А.А. Жданов и Г.М. Маленков были ближайшими соратниками И.В. Сталина. Жданов был членом Политбюро при Сталине, Первым секретарем Ленинградского обкома ВКП(б), главным идеологом партии. В 1946 и 1947 гг. он выступил против антипатриотических течений в советской культуре; его доклады стали началом борьбы с космополитизмом.

После внезапной смерти А.А. Жданова его дело продолжил Г.М. Маленков, также член Полигбюро ЦК КПСС, который продолжал бороться с антирусскими и сионистскими движениями в СССР.

В данной книге представлены важнейшие работы Жданова и Маленкова по вопросу о патриотизме и космополитизме, о русофобии некоторой части интеллигенции, об отношении Сталина к теме русского патриотизма. За последние семьдесят лет эти работы публикуются впервые.

 

ПРЕДИСЛОВИЕ

А. А. ЖДАНОВ

Андрей Александрович Жданов — один из ближайших соратников И.В. Сталина — прошел долгий путь прежде чем стал заметной фигурой в советском руководстве. Он родился в семье инспектора народных училищ, учился в Тверском реальном училище, затем в Московском сельскохозяйственном институте и в школе прапорщиков в Тифлисе.

В 1912 году А.А Жданов вступил в молодежную организацию РСДРП, а с 1915 года навсегда связал свою жизнь с партией. А.А. Жданов был активным участником Великой Октябрьской Социалистической Революции, установления Советской власти на Урале. В годы Гражданской войны он — один из организаторов и политических руководителей Красной Армии на Урале и в Твери. После Гражданской войны находился на ответственной партийной и хозяйственной работе в Твери, а с 1924 по 1934 год Андрей Александрович Жданов возглавлял Нижегородскую областную и Горьковскую краевую партийные организации.

Под его руководством и при активной повседневной поддержке Сталина, Молотова, Калинина, Орджоникидзе, Куйбышева и др. Нижегородский край превратился в мощный индустриально-аграрный форпост страны. В рекордно короткий срок были введены в строй действующих такие гиганты социалистической индустрии, как автозавод, авиазавод, Балахнинский бумкомбинат, машиностроительный, станкостроительный и др. заводы. Была проведена коренная техническая реконструкция Красного Сормова, Красной Этны, заводов им. Ленина, им. Воробьева, Выксунского, Кулебакского и Горьковского металлургических заводов и др. Были построены новые заводы и введены огромные мощности на предприятиях Дзержинска, который позднее стал самым крупным центром химической промышленности страны.

Были введены в эксплуатацию Балахнинская ГРЭС, ТЭЦ автозавода, начато строительство Игумновской ТЭЦ, построены тысячи километров магистральных и распределительных электросетей и «лампочка Ильича» пришла в рабочие кварталы, все райцентры, многие деревни, Была проведена огромная работа по ликвидации неграмотности. Были открыты институт инженеров водного транспорта и инженерно-строительный институт, а также институт иностранных языков. На базе Горьковского университета открыты медицинский и сельскохозяйственный институты.

Открыты сотни кинотеатров, десятки домов пионеров, музеев, а также многие уникальные объекты жилья, промышленности и соцкультбыта. К проектированию Соцгорода автозавода были привлечены выдающиеся советские зодчие братья Голосовы, авторы комбината «Правда» в Москве. На месте бывших дач буржуазии открыты десятки домов отдыха и ряд санаториев.

На 2-й Нижегородской краевой партконференции в 1930 г. В.В. Куйбышев сказал: «Тот уголок края, который я видел в Нижнем Новгороде, производит впечатление сплошной стройки. Едва ли ошибусь, если скажу, что ни один город в нашем Союзе не может сравниться сейчас с Нижнем Новгородом по количеству строящихся объектов и по размаху строительства».

Большое внимание Жданов уделял укреплению материально-технической базы военных учебных заведений, которые окончили многие выдающиеся военачальники, в т.ч. дважды Герой Советского Союза Белобородов, маршал Соколов и др. Укрепилась материально-техническая база ДОСААФ (ОСОВИАХИМ), аэроклубов, из которых вышло немало Героев Советского Союза.

Многие годы при Жданове командиром Горьковской стрелковой дивизии был будущий маршал Конев. Воины гарнизона на воскресниках участвовали в строительстве пусковых объектов предвоенных пятилеток, дорог, помогали жителям городов, сел и деревень во время стихийных бедствий, на сельскохозяйственных работах, уборке урожая, заготовке топлива и т.д.

План первой пятилетки в крае, области и Горьком был выполнен досрочно. В1934 году край был награжден орденом Ленина, и в этом огромная заслуга Жданова.

* * *

После злодейского убийства С. М. Кирова в Ленинграде А. А. Жданов избирается Первым секретарем Ленинградского обкома и Горкома ВКП(б), Секретарем ЦК, кандидатом, а затем членом Политбюро ЦК ВКП(б). С1935 года А. А. Жданов был Членом Военного Совета Ленинградского военного округа, позднее Членом Главного Военного Совета Военно-морского флота СССР.

С началом войны была образована Ставка Верховного Главнокомандования, Жданов был назначен постоянным советником Ставки. Вечером 24 июня зафиксировано совещание Жданова и Сталина. Предполагается, что помимо общих вопросов начавшейся войны, они обсуждали ситуацию с Финляндией, которая, не объявляя войны, де-факто уже выступила на стороне Германии.

Жданов не был профессиональным военным, но имел немалый опыт управления и кризисного руководства. В июле 1941 г. он возглавил Военные советы Северного и Северо-Западного фронтов. Уже в конце июня в Ленинграде по его распоряжению начали формироваться дивизии народного ополчения и стали эвакуироваться первые группы граждан.

История блокады и борьбы за Ленинград в 1941— 1944 гг. может занять не один десяток книг. Трагедию блокады, вызванную стремительным наступлением агрессора, и поныне используют для создания «черной легенды» о Жданове. Тут истеричные обличители или злонамеренные очернители русской истории вешают на нашего героя всех собак, используя и объективных трудности и самые нелепые выдумки.

Вот типичный образчик такой писанины: «За 900 дней блокады ответственность должно нести партийное руководство, и в первую очередь самый бездарный чиновник — первый секретарь Ленинградского обкома ВКП(б) товарищ А.А. Жданов, который к героическому подвигу жителей города никакого отношения не имел. Первый секретарь блокаду «проспал»: много пил, много ел, занимался физкультурой, чтобы сбросить лишний вес, на передовую не ездил и хозяйством не занимался».

К сожалению, остается неизвестным, кто должен нести ответственность за столь впечатляющие умственные способности автора данной цитаты, сам автор в силу ярко выраженной мозговой альтернативности нести такую ответственность явно не может. Поэтому бесполезно задавать ему, например, вопрос об ответственности за 900 дней блокады таких одаренных личностей как Гитлер или Маннергейм — объективность и логика не в чести у тех, кто разоблачает сталинских сатрапов между бизнес-ланчем и офисом.

Некоторые элементы «черной легенды» о Жданове в годы блокады мы рассмотрим ниже. Сейчас же заметим одно — с 1941 по 1945 год на северо-западе России и в Ленинграде Андрей Александрович Жданов, фактически, играл ту же роль, что и Сталин в масштабах всей страны. Как убоги и бессмысленны утверждения, что можно выстоять и выиграть мировую войну при бездарном лидере или «вопреки» негодному главнокомандующему, так же бессмысленно отрицать роль Жданова в спасении Ленинграда. Именно Жданов осуществлял там и тогда высшее государственное руководство, именно сформированная им в довоенные годы команда управляла городом, пожалуй, в самых беспрецедентно суровых военных условиях Второй мировой войны.

В ноябре 1941 г., когда в Москве проходил знаменитый военный парад на Красной площади, Жданов выступил на собрании партактива в Смольном: «Русские люди много раз смотрели смерти в глаза, проявляя при этом непоколебимую душевную силу: они и на этот раз не дрогнут, но надо рассказать народу правду такой, какая она есть...» Тему особого значения русской нации в СССР Жданов поднимал и в довоенное время, в годы войны он не раз обращался к русской национальной гордости, не оставит он «русский вопрос» и после войны.

*  *  *

Альтернативно одаренные писатели всех мастей любят «вспоминать», как Жданов «обжирался» в городе, умиравшем от голода. Тут в ход идут самые феерические байки, кои обильными тиражами наплодили еще в «перестроечном» угаре. Разоблачители «сталинской тирании и большевистских преступлений» то и дело любят повторять эту развесистую клюкву уже второй десяток лет. О том, как Жданов, дабы спастись от ожирения в блокадном Ленинграде, играл в «лаун-теннис» (видимо, диванным разоблачителям очень уж нравится импорт* ное словечко «лаун»), как ел из хрустальных ваз пирожные «буше» (еще одно красивое слово) и как объедался персиками, специально доставленными самолетом из партизанских краев.

К сожалению, все эти байки, из года в год повторяемые легковесными «журналистами» и запоздалыми борцами со сталинизмом, разоблачаются только в специализированных исторических публикациях. Впервые они были рассмотрены и опровергнуты еще в середине 90-х гг. в ряде документальных сборников по истории блокады. Увы, тиражам исторических и документальных исследований не приходиться конкурировать с желтой прессой. И эти набившие оскомину байки после миллионных тиражей «перестроечных» разоблачений и двадцати лет либеральной пропаганды все еще остаются в массовом сознании.

Вот что рассказывает в изданном в Петербурге в 1995 году сборнике «Блокада рассекреченная» писатель и историк В.И. Демидов: «Известно, что в Смольном во время блокады вроде бы никто от голода не умер, хотя дистрофия и голодные обмороки случались и там. С другой стороны, по свидетельству сотрудников обслуги, хорошо знавших быт верхов (я опросил официантку, двух медсестер, нескольких помощников членов военсовета, адъютантов и т.п.), Жданов отличался неприхотливостью: «каша гречневая и щи кислые — верх удовольствия». Что касается «сообщений печати», хотя мы и договорились не ввязываться в полемику с моими коллегами, — недели не хватит. Все они рассыпаются при малейшем соприкосновении с фактами. «Корки от апельсинов» обнаружили будто бы на помойке многоквартирного дома, где якобы жительствовал Жданов (это «факт» из финского фильма «Жданов — протеже Сталина»). Но вы же знаете, Жданов жил в Ленинграде в огороженном глухим забором — вместе с «помойкой»—особняке, в блокаду свои пять-шесть, как у всех, часов сна проводил в маленькой комнате отдыха за кабинетом, крайне редко — во флигеле во дворе Смольного. И «блины» ему личный шофер (еще один «факт» из печати, из «Огонька») не мог возить: во флигеле жил и личный ждановский повар, принятый им еще от С.М. Кирова, «дядя Коля» Щенников. Писали про «персики», доставлявшиеся Жданову «из партизанского края», но не уточнив: был ли зимой 1941/42 года урожай на эти самые «персики» в псковско-новгородских лесах...»

Как вспоминала одна из двух дежурных официанток Военного совета Ленинградского фронта Анна Страхова, во второй декаде ноября 1941 года Жданов вызвал ее и установил жестко фиксированную урезанную норму расхода продуктов для всех членов военсовета (командующему М.С. Хозину, себе, А.А. Кузнецову, Т.Ф. Штыкову, Н.В. Соловьеву): «Теперь будет так...».

Участник боев на Невском пятачке, командир 8б-й стрелковой дивизии (бывшей 4-й Ленинградской дивизия народного ополчения) полковник Андрей Андреевич Матвеев упоминает в мемуарах, как осенью 1941 года после совещания в Смольном видел в руках Жданова небольшой черный кисет с тесемкой, в котором член Политбюро и Первый секретарь Ленинградского обкома и горкома ВКП(б) носил полагавшейся ему пайковый хлеб: хлебная пайка выдавалась руководству несколько раз в неделю на два-три дня вперед.

Конечно, это не были 125 грамм, полагавшихся иждивенцу в самый кризисный период блокадного снабжения, но, как видим, и пирожными с лаун-теннисом тут не пахнет. Действительно, в период блокады высшее государственное и военное руководство Ленинграда снабжалось куда лучше, чем большинство городского населения, но без «персиков» (здесь господа разоблачители явно экстраполируют на то время свои нравы и нравы современного начальства: уж эти-то точно не будут затягивать пояса ради какой-то там страны и народа).

Предъявлять же руководству блокадного Ленинграда претензии в лучшем снабжении — это как предъявлять такие претензии солдатам Ленфронта, питавшимся в окопах лучше горожан, или обвинять летчиков и подводников, что они кормились лучше рядовых пехотинцев. В блокадном городе все без исключения, в том числе и эта иерархия норм снабжения, было подчинено цели обороны и выживания, так как разумных альтернатив тому, чтобы устоять и не сдаться, у города просто не было.

*  * *

Здесь мы подходим еще к одному «разоблачительному» мифу, косвенно бьющему по Жданову: якобы Ленинграду было лучше капитулировать и не переживать ужасов голодной блокады. Некоторым категориям современных граждан, действительно, близки призывы «расслабиться и получать удовольствие», пока их имеют. Но рассмотрим, к чему тогда могло привести город буквальное следование такому совету.

Для начала приведем несколько цитат, свидетельствующих о вполне деловых планах на будущее города наших добрых германских и финских соседей. Вот Франц Гальдер, начальник штаба командования Сухопутных войск Германии, 8 июля 1941 года пишет в своем дневнике: «Непоколебимо решение фюрера сровнять Москву и Ленинград с землей, чтобы полностью избавиться от населения этих городов, которое в противном случае мы потом будем вынуждены кормить в течение зимы». А вот его подчиненный Альфред Йодль, начальник оперативного отдела командования Сухопутных войск, 7 октября 1941 г. сообщает генерал-фельдмаршалу Вальтеру фон Браухичу: «Капитуляция Ленинграда, а позже и Москвы не должна быть принята даже в том случае, если она была бы предложена противником... Нельзя кормить их население за счет германской родины...»

Вот уже сам партайгеноссе Гитлер 16 сентября 1941 года вещает в беседе с бригаденфюрером СС Отто Абецом, немецким послом в занятом германскими войсками Париже: «Ядовитое гнездо Петербург, из которого так долго азиатский яд источался в Балтийское море, должен исчезнуть с лица земли.... Азиаты и большевики должны быть изгнаны из Европы, период 250-летнего азиатства должен быть закончен». Как видим, художник- акварелист куда более романтичен, чем приземленные солдафоны Гальдер и Йодль.

Вот отрывок из еще одной директивы от 23 сентября 1941 года «Die Zukunft der Stadt Petersburg»: «Фюрер решил стереть город Петербург с лица земли. После поражения Советской России нет никакого интереса для дальнейшего существования этого большого населенного пункта... Финляндия точно так же заявила о своей незаинтересованности в дальнейшем существовании города непосредственно у ее новой границы».

Финские соседи, действительно, недвусмысленно выразили эту свою незаинтересованность. 11 сентября 1941 года президент Финляндии Ристо Хейкки Рюти заявил немецкому посланнику: «Ленинград надо ликвидировать как крупный город». Позднее товарищ Жданов прямо в Финляндии посадит господина Рюти как военного преступника на 10 лет, в том числе и за эти слова. После смерти Жданова подельник Гитлера по блокаде Рюти будет тут же амнистирован.Стоит разобраться с вопросом о личной храбрости Жданова, так как мифотворцы «черной легенды», наряду с прочими «персиками» часто предъявляют нашему герою обвинения в трусости, в частности, любят рассказывать, как он якобы за все время блокады ни разу не появлялся на фронте. Оставим за скобками тот факт, что тыл для осажденного Ленинграда, простреливавшегося немецкой артиллерией, был понятием весьма условным—даже относительно безопасный Смольный был далеко не «ташкентским фронтом». Но миф о том, что Жданов не показывался на фронте, разоблачается многими свидетелями.

Так, однофамилец нашего героя, командующий артиллерией Ленфронта Николай Николаевич Жданов вспоминал, что руководитель Ленинграда за время блокады неоднократно присутствовал под немецким огнем на артиллерийских наблюдательных пунктах, чем весьма нервировал свою охрану и военных, опасавшихся, что немцы могут убить секретаря ЦК ВКП(б). А лейтенант Петр Мельников, командир батареи на Ораниенбаумском плацдарме, вспоминал, как Жданов приезжал в расположение его части, осматривал укрепления и беседовал с бойцами. Это, конечно, не передовые окопы, но в них не часто лазят и генералы действующих армий всех стран, не говоря уже о высших политических руководителях. Так что из всех политических деятелей стран, участвовавших во Второй мировой войне, Андрей Александрович Жданов смело может претендовать на то, что он дольше всех находился и работал в непосредственной близости к фронту.

Кстати, командующий артиллерией Ленфронта отмечал и чисто военные заслуги нашего героя: «Пожалуй, самым активным поборником уничтожения немецких батарей был А. А. Жданов, который не только следил за контрбатарейной борьбой, но и в зависимости от положения на фронте и общей ситуации войны предлагал соответствующие методы борьбы. Так, например, А.А. Жданов предложил самостоятельные артиллерийские операции, смысл которых заключался в том, чтобы не только уничтожать наиболее активные батареи, но, самое важное, взорвать снаряды на огневой позиции до их применения батареями немцев в обстреле Ленинграда и тем самым лишить эти батареи возможности участвовать в разрушении города».

Но помимо чисто военного фронта у Жданова был еще один специфический фронт — знаменитая «Дорога жизни». Он неоднократно лично выезжал на Ладогу. Шофер М. Е. Твердохлеб вспоминал первый рейс по ледовой дороге: «Как только мой «газик» взошел на землю, встречающие гурьбой бросились ко мне, вытащили из машины и я оказался в крепких объятиях круглолицего человека в мохнатой ушанке. Это был Жданов... — «Твоего подвига ленинградцы никогда не забудут!» — сказал мне Андрей Александрович, еще раз стиснул в объятиях и побежал ко второй подошедшей машине...»

В марте 1942 года, когда «Дорога жизни» накануне ледохода позволила накопить в городе хоть какой-то запас еды, Жданов обмолвился в одном из разговоров с руководством городского комитета комсомола: «Ну, теперь я богач, у меня на 12 дней продовольствие есть».

Роль Жданова как руководителя блокадного города и одного из высших государственных деятелей СССР в годы войны до сих пор должным образом не оценена потомками. В Петербурге стоит памятник Маннергейму, убивавшему ленинградцев блокадой. Памятника Жданову, создававшему «Дорогу жизни», в городе нет. После войны в среде советской интеллигенции начали наблюдаться «фрондерские» явления: находясь на привилегированном положении в обществе, получая огромные гонорары, бесплатные квартиры от государства, дачи и прочие блага жизни, представители интеллигенции начали исподтишка ругать советский строй и восхвалять Запад, особенно США.

С 1946 года А.А. Жданов возглавил кампанию по усилению партийного контроля за интеллектуальной жизнью страны. Ведя борьбу с появлением иностранных влияний, с огульной критикой советского строя, он справедливо отмечал, что определенные представители интеллигенции забыли, что они вскормлены на деньги народа, а теперь этот народ вызывает у них презрение, также как и государство, которое дало им возможность безбедного существования и проявления творческих способностей.

Жданов пустил в оборот термин «низкопоклонство перед Западом», требуя от интеллигенции вернуться к русским национальным основам культуры, воспитывать и пропагандировать патриотические, а не космополитические чувства в народе

Сегодня Жданова критикуют за постановление о музыке. Но как актуальны его слова, что народная музыка должна быть ритмической, мелодичной, а в искусстве необходимо сочетать национальное и интернациональное.

Критикуют А.А. Жданова за его высказывания об А. Ахматовой, но назовите сегодня хоть одного рабочего или крестьянина, который прочитал хоть одно стихотворение ее наизусть. А вот стихи и песни Лебедева-Кумача, Матусовского, Суркова и многих других, которых поддерживал А.А. Жданов, хорошо знают, поют и помнят.

Многие выдающиеся русские и советские деятели культуры при Жданове и его содействии стали обладателями высоких наград. Так, шестикратные лауреаты Сталинских премий композитор Прокофьев и кинорежиссер Пырьев пять этих премий получили при жизни Жданова, который также курировал и культуру...

Сегодня в России все названное в честь Жданова (заводы, улицы, библиотеки, институты, школы и др.) переименованы.

Средства на это нашлись!

По материалам А. Волынца, С. Крюкова

 

Г. М. МАЛЕНКОВ

Георгий Максимилианович Маленков, которого многие считают преемником Сталина, выбранным самим вождем, родился в семье дворянина, потомка выходцев из Македонии Максимилиана Маленкова и дочери кузнеца Анастасии Шемякиной.

В 1919 году Георгий Маленков закончил классическую гимназию и был призван в Красную Армию; там вступил в РКП(б), был политработником эскадрона, полка, бригады, Восточного и Туркестанского фронтов.

Приехав в Москву в 1921 году, Маленков поступил в МВТУ на электротехнический факультет. Занимая пост секретаря общевузовской парторганизации МВТУ, руководил борьбой против троцкистской оппозиции.

В 1920—1930-х гг. Г.М. Маленков являлся сотрудником Организационного отдела ЦК ВКП(б), с 1927 года техническим секретарем Политбюро ЦК. В1934—1939 годах он занимал должность заведующего отделом руко* водящих партийных органов ЦК ВКП(б).

В 1937 году по поручению Политбюро он выезжал для проверки положения дел с руководящими кадрами в Белоруссию, Армению, Ярославль, Тулу, Казань, Саратов, Омск, Тамбов. В январе 1938 года на Пленуме ЦК Маленков по результатам своих инспекционных поездок делает доклад. «Об ошибках парторганизаций при исключении коммунистов из партии и формально-бюрократическом отношении к апелляциям исключенных из ВКП(б) и о мерах по устранению этих недостатков». По докладу было принято постановление, выдержанное в таком же духе.

В августе 1938 года Маленков передает Сталину записку «О перегибах». Сын Г.М. Маленкова — А.Г. Маленков вспоминает:

«Я пишу по рассказу отца, записанному мною и затем проверенному им по моей записи: «Я передал записку И. Сталину через Поскребышева... В записке о перегибах в работе органов НКВД утверждалось, что Ежов и его ведомство виновны в уничтожении тысяч преданных партии коммунистов. Сталин вызвал меня через 40 минут. Вхожу в кабинет. Сталин ходит по кабинету и молчит. Потом спрашивает: «Это вы сами писали записку?» — «Да, это я писал». Сталин молча продолжает ходить. Потом еще раз спрашивает: «Это вы сами так думаете?» — «Да, я так думаю». Далее Сталин подходит к столу и пишет на записке: «Членам Политбюро на голосование. Я согласен».

Таким образом, говорит А.Г. Маленков, Сталин выразил недоверие Ежову. И тогда же, по словам Д. Суханова, он попросил Маленкова подобрать человека на должность первого заместителя наркома НКВД, который бы удовлетворял трем условиям: имел опыт работы в органах, опыт партийной работы и чтобы он, Сталин, мог ему лично доверять. Маленков предложил Донскому подобрать еще шесть кандидатур и затем все семь представил Сталину. Сталин выбрал Берию. В сентябре 1938 года Берия появился в Москве и приступил к работе в качестве первого зама Ежова.

А.Г. Маленков продолжает: «В конце января 1939 года Ежов добился через Поскребышева приема у Сталина. Тот принял его, но в присутствии Маленкова. Ежов обвинил Маленкова в попустительстве врагам народа и белогвардейщине, намекая на дворянское происхождение отца Г.М. Маленкова. Маленков, со своей стороны, повторил обвинения Ежову и его ведомству в уничтожении преданных партии коммунистов. Ежов потребовал созыва Политбюро.

Сталин сказал: «Пройдите в кабинет Маленкова, поговорите еще, я сообщу свое решение». Они прошли в кабинет Маленкова на Старой площади. Через некоторое время туда вошел Берия. При выходе из кабинета Ежов был арестован. При его аресте Маленков произнес: «Сын за отца не в ответе». Он имел в виду, что семья Ежова не понесет ответственности за его деяния — ведь сам- то Ежов жестоко преследовал членов семей арестованных. (Как мне известно, семья Ежова была всего лишь выслана из Москвы).

Затем Маленков распорядился вскрыть сейф Ежова. Там были найдены личные дела, заведенные Ежовым на многих членов ЦК, в том числе на Маленкова и даже на самого Сталина».

С 1939 года Г.М. Маленков вошел в ЦК ВКП(б), с марта 1939 года по октябрь 1952 года он был членом Оргбюро ЦК.

Перед войной Маленков занимался широким кругом военных вопросов: руководил секретным аппаратом Коминтерна, военными кадрами, курировал авиацию и реактивную тематику. С июля 1940 года Маленков являлся членом Главного Военного Совета РККА. Подпись Маленкова (вместе с подписями Жукова и Тимошенко) стоит под директивами, разосланными в войска 22-го июня 1941 года.

В годы Великой Отечественной войны был членом Государственного комитета обороны. Возглавлял так называемые «маленковские комиссии» ГКО — экспертные группы из высших генералов выезжавшие на критические участки фронта. В1943 году Маленков был поставлен во главе Комитета по восстановлению освобожденных районов. В1944 году он возглавил Комитет по демонтажу немецкой промышленности, занимавшейся получением с Германии репараций в пользу СССР.

В 1946 году Г.М. Маленков стал членом Политбюро ЦК ВКП(б).

*  *  *

Отдельно следует сказать об «антисемитизме» Маленкова. Обычно для подтверждения этого приводят следующие факты.

Во-первых, в октябре 1944 года Сталин созвал в Кремле расширенное совещание ЦК ВКП(б), на которое были приглашены члены Политбюро и Секретариата ЦК, первые секретари республиканских и областных комитетов партии, руководители оборонной промышленности, армии и государственной безопасности. В своем вступительном слове Сталин высказался за «более осторожное» назначение евреев на руководящие должности в государственных и партийных органах.

Вслед за Сталиным выступил Маленков, который действительно говорил о необходимости повышения бдительности по отношению к еврейским кадрам, — однако не в силу своего «антисемитизма», а из-за того, что были известны случаи, когда некоторые евреи, заняв определенные должности, упорно старались окружить себя своими родственниками, близкими друзьями и т.д., а также использовали служебное положение в личных целях.

Таким образом, речь шла не о преследовании евреев как таковых, а о борьбе с коррупцией или «кумовством», как тогда называли это явление. Не случайно, вскоре после октябрьского совещания в ЦК ВКПб) партийные комитеты различных уровней получили подписанное Маленковым директивное письмо, которое тогда в партийных кругах называли «маленковским циркуляром». В нем перечислялись должности, на которые назначение людей еврейской национальности было нежелательно, — и это были именно такие должности, где существовал наибольший соблазн для «кумовства».

Для иллюстрации того, что «маленковский циркуляр» был настоятельно необходим, приведем полный текст легендарного фельетона Василия Ардаматского «Пиня из Жмеринки» (этот фельетон считают проявлением ярого антисемитизма в официальной советской идеологии в последние годы жизни Сталина):

 

«Передо мной лежит куча документов. На каждой бумажке — сухие цифровые выкладки, подсчеты, анализы. А когда все это прочитаешь, хочется задать такие, например, вопросы:

— Можно ли построить дом из ваксы? А из соды? Можно ли сытно питаться гвоздями?

И оказывается, что все это можно.

Для этого только необходимо поехать в Жмеринку и там войти в доверие к Пине Палтиновичу Мирочнику. Вот это фокусник! Всем фокусникам фокусник! Что перед ним звезда Госцирка Кио с его таинственным сундуком, в котором исчезает штатная дама-невидимка! Но забытый Госцирком, Пиня Палтинович Мирочник вынужденно пребывает на скучнейшей должности руководителя промкомбината Жмеринского райпотребсоюза. Ни тебе аплодисментов! Ни тебе восхищенных рецензий!

Помня о том, что Кио в свое время выступал с 75 ассистентами, Пиня Палтинович тоже окружил себя надежными помощниками, хотя, надо отдать ему должное, до цифры «75» он не дошел. Немного, но не дошел. В свой промкомбинат Пиня Палтинович на должность начальника химцеха взял Давида Островского. Соответственно, сын Давида стал агентом по снабжению. Рахиль Палатник расположилась за столом главного бухгалтера. Соответственно, зять сей Рахили, Шая Пудель, стал ее заместителем. Плановиком стала Роза Гурвиц, а муж ее стал начальником снабжения. Шурин Пини Палтиновича, Зяма Миль- зон, занял позицию в хозяйственном магазине. В других местах расположились Яша Дайнич, Буня Цитман, Шуня Мирончик, Муня Учитель, Беня Рабинович, Исаак Паль- тин и другие.

Нетрудно представить себе, какие волшебные явления могли демонстрироваться при такой расстановке сил. Особенно если учесть, что жмеринский районный прокурор тов. Лановенчик до того увлекся длительным созерцанием этих явлений, что совсем позабыл о своих самых что ни на есть прямых обязанностях...

Пиня Палтинович волшебником стал не сразу. На первых порах ему удавалось далеко не все. Так, в 1936 году он был исключен из партии за совершение религиозного обряда и заодно нечистых сделок. К1941 году он стал уже опытней и сумел, будучи и поныне совершенно здоровым, заболеть как раз в последней декаде июня 1941 года. Это позволило ему уехать в сторону, прямо противоположную фронту. После войны Пиня Палтинович обосновался в Жмеринке. В1946 году он снова вступил в партию, ловко скрыв, что один раз ненароком в партии уже побывал.

У Пини Палтиновича семья из шести человек, не считая двух братьев жены, которые, имея такого шурина, сдуру проживают за границей. Семья Пини живет в богато обставленной четырехкомнатной квартире. Все его пять иждивенцев нигде не работают, хотя медициной им это никак не противопоказано. Ежегодно супруга Пини с потомством отбывает в благословенные курортные земли. В самом деле, зачем им работать, если Пиня Палтинович и без того может держать дом на широкую ногу?.. Правда, когда знаешь размер заработной платы Пини Палтиновича, все выше перечисленное становится несколько непонятным, но если бы все понимали фокусы, не было бы и фокусников.

Нет охоты подробно писать о фокусах Пини Палтиновича и его верных ассистентов, ибо, как, наверно, догадывается читатель, название этим фокусам — жульничество. О фокусах этих подробно и точно написано в актах, протоколах, справках и прочих документах. Там все описано. И как по заключению Давида Островского и Муни Учителя были списаны «в брак» 56 800 железных коробок для ваксы. И как потом эти коробки, наполненные ваксой, перестав быть «браком», появились в руках спекулянтов. Ах, какой изумительный по благородству поступок совершил в связи с этой операцией Давид Островский! Оказывается, он бракованные коробки сдал как утиль заготовителю райпотребсоюза Бене Рабиновичу, а полученные за это тридцать целковых чистоганом внес в кассу промкомбината. Какая честность! И ловкость заодно!

На рынке в Жмеринке (да и не только в Жмеринке!) всегда можно купить с рук за три рубля пакетик питьевой соды. Государственная цена этому пакетику — ровно 45 копеек. Эту соду оперативно производит промком- бинатор Пиня Палтинович. И в каком количестве! В одном только 1952 году он выпустил почти сто тысяч пакетиков! По документам выходит, что вся эта сода реализована через Жмеринский райпотребсоюз. Но как же тогда она попала в руки спекулянтов не только Жмеринского, но и многих других районов Винницкой области? И неужели жмеринцы так пристрастились к пининой соде, что едят ее с утра до вечера столовыми ложками? Не может же население целого района страдать непроходящей изжогой?

Нет, с содой совершен свой фокус. Его могли бы объяснить бывший директор межрайбазы Окнянский и его заместитель Дарман. Но им объяснять не к чему, так что нам остается только посмотреть на обнесенный забором особняк Дармана, купленный им за 56 тысяч рублей. Получая заработную плату в размере 910 рублей, нелегко ему было сэкономить такую сумму. Небось, голодал, сердечный!..

А проезжая через Житомир, мы можем заодно посмотреть и на дом, который за 50 тысяч рублей приобрел выгнанный из жмеринской базы Окнянский. Этому еще тяжелей. Дарман — тот уже работает заместителем директора Жмеринского райпищекомбината, а Окнянский, бедняга, уже год ходит безработным. Небось, на одном хлебе да воде существует...

Да, привольно жуликам в Жмеринке! Вот они и резвятся под самым носом у районного прокурора. Прибыл металл для изготовления строительных гвоздей. Какое, к чертям, строительство, если кустари-сапожники стоном стонут, жаждут по любой цене купить сапожные гвозди! И промкомбинатор Пиня Мирочник выбрасывает на рынок тонны сапожных гвоздей. Между прочим, жмеринский прокурор на эти гвозди слегка накололся и даже завел о них специальное дело. Но в суд дело это он не передал. Говорят, изучает документы. Целый год изучает.

Серьезный человек — прокурор в Жмеринке, жаль только, что он безопасен для жулья.

В чем только не замараны руки жмеринских фокусников! И в ваксе, и в синьке, и в халве, и в подсолнечном масле, и в меду, и в патоке. Жулики обнаглели. Недавно Додик Островский заявил: «Дайте мне деньги, и я вам в два счета достану шагающий экскаватор». Хорошо, что Пине Палтиновичу экскаватор не нужен, так что можно быть уверенным, что денег на это он Додику не даст.

Товарищи из Винницкого облпотребсоюза! Последние наши строки к вам. Мы прочитали несколько ваших постановлений, касающихся деятельности шайки Пини Палтиновича. По правде сказать, мы устали читать рассыпанные там «объявить выговор», «указать», «предложить» и прочее. Не переоцениваете ли вы, товарищи, воспитательного значения этих своих постановлений? Да и кого вы пытаетесь воспитывать? Да еще с таким трогательным терпением? Не лучше ли будет поручить это дело наконец областной прокуратуре? Там должны знать, как нужно обращаться с жуликами».

Следует заметить, что подобное положение дел сложилось не только в системе торговли, пищевой и легкой промышленности. Еще 17 августа 1942 года начальник Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) Г.Ф. Александров направил секретарю ЦК А.С. Щербакову записку, где выражалось беспокойство, в частности, по поводу того, что «в управлениях Комитета по делам искусств во главе учреждений русского искусства оказались нерусские люди (преимущественно евреи)...

В Большом театре Союза ССР, являющемся центром великой русской музыкальной культуры, руководящий состав целиком нерусский... Такая же картина и в Московской государственной консерватории... Все основные кафедры возглавляют евреи...

Не случайно, что в консерваториях учащимся не прививается любовь к русской музыке, русской народной песне и большинство наших известных музыкантов и вокалистов (Ойстрах, Э. Гилельс, Флиэр, Л. Гилельс, Гинзбург, Фихтенгольц, Пантофель-Нечецкая) имеют в своем репертуаре главным образом произведения западноевропейских композиторов».

Александров предлагал «разработать мероприятия по подготовке и выдвижению русских кадров» и «провести уже сейчас частичное обновление руководящих кадров в ряде учреждений искусства».

Эти мероприятия по подготовке и выдвижению русских кадров и были осуществлены в последующие годы.

*  *  *

Во-вторых, об антисемитизме Г.М. Маленкова якобы свидетельствует дело о Еврейском антифашистском комитете (ЕАК). Маленков являлся одним из главных инициаторов этого дела.

Надо напомнить, что ЕАК был создан в годы войны (февраль — март 1942 года), как было провозглашено, для сплочения антифашистских сил в борьбе с фашистским геноцидом. Реальной прагматичной целью его функционирования было выбивание финансовых средств из американских магнатов-евреев на ведение войны против фашизма.

Председателем ЕАК стал актер и главный режиссер Московского государственного еврейского театра Соломон Михоэлс. Членами ЕАК стали поэты и писатели И.С. Фефер, Л.М. Квитко, П. Д. Маркиш, Д.Р. Бергельсон, С.З. Галкин, художественный руководитель Московского государственного еврейского театра (ГОСЕТ) В. Л. Зускин, главный врач ЦКБ им. Боткина Б.А. Шимелиович, директор Института физиологии АМН СССР академик АН СССР и АМН СССР Л.С. Штерн и др.

Ближе к концу войны члены ЕАК, особенно Михоэлс, принимают участие в конкретных судьбах еврейских беженцев, вырвавшихся из гетто или вернувшихся из эвакуации (получение вида на жительство и жилья, трудоустройство, материальная помощь), а также в судьбе тех, кто был уволен, не принят в вуз и т.д. Эта работа не входила в задачи, стоящие перед комитетом, и фактически была нелегальной и антисоветской.

Среди инициатив, предпринятых Михоэлсом и Фефером, было письмо на имя Молотова о создании Еврейской автономной республики в северном Крыму, где до войны было несколько еврейских колхозов. Представитель еврейской буржуазно-националистической организации «Джойнт» обещал им выделить крупные суммы для расселения евреев в Крыму.

12 октября 1946 года Министерство государственной безопасности СССР направило в ЦК ВКП(б) записку под заглавием «О националистических проявлениях некоторых работников Еврейского антифашистского комитета». Заведующий отделом внешней политики ЦК М.А. Суслов организовал проверку и уже 19 ноября того же года докладывал в ЦК о результатах. По мнению Суслова, деятельность ЕАК приобретала все более националистический, сионистский характер и объективно способствовала усилению «еврейского реакционного буржуазно-националистического движения за границей и подогреванию националистических сионистских настроений среди некоторой части населения СССР».

Вскоре после войны МГБ обнаружил и нездоровый интерес к личной жизни Сталина со стороны сионистских кругов за границей. Этот интерес был связан, прежде всего, с тем, что главной международной проблемой в 1947 году был план создания государства Израиль. Успех этого плана, осуществлявшегося через ООН, в значительной степени зависел от позиции СССР и его друзей. Опубликованные на Западе сведения о личной жизни Сталина указывали на наличие и «внутреннего» источника, близкого к Сталину, или даже нескольких источников. Разглашение подробностей о личной жизни Сталина в СССР трактовалось как разглашение государственных тайн. Министр государственной безопасности Абакумов получил новое задание — проследить за каналами утечки информации.

Подозрения пали на родственников второй жены Сталина, Анну Сергеевну и Евгению Аллилуевых. Первой, в начале декабря 1947 года, арестовали Е.А. Аллилуеву; в январе 1948 года арестовали и А.С. Аллилуеву. В круг друзей Аллилуевых попали И.И. Гольдштейн и З.Г. Гринберг. Уже на первых допросах Е.А. Аллилуева сообщила, что Гольдштейн интересовался семьей Сталина и особенно семьей его дочери Светланы и ее мужа Григория Морозова. Гольдштейн сообщил о том, что информацию о Сталине он собирал по просьбе Михоэлса, председателя ЕАК. Арестованный З.Г. Гринберг тоже дал показания, что Михоэлс проявляет интерес к личной жизни вождя и сообщает эти сведения на Запад.

Отношение к евреям в верхах особенно изменилось после приезда в СССР одного из лидеров Израиля — Голды Мейер. Как вспоминает Г. Мейер, когда она пошла в синагогу 3 октября 1948 года, ее встречала толпа евреев. Она пишет. «Улица перед синагогой была неузнаваема. Она была забита народом.» нас ожидала пятидесятитысячная толпа... Они пришли—добрые, храбрые евреи...».

Демонстрация была повторена и через 10 дней в еврейский праздник Судного дня. Причем съехались евреи даже из далекого Новокузнецка, а в то время для этого требовалась организация с исключительными возможностями.

Советское руководство не ожидало столь глубокого проникновения идей сионизма в среду советского еврейства и того энтузиазма, с которым евреи приняли факт создания Израиля и приветствовали первого израильского посла в Москве Г. Мейер. Все это еще больше укрепило Сталина в подозрении, которое он высказал в 1947 году своей дочери Светлане, что все «старшее поколение евреев СССР заражено сионизмом, а они и молодежь учат...».

После визита Г. Мейер и дружной демонстрацией советскими евреями их приверженности Израилю стало ясно, что сверхконцентрация евреев в науке и культуре становится опасной для СССР, особенно после того, как Израиль четко обозначил свою политическую ориентацию и стал в фарватере политики США.

Через полтора месяца после визита Мейер, 20 ноября 1948 года Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение «поручить МГБ СССР немедля распустить «Еврейский антифашистский комитет», так как, как показывают факты, этот комитет является центром антисоветской пропаганды и регулярно поставляет антисоветскую информацию органам иностранной разведки. В соответствии с этим органы печати этого комитета закрыть, дела комитета забрать. Пока никого не арестовывать».

Вскоре табу на аресты было снято —в конце 1948 года были арестованы И.С. Фефер, BJ1. Зускин, Д.Н. Гоф- штейн. В середине января 1949 года — Б.А. Шимелиович и И.С Юзефович, а с 24 по 28 января — Л. М. Квитко, П. Д. Маркиш, Д. Р. Бергельсон, академик Л. С. Штерн, И. С. Ватенберг, Ч. С. Ватенберг-Островская, Э. И. Теумин.

Начались аресты и других лиц, связанных с ЕАК. Всего было арестовано 431 человек, из которых 217 писателей и поэтов, 108 актеров, 87 художников, 19 музыкантов.

Очевидно, что основанием для взятия под стражу была не национальность, а принадлежность этих лиц к комитету, деятельность которого вызывала у МГБ довольно ясные опасения. Даже в 1955 году Генеральный прокурор СССР Р. Руденко в записке по поводу реабилитации председателя ЕАК Лозовского (сменившего в 1948     году погибшего С. Михоэлса) отмечал: «Проверкой установлено, что некоторые руководители Еврейского антифашистского комитета из националистических побуждений пытались присвоить комитету явно несвойственные ему функции, вмешиваясь от имени комитета в разрешение вопросов о трудоустройстве отдельных лиц еврейской национальности, возбуждали ходатайства об освобождении заключенных евреев из лагерей, в своих литературных работах допускали националистические утверждения и т.д. Эти неправильные действия объективно приводили к тому, что еврейские националистические элементы пытались группироваться вокруг Еврейского антифашистского комитета».

Итак, визит Голды Мейер катализировал и резко обнажил противостояние интересов евреев и советского государства. Оказалось, что после создания государства Израиль советские евреи, хотя и далеко не все, будут колебаться, если возникнет вопрос* ради кого жертвовать своей жизнью — ради СССР или Израиля и, может быть, даже предпочтут Израиль.

Такая постановка вопроса требовала немедленного удаления евреев из властных, и идеологических структур, а также научных верхов. Нет, это не значило, что советские евреи были хуже других народов, — вопрос стоял о верхушке советских евреев, о тех, кто присвоил себе право говорить от имени советских евреев, тех, кто внедрял в сознание советских евреев идеи их исключительности.

Скорее всего, отношение евреев к Израилю и лично к Голде Мейер интересовало Сталина и Маленкова меньше всего. Но то, насколько евреи оказались организованы, и кто оказался в первых рядах встречающих, зародило подозрение. Была отдана отмашка на тщательную проверку. Оказалось, что в партии (и не только в ней, но и в армии и т.д.) вызрела мощная политическая группировка, тесно спаянная между собой и имеющая далеко идущие планы, весьма отличающиеся от основного курса партии, да еще плотно связанная с Западом (естественно, не просто с приятелями, их связи контролировались, наверняка, западными спецслужбами).

Интересно, что когда у судьи, ведущего дело ЕАК, возникли сомнения в материалах следствия, Сталин его поддержал, и 15 мая 1952 года процесс по делу ЕАК был приостановлен. Председатель Военной коллегии Верховного суда СССР А.А. Чепцов указал на недоработки предварительного следствия, обуславливающие необходимость проведения доследования. После доработки обвинения процесс возобновился 22 мая 1952 года. Если сравнить данный факт с процессами 1930-х годов, то видно, что Сталин в отношении евреев действовал сверхосторожно и только на основе тщательно проверенных фактов.

*  * *

В-третьих, поводом для обвинения Г.М. Маленкова в «антисемитизме» служит «дело врачей». Однако при объективном анализе выясняется, что оно, так же как и директивное письмо Маленкова 1944 года, было реакцией советского правительства на продолжающиеся групповщину, кумовство и коррупцию еврейской общины.

Еще в записке Абакумова Маленкову от 4 июля 1950 года обращалось внимание на быстрое развитие групповщины, кумовства и коррупции среди врачей еврейской национальности. Абакумов сообщал. «По имеющимся в МГБ СССР данным, в результате нарушения большевистского принципа подбора кадров в клинике лечебного питания Академии медицинских наук СССР создалась обстановка семейственности и групповщины. По этой причине из 43 должностей руководящих и научных работников клиники 36 занимают лица еврейской национальности, на излечение в клинику попадают, главным образом, евреи. Заместитель директора института питания Белков А.С. по этому вопросу заявил: «Поближе ознакомившись с аппаратом клиники, я увидел, что 75—80 % научных работников составляют лица еврейской национальности. В клинике при заполнении истории болезни исключались графы «национальность» и «партийность». Я предложил заместителю директора клиники Беликову включить эти графы, так как они нужны для статистики. Они былу включены, но через пять дней Певзнером снова был? аннулированы».

По существующему положению в клинику лечебного питания больные должны поступать по путевкам Мини стерства здравоохранения СССР и некоторых поликли ник Москвы, а также по тематике института лечебного питания Академии медицинских наук СССР. В действительности в клинику поступают в большинстве своем лица еврейской национальности по тематике института питания, то есть с разрешения директора института Певзнера и заведующего приемным покоем Бремене- ра. Старшая медицинская сестра клиники Гладкевич Е.А., ведающая регистрацией больных, заявила: «Характерно отметить, что большинство лечащихся в клинике больных это евреи. Как правило, они помещаются на лечение с документами за подписью Певзнера, Гордона или Бре- менера». (Полный текст письма Абакумова публикуется в данной книге.)

«Дело врачей» началось, в сущности, со смерти А.А. Жданова. Врач Карпай не нашла у него признаков инфаркта, хотя Жданов давно страдал от болезни сердца и до войны уже перенес один инфаркт. Другая врач, Тимашук, посчитала, что инфаркт есть. Консилиум врачей решил, что инфаркта нет. Они направили Жданова в санаторий, вместо того, чтобы прописать строгий постельный режим. Тимашук на всякий случай написала письмо со своим особым мнением о том, что у Жданова инфаркт.

Вскоре в санатории А.А. Жданов и умер от инфаркта. Консилиум врачей под председательством профессора Виноградова дал такое заключение, которое можно было трактовать и так и этак. Вокруг Виноградова, как выяснилось позже, сплотилась достаточно большая группа врачей, которая свила себе в Лечсанупре Кремля теплое гнездышко.

В 1952 году обстоятельства смерти А.А. Жданова вновь привлекли к себе внимание советского руководства, когда всплыли похожие факты, касающиеся лечения и преждевременной смерти Первого секретаря МГК ВКП(б) А.С. Щербакова. Под стражу взяли профессора В. Н. Виноградова, В.Х. Василенко, М.С. Вовси, Б.Б. Когана, профессора А.М. Гринштейна, А.И. Фельдмана, Я.С. Темкина.

Виноградов сообщил, что М.Б. Коган вплоть до своей смерти от рака 26 ноября 1951 года спрашивал у него сведения о состоянии здоровья и положении дел в семьях Сталина и других руководителей, которых он лечил. По материалам следствия, большинство врачей из окружения Виноградова были связаны с еврейской буржуазно-националистической организацией «Джойнт».

Наконец, 13 января 1953 года в «Правде» была опубликована статья, в которой говорилось, что А.А. Жданов умер в результате неправильного лечения. Это было обоснованное и подтвержденное медицинскими экспертизами заключение, отрицать которое бессмысленно — Жданов действительно умер от неправильного лечения. Мотивы, по которым лечение проводилось неправильно, до сих пор остаются непонятными, но трудно поверить, что доктора такой высокой квалификации могли дважды в течение короткого времени — в случае Щербакова, а затем Жданова — «просмотреть» инфаркт, да еще назначить лечение, которое прямо вело к обострению болезни и смерти пациентов.

Тогда, в 1952 — начале 1953 года, утверждалось, что кремлевские врачи действовали по заданию иностранных разведок, а посредником выступала «Джойнт». После смерти Сталина «дело врачей» было прекращено, а их показания о связях с «Джойнт» объяснялись «недозволенными методами следствия». Все фигуранты «дела врачей» были реабилитированы, а само это дело позже объявлено свидетельством антисемитизма Сталина и Маленкова. На XIX съезде партии (октябрь 1952 г.) основной доклад делал Г.М. Маленков. Это значило, что именно Маленкова следовало рассматривать как официального преемника Сталина. Об укреплении позиции Маленкова свидетельствовало и то, что к тому времени он получил право подписи за Сталина. Маленков был единственным человеком из его близкого окружения, кто разделял и был способен реализовать фундаментальную мысль Сталина, к которой он пришел в результате исторического опыта Великой Отечественной войны, — мысль о ведущей роли русского народа в нашем многонациональном государстве.

Однако после смерти Сталина Маленков недолго продержался на руководящих постах. Он видел, как хрущевская затея с целиной обрекла центральную Россию на нищету, а Казахстан — на экологическую катастрофу. Видел, как Хрущев разыграл в 1956 году «антисталинскую» карту.

Г.М. Маленков на правах члена Президиума ЦК без какой-либо предварительной договоренности с Молотовым и Кагановичем, но в уверенности, что они и большая часть членов Президиума поддержат его, предлагает освободить Хрущева от обязанностей генсека.

А.Г. Маленков пишет: «Отчетливо помню, какой неясной тревогой в июньские дни 57-го года был наполнен наш дом. Мы решительно ни о чем не догадывались, но по каким-то нюансам в поведении отца видели: хоть и держится с полным спокойствием, но нервы у него на пределе. Однажды невольно услышал, как Георгий Максимилианович властно сказал кому-то по телефону: «Николай, держись. Будь мужчиной. Не отступай...» Как потом стало ясно, разговор этот уже в дни работы июньского пленума, на который Хрущев успел свезти своих верных сторонников— что-то около одной трети ЦК. А разговаривал отец с Булганиным, который должен был опубликовать в «Правде» решение Президиума о снятии Хрущева.

Увы, «Николай» уже искал лазейки и компромиссы, чтобы уцелеть перед бешеным напором хрущевцев. Маленков, Молотов и Каганович были навсегда удалены с политической арены. А немногим позже один за другим исчезли с нее Булганин и Ворошилов. Сразу же после пленума или через какое-то время поплатились своей политической карьерой и все те из высшего эшелона власти, кто в той или иной мере поддерживал предложение Маленкова о снятии Хрущева с поста генсека.

Так Хрущев совершил государственный переворот и единолично захватил власть в стране. Известно, чем закончилась эта «победа»...».

По материалам С. Миронина и А Маленкова

 

 

 

«ДА, МЫ ТЕНДЕНЦИОЗНЫ, И ГОРДИМСЯ ЭТИМ...»

(Из речи А А Жданова на Первом всесоюзном съезде советских писателей в августе 1934 г.)

...Современное состояние буржуазной литературы таково, что она уже не может создать великих произведений. Упадок и разложение буржуазной литературы, вытекающие из упадка капиталистического строя, представляют собой характерную черту, характерную особенность состояния буржуазной культуры и буржуазной литературы в настоящее время. Ушли безвозвратно времена, когда буржуазная литература могла создавать великие произведения периода расцвета капитализма. Теперь идет всеобщее измельчание и тем и талантов, и авторов и героев.

О чем писать, о чем мечтать, о каком пафосе может думать буржуазный писатель, откуда заимствовать ему этот пафос, если рабочий в капиталистических странах не уверен в завтрашнем дне, если он не знает, будет ли он завтра работать, если крестьянин не знает, будет ли он завтра работать на своем клочке земли или будет вышиблен из колеи капиталистическим кризисом, если трудовой интелпигент не имеет работы сегодня и не знает, получит ли он ее завтра!..

Для упадка и загнивания буржуазной культуры характерны разгул мистицизма, поповщины, увлечение порнографией. «Знатными людьми» буржуазной литературы являются сейчас воры, сыщики, проститутки, хулиганы.

Более остро чувствующие положение вещей представители буржуазной литературы объяты пессимизмом, неуверенностью в завтрашнем дне, восхвалением черной ночи, воспеванием пессимизма как теории и практики искусства.

*  * *

Так обстоит дело в капиталистических странах. Не то у нас. Наша литература насыщена энтузиазмом и героикой. Она оптимистична, причем оптимистична не по какому-либо зоологическому «нутряному» ощущению. Наша советская литература сильна тем, что служит новому делу — делу социалистического строительства.

Товарищ Сталин назвал наших писателей «инженерами человеческих душ». Что это значит? Какие особенности накладывает это звание?

Это значит, во-первых, узнать жизнь, чтобы уметь ее правдиво изобразить в художественных произведениях, изобразить не схоластически, не мертво, не просто как «объективную реальность», а изобразить действительность в ее революционном развитии. При этом правдивость и историческая конкретность художественного изображения должны сочетаться с задачей идейной переделки и воспитания трудящихся людей в духе социализма. Такой метод художественной литературы и литературной критики есть то, что мы называем методом социалистического реализма.

Наша советская литература не боится обвинений в тенденциозности. Да, советская литература тенденциозна, ибо нет и не может быть в эпоху классовой борьбы литературы не классовой, не тенденциозной, якобы аполитичной.

И я думаю, что каждый из советских литераторов может сказать любому тупоумному буржуа, любому филистеру, любому буржуазному писателю, который будет говорить о тенденциозности нашей литературы: «Да, наша советская литература тенденциозна, и мы гордимся ее тенденциозностью, потому что наша тенденция заключается в том, чтобы освободить трудящихся — все человечество от ига капиталистического рабства.

*  * *

Быть инженером человеческих душ— это значит обеими ногами стоять на почве реальной жизни. А это в свою очередь означает разрыв с романтизмом старого типа, с романтизмом, который изображал несуществующую жизнь и несуществующих героев, уводя читателя от противоречий и гнета жизни в мир несбыточного, в мир утопий.

Для нашей литературы, которая обеими ногами стоит на твердой материалистической основе, не может быть чужда романтика, но романтика нового типа, романтика революционная. Мы говорим, что социалистический реализм является основным методом советской художественной литературы и литературной критики, а это предполагает, что революционный романтизм должен входить в литературное творчество, как составная часть, ибо вся жизнь нашей партии, вся жизнь рабочего класса и его борьба заключаются в сочетании самой суровой, самой трезвой практической работы с величайшей героикой и грандиозными перспективами. Наша партия всегда была сильна тем, что она соединяла и соединяет сугубую деловитость и практичность с широкой перспективой, с постоянным устремлением вперед, с борьбой за построение коммунистического общества. Советская литература должна уметь показать наших героев, должна уметь заглянуть в наше завтра. Это не будет утопией, ибо наше завтра подготовляется планомерной сознательной работой уже сегодня.

*  *  *

Нельзя быть инженером человеческих душ, не зная технику литературного дела, причем необходимо заметить, что техника писательского дела имеет целый ряд специфических особенностей.

Родов оружия у вас много. Советская литература имеет все возможности применить эти роды оружия (жанры, стили, формы и приемы литературного творчества) в их разнообразии и полноте, отбирая все лучшее, что создано в этой области всеми предшествующими эпохами. С этой точки зрения овладение техникой дела, критическое освоение литературного наследства всех эпох представляет из себя задачу, без решения которой вы не станете инженерами человеческих душ.

Быть инженерами человеческих душ — это значит активно бороться за культуру языка за качество произведений. Нам нужно высокое мастерство художественных произведений, и в этом отношении неоценима помощь Алексея Максимовича Горького, которую он оказывает партии и пролетариату в борьбе за качество литературы, за культурный язык.

Итак, советские писатели имеют все условия для того, чтобы дать произведения, как говорят, созвучные эпохе, дать произведения, на которых бы учились современники и которые были бы гордостью будущих поколений.

Для советской литературы созданы все условия для того, чтобы она могла создать произведения, отвечающие требованиям культурно выросших масс. Ведь только наша литература имеет возможность быть так тесно связанной с читателями, со всей жизнью трудящихся, как это имеет место в Союзе Советских Социалистических Республик.

Настоящий съезд является особенно показательным. Съезд готовили не только литераторы, съезд готовила вместе с ними вся страна. В этой подготовке ярко сказались та любовь и внимание, которыми окружают советских писателей партия, рабочие и колхозное крестьянство, та чуткость и вместе с тем требовательность, которые проявляют рабочий класс и колхозники к советским литераторам. Только в нашей стране литература и писатель подняты на такую высоту.

Организуйте же работу вашего съезда и работу Союза советских писателей в дальнейшем так, чтобы творчество писателей отвечало достигнутым победам социализма.

Создайте творения высокого мастерства, высокого идейного и художественного содержания. Будьте активнейшими организаторами переделки сознания людей в духе социализма.

Будьте на передовых позициях борцов за бесклассовое социалистическое общество.

 

«РЕЗКАЯ, ВРАЖДЕБНАЯ РЕАКЦИЯ...»

(Из информационного письма наркома государственной безопасности СССР В.Н. Меркулова секретарю ЦК ВКП(б) АА. Жданову о политических настроениях и высказываниях писателей. 31.10.1944 г.)

По поступившим в НКГБ СССР агентурным сведениям, общественное обсуждение и критика политически вредных произведений писателей Сельвинского, Асеева, Зощенко, Довженко, Чуковского и Федина вызвали резкую, в основном враждебную, реакцию со стороны указанных лиц и широкие отклики в литературной среде.

Поэт Асеев Н. Н. по поводу своего вызова в ЦК ВКП(б), где его стихи были подвергнуты критике, заявил: «Написанная мною последняя книжка не вышла из печати.

1)  Меня по этому поводу вызвали в ЦК, где ругали за то, что я не воспитываю своей книжкой ненависти к врагу. Нашли, что книжка получилась вредной... Я, конечно, соглашался с ними, но сам я считаю, что они не правы. Вступать с ними в борьбу я не видел смысла. Мы должны лет на пять замолчать и научить себя ничем не возмущаться. Все равно молодежь с нами, я часто получаю письма от молодежи с фронта, где меня спрашивают: долго ли им еще читать «Жди меня» Симонова и питаться «Сурковой массой».

2) «Я знаю, что написал те стихи, которые нужны сегодня народу... Надо перетерпеть, переждать реакцию, которая разлилась по всей стране».

«Я продолжаю писать стихи, но я не показываю их. Я не имею права изменять себе, и поэтому эти стихи неугодны».

Оценивая, в связи с этим, состояние советской литературы, Асеев говорит: «В России все писатели и поэты поставлены на государственную службу, пишут то, что приказано. И поэтому литература у нас — литература казенная. Что же получается? СССР как государство решительно влияет на ход мировой жизни, а за литературу этого государства стыдно перед иностранцами».

«Слава богу, что нет Маяковского. Он бы не вынес. А новый Маяковский не может родиться. Почва не та. Не плодородная, не родящая почва...

...Ничего, вместе с демобилизацией вернутся к жизни люди все видавшие. Эти люди принесут с собой новую меру вещей. Важно поэту, не разменяв таланта на казенщину, дождаться этого времени. Я не знаю, что это будет за время. Я только верю в то, что это будет время свободного стиха».

*  * *

Писатель Зощенко М.М. считает, что критика и осуждение его повести «Перед восходом солнца» были направлены не против книги, а против него самого.

«Мне было ясно дано понять, что дело здесь не только в повести. Имела место попытка «повалить» меня вообще как писателя, так как вся моя писательская работа, а не только повесть «Перед восходом солнца», была осуждена «вверху».

Зощенко подробно и настойчиво рассказывает, что его повесть до осуждения, якобы, вызывала всеобщее восхищение, ее одобряло руководство Союза советских писателей; академик Сперанский и психиатр Тимофеев согласились с «научными» выводами Зощенко. Некоторые работники аппарата ЦК ВКП(б) разрешили ее печатать, а во время «проработки» большинство этих лиц «предали» его и выступали против книги.

Зощенко дает следующую оценку состояния советской литературы: «Я считаю, что советская литература сейчас представляет жалкое зрелище. В литературе господствует шаблон. Поэтому плохо и скучно пишут даже способные писатели. Нет зачастую у руководителей глубокого понимания задач искусства».

«Творчество должно быть свободным, у нас же — все по указке, по заданию, под давлением». По вопросу о своих планах на будущее Зощенко заявляет: «Мне нужно переждать. Вскоре после войны литературная обстановка изменится, и все препятствия, поставленные мне, падут. Тогда я буду снова печататься. Пока же я ни в чем не изменюсь, буду стоять на своих позициях. Тем более потому, что читатель меня знает и любит».

По полученным из Ленинграда сведениям, Зощенко, внешне подчеркивая стремление перестроить свое творчество на актуальные темы, продолжает писать и выступать перед слушателями с произведениями, отражающими его пацифистское мировоззрение (рассказы «Стратегическая задача», «Щи» и др.).

*  *  *

Писатель Чуковский К.И. по поводу своей сказки «Одолеем Бармалея» заявил, что еще год тому назад президиум Союза советских писателей дал хорошую оценку книге, потому что это — настоящее произведение детской литературы, и ему непонятно резкое изменение отношения к ней.

Положение в советской литературе Чуковский определяет с враждебных позиций: «...В литературе хотят навести порядок. В ЦК прямо признаются, что им ясно положение во всех областях жизни, кроме литературы. Нас, писателей, хотят заставить нести службу, как и всех остальных людей. Для этого назначен тупой и ограниченный человек, фельдфебель Поликарпов. Он и будет наводить порядок, взыскивать, ругать и т.д. Тихонов будет чисто декоративной фигурой...

В журналах и издательствах царят пустота и мрак. Ни одна рукопись не может быть принята самостоятельно. Все идет на утверждение в ЦК, и поэтому редакции превратились в мертвые, чисто регистрационные инстанции. Происходит страшнейшая централизация литературы, ее приспособление к задачам советской империи».

«В демократических странах, опирающихся на свободную волю народа, естественно, свободно расцветают искусства. Меня не удивляет то, что сейчас произошло со мной. Что такое деспотизм? Это воля одного человека, передоверенная приближенным. Одному из приближенных я не понравился. Я живу в антидемократической стране, в стране деспотизма и поэтому должен быть готовым ко всему, что несет деспотия».

«По причинам, о которых я уже говорил, т.е. в условиях деспотической власти, русская литература заглохла и почти погибла. Минувший праздник Чехова, в котором я, неожиданно для себя, принимал самое активное участие, красноречиво показал, какая пропасть лежит между литературой досоветской и литературой наших дней. Тогда художник работал во всю меру своего таланта, теперь он работает, насилуя и унижая свой талант.

Зависимость теперешней печати привела к молчанию талантов и визгу приспособленцев — позору нашей литературной деятельности перед лицом всего цивилизованного мира.

...Всей душой желаю гибели Гитлера и крушения его бредовых идей. С падением нацистской деспотии мир демократии встанет лицом к лицу с советской деспотией. Будем ждать».

Узнав о том, что в журнале «Новый мир» не пойдут его «Воспоминания о Репине», Чуковский возмущенно заявил: «Я испытываю садистическое удовольствие, слушая, как редакции изворачиваются передо мной, сообщая, почему не идут мои статьи. За последнее время мне вернули в разных местах 11 принятых, набранных или уже заверстанных статей. Это — коллекция, которую я буду хранить. Когда будет хорошая погода, коллекция эта пригодится как живой памятник изощренной травли... Писатель Корней Чуковский под бойкотом... Всюду ложь, издевательство и гнусность».

*  *  *

Писатель КАФедин, в связи с появлением в свет и критикой его последней книги «Горький среди нас», говорил: «До меня дошел слух, будто книгу мою выпустили специально для того, чтобы раскритиковать ее на всех перекрестках. Поэтому на ней нет имени редактора — случай в нашей литературной действительности беспрецедентный.

Если это так, то ниже, в моральном смысле, падать некуда. Значит, я хладнокровно и расчетливо и, видимо, вполне официально был спровоцирован.

Одно из двух. Если книга вредна, ее надо запретить. Если она не вредна, ее нужно выпустить. Но выпустить для того, чтобы бить оглоблей вредного автора, — этого еще не знала история русской литературы».

По поводу статьи в «Правде», критиковавшей его книгу, Федин заявляет:

«Юрий Лукин, написавший статью под суфлера, формально прав. Под формальной точкой зрения я разумею точку зрения нашего правительства, которая, вероятно, прогрессивна в деле войны, понуждая писателей служить, как солдат, не считаясь с тем, что у писателей, поставленных в положение солдат, ружья не стреляют. Ведь это извечный закон искусства: оно не терпит внешнего побуждения, а тем более принуждения.

Смешны и оголенно ложны все разговоры о реализме в нашей литературе. Может ли быть разговор о реализме, когда писатель понуждается изображать желаемое, а не сущее?

Все разговоры о реализме в таком положении есть лицемерие или демагогия. Печальная судьба литературного реализма при всех видах диктатуры одинакова.

Реалистические портреты Ремизова и Сологуба толкуются как искажение действительности. Даже о далеком прошлом нельзя писать реалистически, а то, что требует Лукин, — явно инспирировано; это требование фальсификации истории.

Горький — человек великих шатаний, истинно русский, истинно славянский писатель со всеми безднами, присущими русскому таланту, — уже прилизан, приглажен, фальсифицирован, вытянут в прямую марксистскую ниточку всякими Кирпотиными и Ермиловыми.

Хотят, чтобы и Федин занялся тем же!»

Свое отношение к современным задачам советской литературы Федин выражает следующим образом: «Сижу в Переделкино и с увлечением пишу роман, который никогда не увидит света, если нынешняя литературная политика будет продолжаться. В этом писании без надежды есть какой-то сладостный мазохизм. Пусть я становлюсь одиозной фигурой в литературе, но я есть русский писатель и таковым останусь до гроба — верный традициям писательской совести...

...Не нужно заблуждаться, современные писатели превратились в патефоны. Пластинки, изготовленные на потребу дня, крутятся на этих патефонах, и все они хрипят совершенно одинаково.

Леонов думает, что он какой-то особый патефон. Он заблуждается. «Взятие Великошумска» звучит совершенно так же, как «Непокоренные» [БЛ. Горбатова] или «Радуга» [ВЛ. Василевской]. На музыкальное ухо это нестерпимо.

Пусть передо мной закроют двери в литературу, но патефоном быть я не хочу и не буду им. Очень трудно мне жить. Трудно, одиноко и безнадежно».

*  *  *

Кинорежиссер Довженко А.П., внешне соглашаясь с критикой его киноповести «Украина в огне», в завуалированной форме продолжает высказывать националистические настроения. Довженко во враждебных тонах отзывается о лицах, выступавших с критикой его повести, особенно о т. Хрущеве и руководителях Союза советских писателей Украины, которые, по его словам, до обсуждения киноповести в ЦК ВКП(б) давали ей положительную оценку.

«Я не политик. Я готов признать, что могу делать ошибки. Но почему у нас делается так, что сначала все говорят — «хорошо, прекрасно», а потом вдруг оказывается чуть ли не клевета на советскую власть».

«Я не в обиде на Сталина и на ЦК ВКП(б), где ко мне всегда хорошо относились. Я в обиде на украинцев — люди, имевшие мужество в лицо Сталину подбрасывать на меня злые реплики после всего их восхищения сценарием, — эти люди не могут руководить войной и народом. Это мусор».

После вызова в ЦК ВКП(б) Довженко усиленно работал над новыми сценариями о Мичурине и об Украине, замкнулся и тщательно уклонялся от встреч с украинскими работниками литературы и искусства. По агентурным данным, в своем новом сценарии об Украине он пытается освободиться от свойственных ему националистических концепций, однако это ему удается с трудом.

*  *  *

Поэт Сельвинский И. Л. в связи с обсуждением в Секретариате ЦК ВКП(б) его стихотворения «Кого баюкала Россия» заявил: «Я не ожидал, что меня вызовут в Москву для проработки. Стихотворение «Кого баюкала Россия» для меня проходящее. Я ожидал, что наконец меня похвалят за то, что я все же неплохо воюю. За два года получил два ордена и представлен к третьему.

Меня вызывали в ЦК, ругали не очень, сказали, что я молодой коммунист, ничего, исправлюсь. Я думаю, что теперь меня перестанут прорабатывать, не сразу, конечно, а через некоторое время...

Мне очень не везет уже 15 лет, со времени «Пушторга». Бьют и бьют. На особый успех я не надеюсь. Видно такова уж моя писательская биография».

Обобщая свои мысли о положении в советской литературе, Сельвинский говорит: «Боюсь, что мы — наша сегодняшняя литература, как и средневековая, — лишь навоз, удобрение для той литературы, которая будет уже при коммунизме.

...Сейчас можно творить лишь по строгому заказу, и ничего другого делать нельзя...

На особое улучшение (в смысле свободы творчества) после войны для себя я не надеюсь, так как видел тех людей, которые направляют искусство, и мне ясно, что они могут и захотят направлять только искусство сугубой простоты».

Последнее время Сельвинский усиленно работает над исторической поэмой и заявляет о своем стремлении занять ведущее место в советской литературе.

*  *  *

Обсуждение и критика в печати произведений указанных выше авторов вызвали широкие отклики в среде писателей и послужили поводом к обобщающим оценкам современного состояния и задач советской литературы.

Ряд писателей положительно реагирует на критику политически вредных произведений и осуждает творческие позиции их авторов.

Писатель Леонов Л. М.: «Книга Федина о Горьком плохая. Недопустимо опубликование писем и высказываний Горького без учета, что это в итоге исказит образ Алексея Максимовича. Горький не сразу стал тем писателем и учителем жизни, которого высоко чтит советская страна. И бестактно сейчас, в интересах личной писательской биографии, публиковать то, что было сказано Горьким совсем в другое время, на иной стадии нашей общественной и литературной жизни.

У меня тоже есть письма Горького, воспоминания о беседах с ним, но я не предаю и не предам этот материал гласности в интересах сохранения в народе цельного образа великого писателя, пришедшего к полному единению со своим народом, с партией, с советским государством».

Писатель Сергеев-Ценский С.Н. на заявление одного из писателей о невозможности создавать реалистические произведения в условиях советской действительности сказал: «Подлинный писатель всегда, при всех препятствиях, проявит себя, свой талант. Реализм — это вовсе не все, без разбору, подробности жизни, какие наблюдает писатель. Писатель находит нужную дистанцию для изображения и показывает основное в жизни. Раньше, до революции, существовала власть денег, страсть к накоплению и рабство нестойких писателей перед модой, перед требованиями публики, искавшей острых, скажем, половых проблем. Настоящий писатель был тогда в меньшинстве, — это заставляло меня жить в уединении и быть раньше всего художником. Теперь есть возможность писать и печатать, и я этому пример».

Драматург Волков И Д.: «Федина критиковали слабо, о его книге можно было бы написать сильнее. У нее два больших порока. Во-первых, с каждой страницы веет высокомерным отношением автора к советской власти, а, во-вторых, автор разделяет жизнь и литературу и старается доказать, что литература может развиваться своими самостоятельными, независимыми от жизни страны путями. Взгляд этот абсолютно ошибочен и вреден. Возмутительно то, что себя и «Серапионовых братьев» Федин как бы противопоставляет всей остальной литературе СССР, и не только литературе, но и общественно-политической жизни государства».

Писатель Нилин П.Ф.: «Федин — не настоящий писатель, его писательская работа — имитация, повторяющая идеи и мысли чуждых нам заграничных писателей. Федин как-то без основания, вдруг, занял у нас место «великого русского писателя», он страдает преувеличенным самомнением и ничего не дал созвучного нашей эпохе. Он — ложно революционный, а не народный писатель...».

*  *  *

Отдельные писатели, считая правильным осуждение произведений Асеева, Зощенко, Федина и других, выражают резкое недовольство системой руководства литературой, осуществляемого, по их мнению, некомпетентными лицами, отсутствием авторитетных указаний в области направления творчества, строгостью цензуры и неудовлетворительной воспитательной работой среди писателей.

Литературный критик Лежнев И.Г.: «Наша литература ограничена определенными историческими условиями — международными, внутриполитическими. Эти условия не позволяют развернуть искусство, подобное искусству прошлого, с его критикой и проповедничеством. Это следует признать как неизбежное. Может ли в условиях вышеотмеченных развиваться наша литература? Да, может. Однако она введена в круг более узкий и более ограниченный, нежели тот большой историко-социальный круг.

Малый круг определяется деятельностью Управления агитации и пропаганды. Когда Александров выступал на пленуме, он призывал писателей глядеть дальше и видеть больше, чем обычный интеллигент. Однако практически это не осуществляется. Всякая попытка заглянуть вперед ограничивается и пресекается тем же Александровым.

Я говорю не о тех враждебных книгах, которые были осуждены, я говорю о другом. Сейчас многие писатели дезориентированы. Всеволод Иванов говорил мне, что писать невозможно, так как «нет камертона». Он готов идти с партией, но он привык получать указания, а не дубину.

Вместо того, чтобы объяснить писателю, в чем смысл событий и какие проблемы нужно ставить, его дергают и фактически помогают антипартийным двуруким людям.

Получается, что враждебная книжка, вроде книги Федина, может выйти в свет, а партийная критика на эту книгу появиться не может. (Лежнев имеет в виду свою статью о книге Федина, не пропущенную в газете «Литература и искусство».)

Нам не дают развивать критику. Писателю нужно доверять, если от него хотят чего-либо добиться. А этого доверия нет. Наши центральные газеты и журналы печатают критические разборы вредных книг, но ведь это статьи извне, а не критиков. Они исходят не из писательской среды.

Произносятся патетические речи на собраниях, писателей зовут писать, но ведь над этими речами смеются, потому что знают — в ЦК всякое свежее слово задержат. В результате люди устают от битья, перестают писать и разлагаются.

В этом я вижу главную причину того, что наша литература не развивается. Она и не может развиваться в этом узком круге, который ее душит. Люди боятся писать, потому что их могут «проработать».

Растет какая-то беспартийщина. Всякое слово о классовой борьбе приходится протаскивать контрабандой».

* * *

Писатель Эрлих А.И.: «Наши последние провалы на литературном фронте — прямой результат того, что в редакциях сидят люди низкого уровня. Хорошее произведение не может пробить себе дорогу, потому что редакторы не в состоянии его оценить, они мыслят штампами, находятся в плену у шаблона. Не умея самостоятельно мыслить и не полагаясь на себя, они идут на поводу у громких имен и потому зачастую печатают халтуру, политически недоброкачественную дребедень, если она подписана более или менее апробированным именем — например, Зощенко.

Я выражаю твердую уверенность, что с окончанием войны все эти люди, которым сейчас Управление пропаганды ЦК доверило руководство литературой и печатью, будут сметены, — следа от них не останется. Им придут на смену новые люди, талантливые, смелые, понимающие, политически твердые».

Писатель Вирта Н.Е.: «Писателю сейчас ставятся очень большие преграды в цензурном отношении, творчество писателя чересчур зависит от случайного мнения тех или иных лиц. Я не согласен, когда на страницах центральных газет появляется сразу убийственный приговор тому или иному писателю. Считаю, что такая критика не нужна и подчас даже вредна. Лица, которые пишут подобные отзывы, являются мало компетентными судьями и во всяком случае плохими критиками».

Писатель Лидин В.Г.: «Совершаются грандиозные дела. Нашим вождям не до литературы, не до наших личных судеб, не до того, что в могучей стране литератор не обеспечен заработком и служит литературе как подвижник.

Но я мечтаю о том, что когда-нибудь Сталин позовет писателей для душевного разговора. Только выйдет ли разговор? Шагинян в качестве партийной неофитки произнесет трактат с цитатами из Маркса, а Павленко скажет, что все мы, советские писатели, не стоим ломаного гроша. Плохо то, что под гнетом РАППа, в бюрократических методах работы Союза писателей мы потеряли великий дар литератора — дар откровенности».

«Население в нашей стране 180 миллионов, писателей действительно пишущих — не более полутораста человек. При таком позорном для нас соотношении, говорящем о низком уровне гуманистической культуры, партия, казалось бы, как зеницу ока должна беречь свой крохотный золотой фонд. А сколько за годы войны выведено писателей из строя, сколько совершено моральных убийств! Я не говорю о Чуковском, за которым, возможно, водятся политические грехи. Но вот Зощенко, написавший одну плохую повесть... Достаточная ли это причина, чтобы человеку переломить хребет, похоронить его морально, ославить на весь мир?.. Нет, литературу у нас не любят. С писателями обращаются как с принципиальными врагами или поденщиками, казня их лютой казнью за всякую вольную или невольную ошибку.

Литературу можно поднять, предоставив ей относительную независимость в рамках советской идеологии и вернув писателям чувство собственного достоинства. Вернуть же его — это значит вывести писателей из такого положения, когда любая статья в «Правде» категорически определяет ту или иную судьбу писателя. Писатель не должен быть беззащитным перед лицом критики...»

*  * *

Несколько своеобразную позицию занимает писатель Илья Эренбург, осуждающий антивоенные стихи Асеева и одновременно высказывающий недовольство существующей системой цензуры и критики: «Нам придали большое значение и за нами бдительно следят. Вряд ли сейчас возможна правдивая литература, она вся построена в стиле салютов, а правда — это кровь и слезы.

Очень показательна история с Зощенко, Сельвинским, Чуковским, Фединым. В ней виден административный произвол. Другое дело Асеев, он написал во время войны антивоенные вещи, и ему за это влетело.

Однако случаи с Зощенко, Сельвинским, Чуковским, Фединым иное. Они носят очень грубую форму. Лет десять назад обо мне могли писать самые отрицательные статьи, называть буржуазным писателем и одновременно печатать. Ныне другое — раз Зощенко или Чуковский уничтожены в «Правде» или «Большевике», их уже никто не печатает, и это ставит писателей в страшное положение общественного остракизма без видимой вины.

Мы, писатели, предали искусство и пошли на время войны в газету. Это была общественная необходимость, жертва, но этого никто не оценивает. С писателями обращаются черт знает как.

Я — Эренбург, и мне позволено многое. Меня уважают в стране и на фронте. Но и я не могу напечатать своих лучших стихов, ибо они пессимистичны, недостаточно похожи на стиль салютов. А ведь война рождает в человеке много горечи. Ее надо выразить».

*  * *

За последнее время поступают сведения в отношении писателя Гладкова Ф.В., свидетельствующие о наличии у него антипартийных взглядов на положение советской литературы и перспективы ее развития.

Так, Гладков говорит: «В моей «Клятве» все, что было от писательских размышлений, от политической мысли, от художественного образа, — все выброшено. И не цензурой, а там, «наверху», чиновниками Александрова. Я не могу и не хочу быть участником прикладной литературы, а только такая литература сейчас легальна... Мы, старые большевики, всегда боролись за свободу творческой жизни пролетариата. Но теперь старые большевики не в моде, революционные принципы их неугодны... Трудно писать. Невыносимо трудно. А главное — поговорить не с кем. Исподличались люди...»

«В свое время профессия писателя понималась как «служение», теперь она воспринимается как казенная служба. Писательский труд используется для голой агитации; оценки литературного произведения по его художественным достоинствам не существует; искусственно создается литературная слава людям вроде Симонова и Горбатова, а настоящие писатели в тени».

«Отсутствие творческих интересов и равнодушие писателей друг к другу объясняются взглядом руководящих товарищей на литературу как на подсобное хозяйство в политике. Литература лишена всякой самостоятельности и поэтому потеряла жизнедеятельность. Художники влачат жалкое, в творческом смысле, существование; процветают лакеи, вроде Катаева или Вирты, всякие шустрые и беспринципные люди... Совершенно губительна форма надзора за литературой со стороны ЦК партии, эта придирчивая и крохоборческая чистка каждой верстки журнала инструкторами и Еголиным... Уже не говоря о том, что это задерживает выход журналов, нивелирует и выхолащивает литературу, это, к тому же, не спасает от ошибок (пример с повестью Зощенко)... Такая практика должна быть сломана, если товарищи хотят, чтобы наш Великий Союз имел если не великую, то хотя бы большую литературу.

Я не тешу себя иллюзиями относительно перемен в литературном деле. Все мы — навоз для будущих литературных урожаев. Литература встанет на ноги только через 20—30 лет. Это произойдет, когда народ в массе своей, при открытых дверях за границу, станет культурным. Только тогда чиновники будут изгнаны с командных постов... бедственно положение писателя, очевидца и участника грандиозных событий, у которого, тем не менее, запечатан рот, и он не может высказать об этих событиях своей писательской правды... Литература видела на своем веку Бенкендорфов всех мастей и все-таки осталась жива. Минует ее и наше лихолетье...»

 «Обо всем этом должны знать наверху, но там не знают. Было время, когда писатели — и я в том числе — разговаривали со Сталиным о литературе, а теперь к нему не пускают, и даже письма писателей не доходят до него».*

Антисоветски настроенные элементы из числа писателей критику и осуждение вредных произведений, а также положение в советской литературе оценивают с враждебных позиций, заявляя, что в условиях советской действительности литература существовать и развиваться не может.

Поэт Уткин И. П.: «Руководство идеологической областью жизни доверено людям не только не любящим мысли, но равнодушным к ней.

Все поэты похожи друг на друга, потому что пишут политическими формулами. Образ изгоняется потому, что он кажется опасным, ведь поэтический образ — это не таблица умножения.

Я неугоден, потому что иду собственной поэтической дорогой и не поступаюсь своим достоинством. Они хотели бы сделать из советской поэзии аракчеевские поселения, где всяк на одно лицо и шагает по команде. Я как поэт на шагистику не способен и поэтому опасен: ведь за мной стоит широкий читатель, до сердца которого я легко дохожу. Этот читатель думающий, а поэтому тоже опасный, конечно, с точки зрения партийного бюрократа.

Управление литературой, управление поэзией! Поэзией нельзя управлять, для нее можно создавать благоприятные условия, и тогда она цветет, но можно надеть на нее смирительную рубашку, и тогда она есть то, что печатается в наших журналах. Она обращается в казенную свистульку.

При проработке Федина «мясорубка», кажется, испортилась. Что-то не сделали из Федина котлету. Вишневский и Тихонов даже его хвалили. А после всего устроили банкет и пили с Фединым за его здоровье. Я рассматриваю такое поведение как носоутиранье «Правде».

А может быть, решили, ввиду безрезультатности массового кровопускания, применявшегося к Чуковскому, Асееву и Зощенко, отказаться от этого впредь и пробуют иначе разговаривать. Все равно нас не исправишь. Они не могут, как мы, а мы не хотим, как они. Ну и что они с нами сделают? Печатать не будут? — все равно не платят! Кормить не будут? — будут, им невыгодно, чтобы мы издыхали».

*  *  *

Писатель Шкловский В.Б.: «В литературе, особенно в военной журналистике, подбираются кадры людей официально-мыслящих, готовых написать под диктовку. Существует болезнь свежей мысли. Даже Эренбург мне жаловался, что установки становятся все более казенными».

«Проработки, запугивания, запрещения так приелись, что уже перестали запугивать, и люди по молчаливому уговору решили не обращать внимания, не реагировать и не участвовать в этом спектакле. От ударов все настолько притупилось, что уже не чувствительны к ударам. И в конце концов, чего бояться? Хуже того положения, в котором очутилась литература, уже не будет. Так зачем стараться, зачем избивать друг друга — так рассудили беспартийные и не пришли вовсе на Федина. Вместо них собрали служащих Союза [советских писателей] и перед ними разбирали Федина, и разбирали мягко, даже хвалили, а потом пошли и выпили и Федина тоже взяли с собой.

Союз стал мертвым, все настолько омертвело, что после Асеева, после Зощенко, после Сельвинского, после Чуковского — Федин уже не произвел действия. Довольно! Хватит! Надоело! Можно и не пойти —так почувствовали люди и не пошли. С проработками больше не выйдет. Пусть придумывают другое».

Драматург Погодин Н.Ф.: «В книге Федина много ценных мыслей и высказываний, она должна быть настольной книгой каждого писателя. Самое ценное в ней — мысль автора: «Надо слушать, но не слушаться». Это книга, утверждающая право художника мыслить и писать, о чем он хочет, не считаясь с «указками»«.

Писатель Голубов С.Н.: «Критики у нас нет и быть не может, так как никто не позволит вам создавать какие- то концепции, хотя бы и философские. Сейчас невыносимо душно стало. Сидим, как в темном погребе. Так придушили, что дальше некуда. Когда у нас были военные неудачи, то власти порастерялись, идейно люди разбрелись кто куда, и никто нами особенно не интересовался. Ну а теперь мы побеждаем, и люди эти начинают снова собираться воедино, и идеология появилась прежняя — классовая борьба и все такое...»

Писатель Шпанов Н.Н.: «Я сознательно не беру в пьесе («Слово чести») действительно живших лиц, потому что не хочу идти путем подделки. Это и противно, да и хлопот не оберешься... Мы живем среди лжи, притворства и самого гнусного приспособленчества. Литературой управляют кретины, и за каждую свою строчку приходится драться с пеной на губах».

Писатель Кассиль Л.А.: «Все произведения современной литературы — гниль и труха. Вырождение литературы дошло до предела. Союз писателей надо немедленно закрыть, писателям же предоставить возможности собираться группами у себя на квартирах и обсуждать написанное сообразно своим творческим симпатиям и взглядам. Это — единственный путь...»

*  * *

По полученным агентурным данным, чуждые советской идеологии произведения писателей Сельвинского, Асеева, Зощенко, Чуковского, Федина и Довженко нашли одобрение среди антисоветски настроенных студентов литературного института Союза писателей, которые превращают осужденные произведения в «шедевры» современной литературы, отвергают принципы социалистического реализма и пытаются разрабатывать «новые теории» развития литературы и искусства.

Народный комиссар государственной безопасности Союза ССР Меркулов

 

«МНОГО ИДЕОЛОГИЧЕСКИ ВРЕДНЫХ ПРОИЗВЕДЕНИЙ...»

(Постановление ЦК ВКП(б) от 14 августа 1946 г. «О журналах «Звезда» и «Ленинград»)

ЦК ВКП(б) отмечает, что издающиеся в Ленинграде литературно-художественные журналы «Звезда» и «Ленинград» ведутся совершенно неудовлетворительно.

В журнале «Звезда» за последнее время, наряду со значительными и удачными произведениями советских писателей, появилось много безыдейных, идеологически вредных произведений. Грубой ошибкой «Звезды» является предоставление литературной трибуны писателю Зощенко, произведения которого чужды советской литературе. Редакции «Звезды» известно, что Зощенко давно специализировался на писании пустых, бессодержательных и пошлых вещей, на проповеди гнилой безыдейности, пошлости и аполитичности, рассчитанных на то, чтобы дезориентировать нашу молодежь и отравить ее сознание. Последний из опубликованных рассказов Зощенко «Приключения обезьяны» («Звезда» № 5 — б за 1946 г.) представляет пошлый пасквиль на советский быт и на советских людей. Зощенко изображает советские порядки и советских людей в уродливо карикатурной форме, клеветнически представляя советских людей примитивными, малокультурными, глупыми, с обывательскими вкусами и нравами. Злостно хулиганское изображение Зощенко нашей действительности сопровождается антисоветскими выпадами.

Предоставление страниц «Звезды» таким пошлякам и подонкам литературы, как Зощенко, тем более недопустимо, что редакции «Звезды» хорошо известна физиономия Зощенко и недостойное поведение его во время войны, когда Зощенко, ничем не помогая советскому народу в его борьбе против немецких захватчиков, написал такую омерзительную вещь, как «Перед восходом солнца», оценка которой, как и оценка всего литературного «творчества» Зощенко, была дана на страницах журнала «Большевик».

Журнал «Звезда» всячески популяризирует также произведения писательницы Ахматовой, литературная и общественно-политическая физиономия которой давным-давно известна советской общественности. Ахматова является типичной представительницей чуждой нашему народу пустой безыдейной поэзии. Ее стихотворения, пропитанные духом пессимизма и упадочничества, выражающие вкусы старой салонной поэзии, застывшей на позициях буржуазно-аристократического эстетства и декадентства, — «искусства для искусства», не желающей идти в ногу со своим народом, наносят вред делу воспитания нашей молодежи и не могут быть терпимы в советской литературе.

*  * *

Предоставление Зощенко и Ахматовой активной роли в журнале, несомненно, внесло элементы идейного разброда и дезорганизации в среду ленинградских писателей. В журнале стали появляться произведения, культивирующие несвойственный советским людям дух низкопоклонства перед современной буржуазной культурой Запада. Стали публиковаться произведения, проникнутые тоской, пессимизмом и разочарованием в жизни (стихи Садофьева и Комиссаровой в № 1 за 1946 г. и т. д.). Помещая эти произведения, редакция усугубила свои ошибки и еще более принизила идейный уровень журнала.

Допустив проникновение в журнал чуждых в идейном отношении произведений, редакция понизила также требовательность к художественным достоинствам литературного материала. Журнал стал заполняться малохудожественными пьесами и рассказами («Дорога времени» Ягдфельда, «Лебединое озеро» Штейна и т. д.). Такая неразборчивость в отборе материалов для печатания привела к снижению художественного уровня журнала.

ЦК отмечает, что особенно плохо ведется журнал «Ленинград», который постоянно предоставлял свои страницы для пошлых и клеветнических выступлений Зощенко, для пустых и аполитичных стихотворений Ахматовой. Как и редакция «Звезды», редакция журнала «Ленинград» допустила крупные ошибки, опубликовав ряд произведений, проникнутых духом низкопоклонства по отношению ко всему иностранному. Журнал напечатал ряд ошибочных произведений («Случай над Берлином» Варшавского и Реста, «На заставе» Слонимского). В стихах Хазина «Возвращение Онегина» под видом литературной пародии дана клевета на современный Ленинград. В журнале «Ленинград» помещаются преимущественно бессодержательные, низкопробные литературные материалы.

*  *  *

Как могло случиться, что журналы «Звезда» и «Ленинград», издающиеся в Ленинграде, городе-герое, известном своими передовыми революционными традициями, городе, всегда являвшемся рассадником передовых идей и передовой культуры, допустили протаскивание в журналы чуждой советской литературе безыдейности и аполитичности?

В чем смысл ошибок редакций «Звезды» и «Ленинграда»?

Руководящие работники журналов, и в первую очередь их редакторы т.т. Саянов и Лихарев, забыли то положение ленинизма, что наши журналы, являются ли они научными или художественными; не могут быть аполитичными. Они забыли, что наши журналы являются могучим орудием Советского государства в деле воспитания советских людей и в особенности молодежи и поэтому должны руководствоваться тем, что составляет жизненную основу советского строя — его политикой. Советский строй не может терпеть воспитания молодежи в духе безразличия к советской политике, в духе безыдейности.

Сила советской литературы, самой передовой литературы в мире, состоит в том, что она является литературой, у которой нет и не может быть других интересов, кроме интересов народа, интересов государства. Задача советской литературы состоит в том, чтобы помочь государству правильно воспитать молодежь, ответить на се запросы, воспитать новое поколение бодрым, верящим в свое дело, не боящимся препятствий, готовым преодолеть всякие препятствия.

Поэтому всякая проповедь безыдейности, аполитичности, «искусства для искусства» чужда советской литературе, вредна для интересов советского народа и государства и не должна иметь места в наших журналах.

Недостаток идейности у руководящих работников «Звезды» и «Ленинграда» привел также к тому, что эти работники поставили в основу своих отношений с литераторами не интересы правильного воспитания советских людей, а интересы личные, приятельские. Из-за нежелания портить приятельских отношений притуплялась критика. Из-за боязни обидеть приятелей пропускались в печать явно негодные произведения. Такого рода либерализм, при котором интересы народа и государства, интересы правильного воспитания нашей молодежи приносятся в жертву приятельским отношениям и при котором заглушается критика, приводит к тому, что писатели перестают совершенствоваться, утрачивают сознание своей ответственности перед народом, перед государством, перед партией, — перестают двигаться вперед.

*  *  *

Все вышеизложенное свидетельствует о том, что редакции журналов «Звезда» и «Ленинград» не справились с возложенным делом и допустили серьезные политические ошибки в руководстве журналами.

ЦК устанавливает, что Правление Союза советских писателей и, в частности, его председатель т. Тихонов не приняли никаких мер к улучшению журналов «Звезда» и «Ленинград» и не только не вели борьбы с вредными влияниями Зощенко, Ахматовой и им подобных несоветских писателей на советскую литературу, но даже попустительствовали проникновению в журналы чуждых советской литературе тенденций и нравов.

Ленинградский горком ВКП(б) проглядел крупнейшие ошибки журналов, устранился от руководства журналами и предоставил возможность чуждым советской литературе людям, вроде Зощенко и Ахматовой, занять руководящее положение в журналах. Более того, зная отношение партии к Зощенко и его «творчеству», Ленинградский горком (т.т. Капустин и Широков), не имея на то права, утвердил решением горкома от 26.VI с. г. новый состав редколлегии журнала «Звезда», в которую был введен и Зощенко. Тем самым Ленинградский горком допустил грубую политическую ошибку. «Ленинградская правда» допустила ошибку, поместив подозрительную хвалебную рецензию Юрия Германа о творчестве Зощенко в номере от б июля с. г.

Управление пропаганды ЦК ВК'Щб) не обеспечило надлежащего контроля за работой ленинградских журналов.

*  *  *

ЦК ВКП(б) постановляет:

1.     Обязать редакцию журнала «Звезда», Правление Союза советских писателей и Управление пропаганды ЦК ВКП(б) принять меры к безусловному устранению указанных в настоящем постановлении ошибок и недостатков журнала, выправить линию журнала и обеспечить высокий идейный и художественный уровень журнала, прекратив доступ в журнал произведений Зощенко, Ахматовой и им подобных.

2.   Ввиду того, что для издания двух литературно-художественных журналов в Ленинграде в настоящее время не имеется надлежащих условий, прекратить издание журнала «Ленинград», сосредоточив литературные силы Ленинграда вокруг журнала «Звезда».

3.  В целях наведения надлежащего порядка в работе редакции журнала «Звезда» и серьезного улучшения содержания журнала, иметь в журнале главного редактора и при нем редколлегию. Установить, что главный редактор журнала несет полную ответственность за идейнополитическое направление журнала и качество публикуемых в нем произведений.

4.  Утвердить главным редактором журнала «Звезда» т. Еголина А.М. с сохранением за ним должности заместителя начальника Управления пропаганды ЦК ВКП(б).

 

 

«СОВЕТСКИЕ ЛЮДИ ИЗОБРАЖАЮТСЯ В УРОДЛИВО-КАРИКАТУРНОЙ ФОРМЕ»

(Постановление ЦК ВКП(б) от 26 августа 1946 г. «О репертуаре драматических театров и мерах по его улучшению»)

Обсудив вопрос о репертуаре драматических театров и мерах по его улучшению, ЦК ВКП(б) признает состояние репертуара театров неудовлетворительным.

Главный недостаток нынешнего состояния репертуара драматических театров заключается в том, что пьесы советских авторов на современные темы оказались фактически вытесненными из репертуара крупнейших драматических театров страны. В Московском Художественном Театре из 20 идущих спектаклей лишь 3 посвящены вопросам современной советской жизни, в Малом театре из 20 — 3 спектакля, в театре им. Моссовета из 9 — 2, в театре им. Вахтангова из 10 — 2, в Камерном из 11 — 3, в Ленинградском театре им. Пушкина из 10 — 2, в Киевском драматическом театре им. Франко из 11 — 3, в Харьковском театре им. Шевченко из 11 — 2, в Свердловском драматическом театре из 17 — 5 спектаклей поставлены на современные советские темы.

Явно ненормальное положение с репертуаром еще более усугубляется тем, что и среди того количества пьес на современные темы, поставленных театрами, имеются пьесы слабые, безыдейные («Вынужденная посадка» Водопьянова и Лаптева, «День рождения» братьев Тур, «Самолет опаздывает на сутки» Рыбака и Савченко, «Новогодняя ночь» А. Гладкова, «Чрезвычайным закон» братьев Тур, «Окно в лесу» Рахманова и Рысс, «Лодочница» Погодина и некоторые другие).

Как правило, советские люди в этих пьесах изображаются в уродливо-карикатурной форме, примитивными и малокультурными, с обывательскими вкусами и нравами, отрицательные же персонажи наделяются более яркими чертами характера, показываются сильными, волевыми и искусными. События в подобных пьесах изображаются часто надуманно и лживо, ввиду чего эти пьесы создают неправильное, искаженное представление о советской жизни.

Значительная часть поставленных в театрах пьес на современные темы антихудожественна и примитивна, написана крайне неряшливо, безграмотно, без достаточного знания их авторами русского литературного и народного языка. К тому же многие театры безответственно относятся к постановкам спектаклей о советской жизни. Нередко руководители театров поручают ставить эти спектакли второстепенным режиссерам, привлекают к игре слабых и неопытных актеров, не уделяют должного внимания художественному оформлению театральных постановок, вследствие чего спектакли на современные темы получаются серыми и малохудожественными.

Все это приводит к тому, что многие драматические театры не являются на деле рассадниками культуры, передовой советской идеологии и морали. Такое положение дел с репертуаром драматических театров не отвечает интересам воспитания трудящихся и не может быть терпимо в советском театре.

*  *  *

Крупным недостатком в деятельности Комитета по делам искусств и драматических театров является их чрезмерное увлечение постановкой пьес на исторические темы. В ряде пьес, не имеющих никакого исторического и воспитательного значения, идущих ныне в театрах, идеализируется жизнь царей, ханов, вельмож («Новеллы Маргариты Наваррской» Скриба, «Хорезм» Хаджи Шукурова, «Тахмос Ходжентский» Касымова, «Мы казахи» Тажибаева, «Идукай и Мурадым» Бурунгулова).

ЦК ВКП(б) считает, что Комитет по делам искусств ведет неправильную линию, внедряя в репертуар театров пьесы буржуазных зарубежных драматургов. Издательство «Искусство» по заданию Комитета по делам искусств выпустило сборник одноактных пьес современных английских и американских драматургов. Эти пьесы являются образцом низкопробной и пошлой зарубежной драматургии, открыто проповедующей буржуазные взгляды и мораль.

За последнее время Комитет по делам искусств разослал драматическим театрам страны пьесы: «Убийство мистера Паркера» Моррисона, «Опасный возраст» Пинеро, «Круг» и «Пенелопа» Могэма, «Мое кафе» Бернара, «Пыль в глаза» Лабиша и Делакура, «Гость к обеду» Кауфмана и Харт, «Знаменитая Мэри» Дюрана, «Корсиканская месть или причуды дядюшки» Ожье и Сандро и др. Часть этих пьес была поставлена в драматических театрах.

Постановка театрами пьес буржуазных зарубежных авторов явилась, по существу, предоставлением советской сцены для пропаганды реакционной буржуазной идеологии и морали, попыткой отравить сознание советских людей мировоззрением, враждебным советскому обществу, оживить пережитки капитализма в сознании и быту. Широкое распространение подобных пьес Комитетом по делам искусств среди работников театров и постановка этих пьес на сцене явились наиболее грубой политической ошибкой Комитета по делам искусств.

*  *  *

ЦК ВКП(б) отмечает, что Комитет по делам искусств оказался в плену у отсталой части театральных работников, выпустил из своих рук подбор репертуара для центральных и местных театров, предоставив формирование репертуара самотеку.

ЦК ВКП(б) считает, что одной из важных причин крупных недостатков в репертуаре драматическихтеатров является неудовлетворительная работа драматургов. Многие драматурги стоят в стороне от коренных вопросов, современности, не знают жизни и запросов народа, не умеют изображать лучшие черты и качества советского человека. Эти драматурги забывают, что советский театр может выполнить сбою важную роль в деле воспитания трудящихся только в том случае, если он будет активно пропагандировать политику советского государства, которая является жизненной основой советского строя.

В работе драматургов отсутствуют необходимая связь и творческое сотрудничество с театрами. Правление Союза советских писателей, обязанность которого состоит в том, чтобы направлять творчество драматургов в интересах дальнейшего развития искусства и литературы, фактически устранилось от руководства деятельностью драматургов, ничего не делает для повышения идейно-художественного уровня создаваемых ими произведений, не борется против пошлости и халтуры в драматургии.

Неудовлетворительное состояние репертуара драматических театров объясняется также отсутствием принципиальной большевистской театральной критики. В роли театральных, критиков в советской прессе выступает крайне незначительное число специалистов. Газеты, литературно-художественные и театральные журналы мало выдвигают новых критиков, способных объективно и беспристрастно разобраться в пьесах и театральных постановках. Отдельные критики руководствуются в своих оценках пьес и спектаклей не интересами идейного и художественного развития советской драматургии и театрального искусства, т. е. не интересами государства и народа, а интересами групповыми, приятельскими, личными.

Публикуемые статьи о спектаклях часто пишутся малосведущими в искусстве лицами, деловой разбор спектаклей подменяется в этих статьях субъективными и произвольными оценками, не соответствующими действительному значению и уровню спектаклей. Рецензии на пьесы и спектакли пишутся часто заумным языком, малодоступным для читателей. Газеты «Правда», «Известия», «Комсомольская правда», «Труд» недооценивают огромного воспитательного значения театральных постановок и отводят вопросам искусства крайне незначительное место.Совершенно неудовлетворительно ведутся газета «Советское искусство» и журнал «Театр». «Советское искусство» и «Театр», призванные помогать драматургам и работникам театров создавать идейно и художественно полноценные пьесы и спектакли, робко и неумело поддерживают хорошие пьесы, в то же время безудержно захваливают посредственные спектакли, замалчивают ошибки театров и Комитета по делам искусств, культивируя тем самым чуждые советской печати тенденции и нравы.

Театральная критика на страницах «Советского искусства» носит ведомственный характер, приятельские отношения между критиками и театральными работниками, частные интересы довлеют в ней над интересами общегосударственными. Газета «Советское искусство» не сумела занять правильной и принципиальной позиции в оценке драматургических произведений и работы театров и тем самым не только не содействовала, но даже препятствовала развертыванию большевистской театральной критики.

Наличие такого рода театральной «критики» приводит к тому, что некоторые критики, драматурги и театральные работники утрачивают ответственность перед народом, перестают двигаться вперед и не содействуют дальнейшему развитию советского искусства.

*  *  *

ЦК ВКП(б) постановляет:

1. Обязать председателя Комитета по делам искусств т. Храпченко в кратчайший срок устранить отмеченные в настоящем постановлении серьезные недостатки и ошибки.Учитывая важное значение театра в деле коммунистического воспитания народа, ЦК ВКП(б) обязывает Комитет по делам искусств и Правление Союза советских писателей сосредоточить внимание на создании современного советского репертуара.

ЦК ВКП(б) ставит перед драматургами и работниками театров задачу — создать яркие, полноценные в художественном отношении произведения о жизни советского общества, о советском человеке. Драматурги и театры должны отображать в пьесах и спектаклях жизнь советского общества в ее непрестанном движении вперед, всячески способствовать дальнейшему развитию лучших сторон характера советского человека, с особой силой выявившихся во время Великой Отечественной войны.

Наши драматурги и режиссеры призваны активно участвовать в деле воспитания советских людей, отвечать на их высокие культурные запросы, воспитывать советскую молодежь бодрой, жизнерадостной, преданной родине и верящей в победу нашего дела, не боящейся препятствий, способной преодолевать любые трудности. Вместе с тем советский театр призван показывать, что эти качества свойственны не отдельным, избранным людям, героям, но многим миллионам советских людей.

Необходимо, чтобы все писатели, способные создавать произведения драматургии, активно, творчески включились в насущное дело создания репертуара театров, достойного по своему качеству современного зрителя.

2.  Поставить перед Комитетом по делам искусств в качестве основной практической задачи организацию постановки в каждом драматическом театре ежегодно не менее 2 — 3 новых высококачественных в идейном и художественном отношении спектаклей на современные советские темы.

Обязать театры коренным образом улучшить качество постановок современных советских пьес, выделять для постановок этих пьес лучших режиссеров и артистов, добиваться высокого качества художественного оформления спектаклей.

3.   Предложить Комитету по делам искусств исключить из репертуара безыдейные и малохудожественные пьесы, постоянно наблюдать за тем, чтобы в театры не проникали ошибочные, пустые и безыдейные, малоценные произведения.

4.   Признавая важную роль критики в развитии театрального искусства, обязать редакции газет «Правда». «Известия», «Комсомольская правда», «Труд», «Советское искусство» и «Литературная газета» привлечь к работе в газетах политически зрелых, квалифицированных театральных и литературных критиков, систематически публиковать статьи о новых пьесах и спектаклях, вести решительную борьбу против аполитичности и безыдейности театральной критики.

Обязать редакции республиканских, краевых и областных газет систематически помещать статьи и рецензии о новых постановках местных театров.

5.   ЦК ВКП(б) отмечает, что серьезным препятствием для продвижения в театры советских пьес является наличие большого количества инстанций и отдельных лиц, имеющих право исправлять и разрешать пьесы к печати и к постановке в театрах. Рассмотрением пьес занимаются работники местных управлений по делам искусств, республиканские комитеты по делам искусств, Главре- пертком, Главное театральное управление Комитета по делам искусств, Художественный Совет Комитета, руководители театров, работники редакций и издательств. Это создает вредную волокиту и безответственность и мешает быстрому продвижению пьес на сцены театров.

Предложить Комитету по делам искусств устранить препятствия, мешающие опубликованию, распространению и постановке в театрах пьес советских драматургов, сократить до минимума количество инстанций, занижающихся рассмотрением пьес. Возложить на т. Храпчен- ко личную ответственность за своевременное, быстрое рассмотрение в Комитете пьес, написанных советскими драматургами.

6.  ЦК ВКП(б) устанавливает, что Художественный Совет при Комитете по делам искусств не выполняет своей роли в деле улучшения качества репертуара, повышения его идейного и художественного уровня, ведет работу замкнуто, результаты его деятельности не становятся достоянием широких кругов театральной общественности, не освещаются в печати.

Обязать Комитет по делам искусств серьезно улучшить работу Художественного Совета. На заседаниях Художественного Совета подвергать критическому разбору новые пьесы и театральные постановки. Материалы о работе Художественного Совета публиковать в газете «Советское искусство».

7.  Разрешить Комитету по делам искусств совместно с Правлением Союза советских писателей организовать в 1946—1947 гг. Всесоюзный конкурс на лучшие современные советские пьесы.

8.    Учитывая крайнюю ограниченность репертуара театров союзных и автономных республик и увлечение местных драматургов темами далекого прошлого, обязать Комитет по делам искусств принять меры по переводу на языки народов СССР и включению в репертуар театров республик лучших произведений советской драматургии.

9.     Поручить Комитету по делам искусств совместно с Правлением Союза советских писателей провести осенью текущего года совещание драматургов и деятелей театрального искусства по вопросу о репертуаре и совместной творческой работе драматургов с театрами.

 

«ПРОПОВЕДЬ ОТСТАЛОСТИ, БЕСКУЛЬТУРЬЯ И НЕВЕЖЕСТВА»

(Постановление ЦК ВКП(б) от 4 сентября 1946 г. «О кинофильме «Большая жизнь»)

ЦК ВКП(б) отмечает, что подготовленный Министерством кинематографии СССР кинофильм «Большая жизнь» (вторая серия, режиссер Л. Луков, автор сценария П. Нилин) порочен в идейно-политическом и крайне слаб в художественном отношении.

В чем состоят пороки и недостатки фильма «Большая жизнь»?

В фильме изображен лишь один незначительный эпизод первого приступа к восстановлению Донбасса, который не дает правильного представления о действительном размахе и значении проведенных советским государством восстановительных работ в Донецком бассейне. К тому же восстановление Донбасса занимает в фильме незначительное место, а главное внимание уделено примитивному изображению всякого рода личных переживаний и бытовых сцен. Ввиду этого содержание фильма не соответствует его названию. Больше того, название фильма «Большая жизнь» звучит издевкой над советской действительностью.

В фильме явно смешаны две разные эпохи в развитии нашей промышленности. По уровню техники и культуре производства, показанных в фильме «Большая жизнь», кинокартина отражает скорее период восстановления Донбасса после окончания гражданской войны, а не современный Донбасс с его передовой техникой и культурой, созданной за годы сталинских пятилеток.

Авторы фильма создают у зрителя ложное впечатление, будто восстановление шахт Донбасса после его освобождения от немецких захватчиков и добыча угля осуществляются в Донбассе не на основе современной передовой техники и механизации трудовых процессов, а путем применения грубой физической силы, давно устаревшей техники и консервативных методов работы. Тем самым в фильме извращается перспектива послевоенного восстановления нашей промышленности, основанного на передовой технике и на высокой культуре производства.

В фильме «Большая жизнь» дело восстановления Донбасса изображается таким образом, будто бы инициатива рабочих по восстановлению шахт не только не встретила поддержки со стороны государства, но проводилась шахтерами при противодействии государственных организаций.

Такое изображение отношений между государственными организациями и коллективом рабочих является насквозь фальшивым и ошибочным, так как известно, что в нашей стране всякая инициатива и почин рабочих пользуются широкой поддержкой со стороны государства. В этой связи в фильме фальшиво изображены партийные работники. Секретарь парторганизации на восстанавливаемой шахте показан в нарочито нелепом положении, поскольку его поддержка инициативы рабочих по восстановлению шахты может, якобы, поставить его вне рядов партии. Постановщики фильма изображают дело таким образом, будто бы партия может исключить из своих рядов людей, проявляющих заботу о восстановлении хозяйства.

Обстановка восстановления Донбасса ошибочно изображена в фильме таким образом, что создается впечатление, будто бы Отечественная война закончилась освобождением Донбасса от немецких захватчиков. Фильм представляет дело так, как будто бы в начале восстановления Донбасса произошла демобилизация армии и все солдаты и партизаны вернулись к мирным занятиям. О войне, которая была в этот период в разгаре, в фильме говорится, как об отдаленном прошлом.

*  * *

Фильм «Большая жизнь» проповедует отсталость, бескультурье и невежество. Совершенно немотивированно и неправильно показано постановщиками фильма массовое выдвижение на руководящие посты технически малограмотных рабочих с отсталыми взглядами и настроениями. Режиссер и сценарист фильма не поняли, что в нашей стране высоко ценятся и смело выдвигаются люди культурные, современные, хорошо знающие свое дело, а не люди отсталые и некультурные, и что теперь, когда советской властью создана собственная интеллигенция, нелепо и дико изображать в качестве положительного явления выдвижение отсталых и некультурных людей на руководящие посты.

В фильме «Большая жизнь» дано фальшивое, искаженное изображение советских людей. Рабочие и инженеры, восстанавливающие Донбасс, показаны отсталыми и малокультурными людьми, с очень низкими моральными качествами. Большую часть своего времени герои фильма бездельничают, занимаются пустопорожней болтовней и пьянством. Самые лучшие по замыслу фильма люди являются непробудными пьяницами.

В качестве основных героев фильма фигурируют люди, служившие в немецкой полиции. В фильме изображен явно чуждый советскому строю тип (Усынин), остававшийся при немцах в Донбассе, разлагающая и провокационная деятельность которого остается безнаказанной.

Фильм наделяет советских людей нравами, совершенно не свойственными нашему обществу. Так, красноармейцы, раненные в сражении за освобождение шахты, оставлены без всякой помощи на поле боя, а жена шахтера (Соня), проходящая мимо раненых бойцов, проявляет полное равнодушие и безразличие к ним. В фильме изображено бездушно-издевательское отношение к молодым работницам, приехавшим в Донбасс. Работниц вселили в грязный, полуразрушенный барак и отдают на попечение отъявленному бюрократу и негодяю (Усынину). Руководители шахты не проявляют элементарной заботы о работницах. Вместо того, чтобы привести в порядок сырое, протекающее от дождя помещение, в котором были размещены девушки, к ним, как бы в издевку, посылаются увеселители с гармошкой и гитарой.

Фильм свидетельствует о том, что некоторые работники искусств, живя среди советских людей, не замечают их высоких идейных и моральных качеств, не умеют по- настоящему отобразить их в произведениях искусства.

Художественный уровень фильма также не выдерживает критики. Отдельные кадры фильма разбросаны и не связаны общей концепцией. Для связи отдельных эпизодов в фильме служат многократные выпивки, пошлые романсы, любовные похождения, ночные разглагольствования в постели. Введенные в фильм песни (композитор Н. Богословский, авторы текстов песен А. Фатьянов, В. Агатов) проникнуты кабацкой меланхолией и чужды советским людям.

Все эти низкопробные приемы постановщиков, рассчитанные на самые разнокалиберные вкусы и особенно на вкусы отсталых людей, отодвигают на задний план основную тему фильма — восстановление Донбасса.

Коллектив талантливых советских артистов использован постановщиками фильма неправильно. Артистам навязаны нелепые роли, их талант направлен на изображение примитивных людей и сомнительных по своему характеру бытовых сцен.

*  * *

ЦК ВКП(б) устанавливает, что Министерство кинематографии (т. Большаков) за последнее время подготовило, кроме порочной картины «Большая жизнь», ряд других неудачных и ошибочных фильмов — вторая серия фильма «Иван Грозный» (режиссер С. Эйзенштейн), «Адмирал Нахимов» (режиссер В. Пудовкин), «Простые люди» (режиссеры Г. Козинцев и Л. Трауберг).

Чем объясняются столь частые случаи производства фальшивых и ошибочных фильмов? Почему потерпели неудачу известные советские режиссеры т.т. Луков, Эйзенштейн, Пудовкин, Козинцев и Трауберг, создавшие в прошлом высокохудожественные картины?

Дело в том, что многие мастера кинематографии, постановщики, режиссеры, авторы сценариев легкомысленно и безответственно относятся к своим обязанностям, недобросовестно работают над созданием кинофильмов. Главный недостаток в их работе заключается в том, что они не изучают дело, за которое берутся.

Так, кинорежиссер В. Пудовкин взялся ставить фильм о Нахимове, но не изучил деталей дела и исказил историческую правду. Получился фильм не о Нахимове, а о балах и танцах с эпизодами из жизни Нахимова. В результате из фильма выпали такие важные исторические факты, что русские были в Синопе и что в Синопском бою была взята в плен целая группа турецких адмиралов во главе с командующим.

Режиссер С. Эйзенштейн во второй серии фильма «Иван Грозный» обнаружил невежество в изображении исторических фактов, представив прогрессивное войско опричников Ивана Грозного в виде шайки дегенератов, наподобие американского Ку-Клукс-Клана, а Ивана Грозного, человека с сильной волей и характером, — слабохарактерным и безвольным, чем-то вроде Гамлета.

Авторы фильма «Большая жизнь» проявили невежество в отношении изучения темы о современном Донбассе и его людях.

В незнании предмета, в легкомысленном отношении сценаристов и режиссеров к своему делу заключается одна из основных причин выпуска негодных фильмов.

* * *

ЦК ВКП(б) устанавливает, что Министерство кинематографии и прежде всего его руководитель т. Большаков плохо руководит работой киностудий, режиссеров и сценаристов, мало заботится об улучшении качества выпускаемых фильмов, бесполезно затрачивает большие средства. Руководители Министерства кинематографии безответственно относятся к порученному делу и проявляют беспечность и беззаботность в отношении идейно-политического содержания и художественных достоинств фильмов.

ЦК ВКП(б) считает, что работа Художественного Совета при Министерстве кинематографии организована неправильно и Совет не обеспечивает беспристрастной и деловой критики подготовляемых к выпуску фильмов. Художественный Совет часто проявляет аполитичность в своих суждениях о картинах, мало обращает внимания на их идейное содержание. Многие члены Художественного Совета не проявляют принципиальности в оценке фильмов, высказывают суждения о картинах, исходя из личных, приятельских отношений с постановщиками кинофильмов. Только этим можно объяснить, что Художественный Совет при обсуждении фильма «Большая жизнь» не сумел разобраться в его идейном содержании, проявил вредный либерализм, дав совершенно необоснованно высокую оценку фильма.

Отсутствие критики в области кинематографии, атмосфера семейственности в среде творческих работников кино являются одной из главных причин производства плохих кинофильмов. Работники искусств должны понять, что те из них, кто и впредь будет безответственно и легкомысленно относиться к своему делу, легко могут оказаться за бортом передового советского искусства и выйти в тираж, ибо советский зритель вырос, его культурные запросы и требования увеличились, а партия и государство будут и в дальнейшем воспитывать в народе хорошие вкусы и высокую требовательность к произведениям искусства.

* * *

ЦК ВКП(б) постановляет

1.  Ввиду изложенного выпуск на экран второй серии фильма «Большая жизнь» запретить.

2.  Предложить Министерству кинематографии СССР и Художественному Совету при Министерстве извлечь необходимые уроки и выводы из решения ЦК ВКП(б) о кинофильме «Большая жизнь» и организовать работу художественной кинематографии таким образом, чтобы впредь была исключена всякая возможность выпуска подобных фильмов.

 

 

«ГЛУМЛЕНИЕ НАД СОВЕТСКИМИ ПОРЯДКАМИ»

(Сокращенная и обобщенная стенограмма доклада А.А. Жданова на собрании партийного актива и на собрании писателей в Ленинграде, 21 сентября 1946 г.)

Товарищи!

Из постановления ЦК ясно, что наиболее грубой ошибкой журнала «Звезда» является предоставление своих страниц для литературного «творчества» Зощенко и Ахматовой. Я думаю, что мне нет нужды цитировать здесь «произведение» Зощенко «Приключения обезьяны». Видимо, вы все его читали и знаете лучше, чем я. Смысл этого «произведения» Зощенко заключается в том, что он изображает советских людей бездельниками и уродами, людьми глупыми и примитивными.

Зощенко совершенно не интересует труд советских людей, их усилия и героизм, их высокие общественные и моральные качества. Эта тема всегда у него отсутствует. Зощенко, как мещанин и пошляк, избрал своей постоянной темой копание в самых низменных и мелочных сторонах быта. Это копание в мелочах быта не случайно. Оно свойственно всем пошлым мещанским писателям, к которым относится и Зощенко. Об этом много говорил в свое время Горький. Вы помните, как Горький на съезде советских писателей в 1934 году клеймил, с позволения сказать, «литераторов», которые дальше копоти на кухне и бани ничего не видят.

«Приключения обезьяны» не есть для Зощенко нечто выходящее за рамки его обычных писаний. Это «произведение» попало в поле зрения критики только лишь как наиболее яркое выражение всего того отрицательного, что есть в литературном «творчестве» Зощенко. Известно, что со времени возвращения в Ленинград из эвакуации Зощенко написал ряд вещей, которые характерны тем, что он не способен найти в жизни советских людей ни одного положительного явления и одного положительного типа. Как и в «Приключениях обезьяны», Зощенко привык глумиться над советским бытом, советскими порядками, советскими людьми, прикрывая это глумление маской пустопорожней развлекательности и никчемной юмористики.

Если вы повнимательнее вчитаетесь и вдумаетесь в рассказ «Приключения обезьяны», то вы увидите, что Зощенко наделяет обезьяну ролью высшего судьи наших общественных порядков и заставляет читать нечто вроде морали советским людям. Обезьяна представлена как некое разумное начало, которой дано устанавливать оценки поведения людей. Изображение жизни советских людей, нарочито уродливое, карикатурное и пошлое, понадобилось Зощенко для того, чтобы вложить в уста обезьяне гаденькую, отравленную антисоветскую сентенцию насчет того, что в зоопарке жить лучше, чем на воле, и что в клетке легче дышится, чем среди советских людей.

Можно ли дойти до более низкой степени морального и политического падения, и как могут ленинградцы терпеть на страницах своих журналов подобное пакостничество и непотребство?

Если «произведения» такого сорта преподносятся советским читателям журналом «Звезда», то как слаба должна быть бдительность ленинградцев, руководящих журналом «Звезда», чтобы в нем можно было помещать произведения, отравленные ядом зоологической враждебности к советскому строю. Только подонки литературы могут создавать подобные «произведения», и только люди слепые и аполитичные могут давать им ход.

*  * *

Говорят, что рассказ Зощенко обошел ленинградские эстрады. Насколько должно было ослабнуть руководство идеологической работой в Ленинграде, чтобы подобные факты могли иметь место!

Зощенко с его омерзительной моралью удалось проникнуть на страницы большого ленинградского журнала и устроиться там со всеми удобствами. А ведь журнал «Звезда»— орган, который должен воспитывать нашу молодежь. Но может ли справиться с этой задачей журнал, который приютил у себя такого пошляка и несоветского писателя, как Зощенко?! Разве редакции «Звезды» неизвестна физиономия Зощенко?!

Ведь совсем еще недавно, в начале 1944 года, в журнале «Большевик» была подвергнута жестокой критике возмутительная повесть Зощенко «Перед восходом солнца», написанная в разгар освободительной войны советского народа против немецких захватчиков. В этой повести Зощенко выворачивает наизнанку свою пошлую и низкую душонку, делая это с наслаждением, со смакованием, с желанием показать всем: смотрите, вот какой я хулиган.

Трудно подыскать в нашей литературе что-либо более отвратительное, чем та «мораль», которую проповедует Зощенко в повести «Перед восходом солнца», изображая людей и самого себя как гнусных похотливых зверей, у которых нет ни стыда, ни совести. И эту мораль он преподносил советским читателям в тот период, когда наш народ обливался кровью в неслыханно тяжелой войне, когда жизнь советского государства висела на волоске, когда советский народ нес неисчислимые жертвы во имя победы над немцами. А Зощенко, окопавшись в Алма-Ате, в глубоком тылу, ничем не помог в то время советскому народу в его борьбе с немецкими захватчиками.

Совершенно справедливо Зощенко был публично высечен в «Большевике», как чуждый советской литературе пасквилянт и пошляк. Он наплевал тогда на общественное мнение. И вот, не прошло еще двух лет, не просохли еще чернила, которыми была написана рецензия в «Большевике», как тот же Зощенко триумфально въезжает в Ленинград и начинает свободно разгуливать по страницам ленинградских журналов. Его охотно печатает не только «Звезда», но и журнал «Ленинград». Ему охотно и с готовностью предоставляют театральные аудитории. Больше того, ему дают возможность занять руководящее положение в Ленинградском отделении Союза писателей и играть активную роль в литературных делах Ленинграда. На каком основании вы даете Зощенко разгуливать по садам и паркам ленинградской литературы? Почему партийный актив Ленинграда, его писательская организация допустили эти позорные факты?!

*  *  *

Насквозь гнилая и растленная общественно-политическая и литературная физиономия Зощенко оформилась не в самое последнее время. Его современные «произведения» вовсе не являются случайностью. Они являются лишь продолжением всего того литературного «наследства» Зощенко, которое ведет начало с 20-х годов.

Кто такой Зощенко в прошлом? Он являлся одним из организаторов литературной группы так называемых «Серапионовых братьев». Какова была общественно-политическая физиономия Зощенко в период организации «Серапионовых братьев»? Позвольте обратиться к журналу «Литературные записки» № 3 за 1922 год, в котором учредители этой группы излагали свое кредо. В числе прочих откровений там помещен «символ веры» и Зощенко в статейке, которая называется «О себе и еще кое о чем».

Зощенко, никого и ничего не стесняясь, публично обнажается и совершенно откровенно высказывает свои политические, литературные «взгляды». Послушайте, что он там говорил:

«Вообще писателем быть очень трудновато. Скажем, та же идеология... Требуется нынче от писателя идеология... Этакая, право, мне неприятность»...

«Какая, скажите, может быть у меня «точная идеология», если ни одна партия в целом меня не привлекает?»

«С точки зрения людей партийных я беспринципный человек. Пусть. Сам же я про себя скажу: я не коммунист, не эсер, не монархист, а просто русский и к тому же политически безнравственный»...

«Честное слово даю — не знаю до сих пор, ну вот хоть, скажем, Гучков... В какой партии Гучков? А черт его знает в какой он партии. Знаю: не большевик, но эсер он или кадет — не знаю и знать не хочу» и т. д. и т. п.

Что вы скажете, товарищи, об этакой «идеологии»? Прошло 25 лет с тех пор, как Зощенко поместил эту свою «исповедь». Изменился ли он с тех пор? Незаметно. За два с половиной десятка лет он не только ничему не научился и не только никак не изменился, а, наоборот, с циничной откровенностью продолжает оставаться проповедником безыдейности и пошлости, беспринципным и бессовестным литературным хулиганом. Это означает, что Зощенко как тогда, так и теперь не нравятся советские порядки. Как тогда, так и теперь он чужд и враждебен советской литературе.

Если при всем этом Зощенко в Ленинграде стал чуть ли не корифеем литературы, если его превозносят на ленинградском Парнасе, то остается только поражаться тому, до какой степени беспринципности, нетребовательности, невзыскательности и неразборчивости могли дойти люди, прокладывающие дорогу Зощенко и поющие ему славословия!

*  *  *

Позвольте привести еще одну иллюстрацию о физиономии так называемых «Серапионовых братьев». В тех же «Литературных записках» № 3 за 1922 год другой серапионовец Лев Лунц также пытается дать идейное обоснование того вредного и чуждого советской литературе направления, которое представляла группа «Серапионовых братьев». Лунц пишет:

«Мы собрались в дни революционного, в дни мощного политического напряжения. «Кто не с нами, тот против нас!» — говорили нам справа и слева, — с кем же вы, Серапионовы братья — с коммунистами или против коммунистов, за революцию или против революции?»

«С кем же мы, Серапионовы братья? Мы с пустынником Серапионом»...

«Слишком долго и мучительно правила русской литературой общественность... Мы не хотим утилитаризма. Мы пишем не для пропаганды. Искусство реально, как сама жизнь и, как сама жизнь, оно без цели и без смысла, существует потому, что не может не существовать».

Такова роль, которую «Серапионовы братья» отводят искусству, отнимая у него идейность, общественное значение, провозглашая безыдейность искусства, искусство ради искусства, искусство без цели и без смысла. Это и есть проповедь гнилого аполитицизма, мещанства и пошлости.

Какой вывод следует из этого? Если Зощенко не нравятся советские порядки, что же прикажете: приспосабливаться к Зощенко? Не нам же перестраиваться во вкусах. Не нам же перестраивать наш быт и наш строй под Зощенко. Пусть он перестраивается, а не хочет перестраиваться — пусть убирается из советской литературы. В советской литературе не может быть места гнилым, пустым, безыдейным и пошлым произведениям.

*  * *

Перехожу к вопросу о литературном «творчестве» Анны Ахматовой. Ее произведения за последнее время появляются в ленинградских журналах в порядке «расширенного воспроизводства». Это так же удивительно и противоестественно, как если бы кто-либо сейчас стал переиздавать произведения Мережковского, Вячеслава Иванова, Михаила Кузьмина, Андрея Белого, Зинаиды Гиппиус, Федора Сологуба, Зиновьевой и т. д. и т. п., т. е. всех тех, кого наша передовая общественность и литература всегда считали представителями реакционного мракобесия и ренегатства в политике и искусстве.

Горький в свое время говорил, что десятилетие 1907—1917 годов заслуживает имени самого позорного и самого бездарного десятилетия в истории русской интеллигенции, когда после революции 1905 года значительная часть интеллигенции отвернулась от революции, скатилась в болото реакционной мистики и порнографии, провозгласила безыдейность своим знаменем, прикрыв свое ренегатство «красивой» фразой: «и я сжег все, чему поклонялся, поклонился тому, что сжигал».

Именно в это десятилетие появились такие ренегатские произведения, как «Конь бледный» Ропшина, произведения Винниченко и других дезертиров из лагеря революции в лагерь реакции, которые торопились развенчать те высокие идеалы, за которые боролась лучшая, передовая часть русского общества.

На свет выплыли символисты, имажинисты, декаденты всех мастей, отрекавшиеся от народа, провозгласившие тезис «искусство ради искусства», проповедовавшие безыдейность в литературе, прикрывавшие свое идейное и моральное растление погоней за красивой формой без содержания. Всех их объединял звериный страх перед грядущей пролетарской революцией. Достаточно напомнить, что одним из крупнейших «идеологов» этих реакционных литературных течений был Мережковский, называвший грядущую пролетарскую революцию «грядущим Хамом» и встретивший Октябрьскую революцию зоологической злобой.

Анна Ахматова является одним из представителей этого безыдейного реакционного литературного болота. Она принадлежит к так называемой литературной группе акмеистов, вышедших в свое время из рядов символистов, и является одним из знаменосцев пустой, безыдейной, аристократическо-салонной поэзии, абсолютно чуждой советской литературе. Акмеисты представляли из себя крайне индивидуалистическое направление в искусстве. Они проповедовали теорию «искусства для искусства», «красоты ради самой красоты», знать ничего не хотели о народе, о его нуждах и интересах, об общественной жизни.

По социальным своим истокам это было дворянско- буржуазное течение в литературе в тот период, когда дни аристократии и буржуазии были сочтены и когда поэты и идеологи господствующих классов стремились укрыться от неприятной действительности в заоблачные высоты и туманы религиозной мистики, в мизерные личные переживания и копание в своих мелких душонках. Акмеисты, как и символисты, декаденты и прочие представители разлагающейся дворянско-буржуазной идеологии были проповедниками упадочничества, пессимизма, веры в потусторонний мир.

*  *  *

Тематика Ахматовой насквозь индивидуалистическая. До убожества ограничен диапазон ее поэзии, — поэзии взбесившейся барыньки, мечущейся между будуаром и моленной. Основное у нее — это любовно-эротические мотивы, переплетенные с мотивами грусти, тоски, смерти, мистики, обреченности. Чувство обреченности, — чувство, понятное для общественного сознания вымирающей группы, — мрачные тона предсмертной безнадежности, мистические переживания пополам с эротикой — таков духовный мир Ахматовой, одного из осколков безвозвратно канувшего в вечность мира старой дворянской культуры, «добрых старых екатерининских времен». Не то монахиня, не то блудница, а вернее блудница и монахиня, у которой блуд смешан с молитвой.

Но клянусь тебе ангельским садом,
Чудотворной иконой клянусь
И ночей наших пламенных чадом...

(Ахматова «Anno Domini»)

Такова Ахматова с ее маленькой, узкой личной жизнью, ничтожными переживаниями и религиозно-мистической эротикой.

Ахматовская поэзия совершенно далека от народа. Это — поэзия десяти тысяч верхних старой дворянской России, обреченных, которым ничего уже не оставалось, как только вздыхать по «доброму старому времени». Помещичьи усадьбы екатерининских времен с вековыми липовыми аллеями, фонтанами, статуями и каменными арками, оранжереями, любовными беседками и обветшалыми гербами на воротах. Дворянский Петербург; Царское Село; вокзал в Павловске и прочие реликвии дворянской культуры. Все это кануло в невозвратное прошлое! Осколкам этой далекой, чуждой народу культуры, каким-то чудом сохранившимся до наших времен, ничего уже не остается делать, как только замкнуться в себе и жить химерами. «Все расхищено, предано, продано», — так пишет Ахматова.

Об общественно-политических и литературных идеалах акмеистов один из видных представителей этой группки, Осип Мандельштам, незадолго до революции писал: «Любовь к организму и организации акмеисты разделяют с физиологически гениальным средневековьем»... «Средневековье, определяя по-своему удельный вес человека, чувствовало и признавало его за каждым, совершенно независимо от его заслуг»... «Да, Европа прошла сквозь лабиринт ажурно-тонкой культуры, когда абстрактное бытие, ничем не прикрашенное личное существование ценилось как подвиг. Отсюда аристократическая интимность, связующая всех людей, столь чуждая по духу «равенству и братству» великой революции»... «Средневековье дорого нам потому, что обладало в высокой степени чувством грани и перегородок»... «Благородная смесь рассудочности и мистики и ощущение мира, как живого равновесия, роднит нас с этой эпохой и побуждает черпать силы в произведениях, возникших на романской почве около 1200 года».

В этих высказываниях Мандельштама развернуты чаяния и идеалы акмеистов. «Назад к средневековью» — таков общественный идеал этой аристократическо-салонной группы. Назад к обезьяне — перекликается с ней Зощенко.

Кстати сказать, и акмеисты, и «Серапионовы братья» ведут свою родословную от общих предков. И у акмеистов, и у «Серапионовых братьев» общим родоначальником являлся Гофман, один из основоположников аристократическо-салонного декадентства и мистицизма.

*  *  *

Почему вдруг понадобилось популяризировать поэзию Ахматовой? Какое она имеет отношение к нам, советским людям? Почему нужно предоставлять литературную трибуну всем этим упадочным и глубоко чуждым нам литературным направлениям?

Из истории русской литературы мы знаем, что не раз и не два реакционные литературные течения, к которым относились и символисты, и акмеисты, пытались объявлять походы против великих революционно-демократических традиций русской литературы, против ее передовых представителей; пытались лишить литературу ее высокого, идейного и общественного значения, низвести ее в болото безыдейности и пошлости.

Все эти «модные» течения канули в Лету и были сброшены в прошлое вместе с теми классами, идеологию которых они отражали. Все эти символисты, акмеисты, «желтые кофты», «бубновые валеты», «ничевоки», — что от них осталось в нашей родной русской, советской литературе? Ровным счетом ничего, хотя их походы против великих представителей русской революционно-демократической литературы — Белинского, Добролюбова, Чернышевского, Герцена, Салтыкова-Щедрина — задумывались с большим шумом и претенциозностью и с таким же эффектом проваливались.

Акмеисты провозгласили: «Не вносить никаких поправок в бытие и в критику последнего не вдаваться». Почему они были против внесения каких бы то ни было поправок в бытие? Да потому, что это старое дворянское, буржуазное бытие им нравилось, а революционный народ собирался потревожить это их бытие. В октябре 1917 года были вытряхнуты в мусорную яму истории как правящие классы, так и их идеологи и песнопевцы.

И вдруг на 29-м году социалистической революции появляются вновь на сцену некоторые музейные редкости из мира теней и начинают поучать нашу молодежь, как нужно жить. Перед Ахматовой широко раскрывают ворота ленинградского журнала и ей свободно предоставляется отравлять сознание молодежи тлетворным духом своей поэзии.

В журнале «Ленинград», в одном из номеров, опубликовано нечто вроде сводки произведений Ахматовой, написанных в период с 1909 по 1944 год. Там наряду с прочим хламом есть одно стихотворение, написанное в эвакуации во время Великой Отечественной войны. В этом стихотворении она пишет о своем одиночестве, которое она вынуждена делить с черным котом. Смотрит на нее черный кот, как глаз столетия. Тема не новая. О черном коте Ахматова писала и в 1909 году. Настроения одиночества и безысходности, чуждые советской литературе, связывают весь исторический путь «творчества» Ахматовой.

*  *  *

Что общего между этой поэзией, интересами нашего народа и государства? Ровным счетом ничего. Творчество Ахматовой — дело далекого прошлого; оно чуждо современной советской действительности и не может быть терпимо на страницах наших журналов. Наша литература— не частное предприятие, рассчитанное на то, чтобы потрафлять различным вкусам литературного рынка. Мы вовсе не обязаны предоставлять в нашей литературе место для вкусов и нравов, не имеющих ничего общего с моралью и качествами советских людей. Что поучительного могут дать произведения Ахматовой нашей молодежи? Ничего, кроме вреда. Эти произведения могут только посеять уныние, упадок духа, пессимизм, стремление уйти от насущных вопросов общественной жизни, отойти от широкой дороги общественной жизни и деятельности в узенький мирок личных переживаний. Как можно отдать в ее руки воспитание нашей молодежи?! А между тем Ахматову с большой готовностью печатали то в «Звезде», то в «Ленинграде», да еще отдельными сборниками издавали. Это грубая политическая ошибка.

Не случайно ввиду всего этого, что в ленинградских журналах начали появляться произведения других писателей, которые стали сползать на позиции безыдейности и упадочничества. Я имею в виду такие произведения, как произведения Садофьева и Комиссаровой. В некоторых своих стихах Садофьев и Комиссарова стали подпевать Ахматовой, стали культивировать настроения уныния, тоски и одиночества, которые так любезны душе Ахматовой.

Нечего и говорить, что подобные настроения или проповедь подобных настроений может оказывать только отрицательное влияние на нашу молодежь, может отравить ее сознание гнилым духом безыдейности, аполитичности, уныния.

А что было бы, если бы мы воспитывали молодежь в духе уныния и неверия в наше дело? А было бы то, что мы не победили бы в Великой Отечественной войне. Именно потому, что советское государство и партия с помощью советской литературы воспитали нашу молодежь в духе бодрости, уверенности в своих силах, именно поэтому мы преодолели величайшие трудности в строительстве социализма и добились победы над немцами и японцами.

*  * *

Что из всего этого следует? Из этого следует, что журнал «Звезда», помещавший на своих страницах, наряду с произведениями хорошими, идейными, бодрыми, произведения безыдейные, пошлые, реакционные, стал журналом без направления, стал журналом, помогавшим врагам разлагать нашу молодежь. А наши журналы были всегда сильны своим бодрым, революционным направлением, а не эклектикой, не безыдейностью и апо- литицизмом.

Пропаганда безыдейности получила равноправие в «Звезде». Мало того, выясняется, что Зощенко приобрел такую силу среди писательской организации Ленинграда, что даже покрикивал на несогласных, грозил критикам прописать в одном из очередных произведений. Он стал чем-то вроде литературного диктатора. Его окружала группа поклонников, создавая ему славу.

Спрашивается, на каком основании? Почему вы допустили это противоестественное и реакционное дело?

Не случайно, что в литературных журналах Ленинграда стали увлекаться современной низкопробней буржуазной литературой Запада. Некоторые наши литераторы стали рассматривать себя не как учителей, а как учеников буржуазно-мещанских литераторов, стали сбиваться на тон низкопоклонства и преклонения перед мещанской иностранной литературой.

К лицу ли нам, советским патриотам, такое низкопоклонство, нам, построившим советский строй, который в сто раз выше и лучше любого буржуазного строя? К лицу ли нашей передовой советской литературе, являющейся самой революционной литературой в мире, низкопоклонство перед ограниченной мещанско-буржуазной литературой Запада?

Крупным недостатком работы наших писателей является также удаление от современной советской тематики, одностороннее увлечение исторической тематикой, с одной стороны, а, с другой стороны, попытка заняться чисто развлекательными пустопорожними сюжетами.

Некоторые писатели в оправдание своего отставания от больших современных советских тем говорят, что настала пора, когда народу надо дать пустоватую развлекательную литературу, когда с идейностью произведений можно не считаться. Это глубоко неверное представление о нашем народе, его запросах, интересах. Наш народ ждет, чтобы советские писатели осмыслили и обобщили громадный опыт, который народ приобрел в Великой Отечественной войне, чтобы они изобразили и обобщили тот героизм, с которым народ сейчас работает над восстановлением народного хозяйства страны после изгнания врагов.Несколько слов насчет журнала «Ленинград». Тут у Зощенко позиция еще более «прочная», чем в «Звезде», так же, как и у Ахматовой. Зощенко и Ахматова стали активной литературной силой в обоих журналах. Журнал «Ленинград», таким образом, несет ответственность за то, что он предоставил свои страницы таким пошлякам, как Зощенко, и таким салонным поэтессам, как Ахматова.

Но у журнала «Ленинград» есть и другие ошибки.

Вот, например, пародия на «Евгения Онегина», написанная неким Хазиным. Называется эта вещь «Возвращение Онегина». Говорят, что она нередко исполняется на подмостках ленинградской эстрады. Непонятно, почему ленинградцы допускают, чтобы с публичной трибуны шельмовали Ленинград, как это делает Хазин? Ведь смысл всей этой так называемой литературной «пародии» заключается не в пустом зубоскальстве по поводу приключений, случившихся с Онегиным, оказавшимся в современном Ленинграде. Смысл пасквиля, сочиненного Хазиным, заключается в том, что он пытается сравнивать наш современный Ленинград с Петербургом пушкинской эпохи и доказывать, что наш век хуже века Онегина.

Приглядитесь хотя бы к некоторым строчкам этой «пародии». Все в нашем современном Ленинграде автору не нравится. Он злопыхательствует, возводит клевету на советских людей, на Ленинград. То л и дело век Онегина — золотой век, по мнению Хазина. Теперь не то, — появился жилотдел, карточки, пропуска. Девушки, те неземные эфирные создания, которыми раньше восхищался Онегин, стали теперь регулировщиками уличного движения, ремонтируют ленинградские дома и т. д. и т. п.

Позвольте процитировать одно только место из этой «пародии»:

В трамвай садится наш Евгений.
О, бедный, милый человек!
Не знал таких передвижений
Его непросвещенный век.
Судьба Евгения хранила,
Ему лишь ногу отдавило,
И только раз, толкнув в живот.
Ему сказали: «Идиот!»

Он, вспомнив древние порядки,
Решил дуэлью кончить спор,
Полез в карман...
Но кто-то спер
Уже давно его перчатки,
За неименьем таковых
Смолчал Онегин и притих.

Вот какой был Ленинград и каким он стал теперь: плохим, некультурным, грубым и в каком неприглядном виде он предстал перед бедным, милым Онегиным. Вот каким представил Ленинград и ленинградцев пошляк Хазин.

Дурной, порочный, гнилой замысел у этой клеветнической пародии!

Как же могла редакция «Ленинграда» проглядеть эту злостную клевету на Ленинград и его прекрасных людей?! Как можно пускать хазиных на страницы ленинградских журналов?!

*  *  *

Возьмите другое произведение — пародию на пародию о Некрасове, составленную таким образом, что она представляет из себя прямое оскорбление памяти великого поэта и общественного деятеля, каким был Некрасов, оскорбление, против которого должен был бы возмутиться всякий просвещенный человек. Однако редакция «Ленинграда» охотно поместила это грязное варево на своих страницах.

Что мы еще находим в журнале «Ленинград»? Заграничный анекдот, плоский и пошлый, взятый, видимо, из старых затасканных сборников анекдотов, конца прошлого столетия.

Разве журналу «Ленинград» нечем заполнить свои страницы? Разве не о чем писать в журнале «Ленинград»? Возьмите хотя бы такую тему, как восстановление Ленинграда. В городе идет великолепная работа, город залечивает раны, нанесенные блокадой, ленинградцы полны энтузиазма и пафоса послевоенного восстановления. Написано ли что-нибудь об этом в журнале «Ленинград»? Дождутся ли когда-либо ленинградцы, чтобы их трудовые подвиги нашли отражение на страницах журнала?

Возьмите далее тему о советской женщине. Разве можно культивировать среди советских читателей и читательниц присущие Ахматовой постыдные взгляды на роль и призвание женщины, не давая истинно правдивого представления о современной советской женщине вообще, о ленинградской девушке и женщине-героине, в частности, которые вынесли на своих плечах огромные трудности военных лет, самоотверженно трудятся ныне над разрешением трудных задач восстановления хозяйства?

Как видно, положение дел в ленинградском отделении Союза писателей таково, что в настоящее время хороших произведений для двух литературно-художест- венных журналов явно не хватает. Вот почему Центральный Комитет партии решил закрыть журнал «Ленинград» с тем, чтобы сосредоточить все лучшие литературные силы в журнале «Звезда».

Это, конечно, не значит, что Ленинград при надлежащих условиях не будет иметь второго или даже третьего журнала. Вопрос решается количеством хороших, высококачественных произведений. Если их появится достаточно много и им не будет хватать места в одном журнале, можно будет создать второй и третий журнал, лишь бы наши ленинградские писатели давали хорошую в идейном и художественном отношении продукцию.

*  * *

Таковы грубые ошибки и недостатки, вскрытые и отмеченные в постановлении ЦК ВКП (б) относительно работы журналов «Звезда» и «Ленинград».

В чем корень этих ошибок и недостатков?

Корень этих ошибок и недостатков заключается в том, что редакторы названных журналов, деятели нашей советской литературы, а также руководители нашего идеологического фронта в Ленинграде забыли некоторые основные положения ленинизма о литературе. Многие из писателей и из тех, которые работают в качестве ответственных редакторов или занимают важные посты в Союзе писателей, думают, что политика — это дело правительства, дело ЦК. Что касается литераторов, то не их дело заниматься политикой. Написал человек хорошо, художественно, красиво — надо пустить в ход, несмотря на то, что там имеются гнилые места, которые дезориентируют нашу молодежь, отравляют ее. Мы требуем, чтобы наши товарищи, как руководители литературы, так и пишущие руководствовались тем, без чего советский строй не может жить, т. е. политикой, чтобы нам воспитывать молодежь не в духе наплевательства и безыдейности, а в духе бодрости и революционности.

Известно, что ленинизм воплотил в себе все лучшие традиции русских революционеров-демократов XIX века и что наша советская культура возникла, развилась и достигла расцвета на базе критически переработанного культурного наследства прошлого. В области литературы наша партия устами Ленина и Сталина неоднократно признавала огромное значение великих русских революционно-демократических писателей и критиков — Белинского, Добролюбова, Чернышевского, Салтыкова-Щедрина, Плеханова. Начиная с Белинского, все лучшие представители революционно-демократической русской интеллигенции не признавали так называемого «чистого искусства», «искусства для искусства» и были глашатаями искусства для народа, его высокой идейности и общественного значения. Искусство не может отделить себя от судьбы народа.

Вспомните знаменитое «Письмо к Гоголю» Белинского, в котором великий критик со всей присущей ему страстностью бичевал Гоголя за его попытку изменить делу народа и перейти на сторону царя. Это письмо Ленин назвал одним из лучших произведений бесцензурной демократической печати, сохранившим громадное литературное значение и по сию пору.

Вспомните литературно-публицистические статьи Добролюбова, в которых с такой силой показано общественное значение литературы. Вся наша русская революционно-демократическая публицистика насыщена смертельной ненавистью к царскому строю и проникнута благородным стремлением бороться за коренные интересы народа, за его просвещение, за его культуру, за его освобождение от пут царского режима. Боевое искусство, ведущее борьбу за лучшие идеалы народа — так представляли себе литературу и искусство великие представители русской литературы.

Чернышевский, который из всех утопических социалистов ближе всех подошел к научному социализму и от сочинений которого, как указывал Ленин, «веяло духом классовой борьбы», — учил тому, что задачей искусства является, кроме познания жизни, еще и задача научить людей правильно оценивать те или иные общественные явления. Ближайший его друг и соратник Добролюбов указывал, что «не жизнь идет по литературным нормам, а литература применяется сообразно направлениям жизни», и усиленно пропагандировал принципы реализма и народности в литературе, считая, что основой искусства является действительность, что она является источником творчества и что искусство имеет активную роль в общественной жизни, формируя общественное сознание. По Добролюбову литература должна служить обществу, должна давать народу ответы на самые острые вопросы современности, должна быть на уровне идей своей эпохи.

*  *  *

Марксистская литературная критика, являющаяся продолжательницей великих традиций Белинского, Чернышевского, Добролюбова, всегда была поборницей реалистического, общественно направленного искусства. Плеханов много поработал для того, чтобы разоблачить идеалистическое, антинаучное представление о литературе и искусстве и защитить основные положения наших великих русских революционеров-демократов, учивших видеть в литературе могучее средство служения народу.

В.И. Ленин первый оформил с предельной четкостью отношение передовой общественной мысли к литературе и искусству. Я напомню вам известную статью Ленина «Партийная организация и партийная литература», написанную в конце 1905 года, в которой он с присущей ему силой показал, что литература не может быть беспартийной, что она должна быть важной составной частью общего пролетарского дела. В этой статье Ленина заложены все основы, на которых базируется развитие нашей советской литературы. Ленин писал:

«Литература должна стать партийной. В противовес буржуазным нравам, в противовес буржуазной предпринимательской, торгашеской печати, в противовес буржуазному литературному карьеризму и индивидуализму, «барскому анархизму» и погоне за наживой, — социалистический пролетариат должен выдвинуть принцип партийной литературы, развить этот принцип и провести его в жизнь в возможно более полной и цельной форме».

«В чем же состоит этот принцип партийной литературы? Не только в том, что для социалистического пролетариата литературное дело не может быть орудием наживы лиц или групп, оно не может быть вообще индивидуальным делом, независимым от общего пролетарского дела. Долой литераторов беспартийных! Долой литераторов сверхчеловеков! Литературное дело должно стать частью общепролетарского дела...»

И далее, в той же статье:

«Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя. Свобода буржуазного писателя, художника, актрисы есть лишь замаскированная (или лицемерно маскируемая) зависимость от денежного мешка, от подкупа, от содержания».

Ленинизм исходит из того, что наша литература не может быть аполитичной, не может представлять собой «искусство для искусства», а призвана осуществлять важную передовую роль в общественной жизни. Отсюда исходит ленинский принцип партийности литературы — важнейший вклад В.И. Ленина в науку о литературе.

Следовательно, лучшая традиция советской литературы является продолжением лучших традиций русской литературы XIX века, традиций, созданных нашими великими революционными демократами— Белинским, Добролюбовым, Чернышевским, Салтыковым-Щедриным, продолженных Плехановым и научно разработанных и обоснованных Лениным и Сталиным.

Некрасов называл свою поэзию «музой мести и печали». Чернышевский и Добролюбов рассматривали литературу как святое служение народу. Лучшие представители российской демократической интеллигенции в условиях царского строя гибли за эти благородные высокие идеи, шли на каторгу, в ссылку. Как же можно забыть эти славные традиции? Как можно пренебречь ими, как можно допустить, чтобы ахматовы и зощенки протаскивали реакционный лозунг «искусства для искусства», чтобы, прикрываясь маской безыдейности, навязывали чуждые советскому народу идеи?!..

Ленинизм признает за нашей литературой огромное общественно-преобразующее значение. Если бы наша советская литература допустила снижение этой своей огромной воспитательной роли — это означало бы развитие вспять, возврат «к каменному веку».

Товарищ Сталин назвал наших писателей инженерами человеческих душ. Это определение имеет глубокий смысл. Оно говорит об огромной ответственности советских писателей за воспитание людей, за воспитание советской молодежи, за недопущение брака в литературной работе.

 

*  *  *

Некоторым кажется странным, почему ЦК принял такие крутые меры по литературному вопросу? У нас не привыкли к этому. Считают, что если допущен брак в производстве или не выполнена производственная программа по ширпотребу или не выполнен план заготовок леса, — то объявить за это выговор естественное дело, а вот если допущен брак в отношении воспитания человеческих душ, если допущен брак в деле воспитания молодежи, то здесь можно и потерпеть. Между тем, разве это не более горшая вина, чем невыполнение производственной программы или срыв производственного задания? Своим решением ЦК имеет в виду подтянуть идеологический фронт ко всем другим участкам нашей работы.

За последнее время на идеологическом фронте обнаружились большие прорывы и недостатки. Достаточно напомнить вам об отставании нашего киноискусства, о засорении недоброкачественными произведениями нашего театрально-драматического репертуара,— не говоря о том, что произошло в журналах «Звезда» и «Ленинград». ЦК вынужден был вмешаться и решительно поправить дело. Он не имел права смягчать своего удара против тех, кто забывает свои обязанности по отношению к народу, по отношению к воспитанию молодежи. Если мы хотим повернуть внимание нашего актива к вопросам идеологической работы и навести здесь порядок, дать ясное направление в работе, мы должны остро, как подобает советским людям, как подобает большевикам, раскритиковать ошибки и недостатки идеологической работы. Только тогда мы сумеем поправить дело.

Иные литераторы рассуждают так: поскольку за время войны народ изголодался по литературе, книг выпускали мало, постольку читатель проглотит любой товар, хотя бы и с гнильцой. А между тем это совсем не так, и мы не можем терпеть всякую литературу, какая будет подсовываться нам неразборчивыми литераторами, редакторами, издателями. Советский народ ждет от советских писателей настоящего идейного вооружения, духовной пищи, которая помогла бы выполнению планов великого строительства, выполнению планов восстановления и дальнейшего развития народного хозяйства нашей страны. Советский народ предъявляет высокие требования к литераторам, хочет удовлетворения своих идейных и культурных запросов. Во время войны в силу обстановки мы не могли обеспечить этих насущных потребностей. Народ хочет осмыслить происходящие события. Его идейный и культурный уровень вырос. Он зачастую не удовлетворяется качеством тех произведений литературы и искусства, которые у нас появляются. Этого не поняли и не хотят понимать некоторые работники литературы, работники идеологического фронта.

Уровень требований и вкусов нашего народа поднялся очень высоко, и тот, кто не хочет или неспособен подняться до этого уровня, будет оставлен позади. Литература призвана не только к тому, чтобы идти на уровне требований народа, но более того, — она обязана развивать вкусы народа, поднимать выше его требования, обогащать его новыми идеями, вести народ вперед. Тот, кто неспособен идти в ногу с народом, удовлетворить его возросшие требования, быть на уровне задач развития советской культуры, неизбежно выйдет в тираж.

* * *

Из недостатка идейности у руководящих работников «Звезды» и «Ленинграда» вытекает и вторая крупная ошибка. Она заключается в том, что некоторые наши руководящие работники поставили во главу угла своих отношений с литераторами не интересы политического воспитания советских людей и политического направления литераторов, а интересы личные, приятельские, Говорят, что многие вредные в идейном и слабые в художественном отношении произведения допускаются в печать в силу нежелания обидеть того или иного писателя. С точки зрения подобных работников лучше поступиться интересами народа, интересами государства ради того, чтобы кого-либо не обидеть. Это совершенно неправильная и политически ошибочная установка. Это — все равно, что променять миллион на грош.

Центральный Комитет партии в своем решении указывает на величайший вред подмены принципиальных отношений в литературе отношениями приятельскими. Беспринципные приятельские отношения в среде некоторых наших литераторов сыграли глубоко отрицательную роль, повели к снижению идейного уровня многих литературных произведений, облегчили доступ в литературу чуждым советской литературе людям. Отсутствие критики со стороны руководителей идеологического фронта в Ленинграде, со стороны руководителей ленинградских журналов, подмена принципиальных отношений приятельскими отношениями за счет интересов народа принесли величайший вред.

Товарищ Сталин учит нас, что, если мы хотим сохранить кадры, учить и воспитывать их, мы не должны бояться обидеть кого-либо, не должны бояться принципиальной, смелой, откровенной и объективной критики. Без критики любая организация, в том числе и литературная, может загнить. Без критики любую болезнь можно загнать вглубь и с ней труднее будет справиться. Только смелая и открытая критика помогает совершенствоваться нашим людям, побуждает их идти вперед, преодолевать недостатки своей работы. Там, где нет критики, там укореняется затхлость и застой, там нет места движению вперед.

Товарищ Сталин неоднократно указывает на то, что важнейшим условием нашего развития является необходимость того, чтобы каждый советский человек подводил итог своей работы за каждый день, безбоязненно проверял бы себя, анализировал свою работу, мужественно критиковал свои недостатки и ошибки, обдумывал бы, как добиться лучших результатов своей работы и непрерывно работал бы над своим совершенствованием. К литераторам это относится в такой же мере, как и к любым другим работникам. Тот, кто боится критики своей работы, тот презренный трус, не достойный уважения со стороны народа.

*  *  *

Некритическое отношение к своей работе, подмена принципиальных отношений к литераторам приятельскими широко распространены и в Правлении Союз советских писателей. Правление Союза и, в частности, его председатель т. Тихонов повинны в том неблагополучии, которое вскрыто в журналах «Звезда» и «Ленинград», повинны в том, что они не только не поставили преграды проникновению в советскую литературу вредных влияний Зощенко, Ахматовой и других несоветских писателей, но и попустительствовали проникновению в наши журналы чуждых советской литературе тенденций и нравов.

В недостатках ленинградских журналов сыграла свою роль и та система безответственности, которая сложилась в руководстве журналами при том положении в редакциях ленинградских журналов, когда неизвестно кто отвечал за журнал в целом и за его отделы, когда не могло быть элементарного порядка. Этот недостаток необходимо исправить. Вот почему Центральный Комитет своим постановлением назначил главного редактора журнала «Звезда», который должен отвечать за направление журнала, за высокие идейные и художественные качества произведений, помещаемых в журнале.

В журналах, как и в любом деле, нетерпимы беспорядок и анархия. Нужна четкая ответственность за направление журнала и содержание публикуемых материалов.

Вы должны восстановить славные традиции ленинградской литературы и ленинградского идеологического фронта. Горько и обидно, что журналы Ленинграда, которые всегда были рассадниками передовых идей, передовой культуры, стали прибежищем безыдейности и пошлости. Надо восстановить честь Ленинграда, как передового идеологического и культурного центра. Надо помнить, что Ленинград был колыбелью большевистских ленинских организаций. Здесь Ленин и Сталин заложили основы большевистской партии, основы большевистского мировоззрения, большевистской культуры.

Дело чести ленинградских писателей, ленинградского партийного актива состоит в том, чтобы восстановить и развить далее эти славные традиции Ленинграда. Задача работников идеологического фронта в Ленинграде и в первую голову писателей заключается в том, чтобы изгнать из ленинградской литературы безыдейность и пошлятину, чтобы высоко поднять знамя передовой советской литературы, чтобы не упустить ни одной возможности для своего идейного и художественного роста, не отстать от современной тематики, не отстать от требований народа, всячески развивать смелую критику своих недостатков, критику не подхалимскую, не групповую и приятельскую, а настоящую, смелую и независимую, идейную большевистскую критику.

*  * #

Товарищи, теперь для вас должно быть ясно, какой грубый промах был допущен Ленинградским городским комитетом партии, в особенности его отделом пропаганды и агитации, секретарем по пропаганде тов. Широковым, который был поставлен во главе идеологической работы и на которого в первую очередь ложится ответственность за провал журналов. Ленинградский комитет партии допустил грубую политическую ошибку, приняв в конце июня месяца решение о новом составе редакции журнала «Звезда», в который был введен и Зощенко. Только политической слепотой можно объяснить, что секретарь горкома партии т. Капустин и секретарь горкома по пропаганде т. Широков провели такое ошибочное решение. Повторяю, что все эти ошибки нужно как можно скорее и решительнее исправить с тем, чтобы восстановить роль Ленинграда в идейной жизни нашей партии.

Все мы любим Ленинград, все мы любим нашу ленинградскую партийную организацию как один из передовых отрядов нашей партии. В Ленинграде не должно быть прибежища для разных примазавшихся литературных проходимцев, которые хотят использовать Ленинград в своих целях. Для Зощенко, Ахматовой и им подобных Ленинград советский не дорог. Они хотят видеть в нем олицетворение иных общественно-политических порядков и иной идеологии.

Старый Петербург, Медный всадник, как образ этого старого Петербурга, — вот что маячит перед их глазами. А мы любим Ленинград советский, Ленинград, как передовой центр советской культуры. Славная когорта великих революционных и демократических деятелей, вышедших из Ленинграда, — это наши прямые предки, от которых мы ведем свою родословную. Славные традиции современного Ленинграда есть продолжение развития этих великих революционных демократических традиций, которые мы ни на что другое не сменяем.

Пусть ленинградский актив смело, без оглядки назад, проанализирует свои ошибки, чтобы как можно лучше и быстрее выправить дело и двинуть нашу идейную работу вперед. Ленинградские большевики должны вновь занять свое место в рядах застрельщиков и передовиков в деле формирования советской идеологии, советского общественного сознания.

*  *  *

Как могло случиться, что Ленинградский горком партии допустил такое положение на идеологическом фронте? Очевидно, он увлекся текущей практической работой по восстановлению города, по подъему его промышленности и забыл о значении идейно-воспитательной работы, и это забвение дорого обошлось ленинградской организации. Нельзя забывать идейную работу! Духовные богатства наших людей не менее важны, чем материальные. Нельзя жить вслепую, не заботясь о завтрашнем дне не только в области материального производства, но и в области идеологической. Наши советские люди выросли настолько, что не будут «глотать» всякую духовную продукцию, какую бы им ни подсунули. Работники культуры и искусства, которые не перестроятся и не смогут удовлетворить выросших потребностей народа, могут быстро потерять доверие народа.

Товарищи, наша советская литература живет и должна жить интересами народа, интересами родины. Литература — это родное для народа дело. Вот почему каждый ваш успех, каждое значительное произведение народ рассматривает, как свою победу. Вот почему каждое удачное произведение можно сравнивать с выигранным сражением, или с крупной победой на хозяйственном фронте. Наоборот, каждая неудача в советской литературе глубоко обидна и горька народу, партии, государству. Именно это имеет в виду постановление ЦК, который заботится об интересах народа, об интересах его литературы и крайне обеспокоен положением дела у ленинградских писателей.

Если безыдейные люди хотят лишить ленинградский отряд работников советской литературы его основы, хотят подорвать идейную сторону их работы, лишить творчество ленинградских писателей его общественного преобразующего значения, то Центральный Комитет надеется, что ленинградские литераторы найдут в себе силы положить предел всем попыткам увести литературный отряд Ленинграда, его журналы в русло безыдейности, беспринципности, аполитичности.

Вы поставлены на передовую линию фронта идеологии, у вас огромные задачи, имеющие международное значение, и это должно поднять чувство ответственности каждого подлинного советского литератора перед своим народом, государством, партией, сознание важности исполняемого долга.

*  *  *

Буржуазному миру не нравятся наши успехи как внутри нашей страны, так и на международной арене. В итоге Второй мировой войны укрепились позиции социализма. Вопрос о социализме поставлен в порядке дня во многих странах Европы. Это не нравится империалистам всех мастей, они боятся социализма, боятся нашей социалистической страны, которая является образцом для всего передового человечества.

Империалисты, их идейные прислужники, их литераторы и журналисты, их политики и дипломаты всячески стараются оклеветать нашу страну, представить ее в неправильном свете, оклеветать социализм. В этих условиях задача советской литературы заключается не только в том, чтобы отвечать ударом на удары против всей этой гнусной клеветы и нападок на нашу советскую культуру, на социализм, но и смело бичевать и нападать на буржуазную культуру, находящуюся в состоянии маразма и растления.

В какую бы внешне красивую форму ни было облечено творчество модных современных буржуазных западноевропейских и американских литераторов, а также кинорежиссеров и театральных режиссеров, все равно им не спасти и не поднять своей буржуазной культуры, ибо моральная основа у нее гнилая и тлетворная, ибо эта культура поставлена на службу частнокапиталистической собственности, на службу эгоистическим, корыстным интересам буржуазной верхушки общества.

Весь сонм буржуазных литераторов, кинорежиссеров, театральных режиссеров старается отвлечь внимание передовых слоев общества от острых вопросов политической и социальной борьбы и отвести внимание в русло пошлой безыдейной литературы и искусства, наполненных гангстерами, девицами из варьете, восхвалением адюльтера и похождений всяких авантюристов и проходимцев.

К лицу ли нам, представителям передовой советской культуры, советским патриотам, роль преклонения перед буржуазной культурой или роль учеников?!

Конечно, наша литература, отражающая строй более высокий, чем любой буржуазно-демократический строй, культуру во много раз более высокую, чем буржуазная культура, имеет право на то, чтобы учить других новой общечеловеческой морали. Где вы найдете такой народ и такую страну, как у нас? Где вы найдете такие великолепные качества людей, какие проявил наш советский народ в Великой Отечественной войне и какие он каждый день проявляет в трудовых делах, перейдя к мирному развитию и восстановлению хозяйства и культуры!

Каждый день поднимает наш народ все выше и выше. Мы сегодня не те, что были вчера, и завтра будем не те, что были сегодня. Мы уже не те русские, какими были до 1917 года, и Русь у нас уже не та, и характер у нас не тот. Мы изменились и выросли вместе с теми величайшими преобразованиями, которые в корне изменили облик нашей страны.

*  *  *

Показать эти новые высокие качества советских людей, показать наш народ не только в его сегодняшний день, но и заглянуть в его завтрашний день, помочь осветить прожектором путь вперед — такова задача каждого добросовестного советского писателя.

Писатель не может плестись в хвосте событий, он обязан идти в передовых рядах народа, указывая народу путь его развития. Руководствуясь методом социалистического реализма, добросовестно и внимательно изучая нашу действительность, стараясь глубже проникнуть в сущность процессов нашего развития, писатель должен воспитывать народ и вооружать его идейно.

Отбирая лучшие чувства и качества советского человека, раскрывая перед ним завтрашний его день, мы должны показать в то же время нашим людям, какими они не должны быть, должны бичевать пережитки вчерашнего дня, пережитки, мешающие советским людям идти вперед.

Советские писатели должны помочь народу, государству, партии воспитать нашу молодежь бодрой, верящей в свои силы, не боящейся никаких трудностей.Как бы буржуазные политики и литераторы ни старались скрыть от своих народов правду о достижениях советского строя и советской культуры, как бы они ни пытались воздвигнуть железный занавес, за пределы которого не могла бы проникнуть за границу правда о Советском Союзе, как бы они ни тщились умалить действительный рост и размах советской культуры — все эти попытки обречены на провал. Мы очень хорошо знаем силу и преимущество нашей культуры. Нам ли низкопоклонничать перед всей иностранщиной или занимать пассивно оборонительную позицию!

Если феодальный строй, а затем буржуазия в период своего расцвета могли создать искусство и литературу, утверждающие становление нового строя и воспевающие его расцвет, то нам, строю новому, социалистическому, представляющему из себя воплощение всего, что есть лучшего в истории человеческой цивилизации и культуры, тем более по плечу создание самой передовой в мире литературы, которая оставит далеко позади самые лучшие образцы творчества старых времен.

*  *  *

Товарищи, чего требует и хочет Центральный Комитет? Центральный Комитет партии хочет, чтобы ленинградский актив и ленинградские писатели хорошо поняли, что наступило время, когда необходимо поднять на высокий уровень нашу идейную работу. Молодому советскому поколению предстоит укрепить силу и могущество социалистического советского строя, полностью использовать движущие силы советского общества для нового невиданного расцвета нашего благосостояния и культуры. Для этих великих задач молодое поколение должно быть воспитано стойким, бодрым, не боящимся препятствий, идущим навстречу этим препятствиям и умеющим их преодолевать. Наши люди должны быть образованными, высокоидейными людьми, с высокими культурными, моральными требованиями и вкусами. Для этой цели нам нужно, чтобы литература наша, журналы наши не стояли в стороне от задач современности, а помогали бы партии и народу воспитывать молодежь в духе беззаветной преданности советскому строю, в духе беззаветного служения интересам народа.

Советские писатели и все наши идеологические работники поставлены сейчас на передовую линию огня, ибо в условиях мирного развития не снимаются, а, наоборот, вырастают задачи идеологического фронта и в первую голову литературы. Народ, государство, партия хотят не удаления литературы от современности, а активного вторжения литературы во все стороны советского бытия. Большевики высоко ценят литературу, отчетливо видят ее великую историческую миссию и роль в укреплении морального и политического единства народа, в сплочении и воспитании народа. Центральный Комитет партии хочет, чтобы у нас было изобилие духовной культуры, ибо в этом богатстве культуры он видит одну из главных задач социализма.

Центральный Комитет партии уверен, что ленинградский отряд советской литературы, морально и политически здоровый, быстро выправит свои ошибки и займет подобающее место в рядах советской литературы.

ЦК уверен, что недостатки в работе ленинградских писателей будут преодолены и что идейная работа ленинградской партийной организации в самый кратчайший срок будет поднята на такую высоту, какая нужна сейчас в интересах партии, народа, государства.

 

 

 

«ОРИЕНТАЦИЯ НА СОВРЕМЕННУЮ ЗАПАДНУЮ МУЗЫКУ...»

(Вступительная речь и выступление А А Жданова на совещании деятелей советской музыки в ЦК ВКП(б) в январе 1948 г.)

 

Товарищи, Центральный Комитет партии решил собрать совещание деятелей советской музыки по следующему поводу.

Недавно Центральный Комитет принял участие в общественном просмотре новой оперы тов. Мурадели «Великая дружба». Вы, конечно, представляете, с каким вниманием и интересом Центральный Комитет отнесся к самому факту появления после свыше чем десятилетнего перерыва новой советской оперы. К сожалению, надежды Центрального Комитета не оправдались. Опера «Великая дружба» оказалась неудачной.

В чем, по мнению Центрального Комитета, причины и каковы обстоятельства, которые привели к тому, что эта опера потерпела банкротство? В чем состоят основные недостатки этой оперы?

Говоря об основных недостатках оперы, необходимо прежде всего сказать о ее музыке. В музыке оперы нет ни одной запоминающейся мелодии. Музыка не доходит до слушателя. Не случайно довольно значительная и достаточно квалифицированная аудитория, состоявшая не менее чем из 500 человек, не реагировала в течение спектакля ни на одно место в опере.

Музыка оперы оказалась очень бедной. Замена мелодичности нестройными и вместе с тем очень шумными импровизациями привела к тому, что опера по большей части представляет сумбурный набор крикливых звукосочетаний. Возможности оркестра в опере использованы крайне ограниченно. На значительном протяжении оперы в музыкальном сопровождении участвует лишь несколько инструментов, и только изредка, иногда в самых неожиданных местах, включается весь оркестровый ансамбль в виде бурных и нестройных, зачастую какофонических интервенций, будоражащих нервы слушателя и бурно влияющих на его настроение,

Производит гнетущее впечатление негармоничность, несоответствие музыки переживаниям действующих лиц и настроениям и событиям, которые изображаются на сцене в ходе развертывания содержания оперы. В самые элегические моменты интимных переживаний врывается барабан, зато в боевые, подъемные моменты, когда на сцене изображаются героические события, музыка почему-то становится мягкой, элегической. Таким образом, создается разрыв музыкального сопровождения с теми чувствами, которые должны изобразить артисты на сцене.

* * *

Несмотря на то, что в опере идет речь об очень интересной эпохе — эпохе становления советской власти на Северном Кавказе со всей сложностью его многонационального уклада, разнообразием форм классовой борьбы; что в этих условиях опера должна была в полной мере отобразить насыщенные событиями жизнь и быт народов Северного Кавказа,— музыка оперы далека и чужда народному творчеству народов Северного Кавказа.

Если на сцене изображаются казаки — а они играют большую роль в опере, — то их появление на сцене ни в музыке, ни в пении не отмечается ничем характерным для казаков, их песен и музыки. То же самое относится и к горским народам. Если по ходу действия исполняется лезгинка, то мелодия ее ничем не напоминает известные популярные мелодии лезгинки. В погоне за оригинальностью автор дал свою музыку лезгинки, маловразумительную, скучную, гораздо менее содержательную и красивую, чем обычная народная музыка лезгинки.

Претензия на оригинальность пронизывает всю партитуру оперы. Музыка действует на зрителя, я бы сказал, ошарашивающе. Отдельные строфы и сцены элегического или полумелодийного характера или претендующие на мелодичность внезапно прерываются шумом и криком в два форте, тогда музыка начинает напоминать шум на строительной площадке в момент, когда работают экскаваторы, камнедробилки и бетономешалки. Эти шумы, чуждые нормальному человеческому слуху, дезорганизуют слушателя.

Несколько слов относительно вокальной части оперы — хорового, сольного и ансамблевого пения. И здесь следует отметить бедность всей вокальной линии оперы. Говорят, будто бы 8 опере имеются сложные песенные мелодии. Мы этого не находим. Вокальная часть оперы бедна и не выдерживает критического сравнения с тем богатством мелодий и широтой диапазона для певцов, к чему мы так привыкли по классическим операм. В опере оказались неиспользованными не только богатейшие оркестровые средства Большого театра, но и великолепные голосовые возможности его певцов. Это представляет большой порок, тем более, что нельзя закапывать таланты певцов Большого театра, ориентируя их на пол- октавы, на две трети октавы, в то время как они могут давать две. Нельзя обеднять искусство, а эта опера представляет собой обеднение, иссушение искусства — и музыкального и вокального.

Следует отметить, что артисты Большого театра вложили в игру все свои возможности и работали в высшей степени добросовестно. Но их энтузиазм и старания заслуживают лучшего применения. Никакой подбор лучших артистов, когда даже второстепенные роли были поручены выдающимся артистам нашей страны, никакая, даже первоклассная игра и пение не могут восполнить органических недостатков самой оперы.

Несколько слов по вопросу о фабуле. Фабула в опере искусственна, и те события, которые призвана отобразить опера, даны исторически неверно и фальшиво.

Кратко, в чем дело. Опера посвящена борьбе за установление дружбы народов на Северном Кавказе в период 1918—1920 годов. Горские народы, из которых опера имеет в виду изобразить осетин, лезгин и грузин, с помощью комиссара — посланца из Москвы — от борьбы с русским народом, и, в частности, с казачеством, приходят к миру и дружбе с ним.

Историческая фальшь заключается здесь в том, что эти народы не были во вражде с русским народом. Наоборот, в тот исторический период, которому посвящена опера, русский народ и Красная Армия именно в дружбе с осетинами, лезгинами и грузинами громили контрреволюцию, закладывали основы советской власти на Северном Кавказе, устанавливали мир и дружбу народов.

Помехой же дружбе народов на Северном Кавказе являлись в то время чеченцы и ингуши.

Таким образом, носителями межнациональной вражды в то время были чеченцы и ингуши, а вместо них зрителю представляются осетины и грузины. Это является грубой исторической ошибкой, фальсификацией действительной истории, нарушением исторической правды. Мы должны по всей справедливости оценить значение провала оперы Мурадели. Если опера является высшей, синтетической формой искусства, которая сочетает в себе достижения всех основных видов музыкального и вокального искусства, то неудача оперы, появившейся после многолетнего перерыва, означает серьезный провал советского музыкального искусства. Это не частный случай, и поэтому его нельзя свести к творческой неудаче Мурадели. Надо всесторонне выяснить, в каких условиях мог совершиться этот прорыв, каковы причины, его породившие.

Комитет по делам искусств, его руководитель тов. Храпченко несет главную ответственность за это дело. Он всячески рекламировал оперу «Великая дружба». Мало того: не будучи еще просмотренной и одобренной общественностью, опера уже была пущена в ход в ряде городов — в Свердловске, Риге, Ленинграде. Только в московском Большом театре на ее постановку было затрачено, как утверждает Комитет, 600 тысяч рублей.

Это означает, что Комитет по делам искусств, выдав плохую оперу за хорошую, не только оказался несостоятельным в деле руководства искусством, но и проявил безответственность, введя государство в большие неоправданные затраты средств.

Тот факт, что ЦК проводит второе совещание по опере Мурадели, показывает, какое значение придается этому вопросу. На первом совещании, где присутствовали в основном работники Большого театра, тов. Мурадели после критики объяснял свою неудачу также рядом общих причин. Тов. Мурадели, очевидно, здесь сам выступит, но я бы хотел напомнить некоторые положения из его речи,поскольку они имеют прямое отношение к поставленному вопросу. Тов. Мурадели говорил, что он понимает требования, которые предъявляют партия и народ к советской опере. Мурадели утверждал, что он понимает мелодию, что он хорошо знает классическую музыку, но уже со школьной скамьи консерватория не учила его уважать классическое наследство. Слушателям консерватории говорили, что это наследство устарело, что надо писать новую, по возможности не похожую на классическую, музыку, что нужно отказаться от «традиционализма» и быть всегда оригинальным. Нужно равняться не на классиков, а на наших ведущих композиторов.

После окончания консерватории такое же воздействие на него и на других композиторов оказывает наша музыкальная критика, среди которой распространенным является мнение, что опора на классиков есть признак дурного тона. Находясь под постоянным воздействием такого рода идеологического пресса, он, в конце концов, постепенно и подошел к тем неправильным трактовкам и неправильным формам, которые привели его к творческой неудаче.

Он говорил о неправильном воспитании музыкальных кадров, когда всякое несогласие с распространенными в настоящее время канонами и «современными» направлениями трактуется как отсталость, консерватизм, ретроградство; он говорил о невозможной обстановке творческой работы, причем указывал, что эта обстановка создается в угоду направлению формалистическому, а не направлению реалистическому и классическому.

*  *  *

Надо выяснить здесь: верно все это или неверно? Может быть, тов. Мурадели ошибается, может быть, он не прав по существу дела, может быть, он сгущает краски?

Во всяком случае, такие вопросы нельзя загонять вглубь: их нужно выяснить публично.

Это тем более важно, что недостатки оперы тов. Мурадели очень похожи на те недостатки, которыми отличалась в свое время опера тов. Шостаковича «Леди Макбет Мценского уезда». Я бы не стал здесь об этом вспоминать, если бы не поразительное сходство этих ошибок в обеих операх.

Наверное, в вашей памяти еще не изгладились воспоминания об опубликованной в январе 1936 года известной статье «Правды» «Сумбур вместо музыки». Статья эта появилась по указанию ЦК и выражала мнение ЦК об опере Шостаковича.

Я напомню некоторые места из этой статьи: «Слушателя с первой же минуты ошарашивает в опере нарочито нестройный, сумбурный поток звуков. Обрывки мелодии, зачатки музыкальной фразы тонут, вырываются, снова исчезают в грохоте, скрежете и визге. Следить за этой «музыкой» трудно, запомнить ее невозможно.

Так в течение почти всей оперы. На сцене пение заменено криком. Если композитору случается попасть на дорожку простой и понятной мелодии, то он немедленно, словно испугавшись такой беды, бросается в дебри музыкального сумбура, местами превращающегося в какофонию. Выразительность, которую требует слушатель, заменена бешеным ритмом. Музыкальный шум должен выразить страсть.

Это все не от бездарности композитора, не от его неумения выразить в музыке простые и сильные чувства. Это музыка, умышленно сделанная «шиворот-навыворот», — так, чтобы ничего не напоминало классическую оперную музыку, ничего не было общего с симфоническими звучаниями, с простой, общедоступной музыкальной речью. Это музыка, которая построена по тому же принципу отрицания оперы, по какому левацкое искусство вообще отрицает в театре простоту, реализм, понятность образа, естественное звучание слова...

Опасность такого направления в советской музыке ясна. Левацкое уродство в опере растет из того же источника, что и левацкое уродство в живописи, в поэзии, в педагогике, в науке. Мелкобуржуазное «новаторство» ведет к отрыву от подлинного искусства, от подлинной науки, от подлинной литературы.

Автору «Леди Макбет Мценского уезда» пришлось заимствовать у джаза его нервозную, судорожную, припадочную музыку, чтобы придать «страсть» своим героям».

Еще несколько выдержек из статьи: «В то время как наша критика — в том числе и музыкальная — клянется именем социалистического реализма, сцена преподносит нам в творении Шостаковича грубейший натурализм...

И все это грубо, примитивно, вульгарно... Музыка крякает, ухает, пыхтит, задыхается, чтобы как можно натуральнее изобразить любовные сцены. И «любовь» размазана во всей опере в самой вульгарной форме...

Композитор, видимо, не поставил перед собой задачи прислушаться к тому, что ждет, чего ищет в музыке советская аудитория. Он словно нарочно зашифровал свою музыку, перепутал все звучания в ней так, чтобы дошла его музыка только до потерявших здоровый вкус эстетов-формалистов».

 

Вот что писалось в «Правде» 12 лет тому назад. Срок немалый. Сейчас ясно, что осужденное тогда направление в музыке живет, и не только живет, но и задает тон советской музыке. Появление новой оперы в том же духе может быть объяснено только атавизмом, живучестью осужденного еще в 1936 году партией направления. Мимо этого пройти нельзя, и мы должны обсудить создавшееся положение.

Если ЦК не прав, защищая реалистическое направление и классическое наследство в музыке, пусть об этом скажут открыто. Быть может, старые музыкальные нормы отжили свой век, быть может, их надо отбросить и заменить новым, более прогрессивным направлением? Об этом надо прямо сказать, не прячась по углам и не протаскивая контрабандой антинародный формализм в музыке под флагом якобы преданности классикам и верности идеям социалистического реализма. Это нехорошо, это не совсем честно. Надо быть честными и сказать по этому вопросу все, что думают деятели советской музыки. Было бы опасным и прямо пагубным для интересов развития советского искусства, если отказ от культурного наследия прошлого и деградированная музыка будут рядиться в тогу якобы подлинной советской музыки. Здесь надо называть вещи своими собственными именами.

Мы до сих пор не знаем, в какой мере, по мнению деятелей советской музыки, известные решения Центрального Комитета по вопросам идеологии нашли отклик в их среде, хотя мы слышали неоднократные утверждения, что лед и здесь тронулся и перестройка будто бы идет полным ходом. Можно ли сказать, что после решений ЦК по вопросам идеологии начались оживление и подъем и у вас, что музыкальная критика забила ключом, что среди деятелей советской музыки развернулась творческая дискуссия, что какие-то крупные вопросы были поставлены на обсуждение, как это имело место в кино, в литературе, в работе наших драматургов и философов?! У нас большие сомнения на этот счет.

Неясно также, каковы «формы правления» в Союзе советских композиторов и его Оргкомитете, — являются ли эти формы правления демократическими, основанными на творческой дискуссии, критике и самокритике, или они больше смахивают на олигархию, при которой все дела вершит небольшая группа композиторов и их верных оруженосцев — музыкальных критиков подхалимского типа, — и где, как от неба до земли, далеко до творческой дискуссии, творческой критики и самокритики.

Разрешите открыть наше совещание и просить товарищей высказаться по затронутым вопросам, а также и по тем вопросам, которые хотя и не были затронуты во вступительном слове, но тем не менее имеют существенное значение для развития советского музыкального искусства.

 

ВЫСТУПЛЕНИЕ А. А. ЖДАНОВА

Товарищи! Прежде всего позвольте сделать несколько замечаний в порядке прений о характере дискуссии, которая здесь развернулась.

Общая оценка положения в области музыкального творчества сводится к тому, что дело обстоит неважно. Были, правда, различные оттенки в выступлениях. Одни говорили, что дело особенно хромает в организационном отношении, указывали на неблагополучное состояние критики и самокритики и неправильные методы руководства музыкальными делами, особенно в Союзе композиторов. Другие, присоединяясь к критике организационных порядков и режима, указывали на неблагополучие в отношении идейной направленности советской музыки. Третьи пытались смазать остроту положения или замолчать неприятные вопросы. Но, как бы ни различались эти оттенки в характеристике существующего положения, общий тон прений сводится к тому, что дело обстоит неважно.

Я не имею в виду вносить диссонанс или «атональность» в эту оценку, хотя «атональности» нынче в моде. Дело обстоит действительно плохо. Мне кажется, что положение хуже, чем об этом здесь говорили. Я не имею в виду при этом отрицать достижения советской музыки. Они, конечно, имеются. Но если представить себе, какие достижения мы могли и должны были иметь в области советской музыки, а также сравнить успехи в области музыки с достижениями, которые имеются в других областях идеологии, следует признать, что они весьма незначительны. Если взять, например, художественную литературу, то сейчас некоторые толстые журналы испытывают подлинные затруднения, поскольку они не могут поместить уже в очередных номерах журнала всех материалов, вполне пригодных для публикации, которые имеются в редакционных портфелях. Кажется, никто из ораторов не мог похвастать такого рода «заделами» по части музыки. Есть прогресс в области кино и в области драматургии. А в области музыки сколько-нибудь заметного прогресса нет.

*  *  *

Музыка отстала — таков тон всех выступлений. Обстановка и в Союзе композиторов и в Комитете по делам искусств сложилась явно ненормальная. О Комитете по делам искусств говорили мало и критиковали его недостаточно. Во всяком случае, о непорядках в Союзе композиторов говорили значительно больше и острее. А между тем Комитет по делам искусств сыграл очень неблаговидную роль. Делая вид что он горой стоит за реалистическое направление в музыке, Комитет всячески потворствовал формалистическому направлению, поднимая его представителей на щит, и тем самым способствовал дезорганизации и внесению идейной сумятицы в ряды наших композиторов. Будучи к тому же невежественным и некомпетентным в вопросах музыки, Комитет плыл по течению за композиторами формалистического толка.

Здесь сравнивали Оргкомитет Союза композиторов с монастырем или с генералитетом без армии. Нет нужды оспаривать оба эти положения. Если судьба советского музыкального творчества становится прерогативой наиболее замкнутого круга ведущих композиторов и критиков, критиков, подобранных по принципу поддержки своих шефов, создающих вокруг композиторов одуряющую атмосферу славословия, если творческая дискуссия отсутствует, если в Союзе композиторов укоренилась спертая, затхлая атмосфера разделения композиторов на первосортных и второсортных, если господствующим стилем на творческих совещаниях в Союзе композиторов является почтительное молчание или благоговейное восхваление избранных, если руководство Оргкомитета оторвано от композиторской массы, — нельзя не признать, что положение на музыкальном «Олимпе» стало явно угрожающим.

Следует особо коснуться вопроса о порочном направлении критики и отсутствии творческих дискуссий в Союзе композиторов. Раз нет творческих дискуссий, нет критики и самокритики, — значит, нет и движения вперед. Творческая дискуссия и объективная, независимая критика — это стало уже аксиомой — являются важнейшим условием творческого развития. Там, где нет критики и творческих дискуссий, иссякают источники развития, укореняется тепличная обстановка затхлости и застоя, в которой меньше всего нуждаются наши композиторы.

Не случайно, что людям, впервые участвующим в совещании по вопросам музыки, кажется странным, как могут уживаться столь непримиримые противоречия очень консервативного организационного режима в Союзе композиторов с якобы ультрапрогрессивными взглядами его нынешних руководителей в области идейно-творческой. Известно, что руководство Союза написало на своем знамени такие многообещающие призывы, как призыв к новаторству, к отказу от устаревших традиций, к борьбе с «эпигонством» и т. д. Но любопытно, что те же самые лица, которые хотят казаться весьма радикальными и даже архиреволюционными в области творческой платформы, которые претендуют на роль ниспровергателей устаревших канонов, — эти же самые лица в той мере, в какой они принимают участие в деятельности Союза композиторов, оказываются чрезвычайно отсталыми и неподатливыми к каким-нибудь новшествам и к переменам, консервативными в методах работы и руководства и часто охотно отдают дань плохим традициям и презренному «эпигонству» в организационных вопросах, культивируя самые квасные и затхлые приемы в области руководства жизнью и деятельностью своего творческого объединения.

Почему так получается, нетрудно объяснить. Если напыщенная фразеология о якобы новом направлении в советской музыке сочетается с отнюдь не передовыми делами, то уже одно это вызывает законное сомнение в прогрессивности тех идейно-творческих установок, которые насаждаются столь реакционными методами.

*  *  *

Организационная сторона любого дела имеет большое значение, как вы все прекрасно понимаете. Очевидно, должна быть произведена серьезная вентиляция в творческих организациях композиторов и музыкантов, свежий ветер должен очистить воздух в этих организациях, чтобы была создана нормальная обстановка для развития творческой работы.

Но организационный вопрос не является основным, хотя он и очень важен. Основной вопрос есть вопрос о направлении советской музыки. Дискуссия, которая здесь развернулась, несколько смазывает этот вопрос, что является неправильным. Если в музыке вы добиваетесь ясной музыкальной фразы, то в вопросе о направлении развития музыки мы должны также добиться ясности. На вопрос: идет ли речь о двух направлениях в музыке? — из прений вытекает вполне определенный ответ: да, речь идет именно об этом. Хотя некоторые товарищи пытались не называть вещи своими именами и игра происходит отчасти под сурдинку, ясно, что борьба между направлениями идет, что попытки заменить одно направление другим налицо.

В то же время некоторая часть товарищей утверждала, что якобы нет поводов ставить вопрос о борьбе направлений, что каких-либо изменений качественного порядка не произошло, а идет лишь дальнейшее развитие наследства классической школы в советских условиях. Говорили, что никакой ревизии основ классической музыки не производится и что, следовательно, не о чем спорить и напрасно поднимать шум. Сводили дело к тому, что речь может идти только о частных поправках, о наличии отдельных увлечений техницизмом, об отдельных натуралистических ошибках и т. д.

Поскольку такого рода маскировка имела место, на вопросе о борьбе двух направлений следует остановиться подробнее. Речь идет, конечно, не только о поправках, не только о том, что протекает консерваторская крыша и что ее надо починить, в чем нельзя не согласиться с тов. Шебалиным, но дыра имеется не только в консерваторской крыше, — это дело быстро поправимое. Гораздо большая дыра образовалась в фундаменте советской музыки. Здесь нет двух мнений, и об этом указывалось всеми ораторами, что в творческой деятельности Союза композиторов ведущую роль ныне играет определенная группа композиторов. Речь идет о тт. Шостаковиче, Прокофьеве, Мясковском, Хачатуряне, Попове, Кабалевском, Шебалине.

Когда говорят о руководящей группе, которая держит все нити и ключи от «Исполнительного комитета по творческим делам», называют большей частью эти имена. Будем считать именно этих товарищей основными ведущими фигурами формалистического направления в музыке. А это направление является в корне неправильным.

* * *

Названные выше товарищи также выступали здесь и заявляли, что они тоже недовольны тем, что в Союзе композиторов нет атмосферы критики, что их чрезмерно захваливают, что они чувствуют известное ослабление контакта с основными кадрами композиторов, со слушательской аудиторией и т. д. Но для констатации всех этих истин вряд ли нужно было ждать не вполне удачной или не совсем удачной оперы. Эти признания можно было сделать гораздо раньше. Суть дела заключается в том, что для руководящей группы наших композиторов формалистического толка режим, который до сих пор существовал в музыкальных организациях, был, мягко выражаясь, «не вполне неприятен». Понадобилось совещание в Центральном Комитете партии, чтобы товарищи открыли тот факт, что этот режим таит в себе и отрицательные стороны. Во всяком случае, до совещания в ЦК никто из них не полагал изменить положения вещей в Союзе композиторов. Силы «традиционализма» и «эпигонства» действовали безотказно.

Здесь говорили, что настал момент круто изменить дело. С этим нельзя не согласиться. Поскольку командные посты в советской музыке занимают названные здесь товарищи, поскольку доказано, что попытки их критиковать привели бы, как выразился здесь тов. Захаров, к взрыву, к немедленной мобилизации всех сил против критики, следует придти к выводу, что именно эти товарищи создали ту самую невыносимую тепличную обстановку застоя и приятельских отношений, которую они теперь склонны объявить нежелательной.

Руководящие товарищи из Союза композиторов говорили здесь, что олигархии в Союзе композиторов нет. Но тогда возникает вопрос: почему они так держатся за руководящие посты в Союзе? Увлекает ли их господство ради господства? Иными словами, забрали люди в руки власть, потому что приятно держать власть ради власти, разыгрался этакий административный зуд, и людям просто хочется покняжить, как Владимиру Галицкому из «Князя Игоря»? Или это господство осуществляется ради определенного направления в музыке? Я думаю, что первое предположение отпадает, что вернее второе. Мы не имеем оснований утверждать, что руководство делами в Союзе не связано с направлением. Предъявить такого рода обвинение, скажем, Шостаковичу, мы не можем. Следовательно, господство было ради направления.

*  *  *

Действительно, мы имеем очень острую, хотя внешне и прикрытую борьбу двух направлений в советской музыке. Одно направление представляет здоровое, прогрессивное начало в советской музыке, основывающееся на признании огромной роли классического наследства, и, в частности, традиций русской музыкальной школы, на сочетании высокой идейности и содержательности музыки, ее правдивости и реалистичности, глубокой, органической связи с народом, его музыкальным, песенным творчеством, в сочетании с высоким профессиональным мастерством.

Другое направление выражает чуждый советскому искусству формализм, отказ под флагом мнимого новаторства от классического наследства, отказ от народности музыки, от служения народу в угоду обслуживания сугубо индивидуалистических переживаний небольшой группы избранных эстетов.

Это направление осуществляет замену естественной, красивой, человеческой музыки музыкой фальшивой, вульгарной, зачастую просто патологической. При этом особенностью второго направления является то, что оно избегает фронтальных атак, предпочитая скрывать свою ревизионистскую деятельность под маской якобы согласия с основными положениями социалистического реализма. Такого рода «контрабандные» методы, конечно, неновы. Примеров ревизионизма под флагом якобы согласия с основными положениями ревизуемого учения в истории можно найти немало. Тем более необходимо разоблачить подлинную сущность этого другого направления и вред, наносимый им развитию советской музыки.

Разберем, к примеру, вопрос об отношении к классическому наследству. Как бы ни клялись вышеупомянутые композиторы, что они стоят обеими ногами на почве классического наследства, нельзя ничем доказать, что сторонники формалистической школы продолжают и развивают традиции классической музыки.

Любой слушатель скажет, что произведения советских композиторов формалистического толка в корне непохожи на классическую музыку. Для классической музыки характерны правдивость и реализм, умение достигать единства блестящей художественной формы и глубокого содержания, сочетать высочайшее мастерство с простотой и доступностью. Классической музыке вообще, русской классической музыке в особенности, чужды формализм и грубый натурализм. Для нее характерны высокая идейность, основанная на признании истоков классической музыки в музыкальном творчестве народов, глубокое уважение и любовь к народу, его музыке и песне.

Какой шаг назад от столбовой дороги развития музыки делают наши формалисты, когда, подкапываясь под устои настоящей музыки, они сочиняют музыку уродливую, фальшивую, пронизанную идеалистическими переживаниями, чуждую широким массам народа, рассчитанную не на миллионы советских людей, а на единицы и десятки избранных, на «элит»! Как это не похоже на Глинку, Чайковского, Римского-Корсакова, Даргомыжского, Мусоргского, которые основу развития своего творчества видели в способности выразить в своих произведениях дух народа, его характер! Игнорирование запросов народа, его духа, его творчества означает, что формалистическое направление в музыке имеет ярко выраженный антинародный характер.

*  *  *

Среди известной части советских композиторов имеет хождение теорийка, что «нас-де поймут через 50—100 лет», что «если нас не могут понять современники, то поймут потомки», — это просто страшная вещь.

Если вы к этому уже привыкли, то такого рода привычка есть очень опасное дело.

Такие рассуждения означают отрыв от народа. Если я — писатель, художник, литератор, партийный работник— не рассчитываю, что меня поймут современники, то для кого же я живу и работаю? Ведь это же ведет к душевной пустоте, к тупику. Говорят, что такого рода «утешения» особенно сейчас нашептывают композиторам некоторые музыкальные критики из подхалимов. Но разве могут композиторы хладнокровно слушать такие советы и не привлекать таких советчиков по меньшей мере к суду чести?

Вспомните, как относились к запросам народа классики. У нас уже забывают, в каких ярких выражениях говорили композиторы «могучей кучки» и примыкавший к ним большой музыковед Стасов о народности музыки. У нас забывают замечательные слова Глинки относительно связи народа и художников: «Создает музыку народ, а мы, художники, только ее аранжируем». У нас забывают, что корифеи музыкального искусства не чуждались никаких жанров, если эти жанры помогали продвинуть музыкальное искусство в широкие массы народа.

А вы чуждаетесь даже таких жанров, как опера, считаете оперу второстепенным делом, противопоставили ей инструментально-симфоническую музыку, не говоря уже о том, что вы высокомерно отнеслись к песенной, хоровой и концертной музыке, считая зазорным снисходить до нее и удовлетворять запросы народа.

А Мусоргский переложил на музыку «Гопака», Глинка использовал «Комаринского» для одного из своих лучших произведений. Пожалуй, придется признать, что помещик Глинка, чиновник Серов и дворянин Стасов были демократичнее вас. Это парадоксально, но факт.

Мало клятвенных заверений, что все вы за народную музыку. Если это так, то почему в ваших музыкальных произведениях так мало использованы народные мелодии? Почему повторяются недостатки, которые критиковал еще Серов, когда указывал, что «ученая», то есть профессиональная, музыка развивается параллельно и независимо от народной? Разве у нас инструментальная симфоническая музыка развивается в тесном взаимодействии с народной музыкой, — будь то песня, концертная или хоровая музыка? Нет, нельзя этого сказать. Наоборот, здесь, безусловно, имеется разрыв, связанный с недооценкой нашими симфонистами народной музыки.

Напомню, какими словами Серов характеризовал свое отношение к народной музыке. Я имею в виду его статью «Музыка южнорусских песен», где он говорил: «Песни народные, как музыкальные организмы, отнюдь не сочинения отдельных музыкально-творческих талантов, а произведения целого народа, и всем складом своим весьма далеки от музыки искусственной, вследствие сложившегося сознательного подражания образцам, вследствие школы, науки, рутины и рефлексии.

Это цветки данной точки, явившиеся на свет будто сами собою, выросшие в полном блеске, без малейшей мысли об авторстве, сочинительстве, и, следовательно, мало похожие на парниковые, тепличные продукты ученой композиторской деятельности. Оттого в них ярче всего выступает— наивность творчества и та (по меткому выражению Гоголя, в Мертвых душах) высокая мудрость простоты, главная прелесть и главная тайна всякого художественного создания.

Как лилия, в своем пышном целомудренном убранстве, затмевает блеск парчей и драгоценных каменьев, так народная музыка, именно своим детским простодушием, в тысячу раз богаче и сильнее, нежели все ухищрения школьной премудрости, проповедываемые педантами в консерваториях и музыкальных академиях».

Как все это хорошо, правильно и сильно сказано! Как правильно схвачено основное: что развитие музыки должно идти на основе взаимодействия, на почве обогащения музыки «ученой» музыкой народной! А в наших теперешних теоретических и критических статьях эта тема почти совсем исчезла. Это лишний раз подтверждает опасность отрыва современных ведущих композиторов от народа, когда забрасывается такой прекрасный источник творчества, каким является народная песня и народная мелодия. Такой разрыв, конечно, не может быть присущ советской музыке.

*  *  *

Позвольте перейти к вопросу о соотношении музыки национальной и музыки зарубежной. Правильно здесь говорили товарищи, что имеется увлечение, даже известная ориентация на современную буржуазную западную музыку, на музыку декаданса, и что в этом также заключается одна из существенных черт формалистического направления в советской музыке.

Очень хорошо об отношении русской музыки к музыке западноевропейской сказал в свое время Стасов в статье «Двадцать пять лет русского искусства», где он писал: «Смешно отрицать науку, знание в каком бы то ни было деле, в том числе и в музыкальном, но только новые русские музыканты, не имея за плечами, в виде исторической подкладки, унаследованной от прежних столетий, длинной цепи схоластических периодов Европы, смело глядят науке в глаза: они уважают ее, пользуются ее благами, но без преувеличения и низкопоклонства. Они отрицают необходимость ее суши и педантских излишеств, отрицают ее гимнастические потехи, которым придают столько значения тысячи людей в Европе, и не верят, чтоб надо было покорно прозябать долгие годы над ее священнодейственными таинствами».

Так говорил Стасов о западноевропейской классической музыке. Что касается современной буржуазной музыки, находящейся в состоянии упадка и деградации, то использовать из нее нечего. Тем более несуразным и смешным является проявление раболепия перед находящейся в состоянии упадка современной буржуазной музыкой.

Если исследовать историю нашей русской, а затем советской музыки, то следует сделать вывод, что она выросла, развивалась и превратилась в могучую силу именно потому, что ей удалось найти свои собственные пути развития, давшие возможность раскрыть богатства внутреннего мира нашего народа.

Глубоко ошибаются те, кто считает, что расцвет национальной музыки как русской, так равно и музыки советских народов, входящих в состав Советского Союза, означает какое-то умаление интернационализма в искусстве. Интернационализм в искусстве рождается не на основе умаления и обеднения национального искусства. Наоборот, интернационализм рождается там, где расцветает национальное искусство. Забыть эту истину — означает потерять руководящую линию, потерять свое лицо, стать безродными космополитами. Оценить богатство музыки других народов может только тот народ, который имеет свою высокоразвитую музыкальную культуру. Нельзя быть интернационалистом в музыке, как и во всем, не будучи подлинным патриотом своей Родины. Если в основе интернационализма положено уважение к другим народам, то нельзя быть интернационалистам, не уважая и не любя своего собственного народа. Об этом говорит весь опыт СССР.

Стало быть, интернационализм в музыке, уважение к творчеству других народов развиваются у нас на основе обогащения и развития национального музыкального искусства, на основе такого его расцвета, когда есть чем поделиться с другими народами, а не на базе обеднения национального искусства, слепого подражания чужим образцам и стирания особенностей национального характера в музыке. Все это не следует забывать, когда говорят об отношениях советской музыки к музыке иностранной.

*  * *

Если говорить, далее, об отходе формалистического направления от принципов классического наследства, то нельзя не сказать относительно уменьшения роли программной музыки. Об этом здесь уже говорилось, но принципиальное существо вопроса не было соответствующим образом вскрыто. Совершенно очевидно, что программной музыки стало меньше или ее почти совсем нет. Дело дошло до того, что содержание выпущенного в свет музыкального произведения приходится объяснять уже после появления его на свет. Народилась целая новая профессия — истолкователей музыкальных произведений из среды приятелей — критиков, которые стараются по личным догадкам расшифровывать задним числом содержание уже обнародованных музыкальных произведений, темный смысл которых, как говорят, бывает не совсем ясен даже для их авторов. Забвение программной музыки — есть тоже отход от прогрессивных традиций. Известно, что русская классическая музыка была, как правило, программной.

Здесь говорили о новаторстве. Указывалось, что новаторство является чуть ли не главной отличительной чертой формалистического направления. Но новаторство не является самоцелью; новое должно быть лучше старого, иначе оно не имеет смысла. Мне кажется, что последователи формалистического направления употребляют это словечко главным образом в целях пропаганды плохой музыки. Ведь нельзя же назвать новаторством всякое оригинальничание, всякое кривляние и вихляние в музыке. Если не хотят лишь бросаться громкими словечками, то нужно отчетливо представить себе, от чего старого необходимо стараться отойти и к чему именно новому надо придти. Если это не делается, то фраза о новаторстве может означать только одно: ревизию основ музыки. Это может означать лишь разрыв с такими законами и нормами музыки, от которых отходить нельзя. И то, что нельзя от них отходить, не есть консерватизм, а то, что от них отходят, вовсе не есть новаторство.

Новаторство отнюдь не всегда совпадает с прогрессом. Многих молодых музыкантов сбивают с толку новаторством как жупелом, говоря, что если они не оригинальны, не новы,— значит, они находятся в плену консервативных традиций. Но поскольку новаторство неравнозначно прогрессу, распространение подобных взглядов означает глубокое заблуждение, если не обман.

А «новаторство» формалистов, к тому же, вовсе и не ново, поскольку от этого «нового» отдает духом современной упадочнической буржуазной музыки Европы и Америки. Вот где надо показать настоящих эпигонов!

Одно время в начальных и средних школах было, как вы помните, увлечение «лабораторно-бригадным» методом и «Дальтон-планом», согласно которым роль учителя в школе сводилась к минимуму, а каждый ученик имел право перед началом урока определять тему занятий в классе. Учитель, приходя на урок, спрашивал учеников: «Чем мы будем сегодня заниматься?» Ученики отвечали: «Расскажите об Арктике», «Расскажите об Антарктике», «Расскажите о Чапаеве», «Расскажите о Днепрострое». Учитель должен был плестись в хвосте этих требований. Это называлось «лабораторно-бригадным» методом, а на деле означало, что вся организация учебы ставилась шиворот-навыворот, когда учащиеся становились ведущими, а педагог ведомым. Существовали когда-то рассыпные учебники, не было пятибальной системы отметок. Все это было новшеством, но спрашивается, было ли это новшество прогрессивным?

Партия, как известно, эти «новшества» отменила. Почему? Потому что эти «новшества», очень «левые» по форме, были на деле насквозь реакционными и вели к ликвидации школы.

Другой пример. Не так давно организована Академия художеств. Живопись — это ваша сестра, одна из муз.

В живописи, как вы знаете, одно время были сильны буржуазные влияния, которые выступали сплошь и рядом под самым «левым» флагом, нацепляли себе клички футуризма, кубизма, модернизма; «ниспровергали» «прогнивший академизм», провозглашали новаторство. Это новаторство выражалось в сумасшедшей возне, когда рисовали, к примеру, девушку с одной головой на сорока ногах, один глаз — на нас, а другой — в Арзамас.

Чем же все это кончилось? Полным крахом «нового направления». Партия восстановила в полной мере значение классического наследства Репина, Брюллова, Верещагина, Васнецова, Сурикова. Правильно ли мы сделали, что оставили сокровищницу классической живописи и разгромили ликвидаторов живописи?

Разве не означало бы дальнейшее существование подобных «школ» ликвидацию живописи? Что же, отстояв классическое наследство в живописи, Центральный Комитет поступил «консервативно», находился под влиянием «традиционализма», «эпигонства» и т. д.? Это же сущая чепуха.

Так и в музыке. Мы не утверждаем, что классическое наследство есть абсолютная вершина музыкальной культуры. Если бы мы так говорили, это означало бы признание того, что прогресс кончился на классиках. Но до сих пор классические образцы остаются непревзойденными. Это значит, что надо учиться и учиться, брать из классического музыкального наследства все лучшее, что в нем есть и что необходимо для дальнейшего развития советской музыки.

Болтают об эпигонстве и всяких таких штуках, пугают этими словечками молодежь, чтобы она перестала учиться у классиков. Пускают в ход лозунг, что классиков надо перегонять. Это, конечно, очень хорошо. Но для того, чтобы перегнать классиков, надо их догнать, а вы стадию «догоняния» исключаете, как будто это уже пройденная ступень.

А если говорить откровенно и выразить то, о чем думает советский зритель и слушатель, то было бы совсем неплохо, если бы у нас появилось побольше произведений, похожих на классические по содержанию и по форме, по изяществу, по красоте и музыкальности. Если это — «эпигонство», что ж, пожалуй, не зазорно быть таким эпигоном!

*   *   *

О натуралистических извращениях. Здесь выяснилось, что увеличился отход от естественных, здоровых норм музыки. В нашу музыку все в большей степени внедряются элементы грубого натурализма. А вот что писал, предостерегая от увлечения грубым натурализмом, Серов уже 90 лет тому назад:

«В природе бездна звуков самых разнородных, самых разнокачественных, но все эти звуки, которые в иных случаях называются шумом, громом, грохотом, треском, плеском, гулом, гудением, звоном, воем, скрипом, свистом, говором, шепотом, шорохом, шипением, шелестом и т. д., а в других случаях и не имеют выражений в словесной речи, все эти звуки или вовсе не входят в состав материалов для музыкального языка, или если входят в него, то не иначе как в виде исключения (звон колоколов, медных тарелок, треугольников, — звук барабанов, бубен и т. д.).

Собственно-музыкальный материал есть звук особого свойства...».

Разве это не верно, разве не правильно, что звон тарелок и звук барабанов должен быть исключением, а не правилом в музыкальном произведении?! Разве не ясно, что не всякий натуральный звук должен быть перенесен в музыкальное произведение?! А сколько у нас беспардонного увлечения вульгарным натурализмом, представляющим безусловный шаг назад!

Надо сказать прямо, что целый ряд произведений современных композиторов настолько перенасыщен натуралистическими звуками, что напоминает, простите за неизящное выражение, не то бормашину, не то музыкальную душегубку. Просто сил никаких нет, обратите вы на это внимание!

Здесь начинается выход за пределы рационального, выход за пределы не только нормальных человеческих эмоций, но и за пределы нормального человеческого разума. Есть, правда, теперь модные «теории», которые утверждают, что патологическое состояние человека есть некая высшая форма и что шизофреники и параноики в своем бреду могут доходить до таких высот духа, до которых в нормальном состоянии обычный человек никогда дойти не может.

Эти «теории», конечно, не случайны. Они очень характерны для эпохи загнивания и разложения буржуазной культуры. Но оставим все эти «изыски» сумасшедшим, будем требовать от наших композиторов нормальной, человеческой музыки.

Что же получилось в результате забвения законов и норм, по которым идет музыкальное творчество? Музыка отомстила тем, кто попытался уродовать ее природу. Если музыка перестает быть содержательной, высокохудожественной, если она становится неизящной, некрасивой, вульгарной, она перестает удовлетворять тем требованиям, ради которых она существует, она перестает быть сама собой.

 

*  *  *

Вы, может быть, удивляетесь, что в Центральном Комитете большевиков требуют от музыки красоты и изящества. Что за новая напасть такая?! Да, мы не оговорились, мы заявляем, что мы стоим за красивую, изящную музыку, за музыку, способную удовлетворить эстетические потребности и художественные вкусы советских людей, а эти потребности и вкусы выросли неимоверно. Народ оценивает талантливость музыкального произведения тем, насколько оно глубоко отображает дух нашей эпохи, дух нашего народа, насколько оно доходчиво до широких масс. Ведь что такое гениальное в музыке? Это — совсем не то, что могут оценить только кто- то один или небольшая группа эстетствующих гурманов. Музыкальное произведение тем гениальней, чем оно содержательней и глубже, чем оно выше по мастерству, чем большим количеством людей оно признается, чем большее количество людей оно способно вдохновить. Не все доступное гениально, но все, подлинно гениальное — доступно, и оно тем гениальнее, чем оно доступнее для широких масс народа.

А. Н. Серов был глубоко прав, когда говорил: «Над истинно-прекрасным в искусстве — время бессильно; иначе бы не любовались ни Гомером, Данте и Шекспиром, ни Рафаэлем, Тицианом и Пуссеном, ни Палестриною, Генделем и Глюком».

Музыкальное произведение тем лучше, чем больше струн человеческой души оно приводит в ответное звучание. Человек, с точки зрения музыкального восприятия, — это такая чудесная и богатейшая мембрана или радиоприемник, работающий на тысячах волн,— наверное, можно подобрать лучшее сравнение, — что для него звучания одной ноты, одной струны, одной эмоции недостаточно. Если композитор способен вызвать отклик только одной или нескольких струн человеческих, то этого мало, ибо современный человек, особенно наш, советский человек, представляет из себя очень сложный организм восприятия. Если еще Глинка, Чайковский, Серов писали о высоком развитии музыкальности у русского народа, то в те времена, когда они об этом писали, русский народ ведь не имел еще широкого понятия о классической музыке. За годы советской власти музыкальная культура народа поднялась чрезвычайно. Если и раньше наш народ отличался высокой музыкальностью, то теперь художественный вкус его обогатился в силу распространения классической музыки. Если вы допустили обеднение музыки, если, как это получилось в опере Мурадели, не используются ни возможности оркестра, ни способности певцов, то вы перестали удовлетворять музыкальные запросы своих слушателей.

Что посеешь, то и пожнешь. Композиторы, у которых получились непонятные для народа произведения, пусть не рассчитывают на то, что народ, не понявший их музыку, будет «дорастать» до них. Музыка, которая непонятна народу, народу не нужна. Композиторы должны пенять не на народ, а на себя, должны критически оценивать свою работу, понять, почему они не угодили своему народу, почему не заслужили у народа одобрения и что нужно сделать, чтобы народ их понял и одобрил их произведения.

Вот в каком направлении надо перестраивать свое творчество. Разве это не так?..

*  *  *

Перехожу к вопросу об опасности утери профессионального мастерства. Если формалистические извращения обедняют музыку, то они влекут также за собой опасность утери профессионального мастерства. В этой связи следует остановиться еще на одном распространенном заблуждении, будто бы классическая музыка является более простой, а новейшая — более сложной и что будто бы усложнение техники современной музыки представляет шаг вперед, поскольку всякое развитие восходит от простого к сложному, от частного к общему.

Неверно, что всякое усложнение равносильно росту мастерства. Нет, не всякое. Кто считает всякое усложнение прогрессом, тот глубоко заблуждается. Приведу пример. Известно, что в русском литературном языке употребляется немало иностранных слов, известно, как высмеивал злоупотребление иностранными словечками Ленин, как он ратовал за очищение родного языка от засорения иностранщиной. Усложнение языка путем введения иностранного слова вместо русского тогда, когда есть полная возможность употребить русское слово, никогда не считалось прогрессом языка. Например, у нас иностранное слово «лозунг» заменено сейчас русским словом «призыв», а разве такая замена не является шагом вперед?!

Так и в музыке. Под маской чисто внешнего усложнения приемов композиционного творчества скрывается тенденция к обеднению музыки. Музыкальный язык становится невыразительным. В музыку привносится столько грубого, вульгарного, столько фальшивого, что музыка перестает отвечать своему назначению — доставлять наслаждение. Но разве эстетическое значение музыки подлежит упразднению? В этом, что ли, состоит новаторство? Или музыка становится разговором композитора самого с собой? Но тогда зачем ее навязывают народу?

Эта музыка превращается в антинародную, сугубо индивидуалистическую, и, действительно, к ее судьбам народ имеет право стать и становится равнодушным.

Если требуют от слушателя, чтобы он расхваливал музыку грубую, неизящную, вульгарную, основанную на атональностях, на сплошных диссонансах, когда консонансы становятся частным случаем, а фальшивые ноты и их сочетания — правилом, то это есть прямой отход от основных музыкальных норм.

Все это, вместе взятое, грозит ликвидацией музыки, так же, как кубизм и футуризм в живописи представляют из себя не что иное, как установку на разрушение живописи. Музыка, нарочито игнорирующая нормальные человеческие эмоции, травмирующая психику и нервную систему человека, не может быть популярной, не может служить обществу.06 утрате мелодичности музыки. Современную музыку характеризует одностороннее увлечение ритмом в ущерб мелодии. Но мы знаем, что музыка приносит наслаждение только тогда, когда все ее элементы — и мелодия, и певучесть, и ритм — находятся в определенном гармоническом сочетании. Одностороннее увлечение одним элементом музыки за счет другого приводит к нарушению правильного взаимодействия различных элементов музыки и, конечно, не может быть воспринято нормальным человеческим слухом.

Допускаются извращения также в использовании инструментов не по назначению, когда, например, рояль превращается в ударный инструмент. Уменьшается роль вокальной музыки за счет одностороннего развития музыки инструментальной. Сама вокальная музыка все меньше считается с требованиями норм вокального искусства. К критическим замечаниям вокалистов, которые были высказаны здесь тов. Держинской и тов. Катульской, необходимо отнестись с полным вниманием.

Все эти и иные отступления от норм музыкального искусства представляют нарушение не только основ нормального функционирования музыкального звука, но и основ физиологии нормального человеческого слуха. У нас, к сожалению, недостаточно разработана та область теории, которая говорит о физиологическом влиянии музыки на человеческий организм. А между тем надо учитывать, что плохая, дисгармоническая музыка, несомненно, нарушает правильную психо-физиологиче- скую деятельность человека.

Выводы. Надо восстановить в полной мере значение классического наследства, надо восстановить нормаль-ную человеческую музыку. Надо подчеркнуть опасность ликвидации музыки, грозящую ей со стороны формалистического направления, и осудить это направление как геростратову попытку разрушить храм искусства, созданный великими мастерами музыкальной культуры. Надо, чтобы все наши композиторы перестроились и повернулись лицом к своему народу. Надо, чтобы все отдали себе отчет в том, что наша партия, выражая интересы нашего государства, нашего народа, будет поддерживать только здоровое, прогрессивное направление в музыке, направление советского социалистического реализма.

*  *  *

Товарищи! Если вам дорого высокое звание советского композитора, вы должны доказать, что вы способны лучше служить своему народу, чем вы это делали до настоящего времени. Вам предстоит серьезный экзамен.

Формалистическое направление в музыке было осуждено партией еще 12 лет тому назад. За истекший период правительство многих из вас наградило Сталинскими премиями, в том числе и тех, кто грешил по части формализма. То, что вас наградили, — это был большой аванс. Мы не считали при этом, что ваши произведения свободны от недостатков, но мы терпели, ожидая, что наши композиторы сами найдут в себе силы для того, чтобы избрать правильную дорогу. Но теперь всякий видит, что необходимо было вмешательство партии. Со всей прямотой ЦК заявляет вам, что на избранном вами пути творчества наша музыка себя не прославит.

У советских композиторов две в высшей степени ответственных задачи. Главная задача — развивать и совершенствовать советскую музыку. Другая задача состоит в том, чтобы отстаивать советскую музыку от проникновения в нее элементов буржуазного распада. Не надо забывать, что СССР является сейчас подлинным хранителем общечеловеческой музыкальной культуры так же, как он во всех других отношениях является оплотом человеческой цивилизации и культуры против буржуазного распада и разложения культуры.

Надо учитывать, что чуждые буржуазные влияния из- за границы будут перекликаться с пережитками капитализма в сознании некоторых представителей советской интеллигенции, выражающимися в несерьезных и диких стремлениях променять сокровищницу советской музыкальной культуры на жалкие лохмотья современного буржуазного искусства. Поэтому не только музыкальное, но и политическое ухо советских композиторов должно быть очень чутким. Ваша связь с народом должна быть как никогда тесной. Музыкальный «слух на критику» должен быть очень развит.

Вы должны следить за процессами, которые происходят в искусстве на Западе. Но ваша задача заключается не только в том, чтобы не допускать проникновения буржуазных влияний в советскую музыку. Задача заключается в том, чтобы утвердить превосходство советской музыки, создать могучую советскую музыку, включающую в себя все лучшее из прошлого развития музыки, которая отображала бы сегодняшний день советского общества и могла бы еще выше поднять культуру нашего народа и его коммунистическую сознательность.

*  *  *

Мы, большевики, не отказываемся от культурного наследства. Наоборот, мы критически осваиваем культурное наследство всех народов, всех эпох, для того, чтобы отобрать из него все то, что может вдохновлять трудящихся советского общества на великие дела в труде, науке и культуре. Вы должны помочь народу в этом. Если вы эту задачу перед собой не поставите, если для служения этой задаче не отдадите себя целиком, весь свой пыл и творческий энтузиазм, то вы не выполните своей исторической роли.

Товарищи, мы хотим, мы страстно желаем, чтобы у нас была своя «Могучая кучка», чтобы она была и многочисленнее и сильнее, чем та, которая когда-то поражала мир своими талантами и прославила наш народ. Для того, чтобы вы были сильными, вы должны отбросить прочь со своего пути все то, что может вас ослабить, и отобрать лишь такие средства вооружения, которые помогут вам стать сильными и могучими. Если вы используете до дна гениальное классическое музыкальное наследство и вместе с тем разовьете его в духе новых потребностей нашей великой эпохи, вы станете советской «Могучей кучкой».

Мы хотим, чтобы отставание, которое вы переживаете, как можно скорее было преодолено, чтобы вы поскорее перестроились и превратились в славную когорту советских композиторов, являющихся гордостью всего советского народа.

 

 

«АНТИНАРОДНОЕ НАПРАВЛЕНИЕ В СОВЕТСКОЙ МУЗЫКЕ»

(Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «Об опере «Великая Дружба» В. Мурадели» от 10 февраля 1948г.)

ЦК ВКП(б) считает, что опера «Великая дружба» (музыка В. Мурадели, либретто Г. Мдивани), поставленная Большим театром Союза ССР в дни 30-й годовщины Октябрьской революции, является порочным как в музыкальном, так и в сюжетном отношении, антихудожественным произведением.

Основные недостатки оперы коренятся прежде всего в музыке оперы. Музыка оперы невыразительна, бедна. В ней нет ни одной запоминающейся мелодии или арии. Она сумбурна и дисгармонична, построена на сплошных диссонансах, на режущих слух звукосочетаниях. Отдельные строки и сцены, претендующие на мелодичность, внезапно прерываются нестройным шумом, совершенно чуждым для нормального человеческого слуха и действующим на слушателей угнетающе. Между музыкальным сопровождением и развитием действия на сцене нет органической связи. Вокальная часть оперы — хоровое, сольное и ансамблевое пение — производит убогое впечатление. В силу всего этого возможности оркестра и певцов остаются неиспользованными.

Композитор не воспользовался богатством народных мелодий, песен, напевов, танцевальных и плясовых напевов, которыми так богато творчество народов СССР, и в частности творчество народов, населяющих Северный Кавказ, где развертываются действия, изображаемые в опере.

В погоне за ложной «оригинальностью» музыки композитор Мурадели пренебрег лучшими традициями и опытом классической оперы вообще, русской классической оперы в особенности, отличающейся внутренней содержательностью, богатством мелодий и широтой диапазона, народностью, изящной, красивой, ясной музыкальной формой, сделавшей русскую оперу лучшей оперой в мире, любимым и доступным широким слоям народа жанром музыки.

Исторически фальшивой и искусственной является фабула оперы, претендующая на изображение борьбы за установление советской власти и дружбы народов на Северном Кавказе в 1918—1920 г.г. Из оперы создается неверное представление, будто такие кавказские народы, как грузины и осетины, находились в ту эпоху во вражде с русским народом, что является исторически фальшивым, так как помехой для установления дружбы народов в тот период на Северном Кавказе являлись ингуши и чеченцы.

*  *  *

ЦК ВКП(б) считает, что провал оперы Мурадели есть результат ложного и губительного для творчества советского композитора формалистического пути, на который встал т. Мурадели.

Как показало совещание деятелей советской музыки, проведенное в ЦК ВКП(б), провал оперы Мурадели не является частным случаем, а тесно связан с неблагополучным состоянием современной советской музыки, с распространением среди советских композиторов формалистического направления.

Еще в 1936 году, в связи с появлением оперы Д. Шостаковича «Леди Макбет Мценского уезда», в органе ЦК ВКП(б) «Правда» были подвергнуты острой критике антинародные, формалистические извращения в творчестве Д. Шостаковича и разоблачен вред и опасность этого направления для судеб развития советской музыки. «Правда», выступившая тогда по указанию ЦК ВКП(б), ясно сформулировала требования, которые предъявляет к своим композиторам советский народ.

Несмотря на эти предупреждения, а также вопреки тем указаниям, какие были даны Центральным Комитетом ВКП(б) в его решениях о журналах «Звезда» и «Ленинград», о кинофильме «Большая жизнь», о репертуаре драматических театров и мерах по его улучшению, в советской музыке не было произведено никакой перестройки. Отдельные успехи некоторых советских композиторов в области создания новых песен, нашедших признание и широкое распространение в народе, в области создания музыки для кино и т.д., не меняют общей картины положения. Особенно плохо обстоит дело в области симфонического и оперного творчества.

Речь идет о композиторах, придерживающихся формалистического, антинародного направления. Это направление нашло свое наиболее полное выражение в произведениях таких композиторов, как т.т. Д. Шостакович, С. Прокофьев, А. Хачатурян, В. Шебалин, Г. Попов, Н. Мясковский и др., в творчестве которых особенно наглядно представлены формалистические извращения, антидемократические тенденции в музыке, чуждые советскому народу и его художественным вкусам.

Характерными признаками такой музыки является отрицание основных принципов классической музыки, проповедь атональности, диссонанса и дисгармонии, являющихся якобы выражением «прогресса» и «новаторства» в развитии музыкальной формы, отказ от важнейших основ музыкального произведения, какой является мелодия, увлечение сумбурными, невропатическими сочетаниями, превращающими музыку в какофонию, в хаотическое нагромождение звуков.

Эта музыка сильно отдает духом современной модернистской буржуазной музыки Европы и Америки, отображающей маразм буржуазной культуры, полное отрицание музыкального искусства, его тупик.

Существенным признаком формалистического направления является также отказ от полифонической музыки и пения, основывающихся на одновременном сочетании и развитии ряда самостоятельных мелодических линий, и увлечение однотонной, унисонной музыкой и пением, зачастую без слов, что представляет нарушение многоголосого музыкально-песеннего строя, свойственного нашему народу, и ведет к обеднению и упадку музыки.

*   *   *

Попирая лучшие традиции русской и западной классической музыки, отвергая эти традиции как якобы «устаревшие», «старомодные», «консервативные», высокомерно третируя композиторов, которые пытаются добросовестно осваивать и развивать приемы классической музыки, как сторонников «примитивного традиционализма» и «эпигонства», многие советские композиторы, в погоне за ложно понятым новаторством, оторвались в своей музыке от запросов и художественного вкуса советского народа, замкнулись в узком кругу специалистов и музыкальных гурманов, снизили высокую общественную роль музыки и сузили ее значение, ограничив его удовлетворением извращенных вкусов эстетствующих индивидуалистов.

Формалистическое направление в советской музыке породило среди части советских композиторов одностороннее увлечение сложными формами инструментальной симфонической бестекстовой музыки и пренебрежительное отношение к таким музыкальным жанрам, как опера, хоровая музыка, популярная музыка для небольших оркестров, для народных инструментов, вокальных ансамблей и тд.

Все это с неизбежностью ведет к тому, что утрачиваются основы вокальной культуры и драматургического мастерства и композиторы разучиваются писать для народа, свидетельством чего является тот факт, что за последнее время не создано ни одной советской оперы, стоящей на уровне русской оперной классики.

Отрыв некоторых деятелей советской музыки от народа дошел до того, что в их среде получила распространение гнилая «теория», в силу которой непонимание музыки многих современных советских композиторов народом объясняется тем, что народ якобы «не дорос» еще до понимания их сложной музыки, что он поймет ее через столетия и что не стоит смущаться, если некоторые музыкальные произведения не находят слушателей.

Эта насквозь индивидуалистическая, в корне проти- вонародная теория в еще большей степени способствовала некоторым композиторам и музыковедам отгородиться от народа, от критики советской общественности и замкнуться в свою скорлупу.

Культивирование всех этих и им подобных взглядов наносит величайший вред советскому музыкальному искусству. Терпимое отношение к этим взглядам означает распространение среди деятелей советской музыкальной культуры чуждых ей тенденций, ведущих к тупику в развитии музыки, к ликвидации музыкального искусства.

Порочное, антинародное, формалистическое направление в советской музыке оказывает также пагубное влияние на подготовку и воспитание молодых композиторов в наших консерваториях, и, в первую очередь, в Московской консерватории (директор т. Шебалин), где формалистическое направление является господствующим.

Студентам не прививают уважение к лучшим традициям русской и западной классической музыки, не воспитывают в них любовь к народному творчеству, к демократическим музыкальным формам.

Творчество многих воспитанников консерватории является слепым подражанием музыке Д. Шостаковича, С. Прокофьева и др.ЦК ВКП(б) констатирует совершенно нетерпимое состояние советской музыкальной критики. Руководящее положение среди критиков занимают противники русской реалистической музыки, сторонники упадочной, формалистической музыки. Каждое очередное произведение Прокофьева, Шостаковича, Мясковского, Шебалина эти критики объявляют «новым завоеванием советской музыки» и славословят в этой музыке субъективизм, конструктивизм, крайний индивидуализм, профессиональное усложнение языка, т.е. именно то, что должно быть подвергнуто критике. Вместо того, чтобы разбить вредные, чуждые принципам социалистического реализма взгляды и теории, музыкальная критика сама способствует их распространению, восхваляя и объявляя «передовыми» тех композиторов, которые разделяют в своем творчестве ложные творческие установки.

Музыкальная критика перестала выражать мнение советской общественности, мнение народа и превратилась в рупор отдельных композиторов. Некоторые музыкальные критики, вместо принципиальной объективной критики, из-за приятельских отношений стали угождать и раболепствовать перед теми или иными музыкальными лидерами, всячески превознося их творчество.

Все это означает, что среди части советских композиторов еще не изжиты пережитки буржуазной идеологии, питаемые влиянием современной упадочной западноевропейской и американской музыки.

ЦК ВКП(б) считает, что это неблагоприятное положение на фронте советской музыки создалось в результате той неправильной линии в области советской музыки, которую проводил Комитет по делам искусств при Совете Министров СССР и Оргкомитет Союза советских композиторов.

Комитет по делам искусств при Совете Министров СССР (т. Храпченко) и Оргкомитет Союза советских композиторов (т. Хачатурян) вместо того, чтобы развивать в советской музыке реалистическое направление, основами которого являются признание огромной прогрессивной роли классического наследства, в особенности традиций русской музыкальной школы, использование этого наследства и его дальнейшее развитие, сочетание в музыке высокой содержательности с художественным совершенством музыкальной формы, правдивость и реалистичность музыки, ее глубокая органическая связь с народом и его музыкальным и песенным творчеством, высокое профессиональное мастерство при одновременной простоте и доступности музыкальных произведений, по сути дела поощряли формалистическое направление, чуждое советскому народу.

Оргкомитет Союза советских композиторов превратился в орудие группы композиторов-формалистов, стал основным рассадником формалистических извращений. В Оргкомитете создалась затхлая атмосфера, отсутствуют творческие дискуссии. Руководители Оргкомитета и группирующиеся вокруг них музыковеды захваливают антиреалистические, модернистские произведения, не заслуживающие поддержки, а работы, отличающиеся своим реалистическим характером, стремлением продолжать и развивать классическое наследство, объявляются второстепенными, остаются незамеченными и третируются.

Композиторы, кичащиеся своим «новаторством», «архиреволюционностью» в области музыки, в своей деятельности в Оргкомитете выступают как поборники самого отсталого и затхлого консерватизма, обнаруживая высокомерную нетерпимость к малейшим проявлениям критики.

*   *   *

ЦК ВКПб) постановляет:

1.  Осудить формалистическое направление в советской музыке как антинародное и ведущее на деле к ликвидации музыки.

2.   Предложить Управлению пропаганды и агитации ЦК и Комитету по делам искусств добиться исправления положения в советской музыке, ликвидации указанных в настоящем постановлении ЦК недостатков и обеспечения развития советской музыки в реалистическом направлении.

3.    ЦК ВКП(б) считает, что такая обстановка и такое отношение к задачам советской музыки, какие сложились в Комитете по делам искусств при Совете Министров СССР и в Оргкомитете Союза советских композиторов, далее не могут быть терпимы, ибо они наносят величайший вред развитию советской музыки. За последние годы культурные запросы и уровень художественных вкусов советского народа необычайно выросли. Советский народ ждет от композиторов высококачественных и идейных произведений во всех жанрах— в области оперной, симфонической музыки, в песенном творчестве, в хоровой и танцевальной музыке. В нашей стране композиторам предоставлены неограниченные творческие возможности и созданы все необходимые условия для подлинного расцвета музыкальной культуры. Советские композиторы имеют аудиторию, которой никогда не знал ни один композитор в прошлом. Было бы непростительно не использовать все эти богатейшие возможности и не направить свои творческие усилия по правильному реалистическому пути.Призвать советских композиторов проникнуться сознанием высоких запросов, которые предъявляет советский народ к музыкальному творчеству, и, отбросив со своего пути все, что ослабляет нашу музыку и мешает ее развитию, обеспечить такой подъем творческой работы, который быстро двинет вперед советскую музыкальную культуру и приведет к созданию во всех областях музыкального творчества полноценных, высококачественных произведений, достойных советского народа.

Одобрить организационные мероприятия соответствующих партийных и советских органов, направленные на улучшение музыкального дела.

 

Г. М. Маленков «АГЕНТУРА МЕЖДУНАРОДНОЙ РЕАКЦИИ»

«РАБОЛЕПИЕ ПЕРЕД ИНОСТРАНЩИНОЙ...»

(Из информационного доклада Г.М. Маленкова о деятельности ЦК ВКП(б) на совещании представителей некоторых компартий в Польше в сентябре 1947 г.)

...После разгрома и ликвидации остатков эксплуататорских классов в нашей стране международная буржуазия потеряла всякую опору внутри Советского Союза для своей борьбы против Советского государства. Однако она стремится использовать в своих целях пережитки капитализма в сознании советских людей, — остатки частнособственнической психологии, пережитки буржуазной морали, преклонение отдельных людей перед буржуазной культурой Запада, проявление национализма и т. д.

Поэтому в ряду задач идейно-политической работы особо выделяется задача культивирования и развертывания советского патриотизма.

«Сила советского патриотизма, — как учит товарищ Сталин, — состоит в том, что он имеет своей основой не расовые или националистические предрассудки, а глубокую преданность и верность народа своей советской Родине, братское содружество трудящихся всех наций нашей страны. В советском патриотизме гармонически сочетаются национальные традиции народов и общие жизненные интересы всех трудящихся Советского Союза».

Развертывание советского патриотизма неразрывно связано с борьбой против проявлений национальной ограниченности и шовинизма. Партия воспитывает советский народ в духе уважения к другим народам и признания за ними права на самостоятельное развитие.

Партии за последнее время пришлось развернуть решительную борьбу с различными проявлениями низкопоклонства и раболепия перед буржуазной культурой Запада, которые имеют известное распространение среди некоторых слоев нашей интеллигенции и представляют из себя один из пережитков проклятого прошлого царской России. Партии пришлось нанести решительный удар по ряду конкретных проявлений такого низкопоклонства и раболепия, ибо эти проявления представляют собой на данном этапе серьезную опасность для интересов Советского государства, поскольку агентура международной реакции стремится использовать людей, зараженных чувством раболепия и низкопоклонства перед буржуазной культурой, в целях ослабления Советского государства.

Как могли иметь место в таких условиях проявления раболепия и низкопоклонства перед иностранщиной? Корни подобного рода антипатриотических поступков, проявлений и настроений заключаются в пережитках проклятого прошлого царской России, которые еще давят на сознание некоторой части нашей интеллигенции. Иностранные капиталисты, занимавшие в царской России прочные позиции, всячески поддерживали и насаждали в России представления о культурной и духовной неполноценности русского народа. Оторванные от народа и чуждые ему правящие классы царской России не верили в творческие силы русского народа и не допускали возможности, чтобы Россия собственными силами выбралась из отсталости. Отсюда проистекало неправильное представление о том, что русские всегда-де должны играть роль «учеников» у западноевропейских «учителей».

Пережитки этих старых капиталистических представлений используются сейчас агентурой американского и английского империализма, которая не щадит сил для того, чтобы найти внутри СССР опорные пункты для своей разведки и антисоветской пропаганды. Агенты иностранных разведок усиленно ищут слабые и уязвимые места среди некоторых неустойчивых слоев нашей интеллигенции, несущих на себе печать старого неверия в свои силы и зараженных болезнью низкопоклонства перед всем заграничным. Такие люди легко становятся пищей для иностранных разведок.

*   *   *

Острие идеологической работы партии в современных условиях направлено на неуклонное преодоление остатков буржуазной идеологии, на усиление большевистской непримиримости ко всякого рода идеологическим извращениям. В этой связи большое значение имеют решения ЦК ВКП(б) по вопросам идейно-политической работы (постановления ЦК о журналах «Звезда» и «Ленинград», репертуаре драматических театров и др.).

Мероприятия Центрального Комитета имеют своей целью обеспечить господство боевого советско-патриотического духа в рядах деятелей науки и искусства, усилить, таким образом, партийность советской науки, литературы и искусства и поднять на новый, более высокий уровень все средства нашей социалистической культуры: печать, пропаганду, науку, литературу, искусство.

Подчеркивая огромную общественно-преобразующую роль литературы и искусства, их роль в деле коммунистического воспитания народа, особенно в деле правильного воспитания молодежи, воспитания нового поколения бодрым и верящим в дело коммунизма, не боящимся препятствий, готовым преодолеть всякие препятствия, ЦК ВКП(б) указал, что у советских писателей и деятелей искусства и культуры нет и не может быть других интересов, кроме интересов народа, интересов государства. Вот почему всякая проповедь безыдейности, аполитичности— «искусства для искусства»— чужда советской литературе, вредна для интересов советского народа и государства и не должна иметь места в наших книгах и журналах. ЦК ВКП(б) указал на то, что литература и искусство в нашей стране должны руководствоваться в своей творческой работе тем, что составляет жизненную основу советской страны, — политикой партии.

Решения ЦК ВКП(б) предостерегали представителей советской культуры от преклонения перед буржуазной литературой и искусством, находящимися в состоянии маразма и разложения.

 

(Записка М.Ф. Шкирятова и B.C. Абакумова о П.С. Жемчужиной от 27 декабря 1948 г.)

Товарищу Сталину И.В.

По Вашему поручению мы проверили имеющиеся материалы о т. Жемчужиной П.С. В результате опроса ряда вызванных лиц, а также объяснений Жемчужиной установлены следующие факты политически недостойного ее поведения.

После постановлений Политбюро ЦК ВКП(б) от 10 августа и 24 октября 1939 года, которыми она была наказана и предупреждена за проявленную неосмотрительность и неразборчивость в отношении своих связей с лицами, не внушающими политического доверия. Жемчужина не выполнила этого постановления и в дальнейшем продолжала вести знакомство с лицами, не заслуживающими политического доверия.

В течение продолжительного времени вокруг нее группировались еврейские националисты и она, пользуясь своим положением, покровительственно относилась к ним, являлась, по их заявлениям, советником и заступником их. Часть этих лиц, оказавшихся врагами народа, на очной ставке с Жемчужиной и в отдельных показаниях сообщили о близких взаимоотношениях ее с националистом Михоэл- сом, который враждебно относился в советской власти.

*  *  *

На очной ставке с Жемчужиной 26 декабря с.г. бывший ответственный секретарь Еврейского антифашистского комитета Фефер И.С. заявил:«Жемчужина интересовалась работой Еврейского антифашистского комитета и еврейского театра... Михо- элс говорил мне, что «у нас есть большой друг» и называл имя Жемчужиной...

Жемчужина вообще очень интересуется нашими делами: о жизни евреев в Советском Союзе и о делах Еврейского антифашистского комитета, спрашивала, не обижают ли нас.

Характеризуя отношения Жемчужиной к евреям, а также свое мнение о ней, Михоэлс сказал: «Она хорошая еврейская дочь»...

О Жемчужиной Михоэлс отзывался восторженно, заявляя, что она обаятельный человек, помогает, и с ней можно посоветоваться, по комитету и по театру».

Такое же заявление сделал на очной ставке с Жемчужиной бывший художественный руководитель Московского еврейского театра Зускин В. Л.:

«Михоэлс говорил, что у Полины Семеновны с ним большие дружественные отношения. Мне известно, что когда у Михоэлса возникали трудности, то он обращался за помощью к Жемчужиной...

Михоэлс часто встречался с Жемчужиной, звонил ей по телефону, встречался на приемах».

Такие же показания дал арестованный МГБ СССР Гринберг З.Г., бывший член Еврейского антифашистского комитета:

«Обращаясь в Правительство с разного рода вопросами, Михоэлс, как он сам говорил среди близкого своего окружения, предварительно обсуждал эти вопроси с Жемчужиной и получал от нее необходимые советы и наставления...

В результате всего этого, связь Михоэлса с Жемчужиной для нас, окружающих Михоэлса, имела важное значение, так как мы видели в Жемчужиной нашего заступника и покровителя».Что действительно это так, подтверждается следующими фактами.

Первый факт. На основании опроса Фефера на очной ставке с Жемчужиной установлено, что через нее было передано подписанное Михоэлсом на имя товарища Молотова письмо о якобы допускаемых местными советскими органами, в особенности Украины, притеснениях евреев. В этом письме, как заявил Фефер, излагался также протест против распределения среди трудящихся других национальностей подарков, присылаемых в СССР еврейскими организациями Америки. За этим письмом Жемчужина посылала свою автомашину с нарочным на квартиру Михоэлса, это письмо было от него получено и доставлено ей, а затем Жемчужина передала его по назначению.

Второй факт. В1947 году, когда в партийных в советских органах имелись данные о политически вредной линии в работе Еврейского антифашистского комитета, Михоэлс и Фефер решили путем обращения в правительственные органы поставить вопрос об укреплении комитета. И на этот раз они прибегли к помощи Жемчужиной: Михоэлс связался по телефону с ней и она послала своего брата к Феферу в Еврейский антифашистский комитет, и письмо было передано ею в правительственные органы.

Третий факт. В1944 году, после возвращения Михоэлса и Фефера из командировки в Америку, они занялись составлением письма в Правительство, в котором выдвигали проект создания на территории Крыма еврейской республики. Эту свою националистическую затею, возникшую под влиянием еврейских реакционеровСША, Михоэлс и Фефер решили продвинуть каким-либо путем через Жемчужину.

Фефер по этому вопросу на очной ставке с ней заявил:

«Михоэлс говорил мне, что у нас есть большой друг и назвал имя Жемчужиной: «Я все-таки об этом посоветуюсь с ней, стоит ли лезть с таким вопросом сейчас или временно отложить». Спустя два дня, Михоэлс мне позвонил и сказал, что он должен меня видеть. Я поехал к нему в театр и он сказал, что советовался о Жемчужиной и она положительно относится к этому проекту, считает реальным и советует взяться за этот вопрос».

Четвертый факт. При очной ставке Фефера и Зускина с Жемчужиной, а также показаниями Гринберга установлено, что Жемчужина в 1939 г. приняла непосредственное участие в ускорении разрешения вопроса о награждении артистов Еврейского театра и переводе его в театр союзного значения.

Вот что заявил Фефер:

«В 1939 году, когда театр праздновал двадцатилетие и Комитет по делам искусств подал ходатайство в Правительство о награждении работников театра, то получилась заминка. Тогда Михоэлс поехал к Жемчужиной просить ее содействия и она обещала оказать поддержку. В дальнейшем награды были получены. В этом помогла Жемчужина».

Зускин сообщил следующее:

«Переводу театра в категорию союзного значения помогла Полина Семеновна... Жемчужина бывала в театре и знала его нужды».

В дополнение к приведенным фактам о близкой связи Жемчужиной с Михоэлсом, следует отметить, что она вообще старалась всячески популяризировать его лично, а также путем докладов Михоэлса популяризировать круги американских евреев. Стремясь показать свою поддержку Михоэлсу, Жемчужина после возвращения его из Америки предоставила ему возможность выступить в клубе по месту ее работы с докладом об Америке.

После смерти Михоэлса, — чем можно объяснить, как не особой ее близостью к Михоэлсу, — Жемчужина посетила театр, где был установлен его гроб. Ее посещение стало достоянием еврейских кругов, и по этому поводу говорили, что Жемчужина сожалеет о большой утрате. В этих кругах было широко известно, что она интересуется судьбой семьи Михоэлса, проявляет особую заботу, чтобы жена и дети не были покинуты.

При очных ставках с Жемчужиной также установлено, что, находясь у гроба Михоэлса в еврейском театре, в беседе с Зускиным она говорила, что Михоэлс убит. Зускин на очной ставке о своем разговоре с Жемчужиной заявил следующее:

«Вечером, 13 января 1948 года я стоял у гроба и принимал венки от всех организации и в это время увидел Полину Семеновну, поздоровался с ней и выразил ей печаль по поводу смерти Михоэлса. Во время беседы Полина Семеновна спрашивает: «Так вы думаете, что здесь было — несчастный случай или убийство?» Я говорил: «На основании того, что мы получили сообщение от т. Иовчука, Михоэлс погиб в результате автомобильной катастрофы, его наши в 7 часов утра на улице, невдалеке от гостиницы».

А Полина Семеновна возразила мне и сказала: «Дело обстоит не так гладко, как это пытаются представить. Это убийство»...

Из разговора с Жемчужиной, и, в частности, ее заявления о том, что Михоэлс убит, я сделал вывод, что смерть Михоэлса является результатом преднамеренного убийства».

Что действительно такой разговор Жемчужиной имел место, подтверждается и заявлением на очной ставке Фефера, которому Зускин в этот не день сообщил о своем разговоре с Жемчужиной:

«Первое, что она мне сказала, — сообщил Зускин, — «какой же этот мерзавец Храпченко, не мог послать другого человека в Минск вместо Михоэлса». Потом, после паузы. Жемчужина покачала головой и говорит: «Это не случайная смерть, это не случайность. Его убили». Я спросил у Зускина: «Кто убил?». «Она не говорила кто», — ответил Зускин. Ну, видимо, убили его специально. При этом он сказал такую фразу: «Не то обезглавили, не то голову сняли». Такого же мнения и Жемчужина, — заключил Зускин. Я вновь спросил, кто же обвиняется в этом деле. Зускин ответил, что из разговора с Жемчужиной у него сложилось мнение, что речь шла о советских органах».

Подобное поведение Жемчужиной дало повод враждебным людям подтверждать распространяемые ими провокационные слухи о том, что Михоэлс был преднамеренно убит.

На очной ставке Фефер заявил также, что Жемчужина обещала оказать всяческую помощь в увековечении памяти Михоэлса:

«Зная, что Михоэлс поддерживал все время связь с Жемчужиной, советовался и что она доброжелательно к нему относилась, я решил позвонить Жемчужиной и просить ее помощи в продвижении вопроса об увековечении памяти Михоэлса. Дело в том, что среди артистов театра шли разговоры, почему до сих пор нет правительственного сообщения о смерти Михоэлса и увековечений его памяти, и это расценивалось как определенная линия в национальной политике к евреям...

Жемчужина мне сказала, что «да, я вас помню». Затем она сообщила: «Я только что из театра, только успела раздеться, я простояла в глубокой печали у стены в течение 40 минут, меня просили представители театра пойти в почетный караул, но я была так разбита и просто не могла идти. Такой замечательный, такой крупный человек, великий артист, друг».

Я продолжал, что я хочу побеспокоить по такому поводу, чтобы вы помогли в увековечении памяти Михоэлса. Она мне ответила: «Я все сделаю, все, что в моих силах»

* * *

Недостойное поведение Жемчужиной, как члена партии, зашло настолько далеко, что она не только участвовала в похоронах Михоэлса, афишируя перед еврейскими кругами свое соболезнование этому человеку, политически враждебное лицо которого теперь достаточно изобличено, но и присутствовала на траурном богослужения в синагоге 14 марта 1945 года. Этот факт установлен заявлениями на очной ставке о Жемчужиной Фефера, Зускина и Слуцкого, которые ее лично видели в синагоге.

Приводим заявление Фефера:

«14 марта 1945 г. в синагоге было богослужение по погибшим евреям во второй мировой войне. Там было много народу, в том числе артист Рейзен, Хромченко, Утесов, были академики, профессора и даже генералы. Там же я видел Жемчужину с братом. И я был, сидел в 5 или б ряду, смотрел на амвон, женщинам по религиозному обычаю полагается сидеть наверху, но в исключительных случаях, когда речь идет о больших, весьма почетных людях, допускается отступление, и оно было допущено в отношении Жемчужиной. Я видел слева брата ее, полного человека, а с ним сидела Жемчужина».

Зускин но этому вопросу сообщил следующее:

«Во всем мире в этот день отмечался траур по шести миллионам погибших евреев. Мы получили в антифашистском комитете несколько приглашений и в синагоге я был и Фефер, стояли мы у барьерчика. Там я увидел Полину Семеновну, она сидела сбоку... Я увидел Полину Семеновну и поздоровался с ней».

На вопрос «Она ответила на ваше приветствие?» Зускин сказал: «Да, ответила».

Слуцкий, член «двадцатки» (руководства) синагоги, на очной ставке заявил:

«14 марта 1945 года был общееврейский траурный день по убитым и сожженным фашистами евреям. На этом богослужении присутствовало очень много народа. Синагога не могла вместить всех желающих, и поэтому толпы людей стояли на улице. Я, как один из распорядителей, следил за порядком. В вестибюле я увидел Жемчужину с двумя родственниками — женщиной и мужчиной, говорили, что женщина это ее сестра. Я направился к Жемчужиной и помог ей пройти в зал (их хотели направить наверх, где обычно находятся женщины). Она прошла в зал, ее усадили на амвоне».

На поставленный Слуцкому вопрос «Раньше вы знали Жемчужину, ошибиться не могли?» он ответил: «Да, я видел ее и раньше, до ее посещения синагоги. Я даже, помню, сказал: «Полина Семеновна, проходите». Иона пошла садиться со своими родственниками».

На очных ставках по всем вопросам мы неоднократно спрашивали Фефера, Зускина и Слуцкого, сообщают ли они правду, не оговаривают ли Жемчужину. Но каждый из них утверждал, что сообщает только то, что им известно.

Так, Зускин заявил: «Я утверждаю, и зачем мне это выдумывать, я к вам всегда хорошо относился». На вопрос о посещении Жемчужиной синагоги он сказал: «Многие присутствовавшие знали, что в синагоге на траурном богослужении находится Жемчужина».

Фефер на неоднократно поставленный ему вопрос говорил: «Мне никакого интереса нет говорить то, чего я не знаю. Я отвечаю за свои слова». На другой вопрос: «Вот вы теперь видите Жемчужину, — это то же лицо, что вы видели в синагоге?» — Фефер ответил: «Да, я не мог обознаться, действительно Жемчужина была в синагоге. И присутствующие в синагоге говорили, что вот сидит Жемчужина».

*  *  *

Как видно из вышеприведенных материалов, установлено, что Жемчужина П.С. вела себя политически недостойно.

В течение длительного времени она поддерживала знакомство с лицами, которые оказались врагами народа, имела с ними близкие отношения, поддерживала их националистические действия и была их советчиком. Жемчужина вела с ними переговоры, неоднократно встречалась с Михоэлсом, используя свое положение, способствовало передаче их политически вредных, клеветнических заявлений в правительственные органы.

Организовала доклад Михоэлса в одном из клубов об Америке, что способствовала популяризации американских еврейских кругов, которые выступают против Советского Союза.

Афишируя близкую связь с Михоэлсом, участвовала в его похоронах, проявляла заботу о его семье и своим разговором с Зускиным об обстоятельствах смерти Михоэлса дала повод националистам распространять провокационные слухи о насильственной его смерти.

Игнорируя элементарные нормы поведения члена партии, участвовала в религиозном еврейском обряде в синагоге 14 марта 1945 года, и этот порочащий ее факт стал широким достоянием в еврейских религиозных кругах.

При выяснении всех этих фактов и на очных ставках Жемчужина вела себя не по партийному, крайне не искренно, и, несмотря на уличающие ее заявления Фефера и Зускина, всячески старалась отказываться от правдивых объяснений. В то же время Жемчужина признала свою связь с Михоэлсом, получение от него письма для передачи в правительственные органы, устройство в одном из клубов доклада Михоэлса об Америке и свое участие в его похоронах.

В результате тщательной проверки и подтверждения всех фактов рядом лиц мы приходим к выводу, что имеется полное основание утверждать, что предъявленные ей обвинения соответствуют действительности.

Исходя из всех приведенных материалов, вносим предложение — Жемчужину П.С. исключить из партии. При этом прилагаем протоколы очных ставок с Фефером, Зускиным и Слуцким.

М. Шкирятов В. Абакумов

 

«ФИЛИАЛ АМЕРИКАНСКОЙ ПРЕССЫ»

(Из протокола допроса Гофштейна Д.Н. от 12 января 1949 г.)

ГОФШТЕЙН Д.Н., 1889 года рождения, еврей, с высшим образованием, член ВКП(б) с 1942 года. До ареста — еврейский поэт, член президиума Союза советских писателей Украины.Вопрос: На предыдущем допросе вы показали, что ваши сообщники, еврейские националисты, засевшие в Еврейском антифашистском комитете, поддерживали связь с московской общиной и контактировали с ней свою преступную работу.

Из каких источников вам об этом известно?

Ответ: О связи Еврейского антифашистского комитета с синагогой, мне рассказывали МИХОЭЛС и ФЕФЕР. Их взаимоотношения, трудно было понять — комитет ли руководит деятельностью синагоги или наоборот. Однако в одну из бесед с ФЕФЕРОМ мне стало известно, что по инициативе руководства комитета был снят с поста председателя правления московской общины ЧОБРУЦ- КИЙ, который оказался неугодным для Еврейского антифашистского комитета и на его место был поставлен раввин ШЛИФЕР. ШЛИФЕР поддерживал постоянный контакт с Еврейским антифашистским комитетом, неоднократно посещал его и принимал активное участие в его работе. Руководители Еврейского антифашистского комитета также не избегали посещения синагоги, что мне лично приходилось видеть.

Вопрос: Когда?

Ответ: В марте 1945 года во время моего приезда в Москву, я был приглашен в синагогу на траурное богослужение о погибших евреях во время второй мировой войны. Мне бросилось в глаза, что в синагоге я встретил тех же самых лиц, которых я встречал в Еврейском антифашистском комитете, и что руководители комитета не только являются своими людьми в синагоге, а вместе с раввином занимаются организацией богослужения.

Появившись в синагоге вместе с БЕРГЕЛЬСОНОМ, ФЕФЕРОМ, КВИТКО и другими (МИХОЭЛС в Москве отсутствовал), я во время богослужения обратил внимание на прошедший в зале шум в результате появления в синагоге нескольких групп незнакомых мне лиц. Все они прошли на почетное место в синагоге и присутствовали там в процессе всего богослужения. На мой вопрос — кто эти лица, КВИТКО мне ответил, что среди пришедших в синагогу присутствуют артист Академического Большого театра РЕЙЗЕН, академики ТРАЙНИН и ТАРЛЕ, еврейский артист ЗУСКИН, а также несколько генералов, фамилии которых я не знаю.

Мне особенно бросилось в глаза появление женщины, одетой в траурное платье, которая была с почетом встречена членами правления общины и проведена не на хоры (второй ярус помещения), предназначенный по религиозным обычаям синагоги для женщин, а на возвышенность в первом этаже, где читают тору (пятикнижие Моисея), причем эта возвышенность предназначена только для почетных евреев мужчин.

Заинтересовавшись причиной отступления от вековых обычаев, установившихся на молебствиях в синагоге, я спросил сидевшего рядом со мной КВИТКО, кто эта женщина. КВИТКО мне с гордостью ответил, что это близкий нам человек — Жемчужина Полина Семеновна. Рядом с Жемчужиной в синагоге находился пожилой мужчина, который, как заявил один из служащих синагоги, вступивший с нами в разговор, является братом Жемчужиной. Характерно отметить, что до прихода Жемчужиной служба в синагоге не начиналась, несмотря на истечение времени, назначенного для начала молебствия. Там же в синагоге в разговоре с БЕРГЕЛЬСОНОМ и КВИТКО я понял, что руководству еврейского антифашистского комитета удалось заручиться поддержкой влиятельных лиц, кого именно не сказали и обратили мое внимание, что на Украине также следует добиваться расширения нашего влияния.

Вопрос: С какой целью?

Ответ: С тем, чтобы легче было осуществлять националистическую работу и получить территорию для создания самостоятельной еврейской республики в Крыму. МИХОЭЛС, БЕРГЕЛЬСОН, ФЕФЕР и ДОБРУШИН8 буквально носились с этим своим проектом, доказывали мне, что ими уже проведена большая работа и что решение вопроса о Крыме является делом ближайшего времени. В целях популяризации среди евреев своей идеи создания еврейской республики в Крыму МИХОЭЛС и БЕРГЕЛЬСОН готовили в еврейском театре постановку пьесы «Принц Реубейни», в которой протаскивалась идея создания еврейского государства и его деятельная связь с другими странами. Постановка этой пьесы националистического характера была запрещена, но ее все же сумели переправить в США и издать там на еврейском языке.

В1944 году МИХОЭЛС в одну из бесед сказал мне, что из Крыма выселены все татары и что там находится член еврейского антифашистского комитета генерал Яков КРЕЙЗЕР, а также направленная им в Джанкойский район группа еврейских писателей, которые собирают информацию о еврейских колонистах в Крыму. Все эти материалы о крымских евреях были пересланы в США или публиковались в газете «Эйникайт» в Москве.

После же того, как советским правительством было отказано в предоставлении евреям Крыма, МИХОЭЛС, БЕРГЕЛЬСОН, ФЕФЕР и другие мои сообщники не отказались от своей идеи создания еврейской республики, но приложили больше усилий на то, чтобы через еврейские круги США оказать давление на советское правительство.

Они рассчитывали, что международная обстановка в послевоенный период изменится в такую сторону, когда Америка сможет повлиять на Советский Союз в разрешении «еврейской проблемы». Чтобы не упустить момента, еврейский антифашистский комитет стал более активно вести работу по сбору информации о Советском Союзе, которую пересылал в редакции, в Америку. После возвращения из Америки МИХОЭЛСА и ФЕФЕРА они стали проводить свою работу по указке из США и согласовывали всю свою деятельность с националистическими организациями.

Еврейский комитет, по существу превратился в филиал американской прессы, через который собиралась и переправлялась в Америку шпионская информация о Советском Союзе. Однако американцев это, видимо, не вполне удовлетворяло в связи с чем они прислали в Советский Союз своего представителя, который лично ознакомился с делами еврейского антифашистского комитета и после чего дал ряд практических указаний.

*  *  *

Вопрос: Кто приезжал в Советский Союз для этой цели?

Ответ: В апреле 1946 года Советский Союз посетил председатель еврейской антифашистской помощи в США, один из редакторов еврейской реакционной газеты «Дер Тог» ГОЛЬДБЕРГ. Он разъезжал по Советскому Союзу и усиленно интересовался внутренним положением нашей страны. Его всячески опекали руководители еврейского антифашистского комитета, и организовывали поездки по СССР.

Когда ГОЛЬДБЕРГ выехал в Киев, ФЕФЕР специальной телеграммой предложил мне организовать ему достойную встречу и сделать все, чтобы он мог более детально ознакомиться с положением на Украине. По приезде в Киев ГОЛЬДБЕРГ посетил киевскую синагогу и еврейский кабинет при Академии наук УССР, где в своих выступлениях обещал полную поддержку со стороны еврейских кругов в США по устройству судеб евреев, проживающих в СССР.

Встретившись в более узком кругу в еврейском кабинете и в номере гостиницы «Интурист», где проживал ГОЛЬДБЕРГ, мне, КАГАНУ, ЛОЙЦКЕРУ, СПИВАКУ и ПОЛЯН- КЕРУ он говорил о необходимости активизации националистической работы среди евреев на Украине и требовал присылки наиболее полной информации в Америку о положении в Советском Союзе.

Закончив свою поездку по Украине, ГОЛЬДБЕРГ возвратился в Москву, где Еврейским антифашистским комитетом был устроен прощальный банкет. На этом банкете МИХОЭЛС, ФЕФЕР, Перец МАРКИШ и я, в своих выступлениях обещали ГОЛЬДБЕРГУ вести борьбу с ассимиляцией евреев в СССР и усилить представление информации о Советском Союзе. Мы заверили ГОЛЬДБЕРГА, что проживающие в СССР евреи являются истинными евреями и до конца будут служить идее создания еврейского государства. [...]

Допросил: помощник начальника следственной части по особо важным делам МГБ СССР подполковник ЛЕБЕДЕВ

 

 

«ВЫ СОЧУВСТВОВАЛИ ИХ СТРЕМЛЕНИЯМ...»

(Из записей разговора Г.М. Маленкова и М.Ф. Шкирятова с С.А. Лозовским в ЦК ВКП(б), 13 января 1949 г.)

Вопрос: По Крыму принимали участие в составлении записки?

Ответ: Никакого участия в составлении не принимал. Приходили Михоэлс и Фефер и поскольку я ведал антифашистскими комитетами, спрашивали меня. Я сказал, что это сомнительно, но если вы делаете (не знаю, что из этого может выйти), пусть обращаются.

Вопрос: Показывали вам письмо?

Ответ: Не помню, возможно, это было в 1943 году.

Вопрос: Советовались?

Ответ: Я сказал, что сомнительно, но если хотят обращаться, пусть обращаются. Возможно, письмо показывали.

Вопрос: Правили письмо?

Ответ: Не помню, возможно. По существу я не верил. Антифашистский комитет не имел права обращаться в Правительство с политическим документом.

Вопрос: Если вы считали, то почему не разъяснили?

Ответ: Видимо, правил.

Вопрос: Значит, были за?

Ответ: Нет, но, видимо, были глупости, я правил.

Вопрос: Значит, вы положительно относились?

Ответ: Нет.

Вопрос: Должна быть логика: если были против, они бы послушались, а если правили, значит согласны.

Ответ: Точно я не помню, но скорее всего да. Приходили Михоэлс, Фефер, Эпштейн (он умер в начале 1944 г.). ..Л не прав, что не отшил и не сообщил. Если я не сообщил, я не должен был и править... Я думаю, что я и по существу не правил, а главное, не доложил ЦК.

Вопрос: По Крыму вы должны отвечать: вы поправляли и вместо того, чтобы отсечь...

Ответ: Я виноват, что как член ЦК не сообщил.

Вопрос: Вы же поправляли, имея в виду: ну если откажут, то это правительство.

Ответ: Насколько я помню, я не сочувствовал... По совести говорю, что если бы сделал сознательно, то это одно, но если ошибку сделал член партии, который отдал всю свою жизнь революционному движению, это другое.

Вопрос: Вы же сочувствовали их стремлениям, Вы же не отсоветовали, приняли участие, а идея порочна.

Ответ: Да, она была мне не ясна, а теперь ясна...

Вопрос: Вы же правите, чтобы документ лучше выглядел.

Ответ: Нет, я не сочувствовал, а логически (получается) это так.

 

«НОВЫЕ ФАКТЫ ВРАЖЕСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ»

(Записка министра государственной безопасности СД Игнатьева о необходимости возобновить следствие по делу ЕАК от 24 августа 1951 г.)

Игнатьев С.Д.

Товарищу Маленкову Г.М.

Товарищу Берия Л.П.

Докладываю Вам, что в МГБ СССР ведется следствие по делу арестованных еврейских националистов: ЛОЗОВСКОГО С.А., бывшего начальника Совинформбю- ро. ФЕФЕРА И.С., бывшего ответственного секретаря Еврейского антифашистского комитета, ШТЕРН Л.С., бывшего действительного члена Академии медицинских наук СССР, ШИМЕЛИОВИЧА Б.А., бывшего главного врача московской больницы имени Боткина и их сообщников, всего в количестве 15 человек, проводивших враждебную деятельность против Советского государства.

В марте 1950 года всем арестованным по этому делу, за исключением ФЕФЕРА И.С., объявлено об окончании следствия, однако вопрос о направлении дела по подсудности не был решен. Таким образом, арестованные уже более года не допрашиваются, и никаких других следственных действий по их делу не проводится.

Между тем просмотром материалов следствия по обвинению ЛОЗОВСКОГО С.А., ФЕФЕРА И.С. и их сообщников установлено, что это дело находится в запущенном состоянии, и почти совершенно отсутствуют документы, подтверждающие показания арестованных о проводившейся ими шпионской и националистической деятельности под прикрытием Еврейского антифашистского комитета.

Из материалов дела видно, что бывшие руководители Еврейского антифашистского комитета МИХОЭЛС и ФЕФЕР, установив в 1943 году преступную связь с представителями еврейских реакционных кругов Америки, стали посылать туда шпионскую информацию о внутреннем положении и экономике Советского Союза. Шпионская информация направлялась в Америку под видом брошюр, статей и очерков о жизни и работе евреев в различных отраслях народного хозяйства СССР, причем эти статьи и очерки не только носили националистический характер, но и содержали в себе сведения о Советском Союзе, интересовавшие американскую разведку. Копии статей и очерков, отправленных в Америку и другие страны, по заявлению арестованного ФЕФЕРА, хранились в архиве Еврейского антифашистского комитета.

В целях документации шпионской деятельности обвиняемых необходимо было тщательно изучить все материалы, направлявшиеся Еврейским антифашистским комитетом в Америку, подвергнуть их экспертизе на предмет установления содержания в этих материалах шпионских сведений, а также их националистической окраски, и заключение экспертизы приобщить к следственному делу. В процессе следствия этого сделано не было. Помимо шпионской работы, как установлено следствием, бывшие руководители Еврейского антифашистского комитета и их сообщники по заданию еврейских реакционных кругов Америки развернули широкую пропаганду буржуазного национализма среди еврейского населения СССР.

Для этой вражеской работы они использовали существовавшую в СССР еврейскую газету «Эйникайт», еврейские литературные альманахи «Геймланд» и «К победе», издательство «Дер эмес», еврейскую редакцию Радиокомитета и Московский еврейский театр.

В связи с этим требовалось подвергнуть экспертизе ряд номеров газеты «Эйникайт», еврейские литературные альманахи, тематические планы издательства «Дер эмео и изданные им некоторые произведения еврейских писателей-националистов (МАРКИША, БЕРГЕЛЬСОНА, ГАЛКИНА и других), материалы, передававшиеся в эфир еврейской редакцией Радиокомитета, и отдельные пьесы, поставленные Московским еврейским театром, с тем, чтобы документально подтвердить националистическую направленность работы этих учреждений. Это крайне необходимое мероприятие также не проведено.

В ходе следствия не были задокументированы и другие весьма важные показания обвиняемых о проводившейся ими вражеской деятельности, несмотря на то, что все это можно было сделать, поскольку документы а архив Еврейского антифашистского комитета были изъяты при его ликвидации и доставлены в МГБ СССР.

Однако значительная часть этих материалов и документов осталась неизученной и в ходе следствия не использовалась. Более того, неизученные документы и архив Еврейского антифашистского комитета были свале-ны в кучу в сыром подвале, где хранились в хаотическом состоянии до последнего времени, подвергаясь порче. Исходя из того, что упомянутые документы представляют значительный оперативный интерес с точки зрения документации шпионской и националистической деятельности обвиняемых, в настоящее время дано указание о приведении этих документов в порядок и тщательном их изучении.

Не исключено, что в результате проведения указанной работы будут вскрыты новые факты вражеской деятельности арестованных и возникнет необходимость возобновить следствие по данному делу.

С. Игнатьев

 

ОБВИНИТЕЛЬНОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ ПО ДЕЛУ ЕАК

(3 апреля 1952 г.)

ОБВИНИТЕЛЬНОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ ПО СЛЕДСТВЕННОМУ ДЕЛУ №2354

По обвинению: ЛОЗОВСКОГО Соломона Абрамовича, ФЕФЕРА Исаака Соломоновича, БРЕГМАНА Соломона Леонтьевича, ЮЗЕФОВИЧА Иосифа Сигизмундови- ча, ШИМЕЛИОВИЧА Бориса Абрамовича, КВИТКО Лейба Моисеевича, МАРКИША Переца Давидовича, БЕРГЕЛЬСОНА Давида Рафаиловича, ГОФШТЕЙНА Давида Наумовича, ЗУСКИНА Вениамина Львовича, ШТЕРН Лины Соломоновны, ТАЛЬМИ Леона Яковлевича, ВАТЕНБЕРГА Ильи Семеновича, ТЕУМИН Эмилии Исааковны и ВАТЕНБЕРГ- ОСТРОВСКОЙ Чайки Семеновны в совершении преступлений, предусмотренных статьями 58-1 »а», 58-10 ч. II и 58-11 УК РСФСР.

В конце 1948 и начале 1949 годов МГБ СССР были арестованы главари националистического подполья, проводившие подрывную шпионскую работу под прикрытием Еврейского антифашистского комитета. Проведенным расследованием установлено, что привлеченные по настоящему делу обвиняемые ЛОЗОВСКИЙ, ФЕФЕР, БРЕГ- МАН, ЮЗЕФОВИЧ, БЕРГЕЛЬСОН, ШИМЕЛИОВИЧ, КВИТКО, МАРКИШ, ГОФШТЕЙН, ЗУСКИН и ШТЕРН, заняв руководящее положение в Еврейском антифашистском комитете, превратили эту организацию в центр шпионской и националистической работы, направлявшейся реакционными кругами США.

Поставив своей задачей объединение евреев для борьбы против национальной политики ВКП(б) и действуя по прямому сговору с представителями американских реакционных кругов, обвиняемые ЛОЗОВСКИЙ, ФЕФЕР, а также МИХОЭЛС и ЭПШТЕЙН (умерли), при поддержке своих сообщников домогались от Советского правительства предоставления территории Крыма для создания там еврейской республики, которую американцы рассчитывали использовать в качестве плацдарма против СССР.

Обещав МИХОЭЛСУ, ФЕФЕРУ и их единомышленникам оказать содействие в получении Крыма, представители реакционных кругов США потребовали от них обширных сведений об экономике Советского Союза и усиления националистической работы. Выполняя задания американцев, ЛОЗОВСКИЙ, ФЕФЕР, МИХОЭЛС, ЭПШТЕЙН и их сообщники под видом освещения жизни евреев в СССР направляли в США шпионскую информацию о работе промышленности, месторождениях полезных ископаемых, населении, научных открытиях и т.д., а также развернули националистическую пропаганду среди еврейского населения СССР.Следствием установлено, что обвиняемые ЛОЗОВСКИЙ,ФЕФЕР, БРЕГМАН, ЮЗЕФОВИЧ, БЕРГЕЛЬСОН, ШИ- МЕЛИОВИЧ, КВИТКО, МАРКИШ, ГОФШТЕЙН, ВАТЕНБЕРГ, ТАЛЬМИ, ШТЕРН и ВАТЕНБЕРГ-ОСТРОВСКАЯ, будучи выходцами из социально-чуждой среды и разных враждебных ВКП(б) и советской власти организаций, уже задолго до создания Еврейского антифашистского комитета неоднократно выступали с вражескими вылазками против политики партии и Советского правительства.

Так, обвиняемый ЛОЗОВСКИЙ, по инициативе которого в апреле 1942 года был создан Еврейский антифашистский комитет, еще в дореволюционное время двурушничал и боролся против большевиков, за что дважды— в 1914 и 1917 гг.— исключался из РКП(б). Вступив в 1919 году вновь в РКП(б), ЛОЗОВСКИЙ продолжал оставаться врагом партии и, будучи несогласным с жесткой позицией, занимаемой ЦК ВКП(б) по отношению к выходцам из других партий, сознательно насаждал таких людей в советские аппараты, которые ему приходилось возглавлять, и укрывал этих лиц от разоблачения (т. 1, л. 35—45).

Бывший ответственный секретарь Еврейского антифашистского комитета ФЕФЕР, будучи активным еврейским националистом, выходцем из Бунда, с первых лет существования советской власти вел борьбу против партии и Советского правительства.

Проживая до 1941 года на Украине и занимаясь литературной деятельностью, ФЕФЕР протаскивал в своих произведениях враждебные взгляды и вместе со своими единомышленниками националистами активно участвовал в насаждении среди еврейского населения националистической идеологии. Пробравшись в 1934 году в руководящие органы советских писателей, ФЕФЕР ис-пользовал свое положение в целях сплочения националистических элементов и активизации их вражеской деятельности.

В 1937 году, после ликвидации Киевского института еврейской культуры, превратившегося в центр националистической работы на Украине, ФЕФЕР вместе со своими единомышленниками СПИВАКОМ и ГОФШТЕЙНОМ добился создания кабинета еврейской культуры при Академии наук УССР, вокруг которого продолжали группироваться националистические и другие враждебные элементы (т. 2, л. 33 — 35,46 — 47,109—125).

* * *

Бывший член президиума Еврейского антифашистского комитета обвиняемый БРЕГМАН также на протяжении ряда лет занимался вражеской деятельностью. В1935 году, занимая пост председателя ЦК Союза кожевников, БРЕГМАН поддерживал преступную связь с врагами народа — правыми МАРГУЛИСОМ, ТАГЕНБАУМОМ и ЭСКИНЫМ (осуждены), которым способствовал в проводившейся ими вредительской деятельности в кожевен- но-обувной промышленности.

В период 1937—1943 гг., работая секретарем ВЦСПС, БРЕГМАН засорял профсоюзные кадры выходцами из социально чуждой среды и враждебных ВКП(б) партий (т. 5, л. 198 — 206; т. 30, л. 203,336).

Активной антисоветской деятельностью в прошлом занимался и обвиняемый ЮЗЕФОВИЧ, являвшийся в 1917—1919 годах одним из лидеров созданной ЛОЗОВСКИМ так называемой Российской социалистической рабочей партии интернационалистов и выступавший вместе с ним против мероприятий большевистской партии. Продолжая в последующие годы вести антисоветскую работу, ЮЗЕФОВИЧ клеветал на ЦК ВКП(б) и советские профсоюзы, а в 1944 году по инициативе ЛОЗОВСКОГО был введен с вражеской целью в состав Еврейского антифашистского комитета (т. 7. л. 35,72,64 — 65; т. 41, л. 117—118).

Привлеченный по делу обвиняемый ШИМЕЛИОВИЧ, в прошлом состоявший в Бунде, в довоенные годы поддерживал близкие отношения с лицами, осужденными впоследствии как враги народа, а также установил преступную связь с активным националист. МИХОЭЛСОМ, который при создании Еврейского антифашистского комитета в 1942 году ввел ШИМЕЛИОВИЧА в состав этой организации (т. 8, л. 32 — 37,70 — 73,95 — 98).

Обвиняемый ГОФШТЕЙН, являясь выходцем из семьи торговца, в период существования на Украине контрреволюционного правительства Центральной Рады, выступал в еврейской националистической печати с антисоветскими произведениями, в которых возводил клевету на большевиков. В1925 году ГОФШТЕЙН выехал в Германию, где издавал свои националистические произведения, и вместе с бежавшими из Советского Союза обвиняемыми БЕРГЕЛЬСОНОМ, МАРКИШЕМ и КВИТКО вел переговоры по поводу организации националистической работы среди евреев, проживающих в СССР. Преследуя преступные цели, ГОФШТЕЙН выезжал из Германии в Палестину и, возвратившись оттуда в 1927 году в Киев, восстановил связь с еврейскими националистами КАГАНОМ А.Я., ЖИЦЕМ, ЛОЙЦКЕРОМ (осуждены), СПИВАКОМ Э.Г. (умер), ФЕФЕРОМ, вместе с которыми развернул активную антисоветскую деятельность среди евреев на Украине (т. 13, л. 184—193).

* * *

Допросом обвиняемого БЕРГЕЛЬСОНА и другими материалами дела установлено, что его националистическая идеология сформировалась еще в годы гражданской войны, когда БЕРГЕЛЬСОН сотрудничал в еврейской реакционной газете «Нойе Цайт» и выступал на ее страницах с антисоветскими статьями.

Являясь убежденным националистом, БЕРГЕЛЬСОН в 1918 году вошел в состав ЦК существовавшей на Украине националистической организации «Культур-лига», где вел подрывную работу против Советского государства, а в 1921 году при содействии врагов народа ФРУМКИНОЙЗ и Л ИТВАКОВА (осуждены) бежал за границу, и на протяжении ряда лет выступал в буржуазной реакционной прессе с антисоветскими клеветническими статьями.

В 1934 году БЕРГЕЛЬСОН с помощью своих вражеских связей вернулся в Советский Союз, пролез в бюро еврейской секции Союза советских писателей, где продолжал вести враждебную деятельность против ВКП(б) (т. 17, л. 25 — 31,163—178).

Еврейский националист КВИТКО, привлеченный в качестве обвиняемого по настоящему делу, в 1920 году бежал за границу и, проживая в Германии, печатал в буржуазной прессе свои националистические стихи, а в 1922 году опубликовал антисоветскую поэму под названием «1919». Возвратившись в 1925 году в Советский Союз, КВИТКО примкнул к существовавшей в гор. Харькове националистической еврейской группировке «Бой», возглавлявшейся троцкистом ФЕЛЬДМАНОМ (осужден) (т. 11,л. 37 — 44; т. 12,л. 39 — 41).

Обвиняемый МАРКИШ, бежав в 1920 году в Польшу, установил связь с сионистами ОПАТОШУ и ГРИНБЕРГОМ, при содействии которых печатал в варшавской реакционной прессе свои произведения националистического характера. Возвратившись в 1926 году в СССР, МАРКИШ на протяжении многих лет в сговоре с еврейскими националистами проводил враждебную деятельность против партии и Советского правительства.

Проживая в 1927 году в Харькове, МАРКИШ был связан с названной выше националистической группировкой еврейских писателей «Бой».

В период 1935—1940 годов МАРКИШ поддерживал преступную связь с руководителем существовавшей в Минске еврейской националистической группы АКСЕЛЬРОДОМ (осужден) и его единомышленниками (т. 15, л. 41 — 45.113—118,129—146,225 — 229; т. 1 б, л. 215 — 228; т. 27, л. 12 — 39).

*  *  *

Материалами предварительного следствия установлено, что член Еврейского антифашистского комитета ТАЛЬМИ с 1913 по 1917 год, проживая в США, состоял в реакционной еврейской партии так называемых социалистов-территориалистов и, являясь редактором ее центрального органа и секретарем центрального комитета, вел активную националистическую деятельность.

После февральской революции, летом 1917 года, ТАЛЬМИ прибыл из Америки в Россию, связался с еврейскими националистами, действовавшими на Украине, и принял активное участие в организации в Киеве центра по руководству еврейским националистическим движением.

В годы гражданской войны на Украине ТАЛЬМИ, будучи сотрудником антисоветской газеты «Нойе Цайт», являвшейся центральным органом еврейской националистической партии «Фарейникте», а также членом киевского комитета этой партии, вел активную контрреволюционную деятельность, поддерживая меньшевиков, эсеров и петлюровцев в их вооруженной борьбе против советской власти (т. 21, л. 61 — 72; т. 22. л. 68,72).

В 1921 году ТАЛЬМИ выехал в Америку, где до 1932 года вел активную националистическую работу, участвовал в создании в США Общества содействия еврейскому землеустройству в России — «ИКОР», а затем, став одним из руководителей этого общества, способствовал превращению его в националистическую организацию.

В 1929 году ТАЛЬМИ вместе с группой американцев приезжал в СССР, где установил преступную связь с еврейскими националистами, при помощи которых добыл материалы шпионского характера о дальневосточных пограничных районах Советского Союза. По возвращении в США, в 1931 году ТАЛЬМИ написал и издал в Нью-Йорке книгу под названием «На целине», в которой, как это установлено заключением экспертов, опубликовал ряд шпионских сведений о Советском Союзе (т. 21. л. 101—112; т. 22, л. 5—14,72 — 75,275 — 278; т. 36).

Следствием далее установлено, что в 1932 году при отъезде из США на постоянное жительство в Советский Союз ТАЛЬМИ получил задание от еврейских националистических кругов Америки наладить посылку в США информации о положении евреев в СССР, об экономическом развитии Биробиджана, а также о деятельности еврейских организаций Советского Союза.

По прибытии в Москву ТАЛЬМИ возобновил свои преступные связи с еврейскими националистами, давая им указания о направлении в США материалов о переселении евреев в Биробиджан, о строительстве, происходившем в Биробиджане, и об использовании машин и оборудования, которые поступали из США (т. 21, л. 113— 114; т. 22, л. 14—16,75 — 77,82 — 83).

* * *

Не менее активную вражескую деятельность до включения в состав Еврейского антифашистского комитета вел и обвиняемый ВАТЕНБЕРГ, состоявший с 1905 по 1924 год в еврейской буржуазно-националистической партии «Поалей Цион» и являвшийся одним из руководителей этой партии. С1908 года ВАТЕНБЕРГ являлся членом центрального исполнительного комитета партии «Поалей Цион» и проводил реакционную деятельность в Австро-Венгрии, а в 1919 году, став членом бюро Венской организации «Поалей Циона», боролся против революционного движения в Австрии.

Эмигрировав в 1920 году в США, ВАТЕНБЕРГ вошел в состав ЦК «Поалей Циона», а в 1924 году с вражескими замыслами вступил в американскую компартию, где примкнул к правооппортунистической группировке и вел разложенческую фракционную работу. Одновременно ВАТЕНБЕРГ участвовал в создании в США Общества содействия еврейскому землеустройству в России, а затем, возглавив это общество, превратил его в националистическую организацию.

В 1926 и в 1929 годах, приезжая в СССР, ВАТЕНБЕРГ устанавливал преступные связи с еврейскими националистами, и при их помощи добывал шпионские материалы об СССР.

В1933 году ВАТЕНБЕРГ при отъезде из США на постоянное жительство в Советский Союз получил от еврейских националистических кругов Америки задание по сбору информации о деятельности еврейских организаций в СССР и внутреннем положении в стране.

По прибытии в Москву ВАТЕНБЕРГ возобновил преступную связь с еврейскими националистами, от которых получал сведения об экономическом положении Биробиджана, а также о деятельности националистического подполья в СССР и направлял эти данные в США (т. 19, л. 30 — 45,64 — 75,127—140; т. 20, л. 288 — 293).

Обвиняемая— ВАТЕНБЕРГ-ОСТРОВСКАЯ, проживая до 1933 года в США, принимала участие в работе еврейских сионистских организаций, проводивших враждебную деятельность против Советского Союза.

Приехав в 1933 году в СССР, ВАТЕНБЕРГ-ОСТРОВСКАЯ установила антисоветскую связь с проживавшими в Москве американцами, в беседах с которыми высказывала клеветнические измышления по адресу руководителей ВКП(б) и Советского правительства (т. 25, л. 46 — 51,71 — 77,85 — 37,106—111,113—118,268 — 270).

ШТЕРН, являясь выходцем из классово-чуждой среды и получив воспитание за границей, враждебно относилась к советскому строю. Лакейски угодничая перед буржуазным Западом, она проповедовала в науке космополитизм и утверждала, что советская наука должна стоять вне политики (т. 9, л. 77,147—150; т. 10, л. 158,159).

*  *  *

Таким образом, следствием установлено, что обвиняемые ЛОЗОВСКИЙ, ФЕФЕР, БРЕГМАН, ЮЗЕФОВИЧ, ШИ- МЕЛИОВИЧ, КВИТКО, МАРКИШ, БЕРГЕЛЬСОН, ГОФШТЕЙН, ТАЛЬМИ, ВАТЕНБЕРГ, ВАТЕНБЕРГ-ОСТРОВСКАЯ и ШТЕРН к моменту создания Еврейского антифашистского комитета являлись врагами советской власти, готовыми при первой же возможности усилить подрывную работу против партии и Советского государства.

Собранными по делу доказательствами установлено, что активные националисты МИХОЭЛС, ЭПШТЕЙН и ФЕФЕР, создавая Еврейский антифашистский комитет, договорились при поддержке зарубежных еврейских организаций использовать его в целях объединения евреев для борьбы против ВКП(б) и Советского правительства.

Осуществление своей преступной цели МИХОЭЛС и ЭПШТЕЙН начали с подбора и расстановки на наиболее важные участки работы Еврейского антифашистского комитета лиц, известных своими националистическими убеждениями и враждебным отношением к советской власти.

В соответствии с этим МИХОЭЛС и ЭПШТЕЙН по согласованию с ЛОЗОВСКИМ ввели в 1942 году в состав Еврейского антифашистского комитета обвиняемых по настоящему делу КВИТКО, МАРКИША, БЕРГЕЛЬСОНА, ШИМЕЛИОВИЧА, ГОФШТЕЙНА, ЗУСКИНА, ШТЕРН, ВАТЕН- БЕРГА и ТАЛЬМИ, в 1943 году БРЕГМАНА, а в 1944 году — ЮЗЕФОВИЧА, образовавших националистический костяк, на который МИХОЭЛС, ЭПШТЕЙН и ФЕФЕР опирались в дальнейшей антисоветской работе (т. 1, л. 49 — 55; т. 2, л. 48 — 58; т. 5, л. 207 — 211; т. 7, л. 58 — 59; т. 9 л. 142— 151; т. 10, л. 157—158; т. 19, л. 141—145; т. 20. л. 293 — 294; т. 22, л. 78).

Допросом обвиняемых ЛОЗОВСКОГО, ФЕФЕРА и их сообщников установлено, что в 1942 году по указанию ЛОЗОВСКОГО, МИХОЭЛС и ЭПШТЕЙН связались с еврейскими националистическими организациями США и стали направлять туда информацию о внутреннем положении Советского Союза, рассчитывая таким путем добиться симпатий еврейских буржуазных кругов Америки и заручиться их поддержкой в проведении подрывной деятельности на территории СССР. В этих же целях ЛОЗОВСКИЙ в 1943 году добился разрешения соответствующих инстанций на поездку в Америку МИХОЭЛСА и ФЕФЕРА, поручив им установить личный контакт с еврейскими реакционными кругами США (т. 1, л. 60 — 61; т. 2, л. 59 — 53). Об этом обвиняемый ФЕФЕР на следствии показал:

«...Готовясь к поездке в США, МИХОЭЛС, ЭПШТЕЙН и я не раз обсуждали наши задачи в связи с этой поездкой. Мы решили использовать все возможности для установления прочного контакта с враждебными СССР элементами и организациями, а также представителями еврейского капитала с тем, чтобы заручиться их поддержкой в дальнейшей борьбе против советской власти...» (т. 2. л. 62 — 63).Считая, что наиболее верным средством получения помощи от еврейских реакционных кругов США в борьбе против ВКП(б) и Советского правительства может явиться передача им шпионских сведений об СССР, МИХОЭЛС и ФЕФЕР при содействии обвиняемого ЛОЗОВСКОГО перед отъездом собрали ряд секретных материалов о промышленности Советского Союза и взяли их с собой в Америку (т. 1, л. 62 — 63; т. 2, л. 94 — 97). Находясь в Америке, МИХОЭЛС и ФЕФЕР установили вражескую связь с представителями еврейской буржуазии, в том числе с лидером сионистского движения ВЕЙЦМАНОМ — нынешним президентом государства Израиль, руководителем еврейской националистической организации «Джойнт», миллионером РОЗЕНБЕРГОМ, редактором еврейской реакционной газеты «Дер Тог» ГОЛЬДБЕРГОМ, представителем еврейского общества «Амбиджан» БУДИШЕМ и другими, которых снабдили клеветнической информацией о положении евреев в Советском Союзе, а также упомянутыми выше шпионскими материалами.

Наряду с этим МИХОЭЛС и ФЕФЕР информировали американских реакционеров о вражеской деятельности, проводившейся под прикрытием Еврейского антифашистского комитета, и заручились их поддержкой в борьбе против Советского государства. Вместе с РОЗЕНБЕРГОМ, ГОДЬДБЕРГОМ и БУДИШЕМ МИХОЭЛС и ФЕФЕР разработали конкретные мероприятия по усилению подрывной деятельности против Советского государства и получили от них вражеское задание — добиться заселения Крыма евреями, создав там самостоятельную еврейскую республику (т. 1, л. 63 — 66; т. 2, л. 63 — 73).06 этом преступном сговоре с представителями еврейских реакционных кругов США обвиняемый ФЕФЕР на следствии показал:

«...РОЗЕНБЕРГ нам заявил, что американские еврейские круги могут оказать нам помощь только в том случае, если мы... отвоюем у Советского правительства Крым и создадим там самостоятельную еврейскую республику. Вы сами понимаете,— сказал РОЗЕНБЕРГ,— Крым нас интересует, с одной стороны, как евреев, а, с другой — как американцев... РОЗЕНБЕРГ нам прямо сказал, что Крым это — Черное море, это — Турция, это — Балканы» (т. 2, л. 66).

Получение МИХОЭЛСОМ и ФЕФЕРОМ вражеского задания от американцев подтвердил и обвиняемый ЛОЗОВСКИЙ, заявив на следствии:

«...По словам МИХОЭЛСА и ФЕФЕРА, наиболее откровенные разговоры они имели с РОЗЕНБЕРГОМ, с которым встречались несколько раз... РОЗЕНБЕРГ заявил МИХОЭЛСУ и ФЕФЕРУ, что если они хотят получить прмощь от американцев, то должны добиться заселения Крыма евреями, создав там самостоятельную еврейскую республику. Причем, как сообщили мне МИХОЭЛС и ФЕФЕР, РОЗЕНБЕРГ прямо сказал, что в заселении Крыма евреями заинтересованы не только еврейские круги США, но и американское правительство. МИХОЭЛС и ФЕФЕР заверили РОЗЕНБЕРГА, что они приложат все усилия к тому чтобы получить согласие Советского правительства на передачу евреям Крыма» (т. 1, л. 64 — 65).

Наряду с этим, МИХОЭЛС и ФЕФЕР договорились с американскими реакционерами посылать в США шпионскую информацию об экономическом положении Советского Союза (т. 1, л. 66 — 67; т. 2, л. 69—73).

Наличие преступного сговора между МИХОЭЛСОМ и ФЕФЕРОМ, с одной стороны, и представителями еврейских реакционных кругов, с другой, подтверждается документами, обнаруженными в архиве Еврейского антифашистского комитета и другими доказательствами, собранными по делу. Так, эксперты, на основании изучения этих документов, в своем заключении от 30 января 1952 года указали, «...что во время пребывания в Америке... МИХОЭЛСА и ФЕФЕРА было условлено о пересылке регулярной информации... о населении, промышленности, культурных учреждениях и т.д. Таким образом, МИХОЭЛС и ФЕФЕР, вопреки советским законам... обязались сообщать в Америку сведения, составляющие государственную тайну» (т. 32, л. 47).

* * *

Расследованием установлено, что МИХОЭЛС и ФЕФЕР, возвратившись в конце 1943 года из Америки, информировали о вражеском сговоре с американскими реакционерами своих единомышленников ЛОЗОВСКОГО, ЭПШТЕЙНА, КВИТКО, ЮЗЕФОВИЧА и ШИМЕЛИОВИЧА и совместно с ними приступили к выполнению полученных в Америке заданий. По указанию ЛОЗОВСКОГО, МИХОЭЛС, ЭПШТЕЙН, ФЕФЕР, ЮЗЕФОВИЧ и ШИМЕЛИОВИЧ в январе 1944 года составили письмо в адрес Советского правительства, в котором требовали предоставить евреям территорию Крыма. В этом письме ЛОЗОВСКИЙ, ФЕФЕР и их сообщники клеветали на национальную политику ВКП(б) и Советского правительства, утверждая, что будто бы еврейское население в СССР «не устроено», а «еврейский вопрос» не разрешен. Открыто выступая против ленинской критики теоретических положений Бунда, ЛОЗОВСКИЙ и его единомышленники, участвовавшие в составлении письма, отстаивали сионистско-национали- стическую идею искусственного объединения еврейского населения не только Советского Союза, но и Польши без учета различия языка, культуры и трудовых навыков (т. 1, л. 66; т. 2, л. 73 — 77; т. 7, л. 43 — 47,331 — 332).

Анализируя документы, характеризующие деятельность обвиняемых, связанную с требованием предоставления евреям территории Крыма, эксперты в своем заключении от 23 февраля 1952 года отметили:

«...Авторы документа предлагают по сути дела сионистско-националистическое решение «еврейского вопроса»: организовать еврейскую... республику в Крыму, где поселить евреев... При этом в качестве основного ядра будущей республики предлагается поселить в Крыму 500 тысяч польских евреев. Документ содержит «угрозу», если вопрос не будет положительно решен, — ухода польских евреев обратно в Польшу или в Палестину» (т. 33, л. 101—102).

Наряду с посылкой указанного письма в правительство главари Еврейского антифашистского комитета летом 1944 года командировали в Крым обвиняемого КВИТКО, поручив ему собрать подробные сведения об экономическом положении Крыма и возможностях заселения его евреями. На основании материалов, собранных обвиняемым КВИТКО, был составлен отчет, направленный ЭШТЕЙНОМ и ФЕФЕРОМ в США. Обвиняемый КВИТКО, подтверждая этот факт, на следствии показал:

«...В Крым я выезжал летом 1944 года, вскоре после его освобождения от немецких захватчиков... ФЕФЕР и ЭПШТЕЙН поручили мне собрать подробные сведения о положении в Крыму после изгнания оттуда немцев и о возможности направления в Крым евреев, находившихся в эвакуации... Я написал подробный обзор об экономическом положении в Крыму... Этот обзор я передал ФЕ- ФЕРУ и ЭПШТЕЙНУ...» (т. 11 л. 55 — 61,253 — 254,267 — 272; т. 12, л. 250 — 251).

Будучи уверенными в положительном разрешении вопроса о Крыме и возомнив себя «государственными деятелями», МИХОЭЛС, ФЕФЕР, ЭПШТЕЙН и БЕРГЕЛЬСОН уже заранее распределяли министерские портфели в будущем «правительстве» еврейской республики между наиболее активными еврейскими националистами (т. 2, л. 230 — 284; т. 7, л. 42; т. 17, л. 197).

* * *

Одновременно с этим ЛОЗОВСКИЙ, ФЕФЕР и их сообщники КВИТКО, ГОФШТЕЙН, БЕРГЕЛЬСОН, действуя по указке американских реакционеров, активно занялись организацией работы по сбору и отправке в США шпионской информации об экономике СССР, интересовавшей американцев.

В этих целях к сотрудничеству в Еврейском антифашистском комитете были привлечены националистически настроенные еврейские писатели и журналисты, проживавшие в Москве и других городах СССР, из которых была создана обширная корреспондентская сеть. Инструктируя корреспондентов, ЭПШТЕЙН, ФЕФЕР и другие бывшие руководители Еврейского антифашистского комитета требовали, чтобы в представляемых ими материалах приводились конкретные факты и сведения о промышленных предприятиях, выпускаемой ими продукции, шахтах, новостройках и работе научных учреждений.

Корреспонденты комитета посещали предприятия и различные научные учреждения, где под видом ознакомления с условиями жизни и работы евреев собирали секретную информацию по вопросам экономической и культурной жизни СССР.

Кроме того, для сбора шпионских сведений в различные районы страны выезжали в качестве представителей Еврейского антифашистского комитета ГОФШТЕЙН, НУСИНОВ, КВИТКО, КОН, ПЕРСОВ, КАГАН, БЕРГЕЛЬСОН и другие (т. 1, д. 67 — 69; т. 2, л. 83 — 84,90 — 91,197 — 203; т. 4, л. 355 — 365; т. 18, л. 203 — 208).

Это обстоятельство подтверждается показаниями обвиняемых, свидетелей и другими доказательствами. Так, обвиняемый ВАТЕНБЕРГ на допросе от 11 февраля 1952 года об этом показал:

«..Для сбора материалов о положении в Советском Союзе была создана т.н. «корреспондентская сеть», в которую входили еврейские писатели и журналисты, действовавшие в различных районах СССР... на Украине действовал еврейский писатель Абрам КАГАН, который... собирал информацию о положении на Украине... в Минске сидел ПЛАТНЕР, собиравший такую же информацию по Белоруссии... АЙЗЕНШТАДТ и ПЕРСОВ действовали в Москве...» (т. 20, л. 236 — 238).

Осужденный американский шпион ПЕРСОВ, непосредственно занимавшийся по заданию ФЕФЕРА сбором секретных сведений о промышленности Советского Союза, на следствии заявил:

«...В начале 1946 года я собрал материалы и составил очерк о московском автозаводе имени Сталина. ...Характеризуя производственную мощность отдельных цехов автозавода, я отметил, что инструментальный цех автозавода... по своим размерам не уступит любому заводу средней мощности» (т. 30, л. 23,24).

В заключении экспертов от 30 января 1952 года по этому вопросу указывается, что «...бывшие руководители так называемого Еврейского антифашистского комитета в Москве, получая заказы из капиталистических стран, главным образом из США, на сбор не оглашенных официально в СССР сведений экономического и военного характера, принимали эти заказы к исполнению... В результате этих незаконных действий сведения, составляющие в СССР государственную и военную тайну, направлялись через ЕАК за границу (США, Англию и другие страны) и, следовательно, могли легко стать достоянием разведок этих стран» (т. 32, л. 95).

* * *

Не ограничиваясь отправкой в Америку секретных материалов, обвиняемые ЛОЗОВСКИЙ и ФЕФЕР в 1945— 1946 гг. добились разрешения на въезд в СССР представителей еврейских реакционных кругов США ГОЛЬДБЕРГА и НОВИКА и во время их пребывания в нашей стране предоставили им широкие возможности для сбора разведывательных данных о Советском Союзе. Афишируя ГОЛЬДБЕРГА и НОВИКА как якобы друзей Советского Союза, ЛОЗОВСКИЙ, ФЕФЕР и их сообщники — обвиняемые ЮЗЕФОВИЧ, БЕРГЕЛЬСОН, БРЕГМАН, КВИТКО. МАРКИШ, ГОФШТЕЙН, ШИМЕЛИОВИЧ, ВАТЕНБЕРГ, ТЕУМИН, ВАТЕНБЕРГ-ОСТРОВСКАЯ и ТАЛЬМИ снабжали их различными секретными материалами и помогали добывать такого рода материалы из других источников (т. 1, л. 75 — 81; т. 2, л. 209 — 227). Осужденный американский шпион КОТЛЯР С.О. по этому вопросу показал:

«...Преклоняясь перед ГОЛЬДБЕРГОМ, националисты из Еврейского антифашистского комитета давали нужные ему сведения в любое время. По указанию ФЕФЕРА требования ГОЛЬДБЕРГА выполнялись беспрекословно. Скажу без преувеличения, что в период пребывания ГОЛЬДБЕРГА в Москве Еврейский антифашистский комитет работал буквально на него» (т. 23, л. 69).

В то же время ФЕФЕР через бывшего начальника Совинформбюро, обвиняемого ЛОЗОВСКОГО организовывал ГОЛЬДБЕРГУ и НОВИКУ поездки в различные районы

Советского Союза, где они с помощью сопровождавших их работников Еврейского антифашистского комитета связывались с еврейскими писателями и другими лицами из числа евреев и получали от них шпионские сведения. Признавая это обстоятельство, ФЕФЕР показал: «...Представители американских реакционных кругов НОВИК и ГОЛЬДБЕРГ... большое внимание уделяли также и личному шпионажу... они... устанавливали связи с еврейскими писателями и другими работниками еврейской культуры, от которых получали нужные им шпионские сведения» (т. 3, л. 43).

3 января 1946 года ФЕФЕР лично выезжал с ГОЛЬДБЕРГОМ в Прибалтийские республики, а в мае 1946 года вместе с сотрудником Еврейского антифашистского комитета КОТЛЯРОМ С.О. сопровождал ГОЛЬДБЕРГА при его поездке по Украине. Во время этих поездок ГОЛЬДБЕРГ с помощью ФЕФЕРА, КОТЛЯРА и обвиняемого ГОФ- ШТЕЙНА собрал обширный материал о промышленности и экономике Украины и Прибалтики.

Обвиняемый ГОФШТЕЙН, в частности, в период пребывания ГОЛЬДБЕРГА на Украине содействовал ему в сборе разведывательных данных о положении в Киеве, снабдил клеветнической информацией о жизни евреев на Украине, а также ввел ГОЛЬДБЕРГА в курс вражеской работы, проводимой украинскими националистами (т. 13, л. 174—176,211,197—199).

* * *

Обвиняемый ЛОЗОВСКИЙ, показывая о своей шпионской связи с ГОЛЬДБЕРГОМ, на следствии заявил: «...Вскоре после приезда в Москву ГОЛЬДБЕРГ вместе с МИХОЭЛСОМ и ФЕФЕРОМ посетили меня в помещении Совинформбюро, и мы с ним имели продолжительную

беседу... ГОЛЬДБЕРГ сообщил мне, что... он хочет побывать в Прибалтике, на Украине и в Биробиджане, чтобы ознакомиться с жизнью и бытом советского народа. Я удовлетворил просьбу ГОЛЬДБЕРГА...» (т. 1, л. 75 — 76).

Кроме этого, ЛОЗОВСКИЙ признал, что передал ГОЛЬДБЕРГУ через обвиняемую ТЕУМИН секретные материалы об экономике Прибалтики, имевшиеся в Совинформбюро (т. 1, л. 76— 78). Обвиняемая ТЕУМИН, подтверждая показания ЛОЗОВСКОГО, заявила на следствии, что она действительно «...имела шпионскую связь с ГОЛЬДБЕРГОМ и передавала ему материалы об экономическом и политическом состоянии советских Прибалтийских республик...» (т. 24, л. 115,241 — 243,259 — 271).

По заданию ЛОЗОВСКОГО его ближайший помощник — обвиняемый ЮЗЕФОВИЧ подобрал в аппарате Со- винформбюро и передал ГОЛЬДБЕРГУ материалы, содержавшие секретные сведения о промышленности, транспорте, науке и культуре, а также цифровые показатели об экономике СССР. ЮЗЕФОВИЧ также по указанию ЛОЗОВСКОГО передал ГОЛЬДБЕРГУ полученные из научно- исследовательского института № 205 материалы о внешней политике Англии и экономике стран народной демократии (т. 1, л. 78—81; т. 7, л. 49 — 59; т. 29, л. 63 — 64).

Обвиняемый ЮЗЕФОВИЧ по этому вопросу показал:

«ЛОЗОВСКИЙ... договорился... о том, чтобы... был подготовлен подробный материал о внешней политике Англии якобы нужный для Совинформбюро... ЛОЗОВСКИЙ поручил мне проследить за выполнением его задания

и... заняться подбором для ГОЛЬДБЕРГА имеющихся в Совинформбюро материалов о Советском Союзе. Эти сведения я передал ГОЛЬДБЕРГУ лично в начале 1946 года в его номере гостиницы «Националь»« (т. 7, л. 49).

Кроме того, осенью 1944 года ЮЗЕФОВИЧ на квартире у пресс-атташе американского посольства в Москве

ФИЛЛИПСА познакомился с американской разведчицей ИГАН, которой вскоре после этого по указанию ЛОЗОВСКОГО передал сведения о советских профсоюзах (т. 7, л. 54 —58,353).

* * *

Обвиняемый КВИТКО подробно информировал ГОЛЬДБЕРГА о положении дел в Союзе советских писателей и, кроме того, дал согласие организовать выпуск советско-американского ежегодника, который ГОЛЬДБЕРГ имел намерение использовать для получения разведывательных сведений о состоянии науки и искусства в Советском Союзе (т. 11. л.. 64 — 69,254; т. 12, л. 252).

Обвиняемый МАРКИШ, встречаясь с ГОЛЬДБЕРГОМ у себя на квартире, проинформировал его о положении в Биробиджане, а также сообщил сведения о настроениях еврейских писателей Советского Союза (т. 15. л. 80 — 84, 101 —104,161 —168; т. 16, л. 89,134—143).

Обвиняемый БРЕГМАН при встрече с ГОЛЬДБЕРГОМ рассказал ему о работе Госконтроля, о роли советских профсоюзов в период Отечественной войны, а также составил для передачи ГОЛЬДБЕРГУ материал с цифровыми данными о постановке в РСФСР здравоохранения и просвещения и сведения о восстановлении колхозов на территориях, подвергавшихся немецкой оккупации (т. 5, л. 230 — 233; т. 6, л. 157—158).

Обвиняемый БЕРГЕЛЬСОН в 1945—1946 гг. неоднократно встречался в Москве с ГОЛЬДБЕРГОМ и НОВИКОМ, которым сообщил ряд интересовавших их сведений о Биробиджане и жизни евреев в СССР (т. 17, л. 94 — 99; т. 18, л. 273 — 274).

Обвиняемый ШИМЕЛИОВИЧ, являясь одним из инициаторов установления преступной связи с еврейскими реакционными кругами Америки, лично послал в Америку так называемое «Письмо за океан», представлявшее из себя шпионский материал, а в 1945—1946 гг. информировал ГОЛЬДБЕРГА и НОВИКА по ряду интересовавших их вопросов (т. 8, л. 45 — 53).

Обвиняемые ТАЛЬМИ, ВАТЕНБЕРГ и ВАТЕНБЕРГ-ОСТ- РОВСКАЯ в 1946 году передали НОВИКУ шпионские сведения об экономическом положении страны, а также о положении евреев в СССР, освещая этот вопрос с антисоветских позиций (т. 19, л. 156—158; т. 20. л. 198 — 201, 298; т. 22. л. 19 — 20,83 — 84,232 — 234; т. 25, л. 118—126, 270 — 273; т. 26, л. 249 — 252).

Обвиняемая ВАТЕНБЕРГ-ОСТРОВСКАЯ, кроме того, работая переводчицей в Еврейском антифашистском комитете, была осведомлена о шпионской деятельности против СССР бывших руководителей комитета и по их заданию переводила с еврейского на английский язык шпионские материалы, предназначавшиеся для Америки (т. 25, л. 130—133,274 — 275; т. 26, л. 222 — 230).

Шпионские сведения иностранцам, как установлено следствием, передавала и обвиняемая ШТЕРН. В 1946 году ШТЕРН установила связь с американцами ЛЕСЛИ и МАДД и снабжала их информацией о научных проблемах, над разрешением которых работали советские ученые, а также за вознаграждение передала сборник научных трудов «Проблемы биологии в медицине». В 1945 году ШТЕРН установила преступную связь с пресс-атташе английского посольства в Москве ТРИПП, которую информировала о постановке научной работы в Институте физиологии. Вместе с ТРИПП она неоднократно выезжала в санаторий «Узкое» Академии наук СССР и там знакомила ее с советскими учеными (т. 9, л. 152—158; т. 10, л. 179).Как установлено следствием, помимо шпионской работы ЛОЗОВСКИЙ и ФЕФЕР вместе со своими сообщниками — обвиняемыми БРЕГМАНОМ, ЮЗЕФОВИЧЕМ, ШИМЕ- ЛИОВИЧЕМ, КВИТКО, МАРКИШЕМ, БЕРГЕЛЬСОНОМ, ГОФ- ШТЕЙНОМ, ЗУСКИНЫМ, ШТЕРН, ТАЛЬМИ, ВАТЕНБЕРГОМ, ТЕУМИН и ВАТЕНБЕРГ-ОСТРОВСКОЙ по заданию еврейских реакционных кругов Америки и, в частности, по непосредственному указанию ГОЛЬДБЕРГА и НОВИКА развернули широкую пропаганду буржуазного национализма среди еврейского населения СССР.

Стремясь помешать естественному процессу ассимиляции евреев и настроить их против ВКП(б) и Советского правительства, ФЕФЕР и его единомышленники разжигали среди еврейского населения националистические чувства, используя в этих целях созданную при Еврейском антифашистском комитете газету «Эйникайт», еврейские литературные альманахи, издательство «Дер Эмес», еврейскую редакцию радиокомитета, Московский государственный еврейский театр, а также Кабинет еврейской культуры при Академии наук УССР.

В своих публичных выступлениях, в статьях и других литературных произведениях обвиняемые по настоящему делу пропагандировали национальную ограниченность и обособленность евреев, отстаивали лживый тезис об «исключительных качествах и заслугах еврейского народа» в истории развития человеческого общества.

В своей пропаганде бывшие руководители Еврейского антифашистского комитета и их сообщники подменяли пролетарский интернационализм и советский патриотизм национализмом, возбуждая националистические, сионистские настроения среди отсталой части еврей-ского населения (т. 1, л. 56 — 58,153—155,233 — 237; т.6, л. 114—118; т. 17, л. 229 — 230; т. 11, л. 39 —41,48 — 50, 252 — 254; т. 12, л. 16—17,211 — 215,224 — 231).

Установив тесный контакт с буржуазными националистами и сионистами капиталистических стран, особенно Америки, обвиняемые ЛОЗОВСКИЙ, ФЕФЕР и их сообщники беззастенчиво рекламировали еврейских реакционеров США, выдавая их за представителей прогрессивных и демократических кругов, действовали под их диктовку, на деле смыкались с сионистами (т. 2, л. 226; т. 4, л. 370 — 375; т. 7, л. 318 — 321).

Одним из ярких фактов смыкания бывших руководителей Еврейского антифашистского комитета в националистической деятельности с еврейскими реакционерами США является издание в 1946 году так называемой «Черной книги», осуществленное Еврейским антифашистским комитетом совместно с еврейскими реакционными организациями США.

В этой книге евреи обособляются в отдельную, противопоставляемую другим народам категорию, преувеличивается вклад евреев в мировую цивилизацию, концентрируется внимание исключительно на жертвах, понесенных евреями во второй мировой войне и, таким образом, протаскивается мысль, что гитлеризм представлял угрозу якобы только для евреев, а не для всех народов и мировой цивилизации.

Участие Еврейского антифашистского комитета в издании «Черной книги» было санкционировано обвиняемым ЛОЗОВСКИМ, который вместе с ФЕФЕРОМ и БРЕГ- МАНОМ руководил также и работой по подготовке материалов для этой книги (т. 1, л. 258 — 264; т. 3 л. 1—14; т. 4. л. 379 — 381; т. 5, л. 107—109; т. 6, л. 134—138; т. 7, л. 343 —345; т. 35).Обвиняемый ФЕФЕР, показывая о средствах, которые использовались им и его сообщниками в целях националистической пропаганды, заявил:

«Самым ближайшим опорным пунктом была у нас газета «Эйникайт», проводившая враждебную националистическую линию комитета внутри страны...

Газета ««Эйникайт»... была превращена нами, националистами, в трибуну еврейского национализма» (т. 2, л. 249; т. 3, л. 230 — 231).

Роль газеты «Эйникайт», как трибуны националистической пропаганды, подтверждается и заключением экспертов, в котором указано:

«ЕАК приспосабливал свою газету «Эйникайт» к вкусам зарубежных буржуазных националистов... С их точки зрения, с их позиции освещались в газете «Эйникайт» многие явления современной жизни» (т. 33. л. 81).

Немаловажное значение в распространении националистических взглядов среди еврейского населения занимал также Московский еврейский театр, возглавлявшийся МИХОЭЛСОМ, а после его смерти — обвиняемым ЗУСКИНЫМ. Еврейский театр ставил главным образом пьесы, воспевающие старину, еврейские местечковые традиции и быт, возбуждавшие у зрителей националистические чувства (т. 2, л. 250 — 252).

Обвиняемый МАРКИШ, показывая о националистической деятельности Московского еврейского театра, на следствии заявил:

«Театр... со своей сцены пропагандировал ту национально-ограниченную, отсталую местечковую идеологию, которая тянула зрителя назад в «золотое прошлое» евреев. В репертуаре театра преобладали пьесы, воспевающие «трагическую обреченность» евреев...» (т. 1 б, л. 243).

В результате антисоветской работы, проводившейся ЛОЗОВСКИМ, ФЕФЕРОМ и их сообщниками, к Еврейскому антифашистскому комитету широким потоком потянулись всякого рода враждебные элементы из числа евреев. В Еврейский антифашистский комитет стало поступать большое количество жалоб на советские органы о существующем якобы притеснении евреев на местах, на основании которых ФЕФЕР и другие руководители комитета направляли в правительственные инстанции клеветнические письма с требованием принять необходимые меры к защите «интересов» евреев. Обвиняемый БЕРГЕЛЬСОН по этому вопросу показал:

«В результате проведения националистической работы Еврейский антифашистский комитет превратился по существу... в националистический центр в СССР и вел работу, направленную на консолидацию еврейских националистических элементов и пробуждение у еврейского населения стремления к националистической обособленности.

ЕАК стал таким местом, куда многие евреи обращались по любому поводу, не имеющему ни прямого, ни косвенного отношения к работе комитета» (т. 18, л. 231).

Таким образом, материалами следствия установлено, что главари националистического подполья — обвиняемые ЛОЗОВСКИЙ, ФЕФЕР и их сообщники БРЕГМАН, ЮЗЕФОВИЧ, ШИМЕЛИОВИЧ, КВИТКО, МАРКИШ, БЕРГЕЛЬСОН, ГОФШТЕЙН, ЗУСКИН, ТАЛЬМИ. ШТЕРН и ВАТЕНБЕРГ под флагом борьбы с фашизмом превратили Еврейский антифашистский комитет в шпионский и националистический центр, враждебный идее дружбы советских народов и коренным интересам трудящихся евреев СССР.

В совершенных преступлениях обвиняемые ЛОЗОВСКИЙ, ФЕФЕР, БРЕГМАН, ЮЗЕФОВИЧ, ШИМЕЛИОВИЧ, КВИТКО, МАРКИШ, БЕРГЕЛЬСОН, ГОФШТЕЙН, ЗУСКИН, ТАЛЬМИ, ШТЕРН, ВАТЕНБЕРГ, ТЕУМИН и ВАТЕНБЕРГ-ОСТРОВСКАЯ изобличаются, помимо личных признаний, показаниями ранее осужденных их сообщников, показаниями свидетелей, заключениями экспертов, вещественными доказательствами и документами (т. 1. л. 39— 81, 89 — 98; т. 2, л. 46—100; т. 3, л. 335 — 338; т. 5, л. 66 — 72, 192 — 233; т. 7. л. 352 — 354; т. 8, л. 30 — 61; т. 11, л. 251 — 254; т. 16, л. 311 — 320; т. 18, л. 263 — 276; т. 13. л. 183 — 215; т. 23, л. 362 — 374; т. 9, л. 77 — 80; т. 22. л. 1 — 21; т. 19. л. 126—158; т. 24, л. 93—121; т. 25, л. 106—139; т. 27 — 30; т. 31 —42.)

На основании имеющихся в деле материалов обвиняются:

ЛОЗОВСКИЙ Соломон Абрамович—1878 года рождения, уроженец села Даниловки, Днепропетровской области, еврей, гражданин СССР, бывший член ВКП(б) с 1901 года, в 1914 и 1917 гг. исключался из партии; в январе 1949 года снова исключен из ВКП(б) за вражескую деятельность; бывший начальник Совинформбюро — в том, что занимался шпионажем и был одним из руководителей еврейского националистического подполья в СССР. Являлся вдохновителем превращения Еврейского антифашистского комитета в центр националистической и шпионской работы против СССР.

Добившись в 1943 году разрешения на посылку в Америку своих сообщников МИХОЭЛСА и ФЕФЕРА, дал им задание установить связь с еврейскими реакционны-ми кругами Америки с тем, чтобы заручиться их поддержкой в борьбе против советской власти. Снабдил МИХОЭЛСА и ФЕФЕРА для передачи американцам шпионскими материалами о состоянии промышленности, хозяйства и культурной жизни СССР.

Выполняя указание американцев, вместе со своими сообщниками домогался передачи Крыма евреям, а также организовал сбор и передачу американцам шпионских сведений о Советском Союзе. Имел личную шпионскую связь с приезжавшим в СССР американским разведчиком ГОЛЬДБЕРГОМ, т.е. в совершении преступлений, предусмотренных статьями 58-1 «а», 58-10, ч. 2 и 58-11 УК РСФСР.

ФЕФЕР Исаак Соломонович—1900 года рождения, уроженец местечка Шпола, Киевской области, из семьи сельского учителя, еврей, с незаконченным высшим образованием, бывший член ВКП(б) с 1919 года, еврейский поэт — в том, что занимался шпионажем и был одним из руководителей еврейского националистического подполья в СССР. Возглавляя в течение ряда лет Еврейский антифашистский комитет, вместе со своими сообщниками превратил его в центр националистической и шпионской работы против Советского Союза.

В1943 году, во время своего пребывания в Америке, вступил в преступный сговор с представителями еврейских реакционных кругов, которым передал ряд шпионских сведений об СССР. По заданию американцев домогался передачи Крыма евреям, а также собирал и пересылал в Америку разведывательные данные о Советском Союзе.

В1945—1946 гг. установил личную шпионскую связь с приезжавшими в СССР американскими разведчиками ГОЛЬДБЕРГОМ и НОВИКОМ, сопровождал ГОЛЬДБЕРГА в его поездке по городам Украины, помогая связываться с еврейскими писателями и другими лицами и получать от них интересовавшие ГОЛЬДБЕРГА шпионские сведения, т.е. в совершении преступлений, предусмотренных статьями 58-1 «а», 58-10 ч. 2 и 58-11 УК РСФСР.

БРЕГМАН Соломон Леонтьевич—1895 года рождения, уроженец гор. Злынка, из торговцев, еврей, со средним образованием, член ВКП(б) с 1912 года, бывший член президиума Еврейского антифашистского комитета, бывший заместитель министра госконтроля РСФСР — в том, что, находясь в преступной связи с ЛОЗОВСКИМ и другими еврейскими националистами, проводил вместе с ними подрывную деятельность против ВКП(б) и Советского правительства.

Являлся одним из инициаторов активизации националистической работы среди евреев и способствовал направлению в США шпионских материалов о Советском Союзе. В1946 году встречался с приезжавшим из Америки разведчиком ГОЛЬДБЕРГОМ, которого информировал о работе Госконтроля и передал ему материалы с цифровыми данными о достижениях в области здравоохранения и постановки просвещения в РСФСР, т.е. в совершении преступлений, предусмотренных статьями 58-1 «а», 58-10, ч. 2 и 58-11 УК РСФСР.

ЮЗЕФОВИЧ Иосиф Сигизмундович—1850 года рождения, уроженец г. Варшавы, еврей, из служащих, бывший член ВКП(б) с 1919 года, с 1917 по 1919 год состоял членом Российской социалистической рабочей партии интернационалистов, бывший член президиума Еврейского антифашистского комитета, научный сотрудник института Академии наук СССР — в том, что вместе с ЛОЗОВСКИМ, МИХОЭЛСОМ, ФЕФЕРОМ и другими врагами Советского государства под прикрытием Еврейского антифашистского комитета проводил шпионскую и националистическую деятельность.

В 1944 году передал американской разведчице ИГАН секретные сведения о работе советских профсоюзов, а в 1945 году установил шпионскую связь с приезжавшим в Советский Союз американским разведчиком ГОЛЬДБЕРГОМ, которому передал секретный материал о советской промышленности, транспорте, а также о состоянии науки и культуры в СССР. Кроме того, передал ГОЛЬДБЕРГУ справку, содержащую секретные сведения о положении в Литве и Латвии, т.е. в совершении преступлений, предусмотренных статьями 58-1 «а», 58-10, ч. 2 и 58-11 УК РСФСР.

ШИМЕЛИОВИЧ Борис Абрамович—1892 года рождения, уроженец гор. Риги, еврей, бывший член ВКП(б) с 1920 года, а до этого состоял в Бунде. Бывший главный врач Московской городской больницы имени Боткина, член президиума Еврейского антифашистского комитета — в том, что являлся одним из инициаторов установления преступной связи с еврейскими реакционными кругами США и превращения Еврейского антифашистского комитета в центр американского шпионажа против Советского Союза.

В 1945—1946 гг. установил шпионскую связь с американскими разведчиками ГОЛЬДБЕРГОМ и НОВИКОМ. Будучи убежденным националистом, вместе с главарями Еврейского антифашистского комитета активно добивался образования самостоятельной еврейской республики в Крыму, вражеский план создания которой был продиктован американцами, т.е. в совершении преступлений, предусмотренных статьями 58-1 «а», 58-10, ч. 2 и 58-11 УК РСФСР.

КВИТКО Лейба Моисеевич—1890 года рождения, уроженец с. Голосково Одесской области, еврей, гражданин СССР, бывший член ВКП(б) с 1941 года, еврейский поэт, до ареста председатель еврейской секции Союза советских писателей СССР — в том, что, являясь активным еврейским националистом, на протяжении многих лет проводил вражескую деятельность против ВКП(б) и Советского правительства.

Будучи заместителем ответственного секретаря Еврейского антифашистского комитета, вошел в преступный сговор с активными врагами советского народа МИХОЭЛСОМ, ФЕФЕРОМ и ЭПШТЕЙНОМ, вместе с которыми использовал комитет в преступных целях, превратив его во враждебную советской власти организацию. Давал задания своим сообщникам собирать шпионские материалы для отправки в США. В1944 году выезжал в Крым для сбора сведений об экономическом положении области и наличии там еврейского населения, которые затем были переправлены комитетом в США.

В 1946 году установил личную шпионскую связь с американским разведчиком ГОЛЬДБЕРГОМ, информировал его о положении дел в Союзе советских писателей и дал ему согласие на выпуск советско-американского ежегодника, через который американцы намеревались получать разведывательную информацию об СССР, т.е. в совершении преступлений, предусмотренных статьями 58-1 «а», 58-10, ч. 2 и 58-11 УК РСФСР.

МАРКИШ Перец Давидович—1895 года рождения, уроженец гор. Полонное, Житомирской области, еврей, гражданин СССР, член ВКП(б) с 1942 года, еврейский писатель, до ареста член президиума Еврейского антифашистского комитета— в том, что занимался националистической и шпионской деятельностью. Враждебно восприняв установление советской власти в России, в 1920 году нелегально бежал в Польшу, где поддерживал связь с еврейскими националистами и печатал в варшавской реакционной еврейской прессе свои националистические произведения.

В 1926 году, возвратившись в СССР, установил преступную связь с еврейскими националистами, вместе с которыми до последнего времени вел подрывную работу против Советского государства.

В 1945 году имел несколько встреч с приезжавшим в СССР американским разведчиком ГОЛЬДБЕРГОМ, которому передал сведения о положении и настроениях еврейских писателей в СССР, т.е. в совершении преступлений, предусмотренных статьями 58-1 «а», 58-10, ч. 2 и 58- ПУК РСФСР.

БЕРГЕЛЬСОН Давид Рафаилович—1882 года рождения, уроженец местечка Сарны, УССР, по национальности еврей, происходит из семьи крупного торговца, гражданин СССР, с низшим образованием, до ареста — еврейский писатель — в том, что со времени установления советской власти занимался вражеской деятельностью против ВКП(б) и Советского правительства.

Являясь членом президиума Еврейского антифашистского комитета, принимал активное участие в сборе информации о Советском Союзе для американцев, а в 1947 году со шпионской целью выезжал в Киев. Во время пребывания в СССР американских разведчиков ГОЛЬДБЕРГА и НОВИКА передал им информацию о Биробиджане, т.е. в совершении преступлений, предусмотренных статьями 58-1 «а», 58-10, ч. 2 и 58-11 УК РСФСР.

ГОФШТЕЙН Давид Наумович—1889 года рождения, уроженец местечка Коростышев, Житомирской области, еврей, из семьи торговца, гражданин СССР, в 1929 году закончил аспирантуру Института еврейской культуры в Киеве, бывший член ВКП(б) с 1942 года, еврейский поэт, член президиума Союза советских писателей Украины — в том, что, являясь врагом советской власти, проводил преступную работу против Советского государства.

В1925 году выехал в Германию, где установил вражескую связь с бежавшими из Советского Союза еврейскими националистами, вел с ними переговоры по поводу организации антисоветской работы среди евреев, проживающих в СССР. В этих же преступных целях выезжал в Палестину и, возвратившись в 1927 году на Украину, развернул там антисоветскую работу среди евреев.

Находясь во время Отечественной войны в эвакуации в Уфе, по заданию МИХОЭЛСА и ФЕФЕРА собрал и передал им предназначавшиеся для американцев шпионские материалы о 2б-м военном заводе, Ишимбаевских нефтяных промыслах, а также данные об эвакуации промышленных предприятий с Запада на Восток и клеветническую информацию о положении эвакуированного еврейского населения.

В1944 году переслал МИХОЭЛСУ сведения о залежах каменного угля в местечке Коростышев, строящихся там шахтах, о газопроводе Дашава — Киев и о ходе восстановительных работ в Киеве и других городах Украины.

В1946 году установил шпионскую связь с приезжавшим в СССР американским разведчиком ГОЛЬДБЕРГОМ и содействовал ему в сборе шпионских сведений о положении в Киеве. Снабдил ГОЛЬДБЕРГА клеветнической информацией о жизни евреев на Украине, т.е. в совершении преступлений, предусмотренных статьями 58-1 «а», 58-10, ч. 2 и 58-11 УК РСФСР.

ЗУСКИН Вениамин Львович—1899 года рождения, уроженец гор. Паневежис, Литовской ССР, из ремесленников, еврей, с незаконченным высшим образованием, бывший художественный руководитель Московского государственного еврейского театра, бывший член президиума Еврейского антифашистского комитета — в том, что, будучи активным еврейским националистом, вместе со своими сообщниками МИХОЭЛСОМ и ФЕФЕРОМ проводил вражескую деятельность против ВКП(б) и Советского правительства.

Направил в Америку ряд статей националистического характера о состоянии искусства в Советском Союзе, т.е. в совершении преступлений, предусмотренных статьями 58-1 «а», 58-10 ч. 2 и 58-11 УК РСФСР.

ШТЕРН Лина Соломоновна—1878 года рождения, уроженка гор. Лиепая, Латвийской ССР, еврейка, из крупной купеческой семьи, гражданка СССР, бывший член ВКП(б), академик, действительный член Академии медицинских наук СССР, бывший директор научно-исследова- тельского института Академии наук СССР и заведующая кафедрой физиологйи 2-го Московского медицинского института — в том, что в 1946 году установила связь с американцами МАДД и ЛЕСЛИ, снабдив их шпионской информацией о научных проблемах, над разрешением которых работали советские ученые, а также за вознаграждение передала им сборник научных трудов «Проблемы биологии в медицине». В1945 году установила связь с пресс-атташе английского посольства в Москве ТРИПП, которую информировала о постановке научной работы в институте физиологии. Вместе с ТРИПП неоднократно выезжала в санаторий «Узкое» Академии наук СССР и там знакомила ее с советскими учеными. Являясь членом президиума Еврейского антифашистского комитета, выступала на его заседаниях с антисоветскими националистическими речами, т.е. в совершении преступлений, предусмотренных статьями 58-1 «а», 58-10, ч. 2 и 58-11 УК РСФСР.

ТАЛЬМИ Леон Яковлевич, 1893 года рождения, уроженец местечка Ляховичи Барановичской области, еврей, гражданин СССР, из семьи торговца, беспартийный, с незаконченным высшим образованием, бывший редактор-переводчик Совинформбюро и издательства литературы на иностранных языках в Москве — в том, что проводил шпионскую работу против Советского Союза в пользу Америки и, являясь участником еврейского националистического подполья, вел вражескую деятельность против ВКП(б) и Советского правительства, т.е. в совершении преступлений, предусмотренных статьями 58-1 «а», 58-10, ч. 2 и 58-11 УК РСФСР.

ВАТЕНБЕРГ Илья Семенович—1887 года рождения, уроженец гор. Станислава, еврей, гражданин СССР, из семьи маклера, беспартийный, с высшим образованием, до ареста — старший контрольный редактор издательства литературы на иностранных языках в Москве — в том, что занимался шпионской и националистической деятельностью.

Приезжая в 1926 и в 1929 гг. из Америки в СССР, установил преступную связь с бывшими бундовцами и при их помощи добывал шпионские материалы о Советском Союзе. В1933 году прибыл на постоянное жительство в СССР с вражеским заданием — наладить посылку в США информации о деятельности еврейских организаций в СССР и шпионских сведений о внутреннем положении в стране. Выполняя это задание, установил связь с еврейскими националистами, от которых получал шпионские материалы об экономическом и политическом положении Биробиджана и деятельности националистического подполья в СССР и переправлял эти данные в США.

В 1946 году лично передал приезжавшему в Москву американскому разведчику НОВИКУ шпионские сведения об экономике страны, а также данные о положении евреев в СССР, т.е. в совершении преступлений, предусмотренных статьями 58-1 «а», 58-10, ч. 2 и 58-11 УК РСФСР.

ТЕУМИН Эмилия Исааковна—1905 года рождения, уроженка гор. Берн (Швейцария), еврейка, гражданка СССР, ее отец являлся членом ЦК Бунда, член ВКП(б) с 1927 года, бывший редактор международного отдела Совинформбюро — в том, что занималась шпионажем и была активной еврейской националисткой.

По поручению обвиняемого ЛОЗОВСКОГО просматривала и корректировала посылавшиеся Еврейским антифашистским комитетом в Америку, Англию и Палестину статьи, которые содержали извращенную в националистическом духе информацию о положении евреев в Советском Союзе.

В 1945 году установила личную шпионскую связь с американским разведчиком ГОЛЬДБЕРГОМ, которому передала шпионские материалы о политическом и экономическом положении советских Прибалтийских республик, т.е. в совершении преступлений, предусмотренных статьями 58-1 «а», 58-10, ч. 2 и 58-11 УК РСФСР.

ВАТЕНБЕРГ-ОСТРОВСКАЯ Чайка Семеновна—1901 года рождения, уроженка гор. Звенигородка Киевской области, гражданка СССР, беспартийная, бывшая переводчица Еврейского антифашистского комитета — в том, что, будучи активной еврейской националисткой, в 1945—1946 гг. установила в Москве шпионскую связь с приезжавшими в СССР американскими разведчиками НОВИКОМ и ДЭВИСОМ, которым сообщила данные о евреях, проживающих в Биробиджане и в среднеазиатских советских республиках, а также клеветническую информацию о Советском Союзе.

В 1944—1948 гг. по указанию своих сообщников МИХОЭЛСА, ЭПШТЕЙНА и ФЕФЕРА переводила с еврейского на английский язык шпионские материалы, которые посылались в Америку, т.е. в совершении преступлений, предусмотренных статьями 58-1 «а», 58-10, ч 2 и 58-11 УК РСФСР.Руководствуясь статьей 208 УК РСФСР, следственное дело № 2354 по обвинению ЛОЗОВСКОГО Соломона Абрамовича, ФЕФЕРА Исаака Соломоновича, БРЕГМАНА Соломона Леонтьевича, ЮЗЕФОВИЧА Иосифа Сигизмундови- ча, ШИМЕЛИОВИЧА Бориса Абрамовича, КВИТКО Лейба Моисеевича, МАРКИША Переца Давидовича, БЕРГЕЛЬСОНА Давида Рафаиловича, ГОФШТЕЙНА Давида Наумовича, ЗУСКИНА Вениамина Львовича, ШТЕРН Лины Соломоновны, ТАЛЬМИ Леона Яковлевича, ВАТЕНБЕРГА Ильи Семеновича, ТЕУМИН Эмилии Исааковны и ВАТЕНБЕРГ- ОСТРОВСКОЙ Чайки Семеновны направить на рассмотрение Военной коллегии Верховного суда Союза ССР.

Помощник начальника следственной части по особо важным делам МГБ СССР подполковник ГРИШАЕВ Старший следователь следственной части по особо важным делам МГБ СССР подполковник КУЗЬМИН

 

 

«МЫ НЕ ЗАСТРАХОВАНЫ ОТ ПРОНИКНОВЕНИЯ К НАМ ЧУЖДЫХ ВЗГЛЯДОВ»

(Из отчетного доклада Г.М. Маленкова XIX съезду ВКП(б) 5 октября 1952 г.)

Новые задачи, вставшие перед страной, в связи с окончанием войны и переходом к мирному строительству, потребовали серьезного улучшения внутрипартийной работы и повышения уровня руководства партийных организаций государственной и хозяйственной деятельностью. Дело в том, что обстановка военного времени обусловила некоторые особенности в методах партийного руководства, а также породила крупные недостатки в работе партийных органов и партийных организаций. Это нашло свое выражение прежде всего в том, что партийные органы ослабили внимание к партийноорганизационной и идеологической работе, в силу чего во многих партийных организациях эта работа оказалась запущенной. Создавалась известная опасность отрыва партийных органов от масс и превращения их из органов политического руководства, из боевых и самодеятельных организаций в своеобразные административно-распорядительные учреждения, не способные противостоять всяким местническим, узковедомственным и иным антигосударственным устремлениям, не замечающие прямых извращений политики партии в хозяйственном строительстве, нарушений интересов государства.

Чтобы предотвратить эту опасность и успешно решить задачу укрепления местных партийных органов и усиления работы партийных организаций, необходимо было ликвидировать запущенность партийно-организационной и идеологической работы и покончить с такими явлениями, как перенесение в партийные организации административных методов руководства, ведущих к бюрократизации партийной работы, ослабляющих активность и самодеятельность партийных масс.

Центральный Комитет поставил в центре внимания партийных организаций задачу последовательного проведения в жизнь внутрипартийной демократии и развертывания критики и самокритики, усиления на этой основе контроля партийных масс за деятельностью партийных органов, ибо в этом ключ к подъему всей партийной работы, к повышению активности и самодеятельности партийных организации и членов партии.

Проведенные партией мероприятия по развертыванию внутрипартийной демократии и самокритики помогли партийным организациям в значительной мере преодолеть недостатки в состоянии партийно-политической работы, сыграли серьезную роль в деле ее подъема. На этой основе выросла активность и инициатива членов партии, укрепились первичные партийные организации предприятий, колхозов и учреждений, оживилась их работа, усилился контроль партийных масс за деятельностью партийных органов, повысилась роль пленумов партийных комитетов и партийного актива.

Однако было бы ошибкой не видеть, что уровень партийно-политической работы все еще отстает от требований жизни, от задач, выдвигаемых партией. Надо признать, что в работе партийных организаций имеются недостатки и ошибки, в жизни наших партийных организаций еще немало отрицательных, а подчас и болезненных явлений, которые надо знать, видеть, вскрывать для того, чтобы их устранять, преодолевать и обеспечивать дальнейшее успешное движение вперед.

В чем заключаются эти недостатки, ошибки, отрицательные и болезненные явления и каковы задачи партии в связи с этим?

* * *

Во многих партийных организациях имеет место недооценка идеологической работы, в силу чего эта работа отстает от задач партии, а в ряде организаций находится в запущенном состоянии.

Идеологическая работа является первостепенной обязанностью партии, и недооценка этой работы может нанести непоправимый ущерб интересам партии и государства. Мы должны всегда помнить, что всякое ослабление влияния социалистической идеологии означает усиление влияния идеологии буржуазной.

В нашем советском обществе нет и не может быть классовой базы для господства буржуазной идеологии. У нас господствует социалистическая идеология, нерушимую основу которой составляет марксизм-ленинизм. Но у нас еще сохранились остатки буржуазной идеологии, пережитки частнособственнической психологии и морали. Эти пережитки не отмирают сами собою, они очень живучи, могут расти и против них надо вести решительную борьбу.

Мы не застрахованы также от проникновения к нам чуждых взглядов, идей и настроений извне, со стороны капиталистических государств, и изнутри, со стороны недобитых партией остатков враждебных советской власти групп. Нельзя забывать, что враги Советского государства пытаются распространять, подогревать и раздувать всяческие нездоровые настроения, идеологически разлагать неустойчивые элементы нашего общества.

Некоторые наши партийные организации, увлекаясь хозяйством, забывают о вопросах идеологии, оставляют их в стороне. Даже в таких передовых партийных организациях, как, например, московская, идеологической работе уделяется недостаточно внимания. И это не проходит даром. Там, где ослабевает внимание к вопросам идеологии, создается благоприятная почва для оживления враждебных нам взглядов и представлений.

Те участки идеологической работы, которые почему- либо выпадают из поля зрения партийных организаций, где ослабевает партийное руководство и влияние, эти участки пытаются прибрать к рукам чуждые люди, всякие элементы из охвостья разбитых партией антиленин- ских групп и использовать для протаскивания своей линии, для возрождения и распространения разного рода немарксистских «точек зрения» и «концепций».

Из-за недостаточного руководства идеологической работой и отсутствия контроля за ее содержанием нередко в книгах, газетах и журналах, в деятельности научных и других идеологических учреждений допускаются серьезные ошибки и извращения. В результате вмешательства Центрального Комитета партии во многих областях науки были вскрыты чуждые советским людям нравы и традиции, выявлены факты кастовой замкнутости и нетерпимого отношения к критике, разоблачены и разбиты различные проявления буржуазной идеологии и всякого рода вульгаризаторские извращения.

Известные дискуссии по философии, биологии, физиологии, языкознанию, политической экономии вскрыли серьезные идеологические прорехи в различных областях науки, дали толчок к развертыванию критики и борьбы мнений, сыграли важную роль в деле развития науки. Разгромлен аракчеевский режим, существовавший на многих участках научного фронта.

Однако в ряде отраслей науки еще полностью не ликвидирована монополия отдельных групп ученых, оттирающих растущие свежие силы, ограждающих себя от критики и пытающихся решать научные вопросы административным путем.

Ни одна отрасль науки не может успешно развиваться в затхлой атмосфере взаимного восхваления и замалчивания ошибок; попытки утвердить монополию отдельных групп ученых неизбежно порождают застой и загнивание в науке.Идеологическая работа партии должна сыграть важную роль в очищении сознания людей от пережитков капитализма, от предрассудков и вредных традиций старого общества. Надо и впредь развивать в массах высокое сознание общественного долга, воспитывать трудящихся в духе советского патриотизма и дружбы народов, в духе заботы об интересах государства, совершенствовать лучшие качества советских людей — уверенность в победе нашего дела, готовность и умение преодолевать любые трудности.

Задача партийных организаций состоит в том, чтобы решительно покончить с вредной недооценкой идеологической работы, усилить эту работу во всех звеньях партии и государства, неустанно разоблачать всяческие проявления чуждой марксизму идеологии. Необходимо развивать и совершенствовать социалистическую культуру, науку, литературу, искусство, направлять все средства идейно-политического воздействия, нашу пропаганду, агитацию, печать на улучшение идеологической подготовки коммунистов, на повышение политической бдительности и сознательности рабочих, крестьян, интеллигенции.

Все наши кадры, все без исключения, обязаны работать над повышением своего идеологического уровня, овладевать богатым политическим опытом партии, дабы не отставать от жизни и стоять на высоте задач партии.

Надо, чтобы партийные организации вели постоянную работу с членами и кандидатами в члены партии по повышению их идейного уровня, обучали их марксизму- ленинизму, формировали из них политически подготовленных, сознательных коммунистов.

 

 

«ОБСТАНОВКА СЕМЕЙСТВЕННОСТИ И ГРУППОВЩИНЫ»

(Информация B.C. Абакумова о «засоренности» кадров в клинике лечебного питания Института питания АМН СССР, 4 июля 7950 г.)

Особая папка Совершенно секретно Экз. № 1

ЦЕНТРАЛЬНЫЙ КОМИТЕТ ВКП(б) товарищу МАЛЕНКОВУ Г.М.

По имеющимся в МГБ СССР данным, в результате нарушения большевистского принципа подбора кадров в клинике лечебного питания Академии медицинских наук СССР создалась обстановка семейственности и групповщины. По этой причине из 43 должностей руководящих и научных работников клиники 36 занимают лица еврейской национальности, на излечение в клинику попадают главным образом евреи.

Заместитель директора Института питания БЕЛКОВ А.С. по этому вопросу заявил:

«Поближе ознакомившись с аппаратом клиники, я увидел, что 75 — 80% научных работников составляют лица еврейской национальности. В клинике при заполнении истории болезни исключались графы «национальность» и «партийность». Я предложил заместителю директора клиники БЕЛИКОВУ включить эти графы, так как они нужны для статистики. Они были включены, но через пять дней Певзнером снова были аннулированы».

По существующему положению в клинику лечебного питания больные должны поступать по путевкам Министерства здравоохранения СССР и некоторых поликлиник Москвы, а также по тематике Института лечебного питания Академии медицинских наук СССР. В действительности в клинику поступают в большинстве своем лица еврейской национальности по тематике Института питания, то есть с разрешения директора института Певзнера и заведующего приемным покоем Бременера.

Старшая медицинская сестра клиники ГЛАДКЕВИЧ Е.А., ведающая регистрацией больных, заявила:

«Характерно отметить, что большинство лечащихся в клинике больных это евреи. Как правило, они помещаются на лечение с документами за подписью Певзнера, Гордона или Бременера».

По материалам проверки личного состава клиники установлено, что из 43 руководящих и научных работников в отношении 10 имеются компрометирующие материалы. Так, заведующий отделением клиники Левитский Л.М., 1892 года рождения, уроженец Киевской области, беспартийный, еврей, в феврале 1934 года был выслан в Казахстан на три года за антисоветскую деятельность.

По показаниям арестованного в 1949 году за антисоветскую деятельность КОГЕН Б.Е., в Киевском медицинском институте Левитский «в 1923 году разделял троцкистские взгляды и голосовал за резолюцию троцкистов»; проводил в жизнь националистическую политику, был связан с украинскими националистами ГРИНЬКО, ЛЮБЧЕНКО и ШУМСКИМ.

Старший научный сотрудник клиники Ачаркан А.И, 1890 года рождения, беспартийный, из торговцев, еврей, получил медицинское образование в Берлинском университете. Его брат Ачаркан Я.И. в 1924 году выслан в Нарым; другой брат— в Польше содержал обувную фабрику; в США проживает его сестра. С братом и сестрой Ачаркан в настоящее время поддерживает письменную связь.

Младший научный сотрудник клиники Машевицкая С. Г., 1898 года рождения, беспартийная, еврейка, в 1923 году нелегально перешла границу СССР со стороны Польши; с 191 б по 1921 год состояла в Бунде.

Заведующий отделением Лимчер Л.Ф., 1888 года рождения, беспартийный, еврей, подозревается в связях с иностранцами. В записной книжке американского резидента Джона Хазарда, учившегося с 1934 по 1937 год в Московском Государственном университете и приезжавшего в 1939 году в СССР в качестве интуриста, оперативным путем была обнаружена запись телефона, принадлежавшего Лимчеру.

МГБ считает необходимым предложить Министерству здравоохранения СССР принять меры к оздоровлению и очистке кадров клиники лечебного питания.

Абакумов.

 

 

«ВИНА В ПРЕСТУПНОМ ЛЕЧЕНИИ ТОВАРИЩА ЖДАНОВА»

(Протокол очной ставки между В.Н. Виноградовым иС. Е.Карпай, 18 февраля 1953 г.)

Очная ставка начата в 23 часа

После взаимного опознания арестованные ВИНОГРАДОВ и КАРПАЙ заявили, что знают друг друга с 1942 года по совместной работе в Лечсанупре.

Вопрос: КАРПАЙ: Какие отношения у вас были с ВИНОГРАДОВЫМ?

Ответ: Мои отношения с ВИНОГРАДОВЫМ Владимиром Никитичем нормальные, личных счетов между нами не было.

Вопрос: ВИНОГРАДОВУ: Правильно говорит КАРПАЙ?

Ответ: Софья Ефимовна КАРПАЙ верно говорит, что личных счетов между нами не было. Я скажу больше — КАРПАЙ вместе с врачами ЕГОРОВЫМ, ВАСИЛЕНКО и МАЙОРОВЫМ являлась моей сообщницей по вредительскому лечению А.А. ЖДАНОВА.

Вопрос: ВИНОГРАДОВУ: Скажите, в чем конкретно состоит вина КАРПАЙ в преступном лечении товарища ЖДАНОВА А.А.?

Ответ: В конце июля и начале августа 1948 года КАРПАЙ неоднократно снимала у больного ЖДАНОВА А.А. электрокардиограммы, которые указывали на наличие у ЖДАНОВА явлений свежего инфаркта миокарда. Это подтверждалось также клинической картиной заболевания. Несмотря на наличие этих данных, КАРПАЙ в своих заключениях по электрокардиограммам ни разу не указала на имевшийся у больного ЖДАНОВА свежий инфаркт миокарда.

Вопрос: ВИНОГРАДОВУ: Почему?

Ответ: Вначале КАРПАЙ высказывалась за возможность наличия у А.А. ЖДАНОВА свежего инфаркта миокарда, однако когда я, а вслед за мной ЕГОРОВ, ВАСИЛЕНКО и МАЙОРОВ заявили, что инфаркта, мол, нет, КАРПАЙ беспрекословно присоединилась к нам и тем самым дала нам возможность продолжать вредительское лечение А.А. ЖДАНОВА, приведшее к преждевременной смерти больного.

Вопрос КАРПАЙ: Показания ВИНОГРАДОВА подтверждаете?

Ответ: Нет, не подтверждаю. Электрокардиограмма, снятая мною у больного ЖДАНОВА 25 июля 1948 года, указывала на внутрижелудочковую блокаду. На вопрос, есть ли здесь инфаркт, я ответила, что хотя нет типичных признаков свежего инфаркта миокарда, но исключить его нельзя. Клиника, я считаю, тоже не была абсолютно типичной для свежего инфаркта, однако, как я помню, консилиум решил вести больного как инфарктного. 31 июля 1948 года я опять снимала электрокардиограмму у А.А. ЖДАНОВА, на которой были те же признаки, что и на предыдущих.

7   августа 1948 г. я вновь сняла электрокардиограмму у А.А. ЖДАНОВА. Эта электрокардиограмма отличалась от предыдущих, внутрижелудочковая блокада исчезла. Возник вопрос, есть свежий инфаркт или нет. Я сказала, что признаков свежего инфаркта миокарда нет, что у больного А.А. ЖДАНОВА имеется кардиосклероз, хроническая коронарная недостаточность, а также прогрессирующий, стенозирующий атеросклероз коронарных сосудов и ишемия миокарда. Кроме того, я сказала, что на основании всей картины можно думать о наличии у больного мелких очагов некроза. Такое заключение мною было дано устно 7 августа 1948 года в Валдае.

* * *

Вопрос Виноградову: Давала КАРПАЙ такое заключение?

Ответ: Насколько мне помнится, вслед за нами КАРПАЙ действительно говорила, что у А.А. ЖДАНОВА имеется стенозирующий атеросклероз, и этим стенозирущим атеросклерозом она стала объяснять те изменения, которые имеются на электрокардиограммах. Чтобы КАРПАЙ заявляла об очагах некроза, я не помню.

Главное здесь в том, что и электрокардиограммы, и клиника, которая КАРПАЙ также была известна, ясно указывали на то, что у больного А.А. ЖДАНОВА был свежий инфаркт миокарда. Однако КАРПАЙ такого заключения не дала.

Приступ кардиальной астмы, наблюдавшийся у А.А. ЖДАНОВА 23 июля 1948 года, никак нельзя было объяснить какими-то мелкими точечными очагами некроза, о которых сейчас говорит КАРПАЙ, это был настоящий классический приступ инфаркта миокарда.

* * *

Вопрос Карпай: Вы и теперь будете отрицать, что вместе с ВИНОГРАДОВЫМ и другими сообщниками умышленно скрыли образовавшийся у товарища ЖДАНОВА А.А. свежий инфаркт миокарда?

Ответ: Участие в преступном лечении А.А.ЖДНОВА я отрицаю. По электрокардиограммам инфаркта я не находила. Я не оспариваю клиники, но я хочу сказать, что я наблюдала приступы сердечной астмы у больных без образования свежего инфаркта миокарда.

После консилиума от 7 августа 1948 года я договорилась с МАЙОРОВЫМ взять электрокардиограммы в Москву для консультации с НЕЗЛИНЫМ. После консультации я написала заключение, в котором указала, что у больного А.А. ЖДАНОВА имеется коронарокардиоскле- роз, хроническая коронарная недостаточность с ишемией миокарда и что можно думать о наличии множественных, точечных очагов некроза, что внутрижелудочковую блокаду можно объяснить ухудшением функционального состояния миокарда.

Это заключение 8 августа 1948 года я отнесла в секретариат Лечсанупра и передала кому-то из сотрудников, кому именно сейчас не помню, с просьбой отправить его в Валдай доктору МАЙОРОВУ.

После 7 августа у больного А.А. ЖДАНОВА электрокардиограмм я больше не снимала. Примерно в середине сентября 1948 года, возвратившись из отпуска, в «Соснах» я встретила ВИНОГРАДОВА, который рассказал мне, что после моего отъезда из Валдая А.А. ЖДАНОВ чувствовал себя вначале удовлетворительно. Затем 28 августа 1948 года у А.А. ЖДАНОВА опять повторился приступ сердечной астмы, что приехала доктор ТИМАШУК, сняла электрокардиограмму и заявила, что она не согласна с диагнозом, который поставила КАРПАЙ, так как находит у больного свежий инфаркт миокарда.

Далее ВИНОГРАДОВ сказал мне, что доктор ТИМАШУК направила в МГБ заявление, в котором обвиняла нас в преступном лечении А.А. ЖДАНОВА. В связи с заявлением ТИМАШУК, сказал далее ВИНОГРАДОВ, им был созван консилиум в составе ЗЕЛЕНИНА, ЭТИНГЕРА и НЕ- ЗЛИНА в кабинете ЕГОРОВА, где была зачтена история болезни и даны электрокардиограммы.

Я спросила Владимира Никитича — вы читали мое подробное заключение? Он ответил — читал. На вопрос ВИНОГРАДОВА, кому я показывала электрокардиограмму, я ответила — НЕЗЛИНУ.

Я поинтересовалась, какое было заключение консилиума, на что ВИНОГРАДОВ ответил, что в принципе такое же, каким было мое. На мой вопрос, был ли обнаружен свежий инфаркт на вскрытии, ВИНОГРАДОВ ответил отрицательно.

* * *

Вопрос Виноградову: Вы знакомились с заключением, о котором говорит КАРПАЙ?

Ответ: Нет, такого заключения я не видел. Действительно в «Соснах» КАРПАЙ я рассказал обо всех перипетиях, произошедших в связи с решительным и правильным заявлением доктора ТИМАШУК о наличии у А А ЖДАНОВА свежего инфаркта миокарда, но повторяю, что заключение КАРПАЙ, в котором бы шла речь об очагах некроза, я не видел.

Вопрос Виноградову: Не говорили ли вам ЕГОРОВ, ВАСИЛЕНКО и МАЙОРОВ о том, что ими было получено заключение, о котором говорит КАРПАЙ?

Ответ: Нет, не говорили.

* * *

Заявление Виноградова: Я не знаю, почему у Софьи Ефимовны во всех ответах какая-то двойственность: то она думает об инфаркте, то о точечных очагах, то о мелких некрозах. И, если разрешите мне как человеку, который проработал с Софьей Ефимовной много лет, всегда относился к ней хорошо, то я бы позволил себе дать ей совет: Софья Ефимовна, нужно сознаться. Нужно сказать прямо — свежий инфаркт миокарда у А.А. ЖДАНОВА был.

Заявление Карпай: У меня никакой двойственности нет. Я и сейчас говорю, что в первые дни, когда не было динамики электрокардиограмм, отрицать свежий инфаркт миокарда нельзя было, но в то же время типических признаков наличия его не имелось.

* * *

Вопрос обоим арестованным: Вопросы друг к другу имеете?

Виноградов: к Софье Ефимовне КАРПАЙ вопросов у меня нет.

Карпай: Владимир Никитич, при встрече в «Соснах» вы спрашивали у меня, кому я показывала заключение?

Ответ Виноградова: КАРПАЙ сказала, что она электрокардиограмму А.А. ЖДАНОВА консультировала с профессором НЕЗЛИНЫМ, но это не было связано с каким-то ее заключением.

Карпай: Скажите, Владимир Никитич, вы умышленно скрыли свежий инфаркт миокарда у А.А. ЖДАНОВА?

Ответ Виноградова: Да, я, ЕГОРОВ, ВАСИЛЕНКО и МАЙОРОВ с умыслом скрыли образовавшийся у больного А.А. ЖДАНОВА свежий инфаркт миокарда, а вы согласились с нами и фактически стали нашей сообщницей. Я знаю вас, Софья Ефимовна, как опытного электрокардиографи- ста и к тому же опытного клинициста, поэтому вы на основании всего комплекса могли и должны были диагностировать у А.А. ЖДАНОВА свежий инфаркт миокарда.

Очная ставка окончена в 01 час. 00 мин.

Протокол очной ставки нами прочитан, показания с наших слов записаны верно.

ВИНОГРАДОВ

КАРПАЙ

Очную ставку провели: СТАРШИЙ СЛЕДОВАТЕЛЬ СЛЕДЧАСТИ ПО ОСОБО ВАЖНЫМ ДЕЛАМ МГБ СССР майор госбезопасности МЕРКУЛОВ СЛЕДОВАТЕЛЬ СЛЕДЧАСТИ ПО ОСОБО ВАЖНЫМ ДЕЛАМ МГБ СССР капитан госбезопасности ЕЛИСЕЕВ СЛЕДОВАТЕЛЬ СЛЕДЧАСТИ ПО ОСОБО ВАЖНЫМ ДЕЛАМ МГБ СССР капитан госбезопасности СМЕЛОВ

 

 

«О ВРЕДИТЕЛЬСТВЕ В ЛЕЧЕБНОМ ДЕЛЕ»

(Постановление ЦК КПСС от 4 декабря 1952 г.)

Заслушав сообщение МГБ СССР о вредительстве в лечебном деле, Президиум Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза устанавливает, что в Лечсанупре длительное время орудовала группа преступников, в которую входили бывшие начальники Лечсанупра Бусалов и Егоров, врачи Виноградов, Федоров, Василенко, Майоров, еврейские националисты Коган, Карпай, Этингер, Вовси и другие.

Документальными данными и признаниями арестованных установлено, что вражеская группа была связана с английским и американским посольствами, действовала по указке американской и английской разведки и ставила своей целью осуществление террористических актов против руководителей Коммунистической партии и Советского правительства.

Участники группы под тяжестью улик признались, что они вредительски ставили неправильные диагнозы болезней, назначали и осуществляли неправильные методы лечения и тем самым вели больных к смерти. Преступники признались; что им удалось таким путем умертвить А.А. Жданова и А.С. Щербакова.

* * *

Были ли возможности своевременно разоблачить и обезглавить вражескую группу, орудовавшую в Лечсанупре? Да, к этому были возможности. Еще в 1948 году Министерство государственной безопасности располагало сигналами, которые со всей очевидностью говорили о неблагополучии в Лечсанупре.

Врач т. Тимашук обратилась в МГБ с заявлением, в котором на основании электрокардиограммы утверждала, что диагноз болезни т. Жданова А.А. поставлен неправильно и не соответствует данным исследования, а назначенное больному лечение шло во вред больному. Если бы МГБ СССР добросовестно расследовало такое исключительно важное заявление, оно наверняка смогло бы предотвратить злодейское умерщвление т. Жданова А.А., разоблачить и ликвидировать террористическую группу врачей. Этого не произошло, потому что работники МГБ СССР подошли к делу преступно, передав заявление т. Тимашук в руки Егорова, оказавшегося участником террористической группы.

Далее, в 1950 году бывший министр госбезопасности Абакумов, имея прямые данные о вредительстве в лечебном деле, полученные МГБ в результате следствия по делу арестованного врача Лечсанупра Этингера, скрыл их от ЦК КПСС и свернул следствие по этому делу.

Бывший начальник Главного управления охраны Власик, который должен был по поручению МГБ осуществлять контроль за работой Лечсанупра, на почве пьянок сросся с ныне разоблаченными руководителями Лечсанупра и стал слепым орудием в руках вражеской группы.

Министр здравоохранения СССР т. Смирнов вместо осуществления контроля и руководства Лечсанупром, входящим в систему Министерства здравоохранения, также на почве пьянок сросся с ныне разоблаченным руководством Лечсанупра и, несмотря на наличие сигналов о неблагополучии в Лечсанупре, не проявил бдительности и принципиальности.

* * *

После смены руководства МГБ СССР в июле 1951 года ЦК КПСС счел необходимым напомнить новому руководству МГБ о преступлениях таких известных врачей, как Плетнев и Левин, которые по заданию иностранной разведки отравили В.В. Куйбышева и А.М. Горького, и указал при этом, что среди врачей, несомненно, существует законспирированная группа лиц, стремящихся при лечении сократить жизнь руководителей партии и правительства. Тогда же ЦК КПСС требовал от МГБ со всей политической остротой подойти к задаче выявления и разоблачения вражеской группы врачей и вскрыть ее корни. Однако новое руководство МГБ СССР неудовлетворительно выполняло эти указания, проявило медлительность, плохо организовало следствие по этому важному делу, в результате чего оказалось упущенным много времени в деле раскрытия террористической группы в Лечсанупре.

*  *  *

ЦК КПСС постановляет:

1. Обязать МГБ СССР:

а)  до конца вскрыть террористическую деятельность группы врачей, орудовавшей в Лечсанупре, и ее связь с американо-английской разведкой;

б) в ходе следствия выявить, каким путем и какими средствами следует парализовать и исправить вредительские действия в постановке лечебного дела в Лечсанупре и в лечении больных.

2. За неудовлетворительное руководство и политическую беспечность снять т. Смирнова Е.И с поста министра здравоохранения СССР. Дело о т. Смирнове передать на рассмотрение Комитета Партийного Контроля при ЦК КПСС.

3.  Поручить Бюро Президиума ЦК КПСС:

а) подобрать и назначить министра здравоохранения СССР;

б)  выработать меры по выправлению положения дел в Лечсанупре Кремля.

 

 

«ПОДЛЫЕ ШПИОНЫ И УБИЙЦЫ ПОД МАСКОЙ ПРОФЕССОРОВ-ВРАЧЕЙ»

(Статья в газете «Правда» 13 января 1953 г.)

Сегодня публикуется хроника ТАСС об аресте врачей-вредителей. Эта террористическая группа, раскрытая некоторое время тому назад органами государственной безопасности, ставила своей целью, путем вредительского лечения, сократить жизнь активным деятелям Советского Союза.

Следствием установлено, что участники террористической группы, используя свое положение врачей и злоупотребляя доверием больных, преднамеренно, злодейски подрывали их здоровье, ставили им неправильные диагнозы, а затем губили больных неправильным лечением. Прикрываясь высоким и благородным званием врача — человека науки, эти изверги и убийцы растоптали священное знамя науки. Встав на путь чудовищных преступлений, они осквернили честь ученых.

Жертвами этой банды человекообразных зверей пали товарищи А. А. Жданов и А. С. Щербаков. Преступники признались, что они, воспользовавшись болезнью товарища Жданова, умышленно скрыли имевшийся у него инфаркт миокарда, назначили противопоказанный этому тяжелому заболеванию режим и тем самым умертвили товарища Жданова. Врачи-убийцы неправильным применением сильнодействующих лекарственных средств и установлением пагубного режима сократили жизнь товарища Щербакова, довели его до смерти.

В первую очередь преступники старались подорвать здоровье руководящих советских военных кадров, вывести их из строя и тем самым ослабить оборону страны. Арест преступников расстроил их злодейские планы, помешал им добиться своей чудовищной цели.

* * *

Кому же служили эти изверги? Кто направлял преступную террористическую и вредительскую деятельность этих подлых изменников Родины? Какой цели хотели они добиться в результате убийства активных деятелей Советского государства?

Установлено, что все участники террористической группы врачей состояли на службе у иностранных разведок, продали им душу и тело, являлись их наемными платными агентами.

Большинство участников террористической группы — Вовси, Б. Коган, Фельдман, Гринштейн, Этингер и другие — были куплены американской разведкой. Они были завербованы филиалом американской разведки — международной еврейской буржуазно-националистической организацией «Джойнт». Грязное лицо этой шпионской сионистской организации, прикрывающей свою подлую деятельность под маской благотворительности, полностью разоблачено.

Опираясь на группу растленных еврейских буржуазных националистов, профессиональные шпионы и террористы из «Джойнт», по заданию и под руководством американской разведки, развернули свою подрывную деятельность и на территории Советского Союза. Как показал на следствии арестованный Вовси, он получил директиву «об истреблении руководящих кадров СССР» из США. Эту директиву ему передали от имени шпионско-террористической организации «Джойнт» врач Шимелиович и известный еврейский буржуазный националист Михоэлс.

Разоблачение шайки врачей-отравителей является ударом по международной еврейской сионистской организации. Теперь все могут видеть, какие «благотворители» и «друзья мира» скрываются под вывеской «Джойнт».

Другие участники террористической группы (Виноградов, М. Коган, Егоров) являются, как сейчас установлено, старыми агентами английской разведки, служат ей с давних пор, выполняя ее самые преступные и грязные задания.

Воротилы США и их английские «младшие партнеры» знают, что достичь господства над другими нациями мирным путем невозможно. Лихорадочно готовясь к новой мировой войне, они усиленно засылают в тыл СССР и стран народной демократии своих лазутчиков, пытаются осуществить то, что сорвалось у гитлеровцев — создать в СССР свою подрывную «пятую колонну». Достаточно напомнить об открытом и циничном ассигновании американским правительством ста миллионов долларов на подрывную террористическую и шпионскую деятельность в странах социалистического лагеря, не говоря уже о том, что на эту цель тайным путем расходуются сотни миллионов долларов, американских и английских.

* * *

Советские люди ни на минуту не должны забывать о необходимости всемерно повышать свою бдительность, зорко следить за всеми происками поджигателей войны и их агентов, неустанно укреплять вооруженные силы и органы разведки нашего государства.

Товарищ Сталин неоднократно предупреждал о том, что наши успехи имеют и свою теневую сторону, что они порождают у многих наших работников настроения благодушия и самоуспокоенности. Такого рода настроения далеко еще не преодолены. Ротозеев у нас еще не мало. Именно это ротозейство наших людей и составляет питательную почву для злодейского вредительства.

В СССР безраздельно господствуют социалистические отношения. Советский народ одержал беспримерную в истории победу в Великой Отечественной войне. В невиданно короткий срок ликвидировал тяжелые последствия войны. На всех участках хозяйственного и культурного строительства мы имеем успехи. Из этих фактов некоторые люди делают вывод, что теперь уже снята опасность вредительства, диверсий, шпионажа, что заправилы капиталистического мира могут отказаться от своих попыток вести подрывную деятельность против СССР.

Но так думать и рассуждать могут только правые оппортунисты, люди, стоящие на антимарксистской точке зрения «затухания» классовой борьбы. Они не понимают или не могут понять, что наши успехи ведут не к затуханию, а к обострению борьбы, что чем успешнее будет наше продвижение вперед, тем острее будет борьба врагов народа, обреченных на гибель, доведенных до отчаяния.

Так учит бессмертный Ленин, так учит товарищ Сталин.

«На нашей революции, — указывает Ленин, — больше, чем на всякой другой, подтвердился закон, что сила революции, сила натиска, энергия, решимость и торжество ее победы усиливают вместе с тем силу сопротивления со стороны буржуазии».

Разоблачая оппортунистическую теорию о «затухании» классовой борьбы по мере наших успехов, товарищ Сталин предупреждал:

«Это — не только гнилая теория, но и опасная теория, ибо она усыпляет наших людей, заводит их в капкан, а классовому врагу дает возможность оправиться для борьбы с советской властью».

* * *

В СССР эксплуататорские классы давно разбиты и ликвидированы, но еще сохранились пережитки буржуазной идеологии, пережитки частнособственнической психологии и морали, — сохранились носители буржуазных взглядов и буржуазной морали — живые люди, скрытые враги нашего народа. Именно эти скрытые враги, поддерживаемые империалистическим миром, будут вредить и впредь.

Все это обязывает советских людей всемерно усиливать революционную бдительность, зорко следить за происками врага. Тот факт, что группа презренных выродков из «людей науки» в течение некоторого времени могла безнаказанно орудовать, показывает, что некоторые наши советские органы и их руководители потеряли бдительность, заразились ротозейством.

Органы государственной безопасности не вскрыли вовремя вредительской террористической организации среди врачей. Между тем эти органы должны были быть особенно бдительными, так как история уже знает примеры, когда под маской врачей действовали подлые убийцы и изменники Родины, вроде «врачей» Левина, Плетнева, которые по заданию врагов Советского Союза умертвили путем умышленно неправильного лечения великого русского писателя А. М. Горького, выдающихся деятелей Советского государства В. В. Куйбышева и В. Р. Менжинского.

Не на высоте оказались и руководители Министерства здравоохранения СССР. Они проглядели вредительскую террористическую деятельность гнусных выродков, продавшихся врагам Советского Союза.

* * *

Разоблачение шайки врачей-отравителей является сокрушительным ударом по американо-английским поджигателям войны. Поймана и обезврежена их агентура. Перед всем миром вновь предстало истинное лицо рабовладельцев-людоедов из США и Англии.

Советский народ с гневом и возмущением клеймит преступную банду убийц и их иностранных хозяев. Презренных наймитов, продавшихся за доллары и стерлинги, он раздавит, как омерзительную гадину. Что касается вдохновителей этих наймитов-убийц, то они могут быть уверены, что возмездие не забудет о них и найдет дорогу к ним, чтобы сказать им свое веское слово.

Все это верно, конечно. Но верно и то, что, кроме этих врагов, есть еще у нас один враг — ротозейство наших людей. Можно не сомневаться, что пока есть у нас ротозейство, — будет и вредительство. Следовательно: чтобы ликвидировать вредительство, нужно покончить с ротозейством в наших рядах.

 

 

«РАДИКАЛЬНОЕ РЕШЕНИЕ ЕВРЕЙСКОГО ВОПРОСА»

(Письмо И. Эренбурга — И. Сталину от 29 января 1953 г.)

Дорогой Иосиф Виссарионович,

Я решаюсь Вас побеспокоить только потому, что вопрос, который я не могу сам решить, представляется мне чрезвычайно важным.

Тов. Минц и Маринин сегодня ознакомили меня с проектом «Письма в редакцию газеты «Правда» и предложили мне его подписать. Я считаю моим долгом изложить мои сомнения и попросить Вашего совета.

Мне кажется, что единственным радикальным решением еврейского вопроса в нашем социалистическом государстве является полная ассимиляция, слияние людей еврейского происхождения с народами, среди которых они живут. Это срочно необходимо для борьбы против американской и сионистской пропаганды, которая стремится обособить людей еврейского происхождения.

Я боюсь, что коллективное выступление ряда деятелей советской культуры, людей, которых объединяет только происхождение, может укрепить в людях колеблющихся и не очень сознательных националистические тенденции. В тексте «Письма» имеется определение «еврейский народ», которое может ободрить националистов и смутить людей, еще не осознавших, что еврейской нации нет.

Особенно я озабочен влиянием такого «Письма в редакцию» на расширение и укрепление мирового движения за мир. Когда на различных комиссиях, пресс-конференциях и пр. ставился вопрос, почему в Советском Союзе больше не существует еврейских школ или газет на еврейском языке, я отвечал, что после войны не осталось очагов бывшей «черты оседлости» и что новые поколения советских граждан еврейского происхождения не желают обособляться от народов, среди которых они живут.

Опубликование «Письма», подписанного учеными, писателями, композиторами и тд., может раздуть отвратительную антисоветскую пропаганду, которую ведут теперь сионисты, бундовцы и другие враги нашей Родины.

С точки зрения прогрессивных французов, итальянцев, англичан и пр., нет понятия «еврей» как представитель некой национальности, слово «еврей» там означает религиозную принадлежность, и клеветники могут использовать «Письмо в редакцию» для своих низких целей.

Я убежден, что необходимо энергично бороться против всяческих попыток воскресить или насадить еврейский национализм, который при данном положении неизбежно приводит к измене Родине. Мне казалось, что для этого следует опубликовать статью или даже ряд статей, подписанных людьми еврейского происхождения, разъясняющих роль Палестины, американских буржуазных евреев и пр.

С другой стороны, я считал, что разъяснение, исходящее от редакции «Правды» и подтверждающее преданность огромного большинства тружеников еврейского происхождения Советской Родине и русской культуре, может справиться с обособлением части евреев и с остатками антисемитизма. Мне казалось, что такого рода выступления могут сильно помешать зарубежным клеветникам и дать хорошие доводы нашим друзьям во всем мире.

Вы понимаете, дорогой Иосиф Виссарионович, что я сам не могу решить эти вопросы и поэтому я осмелился написать Вам. Речь идет о важном политическом акте, и я решаюсь просить Вас поручить одному из руководящих товарищей сообщить мне — желательно ли опубликование такого документа и желательна ли под ним моя подпись. Само собой разумеется, что если это может быть полезным для защиты Родины и для движения за мир, я тотчас подпишу «Письмо в редакцию».

С глубоким уважением.

И. Эренбург

 

 

РЕЧЬ Г.М. МАЛЕНКОВА НА ТРАУРНОМ МИТИНГЕ В ДЕНЬ ПОХОРОН ИОСИФА ВИССАРИОНОВИЧА СТАЛИНА

(9 марта 1953 г.)

Дорогие соотечественники, товарищи, друзья!

Дорогие зарубежные братья!

Наша партия, советский народ, все человечество понесли тягчайшую, невозвратимую утрату. Окончил свой славный жизненный путь наш учитель и вождь, величайший гений человечества Иосиф Виссарионович Сталин.

В эти тяжелые дни глубокую скорбь советского народа разделяет все передовое и прогрессивное человечество. Имя Сталина безмерно дорого советским людям, широчайшим народным массам во всех частях света. Необъятно величие и значение деятельности товарища Сталина для советского народа и для трудящихся всех стран. Дела Сталина будут жить в веках, и благодарные потомки так же, как и мы с вами, будут славить имя Сталина.

Товарищ Сталин отдал свою жизнь делу освобождения рабочего класса и всех трудящихся от гнета и кабалы эксплуататоров, делу избавления человечества от истребительных войн, делу борьбы за свободную и счастливую жизнь на земле для трудового народа.

Товарищ Сталин, великий мыслитель нашей эпохи, творчески развил в новых исторических условиях учение марксизма-ленинизма. Имя Сталина справедливо стоит рядом с именами величайших людей во всей истории человечества — Маркса — Энгельса — Ленина.

Наша партия следует великому учению марксиз- ма-ленинизма, дающему партии и народу непобедимую силу, умение прокладывать новые пути в истории.

Ленин и Сталин в течение долгих лет вели в тяжких условиях подполья борьбу за избавление народов России от ига самодержавия, от гнета помещиков и капиталистов. Во главе с Лениным и Сталиным советский народ осуществил величайший поворот в истории человечества, положил конец строю капитализма в нашей стране и вышел на новый путь — путь социализма.

Продолжая дело Ленина и непрестанно развивая ленинское учение, освещающее партии и Советскому государству путь вперед, товарищ Сталин привел нашу страну к всемирно-исторической победе социализма, что обеспечило впервые за многие тысячелетия существования человеческого общества уничтожение эксплуатации человека человеком.

Ленин и Сталин основали первое в мире государство рабочих и крестьян, наше Советское государство. Неустанно трудился товарищ Сталин над укреплением Советского государства. Крепость и мощь нашего государства являются важнейшим условием успешного построения коммунизма в нашей стране.

Наша священная обязанность состоит в том, чтобы и дальше неустанно и всесторонне укреплять наше великое социалистическое государство, оплот мира и безопасности народов.

* * *

С именем товарища Сталина связано разрешение одного из самых сложных вопросов в истории развития общества — национального вопроса. Величайший теоретик национального вопроса товарищ Сталин обеспечил впервые в истории, в масштабе огромного многонационального государства, ликвидацию вековой национальной розни.

Под руководством товарища Сталина наша партия добилась преодоления экономической и культурной отсталости ранее угнетавшихся народов, сплотила в единую братскую семью все нации Советского Союза и выковала дружбу народов.

Наша священная обязанность состоит в том, чтобы обеспечить дальнейшее укрепление единства и дружбы народов Советской страны, укрепление Советского многонационального государства.

При дружбе народов нашей страны нам не страшны никакие ни внутренние, ни внешние враги.Под непосредственным руководством товарища Сталина создавалась, росла и крепла Советская Армия. Укрепление обороноспособности страны и упрочение Советских Вооруженных Сил являлись предметом неустанных забот товарища Сталина.

Во главе со своим великим полководцем — Генералиссимусом Сталиным Советская Армия одержала историческую победу во второй мировой войне и избавила народы Европы и Азии от угрозы фашистского рабства.

Наша священная обязанность состоит в том, чтобы всемерно укреплять могущественные Советские Вооруженные Силы.

Мы должны держать их в состоянии боевой готовности для сокрушительного отпора любому нападению врага.

* * *

В результате неустанных трудов товарища Сталина, по разработанным им планам, наша партия превратила ранее отсталую страну в могучую индустриально-колхозную державу, создала новый экономический строй, не знающий кризисов и безработицы.

Наша священная обязанность состоит в том, чтобы обеспечить дальнейший расцвет социалистической Родины.

Мы должны всемерно развивать социалистическую промышленность, оплот могущества и крепости нашей страны.

Мы должны всемерно укреплять колхозный строй, добиваться дальнейшего подъема и процветания всехколхозов Советской страны, крепить союз рабочего класса и колхозного крестьянства.

* * *

В области внутренней политики наша главная забота состоит в том, чтобы неуклонно добиваться дальнейшего улучшения материального благосостояния рабочих, колхозников, интеллигенции, всех советских людей.

Законом для нашей партии и правительства является обязанность неослабно заботиться о благе народа, о максимальном удовлетворении его материальных и культурных потребностей.

* * *

Ленин и Сталин создали и закалили нашу партию, как великую преобразующую силу общества. Товарищ Сталин всю свою жизнь учил тому, что нет ничего выше звания члена Коммунистической партии. В упорной борьбе с врагами товарищ Сталин отстоял единство, монолитность и сплоченность рядов нашей партии.

Наша священная обязанность состоит в том, чтобы и дальше укреплять великую Коммунистическую партию. Сила и непобедимость нашей партии в единстве и сплоченности ее рядов, в единстве воли и действия, в умении членов партии слить свою волю с волей и желаниями партии. Сила и непобедимость нашей партии — в неразрывной связи с народными массами. Основа единства партии и народа — неизменное служение партии интересам народа.

Мы должны как зеницу ока хранить единство партии, еще больше укреплять неразрывные связи партии с народом, воспитывать коммунистов и всех трудящихся в духе высокой политической бдительности, в духе непримиримости и твердости в борьбе с внутренними и внешними врагами.

*  *  *

Под водительством великого Сталина создан могучий лагерь мира, демократии и социализма. В этом лагере в тесном братском единении идут вперед вместе с советским народом великий китайский народ, братские народы Польши, Чехословакии, Болгарии, Венгрии, Румынии, Албании, Германской Демократической Республики, Монгольской Народной Республики.

В упорной борьбе отстаивает независимость своей родины героический корейский народ. Мужественно борется за свободу и национальную независимость народ Вьетнама.

Наша священная обязанность состоит в том, чтобы хранить и укреплять величайшее завоевание народов — лагерь мира, демократии и социализма, крепить узы дружбы и солидарности народов стран демократического лагеря. Мы должны всемерно укреплять вечную, нерушимую братскую дружбу Советского Союза с великим китайским народом, с трудящимися всех стран народной демократии.

* * *

Народы всех стран знают товарища Сталина как великого знаменосца мира. Величайшие усилия своего гения направлял товарищ Сталин к тому, чтобы отстоять дело мира для народов всех стран. Внешняя политика Советского государства — политика мира и дружбы между народами является решающим препятствием к развязыванию новой войны и отвечает кровным интересам всех народов. Советский Союз неизменно выступал и выступает в защиту дела мира, ибо его интересы неотделимы от дела мира во всем мире. Советский Союз проводил и проводит последовательную политику сохранения и упрочения мира, политику борьбы против подготовки и развязывания новой войны, политику международного сотрудничества и развития деловых связей со всеми странами, политику, исходящую из ленинско-сталинского положения о возможности длительного сосуществования и мирного соревнования двух различных систем — капиталистической и социалистической.

* * *

Великий Сталин воспитывал нас в духе беспредельно преданного служения интересам народа. Мы верные слуги народа, а народ хочет мира, ненавидит войну. Да будет священным для всех нас желание народа не допустить пролития крови миллионов людей и обеспечить мирное строительство счастливой жизни!

В области внешней политики наша главная забота состоит в том, чтобы не допустить новой войны, жить в мире со всеми странами. Коммунистическая партия Советского Союза, Советское Правительство считают, что самой правильной, необходимой и справедливой внешней политикой является политика мира между всеми народами, основанная на взаимном доверии, действенная, опирающаяся на факты и подтверждаемая фактами. Правительства должны верно служить своим народам, а народы жаждут мира, проклинают войну. Преступными явятся те правительства, которые захотят обмануть народы, пойдут против священного желания народов сохранить мир и не допустить новой кровавой бойни. Коммунистическая партия, Советское Правительство стоят на том, что политика мира между народами является единственно правильной, отвечающей жизненным интересам всех народов политикой.

* * *

Товарищи! Уход из жизни нашего вождя и учителя Великого Сталина возлагает на всех советских людей обязанность множить свои усилия в осуществлении грандиозных задач, стоящих перед советским народом, увеличивать свой вклад в общее дело строительства коммунистического общества, укрепления могущества и обороноспособности нашей социалистической Родины.

Трудящиеся Советского Союза видят и знают, что наша могучая Родина идет к новым успехам. У нас есть все необходимое для построения полного коммунистического общества.

С твердой верой в свои неисчерпаемые силы и возможности советский народ творит великое дело строительства коммунизма.

В мире нет таких сил, которые могли бы остановить поступательное движение советского общества к коммунизму!

Прощай, наш учитель и вождь, наш дорогой друг, родной товарищ Сталин!

Вперед по пути к полному торжеству великого дела Ленина — Сталина!