оборудованием.
Главным результатом выполнения приказа была проявленная железнодорожниками самоотверженная активность и энергия в борьбе с крушениями, особенно новыми свежими работниками, поднявшимися и выросшими на этой борьбе с крушениями, которая оказалась, как мы того и ждали, мощным толчком, средством поднятия общей дисциплины, улучшения хозяйствования и изменения канцелярско-бюрократического стиля работы.
Вредители не только тормозили выполнение приказов, но и сознательно устраивали диверсионные крушения. Поэтому борьба с ними не ослаблялась, а усиливалась. К сожалению, в этой борьбе пострадали и невиновные. НКПС вместе с прокуратурой собирали судебно-прокурорских работников по этому поводу. В моей речи на этом совещании я просил, требовал, чтобы наряду с наказанием действительно виновных была проявлена максимальная осторожность и не допускалось осуждение невиновных.
После доклада о ходе борьбы с крушениями я сообщил Политбюро о подготовке мероприятий по обороту вагонов и преодолению консерватизма и «предельчества» на транспорте. Я внес предложение, чтобы ЦК и СНК созвали, по примеру прошлых лет, совещание работников железнодорожного транспорта. Политбюро одобрило эту идею, признало необходимым созвать такое совещание, но товарищ Сталин внес поправку: в отличие от прежнего совещания поручить НКПС собрать такое совещание по поручению ЦК и СНК. «В настоящее время, — сказал он, — так будет лучше в интересах укрепления дисциплины в недрах самого НКПС и авторитета его руководства». Это и было принято. Я попросил разрешения созвать совещание в зале Центрального Комитета партии, что имело большое значение. Политбюро дало свое согласие.
Первого апреля 1935 года мною было открыто это совещание. В его работе приняли участие члены Политбюро и товарищ Сталин. На совещании был поставлен вопрос не о работе железнодорожного транспорта вообще, а взяты три узловых вопроса: о борьбе с крушениями, об ускорении оборота вагонов и о капитальном строительстве. Эти вопросы, являясь решающими, позволили нам связать задачи текущей борьбы с перспективами дальнейшей реконструкции железнодорожного транспорта.
По вопросу о крушениях и я, и выступающие товарищи говорили главным образом о том, как практически выполнить приказ о борьбе с крушениями. В своей речи я подчеркивал, что подлинного «перелома в борьбе с крушениями и авариями еще нет. Считали, что борьба с крушениями и авариями есть одна сотая часть в общей работе и мероприятиях, которые проводятся железными дорогами. Совершенно не поняли того, что крушения и аварии — основной показатель качества работы дорог, а борьба с ними — важнейший рычаг перестройки работы железнодорожного транспорта. Настоящая перестройка происходит в борьбе с сопротивлением этой перестройке. Элементы такого сопротивления, будем говорить откровенно, имеются даже у таких людей, как вы сами, — у руководящих работников транспорта».
Остановившись подробно на конкретных мероприятиях, особенно организационных, я особо подчеркнул значение дисциплины в борьбе с крушениями. «Дисциплина для себя, для социалистического Отечества, для миллионов трудящихся на транспорте, — говорил я, — еще не всюду понята. Вот почему попирают эту дисциплину сверху донизу. Не умеют еще организовать так машинистов, стрелочников, диспетчеров, кондукторов и других работников, чтобы они работали, соревнуясь от души. Это свое неумение некоторые руководители возмещают тем, что карают направо и налево. Конечно, есть враги классовые, сознательно вредящие; если человек действительно неисправимый, чужой человек, тогда его надо отстранить и карать. Но нельзя так поступать со случайно провинившимся трудящимся человеком. Нельзя, — говорил я, — превращать суд и дисциплинарные взыскания в массовое мероприятие, применяемое в отдельных депо или участках почти что к большинству персонала. Тогда эти меры теряют свое значение. Дисциплинарное взыскание должно подтягивать остальную массу к лучшей работе. Но для этого нужно применять его к неисправимым. А ко всем остальным людям нужно применять учебу техническую и политическую».
ПРОТИВ «ПРЕДЕЛЫЦИКОВ» НА ТРАНСПОРТЕ
Вопрос о борьбе с крушениями был неразрывно связан с теоретической и практической борьбой с «предельчеством», так как «пределыщики» не только не вели борьбу с крушениями, но и оправдывали их, фальшиво доказывая, что крушения являются результатом только того, что железные дороги работают-де на пределе. Поэтому мы одновременно занялись этим вопросом, так как ни одно мероприятие по оздоровлению транспорта нельзя было выполнить без преодоления этого, так сказать, идеологически вредного или вредительского барьера.
До 1935 года теория «предела» проповедовалась значительной группой лиц, называвших себя учеными и работавших в научно-исследовательских институтах НКПС, во втузах, в журналах и т.д. Они давали такие искусственно заниженные технические расчеты и измерители, которые позволяли им «обосновывать» взгляды, идущие вразрез с интересами государства и социализма. Они утверждали, что технические и хозяйственные возможности железных дорог якобы исчерпаны, что транспорт работает «на пределе», что больше 53-56 тысяч вагонов в сутки железнодорожный транспорт СССР грузить не может, несмотря на то что уже было много сделано для хозяйственно-технического укрепления железных дорог.
Поэтому на железнодорожном транспорте и в самом центре — ИКПС необходимо было провести борьбу за саму линию партии и ЦК, которой даже не все коммунисты руководствовались. Скорее можно сказать, что «властителями дум» в НКПС и на дорогах оставались так называемые ученые доктрины «предельчества», которые квазинаучными формулами служили удобным прикрытием негодной практики и плохой работы всех проваливающихся работников.
Эта удобная маскировка негодных работников использовалась и тайно работавшими на транспорте вредительскими бандами, викжелевцами и право-троцкистскими группами. В результате «пределыцики» имели большую силу и противопоставляли свои якобы «технические доктрины» линии Ленинской партии. Вот почему в НКПС пришлось начинать с борьбы за саму линию партии, разбив ее противников и укрепив ее как незыблемую основу и руководство к действию — к быстрому движению вперед в ногу со всеми строителями социализма в нашей стране.
«Пределыцики» создавали атмосферу полной безответственности за срыв государственного плана перевозок, давая квазинаучное оправдание негодной работы отсталых железнодорожников, разлагая дисциплину на железных дорогах. Поэтому между «прсделыциками» из научных институтов и их единомышленниками в аппарате НКПС и дорог была тесная идейная и практическая связь — в этом была их сила.
Чтобы разбить этих «властителей дум», необходимо было их опровергнуть по существу, тем более что и среди научных работников были честные, заблуждающиеся «пределыцики». Поэтому нам пришлось не просто издать приказ, а до издания приказа серьезно поработать: провести ряд научных совещаний и личных бесед наркома с самими «предельщиками», и особенно с теми, кто не был их сторонником, выслушать тех и других. Эти совещания показали, что значительная часть корпуса старых инженеров путей сообщения и даже известная часть молодых новоиспеченных ученых подвержены этой болезни. Наиболее яркими их выразителями были работавшие в Институте эксплуатации профессора Васильев, Кудреватов, Нейштадт и начальник Восточного отдела НКПС Братин. Если профессор Васильев был, так сказать, партийно-теоретическим представителем консерваторов, не воспринявших революционного понимания социалистической природы нашего Советского транспорта и игнорировавших преимущества социалистического хозяйства, то профессор Кудреватов, бывший руководитель дорог Юга и Кавказа у Деникина, хорошо работавший у белых (не так, как у нас), был махровым противником подъема Советского транспорта. Между тем этот деникинский «профессор» был в большом почете в аппарате НКПС, а начальник важнейшего отдела Управления эксплуатации НКПС Братин задавал тон во всем Управлении. Замнаркома Постников — высоченный ростом «Голиаф» — в паре с горбатеньким маленьким человечком Братиным — они выглядели как Пат и Паташон. Постников воображал, что он управляет эксплуатацией, а на деле ею управлял Братин, и управлял он в «предельческом» направлении, срывая план погрузки и перевозок. Нам помогли разобраться в их неправильных, извращенных расчетах и измерителях те ученые — и старые и молодые, — которые были вызваны на совещания при наркоме. Они выступили против «пределыциков», приведя свои расчеты, опровергающие расчеты «пределыциков». И, конечно, в решающей степени нам помогли передовики-машинисты, составители; диспетчеры, к которым мы обратились за помощью и которые в жизни, на практике опрокинули все лженаучные технические измерители «пределыциков». Об этих передовых работниках, в особенности о машинистах-кривоносовцах, я еще скажу впереди, а сейчас мне хочется назвать тех передовых ученых, которые оказали транспорту и мне лично, как новому наркому, большую, неоценимую помощь, потому что без них труднее было бы научно опровергнуть теорию «предела». Это прежде всего такие профессора, как Образцов — советский ученый и революционный патриот, Сыромятников и Николаев — паровозники, Земблинов — эксплуатационник, профессор Передерни — строитель, профессор Сокович — движенец, который вначале колебался, но потом в ходе полемики выступил потив «пределыциков»; а кроме того Хачатуров — молодой талантливый ученый-экономист, выдвинутый нами в члены-корреспонденты Академии, Мочилин и другие. На линии оказалось много свежих молодых инженеров, недавно окончивших втуз, которые вступили в драку за новые измерители. Это такие, как Платонов, Бещев (будущий министр) и другие. И в самом НКПС проявили себя как передовые инженеры Вишневецкий, Баев, Подшивалов, Дубровин и другие.
В результате серьезной научно-технической разоблачительной борьбы мы установили, что эти «господа пределыцики», вопия о науке, на деле, как я докладывал на Пленуме ЦК ВКП(б), насиловали науку, технические расчеты, прибегали к демагогическому оправданию самых отсталых элементов и отсталых методов работы, лишь бы сорвать начинающийся подъем железнодорожного транспорта. Но наступил конец их господству. Разработанный нами приказ народного комиссара путей сообщения был рассмотрен на Политбюро ЦК ВКП (б) и одобрен с соответствующими поправками. Он был пространным, с подробным изложением содержания «предельчества», поэтому товарищ Сталин предложил сократить его, чтобы с ним ознакомить максимальное количество практиков. В результате был издан 14 апреля 1935 года приказ № 99/Ц «Об антигосударственной линии и практике в работе Научно-исследовательского института эксплуатации и Отдела восточных дорог Эксплуатационного управления НКПС».
Я придаю этому приказу настолько большое значение, что позволю себе привести здесь его содержание, в котором кратко, но выразительно передается суть «предельчества». «Произведенное обследование работы Научно-исследовательского института эксплуатации, — говорится в приказе, — показало, что вся линия и практическая деятельность Института и Отдела идет вразрез с решениями партии, правительства и НКПС о выполнении государственного плана погрузки, в особенности об ускорении оборота вагонов. Вместо действительной активной помощи практикам-железнодорожникам по реализации решений ЦК ВКП (б) и СНК СССР о государственном плане перевозок и улучшению работы железных дорог руководящие работники Института и Отдела восточных дорог — С. И. Нейштадт, С. К. Кудреватое, Н. А. Морщихин, С. В. Гурьев, И. С. Беришвили, начальник Отдела восточных дорог В. С. Братин совместно с профессором М. И. Васильевым, работающим консультантом в НКПС, составили группу, задавшуюся целью обосновать невозможность ускорения оборота вагонов и тем самым выполнения государственного плана перевозок.
В практической своей работе Институт эксплуатации, несмотря на израсходование нескольких миллионов рублей, никакой серьезной научно-исследовательской работы не вел, практики-железнодорожники в своей трудной работе не получили не только никакой научно-технической помощи от Института, но и приличной книги, которая помогла бы начальникам станций и другим эксплуатационным работникам усвоить последние технические достижения в области эксплуатации. Вместо этого лжеученые фальшивыми и льстивыми рассуждениями о том, что наш транспорт по своим показателям работает якобы лучше американского, демобилизовывали и вводили в заблуждение даже некоторых руководящих работников НКПС.
Отдел восточных дорог в своей практической работе по организации движения на восточных дорогах проводил не линию НКПС, а линию вышеуказанной группы бездельников из Института эксплуатации. В результате Отдел восточных дорог работал хуже других отделов.
Ввиду всего вышеизложенного приказываю:
1. Отстранить от работы в Институте эксплуатации врид начальника Института Нейштадта С. И., сотрудников Института — Мор-щихина Н. А., Гурьева С. В., Кудреватого С. К., Беришвили И. С. и от работы консультанта — Васильева М. И.
2. Снять с работы начальника Отдела восточных дорог Управления эксплуатации Братина В. С.
3. Назначить с понижением по должности:
Братина В. С. — помощником начальника Грозненского отделения эксплуатации Северо-Кавказской ж. д.
Нейштадта С. И. — инженером для технических занятий на ст. Батраки Самаро-Златоустовской ж. д.
Морщихина Н. А. — инженером для технических занятий на ст. Юдино Московско-Казанской ж. д.
Гурьева СВ. — инженером для технических занятий на ст. Топки Томской ж. д.
Беришвили И. С. — инженером для технических занятий на ст. Ртищево Рязано-Уральской ж. д.
4. Назначить начальником Научно-исследовательского института эксплуатации т. Мочилина А. С.
Народный комиссар путей сообщения Л. Каганович».
В дальнейшем были даны указания о научно-исследовательской работе по существу.
В своем выступлении на Первом всесоюзном совещании стахановцев товарищ Сталин так говорил о принятых мероприятиях: «Взять, например, Наркомат путей сообщения. В центральном аппарате этого наркомата недавно существовала группа профессоров, инженеров и других «знатоков дела» — среди них были и коммунисты, — которая уверяла всех в том, что 13-14 километров коммерческой скорости в час являются пределом, дальше которого нельзя, невозможно двигаться, если не хотят вступить в противоречие с «наукой эксплуатации». Это была довольно авторитетная группа, которая проповедовала свои взгляды устно и печатно, давала инструкции соответствующим органам НКПС и вообще являлась «властителем дум» среди эксплуатационников. Мы, не знатоки дела, на основании предложений целого ряда практиков железнодорожного дела в свою очередь уверяли этих авторитетных профессоров, что 13-14 километров не могут быть пределом, что при известной организации дела можно расширить этот предел. В ответ на это эта группа вместо того, чтобы прислушаться к голосу опыта и практики и пересмотреть свое отношение к делу, бросилась в борьбу с прогрессивными элементами железнодорожного дела и еще больше усилила пропаганду своих консервативных взглядов. Понятно, что нам пришлось дать этим уважаемым людям слегка в зубы и вежливенько выпроводить их из центрального аппарата НКПС. И что же? Мы имеем теперь коммерческую скорость в 18-19 километров в час. Мне думается, товарищи, что в крайнем случае придется прибегнуть к этому методу и в других областях нашего народного хозяйства, если, конечно, упорствующие консерваторы не перестанут мешать и бросать палки в колеса стахановскому движению».
Таким образом борьба с «предельчеством» на транспорте была условием развития стахановско-кривопосовского движения на железнодорожном транспорте и освоения новых высоких измерителей работы. Нелегко далась эта борьба и победа над «предельщиками», потому что их лжетеория питалась отсталыми настроениями и плохой работой многих. Неслучайно приказ о «предельщиках» был издан 14 апреля, а 15-го был издан приказ «Об ускорении оборота вагонов». В процессе работы над мероприятиями по ускорению оборота вагонов «пределыцики» развернули бешеную активность, всячески противодействуя разработке вопроса. Они работали и подпольно, и легально, выступая в печати, доказывая невозможность ускорения оборота вагонов. Этим они ускорили свое поражение. Как только стало ясно, что «пределыцики» разбиты, работники аппарата НКПС по-другому отнеслись к задаче ускорения оборота вагонов. И это не потому, что просто испугались, а потому, что твердо занятая политическая линия определяет и практику.
Ускорение оборота вагонов мы поставили как первоочередное, важнейшее дело, от которого непосредственно зависит выполнение государственного плана погрузки и перевозок. Оборот вагонов — это количество времени — вагоно-суток, затрачиваемое на погрузку, перевозку, выгрузку и подачу вагонов под новую погрузку.
Можно иметь большой вагонный парк и не иметь порожних вагонов под погрузку при плохом обороте, и можно при минимальном парке вагонов, но при ускоренном обороте иметь вагоны под погрузку. Чем меньше физических вагонов, тем острее стоит вопрос об ускорении оборота вагонов и улучшении работы всех служб для обеспечения заданного оборота.
Но именно против этого-то и выступали «пределыцики», превращая науку о движении поездов в «науку о простоях поездов», вагонов в пути и на станциях. Они занижали нормы технической и коммерческой скорости и завышали нормы простоев на станциях, а практики своей работой на заниженных нормах превращали станции из производственной единицы формирования и пропуска поездов в отстойники и в кладбища неотремонтированных паровозов и вагонов. Таким образом, борьба шла не за абстрактные научно-технические формулы, а за оздоровление всей работы и за укрепление дисциплины в организации движения. Острой и тяжелой была эта борьба.
Среди железнодорожников, особенно в низах, созрела решимость бороться с отставанием и с канцелярской гнилью, мешающей транспорту идти вперед. То, что мы по-партийному, по-ленински вовлекли в разработку вопроса и в борьбу за ускорение оборота вагонов машинистов, кондукторов, молодых инженеров, составителей, диспетчеров, деповских, станционных и путейских работников, обеспечило успех всей дальнейшей борьбы за ускорение оборота вагонов. Мне лично помогало разобраться глубже и конкретнее в этом вопросе то, что в первые же дни моего прихода в НКПС я избрал два опорных пункта для изучения дела на практике — это депо Москва-Сортировочная и станция Люблино. С ними я был знаком по работе в Московском комитете партии, и это помогло мне создать непринужденную благоприятную обстановку, когда я явился туда в качестве народного комиссара путей сообщения. Мои беседы, деловые совещания с деповскими и станционными работниками, в особенности с машинистами, кондукторами, составителями и другими, в том числе с руководящими работниками депо и станции, дискуссии и споры между самими работниками депо и станции в моем присутствии, мое непосредственное наблюдение за техническими операциями оказали мне неоценимую помощь в моих первых шагах руководства железнодорожным транспортом. Только благодаря передовым людям транспорта — рабочим, работникам служб, инженерам и научно-техническим деятелям, о которых я уже говорил, мы преодолели сопротивление консерваторов-«пределыциков» и смогли разработать в короткий срок важный, исторический для железных дорог документ: 15 апреля 1935 года был выпущен приказ народного комиссара путей сообщения № 100/Ц «Об ускорении оборота вагонов».
В приказе и в дополнительных мероприятиях были учтены все деловые предложения участников совещания работников железнодорожного транспорта 1-4 апреля 1935 года. На совещании я приводил цифры завышенного оборота вагонов по элементам и эти цифры зафиксированы в приказе: «Средний оборот вагона в целом по сети в 1934 году составил 211 часов, т. е. 8,78 суток. Из этих 211 часов вагон простаивал под погрузкой и выгрузкой 47 часов — 22 %, на сортировочных и участковых станциях — 91,5 час. — 43%, на промежуточных станциях — 27 час. — 13% и лишь 45 час. — 21, 6% находился непосредственно в движении. При этом техническая и коммерческая скорость поездов оставалась крайне низкой. В среднем пробег вагона составил 117 км в сутки*. Многие эксплуатационные работники до сих пор считают такое безобразие явлением нормальным и думают, что товарные поезда — это черепахи, которые от природы не могут и не должны двигаться быстрее».
Я думаю, что наши философы простят нам это сравнение с биологическим организмом — черепахой, но мы даже не предвидели, какое это будет иметь большое реальное моральное воздействие на душу железнодорожников. Некоторые из них даже просили вычеркнуть слова о «черепахе» из приказа, но мы не согласились, и надо сказать, что эта «черепаха» получила большую популярность на линии — в спорах с консерваторами передовые люди все время упрекали их: «Вы черепахи, а мы не хотим быть черепахами и не будем».
Ряд руководителей дорог, отделений, станций, несмотря на громадные резервы для ускорения оборота вагонов, тратили свою энергию на антигосударственные доказательства невозможности решительного подъема работы. Расписания поездов не выполнялись, отсутствовала маршрутизация, что приводило к частой переработке поездов, ремонт вагонов проводился неудовлетворительно. Вместо того чтобы хорошо отремонтировать вагон, дороги старались спихнуть «больной» вагон другим дорогам, создавая этим пробки на обменных станциях.
Была разработана большая программа мероприятий, в их числе приведение в порядок и хозяйственно-материальное укрепление важнейших сортировочных обменных станций (причем конкретно названы 76 таких важных узловых станций), составление расписаний движения товарных поездов и пересмотр ранее составленных неправильных расписаний с устранением ненужных остановок, повышением технической скорости на перегонах, сокращением ожиданий встречных поездов и реальной практической борьбой с нарушением расписаний. Начальники дорог обязывались совместно с клиентурой устранить нетерпимые задержки под погрузкой и выгрузкой, при этом конкретно устанавливалось задание сократить простои под погрузкой и выгрузкой на путях клиентуры — на 15%, а хозяйственных грузов самого НКПС — на 25%. Были даны конкретные задания по формированию отправительских маршрутов массовых грузов (уголь, руда, металл, нефть, лес, соль, стройматериалы и хлеб), не допуская переформирования отправительских и технических маршрутов на попутных распорядительных и сортировочных станциях.
Перед начальниками дорог и эксплуатационных отделений и начальниками политотделов, начальниками станций и парторгами поставлены задачи: упорядочить работу станций, ликвидировать сутолоку в работе, организовать и проводить систематический инструктаж и проверку знаний каждым железнодорожником своих служебных обязанностей, привести в порядок комнаты отдыха паровозных и кондукторских бригад с обеспечением бесперебойного хозяйственного и политического обслуживания их (пища, кипяток, постельные принадлежности, газеты и т. п.).
Одновременно начальникам политотделов было дано указание прекратить практику перегрузки железнодорожников многочасовыми заседаниями, когда машинисты, кондуктора, стрелочники, сцепщики и другие вступали на работу, в том числе на ночные смены, усталые после десятка часов заседаний и собраний в различных общественных организациях.
Предусмотрено было премирование работников станций и кондукторских бригад за перевыполнение плана оборота вагонов и сокращение норм простоев вагонов, а также ряд мер по поднятию роли главных кондукторов.
Особо важное значение имело введение на дорогах постоянных ревизоров-диспетчеров НКПС, осуществляющих свою работу по методу Кутафина (следование непосредственно с товарным поездом), с зачислением их в штат НКПС, подчинив их во время исполнения своих обязанностей на дороге начальнику дороги. Ревизорам-диспетчерам было предоставлено право о всех серьезных ненормальностях в продвижении поездов сообщать непосредственно народному комиссару путей сообщения, который организовывал быстрое рассмотрение и реагирование на каждое их донесение. Большую роль сыграли ревизоры-диспетчеры как контролеры наркома на линии в движении товарных поездов; одно то, что агенты железных дорог знали, что о всех безобразиях ревизор-диспетчер доложит наркому, уже подтягивало их и укрепляло дисциплину. Ревизор-диспетчер был своего рода государственным контролером или приемщиком на железнодорожном производстве, контролируя качество продукции — перевозки.
Начальники дорог и политотделов были предупреждены о неуклонной и строгой проверке исполнения приказов НКПС.Кро-ме того, Центральный Комитет партии дал мне право, как секретарю ЦК и наркому путей сообщения, непосредственно обращаться в обкомы, крайкомы и ЦК нацкомпартий за помощью, в том числе и по проверке исполнения решений ЦК, Правительства и основных приказов НКПС, одобренных ЦК. Это, конечно, произвело на них должное впечатление.
В эти боевые подъемные месяцы мы собрали московский актив железнодорожников, на котором мне довелось рассказать о принятых решениях и приказах, а также комсомольский актив железнодорожников, партсобрание коммунистов НКПС. В самом начале своей речи на партсобрании в НКПС я сказал: «Прошу не обижаться, но я скажу вам прямо — вы меня вот сейчас приветствуете, но я сейчас не могу вас приветствовать, хотя уверен, что такой момент наступит. Я далек от того, чтобы думать, что одного общего собрания и даже желания всех коммунистов достаточно для того, чтобы исправить большое и серьезное дело. Я, наоборот, думаю, что нам придется не мало и не просто поработать, а бороться, чтобы добиться серьезных результатов. Но я уверен, что имеющееся ядро коммунистов НКПС и на дорогах может в кратчайший срок выполнить сложную и трудную задачу, поставленную партией и ее ЦК».
Изложив практическую программу работы, я сказал: «Некоторые много говорят о наркоме. От руководства, конечно, многое зависит, но если коммунисты не окружат его тесным боевым кольцом и не будут биться вместе с ним, то и нарком, говоря знакомой вам терминологией, потерпит крушение».
На состоявшемся через два дня общем собрании всех сотрудников НКПС я говорил, что мы не собираемся «перетряхивать» людей, но будем переделывать и перевоспитывать — и только не желающих исправить свою работу, и особенно сопротивляющихся в своем «предельчестве», мы переведем на другие места. В заключение я сказал: «Товарищи работники и работницы НКПС, медлить нам нельзя, каждый день дорог. С завтрашнего дня вам надо начинать работать по-новому, не дожидаясь новых приказов. Придя в аппарат, займитесь прежде всего расчисткой ящиков своих столов, у вас там порядочно хлама, очистите этот хлам. Начните новую жизнь — жизнь борьбы, жизнь деловитости, жизнь знания дела, жизнь революционеров, на которых смотрит вся страна, на которых возлагают свои надежды партия и Советское правительство, от работы которых во многом зависит не только хозяйство, но и оборона нашей великой Социалистической Советской любимой Родины. Мы будем ценить каждого работника в отдельности, у нас не будет обезличенного, многоголового аппарата, за которым не видят живого человека, у нас бумага не будет закрывать живое лицо человека. Я буду требовать от каждого начальника управления, отдела, сектора, чтобы они знали каждого работника, чтобы работали с каждым человеком, чтобы они ценили—и морально, и материально — людей за их работу, за опыт, за знания».
Придавая большое значение такому боевому и важному оружию, как печать, мы созвали совещание работников политотдельской печати. Скорее всего, это была беседа, в которой большое место занял вопрос об умелой и глубоко поставленной критике и самокритике. Наша железнодорожная печать во главе с центральной газетой «Гудок» сыграла большую роль в подъеме железнодорожного транспорта.
Одновременно были разработаны мероприятия по улучшению научно-технической работы НКПС и реорганизации технического Совещания в научно-технический Совет при Наркомпу-ти, по улучшению научно-исследовательской работы на транспорте и объединению научно-исследовательских институтов. На Совет были возложены следующие задачи: разработка как по заданию наркома, так и по собственной инициативе технических вопросов реконструкции железнодорожного транспорта (внедрение новых видов машин, механизмов и транспортного оборудования всех видов, внедрение современных и совершенных методов путевых работ и строительства железнодорожных путей и их механизации); разработка технических вопросов улучшения текущей работы железнодорожного транспорта (улучшение использования подвижного состава, развития узлов и т. п.); рассмотрение и оценка проектов нового крупного железнодорожного строительства и сложного железнодорожного оборудования и машин.
В состав Совета вошли: Рудый Ю. В. (председатель), Севрюгин А. В. (заместитель председателя), академик Александров И. Г., профессора Геккель Я. М., Земблинов С. В., Образцов В. Н., Николаи В. Л., Майшев П. В., Оппенгейм К. А., Худяков П. К., Шателен М. А., Штанге Д. А. и ряд крупных инженеров. Совету было поручено привлекать в качестве экспертов лучшие технические и практические силы.
Было улучшено планирование грузовых перевозок и внедрено изменение характера и содержания приказов НКПС об обеспечении ежемесячных государственных планов погрузки и перевозок. В области строительства были разработаны коренные меры по упорядочению проектного и изыскательского дела НКПС. Было созвано специальное совещание, которое наметило пути серьезного улучшения пассажирского движения, в том числе по ликвидации опозданий пассажирских поездов. На специальном отраслевом совещании были разработаны мероприятия по улучшению состояния железнодорожного пути и мостов, в особенности по срочному приведению в порядок путевого хозяйства.
Крупнейшим материально-техническим мероприятием по коренному укреплению производственно-технической базы для ремонта вагонов стало решение о постройке в течение только второго полугодия 1935 года 200 вагоноремонтных пунктов, по существу заводов. Это был деловой, хозяйственный, технический и большевистский творческий ответ «пределыцикам», пугавшим разрушением вагонного парка при ускорении оборота вагонов и увеличении скоростей движения. Помню, когда это предложение было вы-
двинуто новым руководством НКПС и утверждено ЦК и СНК, большинство руководящих работников НКПС и дорог не сразу поверило в реальность этого плана: его потом назвали Метростроевским — по срокам и темпам. Некоторые называли это железнодорожным Магнитогорском. Эта трудная задача постройки фактически 200 заводов за одно полугодие была выполнена, сюда действительно был перенесен метростроевский опыт. ЦК, СНК и Нар-комтяжпром нам помогали снабжением, даже импортом станков, были установлены графики их исполнения и т. д и т. п. К осени эти двести вагоноремонтных пунктов были готовы — вагоны ремонтировались уже не на открытом воздухе и не гонялись за сотни километров на завод. «Пределыцики» были посрамлены и разбиты большевистской силой всех железнодорожников, помогавших этому, я бы сказал, великому для нашего хозяйства делу.
В короткий срок осуществлено крупнейшее технически-реконструктивное мероприятие — был закончен начатый, но длившийся годами, перевод всех товарных поездов на полное автоматическое торможение. К концу 1935 года эта задача была решена. Были приняты меры по улучшению качества поставляемой железнодорожному транспорту металлопродукции и об усилении ответственности заводов Наркомтяжпрома за качество. 3 июля 1935 года был издан приказ по этому вопросу за подписями народного комиссара тажелой промышленности Орджоникидзе и народного комиссара путей сообщения Кагановича.
ПЕРВЫЕ УСПЕХИ
Можно без преувеличения сказать, что четыре месяца — март, апрель, май, июнь 1935 года — были месяцами бурного кипения железнодорожного котла, весь организм снизу доверху работал с напряжением, творчески, по-боевому, по-разумному, и перелом — первые серьезные успехи — был достигнут.
Теперь мы без хвастовства могли сказать, что первый этап работы мы прошли неплохо и выходили из него с отметкой «удовлетворительно», или, как говорят учащиеся, «уд», на ряде дорог — даже «хор». Но помнить надо, что полученный «хор» в первом классе не удовлетворяет во втором классе. Если застрять на одном месте, то «хор» в первом классе может оказаться «неудом» во втором классе. Теперь мы должны подняться на новый, более высокий уровень. На первом этапе мы сосредоточились преимущественно на организационных мероприятиях, на ликвидации вопию-
щих и очевидных недостатков, на сплочении коллектива железнодорожников, в первую очередь командного и политического состава, на подъеме соревнования и ударничества, на разоблачении косности, антигосударственной практики и лжетеоретических измышлений «предельщиков». Теперь мы должны были перейти во второй класс, где нам предъявят требования большие и задачи посложнее и потруднее. Поэтому, продолжая ту же, указанную выше работу, нам надо было особое ударение сделать на проведение ряда хозяйственно-производственных, технических мероприятий по всем отраслям железнодорожного хозяйства, в первую очередь сосредоточить особое внимание и усилия на паровозном хозяйстве как решающем звене в улучшении движения поездов, которое должно закрепить и двинуть дальше подъем нашего железнодорожного транспорта. Мы все еще крайне неудовлетворительно использовали паровозный парк, пополненный новыми паровозами «Э» и «ФД». В особенности была крайне низкая техническая скорость, оставшаяся почти на прежнем уровне: 23 км. в час в 1932 году, 22,7 км в час в первом полугодии 1935 года и всего 23,7 км в июне этого года; нетерпимые простои паровозов, которые в течение суток (исключая дни промывки) находятся в движении всего только 7,9 часа — 33,1%, а остальные 16,1 часа простаивают либо на промежуточных станциях (3,7 часа), либо в основных (6,1 часа) и оборотных (6,3 часа) депо (6,3 часа); неудовлетворительный уход за паровозами, недоброкачественный ремонт паровозов вследствие обезлички в ремонте, плохой организации труда и заработной платы, не стимулирующей ускорение оборота паровоза и лучшее их использование.
В течение полутора месяцев мы в НКПС, посоветовавшись с отдельными передовыми паровозниками, подготовили проект приказа «Об улучшении использования паровозов и организации движения поездов». Когда мы доложили этот проект в ЦК, товарищ Сталин предложил ввиду важности поставленных вопросов созвать второе совещание работников железных дорог по примеру апрельского и обсудить этот проект на этом совещании. Совещание состоялось в июле 1935 года.
В результате был окончательно разработан, отредактирован, доложен и одобрен ЦК и СНК проект приказа народного комиссара путей сообщения от 7 августа № 183/Ц. В приказе кроме вводной общей оценочной части фактического положения решены следующие вопросы: об улучшении эксплуатации паровозов; о сокращении простоев с конкретными заданиями, например, на промежуточных станциях на 30% и т.д.; об увеличении технической скорости на 15 %; о работе на коротких плечах с тем, чтобы на плечах длиной 60-70 км бригады могли делать в сутки три полные поездки; о введении строенной езды с сохранением на отдельных тяговых плечах спаренной езды; об установлении новых, более передовых измерителей работы паровозов; о новых графиках и расписаниях движения товарных поездов с повышением технической и коммерческой скоростей на основе увеличения технической скорости паровозов, уменьшения числа остановок поездов, совмещения операций по осмотру вагонов, чистке топки и набора воды и т. д.
Особое место занимал вопрос о ликвидации обезлички в текущем ремонте паровозов. Вместо функциональных бригад были введены комплексные ремонтные бригады (кроме котельщиков) во главе с освобожденным старшим бригадиром. Были также приняты решения: о создании в депо неснижаемого запаса наиболее ходовых деталей паровозов; о введении вместо горячей и холодной промывки технического новшества — теплой промывки котлов с искусственным циркулярным охлаждением; о создании отделений паровозного хозяйства для руководства всей работой паровозного хозяйства в пределах всего тягового участка, освободив от этой работы начальников депо и сосредоточив их усилия на ремонте, организации труда паровозных бригад и их подготовке; о задачах и работе начальников дорог, паровозных служб, паровозного управления НКПС по улучшению работы паровозного хозяйства по подготовке кадров.
На июльском совещании (1935 г.) был поставлен конкретно вопрос об организации движения поездов,' о графиках и расписаниях поездов. Мы внедряли в сознание железнодорожников, что движение поездов строго по расписанию должно быть железным законом всей работы транспорта.
Трудность работы на транспорте заключается в том, что наши субъективные недостатки — недостаточная сплоченность, невоспитанность низшего и среднего звеньев комсостава — осложняют -. ся объективными трудностями — растяженностью, разбросанностью нашего производства. Да, железнодорожный транспорт — это своеобразный фронт, и тот, кто решается идти на эту работу, должен знать, что она беспокойнее, труднее, чем любая другая работа. Что же помогает преодолевать трудности? Это: паровоз, путь, вагон (держать их в исправности, поднимать технику), организация передовых людей, сплочение всех железнодорожников, построение правильной системы заработной платы, стимулирование хорошей работы и, конечно, политическая организация людей.
Однако ко всему этому необходим организационный рычаг всего движения на десятках, тысячах километров. Ведь транспортная сеть — это не деревенская проезжая дорога и даже не современное шоссе. Это тончайшая система нервов и кровообращения страны, один палец зашиблен — и лихорадит весь организм, одна станция работает плохо, на одном перегоне крушение — срыв графика и расписания движения, лихорадит целую дорогу, а иногда и всю сеть.
Значит, дисциплинирующим рычагом, организующим, руководящим началом на сети железных дорог является единое для всех расписание поездов — график движения, исполнение которого отражает как в зеркале и слаженность и расстройство движения. Именно расписание и график должны спаять в единый, стройно действующий коллектив разбросанных на десятки тысяч километров сотни тысяч людей. Расписание должно заставить переездного сторожа своевременно проснуться, выйти и пропустить поезд, стрелочника своевременно подготовить стрелку и любого агента работать четко, аккуратно, организованно. «Надо, — говорил я, — любить и уважать расписание, как знамя, как основное условие органического здорового подъема транспорта».
Мне хочется здесь привести еще одно место из сказанного на июльском совещании: «Подбор и воспитание кадров — первейшая обязанность командиров транспорта, политотделов и профсоюзов. Воспитывать кадры — не значит сплачивать их личными, мещански слезливыми отношениями, из-за ложной доброты прикрывать недостатки, вовремя не указывать, а потом доводить человека до срыва, до суда. Такая сентиментальная «доброта» потом боком выходит. Нет, ты уж поработай над человеком, помоги, вскрой большевистской самокритикой недостатки и болезни для того, чтобы поднять его на уровень великих задач, тем самым подымая и транспорт на уровень задач, выдвигаемых всем социалистическим хозяйством нашей страны».
После окончания совещания произошло событие большой исторической важности — прием в Кремле всех участников совещания с приглашением других передовых железнодорожников руководителями партии и правительства. На этом приеме выступил генеральный секретарь ЦК партии Иосиф Виссарионович Сталин. Его речь имела большое теоретическое, практическое и воодушевляющее значение — он поднял роль и значение железнодорожного транспорта на большую, общегосударственную высоту. Сталин говорил: «Существование и развитие нашего государства, превосходящего по размерам любое государство мира, в том числе и Англию с ее колониями (не считая доминионов), немыслимо без налаженного железнодорожного транспорта, связывающего громадные области нашей страны в одно государственное целое... Англия как государство была немыслима без первоклассного морского транспорта, связывающего в единое целое ее многочисленные территории. Точно так же СССР как государство был бы немыслим без первоклассного железнодорожного транспорта, связывающего в единое целое его многочисленные области и районы. В этом великое государственное значение железнодорожного транспорта в СССР».
Большое значение для воспитания чувства ответственности у всех железнодорожников и поднятия их сознания собственного достоинства имело заявление товарища Сталина: «Есть у железнодорожников работники на больших постах и работники, стоящие на небольших постах, но нет на транспорте людей ненужных и незначительных. Начиная от самых больших руководителей и кончая «малыми» работниками вплоть до стрелочника, вплоть до смазчика, вплоть до уборщицы — все велики, все значительны, ибо транспорт является конвейером, где важна работа каждого работника, каждого винтика. Когда вы это поймете, товарищи железнодорожники, когда вы установите слаженность всех частей, всех работников в механизме транспорта — это и будет настоящая, большевистская дисциплина».
Товарищ Сталин по достоинству оценил успехи транспорта: «Успехи транспорта несомненны, мы не собираемся их скрывать. Нам не нужна ложная скромность. Достижения ваши немалы. С 56 000 вагонов среднесуточной погрузки поднялись до 73 000 вагонов. Это немало с точки зрения продвижения транспорта вперед. Но, товарищи, этого еще недостаточно с точки зрения потребностей страны. Надо добиться среднесуточной погрузки в 75 000 — 80 000 вагонов в день. Разрешите провозгласить тост за ваши успехи, которые несомненны и за которые вы заслужили настоящую большевистскую товарищескую похвалу. Разрешите провозгласить тост за те достижения, которых еще нет у вас, но которые обязательно должны быть, за то, чтобы все вы — от стрелочника до наркома — сделали все необходимое и подняли транспорт, который идет уже в гору, но идет еще покачиваясь, за то, чтобы транспорт был четко действующим, точным, как хороший часовой механизм, конвейером! За всех вас и за вашего Наркома, товарищи!»
Этот прием — первый в истории железнодорожного транспорта, все речи на этом приеме, в том числе и мое выступление, речи рабочих-железнодорожников, выражали чувство всех железнодорожников страны, их готовность к самоотверженному труду для подъема транспорта. Этот прием в Кремле и особенно речь товарища Сталина, давшего хорошую оценку работе железнодорожников в 1935 году, имели большое влияние на развернувшееся движение ударного труда и социалистического соревнования.
ЦК и Правительство приняли решение об удовлетворении просьбы рабочих железнодорожников — установить в ознаменование приема железнодорожников в Кремле ежегодный праздник — День железнодорожника, который отмечался бы 30 июля. Это было зафиксировано постановлением ЦИКа СССР за подписью Калинина. Так был установлен ежегодный Всесоюзный день железнодорожного транспорта Советского Союза. Впоследствии по примеру железнодорожного транспорта были постепенно установлены такие же Всесоюзные дни по другим отраслям социалистического хозяйства, а потом и не только хозяйства, но и разных областей государственной деятельности.
Это было завершением первого этапа борьбы за подъем железнодорожного транспорта в 1935 году и началом нового, второго этапа более устойчивого и глубокого подъема железнодорожного транспорта Великой железнодорожной державы — Советского Союза.
Во всех отраслях народного хозяйства — в промышленности, на транспорте, в колхозном и совхозном сельском хозяйстве развернулось мощным потоком стахановское движение новаторов производства, двинувшее нашу Советскую Родину на новые социалистические рубежи и укрепившее ее обороноспособность.
Многих из самых передовых людей я лично хорошо знал: Стаханов, Кривонос, Дюканов, Бусыгин, Сметании, Евдокия и Мария Виноградовы, Изотов Никита, Писаренко, Ангелина, Мария Демченко и другие. Особенно хорошо, конечно, я знал передовиков железнодорожного транспорта, ставших мне наиболее близкими, родными и дорогими друзьями, соратниками по подъему железнодорожного транспорта, и прежде всего таких, как Кривонос Петр и вся его семья, с которой я познакомился в Славянске, погостив у них в доме и побеседовав с отцом Петра — Федором Кривоносом, Огнев А. С, Закорко Н. Т., Яблонский Ф. Ф., Оме-льянов А. Я., Зайцев В. Г., Неудахина А. С, Бабайцев (это и был один их тех машинистов, с которыми я вел беседу в депо Сортировочная), Сатбаев Тимербек, Бородулин К. А., Кожухарь М. М., Краснов, Шакурский, Кирженко, Макаров, Межецкий, Богданов, Блинов, Троицкая и многие другие.
Рост социалистического хозяйства на основе стахановского, новаторского движения, захватившего и большую часть инженеров, техников и нашу интеллигенцию, обеспечил рост материального благосостояния народа, рост образования, культуры в стране. Это ярко видно на примере железнодорожного транспорта, на котором в то время в руках НКПС и дорог были сосредоточены все низшие и средние школы, где обучались дети железнодорожников, высшие железнодорожные учебные заведения, строительство и работа клубов и дворцов культуры, здравоохранение — больницы, клиники, санатории и т. д.
Важной задачей была организация обучения практиков минимуму технических знаний без отрыва от производства и организация массового обучения техминимуму рабочих и работников всего железнодорожного транспорта, в первую очередь стахановцев-кривоносовцев, для облегчения выдвижения на командные посты лучших из них.
Особое внимание было обращено на использование имеющихся инженеров и техников, в особенности молодых, значительная часть которых были направлены из канцелярий, где они сидели, на линии. Оканчивающие втузы получали персональную путевку прямо от наркома. В частности, я лично принимал большое количество выпускников — группами и поодиночке. Кроме того, мы устраивали собрания, на которых я выступал, давая указания, как им работать, просил их считать себя молодыми представителями наркомата и лично наркома и призывал бороться с консерватизмом. Это их воодушевляло и мобилизовывало на борьбу и творчество. Многие из этих молодых инженеров потом стали серьезными руководителями. Для примера я мог бы назвать министра путей сообщения Бещева, крупного работника аппарата Совмина тов. Платонова, руководителя путевого хозяйства Гаврилова и других.
Когда я рассказал в ЦК о примененной практике личного распределения и приема мною оканчивающих втузы НКПС молодых инженеров, тов. Сталин внес предложение и ЦК принял постановление, обязывающее всех наркомов лично распределять и принимать оканчивающих втузы молодых инженеров, и это, конечно, дало свои хорошие результаты.
После разработки крупных мер по улучшению использования паровозов и организации движения поездов были разработаны мероприятия по перестройке системы заработной платы и повышению заработной платы на железнодорожном транспорте.
Кроме прямого повышения месячных расчетных ставок была повышена прогрессивно-сдельная оплата покилометрового пробега на 20%, установлены премии за перевыполнение технических норм; командному составу служб эксплуатации, паровозного и вагонного хозяйства, пути и сооружений, сигнализации и связи была установлена прогрессивная надбавка за перевыполнение ежемесячных заданий.
В результате этих решений, а также улучшения организации труда, развития кривоносовского движения реальная зарплата серьезно повысилась. Достаточно, например, сказать, что средний месячный заработок машинистов товарных поездов повысился с 362 руб. в 1934 году до 519 руб. в 1935 году и до 600 руб. в апреле 1936 года.
Дальнейшая наша работа состояла в разрешении ряда хозяйственно-организационных и технических проблем. По паровозному хозяйству мы занимались внедрением нового типа-паровоза с конденсатором (аппарат НКПС задерживал этот паровоз, дающий замечательный эффект, несколько лет). Он, конечно, не заменял тепловоз, но был близок к тепловозам; главное в том, что он работал на угле и давал пробег без набора воды до 400-500 км. Когда я доложил ЦК об этом паровозе, тов. Сталин особо заинтересовался им, а тов. Орджоникидзе принял действенные меры по внедрению его в производство. В 1936 году мы получили уже около 400 таких паровозов, направляя их на линии с затрудненным водоснабжением, а наш передовой дальневосточный машинист Макаров и его напарник Межецкий провели маршрут от Хабаровска до Москвы на одном этом паровозе, не сменяя его в пути. Этот паровоз был назван именем Орджоникидзе — СО. Потом мы внедрили мощный пассажирский паровоз, который был назван именем Сталина — ИС. Электровозов мы получали крайне мало, план их производства не выполнялся, и это, главным образом, задерживало начатую электрификацию на важных участках. Важное значение имело введение электроосвещения паровозов, электроосвещения 1000 средних станций, которые ранее работали на керосиновом освещении.
В октябре 1935 года мы созвали совещание финансовых работников дорог и НКПС, где были поставлены вопросы о борьбе с убытками, о накоплении, о более точном учете доходов и, главное, о хозрасчете, о новой системе расчетов между дорогами и о хозрасчете, который мы внедрили в 1936 году при серьезном сопротивлении работников многих дорог. Осуществление всех указанных мероприятий требовало улучшения дела материально-технического снабжения в НКПС и на дорогах. Особенно это было важно в связи с развитием хозяйственно-строительной деятельности НКПС и дорог, с внедрением хозрасчета и с серьезным увеличением ресурсов, которыми распоряжались НКПС и дороги. Улучшение учета материальных ценностей сочеталось с борьбой со злоупотреблениями, произвольным расходованием и просто воровством и расхищением государственных ресурсов. Важнейшим мероприятием был подбор в органы материально-технического снабжения честных, верных партии и рабочему государству кадров.
Уже одно перечисление проблем и мероприятий, которые приходилось решать и осуществлять НКПС, показывает, что НКПС занимался не только общим руководством и организационно-политической мобилизацией масс на подъем транспорта, но и превратился в производственно-технический штаб. Для этого НКПС должен был перестроиться в своей работе и по своей структуре. Руководствуясь указаниями Центрального Комитета и Правительства, НКПС перестроил работу по руководству железнодорожной сетью, преодолевая канцелярско-бюрократические методы руководства, оторванность от живой жизни и от передовых людей транспорта. Достаточно, к примеру, сказать, что центральный аппарат НКПС был сокращен на 1000 человек, что дало возможность за этот счет повысить зарплату сотрудников. Для осуществления дифференцированного руководства дорогами были созданы в центральных управлениях территориальные отделы и одновременно с ними для лучшей разработки и осуществления технических проблем и знания положения с техникой на местах, в центральных управлениях — технические отделы. Тем самым было исправлено такое, например, нетерпимое положение, когда в НКПС в 1935 году не было элементарных данных о том, например, какое количество станций освещается керосином и сколько электричеством, не было даже систематизированных данных о тяговых плечах и технических скоростях по ним, о пропускных способностях (зато была карта, составленная «пределыциками» в 1934 году, пристрастно составленная и доказывающая, что пропускных способностей не хватает). Даже расписаний товарных поездов по отделениям в НКПС не было.
Перестройка аппарата, сокращение бумажного потока, усиление живой связи с местами улучшали работу аппарата и ликвидировали указанные выше недостатки. Их оставалось еще немало, часть из них заново воспроизводилась, но борьба с ними продолжалась систематически.
Важное общесоюзное значение имело собрание железнодорожников Московского узла, на которое были вызваны передовики других узлов, состоявшееся в Зеленом театре Парка имени Горького и транслировавшееся по радио на такие же собрания многих и многих узлов, станций, депо Советского Союза. В своем выступлении на этом массовом собрании я заострил задачу борьбы — за 80 тысяч вагонов погрузки в сутки и большевистскую подготовку к зимним перевозкам. Впоследствии мне не раз приходилось выступать на таких массовых собраниях в Зеленом театре, особенно в День железнодорожника 30 июля, но это было мое первое выступление перед всеми железнодорожниками Москвы и Союза.
Зима 1935-1936 г. опрокинула не только «пределыциков», но и все укоренившиеся представления железнодорожников о том, что зимой неизбежно происходит падение погрузки и перевозок. На деле же получилось, что в зимние месяцы грузили больше, чем в летние месяцы.
Но была большая опасность срыва работы всей сети из-за приближавшегося паралича движения на Сибирских и Дальневосточных дорогах, особенно на Томской дороге, разорвавшей единую железнодорожную сеть СССР на две части. Приостановка приема поездов Томской дорогой уже начала «зашивать» дороги Урала и даже Самаро-Златоустовскую дорогу, а там этот вал мог уже легко докатиться до дорог центра и юга, что означало бы полный срыв всего зимнего квартала.
Я доложил о сложившемся положении в Политбюро ЦК и поставил вопрос о моем выезде на Сибирские дороги. Политбюро уделило этому большое внимание, и хотя некоторые товарищи высказали сомнение, следует ли мне уезжать из центрального аппарата в январе, после высказанных товарищем Сталиным соображений, что главная опасность для всей сети идет сейчас именно с восточных дорог («Если там поправим, то всюду пойдет более гладко»), Политбюро одобрило мой выезд. При этом товарищ Сталин дополнительно высказал следующее предложение или совет: если товарищу Кагановичу удастся добиться серьезного перелома на Томской дороге, то было бы хорошо ему поехать дальше, до Владивостока, — это важно и с точки зрения транспортно-хозяйственной, и с точки зрения оборонной, при этом особо проверить ход строительства вторых путей Карымская-Хабарбвск, имеющих особо важное значение. «Надо, — сказал Сталин, — дать право товарищу Кагановичу принимать на месте все необходимые меры по ускорению строительства вторых путей, обязав строителей других организаций выполнять все его указания». Политбюро это предложение приняло, и в январе 1936 года с небольшой группой работников я выехал на место.
Я не буду здесь излагать весь ход моей поездки и все мероприятия, принятые на Томской и других Сибирских дорогах во время моего пребывания там, для этого потребовался бы целый том. Я приведу выдержку из моего доклада, сделанного 50 с лишним лет тому назад, в апреле 1936 года, на заседании Совета при народном комиссаре путей сообщения: «Введение нового графика с 1 октября 1935 года — крупнейшее оперативное мероприятие, но для успешного его проведения приходилось оперативно руководить его осуществлением, борясь со схематизмом и формализмом в этом деле. Позвольте остановиться в качестве примера на мерах, принятых НКПС зимой по восточным дорогам. Восточные дороги отстали в проведении всех тех мероприятий, которые намечал НКПС. И, надо признать, аппарат НКПС отставал в обслуживании восточных дорог. С чем мы столкнулись на восточных дорогах, в первую очередь на Томской? Работники восточных дорог работали плохо, не перестраивались, не проводили приказов НКПС, в том числе по паровозному хозяйству. Стахановцев не поддерживали, и их работа сводилась на смарку плохой работой остальных; поезда не продвигались, стояли на станциях, держались часами на перегонах; с соседних дорог поезда не принимались по распоряжению руководства дороги и по усмотрению и прямому произволу диспетчеров, дежурных по станции и т. п.
Надо было в первую очередь сломить антигосударственную практику неприема поездов и заставить людей мобилизовать свои силы на подъем работы. Многие эксплуатационники, исходя из схематических расчетов, особенно «предельчески» настроенные, рассуждали так: дорога «зашита», нельзя требовать от нее увеличенной погрузки, нельзя гнать туда больше вагонов. Паровозный парк, исходя из установленных норм оборота, у дороги с большими излишками, нельзя давать ей больше паровозов. Надо потихонечку «расшивать», заранее решив, что погрузку надо наполовину снизить. Мы поступили по-другому. И тот опыт, который проведен сейчас на Томской дороге, чрезвычайно интересен для других дорог. Работников Томской дороги надо было поставить перед необходимостью пропускать большое количество поездов, чтобы они почувствовали, что другого выхода нет».
Первый политический удар, который мы нанесли размагниченным кадрам на Томской дороге, заключался в том, что мы сказали: вы поступаете как государственные преступники; вы разрываете единую железнодорожную сеть СССР на части; вы не везете грузы на восток, сознательно нарушаете расписание, самовольно не принимаете поезда. Извольте «открыть ворота». Мы знали, что по одному лишь приказу поезда не пойдут. Если бы просто «открыть ворота», пустить большее количество поездов, не проводя других мероприятий, то на Томской дороге действительно могло бы создаться безвыходное положение. Но мы приняли и другие меры. Во-первых, мы дали еще паровозов и вагонов. Старые эксплуатационники (я здесь имел в виду и НКПСовских, в том числе и Постникова) никак не могли этого понять и согласиться с этим: на Томской дороге столько лишних паровозов и вагонов, а вы требуете еще паровозов и вагонов. Мы отвечали: нельзя рассуждать схематически; на фронте бывает такая обстановка, при которой, по всем расчетам командования, достаточно иметь одну дивизию, чтобы разбить противника, но качество дивизии бывает разное, и порой невысокое качество приходится компенсировать количеством и притом и улучшенным качеством. Нужно было прежде всего убедить честных работников Томской дороги, что они могут грузить и перевозить значительно больше. Мы дали им паровозов и вагонов, хотя был излишек парка.
Мы поддержали восточные дороги лучшим снабжением запасными частями и материалами, послали в отстающие депо ремонтные поезда с центральных дорог, квалифицированных рабочих с других дорог, снабдили основные кадры теплой спецодеждой.
Второе мероприятие, которое было проведено нами, — это сплочение лучших людей. Если бы мы приняли только хозяйственно-технические меры, но организационно-политически не мобилизовали людей, то все было бы провалено. В том и заключается слабость старых эксплуатационных расчетов, что они не принимали во внимание возможность преодоления людьми трудностей, если работникам дать правильную установку, их организовать. И, главное, мы заменили ряд провалившихся работников, начиная с руководства дороги (сняли начальника дороги Миронова, зазнавшегося вельможу), и направили туда ряд новых работников. Работники Томской и других восточных дорог, подпертые всеми нашими конкретными мероприятиями, подпертые логикой необходимости, вынуждены были подтянуться.
Третье мероприятие — разоблачение мерзавцев, использование орудия пролетарской диктатуры для наказания тех, кто мешал правильной работе.
Четвертое мероприятие — это оперативное маневрирование на восточных дорогах, то есть такое регулирование грузопотоков, которое приучает дороги работать напряженно, с полным использованием пропускных способностей, но вместе с тем не позволяет «зашивать» дорогу излишками вагонных парков на отдельных ее участках. В этом смысле огромное значение имеет упорядочение ежедневного составления «поездного положения», дающего полную картину дороги на каждом участке и позволяющего производить соответствующие маневры — передвижки поездов с одного отделения на другое. Этот опыт составления ежедневного «поездного положения» мы потом внедрили на всех дорогах и в НКПС в общесетевом масштабе, что оказало нам огромную помощь в работе, особенно во время Отечественной войны.
Пятое мероприятие — перестройка отношения аппарата НКПС к восточным дорогам. Мы заставили центральные управления повернуться лицом к восточным дорогам, усилить обслуживание нужд этих дорог. (Если сохранились мои распоряжения, дававшиеся из Сибирских и Дальневосточных дорог, и мои разговоры по прямому проводу с НКПС, то это были бы весьма интересные поучительные документы о том, как мы «с линии фронта» перестраивали в ходе боя аппарат НКПС.) По приезде в Москву мы увеличили капиталовложения на 1936 год по восточным дорогам, улучшили снабжение их запасными частями, материалами.
Без преувеличения скажу, что эта моя поездка по Сибири и Дальнему Востоку обогатила меня. Я прошел большой учебный курс по железнодорожному делу, изучив не только хозяйство, но, главное, людей — железнодорожников и нежелезнодорожников, с многими из которых я имел беседы не только на работе, но и в домашних условиях, в их семейном кругу, где выявил много бытовых нужд, в частичном удовлетворении которых мы немало помогли.
Выводы имели большое значение не только для восточных дорог, но и для дальнейшего подъема всего железнодорожного транспорта СССР.
О моей поездке на восточные дороги, о принятых и принимаемых мерах я доложил в ЦК, который одобрил все принятые и принимаемые мероприятия. ЦК оказал большую помощь рабочим Сибирских и Дальневосточных дорог, вплоть до того, например, что пошел навстречу просьбам дальневосточных железнодорожников о снабжении их охотничьими ружьями и припасами к ним для развития охоты и улучшения тем самым их самоснабжения мясом (ЦК дал указание выделить не менее 25 тысяч охотничьих ружей).
По итогам 1935 года и первого квартала 1936 года ЦК по моему докладу одобрил работу НКПС и всего железнодорожного транспорта и за достигнутые результаты вынес постановление о награждении железнодорожников орденами и медалями. После вручения Калининым орденов я в своей речи на Президиуме ЦИК, выражая благодарность железнодорожников, сказал: «У каждого из нас этот год был годом величайшего напряжения всех наших духовных и физических сил. Это был действительно год, когда железнодорожники ложились спать и вставали с одной мыслью о том, как бы на чем не сорваться, как бы опять не споткнуться и не попасть в ту же лужу, в которой железнодорожники слишком долго сидели. Наши достижения и победы значительны, но у нас в работе есть еще много недостатков, на нашем пути еще много трудностей. Мы должны создать такой транспорт, который воплотил бы в своей работе, как это уже есть на Метро, любовь, внимание, заботливость к труженикам — строителям социализма. Думаю, что имею право сказать здесь не только от вашего имени — награжденных, но и от имени всей многомиллионной армии железнодорожников, что мы все сделаем для того, чтобы наш транспорт стал в полном смысле слова культурным, социалистическим транспортом».
Здесь, может быть, будет уместно привести полученное мною в тот период письмо великого пролетарского писателя Максима Горького, который писал мне: «Пользуюсь случаем выразить Вам искреннейшее мое восхищение Геркулесовой работой Вашей по очистке Авгиевых конюшен транспорта. Энергия Ваша не первый раз меня изумляет, но Ваша работа на транспорте, это уже почти фантастика!
От всей души поздравляю Вас, дорогой товарищ.
М. Горький.
29/Х 35 года. Тессели».
Можно без преувеличения сказать, что 1935-1936 годы были годами закладки прочного фундамента перестройки Советского железнодорожного транспорта.
Разумеется, все эти совещания не снижали, не ослабляли нашу повседневную оперативную деловую работу и борьбу с проявлявшимися срывами погрузки по родам грузов и по перевозкам, но этим вопросом мы обычно каждодневно, ежечасно руководили по прямому проводу по телефону, частными приказаниями и созывом оперативных совещаний по селектору.
В октябре мы вызывали в Москву начальников дорог и начпо-доров, чтобы заслушать их специально о выполнении плана погрузки в связи с недовыполнением его по некоторым дорогам, о проверке выполнения приказа о крушениях и подготовке к зиме. Особую заботу мы проявляли о подготовке к зиме.
После этого часть руководящих работников НКПС была разослана на дороги для оперативной помощи начальникам дорог. Лично я выехал на Донецкую и Сталинскую (Екатеринославскую) дороги.
Дело в том, что эти две крупнейшие дороги, хорошо работавшие в 1935 году и первом — втором кварталах 1936 года, начали хромать в третьем квартале 1936 года. Это обеспокоило нас, и я, выехав туда, принял вместе с местными руководителями парторганизаций оперативные меры для улучшения их работы. В своих речах на активах я обстоятельно разобрал их работу и, конечно, подверг ее резкой критике. В конце речи на Сталинской дороге я сказал: «Здесь говорили, что я должен был приехать к вам для отпразднования переименования дороги (бывшая Екатеринославская переименована в Сталинскую). Я не приехал тогда, потому что не имел возможности. Но скажу вам, что по своему характеру, по опыту, по навыку за долгие годы своей борьбы я больше пригоден для организации делового подъема, для дела критики, для дела положительного исправления ошибок, чем для торжеств. Но я уверен, что Сталинская дорога и я вместе с ней еще будем торжествовать».
В начале января 1937 года мы провели селекторное Всесоюзное совещание со всеми начальниками дорог, начподоров, отделений и крупнейших узлов — оно имело большое значение для выправления работы в целом за первый квартал. Мы не спускались в погрузке ниже 80 тысяч вагонов в сутки.
Совещание по селектору не носило просто характер призыва и обещаний. Это был серьезный, глубокий и технически деловой диспетчерский разбор положения по каждой дороге и отделениям как по погрузке, так и по движению. Некоторые дороги приходилось «при всем честном народе» всей сети раскритиковать, а некоторых похвалить. Хотя мы вообще скупо хвалили, но в данном случае одобрили и поощрили лучших, в частности, я заявил, что объявленные выговоры отдельным начальникам дорог сняты ввиду того, что они выправили положение и работают сейчас удовлетворительно.
В эти годы интересная, важная и большая, например, работа развернулась политотделами в связи с движением среди жен командиров и передовиков транспорта по их участию в улучшении культурно-бытовых условий жизни и работы железнодорожников, о которой ярко рассказали участники созванных в НКПС совещаний передовых женщин транспорта (в 1936 году было два таких совещания — одно в июне, другое в декабре). В своих речах я от души благодарил передовых женщин за их неоценимую помощь не только в наведении культуры и чистоты в общежитиях, школах, больницах, детских садах и яслях, на самих предприятиях, но и в помощи своим мужьям быть передовыми новаторами на железнодорожном транспорте.
1937 ГОД: ОБ УРОКАХ ВРЕДИТЕЛЬСТВА
Состоявшийся в феврале-марте 1937 года Пленум Центрального Комитета ВКП (б) заслушал и обсудил доклады «Об уроках вредительства, диверсий и шпионажа японо-немецко-троцкистских агентов в промышленности и на транспорте».
Пленум ЦК обсуждал и другие очень важные вопросы: о подготовке к избирательной кампании (докладывал тов. Жданов), о недостатках партийной работы и мерах ликвидации троцкистских и иных двурушников (доклад тов. Сталина) и об уроках вредительства в промышленности, на транспорте и в других отраслях хозяйства (доклад тов. Молотова).
Я остановлюсь главным образом на моем докладе: «Уроки вредительства, диверсий и шпионажа японо-немецко-троцкистских агентов на железнодорожном транспорте».
Я начал доклад со следующего общего замечания:
«Мы обсуждаем здесь уроки вредительства, диверсий и шпионажа японо-немецко-троцкистских агентов. Это означает, что мы должны вскрыть особенности этого вредительства, его приемы борьбы, а главное — вскрыть наши ошибки, ошибки хозяйственных руководителей, партийных и беспартийных, начиная от низового хозяйственного работника и кончая народным комиссаром, которые вовремя не разоблачили вредительских действий врагов. Корни и характер японо-немецко-троцкистского вредительства на железнодорожном транспорте те же, что и в тяжелой промышленности, о которых здесь докладывал товарищ Молотов.
Мы имеем дело с бандой оголтелых разведчиков-шпионов, озлобленных растущей мощью социализма в нашей стране и применяющих поэтому все средства изуверской борьбы с Советской властью, с Советским Союзом, какие имеются в арсенале шпионов, диверсантов и разведчиков.
К железнодорожному транспорту в особой мере применимо то, что указано в первом абзаце проекта резолюции Пленума ЦК, что «троцкисты, ставшие наемным орудием фашизма, восприняли приемы вредительства всех ранее раскрытых вредительско-шпионских организаций в промышленности и на транспорте. По отношению к железнодорожному транспорту можно сказать, что они восприняли не только приемы вредительства, они восприняли значительную часть неразоблаченных людей и даже сохранившихся в течение ряда лет не вскрытых организованных групп вредителей».
Так же, как Молотов по народному хозяйству, так и я рассказал Пленуму ЦК факты из истории вредительства на железнодорожном транспорте, начиная от фон-Мекковской организации периода «Промпартии» и кончая троцкистскими группами, вступившими в 1930 году в союз, в соглашение с вредителями-шпионами из буржуазных специалистов, занимавших в НКПС и на дорогах те официальные посты, которые давали им возможность, прикрываясь теоретическими формулами и расчетами, запутывать технические планы, срывать планы перевозок, развитие и реконструкцию железнодорожного транспорта. Эта цепочка, связавшая воедино троцкистов с матерыми сторонниками старого буржуазного строя, пошла дальше и привязывала к ним людей с партбилетом в кармане, но имевших троцкистское прошлое или сочувствовавших им. Я это иллюстрировал на Пленуме фактами, в частности показаниями одного из лидеров троцкистов, бывшего главного заместителя Троцкого, когда он был народным комиссаром путей сообщения, — Серебрякова.
Они использовали «предельчество» как легальное прикрытие подрывной работы буржуазных вредителей и троцкистов. Они превращали теорию «предела» в легальную платформу троцкистов, направленную на срыв всех государственных планов на железнодорожном транспорте, используя для этого на протяжении ряда лет, вплоть до 1935 года, журналы, кафедры и даже всякие совещания и конференции. Созванную в декабре 1934 года Всесоюзную диспетчерскую конференцию «предельщики», буржуазно-троцкистские вредители использовали для пропаганды, разработки и принятия таких решений, которые облегчали им творить свои вредительские диверсии, в особенности по срыву графиков движения поездов. Эти проекты были, к сожалению, «чохом» утверждены руководством НКПС.
Установлено, что приказы и инструкции большей частью вырабатывались и редактировались «пределыщиками»-вредителями, а коммунисты — большие и малые — не замечали открытой, легальной, наглой работы врага.
В 1935 году под руководством ЦК нам удалось ликвидировать господство «пределыщиков» — была ликвидирована их легальная, открытая вредительская деятельность, но они перешли на подпольное вредительство. Вот что показал тот же руководитель троцкистского вредительского подпольного штаба Серебряков:
«В начале 1935 года, — показывает Серебряков, — после назначения Л. М. Кагановича наркомом путей сообщения я вызвал Арнольдова (он был тогда начальником Управления эксплуатации и движения). Арнольдов, придя ко мне, прежде всего заявил следующее: «Если в начале 1934 года говорилось, что транспорт является тем узким местом, с которым столкнулась наша экономика, то это же самое можно сказать и теперь — через год... Достаточно сказать, что к началу 1935 года среднесуточная погрузка составляет немногим более 50 000 вагонов. Все нормы занижены донельзя. Мы со своими специалистами так крепко все это «обосновали», что вряд ли Кагановичу удастся скоро двинуть транспорт вперед. Помимо этого: 1) увеличен парк «больных» вагонов и паровозов, так как ремонт их проводится недоброкачественно в результате установленной системы обезлички в ремонте, 2) заторможен переход на неразрезные буксы, на автоторможение и автосцепку, 3) путевое хозяйство находится в очень скверном состоянии, так как средства на текущий ремонт направлялись не по назначению, 4) дороги снабжались запчастями и материалами некомплектно и нестандартно, 5) создавались на дорогах пробки. Все это привело, — говорил Арнольдов, — к увеличению количества крушений и аварий на дорогах, к нарушению графика движения поездов».
Если, — продолжал Серебряков, — к 1935 году транспорт задыхался в узких рамках заниженных норм, то это потому, что Арнольдову совместно с группой специалистов удалось сделать эти заниженные нормы законом работы на железных дорогах. Все это было тем, что вскоре было вскрыто Кагановичем как теория «предела», которой прикрывала наша организация свою вредительскую работу».
Дело, конечно, не в Кагановиче. Это сделала партия, ее ЦК, в том числе и я. Но вопрос действительно состоял в том, что было ликвидировано легальное прикрытие вредительства. Вредители были серьезно обезврежены, передовые люди получили возможность развернуться, ломать старые нормы, творить своим творческим революционным трудом новые нормы и измерители, обеспечившие подъем транспорта.
Да, действительно, уцепившись за «предельчество», мы поймали сердцевину троцкистской открытой, легальной платформы на железнодорожном транспорте. В 1935 году они были серьезно подбиты, загнаны в подполье и, конечно, не могли так действовать, как раньше. Но в 1936 году они оживили свою деятельность.
Увлеченные успехами железнодорожники не проявляли должной бдительности. Я говорил об этом на Пленуме ЦК, и говорил не абстрактно, а иллюстрировал это конкретными фактами и людьми. Я говорил и о том, о чем ЦК партии, Сталин и я, конечно, не раз говорили железнодорожникам: о бдительности не только в 1935 году, но и в 1936 году. В приказе о крушениях я писал, что «одной из важнейших причин продолжающихся крушений является подрывная диверсионная работа классовых врагов — бывших кулаков, белогвардейцев, меньшевиков, троцкистов — и притупление большевистской бдительности командиров и политработников». Несмотря па это, и я как нарком проявил доверчивость и мягкость к перекрасившимся людям, которые меня обманывали.
Если Арнольдова мы сняли с поста начальника Управления эксплуатации, то Лившиц, бывший троцкист, был заместителем наркома. Он так рьяно выступал против «пределыциков», внешне проявлял себя энергично в работе, что мы поверили в его честность. Точно так же можно сказать о Томленове, которого я сам выдвинул начальником Паровозного управления. Это был высококвалифицированный инженер, коммунист. Сын машиниста, сам машинист, учился при Советской власти, был ранее секретарем уездного комитета партии. Я к нему хорошо относился и даже надеялся вырастить из него крупного руководителя, но оказалось, что. будучи командирован в 1929 году в Японию, он дал волю своему «молодому темпераменту», увлекся японкой. А там появился ее якобы муж, а на деле разведчик. Он пригрозил Томленову арестом, скандалом, а когда явился второй разведчик, предложивший свои услуги уладить все дело, лишь бы Томленов дал расписку информировать японскую разведку, «помучился», как он сам потом признался, и согласился. Так он стал японским разведчиком, а троцкисты «облагородили» его своей «идеологией». Он не ограничивался уже информацией, а вредил. А как начальник Паровозного управления, он уже не только сам вредил, а навербовал немало помощников себе.
По данным следственных и судебных органов я осветил в докладе на Пленуме ЦК о вредительстве в паровозном и вагонном, путевом хозяйствах, о вредительстве в строительстве и реконструкции железнодорожного транспорта, о необходимых мероприятиях по искоренению вредительства и о ликвидации последствий вредительства, особенно об обеспечении безопасности движения. Я доложил Пленуму ЦК факты организации вредителями, шпионами и троцкистами крушений, в особенности пассажирских поездов, с большими человеческими жертвами, об улучшении дела подбора и воспитания кадров, особенно связанных с движением поездов, о работе политотделов, об усилении бдительности коммунистов, и особенно руководящих работников.
Наряду с борьбой с действительными вредителями были допущены следственно-судебные ошибки, когда судебно-следственные органы воспринимали сознательное оговаривание шпионами честных людей, причисляя их к своей банде. По ряду работников мы возражали и отстояли от осуждения немалое количество таких честных работников, занимавших потом руководящие посты, а по другим, имея показания их самих, мы не смогли их отстоять, и они были невинно осуждены.
После Пленума ЦК мы провели в марте широкий актив работников железнодорожного транспорта.
В своем докладе на активе я доложил обо всех вопросах, обсуждавшихся на Пленуме ЦК, и больше всего, конечно, об уроках вредительства, диверсий и шпионажа японо-немецко-троцкистских агентов на железнодорожном транспорте.
В то же время я предупреждал от легковесных обвинений и перестраховки. «Проявление политической бдительности, — говорил я, — отнюдь не означает «лови каждого». Вот не понравился нос такого-то, он его считает вредителем, или сказал человек что-нибудь не так — его объявляют вредителем, он был знаком с троцкистом — его самого объявляют троцкистом, хотя оснований для этого нет».
Надо, однако, сказать, что эти и многие другие такие же предупреждения не предотвратили ошибки, перегибы, а в дальнейшем грубые извращения, которые, к великому сожалению, имели место. В этом вина не только органов НКВД и судебно-следственных органов, но и наша — руководящих деятелей. Нажимая на бдительность, мы вовремя не приняли необходимых мер против перегибов, превышения власти и злоупотребления этой властью.
Однако грубую ошибку совершают те, которые по случаю того, что пострадали и некоторые невиновные, делают вывод о том, что вся борьба с вредителями, шпионами, в том числе и из троцкистского лагеря, была якобы неправильной. Это есть попытка опорочивания всей революционно-классовой Ленинской линии партии за сохранение Советской власти и курса на строительство и победу социализма в борьбе с его врагами. Не так легко преодолеть вредительство, диверсии и шпионаж на транспорте, так же как и в других отраслях хозяйственной и государственной деятельности. Еще в 1927 году при обсуждении на Пленуме ЦК уроков шахтинского вредительства генеральный секретарь партии И. В. Сталин предупреждал о том, что вредительстве будет и впредь, пока существует капиталистическое окружение.
Новое в нынешнем вредительстве то, что в связи с изменением обстановки меняются и персоны этого вредительства. Сейчас основными кадрами и «активом» вредительства являются троцкисты и «правые». Но это не меняет дела. «Ленин и Сталин, — говорил я, — не раз предупреждали нас, что люди, вступившие на путь борьбы с партией — троцкисты, «правые», «право-леваки» и все другие оппортунистические элементы, которые к ним примыкали, — в своем развитии должны неизбежно скатиться в большинстве своем в лагерь империализма. Мы видим сейчас, что они скатились в лагерь оголтелого фашизма, стали наемной агентурой фашистских контрразведок. Вот почему сейчас самое важное не столько в констатации этого, сколько в том, чтобы мы не допустили впредь такого вредительства, чтобы мы противопоставили свою большевистскую бдительность и решительность в борьбе с врагами.
Мы должны устранить допускаемые перегибы и ошибки, мы должны ликвидировать все те недостатки, которые позволили врагам орудовать у нас, в особенности на железнодорожном транспорте. Враги знали, — говорил я, — что такое железнодорожный транспорт для войны. Вот почему на железнодорожниках лежит особая ответственность перед Родиной, перед страной. Мы не должны допускать промедления в ликвидации последствий вредительства».
После Пленума ЦК мы созвали актив паровозников, отдельно еще приемщиков паровозов после ремонта и машинистов-инструкторов, актив работников вагонного хозяйства, ревизоров-диспетчеров, ревизоров по безопасности движения, актив путейцев, работников грузовых служб, строителей и других.
Это были сугубо деловые совещания, проведенные на политической основе и сыгравшие большую роль в непосредственной ликвидации последствий вредительства и в выполнении Второго и Третьего пятилетних планов, что особенно важно было в подготовке к защите нашей Родины.
ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНЫЙ ТРАНСПОРТ ВО ВТОРОЙ И ТРЕТЬЕЙ ПЯТИЛЕТКАХ
Железнодорожный транспорт во Второй пятилетке перестал быть «узким местом» в народном хозяйстве и прочно вошел в ряды самых передовых отраслей социалистического хозяйства.
Можно без преувеличения сказать, что без подъема железнодорожного транспорта не была бы выполнена Вторая пятилетка по промышленности и в целом по народному хозяйству. Выполнено было задание об особых преимуществах грузов тяжелой индустрии на железнодорожном транспорте, о повышении удельного веса в погрузке и перевозках угля, металла, нефти, леса, строительных материалов и, конечно, хлеба. И это несмотря, а частью благодаря серьезным изменениям в географии грузопотоков: при росте в целом погрузки во Второй пятилетке на 75% погрузка дорог Дальнего Востока, Средней Азии, Сибири и Урала выросла в 2 1/4 раза. И в европейской части произошли серьезные изменения — уголь и металл Донбасса пошел мощным потоком в центр прямым путем по вновь построенной магистрали Москва-Донбасс. Точно так же благодаря постройке моста через Волгу у г. Горького лес с Урала и Кировской области направлялся более коротким путем к центральным районам страны и т. д. и т. п. Появились новые потоки нефти и нефтепродуктов в связи с открытием новых месторождений нефти и постройкой новых нефтеперерабатывающих заводов. Это же относится и к металлу. Уменьшились нерациональные перевозки, так как улучшилось размещение производительных сил в стране. Все же в связи с ростом потребностей окраинных районов СССР увеличились дальние перевозки. Оставалось много нерациональных и встречных перевозок. Мероприятия, принимавшиеся по их сокращению, не устраняли их.
Промышленность освоила и поставила мощные, современного типа паровозы ФД — это тот паровоз, против которого боролись «предельщики»-вредители. Всего за Вторую пятилетку было произведено 1928 паровозов ФД.
Особенно важным были освоение, производство и поставка совершенно нового типа паровоза с тендер-конденсатором, который мог пройти без набора воды 500-700 и даже 900 километров, работая на угле. «Пределыцики»-вредители до этого срывали его внедрение. Всего за Вторую пятилетку было произведено 730 паровозов с тендер-конденсатором — СО.
Весьма важным было освоение нового мощного пассажирского локомотива — ИС. Этот паровоз вез пассажирские поезда со скоростью 130 километров в час. Таких паровозов мы получили за Вторую пятилетку 113. Можно, конечно, сейчас, как говорится, быть «задним умом крепок» и упрекать, почему мы тогда налегали на паровозы нового типа, а не на электровозы. Но, во-первых, приходилось учитывать нехватку электроэнергии — электростанции строились, росли, но не могли обеспечить большой рост потребности в электроэнергии, в том числе и на железных дорогах; во-вторых, производство электровозов и других видов оснащения отставало даже от тех скромных заявок, которые предъявлял НКПС.
Плохо было с производством электровозов и тепловозов. По Второму пятилетнему плану должно было быть поставлено 350 электровозов, фактически поставлено 145, т.е. 41,5%, по тепловозам при плане 248 поставлено 30, т.е. 12%. Отсутствие электровозов и, главное, кризис с электроэнергией и электроматериалами не только не давали нам возможности расширять электрификацию, но и срывали введение в эксплуатацию подготовленных линий. Вторым пятилетним планом, надо сказать, заниженным по сравнению с требованиями НКПС, намечалось электрифицировать 5050 км. Фактически было электрифицировано в 1934 г. 28, 9 км, в 1935 г. — 197 км, в 1936 г. — 562 км и в 1937 г. — 114, 8 км. Всего за Вторую пятилетку было электрифицировано 979 км. Несмотря на огромные трудности по электрификации, железнодорожная сеть имела в 1937 году уже 1690 км электрифицированных путей — это были наши первенцы, зародыши будущей широкой и могучей электрифицированной сети железных дорог Советского Союза.
НКПС был разработан план широкой электрификации железных дорог, был организован специальный отдел по электрификации, разработаны новые конструкции электровозов, в том числе электровоз ПБ (Политбюро).
Когда в начале 50-х годов наметился серьезный перелом в балансе электроэнергии страны и в производстве электровозов, ЦК и Совет Министров, по предложению товарища Сталина, разработали и приняли большой план электрификации более 50 тыс. км. железнодорожных магистральных путей, в том числе Сибирской и Дальневосточной магистралей. (Таким образом «Америка» по электрификации была открыта задолго до 1956 года, как об этом хвастали «сталиноеды».)
Широким фронтом развернулась замена легких рельсов тяжелыми, замена песчаного балласта щебеночным. В особенности большое значение имело внедрение новых крупных машин в путевое хозяйство, облегчивших и ускоривших весь процесс ремонта и реконструкции пути. Эта крайне сложная работа стала производиться без длительного перерыва движения, то есть, как говорили железнодорожники, и «под колесами» и в «окна», по 2-4 часа, предоставлявшиеся путейцами. Это были такие машины, как путевой струг, машинно-путевые станции и особенно путеукладчик Платова, который предназначался и для строителей, и для путейцев. Это замечательная мощная машина завоевала широкое признание и применение на долгие годы, претерпевая, конечно, дальнейшие усовершенствования. Путеукладчик, подкрепленный организацией баз, подготавливающих звенья для укладки в пути, играет и сегодня выдающуюся роль в строительстве новых линий и вторых путей.
Хотя новое железнодорожное строительство во второй пятилетке было улучшено, но план строительства не был выполнен, особенно по новым линиям. При плане 9500 км было фактически сдано в эксплуатацию около 4 тыс. км.
Получилось так, что первый год Третьей пятилетки мне довелось работать не только в области железнодорожного транспорта, но и в области тяжелой промышленности. После смерти незабвенного Серго Орджоникидзе в 1937 году решением ЦК и Правительства я был утвержден народным комиссаром тяжелой промышленности.
Я возражал против совместительства таких двух постов — НКПС и Наркомтяжпрома, как это вначале предполагалось, и решение было принято — без совместительства, с освобождением от НКПС. Но вышло не по-моему. Наркомом путей сообщения был назначен Бакулин, оказавшийся слабым для руководства таким наркоматом, как НКПС. К осенне-зимним перевозкам подготовились плохо. Сложилось так, что в связи с резким срывом осенне-зимних перевозок на железнодорожном транспорте ЦК и СНК в декабре 1937 года назначили меня уполномоченным ЦК и СНК в НКПС, потом вновь народным комиссаром путей сообщения по совместительству с работой народного комиссара тяжелой промышленности. Это было тяжелое совместительство.
На созванных в январе 1938 года селекторных совещаниях в НКПС, вначале более узкого круга актива дорог и НКПС, а затем более широкого совещания, на котором присутствовало по всем дорогам и в НКПС более 40 тысяч активистов железных дорог, я выступил и как уполномоченный ЦК и СНК. «У ЦК партии и Совнаркома, — сказал я, — появилась большая тревога за состояние железнодорожного транспорта» — и дал анализ причин и намечавшихся мер, которые в первую очередь сосредоточивались на обороте вагонов. На Пленуме ЦК я также приводил данные о потерях на обороте вагонов, особенно по причинам плохой работы технических станций.
В апреле был созван в Москве большой актив НКПС и дорог, на котором были заслушаны доклад председателя Правительственной комиссии по приему и сдаче дел тов. Землячки и выступления по этому докладу, в том числе и мое выступление как повторно назначенного народным комиссаром путей сообщения. Я выступал как старый активист железнодорожной армии и, естественно, касался многих волнующих вопросов, выходящих за рамки приема и сдачи дел и имевших большое влияние на всю работу в 1938 году.
Во II квартале 1938 года положение на дорогах выправилось. В моем выступлении в Парке культуры и отдыха на третьем праздновании Дня железнодорожника я говорил о достижениях и о недостатках в работе в зиму 1937-1938 гт. и о мобилизации сил для предотвращения малейших заминок в зиму 1938-1939 гг.
Отчасти 1939 и 1940 годы были особыми годами — мы осуществляли серьезные воинские перевозки. Мы перевезли немало на Запад, когда еще часть наших братьев-украинцев находились под властью польских панов. Точно так же мы помогли освобождению от буржуазной власти славных народов Латвии, Литвы и Эстонии. Правда, те военные силы, которые мы перевезли, не пришлось пускать в ход, потому что сами народы вышибли своих властителей, но мы-то перевозки осуществили «по-всамделишному». Особо значительными и, я бы сказал, нелегкими, особенно по дальности, были перевозки на Восток для отпора зарвавшимся японским империалистам на Халкин-Голе и Хасане. Как известно, там подвезенные нами славные силы нашей армии дали серьезный урок империалистам. Особенно нелегкими были перевозки на Финляндский фронт, где мы имели затруднения на Кировской дороге и в Ленинградском узле. По поручению ЦК мне пришлось выехать в Ленинград, Петрозаводск, на фронтовые узлы и станции. На Кировской и Октябрьской дорогах мы извлекли важные уроки и выводы, имевшие важное поучительное значение для предстоящих больших воинских перевозок.
Безусловно, военное значение имела организация в 1939 году новых дорог: Белостокской, Брест-Литовской, Ковельской и Львовской, а в 1940 году — Кишиневской, Латвийской и Литовской. Соответственно были внесены изменения в структуру НКПС. За успешное выполнение заданий правительства, за ста-хановско-кривоносовскую работу правительство в этом году наградило свыше трех тысяч железнодорожников орденами и медалями, а позднее — за успешное выполнение задания правительства по специальным военным перевозкам — ордена и медали получили 540 лучших железнодорожников Октябрьской и Кировской дорог. НКПС в свою очередь наградил 15 тысяч стахановцев-кривоносовцев значками «Почетному железнодорожнику» и «Ударнику Сталинского призыва».
Глава 14
НАРКОМ ТЯЖЕЛОЙ ПРОМЫШЛЕННОСТИ
В 1937 году, после смерти незабвенного нашего тов. Серго Орджоникидзе, я был утвержден народным комиссаром тяжелой промышленности, в первые месяцы с освобождением от обязанностей наркома путей сообщения, но в начале 1938 года, в связи с вновь возникшими трудностями на железных дорогах, меня вновь назначили народным комиссаром путей сообщения с оставлением меня народным комиссаром тяжелой промышленности. Это было тяжелое совместительство!
За годы первой и второй пятилеток наша промышленность гигантски выросла, она перевыполнила план Второй пятилетки. Наибольший рост дала тяжелая промышленность, которой партия и правительство обеспечивали преимущественное развитие. Однако при общем выполнении плана тяжелой промышленностью на 122% план по чугуну, углю и нефти не был выполнен. Наряду с огромными успе'хами и опережением по темпам роста других стран, в том числе и по чугуну, углю и нефти, мы все еще отставали в экономическом отношении и имели серьезные недостатки в использовании мощностей и освоении вновь построенных предприятий.
Соответственно ЦК и решал организационные вопросы. Так, например, по Наркомату тяжелой промышленности в 1937 году были выделены из Наркомтяжпрома два новых наркомата: Наркомат машиностроения и Наркомат оборонной промышленности, что укрепляло наши позиции и в области хозяйственной, и в области обороноспособности нашей Родины. В 1939 году из этих Наркоматов тяжелой промышленности выделился еще ряд наркоматов — можно себе представить, какой это был действительно «тяжелый» наркомат, когда им руководили такие выдающиеся деятели нашей партии, как Дзержинский, Куйбышев и Орджоникидзе.
Во второй половине 1937 года я был назначен наркомом тяжелой промышленности Советского Союза. Тяжелая промышленность продолжала расти быстрыми темпами, и в то же время отставали некоторые отрасли, в особенности освоение новых мощностей и новой техники. И здесь, в промышленности, сказывалось вредительство и борьба все еще шла за ликвидацию последствий этого вредительства.
Наряду с улучшением и ускорением хода нового строительства и ввода новых мощностей по чугуну, стали и прокату Коллегия Наркомтяжпрома развернула большую работу по разработке и внедрению технических новшеств и научно-технически подготовленных и разработанных рационализаторских предложений, дающих интенсификацию производства и наращивание мощностей на действующих предприятиях. Например, в 1938 году началось строительство доменной печи и кислородной установки, тогда уже было подсчитало, что производительность доменных печей при работе на кислородном дутье может быть увеличена в два раза; тогда же была разработана поверхностная закалка металла (профессор Вологдин и Гевелинг), что меня особенно заинтересовало в связи с тем, что применение, например, такой закалки стыков рельсов резко уменьшит износ рельсов в пути. По этому вопросу Вологдин был частым гостем у меня. Разрабатывался вопрос о применении бесслитковой прокатки, что должно увеличить производительность прокатных станов и т.д. и т.п.
Важное место занял такой прогрессивный вопрос, как пересмотр существовавшей специализации станов для обеспечения народного хозяйства прокатом высококачественных профильных и ходовых сортов металла. Это дело и в дальнейшем приковывало внимание металлургов, да и сейчас оно недоделано и имеются большие недостатки. При специализации станов необходимо было не допустить, чтобы это приводило к усугублению встречных и дальних перевозок металла. Все эти и другие мероприятия теснейшим образом были связаны с Третьим пятилетним планом в области черной металлургии.
Особое место занимала забота о подъеме промышленности цветной металлургии (медь, свинец, олово, алюминий, золото, редкие металлы и проч.), имевшей не только хозяйственное, но и важнейшее оборонное значение. С разрешения ЦК я выехал на Урал, ознакомился с состоянием предприятий тяжелой промышленности, в особенности усердно изучал медную, золотую промышленность, которую я Мало знал, и в заключение участвовал и выступил на указанном совещании.
Должен сказать, что если по металлургической и угольной промышленности я был более подготовлен всей предыдущей моей работой на Украине, в Екатеринославе, в Донецком бассейне и в последующем в ЦК ВКП(б) мне больше приходилось заниматься ими, то по химии, геологии, электростанциям, цветным металлам, по нефти мне пришлось «грызть гранит этой науки» с особым напряжением. Но, как всегда, партийному работнику помогает изучение дела непосредственно на месте, на предприятиях, в беседах и на совещаниях с рабочими, с инженерами и руководителями, с коммунистами, хотя этого было недостаточно, — приходилось брать уроки у крупных специалистов и из учебников. Особенно помогал дотошный разбор вопросов на совещаниях, активах, собраниях коммунистов и рабочих, когда удавалось расшевелить, раскачать критику и самокритику, раскрывающую нутро вопроса.
Особое внимание было обращено на геологию, было созвано широкое совещание геологов. Во главе геологов стоял такой замечательный крупный ученый, глубоко партийный человек, как Губкин Иван Михайлович. Мне лично частое общение с тов. Губкиным и посещение его управления особенно помогло познать, понять значение геологии, которой я всегда старался всемерно помогать, сохраняя свое глубокое уважение к геологам.
В Наркомтяжпроме большое и почетное место занимала топливная промышленность: угольная, нефтяная и торфяная — это были самые трудные отрасли тяжелой индустрии. В моей работе они заняли особо большое место, когда я был назначен наркомом топливной промышленности (опять по совместительству с работой наркома путей сообщения).
Должен подчеркнуть, что с шахтерским тяжелым трудом я близко соприкасался еще в дореволюционное время и проникся глубоким уважением и любовью к шахтерам и пониманием особенностей угольной промышленности. Кроме того, работая на Украине генеральным секретарем ЦК КП(б)У, затем секретарем ЦК ВКП(б), я по поручению ЦК непосредственно занимался угольной промышленностью, выезжал часто в Донбасс, Кузбасс и другие бассейны, и особенно в Подмосковный бассейн, которым я занимался как секретарь ЦК. Начиная с 1930 года ЦК и по его поручению МК особенно занялись делом развития Подмосковного угольного бассейна. Хотя его угли по качеству ниже донецких, но зато они ближе к месту потребления и при правильном теплотехническом режиме они, как это показала последующая практика, дают хороший эффект. Необходимо было преодолеть консерватизм и сопротивляемость московских потребителей и, главное, коренным образом реконструировать отсталый полукустарный Подмосковный бассейн.
В 1937 году угольная промышленность не выполняла плана добычи угля и в Донбассе, и сразу же после назначения нарком-тяжпромом я выехал в Донецкий бассейн. Совместно с обкомом партии, его секретарем Щербаковым были приняты организационно-хозяйственные мероприятия по улучшению работы шахт и рудоуправлений; были созваны партийными, профсоюзными и хозяйственными организациями слеты передовых шахтеров, охватившие по всему Донбассу около пятнадцати тысяч человек.
Усилиями шахтеров и парторганизаций мы в дальнейшем получили рост добычи угля в Донбассе и в других бассейнах. Улучшилась организация цикличности. Мы изучали положение по каждому тресту Донбассугля и принимали конкретные меры с учетом особенностей трестов. В результате добились того, что большинство трестов план выполняли и даже перевыполняли.
В июне 1938 г. был созван в Донбассе актив работников угольной промышленности. В результате этого актива и проведенного разбора положения по каждому тресту в отдельности, а в тресте — по крупным шахтам, были разработаны конкретные мероприятия, которые были рассмотрены и приняты Коллегией Наркомтяж-прома. Для устойчивости руководящих кадров шахт и укрепления их уверенности я после совещания в течение нескольких дней принял всех заведующих шахтами Донецкого бассейна и выдал каждому документ за подписью наркома об утверждении каждого из них заведующим шахтой, которого может освободить только нарком. Эту практику совещаний и разбора по каждому тресту мы распространили на все другие бассейны с вызовом в Коллегию Наркомтяжпрома, а затем Наркомтопа руководителей угольных трестов, иногда с участием некоторых заведующих шахтами и стахановцев — заслушивали их доклады и разрабатывали конкретные мероприятия по каждому из них.
По поручению ЦК была выделена комиссия под председательством Л.М. Кагановича, которая рассмотрела и окончательно доложила Политбюро проекты и по другим бассейнам. В октябре 1938 г. были приняты постановления ЦК и СНК о работе комбинатов и трестов «Кузбассуголь», «Москвауголь», «Урал-уголь», «Карагандауголь», «Востсибуголь», «Средазуголь», «Тквибулуголь» и «Ткварчелуголь». Эти постановления имели большое значение для всего дальнейшего развития угольных бассейнов. В мае 1939 г. ЦК ВКП(б) и СНК приняли решение, поставившее угольную промышленность в лучшее положение по материально-техническому обеспечению. Наркоматам было предписано выполнять заказы угольной промышленности наравне с военными заказами. Принятым Оргбюро ЦК постановлением было усилено внимание и помощь обкомов, ЦК нацкомпартий и всех местных организаций угольной промышленности. В ноябре 1939 г. ЦК в своем постановлении об улучшении партийно-политической работы в массах на шахтах Донбасса установил институт парторгов ЦК на крупных шахтах (около 100 шахт). Третьим пятилетним планом по угольной промышленности было предусмотрено постепенное изменение географии добычи угля и изживание ее неравномерности, когда Донбасс, имевший 5,4 % запасов угля в СССР, добыл в 1938 г. 58,9 % всей добычи угля по Союзу. Намеченный план увеличения добычи угля в новых районах, центральных и дальних, в том числе на открытых месторождениях и притом и бурых углей начал уже осуществляться в 1938 и 1939 годах. Это нашло свое выражение в конкретных цифровых заданиях по каждому бассейну в отдельности и в их выполнении. Соответственно было намечено строительство 573 шахт мощностью 166 млн т — в два раза больше, чем во Второй пятилетке. Намечалось строительство шахт и в таких районах, которые ранее не были известны, например в районе Чкалова — 10 шахт, Мангышлаке и т.п. Ускорилось строительство шахт — была поставлена задача строить шахту не 5-6 лет, а 10 месяцев, и в 1939 г. в Донбассе уже было построено несколько шахт за 10 месяцев. Важное значение в этом отношении имело ускорение проходки стволов и внедрение новой машины, уже сконструированной. Развернулась работа по ликвидации однобокости механизации добычи угля, за комплексную механизацию и внедрение новых, современных машин, особенно комбайнов, производящих и зарубку, и повалку угля.
В Третьей пятилетке (1939 г.) шире развернулась работа по распространению цикличного метода работы, являющегося самым передовым коллективным стахановским методом работы. Борьба за цикличность была нелегкой, но с улучшением организации и комплексной механизации она пробивала себе дорогу все шире и глубже. Важное значение имели кадры рабочих, их устойчивость, квалификация, а также инженерно-технические и руководящие кадры, их подготовка, правильный подбор и использование и создание им необходимых условий. В 1939 году решением ЦК Правительство наградило большую группу шахтеров и работников угольной промышленности.
Следуя большевистскому правилу поддерживать все новое, положительное, Наркомтоп занимался таким новым делом, как подземная газификация углей, которая, по выражению Ленина, означает «переворот в промышленности». Газовая промышленность лишь начинала создаваться на основе введения в эксплуатацию первых месторождений природных газов. Мы ее не могли тогда широко развить из-за отсутствия труб большого диаметра и вообще нехватки труб даже для нефтяной промышленности.
Упомяну еще тот вид топлива, который, может быть, не столь «почетно» звучит, но имевший и сегодня имеющий важное значение в жизни страны — это торфяная промышленность. Нар-комтяжпром ею усиленно занимался и поддерживал ее и материально и морально, и особенно в ее механизации и изжитии сезонности, внедрении искусственного обезвоживания торфа и облегчении труда скромных, самоотверженных торфяников. Исключительное значение нефтяной промышленности общеизвестно — я особенно ощутил остроту этого дела, занимаясь в ЦК вопросами сельского хозяйства. Каждодневно я убеждался в том, что не может быть механизированного сельского хозяйства, тракторов, комбайнов, автомашин без нефтепродуктов, как и вообще всей современной индустрии. Но с производством и добычей нефти я был мало знаком, поэтому, придя в Наркомтяжпром, после поездки в Донбасс, я, по совету тов. Сталина, отправился в Баку, чтобы на месте пройти первый курс обучения у рабочих, инженеров и руководящих бакинских нефтяных работников.
Баку — это крупнейший и основной центр нефтяной промышленности, богатый славными революционными традициями. Я изучал нефтяную промышленность, побывал на всех бакинских промыслах и заводах, беседуя с рабочими, инженерами и проводя промысловые и заводские совещания активов, на которых самокритично вскрывались недостатки в эксплуатации и в бурении. Вместе с ЦК Компартии Азербайджана были проведены деловые совещания в Азнефти, на которых рассмотрели результаты проверки и претензии к наркомату. Выводы и разработанные совместно с партийными органами мероприятия по улучшению работы Азнефти и выполнению нефтяной промышленностью плана добычи нефти и его заводской переработки были очень ценные.
Я познакомился с кадрами, среди которых было много талантливых молодых инженеров, которые потом выдвинулись на крупную руководящую работу во вновь созданный Наркомат нефтяной промышленности, наркомом которого я был назначен, — Каламкаров, Байбаков, Евсеенко, Поповии, Беленький и другие. На месте были разработаны мероприятия по улучшению бытовых условий и повышению зарплаты рабочих-нефтяников. ЦК Компартии Азербайджана и Заккрайком партии приняли решение об улучшении и усилении партийно-политической и профсоюзной работы в соответствии с указаниями ЦК ВКП(б).
Должен особо подчеркнуть и ту большую помощь, которую оказывал ЦК Азербайджанской компартии и Закавказский крайком партии (в частности, Багиров и Берия), которые тогда активно включились в дело подъема бакинской нефтепромышленности.
Мое конкретное изучение действительности в Баку серьезно помогло мне в проведении созванного наркоматом Всесоюзного совещания нефтяников в Баку, которое имело большое значение для дальнейшей работы и развития нефтяной промышленности. Открывая совещание, я объяснил, почему мы собрали Всесоюзное совещание не в Москве, а в Баку. «Во-первых, — сказал я, — лично я стремился быть на месте, в Баку, чтобы, как говорится, рукой пощупать, посмотреть живых, работающих на нефти людей, а также оборудование, промыслы, заводы. Чтобы руководить, я должен изучать, и я учусь у любого, у каждого — от большого до малого. Учусь, конечно, не для того, чтобы все время учеником оставаться; учусь для того, чтобы взятое мною по нефтяной промышленности (так же, как и по металлу, по углю, по меди, по золоту и прочее) сочетать со своими знаниями в других областях и кое-чему поучить своих учителей. Я надеюсь, что собравшиеся здесь работники всех нефтяных районов страны сумеют честно вскрыть недостатки, без самобичевания, по-деловому; уверенно, глубоко и вдумчиво помогут нам всем разобраться в наших слабостях и недостатках, в последствиях вредительства и наметить практические меры полного оздоровления нефтяной промышленности». Должен сказать, что большую деловую помощь мне оказал тов. Сталин, как человек давно знающий нефтяную промышленность и ее главный центр — Баку. Когда я уезжал в Баку на Всесоюзное совещание, он дал мне ряд советов не только по общим, но и по технико-экономическим вопросам. На этом Всесоюзном совещании, на котором собрался цвет нефтяников, были разработаны важные и крупные вопросы и мероприятия по улучшению эксплуатации нефтескважин, осуществлению строгого технологического режима скважин.
Важное значение имела разработка вопроса о внедрении метода вторичной эксплуатации нефтяных скважин вместо забрасывания и списывания их как якобы исчерпавших свои нефтяные возможности. Важным было также скорейшее внедрение в бурении крупного для того, да и нынешнего времени изобретения, дающего большой эффект, — турбобура.
По нефтеперерабатывающим заводам острой была задача увеличения вы>одов бензина и других светлых нефтепродуктов, по улучшению качества нефтепродуктов, особенно высококачественного бензина, по внедрению новых видов крекингов и по скорейшему окончанию строящихся нефтеперерабатывающих заводов: Орского, Уфимского, Московского и Саратовского. Не менее важное значение приобрело улучшение геологической работы в нефтяной промышленности, по которой было особенно много споров на совещании, так как некоторые геологи, говоря железнодорожным языком, проявляли «предельчество» в своих доводах и расчетах мощности скважин и возможностей выкачки нефти.
За две недели, которые я провел в Баку, я многому научился, я не просто усвоил, а, так сказать, переработал в своем мозгу и душе.
Разобравшись в общем положении дел, мы установили, что нефтяная промышленность за 10 лет — с 1928 года по 1937 год — давала среднегодовой прирост 15 % в год, что обеспечило механизацию в народном хозяйстве, и особенно в коллективизированном сельском хозяйстве.
Но в то же время ощущалась диспропорция, выражающаяся в отставании нефтяной промышленности от развития механизации в стране, в особенности в сельском хозяйстве, что серьезно сказывалось в период посевной и уборочной кампаний.
Развитие новых нефтяных районов страны на Востоке, в особенности таких перспективных, как Башнефть и других, поставило задачу их всемерного освоения и максимального развития. Но в то же время необходимо было все время помогать остающемуся сегодня, в 1938 году, основным центру обеспечения страны нефтепродуктами — Бакинскому, имеющему 29 % запасов нефти, но дающим 75 % добычи и переработки нефти по Союзу. Конкретные задачи и мероприятия по подъему и развитию добычи и переработки разрабатывались по каждому нефтяному району: Грозному, Майкопу, Эмбанефти, Дагнефти, Башнефти, Прикамнефти, Востокнефти, Туркменнефти, Узбекнефти, Грузнефти. Кроме того, необходимо было форсировать геолого-разведочные работы на Волге, где, по данным геологов, имелась большая нефть, в Сибири, на Ухте и т.д.
Но пока мы создавали «второе Баку» на Востоке, главными оставались мероприятия по увеличению добычи и переработки нефти в нашем замечательном кормильце — в славном революционном Баку, от которого ЦК и Правительство требовали прежде всего выполнения плана 1938 года. Были разработаны мероприятия по выполнению плана 1938 года, являющиеся в то же время и мероприятиями, обеспечивающими выполнение Третьего пятилетнего плана и нового мощного подъема нефтяной промышленности. В своем выступлении на совещании в Баку я говорил: «Мы должны ясно установить, что, собственно, лежит в основе неустойчивости добычи и какой фундамент, какие кирпичи мы должны закладывать для того, чтобы мы не только вырвались (можно ведь на месяц вырваться, а потом опять отстать), — нам не это нужно, нам нужно устойчивое выполнение плана. Должен вам сказать, что к разработке мероприятий я всегда подхожу с большим напряжением. Некоторым кажется так, что вот нарком, ему власть дана, да к тому еще он и секретарь ЦК, да вообще, одним словом, он человек не из пугливых, вот он, значит, и начнет нажимать. Это ошибочное представление, товарищи. Нефть очень серьезное, глубокое дело. Вообще любое дело, если ты добросовестно хочешь к нему подойти, не по бумажке, не по-канцелярски, любое дело представляет из себя сложный лабиринт, в котором надо прежде всего разобраться. По мере моих сил я старался разобраться. Я ставлю перед вами те вопросы, в которых я уверен, что я разобрался. Те же вопросы, в которых я не разобрался, я и ставить сейчас не буду перед вами. Я выступаю не как пропагандист, не как дискуссант. Я выступаю перед вами как нарком, директивы которого потом, после обсуждения, станут обязательными для вас, и поэтому я говорю только то, в чем я уверился, что эти вопросы можно и нужно поставить на этом совещании и решить их. Первое и решающее условие, создающее устойчивость или неустойчивость в добыче, — это соотношение между фонтанной добычей и механизированной добычей. Или мы будем работать как рвачи — сегодня урвали, а там хоть трава не расти, как многие работают, или мы будем работать как серьезные государственные люди, понимающие, куда дело идет, — как надо организовать добычу, чтобы она не зависела только от «Богом посланного» фонтана, бьющего нефтью, без всякой помощи механизма. Фонтанная добыча неустойчива, сегодня бьет фонтан, а завтра может перестать, а между тем фонтанная добыча растет, а удельный вес механизированной добычи уменьшается. Это не значит, что фонтаны нужно искусственно придерживать, но это значит не допускать легкомысленного отношения к механизированной, устойчивой добыче. Не идти по линии наименьшего сопротивления, когда люди ищут легких хлебов, — появился фонтанчик, зачем же мне, дескать, возиться с поддержанием работы старой скважины, да еще дающей всего две-три тонны? Не лучше ли ее вовсе «списать» — и с плеч долой. А ведь все дело в том, что зачастую дает она всего две-три тонны из-за того, что «хозяин» ее не промывает, не подымает, не ремонтирует, вот она-то, «божья коровка», и молочка — нефти не дает. Отсюда и преступно-легкомысленная практика массового «списывания», ликвидации многих действующих скважин. Поэтому первое, что мы требуем, — это действительно на деле, а не словесными приветствиями ввести 2300 скважин в действие, составить график ввода, обеспечить оборудованием, в первую очередь за счет ремонта старого, обеспечить людьми и пустить в ход. Я понимаю, что это дело сложное, оно связано со строительными работами, новыми расчетами по труду, но это все выполнимое дело. И вы обязаны действовать, а не только «приветствовать». Пока что не пахнет даже решимостью, напряжением воли, организацией дела, но имейте в виду, что мы будем строго проверять исполнение.
Я знаю, что многие из слушающих меня думают: «Хорошо поешь, товарищ нарком, а оборудования не даешь». Я этот вопрос не обойду, а скажу вам: то, что .вы не сумеете отремонтировать, мы вам дадим, а пока знаю: из-за оборудования у вас стоят всего 642 скважины, а в ожидании ремонта — 1100 скважин, в ожидании электроэнергии — 164 и в ожидании «обследования» — это псевдоним «смертного приговора» — 584 скважины. Как видите, главное здесь не в оборудовании, а в бесхозяйственности. Ликвидируйте ее, и вы оживите много скважин, создадите большую ус-. тойчивость в добыче и измените соотношение между фонтанной добычей и механизированной.
Но вот здесь и начинается главная работа в эксплуатации». Остро был поставлен вопрос об увеличении выхода нефти из скважины. Когда в Грозном мне геологи и инженеры говорили, что таков, мол, технологический режим, я им отвечал, что у вас плохой режим, уж ежели мы уничтожили царский режим, то мы сможем улучшить и ваш отсталый технологический режим. На совещании были разработаны меры улучшения этого технологического режима. Хотя нефтяная промышленность отличается от угольной, но на совещании было уделено внимание внедрению цикличности и в нефтяную промышленность. Значительное место и внимание было уделено работе геологов как по эксплуатационной линии, так особенно в бурении. Бурение выпятилось как важнейший вопрос, решающий расширенное воспроизводство добычи нефти. Среди бурильщиков были замечательные образцы стахановской работы. В качестве важнейшей была заострена задача более широкого внедрения стахановских методов работы, и особенно сокращения аварий, которых было немало. Часто бывали и такие аварии, когда после того, как пробурились 1500 метров в глубину, оставалось 50 или даже 10 метров и вдруг авария — и пропала не только работа, но и трубы. В 1937 году таюш путем было потеряно в скважинах 65 тысяч метров труб. И здесь, как и на железнодорожном транспорте, я столкнулся с «предельческим» противопоставлением качества бурения его скорости, тогда как стахановцы-бурильщики доказали на практике полное сочетание качества и безаварийности с новой стахановской скоростью. Естественно, что все эти и другие вопросы, в том числе и о цикличности бурения, были заострены на совещании, в том числе и в моем выступлении, особенно о внедрении новой техники в бурении и о замечательном изобретении — о турбобуре, говорился и ставился вопрос и о морской добыче, и об углублении скважин.
О всех мероприятиях и о совещании я доложил Политбюро ЦК партии, которое их одобрило. Впоследствии наркомат был разделен на угольную и нефтяную промышленность, был создан самостоятельный Наркомат нефтяной промышленности, наркомом которого я был назначен опять по совместительству с НКПС.
Глава 15
ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА
ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНЫЙ ТРАНСПОРТ В ГОДЫ ВОЙНЫ
Период 1941-1945 годов в истории нашей партии и Родины был героическим периодом борьбы не на жизнь, а на смерть с злейшим врагом всего человечества и нашей Родины за само ее существование, за саму жизнь всех народов Советского Союза, за их завоевания в Великой Октябрьской социалистической революции, за их свободу и национальную независимость против порабощения и уничтожения немецким фашизмом. Это был период тяжких испытаний и боев, величайшего напряжения всех физических и моральных сил рабочего класса, колхозного крестьянства, Советской интеллигенции, трудящихся всех национальностей и проявления ими на фронте и в тылу самопожертвования, храбрости, героизма.
Преодолев тяжкие испытания и отступления на первом этапе войны, Советский народ во главе с Великим русским народом набрал силы и вышел Победителем!
Об Отечественной войне написано много замечательных страниц историками, мемуаристами и писателями. Независимо от тех или иных неточностей и даже неправильностей в освещении отдельных моментов, в том числе Великой роли Сталина как организатора Победы, они в основном глубоко освещают факты Отечественной войны и отражают героизм миллионов бойцов всех народов Советского Союза на фронте и в тылу.
Надо отдать должное значительной части наших военных товарищей, которые, к их чести и старательности, осветили героизм нашей славной, родной Советской армии более полно, чем это сделали гражданские работники и борцы в деле освещения героизма рабочих и работников промышленности, транспорта, колхозников в сельском хозяйстве и во всех других видах труда, самоотверженно и героически обеспечивших нашу армию и победу. Вот почему каждый из нас в меру своих сил, памяти и наличных материалов должен осветить, как умеет, опыт борьбы за Победу.
Мы боремся за мир между народами, но нам надо всегда помнить, что история не исключает того, что этот опыт может еще понадобиться.
Как член Политбюро ЦК и член Государственного Комитета Обороны, принимавший участие в разработке и решении основных вопросов организации военного отпора и разгрома фашистских захватчиков, я видел, как концентрировались в единый мощный кулак все силы партии во главе с ее Ленинским Центральным Комитетом и Политбюро, силы Советов — от сельских, городских до Верховного Совета, Советского Правительства, министерств и их органов, профсоюзов — самой широкой массовой организации рабочего класса, правлений колхозов, Коммунистического союза молодежи и всех революционных общественных организаций трудящихся всех национальностей, мужчин и женщин Советского Союза. Такого соединения, концентрации усилий, энергии, воли, патриотического героизма не знала ни одна страна.
Первые месяцы войны, когда по известным причинам, и прежде всего вероломной неожиданности нападения врага, наши войска вынуждены были отступать, вызывают особенно много споров и толков. Я ни в коей мере не согласен с теми, кто изображает дело так, будто руководство партии и Правительства и лично Сталин не предвидели войны и якобы не готовили страну к войне.
Если допустить, что было преувеличение осторожности во избежание провокации, то это только подтверждает факт, что наша социалистическая страна и ее руководство вели честную политику мира и соблюдали верность международным договорам. Это не исключает, что в расположении наших войск и их готовности к активному отпору могли быть ошибки, могли быть недоделки и в чисто военных мероприятиях, которые, естественно, волновали Сталина, особенно первые дни войны.
С еще большей решительностью я отвергаю клеветнические, пасквильные выдумки, будто в первые дни войны у руководства—у Сталина была растерянность. Разумеется, у нас у всех и у Сталина не было бравурного настроения. Мы были, конечно, взволнованы таким оборотом событий — войной, которая принесет много бед и жертв народу. Мы — все члены Политбюро ЦК, в первую очередь Сталин, — были озабочены предстоящими трудными задачами. Мы все буквально вмиг отмобилизовались, чтобы со всей присущей Ленинцам силой и энергией по-боевому выполнить свой патриотический долг перед любимой Родиной.
Это нашло свое отражение на первом же заседании Политбюро в кабинете Сталина на рассвете 22 июня 1941 года с участием руководства Наркомата обороны и Генерального штаба. Заслушав сообщения военных товарищей о начале военных действий и вероломном нападении гитлеровцев на нашу Родину, Сталин предложил выступить по радио с заявлением от имени Советского правительства, поручив это народному комиссару иностранных дел, заместителю Председателя Совета Министров В. М. Молотову. Сталин дал указания о содержании этого заявления. При этом Сталин сказал, что он сам выступит по радио несколько позднее. Забегая вперед, скажу, что Сталин ознакомил нас и с текстом своей речи до выступления.
У Сталина, как и у всех нас, его соратников, была твердая уверенность, что, несмотря на трудности и тяжести отступления перед внезапным нападением врага, оно, это отступление, носит временный характер — и Победа будет за нами, за нашим Великим Советским государством, руководимым нашей Ленинской партией. На этом первом заседании были даны указания военным товарищам об отпоре врагу, а остальным товарищам Сталин сказал: «Сейчас не будем разрабатывать каких-либо мероприятий. Каждый из вас ведает определенными отраслями деятельности и каждый из вас, не дожидаясь постановлений, возьмется по-военному за немедленный перевод всей деятельности партийных и государственных органов на военные рельсы». Повернувшись ко мне, Сталин особенно подчеркнул: «Вам, товарищ Каганович, особо необходимо связаться с Генеральным штабом и, не дожидаясь каких-либо директив, обеспечить воинские перевозки». После этого все мы, не задерживаясь, отправились к своему пульту управления. Я тут же из Кремля позвонил в НКПС и поручил вызвать членов коллегии и одновременно вызвать в НКПС всех начальников управлений, отделов, членов парткома, профкома, председателя ЦК профсоюза и других руководящих активистов.
Я доложил членам коллегии и руководящим работникам НКПС о заседании Политбюро у товарища Сталина, о нападении немецкого фашизма и о наших задачах. Заседание было кратким, напряженным и деловым.
Прежде всего было принято решение ввести в действие Воинский график движения поездов по сети. Этот график был обновлен в начале 1941 года Наркоматом путей сообщения совместно с Генеральным штабом НКО. В нем были учтены и отражены все изменения, происшедшие в увеличении пропускных способностей дорог всей сети, в особенности пограничных, после разработки графика в 1938 году. За это время были проведены работы по увеличению пропускной способности. Хотя и не все удалось выполнить, что намечалось, но были завершены ранее начатые строительные работы и в техническом оснащении, и в реконструкции железных дорог. На заседании было поручено Оперативно-эксплуатационному управлению и его территориальным управлениям по дорогам немедля связаться с начальниками дорог, предупредить их о введении Воинского графика и принятии ими всех необходимых мер, предусмотренных Военно-мобилизационным планом.
Воинский график отличался от мирного тем, что он был параллельным — все поезда, в том числе пассажирские, которые были сокращены, имели одинаковую скорость движения и одинаковые технические стоянки. При этом, однако, учитывалась возможность первоочередного продвижения особо важных воинских эшелонов, для чего использовались предусмотренные резервы. 23 июня, после повторной проверки, был подписан приказ народного комиссара путей сообщения о введении Воинского графика по всем 44 дорогам железнодорожной сети Советского Союза.
В соответствии с предусмотренным графиком и Военно-мобилизационным планом были введены в действие законсервированные разъезды, пункты водоснабжения, экипировочные, тяговые и другие устройства. Новым Воинским графиком установлен унифицированный вес воинского поезда — 900 тонн.
Начальникам дорог приказали ввести в действие все предусмотренные Военно-мобилизационным планом мероприятия и сооружения по обслуживанию воинских эшелонов: кипятильники, водоразборные колонки, военно-продовольственные пункты, ларьки, изоляционно-пропускные пункты, агитационные пункты, постоянные и разборные воинские платформы для погрузки и выгрузки войск и боевой техники и т. д.
О мероприятиях по обеспечению бесперебойного пропуска поездов по путям, особенно в связи с развернутым ремонтом пути, было поручено начальнику Управления пути тов. Кучеренко доложить особо свои предложения. Всем заместителям наркома, членам коллегии, начальникам управлений развернуть немедля свою работу по-военному, мобилизуя все силы для успешного выполнения своего долга перед Родиной. Было поручено немедля связаться со всеми начальниками дорог, распределив выполнение этого поручения между заместителями наркома. Сам народный комиссар взял на себя связь с начальниками прифронтовых дорог.
Всему руководству наркомата совместно с начальниками управлений, отделов, с представителями парткома и профкома поручено было созвать собрания коммунистов и сотрудников аппарата, доложить о начавшейся Отечественной войне с напавшим фашизмом и призвать всех к борьбе не на жизнь, а на смерть за победу над врагом, обеспечив перевод на военные методы работы; предоставить ЦК профсоюзов средства телефонной и телеграфной связи для переговоров с дорпрофсоюзами и развертывания массово-политической работы по мобилизации активности в развитии самоотверженного труда и выполнения революционно-патриотического долга всеми железнодорожниками, и прежде всего стахановцами, кривоносовцами. Поручить редакции «Гудка» развернуть соответствующую работу в газете. На этом было закончено заседание коллегии наркомата. Началась борьба и работа по-военному, как к этому призвал Центральный Комитет нашей партии и его руководитель товарищ Сталин.
Первым вопросом, которым мы занялись после заседания 22 июня, был вопрос об уточнении плана воинской погрузки и перевозок, чтобы срочно передать поправки дорогам. Я связался с начальником Генерального штаба НКО Жуковым и просил его дать свои поправки к ранее установленному плану, если таковые имеются. Товарищ Жуков мне ответил, что поправки, несомненно, будут и сегодня же будут представлены народному комиссару путей сообщения. Он тут же сказал: «Заранее прошу Вас, Лазарь Моисеевич, принять наши поправки». Я ему ответил, что я также заранее обещаю принять без задержек все поправки в план, которые внесет Генштаб. «Я имею, — сказал я, — указания товарища Сталина на этот счет». '
Поправки Генштаба были рассмотрены и приняты. Началось боевое выполнение плана. Железнодорожники сделали все необходимое и возможное для того, чтобы обеспечить погрузкой и перевозками мобилизацию и стратегическое развертывание главных сил Красной армии. Это особенно ярко показала первая неделя войны — с 24 по 30 июня. В среднем в сутки погружено 31 629 вагонов, в том числе оперативных — 19 794, снабженческих — 11835 вагонов, то есть всего за семь дней более 220 тыс. вагонов, в том числе оперативных, более 138 тыс. вагонов. Чтобы ощутить и понять весомость и значение этих цифр погрузки и перевозок за одну первую неделю войны, необходимо сказать, что такой объем погрузки и перевозок в царской России в начале Первой мировой войны потребовал более двух месяцев.
Для выполнения такой погрузки необходимо было прежде всего обеспечить ее порожними вагонами. Это потребовало изменения регулировочного плана обеспечения сдачи порожняка дорогами, ускорения выгрузки, сокращения плана погрузки других грузов, а главное — необходимо было очистить, продезинфицировать и оборудовать вагоны соответствующим обустройством — сделать их пригодными для перевозки людей, а открытые вагоны — для перевозки военного оборудования и вооружения. Помог, конечно, накопленный ранее резерв вагонов. На него сразу же позарились начальники дорог и вагонных служб, обратившись к наркому об использовании этого резерва. Но, признаюсь, нарком скупо давал разрешения, требуя от них приведения прежде всего в порядок и пригодность к воинским перевозкам действующего вагонного парка. Досками и другими материалами мы им помогли из резерва более щедро. Необходимо было провести большую работу по очистке и промывке вагонов — мы обратились к массам, и надо сказать, что уже с первых дней войны развернулась колоссальная, самоотверженная работа. Чистили и промывали вагоны не только вагонники, но и другие железнодорожники и их семьи. Здесь-то, в этой работе по оборудованию вагонов и в дальнейшем ходе войны по их ремонту, сказалась сила построенных до войны 200 вагоно-ремонтных пунктов, которые успешно справлялись с этой работой.
По мере приближения эшелонов из глубинных тыловых дорог к фронтовым дорогам бывали задержки в продвижении, в первую очередь из-за того, что враг безнаказанно подвергал жестокой и частой бомбежке узлы и перегоны не только фронтовых, но и прилегающих к ним дорог. В июле и августе воинская погрузка снизилась по сравнению с погрузкой в первую неделю войны: в июле погружено 15 573 вагона в среднем в сутки, в том числе оперативных — 7 978, снабженческих — 7 595 вагонов; в августе среднесуточная погрузка составила 12 145 вагонов, в том числе оперативных — 5 634, снабженческих — 6 511 вагонов.
Здесь сказалось общее сложившееся тяжелое положение на фронтах. Оно известно из истории войны, и я не буду здесь описывать это военное положение, но подчеркну, что тяжелое отступление наших войск с оборонительными боями, в том числе на станциях, узлах железных дорог, остро влияло на положение железнодорожного транспорта и его работу.
Достаточно сказать, что уже 28 июня враг оккупировал Минск и Белорусскую железную дорогу, 30 июня оккупировал Львов и Львовскую железную дорогу, а пограничные станции этих и других фронтовых дорог были разгромлены и захвачены врагом в первые же дни войны. В первые же дни войны перестали действовать почти полностью такие дороги, как Белостокская, Брестская, Ковельская и другие. Можно себе представить, что стало с планами выгрузки на приготовленных платформах, постоянных и передвижных, что стало с адресами выгрузки из-за «потери адреса», то есть из-за захвата его врагом, а так как этот адрес слишком часто менялся, то в каком положении оказывались дороги при бесконечной переадресовке воинских эшелонов и снабженческих транспортов, которые к тому же еще часто выгружались, а потом тут же повторно погружались! Это были вынужденные «маневры» на колесах, причинявшие больше трудностей, чем внутрифронтовые, сознательные маневры. Все эти сложные военные обстоятельства тяжким бременем ложились на плечи железной дороги, которая не стояла вместе со своим грузом, а обязана была двигать, подымая грузы и доставляя их к новому месту назначения.
Все это приводило к задержке вагонов до выгрузки, к потере местонахождения грузов, находящихся в этих вагонах, к потере скорости продвижения поездов не только на фронтовых, но и тыловых дорогах.
К этим важным обстоятельствам и причинам присоединились растерянность, неумение быстро ориентироваться в условиях войны на станции, дороге и вокруг нее плюс обычные недостатки в работе, которые имели место у части железнодорожников — все это отрицательно влияло на оборот вагона и работу дорог.
Приостановка отступления наших Советских войск, их переход в контрнаступление благоприятно повлияли и на работу железных дорог в погрузке, перевозке и выгрузке воинских эшелонов и транспортов, сосредоточивая их особые усилия на обеспечении генеральных стратегических операций наряду с выполнением текущих заданий. Успех этой гигантской работы был обеспечен прежде всего основной производственной силой транспорта — рабочими, инженерами, служащими, работающими на железнодорожном транспорте.
Большую роль сыграли и органы военных сообщений (ВОСО) и их работники, не ограничивавшиеся обычной ролью клиента — отправителя и получателя, а участвовавшие в самом производственном процессе транспортной промышленности, обогащая железнодорожников знаниями военного дела и военной обстановки, — одним словом, работавшие так же героически, как их собратья-железнодорожники.
Нашим самым слабым местом были дороги, узлы дорог Западной Украины, Белоруссии и Прибалтики, которые недавно перешли к нам и не закончили начатую реконструкцию. Развернутые нами работы по переустройству путей, узлов и строительству чисто военных объектов мы не успели выполнить, хотя ход войны изменил их роль. Но до войны мы туда перебросили с Дальнего Востока на Львовское направление наш славный корпус железнодорожных войск во главе с генералом Просвировым. Этот корпус стал главным ядром славных героических железнодорожных войск, которые сыграли великую роль в восстановлении железных дорог вместе с общежелезнодорожным формированием как в ходе войны, так и после войны.
Для правильного понимания и оценки работы железных дорог СССР в период Отечественной войны, особенно по такому измерителю работы, как оборот вагона, важное значение имеет тот факт, что в ходе Отечественной войны изменились условия работы железнодорожного транспорта.
Сократилась железнодорожная сеть в связи с вынужденным временным отходом наших войск и оккупацией немецкими захватчиками части территории нашей страны. Протяженность и густота железнодорожной сети сократилась более чем на 40%. Сокращенная часть линий юга, запада и части центральных областей были самыми мощными, реконструированными, с механизированными сортировочными станциями, депо и т.п.
Если в начале войны от Москвы к западу было 14 линий, ведущих к фронту, то к концу 1941 года это число резко сократилось, и Московский узел представлял собой пучок семи коротких железнодорожных линий, веером расходящихся к фронту — на запад, юг и северо-запад, и четырех линий, ведущих на восток.
Война внесла колоссальные изменения в экономику страны, в размещение производительных сил и соответственно в грузопотоки. Эвакуационное перемещение промышленности Юга, Запада и части Центральных областей в Сибирь, на Урал и в Среднюю Азию, строительство там же новых предприятий военной промышленности гигантски развили индустриальную мощь Востока страны. Железнодорожному транспорту после эвакуационных перевозок, о которых я еще скажу, пришлось во все время войны, наряду с большими потоками воинских эшелонов, колоссально увеличить вывоз с Урала, Сибири и из Средней Азии вооружения, боеприпасов, танков, самолетов, продовольствия и народно-хозяйственной продукции — кузнецкого угля, металла, да и внутренние перевозки на Урале, в Сибири и Средней Азии резко увеличились. Особенно увеличился поток импортных грузов из Владивостокского порта — это был переворот в грузопотоках и перевозках. Если в мирное время мы завозили грузы на Дальний Восток и получали оттуда порожняк, то в военное время нам приходилось гнать во Владивосток порожние вагоны, особенно цистерны с Запада, то есть на расстояние в 10 тыс. км через перегруженные донельзя дороги Урала и Сибири.
Изменились коренным образом грузопотоки угля, руды, нефти и нефтепродуктов, металла и всех других грузов, и они стали менее устойчивыми, чем в довоенное время, что приходилось особо оперативно учитывать в регулировке вагонного парка, преодолевая трудности в его продвижении и разгрузке. Особенно это относилось к цистернам, которые приходилось гнать к фронту и с фронта на дальние расстояния, вплоть до Владивостока. Центр тяжести всей грузовой работы передвинулся на Урало-Сибирские дороги, которые грузили почти в три раза больше, чем до войны. Увеличилась также работа дорог Средней Азии. Хотя до войны мы увеличили на Востоке железнодорожную сеть вдвое против 1913 года, потребовались большие усилия для освоения этой повышенной погрузки, перевозок и преодоления возникших трудностей.
Мы, железнодорожники, выполнили приказ партии, Правительства и вывели из-под огня и опасности захвата врагом большое количество паровозов и вагонов.
Воинские перевозки, естественно, заняли первенствующее место в работе всей сети, особенно в доставке порожних сформированных составов к пунктам погрузки и их выгрузки на фронтах, крайне усложненной ввиду исключительной подвижности, неустойчивости линии фронта, особенно в первый период войны.
Крайне осложнилась работа на фронтовых дорогах центра, вплоть до Горьковской, Ярославской в связи с введенной и строго осуществлявшейся светомаскировкой и беспрестанными авиационными налетами врага на железнодорожные объекты. За время войны, по неполным подсчетам, было более 20 тыс. налетов, большинство которых вызвало перерыв движения и формирования поездов. В среднем в сутки на железнодорожные объекты производилось 16 налетов и бомбежек, а на фронтовых дорогах — 33 налета. По неполному подсчету, было убито 27 тысяч железнодорожников и ранено около 40 тысяч.
Еще более серьезным испытанием были разрушения путей, мостов и сооружений на железных дорогах, потребовавших неимоверных усилий восстановителей — железнодорожных войск и железнодорожников. Каждый эксплуатационник становился одновременно восстановителем своих станций, тяговых сооружений и дистанций пути и сигнализации.
Предпринимая такие массированные авиационные налеты на железнодорожные объекты и варварские разрушения путей и сооружений, враг стремился подкрепить расчеты своего генерального штаба, что железнодорожный транспорт Советского Союза не выдержит и сорвет военные перевозки. Надо сказать, что и среди «союзников» были такие же предположения и предсказания. Но ни враг, ни другие иностранные наблюдатели не знали природы и возможности Социалистического транспорта, ни тем более природы нового, Советского железнодорожника.
Железнодорожники проявляли героизм в своей работе, но и во время боя мы вскрывали недостатки в работе и ошибки на коллегии НКПС, на активах, в ГОКО и в повседневной практической оперативной работе. Немало было недостатков и ошибок в регулировании военного парка и движения, в которых были виноваты и дороги, и НКПС, и хозяйственники-клиенты, в том числе и военные «клиенты», задерживавшие вагоны под погрузкой и выгрузкой. Особенно это относится к эвакуированным грузам.
Во многом сказались недостатки самих дорог, но НКПС, принимая близко к сердцу трудности мест и фронтов, недостаточно заострял борьбу с неаккуратностью, а иногда и бесцеремонностью в отношении к освобождению железнодорожных вагонов и путей грузоотправителями и грузополучателями. В более широких воспоминаниях я шире и глубже разберу эти сложные вопросы.
Изучать, анализировать имевшие место объективные трудности и субъективные недостатки нам необходимо не для самобичевания или перестраховки и тем более не для того, чтобы мелко-травчато, интригански уколоть кого-либо и выпятить себя как «спасителя», как это делают некоторые «коньюнктуристы» и карьеристы, которые вчера еще приходили в «телячий восторг», а сегодня сюсюкают и смакуют только недостатки и ошибки, преувеличивая их и смазывая все великое, положительное, что было сделано. Мы изучаем и будем освещать недостатки и ошибки работы для того, чтобы их впредь не допускать и не повторять, чтобы при возможной необходимости работать еще лучше для блага Родины.
Надо прямо сказать, что без перемещения предприятий и людей из южных, западных и многих центральных областей на восток мы не обеспечили бы нашу армию всем необходимым. Проведенная эвакуация — это выигранная величайшая битва организованного Социалистического хозяйства и организаторского искусства нашей партии и Советской системы власти — диктатуры пролетариата.
Главная тяжесть самой эвакуации, то есть, как это латинское слово объясняется в словаре, — вывоза населения и имущества из местности, находящейся под угрозой неприятельского захвата, выпала на транспорт, в первую очередь железнодорожный. Поэтому нельзя и в оценках ролей переносить центр тяжести с самой перевозки, как это делают некоторые «историки», на подготовку к эвакуации. Никакой Мобилизационный план и Воинский график не предусматривали подобные перевозки в таких невероятно больших размерах и в таком спешном порядке, как эта эвакуация осуществлялась.
Уже в июле эвакуационными грузами было занято более 300 тысяч вагонов.
Всего было перевезено, по самым минимальным подсчетам, более полутора-двух миллионов вагонов, в том числе до ноября — более миллиона вагонов эвакуированных грузов и людей. Громадное большинство их шло на восток — на Урал, в Сибирь и Среднюю Азию. И все это наряду с основным, по преимуществу встречным потоком воинских эшелонов, с перевозкой раненых, со сплотками паровозов. Выполняя призыв партии — призыв Сталина, мы эвакуировали в тыл более 6 тысяч паровозов с фронтовых дорог, не говоря уже о другом железнодорожном имуществе, которое по Мобилизационному плану было расположено на дорогах, близких к фронтам.
Глубоко, правильно и с душевной теплотой оценил эту работу железнодорожников незабвенный наш Михаил Иванович Калинин. «Наши железнодорожники, — говорил он, — проделали гигантскую работу. На тысячи километров с запада на восток они перекинули горы оборудования, материалов, зерна и миллионы спасавшихся от фашистских варваров людей. Страна этого не забудет». Об этом я напоминаю не только для того, чтобы оценить по достоинству Великий Подвиг железнодорожников, хотя это важно и нужно, но и для того, чтобы понять гигантскую работу по эвакуации, глубоко проанализировать, учесть положительные и отрицательные ее стороны. Эта эвакуация, которую можно назвать «переселением народов», и перемещение производительных сил значительной части страны сказались на состоянии железнодорожного транспорта в конце второй половины 1941 и в начале 1942 года.
Хозяйственникам и местным организациям трудно было сразу освоить и полностью обеспечить подготовку мест приемки и, следовательно, выгрузки такого огромного, нежданно нахлынувшего потока эвакогрузов и людей, вследствие чего груженые вагоны заполнили восточные пути и станции. Принимавшиеся партийными и Советскими организациями на местах меры по эвакуации и выгрузке не спасали станции и пути от колоссального накопления груженых вагонов. Здесь наряду со слабостями хозяйственников промышленности проявились слабости железнодорожников, недостаточная их требовательность, в том числе НКПС, который не жаловался в ГОКО.
Лишь к лету 1942 года наступило известное облегчение с выгрузкой эвакогрузов и тем самым разгрузкой железнодорожных станций. Несмотря на эти трудности и заминки в движении, эта эвакуационная эпопея показывает, что железнодорожники, хозяйственники промышленности и местные организации под руководством партии, ЦК и Государственного Комитета Обороны справились. Великое государственное дело было сделано. В вышедшем в 1944 году в США сборнике «СССР за реконструкцией» было написано: «Подвиги, совершенные при перемещении промышленности на Восток, граничат с невероятным». Но то, что иностранному наблюдателю кажется невероятным, для Советских людей стало одолимым и выполнимым.
Освоение, переработка и продвижение трех колоссальных потоков: 1) эвакуационного, 2) воинского и 3) народно-хозяйственного, и притом большей частью встречных — было, несомненно, героическим подвигом железнодорожников, которые, не зная ни дня, ни ночи, самоотверженно, под бомбежкой врага делали свое героическое дело. Трудно сегодня, особенно не работавшим тогда на железной дороге, представить себе то напряжение и самоотверженность, с которыми работали железнодорожники, начиная со стрелочника, машиниста и кончая народным комиссаром. Главное было в том, чтобы обеспечить такое осуществление эвакуационных перевозок в таком грандиозном масштабе и с такой поспешностью, чтобы не сорвать главные перевозки — воинские — к фронту и внутри фронтов. Помню, как приходилось наркому вместе со своими соратниками — заместителями, начальниками управлений, диспетчерами — следить за продвижением с необычайной скоростью, 800-1000 км в сутки, воинских эшелонов, например, с Дальнего Востока и из Сибири, следовавших к нашей родной Москве для ее защиты от рвавшегося к ней врага. Трудность была в том, что навстречу этому потоку шел поток эвакуировавшихся на Урал и в Сибирь заводов Но войска были доставлены вовремя, и они с честью выполнили свой долг — своим участием спасли Москву.
Обеспечение железнодорожным транспортом успехов Красной армии при проведении основных военных операций: Московской, Сталинградской, Ленинградской, Кавказской, Орловско-Курской, Крымской, на Днепре, в Белоруссии и других, вплоть до Берлинской — требует глубокого и детального описания. По каждой из этих операций разрабатывались оперативно-хозяйственные мероприятия: обеспечение вагонами, своевременная подача паровозов, проверка исправности пути и организация движения зачастую под огнем врага. Наркому приходилось не только рассматривать и утверждать эти мероприятия, но и непосредственно связываться с начальниками дорог, давая им указания. Если бы можно было собрать и изучить мои материалы, в частности, переговоры по прямому проводу наркома с начальниками дорог, получилась бы поучительная картина о характере руководства в период войны. Но... к сожалению, мой архив, в том числе эти телеграммы, остались в НКПС (нынешнем МПС). Остались ли? Сохранились ли?..
В более широком обзоре необходимо рассказать о всех мероприятиях ГОКО и НКПС по обеспечению роста погрузки и перевозок, по регулировке вагонного парка и движения поездов, по наиболее эффективному использованию железнодорожных линий, направлений, кружности, по маневрированию на железнодорожном транспорте с направлением движения поездов с учетом маневров нашей армии; по организации, в виде исключения, принудительной выгрузки, по срочной доставке важнейших грузов, по расшивке узлов, по внедрению новых планов формирования поездов и маршрутизации перевозки грузов.
Особенно важна была и работа по увеличению пропускных способностей на важнейших направлениях и участках — развитие узлов, укладка обходных путей при безостановочном пропуске поездов через узловые и участковые станции и т.д.
Необходимо осветить и внедрение новаторства, изобретательности наших передовых рабочих, машинистов — стахановцев-кривоносовцев, инженерно-технических, научных и руководящих кадров, в том числе наркома и начальников дорог: например, обслуживание воинских поездов паровозными колоннами; применение живой блокировки, давшей возможности увеличить густоту движения, сгущенного пропуска поездов; применение в исключительных случаях одностороннего движения с соблюдением необходимой осторожности, предусмотренной временными правилами; ремонт паровозов самими паровозными бригадами по методу Лунина, массовое применение дровяного отопления паровозов по методу Болонина и т.д.
Особо важным явилось создание военно-эксплуатационных управлений. В первую очередь такое единое управление было создано в Московском узле в напряженный момент боев за Москву. Нужно прямо сказать про опасность некоторой неорганизованности в Московском узле, где было несколько управлений дорог. В кабинете наркома путей сообщения на совещании с руководителями дорог и Московского узла, МК партии, райкомов, замнаркомов было принято решение немедля организовать единое Военно-эксплуатационное управление всего Московского узла. Начальником этого ВЭУ мы назначили зам наркома товарища Гарныка — крепкого большевика и твердого квалифицированного паровозника. Когда я доложил об этом товарищу Сталину, он одобрил это решение и сказал, что следует это применить и в других узлах. Организация ВЭУ была предусмотрена Военно-мобилизационным планом, и мы развернули это спецформирование.
Эти наши славные военно-эксплуатационные управления (ВЭУ) успешно справились с задачей организационной работы всех станций и отделений дорог, сходившихся в Московском узле, а затем и на других дорогах.
Создание на всех фронтовых дорогах таких управлений, передвижных паровозных колонн с подвижной ремонтной базой — своего рода передвижных депо, военизация созданных еще до войны передвижных машинно-путевых станций сыграли огромную роль в обеспечении перевозок, особенно на фронтовых дорогах, где станции, депо и пути систематически разрушались и требовали восстановления и прежде всего, конечно, высокой дисциплины и организации боевого труда железнодорожников, не допуская паники, особенно в момент бомбежек и эвакуации. Трудности возникали особенно в зимний период, когда наступали морозы и метели. Нельзя без волнения вспоминать о самоотверженном труде славных тружеников железных дорог в этот период.
Восстановление железных дорог СССР, варварски разрушавшихся врагом, — это еще одна великая, славная, героическая страница Отечественной войны! Можно без преувеличения сказать, что героизм железнодорожных войск, спецформирований НКПС . и железнодорожных восстановителей освобожденных дорог можно поставить на уровень героизма нашей Советской армии на фронтах Отечественной войны.
Согласно Мобилизационному плану с начала войны у нас были сформированы спецформирования — «Торемы», «Твоты», «Водремы», «Связьремы» и «Подремы», которые подчинялись Центральному военному отделу НКПС, а затем вновь созданному Центральному военно-восстановительному управлению НКПС. Эти чисто железнодорожные спецформирования, укомплектованные квалифицированными рабочими и инженерно-техническим персоналом, сыграли большую роль, и я против преуменьшения их роли и значения, что замечается у некоторых историков. Получилось замечательное и плодотворное соединение этих спецформирований с железнодорожными войсками, которые по предложению тов. Сталина были переданы из НКО в подчинение НКПС.
Особое место занимал Корпус железнодорожных войск, который еще до войны был подчинен НКПС, но в военном отношении НКО. Этот корпус работал на Дальнем Востоке, а затем был еще до войны переброшен на запад, что, между прочим, опровергает легенду о том, что мы не подготовлялись к возможной войне.
Отдельно существовали еще железнодорожные войска, подчиненные только Наркомату обороны.
На первом этапе войны восстановление было незначительным. Главная задача железнодорожных войск, в том числе и Корпуса, и спецформирований НКПС, в эти дни заключалась в производстве заградительных работ на железных дорогах по пути отступления армии, эвакуации железнодорожного имущества, а железнодорожным войскам, в том числе и Корпусу, пришлось занимать оборону и участвовать в боях с врагом. Надо сказать, что, к сожалению, быстрое продвижение врага по дорогам, а также отсутствие единого управления всеми восстановительными силами сказались отрицательно на состоянии восстановительных сил, и часто из-за их неосведомленности в обстановке они попадали в окружение и очень много потеряли не только в живой силе, но и в технике.
После того как наша армия остановила наступление гитлеровских орд под Москвой, Ленинградом, Тулой, Старым Осколом,
Ворошиловградом, наши восстановительные силы развернули широким фронтом работу по восстановлению железных дорог. Еще в сентябре 1941 года постановлением ГОКО и приказом НКПС были созданы восстановительные службы на дорогах, восстановительные участки и восстановительные околотки — был установлен порядок их работы и руководство ими. Однако железнодорожные войска действовали отдельно. Они не согласовывали свои действия с действиями НКПС, и это мешало успешной организации восстановительных работ на железных дорогах. Мною этот вопрос был доложен тов. Сталину, и в январе 1942 года ГОКО рассмотрел внесенный НКПС проект большого постановления об организации военно-восстановительных работ. Этим постановлением, по предложению товарища Сталина, все железнодорожные войска были переданы из НКО в НКПС, в котором было организовано Главное управление военно-восстановительных работ НКПС.
Помню, в связи с возражениями некоторых военных товарищей из НКО тов. Сталин разъяснял им, что необходимо сосредоточить все силы, средства и руководство по восстановлению железных дорог в едином центре, а именно в НКПС, который должен отвечать за всю работоспособность железных дорог, не оставляя поводов сослаться на НКО, войска которого-де не восстанавливают дороги. «Иначе, — сказал тов. Сталин, — мы не восстановим дороги и сорвем все наши военные планы». Тов. Сталин тут же внес предложение назначить начальником вновь создаваемого Главного военно-восстановительного управления НКПС народного комиссара путей сообщения тов. Кагановича Л. М. Это предложение было принято Государственным Комитетом Обороны.
Немедленно была развернута энергичная работа по формированию ГУВВР, в которое были привлечены силы Корпуса железнодорожных войск во главе с генералом Просвировым, по ускоренному восстановлению разрушенных участков железных дорог. Грандиозная работа с честью и героизмом была выполнена нашими славными восстановителями железных дорог — как железнодорожными войсками, так и железнодорожными спецформированиями, особенно мостовыми, где были сосредоточены лучшие специалисты-мостовики. Железнодорожники в целом, которые во время войны были и эксплуатационниками, паровозниками, вагонниками, путейцами, связистами, одновременно становились восстановителями любимого ими железнодорожного транспорта для обеспечения победы над врагом.
Восстановление развертывалось по ходу военных действий.
Первое время сюда включалось и восстановление железных дорог на территориях освобожденных народов Польши, Чехословакии, Румынии, Югославии, Венгрии, Германии. Из общего количества восстановленных главных путей за границей Советского Союза выполнено: в Польше — 8549 км, в Германии — 8998 км, в Румынии — 2378 км, в Чехословакии — 3267 км, в Венгрии — 4828 км и в Югославии — 397 км.
Самым тяжелым было материально-техническое снабжение. Дело в том, что новых паровозов и вагонов с 1942 до 1944 года железная дорога почти не получала. Железные дороги и НКПС приложили огромные усилия для ремонта подвижного состава и путевого хозяйства. Особенно хочу подчеркнуть замечательную, можно сказать, великую роль наших депо и деповщиков — машинистов, слесарей, токарей, кузнецов, всех рабочих и инженерно-технического персонала. То же надо сказать о путейцах, их околотках, передвижных машинно-путевых станциях, сварщиках, сваривавших из кусков и обрезков рельс единую рельсу, заменявшую нам во время войны славную рельсу Кузнецкого завода. И не только рельсу, но и стрелочные переводы и отдельные звенья мостовых ферм и т.д. Без этого, без восстановления старых частей подвижного состава и пути мы бы пропали, ибо нового не получали. Тот, кто хоть немного понимает хозяйство, особенно износ на железной дороге, поймет, насколько это было тяжко, а некоторые железнодорожники употребляли слово «катастрофично».
Достаточно сказать, что за время Отечественной войны на дорогах, на предприятиях НКПС отремонтировали, восстановили и изготовили собственными средствами запчастей, инструмента, рельсов, скреплений, стрелочных переводов и различного рода других материалов на два миллиарда рублей.
В 1943 и 1944 годах, когда мы доводили этот вопрос до руководства ГОКО, до товарища Сталина, мы известную помощь получали, но аппарат не все указания выполнял и реальная помощь была крайне недостаточна, и мы, естественно, возобновляли наши претензии и продолжали ставить вопросы об улучшении материально-технического снабжения железнодорожного транспорта, хотя лично я этим нажил себе некоторых недругов. Но я после длительного терпения считал, что в интересах государства и обороны необходимо серьезно подкрепить хозяйство железных дорог.
Железнодорожники за счет своих скудных ресурсов выпускали на своих заводах и в депо чисто военную продукцию, в том числе и поезда-бани, поезда-прачечные, бронепоезда и т. д.
После первоочередного восстановления, позволявшего пропускать поезда, производилось более фундаментальное, капитальное восстановление железных дорог с заменой временных мостов постоянными капитальными мостами и сооружениями, и в том числе для увеличения пропускной способности восстанавливаемых железных дорог.
В целом по всей сети шло и строительство новых железнодорожных линий, вторых путей. Реконструкция станций, предприятий железнодорожного транспорта заняла большое место в работе. За годы войны построено около 10 тыс. км новых железнодорожных линий.
Все это и многие другие показатели отразили тот неподдельный, глубокий, непоказной героизм труда, который проявил славный, скромный, нехвастливый многомиллионный коллектив железнодорожников с их замечательными семьями — женами и детьми, которые были кровно связаны с железной дорогой как великой частью нашей славной любимой Родины.
Я лично как нарком получал немало писем и телеграмм с благодарностями за перевозки войск и вооружения. Такие, например, телеграммы от товарищей Соколовского и Булганина: «Благодарим за оказанную фронту помощь», или от них же письмо: «С Вашей помощью мы вовремя получили транспорты с боеприпасами, и это нам очень помогло успешно развить боевые действия, в частности, захватить Ельню». А вот и телеграмма, которая «теперь» особенно показательна: «Транспорты с танками прибыли. За оказанную помощь фронту выражаем Вам сердечную благодарность. Ватутин, Хрущев, Корнеец, Иванов». Должен сказать, что действительно наркому приходилось часто самому следить за продвижением особо важных эшелонов.
Партия и правительство высоко оценили труд железнодорожников — около 100 тыс. человек были награждены орденами и медалями, в том числе около 150 железнодорожникам присвоено высокое звание Героя Социалистического Труда.
Все мы, передовые железнодорожники, в том числе и я как нарком и мои заместители, были счастливы получить от партии и правительства эту награду как знак признания нашего самоотверженного труда для блага любимой Родины и Великой Ленинской партии. Не буду проявлять ложной скромности, а скажу, что день 20 ноября 1943 года был и для меня лично счастливым днем моей жизни, когда Михаил Иванович Калинин вручил мне удостоверение о присвоении мне звания Героя Социалистического Труда.
В этом документе написано:
«Герою Социалистического Труда тов. Кагановичу Лазарю Моисеевичу.
За Ваши исключительные заслуги перед государством в деле обеспечения перевозок для фронта и народного хозяйства и выдающиеся достижения в восстановлении железнодорожного хозяйства в трудных условиях военного времени Президиум Верховного Совета СССР своим указом от 5 ноября 1943 года присвоил Вам звание Героя Социалистического Труда.
Председатель Президиума Верховного Совета СССР
М. И. Калинин. Секретарь Президиума Верховного Совета СССР А. Горкин»
Глава 16
В БИТВЕ ЗА КАВКАЗ
В Великой Отечественной войне с гитлеровским фашизмом мне посчастливилось принимать непосредственное участие в битвах за Кавказ (в качестве члена Военного Совета Северо-Кавказского фронта, Черноморской группы войск и члена Военного Совета Закавказского фронта).
Разгром фашистских полчищ под Москвой сорвал гитлеровские планы «молниеносной» войны и развенчал миф о непобедимости фашистской армии. Наступление врага было остановлено, Красная Армия перешла в контрнаступление. Однако фашисты начинали новые наступления на Воронеж, Сталинград, Донбасс и на Кавказ. Им важно было захватить донецкий уголь, бакинскую нефть, грузинский марганец и открыть путь на Ближний Восток, вытеснить Англию и установить господство немецкого империализма в Азии, а затем — в Африке.
В июле 1942 года гитлеровские войска развернули свое наступление на Северный Кавказ — создалась угроза и Закавказью. Обсудив создавшееся положение, Ставка Верховного Главнокомандующего приняла ряд мер по усилению войск Северо-Кавказского фронта и по укреплению руководства войсками на Северном Кавказе. Решением 28 июля 1942 года Ставка реорганизовала Северо-Кавказский и Южный фронты, объединив их в один Северо-Кавказский фронт. Командующим этим фронтом был назначен Семен Михайлович Буденный, его заместителями были назначены Р.Я. Малиновский и Я.Т. Черевиченко, начальником штаба — А.И. Антонов. Тов. Сталин внес предложение назначить Л.М. Кагановича членом Военного Совета Северо-Кавказского фронта. Еще в апреле 1942 года при переходе на работу заместителем председателя Транспортного комитета ГКО я уже просил тов. Сталина послать меня на фронт, и вот в июле он реализовал мою просьбу и внес это предложение, сказав при этом, что тов. Каганович знает Северный Кавказ и лично с Буденным воевал еще во время гражданской войны. Предложение было принято, и 29 июля я вылетел вместе с начальником оперативного отдела Генерального штаба Бодиным в Краснодар. Обстановка, которую я застал в Краснодаре, была сложная, уже на первых заседаниях Военного Совета фронта были разработаны мероприятия для выполнения приказа Ставки. К этому моменту речь уже шла не о полном восстановлении положения на левом берегу Дона, а об укреплении оборонительного рубежа по левому берегу Кубани и вокруг Краснодара.
28 июля был издан общий приказ тов. Сталина, в котором была дана правдивая оценка создавшегося положения, когда враг стремился любой ценой захватить Кубань, Северный Кавказ с нефтяными и другими богатствами. В приказе было твердо сказано: «Отступать дальше — значит загубить себя и вместе с тем нашу Родину. Ни шагу назад без приказа высшего командования. Таков призыв нашей Родины». На основе этого приказа командованием фронта был издан конкретный приказ. Военный Совет, политорганы армий вместе с партийными организациями развернули большую политико-разъяснительную работу в войсках: было разослано в части более 200 политработников и около 1,5 тыс. коммунистов направлены из тыловых частей в действующие части. Была установлена тесная связь с Краснодарским обкомом партии, который направил в воинские части фронта несколько тысяч коммунистов. Краснодарский обком во главе с первым секретарем т. Селезневым на заседании с участием члена Военного Совета фронта Л.М. Кагановича принял ряд мер для усиления работ по созданию оборонительных сооружений вокруг Краснодара. Одновременно Краснодарский обком вместе с Военным Советом готовил партийное подполье и организацию партизанских отрядов. Такая же работа была проделана и в Ставропольском крае, где секретарем обкома работал М.А. Суслов.
Войска Северо-Кавказского фронта вели ожесточенные бои, защищая подходы к Краснодару. В течение более двух недель враг не мог прорваться к городу. И лишь 12 августа наши войска по приказу командования фронта отошли на левый берег реки Кубани. Конечно, в обороне Краснодара были серьезные недостатки и ошибки, но неверно было бы изображать, будто враг легко захватил Краснодар. Бои за Краснодар измотали противника, что помогло нам потом в боях за Туапсе и Новороссийск. Ставка Верховного Главнокомандования 5 августа прислала директиву командующему фронтом о необходимости прикрыть Майкоп и дорогу Майкоп — Туапсе и не дать врагу возможности выйти на побережье Черного моря. Эта важнейшая директива стала генеральной задачей, определившей в будущем всю линию нашей обороны Туапсе. По решению Военного Совета фронта я выезжал на майкопский участок фронта для укрепления его обороны. Одновременно мы вместе с наркомом нефтяной промышленности Байбаковым приняли меры к вывозу нефтяного оборудования и выведению из строя предприятий и скважин Майкопнефти.
Из Краснодара штаб фронта переместился в Армавир, но, к сожалению, там долго засиживаться не пришлось, мы переехали в Белореченскую, оттуда в Хадыженскую, оттуда в станицу Георгиевскую, что в 15 км от Туапсе, а затем в район самого Туапсе, где командование фронта прочно осело, защищая до конца Туапсе, так и не дав врагу его. захватить и прорваться к побережью, несмотря на отчаянные усилия врага во что бы то ни стало захватить Туапсе. Именно в Туапсе был осуществлен приказ Сталина «Ни шагу назад».
Захватив Армавир, враг сосредоточил большие силы на направлении Армавир — Майкоп — Туапсе. Он стремился захватить Туапсе, Новороссийск, Лазаревскую и через перевал — Сухуми, разрезав фронт защиты Черноморского побережья на части и облегчив себе задачу уничтожения наших воинских частей и завоевания Кавказа. Именно эти пункты и стали важнейшими в защите всего Черноморского побережья и всего Закавказья. Войска Северо-Кавказского фронта, Черноморской группы войск и Закавказского фронта повели отчаянную, героическую борьбу за эти опорные пункты битвы за Кавказ, в особенности за перевалы, за Туапсе и Новороссийск, в укреплении и обороне которых мне довелось принимать непосредственное участие.
Вначале враг рассчитывал легко захватить Туапсе через Хадыженскую, Шаумян, Георгиевскую, но он наткнулся на упорное сопротивление войск Северо-Кавказского фронта, в особенности 17-го казачьего кавалерийского корпуса под командованием славного генерала Кириченко. Посещая дивизии и полки этого корпуса и наблюдая за его действиями, я убедился, что этот корпус не подвергся влиянию отрицательных моментов периода отступления и обладал всеми качествами боеспособного и маневроспособного крупного воинского соединения, о чем я сообщил Сталину. Этот корпус в то время сыграл большую, если не решающую роль в остановке первого стремительного натиска врага на Туапсе. В этом отношении весьма поучительно и важно указание тов. Сталина, данное им Военному Совету фронта. Оно дано в связи с отходом 47-й армии на новый рубеж, но имело и общее значение. «Нужно, — писал Сталин, — учесть, что рубежи отхода сами по себе не являются препятствием и ничего не дают, если их не защищают. Оборону горных рубежей нужно строить на упорных контратаках впереди основных позиций на всех подступах к этим позициям, с тем чтобы на каждом направлении создать врагу наибольшие трудности к продвижению, изматывая его малыми и большими боями на истребление. По всему видно, что Вам не удалось еще создать надлежащего перелома в действиях войск и что там, где командный состав не охвачен паникой, войска дерутся неплохо и контратаки дают свои результаты, как это видно из действий 17-го кавкорпуса. Вам необходимо взять войска в свои руки, заставить их драться и правильно построить оборону в предгорьях, добившись настоящего упорства в действиях всех отдельных отрядов впереди основных позиций и главных сил на основных рубежах. Суворов говорил: «Если я запугал врага, хотя я его не видел еще в глаза, то этим я уже одержал половину победы; я привожу войска на фронт, чтобы добить запуганного врага». Добейтесь того, чтобы все наши войска действовали как 17-й кавкорнус». (Мне кажется, что сегодня товарищи историки недооценивают 17-й кавалерийский корпус и лично генерала Кириченко.)
По этой директиве было созвано расширенное заседание Военного Совета фронта с участием командармов. По моему предложению было также собрано большое собрание актива политработников (на опушке леса у станции Георгиевской), на котором выступили Буденный и Каганович. Указав на создавшееся положение, мы призвали политработников сделать все, чтобы выполнить директиву Сталина. С ответным словом от имени политработников выступил Л.И. Брежнев, работавший тогда заместителем начальника политуправления фронта. После этого все эти сотни политработников, по преимуществу из парторганизаций КП(б) Украины, разъехались по частям и развернули работу в указанном направлении, что имело серьезное значение в улучшении положения в частях, которые после отступления были не в полном порядке.
Надо сказать, что кроме Кавкорпуса и других подобных ему частей выделялась наша фронтовая авиация — наши славные летчики, среди которых были летчицы авиационного Таманского полка. Наша авиация серьезно помогла в отпоре врагу. Несмотря на его количественное превосходство, наши летчики наносили ему серьезные удары.
Фашистский враг, вынужденный приостановить прямое наступление на Туапсе из Хадыженской, сосредоточил силы против Новороссийска, рассчитывая через Новороссийск прорваться к Туапсе. Мы это учли и развернули активные бои за Новороссийск, прежде всего за оборону Новороссийска, куда я в этот момент выехал по постановлению Военного Совета фронта. Здесь только отмечу, что там, в Новороссийске, в еще большей степени я убедился в правильности последних указаний Ставки. Наблюдая за командованием 47-й армии и бывая в дивизиях и отрядах морской пехоты, я видел, что, в то время как в частях преобладает боевой дух, в верхушке 47-й армии не было духа уверенности, не было должной связи с войсками, господствовали самотек и неорганизованность. Военный Совет фронта в конце августа или в начале сентября принял серьезное постановление с соответствующими заданиями командующему 47-й армией. Бои за Новороссийск против немцев, контратаки наших войск носили ожесточенный характер, особенно, например, контратаки нашей 77-й дивизии, которая, упорными боями и неся серьезные потери, сдерживала наступление врага. Там в одной из контратак погиб член Военного Совета армии тов. Абрамов. Были, конечно, и части, неорганизованно отступавшие под натиском врага. Во все время боев за Новороссийск шла работа по укреплению оборонительных позиций в самом городе и в непосредственной близости к нему. При активном руководящем участии городских партийных организаций и рабочих Новороссийска в городе строились баррикады, ежи из рельсов и балок, были подобраны здания под огневые точки и т.д. Однако это не отвечало тем большим планам и работам, которые были начаты еще в 1941 году и отчасти продолжены в 1942-м, однако остались далеко не законченными.
Почти месяц шла острая кровавая битва за Новороссийск. День и ночь бои шли внутри города. Дорогой ценой заплатили немецкие захватчики за овладение Новороссийском. Но они так и не смогли полностью овладеть всем городом — цементный завод «Октябрь» и рабочий район при нем остались в наших руках. Это стало символом нашей борьбы — «Октябрь» преградил путь немецкому империализму-фашизму. Когда уже после войны я как нарком строительных материалов был в Новороссийске, я с большим удовольствием увидел железнодорожный вагон, который был весь изрешечен, пробит пулями и осколками снарядов, но остался на месте у цементного завода «Октябрь». Потом его подняли и поставили на постамент, а на постаменте сделали замечательную историческую надпись: «Здесь 11 сентября 1942 года доблестные воины частей Советской армии и Черноморского флота преградили путь врагу на Кавказ, а через 360 дней во взаимодействии с морским десантом и частями с Малой Земли начали штурм Новороссийска и 16 сентября 1943 года, разгромив фашистские войска, освободили город».
Особо следует сказать о серьезной и большой роли Черноморского флота, Аз.ово-Черноморской флотилии во главе с командующими товарищами Октябрьским, Горшковым, членами Военного Совета товарищами Кулаковым и Прокофьевым.
Мне довелось заниматься непосредственно организацией славного героического десанта на «Малую Землю». Старый кадровик, я лично занимался подбором командиров и политработников десанта и его подразделений, в том числе и такого крепкого, храброго командира десантного корпуса, как Гордеев, и достойного политрука Рыжова.
После срыва плана движения на Туапсе через Новороссийск гитлеровское командование вновь перестроилось на туапсинское направление для удара на Туапсе через Шаумян.
К этому времени Ставка реорганизовала Северо-Кавказский фронт в Черноморскую группу войск, подчинив ее Закавказскому фронту, — это было, безусловно, правильно, так как всем ходом военных событий фронты слились. Необходимо было сосредоточить командование в едином центре, да и материальное обеспечение войск, расположенных на побережье, требовало серьезной подмоги. Занимаясь и вопросами снабжения фронта, я видел, что фронт остро ощущает нехватку продовольственного снабжения войск и фуражного — для лошадей, главным образом из-за отсутствия железнодорожной линии.
Закавказский фронт имел в тот период больше резервов для оказания помощи Черноморской группе войск в первую очередь на Туапсинском направлении.
На этом новом этапе организация защиты Туапсе, этого важнейшего участка Черноморского побережья, приняла еще более острый и фундаментальный характер. Это был трудный и острый поединок сил. Несмотря на количественное превосходство сил врага почти в два раза (при этом у Черноморской группы войск танков вовсе не было, тогда как у врага были танки, самолетов у нас было в 5 раз меньше), врагу не удалось захватить Туапсе. Все защитники города знали, что захват Туапсе врагом привел бы к окружению и уничтожению двух наших армий — 47-й и 56-й, а это означало захват путей, прямо ведущих в Закавказье. Политработники нашего фронта, в том числе начальник политотдела тов. Емельянов, его заместитель тов. Брежнев, сделали все для того, чтобы каждый боец это сознавал и дрался как лев за подступы к Туапсе. Вновь назначенный вместо товарища Черевиченко командующим Черноморской группой войск талантливый генерал Иван Ефимович Петров и Военный Совет, членами которого были Корец и Каганович, установили тесную связь с войсками 18-й армии, непосредственно защищавшей Туапсе, и с 56-й армией, дислоцированной в центре Черноморской группы войск. Вместе с тов. Петровым и отдельно я посещал дивизии и полки этих армий, помогая командованию этих армий.
Еще в конце августа был создан Туапсинский оборонительный район, командующим которым был назначен командир Военно-Туапсинской базы боевой контр-адмирал тов. Жуков, с которым Военный Совет и лично я были повседневно неразрывно связаны.
В сентябре командованием вместе с партийным руководством Туапсе была развернута большая работа по строительству Туапсинского оборонительного района. Это была большая работа, в которой первостепенную роль играли инженерные войска. Несмотря на их недовооруженность, количественную недостаточность и проистекавшую отсюда слабость, я могу засвидетельствовать как непосредственно связанный с ними член Военного Совета, что они работали самоотверженно, беззаветно, а многие из них героически. Нам часто приходилось проверять ход работ на месте, в том числе в горах, и принимать соответствующие меры. Хотя, как они говаривали, им попадало за невыполнение графика работ, особенно после правильной критики Ставки Верховного Главнокомандующего, но они знали, что мы им по-деловому помогаем и, когда нужно, защитим от необоснованных обвинений. Немало позиций оставались незаконченными, но была проделана большая работа по строительству оборонительных сооружений. Местное население, в том числе и женщины, было также привлечено к этим строительным работам. Коммунисты и передовые рабочие Туапсе перешли на военное положение, организовались при нашей помощи в вооруженные отряды, перешли на казарменное положение и проходили под командованием выделенных Военным Советом командиров военное обучение; из них мы также давали пополнение нашей армии.
Бои за Туапсе шли на его подступах — в районе действий 18-й армии, в которую выезжало командование группы, Петров и член Военного Совета Каганович, для принятия мер на месте, так как создалось угрожающее положение. Командование 18-й армии (Камков), находясь в 10 км от Туапсе, имело крайне слабую связь с армией и даже не знало, что враг захватил Шаумян, создав таким образом прямую угрозу Туапсе. Из командного пункта 18-й армии я выехал в 83-ю дивизию, прибывшую из Средней Азии и состоящую из узбеков, киргизов и туркменов, которой командовал выдающийся специалист тов. Лучинский. Дивизия была перемещена на станцию Индюк для остановки продвижения противника. Там, на собрании актива дивизии, я беседовал отдельно с узбеками, провел оперативное совещание с командным составом дивизии. Мне как депутату Верховного Совета от Узбекской республики было очень приятно и радостно видеть боевое настроение и готовность к бою за Родину солдат-узбеков, туркменов, казахов и таджиков, а также высокий уровень командного и политического состава дивизии. Я все это особенно ощутил во время митинга, когда вражеская авиация пролетала над нами и ни один солдат, тем более командир, не шелохнулся, не сдвинулся с места, продолжая слушать мой доклад и аплодировать в тех местах, где я говорил о неизбежной грядущей победе над гитлеровским фашизмом под руководством нашей Ленинской партии и Великого полководца товарища Сталина.
Я также посетил 353-ю дивизию, которой командовал тов. Колчук, которого я еще знал по его службе в железнодорожных войсках на Дальнем Востоке. Вместе с ним я взобрался верхом на коне на гору Индюк, собственно, на ту половину, которая была в наших руках и обстреливалась со второй половины горы, которая была в руках врага. На месте были приняты все возможные меры помощи и укрепления наших позиций, чтобы не дать врагу захватить всю гору Индюк.
Забегая вперед, скажу, что эта гора и железнодорожная станция Индюк стали для меня особенно памятными на всю жизнь, потому что в конце октября при выезде на переднюю линию фронта вместе с командующим Закавказским фронтом тов. Тюленевым, членом Военного Совета Исаковым и командующим авиацией Вершининым нас вместе с вновь пришедшей на фронт армянской дивизией, в которую мы и выехали, бомбила вражеская авиация, в результате чего там же были ранены члены Военного Совета Закавказского фронта Исаков и Каганович.
Рассмотрев положение в 18-й армии на месте, мы приняли ряд мер по ее укреплению и назначили нового командующего армией А.А. Гречко.
Это был самый критический период битвы за Туапсе. В отчаянных победных боях части 18-й армии под непосредственным руководством командования и Военного Совета Черноморской группы войск, Закавказского фронта и общим руководством Ставки Верховного Главнокомандования успешно завершили эти бои разгромом наиболее сильной Семашхской группировки вражеских войск, а ее остатки сбежали за реку Пшиш, и от их наступления на Туапсе остался, как шутили бойцы, один «пшиш». Были еще острые боевые схватки с врагом, но угроза захвата врагом Туапсе была уже тогда на исходе. Город Туапсе буквально ежечасно подвергался дикой, беспощадной бомбежке. От светлого черноморского курортного города остались груды развалин, но за ними твердо стояли на своем посту и сражались героические защитники Советского города, не давшие врагу пройти к Черному морю. Город Туапсе устоял, он по праву является городом-героем.
Годовщину Великой Октябрьской Социалистической революции мы праздновали в защищенном от немецких захватчиков Советском Туапсе. Немало докладов мне пришлось сделать, но никогда я не испытывал такого волнения, какое испытал при выступлении с докладом на этом торжественном собрании Туапсин-ского Совета, горкома, Краснодарского обкома, Военных Советов фронта и флота, рабочих и колхозников, вызванных нами красноармейцев, краснофлотцев, партизан и командиров. В моем докладе и в выступлениях по нему была высказана полная уверенность в нашей победе над фашистскими захватчиками. Рабочие, красноармейцы, краснофлотцы и партизаны клялись биться до полной победы над врагом, изгнать его с родной земли и добить его в его зверином логове. «Смерть немецко-фашистским захватчикам!» — этот лозунг захватил все души и сердца советских патриотов и стал великой мобилизующей силой в предстоящих наступательных битвах с врагом.
Еще больше бодрости и уверенности вселил в наши души и сознание доклад Сталина о XXV годовщине Великой Октябрьской Социалистической революции на торжественном заседании в Москве. Мы все понимали, что предстоит еще трудная борьба за победу, особенно в условиях, когда союзники не торопятся с открытием обещанного, но не реализуемого ими второго фронта. Но мы все уверенно ощущали нашу собственную выросшую мощь и силу, и, хотя неизбежны были еще новые попытки наступления врага на отдельных фронтах, все мы, от бойца до Военного Совета, ясно сознавали, что завершается успешно оборонительный период войны и начинается общий наступательный период по всем фронтам, в том числе и на Кавказском фронте, который принесет нам окончательную и полную победу над обнаглевшим, коварным, звериным, людоедским врагом нашей Родины и всего человечества. Можно без преувеличения сказать, что в конце 1942 года наша страна, ее славная армия еще более окрепли для решительной схватки, и мы все, партийные работники тыла и фронта, делали все необходимое для достижения Победы.
В ноябре Ставка Верховного Главнокомандования вызвала в Москву командующих Закавказским фронтом тов. Тюленева, Черноморской группой войск тов. Петрова и члена Военного Совета тов. Кагановича, На заседании, на котором присутствовали члены Политбюро и ГКО, были заслушаны наши сообщения и даны указания о предстоящих наступательных операциях. В связи с переходом Черноморской группы войск в подчинение Закавказскому фронту товарищ Сталин внес предложение утвердить товарища Кагановича членом Военного Совета Закавказского фронта, что и было принято. Кроме официального заседания я имел отдельную беседу с тов. Сталиным, в которой я осветил вопросы партийно-политические и ответил на интересовавшие его вопросы; я был тронут проявленным Сталиным интересом к состоянию моего здоровья в связи с ранением; товарищи члены Политбюро и ГКО подшучивали во время обеда, что, мол, Каганович стал заправским военным, а по части требований о помощи фронту применяет свою «НКПСовскую хватку». Сталин, улыбаясь, сказал: «Конечно, к жалобам и слезам военных, как и тыловиков, необходимо критически относиться, но это очень хорошо, что тов. Каганович глубоко влезает в военные дела и нужды фронта». И уже обращаясь ко мне: «Видно, что Вас увлекает фронтовая обстановка и работа, но имейте в виду, что мы вас надолго там оставлять не можем и не будем — вы нам здесь нужны». Признаюсь, что хотя я действительно был захвачен фронтовой работой, но слова тов. Сталина, что я нужен здесь, я воспринял с понятным волнением. Когда подымали тост за мое здоровье, товарищ Сталин спросил меня: не отразилось ли на моем здоровье ранение? Я ответил, что вполне здоров и способен к любой нагрузке.
В Москве мы пробыли два дня, из которых я провел с моей любимой семьей всего несколько часов, и в неблагоприятную погоду вылетели через Эмбу и казахские степи в Тбилиси. Уехал я из Москвы в бодром хорошем настроении, не предполагая, что через три месяца я возобновлю свою «НКПСовскую хватку» в Народном комиссариате путей сообщения.
По приезде из Москвы Военный Совет фронта: И.В. Тюле-нев — командующий фронтом, члены Военного Совета П. И. Ефимов, Л.М. Каганович, Чарквиани, Багиров с участием Масленникова, Петрова и других — рассмотрел и принял мероприятия по выполнению заданий Ставки о подготовке наступательной операции против немецких войск по всему фронту — как в Северной, так и в Черноморской группе войск. Переработкой имевшихся планов и мероприятий усиленно занялся штаб фронта, вначале тов. Антонов, а потом тов. Рождественский, заменивший переведенного в Москву в Генеральный штаб тов. Антонова, и начальники штабов Северной и Черноморской групп войск. Эти планы после первой их разработки дорабатывались, особенно на основе критических указаний Ставки Верховного Главнокомандующего. Не ставя перед собой задачу изложения здесь планов и изменений этих планов, я отмечу, что они вырабатывались старательно и глубоко всеми нами и высококвалифицированными специалистами. Не всегда мы могли видеть, что видно с высокой вышки Генерального штаба и Ставки Верховного Главнокомандования, по работали мы не схематически, а опираясь на факты местной обстановки на участках фронта. А фронт этот был очень велик и сложен, начиная с Кавказского хребта, большого Черноморского побережья и кончая Кубанскими, Ставропольскими и даже Донскими степями. Фронт объединял много армий и в определенной степени оперативные действия Черноморского флота и его Азовской флотилии, которые играли важную роль в битвах за Кавказ. Особо важную роль играли, конечно, авиация, артиллерия, инженерные войска и все службы тыла, которые обеспечивали фронт в условиях отсутствия железнодорожной связи.
Нечего уж и говорить о первейшей и важнейшей работе политических органов фронта и армии, которые вместе с местными партийными организациями обеспечивали политическую подготовку наступления.
Поскольку я был мало знаком с положением в Северной группе войск фронта, я вскоре после приезда из Москвы в Тбилиси просил Военный Совет разрешить мне выехать в войска Северной группы. Вместе со мной поехал начальник штаба тов. Антонов. В Северной группе мы прежде всего заслушали на Военном Совете группы с участием командующего группой Масленникова и члена Совета Суслова доклад начальника штаба Забалуева о ходе разработки плана наступления и о мерах по его обеспечению. Видно было, что план задерживается разработкой и мероприятия по его обеспечению недостаточно разработаны. Подготовка идет крайне слабо, особенно по управлению тыла.
Были мы в 9-й армии (командующий Коротеев). Наши впечатления и выводы мы, конечно, прежде всего доложили в самом Военном Совете Северной группы фронта, но главные выводы Военному Совету Закавказского фронта по приезде в Тбилиси. Основной наш вывод заключался в том, что командующий войсками группы Масленников слабо связан с войсками, что в его командовании много элементов формализма и схематизма, потому что слабо знает факты жизни. Политическая работа была поставлена удовлетворительно, но мы исходили из того, что перед наступлением требуется усиление политпартработы, особенно в национальных частях, например в Азербайджанской дивизии, которую мы посетили. Соответствующие указания были даны Военным Советом Закавказского фронта. Таким образом, поездка в Северную группу оказалась не только познавательной, но и в известной мере поучительной, а главное, конкретно-деловой в смысле исправления недостатков, имевшихся в Северной группе войск фронта. В военных делах мне, конечно, помог разобраться тов. Антонов, думаю, что в оценке общей обстановки и я ему помог.
Естественно, что по работе в самом Военном Совете мне пришлось кроме участия в вопросах общего руководства сосредоточиться прежде всего на политическо-партийпой работе и на вопросах кадров. Хотя должен сказать, что член Военного Совета тов. Ефимов, как старый военный политработник, умело и энергично работал, но думаю, что в меру сил я обогащал политработу своим старым опытом партийной работы.
Мне приходилось заниматься еще на Северо-Кавказском фронте и в Черноморской группе войск делом организации партизанского движения, оказанием им помощи и установлением их связи с войсками.
Я занимался также работой инженерных войск, играющих большую роль, особенно в период наступления. Они нуждались в помощи, и я старался им помочь и критикой, и реальной материальной помощью. Особенно, конечно, мне приходилось заниматься транспортными перевозками. Поскольку железнодорожной связи с Центром не было, кроме Закавказской дороги, которая работала хорошо, главная наша транспортная связь осуществлялась через Каспий из Красноводска, куда грузы для Закавказья прибывали 1ю Среднеазиатским железнодорожным линиям, — это был единственный путь. В октябре — ноябре там получился затор. Поскольку нажимы путем переписки не давали результатов, я предложил Военному Совету командировать меня в Крас-новодск. Прилетев в Красноводск, я использовал свой транспортный опыт. Вместе с моряками и местными организациями Туркмении и Красноводска были приняты соответствующие меры — грузы нашему фронту пошли в Баку. А там уже наша Закавказская дорога (начальник товарищ Кикнадзе) доставила их к месту. Большую роль в этом играл автомобильный транспорт, которым мне также приходилось заниматься. Приходилось заниматься и выполнением военных заказов предприятиями Грузии, Армении и Азербайджана. Должен сказать, что огромную работу и исключительную помощь оказывали фронту Грузинская, Армянская и Азербайджанская республики и свободные от врагов районы и республики Северного Кавказа, в том числе Дагестанская.
В декабре и в январе командующий фронтом товарищ Тюленев и я как член Военного Совета выезжали в Северную группу войск и в Черноморскую группу войск для проверки подготовки и хода наступления, оказания помощи. В Северную группу мы приехали как раз в момент начала наступления по всему фронту. Сначала все шло хорошо, но потом связь штаба группы и армий с войсками была нарушена, а с некоторыми частями потеряна связь, преследование противника замедлилось, а в некоторых местах приостановилось. Командующие фронтом и группой получили резкую телеграмму Сталина, в которой он упрекал, что они оторвались от войск и что при таком положении подвижные части могут попасть в окружение у немцев. Ставка обязала восстановить связь и сообщить об этом в Ставку. Нами вместе с Военными Советами Северной и Черноморской групп войск был разработан новый план действий.
Командующий фронтом Тюленев, член Военного Совета Каганович выехали и в Черноморскую группу войск. На месте был уточнен и конкретизирован план наступления, в том числе и любимое детище Петрова «Плановая таблица боя» (мне лично она очень понравилась, она, по-моему, была поучительна даже для хозяйственников: в ней предусматривалось не только число боевых операций, но все обеспечение боекомплектами, горючим и т.д.), но, к сожалению, не все можно было предусмотреть, например состояние дорог, которое меняется в зависимости от погоды, и, когда мы потом поехали с Петровым в предгорье, через которое протаскивали нашу артиллерию по раскисшим горным дорогам, я полушутя ему сказал: «Вот в плановой таблице боя мы не предусмотрели эти трудности — придется нам тут поработать и помочь вытащить артиллерию». «Да, придется, — согласился Петров, — а то и наступление может застопориться». После этой операции мы разъехались — Тюленев выехал в 46-ю армию, где тогда командовал Лесе-лидзе, а я выехал в 56-ю армию, которой командовал Гречко, готовя ее к наступлению на Краснодар. Я знал 56-ю армию, бывал в ней, когда она располагалась в районе Фанагорийской, а ее командующим был Рыжов. 56-я армия была не на плохом счету, и командный состав дивизий был подобран хорошо. Помню, когда я приехал в 395-ю дивизию, я с удовлетворением познакомился с командиром дивизии узбеком Рахимовым Умар-оглы. Это был вполне подготовленный и весьма способный военачальник, боевой, храбрый командир, я с ним быстро подружился, и он со мной, величая меня «депутатом от Узбекистана». В ходе войны он вырос в крупного военачальника, получил звание генерала. После 395-й дивизии я выехал верхом на коне в 20-ю гвардейскую стрелковую дивизию вместе с вновь назначенным командиром дивизии Ар-шинцевым. Эта гвардейская дивизия произвела не менее благоприятное впечатление, чем 395-я, можно сказать, даже лучшее. После посещения батальонов и проведенной в лесу очень интересной беседы с группой разведчиков мы собрали совещание командиров и политработников дивизии, на котором поговорили о состоянии подготовки и задачах предстоящего наступления.
56-я армия была передислоцирована на главное направление наступления — на Краснодар. Приехав в расположение штаба армии, я узнал, что командующий армией Гречко находится на особом командном пункте в 20 км от штаба, непосредственно на линии фронта за станцией Ставропольской. После доклада начальника штаба Харитова об обстановке в расположении армии я попросил, чтобы кто-либо сопроводил меня к Гречко. Они стали доказывать, что туда теперь машиной не добраться, что дорога идет вдоль линии фронта, что она обстреливается и они не могут рисковать членом Политбюро ЦК и поэтому не могут меня туда проводить. Я не отступил и начал «крепче» требовать проводника и верхового коня. В конце концов член Военного Совета тов. Каль-ченко, оказавшийся старым моим украинским земляком, заявил, что он знает, что со мной ничего не поделаешь, и он сам со мной поедет и возьмет проводника. Добрались мы верхом туда уже в темноте. Правда, дорога действительно проходила вдоль линии фронта и обстреливалась, но мы ее благополучно проехали. Гречко нас очень удивленно встретил вопросом, каким образом вы добрались, как узнали дорогу? Гречко доложил нам обстановку, его планы и мероприятия, сказал нам о совещании командиров дивизий и стрелкового корпуса, которое он назначил на завтра с раннего утра. Вместе с ним я и Кальченко участвовали в этом оперативном совещании, проходившем на опушке леса. Совещание было коротким, но очень содержательным; были и споры, как, кому и когда продвигаться. Особенно, помню, остро говорил командир корпуса — главной ударной силы наступления. Гречко, резюмируя все сказанное, увязал концы с концами, четко определил каждому свое место и свои задачи. Он учел мои замечания, сказанные в предварительной моей беседе с ним, в частности, что зря не пригласили на это совещание хотя бы главных политработников, потому что задачи перед ними большие и в ходе наступления, и при защите самого Краснодара. Поэтому я уже было решил не выступать, но товарищи попросили, чтобы я выступил. Подчеркнув важность указаний и приказаний командарма товарища Гречко, я в своей короткой речи подчеркнул, что задача, которая ставится перед ними Верховным Главнокомандующим товарищем Сталиным, Военным Советом и командующим войсками Закавказского фронта и соответственно командармом тов. Гречко, непроста, что дело идет не только об отвоевывании у врага Краснодара — столицы Кубани, но и о движении вперед — на Тихорецкую и дальше на Батайск и Ростов. Я говорил о задачах политотделов и просил передать сказанное политотдельщикам. Я говорил, в частности, о подготовке тылов армии, о снабжении и автомобильном транспорте. В заключение я передал им привет от Военного Совета Закавказского фронта и пожелал им успеха и победы.
Вернувшись в штаб Черноморской группы войск, который был расположен у Геленджика, я прежде всего ознакомился с положением дел у Новороссийска и ходом борьбы за отвоевывание Новороссийска. Обсудив положение и задачи, мы решили: товарищам Тюленеву, Петрову и Кагановичу выехать в 18-ю армию — главную силу наступления на Новороссийск. Ею командовал уже тов. Леселидзе. К этому времени 18-я армия была укреплена, в ее состав влились свежие боевые силы и немало новых командиров. Армию особенно подкрепили славные моряки Черноморского флота, организованные нами в десанты, высаженные на Мыс Ха-ко 4 февраля 1943 года. Это и стало той героической силой, которая получила историческое наименование «Малая Земля».
В организации десантов большая заслуга принадлежит Черноморскому Военно-Морскому флоту (командующий Октябрьский и член Военного Совета Кулаков) и Азово-Черноморской военной флотилии (командующий Горшков и член военного Совета Прокофьев). Именно моряки были первыми десантниками, отправленными на «Малую Землю». В их организации я принимал непосредственное участие. Провожая их на пристани с напутственной речью, я видел их боевое настроение, их революционно-патриотическую готовность к героической схватке с врагом.
К сожалению, из-за выезда в Москву по вызову ЦК моя связь с ними оборвалась, но и в Москве я получал от них дорогие для меня весточки. Вот, например, письмо с «Малой Земли» командира корпуса тов. Гордеева и его заместителя по политчасти тов. Рыжова: «Здравствуйте, дорогой Лазарь Моисеевич! Пользуясь присутствием у нас тов. Митина, от имени бойцов и командиров 20-го десантного стрелкового корпуса шлем вам пламенный привет от героических защитников «Малой очищенной земли». Высадившись на Мыс Хако 4/2 43 года..., бойцы и командиры 255-й и 83-й бригад морской пехоты уничтожили десятки тысяч фашистской нечисти и уничтожат еще больше. Ваши надежды и доверие, которое вы нам оказали, оправдываем с честью. Моряки 255-й и 83-й бригад гордятся тем, что эти бригады созданы по вашему желанию, и, помня это, дерутся с врагом очень стойко. Желаем Вам здоровья и успехов в вашей большой работе».
Командование 18-й армии уделяло десантным войскам «Малой Земли» большое внимание и заботу. На «Малую Землю» чаще других приезжал начальник политотдела 18-й армии тов. Брежнев Л.И. Естественно, что я поддерживал связь с тов. Брежневым, с которым познакомился на фронте в бытность его заместителем начальника политотдела фронта, и мне с ним часто приходилось соприкасаться в работе и беседовать. Уже будучи в Москве, я получил от тов. Брежнева письмо. Брежнев мне писал с «Малой Земли»:
20/УП 43 г.
«Вам, дорогой Лазарь Моисеевич, мой горячий фронтовой привет!
Вчера к нам в армию прибыла группа лекторов ЦК ВКП(б) во главе с тов. Митиным. Это большая помощь. Мы с тов. Митиным сегодня ночью прибыли на «Малую Землю». Это та земля, которая бригадами, организованными Вами, в феврале отвоевана у врага. Сегодня тов. Митин сделал доклад для руководящего состава войск десантной группы. После доклада долго беседовали о боевых делах и, конечно, тепло вспоминали Вас и Ваше участие в подготовке десанта. Сейчас о «Малой Земле» поется много песен, сложено немало рассказов и написано много стихов. Товарищи пишут Вам письма, я присоединяю свои чувства к их словам и сам пользуюсь случаем поездки тов. Митина. Пишу эти строки на «Малой Земле». Работаю начальником политотдела 18-й армии. Работой доволен, это стихия. Не забыл всех Ваших указаний и школы совместной работы. Здоровье хорошее. Товарищи Гордеев, Потапов, Видов, Бушев, Косоногое, Рыжов, все на «Малой», все передают Вам свой горячий привет. Командует тов. Леселидзе, тов. Колонии чл. ВС, Павловский нач-к штаба. Подробно с нашими делами познакомился тов. Митин, наша просьба к нему передать Вам все, что он видел и что ему передавали для Вас.
С приветом уважающий Вас Л. Брежнев*.
Возвращаясь к 18-й армии, в которую мы — Тюленев, Петров, Каганович — приехали, могу сказать, что мы застали организованную работу по устранению имевшихся в армии непорядков и подготовке к наступлению. Были в планах и в работе недоделки, недостатки, промахи, но они при нашей помощи исправлялись. Надо сказать, что командарм товарищ Леселидзе, с виду скромный, немногословный и выглядевший внешне не Геркулесом, на деле, в частности при обсуждении военно-оперативных дел, проявлял себя принципиально стойким, отстаивающим свое мнение, свои предложения, и, главное, он обладал высококвалифицированным знанием военного дела и был твердым дальновидным командиром. Это был несомненно выдающийся, талантливый командарм. Военный Совет Закавказского фронта и его командующий Иван Владимирович Тюленев всемерно помогали 18-й и 56-й армиям, на которые возлагались важные боевые задачи. Работая в Военном Совете вместе с Тюленевым и другими товарищами, я был всецело поглощен борьбой на фронте за достижения Великой цели — полного и окончательного разгрома злейшего врага нашей Родины и всего человечества — гитлеровского фашизма. Фронт даже отвлек меня от полюбившегося мне железнодорожного транспорта. Однако, видимо, наступил момент, когда ЦК и ГКО решили вновь вернуть меня в лоно железнодорожного транспорта. Я не имел возможности довести до конца мое участие в операциях по освобождению Краснодара и Новороссийска. Телеграммой Сталина я был вызван в Москву для продолжения моей работы народным комиссаром путей сообщения. Но и в Москве я еще долго жил интересами Закавказского фронта и ходом его военных операций. Фронтовая обстановка крепко и ускоренно сближает людей — я проникся глубоким уважением и теплыми дружескими чувствами к товарищам, с которыми вместе ковали победу над врагом Отечества нашего. Трудно даже перечислить, скольких друзей и товарищей приобрел я на фронте. Я сдружился, например, с тов. Тюленевым — командующим фронтом, этим славным ветераном Красной Армии еще с гражданской войны. Хотя у нас иногда бывали споры по деловым вопросам, но это не помешало нашей дружбе и привязанности. Когда я уезжал, он лично написал мне приветствие «как непосредственному руководителю войсками Закавказского фронта, в память ожесточенных боев и нанесения поражения немецким полчищам на Кавказе в 1942 - 1943 годах».
Для меня было особенно ценно то, что я ближе узнал народы, трудящихся и партийцев Кавказа и Закавказья и их преданных партии Ленина руководящих деятелей. Как член Военного Совета фронта, я увидел, ощутил, какую большую боевую лепту в победу над врагом вместе со славными войсками Закавказского и Северо-Кавказского фронтов и Черноморского флота внесли народы Грузинской, Азербайджанской, Армянской республик, Краснодарского, Ставропольского краев и Ростовской области, Дагестанской и других республик и областей Кавказа.
И сегодня, на склоне лет моих, я от всей души могу сказать, что я счастлив тем, что мне довелось участвовать в битве за Кавказ!
Слава народам Северного Кавказа и Закавказья - Грузинской, Армянской, Азербайджанской республик и их коммунистическим, большевистским организациям!
Слава нашей героической Советской армии, отстоявшей нашу Родину, в том числе и Северный Кавказ и Закавказье, и разгромившей злейшего, коварного врага - гитлеровский фашизм!
Вечная слава и вечная память героям, павшим в боях и кровью своей обеспечившим победу всего нашего Социалистического Отечества!
Глава 17
ПОСЛЕВОЕННЫЕ ГОДЫ
НАЧАЛО ВОССТАНОВЛЕНИЯ
После величайшего в истории ратного подвига в Отечественной войне Советский народ под руководством своей Ленинской партии и ее ЦК совершил величайший в истории трудовой подвиг восстановления невероятно разрушенного народного хозяйства, городов и сел нашей Родины.
Это было не просто восстановление прежнего, но одновременно и строительство нового. Это стало возможным только на основе сохранения и укрепления революционно-социалистической независимости нашего Отечества и закрепления во внешних отношениях плодов победы, достигнутой в тяжкой кровавой борьбе.
До войны наша страна была единственной в мире, свергнувшей в октябре 1917 года власть империалистов и развернувшей строительство социализма в капиталистическом окружении. Все империалисты мира стремились уничтожить Советское государство, завоевать Россию и превратить ее народы в рабов мирового капитала.
Наиболее оголтелая разбойничья немецко-фашистская часть мирового империализма начала войну за мировое господство и, завоевав европейские капиталистические страны, ринулась войной на Советский Союз. Учитывая опыт «Мюнхена», Гитлер рассчитывал на то, что английские империалисты, а за ними и американские в конце концов присоединятся к его походу на Советский Союз. Но исторически сложилось так, что английские и американские империалисты не признали Гитлера своим вожаком, не захотели завоевания фашистами мирового господства и выступили против него. А когда Советское государство после первых внезапных тяжелых ударов устояло и «блицкриг» Гитлера явно не удался, англичане и американцы заключили соглашение с Советским Союзом для достижения победы над зарвавшимся своим же империалистическим «собратом» — немецким империализмом, охваченным бредовой идеей достижения своего мирового господства. Объективно, независимо от субъективных конечных целей англоамериканских властителей, эта военная коалиция с Советским Союзом и участие английского и американского народов в войне с фашистами были Великим благородным историческим актом, который Советский народ и его руководители высоко ценят и никогда не забудут. Было бы, однако, маниловщиной не видеть, игнорировать имевшие и имеющие место поучительные факты: непосредственно перед войной английские и французские политики сорвали переговоры о мерах против активизации немецких фашистов, факты во время войны, выразившиеся прежде всего в неоднократных срывах англо-американцами договоренности с Советским Союзом об открытии второго фронта, и особенно факты послевоенной враждебной политики англо-американцев против Советского Союза. В основе всего этого лежали старые расчеты мировых империалистов на то, что они, уничтожив Советский Союз и все жизнеспособные силы Советского Союза, превратят народы СССР в своих рабов, в полную свою колонию, в свое «жизненное пространство» и этим окончательно обеспечат себе мировое господство. Довоенные расчеты англо-франко-американских империалистических правителей/сводились к тому, что им удастся направить немцев на Советский Союз для того, чтобы их руками уничтожить его и одновременно расшатать истощенную войной силу своего конкурента — Германии.
В период войны, будучи нашими союзниками, наиболее реакционные империалисты рассчитывали на то, что без второго фронта и немцы, и Советский Союз выйдут из войны обескровленными, на костылях, разрушенными и настолько ослабленными, что долго не сумеют играть самостоятельной роли в мире, и тогда величие Великобританской империи вновь засияет, а рядом или над ней, как мечтали американские империалисты, будет восседать со своим долларовым мешком и электрическим стулом американский «дядя Сэм».
Современная история зло подшутила над всеми этими расчетами старых и новых империалистических политиканов — провалились эти их расчеты потому, что история создала после Первой мировой войны в октябре 1917 года такую могучую объективную и субъективную историческую силу, как Государство Советов, социалистическое хозяйство, социалистическую культуру и такие многомиллионные революционные кадры рабочего класса, колхозного крестьянства, интеллигенции и славную непобедимую Советскую армию, которые под руководством своей гениальной Ленинской партии коммунистов совершили историческое чудо — и в этой небывалой войне победил Социализм и Советский строй!
Наш Великий Советский Союз вышел из Отечественной войны могучей, укрепленной силой не только внутри страны, но и с гигантски выросшим морально-политическим авторитетом и влиянием в Европе, Азии и во всем мире. Наша партия, ее ЦК, Советское правительство и Советские народы могут гордиться тем, что политика партии и правительства, поведение их руководителей во главе со Сталиным и их дипломатических представителей во главе с Молотовым оказались на высоте тех Великих исторических изменений в мире, какие произошли после победы над фашизмом, и высоко держали интернациональную честь, знамя Ленина и созданного им Великого Советского государства.
Это облегчило решение самой трудной задачи внутри страны — восстановления разрушенного хозяйства.
Ведь американские политики предложили и нам помощь в порядке примененного ими в европейских странах так называемого «Плана Маршалла». При таких колоссальных разрушениях, которые имела наша страна, получение этой помощи могло быть и соблазнительным, но мы видели, как этот План Маршалла ведет к закабалению европейских стран, а по отношению к нам за этим скрывалась «надежда», расчет империалистов на впрыскивание, на проникновение, на внедрение капиталистических бацилл и элементов в наше социалистическое хозяйство и, уж конечно, как они могли рассчитывать, в культуру, идеологию и политику. Но не тут-то было. Советское правительство отклонило эти предложения. И здесь наша партия, ее Центральный Комитет и наш руководитель — несгибаемый И.В. Сталин — вновь показали свою силу, выдержку и умение по-ленински смотреть вперед.
Своими силами героический российский пролетариат и его союзники под руководством Ленина совершили Октябрьскую революцию, создали Советское государство, победили в Гражданской войне, восстановили хозяйство на основе НЭПа, осуществили Великие пятилетние планы, победили в Великой Отечественной войне злейшего врага нашей Родины. Теперь своими же собственными силами, не надеясь и не принимая «благотворительной» на словах, грабительской на деле помощи от империалистов, мы сами должны восстановить разрушенное хозяйство.
С этим партия пошла к рабочему классу, колхозному крестьянству и интеллигенции, и народ поддержал свою партию.
Еще до окончания войны, по мере освобождения нашей славной армией городов, сел и промышленных центров, Советский народ, Советское государство под руководством партии приступили к восстановлению разрушенного. На основе решения ЦК и Советского правительства от 21 августа 1943 года «О неотложных мерах но восстановлению хозяйства в районах, освобожденных от немецкой оккупации» поднимались из руин железнодорожные магистрали, фабрики, заводы, электростанции, шахты и рудники, совхозы и колхозы, города и села. Уже к концу войны в результате гигантской работы Советов, партии, рабочих и колхозников были не только временно, но и капитально восстановлены тысячи километров железнодорожных линий, более 6 тыс. промышленных предприятий и электростанций. Тыловые области помогли колхозам и совхозам бывшей фронтовой полосы тракторами, скотом, инвентарем; возобновили свою работу 1500 МТС и более тысячи машинно-тракторных мастерских. Уже в эти, еще военные, годы проявилась могучая сила Советского и колхозного строя. Таких разрушений, такой мобилизации всей экономики для войны не знала ни одна из капиталистических стран, и, несмотря на это, наша страна перешла от военного времени к послевоенному, от военной экономики к мирной экономике без кризисов, планомерно и без малейшего ущемления своей независимости, как это было в капиталистических странах, когда меньше всего пострадавшая от войны, а выигравшая Америка диктовала свои условия капиталистическим странам и правительствам Европы. Более того, Советский Союз кооперировался со странами народной демократии, помогая им взаимно.
Демобилизованные первой очереди — 13 старших возрастов — были окружены заботой всего народа, Советами, колхозами, партией; они были устроены на работу; восстановительные работы еще более ускорились. Перевод заводов с производства военной продукции на производство мирной продукции, благодаря нашей плановой экономике, проходил безболезненно, что увеличило выпуск товаров для народного потребления, конечно не сразу, так как переход приводил первое время к некоторому сокращению объемов производства. Возникавшие неизбежно затруднения в процессе перехода разрешались общими усилиями партийных, Советских и хозяйственных и профсоюзных органов.
Уже в августе 1945 года приступили по поручению ЦК и СНК к составлению Четвертого пятилетнего плана восстановления и развития народного хозяйства.
Естественно, что в пятилетнем плане особое место заняло восстановление и строительство новых предприятий тяжелой индустрии — черной и цветной металлургии, машиностроения, рудных и угольных шахт. Все члены Политбюро ЦК и заместители Председателя Совета Министров под руководством И.В. Сталина сосредоточили свои усилия прежде всего на восстановительных и строительных работах по соответствующим отраслям, наряду, конечно, с работой по обеспечению выполнения плана производства и перевозок. На меня как на члена Политбюро и заместителя Председателя Совета Министров было возложено наблюдение за Министерством строительства тяжелой индустрии и Министерством промышленности строительных материалов.
Уровень производства стройматериалов в 1945 году вызывал законную тревогу у ЦК и Правительства; достаточно сказать, что в 1945 году процент производства к 1940 году составлял: по цементу — 29,6 %, стекло оконное — 45,1 %, кирпич — 18,6 %, известь — 33,1 % и т.д.
Совершенно ясно, что, если круто не поднять производство строительных материалов, ни о каком серьезном восстановлении и строительстве речи быть не могло. Даже уменьшенные мощности могли бы обеспечить выполнение плана. Мощности, например, по цементу составляли 4 млн т (против 7 с лишним миллионов в 1940 году), а произведено было в 1945 году цемента всего 1550 тыс. т. Постановление ЦК и СНК вскрыло недостатки в работе, приводящие к срыву плана, дало конкретные указания об их исправлении. Совет Министров подчеркнул особую ответственность министерств строительства предприятий тяжелой индустрии, строительства военных и военно-морских предприятий и строительства топливных предприятий, роль которых возрастает как подрядчиков в восстановлении и строительстве предприятий промышленности строительных материалов.
На одном из заседаний Политбюро выступивший по этому вопросу тов. Сталин сказал, что наши решения правильны, но принять решение еще мало, необходимо подкрепить эти правильные постановления организационным решением. Я, сказал Сталин, предлагаю назначить заместителя Председателя Совета Министров, члена Политбюро тов. Кагановича Л.М. министром промышленности строительных материалов СССР. Политбюро единогласно приняло это предложение.
В полном сознании особой важности этого дела в современный период я взялся за это дело со всем большевистским рвением и энергией. Хотя, еще будучи наркомтяжпромом, я был знаком с этой отраслью, но, чтобы глубже изучить промышленность, а главное — знать положение дел, посоветоваться с местными людьми и принять совместно с местными партийными и Советскими организациями соответствующие меры, я выезжал па заводы. За короткое время я посетил более 35 предприятий, в том числе: новороссийские цементные заводы, донецкие и екатеринославскую группу цементных заводов, стекольные и шиферные заводы, Вольские цементные заводы, подмосковные цементные и шиферные заводы и другие. Я видел колоссальные разрушения, особенно в Новороссийске, неудовлетворительный ход восстановительных работ. Совместно с партийными, Советскими и профсоюзными организациями были приняты на месте меры по подъему производства и выполнению плана, по ускорению восстановительных работ. Вместе со мной выехала группа руководящих работников Министерства строительства тяжелой индустрии во главе с заместителем министра тов. Нефедовым, которая занималась восстановлением этих заводов: уточнялись на месте проекты, доукомплектовывались рабочей силой и оборудованием строительные тресты, разрабатывались графики с жесткими сроками восстановительных работ. Не раз приходилось потом возвращаться к этим же вопросам ввиду срывов графиков, но принятые реальные, деловые меры дали реальные результаты.
Как и в других отраслях хозяйства, в соответствии с решением ЦК ВКП(б), принятом в апреле 1946 года, «Об агитационно-пропагандистской работе партийных организаций в связи с принятием закона о пятилетнем плане восстановления и развития народного хозяйства на 1946-1950 гг.» в промышленности строительных материалов была развернута широкая массово-политическая работа по разъяснению положения, значения и задач промышленности в 1946 году и в течение всей пятилетки. По цементной, стекольной и другим отраслям совместно с партийными, профсоюзными и комсомольскими организациями было организовано и развернуто массовое социалистическое соревнование и ударный труд. Это большое движение сыграло важнейшую роль в выполнении плана производства 1946 года, казавшегося многим работникам в первой половине года невыполнимым. Передовые люди из рабочих, инженеров, техников и руководящих работников сделали план реальным. После отдельных отраслевых активов коллегия Министерства промышленности строительных материалов с одобрения ЦК партии собрала Всесоюзное совещание работников промышленности строительных материалов СССР, на котором я выступил с докладом. На том широком совещании, или, как теперь говорят, форуме, присутствовали активисты всех отраслей — цементной, стекольной, кирпичной, кровельной и других, представители всех республик, представлявших республиканскую промышленность. Естественно, что наибольшую активность и творчество проявляли передовики социалистического соревнования, задававшие тон на совещании. Это было очень важно, так как были еще и нытики, не верившие в выполнимость плана, — производственная мощность, мол, все еще не восстановлена, а дают мало для ее восстановления. Но, во-первых, я как раз докладывал на активе, что ЦК и Совнарком постановили увеличить капиталовложения в нашу промышленность; во-вторых, и те мощности, которые имеются, использовались недостаточно; в-третьих, если у этих нытиков и была некоторая доля правды, то имелась более высокая, более сильная правда — это объективные условия социалистической природы нашей промышленности и революционно-большевистская природа нашего рабочего класса, его руководящей силы — коммунистов, которые по-ленински умеют преодолевать всякие трудности и добиваться победы. Именно этот Ленинский дух господствовал на этом и других активах работников промышленности строительных материалов. Хотя в постановлении ЦК и СНК и в моем докладе нытики подверглись критике, но основная масса работников промышленности гордилась тем, что промышленность строительных материалов именно с того момента и до сих пор поставлена в ряд промышленности первой категории наравне с металлургией и другими важнейшими отраслями тяжелой промышленности. Они хорошо понимали, что это возлагает на них большую ответственность и обязанности.
Коллегия Министерства, участники Всесоюзного совещания не ограничились лишь вопросами текущего выполнения плана 1946 года, а, разобрав все острые вопросы и меры, обеспечивающие количественное и качественное выполнение планов, разработали коренные, глубокие вопросы подъема промышленности на высоту задач пятилетнего плана и ее реконструкции. Это были вопросы организации ремонта оборудования, производства запасных частей, создания своей машиностроительной базы», решительного сокращения аварийности, разработки и внедрения правильных и культурных технологических процессов на основе механизации трудоемких работ и правил технической эксплуатации, повышения культуры и квалификации кадров, повышения производительности труда на основе новой техники и повышения дисциплины труда, развития стахановского движения и соцсоревнования, улучшения условий труда и системы заработной платы в направлении ее повышения, восстановления фонда директора за счет отчисления четырех процентов от прибылей предприятия с направлением этого фонда на строительство и ремонт жилого фонда, культурно-бытовые дела, детские учреждения, дома отдыха и т.д.; развития научно-исследовательских и рационализаторских работ.
Рассматривая вопрос о пятилетнем плане, многие, в том числе и я, в своем докладе предлагали принять более высокие темпы роста по сравнению с принятыми по цементу, оконному стеклу, шиферу, кирпичу, черепице, гипсу, по плиткам, стандартным домам и так далее. Решающим условием все считали ускорение восстановления и нового строительства предприятий промышленности строительных материалов. «Мы должны, — говорил я в своем докладе, — восстанавливать быстро. Эти темпы диктуются нам необходимостью укрепления мощи нашего государства, необходимостью дать народу то, что он заслужил. Надо поднимать культурную, зажиточную жизнь народа, а без дома, без квартиры, без школы, клуба, без фабрики, которая дает ширпотреб, нельзя поднять культурную и зажиточную жизнь. Значит, надо строить больше и быстрее, а так как разрушения войны очень велики, то на строительство в этой пятилетке выпадают совершенно исключительные задачи.
Ни в одной пятилетке, — говорил я, — не было такого размаха строительства, как в нынешней. Я этими вопросами много занимаюсь по линии Совета Министров, и я это чувствую и вижу каждодневно. Нужно сказать, что мы очень отстаем в технике строительства, а это во многом зависит от стройматериалов, от внедрения новых видов стройматериалов. Надо, например, развить массовое производство бетонных блоков и местных естественных каменных, обработанных блоков, туфа и других, керамических плит, волокнистых плит, кирпичных пустотелых блоков, облицовочного кирпича и так далее. Производство стройматериалов должно опережать строительство. Строитель не должен ждать стройматериалы. Это преступление, когда механизмы стоят, рабочие стоят и ждут неподвезенного вовремя цемента, кирпича, стекла, радиаторов, котлов и т.д. Мы, работники стройматериалов, должны поставить перед собой задачу: дать строителям столько стройматериалов, чтобы они опережали строительство. Это будет фактором ускорения строительства. Но для этого строители должны в первую очередь поддержать, подкрепить тот сучок, на котором они сами сидят, то есть восстановить быстрее наши заводы, особенно цементные заводы. Мы должны не только восстановить старые заводы, но и построить и реконструировать свыше 350 наших предприятий. По одной цементной промышленности мы должны построить 35 новых цементных заводов. Мы должны в этой пятилетке вложить до 11 миллиардов рублей в нашу промышленность». Я рассказал об обещании товарища Сталина, что, если будем хорошо осваивать капвложения, ЦК и Правительство не пожалеют средств и будут прибавлять. Нечего и говорить, что это было воспринято с большим подъемом. Но нам необходимо, подчеркнул я, улучшать эксплуатацию действующих заводов, брать от мощностей максимум возможного и в то же время реконструировать, наращивать мощности и строить новые заводы — такова наша Генеральная задача.
Именно в связи с большими и сложными задачами остро ставился вопрос об улучшении руководства промышленностью и о кадрах. «Надо сказать прямо, — говорил я в докладе, — что крупнейшим недостатком в работе является то, что живое оперативное руководство производством подменяется бумажной писаниной. Многие главки и тресты заваливают заводы бумагами. Руководить хозяйством — значит вникать в жизнь, в производство. Приведу такой пример: для пуска одной обжиговой печи в Новороссийске на заводе «Пролетарий» не хватало электроаппаратуры. Бумаг писали много, а на деле — осечка. Когда вздрючили кого надо, тогда и появилась аппаратура.
Нужно сверху донизу внедрять социалистические методы руководства, поменьше бумажек, побольше живого дела. Важнейшим в руководстве является проверка исполнения. Текущая работа, конечно, так нас захлестывает, что сбивает с проверки исполнения каждого из нас, а любой из нас должен проверять себя, должен ежедневно спрашивать себя: А как ты выполняешь указания партии о проверке исполнения? «Любовь» к писанине новых директив, приказов страшно развита. Самое легкое дело написать новый приказ, а вот чтобы проверить его выполнение, «на это мы не горазды». Вот возьмите вы, например, вопрос о подготовке к зиме. Казалось бы, приказ написан — проверяй и обеспечь его исполнение. Нет, готовы писать новый приказ, а старый не исполняется. Это беда, смертельное дело для нас.
Надо больше вникать в технику и экономику, надо добиваться того, чтобы ты сам и все работники были технически и экономически грамотны, чтобы они добросовестно изучали технику и экономику производства и по книгам, ив жизни, не ссылаясь на то, что некогда, — для учебы надо уметь находить время.
Надо в руководстве доверять людям, давать им возможность проявлять инициативу. Доверяй и проверяй — таково наше правило в работе. Если нужно, подтяни человека, укажи ему, но давай ему возможность проявлять инициативу, тогда и тебе и ему хватит времени.
Не прибирай все к своим рукам — это относится ко всем нам, в том числе и ко мне как наркому. Все мы, имеющие ту или иную власть, страдаем этим — все концентрировать вокруг себя. Это неправильно. Это, конечно, не значит отдавать дело на откуп, а означает — доверяй, проверяй и помогай, не отказываясь от руководства и взыскивания, когда нужно. При этом главное в воспитании государственного отношения людей к делу — не допускать семейственности, а ставить интересы государства выше личных отношений. Партия всегда ставила и ставит вопрос так: отказ от критики и самокритики ради спокойствия, ради дружбы, ради хороших отношений Ивана Ивановича и Ивана Федоровича есть гибель великого нашего дела. Такие товарищи есть и у нас в промышленности строительных материалов. Наше дело сейчас такое тяжелое, перед нами такие сложные и ответственные задачи, что мы, как большевики, должны быть непримиримы к недостаткам, к безобразиям и, если нужно, друг друга покритиковать и проучить — ничего страшного в этом нет. Люди могут сказать: резко, грубо — неважно, это ничего, лишь бы дело исправили. Лучше, конечно, без грубости, но и в оркестре есть барабан. Когда нужно, в него ударяют, так что его и глухой услышит. Я, конечно, не приглашаю к грубости, грубости не нужно, но отчитать по-настоящему — дело хорошее и полезное для дела и для человека, у кого совесть есть. Если у кого совесть и честь есть, если ему публично скажешь, он будет рваться в бой, чтобы исправить дело и доказать, что он хороший работник.
Если у нас, у руководства, будет преобладать желание руководить конкретно, будет связь с заводами, доведение дела до конца, большевистская цепкость, проверка исполнения и большевистская непримиримость — мы со своими задачами справимся».
1946 год стал переломным годом в промышленности строительных материалов. Он заложил прочный фундамент нового, дальнейшего развития этой отрасли промышленности как составной части нашей передовой социалистической промышленности. С 1946 года я связан с этой отраслью, руководя ею вначале как министр, а затем (после перерыва в 1947 году, когда я работал первым секретарем ЦК Компартии Украины) в качестве заместителя Председателя Совета Министров и в 1956 году вновь как министр промышленности строительных материалов. Если бы условия позволили, я в более широких воспоминаниях (если они будут) полнее рассказал бы об этой важнейшей отрасли народного хозяйства и се важнейшей части — цементной промышленности, о ее замечательных скромных людях — стахановцах, передовых рабочих, инженерах и руководителях, которые вложили и вкладывают все свое творчество, инициативу и энергию для обеспечения строительства фундамента коммунизма в нашей Советской стране.
СНОВА НА УКРАИНЕ
В грандиозной работе по послевоенному восстановлению и развитию народного хозяйства партия и государство обращали особое внимание на сельское хозяйство, потому что восстановление сельского хозяйства проходило в сложных условиях засухи 1946 года, прибавившей к разрушениям войны новые, природные трудности. В особенности эти сложности были велики в республиках, областях и краях, которые во время войны были оккупированы немцами, и первую очередь на Украине. В феврале 1947 года на Пленуме Центрального Комитета ВКП(б) был обсужден вопрос «О мерах подъема сельского хозяйства в послевоенный период». Пленум принял развернутое постановление по этому вопросу, сыгравшее большую роль в преодолении трудностей и восстановлении и дальнейшем развитии колхозного сельского хозяйства. В этом постановлении дана оценка достигнутых до войны успехов в сельском хозяйстве. «Если, — говорится в постановлении, — в тяжелые годы войны наша армия не испытывала недостатка в продовольствии, если население снабжалось продовольствием, а промышленность — сырьем, то в этом сказалась сила и жизненность колхозного строя, патриотизм колхозного крестьянства». Конечно, война отразилась на задержке развития сельского хозяйства и привела к сокращению посевных площадей. После окончания войны партия и Правительство провели ряд мер по восстановлению сельского хозяйства. Эти меры улучшили его состояние, но не восстановили довоенное положение. ЦК указал на ряд недостатков, мешающих быстрому и успешному решению задачи такого подъема сельского хозяйства, который бы привел к созданию в кратчайший срок обилия продовольствия и сырья. Пленум ЦК особо подчеркнул задачу увеличения производства пшеницы как основной продовольственной культуры, указал ряд краев и областей, в которых неудовлетворительно занимаются восстановлением производства зерна, в том числе и пшеницы.
В частности, Пленум ЦК счел необходимым отметить серьезное отставание производства яровой пшеницы в Украинской ССР.
После Пленума ЦК на Политбюро Секретариатом ЦК был поставлен вопрос об укреплении руководства ЦК КП(б) Украины с освобождением тов. Хрущева от поста первого секретаря ЦК КП(б) Украины и с оставлением его только на одном посту — Председателя Совнаркома Украины. Когда встал вопрос о том, кого предложить первым секретарем ЦК КП(б) Украины, товарищ Сталин сказал, что в данное время надо человека, которому не нужно было бы долго изучать Украину — времени нет. «У нас в составе Политбюро есть товарищ Каганович, который работал на Украине, знает условия. Он сумеет сразу овладеть работой, поэтому я предлагаю на пост первого секретаря ЦК КП(б) Украины выдвинуть товарища Кагановича, а товарища Хрущева оставить Председателем Совнаркома Украины». Все члены Политбюро согласились с этим предложением. Согласился и я без каких-либо оговорок.
Хрущев, по моему впечатлению, воспринял решение ЦК об освобождении его от обязанностей первого секретаря ЦК КП(б)У с обидой. Раньше Хрущев немалое количество лет работал со мной, под моим руководством. Он даже не раз говорил, что он гордится этим, и теперь, после принятия указанного решения, мне лично сказал, что он доволен, что именно меня послали первым секретарем ЦК Украины. Я тогда воспринял это как искреннее его заявление, и нужно сказать, что работали мы на Украине и в 1947 году дружно.
Итак, в конце февраля 1947 года я выехал в Киев, где через несколько дней, 2 марта, был собран Пленум ЦК КП(б) Украины, на котором я был единогласно избран первым секретарем Центрального Комитета Коммунистической партии (большевиков) Украины.
Нетрудно понять, что главным моим стремлением было сплотить ЦК КП(б)У и актив для решения поставленных задач. Дав возможность членам ЦК и секретарям обкомов выехать на места, чтобы ознакомить актив, а также собрать деловой материал, мы созвали 10 марта расширенный Пленум ЦК КП(б)У с участием секретарей райкомов для рассмотрения, разработки и принятия деловых практических предложений по выполнению постановления февральского Пленума ЦК ВКП(б) «О мерах подъема сельского хозяйства в послевоенный период». Это был очень важный Пленум ЦК КП(б) Украины, на котором члены ЦК самокритически вскрыли недостатки и ошибки в работе и вносили деловые серьезные предложения.
Пленум ЦК КП(б)У на основе всех выступлений, в том числе и моего и тов. Хрущева, разработал практическое постановление, сыгравшее большую роль в деле подъема колхозного сельского хозяйства Украины. Решающую роль в этом сыграла та практическая работа, которую развернули партийные и советские организации Украины по осуществлению постановлений ЦК ВКП(б) и ЦК КП(б) Украины. 25 июня 1947 года был вновь созван Пленум ЦК КП(б)У, на котором были рассмотрены вопросы: «Об уборке урожая сельскохозяйственных культур в 1947 г.» и «О заготовках хлеба и других сельскохозяйственных продуктов из урожая 1947 г.».
После Пленума для успешного завершения уборки и выполнения плана хлебозаготовок, что в тот период было не так легко, на места — в колхозы, в районы, в области (в том числе и в Днепропетровскую, Запорожскую, Харьковскую и Полтавскую области) выехали члены Политбюро ЦК Украины.
Разумеется, ЦК КП(б)У и лично я как первый секретарь ЦК занимались не только сельским хозяйством. Как всегда, большое место занимала работа по промышленности, и прежде всего чисто партийная и идеологическая работа. По промышленности, например, мы проявляли особую заботу о строительстве «Азовстали» и даже обеспечении его оборудованием. После постановки нами этого вопроса в ЦК ВКП(б) оборудование начало поступать и строительство ускорилось. Я специально выезжал в Мариуполь. Но особо острое наше внимание и заботу приковывал «Запорож-сталь», которым ЦК ВКП(б) и лично Сталин особо интересовались и беспокоились в связи с затяжкой его восстановления и большой нуждой страны в его продукции. По совету товарища Сталина я выехал в Запорожье, и вместе с обкомом и его первым секретарем тов. Брежневым, а также начальником строительства тов. Дымшицем и директором завода тов. Кузьминым принял меры по ускорению восстановления завода.
Помню, какой острый спор возник на созванном совещании в связи с выявившимся из докладов резким разрывом между выполнением плана в денежном исчислении и физическим объемом работ, который был намного меньше выполнения в денежном исчислении. На мой вопрос: почему нельзя планировать и отчитываться по выполнению плана в физическом объеме, строители заявили, что это невозможно. Единственным человеком, согласившимся с возможностью планировать и отчитываться в физическом объеме работ, был начальник строительства товарищ Дымшиц. Такое решение и было принято. Это потом привилось и на других
стройках Минтяжстроя. Товарищ Брежнев, который согласился с моим предложением, строго проверял исполнение принятого решения и общего постановления «Об ускорении восстановления «Запорожстали», принятого ЦК КП(б)У. Занимались мы нашим гигантом машиностроения — Краматорским заводом. Занимались мы скорейшим окончанием строительства трубопрокатного цеха с введением в действие крупнейшего в стране стана «Большой штифель» на Никопольском южнотрубном заводе, а также восстановлением гиганта локомотивостроения — Ворошиловград-ского завода; освоением проекта турбореактивного двигателя Харьковского авиационного института и т.д.
В Сталино-Донецке нами был проведен большой партийно-хозяйственный актив металлургов всей Украины, в котором участвовали товарищи Тевосян, Юдин и Каганович. После посещения металлургических заводов Донбасса и Днепропетровска я был вооружен для делового выступления на этом активе и по вопросам состояния черной металлургии Украины и оказания ей помощи в использовании действующих и наращивании новых производственных мощностей.
В Сталино и в Ворошиловграде нами были проведены совещания партийно-хозяйственных активов угольной промышленности Донбасса.
Особой заботой ЦК КП(б)У и Совнаркома были вопросы энергоснабжения. Был разработан проект постановления ЦК ВКП(б) и Совнаркома «О мерах улучшения энергоснабжения народного хозяйства Украинской ССР в 1947 и 1948 гг.», разработаны и посланы записки товарищу Сталину с предложениями о строительстве Днепропетровской, Кременчугской и Киевской гидростанций. Под постоянным наблюдением было восстановление и пуск всех агрегатов Днепропетровской гидроэлектростанции в Запорожье. (Помню особенно историю с неудовлетворительной конструкцией подпятников, поставленных американской фирмой, и нам пришлось обращаться в ЦК ВКП(б) по этому вопросу.) Уже тогда ЦК КП(б)У разработал и послал в ЦК ВКП(б) товарищу Сталину проект постановления «О мерах помощи Украинской ССР по развитию сельской электрификации в 1947 году».
Я привел по преимуществу те крупные вопросы, которые мы ставили перед ЦК ВКП(б), но занимались мы, конечно, и всеми другими отраслями промышленности и хозяйства страны. Так, нами были проведены всеукраинские совещания отдельных отраслей промышленности (сахарной, легкой промышленности) с участием руководства ЦК КП(б)У, в частности Кагановича,
Хрущева, Коротченко. Особо важным было проведенное в конце июля всеукраинское совещание секретарей обкомов, промышленных райкомов и секретарей парткомов и активистов крупных промышленных предприятий по вопросам развития промышленности и выполнения плана. Этим совещанием непосредственно руководил секретарь ЦК по промышленности товарищ Коротченко Д.С, активно участвовал и я, выступив с речью на этом совещании. Занимались ЦК КП(б)У и Совнарком и восстановлением городов, генеральным планом Киева, вплоть до трамвайного хозяйства Киева, культурных и научных организаций, их сооружений. Естественно, в основе лежала забота о трудящихся массах, с которыми укреплялась связь не только выступлениями на собраниях рабочих, колхозников и интеллигенции, но и поддерживанием органичной деловой связи с ними на предприятиях, в особенности с рабочими славного героического киевского «Арсенала».
ЦК КП(б) Украины, его Политбюро и Оргбюро рассматривали и принимали решения по вопросам кадров, пропаганды, агитации. Выступления членов Оргбюро, в том числе и мои, носили самокритичный характер; это была фактически проверка исполнения постановления ЦК ВКП(б) об идеологической работе и борьбе с уклонами на Украине.
В своей речи, например, по докладу Управления пропаганды и агитации я указывал, что, «критикуя, мы не выбрасываем все то хорошее, что было сделано, но наше требование, чтобы вы полностью выполнили решение ЦК ВКП(б). С точки зрения директивных указаний вы добросовестно провели разъяснение постановления ЦК ВКП(б), провели единовременную кампанию, а потом все погасло. Это не практическая, а политическая ошибка. Вы не понимаете, что это не то, что в производстве — сделал и сдал. Здесь мы имеем дело с длительным процессом. Идеологическая работа и идейная борьба со всякого рода уклонами должна быть упорной, настойчивой и длительной. Наша идеология всегда остается боевой, наступательной, ни на одну минуту не должна быть ослаблена. Тем более не должен погаснуть тот огонь, который сжигает на своем пути все негодное для пролетарской идеологии — Марксизма-Ленинизма. Вы же решение ЦК ВКП(б) не сделали постоянным и устойчивым орудием своей идеологической борьбы и работы. Мы вам никаких уклонов пришивать не собираемся, но сказать можно, что это не простая практическая ошибка, а проявление некоторой оппортунистической слабины на практике и вы, тов. Назаренко, как руководитель агитации и пропаганды, не должны обижаться. Вы, например, должны бы-
ли по нашему требованию дать материалы с оценкой современного положения в литературе, на историческом фронте, в науке, искусстве и так далее. Вы этого не сделали, потому что у вас пороху не хватило. Под «порохом» мы имеем в виду не только умение, но и дух смелости. А между тем в решении ЦК ВКП(б) ясно сказано, что ЦК КП(б) Украины недооценил важность идеологической работы; для большевика это довольно крепко и остро сказано, и вы признали эту оценку правильной, а расшифровать конкретно, раскрыть по соответствующим фронтам положение дел вы не сумели. Отчасти возможно, что и не было проявлено активного «хотения». Вот вы тут говорили, даже возносились тем, что сделано в Академии Наук, но ведь это факт, что уже после указания ЦК о том, что в печати не организована критика буржуазно-националистической идеологии, после этого в плане Академии Наук УССР фигурирует в качестве соавтора труда о борьбе с националистическими концепциями некий Криняке-вич, который в свое время даже приветствовал приход немцев как «визволение Украины».
Рамки идеологической борьбы шире и национального вопроса. Нельзя отрицать того, что на Украине немцы оставили известные следы своей идеологии. У нас есть еще на Западной Украине немало скрытых бандеровцев, есть немалое количество репатриированных. Они вносят свои элементы враждебной нам идеологии, и мы должны не обороняться, а идеологически наступать. Это относится ко всем видам национализма. Это относится и к великорусскому шовинизму, к так называемой «валуевщине», утверждающей, что была единая Россия и такой останется. Это, конечно, относится и к украинскому национализму, и еврейскому шовинизму-сионизму, и к любому другому, с которыми мы должны бороться. Всю свою массово-политическую работу мы должны разворачивать глубоко, укрепляя наши марксистско-ленинские позиции. Вот скоро 30-летие Великой Октябрьской революции. Здесь и агитация, и углубленная пропаганда, но оба вида бьют в одну точку — укрепление братского интернационального союза всех рабочих и трудящихся всех наций против буржуазии и ее оставшихся прихвостней, укрепление Советского Союза как государства, объединяющего все республики, их национальной социалистической государственности и культуры. Особенно мы должны усилить свою идеологическую работу в западных областях, так как там еще сильна буржуазная враждебная нам идеология. Мы должны обязательно организовать группу авторов по истории Украины, чтобы окончательно разоблачить националистическое наследие Грушевского. Необходимо не ограничиваться митинговой агитацией, которая полезна и нужна, но ее нужно закреплять углубленными теоретическими лекциями. Это относится и к вопросам международного положения, которое необходимо глубже и серьезнее освещать. Население выросло политически. Война заострила все вопросы. Вот я, например, приехал в один колхоз и мне там говорят: «Пршзджав один из району, та казав, шо англичане та американщ iдуть i колгоспiв у нас не буде». Я, конечно, им разъяснил, но важно то, что такие провокационные слушки погромного характера распускаются. И лекции наши не должны быть бесстрастными, только просвещенческими, а боевыми, так как это фронт идеологической борьбы». Не скрывая трудности и все еще имеющиеся неудовлетворенные нужды, я правдиво их освещал. Необходимо мобилизовывать людей на их преодоление и обеспечение движения вперед — этому служит и агитация, и пропаганда.
На примерах конкретных задач, в том числе и выполнения пятилетнего плана, я говорил о двустороннем процессе завоевания масс — агитацией и пропагандой. Говоря о печати, я особо подчеркнул недопустимость того, что газеты переполнены большими статьями, оставляя мало места для коротких заметок, освещающих жизненные факты на местах.
Столь же глубоко, остро мы подходили к другим докладам. Например, по докладу Управления кадров я особенно подчеркнул, что центральным вопросом критики ЦК ВКП(б) была частая сменяемость кадров. Сегодня видно, что такой сменяемости, которая была раньше, сейчас уже меньше, но все же осталась. Текучесть руководящих кадров составляла 48 %, председателей райисполкомов сменилась половина, первых районных секретарей ЛКСМУ — 78 % и т.д. Я не хочу валить вину только на товарища Епишева, который руководит этим делом, но и он, конечно, несет ответственность за это. Необходимо серьезнее подойти к подбору кадров, их выборам и назначению, тогда и сменяемость будет меньше, и, конечно, необходимо осадить ретивое начальство, которое имеет власть менять и снимать и неумело этим пользуется. Необходимо обуздать их административный зуд. Нужно стабилизировать кадры. Если человек уверен, что он сидит устойчиво, продуктивность его работы будет, несомненно, гораздо большей. Критикуя, необходимо в то же время подкрепить человека, чтобы он был уверен, что он прочно стоит на ногах.
Среди многих других вопросов, которые были поставлены, были вопросы о вузах, техникумах, об идеологической подготовке кадров и другие.
Нужно сказать, что ЦК КП(б) Украины, обкомы партии, горкомы и райкомы в этот период добились большего разделения труда с Советскими и профсоюзными органами и, осуществляя партийное руководство государственной, хозяйственной и общественной жизнью, получили возможность больше сил и времени уделять партийно-политической, идеологической работе, пропитывая ее идеями и принципами марксизма-ленинизма.
При этом необходимо всегда помнить, что знание не есть еще убеждение. Знать можно очень много и в то же время мало быть убежденным. Поэтому вместе с знаниями нужно воспитывать у коммунистов глубокое идейное убеждение в правоте нашего Великого дела.
Я выразил уверенность, что большевики Украины и ее передовой столичной Киевской парторганизации будут в первых рядах борцов за интернациональную революционную борьбу, за победу мировой пролетарской социалистической революции и социализма во всем мире!
Возвращаясь в конце 1947 года с Украины в Москву, зная Украинскую и Киевскую организации, я был уверен, что так оно и будет.
XIX СЪЕЗД ПАРТИИ
В конце 1947 года товарищ Сталин поставил в Политбюро ЦК вопрос о разделении Госплана СССР и организации новой самостоятельной организации по использованию и распределению всех материальных ресурсов государства по всем видам продукции, включая средства производства и потребления, в том числе и продовольственные продукты и предметы широкого потребления. Это было вызвано усложнением хозяйственной жизни страны, особенно после войны, и руководства народным хозяйством — централизованным и республиканским. Предложение было Политбюро принято, и был создан Государственный комитет по материально-техническому снабжению народного хозяйства СССР — Госснаб СССР. Признано было необходимым назначить на этот пост заместителя Председателя Совета Министров СССР и члена Политбюро. Учитывая, что я имею опыт по транспорту и по тяжелой промышленности (а Госснабу передавались: Главнефтссбыт, Главметаллосбыт, Главуглесбыт, Главлесосбыт, Глав-химсбыт, Главэнергосбыт, Главсельхозмашсбыт и др.), решили назначить заместителя Председателя Совета Министров, члена Политбюро товарища Кагановича Л.М. председателем вновь создаваемого Государственного комитета по материально-техническому снабжению народного хозяйства — Госснаба.
Пришлось мне браться и за это трудное и «сварливое» дело и раскусывать и этот твердый орех. Пришлось продумать и установить организационную структуру этого нового органа — Госснаба, исходя из содержания его работы, организовать это новое государственное учреждение, и главное — подобрать кадры и пустить эту новую машину, в ведение которой Правительство передало для правильного планового распределения и использования миллиардные материальные ценности.
Я не имею сейчас возможности подробно осветить всю эту трудную и сложную работу, но смею думать, что, хотя первоначальная структура и существо работы претерпели значительные изменения, фундамент для ныне действующего Госснаба СССР был заложен тогда, в первый период создания Государственного комитета по материально-техническому снабжению народного хозяйства СССР. Поэтому, при возможности, я в расширенном варианте освещу подробнее работу Госснаба того периода.
Как заместитель Председателя Совета Министров, я ведал работой Минтяжстроя, Минстройматериалов, Комитета по делам архитектуры и другим. В особой мере я — председатель Госснаба, заместитель Председателя Совета Министров — занимался материально-техническим обеспечением и всех видов транспорта: железнодорожного, речного, морского, автомобильного и авиационного.
И как член Политбюро, я занимался общегосударственными, общепартийными делами, в том числе выезжал по поручению Политбюро на места.
Еще в августе 1952 года ЦК опубликовал постановление Пленума ЦК о созыве в октябре 1952 года XIX съезда партии. ЦК опубликовал одновременно «Проект директив XIX съезда партии по Пятому пятилетнему плану развития СССР на 1951-1955 гг.» и «Проект Устава ВКП(б)».
ЦК предложил всем партийным организациям развернуть широкое обсуждение в партийных организациях этих проектов и всех вопросов съезда. Съезд открыл кратким вступительным словом товарищ Молотов. С отчетным докладом ЦК ВКП(б) выступил секретарь ЦК тов. Маленков. Отчетный доклад ЦК показал, какую Великую Героическую полосу прошла наша Родина под руководством своей героической партии, ее ЦК, его руководителя товарища Сталина и Советского правительства — одержана Величайшая историческая победа над фашистским врагом.
Широко показаны героические усилия народа по восстановлению народного хозяйства и поставлены новые большие задачи партии, рабочего класса, колхозного крестьянства и всего народа. После глубокого и широкого обсуждения отчетного доклада ЦК ВКП(б) XIX съезд принял следующую резолюцию: «Заслушав и обсудив отчетный доклад Секретаря ЦК ВКП(б) товарища Маленкова Г.М. о работе ЦК ВКП(б), постановляет: Одобрить политическую линию и практическую работу ЦК ВКП(б)». Это решение было принято единодушно. Директивы по пятилетнему плану, которые съезду доложил тов. Сабуров, были приняты с внесенными делегатами съезда поправками.
Съезд утвердил доложенные тов. Хрущевым внесенные Центральным Комитетом изменения в Устав ВКП(б).
Съезд заслушал доклад тов. Кагановича о предложениях Политбюро ЦК ВКП(б) по переработке Программы партии и принял следующую резолюцию: «XIX съезд партии устанавливает, что за период с VIII съезда партии (1919 год), когда была принята существующая Программа партии, произошли коренные изменения как в области международных отношений, так и в области строительства социализма в СССР, в связи с чем ряд положений Программы и изложенные в ней задачи партии, поскольку они уже осуществлены за этот период, не соответствуют больше современным условиям и первым задачам партии. Исходя из этого, съезд постановляет:
1) Считать необходимым и своевременным произвести переработку существующей Программы партии.
2) При переработке Программы руководствоваться основными положениями произведения товарища Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР».
XIX съезд партии избрал комиссию под председательством тов. Сталина для переработки Программы и поручил ЦК представить новый проект на рассмотрение следующего съезда компартии Советского Союза».
На XIX съезде присутствовали и участвовали в его работе представители почти всех коммунистических и рабочих партий мира. Все они в своих выступлениях горячо приветствовали нашу партию, ее руководство и лично товарища Сталина и обещали ей всяческую революционную поддержку. В конце съезда с ответом им от нашей партии выступил вождь нашей партии товарищ Сталин, который прежде всего выразил от имени нашего съезда благодарность братским партиям и группам за дружеские приветствия, за пожелания успехов и за доверие. «Было бы ошибочно думать, — сказал тов. Сталин, — что наша партия, ставшая могущественной силой, не нуждается больше в поддержке. Это неверно. Наша партия и наша страна всегда нуждались и будут нуждаться в доверии, в сочувствии и поддержке братских народов за рубежом. Особенность этой поддержки состоит в том, что всякая поддержка миролюбивых стремлений нашей партии со стороны любой братской партии означает вместе с тем поддержку своего собственного народа в его борьбе за сохранение мира. Понятно, что наша партия не может оставаться в долгу у братских партий и она сама должна, в свою очередь, оказывать им поддержку, а также их народам в их борьбе за освобождение, в их борьбе за сохранение мира. Как известно, она именно так и поступает. Представители братских партий, восхищаясь отвагой и успехами нашей партии, присвоили ей звание «Ударной бригады» мирового революционного и рабочего движения. Этим они выражали надежду, что успехи «ударной бригады» облегчат положение народам, томящимся под гнетом капитализма. Я думаю, что наша партия оправдала эти надежды, особенно в период второй мировой войны. Конечно, очень трудно было выполнить эту почетную роль, пока «ударная бригада» была одна-единственная. Теперь от Китая до Кореи, до Чехословакии и Венгрии появились новые «Ударные бригады» в лице народно-демократических стран — теперь нашей партии легче стало бороться, да и работа пошла веселее. Особого внимания заслуживают те коммунистические, демократические или рабоче-крестьянские партии, которые еще не пришли к власти и которые продолжают работать под пятой буржуазных драконовских законов».
Ответив на вопрос, почему все же не столь трудно будет работать этим партиям в сравнении с русскими коммунистами царского периода, товарищ Сталин подчеркнул: «Раньше буржуазия позволяла себе либеральничать. Теперь от либерализма не осталось и следа. Растоптан принцип равноправия людей и наций, он заменен принципом полноправия эксплуататорского меньшинства и бесправия эксплуатируемого большинства граждан. Знамя буржуазно-демократических свобод выброшено за борт. Я думаю, что это знамя придется поднять вам, представителям коммунистических и демократических партий, и понести его вперед, если хотите собрать вокруг себя большинство народа. Больше некому его поднять. Есть все основания рассчитывать на успехи и победу братских партий в странах господства капитала».
Это было уверенное, мудрое Ленинское направление всей политики, стратегии и тактики братских партий в их борьбе за завоевание власти рабочим классом, за революционную победу над господством монополистического империалистического капитала, стремящегося к новому переделу мира, к новой войне. XIX съезд горячо, восторженно приветствовал товарища Сталина, выразившего волю и величие нашей партии, одержавшей Великие победы. XIX съезд своими решениями, речью товарища Сталина, которая, к великому сожалению, была последней его речью, укрепил нашу партию, как Ленинскую «Ударную бригаду» мировой пролетарской социалистической революции! Делегаты XIX съезда и представители братских партий горячо встретили выступление Сталина с приветствием братским партиям. В этом приветствии Сталин сказал: «Вам, товарищи, надо учиться не только на наших достижениях, но и на наших ошибках». Это очень важное заявление — это значит, что Сталиным признавалось, что у нас были ошибки. Я лично думаю, что если бы Сталин жил, он бы выступил с самокритичным докладом. Некоторые говорят, что Сталин уже был болен в период XIX съезда. Это, по-моему, неверно. Я видел, что съездом руководил Сталин, проект доклада Маленкова обсуждался под председательством Сталина на Президиуме, несколько раз вносились поправки. Помню, когда я спросил Сталина, почему он сам не делает отчетного доклада ЦК, он мне сказал, что надо выдвигать молодых, пусть растут — вот Маленков как секретарь ЦК сделает доклад. Тут же он добавил то, что он говорил ранее нам, нескольким членам Президиума. «Я, — сказал Сталин, — вообще считаю, что после 70-летнего возраста руководящие товарищи должны уйти от непосредственного руководства; они могут быть советниками, но не управителями». Непосредственно после съезда Сталин руководил Пленумом ЦК и после него работой Президиума. Он Занимался крупными вопросами восстановительного периода. Я вспоминаю, как он вызвал меня и сказал: «У нас колоссальные разрушения, все наши планы и обещания будут сорваны, если мы не решим главной задачи — дать строительные материалы. Цементные заводы, стекольные — их надо восстановить, дать стекло, цемент, кровлю, кирпич и прочее. Поэтому я предлагаю назначить Вас министром строительных материалов. Как Вы относитесь к этому?» Я, конечно, сразу ответил, что согласен. Таких примеров можно привести много.
Сталин вместе с Молотовым неизменно занимался вопросами внешней политики. В связи с изобретением на Западе нового атомного оружия Сталин особенно занимался освоением производства этого оружия у нас в СССР. Он поставил на службу этому делу всех нас — членов Политбюро. Надо сказать, что непосредственно производством занимались Берия, Первухин и другие. Но руководил этим делом лично сам Сталин.
Я уверен, что каждый объективно мыслящий советский человек скажет, должен сказать, что, несмотря на имевшие место ошибки, Сталин сделал столько Великого для роста могущества созданного Лениным Советского государства, что его представители могут вести переговоры с западными капиталистическими государствами как равный с равными в отстаивании дела мира между народами.
Глава 18
ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ В РУКОВОДСТВЕ ПАРТИИ
СМЕРТЬ СТАЛИНА
Умер Сталин неожиданно. Хотя некоторые из нас в последний период его жизни реже бывали у него в домашних условиях, но на совещаниях, официальных заседаниях мы с удовлетворением видели, что, несмотря на усталость от войны, Сталин выглядел хорошо. Он был активен, бодр и по-прежнему вел обсуждение вопросов живо и содержательно. Когда ночью меня вызвали на «Ближнюю дачу», я застал там Берия, Хрущева и Маленкова. Они сказали мне, что со Сталиным случился удар, он парализован и лишен дара речи, что вызваны врачи. Я был потрясен и заплакал.
Вскоре приехали остальные члены Политбюро: Ворошилов, Молотов, Микоян и другие. Приехали врачи во главе с министром здравоохранения.
Когда мы зашли в комнату, где лежал Сталин с закрытыми глазами, он открыл глаза и обвел нас всех глазами, всматриваясь в каждого из нас. По этому взгляду видно было, что он сохранил сознание, силился что-то сказать, но не смог и вновь закрыл глаза. Мы все с глубокой скорбью и печалью смотрели на Сталина, находившегося в тяжелом состоянии. Несколько дней шла борьба за сохранение жизни Сталина, врачи делали все возможное. Мы, члены Политбюро, все время находились здесь, отлучаясь лишь на короткое время.
Когда наступила смерть, мы 5 марта собрались для составления обращения ко всем членам партии и всем трудящимся Советского Союза. В этом обращении мы выразили глубокие чувства горечи, скорби и переживаний всей партии и народа.
В обращении ЦК, Совета Министров и Президиума Верховного Совета сказано: «Перестало биться сердце соратника и гениального продолжателя дела Ленина, мудрого вождя и учителя Коммунистической партии и Советского народа Иосифа Виссарионовича Сталина.
Вместе с Лениным товарищ Сталин создал могучую партию коммунистов, воспитал и закалил ее. Вместе с Лениным товарищ Сталин был вдохновителем и вождем Великой Октябрьской Социалистической революции, основателем первого в мире социалистического государства. Продолжая всемирное дело Ленина, товарищ Сталин привел Советский народ к всемирно-исторической победе Социализма в нашей стране. Товарищ Сталин привел нашу страну к победе над фашизмом во второй мировой войне, что коренным образом изменило всю международную обстановку. Товарищ Сталин вооружил партию и весь народ великой и ясной программой строительства коммунизма в СССР.
Смерть товарища Сталина, отдавшего всю свою жизнь беззаветному служению великому делу коммунизма, является тягчайшей утратой для партии, трудящихся Советской страны и всего мира».
Обращение ЦК и Правительства не только выразило чувства скорби, но и провозгласило важнейшие задачи дальнейшей политики, в которой главным «являлась и является незыблемая политика сохранения и упрочения мира», верность знамени пролетарского интернационализма, борьба за дело мира, демократии и социализма и главное — «хранить единство партии, еще более укреплять связи партии со всеми трудящимися массами, ибо в этой неразрывной связи с народом — сила и непобедимость нашей партии».
Особенно важным для правильного понимания нынешнего момента является то, что это обращение ЦК и Правительства в связи со смертью Сталина было разработано и принято единодушно всеми членами ЦК, Правительства, громадным большинством партии и Советского народа.
Вспоминаю такой эпизод: вместе с Хрущевым я был включен в Комиссию по похоронам Сталина, и вот, когда мы ехали в авто с телом Сталина, Хрущев тронул меня за руку и сказал: «Как, Лазарь, будем жить-то и работать без Сталина? Тяжело будет нам». Помню мой ответ: «В 1924 году, когда умер Ленин, положение в стране и в партии было потруднее: был НЭП, нэпманы, восстановление разрушенного хозяйства не было еще завершено, в партии орудовали троцкистская и другие оппозиции, — а выжили мы, да еще как пошли вперед, потому что верные Ленинизму кадры
сплотились вокруг ЦК, который повел партию по Ленинскому пути. Если будем твердо держаться этого Ленинского пути, по которому нас вел Сталин, мы выживем и будем успешно двигаться вперед».
Хрущев пожал мою руку и сказал: «Ты говоришь правильно — будем все вместе идти по этому пути, по которому нас вел Сталин».
Хрущев, как и все мы, активно участвовал в составлении приведенного обращения ЦК. Не думаю, что Хрущев был тогда искренен и не хитрил, как некоторые полагают.
7марта 1953 года было созвано совместное заседание Пленума ЦК КПСС, Совета Министров Союза ССР и Президиума Верховного Совета СССР, на котором было принято важное постановление.
В вводной части этого постановления было особо подчеркнуто, что «в это трудное для нашей партии и страны время важнейшей задачей партии и правительства является обеспечение бесперебойного и правильного руководства всей жизнью страны, что, в свою очередь, требует величайшей сплоченности руководства, недопущения какого-либо разброда и паники с тем, чтобы таким образом безусловно обеспечить успешное проведение в жизнь выработанной нашей партией и правительством политики как во внутренних делах нашей страны, так и в международных делах». Нечего и говорить о том, какое большое значение имело это директивное указание для сплочения партии и советских народов.
Провозглашая верность проводившейся политике, ЦК, разумеется, исходил из Ленинского диалектического метода — следовать действительным потребностям жизни и вносить необходимые дополнения и изменения в принятые решения и в методы работы. Примером такого подхода было то, что тут же, при формировании органов руководства, ЦК внес серьезное изменение в саму структуру органов руководства. Вместо двух центров в руководстве ЦК — Президиума и Бюро — был создан один орган — Президиум Центрального Комитета, по существу — Политбюро.
Точно так же в Совете Министров вместо двух органов — Президиума и Бюро — был создан один орган — Президиум Совета Министров.
Без разногласий и споров (как это нынче изображают выдумщики) был установлен персональный состав руководства. В Президиум ЦК были избраны товарищи Маленков, Берия, Вороши-
лов, Молотов, Каганович, Хрущев, Булганин, Микоян, Сабуров, Первухин. Кандидатами — товарищи Шверник, Пономаренко, Мельников и Багиров. Председателем Президиума Верховного Совета был избран Ворошилов, а Шверник рекомендован Председателем ВЦСПС.
Председателем Совета Министров Союза ССР был назначен Маленков Георгий Максимилианович. Первыми заместителями Председателя Совета Министров были назначены товарищи Молотов, Берия, Булганин и Каганович.
Министром иностранных дел был назначен Молотов; министром объединенного Министерства внутренней и внешней торговли — Микоян; военным министром — Булганин; министром объединенного Министерства внутренних дел и госбезопасности — Берия; министром объединенного Министерства электростанций и электропромышленности - Первухин; Председателем Госплана — Сабуров.
В Центральный Комитет был переведен на постоянную работу секретарем ЦК Хрущев с освобождением его от работы секретарем МК.
Важнейшее значение имело принятое тем же постановлением решение о сокращении количества министерств путем их объединения.
Кроме указанных были объединены следующие министерства: Министерство автомобильной и тракторной промышленности, Министерство машиностроения и приборостроения, Министерство сельскохозяйственного машиностроения и Министерство станкостроения в одно — Министерство машиностроения; Министерство транспортного машиностроения, Министерство судостроительной промышленности, Министерство тяжелого машиностроения и Министерство строительного и дорожного машиностроения в одно — Министерство транспортного и тяжелого машиностроения; Министерство электростанций, Министерство электропромышленности и Министерство промышленности средств связи в одно — Министерство электростанций и электропромышленности.
На созванной 14 марта сессии Верховного Совета все эти рекомендации ЦК и весь состав Правительства были утверждены.
14 марта состоялся Пленум ЦК, который удовлетворил просьбу Маленкова освободить его от обязанности Первого секретаря ЦК ввиду трудности совместительства с обязанностями Председателя Совета Министров. Пленум ЦК избрал Секретариат ЦК. В него вошли товарищи Хрущев, Суслов, Поспелов, Шаталин и Игнатьев, без определения Первого секретаря.
В начале июля 1953 года состоялся Пленум ЦК, который, заслушав и обсудив доклад тов. Маленкова «О преступных антипартийных и антигосударственных действиях Л.П. Берия», направленных на подрыв советского государства в интересах иностранного капитала и выразившихся в вероломных попытках поставить Министерство внутренних дел СССР над Правительством и Коммунистической партией Советского Союза, принял решение вывести Л.П. Берия из состава ЦК КПСС и исключить его из рядов Коммунистической партии Советского Союза.
ЦК и Совет Министров занимались усиленной плодотворной работой по конкретному руководству страной, партией и хозяйством. В сентябре 1953 года состоялся Пленум ЦК, который заслушал и обсудил доклад Хрущева «О мерах дальнейшего развития сельского хозяйства». ЦК принял разработанное Президиумом ЦК постановление. В разработке этого постановления ЦК принял участие весь Президиум ЦК, в особенности Хрущев, Маленков, Каганович, Молотов, Андреев.
ХРУЩЕВ - ПЕРВЫЙ СЕКРЕТАРЬ ЦК
Через полгода, примерно в марте 1954 года, ЦК вновь обсуждал вопрос о сельском хозяйстве и принял деловое решение о дальнейшем увеличении производства зерна в стране и об освоении целинных и залежных земель. В этом постановлении была дана еще более острокритическая оценка с соответствующими выводами.
ЦК и Совнарком разработали меры по облегчению положения колхозного крестьянства, в частности по уменьшению налогов, и поручили Маленкову выступить с докладом на Верховном Совете (в настоящее время это приписывается Хрущеву). Мобилизующей была работа ЦК и Совета Министров и в области промышленности, и в деле улучшения условий внутрипартийной жизни. Одним словом, можно сказать, что если бы этот стиль первого года работы Хрущева как Первого секретаря ЦК сохранился в 1955-1956 годах и далее, то результаты были бы иными. Но не прошло много времени с момента избрания его Первым секретарем ЦК, как Хрущев начал демонстрировать, как бы говоря: «Вы, мол, думаете, что я не «настоящий» Первый секретарь, я вам покажу, что я «настоящий» — и наряду с проявлением хорошей, положительной инициативы начал куражиться.
Здесь уместно рассказать, как прошли выборы Хрущева Первым секретарем. С марта по сентябрь Хрущев был одним из секретарей ЦК — Секретариат был как бы коллективным, и, между прочим, скажу, что было неплохо. Во время сентябрьского Пленума ЦК в перерыве между заседаниями Пленума в комнате отдыха, где обычно происходил обмен мнениями членов Президиума по тем или иным вопросам, Маленков неожиданно для всех сказал: «Я предлагаю избрать на этом Пленуме Хрущева Первым секретарем ЦК».
Я говорю «неожиданно», потому что о постановке такого важного вопроса обычно предварительно осведомляли. Когда я потом спросил Маленкова, почему он не сказал никому об этом предложении, он мне сказал: перед самым открытием Пленума ЦК к нему подошел Булганин и настойчиво предложил ему внести на Пленуме предложение об избрании Хрущева Первым секретарем ЦК. «Иначе, — сказал Булганин, — я сам внесу это предложение». «Подумав, что Булганин тут действует не в одиночку, я, — сказал Маленков, — решился внести это предложение». На совещании Булганин первый с энтузиазмом воскликнул: «Давайте решать!» Остальные сдержанно согласились и не потому, конечно, что, как нынче могут сказать, мол, боялись возразить, а просто потому, что если выбирать Первого секретаря, то тогда другой кандидатуры не было — так сложилось.
Должен здесь сказать, что я лучше знал Хрущева, дольше и больше всех, со всеми его положительными и отрицательными сторонами. Можно сказать, что я имел прямое отношение к выдвижению и продвижению Хрущева на руководящую общепартийную работу начиная с 1925 года (обо всем этом процессе я расскажу еще отдельно). Я считал и считаю его выросшим и растущим партийным работником, выходцем из рабочих, способным быть руководящим деятелем в областном, краевом, республиканском масштабе и в коллективном руководстве во всесоюзном масштабе. Но у меня не было уверенности в его способностях осуществлять роль Первого секретаря ЦК КПСС, особенно учитывая его недостаточный культурно-теоретический уровень, хотя при напряженной, как говорится, работе над собой это дело наживное. Практический же опыт у него был солидный.
Во всяком деле, тем более в работе выдвигаемого работника, требуется проверка его на деле в процессе его роста и развития. Главное в том, что сложились такие условия, что другой кандидатуры в составе Секретариата у нас не было. Поэтому все мы голосовали за это предложение с твердым намерением всячески помогать Хрущеву в овладении им новой ролью.
Так, на примере выдвижения Хрущева как Первого секретаря ЦК связались случайность с необходимостью. Не вдаваясь здесь в глубины философии, нужно сказать, что марксистско-ленинский диалектический материализм исходит из того, что закономерная историческая необходимость не исключает и случайность, которая является дополнением и формой проявления необходимости. Случайность может быть или не быть, она не обязательно вытекает из исторической необходимости, из законов развития, но, как правило, случайность и необходимость взаимосвязаны. В истории бывало, когда «случайно» выдвинутые личности росли, развивались в процессе своей деятельности, опираясь и следуя объективной исторической закономерной необходимости, и созревали как вожаки. Но когда они, эти случайно выдвинувшиеся личности, игнорировали объективные закономерности и потребности общества, когда субъективное волеизъявление — волюнтаризм брал верх над объективной необходимостью и научным сознанием, допуская зарастание мозгов сорняками, тогда растение не созревало, и крах этой, случайно выдвинувшейся, личности был неизбежен.
К сожалению, именно это случилось с Хрущевым — речь идет не о должности, а о существе поведения в партийно-политическом руководстве, хотя были и положительные моменты в его деятельности, были и способности, и природный ум, ранее подкрепленный скромностью, а впоследствии подорванный зазнайством и волюнтаризмом.
Президиум ЦК в составе Ворошилова, Молотова, Кагановича, Микояна, Маленкова, Хрущева, Булганина, Сабурова, Первухина работал коллективно и активно, регулярно заседал и не только рассматривал вопросы, но члены Президиума участвовали в подготовке решений, и если после обсуждения бывали значительные поправки, то участвовали в комиссиях по окончательному редактированию решений ЦК. Надо сказать, что в постановке вопросов и их подготовке Хрущев как Первый секретарь, естественно, занимал активное место, особенно по вопросам строительства и сельского хозяйства.
Надо сказать, что в деле развертывания в более широких масштабах строительства, особенно по внедрению панельного и бетонного строительства, Хрущев сыграл немалую роль. Потребовался нажим на строителей — и Хрущев нажимал на них часто и не демократическим путем, и Президиум ЦК его в этом поддерживал. Правда, в интересах единства Президиум допускал слабость в реагировании и на допущенные ошибки Хрущева, когда он, например, чрезмерно выпятил роль строителей в ущерб архитектуре под лозунгом недопущения украшательства и удешевления, не учитывая, что роль архитектуры не сводится к украшательству. Была даже упразднена Академия архитектуры и ослаблен архитектурный надзор, что привело к ухудшению качества строительства.
Большую активность проявил Хрущев в области сельского хозяйства не потому, конечно, что он был, как потом изображали, якобы большим «специалистом» в сельском хозяйстве. Я могу засвидетельствовать, что до его работы секретарем МК (областного) он в сельском хозяйстве мало разбирался просто потому, что он долго работал в промышленных и городских районах. При избрании его секретарем Московского областного комитета я ему советовал налечь на изучение сельского хозяйства, тесно связал его с секретарем МК по сельскому хозяйству Михайловым, который хорошо и квалифицированно знал сельское хозяйство. Надо сказать, Хрущев без обиды принял мой совет и усердно занялся изучением сельского хозяйства. Помогал ему в этом и будущий наркомзем Бенедиктов, да и я, хотя и перешел в Наркомат путей сообщения, помогал ему советами. Когда он стал Первым секретарем ЦК, я ему сказал, что первая заповедь ЦК — это уделять первостепенное внимание сельскому хозяйству, деревне, союзу пролетариата с крестьянством.
И надо сказать, что Хрущев усиленно и усердно занялся сельским хозяйством, активно и инициативно вникал в вопросы подъема сельского хозяйства и ставил их на решения ЦК. К сожалению, здесь он больше всего и скорее всего начал проявлять свои эксцентрические черты всезнайки. Это привело, например, к тому, что он замахнулся на учение великого ученого Вильямса по севооборотам, что нанесло вред. Хорошо еще то, что на местах практики не поддались этому антивильямскому «новаторству», да и Президиум ЦК не одобрял этого официально, хотя, к сожалению, не отменил. Хрущев усердно и активно поддерживал неправильные и необоснованные претензии Лысенко в командовании наукой о сельском хозяйстве, притом сам Хрущев слабо, конечно, разбирался в этой науке.
Вопрос о развитии кукурузы был правильно поставлен. Этот вопрос был поставлен давно, особенно на Украине. Помню, еще когда Раковский не был троцкистом, он, имея большой опыт по Румынии, выступал в печати и на собраниях за всемерное развитие посевов кукурузы. Хрущев правильно ратовал за кукурузу, но он не соблюдал научные требования в районировании, возможности и целесообразности ее насаждения, а требовал повсеместного развития посевов кукурузы независимо от местных условий, чем подрывал эту хорошую идею. К сожалению, эти ошибки Хрущева привели к подрыву самой идеи развития кукурузных посевов, в то время как необходимо, устранив ошибки Хрущева, всемерно насаждать в пригодных для этого районах — на Украине, Кавказе, в Молдавии и т.д. и т.п.
Принятые Центральным Комитетом партии и Правительством известные организационные меры децентрализации в руководстве колхозами, предоставления им больших прав, были положительным и своевременным актом. Но ликвидация МТС без возмещения какой-либо иной формой связи и технической помощи колхозам дала отрицательные результаты. Сама децентрализация — предоставление колхозам больших прав без экономических мер — не дала нужных результатов. Хрущев, конечно, старался внести ряд предложений (в том числе и ошибочных), которые принимались Президиумом. Но эти меры, носившие по преимуществу организационно-административный характер, не принесли должный и нужный эффект. Обратный результат давали окрики Хрущева, прославлявшего себя демократом.
Надо сказать, что Хрущев активно включился в работу по сельскому хозяйству. Он отстаивал и защищал колхозное движение и совхозы и принимал меры по осуществлению указанного постановления Пленума ЦК и других постановлений. Но, к сожалению, он вскоре монополизировал свое руководство сельским хозяйством и допускал политические ошибки, которые мешали выполнению решений ЦК.
Такой ошибкой являлась линия на ликвидацию небольших колхозов и, соответственно, малых деревень и сел и строительство крупных усадебных поселений. Эти поселения, по замыслу Хрущева, должны были строиться как поселения городского типа, с многоэтажными домами, без усадебных участков, без коров, птицеводства и прочее, что противоречило Уставу сельхозартели, принятому при личном участии Сталина в 1935 году. Это впоследствии привело к разорению тысяч небольших деревень и сел и невыполнению строительства колхозных усадеб. Отсюда и массовый уход крестьян из деревень в города, что началось при Хрущеве и продолжалось при Брежневе.
Я лично говорил Хрущеву, что этого делать нельзя, что можно при необходимости укрупнения колхозов создавать из малых колхозов колхозные бригады, не ликвидируя обжитых деревень и сел, но он уже «закусил удила» и не считался с советами.
Президиум же ЦК в целом не остановил этот процесс. Это его ошибка.
Если удачи Хрущева и его «ближних» относили за счет самого Хрущева, то в неудачах он любил искать виновников на стороне.
Если до конца первой половины 1955 года он соблюдал нормы коллективного руководства, то во второй половине 1955 года эти нормы Хрущев стал грубо нарушать. Эксцентричность в том смысле, как объясняет словарь это слово, «из ряда вон выходящий», или стремление, как говорили в Одессе, «свою я показать», начала у него проявляться все больше и больше.
Первым, на ком Хрущев стал демонстрировать, что он «всамделишный» вождь и руководитель, оказался Совет Министров и его Председатель Маленков — этот способный, скромный, деловой, не сварливый, но принципиальный государственный и партийный деятель.
Найти недостатки в работе можно у любого, даже самого старательного руководителя, особенно если за это берется партийный руководитель. Короче: после нескольких наскоков на Маленкова Хрущев внес предложение об освобождении его от обязанностей Председателя Совета Министров. Надо сказать, что члены Президиума, в том числе, конечно, и я, который знал его по работе в МК и ЦК с лучшей стороны, вначале не соглашались с этим предложением Хрущева, но потом, при его повторном настойчивом предложении, мы, чтобы не создавать кризиса в руководстве ЦК, согласились с освобождением Маленкова с сохранением Маленкова членом Президиума ЦК, как руководящего деятеля партии.
Председателем Совета Министров Хрущев предложил Булга-нина, хотя более естественной кандидатурой должен был быть Молотов. Некоторые товарищи допускали, что здесь у Хрущева был расчет на недолговечность на этом посту Булганина. Вскоре, после утверждения Булганина, когда, например, мы, члены Президиума, посетили выставку продукции легкой промышленности, Хрущев публично набросился на Булганина после какого-то его замечания об искусственном шелке, что «вот видите — Председатель Совета Министров, а ничего не понимает в хозяйстве, болтает чушь» и так далее. Мы все были потрясены подобной выходкой Хрущева, тем более что Булганин еще до работы Председателем Моссовета был директором крупнейшего Московского электрозавода, то есть был опытным хозяйственником тогда, когда Хрущев еще вовсе хозяйства не знал. Но и этот наскок мы не заострили во имя единства.
На заседаниях Президиума ЦК регулярно обсуждались вопросы внешней политики. Молотов, как министр иностранных дел, вносил свои предложения, большая часть которых одобрялась. Но Хрущев, правильно уделяя внимание предложениям Молотова, будучи менее компетентным в этих делах, довел дело до того, что внес предложение об освобождении Молотова с поста министра иностранных дел. Я лично выступил против этого, доказывая, что Молотов не только имеет уже большой опыт во внешней политике, но и идейно-политически крепок в защите интересов нашей Родины. Но так как Молотов сам заявил о том, что готов перейти на другую работу, Президиум ЦК освободил его от обязанностей МИДа и назначил его министром Государственного Контроля.
Могу отметить здесь еще один эпизод. Еще в 1954 году, будучи на отдыхе в Крыму, мы, Хрущев, Молотов, Ворошилов, Каганович, конечно, встречались, и однажды во время прогулки по парку на мой вопрос, как работается, Хрущев сказал мне: «Неплохо, но вот Молотов меня не признает, поэтому у меня с ним напряженные отношения». Я ему сказал, что он ошибается, что Молотов порядочный человек, идейный партиец и интригами не может заниматься. «Ты самокритически проверь самого себя — не слишком ли ты часто и легко наскакиваешь на него и его предложения. Если ты изменишь отношение к нему, все будет исчерпано». Но, к сожалению, он этому моему совету не последовал.
Разумеется, работа ЦК между XIX и XX съездом охватывала все стороны жизни партии и страны, промышленность и культуру и партийную жизнь. Проводилась большая работа, о которой по поручению Президиума ЦК был сделан отчетный доклад ЦК на XX съезде Первым секретарем ЦК тов. Хрущевым.
К XX съезду партии мы шли и пришли едиными. Отчет ЦК отразил работу всего ЦК и его Президиума и его принципиальную линию. Над проектом отчета ЦК тщательно работали все члены Президиума, обсуждая его несколько раз. При обсуждении проекта ЦК вносились многие поправки. Не буду здесь излагать характер этих поправок, среди которых были поправки и по принципиальным вопросам. У меня в числе ряда поправок были, например, и такие: я предложил в том месте отчета, где опровергаются выдумки империалистов о стремлении Советского Союза насадить коммунизм путем экспорта революции, добавить: «Борьба за социализм и коммунизм шла в капиталистических странах задолго до появления Советского Союза. Борьба пролетариата за социализм и коммунизм заложена в самих классовых противоречиях капиталистической системы. Марксизм-Ленинизм научно обосновал неизбежность победы социализма и коммунизма задолго до Октябрьской социалистической революции в России. А отсюда и наша уверенность, что без экспорта революции эта победа наступит. Мы отвергаем «экспорт революции», зная из истории, что революция побеждает в результате объективно создавшихся острых внутренних классовых противоречий внутри каждой страны».
По вопросу о войне необходимо подчеркнуть, что коммунисты — руководящая сила Советского Союза — на протяжении 40 лет проводят Ленинскую политику мира и решительно выступали и выступают против развязывания войны, тогда когда империалистические державы готовят войну и срывают дело укрепления мира между народами. Я предложил не вступать в полемику с Марксистско-ленинской теорией об империализме и войне, тем более что последующая формулировка об отсутствии фатальной неизбежности войны не дает повод толковать, будто это Маркс и Ленин говорили о фатальной неизбежности войн. Наоборот, Ленин, например, всегда боролся за предотвращение войны силами активных революционных выступлений мирового пролетариата и идущих за ним трудящихся народных масс и вообще сторонников мира.
Были, конечно, и другие подобные поправки. Все поправки вносились и обсуждались без каких-либо обострений и полемического задора.
Главная наша цель заключалась в том, чтобы идти и прийти к XX съезду едиными. И в отчете ЦК было подчеркнуто: «Ныне наша партия едина, как никогда, она тесно сплочена вокруг Центрального Комитета и уверенно ведет страну по пути, указанному Великим Лениным. Единство партии складывалось годами и десятилетиями, оно росло и крепло в борьбе с многочисленными врагами». (Это опровергает следующее утверждение (в июле 1957 года), будто группа Маленкова, Кагановича, Молотова и примкнувшего к ним Шепилова подрывала единство с момента назначения Хрущева Первым секретарем ЦК.)
XX съезд подошел к концу. Но вдруг устраивается перерыв. Члены Президиума созываются в задней комнате, предназначенной для отдыха. Хрущев ставит вопрос о заслушивании на съезде его доклада о культе личности Сталина и его последствиях. Тут же была роздана нам напечатанная в типографии красная книжечка — проект текста доклада.
Заседание проходило в ненормальных условиях — в тесноте, кто сидел, кто стоял. Трудно было за короткое время прочесть эту объемистую тетрадь и обдумать ее содержание, чтобы по нормам внутрипартийной демократии принять решение. Все это за полчаса, ибо делегаты сидят в зале и ждут чего-то неизвестного для них, ведь порядок дня съезда был исчерпан.
Надо сказать, что еще до XX съезда Президиум ЦК рассматривал вопрос о незаконных репрессиях, о допущенных ошибках. Президиум ЦК образовал комиссию, которой поручил рассмотреть дела репрессированных с выездом на места, сформулировать общие выводы и конкретные предложения. После обсуждения этого вопроса на Президиуме предполагалось собрать после XX съезда Пленум ЦК и заслушать доклад комиссии с соответствующими предложениями.
Именно об этом и говорили товарищи Каганович, Молотов, Ворошилов и другие, высказывая свои возражения. Кроме того, товарищи говорили, что мы просто не можем редактировать доклад и вносить нужные поправки, которые необходимы. Мы говорили, что даже беглое ознакомление показывает, что документ од-носторонен, ошибочен. Деятельность Сталина нельзя освещать только с этой стороны, необходимо более объективное освещение всех его положительных дел, чтобы трудящиеся поняли и давали отпор спекуляции врагов нашей партии и страны на этом.
Заседание затянулось, делегаты волновались, и поэтому без какого-либо голосования заседание завершилось и пошли на съезд. Там было объявлено о дополнении к повестке дня: заслушать доклад Хрущева о культе личности Сталина.
После доклада никаких прений не было, и съезд закончил свою работу.
После XX съезда партия организованно провела партийные собрания; с докладами и речами выступали все члены Президиума ЦК и члены ЦК. В докладах освещались все вопросы повестки дня съезда и последний внеочередной вопрос о культе личности. Важно подчеркнуть, что члены Президиума Каганович, Молотов, Ворошилов и другие в докладах о XX съезде честно и дисциплинированно освещали вопрос о культе личности в соответствии с постановлением XX съезда. На собраниях одобряли решения съезда. Нельзя, однако, не отметить, что среди членов партии были разные настроения. Были и люди ошарашенные, колеблющиеся в одобрении такой односторонней постановки вопроса. Враги нашей партии использовали все это для усиления своего антикоммунизма, особенно распоясались иностранные апологеты империализма и белоэмигранты.
Наши братские коммунистические партии оказались в трудном положении; неясности и колебания в их среде оказались даже сильнее, чем внутри нашей партии. Изучая поступающую информацию, Президиум ЦК признал, что требуется более широкое, более объективное изложение вопроса о культе личности Сталина, чем дано на XX съезде. Поэтому было созвано совещание с участием товарищей и от братских компартий для разработки общего постановления о культе личности. После серьезного и глубокого обсуждения с участием не только членов нашего Президиума ЦК, но и товарищей Тореза, Ульбрихта, Ракоши и других было принято серьезное большое постановление Центрального Комитета от 30 июня 1956 года — «О преодолении культа личности и его последствий». Это постановление имело и имеет большое значение.
После принятия этого постановления были сделаны доклады на партсобраниях внутри нашей партии и в братских партиях. Вновь выступали члены Президиума ЦК. Соответственно парторганизации провели большую разъяснительную работу в массах.
И партия, и народ высоко оценили тот факт, что сама партия, ее ЦК самокритично вскрыли имевшие место ошибки и допущенные беззакония, от которых наряду с истинными врагами народа пострадали невинные люди. Советские люди хорошо восприняли меры партии и правительства, чтобы впредь этого не допускалось.
Однако в практической работе, особенно в области сельского хозяйства, меры были недостаточны. Это беспокоило Президиум ЦК. На этой почве, как и по ряду других вопросов, в Президиуме ЦК были споры, в частности с Хрущевым, который после XX съезда начал «зарываться», нарушая коллективные методы руководства. Он начал вести себя так, как поется в украинской песне: «Сам пою, Сам гуляю, Сам стелюся, Сам лягаю. САМ!»
Это не могло не вызвать недовольства.
ИЮНЬ 1957-го
Казалось бы, что после XX съезда партии деловая работа должна улучшиться, но, к сожалению, этого не произошло.
После XX съезда последние остатки былой некогда скромности Хрущева исчезли — как говорится, «шапка на ем встала торчком».
Почувствовав себя «вождем», он, во-первых, перестал старательно готовить вопросы к заседаниям Президиума. Коллективность в руководстве была грубо нарушена, а главное — это приводило к грубым ошибкам в существе политического и экономического руководства. Поехал он, например, в Горький, и вдруг узнаем, что на митинге он объявил о том, что во исполнение якобы выраженной воли горьковских рабочих все выплаты по облигациям Государственных займов отсрочиваются на 20 лет. Потом, правда, это решение было оформлено голосованием — опросом по телефону, но дело было сделано самим Хрущевым.
Все знают, какое недовольство это вызвало у населения плюс подорвало доверие к государству.
С некоторого времени Хрущев стал проявлять активность в вопросах внешней политики. Это, конечно, было хорошо. Я сам ему советовал — со времен Ленина ни один вопрос внешней политики не решался без Политбюро, и Сталин все вопросы внешней политики вносил на Политбюро и сам ими занимался. Поэтому и ему как Первому секретарю ЦК необходимо было это соблюдать. Вначале и Хрущев придерживался этого порядка, но потом стал самовольничать. Демонстрируя, что он «совладал с техникой», как непревзойденный «знаток» дипломатии, Хрущев почти во все проекты МИДа стал вносить свои поправки или просто забраковывал их, особенно после того, как по его предложению Молотов был снят с поста министра иностранных дел (хотя он строго проводил политику мира).
Был один вопрос, по которому Президиум не поддержал Молотова, это вопрос о Югославии. Молотов сдерживал восстановление отношений с Югославией, в том числе и по государственной линии. Президиум ЦК принял решение восстановить государственные отношения с сохранением расхождений по партийно-идеологической линии. Хрущев фактически пошел несколько дальше и по партийной линии, нарушая директивы ЦК.
Вообще, Хрущев «разошелся» и начал давать интервью иностранцам без предварительного согласования с Политбюро, то есть нарушая установившийся ранее порядок. Вдруг, например, Политбюро узнает, что Хрущев выступил по телевидению по международным вопросам, ничего никому заранее не сказав. Это было грубым нарушением всех основ партийного руководства внешними делами. Политбюро никогда не давало такого права выступать публично без его разрешения и предварительного просмотра даже высокоэрудированным дипломатам, а тут мы тем более знали недостаточную компетентность, «изящность» и обороты его ораторского искусства, и мы были обеспокоены, что он может «заехать не туда». Этот вопрос был нами поставлен на Президиуме. Разговор был большой и острый. Хрущев обещал Президиуму впредь не допускать подобных явлений, соблюдая существующий порядок. После событий 1957 года и смены Президиума он, как полновластный «хозяин», отменил этот порядок и выступал вовсю сам, где угодно и как угодно. Здесь уже по преимуществу работали литературные «помощники», современные «роботы» — и писали, и писали, а он читал и читал до того, что язык уставал, зато голова отдыхала.
Наибольший организаторский «талант» Хрущев проявил в «великой» реорганизации государственного аппарата. Не буду здесь излагать подробно всю эту реорганизацию — она известна. Были ликвидированы почти все хозяйственные министерства. Были созданы Советы Народного Хозяйства. Сама по себе идея совнархозов могла бы принести пользу при сохранении министерств, хотя бы и сокращенных, если бы эти совнархозы были тесно связаны с территориальными, республиканскими и областными центрами и имели определенный круг предприятий, которые полностью им подчинялись. В особенности это относится к местной промышленности в широком ее понимании. Но если вначале совнархозы были ближе к областному делению, то вскоре начался их отрыв от областного деления.
Некоторые члены Президиума ЦК вносили предложение о создании Высшего Совета Народного Хозяйства СССР. Вначале это было объявлено Хрущевым «консервативным сопротивлением» всей реформе, а потом он сам же начал создавать совнархозы республик, в том числе совнархоз РСФСР, затем был и организован Всесоюзный Совет Народного Хозяйства. В каждом из них создавались отраслевые, комплексно-территориальные органы — это была сплошная, перманентная перетасовка. Потом, когда жизнь дала почувствовать, что современный процесс специализации индустрии требует соответствующей организации, были созданы вместо упраздненных министерств отраслевые комитеты — вначале в пределах Госплана, а потом самостоятельные государственные комитеты, почти с правами и функциями министерств (и для пущей важности даже названные министерствами, но кастрированные и, следовательно, бессильные). Поэтому этот суррогат госкомитетов в сочетании с гигантскими совнархозами не мог выдержать жестокой критики жизненной действительности.
Что касается местных совнархозов, я лично полагал бы, что при облисполкомах могли бы быть такие хозяйственные органы под тем или иным названием. Они, эти органы, должны объединять определенные группы предприятий: ширпотреба, металлообрабатывающие, стройматериалов, пищевые и тому подобные — с тем чтобы они удовлетворяли значительную часть потребностей населения. Они сыграли бы важную роль в территориальном кооперировании предприятий, например изготовлении деталей для машин, в частности автотранспорта, и вообще сократили бы дальние и встречные перевозки. Эти органы (совнархозы или под другим наименованием) должны быть подчинены облисполкомам, Советам, они должны быть прибыльными и повышать уровень жизни населения, в первую очередь своих рабочих.
Хрущев и здесь, с вопросами о совнархозах, испортил неплохую идею. При правильной организации она могла бы принести пользу, если бы не стремление Хрущева открывать свою «эврику» и в мировом масштабе.
Был организован всенародный плебисцит, предложения были приняты, но они не обнаружили устойчивости.
Можно предположить, что здесь была цель получить «побочный», а может быть, и главный эффект — перешерстить, перелопатить или, говоря по-троцкистски, перетряхнуть кадры министерств и их местных органов и заменить «неблагонадежных» и неверных новому руководству другими, своими кадрами. Сомнительно, чтобы это дало желаемые результаты, а вред народному хозяйству эта «великая» хрущевская реорганизация принесла.
Особенно несуразным, противоречащим основам нашего партийного строительства явилось проведенное по его предложению разделение руководящих областных парторганов на промышленные и хозяйственные. Вред такого новшества настолько очевиден, что доказывать это и не требуется.
Известно, что крупнейшим вопросом был вопрос, о животноводстве. Еще до XX съезда на Пленумах ЦК и на самом XX съезде со всей остротой ставился этот вопрос. В отчете ЦК было предупреждение от легковесного подхода к этому делу.
Но вот после съезда, не успев добиться ничего серьезного в осуществлении директив съезда по животноводству, Хрущев коренным образом изменил указания съезда. Это изменение Хрущев сделал не в деловом предложении для серьезного обсуждения и решения, а опять же на митинге при открытии Сельскохозяйственной выставки весной 1957 года.
Не доложив Президиуму ЦК, Совету Министров,*не поговорив даже с кем-либо из товарищей (видимо, опять же для того, чтобы удивить всех), Хрущев в присутствии всех членов Президиума провозгласил новую генеральную задачу партии и государства. «Мы, — сказал он, — ставим нашей генеральной задачей в области животноводства — догнать и перегнать США в 1960 году по развитию животноводства, по поголовью скота». Провозглашая эту привлекательную, заманчивую задачу, он никаких деловых расчетов не привел, потому что у него их не было. «Мы, — заключил он, — можем и должны выполнить эту задачу. Вся партия, народ, колхозники должны взяться и выполнить эту задачу».
Это был митинговый призыв, а не научно обоснованный план, нигде и никогда не обсуждавшийся — ни в Президиуме ЦК, ни в Совете Министров. Все члены Президиума ЦК были возмущены этой новой субъективистской выходкой Хрущева. В нарушение обычая члены Президиума не пошли после митинга на совместный обед, а разошлись по домам. Хрущев был смущен этим, хотя вначале подошел к нам с хвастливым видом изобретателя «великой идеи». На завтра был созван Президиум ЦК, на котором мы обсуждали этот вопрос. Члены Президиума, каждый по-своему, раскритиковали Хрущева прежде всего за то, что он не доложил заранее свое предложение. Члены Президиума предложили Хрущеву доложить Президиуму свои расчеты и мероприятия, обеспечивающие возможность и реальность выполнения поставленной задачи.
Хрущев, признавая ошибочным свой поступок, по существу же отстаивал правильность выступления, но никаких расчетов и обоснований не дал.
Президиум поручил Госплану произвести необходимые расчеты и доложить Президиуму свои сроки выполнения задачи — догнать и перегнать США по поголовью крупного рогатого скота. Не одну педелю считал Госплан и в конце концов к заседанию Президиума ЦК представил свои расчеты и выводы о возможности догнать США по поголовью рогатого скота к 1970-1972 году, то есть на 10 с лишним лет позже названного Хрущевым срока. Заседание проходило бурно. Хрущев называл госплановцев консерваторами, сердился, грозно подымал свой маленький кулачок, но опровергнуть цифры Госплана не смог.
Члены Президиума были склонны принять предложения Госплана, но на Бюро было принято решение поручить Госплану дополнительно доработать вопрос. Одновременно было поручено Министерству сельского хозяйства и аппарату ЦК разработать мероприятия по ускорению развития животноводства по соответствующим территориальным районам. К сожалению, и расчеты Госплана оказались слишком опрометчивы. Животноводство оказалось самой тяжелой отстающей частью нашего сельского хозяйства. Разумеется, нельзя сваливать вину за это на одного Хрущева, но его волюнтаризм здесь особенно сказался.
Наряду с «завоеванием позиций» в государственных и хозяйственных делах Хрущев решил, в порядке завоевания ореола «демократа» и «культурного» человека, заняться литературой и искусством. Насколько это ему удалось, видно из одного его выступления до июньских событий 1957 года.
На одной из загородных правительственных дач Центральным Комитетом партии и Советом Министров СССР был устроен званый обед на свежем воздухе для писателей и деятелей искусства вместе с Правительством и членами Президиума ЦК.
До обеда люди гуляли по большому парку, катались на лодках по пруду, беседовали. Группами и парами импровизировали самодеятельность, и некоторые члены ЦК вместе с гостями пели. Была действительно непринужденная хорошая обстановка.
Какое-то время такое настроение продолжалось и после того, как сели за столы и приступили к закуске. Потом началась главная часть представления: выступил Он — Хрущев... Хотя эта речь была потом в печати изложена довольно гладко, но это была «запись», хотя стенограммы за столом не вели (а если она и была, то вряд ли нашлась бы хоть одна стенографистка, которая сумела бы записать сказанное). И на обычной трибуне, когда он выступа.'! без заранее написанной речи, речь его была не всегда в ладах с логикой и, естественно, с оборотами речи, а тут не обычная трибуна, а столы, украшенные архитектурными «ордерами» в изделиях стекольной и иной промышленности, для «дикции» заполненные возбуждающим содержанием. Можно себе представить, какие «культурные» плоды дало такое гибридное сочетание содержимого на столе с содержимым в голове и на языке у Хрущева. Это был непревзойденный «шедевр ораторского искусства».
Не берусь изложить весь ход его речи, скажу о том, что врезалось мне в память.
Прежде всего Хрущев пытался «разжевать» для художников, писателей и артистов многое из того, что он говорил о культе личности Сталина на XX съезде партии, с той разницей, что там он читал, а здесь «выражался» устно — экспромтом, а потому это выглядело более «изящно».
Надо сказать, что «жареные» места были восприняты некоторой частью аудитории как приятное блюдо, за которое они готовы были бы выдать даже ему звание «лауреата по изящной словесности». Помню, когда Хрущев подчеркнул виновность руководителей ЦК, а именно Молотова, в зажиме именно русской литературы и искусства, писатель Соболев особенно вышел из «морских берегов» и, как моряк, дошел чуть ли не до «морского загиба». Но у большинства это вызвало не только замешательство, но и недовольство, не говоря уже о присутствующих руководящих партийных кадрах.
Нападение Хрущева на члена Президиума ЦК Молотова в среде беспартийной интеллигенции было из ряда вон выходящим фактом и имело далеко идущие цели. Недаром говорится: «Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке».
Следующим «номером» его выступления была уже критика некоторых писателей — тоже с определенной подборкой. Помню, что экстравагантными объектами его атаки были две женщины-писательницы: Мариэтта Шагинян и поэтесса Алигер. Я не буду излагать содержание его критики в их адрес, но, во всяком случае, это не было защитой партийно-ленинских позиций в литературе и искусстве. Надо им обеим, и Шагинян и Алигер, отдать должное — они выступили после его речи и смело, и логично, возражая Хрущеву. Помню, какой всеобщий смех вызвали первые слова пухленькой и миловидной Алигер, когда она, повернувшись к Хрущеву, сказала: «Вот видите — это я и есть та самая страшная Алигер!» Во всяком случае, как ни старалось после этого «обеда» ближайшее окружение Хрущева расписывать его речь, она внесла смятение, а не сплочение в ряды присутствовавших, за исключением, конечно, тех, которым нравилась драка в верхах. Это они ясно не только ощутили, но и услышали из уст новоявленного «защитника» «обиженной» Советской властью части интеллигенции. Однако и среди колеблющейся интеллигенции была значительная часть, которая была шокирована, смущена нападением на Молотова, которого они всегда считали настоящим, культурным русским интеллигентом. А этот, думали они, хотя и подлаживается к нам, но союзник ненадежный, уж больно из кожи лезет в наши защитники «новый вождь».
Лучшая же часть присутствовавшей интеллигенции ушла с обеда в замешательстве, а некоторые даже возмущенные.
Так новоявленный «диалектик» Хрущев превратил положительное в отрицательное, но зато он добился нового обострения внутри Президиума ЦК.
Если до этого он мог рассчитывать на большинство в Президиуме ЦК, то после этого его выступления с атакой на члена Президиума, можно прямо сказать, что большинство членов Президиума заняло более критические позиции по отношению к Хрущеву и его методам руководства.
По упрощенности своего мышления он считал достаточным, что Секретариат ЦК — его крепость, что же ему еще нужно?
Большинство же членов Президиума ЦК, которое известное время терпело во имя единства партии и ЦК, в конце концов поняло, что дальше терпеть такие ошибки в политике и такое руководство нельзя, что Хрущев некомпетентен и мало пригоден для роли Первого секретаря ЦК, что рано или поздно партия и ЦК должны освободиться от него — так лучше раньше, чем позже.
К этому моменту отношения Хрущева с членами Президиума приняли уже обостренный характер. На заседаниях он резко обрывал выступавших товарищей. Я уже говорил о Молотове, Маленкове, но это касалось и Ворошилова, и меня — Кагановича, и других. Хотя должен сказать, что Хрущев первое время относился ко мне сдержанно. Больше того, когда он уезжал в отпуск в 1955 году, он предложил поручить сделать доклад о 38-й годовщине Октябрьской революции Кагановичу.
В 1956 году он позвонил мне по телефону из отпуска по вопросу о порядке дня XX съезда. Он мне сказал следующее: «Молотов предлагает включить в повестку XX съезда вопрос о программе партии. Видимо, он, Молотов, имеет в виду, что докладчиком по этому вопросу будет он. Но если уж включать в повестку дня съезда вопрос о программе, то докладчиком надо назначать тебя, потому что ты этим вопросом занимался еще к XIX съезду. Но вообще, — сказал он, — мы не готовы к этому вопросу». Я ему ответил, что я тоже считаю, что мы не успеем подготовить этот вопрос, поэтому включать его в повестку дня XX съезда нельзя.
Эти факты, между прочим, опровергают обвинения в решении июльского (1957 г.) Пленума в том, что я и вся так называемая группа боролись против Хрущева с самого начала его избрания Первым секретарем ЦК. Наоборот, Хрущев, проявляя ко мне указанное отношение, в то же время срывался на резкие наскоки по важным вопросам. Вот, например, когда вице-президент Академии Наук Бардин внес на Президиум ЦК просьбу об ассигнованиях на проведение мероприятий по «Году технического прогресса» (так, кажется, назывался) и я на заседании поддержал предложение Бардина, Хрущев раскричался: «Ишь ты, богатый нашелся, много у тебя миллионов. Это ты по-приятельски Бардина поддерживаешь!» Я действительно был знаком с Бардиным еще с 1916 года по работе в Юзовке, а также по работе в Наркомтяжпроме, никакого тут приятельства не было, а я просто поддержал правильную идею ради технического прогресса, тогда как Хрущев, выступавший на словах за технический прогресс, вступил в противоречие с самим собой и выступил против предложения Академии Наук. Его неистовство еще больше усилилось, когда Президиум ЦК удовлетворил просьбу Академии Наук.
Другой пример. В 1955 году ЦК решил создать Государственный Комитет по труду и зарплате. На пост председателя этого комитета были выдвинуты две кандидатуры — Шверник и Каганович. Решили назначить заместителя Председателя Совета Министров Кагановича председателем этого Комитета по совместительству. Я, как старый профсоюзник, согласился.
Одним из первых дел была выработка нового закона о пенсиях. Я включился в это дело и представил свой первый проект. И вот при обмене мнениями в Президиуме Хрущев набросился на меня за предложенные слишком большие, по его мнению, ставки пенсий. Я ожидал возражения со стороны Министерства финансов, но никак не думал, что встречу такое нападение со стороны Хрущева, который всегда демонстрировал свое «человеколюбие» или, точнее, «рабочелюбие».
Я ему сказал, что не ждал, что он выступит против. Стараясь оправдать свой выпад государственными интересами, он сказал, что предложения Кагановича государство не выдержит. Его гнев еще больше усилился, когда я ему возразил: «Государство — это не ты. У Государства найдутся резервы для пенсионеров. Можно, например, сократить раздутые штаты и другие непроизводительные расходы». Президиум создал Комиссию во главе с Председателем Совета Министров Булганиным, которая приняла проект с некоторыми поправками. По этому проекту Булганин выступал с докладом на сессии Верховного Совета. Здесь Хрущев опять вступил в противоречие с самим собой.
Я мог бы привести и другие примеры его выпадов по отношению к другим членам Президиума ЦК. Такие, например, деловые, хорошие, так сказать, послушно-лояльные члены Президиума, как Первухин, Сабуров, были доведены Хрущевым до крайнего недовольства, особенно гипертрофическим выпячиванием Хрущевым своего «творчества» в любом вопросе — знакомом ему или незнакомом, а последних было большинство. Наступил такой момент, когда, как говорят на Украине, «терпець лопнув» (то есть лопнуло терпение), и не столько от личного недовольства, сколько от неправильного подхода Хрущева к решению крупных вопросов, в которых он не считался с объективными условиями.
И вот на одном из заседаний Президиума во второй половине июня вырвалось наружу недовольство членов Президиума ЦК руководством Хрущева.
Помню, на этом заседании в порядок дня был поставлен вопрос о подготовке к уборке и к хлебозаготовкам. Хрущев предложил поставить еще вопрос о поездке всего состава Президиума ЦК в Ленинград на празднование 250-летия Ленинграда. После обсуждения вопроса об уборке и перехода к вопросу о поездке
в Ленинград Ворошилов первый возразил. Почему, сказал он, должны ехать все члены Президиума, что у них, других дел нет? Я поддержал сомнения Ворошилова и добавил, что у нас много дел по уборке и подготовке к хлебозаготовкам. Наверняка надо будет ряду членов Президиума выехать на места, да и самому Хрущеву надо будет выехать на целину, где много недоделанного. Мы, сказал я, глубоко уважаем Ленинград, но ленинградцы не обидятся, если туда выедут несколько членов Президиума. Маленков, Молотов, Булганин и Сабуров поддержали эти возражения. И тут поднялся наш Никита и начал «чесать» членов Президиума одного за другим. Он так разошелся, что даже Микоян, который вообще отличался способностью к «быстрому маневрированию», стал успокаивать Хрущева. Но тут уж члены Президиума поднялись и заявили, что так работать нельзя — давайте обсудим прежде всего поведение Хрущева.
Было внесено предложение, чтобы председательствование на данном заседании поручить Булганину. Это было принято большинством Президиума, разумеется, без какого-либо предварительного сговора.
После того как Булганин занял место председателя, взял слово Маленков. «Вы знаете, товарищи, — сказал Маленков, — что мы поддерживали Хрущева. И я, и товарищ Булганин вносили предложение об избрании Хрущева Первым секретарем ЦК. Но вот теперь я вижу, что мы ошиблись. Он обнаружил неспособность возглавлять ЦК. Он делает ошибку за ошибкой в содержании работы, он зазнался, отношения его к членам Президиума ЦК стали нетерпимыми, в особенности после XX съезда. Он подменяет государственный аппарат, командует непосредственно через голову Совета Министров. Это не есть партийное руководство советскими органами. Мы должны принять решение об освобождении Хрущева от обязанностей Первого секретаря ЦК».
Это самое краткое изложение речи Маленкова, как и других товарищей.
После тов. Маленкова выступил тов. Ворошилов,- Он сказал, что охотно голосовал за избрание Хрущева Первым секретарем ЦК и поддерживал его в работе, но он начал допускать неправильные действия в руководстве. «И я пришел к заключению, что необходимо освободить Хрущева от обязанностей Первого секретаря ЦК. Работать с ним, товарищи, стало невмоготу». Он рассказал, когда и как Хрущев допускал по отношению к нему лично окрики, бестактность и издевательства. «Не можем мы больше терпеть подобное. Давайте решать», — заключил он.
После Ворошилова выступил Каганович. «Рассматриваемый нами вопрос является нелегким и огорчительным вопросом. Я не был в числе тех, кто вносил предложение об избрании Хрущева Первым секретарем ЦК, потому что я давно его знаю с его положительными и отрицательными сторонами. Но я голосовал за это предложение, рассчитывая на то, что положение обязывает и заставляет руководящего работника усиленнее развиваться и расти в процессе работы. Я знал Хрущева как человека скромного, упорно учившегося, который рос и вырос в способного руководящего деятеля в республиканском, областном и в союзном масштабе, как секретаря ЦК в коллективе Секретариата ЦК.
После избрания его Первым секретарем он некоторое время больше проявлял свои положительные черты, а потом все больше стали проявляться его отрицательные стороны — как в решении задач партии по существу, так и в отношениях с людьми. Я, как и другие товарищи, говорил о его положительной работе и подчеркивал его ошибки в вопросах планирования народного хозяйства, в которых Хрущев особенно проявлял свой субъективистский, волюнтаристский подход, так и в вопросах партийного и государственного руководства. Поэтому я поддерживаю предложение об освобождении товарища Хрущева от обязанностей Первого секретаря ЦК. Это, конечно, не значит, что он не останется в составе руководящих деятелей партии. Я думаю, что Хрущев учтет уроки и подымет на новый уровень свою деятельность.
Но есть еще одна сторона в поведении Хрущева, которую нужно осудить: Хрущев, как теперь установлено, в Секретариате ЦК сплачивал свою фракцию. Он систематически занимался дискредитацией Президиума и его членов, критиковал их не на самом Президиуме, что вполне законно и необходимо, а в Секретариате ЦК, направляя свои стрелы против Президиума, являющегося высшим органом партии между Пленумами ЦК. Такие действия Хрущева вредят единству, во имя которого Президиум ЦК терпел до сих пор причуды Хрущева. Об этом придется доложить на Пленуме ЦК, который необходимо будет созвать. Еще добавлю один важный, по-моему, факт. На одном из заседаний Президиума Хрущев сказал: «Надо еще разобраться с делами Зиновьева-Каменева и других, то есть троцкистов». Я бросил реплику: «Чья бы корова мычала, а твоя бы молчала». Хрущев вскипятился и начал кричать: «Что ты все намекаешь, мне это надоело».
Тогда на Президиуме я не стал раскрывать этот намек, но сейчас я его раскрою. Хрущев был в 1923 — 1924 годах троцкистом. В 1925 году он пересмотрел свои взгляды — покаялся в своем грехе. Именно в 1925 году я с ним познакомился в Донбассе и увидел в нем искреннего Ленинца - сторонника линии ЦК ВКП(б). В дальнейшей его судьбе — его выдвижении — была известная доля моего участия как секретаря ЦК Украины, а потом как секретаря ЦК КПСС, занимавшегося кадрами. Я его оценил как способного, растущего работника из рабочих и исходил из того, что партия и ЦК не мешают расти людям, имевшим в прошлом ошибки, но изжившим их.
Я доложил об этом Сталину, когда на Московской конференции выбирали Хрущева секретарем. Вместе с Хрущевым я был у Сталина, и тот посоветовал, чтобы Хрущев выступил на конференции с рассказом о себе, а Каганович подтвердит, что ЦК это знает и доверяет Хрущеву. Так это было. Конечно, грехи прошлого прощаются и не напоминаются до рецидива.
Сделанное Хрущевым заявление тогда — это рецидив. И мы ему напоминаем старый грех, чтобы эти рецидивы не повторялись».
После Кагановича выступил Молотов. «Как ни старался Хрущев провоцировать меня, — сказал Молотов, — я не поддавался на обострение отношений. Но оказалось, что дальше терпеть невозможно. Хрущев обострил не только личные отношения, но и отношения в Президиуме в целом при решении крупных государственных и партийных вопросов». Тов. Молотов подробно остановился на вопросе реорганизации управления, считая ее неправильной, говорил о неправильности приписывания ему, будто он против Целины. Это неверно. Верно то, что он возражал против чрезмерного увеличения и доведения сразу до 20-30 млн га, что лучше вначале сосредоточиться на 10-20 млн, подготовить как следует, чтобы освоить хорошо и получить высокие урожаи. Тов. Молотов опровергал приписываемое ему торможение политики мира — это неправда, но, видимо, эта выдумка нужна была для того, чтобы оправдать необходимые шаги по внешней политике. Его выступления против Югославии относились к вопросам не внешней политики, а к антипартийным, антисоветским выступлениям югославов, за которые мы их критиковали и должны критиковать. «С Хрущевым как с Первым секретарем ЦК больше работать нельзя, — сказал Молотов. — Я высказываюсь за освобождение Хрущева от обязанностей Первого секретаря ЦК».
После Молотова выступил Булганин. Он начал с того, что рассказал о фактах неправильных методов руководства работой . государственных органов, в том числе Совмина, о нетоварищес- ' ком отношении даже по отношению к нему лично. Булганин говорил об ошибках по существу ряда решений. «Я, — заключил
Булганин, — полностью присоединяюсь к предложению об освобождении Хрущева».
Выступили товарищи Первухин и Сабуров. Они оба заявили, что раньше хорошо относились к Хрущеву, так же как Хрущев к ним. «А теперь мы видим, что Хрущев зарвался, зазнался и затрудняет нам работу. Его надо освободить».
Тов. Микоян, верный своей тактике маневрирования, сказал, что верно, есть недостатки в работе Хрущева, но они исправимы, поэтому он считает, что не следует освобождать Хрущева.
После нас выступил сам Хрущев. Он опровергал некоторые обвинения, но без задиристости, можно сказать, со смущением. Часть упреков признал, что действительно, я, мол, допускал ошибочное отношение к товарищам, были ошибки и в решении вопросов по существу, но я обещаю Президиуму, что я исправлю эти ошибки.
В защиту Хрущева выступили Секретари ЦК: Брежнев, Суслов, Фурцева, Поспелов, хотя и оговаривались, что, конечно, недостатки есть, но мы их исправим.
По-иному выступил, единственный из всех, секретарь ЦК Шепилов. Ом честно, правдиво и убедительно рассказал про недопустимую атмосферу дискредитации и проработки Президиума ЦК, созданную Хрущевым в Секретариате ЦК. В особенности Хрущев чернил Ворошилова, как «отжившего, консервативно-отсталого» деятеля. (В то же время Хрущев лицемерно оказывал Ворошилову внешне любезность и «уважение».) Шепилов рассказал о ряде неправильных решений Секретариата за спиной Президиума ЦК. Фактически Хрущев превратил Секретариат ЦК в орган, действующий независимо от Президиума ЦК.
Президиум заседал четыре дня. Председательствовавший Булганин по-демократически вел заседание, не ограничивал время ораторам, давая иногда повторные выступления и секретарям ЦК.
А тем временем хрущевский Секретариат ЦК организовал тайно от Президиума ЦК вызов членов ЦК в Москву, разослав через органы ГПУ и органы Министерства обороны десятки самолетов, которые привезли в Москву членов ЦК. И это было сделано без какого-либо решения Президиума и даже не дожидаясь его решения по обсуждаемому вопросу. Это был настоящий фракционный акт, ловкий, но троцкистский.
Большинство Президиума ЦК не такие уж простаки или плохие организаторы. Если бы они стали на путь фракционной борьбы, в чем их потом неверно обвинили, то могли бы организовать проще — снять Хрущева. Но мы вели критику Хрущева по-партийному, строго соблюдая все установленные нормы с целью сохранения единства.
По-фракционному повел дело Хрущев. К концу заседания Президиума ЦК явилась от собравшихся в Свердловском зале членов ЦК делегация во главе с Коневым, заявив, что члены Пленума ЦК просят Президиум доложить Пленуму ЦК об обсуждаемых на Президиуме вопросах. Некоторые члены Президиума гневно реагировали на этот акт созыва членов ЦК в Москву без разрешения Президиума ЦК как акт узурпаторский со стороны Секретариата ЦК и, конечно, самого Хрущева.
Тов. Сабуров, например, ранее боготворивший Хрущева, с гневным возмущением воскликнул: «Я вас, товарищ Хрущев, считал честнейшим человеком. Теперь вижу, что я ошибался, — вы бесчестный человек, позволивший себе гю-фракционному, за спиной Президиума ЦК организовать это собрание в Свердловском зале».
После маленького перерыва Президиум ЦК решил: несмотря на то что Секретариат ЦК грубо нарушил Устав партии, но уважая членов ЦК и считаясь с тем, что они ждут прихода членов Президиума, прервать заседание Президиума и пойти в Свердловский зал.
Сбросивший свою маску смущения, ободренный, Хрущев рядом с Жуковым и Серовым шествовал в Свердловский зал.
Можно себе представить внутреннее психологическое состояние членов Пленума ЦК, доставленных в Москву в столь чрезвычайном порядке. Еще до открытия Пленума члены ЦК были, конечно, информированы о заседании Президиума ЦК (об этом уже позаботился аппарат ЦК). Но когда открылся Пленум, вместо доклада о заседании Президиума, которого, конечно, ожидали члены ЦК, им было преподнесено «блюдо» «об антипартийной группе Маленкова, Кагановича и Молотова».
То есть вместо вопроса «О неудовлетворительном руководстве Первого Секретаря ЦК Хрущева» был поставлен абсолютно противоположный, надуманный вопрос «Об антипартийной группе Маленкова, Кагановича, Молотова». .
Доклада о заседании Президиума ЦК и обсуждавшихся им вопросах фактически не было сделано, зато был нанизан целый комплекс политических обвинений в адрес выдуманной антипартийной группы Маленкова, Кагановича, Молотова и примкнувшего к ним кандидата в Президиум — Шепилова.
Чувствуя нелепость, несуразность положения — объявить большинство Президиума ЦК фракцией, хрущевские обвинители прибегли к хитросплетенной выдумке о «группе трех» — Маленкова, Кагановича, Молотова, выделив их из семи членов Президиума, выступавших против Хрущева, осуждавших его и требовавших его освобождения (из остальных четырех товарищей — Ворошилова, Булганина, Первухина, Сабурова — первых трех даже вновь избрали в Президиум ЦК).
Таким образом, выделив трех — Маленкова, Кагановича, Молотова, была сделана попытка скрыть, что из девяти членов Президиума только два — Микоян и сам Хрущев — были за оставление Хрущева Первым секретарем, а большинство — семь — были за освобождение Хрущева как плохо осуществляющего политическую линию ЦК партии на практике.
Потом «победителями» уже был придуман новый аргумент, что, мол, пользуясь арифметическим большинством, эта группа хотела сменить и состав руководящих органов партии, изменить линию партии. Но, во-первых, нелепо говорить об арифметическом большинстве — а какое же иное большинство может быть при решении тех или иных вопросов? Да, в Президиуме ЦК большинство было за смену одного Хрущева, но разве состав руководящих органов партии — это один Хрущев? Разве не весь Президиум является руководящим органом между Пленумами ЦК? Поэтому смешно говорить и писать, что Президиум хотел сменить состав руководящих органов партии, то есть сменить самого себя.
Итог известен: был принят предложенный проект постановления, опубликованный в «Правде», «Об антипартийной группе Маленкова Г.М., Кагановича Л.М., Молотова В.М>.
В принятом постановлении говорится, что «эта группа антипартийными фракционными методами добивалась смены...» Разве большинство Президиума можно называть фракцией? Никаких фактов о фракционных методах нет, их и не было; никаких групп, особых собраний каких-либо групп ни до, ни после официального заседания Президиума, никакого сговора не было. Если бы была фракционная группа, то мы уж не такие плохие организаторы, чтобы оказаться в таком положении, чтобы Хрущев и его фракция так обставили нас — большинство Президиума. Именно Хрущев и примкнувшие к нему организованно действовали как фракция, собрав членов ЦК тайно, за спиной Президиума ЦК. А мы — не группа, а большинство Президиума, сберегая единство ЦК, заседали, обсуждали, доказывали и стремились решить вопрос без фракционного ловкачества, которое применил Хрущев и его хитрые советчики.
Могут сказать — ловок все-таки Хрущев. Да, но ловкость эта — троцкистская, антипартийная. Однако, понимая, что выделить
трех членов Президиума и исключить их из ЦК, его Президиума, просто пришив им белыми нитками фракционность и антипартийность, неубедительно для партии, новый состав хрущевского руководства, еще до его избрания, составил проект постановления Пленума ЦК КПСС, заполненный иными выдумками, политически принципиальными обвинениями так называемой антипартийной группы Маленкова, Кагановича, Молотова.
В проекте нанизаны обвинения, которые даже опровергать не стоит, потому что все выдумано. Ни одного факта или хотя бы цитаты из высказываний не приводится. Фактов нет, потому что их не было в жизни. Все мы выступали с докладами, речами, защищали линию партии, решения ЦК и съездов партии, в том числе и XX съезда.
В практической работе можно у любого найти ошибки, недостатки, были они и у нас, но о них-то и в постановлении мало говорится. Зато общих, необоснованных, хлестких обвинений полно. «В то время, — записано в решении, — когда партия под руководством Центрального Комитета, опираясь на всенародную поддержку, ведет огромную работу по выполнению решений XX съезда... в это время антипартийная группа Маленкова, Кагановича и Молотова выступает против линии партии». Где? Когда? В чем выразились эти выступления? Фактов, фактов нет. Можно бы привести десятки, сотни фактов, свидетельствующих об обратном во всей работе указанных товарищей, опровергающих эти голословные, выдуманные утверждения об их стремлении к изменению политической линии партии и ЦК.
В Постановлении ЦК 1957 года сказано: «В течение последних 3-4 лет, когда партия взяла решительный курс на исправление ошибок и недостатков, порожденных культом личности, и ведет усиленную борьбу против ревизионистов марксизма-ленинизма, участники раскрытой теперь и полностью разоблаченной антипартийной группы постоянно оказывают прямое и косвенное противодействие этому курсу, одобренному XX съездом КПСС». Это утверждение полностью опровергается постановлением же Центрального Комитета партии от 30 июня 1956 года «О преодолении культа личности и его последствий».
В этом постановлении ЦК, принятом после XX съезда партии, сказано: «XX съезд партии и вся политика Центрального Комитета после смерти Сталина ярко свидетельствует о том, что внутри Центрального Комитета партии имелось сложившееся Ленинское ядро руководителей, которые правильно понимали назревшие потребности в области как внутренней, так и внешней политики.
Нельзя сказать, что не было противодействия тем отрицательным явлениям, которые были связаны с культом личности и тормозили движение социализма вперед. Ленинское ядро Центрального Комитета сразу же после смерти Сталина стало на путь решительной борьбы с культом личности и его тяжелыми последствиями».
Из сопоставления этих двух постановлений ЦК видно, что Постановление 1957 года выдумано. Ведь после XX съезда избран Президиум ЦК, составивший указанное Ленинское ядро ЦК, а в этом ядре и были Ворошилов, Молотов, Каганович, Маленков, Булганин, Микоян, Первухин, Сабуров, Шверник и другие. Как же можно свести Ленинское ядро ЦК к Хрущеву и Микояну, а остальных, в особенности Молотова, Кагановича, Маленкова, Ворошилова, исключить и ошельмовать? Все это понадобилось хрущевской фракции для того, чтобы прикрыть действительные ошибки и недостатки, критиковавшиеся на Президиуме ЦК. Для того, чтобы оправдать исключение из ЦК, и надуманы все эти «принципиально политические» обвинения.
Это была антипартийная, антиленинская расправа со старыми деятелями партии и Советского государства, расправа за критику Первого секретаря ЦК Хрущева, возомнившего себя незаменимым.
Больше того, Маленков, Каганович, Молотов после исключения их из ЦК честно и усердно, как полагается коммунистам, трудились на предоставленных им работах, в парторганизациях активно участвовали в работе и борьбе за выполнение решений партии и ее ЦК. Никаких замечаний или обвинений в чем-либо не имели.
Несмотря на это, через четыре года после решения 1957 года их исключили из партии.
Добиваясь восстановления в партии, они — ныне без партийного билета — остаются верными коммунистами, Марксистами-Ленинцами, пролетарскими интернационалистами, борцами за линию партии и ее ЦК, за Социализм и Коммунизм!
Я надеюсь, я верю, что партия, ее Центральный Комитет, его Политбюро установят правду и восстановят нас в правах членов нашей родной Ленинской партии.
ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ
В настоящей части моих воспоминаний я имел намерение осветить жизнь и работу ЦК нашей партии и Советского правительства. Но, к сожалению, я потерял зрение и вынужден буду сократить свои планы. Уже первые попытки писать по методу слепых показывают крайнюю трудность выполнения даже сокращенного плана. Но пасовать перед трудностями нельзя — природа оставила мне мало времени и писать нужно на пределе, не теряя времени, особенно в настоящее время переживаемых трудностей нашей Родиной и моей родной Коммунистической партией.
Может быть, мне придется сократить воспоминания о прошлой работе этого периода для того, чтобы успеть изложить свои размышления о настоящем положении и о задачах по преодолению трудностей.
Наша партия и Советское государство [пережили] немало трудностей и выходили победителями. Мы, настоящие большевики, уверены, что и в данный момент наша Родина и Партия выйдут победителями. Наша Коммунистическая партия по своей инициативе провозгласила необходимость развития советской социалистической демократии и гласности. Это положительно сказалось на подъеме политической жизни и творчества в народных массах. Но нельзя не видеть, что противники социализма, особенно активные враги социализма, используют демократию, гласность и особенно многопартийность для повторения доводов и клеветы белоэмигрантских и западных апологетов капитализма.
Они, эти лжедемократы, спекулятивно используют трудности, испытываемые страной и народом, для того, чтобы склонить колеблющихся, нестойких людей на антисоциалистический путь,
то есть на путь капитализма. Так как этого не так просто добиться, то они применяют испытанный в борьбе с социализмом путь наступления на передовой авангард революционного народа — на Коммунистическую партию, единственно верную до конца защитницу эксплуатируемого капиталом народа.
Из истории известно коварство апологетов капитализма-империализма, выбирающих в первую очередь мишенью вождей рабочего класса и его партии. Они, враги социализма, используют ошибки в их деятельности, начинают обстрел этих руководителей, а затем уже наступают в открытую на Партию и на ее идеологию, на ее принципы. Так именно и поступили [современные] антисоциалистические силы у нас в Советской стране. Наша Партия давно подвергла суровой критике имевшие место ошибки и беззакония, когда в 30-е годы наряду с законными репрессиями по отношению к действительным врагам народа пострадали невинные люди. Несмотря на это, антисоциалистические силы развернули в 1987 году, к 70-летию Октябрьской революции, с новой, большой силой сталиноедскую кампанию, «обогащая» факты [низкой] клеветой. К сожалению, этому научились и некоторые коммунисты. Но, как показало дальнейшее развитие наступления сталииоедов, они избрали Сталина и его соратников, которые сами не отрицают свою долю ответственности, как мишень для атаки на Коммунистическую партию, на Октябрьскую революцию и даже на Ленина. Им, врагам социализма, важна не гуманность, о которой они фальшиво кликушествуют. Им нужна реставрация капитализма, власти кулака — нэпмана. Мы, конечно, относимся к честным исследователям с большим уважением, а фальшивых лицемерных политиканов, повторяющих белоэмигрантские зады с безудержной клеветой, мы должны дальше разоблачать.
Мы преодолеем трудности, если будем бороться с врагами социализма, не допуская, конечно, ошибок и беззаконий.
Только сплотив на основе идейно принципиальной линии всех передовых людей народа, в первую очередь рабочего класса, мы преодолеем все трудности и пойдем вперед — к полной победе Социализма, а затем и Коммунизма!
ПРИЛОЖЕНИЯ
ПИСЬМО И.В. СТАЛИНА К.Ф. СТАРОСТИНУ О ПРИСВОЕНИИ МОСКОВСКОМУ МЕТРОПОЛИТЕНУ
ИМЕНИ Л.М. КАГАНОВИЧА
4 февраля 1935 года
До ЦК партии дошли слухи, что коллектив Метро имеет желание присвоить метро имя т. Сталина. Ввиду решительного несогласия т. Сталина с таким предложением и ввиду того, что т. Сталин столь же решительно настаивает на том, чтобы метро было присвоено имя т. Л.Кагановича, который прямо и непосредственно ведет успешную организационную и мобилизационную работу по строительству метро, ЦК ВКП(б) просит коллектив Метро не принимать во внимание протестов т. Л.Кагановича и вынести решение о присвоении метро имени т. Л.Кагановича.
Секретарь ЦК И.Сталин
ПИСЬМА Л.М. КАГАНОВИЧА И. В. СТАЛИНУ
5 сентября 1935 года
«Дорогой товарищ Сталин!.. Сообщаю кратко об НКПСов-ских делах. Главная работа идет сейчас вокруг проведения в жизнь приказа «О паровозном хозяйстве и о графиках движения». На днях я заслушал по селектору доклады начальников дорог и даже некоторых начальников депо. Видно, что стоячее болото разворошилось: командиры вынуждены подтягиваться, потому что на них жмут машинисты и кондуктора. На Донецкой дороге уже вместо 184 км пробега паровоза в сутки часть паровозов бегает уже 212-220 км. Машинисты на паровозе от Лимана до Ясино-ватой 102 км пробегают за свои 8 часов туда и обратно. Эти машинисты и кондуктора выступили и заявили, что впервые они заказывают дома обед к определенному часу и обедают вместе с семь-
ей. Один машинист заявил: «Впервые я себя почувствовал организованным человеком», и когда он пришел домой через 8 часов, то жена начала его допрашивать, не отменили ли поезд, и никак не верила, что он успел уже съездить.
Левченко уже охладил и поставил в резерв 100 паровозов. Однако трудности большие, и прежде всего в деле составления графиков так, чтобы паровозы не простаивали. На днях я имел совещание с низовыми графистами, и выяснилось, что они предоставлены сами себе. Никто ими не руководит, а то, что они составляют, утверждают механически, даже не читая. Сейчас мы меняем круто это положение — график каждой дороги будет рассматриваться нами в НКПСе, и до 15 сентября утвердим новые графики.
К зиме готовятся пока неважно. Особенно плохо, конечно, на востоке. Мы сейчас послали ряд начальников управлений НКПСа и их замов на места, в частности на восток. На днях, 1 сентября, получился срыв погрузки: 31-го дали 77 900, а 1-го — 68 тысяч, то есть почти на 10 тысяч вагонов падение. Я издал в связи с этим приказ и «поставил на вид» ряду начальников дорог за самотек и увлечение, допущенное 31-го: израсходовав порожняк, они не подумали о завтрашнем дне. Качка, видимо, еще не окончилась, и приходится быть начеку.
На этот раз на этом кончу. Сердечный вам привет. Как вы отдыхаете? Желаю вам всего хорошего.
Ваш Л. Каганович
Август 1942 года
Товарищу Сталину!
Положение на фронте продолжает оставаться тяжелым. Войска бывшего Южного фронта до сих пор еще неустойчивы и подвержены отступательским, паникерским настроениям, заразив ими часть немногочисленных войск бывшего СКФ, за исключением конного корпуса и 47-й Армии. Самым плохим является безразличное отношение части командиров к потерям материальной части, хаотическому отступлению войск и даже потерям многих важных пунктов и городов. Принятые нами меры в первых числах августа во исполнение вашего приказа дали как бы улучшение в состоянии войск и управлении ими, крайне поредевшие дивизии и отдельные части начали пополняться за счет задерживаемых неорганизованно отходивших и стали хоть немного способными к какому-то сопротивлению и хоть частично восстановить фронт. Однако после 5-го, когда противник прорвал Кубанский рубеж, а затем и Лабинский, положение опять резко ухудшилось. Танкобоязнь и настроения безнадежности борьбы с танками
противника без танков захватили даже часть работников штаба фронта. Это подтверждается тем, что стоит противнику приблизиться и прорвать линию хоть 5 танками, положение представлялось сразу безнадежным и серьезных мер для ликвидации такого прорыва не принималось, несмотря на приказы командования.
Необходимо сказать, что приказы командования фронтом выполняются плохо, и при этом безбожно развито вранье, в результате последние дни отступление не удалось остановить, и мы потеряли Майкоп, борьба идет уже внутри города Краснодара. Правда, необходимо прямо сказать, что, если бы не принятые меры, Краснодар был бы давно захвачен противником без борьбы. В настоящий момент главная задача — приостановить наступление противника на Туапсе и Новороссийск. Для этого мы сейчас расставили в районе шоссе Майкоп — Туапсе войска 236-й дивизии 18-й Армии, стягиваем силы конного корпуса, расставляем часть РСов, занимаем все горные дороги и тропы, приступили к строительству «...» укрепительных сооружений — пулеметные и артиллерийские гнезда. Одновременно принимаем, на основании приказа 227, меры по полному оздоровлению тыла, к настоящему [моменту] заградотряды созданы в большинстве дивизий, создано «...» штрафных рот, разослали специальных работников, в том числе и судебно-нрокурорских, для задержки неорганизованно двигающихся частей и одиночек. Составлен план формирования из отходящих в районе Туапсе и Новороссийска как людей, так и автобатальонов.
Л. Каганович
30 августа 1942 года
ШИФРОВКА МОСКВА КРЕМЛЬ Т. СТАЛИНУ
1) В данный момент самым острым является положение на Новороссийском направлении. Противник там нажимает, три дня назад он уже занимал 27-ю гряду высот перед Новороссийском и из артиллерии обстреливал Новороссийск. Как вам известно из наших донесений, мы дали приказ о наступлении с целью занять Неберджаевскуго и Нижне-Баканскую. В течение трех дней шли наступательные бои, наши части оттеснили было противника, заняв южную часть Неберджасвской, но, не удержав эти позиции за собой, закрепляются на высотах, которые до нашего наступления были заняты противником. (В этих боях убит член Военного Совета армии т. Абрамов и легко ранены командующий армией
т. Котов и командированный нами зам. нач. штаба фронта генерал Разуваев.) Хотя после контрнаступления наши позиции улучшились, положение Новороссийска остается серьезным. Сегодня на Военном Совете был остро поставлен вопрос о новых мерах укрепления обороны Новороссийска: дополнительные укрепления непосредственно у города, более правильное размещение по участкам имеющихся войск, устройство дополнительных узлов сопротивления, выделение небольших отрядов для действия против таких же небольших отрядов противника и т.п. Сегодня за ночь эти мероприятия будут разработаны и вам доложены. Однако, так как у командования армией и даже в штабе фронта не проявляется должной инициативы и энергии в принятии мер в связи с новой обстановкой на Новороссийском направлении — и даже проявляется известная неуверенность, то было бы очень хорошо, если бы вы, т. Сталин, прислали директиву об усилении обороны Новороссийска. По опыту вижу, что каждая ваша телеграмма мобилизует силы фронта.
2) После ваших критических указаний мы приняли ряд мер по укреплению фронта и улучшению управления войсками, выезжали в части, заслушали доклады армий. Благодаря применению указанной вами тактики систематических контратак, достигнута относительная стабилизация фронта на большинстве участков правого фланга и центра, усилили политическую работу на основе вашего приказа. Неплохие результаты по усилению дисциплины имеем в 12-й армии, в 383-й и 31-й дивизиях 18-й армии, хотя в остальных частях 18-й армии серьезного перелома нет еще. Есть некоторое улучшение и в 56-й армии, руководство этой армии слабоватое, но присматриваемся еще. Корпус по-прежнему является лучшей частью фронта, вашу оценку мы довели до их сведения, и это их еще более укрепило. Сейчас корпус вместе с 32-й гвардейской стрелковой дивизией занимает центральную зону обороны на линии Майкоп-Туапсе. До сих пор они отбивали все атаки, и ж.д. станция Хадыженская удерживалась нами. Сегодня противник усилил натиск. Нас беспокоит ближайший к нам Белореченский перевал, находящийся в границах Закфронта как крайняя его точка с выходом к побережью на Лазаревское и на Сочи. Противник там добрался до перевала и пробует пробраться через него. Все наши основные тылы по ту сторону Лазаревского. Мы просили расширить границы нашего фронта, передав 20-ю дивизию, это было безусловно полезно не только по оперативным соображениям, но и потому, что это бы укрепило тыл нашего фронта.
Точные предложения мы послали особой телеграммой, прошу вас, т. Сталин, удовлетворить нашу просьбу.
Л.Каганович
2 сентября 1942 года
ШИФРОВКА
МОСКВА
ТОВАРИЩУ СТАЛИНУ
Докладываю об обстановке в Новороссийском районе и о принятых мерах на месте по выполнению Вашего приказа об обороне Новороссийска:
1) Противник, встретив сопротивление и контратаки в районе Неберджаевской, повернул в обход через Верхне-Бакан-скую. Встретив сопротивление и контратаки в этом районе, направил главный удар через Анапу, Красно-Медведовскую, стремясь овладеть двумя дорогами на Новороссийск, идущими на Абрау-Дюрсо.
Дали приказ контратаками отразить попытки противника пройти по дорогам от г. Гудзева на Новороссийск. Для этого усиливаем 83-ю бригаду и добавляем на этот участок два батальона.
2) Противник стремится обойти Новороссийск с северо-востока с целью отрезать Новороссийск от сухопутной коммуникационной шоссейной дороги Новороссийск — Туапсе.
Дали приказ 1-й морской бригаде контратакой вернуть гору Долгая, послали в бригаду члена Военного Совета Армии т. Прокофьева. Дали задание авиации действовать в этом направлении. Подтягиваем к этому району резерв из 318-й дивизии.
3) На фронте 47-й армии числилось два рубежа обороны, на деле ни одного не было, в разработанных нами мероприятиях, которые Вам переданы через фронт, предусматривается создание одного крепкого рубежа и создание опорных пунктов сопротивления в самом городе Новороссийске.
Здесь господствовала философия (в армии, флоте и у гражданских), что если потеряна Неберджаевская да если еще потеряем Верхне-Баканскую, то Новороссийск надо сдавать, поэтому на подступах к городу и в городе ничего не делалось для обороны.
Городской Комитет Обороны запуган и не проявляет даже желания взяться за укрепление обороны города. Сейчас намечен план оборонительных работ. Сегодня разворачиваем работы, которые изложены в мероприятиях, переданных Вам.
4) Состояние 47-й армии неудовлетворительное, особенно 77-й дивизии. Командир дивизии трус и недисциплинированный. Сегодня подберем другого кандидата на командира дивизии, а нынешнего надо предать суду. Управление войсками в армии разболтано. Сейчас вместе с командиром т.Котовым укрепляем штаб и улучшаем связь с войсками.
5) Политическая работа не носит наступательного характера в отношении трусов и неверящих в возможность защищать Новороссийск. Я огласил Вашу директиву о защите Новороссийска и потребовал ее исполнения на деле. Рассылаем подобранных 25 работников в дивизии, бригады, членов Военного Совета и других, а также по одному на каждый батальон.
Сегодня выеду на боевой участок Армии. Все конкретные мероприятия Вам переданы, поэтому на этом кончу.
Тов. Сталин, сделаем все, чтобы выполнить Ваш приказ — защищать Новороссийск и ни в коем случае не сдавать город врагу.
Ваш — Л. Каганович.
Только что получены сведения, что противник высадил десант на Тамани (Коса Чушка, Веслый и еще три пункта). Дали приказ авиации усиленно бомбить.
Л. Каганович
Октябрь 1942 года
Здравствуйте, Дорогой товарищ Сталин!
В первой декаде Октября положение на фронте Черноморской группы войск резко осложнилось. Выполняя директиву Ставки, мы укрепили главную линию Майкоп — Туапсе. 32-я гвардейская дивизия в течение месяца героически отбивала атаки противника, и лишь к концу противнику удалось захватить Куринский. Однако, прощупав, что по главной линии трудно будет пробиться, противник воспользовался нашим ротозейством и начал наступать с флангов — справа на гору Лысая, слева на Фанагорийское. Слева наступление было нами отбито, справа же противник не только занял гору Лысая, но по горным тропам развил .это наступление, добрался до Тунайка, Котловина и подошел близко к главному шоссе и [железной дороге] в районе Шаумян. Объявил приказ еще 8 дней назад, но, к сожалению, наступления не вышло, а наоборот, противник захватывает одну высоту за другой. Командиры от полка до армии преувеличивают силы противника и тем самым хотят как бы оправдать наше неумение организовать бой и командование им в горно-лесистой местности. Доходит до того, что батальон уходит в наступление и блуждает, а командование ищет его день-
два, бывают случаи, когда два батальона, идущие в наступление на одну высоту, но с разных сторон, обстреливают друг друга. Я пишу вам это не как корреспондент, а я отвечаю за эти безобразия, борюсь с этим, но, к сожалению, не всегда, а даже пока в большинстве безуспешно. У командиров] есть, конечно, один серьезный пункт самооправдания: это беспрерывные] бомбардировки]. Наша авиация бессильна [что-либо] им противопоставить, а иногда даже по головотяпству бьет по своим. Но было бы грубым сводить все дело к действием] авиации. Медлительность], потеря врем[ени], неповоротливость, вялость наших действий, неумение наладить связь между частями портят гораздо больше дело.
1) Из имеющихся на Майкоп-Туапсинском направлении соединении три дивизии — 32-я, 236-я, 383-я, истощились и имеют не более чем по три тысячи каждая, а 383-я и того меньше; две дивизии — 408-я и 328-я, вновь прибывшие, более полнокровные, но сырые, необстрелянные, а в 328-й имеется немало не умеющих вовсе стрелять. Две бригады — 119-я и 107-я — бывали в боях, но не в горах, и им необходимо хоть немного освоиться с местностью. Ввиду всего этого я предлагаю на короткое время сосредоточиться на обороне и частных контратаках, не допускать, чтобы под словесный шумок о наступлении оставлялись бы высота за высотой, провести укрепительные оборонительные работы на новой линии, где противник прорвался, в особенности на линии Фанагорийское-Шау-мян-Тойтх-Алтубинал (по реке Пшиш). Привести в порядок потрепанные части и обеспечить освоение местности новыми.
2) Живем без пополнения, а бои идут серьезные. Все армии, не только 18-я, но и 56-я и 47-я, отощали. 47-я армия успешно выполняет задачу недопущения использования немцами Новороссийской (Цемесской) бухты. Мы даже держим до сих пор один из двух Новороссийских цементных заводов. Она же, 47-я армия, хорошо справилась с румынскими дивизиями, есть данные, что румыны подтягивают из Крыма новую 18-ю дивизию. Очень прошу вас, т. Сталин, если можете, помогите пополнением, а то у нас есть роты по 30 человек. «...»*
Л.Каганович
Октябрь 1942 года
Тов. Сталину.
О себе могу сказать, что, во-первых, я очень вам благодарен за то, что вы мне дали возможность работать в армии, работаю я с огромным увлечением и необходимой энергией. Перестраиваюсь
* Окончание письма отсутствует.
в работе, но не всегда выходит, дела плохи, и приходится иногда поругиваться, не выдерживаю, учусь и переучиваюсь. Закфронт относится немного с опаской, как бы мы не изображ[али] из себя фронт, особенно, видимо, эта настороженность относится ко мне, хотя я очень лоялен и скромен. Наш Военный Совет получил даже указания от Военного Совета Закфр[онта], хотел было жаловаться вам, а потом проглотил и решил не беспокоить вас.
Фи[зически] после ранения полностью еще не оправился, хотя работу не прерывал. Рука еще не зажила, бывают дни, когда она опухает, но врач говорит, что дней через 10 все заживет. Очень просил бы вас, т. Сталин, поручить кому-либо присылать мне какие-либо матер[иалы], чтобы я хоть немного был в курсе и не так оторван.
С огр[омным] наслаждением] прочитал я ваш ответ корреспондентам]. Это заслуженный] щелчок союзничкам, дали им слегка в зубы. Тут кровью истекаем, а [они] болтают, отделываются комплиментами и ни черта не делают. Нельзя прикр[ывать] их болтовню чрезмерно деликатным наркоминдельским языком, надо было, чтобы и наш, и их народы знали правду. И как всегда, это сделали вы — коротко, просто, прямо и гениально. Очень прошу поручить сообщить мне, когда будете выступ [ать] в октябрьскую] год[овщину], чтобы послушать по радио. До свидания.
Желаю вам здоровья и сил для достижения полной победы над врагом.
Ваш Л.Каганович. Привет товарищ[ам].
Декабрь 1942 года
Здравствуйте, Дорогой товарищ Сталин!
Скоро месяц, как я работаю в Тбилиси. За это время я прежде всего ознакомился'с хозяйством, связанным с нуждами фронта, и с оперативной обстановкой, выезжал, как сообщал вам, дважды в Северную группу. Одновременно включился в практическую работу Военного Совета, в особенности в вопросы тыла, снабжения и транспортировки. Сложность положения в трудностях доставки, но в то же время Закавказский фронт имеет большие возможности в использовании внутренних ресурсов Закреспублик. И Грузия, и Азербайджан сейчас уже дают очень много для фронта, но возможности их еще больше, в особенности в области промышленного производства. Что необходимо:
1) В программе производства боеприпасов предусмотреть серьезное увеличение самых дефицитных боеприпасов — 76-мм полковые и дивизионные снаряды, 82-мм и 120-мм мины, надо ска-
зать, что при солидной программе производства боеприпасов эти самые необходимые снаряды и мины производятся меньше всего.
2) Главным лимитирующим фактором является плохая доставка и отгрузка металлов и других видов сырья. Это можно исправить не только улучшением отгрузки и доставки, но и увеличением ресурсов сырья в самом Закавказье за счет организации заново ряда производств, т.е. строительства хотя бы небольших по размеру предприятий: необходимо приступить немедленно к строительству коксового завода и ряда сталелитейных цехов или небольших предприятий для переработки прежде всего имеющегося в Закавказье большого количества лома. То же и с чугунолитейными цехами. В этом смысле следует использовать опыт НКПС, который построил по вашему указанию немало сталелитейных и чугунолитейных цехов, в значительной мере выручающих НКПС во время войны. Можно и нужно запроектировать и приступить к строительству металлургического завода, включая и прокат, но в первую очередь необходимо развернуть небольшие стале- и чугунолитейные цеха. Для этого необходимо в первую очередь мобилизовать внутренние возможности и [получить] серьезную помощь со стороны Наркомчермета, Наркомэлектро-прома и Наркоммаша. Можно несомненно немало сделать и в области химии по взрывчатым веществам.
3) В области производства предметов обмундирования и пищевой здесь сделано немало, особенно в области пищевой, производства обуви, шинелей и гимнастерок, но программа в данный момент срывается из-за неудовлетворительной организации производства, в особенности кооперации разных предприятий разных республик Закавказья. Конечно, по обуви сказывается отсутствие кожи подошвенной из-за отсутствия химикатов. И это можно бы преодолеть, если организовать частично их производство здесь, а частично за счет завода Наркомвнешторгом. Главное — улучшить работу предприятий Армении и Азербайджана, потому что предприятия Грузии зависят от них.
4) По продовольствию мы вам посылали специальную шифровку и наши просьбы в основном удовлетворены. Плохо с сеном для лошадей, но на это сейчас Военный Совет и ЦК республик нажимают вовсю. Регулировка снабжения между республиками потребуется особенно в реализации нарядов.
5) По тылу армии главным вопросом является перевозка грузов и доставка в войска, ибо сплошь и рядом то, что есть на фронтовых, армейских складах и даже в дивизионных, отсутствует в полку из-за плохой доставки. Сейчас мы взялись за улучшение
автомобильного хозяйства. Замечательное решение НКО об организации автомобильного управления серьезно этому поможет.
6) Для того чтобы решить эти вопросы, необходимо иметь небольшой аппарат либо при Военном Совете фронта, либо просто при мне хотя бы человек 5-10. Прошу вас по этому вопросу принять решение и сообщить мне.
Что касается чисто военной, оперативной [стороны], то вы положение дел знаете из наших донесений. Считаю необходимым остановиться на следующем: операция, утвержденная Ставкой, не получила успешного развития. Что касается чисто военной работы, то должен вам сказать, т. Сталин, что наряду с изучением военного вопроса я в работе держусь той основы, которая дает мне возможность твердо ставить вопросы. Эта основа — ваши приказы, являющиеся замечательным руководством в работе даже не для специалиста. И вот, став на базу проверки исполнения ваших приказов, я вижу, во-первых, что в войсках, в том числе в управлениях фронта, плохо проверяют исполнение; и во-вторых, по существу, многие относятся недобросовестно к их выполнению. Это относится и к использованию артиллерии, танков, в особенности к вопросу о взаимодействии. Анализ расхода боеприпасов показывает, что 45-мм снаряды, 50-мм мины мало расходуются, а больше всего расходуют дальнобойную артиллер[ию], которая большей частью бьет по площадям, — расход большой, а эффекта мало, наблюдение плохое, и поэтому даже там, где бьют по цели, корректировка неудовлетворительна. Артиллерия очень часто не прокладывает дорогу пехоте и танкам, а пехота часто опаздывает в использовании проложенного пути с артиллерией. Я считаю, что основной причиной являются крупные недостатки в работе управлений фронта и групп. Командование больше всего увлекается оперативной стороной (имея в виду функции, которые имеет оперативный отдел), но не комплексной организацией обеспечения боя — как участием всех родов оружия, так и политической и материальной стороной дела. Это и было с той операцией, которую вы утвердили, т. Сталин, и фронт, и Сев[ерная] группа ее очень плохо подготовили. Даже войска были оповещены 26-го, а наступление (по ускоренному сроку) было назначено на 27-е. В результате никакой серьезной разработки... взаимодействия], потеря танков, арт[иллерии]. Члены Военных Советов довольно пассивны в этих вопросах. Должен вам сообщить, что в Закфронте т.Тюленев — несамокритичный человек и не проявляет желания вскрывать недостатки управления для улучше-
ния дела, на этой почве у меня с ним были стычки. Кроме того, он, видимо, привык к своеобразному ведению дела, он Военный Совет даже не ставил в известность по коренным решениям. Очень любит «якать» и с фасоном объявлять членам Военного Совета: я принял решение и дал приказ перебросить дивизию, изменить сроки операции и так далее.
Пока что у нас идет туго. Будем нажимать и надеемся, что добьемся улучшения и успехов, как добились наши славные сталинградцы. По всему видно, что ваши слова о празднике на нашей улице скоро будут осуществлены. Очень прошу вас, т. Сталин, иногда, время от времени, давать мне свои указания и советы, я ведь все же чувствую на себе большую ответственность как член Политбюро, но могу недосмотреть, упустить то или иное важное дело или неправильно поступить. «...»*
21 декабря 1942 года
Дорогой товарищ Сталин!
Сегодня, 21 декабря, передаю Вам свои сердечные поздравления и наилучшие пожелания, какие только могут быть у безгранично преданного последователя, ученика и друга. Сегодня мы, ваши близкие ученики и друзья, вместе с миллионами патриотов с особой силой и любовью произносим слова:
За Родину, За СТАЛИНА — спасителя Отечества и всего трудового человечества — готовы жизнь свою отдать.
Привет Вам. Ваш Лазарь Каганович
Из переговоров наркома Л. М. Кагановича
по прямому проводу с начальниками железных дорог
и Уполномоченными НКПС
6 июля 1941 г.
КАГАНОВИЧ - НЕКРАСОВУ
(БЕЛОРУССКАЯ И ЮГО-ЗАПАДНАЯ
ЖЕЛЕЗНЫЕ ДОРОГИ).
У аппарата Товарищ Каганович, здравствуйте. Докладывайте не только как начальник дороги, а и Уполномоченный НКПС по Юго-Западному фронту. Как у вас положение дел в направлении до Нежина? Какие были разрушения? Сколько поездов 7-ми тысячных
* Окончание письма отсутствует.
в движении, вышли из узла и сколько находится в узлах под погрузкой или погруженные, но не отправленные?.. Примите к руководству следующие указания. В связи с бомбежкой необходимо особенно форсировать погрузку. Разошлите своих людей на станции, грузите уплотненнее, сговоритесь с командованием и усаживайте людей на платформах вместе с оборудованием — тем самым вы ускорите погрузку и уменьшите количество вагонов. Посоветуйтесь со специалистами немедленно — какие вам нужны облегчения по формированию, например, можно с меньшей строгостью производить расстановку по роду подвижного состава, в то же время не заходить слишком далеко, чтобы не нарушать безопасность движения. На каждый сформированный поезд посадить ответственного работника, в задачу которого поставить быстрейшую выброску из узла и сопровождение его по участку. Держите в особой исправности ход на Нежин, бросьте лучшие восстановительные силы на этот ход, чтобы не было длительного срыва движения. Обратите внимание на Мироновку и Фастов. Не отрывайтесь от руководства, не ходите на заседания и даже без исключительной нужды не выезжайте на станции. Сосредоточьтесь на выяснении положения и командовании. Очень прошу вас сделать все для того, чтобы отправить имеющиеся у Вас поезда и закончить погрузку. Последнее. Вы обещали грузить Станкостроительный завод и не подали туда вагонов...
Хорошо. Позвоните сейчас начальникам станций, где происходит погрузка, и передайте им мое требование — грузить быстрее и не сдавать темпы даже при бомбежке. До свидания. Будьте здоровы.
Лето 1941 г.
КАГАНОВИЧ -
МОЛЧАНОВУ И МИХИНУ
(ОДЕССКАЯ ЖЕЛЕЗНАЯ ДОРОГА)
У аппарата Каганович и Ковалев. Здравствуйте, товарищи. Какая ваша программа действий?.. Ваш план одобряю, он правилен, остается только его осуществить. Со своей стороны добавлю следующие указания. В первую очередь вывезти хлеб и другие грузы с участка Котовск-Одесса. Второе. Необходимо через местные партийные организации мобилизовать все средства морского и речного транспорта для погрузки хлеба и другого ценного имущества, подчеркиваю — в первую очередь хлеб. Дать им короткий рейс до Николаева-Херсона, туда мы будем усиленно подавать порожня-
ки, а оттуда грузить вагоны и отправлять в тыл. Если есть возможность у морского и речного флота везти до Севастополя и в особенности по намеченному плану до Новороссийска, то это нужно делать. Третье. Сегодня же и завтра сосредоточьте усилия на быстрейшем вывозе всего груженого потока Одесса — Помошная — Знаменка. Советую применить одностороннее движение. НКПС даст указание Сталинской дороге принять поток. После очистки хода отгруженного потока примите порожние со Сталинской дороги, которых там скопилось свыше 1000 вагонов, для использования их в первую очередь под погрузку хлеба. Сообщите, сколько вы можете принять порожних как на Одессу, так и на Николаев. Четвертое. Очень важным резервом является линия Колосовка — Николаев. Весь вопрос в том, чтобы наладить переправу. Пошлите туда группу своих работников, свяжитесь со строителями, установите жесткие сроки для устройства упрощенного моста на шпальных ветках через реку Унгул... По всем данным, при энергичной работе можно за несколько дней наладить железнодорожную переправу до 400 вагонов в сутки. Пятое. О пассажирских вагонах дано распоряжение, однако прошу сообщить, сколько вы можете принять, чтобы эти вагоны не оказались затертыми. Шестое. Наметьте заранее меры, обеспечивающие полный вывоз всех паровозов, в том числе эвакуированных с других дорог, и вагонов, а также ценного железнодорожного оборудования. Усильте средства подрыва на случай необходимости. Седьмое. Разрешаю вам в нужный момент по Вашему усмотрению применять отправление поездов вслед методом живой блокировки. Восьмое. Насчет прокурора. Я звонил сегодня военному прокурору товарищу Носову, и он обещал принять меры и не допускать дальше подобного отношения к начальнику дороги. Командуйте и впредь уверенно и по-деловому, как это вы делали до сих пор. Привет вам и всем лучшим людям Одесской дороги.
Лето 1941 г.
КАГАНОВИЧ - СЕРГЕЕВУ
(ОКТЯБРЬСКАЯ ЖЕЛЕЗНАЯ ДОРОГА).
ВОРОБЬЕВУ (УПОЛНОМОЧЕННОМУ НКПС)
Я, Каганович, и Гоциридзе, здравствуйте. Мы не удовлетворены темпами восстановительных работ Бологое и Медведево. В военных условиях каждая минута дорога, а у вас даже почасового графика нет, а если на отдельных участках есть, то он фиктивный. Ос-
новной вопрос руководства тот, что люди разбегаются. Это означает, что руководители не проявляют должной твердости в наведении порядка, увеличения дисциплины и производительности труда.
Предлагаю вам разбить все работы на узле на участки, в пределах участка — на бригады или звенья. Назначить персонально на каждый участок начальника, на каждое звено бригадира, установить точный срок окончания работ и очередность окончания, имея в виду окончание самых нужных, важных работ. Подберите для этого людей из аппарата строительного, путевого, восстановительного и из работников всех других железнодорожных органов, способных организовать людей на восстановительные работы.
Обязываю вас в первую очередь восстановить пути и участки, обеспечивающие беспрепятственное отправление поездов из Москвы в сторону Ленинграда. Просимые вами материалы будут направлены, но для восстановления сегодня их не ждите, а мобилизуйте все внутренние ресурсы, чтобы не было ссылок на материалы, как на причину опоздания.
Доносите мне каждые три часа, что уже восстановлено. Начальников отделений движения обязываю под их личную ответственность максимально использовать восстановленный путь для приема поездов. Согласовать с командованием разгрузку на подходах к Бологое и за Бологое. Поезда назначением за Бологое пропускать безостановочно пакетами.
Соберите коротко коммунистов, прикрепите их к участкам, бригадам и обеспечьте высокую производительность и дисциплину и бодрость в восстановительных работах. Товарищу Воробьеву разрешаю остаться до окончания восстановительных работ. Жду результатов, будьте здоровы.
Лето 1941г.
КАГАНОВИЧ - КРАВЧЕНКО
(УПОЛНОМОЧЕННОМУ НКПС
ПО ЮЖНОМУ ФРОНТУ)
У аппарата Каганович, Филиппов, Левин. Читал телеграмму Воробья, Большакова. Считаю. Первое. Вокруг строительства переправы много шума, мало дела. Предлагаю никаких новых начальников по строительству не назначать. Руководить, командовать обязаны: по Бугу — Богданов, по Ингулу — Зубицкий, все подходы и обходы должен строить строитель линии Левин; Калашников,
Воробей и Васильев и другие обязаны помогать и контролировать, а не создавать новые центры. Товарищу Кравченко сегодня же совместно со строителями составить график работ максимально сжатый, так как обстановка требует часов, а не дней для организации сквозного движения путем переправы. Ваш расчет по забивке свай исходит из нормального шаблона. Поражен — так мало у вас изобретательности в столь напряженной обстановке. Почему, например, вы не используете оставшуюся часть переправы через Бугаз?.. Почему нельзя создать комбинированную переправу — и сваи, и баржи? Может быть, можно док использовать в качестве переправы. То же и с мостом через Ингул. Ваши сроки показывают, как мало вы перестроились на военный лад. Требую от вас более серьезного продумывания плана, графика и боевого подхода.
Второе. Что касается переправы паровозов. Если расчет покажет, что подвод паровозов из Колосовки к Бугу и переправа от Буга до Николаева на доки может дать большую экономию во времени и обороте, если это действительно реально, а не просто желание увильнуть, тогда с этим предложением можно бы согласиться. Обязываю, товарищ Кравченко, точно рассчитать и доложить свои предложения. Если же связь оборвется, то согласовать с товарищем Молчановым и действовать под свою ответственность, учтя мои указания при всех условиях. Товарищ Кравченко, что касается подвоза хлеба в Херсон, то нужно принимать все, что подвозят. Одновременно нужно делать железнодорожную переправу через Днепр. Что Вы можете по всем этим вопросам сказать?.. О ремонте переправы больше болтовни, четвертый день уже говорят о ремонте и ничего не сделали. Прошу доложить сегодня через два часа мне и товарищу Филиппову график работ по Бугу, по Ингулу, по Днепру. До свидания.
Лето 1941 г.
КАГАНОВИЧ - МОЛЧАНОВУ (ОДЕССКАЯ ЖЕЛЕЗНАЯ ДОРОГА)
Здравствуйте, у аппарата Каганович. Доложите коротко обстановку на дороге, сколько вагонов сейчас в Одесском углу... Вы скажите не цифрами, а буквами... Сколько на Котовском отделении, сколько до Веселиново. Таким образом, у Вас 4201 вагон. Что вы думаете с ними делать? Насчет уничтожения — не рано ли? Тщательно все взвесьте. Что касается переброски, то не целесообразно ли часть паровозов, если нет возврата быстрого, перевезти, пока можно доста-
вить, через Колосовку Бугом. Имейте в виду, что положение осложняется со стороны Пятихатки. Необходимо поэтому сейчас форсировать выброску груженых и определить, какие размеры погрузки самого необходимого может быть из Николаева и Херсона. Разберитесь и доложите. Переговорите с командованием и Обкомом, не целесообразно ли вам быть сейчас в Николаеве, и доложите мне. Наконец, еще раз повторяю об особой, важнейшей задаче вывозки паровозов и вагонов. У меня все. Будьте здоровы. До свидания.
Лето 1941 г.
КАГАНОВИЧ - ЗАКОРКО,
ТРОШИНУ
(СТАЛИНСКАЯ ЖЕЛЕЗНАЯ ДОРОГА)
Каков ваш план действий?.. Для меня ясно, что у вас плана нет, ваши ответы случайные, это обычный каждодневный отчет о работе. Вы даже не определяете примерные размеры движения по отдельным линиям, задания по узлам, по рабочему парку. Задания на погрузку у вас тоже нет. В этом я вас не обвиняю потому, что его сейчас дадим... Через час вы получите от нас план погрузки эвакогру-зов, который примерно будет составлять 5000 вагонов в сутки. Вам необходимо будет связаться с грузоотправителями, просить Обком собрать их, обеспечить своевременную погрузку и руководить этой погрузкой со всей организованностью и твердостью. Вам необходимо установить точные задания по каждому отделению и каждой группе станций как по погрузке, так и по формированию и отправлению поездов.
Строжайше проверяйте, чтобы задания выполнялись. Не размагничивайтесь в отношении нерадивых и растерявшихся паникеров. Наказывать их, никаких ссылок не принимать. Если ночью бомбежка, железнодорожник обязан днем возместить потерянное время лучшей работой. Если имеются разрушения, восстановители и строители обязаны быстро восстанавливать.
По связи: заставьте связистов работать по-военному и восстанавливать связь быстро. Не давайте движенцам прикрывать срыв работы отсутствием связи, организуйте дрезину, автомобили для быстрого ее восстановления, посадите на каждую такую «летучку» механика, помощника и одного вооруженного вахтера. Считаю недопустимым, что у вас длительное время нет связи с тремя
отделениями, — это результат плохой работы ваших связистов и нераспорядительности Управления дороги.
Требую от вас лично, товарищи Закорко и Трошин, больше твердости в руководстве, уверенности и образцовой распорядительности. Держите возле себя группу знающих и понимающих людей, с которыми советуйтесь при затруднительном положении. После получения плана погрузки сообщите мне не позднее 18 часов точный план своей работы. Доложите Обкому партии об этом разговоре, не теряя много времени на это, можно по телефону. У нас все. Что скажете? Надеюсь, что руководители Сталинской дороги окажутся на высоте своего положения и с честью выполнят свои боевые задачи. Привет Вам. До свидания.
18 августа 1941 г.
КАГАНОВИЧ, ГОЦИРИДЗЕ, ГУСЕВ -
БАГАЕВУ И ЗАКОРКО
(ОДЕССКАЯ ЖЕЛЕЗНАЯ ДОРОГА)
Здравствуйте. Доложите обстановку на дороге. Какие ваши перспективы завтрашнего дня?.. Ваш план в основном принимаю. Считаю, однако, необходимым указать следующее. Первое. Необходимо изменить на эти дни периодично подачу порожняка и вывозку груженых, то есть расчет подач и вывоза необходимо вести буквально по часам. Паровозы необходимо строго рассчитать. Лишние, по сравнению с размерами подач и вывоза, не держать. Допускается вывозить и подавать на предприятия и узлы мелкими сериями. Большого количества порожняка там не держите, а быстро погружайте и вывозите. Выделите группу работников, которая занялась бы немедленно вывозом ценного железнодорожного имущества, в том числе — крестовины, рельсы, стрелочные переводы, аппаратуру, связь, автоблокировку, поддающиеся монтажу мостовые фермы. Примите все меры к тому, чтобы выполнить указание товарища Сталина: ни одного паровоза, ни одного вагона и так далее. Держите постоянную связь с командованием, чтобы все время быть в курсе дела, и держите нас в курсе дела. Погрузите скорее остаток оборудования на 29 заводе и вывезите... Ориентируйтесь по обстановке. В случае потери связи с нами принимайте соответствующие решения по согласованию с Обкомом партии. Прошу, товарищ Багаев, вызвать Кравченко и заста-
вить его связаться с командованием. Быть там, где находится командование, и выполнять свою функцию уполномоченного, а не барахтаться. Когда Кравченко войдет в курс дела и установит связь с Закорко и командованием, можно будет тогда вам, товарищ Багаев, выехать в Москву. Вы здесь нужны.
Товарищ Закорко, как вы себя чувствуете?.. Очень хорошо. Значит, моя критика не ухудшила самочувствия?.. Очень хорошо. Ну привет вам. Желаем всего хорошего.
23 августа 1941 г.
КАГАНОВИЧ - БЕЩЕВУ
(ЗАМ. НАРКОМА НКПС
ЛЕНИНГРАДСКАЯ ЖЕЛЕЗНАЯ ДОРОГА)
Здравствуйте. Во-первых, требую от вас, чтобы вы сами сообщали мне важнейшие данные. Не допускаю, чтобы вы сегодня за весь день не могли бы мне передать по самым острым вопросам сообщений, а вы этого не сделали. Дайте объяснение... Вы обязаны донести наркому, а не ждать переговоров. Имеете право отказываться от разговора, но не имеете права не давать донесения... Дело, товарищ Бещев, в том, что вы лично слишком по-штабному руководите. Вам надо пересесть в Управление Октябрьской дороги, весь аппарат также нужно пересадить в Управление Октябрьской. Вы должны, засучив рукава, заняться движением поездов. Имейте в виду, что сегодняшний день очень важен, ибо в Ленинграде накопилось много поездов с пассажирами. Доводы о бомбежке нужно отвести, заставьте людей работать и во время бомбежки... Подготовьте сейчас утреннюю работу. Уже светло и можно начать усиленную подачу поездов. Вы лучше разберитесь здесь с положением дел и командуйте движением. Жду от вас серьезных мер. Спать сейчас не ходите, продолжайте работу. К 10 часам доложите, сколько вы передали поездов вообще.- Советую вам, товарищ Бещев, снять белые перчатки. Поменьше сидите у себя в кабинете. Вы — движенец, инженер и обязаны обеспечить движение поездов. Не ищите лазеек и ссылок на Северную, не ходите по другим кабинетам. Надо руководить движением. Используйте малейшую возможность для передачи мне информации о ходе движения поездов и работы. До свидания.
10 сентября 1941 г.
КАГАНОВИЧ - НЕКРАСОВУ
(УПОЛНОМОЧЕННОМУ НКПС
ПО ЮГО-ЗАПАДНОМУ ФРОНТУ)
Здравствуйте, у аппарата товарищ Каганович. Слушаю вас... Спасибо, вам тоже привет... Вашу шифровку получил. Отвечаю. Я согласен: в случае, если рельсы не сможете вывезти, практикуйте вами принятый метод закапывания с относом от трассы. Подсылка вам порожняка в данный момент почти невозможна, вы это сами знаете, так как по единственному ходу Киев — Полтава нужно брать от вас односторонним движением или почти односторонним.
По вопросу о вывозе всего подвижного состава со спецоборудованием: сейчас вызову товарища Багаева, выясню обстановку и дам ему соответствующее задание.
Надеюсь, товарищ Некрасов, что вы и сейчас, в особо осложнившейся обстановке, сумеете, как и до сих пор, сохранять и держать твердое и уверенное командование и будете, ориентируясь г обстановке, находить выходы из трудного положения. Желаю вам всего хорошего. Постарайтесь в эти дни обслуживать нужды фронта и делать все возможное для этого. Будьте здоровы. Жму вам руку. Передайте еще раз привет всему коллективу. Лично пожму вам руку, когда побьем врага, а что мы его побьем, в этом сомнения нет. Порукой этому командование нашего Великого Сталина. Привет вам.
Прошу передать привет землякам-киевлянам в лице руководителя КП(б) У и Правительства. Мы все с большим волнением наблюдаем за героической борьбой киевлян, в том числе и железнодорожников Юго-Западной.
Победа будет за нами. До свидания. Вызывайте меня в любой момент к проводу, когда вам это нужно. Всегда явлюсь.
2 октября 1941 г.
КАГАНОВИЧ - УХТОМСКОМУ (ГОРЬКОВСКАЯ ЖЕЛЕЗНАЯ ДОРОГА)
Здравствуйте. Мне дали проект приказа по Горьковской дороге. Прежде чем издавать приказ, я решил с вами поговорить и по-
лучить объяснение. Парк у вас небольшой, наличие груза для Горь-ковской дороги выросло. Между тем вы зажимаете прием поездов с Пермской дороги и дороги им. Дзержинского — вы возите всего 19-20 поездов. Ярким выражением плохой работы дороги является наличие задержанных поездов. Дайте объяснение по всем этим вопросам. Укажите сроки ликвидации задержанных. Укажите точно, когда вы перестанете зажимать прием поездов и сколько будете принимать с Пермской и Дзержинской дорог. Жду ответа...
Товарищ Ухтомский. Из ваших объяснений я вижу, что приказа могу сейчас не издавать. Однако, если в отношении Дзержинской дороги, и в особенности по вопросу формирования, у вас есть основания жаловаться, то в отношении Пермской дороги вы не правы. Горьковская дорога должна быть большим резервом для НКПС и образцово воспринимать трудности, часть трудности фронтовых дорог, поэтому вы должны коренным образом лично и все ваши работники изменить свой подход и быстрее закончить перестройку на военный лад. Это значит прежде всего перестать сутяжничать. Потом, когда побьем фашистского врага, тогда будем подсчитывать, кто больше поработал — Пермская или Горьковская. Продумайте и сегодня же доложите мне обо всех ваших новых мероприятиях... У меня все. До свидания.
8 октября 1941 г.
КАГАНОВИЧ - КРАВЧЕНКО
(КУЙБЫШЕВСКАЯ ЖЕЛЕЗНАЯ ДОРОГА),
КУЧЕРЕНКО И ГУСЕВУ
(ЗАМЕСТИТЕЛЯМ НАРКОМА НКПС)
Здравствуйте. Считаю совершенно нетерпимым, что вы вместо ответа по существу принимаемых вами мер для осуществления ограничились диспетчерским сообщением. Ставлю на вид товарищам Кравченко и Кучеренко. Подобное отношение указывает на неправильность вашей телеграммы по существу. Из нее видно, что вы жульнически повернули вопрос — неравночисленный обмен по поездам и паровозам, тогда как каждому грамотному железнодорожнику должно быть понятно: при одностороннем накоплении в четную сторону и при открытии движения вслед, естественно, не может быть равночисленного обмена, во всяком случае его нельзя требовать. Вы же превращаетесь в мелких счетоводов вместо государственного понимания важнейшей государственной задачи.
Меня особенно поражает товарищ Кравченко, который только что приехал с фронта. Как быстро он превращается в тыловую крысу. Вы должны понять положение. Возьмите всех в руки, заставьте работать по-военному. Трусов, шкурников, лодырей и рвачей, мещан и обывателей, не желающих работать по-военному, передавайте суду и докладывайте нам. Мобилизуйте лучшие силы. Все. Не занимайте провод по мелочам. Вы не диспетчер, скажите о главном. Что скажет уважаемый вельможа товарищ Кучеренко?.. Есть ли у аппарата Кучеренко?.. Вы обязаны искупить свое преступное бездействие, не изображайте добродетель. И не ждите от меня приветствия... А вы обязаны по службе! За что жалованье получаете? Проверять исполнение, докладывать НКПС. Вот, товарищ Кучеренко, что я вам могу сказать. Ждем от вас не обещаний, а дела. Что товарищ Гусев помалкивает?.. Хорошо. У меня все. До свидания.
22 октября 1941 г.
КАГАНОВИЧ - БАГАЕВУ (ЗАМЕСТИТЕЛЮ НАРКОМА ПУТЕЙ СООБЩЕНИЯ)
У аппарата Каганович. Я не удовлетворен ходом поездов. Вы слишком долго едете к месту работы и фактически никаких мер не принимаете.
Требую от вас систематической связи с НКПС, сутки добиваюсь и еле добился.
Никого из своих людей не отпускать в порядке эвакуации, работы будет много. Держите дело руководства дорогой в твердых руках, не занимайтесь собиранием фактов виновных. Одновременно ни в коем случае не останавливать эвакуацию, в особенности завода Ворошилова; его обязываю, надо погрузить. Мы по Кандрашевской линии дадим порожняк. Вот все. Старайтесь докладывать по нескольку раз в день... Имеете ли вы связь с командованием по обработке узлов и депо?.. Вы обязаны немедленно связаться... Я не спрашиваю просто о связи, а о вывозе железнодорожного имущества и подготовке к уничтожению в последнюю минуту — обеспечено ли это у вас?..
Кроме того, учтите, что на ряде платформ погружены станки, куда можно грузить стрелочные переводы и другое имущество. Куда бы это ни пошло, все равно государству. Ну, на этом кончим.
4 ноября 1941 г.
КАГАНОВИЧ - ЕГОРОВУ
(ЗАМЕСТИТЕЛЮ НАРКОМА ПУТЕЙ СООБЩЕНИЯ)
ВОРОШИЛОВГРАД
Здравствуйте, у аппарата Каганович. Я прошу доложить мне, что уже вывезено с завода и какое оборудование еще осталось не вывезено? При этом прошу сказать, какие группы оборудования отправляются в Омск и какие в Улан-Удэ. Точно так же прошу сказать, какие кадры уже выехали и какие кадры как руководящие еще остались...
Также прошу сказать о бронелисте. Каких размеров? Можно ли эти бронелисты использовать на бронепоезда? Жду вашего ответа...
Сколько вам еще необходимо вывезти вагонов оборудования и людей? Все ли вы вывезли из металлургии?.. Да, да, по этому заводу. Необходимо обязательно вывезти все возможное, что можно из мартеновского цеха. И вообще не поддаваться термину — ценное оборудование. Все, что имеется на Ворошиловградском заводе, есть ценное оборудование... Вы, например, ничего не сказали о электропечах. Прошу сказать, электропечи вывезены?.. Хорошо, дайте мне их номера..
Особое внимание должно быть обращено вами на отправку кадров. Хорошо бы для инженеров и конструкторов дать хоть немного пассажирских вагонов, если это возможно, и постараться максимально удобно устроить рабочих в вагон. Дать обязательно печки. Без кадров Ворошиловграда почти невозможно будет наладить паровозостроение. Это самые квалифицированные и ценные кадры паровозостроения в нашей стране. Сообщите мне номера людских маршрутов. Мы возьмем их под особое наблюдение в смысле продвижения. Постарайтесь погрузиться как можно быстрее.
Прошу передать кадрам завода, что НКПС приложит все силы к тому, чтобы в рамках всего возможного сделать все для устройства кадров. Мы вышлем сейчас спецработника в Омск для подготовки приема рабочих завода и инженерно-технических кадров, а если руководящие кадры завода ОР возглавят Омский завод, то им и карты в руки. У меня все. Еще одно. Если на заводе имеются паровозные скаты и другие важные запчасти, как дышла, трубы, их надо обязательно вывезти... Ну, хорошо. Дай вам Бог здоровья. До свидания. Всего хорошего.
23 ноября 1941 г.
КАГАНОВИЧ - БАГАЕВУ (ЗАМЕСТИТЕЛЮ НАРКОМА ПУТЕЙ СООБЩЕНИЯ.
Здравствуйте, у аппарата Каганович. Один ли вы у аппарата?.. Я вас вызвал для того, чтобы вам лично сказать, что положение на Пензенской дороге застойное. Видно, что руководители дороги решили отсиживаться и никаких мер не принимают. Стоит посмотреть расположение поездов по дороге, чтобы убедиться в том, насколько плохо руководите движением поездов лично вы как заместитель народного комиссара. Видимо, завязли в текущих мелочах, начали жить внутренней жизнью дороги и, если не примирились идейно, то фактически получается так, что и вы ничего серьезного не предпринимаете для подъема работы и подготовки дороги... Сегодня положение исключительно напряженное. У нас остался единственный ход на Кавказ через Тихорецкую. Сталинградская дорога забита. Дальше продолжать такое положение будет величайшим преступлением... Вы-то обязаны не только понимать, но и дать мне какие-либо серьезные предложения! Если вам трудно сейчас мне что-либо серьезное предложить, вы можете продумать, но главное — чтобы на Пензенской дороге действительно напряженно работали, а не отсиживались. Что вы можете сказать по этому поводу?..
Учтите: опыт войны показывает, что все старые расчеты, опыт станции опрокидываются и т. д. Посоветуйтесь с местными людьми... Подумайте еще и о людях серьезно. Пензенская дорога у нас сейчас главная, полнокровная дорога. Она на свою грудь должна воспринять главные трудности. Поэтому подумайте серьезно о расположении сил людей... Может быть по питанию кто-либо сделает. Одним словом, подымитесь... Будьте здоровы. Имейте в виду, что ваша дорога не тыловая. До свидания.
4 января 1942 г.
КАГАНОВИЧ - КРИВОНОСУ (СЕВЕРО-ДОНЕЦКАЯ ЖЕЛЕЗНАЯ ДОРОГА)
Здравствуйте. У аппарата Каганович.
Первое. По перевозкам вы получите сегодня шифровку, обязывающую вас принять перевозку. Второе. Направление в шифровке указано. Третье. По порожняку мы считаем, что вы должны в основном обеспечить себя за счет оборота вертушками. Для начала мы вам дадим 600 крытых. Четвертое. По углю сегодня получите приказ. Считаю, что вы еще не повернулись лично к углю — погрузка идет плохо. Даже то небольшое количество порожняка вы не используете... Ссылки на Наркомуголь принять не можем. Вы должны там быть инициатором и организатором погрузки угля, в особенности для железных дорог, электростанций и Москвы. Вам нужно тщательно разобраться, что мешает погрузке угля как по линии Наркомугля, так и по линии НКПС, и сообщить мне... Примем меры и обеспечим порожняком, как только вы начнете его усиленно употреблять и лучше продвигать груженые. Всему вашему аппарату необходимо перестроиться на органическую грузовую и движенческую работу, чтобы обеспечивать безусловную быстроту и четкость погрузки и продвижения воинских эшелонов, выполнять план погрузки и перевозки угля. Все. Есть ли у вас вопросы или замечания?.. Пожалуйста, без деталей о предстоящей перевозке...
Не первый раз вы, товарищ Кривонос, свою неподготовленность и нераспорядительность пробуете прикрыть «виновниками» со стороны и при этом не обнаруживаете никакого желания вскрыть вину дороги. Не для самобичевания, а для разработки деловых мер к- исправлению положения. Имеющиеся у вас снегоочистители при хорошем использовании могут справиться с задачей очистки Кондрашевского участка... Если нужно, надо добиваться не формально и посылкой бумажной телеграммы. И добиться вовремя, а не тогда, когда снег занес пути... Сегодня же приму меры подачей вам снегоочистителей...
Ваши ссылки на выемки, на негабаритность не проверены. Я думаю, что путейцы ваши врут для того, чтобы оправдать себя. А вы, не проверив, охотно принимаете это вранье, потому что и вам это выгодно для прикрытия своих слабостей. Видно, что вы просто растерялись перед лицом снежных заносов. Вам нужно обратиться в Обком, к командованию. Поставить вопрос по-серьезному. Либо, если вы будете стоять, не выполните перевозки угля. Вам не помогут ссылки на объективные условия, не поможет и кривоно-совская знатность, а будете судимы...
Со своей стороны сегодня же свяжусь с Обкомом и командованием. А вы не теряйте времени, не ссылайтесь на своих замов и на новостройку. Она ваша, и обеспечьте работу дороги.
Вот все. Докладывайте почаще, поменьше диспетчерских данных, которые вам включают в телеграммы, а коротко... Только что вызвал замначальника Управления пути и выяснил, что сегодня вам будет подведено шесть снегоочистителей с Юго-Восточной дороги. Поставьте лучших людей на эти снегоочистители. Вот все. До свидания...
Если растерянности нет, тем лучше, тем легче сумеете осуществить мое задание. По делам будем судить. Имейте в виду, что надеяться вам на главную линию Юго-Восточную через Лихую нельзя. Она будет занята. Большое счастье для нас, что мы имеем Кондрашевскую линию, и вам нужно любовно и заботливо организовать ее эксплуатацию и нормальную работу, доделывая в процессе эксплуатации недоделки.
Январь 1942 г.
КАГАНОВИЧ - КРИВОНОСУ (СЕВЕРО-ДОНЕЦКАЯ ДОРОГА)
Здравствуйте, у аппарата Каганович и Ковалев.
Мы сейчас дали указание Ворошиловской принимать от вас семь угольных по Зверева Однако мы считаем неправильным вашу установку, будто по Кондрашевской можно пускать только 9 поездов, 9 пар поездов, да и пар-то у вас нет, а идет преимущественное движение в сторону Валуек. При этих условиях вы можете и обязаны пропускать в сторону Валуек 13 поездов, а может быть, и больше. Для этого необходимо: Первое. Покончить с «предельческим» отношением к освоению новой линии. Второе. Не надеяться на самотек, а организовать движение — посадить сопровождающих на поезда, направить людей на эту линию и организовать дело по-боевому, по-старокриво-носовски. Тогда вы безусловно выйдете из положения. Ваши работники, по крайней мере часть, свыклись уже с малой работой и теперь с трудом перестраиваются. Возьмите их в работу и заставьте шевелиться быстрей. Положение с углем в Москве на железной дороге очень тяжелое, а погрузка у вас идет плохо... Вы не должны ссылаться на другую погрузку. Надо напрячь силы и сделать то и другое. Наладьте более конкретно работу отделения и станции...
Очень прошу вас, сделать все для того, чтобы погрузку угля обеспечить. Тряхните стариной. До свидания.
24 января 1942 г.
КАГАНОВИЧ - КУЧЕРЕНКО И ВОРОБЬЕВУ (ЗАМЕСТИТЕЛЯМ НАРКОМА ПУТЕЙ СООБЩЕНИЯ).
КУЙБЫШЕВ
Здравствуйте. Положение на вашей дороге нетерпимо. Требую от вас объяснений создавшегося положения и доклад о принимаемых вами мероприятиях... Считаю ваше объяснение, товарищ Воробьев,
и других руководителей Куйбышевской дороги неудовлетворительным. Во-первых, объяснение слишком общее и обходит самый острый и преступный факт сегодняшнего дня — фактическую остановку передачи поездов. В этих условиях вы не отделаетесь общими условиями о прошлом снеге. Считаю неправильным ваши ссылки на неподготовленность к работе в зимних условиях. Дело не столько в неподготовленности, сколько в том, что и подготовленное испортилось при наступлении больших морозов. А испортилось потому, что товарищи Воробьев, Коновалов и другие слишком обще подошли к руководству дорогой и чересчур осторожно. А товарищи Огарковы, видимо, заняли молчаливо-ожидательную позицию, которую надо было разоблачить, а не молчать, как делает товарищ Воробьев.
Кроме того, слишком долго товарищи Воробьев и Коновалов, как бывшие новые люди на дороге, застряли на этой позиции, забыв, что большевику не дается более 10 дней для того, чтобы принять на себя всю ответственность за работу дороги без конечных ссылок на вину прошлого руководства. На этом коне долго ездить опасно и преступно. По существу вопроса: почему вы сейчас, сегодня не принимаете и не передаете поезда? Вы не дали мне ответа... А я прежде всего сейчас требую от, вас принятия решительных мер по ликвидации создавшегося застоя в движении поездов.
...По паровозам: необходимо заставить паровозников сесть на паровоз (я имею в виду руководящих) вместе с машинистом и вести паровоз и в условиях суровой зимы... А кто не будет работать, того под военный суд, а не разводить турусы на колесах и разлагать окружающих. Считаю позором, что у вас все время идет болтовня и торговля, как в лавочке, об очистке путей. Больше того, вы допускаете безобразие, когда заливаете пути водой, и паровозы примерзают к пути... Активность женщин! А почему не привлекать их к очистке путей?.. Заявления ваши о том, что слаба производственная дисциплина, слишком обобществляются при примиренческом отношении руководства дороги к разгильдяям, при разболтанности дисциплины в самом аппарате управления дороги. Конечно, нарушения дисциплины могут распространиться на линию. Но из этого не следует обобщать, что на всей дороге слаба производственная дисциплина. Разоблачите разгильдяев, накажите подлецов, организуйте передовых людей — и дисциплина подымется. Необходимо начальнику дороги больше твердости и решимости, поменьше смущаться в своих действиях склочников, шептунов и судачников, которые, конечно, мешают новому руководству проявить твердость.
Больше мы такого безобразия терпеть не можем. Самое опасное я вижу в том, что руководство дороги не сознает серьезности положения и своей вины в этом, а, наоборот, совершенно исключитель-
ный, небывалый для Куйбышевской дороги срыв движения поездов объясняет несерьезными причинами. Как бы я ни уважал товарища Воробьева, я считаю, что он проявил в этом деле растерянность, либо несерьезное отношение к такому крупному преступлению. Мы не побоимся обвинения в частой смене руководства. Если вынудят нас — сменим. Вот все, что я мог сказать. До свидания.
ПЕРЕПИСКА ПО ПОВОДУ НАЗНАЧЕНИЯ ПЕНСИИ ПИСЬМО Л. М. КАГАНОВИЧА
УПРАВЛЯЮЩЕМУ ДЕЛАМИ СОВЕТА МИНИСТРОВ
СССР П. Н. ДЕМИЧЕВУ. 1958 г.
Уважаемый товарищ Демичев!
Мне трудно понять, почему Управление делами Совета Министров отказало в высылке простой справки о моей работе, хотя бы с 1930 года, для заполнения трудовой книжки, которую не заполняли в Совете Министров. Вы передали это Свердловскому совнархозу, который никаких документов не имеет. Выходит, что я не могу получить подтверждение, что я был более десяти лет заместителем Председателя Совета Министров, 10 лет министром путей сообщения, 12 лет секретарем ЦК ВКП(б) и т. д. Просто стыдно сказать, ведь это все имеется в энциклопедиях, но нужны документы, а они в Совнаркоме и в Учетном отделе ЦК, которые мне их не выдают.
Прошу Вас, как гражданин Советского Союза, соблюсти мои законные права и выслать мне справку.
С уважением Л. М Каганович. Асбест, 1958 г.
СПРАВКА О РАБОТЕ Т. КАГАНОВИЧА Л. М. В ЦЕНТРАЛЬНЫХ ГОСУДАРСТВЕННЫХ УЧРЕЖДЕНИЯХ
Назначен Народным Комиссаром путей сообщения — Постановление Президиума ЦИК СССР от 23/П — 35 г.
Назначен Народным Комиссаром тяжелой промышленности с освобождением от обязанностей Народного Комиссара путей сообщения - Постановление ЦИК и СНК СССР от 22/УШ - 37 г.
Назначен по совместительству Народным Комиссаром путей сообщения — Указ Президиума Верховного Совета СССР от 5/1У - 38 г.
Утвержден заместителем Председателя СНК СССР — Указ Президиума Верховного Совета СССР от 17 /VI — 38 г.
Назначен Народным Комиссаром топливной промышленности СССР — Указ Президиума Верховного Совета СССР от 24/1 — 39 г.
Назначен Народным Комиссаром нефтяной промышленности — Указ Президиума Верховного Совета СССР от 12/Х — 39 г.
Освобожден от обязанностей Народного Комиссара нефтяной промышленности — Указ Президиума Верховного Совета СССР от 3/УП - 40 г.
Освобожден от обязанностей Народного Комиссара путей сообщения и назначен на пост заместителя Председателя Транспортного комитета — Указ Президиума Верховного Совета СССР от 25/VIII-42 г.
Назначен Народным Комиссаром путей сообщения — Указ Президиума Верховного Совета СССР от 26/Н — 43 г.
Освобожден от обязанностей заместителя Председателя СНК СССР — Указ Президиума Верховного Совета СССР от 15/У - 44 г.
Назначен заместителем Председателя СНК СССР с освобождением от обязанностей Народного Комиссара путей сообщения — Указ Президиума Верховного Совета СССР от 20/ХИ - 44 г.
Назначен заместителем Председателя Совета Министров СССР и Министром промышленности строительных материалов — Постановление Верховного Совета СССР от 19/Ш — 46 г.
Освобожден от обязанностей заместителя Председателя Совета Министров СССР и Министра промышленности строительных материалов — Указ Президиума Верховного Совета СССР от 6/Ш - 47 г.
Назначен заместителем Председателя Совета Министров СССР — Указ Президиума Верховного Совета СССР от 18/ХН - 47 г.
Утвержден Председателем Госснаба СССР — Указ Президиума Верховного Совета СССР от 9/1 — 48 г. Постановление Совета Министров СССР от 9/1 - 48 г.
Освобожден от обязанностей Председателя Госснаба СССР — Указ Президиума Верховного Совета СССР от 18/Х — 52 г.
Назначен Первым заместителем Председателя Совета Министров СССР — Постановление совместного заседания Пленума ЦК КПСС, Совета Министров СССР и Президиума Верховного Совета СССР от 7/Ш-53 г.
Назначен Председателем Государственного комитета Совета
Министров СССР по вопросам труда и заработной платы — Указ Президиума Верховного Совета СССР от 24/У — 55 г.
Освобожден от обязанностей Председателя Государственного комитета Совета Министров СССР по вопросам труда и заработной платы — Указ Президиума Верховного Совета СССР от 6/У1 — 56 г. Назначен Министром промышленности строительных материалов СССР — Указ Президиума Верховного Совета СССР от ЗЛ^Ш - 56 г.
Освобожден от поста первого заместителя Председателя Совета Министров СССР — Указ Президиума Верховного Совета СССР от 29/^1 - 57 г.
Зав. Сектором кадров Управления делами Совета Министров СССР А. Кудрявцев. 11/II — 59 г.
Копия верна:
Начальник отдела кадров треста Союзасбест /Соколов/
12/111-59 г.
ДОПОЛНЕНИЯ К СПРАВКЕ, СДЕЛАННЫЕ Л. М. КАГАНОВИЧЕМ
Член Государственного Комитета Обороны Член Военного Совета Северо-Кавказского и Закавказского фронтов
Герой Социалистического Труда
Секретарь ЦК ВКП (б) - 1924-1928, 1928-1938 гг.
Секретарь МК ВКП (б) - 1930-1935 гг.
Секретарь ЦК КП (б) Украины - 1925-1928, 1947 гг.
По получении формальной справки, в которой не было, что я был 12 лет секретарем ЦК КПСС, 5 лет секретарем МК, а до работы в Центре был Председателем Губисполкома и Губкома партии и т.д. и т.п., я даже не получил в Райсобесе обычную пенсию в 120 рублей, а 115 руб. 20 копеек. Л.К.
ПИСЬМО Л.М. КАГАНОВИЧА Н.С. ХРУЩЕВУ
7 декабря 1960 года
• ЦК КПСС: Первому секретарю ЦК товарищу ХРУЩЕВУ
Уважаемый Никита Сергеевич!
После перенесенной тяжелой болезни и соответствующего лечения мое здоровье поправилось. Я надеюсь, что смогу работать и под руководством ЦК вновь активно участвовать в практическом осуществлении политики партии, в успешном выполнении величественного Семилетнего Плана. Настоящим письмом прошу ЦК предоставить мне соответствующую работу. Что касается характера работы, то я думаю, что ЦК и ты лично, Никита Сергеевич, зная мой опыт по прошлой деятельности, без особых трудностей определите место моей работы в государственном и производственном организме Москвы.
Лично я затрудняюсь сейчас высказать свои пожелания, лучше всего, конечно, поговорить лично, как это обычно делается в таких случаях.
Прошу тебя, Никита Сергеевич, принять меня, если тебе почему-либо трудно будет, то прошу поручить одному из секретарей ЦК принять меня.
С коммунистическим приветом • Л.М.Каганович
Мой адрес: Москва, Фрунзенская набережная, № 50, кв. 384.
Телефон Г-7-10-68.
ЗАПИСИ К ВЫСТУПЛЕНИЮ НА ЗАСЕДАНИИ КОМИТЕТА ПАРТИЙНОГО КОНТРОЛЯ ПРИ ЦК КПСС
1962 год
1. Вам, товарищи, известна вся история вопроса, поэтому буду краток. После решения об исключении меня, вместе с товарищами Молотовым, Маленковым и Шепиловым, из ЦК за «фракционную борьбу» я, как и указанные товарищи, оставаясь членом партии, честно, как полагается коммунисту, работал для блага коммунизма на основе точного и строгого выполнения всех решений партии и ее ЦК.
2. После пяти лет честной коммунистической работы в качестве рядового члена партии, безукоризненно работавшего на данной мне хозяйственной работе и активно выполнявшего обязанности на партийной и общественной работе, я, как и Молотов, Маленков и Шепилов, в 1962 году был исключен из партии.
3. Поскольку нам не могли предъявить по нашей работе и партийному поведению каких-либо новых обвинений сверх зафиксированных в решении Пленума 1957 года, нам предъявили обвинения в действиях, связанных с нарушением законности при Сталинском руководстве. .
4. Но, товарищи, XX съезд, принимая свою резолюцию о нарушениях законности, избрал меня, как и Молотова, Маленкова и Ше-пилова, в члены ЦК, а после этого Пленум ЦК избрал нас в члены Президиума ЦК, хотя и тогда известно было, что не один Сталин виновен в нарушениях, но и другие его сторонники по работе — члены Президиума и члены ЦК, в том числе Молотов, Каганович, Маленков, так же как и Хрущев, Микоян, Шверник и другие.
После XX съезда июньский Пленум ЦК 1957 года, принимая свое постановление «Об антипартийной группе», исключил нас из ЦК, но оставил в партии, хотя и тогда говорилось о защите нами Сталина.
5. Поэтому повторение старых обвинений и сегодняшнее выпячивание обвинения в незаконных действиях, связанных с так называемым культом личности, приведших к исключению меня и других из партии, является искусственным, даже противоречащим XX съезду партии, избравшему нас в ЦК. Это противоречит также решению Пленума ЦК 1957 года, оставившему нас в рядах партии. Ничего нового не произошло, что дало бы законные партийные основания для исключения меня, Молотова и Маленкова из партии. Все, что сейчас предъявляется конкретно, Например, мне — Кагановичу, было известно, когда меня не исключали из партии, а оставили в ее рядах. Работая, например, на железнодорожном транспорте в тяжелых условиях многочисленных крушений и аварий, значительная часть которых устраивалась диверсантами, шпионами, в том числе троцкистами, как это доказано было на судебных процессах, мне приходилось, как и другим в других отраслях и областях, решительно бороться с врагами, разоблачать и привлекать к ответственности виновников, а также наказывать их пособников. В этой борьбе с действительными преступниками и их пособниками, к великому сожалению, пострадала и часть невинных людей.
Поверьте, я это тяжело переживаю, не снимаю с себя свою долю вины за это, но необходимо вспомнить и понять политическую обстановку того времени, когда фашизм готовил войну против нашей Родины, а его «пятая колонна» свирепо боролась с нами, в особенности на таком решающем участке, как железные дороги. Поэтому мы вынуждены были бороться решительно и беспощадно. Соответствующие органы представляли нам убедительные, обоснованные доказательства против виновных, и мы давали свое согласие на их аресты. Были и оговоры невиновных, но и часть этих материалов создавали убеждение в их виновности, тем более что они сами давали повод к этому, особенно последующими их собственными признаниями в виновности.
6. Накаленная политическая обстановка того периода, особенно усилившийся шпионаж, диверсии империалистических государств, в первую очередь, конечно, гитлеровской Германии и японского империализма (засылавших, например, вместе с освобожденными, честными тружениками КВЖД большое количество японских и иных шпионов), требовали особой бдительности, остроты и быстрого реагирования на вредительство, срывавшего подъем и нормальную работу железных дорог и тем самым выполнение пятилеток... и подготовку страны к отпору агрессивным силам, готовившим войну против СССР.
Должен вам сказать, что, несмотря, однако, на все это, руководство Наркомата путей сообщения и я как Народный Комиссар, проявляя необходимую бдительность, не соглашались со многими обвинениями, предъявлявшимися многим работникам транспорта, основанными на оговорах арестованных врагов. По многим и многим работникам транспорта я опротестовывал представлявшиеся материалы и требования органов на аресты, и во многих случаях ЦК и лично Сталин соглашались с нами. Я мог бы назвать большое количество работников, занимавших тогда и потом руководящее место в НКПС и на дорогах, которые по нашему настоянию остались нетронутыми вопреки предъявленным материалам соответствующих органов.
Об этом я говорю не для показа «заслуг», а для того, чтобы сказать, что наряду с правильными наказаниями виновных, наряду с невинно пострадавшими было много предотвращенных наказаний или, как они говорили сами потом в беседах со мной, «спасенных» от гибели.
Все это показывает, что положение было сложное и трудное, во всяком случае не такое простое и легкое, как это многим представляется сегодня, когда гитлеровский фашизм и его «пятая колонна» в СССР разбиты, уничтожены. Поэтому, выражая сегодня свои чувства горечи, переживания и сочувствия семьям невинно пострадавших, я говорю: не надо поддаваться чувству личных переживаний, а надо подходить к вопросу как политически зрелые люди. Устанавливая допущение тяжелых ошибок и нарушение законности, критикуя и раскрывая их, принимая меры к недопущению их впредь, не допускать в то же время размагничивания себя и других и всегда помнить, что и сегодня мы имеем против себя непримирившихся с нашими победами социализма империалистов, точащих нож — еще более острый, — ядерный против Советской социалистической страны и других стран социализма. Место ведущей силы агрессивного империализма — гитлеровского
фашизма — стремится занять реакционный империализм США с его союзниками. Они не отказываются от борьбы, в том числе от шпионажа, диверсий, вредительства. Поэтому мы, вскрывая ошибки и недостатки и признавая их, сожалея о них, признавая свою долю вины за их допущение, ни в коем случае не должны допускать самоуспокоенности, внеклассового, внеполитического подхода, отказываться от бдительности и должны готовиться к беспощадной борьбе с врагами социализма, с врагами нашей Родины, откуда бы они ни исходили. Мы должны всегда помнить, что нам предстоит еще большая острая борьба с врагами за полную и окончательную победу социализма и Коммунизма!
7. Товарищи, прошу не истолковать эти мои последние общие выраженные мысли как желание подменить ими конкретные, частные ошибки. Здесь добавлю, что подобные ошибки допускал, например, и Хрущев. Ведь большинство руководящих работников, члены бюро Московского комитета партии, районов и Моссовета, которые при руководстве Кагановича, когда он был секретарем МК, работали и здравствовали, были арестованы при руководстве МК Н. Хрущевым. Или, например, товарищи Микоян и Шверник. Ведь и они посылали в МГБ свои письма о согласии на арест не просто руководящих работников, но и членов Коллегии и своих замов, а иногда не просто о согласии, но и с просьбой арестовать, учитывая материалы МГБ, обвиняющие их.
Не подумайте, что, говоря об этом, я требую исключения из партии Хрущева, Микояна, Шверника и т.п., даже не об уравнении меня сейчас с ними в правах члена ЦК и его Президиума. Я говорю о восстановлении меня в партии, которой я отдал более 50 лет своей жизни, за победу которой я неустанно, неуклонно, самоотверженно боролся. Не буду здесь излагать мою биографию, вы все знаете, в том числе и о том, что был Председателем КПК. Скажу только, что я упорным трудом, беззаветной преданностью и самоотверженной верностью учению Маркса-Ленина и родной партии нашей из рабочего стал руководящим деятелем партии. Я боролся и борюсь со всеми ее врагами за генеральную Ленинскую линию, за победу Социализма и Коммунизма, за победу мира между народами, социализма и революции во всех странах мира!
Я еще жизнеспособен и работоспособен, я хочу действовать и бороться за дело Коммунизма как член моей родной и любимой Ленинской партии, и я прошу Вас, товарищи, члены КПК, восстановить меня в рядах членов Коммунистической партии Советского Союза!
ПИСЬМА Л.М. КАГАНОВИЧА В ЦЕНТРАЛЬНЫЙ
КОМИТЕТ, ГЕНЕРАЛЬНЫМ СЕКРЕТАРЯМ ЦК КПСС
И В АДРЕС СЪЕЗДОВ ПАРТИИ (1964-1986 ГОДЫ)
27 декабря 1964 года
В Президиум Центрального Комитета
Коммунистической партии Советского Союза!
Первого июня 1962 года я обратился в Центральный Комитет партии с просьбой пересмотреть решение Московского Городского Комитета КПСС об исключении меня из партии.
Настоящим вновь прошу Президиум ЦК восстановить меня в рядах партии, в которой я состоял пятьдесят лет, в том числе тридцать лет в составе Политбюро и Президиума ЦК.
Я надеюсь, что Президиум ЦК даст мне возможность бороться в рядах партии, под руководством ее Центрального Комитета, за выполнение величественной программы развернутого строительства коммунизма в нашей Советской стране.
С коммунистическим приветом Л.М.Каганович
24 декабря 1967 года
ГЕНЕРАЛЬНОМУ СЕКРЕТАРЮ ЦЕНТРАЛЬНОГО КОМИТЕТА КПСС ТОВАРИЩУ БРЕЖНЕВУ Л.И.
Прошло пять с лишним лет, как я исключен из партии. За это время я обращался в Центральный Комитет с просьбой о восстановлении меня в партии:
1/У1-1962 года, 27/ХН-1964 года и в президиум XXIII съезда партии 29 марта 1966 года.
В настоящее время я вновь обращаюсь к Центральному Комитету партии с горячей просьбой — восстановить меня в рядах партии, за дело которой я боролся в ее рядах с 1911 до 1962 год.
Приближаются дни Великого торжества — Пятидесятилетие Октябрьской социалистической революции и Советского Государства. Я был активным борцом за победу Октябрьской революции, Советского строя и социализма.
Я знаю, что наряду с положительными делами в моей многолетней деятельности были и ошибки, но скажу, что на всех участках, где я работал и боролся по заданиям партии — и в дореволюционном подполье, ив 1917 году, в период подготовки и сверше-
ния Октябрьской революции, и на фронтах Гражданской и Отечественной войн, и в труде, и борьбе за построение социализма, на партийной и государственной работе, и в качестве члена Политбюро ЦК на протяжении 30 лет, — всюду я отдавал всего себя, всю жизнь и кровь свою, всю революционную энергию для обеспечения победы дела Ленина — дела моей родной Партии. Сегодня я, как Коммунист, вместе с Вами, со всем народом и рабочим классом, из среды которого я вышел, радуюсь и горжусь Великими победами социализма — коммунизма, которые достигнуты за 50 лет под руководством партии и ее Центрального Комитета.
Я обращаюсь к Вам и надеюсь, что Вы дадите мне возможность встретить радостный праздник пятидесятилетия Октябрьской революции Членом Коммунистической партии Советского Союза.
С Коммунистическим приветом Л.М.Каганович
25 марта 1971 года
ГЕНЕРАЛЬНОМУ СЕКРЕТАРЮ ЦЕНТРАЛЬНОГО КОМИТЕТА КПСС ТОВАРИЩУ БРЕЖНЕВУ Л.И.
Настоящим посылаю мое обращение в президиум XXIV съезда КПСС и прошу Вас передать его президиуму съезда. Как вы знаете, я посылал такое же письмо в президиум XXII съезда (если оно дошло), но ответа не получил.
Я очень прошу Вас, Леонид Ильич, помочь, чтобы на этот раз я получил положительный ответ на мою просьбу о восстановлении меня в правах члена партии.
С Коммунистическим приветом
Каганович Лазарь Моисеевич
19 февраля 1976 года
Уважаемый Леонид Ильич!
Я вновь вынужден беспокоить Вас по тяжкому для меня делу — вопросу о восстановлении меня в правах члена партии. Я написал обращение в Президиум XXV съезда КПСС и посылаю его Вам в надежде, что Вы не просто передадите его, а по существу поможете положительному его решению. Вы, Леонид Ильич, знаете меня много лет как руководящего деятеля партии и государства, который немало сделал для их укрепления и для победы социализма.
Вы хорошо знаете меня как, так сказать, «однополчанина» по Северо-Кавказскому и Закавказскому фронтам, где мы вместе воевали и где я пролил свою кровь за Родину, за партию, будучи раненным под г. Туапсе, героически устоявшим перед врагом.
Я с удовлетворением вспоминаю нашу работу по организации десанта на Малую землю и ваше письмо ко мне с Малой земли. Признаюсь, что я это вспоминаю сейчас не просто ради воспоминаний, а потому, что это дает Вам возможность вспомнить и напомнить еще об одной положительной стороне моей деятельности и тем самым облегчить удовлетворение моей просьбы.
Мне тяжко жить на склоне лет вне партии, которой я отдал свою жизнь, и я очень прошу Вашей помощи.
Я убежден, что восстановление в партии принесет пользу партии и ее ЦК.
С товарищеским приветом Л.М. Каганович
19 февраля 1976 года
В ПРЕЗИДИУМ XXV СЪЕЗДА КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ СОВЕТСКОГО СОЮЗА.
Настоящим обращаюсь к Вам с убедительной просьбой — восстановить меня в правах члена Коммунистической партии Советского Союза, в которой я состоял на протяжении 50 лет, из которых 35 лет в составе ЦК и 30 лет в составе Политбюро — Президиума ЦК КПСС.
С юных лет я отдавал все свои силы, всю свою жизнь моей родной, любимой Ленинской партии. В многолетней работе были у меня и ошибки, и малые и большие, но я прошу при общей оценке и при решении вопроса учитывать и ту большую положительную работу, которая была проделана мною для блага партии, рабочего класса и Советского народа. Эта многолетняя моя плодотворная партийная и государственная деятельность нашла официальное признание и высокую оценку высших партийных и государственных органов, достаточно привести два примера, чтобы убедиться в этом.
В ноябре 1943 года Президиум Верховного Совета СССР вручил мне следующий документ:
«Герою Социалистического Труда
тов. Кагановичу Лазарю Моисеевичу
За Ваши исключительные заслуги перед государством в деле обеспечения перевозок для фронта и народного хозяйства и выдающиеся достижения в восстановлении железнодорожного хозяйства в трудных условиях военного времени Президиум Верховного Совета СССР своим указом от 5 ноября 1943 года присвоил Вам звание Героя Социалистического Труда.
Председатель Президиума Верховного Совета СССР М.Калинин.
Секретарь Президиума Верховного Совета СССР А.Горкин.
Москва. Кремль. 20 ноября 1943 г.».
Разумеется, этот Указ был одобрен Политбюро ЦК. Можно сказать, что это-де было при Сталине, но вот второй факт, относящийся уже к ноябрю 1953 года, когда Первым секретарем ЦК КПСС был уже Хрущев Н.С., когда кроме старых членов Политбюро: Ворошилова, Молотова, Микояна, Кагановича, Маленкова, Булганина, Сабурова, Первухина, были уже в руководстве ЦК товарищи Брежнев, Суслов, Косыгин, Шверник и другие.
22 ноября 1953 года в «Правде» было опубликовано следующее приветствие «Товарищу Кагановичу Лазарю Моисеевичу.
Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза и Совет Министров Союза ССР горячо приветствуют Вас, верного ученика Ленина и соратника Сталина, в день Вашего шестидесятилетия.
Советский народ высоко ценит Ваши заслуги, как одного из выдающихся организаторов и строителей Коммунистической партии и Советского государства.
На всех постах партийной и государственной работы Вы с присущей Вам энергией отдаете все свои силы и знания делу строительства коммунизма в СССР. От всего сердца желаем Вам, наш друг и товарищ, наш дорогой Лазарь Моисеевич, многих лет здоровья и дальнейшей плодотворной работы на благо народов нашей Социалистической Родины, на благо коммунизма.
Центральный Комитет
Коммунистической партии
Советского Союза.
Совет Министров
Союза ССР».
В тот же день был опубликован Указ Президиума Верховного Совета СССР за подписью тов. Ворошилова о награждении Первого заместителя Председателя Совета Министров Союза ССР тов. Кагановича Л.М. «за выдающиеся заслуги перед Коммунистической партией и Советским народом» орденом Ленина.
Я привел эти факты отнюдь не для того, чтобы прикрыть мои ошибки, а для того, чтобы подчеркнуть мою просьбу к Вам — учесть мою плодотворную работу, получавшую официальное признание руководящих органов партии и правительства.
Я надеюсь, что когда вы это учтете, то вы придете к решению об удовлетворении моей настоятельной просьбы.
Всей своей душой я коммунист, марксист-ленинец, но для реализации этой идейно-политической убежденности я должен, как этого требовал Ленин, состоять в партийной организации.
Очень прошу Вас дать мне эту возможность. Не оставляйте
меня на склоне лет вне моей родной, любимой Ленинской партии, которой я отдал всю жизнь и готов отдать ее до конца дней своих.
С коммунистическим приветом Л.М. Каганович
11 февраля 1981 года
>
ГЕНЕРАЛЬНОМУ СЕКРЕТАРЮ ЦК КПСС ТОВАРИЩУ БРЕЖНЕВУ Л.И.
Уважаемый Леонид Ильич!
Посылаю мое письмо в президиум XXVI съезда КПСС, в котором я вновь прошу о восстановлении меня в рядах членов моей родной партии. Я все еще жду Вашей помощи и в этом.
С коммунистическим приветом Л.М. Каганович
20 июня 1984 года
Уважаемый Константин Устинович!
Посылаю письмо в Центральный Комитет с просьбой о восстановлении меня в партии.
Очень прошу Вас помочь в положительном решении этого решающего для моей жизни вопроса.
С уважением, Л. Каганович
ЦЕНТРАЛЬНОМУ КОМИТЕТУ КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ СОВЕТСКОГО СОЮЗА
Обращаюсь к Вам с просьбой — восстановить меня в рядах членов Коммунистической Партии Советского Союза, в которой я состоял с 1911 года.
Выполняя задания партии в большевистском подполье, а после победы революции на руководящей партийной и Советской работе, я отдавал все свои жизненные силы и энергию самоотверженной революционной борьбе за победу пролетариата, из среды которого я вышел, за победу партии, Советской власти и Социализма-Коммунизма.
Я сознаю и признаю, что в моей многолетней работе были серьезные ошибки и недостатки. Однако эти ошибки не могут, не должны затемнить то главное — положительное, которое преобладало в моей работе, в том числе в период моего пребывания в Политбюро ЦК на протяжении 30 лет. Я надеюсь, что Центральный Комитет
и его Политбюро учтут это при рассмотрении моей просьбы, учтут и то, что я был, есть и буду верным Марксистом-Ленинцем, боровшимся и борющимся со всеми видами оппортунизма, ревизионизма, догматизма и национализма — за Марксизм-Ленинизм, за победу социализма-коммунизма, за пролетарский Интернационализм. Восстановив меня в партии, Центральный Комитет даст мне возможность быть не просто и не только идейным коммунистом, а активно действующим партийцем, состоящим в определенной парторганизации, честно и дисциплинированно выполняющим обязанности члена партии, предусмотренные Ленинским уставом партии, активно борющимся за единство партии, за осуществление программы, решений Партии и ее ЦК по всем вопросам Марксист-ско-Ленинской теории, борьбы с буржуазной и мелкобуржуазной, оппортунистической идеологией, по вопросам внутренней и внешней политики, вытекающим из генеральной задачи, осуществляемой партией, усовершенствования развитого социализма и подготовки к постепенному переходу в высшую фазу коммунизма.
Еще раз прошу ЦК дать мне возможность завершить мой жизненный революционный путь в рядах моей родной коммунистической партии.
С коммунистическим приветом Л.М.Каганович
Р.5. На днях опубликовано Постановление Политбюро ЦК «О 40-летии победы Советского народа в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.». Как член Государственного Комитета Обороны с 1941 по 1945 год, как непосредственный участник войны на фронте, да к тому еще раненный на Туапсинском направлении Закавказского фронта, я, естественно, хочу праздновать этот праздник победы над Гитлеровским фашизмом как полноправный член партии, организовавшей и обеспечившей эту великую историческую победу Советского народа и его славной героической армии.
28 сентября 1986 года
ЦЕНТРАЛЬНОМУ КОМИТЕТУ КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ СОВЕТСКОГО СОЮЗА. ГЕНЕРАЛЬНОМУ СЕКРЕТАРЮ ЦК КПСС ТОВ. ГОРБАЧЕВУ М.С.
Уважаемые товарищи!
В августе 1985 года я послал письмо в ЦК с просьбой о восстановлении меня в рядах Коммунистической партии Советского
Союза, в которой я состоял с 1911 года, в том числе в составе Политбюро ЦК КПСС 30 лет.
Тяжко переживая пребывание вне рядов своей партии Ленина, я полностью сохранил свойственный истинному коммунисту партийный научный оптимизм и, главное — верность своей Марк-систско-Ленинской партии.
Оказавшись вне рядов партии, я внутренне идейно-политически жил жизнью партии, я радовался ее успехам и огорчительно переживал ее неудачи и недостатки. В последний период я вместе со всей партией с глубоким партийным удовлетворением воспринял подготовку и проведение XXVII съезда партии на высоком идейно-теоретическом уровне, в результате чегобылиприняты исторические, важные программные и политические решения съезда.
Большое значение для выполнения этих решений съезда имеют принимаемые ЦК и Совмином решения, которые своим практическим, новаторским и самокритичным характером и партийно-пролетарской требовательностью мобилизуют миллионные массы трудящихся для осуществления решений XXVII съезда нашей партии. Как и вся партия, я уверен, что это ведет к ускорению роста мощи нашей Родины и к новым Великим победам социализма и коммунизма.
Дорогие товарищи! Дайте мне возможность пожить остатки моей жизни Членом моей родной партии Ленина и принимать посильное участие в жизни партии.
С коммунистическим приветом Л.М. Каганович
ЧЕРНОВЫЕ ЗАМЕТКИ О БЕСЕДАХ Н.С. ХРУЩЕВА С ИНОСТРАННЫМИ ДИПЛОМАТАМИ
(КОНЕЦ 50-х - НАЧАЛО 60-х гг.)
В беседах Хрущева с представителями иностранных держав, в частности Соединенных Штатов Америки, в которых Хрущев распространялся насчет внутрипартийных событий июня 1957 года, он говорил:
— Антипартийная группа выступила против меня и других товарищей
— Она выступила против линии ЦК нашей партии
— Эта группа состояла из зазнавшихся людей
— Они были уверены, что их имена не могут быть отвергнуты
— Ворошилов, Молотов, Каганович и Маленков считали себя всесильными
— Правда, Маленков — это уже не та фигура, что три первых, за плечами которых было немало и хорошего
— Но они отстали от времени, неправильно понимали обстановку, неправильно расценивали перспективу.
Если разобрать эти утверждения Хрущева, то ясно станет, насколько они неверны, неправдивы. Во-первых, выступление было направлено против Хрущева, но не против других товарищей, и выступление это было не группы, а Президиума ЦК — его большинства. Во-вторых, неправдой является утверждение Хрущева, что это выступление было против линии ЦК нашей партии. Наоборот, именно для осуществления линии Ленинской партии и ее ЦК Президиум ЦК в своем большинстве выступил против извращения этой линии Хрущевым.
Чтобы прикрыть свои извращения, Хрущев отождествляет себя с Центральным Комитетом, с партией, а большинство Президиума ЦК, выступившее против Хрущева, отождествляет с группой, что является прямой подменой Президиума ЦК группой.
Эта подделка нужна Хрущеву для оправдания принятых мер против большинства членов Президиума ЦК, названного им группой, даже антипартийной. Известно, что в резолюции X съезда партии «О единстве партии» Ленин указал, что основными признаками антипартийной фракционности являются особая платформа со своими взглядами, направленными против партии, и наличие организованной, отдельной от партийных органов фракционной группировки со своей дисциплиной, со своими организованными собраниями и пропагандой против ЦК и т.д.
Нечего и говорить, что ничего, что-либо напоминающее'это, не было у Молотова. Ворошилова, Кагановича, Маленкова, Сабурова, Булганина, Первухина, Шепилова, составлявших большинство Президиума ЦК. Не было и нет не только никакой платформы, но каких-либо взглядов, противостоящих взглядам партии и ее ЦК. На заседании были нормальные споры, предусмотренные Уставом.
Ленин всегда требовал документов, фактов для подтверждения всяких словесных утверждений. Но никаких даже намеков на документы, факты, подтверждающие заявления Х[рущева] об антипартийной линии кого-либо из упомянутых товарищей, не было и нет. Наоборот, все речи, доклады, записки, вся практическая работа по всем вопросам и делам, которые им партия поручала, были полны ленинским содержанием и направлены на выполнение решений партии и ее Центрального Комитета вместе с рабочим классом, крестьянством, интеллигенцией, с которыми они были связаны. Ведь не случайно Хрущев нигде не приводил ни одной выдержки, ни одного документа, подтверждающего его утверждения об антипартийной линии искусственно «сконструированной» им группы Молотова, Кагановича, Маленкова, лишь редко, видимо из тактических соображений, упоминая Ворошилова, который тоже был против Хрущева. Вся партия и советский народ читали доклады, речи этих товарищей и знают из их практической деятельности об их огромной работе под руководством ЦК по выполнению решений съездов партии, в том числе и XX съезда, и Центрального Комитета: по улучшению партийной и государственной работы, по повышению материального и культурного уровня жизни рабочих, колхозников и всех трудящихся, по ликвидации нарушений революционной законности, по внедрению ленинских норм партийной и советской жизни, по разрядке международной напряженности и борьбе за мир, по укреплению обороноспособности нашей Родины.
Вся эта линия и работа была единой линией и работой партии, ее ЦК, его Президиума, в составе которого долгие годы состояли указанные товарищи. Поэтому чудовищными выглядят выдумки Хрущева, отделяющие, противопоставляющие их Президиуму ЦК. Само собой разумеется, у этих товарищей были и ошибки, но ведь недаром даже Хрущев вынужден в тех же беседах с иностранцами признать, что за плечами этих товарищей было немало хорошего.
Утверждение Хрущева о том, что «группа» состояла из зазнавшихся людей, является простоватой хитростью, желанием свалить с больной головы на здоровую, приписать критикующему то, в чем его самого упрекают (ведь именно его, Хрущева, на Президиуме ЦК обвиняли в зазнайстве). Это же относится к его словам о том, что Молотов, Каганович, Ворошилов и Маленков считали себя всесильными и были уверены, что их имена не могут быть отвергнуты, но ведь именно он, Хрущев, возомнил себя всесильным и начал третировать членов Президиума ЦК, в том числе Ворошилова, Молотова, Кагановича и Маленкова, Булганина и других, в конце концов довел свое наступление до «победного» конца. Именно для оправдания этой его агрессивности он и говорил о всесилии антипартийной группы.
Утверждая голословно о существовании группы, Хрущев бесстыдно умалчивает о том, что после критики в его адрес товарищей Маленкова, Кагановича и Молотова, он, Хрущев, на заседании Президиума (до Пленума ЦК) благодарил членов Президиума, в том числе и упомянутых товарищей, за критику и обещал, соответственно, исправить свои ошибки и недостатки.
Совершенно ясно, что легенда об «антипартийной группе» выдумана Хрущевым для оправдания своих неленинских методов руководства, сколачивания своей фракционной группы и колебаний в сторону оппортунизма.
Хрущев пытается придать обвинению товарищей в создании «антипартийной группировки» общий принципиальный — политический характер, сочинив за них «платформу». Сказав о том, что за плечами Ворошилова, Молотова и Кагановича было немало хорошего, он тут же разразился обобщающей тирадой, противоречащей историческим фактам, свидетельствующим об обратном. Хрущев изрекает свой «приговор», игнорируя факты.
Из истории известно, что указанные товарищи отличались прежде всего тем, что они были верными марксизму-ленинизму, никогда не воспринимали революционную диалектику как флю-герство, не держали, как говорят в народе, нос по ветру, не качались от ленинизма к троцкизму, как это было, например, у Хрущева в первой половине 20-х годов.
Я не хочу сказать, что Хрущев всегда и во всем противостоял ленинской линии, но он, как эксцентрик (хотя и не законченный и, вероятно, даже не знавший точного значения этого слова) и как незакаленный коммунист, стремился к тому, чтобы все признали в нем «новатора», хотя зачастую это новое было ложкой дегтя в бочке меда. Воспринимая, в общем, бочку меда, он вносил свою Хрущевскую ложку дегтя, а часто больше ложки, чем портил всю признаваемую им бочку меда. Он всегда стремился «булькнуть» что-либо такое, чтобы отличиться от других.
Не знал Сталин, что, приближая к себе «Микиту» с его «бульканьем», тот «булькнет» о Сталине после его смерти такое, что превзойдет даже намного Опанаса с его топорами и прорубью.
На Украине рассказывают про одного «дюже розумного» Опанаса, который занимался тем, что придумывал новое. Вот раз ночью он будит жену и говорит ей: «Танько, вставай, придумал я нове: коли з1браты з всього села топори, да вырубить проруб в р1чке, да кинута ш топори в ту проруб, ось булькне, аж на все село чутко буде». Между прочим, сам Хрущев рассказывал это Сталину, и Сталин, когда приходил Хрущев, часто встречал его словами: «Ну, скажи, Микита, что сегодня булькнет». Своим «бульканьем нового» Хрущев угощал ЦК слишком часто, иногда даже удачно, но в значительной части неудачно и надоедливо. Можно было бы привести немало фактов, когда члены Президиума, в том числе Молотов, Каганович, Ворошилов, Маленков, Булгании и другие, вступали в спор с сомнительными предложениями — «новшествами». Но, к сожалению, часть из них проходила. Например, хрущевские новшества в севооборотах, с отменой известной теории Вильямса о севооборотах, дорого обошлись нашему сельскому хозяйству.
Даже хорошие дела, за которые Хрущев правильно ратовал, часто из-за перебарщивания Хрущева приводили к отрицательным результатам (например, кукуруза). Он, конечно, не был новатором в этом деле. Заслуга Хрущева в том, что он правильно заострил эту важную задачу. Но он ее довел до абсурда своими требованиями насаждать кукурузу всюду, чем срывал распространение ее посева там, где это выгодно и возможно. К сожалению, и теперь кукуруза если не в загоне, то не в должном почете, а зря.
Далее Хрущев в тех же беседах с иностранцами распространяется о Сталине и связанных с этим обвинениях в адрес сконструированной им «антипартийной» группы.
«Мы, — сказал Хрущев, — говорим: так, как было при Сталине, не может и не должно продолжаться. Они (т.е. группа) отвечали: так было, так и будет. Мы говорили: так было, но так не будет. Тогда они заявили: мы вас удалим. А наша партия, наш народ взяли и удалили их самих».
Так, претендуя на прасольское остроумие, на деле невежественно-упрощенчески-пасквильно изображает Хрущев дело и подносит это в вульгарном, бульварном, буржуазно-фельетонист-ском стиле и духе. Главное, конечно, в том, что это — неправда.
Президиум ЦК, в первую очередь Молотов, Ворошилов, Каганович, Маленков, Булганин говорили: нужно ликвидировать все отрицательное в методах и системе управления, в первую очередь ликвидировать беззакония, репрессии, наказывающие невинных людей. Но это не значит — отменить все положительное, хорошее, что было при Сталине. Ведь при Сталинском руководстве были Великие, революционные творческие дела: борьба с внутренним и внешним врагами революции, Советской власти и победа над ними; были Великие пятилетки, которые народ называл «Сталинские пятилетки», социалистической индустриализации и коллективизации, гигантского развития культуры, науки и подъема материального благосостояния народа. Выполняя заветы Великого вождя — Ленина, героическим трудом миллионов под руководством партии, опираясь на все эти завоевания, достижения социалистического строя, была обеспечена и достигнута под непосредственным руководством Сталина величайшая в истории Победа в Отечественной войне над гитлеровским фашистским империализмом. После войны советский народ при Сталинском руководстве совершил второй, после военного, подвиг — восстановления невероятно разрушенного хозяйства, городов и сел; послевоенные пятилетки заложили основы нового гигантского развития хозяйства нашей Родины на базе новой техники.
Ведь и атомная бомба, которая была и есть ответом на атомно-ядерные угрозы американского империализма, была создана нашими рабочими, учеными и инженерами при Сталинском руководстве. При всем этом Великом положительном были противозаконные и отрицательные ошибки, недостатки, беззакония, которые партия осудила. Но не все, что было при Сталине — и Великое положительное, — нужно отвергать. Такая постановка вопроса выгодна врагам социализма, она облегчает буржуазии новое наступление на нашу партию, на Советский Союз, на социализм.
Отбрасывая все, что было при Сталине, Хрущев невольно помогает наступлению врагов на все то дорогое для народа, что было достигнуто усилиями народа при Сталинском руководстве.
Да, народ, рабочие, партия и руководящие работники видят и смело критикуют ошибки, недостатки, противозакония. Но они не допускают подмены, подрыва всего Великого, созданного при Ленине, а после него — при Сталине. Нельзя забывать, что народ, партия и ветераны войны и труда — не Иваны, не помнящие родства, они хорошо помнят, как наши герои-солдаты шли на смерть в атаки на гитлеровцев с богатырским, самоотверженным кличем: «За Родину! За Сталина!» Точно так же рабочие, колхозники, интеллигенция самоотверженно, героически работали в тылу под руководством партии с именем Сталина на устах.
У Сталина были серьезные ошибки и недостатки, за это партия и народные массы критикуют его и других членов Сталинского руководства, но, критикуя, они не позволят никому позорить Сталина и Сталинское руководство и отказываться от всего того, что так дорого Советским людям — от достижений социализма, связанных с именем Сталина, который отдал всю свою жизнь борьбе за интересы рабочего класса и крестьянства, за победу марксизма-ленинизма.
Многие перегибы, репрессии и беззакония были вызваны острой борьбой, которую вели внутренние и внешние враги Советского народа. В борьбе с ними были допущены грубые ошибки, когда пострадали и невиновные. Но в этом виноват не один Сталин. Нельзя легкомысленно и бравурно выступать сегодня разоблачителем Сталина, да еще хвастая этим, и получать одобрения, адресуемые Хрущеву и Микояну, которые самодовольно принимают эти одобрения на свой счет, умалчивая при этом свою долю вины за это. Ведь тот же Хрущев, который сегодня выступает в роли благодетеля, на XVII съезде говорил: «Классовая борьба не прекращается, и мы должны... мобилизовать силы партии, силы рабочего класса, органы диктатуры пролетариата для окончательного уничтожения классовых врагов, всех остатков правых и «левых» и всяких других оппортунистов, которые хотят затормозить наше дальнейшее успешное движение вперед».
Хрущев, как и мы все, поддерживал репрессивные меры против «троцкистско-бухаринских врагов народа». Можно допустить в новых условиях выступления по-новому, но, во-первых, — соблюдать меру, не отбрасывая и не подменивая отрицательным все Великое, положительное, что сделал Сталин для партии, для Родины нашей. Во-вторых, нельзя спекулировать на ошибках и хвастать своей «храбростью», приписывая все себе и выгораживая себя из всего окружения Сталина, которое несет, конечно, и свою долю ответственности.
Нужно по марксистско-ленински, научно-исторически подходить к той борьбе, которую вели партия и Советский народ с внутренними и внешними врагами нашей Социалистической Родины, учесть уроки, раскрывая ошибки и беззакония, когда наряду с истинными врагами пострадали и невинные люди.
Так именно поступил Президиум ЦК, по инициативе которого была создана комиссия для изучения и расследования дел всех репрессированных, чтобы провести амнистию и сделать общие выводы, доложить их Президиуму и специально созванному Пленуму ЦК. Президиум ЦК признал необходимым глубоко, политически принципиально выявить не только факты, но и разъяснить партии и народу все то отрицательное, что было в прошлом и что нельзя допустить впредь. Это было доделано после XX съезда принятием обстоятельного марксистско-ленинского постановления ЦК 26 июня 1956 года — «О преодолении культа личности и его последствий». Это постановление было принято единогласно, в том числе Молотовым, Кагановичем, Ворошиловым, Хрущевым, Маленковом, Булганиным, Микояном, Первухиным, Сабуровым и другими. Это постановление подняло весь вопрос на идейно-политическую высоту, внесло живую, оздоровительную струю в работу партии по разъяснению ошибок прошлого, недопущения их впредь, сохраняя и укрепляя мощь Советского Государства и единства партии.
Сталин талантливо и самоотверженно продолжал дело Маркса и Ленина. Именно благодаря своей верности их гениальному учению, их стратегии Сталин стал великим вождем советских народов. Лгут и клевещут на партию нашу, на наш великий советский народ классовые враги и их лакеи, будто из страха многомиллионный народ восхвалял, воспевал Сталина. Рабочий класс, колхозное крестьянство, советская интеллигенция, в том числе советские ученые, всеми своими чувствами преданные Родине, ее новому социалистическому строю, ощущали своим сознанием, были уверены, что партия, ЦК и Сталин обеспечивают своей Ленинской линией, своим руководством сохранение, защиту от империалистов, закрепление завоеваний Советского строя, Великой Октябрьской социалистической революции, дальнейшее продвижение социализма вперед, к победе коммунизма.
Даже те, кто не читает многотомные истории, хорошо знали и знают, помнили и помнят основные вехи нашей тяжелой, кровавой борьбы под руководством Ленина за новую жизнь и роль Сталина в этой борьбе.
Сталин был верным учеником и соратником Ленина на протяжении всей истории партии: в годы тяжелого царского подполья, борьбы рабочих с капиталистами, крестьян с помещиками, самоотверженной революционной борьбы с царскими властями, борьбы с меньшевиками, эсерами, националистами, анархистами и всякого рода оппортунистами, подрывавшими силы борющегося революционного пролетариата.
После свержения царского правительства в борьбе с буржуазным правительством, загнавшим Ленина в подполье, Сталин, замещая Ленина, выступил с докладом на VI съезде партии и вместе со Свердловым и другими руководил подготовкой к Великой Октябрьской социалистической революции, совершенной рабочими и солдатами под гениальным руководством Ленина.
В тяжелые годы гражданской войны Сталин беспрерывно направлялся ЦК на все главные фронты как руководитель военных Советов фронтов. Партия и народ знают его важную роль в победе над Деникиным, Юденичем и Колчаком.
После победоносного окончания гражданской войны под руководством нашего гениального Ленина Сталин помогает Ленину как член Совета Труда и Обороны, как нарком госконтроля, как нарком по национальным делам и как член Политбюро ЦК: в разработке и осуществлении новой экономической политики, решении новых трудных задач восстановления разрушенного войнами народного хозяйства, в руководстве партией, ее борьбе с поднявшими голову троцкизмом и другими оппозиционными группами и фракциями, выступавшими как организованная сила со своими платформами против ЦК, против Ленина, грозившие расколом партии, и ее развалу, предотвращенному Лениным при помощи Сталина.
В самый тяжкий для партии момент смерти вождя, создателя партии — Ленина, Сталин оказался тем членом Политбюро, вокруг которого сплотилось большинство партии, ЦК, ЦКК для продолжения политики Ленина и выполнения его заветов. Разве народ, партия может забыть Великую клятву, которую они дали устами Сталина у гроба любимого умершего учителя, отца партии — Ленина? Эта клятва стала на многие годы святым обязательством десятков миллионов в их героическом труде и борьбе за построение социализма, за укрепление Советского многонационального государства, созданного Лениным, — Великого Союза Советских Социалистических Республик.
После смерти Ленина перед партией встала новая большая опасность — троцкисты и другие оппозиционеры, присоединившиеся к ним зиновьевцы-каменевцы, затем правые уклонисты — рыковцы и бухаринцы, которые толкали партию на отказ от строительства социализма. Под разными правыми и левацкими объяснениями природы НЭПа они фактически проповедовали расширение рамок НЭПа — развитие буржуазных отношений, распространив это и на отношение к иностранной буржуазии. Это означало гибель всех завоеваний Октябрьской социалистической революции.
Потеря Ленина, который с его Великим авторитетом мог бы легче справиться со всеми этими уклонистами, фактически враждебными социализму, усугубляла опасности и для партии, и для социализма, и для самого существования Советской власти. И вот в этот момент великим счастьем для партии оказалось то, что среди членов Политбюро выделился Сталин, который, несмотря на свои недостатки, имел преобладание положительных качеств над недостатками. Его теоретическая, идейно-принципиальная стойкость, верность марксизму-ленинизму, глубокое знание и понимание стратегии и тактики Ленина, организаторский талант, умение сплачивать людей как на идейной, так и на деловой, практической основе, которые были признаны партией, народом, ЦК, сделали именно его тем человеком, который вместе с Ленинским ядром партии возглавил дело Ленина, осуществление его заветов по построению социализма в СССР.
Однако проведение политики Ленина без Ленина встретило гораздо большее сопротивление троцкистов и других оппозиционеров, чем это было при Ленине. Противники Ленинской политики вели ожесточенную борьбу против нее, нападая прежде всего на ЦК, на Сталина и сплотившегося вокруг него ленинского ядра — старых большевиков. Из истории партии известно фракционное коварство той борьбы, какую развернули троцкисты и им подобные. Но им противостояла сила Ленинского руководства ЦК, возглавляемого Сталиным, достойным продолжателем дела Ленина. И партия победила!
Враги и клеветники изображают проходившую борьбу как простую, пошлую борьбу за личную власть. Это наглая ложь. На деле это была борьба за социализм, за интернационализм, против обуржуазивания государства и даже самой партии, за ведущую роль пролетариата и старой Ленинской гвардии, за укрепление партии, ее социального состава для обеспечения успеха борьбы с НЭПманством, буржуазными и кулацкими элементами, за наступление социализма по всему фронту, за укрепление международных позиций нашего Советского государства пролетарской диктатуры, за укрепление интернациональных позиций нашей Ленинской партии в мировом рабочем и коммунистическом движении. Борьба была сложной и острой. Сталин терпеливо, стойко контратаковывал наступавший троцкизм. Лгут клеветники, будто Сталин путем только административных мер и «в ускоренном порядке» расправлялся с троцкистами и иными оппозиционерами. Наоборот, Сталин и весь ЦК, ЦКК вели продолжительную идейно-принципиальную борьбу с ними, надеясь на отход если не большинства, то части от них. Ведь это факт, что 15 лет партия и ее ЦК терпеливо боролись с оппозицией, пока к ним не были применены государственные меры, репрессии, вплоть до судебных процессов и расстрела. Это было уже тогда, когда оппозиционеры стали на путь диверсий, вредительства и террора, даже шпионства. До их полного разоблачения они даже выступали на собраниях, конференциях (помню выступления Сокольникова и других на Московской партийной конференции в 1934 г.). Ведь это факт, что Троцкий, Зиновьев, ведя оппозиционную борьбу, оставались членами Политбюро в течение нескольких лет, пока они открыто не организовали в 1927 году свою антиправительственную демонстрацию в день 10-й годовщины Октябрьской революции. Помню, когда мы, более молодые ЦеКисты, например Каганович, Киров, Микоян, спрашивали Сталина, почему он их терпит в Политбюро, он нам отвечал: «С таким делом торопиться нельзя. Во-первых, может быть, они еще остепенятся и не доведут нас до необходимости исключения как крайней меры, во-вторых, надо, чтобы партия поняла необходимость исключения».
Партия, рабочий класс, революционные массы народа, переживая боль утраты Ленина, преодолевая трудности жизни в условиях ликвидации хозяйственной разрухи, видели, как руководство партии во главе со Сталиным достойно и последовательно продолжает дело Ленина, возглавляет их в самоотверженном героическом труде по восстановлению разрушенного хозяйства и осуществляет Великие Ленинские планы электрификации страны, ее индустриализации, коллективизации для успешного построения социализма в нашей, окруженной капиталистами, Советской стране.
Рабочий класс, революционное крестьянство, Советская интеллигенция видели, что эти великие задачи социалистического строительства осуществляются в трудной борьбе с внешними империалистическими враждебными силами, с внутренними силами возрождавшейся в условиях НЭПа буржуазии, все еще надеющейся на реставрацию власти капитала в России, в СССР, предпринимающей отчаянные шаги по возрождению бандитизма, насаждению шпионства, организации диверсий, террора и тому подобных антисоветских контрреволюционных действий.
В этой борьбе с Советским государством и партией им помогали и контрреволюционные силы части мелкой буржуазии, сопротивлявшейся строительству социализма.
Истинные марксисты-ленинцы видели и по-марксистски понимали, что все это находит свое политическое выражение не только в контрреволюционном меньшевизме, эсеровщине, но и внутри нашей партии в лице меньшевиствующего троцкизма, с которыми сомкнулись зиновьевцы, каменевцы, а также иных оппозиционных групп, выступающих под громкими, но фальшивыми флагами и именами: «Рабочей оппозиции», «Демократического централизма», а затем и вовсе без маскировочного наименования (как в деле правоуклонистской, кулацкой бухаринско-рыков-ской фракции). Борьба со всеми этими группами и фракциями была более трудна, чем с прямым меньшевизмом и эсеровщиной, потому, что, во-первых, они были внутри самой партии, а во-вторых, среди них были и честные, просто уклонившиеся от ленинизма люди. Но борьба была исторической необходимостью — как с вольными, активными врагами ленинизма, так и с невольными их пособниками. Рабочие и революционный народ это понимали и потому поддерживали партию, ее ЦК, Сталина в этой борьбе.
Это была борьба с «пятой колонной» пришедшего к власти в Германии гитлеровского фашизма, готовившего войну против Страны Советов. Сегодня можно, больше чем когда-либо, сказать, что в победе в Отечественной войне над врагом человечества — над немецким фашизмом — эта политическая борьба и уничтожение его «пятой колонны» в СССР сыграла величайшую историческую роль.
Партия и советские народы это чувствовали своим классовым революционным инстинктом и сознанием патриотов Родины и революционных интернационалистов, а потому поддерживали Центральный Комитет и правительство во главе со Сталиным в этой тяжелой борьбе.
Классовые враги, особенно продажные агенты империализма, клеветнически изображают, будто все эти враждебные социализму своры бандитов, шпионов, диверсантов якобы придуманы Сталиным для истребления своих личных врагов. Это идеологическая диверсия империалистов.
Им, к сожалению, пусть невольно, но фактически помогают те «разоблачители» «культа личности Сталина», которые вместо честной партийной критики имевших место ошибок спекулятивно, сенсационно, по-мелкобуржуазному раздувают демагогическую кампанию в нашей партии и в массах. Они игнорируют исторические условия того времени — остроту борьбы с врагами Советского Союза. Они сводят все причины извращений и ошибок в этой борьбе к Сталину, к его личным отрицательным качествам. Они игнорируют главное — объективную историческую необходимость этой борьбы, к которой, к сожалению, присоединились причины субъективного характера. Это относится не только к Сталину, но и к другим участникам Сталинского руководства ЦК и правительства, в том числе и Молотову, Ворошилову, Кагановичу, Маленкову, и тем, кто сегодня выступает в роли «невинных» героев-разоблачителей, — Хрущеву, Микояну, Швернику и другим.
Неверно, будто Молотов, Ворошилов, Каганович, Маленков и другие отрицают ошибки Сталина. Но они, в отличие от Хрущева и поддерживавших его товарищей — Микояна, Шверника, считают, что у Сталина преобладало Великое, положительное во всей его исторической революционной партийной деятельности. Они считают, что опыт и уроки Великой, действительной, не искусственно раздутой исторической деятельности Сталина по руководству партией, Советским народом всех национальностей после гениального Ленина на протяжении 30 лет — это Великий Капитал партии, не только исторический, а действующий, как и весь опыт марксизма-ленинизма. К этому Великому Капиталу — опыту Сталина нельзя относиться бесцеремонно, по-мелкобуржуазному.
Старые большевики в Президиуме ЦК говорили: мы должны критиковать, отменить и не допускать впредь все то отрицательное, что допускалось в практике Сталина и сталинского руководства и по объективным, и по субъективным причинам. Это вредно для нашего продвижения вперед на пути к коммунизму. Но мы не
должны выбрасывать Великий опыт Сталина и всех нас, опыт и уроки борьбы с внутренним и внешними врагами социализма, которые могут еще появиться, повторить опыт гитлеровского фашизма и «пятой его колонны», которая разгромлена, но может возродиться. Сталин и его Великий опыт принадлежат партии, Советскому государству, Советским народам и их передовому авангарду — рабочему классу, который в современных условиях нашего Советского государства сохраняет, должен сохранить свою руководящую роль ГЕГЕМОНА.
Никому не удастся отнять у нас Сталина, которого они глубоко чтили, уважали, приветствовали, выражая ему свою преданность и любовь в письмах (в том числе от Украины — «Рщному батьку Сталину», в сочинении которых участвовал и которые переписывал Хрущев).
Никому не удастся выключить из истории Великой борьбы народов СССР и партии Великого Сталина как талантливого соратника Ленина, признанного Великого вождя партии, Советских народов, полководца Советской армии — революционного теоретика и практика мирового рабочего и коммунистического движения. Критикуя ошибки Сталина и не допуская их повторения, мы оставляем на вооружении нашей Родины и партии весь его богатый опыт и уроки борьбы за победу коммунизма.
По поводу публикации «Осторожно: сионизм!»
ПИСЬМО Л.М. КАГАНОВИЧА ПРЕДСЕДАТЕЛЮ
ГОСКОМИТЕТА ПО ПЕЧАТИ ПРИ СОВЕТЕ
МИНИСТРОВ СССР Н.А. МИХАЙЛОВУ
24 марта 1969 года
Я обращаюсь к вам с настоящим письмом в связи с тем, что в изданной в 1969 г. Политиздатом книге Юрия Иванова «Осторожно: сионизм!» в III разделе на стр. 76 напечатано:
«В город Гомель 16 июня 1914 года Л. Кагановичу, проживающему на Генеральской улице, дом № 11, был прислан список доходов Всемирной сионистской организации за 1913 год в немецких марках».
Поскольку это ко мне — Лазарю Моисеевичу Кагановичу — не имеет абсолютно никакого отношения, я мог бы не беспокоить ни себя, ни тем более Вас.
Но, к сожалению, отдельные читатели, особенно молодые, не знающие моей биографии, смущены этим совпадением фамилий и первой буквы имени.
Если бы они были знакомы с моей биографией, то они знали бы, что Лазарь Моисеевич Каганович не проживал в 1914 году в Гомеле, а с юных лет до 1915 года безвыездно проживал в городе Киеве, где работал и вел подпольную партийную работу в Киевской партийной большевистской организации, а в 1916 году работал в городе Екатеринославе под фамилией Стомахин и в Донбассе под фамилией Кошерович и, разумеется, активно боролся с сионизмом, как со всеми врагами коммунизма.
В город Гомель Л.М. Каганович приехал впервые в жизни в августе 1917 года как член Всероссийского бюро военных организаций при ЦК РСДРП(большевиков), тогда же он был избран председателем Полесского Комитета партии большевиков.
Эти факты не могут быть, конечно, затемнены случайным совпадением фамилий и первой буквы имени. Однако для того, чтобы не смущать некоторых читателей этим совпадением фамилий, а главное — не дать нашим врагам-сионистам возможности спекуляции фамилией человека, который 30 лет был в составе Политбюро и Президиума Центрального Комитета большевистской партии и членом Советского правительства, необходимо дать известное разъяснение.
Прошу Вас, Николай Александрович, найти форму такого разъяснения от издательства в одном из журналов и при выпуске второго издания книги.
С коммунистическим приветом
Герой Социалистического Труда
Лазарь Моисеевич Каганович
ЗАПИСЬ Л.М. КАГАНОВИЧЕМ ЕГО ТЕЛЕФОННОГО РАЗГОВОРА С Д.Н. СОЛОВЬЕВЫМ
1969 год
2 июня 1969 г. мне позвонил, по поручению Председателя Государственного Комитета по делам печати при Совете Министров Союза ССР т. Михайлова, товарищ Соловьев Дмитрий Николаевич.
Тов. Соловьев сказал: «Лазарь Моисеевич! По вашему письму товарищу Михайлову мы рассмотрели вопрос с Политиздатом и пришли к выводу, что никакого разъяснения давать не следует. Никто к нам не обращался с этим вопросом об этом совпадении фамилий, и всякое разъяснение может только привлечь внимание к этому».
Я ему ответил: «Возможно, что это и так, и я благодарен вам и товарищу Михайлову за ответ на мое письмо, но Ваш звонок меня не удовлетворяет. Хотя это действительно простое совпадение фамилий и упомянутый человек никакого отношения ко мне не имеет, нельзя ограничиться простым устным разъяснением потому, что, во-первых, молодые читатели могут иметь сомнения, и, во-вторых, может ведь быть второе издание». Соловьев сказал, что 2-го издания не предвидится. Тогда я сказал, что оно, это 2-е издание, может быть и потом, даже тогда, когда меня уже не будет (я ведь старше вас).
«Но какое же разъяснение мы, — сказал Соловьев, — можем дать?» Я ответил: «Это вам, специалистам-издателям, виднее. Должно же Политиздательство и автор дать объяснение товарищу Михайлову по поводу допущенной ими, мягко выражаясь, неосторожности с приведенным фактом. Фамилия-то сама по себе все-таки звучная. Почему, например, они не привели отчество этого человека? Ведь наверняка в учреждении, из архивов которого взята эта выдержка, было отчество». На замечание Соловьева, что этого не бывает, я ему ответил, что на одной странице до этой выдержки приводится отчество другого такого же «деятеля» и даже указана профессия.
Соловьев сказал: «Я не знаю, как они там книжку писали, и сказать вам не могу». В заключение я указал еще раз, что благодарю его и т. Михайлова за этот звонок-ответ, но прошу прислать письменное разъяснение Политиздата.
ПИСЬМО Л.М. КАГАНОВИЧА МИНИСТРУ ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ СССР А.А. ГРОМЫКО
31 мая 1982 года
Уважаемый Андрей Андреевич!
Пишу Вам по небольшому делу, но имеющему отношение к Вашему ведомству.
Дело в том, что некий господин Каган-Каганович из Нью-Йорка прислал мне письмо, в котором пишет, что он обратился в Посольство СССР в Вашингтоне с просьбой о выдаче ему визы для поездки в Москву и что Посольство «имеет намерение... благосклонно решить этот вопрос». Обосновывает он свою поездку в Москву тем, что он якобы является моим племянником, и желанием повидаться со мной.
Для того чтобы товарищи в посольстве не впали в заблуждение, сообщаю: никакого племянника Кагана-Кагановича в Америке у меня нет.
Судя по тому, что эту свою выдумку сей Каган «подкрепляет» грубой ложью, будто он, будучи в Москве, якобы был у меня и даже беседовал об издании им книги обо мне, — он является личностью, по меньшей мере не заслуживающей никакого доверия. Так что если бы ему и была выдана виза в Москву — я его, конечно, не приму, так же как никогда его раньше не принимал и не видал его до сих пор.
Наша большевистская партия научила нас быть бдительными.
С коммунистическим приветом и глубоким уважением
Л.М. Каганович
ОТДЕЛЬНЫЕ ЗАМЕТКИ О ЛИЧНОСТИ ХРУЩЕВА
Конец 80-х годов
Считаю необходимым ответить на вопрос, который мне некоторые товарищи задают, а некоторые даже критикуют меня за то, что я был главным, кто выдвигал Хрущева в течение ряда лет.
Как секретарь ЦК я ведал работой по кадрам и выдвигал многих способных людей, особенно из рабочей среды. С Хрущевым дело обстояло так. В 1925 году я как вновь избранный Генеральный секретарь ЦК Компартии Украины выехал из Харькова в центр нашей индустрии — Донбасс, в первую очередь в Юзовку, где я работал в подпольной организации до революции. После посещения ряда шахт, заводов, деревень и районов я участвовал в окружной партийной конференции. Во время конференции ко мне подошел делегат конференции товарищ Хрущев. Он мне сказал: «Вы меня не знаете, но я Вас знаю, Вы приезжали к нам... в начале 1917 года как товарищ Кошерович. Вот я к вам обращаюсь по личному вопросу: мне здесь тяжело работать. Дело в том, что в 1923 и 1924 годах я поддерживал выступления троцкистов, но в конце 1924 года понял свою ошибку, признал ее и меня даже избрали секретарем райкома. Но мне все время об этом напоминают, особенно из Ок-ружкома товарищ Моисеенко. Вот меня наша делегация выдвинула в президиум конференции, а меня отвели. Видимо, мне здесь не дадут работать. Вот я и прошу Вас как Генерального секретаря ЦК КП(б) Украины помочь мне и перевести меня в другое место».
Хрущев произвел на меня хорошее впечатление. Мне понравилось его прямое признание своих ошибок и трезвая оценка его положения. Я ему обещал по приезде в Харьков продумать, куда его перевести. Вскоре мне мой помощник доложил, что вот, звонит с вокзала приехавший из Донбасса товарищ Хрущев и просит Вашего приема.' Я сказал: пусть приедет. Я его сразу же принял. Помню, как он благодарил за то, что я его сразу же принял. «Я, — сказал он, — думал, что придется долго ждать».
Заметив, что он бледен, я спросил: «Вы, вероятно, прямо с поезда и голодны». Он, улыбнувшись, сказал: «Вы, видать, догадливый человек, я действительно давно не ел». — «Тогда Вы покушайте, а потом будем говорить».
Подали чай и бутерброды, которые он аппетитно ел. Я его спросил: «Что, если мы Вас сейчас возьмем в ЦК на положение инструктора орготдела ЦК, а потом посмотрим, может быть, и откроется возможность местной работы». — «Это, — сказал он, — даже слишком много для меня, сразу в Харьков и в аппарат ЦК, но раз Вы такое мнение выразили, то я, конечно, очень благодарен ' за такое доверие и, конечно, согласен».
После некоторого времени я увидел, что он работник способный, и, узнав, что в Киевском окружкоме нужны свежие люди, мы направили его в Киев как инструктора ЦК, и там его избрали заведующим орготдела окружкома. Там он проработал до 1929 года.
В это время я уже работал опять в Секретариате ЦК ВКП(б) в Москве. И вот в 1929 году мне опять докладывают, что вот из Киева приехал товарищ Хрущев и просит приема. Я его принял без задержки. Просьба его заключалась в том, что он просил поддержки для поступления в Промакадемию имени Сталина. «Я, — сказал он, — учился на рабфаке, но не кончил, взяли на партработу, а теперь вот очень хочу доучиться в Промакадемии. Меня могут на экзамене провалить, но я очень прошу Вашей помощи — дать мне льготу, я догоню». В Промакадемии было больше всего хозяйственников, которых тоже частично принимали с льготами по экзаменам, и я, посоветовавшись с товарищами Куйбышевым и Молотовым, позвонил по телефону и просил принять товарища Хрущева в Промакадемию.
Когда я уже был избран в 1930 году секретарем Московского Комитета партии по совместительству с Секретарем ЦК, мне пришлось заниматься ячейками Промакадемии — там было неблагополучно. Выехав в ячейку на актив, я услышал многочисленные выступления о неудовлетворительной работе бюро ячейки и его секретаря. Выступал и Хрущев. Посоветовавшись с райкомом, мы выдвинули секретарем ячейки товарища Хрущева. В это время борьба с правым уклоном обострилась, и Хрущев показал себя хорошо в борьбе с ним. На районной конференции Бауманского района был переизбран райком и секретарем райкома был избран товарищ Хрущев. Через некоторое время выявилась необходимость в новом секретаре более крупного района — Краснопресненского, и мы решили выдвинуть товарища Хрущева секретарем Краснопресненского райкома. Через некоторое время, когда понадобился второй секретарь МК, я как первый секретарь выдвинул товарища Хрущева, а потом Хрущев был выдвинут первым секретарем Московского городского комитета партии (МГК тогда входил в состав области, поэтому Хрущев оставался и секретарем МК).
Помню, когда я советовался с товарищем Сталиным по этому вопросу, я рассказал ему о Хрущеве, что он хороший работник, и о троцкистской стезе Хрущева в 1923-1924 годах. Товарищ Сталин спросил: «А как он, изжил эти ошибки?» Я ответил: «Не только изжил, но активно с ними борется». —«Ну тогда, — сказал Сталин, — выдвигать, тем более что он работник хороший». Помню, когда я потом обедал у него дома, Сталин спросил жену (она тогда тоже училась в Промакадемии): «Надя, это тот Хрущев из Промакадемии, о котором ты мне говорила как о хорошем работнике?» — «Да, — ответила она. — Он хороший работник». Потом вызвали тов. Хрущева на заседание Секретариата ЦК, и тов. Сталин сказал: «Что касается вашего греха в прошлом, то Вы об этом скажите при выборах на конференции, а товарищ Каганович скажет, что ЦК это знает и доверяет товарищу Хрущеву». Так и было сделано.
В Москве Хрущев работал хорошо и оправдал доверие. После Москвы товарищ Хрущев был направлен Центральным Комитетом на Украину, где он работал первым секретарем ЦК КП(б) Украины и Председателем Совнаркома. Немало он сделал для развития Украины, по индустриализации, коллективизации и борьбе с врагами, в том числе с троцкистами, «правыми» и националистами. Как и у других, у него были, конечно, ошибки и недочеты. Хорошо себя показал Хрущев во время Отечественной войны как член военных советов фронтов.
В 1947 году ЦК ВКП(б) признал необходимым разделить функции первого секретаря ЦК и Председателя Совета Министров УССР ввиду усложнения положения на Украине. ЦК послал секретаря ЦК ВКП(б) члена Политбюро тов. Кагановича Л.М. на Украину первым секретарем ЦК КП(б) Украины. Помню, как Хрущев, будучи огорченным и, может быть, и обиженным решением ЦК ВКП(б), с радостью встретил меня лично, сказав мне: «Я очень рад, что именно тебя прислали первым секретарем». Я ему, конечно, обещал, что моя задача — помочь ему и ЦК КП(б) Украины. Так оно и было, работали мы дружно.
Когда меня вернули из Украины в Москву, я доложил товарищу Сталину о положении на Украине, которое поправилось, но оставалось трудным, и просил оказать дополнительную помощь Украине, к чему товарищ Сталин отнесся с большим вниманием, оказав эту помощь. После этого товарищ Сталин меня спросил о Хрущеве. Я дал объективную хорошую оценку, указав, что у него, конечно, как и у всех, ест^> недостатки, в частности, я указал на проявившуюся у него самоуверенность и всезнайство, но он вырос в крупного руководящего работника, способного еще расти.
Надо сказать, что Сталин именно в это время напряженно искал и выявлял способных людей. Он, например, присматривался и ценил Первухина, Косыгина, Маленкова. Он еще раньше отметил Маленкова, когда мы его взяли из МК, где он работал заворгом, и назначил его замом, а потом заведующим оргинструкторским отделом ЦК. Точно так же Сталин обратил внимание и на Хрущева.
Вскоре Хрущева ЦК перевел с Украины в Москву — секретарем МК, а дальше и секретарем ЦК.
Больше того, именно с начала 50-х годов Сталин начал приближать Хрущева. В 1951-52 годах, вплоть до смерти Сталина, Хрущев вместе с Маленковым и Берия стали частыми гостями у Сталина на Ближней даче.
Меня также спрашивают сейчас, не жалею ли я, что ввел Хрущева? Я отвечаю: нет, не жалею, он на моих глазах рос с 1925 года и вырос в крупного руководящего деятеля в краевом и областном масштабе. Он принес пользу нашему государству и партии, наряду с ошибками и недостатками, от которых никто не свободен. Однако «вышка» — Первый секретарь ЦК ВКП(б) — оказалась для него слишком высокой. (Здесь я не был инициатором его выдвижения, хотя и голосовал «за».) Есть люди, у которых на большой высоте голова кружится. Хрущев и оказался таким человеком. Оказавшись на самой большой вышке, у него голова закружилась, и он начал куролесить, что оказалось опасным и для него, и особенно для партии и государства, тем более что стойкости и культурно-теоретической подкованности у него явно недоставало. Скромность и самообразование, ранее свойственные ему, отошли в сторону — субъективизм, всезнайство и «эврика» овладели его поведением, а это до добра не доводит. Это и многое другое и привело Хрущева к падению с высокой вышки.
Вышеуказанные строки о Хрущеве были написаны мною до ознакомления с опубликованными «мемуарами» Хрущева. Когда в Москве появились опубликованные в Америке мемуары, я их не читал, так как не мог их достать в Москве.
Когда я спросил товарища Молотова, читал ли он эти мемуары, он мне сказал, что читал. На мой вопрос, как он их оценивает, он мне ответил: «Это антипартийный документ». Тогда я спросил: «Неужели Хрущев так опустился?» Молотов ответил: «Да, да, в своем озлоблении, в связи с концом... его карьеры государственного руководителя он дошел до падения, политического и партийного падения в омут». Когда я сказал с сожалением и возмущением: «Да, это очень печально», Молотов мне сказал: «... особенно тебе, ведь ты его выдвинул». «Да, — сказал я, — выдвинул, правда, до определенной черты, на пост 1-го секретаря ЦК я его не выдвигал, предвидя ... что он не осилит эту работу, что провалится. Вы же все, в том числе и ты, Вячеслав, приняли это предложение Маленкова и Булганина».
Ознакомившись с опубликованными в «Огоньке» так называемыми мемуарами Хрущева, я убедился, что оценка Молотова правильна. Ему даже и отвечать нельзя, чтобы не опуститься до базарной бабы, которая кричит: «Сама паскуда». Я лично к нему питал нежные дружеские чувства, но я, видно, ошибся. Получилось — Хрущев оказался не простым хамелеоном, а «рецидивистом» троцкизма.
О ПОСТАНОВЛЕНИИ ЦК КПСС О К[УЛЬТЕ] Л[ИЧНОСТИ] И ЕГО ПОСЛЕДСТВИЯХ
Конец 80-х годов
Установлено, что решения XX съезда встретили горячую поддержку партии, советского народа, а также братских коммунистических и рабочих партий. ЦК прежде всего нанес идеологический удар по врагам партии, подчеркнув постановлением ЦК, что враги коммунизма и социализма сосредоточивают огонь на недостатках, о которых было сказано Центральным Комитетом нашей партии на XX съезде КПСС. Стремясь ослабить великую патриотическую силу решений XX съезда КПСС, идеологи капитализма прибегают ко всякого рода уловкам и ухищрениям, чтобы отвлечь внимание трудящихся от передовых и вдохновляющих идей, выдвигаемых перед человечеством Социалистическим миром.
В последнее время, говорит ЦК, в буржуазной печати развернута широкая клеветническая антисоветская кампания, поводом для которой реакционные круги пытаются использовать некоторые факты, связанные с осужденным Коммунистической партией Советского Союза культом личности И.В. Сталина. Развертывая клеветническую кампанию, идеологи буржуазии вновь безуспешно пытаются бросить тень на великие идеи марксизма-ленинизма, подорвать доверие трудящихся к первой в мире стране социализма — СССР, внести замешательство в ряды международного коммунистического и рабочего движения. Указав на то, что исторический опыт учит, что классовые враги пролетариата всегда пытаются использовать выгодные для них факты и моменты для подрыва интернационального единства, для раскола международного рабочего движения, ЦК установил, что и братские коммунистические и рабочие партии вовремя распознали и этот маневр врагов социализма и дают ему достойный отпор.
Вместе с тем, подчеркивает ЦК, было бы неправильно закрывать глаза на то обстоятельство, что некоторые наши друзья за рубежом не разобрались до конца в вопросе о культе личности и его последствиях и допускают порою неправильное толкование некоторых положений, связанных с культом личности. Надо сказать, что такие неправильные толкования допускались и немалым количеством членов нашей партии, в том числе и частью членов ЦК.
ЦК в своем постановлении дает обстоятельные разъяснения вопроса о культе личности, исходя из принципов марксизма-ленинизма о роли народных масс, партии и отдельных личностей в истории, о недопустимости культа личности политического руководства, как бы велики ни были его заслуги.
Наша партия проявила силу и крепость, которой не обладает ни одна из правящих партий капиталистических стран, когда XX съезд партии по инициативе Центрального Комитета счел необходимым смело и открыто сказать о тяжелых последствиях культа личности, о серьезных ошибках, которые были допущены в последний период жизни Сталина, призвать всю партию общими усилиями покончить со всем тем, что повлек за собой культ личности.
Важное значение имеет то место решения ЦК, где сказано: «Партия... исходила из того, что, если выступление против культа личности Сталина и вызовет некоторые временные трудности, то в перспективе, с точки зрения коренных интересов и конечных целей рабочего класса, это даст огромный положительный результат. Тем самым создаются прочные гарантии того, чтобы никогда впредь в нашей партии и в стране не могли возникнуть явления, подобные культу личности, чтобы впредь руководство партией и страной осуществлялось коллективно, на основе проведения марксистско-ленинской политики, в условиях развернутой внутрипартийной демократии, при активном творческом участии миллионов трудящихся, при всемерном развитии Советской демократии». В-дополнение к сказанному на XX съезде в постановлении ЦК подчеркнуты заслуги Сталина в борьбе партии и в достигнутых успехах социалистического строительства, в том всемирно-историческом подвиге, который совершил Советский народ. «В течение первых пятилеток экономически отсталая страна в результате напряженных, героических усилий народа и партии совершила гигантский скачок в своем экономическом и культурном развитии. На основе успехов социалистического строительства был поднят жизненный уровень трудящихся, навсегда ликвидирована безработица. В стране произошла глубочайшая культурная революция. Находясь длительный период на посту Генерального секретаря ЦК партии, И.В. Сталин вместе с другими руководящими деятелями активно боролся за претворение в жизнь Ленинских заветов. Он был предан марксизму-ленинизму, как теоретик и крупный организатор возглавил борьбу партии против троцкистов, правых оппортунистов, буржуазных националистов, против происков капиталистического окружения. В этой политической и идейной борьбе Сталин приобрел большой авторитет и популярность. Однако с именем Сталина неправильно связывать все наши великие победы. Успехи, достигнутые Коммунистической партией и Советской страной, восхваления по адресу Сталина вскружили ему голову. В этой обстановке стал постепенно складываться культ личности Сталина».
Особо важным в постановлении ЦК от 30 июня является то, что ЦК рассматривает деятельность Сталина в тесной связи с историческими условиями, в которых проходили революционная борьба с врагами и строительство социализма в СССР, что должны знать и всегда помнить все, особенно наша молодежь. Советская страна, — указал ЦК в своем постановлении, — была единственной страной, прокладывающей человечеству путь к социализму. Она была подобна осажденной крепости, находившейся в капиталистическом окружении.
Враги Советской страны на Западе и на Востоке после провалившейся интервенции 14 государств в 1918-1920 гг. продолжали готовить новые «крестовые походы» против СССР. Враги в большом количестве засылали в СССР шпионов и диверсантов, стараясь всеми мерами подорвать первое в мире социалистическое государство. Угроза новой империалистической агрессии против СССР особенно усилилась после прихода к власти фашизма в Германии в 1933 году, провозгласившего своей целью уничтожение коммунизма, уничтожение Советского Союза — первого в мире государства трудящихся.
Всем памятны образование так называемого «антикоминтернов-ского пакта», «оси Берлин — Рим — Токио», активно поддержанных силами всей международной реакции. В обстановке назревавшей угрозы новой войны, отказа западных держав от неоднократно предлагавшихся Советским Союзом мер по обузданию фашизма и организации коллективной безопасности Советская страна вынуждена была напрягать все силы для укрепления обороны, для борьбы с происками враждебного капиталистического окружения.
Партия должна была воспитывать весь народ в духе постоянной бдительности и мобилизационной готовности перед лицом внешних врагов.
Происки международной реакции были тем более опасны, что внутри страны долгое время шла ожесточенная классовая борьба, решался вопрос «кто кого?». После смерти Ленина активизировались враждебные течения — троцкисты, правые оппортунисты, буржуазные националисты, стоявшие на позициях отказа от ленинской теории о возможности победы социализма в одной стране, что на деле вело бы к реставрации капитализма в СССР. Коммунистическая партия развернула беспощадную борьбу против этих врагов Ленинизма. Выполняя Ленинские заветы, Коммунистическая партия взяла курс на социалистическую индустриализацию страны, коллективизацию сельского хозяйства и осуществление культурной революции. ЦК подчеркивает, что на пути решения этих труднейших и величайших задач построения социалистического общества в одной стране, в капиталистическом окружении нашей Советской Родине и ее Коммунистической партии пришлось преодолеть неимоверные, исключительные трудности. Без помощи извне мы должны были в кратчайший срок — за 10 лет ликвидировать вековую отсталость и реконструировать народное хозяйство на новых, социалистических основах. Эта сложная международная и внутренняя обстановка требовала железной дисциплины, неустанного повышения бдительности, строжайшей централизации руководства, что не могло не сказаться отрицательно на развитии некоторых демократических форм. В ходе ожесточенной борьбы со всем миром империализма нашей стране приходилось идти на некоторые ограничения демократии, оправданные логикой борьбы нашего народа за социализм в условиях капиталистического окружения. ЦК в своем постановлении разъясняет, что партия и народ рассматривали эти ограничения уже тогда как временные, которые будут устраняться по мере укрепления Советского государства, роста и развития сил демократии и социализма во всем мире. «Народ сознательно шел на эти временные жертвы, видя с каждым днем все новые и новые успехи Советского общественного строя». ЦК подчеркивает, что Советский народ преодолел все трудности, стоявшие на пути строительства социализма, под руководством своей Коммунистической партии, неуклонно, последовательно и твердо проводившей Ленинскую генеральную линию. «Советские люди, — говорит ЦК, — знали Сталина как человека, который выступает всегда в защиту СССР от происков врагов, борется за дело социализма. Он применял порою в этой борьбе недостойные методы, нарушал Ленинские принципы и нормы партийной жизни. В этом состояла трагедия Сталина. Но все это вместе с тем затрудняло и борьбу против совершавшихся беззаконий, ибо успехи строительства социализма, укрепления СССР в обстановке культа личности приписывались Сталину».
На вопрос о том, почему собравшееся в ЦК Ленинское ядро руководителей не выступило открыто против Сталина, ЦК отвечает: «Всякое выступление против него в этих условиях было бы не понято народом, и дело здесь вовсе не в недостатке личного мужества. Ясно, что каждый, кто бы выступил в этой обстановке против Сталина, не получил бы поддержки в народе. Более того, подобное выступление было бы расценено в тех условиях как выступление против дела социализма, как крайне опасный в обстановке капиталистического окружения подрыв единства партии и всего государства. К тому же успехи, которые одерживали трудящиеся Советского Союза под руководством своей Коммунистической партии, вселяли законную гордость в сердце каждого Советского человека и создавали такую атмосферу, когда отдельные ошибки и недостатки казались на фоне громадных успехов менее значительными, а отрицательные последствия этих ошибок быстро возмещались колоссально нарастающими жизненными силами партии и Советского общества».
Ошибки и беззакония действительно имели место. Но в них виноват был не один Сталин. Определенную долю своей вины несет каждый из нас, членов Политбюро — Президиума ЦК, в том числе и Хрущев. Вместо того чтобы признать, Хрущев смаковал, преувеличивал, «литературно» оформлял и додумывал свое, спекулировал на ошибках и фактах произвола, вольно или невольно облегчая тем самым врагам возможность опорочивать не только Сталина, имеющего Великие заслуги перед Советским народом и международным пролетариатом, но и нашу партию, и всю Советскую систему диктатуры пролетариата.
Могут спросить: «Почему же вы не помешали этому на XX съезде?» К сказанному выше можно добавить главное: мы, основное, большевистское, Ленинское ядро Президиума ЦК, озабочены главной задачей — сохранить единство партии и ЦК. Это определило и нашу осторожность, я бы сказал — чрезмерную мягкотелость, и в критике отдельных положений в отчете ЦК, которые не нашли должных, более правильных формулировок, в частности в разделе 6. Это определило и то, что мы не выступили на съезде по дополнительному, внезапному докладу «О культе личности и его последствиях». Каждый из нас опасался, что это могло бы привести к нарушению единства партии и ЦК. Можно, конечно, критиковать такое наше поведение, но оно было продиктовано главной нашей заботой — сохранить единство партии и ЦК. Сказалось здесь еще то, что в течение ряда лет мы были Ленинскими борцами против оппозиционной фракционности и, кроме официальной связи, как члены руководящего коллектива — Политбюро, мы, например, отдельных, частных бесед по политбюровским вопросам не вели, в том числе по вопросу о докладе Хрущева. Мы и тогда, на XX съезде, так же как и в последующие годы, были верны Ленинской резолюции X съезда о единстве партии и недопущении фракционности. Хрущев воспользовался этой нашей антифракционностью — сам в то же время фактически создал свою фракцию, которая была организованным центром за спиной официального Президиума ЦК. Это, например, сказалось и в том, что без коллективного обсуждения на Президиуме ЦК или даже хотя бы уведомления всех членов Президиума после XX съезда были проведены все «героические» мероприятия по «свержению» умершего Сталина, по уничтожению всех скульптур и памятников Сталина (среди которых были произведения высокого искусства). Распоряжения давались втайне от ряда членов Президиума (в том числе и меня), за исключением, вероятно, сторонников этого уничтожения. Это же относится и к изъятию книг Сталина из библиотек, и к уничтожению большей их части, в том числе и таких основополагающих, классических работ, как «Основы ленинизма», и других.
И в завершение — «ночное» перемещение гроба Сталина из Мавзолея — тоже без обсуждения и даже без ведома большинства членов Президиума ЦК.
Враждебные и диссидентски настроенные элементы могут даже похвалить Хрущева за такую «ловкость», но это не его ловкость, противопоставленная нашей «неловкости», а просто рецидив троцкизма у Хрущева, который в 20-е годы был троцкистом.
Если мы раньше без нужды не напоминали прошлые троцкистские грехи Хрущева, а Сталин их ему простил, то сегодня можно уверенно сказать, что в его перехлестываниях и приемах борьбы с умершим Сталиным проявились, сказались остатки его прошлых троцкистских грехов и троцкистской мстительности.
Преодоление так называемого культа личности, имевших место ошибок и их последствий, необходимое в интересах партии и страны, не требовало того сенсационного, мещанского, мелкобуржуазного визга, который придал этому Хрущев в своем «особом» докладе, силясь подчеркнуть свою геростратовскую роль в этом. Это можно было сделать в рамках Ленинской партийности, Ленинских норм партийной жизни без мещанской сенсационности, без нанесения вреда партии и государству.
Не преувеличивая совершенства постановления ЦК о культе личности, можно определенно сказать, что оно сыграло серьезную роль в более глубоком и более правильном понимании членами партии, рабочим классом и трудящимися сущности вопроса о культе личности, о вреде, который он нанес в правильном марксистско-ленинском, революционно-классовым его толковании.
Это, естественно, положительно сказалось и в братских коммунистических партиях других стран. Это было и сегодня особенно важно, потому что, как правильно сказано в постановлении ЦК, «в последнее время в буржуазной печати развернута широкая клеветническая антисоветская кампания, поводом для которой реакционные круги пытаются использовать некоторые факты, связанные с осужденным Коммунистической партией Советского Союза культом личности И.В. Сталина».
И в настоящее время — в 70-80-е годы — антисоветчики, антикоммунисты, агенты империализма продолжают использовать вопрос «о культе личности И.В. Сталина» для подрыва авторитета и мощи стран социализма в угоду империализму и поджигателям войны. Враги сосредоточивают свой «огонь» на критике основы основ — успешной борьбе за победу социализма, на всей системе политической власти пролетариата.
Апологеты буржуазной диктатуры, критикующие культ личности Сталина, изображают себя «гуманистами», в то же время они же сами поддерживают дикий произвол буржуазных эксплуататоров рабочих и кровавое подавление народов. Критику наших ошибок они используют как повод для подрыва социализма и революционной борьбы пролетариата за социализм, для подрыва самой Октябрьской Социалистической революции и Советской власти.
Пролетарские революционеры должны всегда помнить, что именно империалисты и их агенты интервенцией, заговорами, диверсиями вынудили Советскую власть и большевистскую партию применять необходимые крайние меры борьбы — борьбы, в которой допускались и ошибки, и извращения. Нельзя правильно понять эти ошибки без знания, понимания, учета и восприятия исторических фактов той отчаянной, невероятно тяжелой борьбы, которую вели под руководством партии и ее Центрального Комитета многомиллионные массы рабочих, крестьян и трудящихся России с внутренними иностранными империалистами, интервентами, белогвардейцами, вредителями, заговорщиками, шпионами, диверсантами, в помощь которым включились не только
меньшевики и эсеры, но и переродившиеся оголтелые троцкисты и «правые» из рядов нашей партии. Нельзя выгораживать троцкистов и правых уклонистов ссылкой на то, что они были членами партии. Ведь и меньшевики были ранее членами единой РСДРП, а через 10-12, 40 лет стали контрреволюционерами.
Это была спасительная для революции, социализма и Советского государства борьба. В этой борьбе с настоящими врагами были допущены перегибы, ошибки и злоупотребления властью, которые партия осуждает и примет меры недопущения их впредь.
Подводя итоги жизни и деятельности Сталина как борца против царизма, против капитализма и его агентуры, за марксизм-ленинизм, за социализм и коммунизм, за победу Октябрьской революции, Советского государства, за построение социализма в СССР, за разгром фашистских захватчиков в Отечественной войне, необходимо прежде всего не повторять империалистические клеветнические измышления, а по-революционному, научно, по-партийному, по-ленински соблюдать пропорции в оценке положительного и отрицательного, не допускать мелкобуржуазной крикливости, сенсационности, перехлестывания и подмены ошибками и недостатками всего того исторически великого, что сделал Сталин для партии, народа и страны.
К ИСТОРИИ СНОСА СУХАРЕВОЙ БАШНИ.
НЕОТОСЛАННОЕ ПИСЬМО Л.М. КАГАНОВИЧА
В РЕДАКЦИЮ ЖУРНАЛА «ИЗВЕСТИЯ ЦК КПСС»
Февраль 1990 года.
Уважаемые товарищи!
С интересом прочитал напечатанную в № 9 Вашего журнала за 1989 год переписку между И.В. Сталиным, К.Е. Ворошиловым, Л.М. Кагановичем, группой архитекторов и представителей общественности о сносе Сухаревой башни.
Считаю целесообразным дополнить освещение этого вопроса. Прилагаю при сем и прошу напечатать мои дополнения.
С коммунистическим приветом
Л.М.Каганович
К вопросу по истории сноса Сухаревой башни.
Вопрос о судьбе Сухаревой башни тянулся долгое время, обсуждать его было нелегко, решиться на слом — трудно. Поэтому смешными выглядят сейчас те, кто изображает это дело как легковесное и быстрое решение административного характера. Вопрос этот обсуждался в Моссовете, от которого исходила первая инициатива, и главным мотивом решения о сносе было увеличивающееся движение автотранспорта в городе, появление огромного количества автомобилей и каждодневная гибель людей возле Сухаревой башни. Когда я на совещании архитекторов назвал цифру — 5 человек в день, то известный архитектор товарищ Щусев поправил меня. Он сказал, что гибнет не 5, а 10 человек в день. Можно представить себе, что было бы, если бы сегодня стояла Сухарева башня, когда по Садовому кольцу идут сотни тысяч машин.
Вопрос этот был подвергнут обсуждению не только в Моссовете, председателем которого был Н.А. Булганин, не только в Московском городском Комитете партии, первым секретарем которого был Н.С. Хрущев, но и в областном партийном комитете, который возглавлял я, и в правительстве, и даже на Политбюро. Архитекторы признавали: надо что-то делать, ибо Сухарева башня пришла в крайне ветхое состояние, можно сказать, аварийное. Она вся была в трещинах: и внизу, и в фундаменте, и наверху. Ее капитальный ремонт потребовал бы колоссальных затрат, огромных усилий и занял бы длительное время, не говоря уже о том, что одна из центральных магистралей Москвы, такая, как Лубянка (ныне улица Дзержинского), Сретенка и Большая Мещанская улица (которая теперь называется проспект Мира), была бы закрыта на длительное время.
Искали выход. Был выдвинут ряд предложений, которые серьезно и глубоко обсуждались. Первое предложение было мое: рассмотреть вместе с метростроевцами возможность прокладки тоннеля под Сухаревой башней, пустить под ней движение метро-поездов. Собрали совещание метростроевцев, архитекторов, строителей, которые в большинстве своем заявили: это был бы очень хороший и самый совершенный выход, но осуществить его почти невозможно. Надо было бы начать вход в тоннель почти за километр от Сухаревой башни и выход из него тоже почти за километр. Проходку тоннеля осуществлять мелким залеганием шахтным способом невозможно, потому что это закроет магистраль, а главное, этого Сухарева башня не выдержит. По своему аварийному состоянию она просто завалится, и тогда большие человеческие жертвы неизбежны. Осуществить же проходку тоннеля на глубоком залегании шахтным способом невозможно или крайне затруднительно, поскольку геология этого направления была еще нами не изучена, да и не было у нас еще для этого достаточного опыта. Мы набирали его на строительстве метро. Кроме того, это отвлекло бы Метрострой от его главной задачи — строительства метрополитена. Поэтому при всей прогрессивности этого предложения осуществить его практически было нельзя. Этот вариант отпал. Был и второй вариант, предложенный группой архитекторов: разрушить вокруг Сухаревой башни ряд домов и организовать вокруг нее круговое движение. Это предложение также серьезно обсуждалось. Но не следует забывать: это начало 30-х годов, жилищный кризис был очень велик, и хотя строительство жилых домов велось интенсивно, обеспечить сотни жильцов этих домов новыми квартирами было нелегко. Кроме этого, этим все равно не устранялось аварийное состояние Сухаревой башни.
Приводились еще и такие соображения: разрушение этих домов и организация кругового автомобильного движения подведет его впритык к больнице имени Склифосовского. Против этого выступали медики. Да и сами архитекторы выражали сомнения: это решение может привести к деформации самого здания больницы, которое тоже представляет собой большую архитектурную и историческую ценность. Особенно возражали против этого, помню, Московский горком и Моссовет. А против первого предложения выступили метростроевцы. Этот вариант тоже отпал. Иного выхода не было, кроме как снести Сухареву башню.
Были и такие мнения: ну что там особенного... Хотя архитектура, конечно, старая, построена эта башня Петром I в честь полковника Сухарева, который подавил стрелецкое восстание. Но это не было главным аргументом. Были и такие предложения: раз эта башня представляет архитектурную ценность, ее изображение можно сохранить в большом макете.
Главным аргументом в решении о сносе Сухаревой башни было то, что Москва расширялась, движение в ней росло, перспективы его были огромны и сохранение башни не учитывало, что когда в Москве будут сотни тысяч автомобилей, то в результате дорожно-транспортных происшествий пострадавших будет не 5-10 человек в день, а 50 и более, и то, что сама Сухарева башня находилась в крайне аварийном состоянии, очень затруднительном для ее восстановления. Это и привело к тому, что правительство пришло к выводу, что при всем уважении к мнению тех архитекторов, которые возражали против сноса (хотя большинство их согласилось с идеей разбора), и при всей высокой оценке архитектурной ценности данного сооружения, иного выхода не было, как снести Сухареву башню.
Повторяю: в обсуждении этого решения к такому выводу пришли не сразу и принято оно было не отдельными лицами, как сегодня это изображают в желании найти главных виновников раз-
рушения Сухаревой башни, а после глубокого, серьезного и неоднократного обсуждения вопроса. Опубликованная в «Известиях ЦК КПСС» переписка между И.В. Сталиным и К.Е. Ворошиловым, с одной стороны, и Л.М. Кагановичем — с другой, письма архитекторов и представителей общественности показывают, насколько серьезно подходили к этому вопросу руководители.
Вот как тогда обстояло дело, а совсем не так, как теперь, через 50 с лишним лет, изображают его некоторые, вместо того, чтобы объективно и беспристрастно исследовать обстановку тех лет и причины того или иного решения, игнорируя главное условие любого исследователя — историзм.
ПИСЬМА Л.М. КАГАНОВИЧА ДОЧЕРИ ПИСЬМО С ФРОНТА ОБ АРХИТЕКТУРЕ
1943 год
Дорогая и любимая Маюся!
Спасибо тебе за большое письмо и подробное описание чествования Жолтовского. Несмотря на его некоторые странности, он безусловно заслужил орден и чествования юбилея. Хотел я было ему написать, но не та обстановка, да и сомневаюсь в необходимости этого. Ты, когда увидишь его, передай от меня привет и пожелания ему долгой жизни, бодрости и творчества.
Что Щусев допустил некоторые оговорки, это вполне естественно, потому что кроме элемента ревности здесь есть принципиальные расхождения. Жолтовский до фанатичности последователь классики, Щусев же эклектик, он берет у всех понемногу, но больше всего он барокканец. Должен, однако, сказать, что построенное Щусевым в Тбилиси здание ИМЭЛ, за которое он получил Сталинскую премию, замечательно и внешне и внутренне, видно, что Щусев перестраивается. Он дал на 5 этажей мощные гранитные колонны, а внутри замечательное расположение и оформление — богато (мрамор) и скромно. Но как это ни странно, в этом здании Щусева видно влияние Жолтовского и его последовательности. Щусев, конечно, это делал не сознательно, но он человек деловой и практичный; когда он убедился, что Советская архитектура не отказывается от лучших элементов старого наследства и что классические формы применяются к жизни, применил и он свои недюжинные способности (если бы сказать грубее, «приспособился», не в оскорбительном, конечно, смысле).
Таким образом, Жолтовский одержал идейную (в отноше[нии] архитекторы]) победу над Щусевым, но не над Советской архитектурой.
Советская архитектура, следуя по принципиальному пути Маркса, Ленина, Сталина, всегда ценивших классическое искусство, сумела преодолеть левацкие загибы, упрощенство в своей среде, приспособленчество в среде части старых архитекторов и стала на путь использования лучших элементов старой классической архитектуры, в том числе и Жолтовского.
Жолтовский не вожак Советской архитектуры, не ее идейный вдохновитель. Он в большей своей доле в старине, не все новое видит, но он представляет из себя богатый антиквариум с большими ценностями, строго последовательно расположенными, он не желает смешивать свои ценности с другими, более дешевыми. Он влюблен в свои ценности и отстаивает их в мнении общества.
Это оказало большую услугу Советской Архитектуре тем, что привил вкус и интерес к классическому искусству, к добротному строительству, к трудолюбию, против упрощенства и халтуры и приучает молодежь к принципиальности против приспособленчества и эклектики. Это, конечно, не столько его личная заслуга: вся обстановка развития искусства, строительства, индустрии и правильное руководство партии искусством привели к этому, в том числе и к использованию старого большого мастера архитектуры академика Жолтовского. Но его личная заслуга здесь тоже большая, за это его правительство наградило орденом. Делать же его вождем Советской Архитектуры нельзя, это даже вредно. Вожак и вдохновитель Советской Архитектуры придет.
Вот кончим победоносно войну, наступит великая страда строительства — восстановление подло, варварски, дико разрушенных городов и сел. Пойдут годы гигантской, творческой строительной работы десятков тысяч домов, сооружений новых заводов, парков, садов. Будет глупо, если второпях допустим строительство как попало, и вот здесь великая историческая роль советских зодчих будет в том, чтобы дать социалистические города и села. Об этом необходимо бы уже сейчас думать. В процессе этой работы выдвинутся наши вожаки архитектуры.
Всем архитекторам необходимо сейчас готовиться, сегодня думаем только о победе, изыскиваем способы для уничтожения врага, но сегодняшнее рождает завтрашнее, а завтрашнее после победы — это гигантское Сталинское строительство. Именно Сталин, партия вдохновят архитекторов на большие дела.
Прошу тебя, дорогая Маюся, обязательно восстановить учебу дома, учись, учись и еще раз учись, упустишь золотое время — тяжело будет. И умным людям без знаний ох как тяжело. Сын твой уже вырос, мешать сильно не будет. Очень рад, что он уже выздоровел. Целую тебя крепко. Твой Папа. Смотри за мамой, за ее здоровьем, прояви маленькую власть.
ОБ АРХИТЕКТУРНЫХ ПАМЯТНИКАХ МОСКВЫ
Конец 80-х годов
Дорогая Мая!
Я вполне понимаю, что неизбежно твои товарищи по профессии — архитекторы задают тебе вопросы, затрагиваемые в печати, об архитектурных памятниках, связывая эти вопросы с моим именем, поскольку я был в течение 5 лет (1930-1935 гг.) секретарем Московского комитета партии.
Поэтому ты не должна извиняться передо мной за то, что ты попросила меня дать некоторые разъяснения по ним, что я охотно сделаю.
1. О Храме Христа Спасителя.
Как известно, решение о сооружении в Москве Великого Дворца Советов принято Всесоюзным съездом Советов.
После принятия решения, естественно, встал вопрос о месте его сооружения. Были разные предложения: Московский Комитет, в том числе и я лично, предлагал построить Дворец на Ленинских горах. Все признали, что это место хорошее, но это далеко от Кремля, а необходимо строить его близко к Кремлю. Тогда Московский Комитет внес предложение строить его там, где теперь Манежная площадь, разрушить все расположенные там домишки, лабазы и мелкие сооружения. Но здесь опять возникли возражения, что это затронет сооружение Манежа, представляющее ценное архитектурное сооружение. После этого было предложено разрушить здание, где помещается Коминтерн, и близлежащие к Нему сооружения и соорудить там Дворец Советов, но здесь опять возникло возражение, что это подавит сооружение Румянцевской библиотеки.
Итак, двигаясь дальше по этому направлению, подошли вплотную к Храму. Не сразу и не слегка был решен этот вопрос: в Московском Комитете и у меня лично, например, были возражения. Скажу прямо, что мы считали, что это политически может задеть верующее население. В Моссовете, особенно, помню, его председатель тов. Иванов, высказывались за то, чтобы строить Дворец Советов на месте Храма Христа Спасителя. На заседании созданного правительством «Совета по строительству Дворца» во главе с председателем Совнаркома т. Молотовым В.М. этот вопрос обсуждался не раз. В конце концов было принято в 1931 году постановление строить Дворец Советов вблизи Кремля, на берегу Москва-реки в районе Волхонки и Саймоновского проезда путем сноса ряда строений, в том числе и Храма Христа Спасителя.
Тов. Молотов доложил это решение «Совета Дворца» правительству, и Политбюро, все мы одобрили это решение, в том числе согласился с этим и тов. Сталин.
Должен сказать, что архитекторы, в том числе такие академики архитектуры, как Жолтовский, Фомин, Щуко и другие, считали, что особой архитектурной ценности Храм не представляет.
2. О Сухаревой башне.
И здесь мы долго ходили вокруг да около, не решаясь ее ломать, но когда движение усилилось, особенно автомашин (ежедневно там убивали до 10 человек), мы начали искать решение задачи. Были предложения разрушить вокруг нее ряд домов и организовать круговое движение, но, во-первых, это не улучшало движения, а во-вторых, было выдвинуто возражение более серьезное, что это затронет или, во всяком случае, усложнит положение больницы Склифосовского, что недопустимо и с точки зрения медицинской, и архитектурной. Были еще мысли, в частности у меня лично, о строительстве тоннеля под башней, но строители и архитекторы заявили, что придется сооружать очень длинный тоннельный въезд и выезд, а главное, что башня вся в трещинах и развалится при строительстве тоннеля. Должен сказать, что мы уделили этому настолько большое внимание, что я лично вместе с т. Булганиным и архитекторами, в том числе Жолтовским, Чернышевым, Щусевым, Фоминым и другими, выезжали дважды, осматривали башню, подымаясь наверх, и пришли к заключению, что неизбежен ее снос. У Щусева были сомнения, но в конце концов и он согласился.
3. Тебя также спрашивают по поводу статьи поэта Вознесенского, в которой он, ссылаясь на Жолтовского, говорит, будто во время обсуждения плана реконструкции Москвы «решительная рука в железнодорожной гимнастерке смахнула с макета Храм Василия Блаженного. Другая рука в защитной гимнастерке упрямо вернула его на место». Хотя Вознесенский здесь мою фамилию не упоминает, но, должно быть, имеет в виду меня. Но это ложь от начала до конца.
Поэт может в стихах и поэмах изобретать, примысливать, но лгать негоже, тем более талантливому поэту.
Во-первых, Жолтовский, с которым я дружил, которого глубоко уважал, не мог этого сказать, потому что этого не было.
Во-вторых — главное, в представленной в ЦК ВКП(б) в Совнарком записке Московского областного комитета и городского комитета партии и Московского Совета — Генеральном плане реконструкции Москвы, в составлении которой я, конечно, принимал активное участие, сказано: «При реконструкции города практически возникает вопрос об отношении к памятникам старины. Схема планировки отвергает слепое преклонение перед стариной и не останавливается перед сносом того или иного памятника, когда он мешает развитию города. Это, конечно, не исключает, а предполагает сохранение всего наиболее ценного в историческом или художественном отношении (например, Кремль, бывший Храм Василия Блаженного и т.п.)».
(Смотри: «Генеральный план реконструкции города Москвы». Московский рабочий, 1936 г., раздел III. - Схема планировки Москвы, стр. 85.)
Вспоминаю еще один факт моего отношения к этому непревзойденному произведению архитектурного искусства — Храму Василия Блаженного. В 1930 году встал вопрос о перенесении памятника Минину и Пожарскому с Красной площади — этого требовало резко усилившееся движение и проходившие демонстрации и парады. Были разные предложения о месте новой постановки памятника, но все они были не на видном и достойном для этих великих героев нашей отчизны месте. И вот т. Сталин вызвал меня — Кагановича, Енукидзе и Чхановского и поручил нам найти достойное место для памятника и организовать его передвижение без ущерба для него. При этом он сказал нам: посоветуйтесь с архитекторами насчет возможности использования площадки у Храма Василия Блаженного, с тем чтобы ему ни в коем случае не повредить.
Мы усердно взялись за это дело — привлекли архитекторов, скульпторов, инженеров-строителей. Обследовав на месте всю площадку, все сошлись на том, что это, возможно, и будет достойно для Минина и Пожарского.
Технически это была сложная задача, но уже в 1930 году работа была закончена и памятник был передвинут с центра Красной площади на площадку Храма Василия Блаженного.
И.В. Сталин и Политбюро высоко оценили нашу работу.
4. Между прочим, статья Вознесенского была посвящена по преимуществу Третьяковской галерее, должен поэтому отметить, что в начале 30-х годов она находилась в аварийном состоянии.
По этому поводу я получил письмо Алексея Максимовича Горького, и я лично выезжал в Третьяковскую галерею с группой инженеров-строителей, осмотрел аварийные пункты и организовал срочный ремонт, после чего я получил письмо дочери Третьякова с благодарностью, не говоря уже о благодарности Алексея Максимовича, что было для меня очень ценно.
Такая же история была и с Коломенским собором, куда я также лично выезжал и помог им ремонтом и общим обустройством. Я об этом напоминаю не столько для самозащиты от некоторых черносотенных выпадов людей из так называемой «Памяти», сколько для установления действительных фактов истории, каких немало, кроме указанных здесь.
Это, конечно, не значит, что не было ошибок, но лейтмотивом в реконструкции было благоустройство и архитектурное обогащение Москвы. Мы следили за тем, чтобы не разрушать памятников — исторических и художественных. Мне кажется, что в Москве удалось сохранить много сооружений и домов, в которых организовано много музеев, в том числе и известных исторических личностей. В этом есть и заслуга наших московских архитекторов.
С приветом, твой отец Л.М.Каганович
ПОЗДРАВЛЕНИЕ ДОЧЕРИ С 60-ЛЕТИЕМ
Любимая дочь моя и друг мой Маюся!
От всей любящей души отца и друга поздравляю тебя с днем рождения.
Я высоко ценю твой мужественный подвиг, проявленный в твоих неустанных заботах о своих родителях — о маме и обо мне в трудный период нашей жизни.
Я горжусь тобой, моей дочерью, как трудовым и партийным человеком, прошедшим 40 лет трудовой путь работы архитектором, из которых 15 лет отданы нашей героической Советской армии, в проектной организации Министерства обороны СССР, за что ты удостоена награждением медалями.
Ты более 40 лет состоишь в рядах нашей родной Коммунистической партии, борясь за победу социализма и коммунизма. Будучи образцом трудолюбивого творчества, ты отличаешься скромностью, уважением к человеку и привязанностью к друзьям. Это сказалось и на твоих славных детях: сыне Иосифе-Игоре и дочери Маше и, надеюсь, скажется и на твоих внуках — моих правнуках.
Многое мог бы я еще сказать, но, к сожалению, ты в больнице, да и я дома не совсем в [хорошей] физической форме. Надеюсь, что вскоре мы увидимся с тобой и отметим полнее этот день.
Обнимаю тебя и крепко целую. Любящий тебя отец и друг. Л.М.Каганович. 12 мая 1988 года
ПИСЬМО-ЗАВЕЩАНИЕ Л.М.КАГАНОВИЧА
Важно. Лично.
Мае Лазаревне Каганович от папы (вскрыть после...
Дорогая и любимая дочь Мая!
Как ни неприятно говорить и писать о завещании, но человек не волен определять час неизбежной предстоящей разлуки... Поэтому я и пишу тебе заблаговременно настоящее завещательное письмо.
Официального завещания я не пишу, потому, во-первых, что мне затруднительно проходить связанные с этим процедуры, во-вторых, собственно говоря, у меня нет капитального имущества, чтобы писать официальное завещание — денег у меня нет, дачи, автомобиля и т. п. у меня также нет. Остаются некоторые бытовые вещи, книги — все это я передаю тебе, моя дорогая дочь, что, может быть, поможет в какой-то степени в твоем нелегком быту, когда ты лишишься моей помощи из получаемой мною пенсии. Еще прошу тебя определить и дать моим внукам некоторые нужные им книги, в частности Иолику — нужные ему для научной работы.
Я надеюсь и уверен, что мои внуки и правнуки не будут в претензии ко мне за то, что я ничего существенно-материального им не оставляю. Я надеюсь, что они будут гордиться тем, что их дед после многолетнего пребывания на высоких постах партии и государства ушел без каких-либо «материальных накоплений», а так, как полагается честному коммунисту. В этом, как в капле воды, видна пролетарская природа нашего Советского, рабоче-крестьянского социалистического строя.
За победу этого строя я под руководством моей Ленинской партии и ее ЦК боролся всю жизнь и твердо уверен, что такой же строй социализма победит во всем мире. Я оставляю моим дорогим детям, внукам и правнукам мой скромный вклад пролетарского революционера-интернационалиста, коммуниста-большевика, который я внес в дело победы Социализма и Коммунизма.
Надеюсь, что мои внуки и правнуки, не говоря уже о тебе, моя дорогая дочь и друг Мая, член партии с 1945 года, будут идти по тому же пути, обеспечивающему под руководством нашей Коммунистической партии Советского Союза полную победу Марксиз-
ма-Ленинизма, победу международной социалистической революции и Коммунизма!
Обнимаю и целую тебя, моя любимая дочь Мая, и всех моих любимых внуков и правнуков, а также близких родных и друзей, и желаю Вам бодрости, оптимизма, жизнерадостности, революционной боевитости, активности в общественной жизни и научной уверенности в победе Коммунизма!
Любящий и уважающий — старый большевик, Марксист-Ленинец
Л.М.Каганович
ПИСЬМО Л.М.КАГАНОВИЧА В РЕДАКЦИЮ ГАЗЕТЫ «АРГУМЕНТЫ И ФАКТЫ»
Июль 1991 года
В Вашей газете № 25 /558/ за июль 1991 г. опубликовано сообщение, будто я получаю вспомоществование в размере 300 рублей ежемесячно от камвольно-суконного комбината Киргизской ССР.
Настоящим сообщаю о том, что Совет трудового коллектива этого комбината постановил оказывать мне материальную помощь. Я послал коллективу телеграмму, в которой сердечно поблагодарил их, но отказался принимать эту помощь.
Настоящим заявляю, что я ни одной копейки не получал, не получаю и принимать не буду.
Коллективу камвольно-суконного комбината Киргизской ССР еще раз выражаю свою благодарность за внимание и заботу обо мне и советую эти деньги использовать для своих же нуждающихся пенсионеров.
С уважением Л.М.Каганович
МЫСЛИ О ПЕРЕСТРОЙКЕ
1991 год
В настоящее время, когда наша Советская Социалистическая Родина находится в тяжелом экономическом и политическом состоянии, весьма трудно заниматься воспоминаниями о делах давно минувших лет. Душа каждого истинного коммуниста, как и каждого трудящегося гражданина, заполнена переживаниями и даже страданиями, связанными с развивающимся в стране экономическим и политическим кризисом и ухудшающимся материальным и культурным благосостоянием трудящихся.
Я имел намерение написать обо всем этом самостоятельный раздел в конце своих «Памятных записок», когда доберусь до 1985-1991 гг., но, опасаясь, что милостивая ко мне природа может в конце концов отказать мне в милости, я решил нарушить хронологию и, хотя бы коротко, высказать здесь соображения о современном экономическом и политическом положении нашей страны.
Более шести лет прошло с тех пор, как Коммунистическая партия и Советское правительство провозгласили «Перестройку» в целях улучшения положения в стране. За это время принято много важных, правильных и неправильных решений и законов. Но надо прямо и честно сказать, что положение из года в год все ухудшается и ухудшается. Разные лица, разные группы по-разному объясняют причины этого и соответственно предлагают разные лекарства.
Не беря на себя задачу разбора этих разных диагнозов и лекарей, тем более что я потерял зрение и пишу вслепую, я остановлюсь на главных высказываниях.
Первая группа — это те, кто считает, что во всем виновата сама идея, сам замысел перестройки. Это, безусловно, ошибочная точка зрения. Среди этих людей есть и бюрократические элементы, не желающие и боящиеся потерять свое положение и благоустроенные местечки; есть просто консервативно мыслящие люди, боящиеся всего нового; есть и люди, не доросшие до нового и не желающие переучиваться, отучиваться, учиться, повышать свою квалификацию до требований Перестройки.
Всем им надо по-разному объяснять; одних разоблачать, других побуждать к повышению квалификации и, главное, организовать их учебу. Нельзя честного работника, просто не умеющего перестраиваться по незнанию, шельмовать как бюрократа, консерватора и тому подобное.
Ясно должно быть всем, что Перестройка — не выдумка. Партия всегда на определенных этапах перестраивалась.
Жизнь не стоит на одном месте, она идет вперед, и того, кто отстает от требований, жизнь сминает. Поэтому побольше учебы, учебы в теории и на практике.
Все — рабочие, старые и молодые, крестьяне, служащие, руководители, большие и малые, и даже ученые, должны учиться - практике и преподаванию, подымая квалификацию студентов, инженеров, агрономов на более высокий уровень.
Подбирать кадры, повышать их, ценить материально и духовно нужно по их знаниям, по умению применять их на практике, по реальным результатам этой практики. Можно сказать, что это
главная и главнейшая из всех задач. Поэтому нельзя медлить с этим. Поменьше болтовни о важности человеческого фактора — побольше, поэнергичнее взяться за практическое выполнение этого важного фактора.
Другая группа причииоискателей и лекарей правильно указывает на то, что дело [не] в самой идее Перестройки, а в ошибках, в неудовлетворительном проведении Перестройки.
Это верно, но в этой группе есть немало пророков, по-разному определяющих эти ошибки.
Одни сводят ошибки к тому, что прежние механизмы управления и хозяйствования подорваны, а новые механизмы не созданы или [были задуманы], но не сработали. Это верно, но, во-первых, зачем подорвали прежние механизмы, не подготовив новые; во-вторых, не были даже продуманы система, план создания нового механизма. В-третьих, в самой принципиальной линии проявились большие противоречия и колебания, замена одних решений другими настолько, что запутывала умы исполнителей перестройки.
Вторая прослойка ошибкой считает, что правительство действовало не радикально, замедленно и нерешительно. Это замаскированные политики третьей группы определителей причин и истоков кризиса.
Эта группа нам знакома. Но сегодня она выдает себя за новаторов. На деле это ликвидаторы СССР, социализма, реставраторы капитализма и старых дореволюционных порядков и [эксплуатации], закабаления рабочих, крестьян, трудящихся. Нельзя недооценивать опасность этой группы — этих ядовитых грибов-мухоморов, расплодившихся после ливня плюрализма.
Коммунистическая партия и правительство провозгласили 'расширение демократии, гласности, плюрализма и даже многопартийность в целях поднятия активности честных советских людей, для подъема хозяйства, культуры страны, улучшения положения народа. А эта группа людей воспользовалась этим для борьбы с Советским Социалистическим государством, чтобы установить новый строй, вплоть до монархии. А ведь кричали, что нет у нас врагов социализма, что это выдумки Сталинского руководства. А теперь видно, сколько их маскировалось — «жив курилка» — даже в докторских и профессорских мантиях. Мы, конечно, не должны валить в одну кучу все выросшие грибы многопартийности. Есть и такие, с которыми можно находить общие позиции для творческой работы по ликвидации кризиса в стране.
Коммунистическая партия не отказывается от этого. Но с теми, кто подло, коварно использует тяжелое положение в стране для того, чтобы подорвать Советское государство и социализм,
кто помогает апологетам капитализма — империализма, нужно бороться, разоблачать их более серьезно и остро, идейно-политически разоблачать эти воскресшие, возродившиеся так называемые «мертвые души» белогвардейщины. Вся.опасность в том, что они ведь не выступают с открытым забралом, а маскируются, сочувствуют действительно страдающим людям и этим обманывают доверчивых, натравливают их на Партию и теперь уже не только на Сталина и его соратников, но и на Ленина и на Октябрьскую революцию. Нельзя скрывать, что есть немало людей среди трудящихся, особенно Греди неопытной молодежи, которые фактически сейчас настроены против социализма, против нашей героической Ленинской партии, сделавшей так много для преобразования старой России и для других республик.
Ошибка партии и ее ЦК в том, что, объявив политические реформы, она не учла, что наряду с положительными силами поднимутся силы и отрицательно-враждебные социализму. Руководство партии не мобилизует коммунистов на активную поддержку положительных сил и на борьбу с отрицательно-враждебными, а пустило дело на самотек, допустило демобилизацию и пассивность коммунистов.
Это не просто практическая ошибка, а принципиально политическая, связанная с другими принципиальными ошибками в линии Партии. Правда, последний Пленум ЦК начал активизацию коммунистов, но неизвестно, как дело пойдет дальше, ибо были уже факты, когда делали то шаг вперед, [то] шаг назад.
Чтобы яснее разобраться в том, что произошло за прошедшие 6 лет, необходимо подойти к ним дифференцированно.
Прошедшие шесть лет по содержанию состоят из трех, а может быть, четырех этапов.
Первый этап — 1985-1987 гг. — Апрельский пленум ЦК и XXVII съезд партии.
Второй этап — 1987-1988 гг. — XIX партконференция.
Третий этап — XXVIII съезд партии.
Четвертый этап - 1990-1991 гг.
Каждый из этих этапов отличается от другого содержанием принципиальных политических решений, во многом противоречащих друг другу.
Анализ этих этапов имеет большое значение для установления причин развала, экономического и политического кризиса.
Это [большая научная] работа, которая не под силу одному человеку (тем более без зрения). Поэтому я попробую дать лишь краткую схематическую наметку сравнительного анализа и оценки...*
"На этом запись обрывается.