"Каноны", "апокрифы" и фальшивки

22 ИЮНЯ В ПОКАЗАНИЯХ ГЕНЕРАЛОВ.

ПЯТЬ ВОПРОСОВ ГЕНЕРАЛЬНОГО ШТАБА И ОТВЕТЫ НА НИХ ГЕНЕРАЛОВ ИЮНЯ 41-г, ОПУБЛИКОВАННЫХ в ВИЖ в 1989 году

Подытоживая проведенный в различных статьях до этого разбор того что натворили наши военные, наши славные генералы в преддверии 22 июня, перед нападением Германии на СССР, и сопоставляя это с послевоенными «вопросами от Покровского», можно сделать определенные выводы. Итак – как готовили Красную армию к Войне с Гитлером наши генералы в плане повышения боевой готовности в последние недели перед 22 июня, и что было сделано ими именно в сопоставлении с послевоенными вопросами Генерального штаба и ответами самих генералов.

Всего тех вопросов было пять. Эти вопросы в предыдущих статьях и показывались и подробно разбирались. Разбирались на основе разбора предвоенных приказов и директив НКО и ГШ и также частично разбирались и ответы генералов на эти вопросы, опубликованные в 1989 году в «Военно-историческом журнале» (ВИЖ), в номерах 3 и 5, в статье «Фронтовики ответили так! Пять вопросов Генерального штаба». Которую тогда, в 1989 году подготовил «В.П. Крикунов, редактор по проблемам стратегии и оперативного искусства». А сейчас можно попробовать показать, что же сделали наши генералы, точнее, как было сорвано повышение боевой готовности перед нападением Германии, с чем пришла армия к 22 июня, именно разбирая сами ответы генералов в ВИЖ № 3 и № 5 1989 года.

Часть этих ответов, в сокращенном виде опубликовал ещё Ю.И. Мухин в своей книге "Если бы н генералы" в 2006 году. Эти ответы в других статьях по теме «22 июея» также приводились именно по публикации Мухина. Но сейчас стоит их привести полностью и как можно более полно.

1. Был ли доведен до войск в части, их касающейся, план обороны государственной границы; когда и что было сделано командованием и штабами по обеспечению выполнения этого плана?

Этот «План» (в то время был только один утвержденный «план» – «Соображения об основах стратегического развертывания Вооруженных Сил СССР на Западе и на Востоке на 1940 и 1941 годы») разрабатывается в Генштабе. Потом его «фрагменты» доводятся до конкретных частей в округах в соответствии с их родом войск, вооружением и задачами отдельными Директивами, которыми округам ставится задача отработать свои окружные «Планы прикрытия» и обороны Госграницы. В западных округах должны были отработать свои «планы прикрытия» на основе этого Плана обороны и последней майской директивы Генштаба (были и в апреле команды на отработку планов прикрытия в округах в соответствии с тогдашней международной обстановкой). Эти «Планы прикрытия» в округах разработали к концу мая, как и предписывалось майскими Директивами, и отправляли на утверждение в Москву в начале июня.

На основании планов прикрытия округа в корпусах и дивизиях отрабатываются свои «планы обороны» и для командиров частей отрабатываются так называемые «красные пакеты», которые командир вскрывает после получения из штаба округа соответствующего приказа. Однако в том же ЗапОВО у многих командиров вообще не было никаких «красных пакетов» на момент нападения. Их просто «не успели» подписать-утвердить в штабе округа у Павлова, командующего этим округом. И они так и остались в Минске, в штабе округа до 22 июня. И многие командиры частей, дивизий и корпусов, начали воевать по любимому армейскому принципу – «иди сюда, стой там».

Несмотря на то, что к концу мая 41-го в округах должны были разработать новые «Планы прикрытия и обороны госграницы», только в одном западном военном округе, в ОдВО не только разработали новый «План прикрытия», но все должностные лица, комдивы и комкоры, и были ознакомлены с этими «Планами» и сами участвовали, как и положено, в разработке этих планов, «в части их касающейся».

«В связи с нарастанием угрозы военного нападения фашистской Германии на СССР приграничные военные округа в мае 1941 года получили соответствующие директивы наркома на разработку плана обороны государственной границы.

В директиве НКО, подписанной 6 мая 1941 года, от Одесского военного округа требовалось: для прикрытия мобилизации, сосредоточения и развертывания войск разработать детальный план обороны государственной границы…

В соответствии с директивой Генштаба штаб ОдВО разработал план прикрытия государственной границы, в котором предусматривался следующий замысел: активной обороной, опираясь на систему полевых позиций, построенных вдоль государственной границы, и ряд оборонительных рубежей в глубине, прикрыть наиболее важные направления и не допустить прорыва фронта обороны и распространения противника в глубину, особенно с фронта Сэвени, Яссы, Фэлчиу, Галац; в случае вклинения врага в нашу оборону задержать его продвижение, опираясь на промежуточные тыловые и отсечные позиции, а затем резервами командования округа и всей авиацией ликвидировать прорыв.

 

В соответствии с этим замыслом создавалась и группировка войск прикрытия…

Соответствующие командиры и штабы изучили полосы обороны своих соединений и участки полков в пределах районов прикрытия.

Многие войсковые части провели боевые тревоги и выводили подразделения в намеченные для них районы, что дало возможность установить срок готовности первых эшелонов прикрытия по боевой тревоге (2–3 часа).

Вдоль Днестра находилось два укрепленных района — Рыбницкий и Тираспольский, созданные еще в 30-х годах на старой государственной границе с Румынией. За несколько дней до начала войны в этих укрепрайонах по указанию округа и в соответствии с директивой Генерального штаба проводились работы по оборудованию предполья в глубину до 35 километров от Днестра. В трех остальных укрепленных районах, управления которых формировались в конце 1940 — начале 1941 года, не имелось еще пулеметно-артиллерийских батальонов и работ по созданию долговременных огневых точек вдоль государственной границы не велось.Проводились лишь рекогносцировки мест для последующей установки долговременных сооружений.

 

Разработанный штабом округа план прикрытия и некоторые соображения по вопросам начального периода войны на румынском направлении 20 июня были представлены в Генеральный штаб. С докладом по представляемому плану прикрытия в Генеральный штаб выехал заместитель по оперативным вопросам начальника штаба ОдВО полковник Л. В. Ветошников. Не ожидая утверждения этого плана Наркомом обороны,штаб округа дал соответствующие указания командирам корпусов по отработке частных планов соединений….». (Маршал Советского Союза М.В. Захаров, генерал-майор и начальник штаба ОдВО в июне 41-го, «Генеральный штаб в предвоенные годы», М, 1989 г.)

Наиболее важное в этих словах и действиях Одесского командования в плане ответа на «вопрос № 1» это то, что они не дожидаясь утверждения «Плана» в Москве дали командирам корпусов команды на отработку своих частных планов. Но делалось это не из-за некой мифической «личной инициативы» Захаровых, или по отдельному указанию Генштаба для этого конкретного округа. Это норма, и так и должны отрабатываться планы прикрытия. Сначала План отрабатывается должностными лицами «в части их касающейся», а потом отправляется на утверждение в Генеральный штаб, в Москву. При том что «План прикрытия» («ПП») из Одессы поступил в ГШ только 20 июня 41-го, генералы в ОдВО «свой маневр» знали. Также обратите внимание на то что «срок готовности первых эшелонов прикрытия по боевой тревоге» устанавливался четкий и достаточно не большой – «(2–3 часа)». Это время устанавливалось для частей, уже приведенных заранее в повышенную боевую готовность войск округов, которые могли быть подняты по боевой тревоге по первой команде из Москвы и приведены в полную боевую готовность! В реальности именно столько времени и понадобилось флоту, чтобы перейти из «готовности № 2» в «№ 1» в ночь на 22 июня. Именно столько времени понадобилось Одесскому округу, чтобы его войска в ночь на 21-22 июня были подняты по тревоге и приведены в полную б.г.. И именно столько времени понадобилось бы и остальным трём округам в ночь на 22 июня, чтобы и их войска были приведены в полную боевую готовность. Но в реальности этого не произошло и этих «2-3» часов войскам просто не дали и об этом чуть позже.… А пока – продолжим о «планах прикрытия» и «красных пакетах»…

В ПрибОВО с отработкой планов прикрытия и с доведением их до подчиненных было хуже, но все же и здесь большинство командиров «знали свой маневр». Хотя и в этом округе не все командиры четко знали этот самый «свой маневр» согласно майского «Плана прикрытия» и достаточно объемные показания генерал-лейтенанта П.П. Собенникова по этому вопросу, бывшего командующего 8-й армии ПрибОВО, опубликованные в ВИЖ № 3 в 1989 году, уже приводились в этой книге.

«Командующим я был назначен в марте 1941-го. Должность обязывала меня прежде всего ознакомиться с планом обороны государственной границы с целью уяснения места и роли армии в общем плане. Но к сожалению, ни в Генеральном штабе, ни по прибытии в Ригу в штаб ПрибОВО я не был информирован о наличии такого плана. В документах штаба армии, который располагался в г. Елгава, я также не нашел никаких указаний по этому вопросу.

У меня складывается впечатление, что вряд ли в то время (март 1941 г.) такой план существовал. Лишь 28 мая 1941 года я был вызван с начальником штаба генерал-майором Г.А. Ларионовым и членом военного совета дивизионным комиссаром С.И. Шабаловым в штаб округа, где командующий войсками генерал-полковник Ф.И. Кузнецов наспех ознакомил нас с планом обороны. Здесь же в этот день я встретил командующих 11-й и 27-й армиями генерал-лейтенанта В.И. Морозова и генерал-майора Н.Э. Берзарина, а также начальников штабов и членов военных советов этих армий.

Командующий войсками округа принимал нас отдельно и, видимо, давал аналогичные указания – срочно ознакомиться с планом обороны, принять и доложить ему решение.

Все это происходило в большой спешке и несколько нервной обстановке. План был получен для ознакомления и изучения начальником штаба. Он представил собой довольно объемистую, толстую тетрадь, напечатанную на машинке.

Примерно через 1,5-2 часа после получения плана, не успев ещё с ним ознакомиться, я был вызван к генерал-полковнику Ф.И. Кузнецову, который принял меня в затемненной комнате и с глазу на глаз продиктовал мое решение….

В похожем на мое положении находился и командующий 11-й армией, который был принят генерал-полковником Кузнецовым первым.

Мои записи, а также начальника штаба были отобраны. Мы получили приказание убыть к месту службы. При этом нам обещали, что указания по составлению плана обороны и наши рабочие тетради будут немедленно высланы в штаб армии. К сожалению никаких распоряжений и даже своих рабочих тетрадей мы не получили.

Таким образом, план обороны до войск не доводился. Однако соединения, стоящие на границе (10я, 125-я, а с весны 1941 г. и 90-я стрелковые дивизии), занимались подготовкой полевых укреплений на границе в районах строившихся укрепленных районов (Тельшайского и Шяуляйского), были практически ориентированы о своих задачах и участках обороны. Возможные варианты действий проигрывались во время полевых поездок (апрель-май 1941 г.), а также на занятиях с войсками.

(Дата составления документа отсутствует. В.К.)»

 

«Генерал-лейтенант В.И. Морозов (бывший командующий 11-й армией). Как известно, в 1940 году были начаты организация и строительство укрепленных районов. Командиры дивизий привлекались к рекогносцировкам тех районов, в которых предполагалось им действовать.

Укрепления строились дивизиями в своих полосах обороны. Поэтому командиры полков и батальонов их хорошо знали. Кроме того, на местности со штабами корпусов, дивизий и полков неоднократно проводились занятия. Их тематика и характер вытекали из проигрывания вариантов действий на случай войны.

(Дата составления документа отсутствует. В.К.)»

Т.е. командиры 11-й армии знали «свой маневр» только потому, что проводили рекогносцировки в районах строительства УРов, в районах своей дислокации и «в которых предполагалось им действовать». …

«Генерал-лейтенант И.П. Шлемин (бывший начальник штаба 11-й армии). Такого документа, где бы были изложены задачи 11-й армии, не видел. Весной 1941 года в штабе округа была оперативная игра, где каждый из участников выполнял обязанности согласно занимаемой должности. Думается, что на этом занятии изучались основные вопросы плана обороны госграницы. После чего с командирами дивизий и их штабами (5, 33. 28 сд) на местности изучались оборонительные рубежи. Основные требования и их подготовка были доведены до войск. Со штабами дивизий и полков была проведена рекогносцировка местности с целью выбора рубежей обороны и их оборудования. Думается, что эти решения доводились до подчиненных командиров и штабов. Они и подготовили своими силами и средствами оборону.

16 мая 1952 года»

Этот начштаб 11-й – ну очень дипломатичный человек – «думается, вопросы изучались», «думается, что эти решения доводились…». Не подчиненный, а находка для начальника.…

«Генерал-лейтенант М.С. Шумилов (бывший командир 11-го стрелкового корпуса 8-й армии). План обороны государственной границы до штаба и меня не был доведен. Корпусу планировалось выполнение отдельных задач по полевому заполнению в новом строящемся укрепленном районе и в полосе предполагаемого предполья. Эти работы к началу войны не были полностью закончены, поэтому, видимо, было принято решение корпусу занять оборону по восточному берегу реки Юра, т.е. на линии строящегося укрепленного района, а в окопах предполья приказывалось оставить только по роте от полка.

(Дата составления отсутствует. – В.К.)»

Т.е. в ПрибОВО похоже просто насаждалась «личная инициатива». Мол, вам нужны планы обороны? Ну так и придумайте их себе сами, исходя из того кто где дислоцируется…

В КОВО с этим было примерно тоже самое. Ну а в ЗапОВО – практически ни один комдив и комкор понятия не имели о том, что к началу войны в округе разработан новый «майский План прикрытия». Им предстояло воевать по ещё старому, «апрельскому Плану». Почитайте короткий ответ командира 28-го стрелкового корпуса 4-й армии ЗапОВО генерала Попова:

«План обороны государственной границы до меня, как командира 28-го стрелкового корпуса, доведен не был.

10 марта 1953 года».

Или показания других генералов этого округа, которые показывают, что они были в «марте-апреле» ознакомлены только с апрельскими «планами прикрытия», а то и более ранними. Но ведь они должны были знать к 22 июня о сути именно нового, «майского Плана» (в предыдущей главе эти ответы уже приводились, но стоит их ещё раз показать).

Очень уважаемый всеми историками генерал Сандалов, прямой старший начальник командира 28 стрелкового корпуса 4-й армии генерала Попова, дает такие показания, отвечая на «вопрос от Покровского № 1»:

«Генерал-полковник Л.М. Сандалов (бывший начальник штаба 4-й армии). В апреле 1941 года командование 4-й армии получило из штаба ЗапОВО директиву, согласно которой надлежало разработать план прикрытия отмобилизования, сосредоточения и развертывания войск на брестском направлении. В ней указывалось, что «с целью прикрытия отмобилизования, сосредоточения и развертывания войск вся территория округа разбивается на армейские районы прикрытия…». В соответствии с окружной директивой был разработан армейский план прикрытия. Оценивая его, следует указать, что он соответствовал директиве округа, в которой, по существу уже были решены за армию все основные вопросы: указаны выделяемые силы для района прикрытия, их места сосредоточения по боевой тревоге, сроки готовности войск, задачи и порядок их выполнения, а следовательно, и ошибки в решении командования округа по прикрытию автоматически переносились в армейский план.

Основным недостатком окружного и армейского планов являлась их нереальность. Значительной части войск, предусмотренной для выполнения задач прикрытия, ещё не существовало. Например, 13-я армия, на которую возлагалась задача создания района прикрытия между 10-й и 4-й армиями, и 14-й механизированный корпус, входивший в состав 4-й армии, находились в стадии формирования. Прибытие некоторых соединений в новые районы в случае возникновения военного конфликта намечалось в такие сроки, что они не успевали принять участие в решении задач прикрытия (100-я стрелковая дивизия со сроком прибытия на «М-3»). Такое планирование сосредоточения войск к границе заранее было обречено на провал. Так оно и получилось. Дивизия в состав 4-й армии ни на третий день войны, ни позже не прибыла.

Крупным недостатком окружного и армейского планов прикрытия являлось и то, что в них не предусматривалось создание тыловых фронтовых и армейских полос обороны. Строительство их намечалось развернуть с началом боевых действий, а рекогносцировку рубежей и составление плана работ – во время полевой поездки в июле 1941 года

(Дата составления документа отсутствует. – В.К.)».

Как видите, по мнению начальника штаба 4-й армии (командующий которой Коробков был расстрелян по делу Павлова) даже апрельский «ПП» был нереальным, а значит приводящий к поражению. Но в этом ответе генерала Сандалова нет и намека на то, что в округе на уровне армий (а значит и корпусов с дивизиями) отрабатывались планы прикрытия на основании именно майской директивы «… НАРКОМА ОБОРОНЫ СССР И НАЧАЛЬНИКА ГЕНШТАБА КРАСНОЙ АРМИИ КОМАНДУЮЩЕМУ ВОЙСКАМИ ЗАПОВО

№ 503859/сс/ов [не позднее 20 мая 1941 г.] Сов. Секретно Особой важности Экземпляр № 2

Карта 1:1 000000.

С целью прикрытия отмобилизования, сосредоточения и развертывания войск округа, к 20 мая 1941 г. лично Вам, с начальником штаба и начальником оперативного отдела штаба округа, разработать:

а) детальный план обороны государственной границы…».

Пришла эта директива в Минск в первых числа мая. Но о ней Сандалов не упоминает как о разрабатываемой в его штабе вообще. Он разрабатывал «ПП» в апреле, но это не был план прикрытия, разработанный на основе майской «Директивы НКО и ГШ № 503859/сс/ов».

«Полковник С.И. Гуров (бывший начальник штаба 49-й стрелковой дивизии 28-го стрелкового корпуса 4-й армии). В конце марта или в начале апреля нас с командиром вызвали в штаб 4-й армии. Там окончательно было принято решение, составлен план и написан боевой приказ частям на оборону участка дивизии. Все документы вложенные в конверт, опечатаны печатью штаба армии, в последующем привезены в штаб дивизии, где хранились в моем сейфе вместе с «Красным пакетом».

Построить систему огня обороны дивизии с учетом укрепленного района нам не удалось, так как его штаб отказался выдать эти данные, ссылаясь на то, что штаб ЗапОВО запретил давать какие-либо сведения по этим вопросам».

(Дата составления документа отсутствует. – В.К.)»

«Полковник А.С. Кислицын (бывший начальник штаба 22-й танковой дивизии 14-го механизированного корпуса). Примерно в марте – апреле 1941 года командир дивизии, я, начальник оперативного отделения и связи были вызваны в штаб 4-й армии (г. Кобрин).

В течении 2-3 суток мы разработали план поднятия дивизии про боевой тревоге, в который вошли и такие документы, как приказ на марш в район сосредоточения, схемы радио- и телефонной связи, инструкция дежурному по дивизии на случай боевой тревоги. Усиление дивизии не планировалось.

Было категорически запрещено ознакамливать с содержанием разработанных документов даже командиров полков и дивизионных частей. Кроме того, оборудование наблюдательных и командных пунктов в районе сосредоточения соединения производить не разрешалось, хотя этот вопрос поднимался связистами.

(Дата составления документа отсутствует. – В.К.)»

Интересные вещи творились в Белоруссии – командирам запрещали ознакамливаться с документами, которые они обязаны были знать по роду своей службы, согласно своих должностных обязанностей!

Однако в Белоруссии была одна армия, в которой был очень настырный начальник штаба, генерал Ляпин и его подчиненный дал по этому вопросу такие показания:

«Генерал-майор М.А Зашибалов (бывший командующий 86-й стрелковой дивизии 10-й армии). К 1 мая 1941 года оборонительная полоса дивизии, к созданию которой мы приступили с августа 1940 года, была оборудована. Во второй половине мая меня с начальником штаба вызвали в управление 10-й армии. Там начальник штаба генерал-майор П.И. Ляпин довел до нас решение командующего на постройку и оборудование новой дивизионной оборонительной полосы. До 1 июня приказывалось произвести рекогносцировку полковых участков и батальонных районов обороны, огневых позиций артиллерии, командных и наблюдательных пунктов. План оборонительных работ требовалось доложить через нашего командира 5-го стрелкового корпуса к 5 июня, все работы, согласно ему, закончить к 1 августа 1941 года.

План оборонительных работ был утвержден. На основании принятого мною решения штабом дивизии были разработаны приказ и плановая таблица взаимодействия по ведению оборонительного боя в новой полосе.

Для всех частей дивизии были разработаны планы поднятия их по боевой тревоге, (они) хранились в сейфах командиров в опечатанных конвертах. Вскрытие разрешалось по установленному сигналу.

Командиры стрелковых и артиллерийских полков, отдельных батальонов и дивизионов знали задачи и в соответствии с этим разработали решения и боевые приказы на оборону государственной границы.

(Дата составления документа отсутствует. – В.К.)»

Как видите, в этой армии ЗапОВО никаких проблем с отработкой Планов прикрытия вроде нет. Смотрите, как ответил на вопрос о существовании планов обороны сам бывший начальник штаба 10-й армии ЗапОВО генерал-лейтенант П.И. Ляпин.

Ещё в январе 1941 года в Белоруссии была директива округа «по обороне госграницы». В 10-й армии по ней свой план обороны разработали. Но по нему «вся система обороны госграницы была неустойчивой, без спланированного маневра силами и средствами из глубины и вдоль фронта». Ширина обороны 10-й армии предполагалась – 145 км.

«План обороны госграницы 1941 года мы неоднократно переделывали с января до самого начала войны, да так и не закончили. Последнее изменение оперативной директивы округа было получено мной 14 мая в Минске. В нем приказывалось к 20 мая закончить разработку плана и представить на утверждение в штаб ЗапОВО. 20 мая я донес: «План готов, требуется утверждение командующим войсками округа для того, чтобы приступить к разработке исполнительных документов». Но вызова так и не дождались до начала войны. Кроме того, последний доклад мая (показывает что) в армии проводилось много учебных мероприятий, таких, как полевые поездки, методические сборы комсостава и т.п. Поэтому никто не мог взяться за отработку исполнительных документов по плану обороны госграницы. К тому же мой заместитель по тылу в начале июня привез новую директиву по материальному обеспечению, что требовало значительной переработки всего плана. …»

Как видите, за иллюзией бурной деятельности в ЗапОВО, организованной Павловым и его штабом, командиры в армиях просто не могли отрабатывать свои планы обороны. Дальше у Ляпина идет перечисление имеющихся у комдивов документов по обороне госграницы на случай войны…

«Наличие этих документов вполне обеспечивало выполнение соединениями поставленных задач. Однако все распоряжения штаба ЗапОВО были направлены на то, чтобы создать благодушную обстановку в умах подчиненных. «Волынка» с утверждением разработанного нами плана обороны госграницы, с одной стороны, явная подготовка противника к решительным действиям, о чем мы были подробно осведомлены через разведорганы, – с другой, совершенно дезориентировали нас и настраивали на то, чтобы не придавать серьезного значения складывающейся обстановке.

(Дата составления документа отсутствует. – В.К.)»

Т.е, как видно из этого ответа, Павлов все же довел до подчиненных на уровне командующих армий и их начштабов (некоторых) существование майской Директивы НКО и ГШ о разработке нового Плана обороны и прикрытия госграницы. Однако сделал он или его начштаба это не потому что ОБЯЗАНЫ были это делать, а потому что в отдельных армиях были свои «настырные» Ляпины. А сам Павлов делал все возможное, чтобы эти планы в частях доведены до ума не были. Видимо настойчивость начштаба 10-й армии генерала Ляпина вынудила Павлова предоставить тому майскую Директву НКО и ГШ, но остальные части о существовании майского «ПП» так ничего и не узнали. А как Павлов «отомстил» «настырному» командованию10-й армии – будет сказано чуть позже…. 22 июня Павлов сделал все, чтобы самая боеспособная армия округа, стоящая в «Белостокском выступе» не выполнила своей задачи.

Но не только в Белоруссии комдивы и комкоры не были ознакомлены с «Планами прикрытия». И в КОВО командиры дивизий не имели понятия о «майских ПП». Ответ генерала Смехотворова, командира 135-й стрелковой дивизии 27-го стрелкового корпуса 5-й армии КОВО тому пример. Он пишет, что все, что от него требовалось в плане «подготовки оборонительного рубежа», это «своевременно отправлять рабочую силу в составе трех стрелковых батальонов и сменять их каждый месяц». И также комдив Смехотворов написал что «Рекогносцировок оборонительного рубежа штабом 27 ск при участии командиров дивизий не проводилось». Т.е. никакого участия в разработке «Плана прикрытия» ни он, ни такие же комдивы в этом стрелковом корпусе 5-й армии КОВО не принимали. Не проводили разработку «ПП» по майской Директиве НКО и ГШ в этом стрелковом корпусе 5-й армии КОВО!!! О чем ещё первой фразой и поведал Смехотворов: «План обороны государственной границы до меня и командиров частей 135 стр. дивизии доведен не был». Кто в этом виноват – армейское командование 5-й армии, в состав которой и входила дивизия Смехотворова, или окружное, которое не довело до армейского майскую Директиву НКО и ГШ на разработку нового «ПП»? Но возможно особой вины командующего 5-й армии Потапова все же в этом нет? Разработку окружного «ПП» должны были организовать командование КОВО. А вот этого, похоже, и не делалось. И об этом прямо писал в своих воспоминаниях К.К. Рокоссовский, указывая именно на окружное командование.

 

После войны наверняка и генерал Потапов, командующий 5-й армии, вернувшийся из плена, также давал свои ответы-показания на «вопросы Покровского». Но его ответы не были опубликованы в ВИЖ в 1989 году и пока не доступны для изучения. Хотя тот же начальник оперативного отдела КОВО И.Х. Баграмян на первый вопрос ответ дал, и он в ВИЖ № 3 в 1989 году опубликован был:

 

«Генерал армии И.Х. Баграмян (бывший начальник оперативного отдела штаба КОВО). План обороны государственной границы был доведен до войск, в части их касающейся, следующим образом: войска, непосредственно осуществлявшие прикрытие… имели подробно разработанные планы и документацию до полка включительно; остальные войска округа (пять стрелковых корпусов, семь далеко не закончивших формирование механизированных корпусов и части усиления)… имели хранимый в сейфе соответствующего начальника штаба соединения опечатанный конверт с боевым приказом и всеми распоряжениями по боевому обеспечению поставленных задач.

План использования и документация во всех подробностях разрабатывались в штабе округа только для корпусов и дивизий. Исполнители могли о них узнать лишь из вложенных в опечатанные конверты документов после вскрытия последних.

10 сентября 1952 года».

 

 

Ему вторит и при этом сообщает и время разработки окружного плана прикрытия:

 

«Генерал армии М.А. Пуркаев (бывший начальник штаба Киевского особого военного округа). План обороны государственной границы был доведен до войск. Разработка его велась в апреле начальником штаба округа, оперативным отделом и командующими армиями и оперативными группами их штабов. В первой десятидневке мая армейские планы были утверждены военным советом округа и переданы в штабы армий. Планы армий по распорядительным документам были разработаны до соединений.

С документами соединений в штабах армий были ознакомлены их командиры и начальники штабов, после чего они примерно до 1 июня были переданы на хранение в опечатанных пакетах начальникам штабов.

Во всех частях и штабах соединений имелись планы подъема по тревоге. План обороны государственной границы должен был приводиться в действие по телеграмме военного совета округа (за тремя подписями) в адрес командующих армиями и командира кавалерийского корпуса (командир 5-го кавалерийского корпуса генерал-майор Ф.М. Камков, -- В.К.). в соединениях и частях план действия должен был проводиться по условным телеграммам военных советов армий и командира кавалерийского корпуса с объявлением тревоги.

29 апреля 1952 года».

Т.е. ответы командования штабом округа, их подчиненных отвечающих за эти самые «ПП», или командующих армиями вроде вполне благостные – «Планы прикрытия» были, и до командиров частей доводились. Баграмян при этом даже показал, каким образом планы прикрытия доводились до войск, «до полка включительно». Однако начштаба Пуркаев доложил что разработка «плана прикрытия» … «велась в апреле», т.е. вовсе не в соответствии с майской Директивой НКО и ГШ № 503862/сс/ов от 5 мая 1941 года, которая и пришла в КОВО примерно в эти же дни. И сами командиры частей уровня комдив или комкор показывают тоже самое. Например, начальник штаба стрелкового корпуса армии Потапова подтверждает слова своего начштаба округа что «Планы» вроде были и вроде даже доводились до дивизий:

«Генерал-майор З.З. Рогозный (бывший начальник штаба 15-го стрелкового корпуса). Примерно в середине мая 1941 года штабом 5-й армии был разработан план прикрытия государственной границы… С ним были ознакомлены в штабе армии: командир 15 стрелкового корпуса полковник М.П. Федюнинский, я и командиры дивизий: генерал-майор Г.И. Шерстюк, полковник М.П. Тимошенко (соответственно командиры 45 и 62 сд. – В.К.).Документов, касающихся плана обороны, штабы корпуса и дивизий не имели, но задачи и частные планы обороны знали… Дивизии отрекогносцировали свои полосы обороны, определили боевые порядки, наметили организацию управления боем… Все касающееся полков было до них доведено непосредственно на местности и принятые решения утверждены командирами дивизий.

21 апреля 1953 года».

 

А вот начальники штабов и командиры этих дивизий заявляют обратное:

«Генерал-майор Г.И. Шерстюк (бывший командир 45-й стрелковой дивизии 15-го стрелкового корпуса). План обороны госграницы со стороны штабов 15-го стрелкового корпуса и 5-й армии до меня, как командира 45-й стрелковой дивизии, никем и никогда не доводился, и боевые действия дивизии (я) развертывал по ориентировочному плану, разработанному мной и начальником штаба полковником Чумаковым и доведенному до командиров частей, батальонов и дивизионов.

24 апреля 1953 года».

«Полковник П.А. Новичков (бывший начальник штаба 62-й стрелковой дивизии 15-го стрелкового корпуса). Дивизионного плана по обороне государственной границы, мне кажется, не было, а дивизионный план входил в армейский. Дивизия имела лишь только ориентировочную полосу по фронту и в глубину. Так, в первых числах апреля 1941 года я, а также начальники штабов 87-й и 45-й стрелковых дивизий были вызваны в штаб 5-й армии, где мы в оперативном отделе получили карты и собственноручно произвели выписки из армейского плана оборудования своих полос в инженерном отношении.

(Дата составления документа отсутствует. – В.К.)»

При этом Пуркаев пишет в своем ответе, что в первой декаде мая («в первую десятидневку») в штабе округа «армейские планы были утверждены военным советом округа и переданы в штабы армий».

Но также известно что, получив в начале мая новую Директиву НКО и ГШ № 503862сс/ов от 05.05.1941 г. на разработку нового плана прикрытия, в КОВО разработали этот новый ПП (внесли коррективы в старый план) и только в июне отправили его в Москву на утверждение. «ПП отправлен из округа 19.06.1941 № А1-00249» утверждает «автор первой публикации» «черновика-оригинала Директивы №1» «Сергей ст.»: «…раз они хранятся в фонде ГШ значит "дошли". На всех "заделана" утверждающая подпись НКО, но ни на одном ее нет».

А вот в 8-м стрелковом корпусе 26-й армии КОВО с разработкой и доведением до дивизий планов прикрытия проблем вроде не было. Командиры и начальники штабов дивизий этого корпуса утверждают, что планы прикрытия у них были. Это как раз в этом корпусе и в этой армии и состояла 72-я горно-стрелковая дивизия генерала П.И. Абрамидзе. Чьи показания о «шифровке ГШ» (по которому эта дивизия 20 июня приводилась в боевую готовность и отводилась от границы на свои рубежи обороны, о чем Абрамидзе должен был доложить к «24.00 21 июня») столько раз в этой книге уже приводились.

«Генерал-майор П.И. Абрамидзе (бывший командир 72-й горно-стрелковой дивизии 8-го корпуса 26-й армии). До нападения фашистской Германии на Советский Союз я и командиры частей не знали мобилизационного плана (МП-41), но после его вскрытия все убедились, что оборонительные работы на государственной границе, командно-штабные учения на местности исходили из общего плана КОВО, утвержденного Генеральным штабом.

11 июня 1953 года»

Т. е. в этом 8-м корпусе 26-й армии хотя бы сами мероприятия связанные с планом прикрытия проводили. Хотя при этом командиры и не знали что проводившиеся учения, «на местности исходили из общего плана КОВО, утвержденного Генеральным штабом».

«Генерал-майор С.Ф. Горохов (бывший начальник штаба 99-й стрелковой дивизии 8-го стрелкового корпуса 26-й армии). План обороны государственной границы был получен в феврале-марте 1941 года в штабе 26-й армии в опечатанном конверте и с нами проработан не был. Но ещё до его вручения командующий армией генерал-лейтенант Ф.Я. Костенко лично мне и командиру дивизии полковнику Н.И. Дементьеву сообщил разграничительные линии участка обороны соединения и полков, место командных и наблюдательных пунктов, огневые позиции артиллерии. Помимо этого, особым приказом дивизии предписывалось подготовить предполья Перемышльского укрепленного района и отрыть окопы в своей полосе.

Штабами дивизии и пограничного отряда был разработан план прикрытия государственной границы по двум вариантам – на случай диверсий и возможной войны.

16 марта 1953 года»

Похоже, и здесь, как и в Прибалтике, а точнее и в этом корпусе процветала «личная инициатива» со стороны командования корпусом. Но они тоже знали только о существовании ещё февральско-мартовского «ПП». Знали, но ознакомлены даже с ним в положенное время не были.

Начальник штаба 15-го стрелкового корпуса Рогозный уверяет, что комдивы в середине мая были ознакомлены с планами прикрытия и упоминает фамилию своего командира 15-го ск полковника (в мае-июне 41-го) Федюнинского. А вот что пишет командир 9-го мехкорпуса в июне 41-го К.К. Рокоссовский, чей «корпус находился в непосредственном подчинении командования Киевского Особого военного округа», и командиром танковой дивизии у которого был полковник М.Е. Катуков:

«В мае 1941 года новый командующий Киевским Особым военным округом М. П. Кирпонос провел полевую поездку фронтового масштаба. В ней принимал участие и наш мехкорпус, взаимодействуя с 5-й общевойсковой армией на направлении Ровно, Луцк, Ковель….»

Рокоссовский пишет, что пока он служил в начале 30-х в Забайкалье то там «Имелся четко разработанный план прикрытия и развертывания главных сил» и «он менялся в соответствии с переменами в общей обстановке на данном театре». И далее он тактично пишет, что как раз «В Киевском Особом военном округе этого, на мой взгляд, недоставало». А в «восстановленных» частях его воспоминаний об этом говорится уже более откровенно: «Во всяком случае, если какой-то план и имелся, то он явно не соответствовал сложившейся к началу войны обстановке, что и повлекло за собой тяжелое поражение наших войск в начальный период войны».

Т.е. Рокоссовский, похоже, прямо пишет, что и в КОВО командиры вступали в войну имея на руках отработанные планы прикрытия не соответствующие «майским ПП»???

А другие командиры дивизий пишут, что начали воевать по неким «ориентировочным» планам…

Ну а дальше Рокоссовский и расписывает как действительно по личной инициативе они сами себе с Федюнинским, командиром 15-го стрелкового корпуса и разрабатывали планы взаимодействия на случай войны:

«Еще во время окружной полевой поездки я беседовал с некоторыми товарищами из высшего командного состава. Это были генералы И. И. Федюнинский, С. М. Кондрусев, Ф. В. Камков (командиры стрелкового, механизированного и кавалерийского корпусов). У них, как и у меня, сложилось мнение, что мы находимся накануне войны с гитлеровской Германией. Однажды заночевал в Ковеле у Ивана Ивановича Федюнинского. Он оказался гостеприимным хозяином. Разговор все о том же: много беспечности. Из штаба округа, например, последовало распоряжение, целесообразность которого трудно было объяснить в той тревожной обстановке. Войскам было приказано выслать артиллерию на полигоны, находившиеся в приграничной зоне. Нашему корпусу удалось отстоять свою артиллерию. Доказали, что можем отработать все упражнения у себя на месте. И это выручило нас в будущем. Договорились с И. И. Федюнинским о взаимодействии, наших соединений, еще раз прикинули, что предпринять, дабы не быть захваченными врасплох, когда придется идти в бой».

Таким образом, на вопрос № 1 «от Покровского»: «1.Был ли доведен до войск в части, их касающейся, план обороны государственной границы; когда и что было сделано командованием и штабами по обеспечению выполнения этого плана?», можно сделать такой вывод и ответ:

Не имели войска западных округов, в дивизиях и корпусах, разработанных планов прикрытия после того как в начале мая в эти округа пришли Директивы НКО и ГШ на разработку новых Планов обороны и прикрытия государственной границы. Точнее, сами планы на уровне штабов округа и даже армий (некоторых) разработаны были, а вот с доведением их до командиров «в части их касающейся» происходили некие «странности». Ведь окружной план это ещё не всё в разработке плана обороны. И можно увидеть, что в одних округах одни армии новые планы прикрытия разрабатывали и имели, а другие пребывали в счастливом неведении, и вступали в войну по «мартовско-апрельским» планам.

И только в одном округе, в Одесском, получив в мае Директиву на разработку нового «ПП» и сам «План прикрытия» разработали, и командиры дивизий и корпусов с ним были ознакомлены ещё на стадии разработки. И только в этом единственном округе и вступали войска в войну в соответствии с новым планом прикрытия, вполне четко «зная свой маневр»!

В остальных округах, в ПрибОВО, КОВО и особенно в Белоруссии войска вступали в войну, имея на руках устаревшие Планы прикрытия. Не соответствующие новой обстановке. О чем в своих мемуарах и написал маршал Советского Союза К.К. Рокоссовский и дали ответы на вопрос № 1 «от Покровского» остальные генералы из других округов.

 

2. С какого времени и на основании какого распоряжения войска прикрытия начали выход на государственную границу и какое количество из них было развернуто до начала боевых действий?

Из вопроса видно, что «войска прикрытия» должны были выдвинуться со своих мест дислокации на рубежи обороны по заранее отданному приказу-«распоряжению», этот приказ должен был быть отдан из Генштаба и войска прикрытия границы должны были быть «развернуты до начала боевых действий». И не по «личной инициативе смелых командиров, не испугавшихся злого Сталина», а на основании некоего, «какого распоряжения». И по воспоминаниям маршала Баграмяна видно, что такое «распоряжение» поступило в западные округа 14-15 июня, когда под видом «учений» «начали выход на государственную границу» «части прикрытия». Т.е., части первого и второго эшелонов обороны, войска прикрытия начали выдвижение к границе на основе Директив НКО и ГШ от 12-13-го июня 1941 года. И именно об этих Директивах и ставится данный вопрос – «на основании какого распоряжения войска прикрытия начали выход на государственную границу»? И также этим вопросом пытались выяснить – какое количество войск в западных округах реально привели в боевую готовность, и «развернули» до начала Войны – «какое количество из них было развернуто до начала боевых действий»?

После получения 14-15 июня, за неделю до нападения Германии, Директив НКО и ГШ от 12-13 июня о начале выдвижении войск западных округов «в районы предусмотренные планами прикрытия», и приказа ГШ от 18 июня об отводе приграничных дивизий на их «рубежи обороны», это выдвижение (кроме ОдВО и ПрибОВО) было фактически сорвано. И было сорвано фактическое приведение войск в боевую готовность «повышенную» во всех округах кроме Одесского. В повышенную боевую готовность привели войска частично в ПрибОВО и КОВО. В Белоруссии тоже проходило «выдвижения» войск на рубежи обороны, но больше это было похоже на имитацию, хотя в Минск пошла Директива НКО и ГШ от 13 июня, в которой вообще прямо указывалось – вывести войска «в районы предусмотренные планом прикрытия». И даже номер этой майской Директивы НКО привели, чтоб Павлов не дай бог чего не перепутал и выводил войска именно – «в районы предусмотренные для них планом прикрытия (директива НКО за № 503859/сс/ов)». Но при этом в округе у того же Павлова не отдавали письменных приказов на эти перемещения войск, а сами войска ориентировали исключительно на «учения» и об этом в своем докладе указал ставший в июле 41-го замначштаба Западного фронта генерал Маландин.

Кроме Западного, командование практически всех округов (кроме Одесского) не ориентировало командиров дивизий и корпусов на то, что проводится фактическое выполнение планов прикрытия, что войска выдвигаются в районы указанные в планах прикрытия (что возможно только в исключительных случаях – т.е., например, при подготовке к войне). Наоборот, большинству командиров, особенно в Белоруссии и на Украине, ставилась задача на проведение учебных маршей с «целью лагерных сборов», неких учений, что расхолаживало командиров, и те даже рекогносцировку местности не проводили. И командиры брали в эти «марши» ненужное для войны имущество. Да и не знали командиры, что они идут в районы предусмотренные «ПП». Хотя бы, потому что до них никто и не доводил новые, «майские планы прикрытия» в «части их касающейся».

А ведь если бы войска ориентировали (точнее командиров) на то, что они идут в районы, предусмотренные «ПП», то ни один комдив те же «мишени» брать не стал бы.… А «сориентировать» можно было бы очень просто! И при этом вовсе не обязательно было говорить командиру открытым текстом о том, что будет война и надо вместо мишеней брать с собой лишний боекомплект. Любой командир понял бы сам все что надо, если бы ему в приказе на перемещение была бы дано указание-фраза сутью дублирующее указание из Директивы НКО и ГШ от 13 июня: «…вывести в лагерь в районы, предусмотренные для них планом прикрытия (директива НКО за № 503859/сс/ов)». Как было в Директиве для Павлова. Или даже: «…в новые лагеря, согласно прилагаемой карты», как было для КОВО….

Отвечая на второй вопрос «от Покровского»: «2. С какого времени и на основании какого распоряжения войска прикрытия начали выход на государственную границу и какое количество из них было развернуто до начала боевых действий?», можно сказать, что вывод войск западных округов на рубежи обороны, в «районы предусмотренные Планами прикрытия» также срывался, а точнее командиры часто понятия не имели, куда и зачем они идут. И ответы командиров дивизий и корпусов в этом плане вполне красноречивые.

Ответы некоторых генералов ВИЖ приводил в 1989 году, в № 5. Начнем с ПрибОВО.

«Генерал-полковник П.П. Полубояров (бывший начальник автобронетанковых войск ПрибОВО). 16 июня в 23 часа командование 12-го механизированного корпуса получило директиву о приведении соединения в боевую готовность. Командиру корпуса генерал-майору Н.М. Шестопалову сообщили об этом в 23 часа 17 июня по его прибытии из 202-й моторизованной дивизии, где он проводил проверку мобилизационной готовности. 18 июнякомандир корпуса поднял соединения и части по боевой тревоге и приказал вывести их в запланированные районы. В течение 19 и 20 июня это было сделано.

16 июня распоряжением штаба округа приводился в боевую готовность и 3-й механизированный корпус (командир генерал-майор танковых войск А.В. Куркин), который в такие же сроки сосредоточился в указанном районе.

1953 год».

«Генерал-лейтенант П.П. Собенников (бывший командующий 8-й армией). Утром 18 июня 1941 года я с начальником штаба армии выехал в приграничную полосу для проверки хода оборонительных работ в Шяуляйском укрепленном районе. Близ Шяуляя меня обогнала легковая машина, которая вскоре остановилась. Из неё вышел генерал-полковник Ф.И. Кузнецов (командующий войсками Прибалтийского особого округа. – В.К.). Я также вылез из машины и подошел к нему. Ф.И. Кузнецов отозвал меня в сторону и взволновано сообщил, что в Сувалках сосредоточились какие-то немецкие механизированные части. Он приказал мне немедленно вывести соединения на границу, а штаб армии к утру 19 июня разместить на командном пункте в 12 км юго-западнее Шяуляя.

Командующий войскам округа решил ехать в Таураге (примерно 25 км от границы – К.О.Ю.) и привести там в боевую готовность 11-й стрелковый корпус генерал-майора М.С. Шумилова, а мне велел убыть на правый фланг армии. Начальника штаба армии генерал-майора Г.А. Ларионова мы направили обратно в Елгаву. Он получил задачу вывести штаб на командный пункт.

К концу дня были отданы устные распоряжения о сосредоточении войск на границе. Утром 19 июня я лично проверил ход выполнения приказа. Части 10, 90 и 125-й стрелковых дивизий занимали траншеи и дерево-земляные огневые точки (ДЗОТы – К.О.Ю.), хотя многие сооружения не были ещё окончательно готовы. Части 12-го механизированного корпуса в ночь на 19 июня выводились в район Шяуляя, одновременно на командный пункт прибыл и штаб армии.

Необходимо заметить, что никаких письменных распоряжений о развертывании соединений никто не получал. Все осуществлялось на основании устного приказания командующего войсками округа. В дальнейшем по телефону и телеграфу стали поступать противоречивые указания об устройстве засеке, минировании и прочем. Понять их было трудно. Они отменялись, снова подтверждались и отменялись. В ночь на 22 июня я лично получил приказ от начальника штаба округа генерал-лейтенанта П.С. Кленова отвести войска от границы. Вообще всюду чувствовались большая нервозность, боязнь спровоцировать войну и, как следствие, возникала несогласованность в действиях.

1953 год»

Прочитав ответ Собенникова о предвоенных днях, первое впечатление складывается примерно такое – командующий ПрибОВО Ф.И. Кузнецов «на свой страх и риск», по «личной инициативе» и «вопреки Сталину» дает команду приводить войска округа в боевую готовность 18 июня!!! Но в эти же дни в Одесском ВО начштаба округа Захаров и командующий Черевиченко делают примерно то же самое и тоже вроде «по личной инициативе». А вот в КОВО Абрамидзе получает прямой письменный приказ Генштаба – отвести от границы свою дивизию на рубежи обороны и привести их в боевую готовность. И никакой «инициативы»…

Так может никакой «инициативы» и в ПрибОВО не было вовсе (в Одесском тем более)? А Кузнецов просто выполнял приказы Генерального штаба, но как раз до подчиненных эти приказы не довел? Да и выполнял он эти приказы НКО и ГШ от 13-18 июня так со своим начштаба Кленовым, что внесли сплошную сумятицу в войсках округа. Т.е., в случае проверки из Москвы – вроде приказ ГШ от 18 июня о приведении в б.г. выполняется. А на самом деле войска действуют в режиме – «иди сюда – стой там». И примерно так же они выводили и войска из глубины округов к границе в эти же дни, под видом «учений». Не доводя до командования армиями, что приказ Москвы (Директива НКО и ГШ от 13 июня) стоит четкий – «вывести в районы предусмотренные планом прикрытия» и это значит что никаких «мишеней» брать не надо.

Приказ ГШ от 18 июня требовал отводить приграничные части от самой границы на подготовленные рубежи обороны недалеко от границы же, а вот в ПрибОВО эти войска отводили вообще в глубь округа, сняв их с рубежей обороны, и именно в ночь на 22 июня пытались это сделать. …

Не забывайте, что начштаба ПрибОВО Кленов также как и все командование ЗапОВО был расстрелян за начало войны (его прямой подчиненный, начальник оперативного отдела округа полковник Трухин окажется в РОА), а Кузнецов вскоре снят с должности и карьера его не стала успешной за проявленную им «инициативу по приведению войск округа в боевую готовность» до 22 июня! Начштаба ОдВО Захаров в 1960-е стал начальником Генерального штаба на 11 лет, Малиновский, комкор из ОдВО – министром обороны СССР на 10 лет. А Кузнецов был снят с округа-фронта сразу после начала войны, и карьера его не стала «успешной».

Переходим к КОВО.

«Генерал-майор П.И. Абрамидзе (бывший командир 72-й горно-стрелковой дивизии 26-й армии). Два стрелковых полка (187 и 14 сп) дивизии располагались вблизи государственной границы с августа 1940 года.

20 июня 1941 года я получил такую шифровку Генерального штаба: «Все подразделения и части Вашего соединения, расположенные на самой границе, отвести назад на несколько километров, то есть на рубеж подготовленных позиций. Ни на какие провокации со стороны немецких частей не отвечать, пока таковые не нарушат государственную границу. Все части дивизии должны быть приведены в боевую готовность. Исполнение донести к 24 часам 21 июня 1941 года».

Точно в указанный срок я по телеграфу доложил о выполнении приказа. При докладе присутствовал командующий 26-й армией генерал-лейтенант Ф.Я. Костенко, которому поручалась проверка исполнения. Трудно сказать, по каким соображениям не разрешалось занятие оборонительных позиций, но этим воспользовался противник в начале боевых действий.

Остальные части и специальные подразделения соединения приступили к выходу на прикрытие госграницы с получением сигнала на вскрытие пакета с мобилизационным планом.

11 июня 1953 года».

Дивизия Абрамидзе была «приграничной» и Директива НКО и ГШ от 13 июня её не касалась, т.к. в отдельном пункте этой директивы четко было указано:

«…№ 549. ДИРЕКТИВА НАРКОМА ОБОРОНЫ СССР И НАЧАЛЬНИКА ГЕНШТАБА КРАСНОЙ АРМИИ ВОЕННОМУ СОВЕТУ КОВО

№ 504205 13 июня 1941 г. Совершенно секретно Особой важности

Для повышения боевой готовности войск округа к 1 июля 1941 г. все глубинные дивизии и управления корпусов с корпусными частями перевести ближе к госгранице в новые лагеря, согласно прилагаемой карты.

1) 31 ск - походом; 2) 36 ск - походом; 3) 55 ск - походом; 4) 49 ск - по железной дороге и походом; 5) 37 ск - походом.

Приграничные дивизии оставить на месте, имея в виду, что вывод их к госгранице, в случае необходимости, может быть произведен только по моему особому приказу. 164 сд для лагерной стоянки вывести к17 июня 1941 г.: …»

И приграничная дивизия Абрамидзе стала выходить на свои рубежи обороны именно после того как получила «особый приказ наркома», после того как Абрамидзе получил этот приказ 20 июня. И скорее всего речь в ответе Абрамидзе идет о приказе ГШ от 18 июня, существование которого всячески отрицается скептиками и «официальными» историками…

Ответ командира 135-й стрелковой дивизии КОВО генерала Смехотворова уже приводился полностью, и то, что касалось ответа на вопрос № 1. Поэтому приведем только часть его ответа, на вопрос № 2 «от Покровского»:

«Генерал-полковнику тов. Покровскому А.П.

На Ваш № 679030 от 14 января 1953 г.

Докладываю:

… До начала военных действий части 135 стр. дивизии на гос. границу не выводились и такового приказа не поступало. 18 июня 1941 года 135 стр. дивизия выступила из района постоянного расквартирования – Острог, Дубно, Кремец и к исходу 22.06.41 г. прибыла в Киверцы / 10-12 километров с.в. г. Луцк / с целью прохождения лагерного сбора, согласно приказа командующего 5 армии генерал-майора Потапова. …»

 

 

(ЦАМО, ф. 15, оп. 1786, д. 50, кор. 22099, лл. 79-86).

Вот что ответил бывший начальник штаба 62-й стрелковой дивизии 15 стрелкового корпуса все той же 5-й армии КОВО полковник П.А. Новичков. Той, на место которой и выдвигалась 135-я стрелковая дивизия Смехотворова:

«Части дивизии на основании распоряжения штаба армии в ночь с 16 на 17 июня выступили из лагеря Киверцы. Совершив два ночных перехода, они к утру 18 июня вышли в полосу обороны. Однако оборонительных рубежей не заняли, а сосредоточились в лесах и населенных пунктах вблизи него. Эти действия предпринимались под видом перемещения к месту новой дислокации. Здесь же начали развертывать боевую подготовку.

Числа 19 июня провели с командирами частей рекогносцировку участков обороны, но все это делалось неуверенно, не думалось, что в скором времени начнется война. Мы не верили, что идем воевать, ивзяли всё ненужное для боя. В результате перегрузили свой автомобильный и конный транспорт лишним имуществом.

(Дата составления документа отсутствует. – В.К.) »

«Верить» или «не верить» начинают тогда когда «не знают». Или до людей не доводят необходимые приказы. И потому они и «провели с командирами частей рекогносцировку участков обороны» «… неуверенно», что никто не ставил задачу и не довел до комдива, что они идут «в район предусмотренный планом прикрытия», или именно для обороны в предстоящем нападении противника.

«Полковник Н.Л. Логинов (бывший командир 139-й стрелковой дивизии 6-й армии). Дивизия дислоцировалась в Черткове и окрестных населенных пунктах. К началу войны четыре стрелковых батальона и два артиллерийских дивизиона находились на оборонном строительстве в 20-25 км от Черновиц, саперный батальон дивизии и роты полков -- в 20-25 км северо-западнее Львова, а один стрелковый батальон охранял окружные объекты в Тернополе.

17 июня утром получил шифрограмму о командира 37-го стрелкового корпуса: «Для проведения корпусных учений дивизии сосредоточиться в районе Перемышляны, для чего выступить с утра 18 июня по маршруту: Чертково, Бучач, Гадич, Рогатин». На мою просьбу собрать подразделения и части дивизии для выполнения этой задачи ответили: «Выступайте на учения с наличным составом, снять батальоны с работ и охраны не разрешаем».

Таким образом, дивизия в составе четырех стрелковых батальонов, трёх артиллерийских дивизионов и спецподразделений выступила в район учения.

18 мая 1957 года»

Как видите, данную дивизию Логинова отправили тоже под видом «учений» в «районы согласно прилагаемой карты». Да ещё и в практически небоеспособном виде.

Так делалось в КОВО. А вот что ещё показали генералы из соседнего ПрибОВО. Вот что показал генерал-полковник М.С. Шумилов, бывший командир 11-го стрелкового корпуса 8-й армии ПрибОВО:

«Войска корпуса начали занимать оборону по приказу командующего армией с 18 июня. Я отдал приказ только командиру 125-й стрелковой дивизии и корпусным частым. Другие соединения также получили устныераспоряжения через офицеров связи армии. Об этом штаб корпуса был извещен. Боеприпасы приказывалось не выдавать. Разрешалось только улучшать инженерное оборудование обороны. Однако 20 июня, осознав надвигающуюся опасность, я распорядился выдать патроны и снаряды в подразделения и начать минирование отдельных направлений.

21 июня в штабе корпуса находился член военного совета округа (корпусной комиссар П.А. Диброва. – В.К.), который через начальника штаба приказал отобрать боеприпасы. Я запросил штаб армии относительно письменного распоряжения по этому вопросу, но ответа не получил

1952 год».

В ПрибОВО действительно отдавались и письменные и устные приказы о приведении в боевую готовность. Но при том, что выдвижение на рубежи обороны шло более-менее четко, самим командованием округа также давались и «странные приказы» насчет выдачи боеприпасов и т.п. Вот что показал по ПрибОВО:

«Полковник С.М. Фирсов (бывший начальник инженерных войск 11-й армии). 20 июня начальники отделов и управлений армии были собраны у начальника штаба генерал-майора И.П. Шлемина, который объявил о выходе в ночь на командный пункт. Нас предупредили, что это мероприятие проводится в учебных целях.

Привести инженерные части в боевую готовность не разрешили. Тем не менее командование не возражало против минирования участков на государственной границе при условии, если я сам буду нести ответственность за эти действия. Начал работу. Однако на следующий день (21 июня – К.О.Ю.) меня вызвали к начальнику штаба армии, где ознакомили с телеграммой из округа. «Командующий войсками округа, – указывалось в ней, – обращает внимание командующего 11-й армией на самовольные действия начальника инженерных войск армии подполковника Фирсова, выразившегося в снятии с оборонительных работ двух саперных батальонов и в постановке им задачи по проведению минирования на границе. Командующий округом объявляет подполковнику Фирсову выговор и приказывает батальоны вернуть, а работы по минированию не проводить.

8 октября 1955 года».

Как видите, вместо того чтобы ориентировать командиров на то что дело идет к Войне (при этом просто предупредив о «неразглашении»), их наоборот, их армейские начальники в штабах армий настраивали именно на «учения». Другие ответы генералов на вопрос о выводе «в районы предусмотренные планом прикрытия», или «согласно прилагаемой карты» ещё более интересные (к сожалению ВИЖ не приводит ответ генерала Сандалова, так любимого историками, на «вопрос № 2»).

Продолжим с ПрибОВО, где процветала «личная инициатива» командующего войсками округа Ф.И. Кузнецова.

«Генерал-лейтенант В.И. Морозов (бывший командующий 11-й армии). На основании устных распоряжений командующего войсками округа соединения 11-й армии выходили на подготовленный рубеж обороны. Делалось это под видом усовершенствования полевых укреплений.

На границе находилось по одному полку от каждой дивизии, усиленному, как правило, артиллерийским дивизионом. В начале июня была произведена замена одних полков другими.

В начале июня 1941 года дивизии в своих районах имели развернутые командные пункты, на которых постоянно дежурили офицеры.

1952 год»

Слова полковника Фирсова о том, что войска шли на «учения» а не на рубежи обороны в принципе подтверждает:

«Генерал-лейтенант И.П. Шлемин (бывший начальник штаба 11-й армии). Ни о каком распоряжении о выводе войск на государственную границу не помню. По всей видимости, его не было, так как 28-я и 33-я стрелковые дивизии находились в непосредственной близости от неё, а 5-я -- в лагере (в 30-35 км от границы).

Во второй половине июня под предлогом выхода в полевой лагерь в районе Ковно сосредоточилась 23-я стрелковая дивизия из Двинска.

 

В июне, числа 18-20-го, командиры пограничных частей обратились в штаб армии с просьбой оказать им помощь в борьбе с диверсантами, проникающими на территорию Литвы. В связи с этим было принято решение под видом тактических учений дивизиям занять оборону на своих участках и выдать бойцам на руки боеприпасы¸ которые однако, командующий войсками округа приказал отобрать и сдать на дивизионные склады.

Таким образом, к 20 июня три стрелковые дивизии заняли оборону с задачей прочно удержать занимаемые рубежи в случае нападения противника.

16 мая 1952 года»

В КОВО для приграничных дивизий ГШ примерно 18 июня выдал приказ на приведение в боевую готовность и на отвод частей от границы на подготовленные рубежи обороны, а в ПрибОВО – нет? Обратите внимание на действия Ф. Кузнецова. Он так лихо проявлял «инициативу» в приведении в боевую готовность войск округа, что даже боеприпасы приказывал отобрать у дивизий своих двух армий, 8-й и 11-й, занимавших рубежи обороны.

(Примечание: Всего в западных округах на начало войны было:

– в ПрибОВО две «свои» армии, 8-я, 11-я армии;

– в ЗапОВО пять армий – 3-я, 4-я, 10-я и 13-я (новая) – «свои», 22-я из Забайкалья и отдельные части 21-й армии из Поволжъя;

– в КОВО шесть армий – 5-я, 6-я, 12-я (новая) и 26-я – «свои», 16-я из Забайкальского округа и 19-я из Северо-Кавказского округа;

– в Одесском Во – всего одна армия – 9-я….)

 

При этом приграничные дивизии в ПрибОВО не получали как приграничная дивизия Абрамидзе в КОВО приказов ГШ от 18-20 июня на отвод этих дивизий на их рубежи обороны и на приведение в боевую готовность. Они это сделали сами, после общения с теми же пограничниками, а Кузнецов как раз и пытался разоружить эти дивизии – сорвать эту самую боевую готовность. Но так «инициативу» по приведению в боевую готовность не проявляют. Тот же Захаров в ОдВО не отбирал боеприпасы у войск, да и в КОВО этого не делали…. А Кузнецов инженерным частям 11-й армии вообще напрямую запретил приводить их подразделения в боевую готовность и проводить необходимое минирование (см. ответы генерала Фирсова). И тоже самое вытворял и «член военного совета округа».

 

«Генерал-майор И.И. Фадеев (бывший командир 10 стрелковой дивизии 8-й армии). 19 июня 1941 года было получено распоряжение от командира 10-го стрелкового корпуса генерал-майора И. Ф. Николаева о приведении дивизии в боевую готовность. Все части были немедленно выведены в район обороны, заняли ДЗОТы и огневые позиции артиллерии. С рассветом (20 июня – К.О.Ю.) командиры полков, батальонов и рот на местности уточнили боевые задачи согласно разработанному плану и довели их до командиров взводов и отделений.

В целях сокрытия проводимых на границе мероприятий производились обычные оборонные работы, а часть личного состава маскировалась внутри оборонительных сооружений, находясь в полной боевой готовности.

8 апреля 1953 года»…

 

Так может не стоит ставить в «заслугу» командующему ПрибОВО генерал-полковнику Ф.И. Кузнецову то, что его войска (приграничные дивизии) именно 18-20 июня приводились в боевую готовность и занимали свои рубежи обороны? Как раз именно он и срывал эти мероприятия, приказывая сдать боеприпасы на склады, отменить минирование и т.п. 20-21 июня 41-го!!! А вот именно на уровне командующих армий и их подчиненных и проявлялась эта самая «личная инициатива» основанная на том же контакте с пограничниками и полученной от них информации. Да и не могли не знать командующие армиями в ПрибОВО что пограничники в эти же дни, 18-20 июня также приводились в повышенную боевую готовность приказами по НКВД (об этом пишет историк А.Б. Мартиросян).

Таким образом, по второму вопросу можно сделать вывод что – повышение боевой готовности войск западных округов все же проводилось и движение войск на рубежи обороны также осуществлялось. Но при этом и всячески срывалось и саботировалось на уровне командования и штабов западных округов. А если и делалось, то формально, ориентирую войска именно на «учения» а не на предстоящее скорое нападение Германии. А также это выдвижение срывалось в том числе даже на уровне ГШ.

Помните, каким образом войска из глубины округов должны были выдвигаться в районы предусмотренные планами прикрытия? Правильно – ночными переходами, и пешком.

19 июля 1941 года, уже после ареста генерала Павлова, бывший член военного совета Западного особого военного округа (затем фронта) корпусной комиссар А.Я. Фоминых докладывал начальнику Главного политического управления РККА Л.З. Мехлису следующее, открыто обвиняя ГШ в бездействии как минимум:

«Считаю своим долгом доложить о некоторых вопросах по обороне западной границы СССР на территории ЗапОВО.

1. Примерно в течение 8 месяцев на докладах и оперативных проработках докладывалось:

а) что при этих географических границах округа, когда фланги границ округа вдаются от противника к нам, то есть в сторону востока, а средняя часть границы далеко выходит на запад, что такое очертание границы очень выгодно противнику и чрезвычайно невыгодно нам;
б) отрицательной стороной такого географического начертания границы является то, что она создает условия охвата наших частей округа и сведения клещей в районе Волковыск-Барановичи;
в) в результате даже небольших успехов со стороны немцев сразу резались бы тылы 3-й и 4-й армий, а при большом успехе отрезалась бы вся 10-я армия. Эти положения требовали усиления флангов округа, что и требовал военный совет округа от Генерального штаба.
Жизнь показала, что географические начертания границ были полностью использованы противником.

Все эти положения в более подробном виде докладывались и прорабатывались в Генеральном штабе, со всем этим соглашались, но реальных мер не предпринималось».

 

Это к вопросу «размещения войск» на границе, при котором в двух «выступах» как в мешках находились огромные группировки наших войск, которые становились легкой добычей немцев. Что полностью отвечало надеждам Гитлера и «Варианту Барбаросса» – «уничтожить в приграничном сражении основные силы русских». Заметьте – никакой ссылки на то, что Генштаб хоть как-то ссылается при этом на Сталина или правительство. Просто отмахивались и не реагировали в ГШ: «со всем этим соглашались, но реальных мер не предпринималось». А ведь если бы Фоминых, второе лицо в округе после командующего от Партии знал бы что есть некая ссылка на Сталина как инициатора этих «размещений войск», то он вряд ли бы стал так напирать и обвинять ГШ в этом бездействии. Чего ради он стал бы против решения Сталина переть…

«2) Кроме того, всегда давались задания проработать варианты наступательной операции при явном несоответствии реальных сил. Но откуда-то появлялись дополнительные силы, и создавался, по-моему, искусственный перевес в пользу нас».

Т.е., проводились игры на картах в каком-то виртуальном мире. Что при переносе в реальный на 100 % должно было привести к поражению и катастрофе – ведь в реальности войска, не имеющие реальных сил и резервов должны проиграть.

« 3) Теперь при анализе совершившихся событий стало ясно, что отдельные работники Генерального штаба, зная, что в первый период войны превосходство в реальных силах будет на стороне Германии, почему-то проводили и разрабатывали главным образом наступательные операции и только в последнее время (в конце мая 1941 г.) провели игру по прикрытию границы, тогда как нужно было на первый период войны с учетом внезапности нападения разработать и оборонительные операции».

А это уже прямое обвинение ГШ в том, что вместо активной обороны, предусмотренной в «Соображения…» от Шапошникова от октября 1940 года Генштаб, т.е. Жуков и компания устроили всеобщее немедленное контрнаступление по всему фронту на вторгшегося врага. И может в мае, и «провели игру по прикрытию границы», но в реальности Жуков и Тимошенко именно всеобщее наступление и устроить пытались в первые же дни Войны. И общее размещение войск и складов и должно было как раз этому «способствовать».

«4) Военный совет округа предлагал:

а) усилить фланги округа: с севера – гродненское направление и с юга – брестское направление. С этим в течение 6—7 месяцев не соглашались, и только в последнее время было разрешено вывести на гродненское направление 56-ю и 85-ю стрелковые дивизии (сд) и на брестское – 75-ю сд, а позже и 113-ю сд. Эти дивизии были на своих местах в конце мая - начале июня;
б) представляли и докладывало о необходимости усилить фланги округа долговременными сооружениями, построив дополнительно на правом и левом флангах ряд узлов обороны. Эти предложения отвергались, и только в 10-х числах июня было разрешено дополнительно построить два узла обороны (…).

5) Когда обстановка стала напряженнее, было приказано все части, находящиеся в Восточной Белоруссии, двинуть к границе. Это правильно. Но, несмотря на наши просьбы, чтобы ускорить сосредоточение дивизий из Смоленска, Могилева, Гомеля и Вязьмы, произвести переброску их по железной дороге, в этом было отказано. Дивизии шли походным порядком, и только незначительная их часть подавалась по железным дорогам. Это опять задержало сосредоточение войск.

…Вот кратко те вопросы, которые я считал необходимым доложить. Повторяю: по всем этим вопросам имеются документы в Генштабе (…).

Животрепещущие вопросы по обороне границы разрешались в Генштабе чрезвычайно медленно, а иногда и отказывались, ссылаясь на невозможность выполнения промышленностью (…)…»

(Красная звезда, 2006 г., 17 июня, «Тот самый первый день…», Михаил Мягков, заведующий Центром истории войн и геополитики Института всеобщей истории РАН, кандидат исторических наук --http://www.redstar.ru/2006/06/17_06/6_01.html)

Впрочем, справедливости ради стоит сказать, что ночные пешие переходы после 15 июня в сторону границы, конечно же, были обусловлены мерами секретности и маскировки, и чтобы не дать Германии повода заявлять протесты в связи с перемещениями Советских войск (что она и сделала по факту перемещения 22-й армии из ЗабВО). Однако после 18 июня, когда для приграничных дивизий ставилась четкая задача закончить все перемещения к 24.00 21 июня, движение глубинных дивизий должны были ускорить, чтобы и их выдвижение «в районы предусмотрены планом прикрытия» также было закончено к 24.00 21 июня (скажем так – это как минимум просто логично)!

Но все западные округа объединяет общее – войска не получали письменных приказов в принципе на начало выдвижения войск из глубины округа на рубежи обороны. И Кузнецов и Павлов и Кирпонос давали только устные приказы о движении «в районы предусмотренные планом прикрытия». Возможно, только в Одесском почему-то давали письменные приказы на исполнение Директивы НКО и ГШ от 12 июня для этого округа, требующей – «Для повышения боевой готовности»… вывести войска «в районы предусмотренные планом прикрытия…».… Однако генерал Абравмидзе, командир приграничной дивизии 20 июня получил именно письменный приказ-шифровку ГШ на приведение в боевую готовность и на занятие своих рубежей обороны.

3. Когда было получено распоряжение о приведении войск в боевую готовность в связи с ожидавшимся нападением фашистской Германии с утра 22 июня; какие и когда были отданы указания по выполнению этого распоряжения и что было сделано войсками?

В своих мемуарах, Г.К. Жуков заявил, что приказ на приведение в «боевую готовность» войска западных округов получили только в ночь с 21 на 22 июня согласно якобы «Директивы № 1 от 21.06.41.г.»…

Но с одной стороны вопрос «Когда было получено распоряжение о приведении войск в боевую готовность…» достаточно бессмысленен, т.к. в этом случае не играет никакой особой роли вопрос, когда войска получили этот «приказ» (часом раньше – часом позже). Времени на отработку этого приказа (если войска находятся «в спящем» состоянии на «зимних квартирах»), достаточного для приведения войск в «полную боевую готовность» всё равно не остаётся до «4.00 22 июня» (тем более что первые залпы прозвучали вообще в 3.15 - 3.30 утра по московскому и местному времени, а стрельба по пограничникам началась и в 2.00). Ведь «привести войска в полную боевую готовность», о котором якобы говорит «Директива № 1 от 21 июня 1941 года», якобы переданная в округа в полночь (в следующей главе об этом будет рассмотрено подробнее), за 3 часа до нападения, это не только разбудить солдат диким воплем дежурного по роте: «Рота подъём! Боевая тревога!!!».

Привести войска в «боевую готовность», это значит выполнить комплекс мероприятий в четко отведенное время, от нескольких часов для одних, из перечня мероприятий по приведению войск в «полную боевую готовность», до полутора суток для других. Сюда входит: - и получение оружия-патронов и противогазов со складов, и отмена увольнений-отпусков для личного состава; - и получение от РВК приписного состава, который надо прогнать через ППЛС («пункт приема личного состава»), на котором этих приписников надо помыть-побрить, одеть-обуть, выдать оружие, всучить командирам подразделений и отвести командами в казармы; - и заправка стоящей на хранении техники, и снятие техники с консервации, и загрузка в технику полученных на складах боеприпасов и тех же аккумуляторов. И ещё масса мероприятий. И эти мероприятия можно выполнить, только если «Приказы» о приведении западных округов в «боевую готовность» уже отдавались, хотя бы за три-четыре дня до 22 июня, о чем и говорит текст заданного после Войны Вопроса. И мероприятия по повышению боевой готовности уже были к 22 июня отработаны.

Так что в Жуковской «интерпретации» тех событий, этот вопрос просто бессмысленен. Но разве Сталин похож на человека любящего задавать «бессмысленные» вопросы? Но ещё раз посмотрите на то, как после Войны был поставлен этот самый важный вопрос – «Когда было получено распоряжение о приведении войск в боевую готовность в связи с ожидавшимся нападением фашистской Германии с утра 22 июня…?»

Уже из вопроса ясно, что Руководством страны и Сталиным лично нападение «фашистской Германии» ожидалось, по крайней мере, за несколько дней до этой даты, и в воинские части заранее были отданы распоряжения «о приведении войск в боевую готовность в связи с ожидавшимся нападением фашистской Германии с утра 22 июня». Однако в некоторых округах эти распоряжения открыто (и скрыто) саботировали. Вот вам и причина того, почему произошел Разгром РККА летом 41-го. А также причина того, почему практически все генералы потом откровенно врали в своих «мемуарах», сваливая на Сталина свой позор и предательство и выдумывая на пару с Хрущевым байки о 22 июня. Но 27 млн. жизней это вам не «мелочь». За эти миллионы виновным и на том свете отвечать придется…

С другой стороны, кроме этого есть один важный момент, связанный с «Вопросом № 3», который и пытались выяснить после Войны – как и в какое время, получали в войсках в ночь 22-го июня приказы на подъем по тревоге – в «каком часу»! Дело в том, что согласно «воспоминаниям» Жукова «Директива № 1» ушла в войска уже в 00.30 22 июня. Однако приказы во исполнение данной Директивы пошли в войска в самих округах только после 2.30 ночи!!! Но в самих частях практически во всех округах дивизии и корпуса узнавали о начале войны или уже под обстрелом и бомбежкой, или из сообщения Молотова (это в лучшем для них случае)! Т. е. в штабы округов «Директива № 1» хоть и с запозданием, но все же пришла в ночь 22-го июня, но во многих частях об этом так и не узнали.

И данный «вопрос № 3 от Покровского» имеет цель выяснить, прежде всего, именно этот момент в истории 22 июня – «Когда было получено распоряжение о приведении войск в боевую готовность в связи с ожидавшимся нападением фашистской Германии с утра 22 июня?». Т.е. в каком часу «Директива № 1» поступила в округа. А также – «какие и когда были отданы указания по выполнению этого распоряжения и что было сделано войсками?» Т.е., в какое время штабы западных округов выдали в войска свои приказы на основании «Директивы № 1», какими эти приказы были – короткими отписками или длинными директивами. Объявлялась ли «боевая тревога» в частях, как и должно было произойти этом случае в округах. И самое, наверное, важное – «что было сделано войсками» в этом случае?

С одной стороны действительно, не играет никакой особой роли вопрос, когда войска получили этот «приказ» – часом раньше или часом позже. Времени на отработку этого приказа, достаточного для приведения войск в «полную боевую готовность» всё равно не остаётся до «4.00 22 июня» если войска до этого действительно не отрабатывали никаких мероприятий по повышению боевой готовности. Но!!! Если войска уже находятся в повышенной боевой готовности, в районах «предусмотренных планами прикрытия», то им действительно необходимо всего несколько десятков минут на подъем по «сигналу боевой тревоги» чтобы выбежать из палаток и занять рубежи обороны в окопах, или начать движение к этим рубежам!

Вспомните, сколько времени требовалось на флоте, на подъем по этому самому «сигналу боевой тревоги» для приведения в полную боевую готовность!!! И в предыдущей главе был рассмотрен округ, войска в котором этот «сигнал боевой тревоги» и получили и выполнили. И особой роли в том, «в каком часу» пришел в округ это «сигнал» – «Директива № 1» (а она пришла в западные округа все же не в то время, как преподносил Жуков и его сторонники) это действительно не сыграло! Получив в округе «Директиву № 1» командование этого округа сделало именно то, что и требовалось в этом случае, и что сделал для флотов адмирал Кузнецов – оно дало в войска приказ «поднять войска по боевой тревоге»!!! Однако ответов генералов из этого округа в ВИЖ вообще не выставили.… Даже на первые два вопроса «от Покровского». Уж больно они будут отличаться от ответов генералов из КОВО, ЗапОВО и ПрибОВО…. Но этих комдивов и комкоров тоже ведь опрашивали по этим «вопросам». А среди них был и командир 48-го стрелкового корпуса этого округа, министр обороны СССР с 1957-го по 1967-й годы маршал Советского Союза Р. Я. Малиновский.

Но суть «Вопроса № 3» именно ещё и в том – а доводили ли до частей в западных округах вообще «распоряжение о приведении войск в боевую готовность в связи с ожидавшимся нападением фашистскойГермании с утра 22 июня»? А также «какие и когда были отданы указания по выполнению этого распоряжения и что было сделано войсками?»

После того как вечером 21 июня в кабинете Сталина принимается решение о приведении всех войск западных округов в полную боевую готовность, в 22.20 подписывается прямой приказ на приведение в боевую готовность. Подписывается «Директива № 1». После которой в округах должны были поднимать войска по боевой тревоге уже открыто. И после этого начинается очередной этап сознательного саботажа со стороны генералов в доведении этой директивы до войск западных округов. И в этом уже напрямую оказывается замешан нарком обороны СССР С.К. Тимошенко и начальник Генерального штаба Г.К. Жуков, а также возможно начальник оперативного управления Генштаба Г.К. Маландин (в округах срывом доведения до войск «Директивы № 1» занималось уже командование округов).

Эти трое сделали всё возможное чтобы «немедленно» отправить Директиву № 1 в западные округа и сделали это так «быстро», что её отправили из ГШ только около и после 1.00 часа ночи. Т.е. спустя почти 2,5 часа после её подписания в кабинете Сталина!!!

Сначала Тимошенко и Жуков почти 1,5 часа не могли передать текст «Директивы № 1» в шифровальный отдел ГШ для зашифровывания и отправки её в округа (вышли они из кабинета Сталина в 22.20, а поступила директива в шифровальный отдел ГШ в 23.45). А затем её уже Маландин с Василевским больше получаса передавали из Оперативного управления (отдела) ГШ в округа. Получили от шифровальщиков в первом часу ночи (о чем и поведал Василевский в своих мемуарах-воспоминаниях) – примерно в 0.10-0.15 ночи 22 июня. А в округах «приказ наркома» стали получать – в Одессе в 1.15 22 июня примерно («во втором часу ночи» как написал начштаба ОдВО генерал М.В. Захаров); в Минске – тоже примерно «около часа» (хотя отметка на окружной «директиве № 1» из сборника Яковлева дает вообще интересное время – 1.45). В Риге – около 1.00 ночи, и в Киеве тоже около 1.00 (Баграмян утверждает, что получать стали в 0.25 ночи и «принимали и расшифровывали» до 2.00). Что, наверное, могли бы подтвердить или «опровергнуть» документы из этих округов. Но это вряд ли.

При этом генералы и маршалы уверяют в своих воспоминаниях, что отправку во все западные округа закончили в ГШ в 0.30 ночи 22 июня. Но тогда придется признать, что в ту же Одессу Маландины отправляли «Директиву № 1» только спустя почти час с какой-то «странной» целью! И «цель» эту придется как-то объяснять генеральским адвокатам…. Или признать, что может её и отправили в округа в 0.30, но принимать-то стали только около 1 часа ночи. Ну а затем уже в самих округах и командование этих округов, в лице Павловых-Кирпоносов, сделало все чтобы дивизии и корпуса либо этот «приказ наркома» не получили до нападения, либо не получили его вообще. И об этом и задавался вопрос № 3 «от Покровского» после Войны. Но ведь согласно отметок на приказах-директивах по ПрибОВО, ЗапОВО и КОВО (согласно воспоминаниям начальника оперотдела КОВО Баграмяна) окружные приказы были сотворены примерно в 2.30 ночи, и хотя бы в это время и должны были начать получать в войсках приказ «боевой тревоги». А в том же ОдВО получили «приказ наркома» и расшифровали примерно в 1.15, и там боевую тревогу для войск округа объявили уже примерно в 1.30! По телефону. Как только в округ поступила «Директива № 1». Однако что в КОВО, что в ЗапОВО во многие дивизии и корпуса приказ по округу о приведении в боевую готовность в ночь на 22 июня вообще так и не поступил до нападения Германии!

На третий вопрос «от Покровского» некоторые ответы генералов в ВИЖ № 5 от 1989 года все же приводятся. Но как ответы на вопрос «№ 2».

Ответ командира 135-й стрелковой дивизии КОВО генерала Смехотворова уже приводился ранее полностью (и то, что касалось ответа на «вопрос № 1» и «№ 2»). Но так как задокументированных ответов по этому вопросы очень мало, приведем его ответ ещё раз. Он был опубликован в ВИЖ № 5 в котором публиковались ответы на вопрос № 2 «от Покровского». Но это будет ответ именно на вопрос № 3:

«Генерал-полковнику тов. Покровскому А.П.

На Ваш № 679030 от 14 января 1953 г.

Докладываю:

…Распоряжение о приведении частей 135 сд в боевую готовность до начала боевых действий не поступало, а когда дивизия на марше утром 22.06 была подвергнута пулеметному обстрелу немецкими самолетами, из штаба 5 А поступило распоряжение «На провокацию не поддаваться, по самолетам не стрелять».

Распоряжение о приведении в боевую готовность и о приведении в исполнение плана мобилизации поступило лишь утром 23.06.41 г, когда части дивизии находились в Киверцах, в 100-150 километров от пунктов постоянного расквартирования».

(ЦАМО, ф. 15, оп. 1786, д. 50, кор. 22099, лл. 79-86).

Также именно на «вопрос № 3» в ВИЖ № 5 дан этот ответ и от генерал-лейтенанта Г.В. Ревуненко, начальника штаба 37-й стрелковой дивизии 3-й армии ЗапОВО:

«17 июня 1941 года я, и командир 1-го стрелкового корпуса генерал-майор Ф.Д. рубцов и командир дивизии полковник А.Е. Чехария были вызваны в штаб округа. Нам объявили, что 37 сд должна убыть в полевой лагерь под Лиду, хотя было ясно, что передислокация совершалась в плане развертывания войск нс государственной границе. Приказывалось иметь с собой все для жизни в лагере.

Два полка выступили из Лепеля походным порядком, а части Витебского гарнизона были отправлены железной дорогой. Эшелоны составлялись для удобства перевозки, поэтому штаб дивизии следовал без батальона связи, а боеприпасы находились в заключительном эшелоне.

О начале войны мы узнали в 12 часов 22 июня на станции Богданув из речи В.М. Молотова. В то время части дивизии ещё продолжали путь, связи с ними не было, обстановку ни командир, ни штаб не знали.

25 февраля 1953 года».

 

Ревуненко здесь дает ответ сразу на два вопроса – № 2 и № 3. В полевой лагерь их выводили в соответствии с Директивой НКО и ГШ от 13 июня, из под Витебска, что в восточной Белоруссии – в Лиду, что в 100 км от границы. Т.е. «из глубины округа в сторону границы». При этом хоть сами комдивы и понимали, что идут он не на «учения», но ориентировали их именно для «учебной», лагерной жизни. И приказывалось им брать все необходимое «ссобой» именно «для жизни в лагере», а не для боя.

Также сразу два ответа, на вопросы № 2 и № 3 дает и:

«Генерал-майор С.Ф. Горохов (бывший начальник штаба 99-й стрелковой дивизии 26-й армии). До начала боевых действий распоряжение о выходе частей на участки обороны не поступало. Только артиллерийские полки по приказу командира 8-го стрелкового корпуса генерал-майора М.Г. Снегова были выдвинуты в леса около спланированных огневых позиций. В момент начала военных действия он отдал противоречивые приказы: стрелковым полкам занять оборонительные рубежи, а артиллерийским – огня не открывать до особого распоряжения. Несмотря на наши настойчивые требования, до 10 часов 22 июня так и не было разрешения использовать артиллерию.

16 марта1953 года».

 

«Генерал-майор Н.П. Иванов (бывший начальник штаба 6-й армии). В момент внезапного нападения противника проводились сборы артиллеристов, пулеметчиков, саперов. Из-за этого соединения были организационно раздробленны. Часть войск располагалась в лагерях, имея в пунктах постоянной дислокации запасы вооружения и материальные средств.

Части прикрытия по распоряжению командующего войсками Киевского особого военного округа к границе выдвигать было запрещено.

1 декабря 1949 года».

 

Обратите внимание, насколько отличаются ответы 1952-53 годов от, например, ответа из 1949 года. В 1949-м начштаба 6-й армии предпочел ответить, так как он и было на самом деле – к 22 июня в 6-й армии никакого повышения боевой готовности не проводилось. Т.к. Директива НКО и ГШ от 13 июня для КОВО, о начале выдвижения глубинных дивизий в новые районы («согласно прилагаемых карт»), до командования 6-й армии видимо вообще не доводилась. А иначе никаких сборов (плановых) в армии не проводили бы в последнюю неделю перед 22 июня. А также начштаба прямо заявляет что «Части прикрытия по распоряжению командующего войсками Киевского особого военного округа к границе выдвигать было запрещено». Вот так вот….

А вот насчет того почему командующие армиями запрещали артиллеристам открывать огонь по противнику дает объяснение генерал Болдин, первый заместитель командующего ЗапОВО. (Болдин. И. В. «Страницы жизни», М. 1961 г., гл. «Так началась война». Сайт -- http://militera.lib.ru/memo/russian/boldin/04.html )

«За короткое время в четвертый раз вызывает нарком обороны. Докладываю новые данные. Выслушав меня, С. К. Тимошенко говорит:

— Товарищ Болдин, учтите, никаких действий против немцев без нашего ведома не предпринимать. Ставлю в известность вас и прошу передать Павлову, что товарищ Сталин не разрешает открывать артиллерийский огонь по немцам.

— Как же так? — кричу в трубку. — Ведь наши войска вынуждены отступать. Горят города, гибнут люди!

 

Я очень взволнован. Мне трудно подобрать слова, которыми можно было бы передать всю трагедию, разыгравшуюся на нашей земле. Но существует приказ не поддаваться на провокации немецких генералов.

— Разведку самолётами вести не далее шестидесяти километров, — говорит нарком…»

Оказывается опять «Сталин виноват»…. Впрочем, вполне возможно, что в первые часы нападения и был негласный запрет на открытие артиллерийского огня по врагу, пока немцы не проявили себя окончательно как Агрессор (вспоминайте, сколько времени в августе 2008 года Руководство России не начинало боевые действия против Грузии Саакашвили напавшей на Южнуб Осетию). А может тут и Тимошенко «инициативу» проявлял…. Прикрываясь Сталиным.

Но если попробуете по воспоминаниям Болдина вычислить время, когда Болдин, первый зам Павлова появился в штабе округа по звонку оперативного дежурного то выйдет – около 4.00 утра!!! А ведь Павлов вроде бы уверял на следствии что вызвал своих подчиненных в штаб округа сразу после звонка наркома в 1.00! А звонок Тимошенко, в котором тот ссылается на Сталина как «запретителе» применять артиллерию против напавшего врага – произошел около 4.30!! А то и около 5.00 утра 22 июня. Ведь Болдин докладывает Тимошенко в этом же разговоре что уже «…фашисты на аэродромах первой линии вывели из строя почти всю нашу авиацию…». В 4.00 утра об этом погроме авиации в штабе округа не могли знать….

А дальше Болдин выдает вообще нечто:

«Наконец из Москвы поступил приказ немедленно ввести в действие «Красный пакет», содержавший план прикрытия государственной границы. Но было уже поздно. В третьей и четвертой армиях приказ успели расшифровать только частично, а в десятой взялись за это, когда фашисты уже развернули широкие военные действия.

Замечу, кстати, что и этот приказ ограничивал наши ответные меры и заканчивался такими строками: «Никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить». Но о каком прикрытии государственной границы могла идти речь, когда на ряде направлений враг уже глубоко вклинился на нашу территорию!..»

То ли Болдин ерунду несет и путает текст «Директивы № 1» (её последнюю фразу)  с тем, что могло бы быть написано в «красных пакетах». То ли в его воспоминаниях кусок вырезан в 1961 году цензурой. Перед словами «Но было уже поздно...». Ведь судя по тому, что известно на сегодня по опубликованным документам приказ по округу состоялся в 2.30. И отправлен он был худо-бедно в 3-ю и 4-ю армии почти сразу, а в 10-ю – делегатами связи и там его получили и расшифровали только к 10.00. А так получается, что только примерно к 6.00 из Москвы пришло «разрешение» вскрывать «красные пакеты»: «Наконец из Москвы поступил приказ немедленно ввести в действие «Красный пакет», содержавший план прикрытия государственной границы…»! И дальше Болдин говорит о «приказе наркома» что состоялся в округе ещё в 2.30 ночи... Так что, скорее всего какая-то часть текста у Болдина вырезана.

Впрочем, для ОдВО особых странностей не было в таких приказах «Никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить» связанных возможно с тем, что требовалось документально выставить Германию и Гитлера агрессором…

К вопросу о том, как и в какое время в округа пришла «Директива № 1» в ночь на 22 июня, можно привести такой документ. Составлен он был замначальника штаба Западного фронта … генералом Маландиным, который и отправлял «Директивы № 1» («приказ наркома») в западные округа в ночь на 22 июня из Оперативного Управления (отдела) ГШ.

«Из журнала боевых действий войск Западного фронта за июнь 1941 г. о группировке и положении войск фронта к началу войны¹

(Схема 1)²

22 июня 1941 г. Около часа ночи из Москвы была получена шифровка с приказанием о немедленном приведении войск в боевую готовность на случай ожидающегося с утра нападения Германии

Примерно в 2 часа – 2 часа 30 минут аналогичное приказание было сделано шифром армиям, частям укрепленных районов предписывалось немедленно занять укрепленные районы. По сигналу «Гроза» вводился с действие «Красный пакет», содержащий в себе план прикрытия госграницы.

Шифровки штаба округа штабами армий были получены, как оказалось, слишком поздно, 3-я и 4-я армии успели расшифровать приказания и сделать кое-какие распоряжения, а 10-я армия расшифровала предупреждение уже после начала военных действий.

….. Войска подтягивались к границе в соответствии с указаниями Генерального штаба Красной Армии.

Письменных приказов и распоряжений корпусам и дивизиям не давалось.

Указания командиры дивизий получали устно от начальника штаба округа генерал-майора Климовских. Личному составу объяснялось, что они идут на большие учения. Войска брали с собой все учебное имущество (приборы, мишени и т.д.) [...]³.

Заместитель начальника штаба Западного фронта 
генерал-лейтенант Маландин

Старший помощник начальника оперативного отдела 
майор Петров

(Ф. 208, оп. 355802с, д. 1, лл. 4-10.)

Примечания:

¹ Журнал боевых действий войск Западного фронта составлен в августе-сентябре 1941 г., вследствие чего некоторые события и положение отдельных соединений могут оказаться приведенными не точно. Положение соединений, уточненное по другим документам, отражено на схеме 1.

² Схема в книге приводится на вклейке – В.Т

³ Опущено описание хода боевых действий войск Западного фронта с 4 часов 22 июня по 30 июня 1941 г. Ход боевых действий за данный период отражен публикуемыми ниже документами»

(Размещено на сайте http://bdsa.ru/documents/html/donesiune41/41061822.html – «Боевые действия Красной армии в Великой Отечественной войне»)

Данное донесение составлялось Маландиным уже в сентябре 41-го. После Оперативного Управления ГШ Маландин с 30 июня до 10 июля был назначен на начштаба Западного фронта. Затем с 10 июля по 21 июля был начштаба Западного направления. Но после 21-го июля Маландин был понижен в должности до замначштаба Западного фронта и после Вязьмы в октябре 41-го был снят и с этой должности.

Как человек несущий ответственность за отправку «Директивы № 1» Маландин должен был указать точное время приема её в Минске. И он его достаточно точно и указал. Возможно, что никакого приема «Директивы № 1» в Минске в «около часа ночи» (т.е. до ещё 1 часа ночи 22 июня?) не происходило?? Ведь об этом свидетельствует отметка на Павловской директиве опубликованной в сборнике документов «от Яковлева» в 1998 году: «(ЦА МО РФ. Ф.208. Оп.2513. Д.71. Л.69. Машинопись. Имеются пометы: "Поступила 22 июня 1941 г. в 01-45", "Отправлена 22 июня 1941 г. в 02-25 - 02-35". Подлинник, автограф.)…».

На Директиве, опубликованной в СБД № 35 за 1958 год, вообще нет времени поступления директивы в Минск. Стоит только такая пометка: «“Отправлен 22 июня 1941г. в 2 часа 25 минут”. (Ф. 208, оп. 2454сс, д. 26, л 69.)». А в «Директиве № 1» из ВИЖ от 1989 года стоит отметка … «"Поступил … 22 июня 1941 г. в 00-45"…» (чуть подробнее ниже)… Так в какое же время «приказ наркома» («Директива № 1») поступил в Минск?

Скорее всего именно около часа ночи (примерно) Павлов и получил шифровку из Москвы с текстом «Директивы № 1». Ведь сообщал об отправке «Директивы № 1» в округа оперативный дежурный Генерального штаба. И он должен был обзванивать в это же время все округа, а не только Одесский, в который он позвонил «во втором часу ночи» по воспоминаниям Захарова.

Вряд ли Маландин мог знать, что сам Павлов о «1 часе» ночи, как времени прихода «Директивы № 1» в округ на следствии и суде не говорил. В 1 час ночи Павлову звонил нарком Тимошенко и предлагал, «не паникуя» …. собрать штаб округа утром. И который при этом ничего не сообщал Павлову о том, что к нему в округ идет «шифровка с приказанием о немедленном приведении войск в боевую готовность на случай ожидающегося с утра нападения Германии»…. А вот оперативный дежурный Генштаба, в это же примерное время и обзванивал округа. И Павлов сообщил следствию что: «Мною … было предложено командующим привести войска в боевое состояние…». Возможно, что в выставленных в интернете «протоколах допроса Павлова», слова Павлова об этом опущены, а скорее всего Павлов на первом допросе и сам забыл это упомянуть, а потом этот вопрос следователями просто не поднимался.

Т.е. получается, что Маландин в этом донесении даже не пытался скрыть тот факт что отправка (а значит и прием в западных округах) «Директивы № 1» из ГШ прошла с задержкой. Не в 0.30 она попала в округа, а «около» и после 1 часа ночи. Это уж потом Жуковы и Василевские сдвинули время отправки в округа на 0.30. А в 41-м врать Маландиным не стоило.…

При этом Маландин сообщая точное время прихода «Директивы № 1» в Минск, подставляет уже расстрелянного Павлова и его штаб. Ведь судя по отметкам на «Павловской директиве» (что на «Яковлевской», что из СБД, что из ВИЖ) они выдали для армий окружной приказ только в 2.30. Так что Маландин своей докладной подтверждает, что приняв московскую «шифровку» «около часа ночи», в штабе округа с созданием окружного приказа валандались 1,5 часа. И при этом, даже издав приказ о приведении в боевую готовность, отправляли в армии его так, что его получали уже под обстрелом в 3.30 – 4.00. А в одной армии ЗапОВО, в 10-й, в той самой, где были самые боеспособные части, и где начштаба был «настырный» генерал Ляпин, получили «Директиву» только утром 22 июня. Точнее ближе к обеду.

А ведь Павлов в первый протокол от 7 июля 41-го и дал такие показания: «Согласно указанию наркома я немедленно вызвал к аппарату ВЧ всех командующих армий, приказав им явиться в штаб армиивместе с начальниками штабов и оперативных отделов. Мною также было предложено командующим привести войска в боевое состояние и занять все сооружения боевого типа и даже недоделанные железобетонные…».

Правда, сам Тимошенко таких указаний Павлову не давал – он предлагал всего лишь утром собрать штаб округа. И скорее всего Павлов действительно дал команду, «предложил» «командующим привести войска в боевое состояние», именно после звонка оперативного дежурного Генштаба (и после принятия в Минске «Директивы № 1»), сразу после 1 часа ночи примерно…

Всё в том же 1989 году, в ВИЖ № 5 была ещё интересная статья – «Документы первых дней войны». И в ней и показан другой вариант «Директивы № 1» по ЗапОВО. Этот вариант самим текстом точно соответствует варианту, что опубликован в 1998 году в «Сборнике документов от Яковлева» («Малиновке»), и имеет те же архивные реквизиты. Но вначале текста первая фраза указана так: «Передаю приказ Народного Комиссара Обороны СССР № 1».

В СБД № 35 от 1958 года, эта фраза показана: «Передаю приказ Народного Комиссара Обороны для немедленного исполнения». А в «сборнике от Яковлева» – «Передаю приказ Наркомата обороны для немедленного исполнения».

Также в конце текста «Директивы № 1» из ВИЖ от 1989 года стоят другие отметки, отличные и от СБД № 35 и от «яковлевского варианта»:

«ЦА МО РФ. Ф.208. Оп.2513. Д.71. Л.69. Машинопись. Имеются пометы: "Поступил в штаб Западного Особого военного округа 22 июня 1941 г. в 00-45", "Отправлен в войска 22 июня 1941 г. в 02-25 - 02-35".Подлинник.»

Хоть все же при Советской Власти старались особо и не чудить с документами при опубликовании, но все же и «чудили»… Но в данном случае нас интересует именно время поступления «приказа наркома» в Минск. И оно, похоже, все же больше соответствует времени указанном на «Директиве № 1» из ВИЖ от 1989 года. Почему? Да потому что, во-первых, Маландин не пошел под суд ни в июле 41-го ни после ВОВ тоже. Т.е. смог «выкрутиться» и не был уличен в саботаже с передачей «Директивы № 1» в округа – а иначе отдали бы под трибунал с ходу. Это все же не величина уровня нач. ГШ, а всего лишь «клерк» из ГШ. И значит, Маландин сказал правду о том, что в Минске «22 июня 1941 г. Около часа ночи из Москвы была получена шифровка с приказанием о немедленном приведении войск в боевую готовность на случай ожидающегося с утра нападения Германии». Так что отметка на «Директиве № 1» из ВИЖ № 5 от 1989 года – точная.

Обзванивал округа оперативный дежурный Генштаба и Маландин вроде как особо и не причем – получил он действительно от шифровальщиков «приказ наркома» сразу после полуночи, примерно в 0.15, а сообщал о ней оперативный дежурный в округа с 0.30 примерно до 1.20. Оперативное управление провело отправку в округа «приказа наркома» а оперативный дежурный обзвонил округа и сообщил им, что в их адрес ушла «Директива № 1» и те стали принимать текст (тут надеюсь, знатоки штабной кухни точнее подскажут механизм такой передачи). Так что Маландин действительно и не при чем… Единственно в чем его можно было бы «уличить» это то, что оперативный дежурный ГШ начал обзванивать округа не сразу, как только Оперативное управление получило от шифровальщиков «приказ наркома», с 0.15-0.20, а только «около часа ночи».

Во-вторых, время «около часа ночи» показывает сам Маландин в сентябре 41-го, когда ещё были под следствием за начало войны «Герои» и не все они были ещё расстреляны. Так что врать было просто опасно. А в-третьих, есть другие свидетельства и тот же комиссар Лось, в начале июля 41-го докладывает Мехлису именно это время: «Примерно в 1 час ночи 22 июня бывший командующий ЗапОВО Павлов позвонил по «ВЧ», приказал привести войска в план боевой готовности…»…. Т.е., слова Маландина вполне подтверждаются и документами и показаниями других свидетелей. И значит «Директива № 1» пришла в Минск днйствительно «около часа ночи», в 00.45.

Что ещё интересного можно найти в докладной Маландина? А это повествование о том, как войска двигались к границе под видом «учений». Что в этом интересного? Как раз то, что это и привело к дезорганизации войск в момент нападения. Ведь не только «Личному составу объяснялось, что они идут на большие учения.», и «Войска брали с собой все учебное имущество (приборы, мишени и т.д.)…». Это же сообщалось и командирам, и именно они и давали команды подчиненным тащить с собой всякий хлам вместо лишней заправки или боекомплекта.

Дело в том, что воинскую часть можно привести в б.г. и, не выводя её никуда из мест расположения. Почитайте определение степеней б.г. и что для повышения б.г. надо делать. Боеготовность повысили, т.е. отработали учебное мероприятие с даже боевой тревогой, а потом, и снизить можно. И если нет команды на вывод «в районы предусмотренные планами прикрытия» то на этом все и закончится. Сыграют отбой и – «все в казармы оружие чистить».

Но выход в районы «ПП» – крайняя ситуация (и она тогда и была проведен) и без приведения в боевую готовность провести такой выход войск нельзя. И то, что вывод в районы ПП проводится – для любого командира и было бы сигналом, что дело идет к войне. Так вот, Павловы и Кирпоносы не доводили командирам, что они идут в районы ПП – читайте Маландина и ответы генералов на вопрос № 2 «от Покровского». В итоге командиры не отрабатывали необходимые в этом случае обязательные мероприятия – не проводили как Смехотворов рекогносцировок, тащили с собой всякий хлам типа мишеней для стрельб как в других частях… «В результате перегрузили свой автомобильный и конный транспорт лишним имуществом»…

Также можно для изучения вопроса о времени прихода «Директивы № 1» в Минск взять «Доклад командира 7-й танковой дивизии (6-го МК) генерал-майора С.В. Борзилова в Главное бронетанковое управление РККА от 4 августа 1941 г….», опубликованный в ВИЖ 1988 г., № 11. Дивизия Борзилова в составе 6 механизированного корпуса входила в состав 10-й армии ЗапОВО. Данный доклад в своих книгах использует как «доказательство» того что РККА собиралась нападать первой на Германию (да слава богу не успела) М. Солонин (Солонин в отличии от более «осторожного» и неглупого В. Резуна пытается факт приведения в боевую готовность до 22 июня представить как подготовку к нападению на Германию. Впрочем, не стоит забывать, что у Резуна консультанты в Лондоне не глупые сидят, а Солонин сам чудит, «по личной инициативе»).

«…22 июня в 2 часа был получен пароль через делегата связи о боевой тревоге со вскрытием “красного пакета”.

(Ещё одно подтверждение того, что боевая тревога на Западном фронте была объявлена ДО “внезапного нападения”. То же самое время получения приказа о вскрытии “красного пакета” с оперативным планом – 2 часа ночи 22 июня – содержится и в воспоминаниях командира 86-й сд 10-й армии Западного фронта полковника Зашибалова. – М. Солонин)

…Через 10 минут (в 2.10 – К.О.Ю.) частям дивизии была объявлена боевая тревога, и в 4 часа 30 минут части дивизии сосредоточились на сборном пункте по боевой тревоге …»

Т.е. дивизия Борзилова получает нарочным приказ о боевой тревоге к 2.00, до того как в Минске подписали в 2.30 «приказ наркома» для армий. Таким образом, подтверждается то, что Павлов получил сообщение «около часа ночи» и сразу отдал приказ в армии по телефону «Мною также было предложено командующим привести войска в боевое состояние…».

А вот дальше Солонин немного привирает.

Согласно другим воспоминаниям полковник Зашибалов, командир 86-й сд 10-й армии ЗапОВО не получал никаких приказов в 2 часа ночи. И, похоже, что все было несколько по-другому:

«В ночь на 22 июня в дивизии предусматривалось учение с боевой тревогой для стрелковых полков и выполнением марша из районов лагерного сбора на участки обороны. Однако командир корпуса (5-й ск генерал-майора А.В Гарнова, 10-й армии ЗапОВО – К.О.Ю.) не разрешил проводить его и приказал перенести на конец июня. В 1 час ночи он по телефону приказал полковнику М.А. Зашибалову поднять по боевой тревоге штаб дивизии и штабы полков, но стрелковые полки до особого указания не поднимать. Через 10 минут штаб дивизии был собран для подготовки ночного учения.

В 1 ч 25 мин командиры стрелковых полков доложили о готовности штабов полков и батальонов. Офицеры штаба были посланы на автомобилях в стрелковые батальоны, находившиеся на государственной границе, с приказанием поднять их по боевой тревоге и занять подготовленные районы обороны. В 2 часа начальник штаба дивизии полковник В.И. Киринский доложил о том, что от начальника нурской пограничной заставы поступили сведения о подготовке немецко-фашистских войск к переправе через Западный Буг.

В 2 ч 10 мин командир дивизии полковник М.А. Зашибалов, не получив других распоряжений от командира корпуса, приказал подать сигнал “Буря” (боевая тревога, по которой командиры стрелковых и артиллерийских полков были обязаны вскрыть пакет и действовать согласно содержащимся в нем указаниям), поднять стрелковые полки по тревоге и выступить форсированным маршем для занятия участков и районов обороны.

… В статье использованы воспоминания командира 86 сд М.А. Зашибалова»

(«86-я сд: первые дни войны», полковник В.С. Степанов. http://www.rkka.ru/oper/86sd/86sd.htm)

Так что похоже что никакого четкого и внятного приказа от Павловых комдивы не получали, и дальше действовали действительно самостоятельно. Сам Павлов получил сообщение из ГШ о «Директиве № 1», но доводить до подчиненных ему войск не спешил. И на примере подобных действий отдельных комдивов «самостоятельно» начавших войну в западных округах, складывается впечатление, что действительно происходило некое приведение войск в боевую готовность «по личной инициативе». Но делалось это не «вопреки Сталину» или вообще Москве (например, командованием ПрибОВО), а вопреки именно командованию в округах и именно командующими армиями, а точнее комкорами и комдивами. Т.е. комдивы, видя, что вытворяют их старшие начальники (б/у прапорщики и поручики в том числе) в штабах округов, которые докладывают лично Сталину о том что «всё спокойно», действительно по личной инициативе принимали различные меры по повышению боевой готовности. И даже поднимали свои части по тревоге, получив от пограничников сведения о приготовлениях немцев по переправе через пограничные реки.

Кстати и в дивизии Борзилова предусматривалось учение на эти дни:

«….на 22 июня 1941 года дивизия была укомплектована в личном составе: рядовым на 98 проц., младшим начсоставом на 60 проц. И командным составом на 80 проц. Материальной частью: тяжёлые танки – 51, средние танки – 150, БТ-5/7 – 125, Т-26 – 42 единицы…..(Таким образом, в одной только дивизии Борзилова было двести новейших танков Т-34 и КВ с противоснарядным бронированием. – М.С.)…..части дивизии находились в основном районе дислокации м. Хоро-Новосёлки-Жолтки и готовились к учению на 23 июня 1941 года, которое должно было проводиться штабом армии….»

Для М. Солонина это ещё одно «подтверждение» того что Сталин собирался «первым напасть на Гитлера»: «Ещё одно свидетельство того, что в конце июня 1941 г. в Западном особом военном округе, уже официально преобразованном решением Политбюро ЦК от 21 июня 1941 г. в Западный фронт, готовились к крупной “игре”.

Из других документов известно, что незадолго до начала этой “игры” в танки мехкорпусов Западного ОВО были загружены снаряды, усилена охрана парков и складов. Было приказано “всё делать без шумихи, никому об этом не говорить, учёбу продолжать по плану”….»

Фраза, взятая в кавычки: «…“всё делать без шумихи, никому об этом не говорить, учёбу продолжать по плану”….», относится к 6-му механизированному корпусу генерал-майора М.Г. Хацкилевича.

На сайте http://mechcorps.rkka.ru/files/mechcorps/pages/6_meh.htm выложена большая статья о 6-м механизированном корпусе ЗапОВО в состав которой и входила 7-я танковая дивизия С.В. Борзилова. Также как и 86 сд М.А. Зашибалова, входившая в 10-ю армию которой командовал генерал-лейтенант Голубев и в которой начштаба армии был генерал-лейтенант Ляпин (кстати, на этом сайте выложен и «Доклад Борзилова» для желающих ознакомиться).

«6 механизированный корпус. в/ч 9090. 10 армия. Западный ОВО. Белосток», в которой эти события описываются так:

«…Дивизионы ПВО дивизий находились на окружном полигоне в районе села Крупки в 120 километрах восточнее Минска. Выступив 22 июня в направлении своего постоянного дислокации, зенитные дивизионы 6-го корпуса были использованы на других направлениях в  качестве средства противотанковой обороны и в дальнейшем отходили на восток в составе других соединений.

Незадолго до начала войны командиром корпуса генерал-майором Хацкилевичем было проведено совещание с командирами дивизий, на котором была поставлена задача повышения боеготовности войск корпуса. В соответствии с этим в танки были загружены снаряды, усилена охрана парков и складов. Было приказано "все делать без шумихи, никому об этом не говорить, учебу продолжать по плану."…

 

Боевые действия:

В 2 часа 10 минут 22 июня по корпусу была объявлена боевая тревога. Танковые дивизии были выведены из военных городков в свои районы сосредоточения. Первые же налеты авиации противника пришлись по пустым лагерям. В 7-й танковой дивизии имелись несколько раненых, материальная часть не пострадала…».

Из этого текста складывается впечатление, что Хацкилевич именно по личной инициативе и втайне от вышестоящего, окружного командования (но наверняка по согласованию со своим армейским) и приводил за несколько дней до 22 июня в повышенную боевую готовность дивизии своего «приграничного» корпуса, самого боеспособного в округе. Как приводили и остальные дивизии и корпуса в эти же дни – 18-20 июня….

Дело в том, что в том же ПрибОВО тоже были приказы о повышении боевой готовности перед 22 июня, но это были все же приказы по корпусам, а не «устная самодеятельность» комкоров, и писали в них так:

««ПРИКАЗ КОМАНДИРА 12-го МЕХАНИЗИРОВАННОГО КОРПУСА № 0038 ОТ 18 ИЮНЯ 1941 г. О ПРИВЕДЕНИИ ЧАСТЕЙ КОРПУСА В БОЕВУЮ ГОТОВНОСТЬ

…1. С получением настоящего приказа привести в боевую готовность все части.

2. Части приводить в боевую готовность в соответствии с планами поднятия по боевой тревоге, но самой тревоги не объявлять. Всю работу проводить быстро, но без шума, без паники и болтливости,имея положенные нормы носимых и возимых запасов продовольствия, горюче-смазочных материалов, боеприпасов и остальных видов военно-технического обеспечения. С собой брать только необходимое для жизни и боя. …»

А в ЗапОВО, вроде как, Хацкилевич ставит задачу и «требует» в личном, устном приказе своим подчиненным: «…"все делать без шумихи, никому об этом не говорить, учебу продолжать по плану"…». Впрочем, Рокоссовский с Федюнинским тоже, на квартире у Федюнинского, обсуждали, как им вместе воевать в случае войны.

И опять же – в рассказе о 6-м мехкорпусе сказано, что тревога в 2 часа ночи объявлялась Хацкилевичем «по корпусу». Но не говорится, что это исходило из штаба округа и по приказу Павлова тем более (Маландин сообщает, что приказы с «подробностями» от Павлова родили для армий только после 2.00 – к 2.30). И отметка на Павловском варианте «Директивы № 1» из СБД № 35 от 1958 года сообщает точное время – «“Отправлен 22 июня 1941г. в 2 часа 25 минут”». Отметка на варианте из ВИЖ-89 г. и из «Малиновки» за 1998 год – «в 02-25 – 02-35». Т. е. текста «приказа наркома» («подробностей») в армиях до 2.30 в глаза не видели и также как и в ПрибОВО действовали на свой страх и риск, понимая, что в штабе округа творится нечто не понятное…

Также о том, как и в какое время в ЗапОВО пришла «шифровка» из Москвы и как её доводили до штабов армий, и особенно до штаба 10-й армии, есть свидетельство от 15 июля 41-го. Это свидетельство широко известно и часто используется в литературе «о 22 июня». Опубликовано оно в «Красной звезде», 17 июня 2006 г., «Тот самый первый день», М. Мягковым, заведующим Центром истории войн и геополитики Института всеобщей истории РАН, к.и.н. ( http://www.redstar.ru/2006/06/17_06/6_01.html) :

«…рапорт начальника 3-го отдела 10-й армии полкового комиссара Лося от 15 июля 1941 г., посвященный описанию обстановки в ЗапОВО в момент нападения Германии на СССР. В нем среди прочего говорилось:

«21 июня 1941 г. в 24.00 мне позвонил член военного совета и просил прийти в штаб… Командующий 10-й армией Голубев сказал, что обстановка чрезвычайно напряженная и есть приказ из округа руководящему составу ждать распоряжений, не отходя от аппарата. В свою очередь к этому времени были вызваны к проводу и ждали распоряжений все командиры корпусов и дивизий.

Примерно в 1 час ночи 22 июня бывший командующий ЗапОВО Павлов позвонил по «ВЧ», приказал привести войска в план боевой готовности и сказал, что подробности сообщит шифром. В соответствии с этим были даны указания всем командирам частей. Около 3 часов все средства связи были порваны. Полагаю, что противником до начала бомбардировки были сброшены парашютисты и ими выведены все средства связи.

К 10—11 часам утра шифровка прибыла. Точного содержания сейчас не помню, но хорошо помню, что в ней говорилось: привести войска в боевую готовность, не поддаваться на провокации и Государственную границу не переходить. К этому времени войска противника продвинулись на 5—10 км. Шифровка была подписана Павловым, Фоминых, Климовских….»

 

Так что, похоже, что Павлов действительно получив сообщение об отправке в Минск из Москвы шифровки «особой важности» от оперативного дежурного Генерального штаба «около» (до) 1-го часа ночи, и получив от связистов и шифровальщиков текст «приказа наркома» около 1.20, обзвонил свои армии и дал команду «привести войска в план боевой готовности». Но при этом он «сказал, что подробности сообщит шифром». А также скорее всего добавил уже «от себя» – «Государственную границу не переходить» (напомню – начштаба Одесского ВО генерал Захаров подобным словоблудием из серии «привести войска в план боевой готовности» и «границу не переходить», не занимался и дал прямой приказ «боевой тревоги» всем войскам округа получив на руки «приказ Наркома», «Директиву № 1 от 21 июня 1941 года», около 1.30!!!).

В опубликованной «Директиве № 1» по ЗапОВО из СБД № 35 за 1958 год, нет никаких указаний «Государственную границу не переходить». Как нет таких указаний и в «оригинале Директивы № 1» посланной Жуковым из Москвы. Значит, Павлов в армии слал разные «шифровки»? Или Лось ошибся и Павлов связал в одно две разные директивы Москвы? Но в «Директиве № 1» от 21 июня, и в «Директиве № 2» от раннего утра 22 июня не говорилось ничего о запрете переходить границу. Хотя в некоторых источниках и дается такая фраза из якобы «Директивы № 2» от 22 июня:

«Войскам всеми силами и средствами обрушиться на вражеские силы и уничтожить их в районах, где они нарушили советскую границу. Впредь до особого распоряжения наземными войсками границу не переходить...»

Однако в опубликованной в сборнике «от Яковлева» (в «Малиновке» и не только) «Директиве № 2» сказано несколько другое (придется привести её полностью):

«№ 607. ДИРЕКТИВА ВОЕННЫМ СОВЕТАМ ЛВО, ПРИБОВО, ЗАНОВО, КОВО, ОДВО, КОПИЯ НАРОДНОМУ КОМИССАРУ ВОЕННО-МОРСКОГО ФЛОТА (СССР)

№ 2 22 июня 1941 г. 7 ч. 15 мин.

22 июня 1941 г. 04 часа утра немецкая авиация без всякого повода совершила налеты на наши аэродромы и города вдоль западной границы и подвергла их бомбардировке.

Одновременно в разных местах германские войска открыли артиллерийский огонь и перешли нашу границу.

В связи с неслыханным по наглости нападением со стороны Германии на Советский Союз

ПРИКАЗЫВАЮ:

1. Войскам всеми силами и средствами обрушиться на вражеские силы и уничтожить их в районах, где они нарушили советскую границу.

2. Разведывательной и боевой авиацией установить места сосредоточения авиации противника и группировку его наземных войск.

Мощными ударами бомбардировочной и штурмовой авиации уничтожить авиацию на аэродромах противника и разбомбить группировки его наземных войск.

Удары авиацией наносить на глубину германской территории до 100 150 км.

Разбомбить Кенигсберг и Мемель.

На территорию Финляндии и Румынии до особых указаний налетов не делать.

ТИМОШЕНКО МАЛЕНКОВ
ЖУКОВ

ЦА МО РФ. Ф. 132а. Оп.2642. Д.41. Лл. 1,2. Машинопись, незаверенная копия.»

Как видите – никаких указаний о запрете на переход границы здесь нет вообще.

Так что, скорее всего и тут Павлов «творчески» подошел к делу и выдавал в войска свой подобный винегрет. Т.е. похоже, что это в округах и вытворяли чудеса с запретами «границу не переходить». А в итоге спекуляций на эту тему гуляет множество, мол, Москва запрещала «переходить границу» когда немцы были уже чуть не в полусотне км от неё….

А вся хитрость опять же в том, что окружное командование добавляло это указание «о границе» исходя из точно такого же указания из майских Планов прикрытия. Это там такое указание-фраза в графе «Общие указания» есть, и скорее всего именно его и вставляли в приказы по округу в ночь на 22 июня: «Первый перелет или переход государственной границы допускается только с особого разрешения Главного Командования». Такое указание было в Директиве НКО и ГШ № 503859/сс/ов для ЗапОВО. И такое же было и в Директиве № 503862/сс/ов для КОВО: «Первый перелет и переход государственной границы нашими частями может быть произведен только с разрешения Главного Командования».

Так что именно в приказах от 21-22 июня прямого указания о границе нет, но раз это есть в ПП то командующие его и вставляли в свои окружные приказы. «Проявляли здоровую инициативу» так сказать.… Однако ещё раз повторюсь – никаких указаний Москвы или Сталина в ночь на 22 июня или в течении дня 22 июня на то, что войскам запрещается переходить государственную границу – нет. Этого нет ни в «Директиве № 1» ни в «Директиве № 2». Это именно «инициатива» окружного командования. А давали они эти указания исходя из установки в Планах прикрытия. Однако можно напомнить – в армии вообще-то исполняется последний приказ. И если нет этого указания «о границе» в Московских приказах от 21-22 июня, то нечего его было вставлять и в окружные. Впрочем, не исключено что Павловым давались устные команды от Жуковых – пока границу не переходить до «особого распоряжения Главного Командования», т.е. согласно указаний из ПП…. Наверняка в 4.00 утра, из округов должны были запрашивать Москву – что делать после нападения. И получали устные «советы» – «границу пока не переходить». И тот же Болдин прямо пишет что подобные «запреты» шли от наркома Тимошенко сразу после нападения, который «ссылался» в этом на Сталина!

Но в «Директиве № 2» появившейся в 7.15 и поступившей в округа к 8.00 (примерно) утра таких запретов нет…

Вполне доверяя словам полкового комиссара Лося, придется признать, что Павлов все же действительно уже в 1 час ночи по «ВЧ» обзванивал командующих армиями и приказывал «привести войска в план боевой готовности». Правда при этом он не сообщал по «ВЧ» командирам частей подробности (в отличии от замначштаба ОдВО Захарова в этой же ситуации) – «сказал, что подробности сообщит шифром…». В Одессе после таких звонков и послеобъявления боевой тревоги во всех гарнизонах, войска к моменту нападения успели уйти из под удара к 4.00 утра. А вот в Белоруссии – нет. А та же 10-я армия вообще получила свои «подробности» только после 10.00 22 июня. И «подробности» эти были действительно «несуразные»…

Слова Лося в принципе соответствуют словам Маландина: «Шифровки штаба округа штабами армий были получены, как оказалось, слишком поздно, 3-я и 4-я армии успели расшифровать приказания и сделать кое-какие распоряжения, а 10-я армия расшифровала предупреждение уже после начала военных действий…». А историк А.Б. Мартиросян приводит такие подробности того как в 10-ю армию доставили «Директиву № 1».

После того как немецкие диверсанты «порезали все провода в округе», Павлов стал посылать офицеров связи (делегатов) в армии чтобы сообщить «приказ наркома». В 10-ю были посланы два офицера на парашютах, которых схватили как немецких агентов-парашютистов и чуть не расстреляли. Потом разобрались, но полученный от них текст не смогли расшифровать т.к. в Минске сменили коды, но сообщить в армию то ли забыли, то ли не смогли. Пока штаб 10-й связывался с соседями и выяснил новые коды, пока расшифровали – вот и наступило «10-11 часов» когда «Директива № 1» попала в 10-ю армию. А армия эта, напомню, стояла в Белостоцком выступе и была наиболее боеспособной. А саму историю об этих «парашютистах» рассказал, отвечая на послевоенные вопросы … генерал Ляпин, начштаба 10-й армии, отвечая на вопросы «от Покровского». (Надо понимать, что ответы генералов, приведенные в ВИЖ в 1989 году всего лишь малая опубликованная часть расследования, проводимого Военно-научным управлением Генерального штаба под руководством генерал-полковника А.П. Покровского.)

В этом плане можно привести ещё такие слова генерала Ляпина, бывшего начальника штаба 10-й армии ЗапОВО, которая, по словам генерал-майора Б.А.Фомина (бывший заместитель начальника оперативного отдела штаба ЗапОВО) якобы «успела развернуться» перед нападением Германии. ВИЖ № 5, ответ на вопрос № 2:

«Судя по тому, что за несколько дней до начала войны штаб округа начал организовывать командный пункт, командующий войсками ЗапОВО был ориентирован о сроках возможного начала войны. Однако от нас никаких действий почему-то не потребовал.

В этих условиях мы самостоятельно успели подготовить лишь два полевых командных пункта (в лесу, в 18 км западнее Белостока, между станциями Жедня и Валилы), а также перевести штабы стрелковых корпусов: 1-го – в Визну, 5-го – в Замбров.

На госгранице в полосе армии находилось на оборонительных работах до 70 батальонов и дивизионов общей численностью 40 тыс. человек. Разбросанные по 150-км фронту и на большую глубину, плохо или вообще невооруженные, они не могли представлять реальной силы для обороны государственной границы. Напротив, личный состав строительных, саперных и стрелковых батальонов при первых же ударах авиации противника, не имея вооружения и поддержки артиллерии, начал отход на восток, создавая панику в тылу.

А какая иная реакция могла быть, например, у личного состава 25-й и 31-й танковых дивизий 13-го механизированного корпуса, которые имели к началу войны по нескольку учебных танков, до 7 тыс. человек в каждой, совершенно безоружных? Всем это должно быть ясно.

 

(Дата написания воспоминаний отсутствует. – В.К.)».

 

Как раз при штабе этой 10-й армии и служил тот самый начальника 3-го отдела 10-й армии ЗапОВО полковой комиссар Лось, что указал в рапорте от 15 июля 1941 года и такое: « … Положение усугублялось тем, что по распоряжению штаба округа с 15 июня все артиллерийские полки дивизий, корпусов и артполки РГК были собраны в лагеря…» (что напрямую относится к вопросу № 4 «от Покровского»). И таким образом Павлов ещё и непосредственно перед 22 июня успел «нагадить» 10-й армии – ослабил её боеготовность, отправиви её артиллерию «пострелять» на полигоны к самой границе…

То есть, начальник штаба 10-й армии в ЗапОВО генерал-майор Ляпин заявляет что никаких указаний на выдвижение из казарм к границе, на возвращение подразделений в свои расположения и на отвод от границы приграничных частей штаб его армии все же тоже не получал из штаба округа? Ни после 15-го, ни после 18-го июня? А ведь примерно тоже самое заявил и начштаба 6-й армии КОВО генерал-майор Иванов – «Части прикрытия пораспоряжению командующего войсками Киевского особого военного округа к границе выдвигать было запрещено».

Короче, прокурорам работы надолго хватит разбираться в событиях тех дней – с тем, кто врет, и кто что сделал или не сделал…

А вот что как раз показывал генерал-майор Б.А.Фомин, бывший заместитель начальника оперативного отдела штаба ЗапОВО (начальником оперотдела ЗапОВО был генерал-майор И.И. Семенов, в 43-м ставший начальником оперативного управления Калининского фронта участвовавшем в Смоленской операции, с сентября 1944 г. - генерал-лейтенант, с февраля 1944 г. по апрель 1945 г. и май 1945 г. — до конца войны, командовал 11-й гвардейской армией):

«Дивизии начали передислокацию в приграничные районы походным порядком в апреле-мае 1941 года. Артиллерия на мехтяге и склады НЗ перевозились по железной дороге. Перемещались следующие соединения: 85-я стрелковая дивизия - в районы западнее Гродно, 21-й стрелковый корпус – из Витебска северо-западнее и севернее Лиды, 49-я и 113-я стрелковые дивизии – западнее Беловежской пущи, 75-я – из Мозыря. в район Малориты,42-я – из Березы-Картузской. в Брест и севернее.

(Дивизии, дислоцированные в Бресте, должны были занимать оборону вокруг Бреста и одна из них, это как раз 42-я с.д.– К.О.Ю.)

В середине июня управлению 47-го стрелкового корпуса было приказано к 21-23 июня выдвинуться по железной дороге в район Обуз-Лесны. Одновременно 55-я (Слуцк), 121-я (Бобруйск), 143-я (Гомель) стрелковые дивизии комбинированным маршем проследовали туда же, а 50-я стрелковая дивизия из Витебска – в район Гайновки.

До начала боевых действий войскам запрещалось занимать оборону в своих полосах вдоль госграницы. К началу авиационного удара (в 3 ч.50 мин. 22 июня) и артподготовки (в 4 ч. 22 июня) противника, успели развернуться и занять оборону госграницы: в 3-й армии - управление 4 ск, 27 и 56 сд; в 10-й - управление 1 и 5 ск, 2, 8, 13 и 86 сд; в 4-й - 6 и 75 сд. В процессе выдвижения подверглись нападению: в 3-й армии - 85 сд, в 4-й - 42 сд.

5 июня 1952 года»

Но если внимательно почитать ответы генералов, то ответы штабистов и ответы строевых генералов «несколько» отличаются…

А вот насчет приказа «не переходить границу», в боевом приказе № 02, отданном войскам 4-й армии в 18 ч 30 мин 22 июня 1941 года, на 23 июня действительно ставились такие задачи:

«Войска 4-й армии, продолжая в течение ночи твердую оборону занимаемых рубежей, с утра 23.6.41 г. переходят в наступление в обход Бреста с севера с задачей уничтожить противника, переправившегося через р. Зап. Буг….

Атаку начать в 5.00 23.6. 41 г. после 15-минутного огневого налета.

Границу до особого распоряжения не переходить…

Командующий войсками 4-й армии  генерал-майор Коробков1

Член Военного совета 4-й армии  дивизионный комиссар Шлыков1

Начальник штаба  полковник Сандалов

Ф. 226, оп. 2156сс, д. 67, лл. 2, 3. 1 Подписи командующего войсками и члена Военного совета армии на документе отсутствуют.»

(Размещено на сайте «Боевые действия Красной армии в Великой Отечественной войне», – http://bdsa.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=2362&Itemid=99999999 )

Так что это действительно фантазии отдельных окружных генералов и ставили они задачи даже в 18.30 22 июня исходя из приказов штаба округа, а не Москвы. Атаку войска 4-й армии должны были «начать в 5.00 23.6. 41 г. после 15-минутного огневого налета». И им ставилась задача – «Границу до особого распоряжения не переходить…». Командующий 4-й армии генерал-майор Коробков был расстрелян 22 июля вместе с Павловым.

Таким образом, по событиям ночи 22 июня и о том, как проходило приведение в полную боевую готовность в округах после прихода «Директивы № 1» в штабы округов можно сделать вывод, что передача этого «приказа наркома» в войска западных округов осуществлялась также с сознательной задержкой. Или выдавали в войска «странные» приказы.

Если в Одесском округе начштаба генерал-лейтенант М.В. Захаров, получив из Москвы «во втором часу ночи» директиву о приведении в боевую готовность войск округа «немедленно» смог передать её в войска, то в остальных округах это делали, накручивая к «ватутинским перекурам» свои час-полтора. Но Захаров ещё и по телефону дал команды во «все гарнизоны» округа объявлять «боевую тревогу». А в соседних округах такую команду никто из штаба округа дать не удосужился. Или так давали «приказ» на объявление «боевой тревоги» что большинство частей продолжали оставаться в местах расположения и ждать «подробностей». Правда отдельные командиры уже самостоятельно поднимали свои дивизии и корпуса по тревоге и выводили их на рубежи обороны. И этих командиров Павловы потом и подставляли. 6-й мехкорпус Хацкилевича 10-й армии в «Белостоцком выступе» в первые дни войны гоняли за немцами так, что он половину танков потерял на дорогах-маршах из-за поломок, не находя противника…

Вообще, говоря, о сути вопросов № 2 и № 3, часто можно слышать даже от таких уже признанных историков как А. Исаев, что особой роли не сыграло то, что часть войск успели привести в боевую готовность. Мол, дальнейшие события в той же Прибалтике показали, что немцы с легкостью разгромили и приведенные заранее части и те, что о начале войны узнавали «из газет»… Так что вроде и приводить армию в боевую готовность вовсе не стоит перед возможным нападением противника. А один товарищ на утверждение, что командованию округов необходимо было довести до подчиненных им командиров – армий, корпусов и дивизий:

– что их выдвижение в сторону границы, именно занятие рубежей обороны и имеет цель подготовки оборонительных рубежей;

– что выдвигаются они не на «учения» на самом деле (хотя официально необходимо было именно об «учениях» объявлять), а именно «в районы предусмотренные планом прикрытия» в обязательном порядке;

– что дело идет к войне,

 

вообще выдал следующее – «А смысл?»….

 

Вопрос как говорится, «хоть стой, хоть падай». Действительно – зачем давать командирам «намек» что они идут на войну? Пусть это будет для них «приятной неожиданностью», «сюрпризом»…. И ведь это действительно было для многих командиров неожиданностью, но только страшной. Командиры впадали в шоковое состояние, стрелялись с дурацкими записками типа – «бейте гадов-фашистов товарищи, а я не могу…». Другие срывали с себя знаки отличия и бежали впереди солдат в тыл, на восток.… Действительно, «какой смысл» в приведении в боевую готовность, если и так разгромили части в некоторых округах? Но, например, в Одесском округе никого не разгромили ни в первую неделю, ни в последующие. И только разгром, и дальнейшее отступление в Белоруссии, потянувший за собой отступления на Украине вынудили Захаровых-Малиновских также сдавать свою территорию и отступать. Да и в той же Прибалтике были свои причины поражений в первые дни никак уже не связанные с приведением в боевую готовность. В конце концов, ну нельзя же игнорировать тот факт, что против двух армий ПрибОВО шла более мощная немецкая группировка, но те же части имеющие в своем составе местные национальные «кадры» просто разбежались (в лучшем случае). И дальнейшая сдача через несколько дней столиц Прибалтийских республик связанна не с тем были войска этого округа приведены в боевую готовность или не были. Если бы дивизии Черняховских вообще не были приведены в б.г. до 22 июня, то через несколько дней после 22 июня немцы и в Ленинграде могли бы оказаться…

Конечно никакого «смысла» приводить войска в боевую готовность перед возможным нападением врага, вовсе нет – в армии вообще всё делается от «нечего делать» и никакого «смысла» в подобных вещах нет. Но вообще-то, «Это» делается «просто так», «чтоб было». А еще чтоб командиры не тащили с собой «мишени», раз идут «в районы предусмотренные планом прикрытия» Чтоб понимали, что они идут на войну и готовили личный состав к этому... Как это делали в Одесском ВО... Или частично в ПрибОВО и даже в КОВО немного…

Заканчивая разбор вопроса № 3, о том, как и кто украл у войск западных округов необходимые им для приведения в полную боевую готовность «2-3 часа» и чтобы читатель не искал себе для разъяснений и консультаций по вопросу отправки и приема шифровок в штабах округов, специалиста, офицера связи, стоит немного отвлечься на вопрос: «А как вообще отправляются директивы и как это делали Жуковы-Маландины в ночь на 22 июня»? И как же генералы, особенно Жуков, срывали отправку «Директивы № 1»?

А «кухня отправки» была примерно такая. Написанный от руки в рабочем блокноте Жукова (блокнот этот в обязательном порядке был учтен и оформлен в секретной части ГШ) текст действительно необходимо было переписать в блокнот шифрограмм. Который потом передавался шифровальщикам и те буквально за полчаса вполне не большой текст «Директивы № 1» зашифровывали. Времени на зашифровывание текста такого размера действительно требовалось и тогда (и сегодня) считанные минуты – максимум полчаса. После этого зашифрованный текст (в виде, например, группы цифр) передается в Оперативное управление и те через Генштабовский узел связи, и проводят отправку текста в округа телеграфами типа БОДО. Отправка идет разными аппаратами, по «направлениям», отдельным аппаратом в отдельное направление-округ.

При этом как раз оперативный дежурный ГШ и получает команду от начальника Оперативного управления например (или от того же Ватутина, замначальника ГШ по оперативным вопросам) «обзванивать» округа и сообщать им чтобы они принимали «важнейшую шифровку» на своих узлах связи. В округах оперативный дежурный по штабу округа дает команду на окружной узел связи, там включают свои аппараты БОДО и начинают принимать текст. Занимает прием-передача – считанные минуты. После этого шифровальщики округа расшифровывают текст, на что им требуется тоже не так уж и много времени – тоже не более получаса, и уже расшифрованный текст с узла связи поступает в оперативный отдел или к начштаба округа.

(Примечание: Также бывает, что короткий текст в виде короткого приказа-команды передает в округа и сам оперативный дежурный ГШ. В этом случае у дежурного по штабу округа есть хранящаяся в сейфе тетрадь, в которой указаны группы цифр на такие-то действия, если сигнал будет не «учебный». Практически каждое дежурство и проходит с такими передачами коротких команд в учебных целях (для «проверки связи»). Дежурный по ГШ сообщает дежурному по округу: «Примите сигнал», или «примите телефонограмму». Тот перезванивает обратно в ГШ и сообщает, что сигналы получены (за задержку подтверждения всех ставят в неудобную позу в обязательном порядке), а потом сверяет переданные группы символов или цифр с записью в рабочей тетради и делает в ней запись об этом учебном сигнале. Точно такие же учебные сигналы дает, и дежурный по округу в части округа. И дежурный по части (полку, дивизии, корпусу) точно также сверяет контрольные цифры с записями сигналов в тетради из сейфа дежурного по части. И если сигнал — «боевой» то тут уж и округ (и часть) и поднимается на уши. Выглядит это примерно так в частях.

Сидит часа в три ночи дежурный по части, кимарит и никого не трогает. Вдруг звонит с узла связи дежурный телефонист и сообщает что из округа пришло сообщение. Какое-нибудь (чаще странное) слово и несколько цифр следом. Телефонист его диктует дежурному по части а тот пишет эту абракадабру в рабочую тетрадь дежурного по части, очень потрепанную, исписанную и изрисованную до безобразия, но прошнурованную и учтенную у начальника штаба части. Затем дежурный звонит на узел связи части и просит соединить его с дежурным по округу. Связист соединяет, и дежурный выдает стандартную фразу – «примите подтверждение сигнала». Затем он вскрывает оружейную комнату дежурного по части и из сейфа достает тетрадь с секретными сигналами и делает сверку. Если сигнал оказался учебным – кимарит до утра дальше. А если не дай бог «боевой», то тут уж надо искать командира части (полка, дивизии, корпуса), сообщать ему о приходе «боевого» (не учебного) сигнала, а уже тот вскроет свои тетради, «пакеты» и все что ему полагается.… Если дежурный по части (полку, дивизии) получит сигнал на вскрытие «пакета», то он и сам вскрывает этот пакет….)

В истории с «Директивой № 1» оперативный дежурный ГШ сообщал в округа, что в их адрес идет шифровка. Он передавал в округ по аппарату БОДО (вовсе не по телефону и об этом прямо пишет начштаба ОдВО Захаров): «У аппарата ответственный дежурный Генштаба. Примите телеграмму особой важности и немедленно доложите ее Военному совету»….» И принимающий отвечал: «У аппарата генерал Захаров. Предупреждение понял. Прошу передавать»…»

И раз он начал «обзванивать» округа сразу после полуночи то это он же фактически и отправлял шифровку с текстом «приказа наркома» в это время в округа. Но тогда получается, что один оперативный и занимался отправкой директивы в четыре округа??? В Оперативном управлении получили текст от шифровальщиков примерно в 0.15 и только к 1.20 передачу закончили. Возможно, что за вот это Маландин и расплачивался всю войну, снижаясь в должностях.… Видимо некого было поставить к аппаратам БОДО в Оперативном управлении, раз один оперативный дежурный это делал…

Таким образом, формально получается, что исходя из «правил работы» с документами никто особо не «тянул резину»??? Маландин и Василевский – почти нет. А вот как раз т. Жуков – да. Он ведь зачем-то написал потом в своих «Воспоминаниях и размышлениях» что Ватутин «немедленно» выехал в ГШ (в 22.20 согласно времени выхода Жукова и Тимошенко от Сталина) с листками на которых в кабинете Сталина был написан текст «приказа наркома»? А потом сообщает в принципе правду – «передача в округа была закончена в 0.30». Но на самом деле он сам и переписывал текст из своего рабочего блокнота в кабинете наркома ещё в 23.00. О чем свидетельствует адмирал Кузнецов, бывший всегда в натянутых отношениях с Жуковым, знавший, что и как на самом деле происходило в ту ночь с отправкой «Директивы № 1» в округа и не желавший как другие лепить из него образ «Великого полководца». А потом Жуков же и передал её (возможно через Ватутина как раз) в шифровальный отдел и с этого момента начальник Генштаба и перестал нести ответственность за дальнейшую «судьбу» отправки «приказа наркома» в округа.

Также точное время поступления «Директивы № 1» дает и «черновик-оригинал» этой директивы, на котором стоит отметка – «Данная директива поступила в шифровальный отдел в 23.45 21 июня 1941 года». Также на «черновике», на листках из рабочего блокнота Жукова, стоит отметка и точного времени, когда директива была отправлена в округа: «Директива отправлена в 00.30 в ЛВО, ЗОВО, КОВО, ОдВО, ПрибОВО под номерами: 19942, 19943, 19944, 19945, 19946 соответственно».

Т.е. именно Жуков и «тянул резину» с отправкой «Директивы № 1» в округа? И его надо было ставить к стенке за это на пару с Павловым, который получив текст «приказа наркома» в Минске около часа ночи (в 0.45) больше полутора часов не давал приказа по округу (как и в соседних округа)? Надо бы было… Да только формально обвинить Жукова .... не в чем. Он делал все точно «по инструкции». Точнее «не проявил необходимой инициативы» но не более. И когда рассматривался вопрос в этой книге «Почему не расстреляли Жукова?», то отвечая на него можно сказать, что формально он прикрылся именно тем, что он в принципе делал так «как положено» при отправке «Директивы № 1» в округа. Как впрочем, пытались делать и командующие западных округов – мол, за отсутствие «инициативы» и «рвения» при приведении в полную боевую готовность войск в ночь на 22 июня может и не накажут…

Жуков сам лично её переписал в шифроблокнот, что «не возбраняется». Он через своего зама Ватутина передал её после переписывания в шифроблокнот шифровальщикам и дальше ни за что не отвечал. Ну, подумаешь, переписывал в шифроблокнот не 10 минут, а минут 40! Так это чтоб почерк был разборчивым, чтоб все запятые соблюсти и чтоб шифровальщики не ошиблись при шифровке (запрещено делать помарки и исправления в шифроблокнотах). Да и писать быстро не умеет, поди…. Но ведь «инструкции» не нарушил и текст все же отправил!!! «Как положено», «по инструкции»… Правда, это дало задержку почти в 1,5 часа, но ведь «таков порядок» отправки приказов в округа!!! Правда, в округах ещё и командование свои 1,5 часа добавило но зато – «по инструкции» все правильно сделал…. Правда украв у войск необходимые им «2-3 часа» они этим в итоге убили тысячи наших бойцов в «спящих казармах», уничтожили сотни самолетов на аэродромах…. Но зато – «по инструкции» все всё правильно делали…

Мог ли Жуков отправить её быстро? Мог, конечно…. Для этого надо было действительно отправить Ватутина в Генштаб с черновиками директивы «немедленно», прямо из приемной Сталина, в 22.20, как он это и расписал в своих «Воспоминаниях» в 1969 году (не указав по «забывчивости» время выхода от Сталина). Тот бы прямо у шифровальщиков ГШ, уже в 22.30-22.40, надиктовал бы текст «приказа наркома» в шифроблокнот (а машинистка Грибкова перепечатала бы со слов Ватутина ещё и пару копий – для наркома ВМФ и для Покровского). А потом зашифрованный текст Ватутин же и отнес бы Маландину в Оперативное управление ГШ для отправки в округа в 23.10-23.15. А оперативный дежурный по ГШ обзвонил бы дежурных по округу и сообщил бы им, что в их адрес идет «шифровка особой важности». Вот в этом случае «Директиву № 1» точно бы уже к 23.30 передали бы в округа. В те же 23.30 примерно там бы её получили, к 00.00 расшифровали и уже к половине первого ночи родили бы и свои директивы на основании «приказа наркомата обороны». А перед этим как Захаров в ОдВО и Кузнецов на флоте в округах уже в полночь 21 июня 41-го по округам дали бы команду на объявление «боевой тревоги во всех гарнизонах». Как раз за 3,5 часа до нападения. И телефонные провода к этому времени ещё не были порезаны диверсантами…

Чисто технически это было вполне реально сделать – отправить «Директиву № 1» так чтобы войска получили сигнал боевой тревоги до часа ночи. Формально – так делать нельзя (или не желательно). Но технически – вполне можно и осуществимо. Ведь, в конце концов вопрос стоял о скором нападении врага на страну, и даже если бы Жуков и получил бы «выговор» от наркома за нарушения правил работы с секретными документами, то наверное это не самое страшное было бы в карьере будущего «маршала Победы»…

И тогда в 1969 году Г.К. Жукову мог бы с чистой совестью писать что Ватутин «немедленно выехал в Генеральный штаб, чтобы тотчас передать её в округа» и тогда бы «передача в округа была закончена» не «в 0.30 минут 22 июня 1941 года», а например «в 23.30 минут 21 июня 1941 года»..… И тогда бы на «Директиве № 1» появилась и фамилия Ватутина, как исполнителя и отправителя документа….

К сожалению ВИЖ не приводит ответ генерала Сандалова (так любимого историками) на «вопрос № 2». А жаль. Исходя из того что он ответил на «вопрос № 1» видно что особо он не врал году в 1952-53-м, и Павловых похоже не выгораживал. Однако когда в 1956 году министром обороны стал маршал Г.К. Жуков начавший «реабилитацию» Павловых, генерал Сандалов (по «личной инициативе» видимо) обратился с письмом к уже новому начальнику Военно-научного Управления ГШ генералу армии Курасову в защиту Павловых (кто-то ж должен был начать процесс «реабилитации» Павловых). (Выжернения мои. — К.О.Ю.)

«СЛУЖЕБНАЯ ЗАПИСКА ГЕНЕРАЛ-ПОЛКОВНИКА Л. М. САНДАЛОВА НАЧАЛЬНИКУ ВОЕННО-НАУЧНОГО УПРАВЛЕНИЯ ГЕНЕРАЛЬНОГО ШТАБА ВООРУЖЕННЫХ СИЛ СССР ГЕНЕРАЛУ АРМИИ В.В. КУРАСОВУ

1 сентября 1956 г.

Войска Западного Особого военного округа, в том числе и 4 А, в течение начального периода Великой Отечественной войны почти целиком были разгромлены. В тот период я был начальником штаба 4-й армии.

Виновато ли командование войсками ЗОВО (переименованное с первых дней войны в командование войсками Западного фронта) и командование 4 А в разгроме войск в начальный период войны?

Для того чтобы ответить на этот важный и сложный вопрос, следует, на мой взгляд, предварительно ответить на другой вопрос: смогло ли бы любое другое командование войсками округа и армии предотвратить этот разгром?

Едва ли кто возьмется доказать возможность предотвращения разгрома войск округа и при другом более талантливом составе командования войсками округа.

Ведь войска соседних с ЗОВО Прибалтийского и Киевского военных округов были также разгромлены в начальный период войны, хотя главный удар врага и не нацеливался против войск этих округов.

Следовательно, поражение войск наших западных приграничных военных округов зависело, в конечном счете, не от качества управления войсками, а случилось:

- во-первых, вследствие более слабого технического оснащения и более слабой подготовки войск и штабов Красной Армии по сравнению с армией гитлеровской Германии

- во-вторых, вследствие внезапности нападения полностью отмобилизованной и сосредоточенной к нашим границам фашистской армии против не приведенных в боевую готовность наших войск.

 

В этих основных причинах разгрома войск приграничных военных округов доля вины командования войсками округов и армий невелика, что, на мой взгляд, не требует особых доказательств.

Против войск ЗОВО был направлен главный удар и, в частности, из четырех танковых групп, игравших основную роль в наступательной операции немцев, две танковые группы наступали против войск ЗОВО. С другой стороны, быстрота разгрома войск Западного округа, несомненно, в чем-то зависела и от слабого управления войсками со стороны командования войсками ЗОВО и армий.

Причиной слабого управления войсками ЗОВО в значительной мере является более чем неудачный состав командования войсками ЗОВО и в первую очередь несоответствие своей должности самого командующего войсками округа.

Генерал армии ПАВЛОВ, не имея опыта в командовании войсковыми соединениями (исключая командование в течение непродолжительного срока танковой бригадой), после участия в войне в Испании был назначен начальником АБТУ Красной Армии, а за год до войны командующим войсками ЗОВО. Не имея ни опыта в управлении войсками, ни достаточного военного образования и широкого оперативного кругозора, генерал армии ПАВЛОВ растерялся в сложной обстановке начального периода войны и выпустил из рук управление войсками. Такими же случайными и не соответствующими своим должностям были командующий ВВС ЗОВО КОПЕЦ и командующий артиллерией округа КЛИЧ.

И тот, и другой, так же, как и сам ПАВЛОВ, были участниками войны в Испании и опыта в управлении войсковыми соединениями не имели: КЛИЧ до командировки в Испанию весьма продолжительное время был преподавателем и начальником кафедры артиллерии в академии, а КОПЕЦ до войны в Испании командовал авиаэскадрильей (в первые дни войны КОПЕЦ застрелился).

Можно ли было назначать ПАВЛОВА, КОПЕЦ и КЛИЧА с их легким военно-научным багажом и опытом на такие высокие должности в самый важный военный округ Красной Армии? Ответ очевиден.

 

Резюмирую изложенное:

1. Основная вина в разгроме войск ЗОВО в начальный период войны должна быть с командования войсками ЗОВО снята.

2. Более тяжелая доля вины командования войсками ЗОВО в разгроме войск округа по сравнению с командованием соседних военных округов проистекает из-за неудачного состава командования ЗОВО предвоенного периода, и часть этой вины поэтому ложится на тех, кто утвердил такой состав командования округа.

3. Никакого заранее намеченного умысла по разгрому войск округа или способствованию разгрому войск со стороны всего командования округа и его отдельных лиц не было.

4. Судимость с представителей командования войсками ЗОВО должна быть снята….»

Этим письмом сердобольный Сандалов определил на годы суть версии разгрома случившегося 22 июня 41-го, которой нас потчуют и до сих пор.

«…смогло ли бы любое другое командование войсками округа и армии предотвратить этот разгром?

Едва ли кто возьмется доказать возможность предотвращения разгрома войск округа и при другом более талантливом составе командования войсками округа.

Ведь войска соседних с ЗОВО Прибалтийского и Киевского военных округов были также разгромлены в начальный период войны, хотя главный удар врага и не нацеливался против войск этих округов….»

«…поражение войск наших западных приграничных военных округов зависело, в конечном счете, не от качества управления войсками, а случилось:

- во-первых, вследствие более слабого технического оснащения и более слабой подготовки войск и штабов Красной Армии по сравнению с армией гитлеровской Германии

- во-вторых, вследствие внезапности нападения полностью отмобилизованной и сосредоточенной к нашим границам фашистской армии против не приведенных в боевую готовность наших войск…»

А ведь не надо быть особо талантливым командиром, чтобы просто выполнять свои должностные обязанности. Тот же генерал Захаров никогда военным талантом не назывался. Но его округ не был сдан врагу, как это было сделано Павловым. И Захаров при этом просто выполнял свои должностные обязанности… Но он не был не Героем Советского союза на 22 июня ни генералом армии.. Или тот же адмирал Кузнецов на флоте? Что за несколько месяцев до июня 41-го занимался планомерным повышением боевой готовности Флота» А за неделю до 22 июня на самом деле привел флота в повышенную боевую готовность – «готовность № 2», что позволило ему в ночь на 22 июня без особых затруднений (ВСЕГО ЗА «2-3 часа»!!!) перейти в «готовность № 1», в полную боевую готовность. И не с подачи ли подобных Сандаловых сразу после Войны Кузнецов подвергся «первой» опале, а наркомат ВМФ был «сокращен»? А ведь тогда он был полностью оправдан в глазах Сталина и в июле 1951 года снова возглавил флот как военно-морской министр. Но после смерти «Тирана», в 1953 – 1955 годах он опять становится только главкомом ВМФ, хотя и Адмиралом Флота Советского Союза («маршалом») и заместителем министра обороны. А в начале 1956 года Жуков увольняет пониженного в звании до вице-адмирала Н.Г. Кузнецова «без права работать на флоте» («поводом» послужило потопление линкора «Новороссийск»).

Нет никакого желания разбирать «письмо» Сандалова подробно, каждая фраза в котором, как минимум – «лукавство» с точки зрения современных знаний о событиях тех дней.

А вот что писал бывший начальник оперативного отдела ЗапОВО генерал И.И. Семенов тому же Сандалову:

«Я лично от начала и до конца был непосредственным участником этих событий. Со всей ответственностью могу сказать, что ни паники, ни растерянности с их (Павлов и его заместители – К.О.Ю.) стороны не было. Все, что можно было сделать в тех тяжелых условиях, делалось, но было поздно, мы расплачивались за упущенное время и за то, что были успокоены и верили, вернее, нас заставляли верить, что немцы наши чуть ли не друзья, вспомните заявление ТАСС и снимки в газетах.

Лично я предлагал Климовских и Павлову за две-три недели до начала войны поднять войска по плану прикрытия, но они на это не пошли, было прямое указание не делать этого.

Эх, Леонид Михайлович! Если бы мы это сделали хотя бы за неделю до войны, разве бы мы дали немцам так быстро продвигаться, даже несмотря на их превосходство?»

 

Все же не зря в армии гуляет такая не очень хорошая «шутка»: «Генерал – это выживший из ума полковник». Но некоторые не только ум, но ещё и совесть теряют со временем. О каком начале выполнения плана прикрытия за «две-три недели до начала войны» можно говорить, если это объективно нельзя было делать в тех конкретных исторических условиях, и тем более как может такое говорить начальник оперативного управления округа и тем более после войны, когда многое стало более известным??? Но видимо и этот генерал, уцелевший в расследовании июля 41-го по факту сдачи Белоруссии немцам, приложился к тому, что в этом округе уже «за неделю до войны» ничего не сделали в плане повышения боевой готовности и фактического выполнения планов прикрытия согласно прямых Директив НКО и ГШ.… Насколько же лживо и подло смотрятся сегодня его стенания по поводу того что им «не дали» привести в боевую готовность округ «за неделю до войны»….

4. Почему большая часть артиллерии находилась в учебных центрах?

По четвертому вопросу, по тому, как артиллерия округов к моменту нападения осталась на полигонах – ответов генералов в ВИЖ не публиковали. Но на этот вопрос, об артиллерии в «лагерях», «замечательно» ответил в своих «Воспоминания» уже в 1960-е маршал Жуков Г.К.. Не мог не ответить, ведь практически вся артиллерия Белорусского округа из этих «учебных центров» попала к немцам, а в остальных не вела по врагу практически никакого огня. А начальник ГАУ генерал Яковлев, был вынужден дать команду в первые же дни Войны, 15 июля, на отход всей тяжелой артиллерии, чтобы она также не досталась врагу. И Жуков четко назвал тех, кто приказал собрать артиллерию западных округов «на полигоны для отстрела» за пару недель до нападения Германии – это командующие этих самых западных округов. Что не только собрали как Павлов в Белоруссии артиллерию в учебных центрах за неделю до 22 июня, но и не вернули её как Кирпонос после получения Директивы о «повышении боевой готовности» от 13 июня обратно в части. И судя по воспоминаниям очевидцев, и судя по протоколам допроса Павлова, кто-то ещё и в Москве давал умные советы этим командующим по поводу этой артиллерии.

О том, что сделали с артиллерией в округах можно почитать сначала у И.Г. Старинова, о его друге, генерале Кличе, в июне 1941 года накануне войны («Записки диверсанта», М. 1997 г. --http://militera.lib.ru/memo/russian/starinov_ig/26.html ):

20 июня «Я решил повидать генерала Клича, командующего артиллерией округа. Может он что-нибудь разъяснит?

— Вольф! — воскликнул Клич, вспомнив мой испанский псевдоним. — На учения? Рад тебе, рад! Только боюсь, сейчас не до учений.

Он сообщил, что гитлеровцы непрерывно подтягивают к границе войска, подвозят артиллерию и танки, совершают разведывательные полеты над нашей территорией, а многие командиры в отпусках, большая часть автомашин и тракторы-тягачи артполков забраны на строительство укрепленных районов.

— Случись что — орудия без тяги! — возмущался Клич. — Павлов каждый день докладывает в Москву о серьезности положения, а нам отвечают, чтобы не разводили панику и что Сталину все известно.

— Но ведь немецкие войска отведены на восточные границы Германии для отдыха? — осторожно заметил я. — Во всяком случае, в сообщении ТАСС от 14-го числа так и говорится.

— Я не сотрудник ТАСС, а солдат! — отрезал Клич. — И привык держать порох сухим. Особенно имея дело с фашистской сволочью! Кому это я должен верить? Гитлеру? Ты что, Вольф?

Продолжить беседу не удалось: Клича срочно вызвали к Павлову…»

А можно и у Голованова почитать о том как «Павлов каждый день докладывал» в Москву «о серьезности положения». По воспоминаниям маршала Голованова, служившего в эти же дни в ЗапОВО, тот имел беседу с командующим округов Д.Г. Павловым примерно в эти же дни (числа 10-12 июня) и тот заявлял следующее («Дальняя бомбардировочная...»):

«….В тот день я в двенадцать часов явился к командующему округом. В кабинете за письменным столом сидел довольно массивного телосложения человек с бритой головой, со знаками различия генерала армии. Павлов … снял трубку и заказал Москву. Через несколько минут он уже разговаривал со Сталиным. … по его ответам я понял, что Сталин задает встречные вопросы.

— Нет, товарищ Сталин, это неправда! Я только что вернулся с оборонительных рубежей. Никакого сосредоточения немецких войск на границе нет, а моя разведка работает хорошо. Я еще раз проверю, но считаю это просто провокацией. Хорошо, товарищ Сталин... А как насчет Голованова? Ясно.

Он положил трубку.

— Не в духе хозяин. Какая-то сволочь пытается ему доказать, что немцы сосредоточивают войска на нашей границе….

…. Кто из нас мог тогда подумать, что не пройдет и двух недель, как Гитлер обрушит свои главные силы как раз на тот участок, где во главе руководства войсками стоит Павлов? К этому времени и у нас в полку появились разведывательные данные, в которых прямо указывалось на сосредоточение немецких дивизий близ нашей границы…. Как мог Павлов, имея в своих руках разведку и предупреждения из Москвы, находиться в приятном заблуждении, остается тайной. Может быть, детально проведенный анализ оставшихся документов прольет свет на этот вопрос...»

Старинов указывает на Москву, и косвенно на Сталина как «виновного» в том, что артиллерия осталась без тягачей, да и вообще на полигонах. Голованов – на Павлова и ему подобных… Павлов за 10 дней до 22 июня сам успокаивает Сталина, что никаких немецких войск на границе не концентрируется, а потом стал «каждый день» докладывать, что война на носу, но ему «не верили». Вот только реальные действия и поступки Павлова говорят, что больше стоит верить в этом Голованову, а не расстрелянному с Павловым Кличу.

Но при всей явной «бескомпромиссности» Старинова в его отношении к Сталину, он дал интересные детали в воспоминаниях об этих днях. Старинов прибыл в Минск 20 июня, на запланированные учения в Бресте.

«Начальник штаба округа В. Е. Климовских, в отличие от генерала Васильева, выглядел хмурым, замкнутым. Поздоровался кивком, но от телефонной трубки не оторвался. Минуту-другую спустя извинился, сказал, что крайне занят:

— Встретимся на полигоне!

 

Командующий округом Павлов тоже говорил по телефону. Раздраженно требовал от собеседника проявлять побольше выдержки. Показали командующему программу испытаний. Он посмотрел ее, недовольно заметил, что инженеры опять взялись за свое: слишком много внимания уделяют устройству противотанковых заграждений и слишком мало — способам преодоления их.

В это время вошел Климовских:

— Товарищ генерал армии, важное дело...

Павлов взглянул на нас:

— Подумайте над программой. До свидания. До встречи на учениях.

Пока мы не закрыли за собою дверь, генерал Климовских не проронил ни слова….

…. День прошел в подготовке к учениям: уточняли и изменяли пункты программы испытаний в соответствии с пожеланиями командующего округом. В конце дня я попытался еще раз увидеть Клича, но безуспешно.

— Поезжайте отдыхать! — сказал генерал Васильев. — Утро вечера мудренее. Случись что-нибудь серьезное, учения давно бы отменили, а все, как видите, идет по плану.

 

В словах начальника инженерного управления был резон. Мы отправились в гостиницу, выспались и ранним утром 21 июня, в субботу, выехали поездом в Кобрин, где располагался штаб 4-й армии, прикрывавшей брестское направление; необходимо было повидать начальника штаба инженерных войск армии полковника А. И. Прошлякова, обсудить с ним изменение программы учений.

Добрались до Кобрина к вечеру. Прошляков подтвердил, что фашисты подтягивают к Западному Бугу военную технику, соорудили множество наблюдательных вышек, на открытых местах установили маскировочные щиты.

 

— Нас предупредили, что германская военщина может пойти на провокации и что поддаваться на провокации нельзя, — спокойно сказал Прошляков. — Ничего. Слабонервных в штабе армии нет.

Начальник инженерного управления устроил нас на ночлег в собственном служебном кабинете. Условились, что поутру вместе поедем в Брест. Прошляков ушел, а мы с Колесниковым отправились бродить перед сном по живописному субботнему городку. Около двадцати двух часов возвратились в штаб. Дежурный доложил: звонили из округа, учения отменены, нам следует возвратиться в Минск. Невольно вспомнились доводы генерала Васильева...

… Узнав от беженцев, что фашистские войска перешли границу и в Бресте идет бой, мы с Колесниковым направились в Буховичи, в штаб 4-й армии, где нам сообщили, что в 5 часов 25 минут из штаба Западного особого военного округа получена телеграмма, требующая поднять войска и действовать по-боевому….»…

Кстати говоря, в своей книге «Разгадка 1941. Причины катастрофы", М., Яуза, Эксмо, 2010, В. Савин дал анализ того что было бы если бы приведение войск западных округов в боевую готовность перед 22 июня все же состоялось. И согласно его «альтернативной истории» вышло, что немецкая армия дошла бы дай бог до Минска и до старой границы. А потом у них были бы проблемы из-за того что из глубины СССР им навстречу стали выходить войска третьего эшелона, резервы из внутренних округов.

Другой автор, сделавший достаточно серьезную книгу по событиям в ЗапОВО Д.Н Егоров в своей книге «Разгром Западного фронта», М., 2008 г. назвал такие причины трагедии 22 июня:

«Причиной поражения явились:

значительное превосходство, достигнутое противником на главных операционных направлениях;

нарушение связи и потеря управления войсками;

серьезные ошибки, допущенные армейским командованием, и нежелание принятия им каких-либо мер по повышению боеготовности частей;

господство в воздухе авиации противника, массированное применение им наносящих точечные удары легких пикирующих бомбардировщиков и, как следствие, большие потери в танках и артиллерии у обороняющейся стороны.

Также выявились чрезвычайно слабое взаимодействие пехоты с танками и поддержка танковых атак огнем артиллерии». (почти по Сандалову…..)

 

При этом и Егоров, как и Савин напрочь отвергают идею о возможном предательстве генералов Павловых. Но самый интересный вывод у Егорова все же именно такой:

«ошибки, допущенные армейским командованием, и нежелание принятия им каких-либо мер по повышению боеготовности частей».

Данной фразой уважаемый автор сам того не желая (а он является ярым противником «измены генералов в РККА» в 1941 году) сказал то что является наиболее важным. Данной фразой-выводом автор напрямую обвинил Павловых в измене – «нежелание принятия им каких-либо мер по повышению боеготовности частей»!!!

Т.е. Павлов получал Директивы НКО и ГШ от 13-18 июня о повышении б.г. но «нежелание принятия им каких-либо мер по повышению боеготовности частей» и привело войска округа к поражению!

Т.е. даже не желающие даже рассматривать «версию измены» генералов перед 22 июня и сразу после нападения авторы умудрились вынести приговор Павловым не хуже историка А.Б. Мартиросяна. Осознанное и намеренное «нежелание принятия им каких-либо мер по повышению боеготовности частей» – это уже приговор генералам. Приказы о повышении б.г. получили, но сделали все, что бы их не выполнить и осознанно причем!!!

А остальные причины поражения названные Егоровым прямо указывают на наших генералов как виновников того что эти причины состоялись.

– «значительное превосходство, достигнутое противником на главных операционных направлениях» – но разве не сами военные отвечают за то, что они и проспали такое «превосходство»???

– «нарушение связи и потеря управления войсками» – а разве не в руках военных находилась эта самая «связь», и не в их ли руках было это самое «управление»?

– «господство в воздухе авиации противника, массированное применение им наносящих точечные удары легких пикирующих бомбардировщиков и, как следствие, большие потери в танках и артиллерии у обороняющейся стороны» – но ведь в Одесском округе во время первого налета немецких самолетов там не оказалось уничтоженными практически ни одного самолета округа – все были рассредоточены по оперативным» аэродромам в ночь на 22 июня? И как бы смогли бы немцы наносить точечные авиаудары по нашим войскам, если бы им противодействовали те самые несколько сотен уцелевших истребителей (всего было уничтожено около 1200 наших самолетов в первый день на аэродромах) западных округов?

– «чрезвычайно слабое взаимодействие пехоты с танками и поддержка танковых атак огнем артиллерии» – надеюсь не надо говорить, что в этом тоже не Сталин повинен?

Ну а пятый вопрос ГШ, «от Покровкого – «5. Насколько штабы были готовы к управлению войсками и в какой степени это отразилось на ходе ведения операций первых дней войны?», разбирать не будем. К теме данного исследования он напрямую не относится, хотя сам по себе очень интересен и важен и требует большого отдельного разбирательства именно в этом плане....

Однако по поводу «управления войсками» в ЗапОВО у Павлова: штаб этого округа-фронта был на сутки просто «потерян». Вместо одного места развертывания, этот штаб убыл в совершенно другое, о котором никто из командиров частей не был предупрежден. В КОВО у Кирпоноса, штаб округа «прятался» от подчиненных ему частей чуть позже, когда блудил, пытаясь сдаться в плен немцам в августе-сентябре 41-го. Штаб ПрибОВО во главе с Кузнецовым оказался самым «хитрым»: эти, почти месяц шарахались по немецким тылам, и когда вышли, то Сталин просто махнул на них рукой – пусть воюют, «герои», не до них. Более подробно о «действиях» штабов западных округов, можно при желании найти и в «мемуарной» литературе (если внимательно читать) и во многих исторических исследований – дезорганизация была полная со стороны командующих западных округов и их штабов, и боевыми действиями они практически не руководили. В дальнейшем, командование ЗапОВО было расстреляно почти в полном составе, часть командования соседних – также расстреляли (начштаба ПрибОВО, командующие ВВС этих округов), а остальных Сталин отправил в дальние тыловые округа, в которых эти «генералы» залечивали «глубокий психологический стресс» после 22 июня, и большого вреда Армии и стране принести своими действиями уже не могли. (Тот же начальник штаба КОВО генерал Пуркаев потом вполне грамотно и успешно воевал в 45-м на Дальнем востоке, командуя фронтом.) А уж то, что штабы округов-фронтов с первых дней потеряли всякую нормальную связь с частями, и устроили передачу и получение информации с частями через «делегатов связи», как при Кутузове – вообще отдельная тема….

«Как там? «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет и нет. Приходите володеть и править нами...» Я в школе еще учился с этой историей. Сами в лицо себе плевали!»

В.М. Молотов.

Данной фразой Молотов видимо хотел сказать, что враньё о нашей истории это такая «национальная забава». Данное же исследование имело своей целью показать, что вовсе не мифический «тиран и злодей», которого якобы «все боялись» несет ответственность за то, что случилось 22 июня и что повлекло за собой гибель почти 20 миллионов только погибших в войне и общее уменьшение населения СССР-России почти на 28 миллионов человек. Как у каждого Подвига есть свой Герой, так и у каждого Поражения есть «авторы»…. И у этих авторов есть имена и фамилии.

Заканчивая этот последний текст из сери «о 22 июня» хотелось бы надеяться, что читатель сам сделает свои выводы о том, насколько выводы автора верны… События последних дней перед Войной и вокруг 22 июня показаны на основе мемуаров основных участников событий, документов и официальных «показаний» тех, кто спустя годы эти мемуары и писал.

Документы показаны, мемуары разобраны, «показания» представлены. И читающему осталось только самому и сделать свой вывод – так приводились ли войска западных округов в боевую готовность за несколько дней перед 22 июня или нет? А если приводились, то почему так и не были приведены в реальности? И после этого останется только один вопрос – а кто виноват в том, что приведение в боевую готовность войск на границе перед 22 июня не состоялось, а точнее – было сорвано, и кем?

Ни в коем случае не претендуя на «истину в последней инстанции» все же хотелось бы, чтобы возможные оппоненты делали свои выводы на именно – документах, мемуарах и показаниях.… Берите эти документы мемуары и показания, найдите новые и сделайте противоположный вывод – буду рад если получится. Но не забывайте что «вердикт» в споре «выводов» будет делать читающий…. Данная работа не есть «версия» или «гипотеза всё объясняющая». Это разбор и анализ существующих, опубликованных и вполне доступных материалов. Так что читайте, анализируйте и делайте вывод сами…. И выбирайте – чья правда правдей

17.08.2010 г.