Сообщение
В. М. Киршона о поведении Ягоды в тюрьме
«Майору государственной безопасности тов. Журбенко
Ягода встретил меня фразой: «О деле говорить с вами не будем, я дал слово комкору на эти темы с вами не говорить».
Он начал меня подробно расспрашивать о своей жене, о Надежде Алексеевне Пешковой, о том, что о нем писали и говорят в городе.
Затем Ягода заявил мне: «Я знаю, что вас ко мне подсадили, а иначе бы не посадили, не сомневаюсь, что все, что я вам скажу или сказал бы, будет передано. А то, что вы мне будете говорить, будет вам подсказано. А кроме того, наш разговор записывают в тетрадку у дверей те, кто вас подослал».
Поэтому он говорил со мной мало, преимущественно о личном.
Я ругал его и говорил, что ведь он сам просил, чтоб меня посадили.
«Я знаю, — говорит он, — что вы отказываетесь. Я хотел просто расспросить вас об Иде, Тимоше, ребенке, родных и посмотреть на знакомое лицо перед смертью».
О смерти Ягода говорит постоянно. Все время тоскует, что ему один путь в подвал, что 25 января его расстреляют, и говорит, что никому не верит, что останется жив.
«Если б я был уверен, что останусь жив, я бы еще взял на себя бремя всенародно заявить, что я убийца Макса и Горького».
«Мне невыносимо тяжело заявить это перед всеми исторически и не менее тяжело перед Тимошей».
«На процессе, — говорит Ягода, — я, наверно, буду рыдать, что еще хуже, чем если б я от всего отказался».
Однажды, в полубредовом состоянии, он заявил: «Если все равно умирать, так лучше заявить на процессе, что не убивал, нет сил признаться в этом открыто».
Потом добавил: «Но это значит объединить вокруг себя контрреволюцию — это невозможно».
Говоря о Тимоше, Ягода упомянул однажды о том, что ей были переданы 15 тысяч долларов. Причем он до того изолгался, что стал уверять меня, что деньги эти без его ведома отправил на квартиру Пешковой Буланов, что, конечно, абсолютно абсурдно.
Ягода все время говорит, что его обманывают, обещав свидание с женой. Значит, обманывают и насчет расстрела. «А если б я увиделся с Идой, сказал бы несколько слов насчет сынка, я бы на процессе чувствовал себя иначе, все перенес бы легче».
Ягода часто говорит о том, как хорошо было бы умереть до процесса. Речь идет не о самоубийстве, а о болезни. Ягода убежден, что он психически болен. Плачет он много раз в день, часто говорит, что задыхается, хочет кричать, вообще раскис и опустился позорно.
1938 г. В. Киршон».
ЦА ФСБ. Ф. 3. On. 5. Д. 318. Л. 113-114.
В. М. Киршон (1902—1938), большевик с 1920 года, советский писатель и драматург.
Протокол допроса обвиняемого
10 января 1938 года следователь по важнейшим делам при прокуроре СССР Л. Р. Шейнин и прокурор СССР А. Я. Вышинский допрашивали нижепоименованного в качестве обвиняемого с соблюдением ст. ст. 135—138 Уг. процесс, кодекса.
1. Фамилия, имя, отчество или прозвище
Ягода Генрих Григорьевич
Все свои показания, данные ранее, в которых я признал свое участие в правотроцкистском контрреволюционном заговоре и сообщил о своей преступной, изменнической и террористической деятельности, подтверждаю полностью.
По существу данных мне вопросов отвечаю:
Начало моего участия в контрреволюционном заговоре правых относится к 1928 году, когда я говорил с Рыковым, что, используя свое положение в ОГПУ, я буду делать все возможное для прикрытия контрреволюционной деятельности правых.
В 1930 году я присутствовал на заседании у Томского, где обсуждался вопрос о блоке правых с троцкистами, о захвате власти, об организации государственного переворота.
В 1931 году наша контрреволюционная организация стала на путь террора и организации кулацких восстаний. Разумеется, я, как член этой же организации, полностью разделял эти позиции и должен отвечать за это.
Я признаю, что еще в 1929 году я передавал Бухарину нарочно подобранные секретные тенденциозные материалы о положении в деревне.
Признаю также, что по указанию контрреволюционной организации правых я назначил начальником СПО Молчанова, который является членом к.-р. организации правых.
В НКВД мною была создана контрреволюционная группа из числа отдельных сотрудников НКВД, привлеченных мною к контрреволюционной деятельности. О деятельности этой контрреволюционной группы и ее составе я подробно показывал ранее. Подтверждаю также данные мною ранее показания о своем участии в убийстве С. М. Кирова.
О том, что убийство С. М. Кирова готовится по решению центра заговора, я знал заранее от Енукидзе. Енукидзе предложил мне не чинить препятствий организации этого террористического акта, и я на это согласился. С этой целью мною был вызван из Ленинграда Запорожец, которому я дал указания не чинить препятствий готовившемуся террористическому акту над С. М. Кировым.
Запорожец после освобождения убийцы С. М. Кирова Николаева, когда Николаев был задержан в первый раз, мне об этом сообщил.
После совершения убийства С. М. Кирова с моей стороны была попытка «потушить» расследование по этому делу. Однако в этом мне помешал Н. И. Ежов, который осуществлял по поручению ЦК неослабный контроль за ходом расследования по делу об убийстве С. М. Кирова.
Я подтверждаю, что был осведомлен Караханом о переговорах, которые он вел по поручению блока с германскими фашистскими кругами. Я был также осведомлен и о том, что правотроцкистский блок дал свое согласие и обещание на территориальные уступки Германии после прихода блока к власти.
Признаю также, что я был в курсе пораженческой позиции, занимаемой правотроцкистским блоком.
Во время приезда в СССР Лаваля я организовывал покушение на его жизнь. Это делалось по прямой директиве германских
фашистских кругов, полученной правотроцкистским заговорщическим блоком. Естественно, что, выполняя эту директиву, я фактически выполнял указание германских фашистов. Мои конкретные действия, направленные к организации убийства Лаваля, подробно изложены в моих предыдущих показаниях, которые я полностью подтверждаю.
Переходя к вопросу о своей террористической деятельности, я должен сказать, что я вообще не был сторонником идеи дворцового переворота. Однако я не отрицаю своей лично террористической деятельности и хочу лишь сказать, что я был вынужден это делать в силу положения, как участник заговора.
Вопрос. А кто вас вынуждал ускорять смерть тов. Менжинского?
Ответ. Это преступление я совершил из личных целей, т. к. был заинтересован в устранении Менжинского.
Вопрос. А кто вас вынуждал добиваться смерти Максима Пешкова?
Ответ. И это преступление я совершил из личных целей.
Вопрос. Вы подготовляли убийство товарища Н. И. Ежова?
Ответ. Да, вынужден признать, что я подготовлял это преступление. Организовывая подготовку убийства, я исходил из стремления устранить Ежова как человека, опасного для контрреволюционного заговора и могущего разоблачить нашу контрреволюционную деятельность. Мною ранее подробно изложены конкретные обстоятельства подготовки мною этого террористического акта.
Я признаю также, что организовал ускорение смерти А. М. Горького. Я действительно предложил доктору Левину, секретарю Горького Крючкову принять все необходимые меры к тому, чтобы ускорить смерть А. М. Горького. Подробности этого преступления мною показаны в предыдущих показаниях.
Должен добавить, что ускорение смерти Горького, т. е. фактически его убийство путем заведомо неправильного лечения, было организовано мною по решению центра блока, переданному мне Енукидзе. Это решение было вызвано тем, что Горький был известен как активный сторонник политики ЦК и близкий друг Сталина. Вследствие этого блок считал необходимым физически устранить А. М. Горького, т. к. он несомненно явился бы в случае переворота нашим активным и опасным противником.
Подтверждаю также, что мною по решению правотроцкист-ского блока было организовано ускорение смерти В. В. Куйбышева. К этому делу я привлек профессора Плетнева, который и ускорил смерть В. В. Куйбышева путем заведомо неправильного его лечения, то есть фактически совершил его убийство.
Подробности этих преступлений изложены мною ранее. Никаких жалоб и претензий я не имею. Протокол мне прочитан, записан верно. Г. Ягода
Допросили:
Прокурор Союза ССР А. Вышинский
Следователь по важнейшим делам Л. Шейнин
ЦА ФСБ. Ф. Н-13614. Т. 2. Л. 208-210.
Вышинский А. Я. (1883-1954), в 1933—1939 годах зам. прокурора и прокурор СССР.
Шейнин Л. Р. (1906—1967), в 1923—1950 годах работал в суде и Прокуратуре СССР.