Запрещенный Сталин - ПИСЬМА СТАЛИНУ. ИЗ ЕГО ЛИЧНОГО АРХИВА

Глава 2
ПИСЬМА СТАЛИНУ. ИЗ ЕГО ЛИЧНОГО АРХИВА
А. В. Луначарский: «Не забудьте меня...»
Весна 1925 года. В партии продолжается дискуссия по поводу статьи Л. Д. Троцкого «Уроки Октября». Рядовые малограмотные коммунисты от станка, вступившие в РКП (б) по «ленинскому призыву», мало что смыслят в происходящем. Не только им многое не ясно, трудно разобраться даже таким фигурам, как нарком просвещения А. В. Луначарский. И он обращается с письмом к И. В. Сталину.

«1 апреля 1925 года
Сов. секретно
Дорогой
Как, вероятно, и многие другие, — я нахожусь в странном положении. Все-таки я числюсь членом Правительства РСФСР, а между тем я ничего не знаю о происходящем в партии. Слухи же носятся вихрем, разнородные и противоречивые.
Однако дело не в том, чтобы я просил Вас указать мне путь для действительной информации. Я хочу написать Вам, что я всегда готов исполнить любое парт, поручение и в меру моих сил, скромных, но и недюжинных. При этом я издавна привык считать Вас, среди вождей наших, самым непогрешимо чутким и верить в Вашу стальную «твердую гибкость».
Я не навязываюсь партии. Ей лучше видеть, кого как использовать. Но в большом деле можно забыть то или иное. Напоминаю — Вы можете располагать мною безусловно. С комм, приветом
А. Луначарский».
АПРФ. Ф. 45. On. 1. Д. 760. Л. 150-150 об. Автограф.

На письме нет сталинской резолюции. В деле сохранилась заверенная заведующим бюро Секретариата ЦК РКП(б) Л. 3. Мех-лисом машинописная копия. В правом верхнем углу пометка:
«ПБ. Архив Сталина. Мехлис. 1/III». Но это письмо, наверное, повлияло на решение Сталина принять закрытое письмо местным партийным организациям с разъяснением сущности разногласий в верхушке партии, которое и было принято 26 апреля 1925 года Пленумом ЦК РКП(б), подведшим итоги внутрипартийной дискуссии.
А. И. Рыков: «Гриша на нее ответит...»
В начале февраля 1926 года вышла отдельной брошюрой работа И. В. Сталина «К вопросам ленинизма», в которой он полемизировал с Г. Е. Зиновьевым по основным вопросам теории и практики строительства социализма. На нее откликнулся А. И. Рыков — член Политбюро ЦК, председатель СНК СССР и СНК РСФСР.
Письмо — на бланке председателя Совета Народных Комиссаров СССР.

«6 февраля 1926 года.
Строго секретно
Тов. Сталину
Брошюру твою прочел. Читал между приемами, телефонными звонками, подписью бумаг и т. п. Поэтому многое мог упустить. Мне кажется, что наиболее ответственной является глава о диктатуре. Диктатура толкуется как насилие, и это, разумеется, во всех отношениях правильно. Но в брошюре нет достаточно ясных точных формулировок относительно того, что формы диктатуры и формы насилия меняются в зависимости от обстановки, что диктатура не исключает, допустим, «революционной законности», даже того или другого расширения избирательного права. В условиях гражданского мира, разумеется, диктатура проводится иначе, чем в условиях гражданской войны. Внесудебное применение насилия, в соответствии с ослаблением враждебных сил, уменьшается и будет уменьшаться. Это относится, например, и к применению высшей меры наказания. Оживление советов и увеличение прав волостных и уездных Советов, с привлечением в них широких кругов беспартийного крестьянства — отнюдь не противоречит диктатуре пролетариата и может быть проведено в жизнь только на известных условиях (объединение всех трудящихся и эксплуатируемых вокруг рабочего класса и коммунистической партии). Что-нибудь на эту тему, мне кажется, нужно сделать, чтобы читатель мог найти в брошюре ответ на некоторые из злободневных вопросов современной действительности.
Брошюра, мне кажется, правильная. Гриша на нее ответит, и я боюсь, что нам придется выдержать новое литературное сражение, хотя без этого все равно не обойтись.
А. И. Рыков».
АПРФ. Ф. 45. On. 1. Д. 797. Машинопись с правками автора.
Его автограф.

Гриша — это Григорий Ефимович Зиновьев (Радомысльский). 1926 год был для него последним годом пребывания в членах Политбюро ЦК на посту председателя Ленинградского Совета и председателя Исполкома Коминтерна.

Г. В. Чичерин:
 «В ваших устах это неудобно...»
«2 ноября 1926 года
Тов. Сталину
Уважаемый товарищ,
Вам не передали мою вчерашнюю записку, в которой я Вам указывал, что вся заграница — и пресса, и правительства, — считает Вас руководящим лицом СССР и каждое Ваше слово расценивает как правительственный манифест; поэтому крайне неудобно в Ваших устах такие выражения, как «или мы их поколотим, или они нас поколотят» о других государствах. Или мы готовим войну? Где наша мирная политика?
Чичерин».
АПРФ. Ф. 45. On. 1. Д. 824. Л. 51. Автограф.
Записка от 1 ноября, о которой спрашивает нарком иностранных дел СССР Г. В. Чичерин, в архивном деле отсутствует.

М. С. Ольминский:
«Нужно действовать мерами ГПУ»
7 ноября 1927 года, в десятую годовщину Октябрьской революции, троцкисты и зиновьевцы провели альтернативные демонстрации в Москве и Ленинграде. Над колоннами реяли лозунги, призывавшие к смене руководства партии.
Критик и публицист, председатель Общества старых большевиков М. С. Ольминский (Александров) обратился по этому поводу к И. В. Сталину.
«10 ноября 1927 года
Тов. Сталину
Тов.! Поведение оппозиции вызвало в парт, печати оценку «глупого и позорного» в день 7/XI. Позвольте не согласиться с этой оценкой. Я предполагаю, что лидеры проводят план измены по отношению к партии и Союзу, что они подготовляют себе почву в бурж. государствах, — например, в рядах соц.-предателей.
Говорят: нужно их выслать за границу. Это все равно, что присудить щуку к утоплению в реке.
Нужно действовать мерами ГПУ и не опоздать.
Повторяю: не полагается рассчитывать на глупость Каменева, Троцкого и Зиновьева. Иначе мы сами останемся в дураках.
М. Ольминский».
АПРФ. Ф. 45. On. 1. Д. 781. Д 25. Машинопись.
Н. Осинский:
«Нужно ли их загонять на Север?»
«1 января 1928 года
Копия
Лично
Уважаемый товарищ Сталин,
вчера я узнал, что В. М. Смирнов высылается на три года куда-то на Урал (видимо, в Чердынский уезд), а сегодня, встретив на улице Сапронова, услыхал, что он отправляется в Архангельскую губернию, на такой же срок. При этом выезжать им надо уже во вторник, а Смирнов только что вырвал себе половину зубов, чтобы заменить их искусственными, и вынужден теперь ехать беззубым на Уральский Север.
В свое время Ленин выпроводил Мартова за границу со всеми удобствами, а перед тем заботился о том, есть ли у него шуба и галоши. Все это потому, что Мартов когда-то был революционером. Высылаемые теперь бывшие наши товарищи по партии — люди, политически глубоко ошибающиеся, но они не перестали быть революционерами — этого отрицать нельзя. Они не только смогут когда-нибудь вернуться в партию (хотя бы и фанфаронили на тему о новой партии и о том, что старая изжила себя), но если случится трудное время, могут послужить ей так же, как служили в октябре.
Спрашивается поэтому, нужно ли загонять их на Север и фактически вести линию на их духовное и физическое уничтожение? По-моему, нет. И мне не понятно, почему нельзя I) отправить их
за границу, как Ленин поступил с Мартовым или 2) поселить внутри страны, в местах с теплым климатом, и где Смирнов, напр., мог бы написать хорошую книгу о кредите.
Высылки такого рода создают только лишнее озлобление среди людей, которых пропащими считать еще нельзя и к которым партия и в прошлом частенько была мачехой, а не матерью. Они усиливают шушуканья о сходстве нынешнего нашего режима и старой полицейщины, а также о том, что «те, кто делал революцию, в тюрьме и ссылке, а правят другие». Это — очень вредное для нас шушуканье и зачем давать ему лишнюю пищу? Тем более что отношение наше к политическим противникам из лагеря, именуемого «социалистическим», до сих пор определялось только стремлением обессилить их влияние и работу, но не отомстить за них, т. е. за это влияние и работу.
Я не знаю, с Вашего ли ведома и согласия предпринимаются эти меры, а потому счел нужным об этом Вам сообщить и высказать свои соображения. Пишу я исключительно по своей инициативе, а не по их просьбе и без их ведома.
С товарищеским приветом Осинскии».
АПРФ. Ф. 45. On. 1. Д. 780. Л. 12-13. Заверенная машинописная копия.

Кратко об авторе и упоминаемых в его письме лицах. Н. Осинскии — псевдоним В. В. Оболенского. Во время написания письма занимал должность управляющего ЦСУ, в 1929 году стал заместителем председателя ВСНХ. Погиб в 1938-м.
В. М. Смирнов, за которого он вступился, был троцкистом, работал членом президиума Госплана СССР. В 1926 году его исключили из партии, но вскоре восстановили. В декабре 1927 года был исключен вновь. В 1937 году репрессирован.
Т. В. Сапронов тоже разделял взгляды Троцкого. С 1922 года был секретарем и членом Президиума ВЦИК. В декабре 1927 года исключен из партии и сослан. Репрессирован в 1938-м.
Л. Мартов (М. О. Цедербаум) — один из лидеров меньшевизма, после Октябрьской революции выступил против Советской власти. В 1920 году эмигрировал в Германию, издавал там «Социалистический вестник». Умер в 1923 году.
Судьба письма Осинского такова. Оригинал был возвращен автору со следующей запиской Сталина:
«Тов. Осинскии!
Если подумаете, то поймете, должно быть, что Вы не имеете никакого основания, ни морального, ни какого-то ни было, хулить партию, или брать на себя роль супера между партией и оппозицией. Письмо Ваше возвращаю Вам, как оскорбительное для партии. Что касается заботы о Смирнове и др. оппозиционерах, то Вы не имеете оснований сомневаться в том, что партия сделает в этом отношении все возможное и необходимое. И. Сталин». 3/1-28 г.
АПРФ. Ф. 45. On. 1. Д. 780. Л. 14. Машинопись. о
В архивном деле имеется и рукописный вариант, написанный под диктовку, с правками Сталина. (Там же. Л. 15.)

На другой день Н. Осинский пишет И. В. Сталину:

«Тов. Сталин, мне не нужно ни много, ни мало раздумывать над тем, могу ли я быть арбитром между партией и оппозицией или кем бы то ни было. Вы мою точку зрения и психологию понимаете в корне неверно.
Что решение насчет высылок было принято партийной инстанцией, этого я не знал и добросовестно думал иначе. В протоколах П Б я его не нашел — может быть, было принято секретно. Обращение мое к Вам было сугубо личным. Письмо я писал лично на походной машинке (так же, как и это) и лично занес его в ЦК. Я бы занес его на дом, но в 1924 г. пробовал это сделать и был направлен в Ваш секретариат, хотя речь шла об очень секретном деле. На данном письме написал «личное», полагая, что личные Ваши письма секретарями не вскрываются.
Моя психология состоит в том, что я считаю себя вправе иметь самостоятельное мнение по отдельным вопросам и это мнение высказывать (иногда — в самых острых случаях — только лично Вам, или Вам и Рыкову, как Вы помните, — во время съезда).
За последнее время я получил по этой части два урока. Насчет хлебозаготовок Рыков сказал, что мне надо «залить горло свинцом», Вы мне возвратили письмо. Ну что ж, если и этого нельзя, буду с этим считаться.
А ведь чего проще: отпустите меня за границу поработать год над книжкой — и совсем от меня не будет докуки.
С товарищеским приветом Осинский
4.1.1928

P. S. Это письмо попытаюсь переслать Вам «только лично, с распиской на конверте».
АПРФ. Ф. 45. On. 1. Д. 780. Л. 16. Машинопись с правкой автора. Подпись и постскриптум — автограф.
К. Е. Ворошилов: «Якира или Гамарника?»
16 сентября 1929 года
Шифром
Сочи. Сталину
Телеграфируй твое мнение о кандидатурах на пост Начпура. Лично выдвигаю кандидатуры — Якира или Гамарника. Кое-кто называют фамилии Постышева и Картвелишвили. Вопрос необходимо разрешить скорее, так как создается нехорошее впечатление ввиду отсутствия заместительства Бубнову.
Ворошилов».
АПРФ. Ф. 45. On. 1. Д. 74. Л. 3. Автограф.

К. Е. Ворошилов был наркомом по военным и морским делам СССР, председателем Реввоенсовета СССР. Он предлагал на освободившийся пост Начпура — начальника Политического управления РККА — вместо перешедшего наркомом просвещения А. С. Бубнова назначить И. Э. Якира, командующего войсками Украинского военного округа, или Я. Б. Гамарника, первого секретаря ЦК КП(б) Белоруссии. П. П. Постышев был тогда секретарем Харьковского окружкома и горкома партии и одновременно секретарем ЦК КП(б) Украины, Л. И. Картвелишвили — председателем Совнаркома Грузинской ССР.
На следующий день пришел ответ:
«Ворошилову. Можно назначить либо Якира, либо Гамарника, остальные не подходят. Сталин». (Там же.)
Политуправление Красной Армии возглавил Я. Б. Гамарник, мог бы и Якир.
Жена осужденного Н. Д. Плескевича:
 «В пьяном виде сорвал Ваш портрет»
«Уважаемый тов. Сталин!
Простите за смелость, но я решила написать Вам письмо. I обращаюсь к Вам с просьбой, и только Вы, один Вы можете целать это, вернее, простить моего мужа. В 1929 году он в пья-ом виде сорвал Ваш портрет со стены, за это его привлекли к ответственности сроком на три года. Ему еще осталось сидеть 1 год и 2 месяца, но он этого не вынесет, он болен, у него туберкулез. Специальность его — слесарь, из рабочей семьи, никогда ни в каких контрреволюционных организациях не состоял. Ему 27 лет, его сгубила молодость, глупость, необдуманность; в этом он уже раскаивается тысячу раз.
Я прошу Вас, сократите ему срок или же замените принудительными работами. Он и так жестоко наказан, раньше, до этого, он был два года слепым, теперь тюрьма.
Я прошу Вас, простите ему, хотя бы ради детей. Не оставьте их без отца, они Вам будут вечно благодарны, умоляю Вас, не оставьте эту просьбу безрезультатной. Может, Вы найдете хоть пять минут свободного времени сообщить ему что-нибудь утешительное — это наша на Вас последняя надежда.
Фамилия его Плескевич Никита Дмитриевич, сидит в г. Омске, статья 58, вернее, в Омской тюрьме.
Не забудьте нас, товарищ Сталин.
Простите ему, или же замените принудительными работами.
10.XII-30 г.
                                   Жена и дети Плескевич
Я могу Вам выслать копию приговора, только, пожалуйста, откликнитесь. Не забудьте».

Откликнулся. Не забыл. Прочел письмо обезумевшей от горя простой крестьянки, возмутился сумасбродством местных подхалимов и отдал соответствующее распоряжение, о чем свидетельствовал вот этот документ:

Телеграмма
Новосибирск ППОГПУ Заковскому
По приказанию тов. Ягода Плескевич Никиту Дмитриевича освободить тчк HP 13566 Буланов.
Секретарь коллегии ОГПУ Буланов
28 декабря 1930 года
ЦА ФСБ. Ф. 2. On. 9. Д. П. Л. 76, 80.
Писатель Всеволод Иванов: «Дайте мне тысячу долларов»
Приведенное ниже письмо направлено не позднее 24 июля 1930 года.

«Уважаемый Иосиф Виссарионович, сей документ, не в пример тому, который я направил Вам полгода тому назад, будет касаться только лично меня.
Отягощенный долгами (коих у меня 14 тысяч), семьей и прочими1 грехами, накопил я страсть сколько материалов для того, чтобы написать какую-то большую и современную вещь. За оную вещь приняться мне сейчас трудно, так как вынужден я писать рассказики для того, чтобы питать семью, финансового инспектора и сглаживать прочие несуразности нашей писательской жизни. Давно уже А. М. Горький зовет меня и звал поехать в Италию для того, чтобы там посидеть в тени соответствующих деревьев и камней и написать кое-что посолиднее. Сейчас я обратился к нему с просьбой, чтобы он поддержал мое ходатайство перед Союзным Правительством о разрешении мне выехать на полгода с семьей (три штуки ребят и жена) в Италию и чтобы мне разрешили и выдали валюты на 1000 долларов. С такой просьбой я и обращаюсь к Вам. Я сам понимаю, что деньги сейчас — валюта — куда как нужны для Республики, но в Америке и в Японии идет моя пьеса «Бронепоезд» в больших и хороших театрах, я думаю, что за границей мне будет легче заставить эти театры заплатить мне авторские и из этих авторских я берусь возвратить ту сумму, которую даст мне Наркомфин. Кроме того, у меня заключен договор с крупнейшим издательством в Европе «Ульштейн» на тот роман, который я думаю закончить в Италии, и, реализовав этот роман, я тоже смогу вернуть деньги. Полагаю, что трудами своими в пользу Республики я заслужил некоего доверия.
Второе, почему я обратился к Вам, — таково: после знаменитой истории с Б. Пильняком у советской общественности создалось к попутчикам некое настороженное внимание и наряду с Евг. Замятиным и другими довольно часто упоминалось мое имя, как упадочника и даже мистика. Заявления эти остаются на совести наших критиков и вызваны они были книгой моей «Тайное тайных» и некоторыми рассказами, от стиля которых я сам теперь отказался и мотивы коих были вытянуты к жизни из моих, чисто личных, плохих настроений. Теперь я и сам с удовольствием бы от них отказался, но что написано пером — да и вдобавок «вечным» — того не вырубишь топором. Сейчас я побывал во многих местах России, съездил с писательской бригадой по Средней Азии — в самой отсталой Советской республике Туркмении — и сам я чувствую, и другие говорят, что дух мой стал крепче. Но, — известная тень правого попутчика еще лежит на мне густо, и я думаю, что если б я под просьбу о паспорте, где будет указано, что Н-ый писатель намерен уехать с женой, детьми, не исключена возможность, что некоторые органы отнеслись бы к этому с иронией и подумали б: «Куда это он едет. Не лучше бы ему посидеть на месте и прочее», а что касательно денег, то их бы и без иронии не выдали б, так что даже получив паспорт, я бы не смог выехать.
Года три тому назад я уже был в Европе, но видел только Европу внешне поверхностно — и не написал об Европе ничего.
Теперь, после того, как я закончил свою работу в Италии, я думаю, отправив семью обратно, самому поехать в Рур... металлургические районы Германии с тем, чтобы посмотреть, как и чем живут европейские рабочие. Необходимо мне это для того, чтобы с весны будущего года можно было б уехать в сердце Донбасса и попытаться написать роман о советских горняках — «Углекопы», некоторым образом, в котором хотелось бы мне провести параллель между европейскими и советскими горняками, а не посмотрев на быт и нужды европейских рабочих, проделать это трудно.
Я понимаю, что задачи, которые я ставлю себе, очень трудны и ответственны, но я полагаю, что за ту любовь и прекрасное отношение, которое я встречал с начала моей литературной деятельности со стороны советской общественности, обязывают меня выплатить мой общественный долг перед советским искусством и выплатить его по-настоящему и по-хорошему. Этот долг можно выплатить только крупными и с широким охватом работами, в которых отразилась бы эпоха и люди, ее творящие. Я пишу это без бахвальства, а потому, что каждый должен веровать и с этой верой в свое дарование работать. А если не выйдет: катись под откос — и я согласен скатиться под этот откос, не зажмуривая глаз на полном ходу курьерского поезда.
Вот почему я решился написать Вам это письмо, и оканчивая его, я еще раз повторяю, что поеду я в Европу не праздношатающимся туристом и соглядатаем, — эти годы уже минули и не вернутся, — я поеду писателем, который обязан и должен сравнить эти два мира, противопоставленные друг другу и которым быть может очень скоро придется встретиться с оружием в руках друг против друга. Я люблю свою страну, я ее слуга и ее оружие — мое оружие.
Желаю Вам всего доброго в исполнении той мировой и ответственнейшей роли, которая выпала Вам на долю.
Всеволод Иванов
Мой адрес: Первая Мещанская, дом 6, кв. 2
или журнал «Красная новь», Ильинка, Старо-Панский, дом 4».
АПРФ. Ф. 45. On. 1. Д. 718. Л. 43—45. Машинопись,
подпись — автограф.

Письмо писателя В. В. Иванова (1895—1963) рассматривалось в Оргбюро 24 июля, в Политбюро ЦК ВКП(б) 26 июля 1930 года. За два дня до рассмотрения в Оргбюро на имя Сталина поступила телеграмма от Максима Горького из Италии: «Убедительно
прошу разрешить Всеволоду Иванову выехать с его семьей ко мне в Сорренто и дать ему тысячу долларов. Горький». На телеграмме помета: «т. Каганович — за».
Политбюро постановило: «Разрешить тов. Иванову Всеволоду с семьей выехать за границу (в Сорренто) с выдачей ему тысячи долларов».
В. В. Иванов упоминает в обращении на имя Сталина писателей Б. А. Пильняка (1894—1941) и Е. И. Замятина (1884—1937). Первый из них является автором скандально известной «Повести непогашенной луны», напечатанной в журнале «Новый мир» (№ 5 за 1926 год), в фабуле которой публика усмотрела намек на убийство наркомвоенмора М. В. Фрунзе, организованное якобы по указанию Сталина. Кроме того, перу Пильняка принадлежит повесть «Красное дерево», вышедшая в 1929 году в Берлине. Оба эти произведения фигурировали в предъявленном ему в 1937 году обвинительном заключении.
Е. И. Замятин опубликовал в конце двадцатых годов за рубежом роман «Мы» на английском языке, в котором в гротескной форме изобразил жизнь, людей в тоталитарном обществе. В 1932 году эмигрировал за границу.
Арестованный А. Ф. Андреев:
«Революционная законность должна победить»
«Секретарю Центрального Комитета ВКП(б) тов. Сталину
Командира роты запаса Андреева Андрея Филипповича из г. Здоровец, Ливенского р-на ЦЧО
Заявление
1-го октября 1918 года я добровольно поступил на службу в ряды Красной Армии, где находился до 1923 года. Все это время был на фронтах, занимая командные должности до командира полка включительно, ранен и представлен к награждению орденом Красного Знамени. Вернувшись домой и живя в бедняцком хозяйстве, от с/х налога я освобожден. Я все время вел решительную борьбу с кулачеством, белогвардейцами и преступлениями отдельных работников, разоблачая их действия через печать областных газет, селькором которых я и состоял до настоящего времени. Заметки мои всегда подтверждались, почему на меня и открылось целое гонение. На подаваемые мною заявления на неправильные действия работников Здоровецкого сельсовета местному прокурору Ливенского района, последний никаких мер не принимал, попадал под влияние преступных работников, белогвардейцев, почему и масса безобразий творилась на глазах населения безнаказанно. Белогвардейские офицеры пролезли в учреждения, были даже в избиркоме при Здоровецком сельсовете и делали свое дело. Я, все-таки отдавший все за революцию, никаких гонений не боялся и не переставал быть селькором и общественным работником. На почве личных счетов кулачества, белогвардейцев и преступных работников, меня прошлый год вычистили из колхоза, хотели было лишить избирательных прав лишь только потому, что мой отец-крестьянин умер 17 лет назад, когда-то торговал табаком и спичками — в избиркоме в это время был белогвардейский офицер Кожухов Иван Иванович. Я обращался с жалобами во все районные инстанции, но добиться ничего не мог. Теперь все эти преступники, работа которых мною разоблачалась через печать, добились того, что меня 1-го декабря 1930 года арестовали и держат без всякого допроса под арестом, не предъявив даже причин ареста. Я обращался с заявлениями и к местному прокурору, и к уполномоченному ГПУ по Ливенскому району, но внимания никакого до сих пор не обращено. Все заявления затушеваны, а прокурор даже предупредил меня, чтоб я его своими заявлениями не беспокоил. Я водил в бой с белогвардейцами роты, батальоны и полки не для того, чтобы теперь через этих же белогвардейцев сидеть под арестом и переносить незаслуженное издевательство. Я отдал за революцию все, и могу еще быть хорошим командиром и работником. Обращаясь к Вам, тов. Сталин, прошу обратить внимание на мое заявление и оказать содействие выйти из создавшегося положения. Революционная законность должна победить, виновники в моем беспричинном аресте должны быть наказаны. Материал на меня находится в Ливенском ГПУ — все мною изложенное я подтверждаю документальными данными, которые у меня имеются. Командир роты запаса — Андреев 23.1.31 г.
г. Здоровец, Ливенский р-н, Центрально-Черноземной области».
На письме резолюция И. В. Сталина: «Тов. Ягоде. Просьба не медля двинуть кого-либо из Ваших людей (совершенного) и по-большевистски — честно, быстро и беспристрастно разобрать дело, и не взирая на лица. И. Сталин. 2/11-31».
ЦА ФСБ. Ф. 2. On. 9. Д. 11. Л. 138—140.
В. Р. Менжинский:
«Просим учредить орден Дзержинского»
14 ноября 1932 года председатель ОГПУ В. Р. Менжинский обратился с письмом в Политбюро ЦК ВКП(б), тов. Сталину:
«Постановлением ЦИК СССР введены ордена, выдаваемые воинским частям, коллективам, учреждениям и отдельным лицам за совершение боевых подвигов или за особые заслуги перед революцией.
Специфические условия работы органов ОГПУ требуют от оперативного состава личной выдержки, инициативы, беззаветной преданности партии и революции, личной храбрости, зачастую сопряженной с риском для жизни.
В большинстве случаев эти исключительные заслуги перед революцией совершаются отдельными работниками в обстановке, которую нельзя отнести к боевой в общепринятом смысле, вследствие чего ряд работников ОГПУ, несмотря на заслуги, остаются неотмеченными высшей наградой — орденом «Красное Знамя».
Исходя из этого, Коллегия ОГПУ просит учредить орден «Феликса Дзержинского», приурочив учреждение его к XV годовщине органов ВЧК — ОГПУ.
Орденом «Феликса Дзержинского» могут быть награждены сотрудники и военнослужащие ОГПУ, отдельные войсковые части ОГПУ и РККА, а также граждане СССР, оказавшие выдающиеся заслуги в борьбе с контрреволюцией.
Награждение орденом «Феликса Дзержинского» производится ЦИК СССР по представлению Коллегии ОГПУ.
Представляя при этом проект постановления, образец и описание ордена, просим Вашего утверждения.
Приложение: 1. Проект постановления Политбюро ЦК ВКП(б).
2. Образец и описание ордена».
Описание ордена «Феликса Дзержинского» Орден «Феликса Дзержинского» является знаком, изображающим барельеф Феликса Дзержинского, помещенный на Красной Звезде, обрамленный венком из лавровых листьев стального цвета. Сверху — меч и Красное Знамя с лозунгом «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», внизу ордена на красной ленте надпись: «За беспощадную борьбу с контрреволюцией» — символ готовности к беспощадной борьбе с врагами пролетарской революции».
РЦХИДНИ. Ф. 558. On. 1. Д. 5284. Л. 1-3. Подлинник. На документе — резолюция: «Против. Ст.».
А. М. Горький:
«Придать премиям имя Сталина»
7—12 января 1933 года в Москве прошел объединенный пленум ЦК и ЦКК ВКП(б). Открыл его И. В. Сталин докладом «Итоги первой пятилетки». 11 января он выступил с речью «О работе в деревне». Из теплого Сорренто на события в СССР откликнулся Горький.
«16 января 1933 года.
Дорогой Иосиф Виссарионович!
Секретариатом «Истории гражданской войны» закончен подбор материала для первых четырех томов.
Теперь необходимо, чтобы главная редакция утвердила намеченных для обработки материала авторов, о чем я и прошу Вас убедительно. Авторы должны сдать рукописи к 31 марта. Очень прошу Вас: сдвиньте это дело! У меня возникает впечатление, что главная редакция саботирует эту работу.
С чувством глубочайшего удовлетворения и восхищения прочитал Вашу мощную, мудрую речь на пленуме. Совершенно уверен, что столь же мощное эхо вызовет она всюду в мире трудящихся. Под ее спокойной, крепко скованной формой скрыт такой гулкий гром, как будто Вы втиснули в слова весь грохот стройки истекших лет. Я знаю, что Вы не нуждаетесь в похвалах, но думаю, что у меня есть право сказать Вам правду. Большой Вы человек, настоящий вождь и счастлив пролетариат Союза Советов тем, что во главе его стоит второй Ильич по силе логики, по неистощимости энергии. Крепко жму Вашу руку, дорогой и уважаемый товарищ.
А. Пешков».
На обороте листа писчей бумаги приписка:

«А что строительство «Всесоюзного Института изучения человека» растянули на пять лет? Это мне кажется неправильным и способным охладить энтузиазм ученой братии, возбужденной Вами. Вы же сами сказали на заседании, что у них нет причин считаться со второй пятилеткой и надо строить в три года. ГПУ предлагало построить даже в два. Моя торопливость объясняется так: мы, вообще, несколько отстаем в строительстве культурных учреждений от строительства индустрии. Институт по широте и новизне его целей — явление небывалое, чем скорее он будет осуществлен, тем скорее завоюем мы внимание и симпатии ученых Европы и Америки, а эта «моральная валюта» может обратиться и в реальную. Вы, вероятно, слышали о бесплатном предложении услуг по строительству Института со стороны одного американского инженера? Я имею основания думать, что таких и более значительных практически предложений мы получим немало, если объявим строительство Института ударным.
Будьте здоровы, дорогой И. В.!
16.1.33 г. А. Пешков.
Алексей Толстой затевает Всесоюзный конкурс на комедию, — прилагаю проект резолюции о конкурсе.
В среде литераторов чувствуется сильное оживление и желание серьезно работать, поэтому конкурс может дать неплохие результаты. Но для Всесоюзного конкурса семи премий мало, следовало бы увеличить их до 15-ти хотя бы, а сумму первой премии повысить до 25 тысяч — черт с ними! — и придать премиям, имя Сталина, ибо эта ведь затея исходит от Вас.
Кроме того: почему только комедия? нужно включить и драму.
Затем я считал необходимым особенно подчеркнуть участие в конкурсе литераторов всех республик и нацменьшинств. Нашим — центровым — театрам пора обратить внимание на украинскую, грузинскую, армянскую и татарскую драматургию. Это было бы весьма неплохо для целей взаимопонимания и единения, чего нам не хватает. В Союзе Советов широко развивается процесс смешения кровей, процесс зарождения новой расы, а потому надобно не забывать о всех возможностях смешения культур.
Не поручите ли Вы кому-нибудь из товарищей потолковее заняться организацией этого конкурса? Толстого исключать из дела не нужно, он человек «торопливый», но очень полезный.
Простите, что надоедаю.
А. П.».
АПРФ. Ф. 45. On. 1. Д. 719. Л. 97-97 об., 98—98 об. Автограф.

Письмо Горького в секретариате Сталина перепечатали на машинке. На машинописной копии — его подчеркивания. Вверху резолюция: «В архив (мой). И. Сталин».
3 февраля 1933 года он ответил Горькому:

«Дорогой Алексей Максимович!
Письмо от 16.1.33 получил. Спасибо за теплое слово и за «похвалу». Как бы люди ни хорохорились, они все же не могут быть равнодушными к «похвале». Понятно, что я, как человек, не составляю исключения.
1. Дело с «Историей гражд. войны» обстоит, оказывается, хуже, чем можно было думать. Для ориентировки посылаю Вам
сообщение секретариата «Истории гражд. войны» о состоянии дела подготовки и издания первых 4-х томов. Из сообщения увидите, что даже сроки июнь — июль 1933 г. для первых двух томов не обеспечены. На совещании членов секретариата с такой редакцией (присутств. я и Молотов) приняли решение о первых двух томах. Отсутствовал т. Крючков, т. к. он сейчас в Ленинграде. Протокол совещания прилагаю.
2.  Дело с «Всесоюзным институтом изучения чел.» двинем обязательно, как только ученые из Ленинграда представят конкретный план.
3.   Конкурс на комедию (и драму) завершим на днях. Отшить Толстого не дадим. Обеспечим все по вашему требованию. Насчет того, чтобы «придать премиям имя Сталина» я решительно (решительно!) возражаю. Привет! Жму руку!
P. S. Берегите здоровье. И. Сталин».
АПРФ. Ф. 45. On. 16. Д. 719. Л. 102—102 об. Автограф.

Идея создания «Истории гражданской войны в СССР» принадлежала А. М. Горькому. Он загорелся ею еще в 1928 году. Три года спустя по его настоянию Политбюро ЦК приняло постановление, в котором говорилось: «Одобрить инициативу т. А. М. Горького и приступить к изданию для широких трудящихся масс «Истории гражданской войны» (1917—1921) в 10— 15 томах».
Первый том, отредактированный лично им, вышел в свет в 1937 году — спустя год после смерти писателя. Второй том, подготовленный при жизни Горького, был издан в 1942 году. Третий том появился в 1957-м, четвертый — в 1959-м, пятый (заключительный) — в 1960 году.
В. Д. Бонч-Бруевич: «Изловить бы этих негодяев»
Первый управляющий делами Совнаркома В. Д. Бонч-Бруевич, перейдя с 1933 года на работу в Государственный литературный музей в Москве, отличался необычайной активностью в написании всевозможных писем. Он забрасывал ими руководителей страны по любому поводу.
«22 мая 1933 года
ЦК ВКПб)
Тов. И. В. Сталину
Дорогой Иосиф Виссарионович, на днях мне по почте прислали пасквиль на Горького, подлинник которого я отослал при особом письме т. Г. Г. Ягоде. Копию письма т. Ягоде при сем посылаю, так же, как и копию этого пасквиля.
Полагаю, что следовало бы сделать самое энергичное распоряжение в ОГПУ для изловления этих негодяев, которые позволяют себе рассылать по нашей почте такие гнусности на Алексея Максимовича.
С коммунистическим приветом Влад. Бонч-Бруевич».
АПРФ. Ф. 45. On. 1. Д. 719. Л. 121. Машинопись, подпись — автограф.

Пасквиль, возмутивший Бонч-Бруевича, состоял из трех четверостиший под общим названием «Барон из Сорренто». В нем довольно язвительно высмеивалась непоследовательность взглядов и поступков А. М. Горького.
Сталин написал на тексте листовки черным карандашом: «Подлец! И. Ст.». А на письме Бонч-Бруевича: «Мой арх. Ст.».
Конечно, он прочел и копию письма, которое Бонч-Бруевич отправил Ягоде.
«Дорогой Генрих Генрихович, — говорилось в письме заместителю председателя ОГПУ. — Посылаю Вам копию (здесь, наверное, описка, посылался оригинал. — В. С.) пасквиля на Горького, который мне прислали в конверте 16-го мая 1933 г. Значит есть у нас в Москве какие-то пакостники, которые позволяют себе не только печатать на машинке, но и распространять такие гнусности и гадости. Было бы очень хорошо эту публику взять под жабры. Я посылаю Вам подлинник этого письма, который может быть Вам поможет по машинке определить, где это стряпается; также и конверт, на котором есть штемпель, а потому можно определить тот район, где опускалось это письмо».
К. Б. Радек:
«Не могу допустить его сознательной вины»
«14 июня 1933 года
Дорогой т. Сталин!
Обращаюсь к вам по вопросу, по которому не считал возможным до этого времени к Вам обращаться, — по вопросу о положении Е. А. Преображенского.
Я с ним был все время до ссылки и после возвращения в искренних и приятельских отношениях, хотя встречались очень редко. Я знал, чем он дышит. И говорил Вам, т. Сталин, что Е. А. только об одном думал, как впрячься в работу, как помочь партии осуществить пятилетку. Он понял, что было основой старых ошибок (мы много раз устанавливали в разговорах ошибочность нашего старого отношения к вопросу о возможности построения социализма в одной стране), поняли, что мы были не правы против основного кадра партии и Вас. Он не только не поддерживал никаких связей с троцкистами, но не было у него ни мысли, ни настроений, являющихся мостиком к троцкизму. Арест его, исключение из партии и ссылка были для меня страшной неожиданностью. Только позже я узнал, что он обвиняется в несообщении партии о существовании в Казани в 1929 г. какой-то оппозиционной татарской группы. Я ничего об его объяснениях по поводу этого обвинения не знаю (он не пишет мне, видно боясь осложнить мое партийное положение). Но зная его установки, не могу допустить его сознательной вины.
Я не обращался к Вам по этому делу, как не обращался по делу арестованных и сосланных Робинсона. Блискавицкого. Гаевского. Бронштейна, о которых знаю, что работали честно, преданно, не двурушничали по отношению к партии, и которых арест рассматривал, как ошибку ОГПУ, объяснимую и понятную при необходимой, но трудной операции. Я не обращался к Вам по этим делам, хотя считаю, что верность партии требует не только борьбы с ее врагами, но и помощи партии, когда ее огонь попадает по ошибке по своим ребятам. Но я оговорился, что я не имею особенного права требовать от Вас доверия к моим заявлениям. Вы должны быть недоверчивы и тверды, ибо впереди еще большие испытания: только кто в них не поколеблется, может считаться проверенным.
Если теперь я все-таки обращаюсь к Вам, то потому, что узнал, что ребенок, к которому Е. А. очень привязан, опасно болен. Разрешите Е. А. приехать на несколько дней к ребенку, дайте ему возможность переговорить с одним из руководящих товарищей. Вы знаете Е. А. по прошлому, знаете его слабые и сильные стороны. Я убежден, что если Вы или кто другой из близких руководящих товарищей с ним поговорит, то убедитесь, что стоит ему помочь выйти из того ужасного положения: быть согласным с линией партии и сидеть в ссылке за старые грехи.
Если то, что пишу, Вас не убедит (я, может, многого в этом деле не знаю), простите невольную ошибку. Пишу это письмо, думаю, что делаю не только хорошее личное дело, но и хорошее партийное. Мое обращение продиктовано не только старой дружбой к Е. А. (с которой не считался бы, если бы думал, что она находится в противоречии интересам партии), но и привязанностью к Вам и глубоким доверием, что Вы поймете мотивы, руководящие мною.
С сердечным приветом Карл Радек
14/VI
P. S. Положение ребенка Е. А. очень ухудшилось».
АПРФ. Ф. 45. On. 1. Д. 791. Л. 31-32. Автограф.

К. Б. Радек (Собельсон) (1886—1939) — партийный публицист, сотрудничал с «Правдой» и «Известиями». Впоследствии был осужден и убит сокамерниками в тюрьме.
Е. А. Преображенский (1886—1937) — известный оппозиционер сталинской линии. В октябре 1927 года как сторонник Троцкого был исключен из партии, в январе 1928 года сослан в г. Уральск. В 1929—1930 годах работал в Госплане Татарской АССР. В январе 1930 года восстановлен в РКП(б). С 1932 года член коллегии Наркомата легкой промышленности СССР, заместитель начальника отдела Наркомата совхозов СССР. В январе 1933 года арестован и сослан в Казахстан на три года.
С. Г. Робинсон (1892—?), управляющий Московским трамвайным трестом; Н. М. Блискавицкий (1897—?), заместитель директора московского завода им. М. В. Фрунзе; Д. С. Гаевский (1897—?), директор Мособлкоопстроя; Л. И. Бронштейн (1899—?), преподаватель политической экономии Московского механико-математического института, были арестованы и сосланы по делу контрреволюционной троцкистской группы И. П. Смирнова, В. А. Тер-Ваганяна, Е. А. Преображенского и других.
Свердлов хотел бежать?
Невероятно, но факт: несгораемый шкаф Председателя ВЦИК Я. М. Свердлова после его смерти не вскрывался 16 лет.
Его содержимое стало известно лишь в 1935 году, а нам и того позже, почти 60 лет спустя, из рассекреченной записки наркома внутренних дел СССР Г. Ягоды на имя И. В. Сталина.
«Секретарю ЦК ВКП(б)
тов. Сталину
На инвентарных складах коменданта Московского Кремля хранился в запертом виде несгораемый шкаф покойного Якова Михайловича Свердлова. Ключи от шкафа были утеряны.
Шкаф был нами вскрыт и в нем оказалось:
1.  Золотых монет царской чеканки на сумму сто восемь тысяч пятьсот двадцать пять (108 525) рублей.
2.  Золотых изделий, многие из которых с драгоценными камнями, — семьсот пять (705) предметов.
3.  Семь чистых бланков паспортов царского образца.
4.  Семь паспортов, заполненных на следующие имена:
A)  Свердлова Якова Михайловича, Б) Гуревич Цецилии-Ольги,
B)  Григорьевой Екатерины Сергеевны,
Г) княгини Барятинской Елены Михайловны, Д) Ползикова Сергея Константиновича, Е) Романюк Анны Павловны, Ж) Кленочкина Ивана Григорьевича.
5.  Годичный паспорт на имя Горена Адама Антоновича.
6.  Немецкий паспорт на имя Сталь Елены.
Кроме того обнаружено кредитных царских билетов всего на семьсот пятьдесят тысяч (750 000) рублей.
Подробная опись золотым изделиям производится со специалистами.
Народный комиссар внутренних дел Союза ССР (Ягода)
27 июля 1935 г.
№ 56568».
X. Г. Раковский: «Даю вам заверение»
X. Г. Раковский был крупным партийным и государственным деятелем. В 1919—1920 годах входил в состав Оргбюро ЦК РКП(б). Но за оппозиционную деятельность лишился всех постов и с 1934 года был всего-навсего скромным начальником управления Наркомата здравоохранения РСФСР. В ноябре 1927 года решением ЦК и ЦКК ВКП(б) был исключен из состава ЦК, а позднее, на XV съезде, исключен из партии за участие в троцкистской оппозиции. В 1935 году его восстановили в ВКП(б). На радостях он написал Сталину.

«28 ноября 1935 года
Дорогой Иосиф Виссарионович.
Я узнал вчера о моем обратном принятии в партию и, вчера же, я получил свой партийный билет.
Это было для меня большим и радостным событием.
Позвольте мне, по этому случаю, выразить Вам свою горячую благодарность и свою глубокую признательность.
Даю вам заверение, дорогой Иосиф Виссарионович, как вождю нашей великой партии и как старому боевому товарищу, что я применю все мои силы и способности, чтобы оправдать Ваше доверие и доверие ЦК.
С большевистским приветом искренно Вам преданный
X. Раковский
Москва
28/XI.35 г.».
АПРФ. Ф. 45. On. 16. Д. 801. Л. 68. Автограф.
Письмо X. Г. Раковского представляет собой машинописный экземпляр. Рукой А. Н. Поскребышева на нем написано: «От т. Раковского». В левом верхнем углу помета: «Мой арх. И. Сталин».
Раковский нарушил свое заверение и после восстановления в партии продолжал троцкистскую деятельность, за что в 1937 году был снова исключен из ВКП(б).
«Просим переименовать в Кагановичград»
Первый секретарь Челябинского обкома ВКП(б) обратился к И. В. Сталину со следующим письмом:
«Тов. Сталин!
Прошу Вашего указания по следующему вопросу.
В течение последних полутора лет перед областными организациями ставится вопрос о переименовании города Челябинска. Эти предложения высказывались отдельными товарищами и на пленуме областного комитета партии, и на собраниях городского партийного актива.
Челябинск в переводе на русский язык означает «яма». Поэтому часто при разговорах слово «челяба» употребляется как что-то отрицательное, отсталое. Название города давно уже устарело, оно не соответствует внутреннему содержанию города. Город за годы революции, и в особенности за годы пятилеток, коренным образом изменился. Из старого казацко-купеческого городишка город превратился в крупнейший индустриальный центр. Вот почему старое название города не соответствует сегодняшнему действительному положению.
Поэтому мы просим Вас разрешить нам переименовать город Челябинск, в город Кагановичград. Переименование хорошо бы провести на предстоящем областном съезде советов.
С коммунистическим приветом Рындин 19.IX.36».
АПРФ. Ф. 3. On. 61. Д. 639. Л. 15.
На письме короткая резолюция: «Против. Ст.».

Е. Д. Стасова:
«Сидит Ракоши уже 12 лет»
Е. Д. Стасова (1873—1966) в 1937 году была заместителем председателя Исполкома Международной организации помощи борцам революции, председателем ЦК МОПР СССР. Это, наверное, дало ей основание обратиться к Сталину со следующим прошением:
«23 марта 1937 года
Сов, секретно
В Политбюро ЦК ВКП(б).
Товарищу   Сталину
Дорогой товарищ!
Не считали ли возможным поднять вопрос об обмене т. Матиаса Ракоши? В настоящее время по всей Венгрии ведется сбор средств на перевезение из СССР и погребение в Венгрии останков известного венгерского поэта Дьени Геза, умершего в Сибири, как военнопленный. Останки его найдены.
Может быть, возможно было бы поставить вопрос об обмене Ракоши на останки этого Геза плюс трофеи — знамена венгров, взятые при подавлении венгерского восстания Николаем I?
Сам Ракоши высказывает предположение, что, может быть, какие-либо экономические сделки, закупки, заказы и т. д. оказали бы свое воздействие на возможность обмена.
Судя по данным, которыми мы располагаем, в настоящее время момент для начала разговоров об обмене более благоприятен, чем раньше, так как в связи с неудавшимся фашистским путчем настроения в венгерских руководящих кругах весьма изменились.
Наконец, может быть, можно было бы поднять вопрос о том, чтобы Ракоши просил о принятии советского гражданства, так как в настоящее время он не имеет никакого гражданства. Его. родина сейчас в Югославии, но там его гражданином не признают.
Международная Организация Помощи Борцам Революции (МОПР) предприняла со своей стороны ряд шагов для оказания давления со стороны французского общественного мнения. Рассчитываем на некоторый успех, так как сейчас венгерское правительство имеет ориентацию на Францию. Сидит Ракоши уже 12 лет. Елена Стасова».
АПРФ. Ф. 45. On. 1. Д. 805. Л. 9. Машинопись, подпись — автограф.
На тексте письма карандашом учинена резолюция: «Молотову. Можно было бы поручить НКИД позондировать венгерские правящие круги. Сталин». Ниже — мнение главы НКИД: «За — Молотов».
Матиас Ракоши (1892—1971) с 1920 по 1924 год работал в Исполкоме Коминтерна. В 1924 году нелегально вернулся в Венгрию, там был арестован, получил восемь лет тюрьмы. Отбывая наказание, в 1934 году вновь был судим и приговорен к пожизненному заключению. Вышел на свободу в 1940 году.
Венгерский поэт Дьени Геза (1884—1917) участвовал в Первой мировой войне, в 1915 году попал в плен и отправлен в лагерь для военнопленных в г. Красноярск. Умер там в июне 1917 года.
Письмо Е. М. Ярославского Сталину о нищенствующих в Москве и сообщение Ягоды о их выселении
«Тов. Сталину
За последнее время можно заметить в ряде районов Москвы увеличение числа нищенствующих. Как живущий давно в Москве, я могу констатировать, что это увеличение в значительной степени сезонного характера: оно наблюдается весною с потеплением. Но с каждым годом это появление на улицах Москвы нищенствующих становится все более и более нетерпимым для нашей социалистической столицы.
Располагаются эти нищенствующие в излюбленных местах, например, можно всегда видеть их на улице Воровского ближе к Арбату, где живут иностранцы (посольства). Одетые в крестьянское платье, с маленькими детьми на руках (говорят, что иногда и детей берут напрокат), они жалостливо выпрашивают на хлеб, а когда к ним обращаются сердобольные обыватели с расспросами, они объясняют, что они из голодных колхозов. Если их хорошенько начнешь расспрашивать, из какого колхоза они, то сразу же видишь, что они выдумывают.
Сколько их в Москве — сказать трудно, но на рабочих собраниях в записках рабочие ставят вопрос о том, почему мы позволяем нищенствовать. Что очень многие из этих выпрашивающих, если не большинство, являются профессионалами, видно из того, что они по несколько лет стоят на улицах, переодеваясь даже.
Где они ночуют? Говорят, что они ночуют под лестницами различных правительственных учреждений, школ, жилых домов и т. п.
Они, несомненно, являются носителями антисоветской пропаганды. Мне кажется, что пора и можно с этим злом покончить.
Мое предложение сводится к тому, чтобы для решения вопроса о том, как поступить с ними, произвести однодневную облаву, выяснить точно, сколько их в Москве, кто они, как долго занимаются нищенством, где они живут, — чтобы получить совершенно ясную картину этого явления. Только после этого можно будет принять конкретное решение.
С коммунистическим приветом Ем. Ярославский
23 февраля 1935 г.»

Письмо Ярославского было направлено в НКВД Ягоде. Вот что сообщал глава наркомата внутренних дел.
«Секретарю ЦК ВКП(б) тов. Сталину
В связи с запиской тов. Ярославского считаю необходимым сообщить, что московской милицией производится систематическое изъятие нищих с улиц и отправка их на родину.
Так, за 34 год изъято в Москве 12 848 человек, занимающихся нищенством, из них 12 231 высланы на родину, 408 человек устроено в московском отделе социального обеспечения и 209 человек освобождено под подписку, что впредь не будут заниматься нищенством.
Из всего количества изъятых нищих в 34 году — мужчин 4399 человек, женщин 4515 человек и детей — 3934 человека. В январе 35 года изъято 702 человека, а в феврале месяце — 893 человека, из них 1300 отправлено на родину.
Из приведенных цифр высылаемых на родину видно, что подавляющее большинство (95%) занимающихся нищенством, — это приезжие, причем основную массу составляют жители Алексеевского района Харьковской области, Жиздринского и Хвостовичес-
кого районов Западной области. Из этих районов следует особо выделить деревни Охоче и Верхние Бежки, Боткин и Нехочь. Эти деревни с царских времен занимаются нищенством и смотрят на это, как на подсобный заработок. Высылаются и вновь приезжают.
Большинство приезжающих нищенствовать — это единоличники, но есть и колхозники. Для характеристики приведу несколько примеров:
1.  Губарева Ф. М. из деревни Охоче Алексеевского района. Из Москвы три раза высылалась за нищенство, приезжает с двумя детьми брата, работающего в совхозе, вся семья единоличники.
2.  Нефедова Д. М. тоже из деревни Охоче, единоличница, приезжает три раза с тремя детьми, двое остались с мужем дома. Ездит потому, что все ездят.
3.  Щербаков из деревни Воткино Хвостовического района, неоднократно высылался, приезжает с одним ребенком, жену и второго ребенка оставляет дома. Колхозник, имеет мало трудодней.
4.  Рябинина М. С. — колхозница колхоза имени Фрунзе, из деревни Охоче, приехала нищенствовать, так как имеет на семью всего 55 трудодней.
Коренные москвичи, как я уже указал, составляют незначительное меньшинство, большей частью это старики, живущие на иждивении, и пенсионеры. Вот отдельные примеры:
1.  Иванова, 65 лет, живет с дочерью на заводе «Изолятор». Дочь не хочет поддерживать мать, и последняя занимается нищенством.
2.  Костикова, 53 лет, живет с 12-летним сыном, значится на иждивении взрослого сына, живущего отдельно, сын помощи не оказывает.
Предложение тов. Ярославского о производстве облавы с целью выяснения контингента нищенствующих ничего реального не даст, ибо уже высланных— 14 тысяч человек, мы контингент в достаточной степени изучили.
Я прошу разрешить изъятых нищих направлять под конвоем в спецпоселки Казахстана. Вопрос об отпуске средств для устройства нищих в спецпоселки мною поставлен перед Совнаркомом Союза 20 января сего года за № 55439.
Народный комиссар внутренних дел Союза ССР Ягода 3 марта 1935 г. № 55517».
ЦА ФСБ. Ф. 3. On. 2. Д. 816. Л. 1-6.

Родители Генриха Ягоды: «Сын стал врагом народа и должен понести заслуженную кару»
«26 июня 1937 года
Дорогой Иосиф Виссарионович!
Многие счастливые годы нашей жизни в период революции омрачены сейчас тягчайшим преступлением перед партией и страной нашего единственного оставшегося в живых сына — Г. Г. Ягоды.
Наш старший сын, Михаил, в возрасте 16-ти лет был убит на баррикадах в Сормове в 1905 году, а третий сын, Лев, в возрасте 19 лет был расстрелян во время империалистической войны царскими палачами за отказ идти в бой за самодержавие. Их память и наша жизнь омрачены позорным преступлением Г. Г. Ягоды, которого партия и страна наделили исключительным доверием и властью. Вместо того, чтобы оправдать это доверие, он стал врагом народа, за что должен понести заслуженную кару.
Лично я, Григорий Филиппович Ягода, на протяжении многих лет оказывал партии активное содействие еще до революции 1905 года (в частности помогал еще молодому тогда Я. М. Свердлову) и позднее. В 1905 году на моей квартире в Нижнем Новгороде (на Ковалихе, в доме Некрасова) помещалась подпольная большевистская типография, и в связи с ее провалом и обнаружением отпечатанных прокламаций я отбывал заключение в нижегородской тюрьме.
Сейчас мне 78 лет. Я наполовину ослеп и нетрудоспособен.
Своих детей я старался воспитать в духе преданности партии и революции. Какими же словами возможно передать всю тяжесть постигшего меня и мою 73-летнюю жену удара, вызванного преступлениями последнего сына?
Обращаясь к Вам, дорогой Иосиф Виссарионович, с осуждением преступлений Г. Г. Ягоды, о которых нам известно лишь из печати, мы считаем необходимым Вам сказать, что он в личной жизни в течение десяти лет был очень далек от своих родителей и мы ни в малейшей мере не можем ему не только сочувствовать, но и нести за него ответственность, тем более, что ко всем его делам никакого отношения не имели.
Мы, старики, просим Вас, чтобы нам, находящимся в таких тяжелых моральных и материальных условиях, оставшимся без всяких средств к существованию (ибо не получаем пенсию) была бы обеспечена возможность спокойно дожить нашу, теперь уже недолгую жизнь в нашей счастливой Совет-
ской стране. Мы просим оградить нас, больных стариков, от разных притеснений со стороны домоуправления и Ростокинского райсовета, которые уже начали занимать нашу квартиру и подготовляют, очевидно, другие стеснения по отношению к нам.
А сегодня, 26 июня, вечером, когда мы только что готовились подписать письмо, нам объявлено о нашей высылке из Москвы в пятидневный срок, вместе с несколькими дочерьми. Подобная мера репрессии в отношении нас кажется нам незаслуженной, и мы взываем к Вам о защите и справедливости, зная Вашу глубокую мудрость и человечность.
Мы взываем о том, чтобы нас на склоне жизни не приравнивали к врагам народа, ибо всю нашу жизнь мы связывали и продолжаем связывать с интересами революции, которой и сами посильно помогали и готовы помогать до конца.
Наш адрес: Москва, Садово-Спасская, дом № 20,
кв. 29, телефон К 1-66-87».
ЦА ФСБ. Д. 3097. Л. 4.

Резолюций и поручений на документе нет. Судьба родителей наркомвнудел Ягоды незавидная. Отец, Ягода Григорий Филиппович (1859—1939), уроженец г. Рыбинска Ярославской губернии, мастер-ювелир, состоял в коммунистической партии с 1905 по 1922 год (выбыл механически), и мать, Ягода Хася (Ласса) Гавриловна (1863—1940), уроженка г. Симбирска, домохозяйка. 20 июня 1937 года Особым совещанием при НКВД СССР были сосланы на пять лет в г. Астрахань. 8 мая 1938 года оба «за контрреволюционную деятельность» приговорены к восьми годам исправительно-трудовых лагерей. Отец умер в лагере в Воркуте, в июле 1960 года реабилитирован. Мать умерла в январе 1940 года в Севвостлаге (бухта Нагаево), реабилитирована в июле 1960 года.
Вместе с родителями в Астрахань тогда же была сослана и сестра Генриха Ягоды Шохор-Ягода Розалия Григорьевна (1863— 1950), медицинский работник. 8 мая 1937 года она тоже была приговорена к восьми годам ИТЛ. В 1948 году как социально-опасный элемент сослана на Колыму на пять лет. Умерла в 1950 году. Реабилитирована. Младшая сестра Фриндлянд-Ягода Фрида Григорьевна (1899—?), канцелярский работник, 28 августа 1937 года «как член семьи изменника Родины» была заключена в ИТЛ на восемь лет. В 1949 году «за антисоветскую агитацию» заключена на 10 лет в исправительно-трудовой лагерь. В 1957 году реабилитирована.
Е. Д. Стасова:
«Я не давала деньги троцкистам»
В 1938 году революционерка, бывшая секретарь ЦК РСДРП(б) Е. Д. Стасова уже не занимала руководящих постов в МОПР. При освобождении ее от должности возникли серьезные проблемы, о характере которых она сообщает И. В. Сталину в письме от 17 мая.
«1938.  17/V
Дорогой тов. Сталин,
Вы обещали позвонить мне относительно возможности принять меня. Время, очевидно, не позволило Вам этого сделать, а положение мое становится прямо невыносимым, и я решаюсь еще раз отнять у Вас время своим письмом.
Комиссия тт. Шкирятова, Маленкова и Рубинштейна по сдаче мною и по приему т. Богдановым дел ЦК МОПР СССР предъявила ко мне по существу обвинения не в ошибках, а в преступлениях против партии и Советской власти. Когда же я представляю материал, реабилитирующий меня, то он не принимается во внимание.
Так, например, мне предъявлено тяжелое обвинение в том, что я дала деньги троцкистам. Я представила справку т. Литвинова, доказывающую, куда и кому пошли эти деньги, и этот материал т. Шкирятов пытался также опорочить.
Такое отношение комиссии буквально уничтожает меня и морально, и физически.
Это заставляет меня просить Вас обратить внимание на мое дело, хотя я и знаю, как Вы перегружены. Все же надеюсь, что при личной встрече мне удастся распутать весь этот узел, который затянулся вокруг меня.
Елена Стасова».
АПРФ. Ф. 45. On. 1. Д. 805. Л. 12. Автограф.

М. Ф. Шкирятов (1883—1954) в 1938 году был секретарем партколлегии КПК при ЦК ВКП(б), Г. М. Маленков (1901-1988) возглавлял отдел руководящих партийных органов ЦК ВКП(б), М. М. Рубинштейн был членом КПК при ЦК ВКП(б), П. А. Богданов (1882—1939) -- первым заместителем наркома местной промышленности РСФСР, М. М. Литвинов (Баллах) (1876—1951) возглавлял наркомат иностранных дел СССР.
Е. М. Ярославский:
«Троцкий был завербован германским штабом»
«25 сентября 1938 года
С. секретно
Тов. Сталин,
за последнее время я все чаще прихожу к выводу, что Троцкий — давний провокатор. Чтение показаний Вацетиса меня еще более убеждает в этом. Это прямо ошеломляющий документ, даже после всех гнусностей, которые стали нам известны о Троцком и его банде. Троцкий — я в этом убежден — был завербован германским штабом еще во время империалистической войны, до 1917 года. Его друг Парвус открыто выступал во время войны как кайзеровский агент. А Троцкому выгодно было прикрывать свою службу германскому штабу центристской позицией: тоже своего рода — «войны не ведем и мира не подписываем».
Нельзя ли повести следствие в сторону выяснения взаимоотношений Троцкого с царской охранкой. Если Троцкий мог пойти на такое чудовищное предательство по отношению к Ленину, к Сталину, к республике Советов, то почему не допустить, что позиция в период сколачивания и деятельности августовского блока и раньше не диктовалась троцкистским «лозунгом»: «Каждый делает революцию для себя»?
Показания Вацетиса — убийственный приговор Троцкому.
Я ознакомил с ними тов. Шкирятова, — он также считает эти показания самыми убийственными.
С коммунистическим приветом Ем. Ярославский».
АПРФ. Ф. 45. On. 1. Д. 804. Л. 192-193. Автограф.

Е. М. Ярославский (М. И. Губельман) (1878—1943) в 1938 году занимал пост председателя Всесоюзного общества старых большевиков, был членом КПК при ЦК ВКП(б). Командарм 2-го ранга И. И. Ва-цетис (1873—1938) преподавал в военной Академии им. М. В. Фрунзе. Парвус (Гельфанд) А. Л. (1869—1924), германский социал-демократ, выходец из России, автор теории «перманентной революции», развитой и обоснованной в трудах Л. Д. Троцкого.
Е. Д. Стасова:
«Допустима ли такая забывчивость?»
«Дорогой товарищ Сталин.
Сейчас, в 32-ю годовщину Октября, как-то особенно воспринимаются дни в 1917 г. и люди, которые активно работали с Вами и под Вашим руководством. Так встает в памяти Николай Ильич Подвойский. И как-то больно становится, что ушел он от нас еще летом 1948 г., а широкие партийные массы не знают об этом.
27 февраля исполнилось 10 лет со смерти Н. К. Крупской, в мае 1949 — 15 лет со дня смерти В. Р. Менжинского. И опять печать наша молчит.
Выходит так, что те, кому ведать этим надлежит, забывают о людях, которые все силы отдавали на борьбу за социализм, т. е. не напоминают о том наследстве, которое заслуживает быть поставленным в пример подрастающему поколению, строящему под Вашим руководством коммунизм.
И мне хочется спросить Вас, допустима ли такая забывчивость?
Ваша Елена Стасова
1949.8.XI».
АПРФ. Ф. 45. On. 1. Д. 305. Л. 20. Автограф.

Н. И. Подвойский (1880—1948) — один из руководителей штурма Зимнего в октябре 1917 года. Р. Ф. Менжинский (1874—1934) — с 1926 года председатель ОГПУ.