Напомню, Ленин и Сталин вынуждены были совершить ошибку, равную преступлению, – они из аппарата управления партией создали второй, параллельный аппарат государственного управления. Им некуда было деваться – государственный аппарат был на то время укомплектован либо старыми, либо случайными кадрами, никак не отвечавшими за свое плохое управление Россией. А в партийном аппарате (хотя люди там по качеству – умению управлять – были такими же) кадры жизнью отвечали за плохое управление страной: в случае потери большевиками власти из-за своего плохого управления страной в ходе войны или мятежей эти кадры были бы уничтожены.
До войны и в ходе войны контроль и подмена госаппарата партийным аппаратом себя оправдывала. (Вспомним, инженер Ледин со своей взрывчаткой не смог достучаться ни до одного государственного чиновника и решил вопрос только тогда, когда обратился к функционеру партийного аппарата).
Однако после победы в войне сменились условия: авторитет СССР да и ВКП(б) в мире вырос настолько, что партноменклатура большевиков сразу же стала "персона грата" на всем земном шаре. Быть большевиком стало законно и безопасно! Но одновременно с этим контроль партаппарата за государственным аппаратом стал не просто лишним – он стал убийственно вредить СССР как государству. Кончилось это тем, что партаппарат в 1991 г. убил государство, на котором паразитировал. Это легко доказывается мысленным экспериментом.
Представим, что у нас в 1991 г. не было бы вообще никакой партии, были бы только госчиновники СССР и госчиновники республик. Предположим, что чиновники республик решили бы отделиться от СССР. А что сталось бы в этом случае с чиновниками СССР? Они бы ведь остались без работы! Да они бы за одну мысль о развале СССР преследовали бы любого беспощадно, как Сталин.
Как вспоминает Г. Димитров в своих дневниках, 7 ноября 1937 г. на торжественном обеде у Ворошилова Сталин взял слово, хорошо отозвался о царях, оставивших в наследство
большевикам страну до Камчатки "единую и неделимую" и сказал тост:
"Каждая часть, которая была бы оторвана от общего социалистического государства, не только нанесла бы ущерб последнему, но и не могла бы существовать самостоятельно и неизбежно попала бы в чужую кабалу. Поэтому каждый, кто попытается разрушить это единство социалистического государства, кто стремится к отделению от него отдельной части и национальности, он враг, заклятый враг государства, народов СССР. И мы будем уничтожать каждого такого врага, хотя бы был он и старым большевиком, мы будем уничтожать весь его род, его семью. Каждого, кто своими действиями и мыслями (да, и мыслями) покушается на единство социалистического государства, беспощадно будем уничтожать. За уничтожение всех врагов до конца, их самих, их рода!"{Л199}
А в 1991 г. чиновников госаппарата СССР парализовала безответственная мразь партаппарата КПСС. Она, владея всеми СМИ, дала монополию на свободу слова только сепаратистским подонкам и запретила госаппарату борьбу с ними. Она запретила прокуратуре вмешиваться (раскол СССР был каравшимся смертью преступлением по УК РСФСР и кодексом остальных республик) и дала возможность сепаратистам победить. Случилось то, что и предсказывал Сталин, – все части СССР сегодня в кабале.
Мог ли Сталин не задумываться о том, что к этому приведет параллельный государственному и ставший безответственным партийный аппарат? Думаю, что мне следует еще раз обратиться к личности Сталина, к его умственным способностям.
В нашем дегенеративном мире редко находится историк или журналист, который бы не попенял Сталину на отсутствие образования ("недоучившийся семинарист") и не противопоставил ему его политических противников "с хорошим европейским образованием". Эти журналисты и историки, надо думать, очень гордятся тем, что имеют аттестат зрелости и дипломы об окончании вуза. А между тем, что такое это самое "европейское университетское" образование? Это знание (о понимании и речи нет) того, что написано менее чем в 100 книгах под названием "учебники", книгах, по которым учителя ведут уроки, а профессора читают лекции.
Изучил ли Сталин за свою жизнь сотню подобных книг или нет?
Начиная с ранней юности, со школы и семинарии, Сталин, возможно, как никто стремился узнать все и читал очень много. Даже не читал, а изучал то, что написано в книгах. В юности, беря книги в платной библиотеке, они с товарищем их просто переписывали, чтобы иметь для изучения свой экземпляр. Книги сопровождали Сталина везде и всегда. До середины гражданской войны у Сталина в Москве не было в личном пользовании даже комнаты – он был все время в командировках на фронтах – и Сталина отсутствие жилплощади не беспокоило. Но с ним непрерывно следовали книги, количество которых он все время увеличивал.
Сколько он в своей жизни прочел, установить, видимо, не удастся. Он не был коллекционером книг – он их не собирал, а отбирал, т.е. в его библиотеке были только те книги, которые он предполагал как-то использовать в дальнейшем. Но даже те книги, что он отобрал, учесть трудно. В его кремлевской квартире библиотека насчитывала, по оценкам свидетелей, несколько десятков тысяч томов, но в 1941 г. эта библиотека была эвакуирована, и сколько книг из нее вернулось, неизвестно, поскольку библиотека в Кремле не восстанавливалась. (После смерти жены Сталин в этой квартире фактически не жил). В последующем его книги были на дачах, а на Ближней под библиотеку был построен флигель. В эту библиотеку Сталиным было собрано 20 тыс. томов!
Это книги, которые он прочел. Но часть этих книг он изучил с карандашом в руке, причем не только подчеркивая и помечая нужный текст, но и маркируя его системой помет, надписей и комментариев с тем, чтобы при необходимости было легко найти нужное место в тексте книги, легко вспомнить чем оно тебя заинтересовало, какие мысли тебе пришли в голову при первом прочтении. Вот, скажем, 33-я страница книги А. Франса "Последние страницы". На ней четыре мысли подчеркнуты, два абзаца отмечены вертикальными линиями, три стрелки сравнивают мысли друг с другом. Комментарии Сталина: 1) "Следовательно не знают, не видят, его для них нет"; 2) "Куды ж податься, ха-ха"; 3) "Разум – чувство"; 4) "Неужели и это тоже ±?!" "Это ужасно!". Должен сказать, что если так изучать книги, то понимать, что в них написано, будешь лучше, чем тот, кто их написал.
Сколько же книг, изученных подобным образом, было в библиотеке Сталина? После его смерти из библиотеки на Ближней даче книги с его пометами были переданы в Институт марксизма-ленинизма (ИМЛ). Их оказалось 5,5 тысяч! Сравните это число (книг с пометами из библиотеки только Ближней дачи) с той сотней, содержание которых нужно запомнить, чтобы иметь "лучшее европейское образование". Сколько же таких "образований" имел Сталин?
Часть книг с пометами Сталина была взята в Государственной библиотеке им. Ленина. Их оставили в ИМЛ, но вернули ГБЛ эти же книги из фонда библиотеки ИМЛ. Историк Б.С. Илизаров, у которого я беру эти данные, приводил наименование части этих книг, из которой можно понять диапазон образованности Сталина:
"Помимо словарей, о которых говорилось выше, и нескольких курсов географии в этом списке значились книги как древних, так и новых историков: Геродота, Ксенофонта, П. Виноградова, Р. Виннера, И. Вельяминова, Д. Иловайского, К.А. Иванова, Гереро, Н. Кареева, а главное – 12 томов "Истории государства Российского" Карамзина и второе издание шеститомной "Истории России с древнейших времен" С.М. Соловьева (СПб., 1896). А также: пятый том "Истории русской армии и флота" (СПб., 1912). "Очерки истории естествознания в отрывках из подлинных работ д-ра Ф. Даннсмана" (СПб., 1897), "Мемуары князя Бисмарка. (Мысли и воспоминания)" (СПб., 1899). С десяток номеров "Вестника иностранной литературы" за 1894 г., "Литературные записки" за 1892 г., "Научное обозрение" за 1894 г., "Труды Публичной библиотеки СССР им. Ленина", вып. 3 (М., 1934) с материалами о Пушкине, П.В. Анненкове, И.С. Тургеневе и А.В. Сухово-Кобылине, два дореволюционных выпуска книги А. Богданова "Краткий курс экономической науки", роман В.И. Крыжановской (Рочестер) "Паутина" (СПб., 1908), книга Г. Леонидзе "Сталин. Детство и отрочество" (Тбилиси, 1939. на груз. яз.) и др."{Л236}.
Есть основания считать, что Хрущев, Маленков и Игнатьев убили самого образованного человека ХХ столетия. Возможно, были и вундеркинды, прочитавшие больше, чем Сталин, но вряд ли кто из них умел использовать знания так, как он.
Такой пример. Академик Российской академии образования доктор медицинских наук Д.В. Колесов, после рецензии другого академика РАО, доктора психологических наук
В.А. Пономаренко, выпустил пособие для школ и вузов "И.В. Сталин: загадки личности". В книге Д.В. Колесов рассматривает роль личности Сталина в истории. Книга очень спорная, в том числе и с точки зрения психологии. Но есть и бесспорные выводы, и такие, каким приходится верить, исходя из ученых званий автора и рецензента. Вот Колесов рассматривает такой вопрос (выделения Колесова):
"Принципиальный творческий характер имеет и работа Сталина "О политической стратегии и тактике русских коммунистов" (1921) и ее вариант "К вопросу о стратегии и тактике русских коммунистов" (1923).
В них производят большое впечатление суждения Сталина по таким вопросам как пределы действия политической стратегии и тактики, область их применения. Выделение лозунгов пропаганды, лозунгов агитации, лозунгов действия и директив: "Искусство стратега и тактика состоит в том, чтобы умело и своевременно перевести лозунг агитации в лозунг действия, а лозунг действия также своевременно и умело отлить в определенные конкретные директивы" (Соч., т.5, с.67).
Здесь и оценка степени готовности ситуации к возможным действиям, и оптимальный выбор непосредственного момента начала действия. Тактика отступления в порядке. Роль меры в процессе пробы сил. Оценка необходимого темпа движения. Пределы возможных соглашений.
Организаторы августовского путча 1991 г., видимо, не читали этих работ Сталина. Или у них не хватило ума принять во внимание изложенные им условия успешности политической борьбы. К "гэкачепистам" в полной мере могут быть отнесены следующие его слова (как будто специально написанные на семьдесят лет вперед): "Несоблюдение этих двух условий может повести к тому, что удар не только не послужит исходным пунктом нарастающих и усиливающихся общих атак на противника, не только не разовьется в громовой сокрушающий удар,.. а наоборот, может выродиться в смехотворный путч, угодный и выгодный правительству и вообще противнику в целях поднятия своего престижа, и могущий превратиться в повод и исходный пункт для разгрома партии или, во всяком случае, для ее деморализации". (Соч., т.5, с.75).
Организаторы путча в 1991 потерпели позорный провал именно потому, что не понимали того, что Сталину было ясно уже в 1920-м. И результат был именно таков, как он и указывал: смехотворность выступления, вся выгода от него политическому
противнику, деморализация собственных сторонников. Абсолютно ясно: если бы инициаторы путча предвидели такой его исход, они никогда бы его не начали".
Но нам в данном случае интересны не неграмотные и трусливые идиоты в 1991 г., а то, как два человека, защитившие кандидатские и докторские диссертации, оценивают эти две статьи Сталина:
"Если оценивать содержание этих работ по общепринятым в науке критериям, то выводов здесь больше, чем на очень сильную докторскую диссертацию по специальности "политология" или, точнее, "политическая технология". Причем своей актуальности они не утратили и спустя много лет. Здесь нет "красивых" слов, ярких образов "высокого" литературного стиля – только технология политики"{Л237}.
То есть по существующим ныне критериям Сталин по достигнутым научным результатам был доктором философии еще в 1920 г. А ведь еще более блестящи и до сих пор никем не превзойдены его достижения в экономике. А как быть с творческими достижениями Сталина в военных науках? Ведь в той войне никакой человек даже с десятью "лучшими европейскими образованиями" с ситуацией не справился бы и лучшую бы в мире армию немцев не победил. Нужен был человек с образованием Сталина. И с его умом.
Поэтому совершенно невероятно, чтобы Сталин не увидел и не задумался над угрозой, возникающей от управления страной двумя аппаратами управления одновременно. Некоторые последствия этой угрозы легко выявлялись мысленным анализом, другие уже проявили себя на практике. Давайте проанализируем их и мы.
Сравним двух одинаковых по способностям коммунистов-руководителей в государственном аппарате и в партийном. Работник госаппарата, предположим, директор завода, прежде чем занять свой пост, работал рабочим, заканчивал технический вуз, затем снова учился всю жизнь своему делу, неспешно набирался знаний и опыта при подъеме по служебной лестнице. Причем не учиться он не мог и не может, поскольку, во-первых, порученное ему дело его учит само, во-вторых, если дело не изучать, то карьеры просто не сделаешь.
Второй руководитель – работник партаппарата, допустим секретарь райкома. Возможно тоже учился и окончил какой-либо вуз, но само по себе это было бесполезной потерей времени, поскольку кончить вуз и не работать по специальности – это в несколько лет потерять все знания, которые вуз дает. Начал работать в комсомоле, озвучивая в речах на собраниях передовицы из "Правды", затем в райкоме КПСС выучил, что все предприятия и организации в районе работают хорошо, если в их отчетах все цифры более 100%, и плохо – если менее 100%. Стал первым секретарем райкома и по своему статусу – начальником всех руководителей района.
Но они-то руководители потому, что знают свое дело. А он почему?
Да, когда плохое управление ведет к потере власти, а потеря власти – к смерти, то это стимулировало секретаря райкома вникать во все дела в районе. Но после войны эта угроза исчезла навсегда, так зачем партаппаратчику учиться, зачем ему лишняя работа? При двоевластии ситуация автоматически развивалась так, что со временем во всей стране некомпетентные люди должны были руководить знающими.
Далее. Некомпетентность может быть не только следствием отсутствия стимулов, но и следствием врожденной лени и тупости. На производстве, в живом деле такие люди работать не смогут, но в партаппарате компетентность и не требуется. Следовательно, партаппарат после войны становился вожделенной мечтой ленивого, но амбициозного дурака. И дураки в него поперли.
Возьмем, к примеру, Ельцина. Он по глупости надиктовал мемуары "Исповедь на заданную тему". Из этих откровений следует, что Ельцин и в юности был туп (десятилетку сумел окончить за 12 лет, к 20 годам), подл (не стеснялся доносов), злобен (на мальчишеской разборке бросил гранату в сверстников, убив двоих, самому ему осколком оторвало пальцы){Л238}. Тем не менее, благодаря влиятельному отцу и игре в волейбол, он получил диплом строительного института, но знаний из него не вынес ни на копейку. Строительные чертежи не способен был прочесть – то у него в строящемся им доме двери не в ту сторону открываются, то на чертежах строящегося цеха не увидел подземного перехода. Работая в строительстве, за год умудрялся получать до двух десятков выговоров (выгнать с работы могли за три). В конце концов, благодаря знакомствам отца,
переходит на работу в партаппарат. И начинается бешеная карьера тупого и ленивого кретина!{Л239}
Мог ли Сталин не предвидеть такого? Конечно, предвидел, ведь уже при нем в партаппарат полезли тупые и ленивые детки, о которых он со злобой отзывался: "Проклятая каста!".
Сталин, его сподвижники – Берия, Молотов, Каганович, Микоян и др., не только свои доклады и речи готовили себе сами, они лично активно участвовали в борьбе идей – писали и публиковали статьи. Когда нельзя было особенно "светиться", то даже под псевдонимами, как, скажем, министр иностранных дел А.Я. Вышинский. А вы посмотрите на последний состав верхушки КПСС. КПСС уничтожили в идейной борьбе, но разве хоть кто-нибудь даже из членов тогдашнего Политбюро попробовал поучаствовать в этой борьбе на страницах газет? Полная интеллектуальная немощь! Максимум, на что они были способны, – интервью. Остальное им писали помощники, а когда не стало помощников, то не стало видно и этих "видных" деятелей "коммунистического движения".
Оставление в СССР двух аппаратов управления вело к стяжательству и воровству – к расхищению народного имущества.
Тут надо понять, что партаппарат – это контролер, а контролер – это свинья, которая везде грязь найдет. Как бы ты хорошо ни работал, но какой-нибудь недостаток все равно будет, а если и нет, то его несложно выдумать, к примеру: плохо организовал соцсоревнование, мало уделяешь внимания людям и т.д. и т.п. Подконтрольный вынужден "задабривать" контролеров, к концу КПСС это "задабривание" почти сплошь стало материальным. А ведь подконтрольному это "материальное" так или иначе надо было украсть. К тому же ленивый и тупой аппарат КПСС даже в вопросе контроля не хотел пальцем о палец постучать и развел себе полчища "помощников". Тут и главный попиратель законов – прокурор, и народный контроль, и Госгортехнадзор, и санэпидемстанция, и пожарные, и Госстандарт и т.д. и т.п. (Все работники заводов СССР знали, что если на завод едут областные инспекторы Госгортехнадзора (проверяющие технику безопасности на производстве), то значит нужно выписывать рабочим липовые премии, отбирать их, покупать водку и поить контролеров).
Предатель, немецкая подстилка, бургомистр Майкопа, сбежавший на Запад Н.В. Полибин издал за рубежом воспоминания "Записки советского адвоката, 20-30-х гг.". Книжка гнусная, но вот такой пример общения контролера с колхозниками абсолютно точен, поскольку все это сохранилось вплоть до развала СССР.
Приезжает прокурор „тов. Доценко", бывший сотрудник НКВД, в колхоз. Как во всяком другом колхозе, здесь прорывы: или весенняя, или осенняя пахота сделаны не вовремя, или зерно не протравлено формалином до посева, или падеж телят, или инвентарь не отремонтирован, или же, обычно, все вместе. А еще хуже, если первая заповедь не выполнена: хлебозаготовка!
Так как он с дороги голодный, ему сейчас же подают, смотря по сезону, либо яблоки и мед, либо яичницу в десять глазков, либо жареную баранину. Пожирая все это, он требует статистические и бухгалтерские данные, он уже знает "слабину", присущую каждому колхозу. Тычет пальцами в графы, обнаруживает отставание, невыполнение, прорывы и нагоняет на всех холоду. Правлению и бухгалтеру уже мерещится если не 58-7, то, во всяком случае, ст. 109 Уголовного Кодекса, т.е. должностное преступление. Закончив эту протирку с песком, он спрашивает:
– А я слышал, у вас поросята продаются. Почем живой вес?
– Как же, как же, товарищ прокурор, продаем 2 руб. 50 коп. за килограмм живого веса.
– Ну так отберите мне килограмм десять, да получше. Он платит под квитанцию 25 рублей. Поросенка он не берет. Неудобно: скажут – прокурор взял взятку поросенком. Прокурору его привезут. И действительно, месяца через два ему привозят резанного, откормленного и отделанного уже кабана пудов на шесть. Ему, по крайней мере, девять или десять месяцев. Он на базаре стоит три или четыре тысячи рублей. Прокурору, чтоб заработать эти деньги, служить нужно не менее полугода.
– Сколько я вам должен заплатить за корм?
– Помилуйте, ничего. Он у нас в колхозном стаде гулял в степи.
Что это, злоупотребление властью, вымогательство или взятка? То же самое и с мануфактурой. Через задние двери, вне очереди набирается в "раймаге", т.е. в районном магазине, рублей на двести-триста мануфактуры, затем она реализуется на базаре в городе, через тещу или мамашу, и выручается тысячи две или три.
А как хорошо одеваются все арбитры сравнительно с остальным населением! И костюмчики, и обувь приличная, и белье. Просто они разбирают споры между хозяйственными организациями, а потому "задние двери" для них везде открыты. Это не взятки, это просто любезность со стороны хозяйственников"{Л240}.
Но над всеми этими контролерами главным грабителем встал партаппарат – он мог и прокурора либо стимулировать на любое уголовное дело даже против невиновного, либо заткнуть ему рот при любом преступлении.
По свидетельству Коржакова, Ельцин, когда еще был верным сыном КПСС, всегда носил в кармане 10 руб., и когда его кормили и поили в ресторане, то он никогда не ел и не пил совсем бесплатно, а небрежно бросал эту десятку{Л241}. Как и вышеописанный прокурор, который "по закону" заплатил 25 руб. за кабана стоимостью 4 тыс. рублей.
Кстати, о прокурорах. Сохранение рядом с госаппаратом ставшего безответственным партийного аппарата напрочь рушило правосудие в стране. Прокуроры и суд обязаны подчиняться только законам страны, а их дает Советская Власть, т.е. они должны подчиняться Советской Власти. Но фактически они обязаны были подчиняться партаппарату, без ведома которого их не могли ни назначить на должность, ни снять с нее. Пока Советская Власть и партаппарат были связаны одной судьбой, то это куда ни шло. Но как только партаппарат стал безответственным, то это начисто перечеркнуло и правосудие, и Власть Советов.
Наличие двух аппаратов управления размазывало персональную ответственность в принципе и это нравилось и госаппарату. Не надо думать, что все чиновники госаппарата так уж мечтали о своей свободе и независимости от обкомовских и цэковских придурков. Работник госаппарата должен непрерывно принимать решения по своему делу, а его решения не всегда бесспорны. Иногда приходится выбирать между плохим решением и отвратительным. Но принимать решение надо – на то ты и руководитель. И вот в этом случае подобные решения хорошо согласовать с "мудрым" обкомом или ЦК. Тогда, в случае неудачи, работник госаппарата вроде уже и не так виновен в принятии глупого решения.
Госаппарат результатом своей деятельности давал стране все материальное – хлеб и сталь, машины и квартиры и т.д. и т.п. А партаппарат к этому мог только примазаться.
Его продукцией были отчеты о якобы проделанной блестящей работе. В результате партаппарат все дела страны стал уводить из реальной сферы в виртуальную (в действительности не существующую) сферу – в сферу отчетов о делах. Стало не важным, даже в госаппарате, сделал ли ты дело, важно – сумел ли отчитаться. Это одна из сущностей бюрократизма, она была всегда, но при Сталине с ней пытались бороться, а если к этому подключался и сам вождь, то боролись беспощадно.
Вот, скажем, во время войны нарком авиапромышленности Шахурин не успевал выпускать истребители согласно плану. Надо было сообщить Сталину, покаяться. Ничего особо страшного не случилось бы – ну поругал бы Сталин, ну, может быть, снял бы Шахурина с должности. Но Шахурин так не поступил – он приказал закрыть глаза на качество самолетов. И на истребителях, к примеру, там, где детали надо было крепить завинчиванием шурупов, шурупы просто вбивали в фанеру. Самолет получался, как настоящий, план выполнялся, Шахурин стал Героем Социалистического Труда.
А на фронте в бою, когда этим истребителям приходилось выполнять очень крутые виражи или выходить из крутых пике, они разваливались, летчики гибли. Таких "истребителей" поставили в действующую армию несколько тысяч, сколько погибло летчиков – кто же это сейчас учтет? Из боя не вернулись – значит немцы сбили.
На авиазаводах военные представители вопили о поставке на фронт бракованных самолетов главнокомандующему авиацией РККА, дважды Герою Советского Союза маршалу Новикову. Но Новиков был родственником Шахурина: он родного человека в обиду не дал. Какая им разница, сколько там этих летчиков погибло – бабы новых нарожают. А вот звезды Героев получить – это очень важно. И Новиков Шахурину помогал – поставку на фронт брака скрывал, негодные истребители приказывал принимать, катастрофы и гибель летчиков списывать на немцев. Тем не менее после войны эта подлость вскрылась и стала известной Сталину. Тому было не все равно, сколько летчиков погибло. Шахурин и Новиков были лишены наград и сели в тюрьму{Л242}. Жертвы сталинизма, однако.
И они еще дешево отделались. Несколько позже председатель Госплана Вознесенский с секретарем ЦК Кузнецовым решили поразить страну оптовой ярмаркой. Но место выбрали очень неудачно – Ленинград. Завезли туда много продуктов,
но покупатели не приехали. Что делают в таких случаях? Правильно – снижают цену. Но цена-то государственная!
Вообще-то такие случаи уже были. Сразу после войны торговые организации завезли в Мурманск продовольствие в количествах, превышающих покупательную способность населения. Товар начал гнить, и тогда секретарь Мурманского обкома Прокофьев, не запрашивая разрешения у Москвы, распорядился снизить цену на 20%. При разборе этого случая на Политбюро Сталин, поняв причины, никак Прокофьева не наказал, если не считать приписываемую Сталину шутку, что за Прокофьевым, дескать, нужно присматривать, а то он по своей инициативе еще войну кому-нибудь объявит{Л243}.
Так вот, ни у Вознесенского, ни у Кузнецова не хватило честности доложить Сталину, и не хватило духу снизить цены. Товар сгнил, а Вознесенский скрыл убытки, подправив цифры государственного плана. Впоследствии в ходе "ленинградского дела" это тоже было поставлено в вину Вознесенскому и Кузнецову, но приговорены к расстрелу они были не за это.
Я уже писал выше, что у Сталина были расхождения с Лениным по поводу устройства СССР: он считал, что Советский Союз должен быть федеративным, т.е. республики не должны были по Конституции иметь право выхода из СССР. Но Ленин настоял на этом праве. Тем не менее к вопросу о федерации Сталин больше не возвращался. Причиной могло быть то, что целостность СССР определяла правящая партия – ВКП(б), а она по национальному признаку не могла разделиться технически. В ее составе были национальные компартии всех республик, кроме России. У России своей компартии не было, коммунисты России это и была ВКП(б) – коммунисты России были коммунистами всего СССР сразу. Они были цементом, скрепляющим ВКП(б) и следовательно СССР.
Так вот, Вознесенский и Кузнецов затеяли тайно созвать в Ленинграде съезд и объявить отдельную российскую компартию. Видимо, надоело им ждать, пока Сталин умрет, захотелось самим побыстрее стать вождями. А между тем, они, возможно, были на обеде у Ворошилова, на котором все пили за тост Сталина о том, чтобы жестоко наказывать любого за саму мысль о расчленении СССР. А может, они недоучли, что их действия наносят ущерб неприкосновенности территории СССР, что предусмотрено ст. 58 УК РСФСР? Кстати, Уголовный кодекс защищал целостность только всей территории СССР,
а не отдельных ее республик. Так что любая попытка к выделению республики из СССР уже трактовалась как ущерб неприкосновенности всей территории СССР. А вычленение из ВКП(б) российской компартии – это прямая подготовка к расчленению СССР. Так что Вознесенскому, считавшему себя самым умным после Сталина, Уголовный Кодекс можно было время от времени и почитать. Здоровее был бы.
Заметим, что дело Вознесенского с Кузнецовым – это первая после войны попытка расчленить СССР, и шла эта попытка из партийного аппарата ВКП(б), а не из государственного аппарата республик!
Оставление партийному аппарату государственной власти губило внутрипартийную демократию, учреждало надо всеми диктатуру у кучки партийной номенклатуры. Сталина заботила возможность открытого высказывания своего мнения любым коммунистом, да и просто гражданином. Он настойчиво добивался критики и не для того, чтобы кого-то поразить "плюрализмом мнений" или либерализмом. Любая критика так или иначе освещает недостатки, а устранение недостатков – залог того, что большевики удержатся у власти. Критика – это отсев мусора из партии. При чистках партии при Сталине процесс оценки коммунистов происходил на открытых собраниях, чтобы беспартийные тоже могли критиковать коммунистов. Это, повторю, и в народе вызывало уважение, а коммунисты не чувствовали себя кастой неприкасаемых.
Пока опасность поражения висела надо всеми функционерами ВКП(б), то и низовые партаппаратчики были заинтересованы в критике, даже если она и была нелицеприятной, и Сталин следил за этим. Чтобы никто ни партии, ни народу рот не закрывал, он пояснял аппарату Московской парторганизации:
"Нередко требуют, чтобы критика была правильной по всем пунктам, а ежели она не совсем правильна, начинают ее поносить, хулить. Это неправильно, товарищи. Это опасное заблуждение. Попробуйте только выставить такое требование, и вы закроете рот сотням и тысячам рабочих, рабкоров, селькоров, желающих исправить наши недостатки, но не умеющих иногда правильно формулировать свои мысли. Это была бы могила, а не самокритика... Вот почему я думаю,
что если критика содержит хотя бы 5-10% правды, то такую критику надо приветствовать, выслушать внимательно и учесть здоровое зерно".
А комсомольцев учил: "Было бы ошибочно думать, что опытом строительства обладают лишь руководители. Это неверно, товарищи. Миллионные массы рабочих, строящие нашу промышленность, накапливают изо дня в день громадный опыт строительства, который ценен для нас ничуть не меньше, чем опыт руководителей. Массовая критика снизу, контроль снизу нужен нам, между прочим, для того, чтобы этот опыт миллионных масс не пропадал даром, чтобы он учитывался и претворялся в жизнь.
Отсюда очередная задача партии: беспощадная борьба с бюрократизмом, организация массовой критики снизу, учет этой критики в практических решениях о ликвидации наших недостатков"{Л244}.
Когда условием твоей, партаппаратчика, жизни является то, доволен тобой народ или нет, волей-неволей ты и без Сталина будешь искать "здоровое зерно" для устранения любого недовольства. Но как только после войны опасность исчезла, то критика для партаппарата стала обузой. Если бы власти снимать с должности чиновников у партаппарата не было, то ему бы пришлось продолжать терпеть критику. А при наличии власти партаппаратчик мог заставить госчиновника заткнуть рот наказаниями любому критикующему, хоть партийному, хоть беспартийному. Критиковать партаппарат стало опасно, любой функционер становился неприкасаемым, роль рядовых коммунистов сводилась только к тому, чтобы голосованием освящать решения любых партийных чиновников.
Выше я писал, что когда Хрущев только осваивал наследство Сталина, то он боялся, что в Казахстане коммунисты не согласятся с ЦК КПСС и не изберут Пономаренко и Брежнева, т.е. роль партийных масс в начале его правления еще была реальна. А к концу своей карьеры он уже хвастался художникам и артистам (в воспоминаниях кинорежиссера М. Ромма):
"...но решать-то кто будет? Решать в нашей стране должен народ. А народ это кто? Это партия. А партия кто? Это мы, мы – партия. Значит, мы и будем решать, я вот буду решать. Понятно?".
Вскоре после смерти Сталина это стало понятно всем. Партия как организация миллионов коммунистов кончилась. Партией стала группа людей у ее вершины.
Требовалось ли семь пядей во лбу, чтобы понять, что произойдет и с основной массой членов партии после того, как опасность для жизни партаппарата исчезнет, а возможность командовать госаппаратом, Советской Властью – останется? Для кого представляет интерес членство в организации, для которого только и требуется тупое повторение того, что говорит начальство, никаких ни общественных, ни профессиональных знаний не требуется, но которое дает возможность занимать любые должности в государстве и пользоваться массой льгот? Правильно – членство в партии стало чрезвычайно соблазнительным для тупых и алчных мерзавцев, партия стала очень соблазнительной для жидов.
Так что никак нельзя было оставлять партии власть над государством после победы в войне, нельзя было даже по причине того, что это была бы смерть для самой партии, от ожидовления. Поэтому вернемся к жидам.
Чтобы понять, что происходило в жидовской среде СССР в послевоенные годы, нужно понять, что происходило в это время с еврейством, а это очень непросто, так как в его истории масса событий, как вы уже увидели, тщательно замалчивается, подменяется другими событиями или мифами. Более того, причины событий и следствия очень противоречивы ввиду резкого различия интересов в самом еврействе. Один перечень того, что следует учесть, очень длинен.
Евреи коммунисты, как мало их ни осталось, ненавидели и жидовствующих евреев, и сионистов, увлекающих евреев на почву расизма.
Сионисты ненавидели евреев-коммунистов, отвлекающих еврейство от строительства Израиля на основе иудейства, но также ненавидели и еврейских жидов, которые, "устроившись" в разных странах, не хотели ехать в Палестину, чтобы своими руками построить свое государство.
Жиды лавировали по обстоятельствам, уцепившись за кормушки в странах пребывания, становясь "коммунистами" и "патриотами", если это помогало "устроиться", и, на всякий случай, помогая сионистам.
Великобритания, повторим, стараясь сохранить на подвластном себе Ближнем Востоке мир и спокойствие, препятствовала образованию в Палестине Израиля.
Но уже в марте 1946 г. в Фултоне выступил Уинстон Черчилль с откровенно враждебной СССР речью. Проведя параллель между СССР и гитлеровской Германией, он призвал все англосаксонские страны сплотиться в крестовом походе против коммунизма.
Возможно, исходя из того же принципа, что враг моего врага – мой друг, СССР с целью ослабления Британской империи занял благожелательную политику к планам сионистов образовать в Палестине еврейское государство. Но одновременно, будучи коммунистическим, жестоко преследуя национализм, правительство СССР отнюдь не считало, что Израиль должен комплектоваться советскими евреями.
Надо понимать и сионистов. Они опирались и на мировое еврейское жидовство, и на страны, где это жидовство имело исключительное влияние на власть – такие как США. Но они все же вели самостоятельную политику, стремясь к своей цели – к Израилю – любыми путями. Для сиониста еврейский жид, не желающий лично строить и защищать Израиль, это мусор, в лучшем случае – коза, которую нужно доить, а для этого держать в страхе. Поэтому с самой первой мысли об Израиле, отцы сионизма тщательно заботились, чтобы так называемый "антисемитизм" никогда не угасал и всегда шли на союз с "антисемитами". Еще в 1895 г. отец сионизма Т. Герцль писал в "Дневниках": "Антисемиты станут нашими самыми надежными друзьями, антисемитские страны – нашими союзниками"{Л211}.
И действительно, как я уже писал, сионисты – евреи Палестины – в ходе Второй мировой войны были союзниками Гитлера. (В ходе войны англичане справились с Палестиной довольно остроумным способом – они разместили в Палестине соединения польского корпуса Андерса, не без оснований полагая, что если евреи Палестины массово выступят в помощь прорывающейся к ним немецкой армии Роммеля, то поляки расправятся с еврейскими мятежниками самым жестоким способом).
Жизни еврейских жидов сионисты никогда и ни во что не ставили, повторяю, их целью был Израиль. И если в ходе чего-либо гибли еврейские жиды, то это сионистам было на руку – остальные, возможно, быстрее побегут заселять Палестину. В годы войны будущий первый премьер-министр Израиля Бен Гурион говорил на собрании сионистских поселенцев Палестины: "Если бы я знал, что можно спасти всех еврейских детей в Германии
и вывезти их в Англию или лишь половину и вывезти их в Израиль, я выбрал бы второе, потому что мы должны принимать во внимание не только жизнь этих детей, но и судьбу народа Израиля"{Л211}.
И рассматривая события в СССР, этот расчетливый цинизм сионистов нужно иметь в виду. То есть, если мы пытаемся рассмотреть какие-либо события, вызванные "антисемитами", то надо рассмотреть и возможность того, что инициатива этих событий вполне могла возникнуть в штабах сионизма, а не возникла сама по себе от какой-то там нелюбви к внешнему виду евреев.
Далее. Как я уже писал, на территории СССР гитлеровцы, часто руками своих пособников и при помощи сионистов, вели уничтожение еврейского населения. Этот установленный факт был автоматически перенесен и на европейских евреев – те тоже стали утверждать, что и их немцы уничтожали и что они главные жертвы войны, поэтому все народы им за это очень должны. Успеху такой пропагандистской акции способствовало то, что против СССР воевали почти все страны Европы как вассалы Германии. И народы этих стран – австрийцы, словаки, чехи, румыны, венгры – были по сути побежденными. У них не хватало духу выступить против наглости евреев и хотя бы сказать: "Да вы же всю войну помогали Гитлеру, вы же не сделали и попытки выступить против него". Все молчали, опасаясь расправы оккупировавших эти страны союзников.{Л245}
Исключением являлась, пожалуй, только Польша. Сигналы об изменении отношения поляков к евреям, с которыми до войны, они вроде бы терпимо сосуществовали, стали поступать еще в середине войны. Так, к примеру, член военного совета 1-го Белорусского фронта Булганин 9 октября 1944 г. информировал Сталина:
"21.9. 1-м Белорусским фронтом для связи с повстанцами в г. Варшаву был сброшен с самолета на парашюте лейтенант Колос Иван Андреевич, кличка "Олег". Лейтенант Колос пробыл в Варшаве с 21.9. по 2.10.
При этом посылаю Вам протокол его опроса.
В его сообщении освещаются вопросы: установления контакта с польскими повстанцами, планов и хода восстания в Варшаве, отношения к Красной Армии и Советскому Союзу, отношения между армией Краевой и армией Людовой, получения грузов, сбрасываемых авиацией, деятельности представителей Лондонского правительства,
подготовки и проведения капитуляции".
Среди перечисленных вопросов в своем обширном докладе лейтенант уделил три абзаца поведению поляков, сумевших перебить немецкий гарнизон Варшавы и временно установить в ней власть от имени польского эмигрантского правительства, находящегося в то время в Лондоне. "Олег" писал: "Реакционные элементы, и в первую очередь боевая подпольная организация АК, так называемая ПКБ, проводили ярко выраженную националистическую политику.
Все украинское население, оставшееся в городе, было вырезано или расстреляно. Силами ПКБ также были уничтожены остатки евреев, которых не уничтожили немцы"{Л246}.
Обратите внимание на следующее. То, что поляки перебили украинцев, удивления не вызывает – бандеровцы были союзниками Гитлера и отличились в карательных операциях против польского населения. Но вот за что поляки перебили евреев?! Ведь по официальной легенде, евреев Польши вроде бы уничтожали немцы, и восставшие поляки вроде бы делали то, что и их враги. Как так? Да дело в том, что в 1944 г. полякам было виднее, какими "врагами" немцев были евреи – поляки уничтожали союзников немцев.
После войны на территории Польши стояли гарнизоны советских войск, но и это не сильно помогло. Уже осенью 1945 г. в Кракове вспыхнул еврейский погром, в ходе которого, по явно завышенным израильским данным, было убито около 1000 человек, а по советским, возможно, заниженным – 291{Л247}. Как бы то ни было, но многосотлетнее более или менее мирное существование поляков и евреев после гибели Польши в 1939 г. оказалось невозможным – к настоящему времени в Польше евреев практически не осталось.
В СССР в январе-апреле 1942 г. был создан Еврейский антифашистский комитет (ЕАК) с целью привлечения к СССР помощи международного еврейства и ведения среди этого еврейства коммунистической, интернациональной пропаганды. Комитет автономно наладил обширные связи за рубежом, издавал и распространял там и в СССР свою газету. Но таким образом и международное еврейство установило контакт с СССР.
И, наконец, следует особо подчеркнуть, что сионисты, не сделавшие за всю войну по немцам ни одного выстрела, после окончания войны начали активную кампанию террора
по запугиванию англичан и всего мира с целью провозглашения в Палестине государства Израиль. Теракты несли и индивидуальный и массовый характер с применением любых средств убийства – от взрывчатки до ядов. Здесь были и попытки отравить водопровод в Нюрнберге, и взрыв гостиницы, в которой погибло несколько сот человек, включая женщин и детей, и рассылка депутатам английского парламента писем, содержавших взрывчатку и взрывавшихся при распечатывании конверта.
Итак, если подытожить все предвходящие обстоятельства, то после Второй мировой войны "еврейский вопрос" принял такие очертания.
Во всем мире и особенно в Европе обнаглевшее еврейское жидовство нагло захватывало позиции в важнейших областях деятельности государств своего обитания – от экономики до прессы. При этом оно смотрело на народы, как на своих должников, обязанных компенсировать этому жидовству мнимые страдания в ходе войны. Были усилены связи международного еврейства с евреями СССР, в котором после гибели большого числа евреев-коммунистов на фронтах безнаказанность еврейского жидовства резко возросла. Британия пыталась воспрепятствовать созданию Израиля и одновременно возглавить крестовый поход против коммунизма. Сионисты усилили террор против британцев и одновременно провоцировали "антисемитские" акции с целью увеличить поток переселенцев в Израиль. СССР в противодействие Великобритании поддержал сионистов, но одновременно пытался убедить евреев, что только СССР является их единственной и настоящей Родиной.
Итак, в 1942 г. в СССР был создан Еврейский антифашистский комитет с понятной целью – сплотить евреев всего мира для борьбы с фашизмом и вокруг коммунистической идеи. Однако уже в 1946 г. МГБ послало в ЦК аналитическую записку о работе ЕАК с предложением этот комитет упразднить.
Сегодня, когда членов этого комитета выдают за невинные жертвы сталинизма, тщательно муссируется версия, что причины, по которым злобные сталинцы ополчились на ЕАК, были в том, что, дескать, в 1943 г. председатель этого комитета
актер С. Михоэлс с рядом членов ЕАК предложили Правительству СССР создать в Крыму Еврейскую социалистическую республику. И якобы это так страшно разозлило сталинцев, что они всех бедных евреев незаконно осудили и расстреляли. Думаю, многие, кто интересуется историей, именно только одну эту версию и слышали.
Однако, думаю, что такое предложение (если бы оно в самом деле было) могло всех сталинцев только развеселить. Еврейскую республику, конечно, можно было провозгласить, но где же для нее найти евреев? Ведь республика – это не музыканты с писателями и учеными-халтурщиками, а миллионы рабочих и крестьян, которые и держат на своей шее этих самых музыкантов и ученых. Их-то где ЕАК собирался брать? Тогда у всех в памяти был еще жив опыт создания даже не республики, а всего-навсего Еврейской автономной области. Выбрали прекрасные земли, с прекрасным климатом (даже рис можно выращивать), вложили огромные деньги в создание промышленности и сельского хозяйства. А что толку?
Был такой анекдот. В Биробиджан приходит постановление ЦК об организации колхозов. Через день в ЦК идет рапорт: колхозы повсеместно организованы, высылайте колхозников. Я долго думал, что это просто шутка, высмеивающая стремление еврейских жидов устроиться на руководящих должностях. Но оказывается, в этом анекдоте очень много истины.
Создав Еврейскую автономную область, Советский Союз вынужден был добавить к импорту машин, механизмов и технологий с Запада еще и импорт евреев. Область была создана в 1928 г. и к 1937 г. в ней планировалось проживание 150 тыс. евреев{Л213}, но за 8 лет, несмотря на огромные капвложения СССР, число евреев в ней достигло аж 14 тысяч из 50 тыс. всего населения… за счет переселенцев из Польши и Румынии. В 1936 г. предполагалось сделать значительный демографический рывок, хотя уже более скромный, – увеличить число евреев сразу на 10 тыс. Разумеется, с помощью Польши и Румынии{Л248}. (Обратите внимание, сегодня вы не найдете в России еврея, у которого бы не было родственников в Израиле, и не найдете еврея с родственниками в Биробиджане, в нашей славной Еврейской автономной области).
Однако из этих скромных планов довести численность евреев Еврейской автономной области до 24 тыс. в 1936 г. тоже ничего не получилось. В апреле 1940 г. депутат Верховного
Совета СССР от этой области Лишнянская слезно просила у председателя Совнаркома Молотова: "В последние годы почти приостановлено переселение трудящихся евреев в Еврейскую Автономную область. Сейчас в Еврейской Автономной области проживает не больше 20 тыс. евреев. В 1939 г. было намечено переселение 250 еврейских семей, однако ни один человек не приехал. Для того, чтобы Еврейская Автономная область вышла на одну ступень с другими областями, просьба к Вам, товарищ Молотов, чтобы усилить переселение трудящихся евреев, и под руководством партии и правительства наша область превратится в республику. Особенная нехватка сил ощущается в колхозах области и промысловой кооперации".{Л249}
Но к 1940 г. все деньги шли на покупку оружия, покупать за границей "трудящихся евреев", видимо, денег не было. Да и, сами понимаете, товар этот очень дефицитный.
Так что создать из евреев республику хотел не ЕАК, а депутат Лишнянская, и задолго до ЕАК в правительство СССР поступали подобные идеи. Но что толку от этих идей, если нет "трудящихся евреев"?
Сионисты уже 150 лет ищут подходящих евреев – заселить Палестину. И что толку? Швейцария или скандинавские страны имеют численность населения, сравнимую с Израилем, но они финансово самостоятельны и, кстати, потому, что весь мир знает швейцарскую точную механику или автомобили "Вольво". А кто что слышал о продукции израильских ученых, конструкторов, инженеров и рабочих? А ведь Израилю уже более 50 лет! И все это время он сидит на дотациях США, читай – на шее всего мира.
На самом деле "трудящийся еврей", который не "устраивается" на шее коренного населения, не испытывает на себе никакого антисемитизма, ему нет необходимости куда-то переезжать, чтобы изображать еврея в еврейском государстве и подставлять свою шею под скопище еврейских жидов.
Так что, как говорят в Одессе, не смешите меня с вашим Крымом! Зачем евреям еще одна республика, когда у них она уже есть и по рубежам ее как раз проходит Московская кольцевая дорога? Но вернемся к серьезным вопросам.
На самом деле МГБ предлагало упразднить ЕАК не из-за Крыма, а потому, что Комитет вместо коммунистической пропаганды вел националистическую, отделял евреев от остальных граждан СССР и норовил стать их представителем. Короче, ЕАК был обвинен в жидовстве – в том, что он с помощью мирового еврейства
озабочен проблемами "устройства" еврейских жидов в странах их пребывания. Но в ЦК это предупреждение МГБ либо сочли сгущением красок, либо ЕАК был еще зачем-то нужен.
В начале 1948 г. под колесами грузового автомобиля погиб председатель ЕАК С. Михоэлс. В 90-х гг. эта трагедия была представлена так, как будто Михоэлса убило МГБ, но фальшивка эта такая глупая, что ее противно исследовать, хотя и придется.
В декабре 1947 г. за антисоветскую деятельность арестовываются два члена ЕАК, а 26 марта 1948 г. МГБ СССР снова предложил ЦК ВКП(б) упразднить ЕАК по тем же самым причинам, но опять ЦК ВКП(б) игнорировал угрозу, исходящую из сплочения еврейских жидов вокруг одного центра. Слишком уж верило ЦК в то, что члены ЕАК это коммунисты высшей пробы (Лозовский – председатель ЕАК – был членом ЦК).{Л250}
14 мая 1948 г. был провозглашен Израиль. ЦК ВКП(б) в отношении ЕАК и на это не прореагировал.
3 сентября 1948 г. в Москву прибыло посольство Израиля во главе с Голдой Меир.
Как и Троцкий, Голда Меир написала воспоминания и, как и Троцкий, назвала их скромно: "Моя жизнь". Но если Троцкий всю свою жизнь играл роль коммунистического вождя, то Голда Меир не играла, а была сионисткой, убежденной в правоте своего дела до кончиков ногтей. Она жила в киббуце, т.е. в сельской коммуне, не имела личного имущества, занималась сельскохозяйственным трудом. Вообще-то, если бы не беспринципность и исключительная жестокость, то пионеры Израиля заслуживали всяческого уважения за свою истовость.
Если мы именно так взглянем на Голду Меир, то поймем, что ей было глубоко плевать на еврейских жидов Советского Союза. Они ей, сионистке, были еще более ненавистны, чем местным "антисемитам". Ей нужны были евреи-сионисты, храбрые, мужественные, трудолюбивые, способные развести сады в пустынях Палестины, способные годами жить в палатках во имя Израиля.
Но именно такие евреи нужны были и Советскому Союзу, но только не сионисты, а коммунисты. И таким евреям и в СССР была везде дорога – на кой овощ им этот Израиль?
У Голды Меир задача была очень непростая, но приемы сионизм уже наработал. Они просты. Первое – нужно вызвать
вспышку ненависти к евреям у коренных жителей страны. Тогда евреи от обиды выедут в Израиль, а жиды из страха и на всякий случай будут помогать Израилю деньгами, чтобы в случае чего туда смыться. По отношению к Советскому Союзу проблема у Голды Меир облегчалась тем, что ей местные еврейские жиды были совершенно бесполезны – денег с них получить было невозможно. Они для нее были мусором. Евреи-сионисты немедленно также не были нужны – в это время Израиль был переполнен переселенцами, не хватало даже палаток. Следовательно, миссия Голды была простой – вызвать вспышку неприязни к евреям в обществе, создать советским евреям условия дискомфорта.
И Голда выполнила свою миссию блестяще, причем, не исключено, попользовалась жидами ЕАК "втемную". Думаю, что она "купила" их на еврейском расизме и на их наглости и уверенности в безнаказанности.
То, что я написал выше, Голда Меир, безусловно, не пишет. О том, о чем я пишу, не говорят. Но Голда в мемуарах, к счастью, ударилась в другую крайность: она вообще не пишет о том, о чем обязана была бы написать. То есть ее замыслы и поступки легко раскрываются по умолчанию.
Вот, скажем, она пишет, что, вручив верительные грамоты, она ни с одним советским евреем не встречалась, а только лишь по субботам ходила в синагогу, где слушала службу в одном и том же обществе из двух сотен стариков. Эта сионистка, ставшая впоследствии премьер-министром Израиля, приехала в страну с самой большой численностью евреев и вот так и сидела, ковыряя в носу?! И я в это должен поверить?
Второе. Первые, с кем Голда обязана была встретиться (кроме МИДа, естественно), были члены ЕАК. Ведь этот комитет и был предназначен для контактов с зарубежными евреями, его газета распространялась и в СССР, и во всем мире. Но Голда пишет о чем угодно – о том, как она на базар ходила, как еду на посольство в номере готовила, но о ЕАК ни слова! Смешно, но вот она (я несколько забегу вперед) пишет о "репрессиях" советского правительства против еврейских организаций уже после ее провокации: "Еврейский театр в Москве закрыли. Еврейскую газету "Эйникайт" закрыли. Еврейское издательство "Эмес" закрыли". И все. О том, что был распущен ЕАК, она молчит. А ведь газета "Эйникайт" была органом ЕАК, именно она распространялась во всем мире. И ее не закрыли, она прекратила существование в связи с упразднением учредителя.
Про газету пишет, а про сам ЕАК молчит!! Знает кошка, чье мясо съела! – говаривают у нас в таких случаях.
Произошло вот что. Видимо, ЦК ВКП(б) обеспокоился деятельностью Голды, и в "Правде" выступает Илья Эренбург со статьей, безусловно, оскорбляющей Голду. Она вспоминает ее так:
"Несколько дней спустя наступил праздник Рош-ха-Шана – еврейский Новый год. Мне говорили, что по большим праздникам в синагогу приходит гораздо больше народу, чем просто по субботам, и я решила, что на новогоднюю службу посольство опять явится в полном составе. Перед праздником, однако, в "Правде" появилась большая статья Ильи Эренбурга, известного советского журналиста и апологета, который сам был евреем. Если бы не Сталин, набожно писал Эренбург, то никакого еврейского государства не было бы и в помине. Но, объяснял он, "во избежание недоразумений": государство Израиль не имеет никакого отношения к евреям Советского Союза, где нет еврейского вопроса и где в еврейском государстве нужды не ощущается. Государство Израиль необходимо для евреев капиталистических стран, где процветает антисемитизм. И вообще, не существует такого понятия – "еврейский народ". Это смешно, так же, как если бы кто-нибудь заявил, что люди с рыжими волосами или с определенной формой носа должны считаться одним народом".
Заметьте – это была официальная доктрина СССР, конституционная доктрина – все народы СССР братья настолько, что люди всех национальностей – один народ, у которых один дом – СССР.
"Эту статью прочла не только я, но и все евреи Москвы. И так же как я, поскольку они привыкли читать между строк, они поняли, что их предупреждают: от нас надо держаться подальше. Тысячи евреев сознательно и отважно решили дать свой ответ на это мрачное предостережение – и этот ответ, который я видела своими глазами, поразил и потряс меня в то время и вдохновляет меня и теперь. Все подробности того, что произошло в тот новогодний день, я помню так живо, как если бы это было сегодня, и волнуюсь, вспоминая, ничуть не меньше, чем тогда.
В тот день, как мы и собирались, мы отправились в синагогу. Все мы – мужчины, женщины, дети – оделись в лучшие платья, как полагается евреям на еврейские праздники. Но улица
перед синагогой была неузнаваема. Она была забита народом. Тут были люди всех поколений: и офицеры Красной армии, и солдаты, и подростки, и младенцы на руках у родителей. Обычно по праздникам в синагогу приходило примерно сто-двести человек – тут же нас ожидала пятидесятитысячная толпа. В первую минуту я не могла понять, что происходит, и даже – кто они такие. Но потом я поняла. Они пришли – добрые, храбрые евреи – пришли, чтобы быть с нами, пришли продемонстрировать свое чувство принадлежности и отпраздновать создание государства Израиль"{Л251}, – пишет Голда Меир.
Тут Голда завирается, – в начале октября 1948 г. у государства Израиль еще не было никакого юбилея, чтобы его праздновать. 50 тыс. сионистов и еврейских жидов хором плюнули в лицо остальным народам СССР, заявив, что эти народы – всего лишь три года назад отдавшие 9 млн. сыновей и за их, евреев, жизнь, – теперь им не братья. Они, евреи, сами по себе, их родина – Израиль. Какие ответные чувства должна была вызвать у советских людей эта демонстрация в ответ на заявленный И. Эренбургом советский "символ веры"? Еврейские жиды в своем расизме об этом не думают, их просто не волнуют чувства других народов.
Но ведь Голда отлично понимала, какие чувства у израильтян могла бы вызвать демонстрация еврейских жидов в Тель-Авиве, с целью доказать, что в Израиле эти жиды живут только потому, что тут жрачки много, но если что случится, то они не евреи, а советские граждане и поэтому чихнут на Израиль и сбегут в Советский Союз. Я вспоминаю, как во время арабо-израильской войны 1967 г. вернувшийся с фронта израильский солдат тяжело ранил кинжалом генерального секретаря компартии Израиля за то, что компартия выступила против этой агрессии Израиля. Предварительно этот солдат послал генсеку открытку с угрозой. "Комсомольская правда" дала фото открытки. Открытка была на русском языке и начиналась словами: "Ты, жид пархатый..."
Будьте уверены – Голда Меир отлично понимала, сколько миллионов советских граждан, включая и евреев, узнав об этой демонстрации, в гневе выплюнут: "Жиды пархатые!" Причем, эта демонстрация была повторена и через 10 дней – в еврейский праздник Судного дня. Обнаглев, еврейские жиды, вместе с сионистски настроенными евреями, нагло демонстрировали свое презрение к СССР.
Но, думаю, что в Правительстве СССР ошарашены были совсем иным. Кто организовал? Ведь Голда молчит о том, что 50 тыс. евреев съехались со всего СССР, даже из далекого сибирского Новокузнецка{Л95}, а в то время для этого требовалась организация с исключительными возможностями.
Такой пример. В 1957 г. Президиум ЦК попробовал отстранить от власти Хрущева – Первого секретаря ЦК КПСС, фактического диктатора страны. Спасением Хрущева был созыв ЦК в течение суток. Членов ЦК в то время было всего 125 человек, из которых многие жили в Москве. Гражданская авиация уже была, с билетами у членов ЦК проблем не было, правительственная связь работала. Тем не менее потребовалось вмешательство министра обороны Жукова, чтобы свезти членов ЦК в Москву военно-транспортной авиацией, иначе не успевали.
А в 1948 г. поездки по стране еще были проблемой, даже по железной дороге. В это время, к примеру, действовал указ, по которому за проезд в товарных поездах давали год лагерей, а пассажирских поездов было очень мало. И тем не менее ведь по чьему-то указанию тысячи, если не десятки тысяч евреев получили отпуск или фиктивный больничный лист, им купили билеты, организовали их размещение в Москве. Какая-то организация сумела сделать то, что и Президиуму ЦК не всегда было под силу.
В том, что эта организация была антисоветской и контрреволюционной, сомнений не было, достаточно было взглянуть на начало части 1, главы 1 "Контрреволюционные преступления". Статья 581 гласила: "Контрреволюционным признается всякое действие, направленное к свержению, подрыву или ослаблению… национальных завоеваний пролетарской революции"{Л52}.
Еврейские расисты были не единственными националистами той поры в СССР. Опираясь на гитлеровских пособников, действовали банды националистов Западной Украины, Литвы, Прибалтики. Постоянные стычки были на границе с Турцией. Но эти националисты понимали, что по законам СССР они преступники, и действовали в подполье. Так нагло, как евреи, на голову Советской власти еще никто не садился.
Тем не менее в ответных действиях правительство особой спешки не видело. Через полтора месяца (20 ноября 1948 г.) был упразднен ЕАК. Понятно было, что все эти демонстрации – дело его рук.
Кстати, это косвенно подтверждает и Голда Меир тем, что молчит о ЕАК. Тут надо учесть, что в 1952 г. верхушку Еврейского антифашистского комитета судили. В 1955 г. осужденных реабилитировали, в 1989 г. комиссия Политбюро рассмотрела это дело, но сообщила только общие слова, даже статьи УК, по которым они были осуждены, не назвала. Но ведь Голда Меир не знала, когда писала мемуары, что это дело будет храниться в такой тайне, а потом сфальсифицируется. Поэтому соврать о своих отношениях с ЕАК она не могла – а вдруг в СССР опубликуют признания его членов? Вот она и вынуждена делать вид, что никогда о нем не слышала…
Хотя мы и сильно отвлекаемся, но, видимо, стоит довести тему ЕАК до конца, чтобы еще раз показать, до какого маразма дошел т.н. "советский суд" во времена Хрущева.
В начале 1949 г. был исключен из партии и арестован ряд членов ЕАК, их дело было закончено и передано в суд только в 1952 г. Предварительно показания преступников, все материалы дела рассматривались на Политбюро, член Политбюро Шкирятов, как я уже писал, выезжал в тюрьму и лично, один на один переговорил с каждым обвиняемым. Все они подтвердили Шкирятову свою виновность и не жаловались на то, что свои признания сделали под пытками или принуждением. И только убедившись в вине верхушки ЕАК, Политбюро дало согласие прокуратуре передать дело военной коллегии Верховного суда{Л197}.
Суд под председательством генерала Чепцова рассматривал дело 15 человек открыто (поскольку никто не жалуется, что суд был закрытым) с 8 мая по 18 июля – 72 дня! (Я бы не сказал, что к подсудимым отнеслись невнимательно). Более того, суд был "без участия сторон". Это предполагало, что на процессе не присутствуют ни прокурор, ни адвокаты. Но реально это означало только отсутствие прокурора, а значит подсудимых на процессе никто не обвинял! Их обвиняли ранее сделанные признания, от которых они вполне могли отказаться. Напомню, что никакие ранее сделанные признания и показания по советскому закону не являются доказательствами, если эти признания не повторяют в суде. А что касается адвокатов, то на суде "без участия сторон" они были в воле подсудимых – если подсудимый хотел, то адвоката ему назначали{Л58}.
И вот суд приговаривает 14 из 15 человек к расстрелу. Проходит три года, наступила эра Хрущева и расцвет реабилитанса. Пришла пора объявить невинными овечками и преступников ЕАК.
И здесь является, по моему мнению, ярчайший пример подлости отечественных послесталинских судей.
Председатель военной коллегии Верховного суда А.А. Чепцов вдруг пишет в ЦК и военному министру Г.К. Жукову объяснение, в котором утверждает, что все осужденные им лично после 72-дневного суда преступники по делу ЕАК – невиновны!
Тут вот что нужно учесть. Если бы Чепцов при вынесении приговора был убежден, что они виновны, а потом бы вскрылось, что они невиновны, то он совершил ошибку. Это плохо, но это не преступление. А Чепцов в объяснении утверждал, что в момент вынесения приговора он якобы знал, что они невиновны, но все равно их убил! (Надеюсь, вы понимаете, что то, что он убил их руками палача, значения не имеет). То есть Чепцов сам признался в совершении преступления "Заведомо неправосудный приговор", и мерзавцу полагалось 10 лет тюрьмы.
Но такое полагалось при Сталине, а начиная с Хрущева нашему "правосудию" именно мерзавцы-судьи и нужны были. Чем больше судья подлец, тем больше у него было шансов стать членом Верховного суда, достаточно оценить дела Верховного суда нынешней России. Мерзавцев судей уже берегли, поэтому Чепцову за это преступление ничего не сделали.
Наоборот, тут же другие мерзавцы из того же Верховного суда состряпали приговор, оправдывающий всех осужденных по делу ЕАК так как якобы "признания обвиняемых на следствии получены незаконным путем"{Л250}. Но не сообщается, во-первых, какой же закон "незаконным путем" нарушили следователи. Во-вторых, при чем тут их признания на следствии? Ведь они признались на открытом суде!
Теперь читателям, надеюсь, будет более понятно, почему в литературе так скупо цитируются материалы уголовных дел (протоколы суда, к примеру). Все эти "невинные жертвы сталинизма", реабилитированные Верховным судом (или большинство из них), – это самые отъявленные преступники, и подонки Верховного суда это знают.
Возможно, некоторые читатели уже мною недовольны: расследуем убийство Берия и Сталина, начали говорить о необходимости устранения партии от власти, переключились на жидов, потом на евреев и никак не можем эту тему закончить. Ну так ведь это такое дело, что в нем все тщательно скрыто и изолгано. Чтобы найти факт, нужно понять, что это факт.
А для понимания факта необходимо привлечь все предвходящие обстоятельства и понять сначала их. Да, роль еврейских жидов в этом деле не больше роли жидов других национальностей. Но Голда Меир их спровоцировала на активные действия и, хотя сами действия еврейских жидов для нашего расследования особого значения не имеют, но нам важна реакция на них людей из верхушки власти СССР. По этой реакции можно судить об ожидовлении государственного аппарата и, следовательно, о степени угрозы СССР как государству.
Но закончим с ЕАК и судьей Чепцовым. Итак, судья вполне мог, если считал подсудимых невиновными, оправдать их. При Сталине никто и ничего бы ему не сделал, поскольку такие случаи были. Но Чепцов их всех осудил, а в объяснении в 1955 г. он написал, что ходил к Маленкову, к министру МГБ Игнатьеву и его заму Рюмину с просьбой не судить, а вернуть дело на доследование. Однако что именно Чепцов имел в виду под словами "доследование", он не объясняет. Дело в том, что такой возврат в подавляющем числе дел означает, что подсудимые виновны, но фактов их вины следствие нашло слишком мало для приговора. Обычно это так, и некий А. Ваксберг даже восхищается храбростью судьи Чепцова, "не побоявшегося пойти к министру ГБ"{Л197}.
В 1989 г. Комитет партийного контроля, анализируя это дело, привел показания помощника замминистра ГБ Рюмина – Гришаева. И тот показал, что Чепцов ходил к Игнатьеву не потому, что считал дело ЕАК сомнительным, а потому "что арестованные не разоблачены и корни преступлений не вскрыты"{Л250}. То есть Чепцов в 1952 г. считал, что если подсудимых расстрелять, то тогда невозможно будет выявить настоящих руководителей заговора и именно поэтому требовал от Игнатьева дорасследовать дело ЕАК. Но Игнатьев, будущий убийца Сталина, решил спрятать концы этого дела в воду или, вернее, в смертном приговоре.
Ведь, откровенно говоря, если отбросить визг сионизированной прессы, то реальные репрессии против сионистских антисоветских организаций никак не соответствуют масштабам репрессий против, скажем, украинских националистов или литовских, и совершенно не равны реакции граждан СССР на еврейский расизм. Так, скажем, в дни смерти Сталина МГБ информировало ЦК, что в народе в смерти Сталина открыто винят евреев. И несмотря на это во всем СССР с 1948 г. по 1952 г., кроме упомянутого дела, было осуждено
всего 110 сионистских активистов, из которых 10 – к высшей мере. Сравните эти цифры с цифрами борьбы с украинскими националистами. С 1944 г. по 1952 г. в западных областях Украины было убито 153 тыс. членов ОУН, арестовано 134 тыс., и навечно выслано из Украины 203 тыс.{Л74}
Иными словами, у правоохранительных органов той поры все получалось со всеми национальностями, но как только они приближались к передовому отряду советских жидов – к сионистам или еврейским жидам, их "заклинивало".
Видите ли, гражданин – это человек, который служит государству и находится под его защитой. И находится он под защитой именно потому, что служит сам и служат все. Жид служит только сам себе. Он разваливает государство. И если органы государства парализуются жидами, то для государства это очень плохой симптом.
И такие симптомы стали появляться на всех уровнях власти.
Рассмотрим, как в послевоенные годы при столкновении с делами евреев тормозился такой, казалось бы, мощный аппарат, как Министерство госбезопасности.
Напомню, что перед самой войной Народный комиссариат внутренних дел, объединявший в себе все виды розыскной деятельности, разведку и контрразведку, начали разделять на три ведомства. Из НКВД выделились органы, ведущие контрразведку в армии, сначала они назывались особыми отделами (с подчинением наркому обороны), в ходе войны им дали название "Смерть шпионам!", или сокращенно "Смерш". Милиция, пограничники, внутренние войска, лагеря и связанные с ними производства остались в ведении НКВД. Разведка, контрразведка и следствие по делам о государственных преступлениях планировалось перевести в наркомат госбезопасности, но война затормозила это разделение, и оно фактически произошло только в 1943 г. Берия руководил НКВД, убитый по его "делу" в 1953 г. Меркулов – НКГБ, и "Смершем" руководил В.С. Абакумов.
После войны Берия избирается членом Политбюро, возглавляет атомный проект и его освобождают от должности наркома ВД. В это время от должности наркома ГБ освобождается и Меркулов.
Теперь уже не в наркоматах, а в министерствах должность Берия занимает Круглов, а должность Меркулова – Абакумов.
Неизвестно отношение Берия к Абакумову (тот был его бывшим подчиненным), но, судя по дальнейшему, назначение Абакумова на должность министра МГБ не было инициативой Лаврентия Павловича, поскольку практически немедленно между первым заместителем Предсовмина Берия и министром МГБ начались трения. Большими они быть не могли, так как Берия за силовые структуры страны не отвечал, а разведку и контрразведку по атомному проекту вели отделы МГБ под его непосредственным руководством.
Тем не менее историки собрали такие примечательные факты. Берия, помимо того, что был маршалом СССР, был и последним, кто имел персональное звание народного комиссара госбезопасности, которое тоже соответствовало маршальскому. Поэтому в здании МГБ ему полагался кабинет. Но Абакумов распорядился убрать из кабинета Берия секретаря, а в кабинете прекратить делать уборку. Разумеется, Берия перестал приезжать в этот кабинет и когда, после его убийства, в этот кабинет зашли, чтобы сделать обыск, то нашли его весь заросшим паутиной. Вот такая со стороны Абакумова мелкая, но характерная пакость{Л194}.
Когда после убийства Берия Абакумова обвинили в том, что он тоже член "банды Берия", то возмущенный Абакумов пытался напомнить всем, что они с Берия были врагами до такой степени, что Берия даже ни разу не пригласил его на свои застолья, которые с грузинским радушием он устраивал для своих товарищей по правительству и ЦК{Л70}.
Те историки, кто подробнее вникает в дела Берия и Абакумова, единодушно отмечают эту вражду, но затрудняются дать версию ее причин. Действительно, для Абакумова Берия был хотя и посторонний, но очень высокий начальник. Ну зачем на пустом месте нужно было с ним враждовать? Даже с точки зрения карьеры самого Абакумова, ведь его на должность ставило Политбюро, а Берия в марте 1946 г. повысили в партийной должности, и он стал одним из 11 членов этого органа. Зачем нужно было Абакумову иметь в Политбюро человека, враждебно к себе настроенного?
Думаю, тут дело вот в чем. Между партийными и хозяйственными работниками СССР существовал скрытый антагонизм, который очень трудно было заметить из-за необходимости подчинения хозяйственников партийцам.
Но этот антагонизм был тем больше, чем больше партиец был партийцем, т.е. формальным болтуном, сторонящимся дела, и чем больше хозяйственник был хозяйственником, т.е. чем больше он был предан делу. Образный пример. Хозяйственнику поручили построить дом в очень тяжелых условиях, а партийцу "осуществлять руководящую роль партии" в этом строительстве. Пока хозяйственник решает тысячи проблем, связанных со стройкой, партиец пишет на него докладные записки в ЦК о том, что хозяйственник плохо работает. Пишет не из врожденной пакостности, а на всякий случай: вдруг хозяйственник дом не построит, и тогда партиец заявит: а я же предупреждал! Отсюда и проистекает неприязнь, которую порой трудно скрыть.
Я уже показал выше, что такая неприязнь существовала между Берия и Председателем Госплана Вознесенским по меньшей мере в 1941 г., когда Берия стремился обеспечить страну углем, а Вознесенский стремился обеспечить себе спокойную жизнь с нерастраченными резервами. Вознесенский свою карьеру начал делать в Ленинграде, оттуда же в Москву после окончания войны прибыли 1-й и 2-й секретари Ленинградского обкома – Жданов и Кузнецов. (Жданов умер в 1948 г., а Вознесенский с Кузнецовым осуждены по одному "ленинградскому делу").
Бывший после Жданова первый секретарь Ленинградского обкома А.А. Кузнецов становится секретарем ЦК ВКП(б), курирующим, как сказали бы сегодня, "силовые министерства". И Абакумов был назначен министром МГБ именно по его предложению. То, что Абакумов был тесно связан с "ленинградцами", подтверждается вопросами, которые ставило следствие перед ним после ареста. Его, в частности, обвинили, что это не МГБ под руководством Абакумова вскрыло "ленинградское дело"{Л70}, а сами партийные органы под руководством Маленкова. А МГБ начало исполнять свои обязанности вынужденно, после того, как в ЦК уже стало все известно.
То, что Берия как и любой хозяйственник, смотрел на "партейцев" как на бездельников, было бы еще полбеды. Но он не только смотрел, он еще и пытался заставить их работать, что воспринималось ими как преступление. На июльском 1953 г. Пленуме ЦК не успел выступить бывший помощник Сталина А.Н. Поскребышев, но он передал в ЦК текст своего выступления о "преступлениях" Берия. Самое страшное из них было такое: "По его инициативе была введена такая практика,
когда в решениях Совета Министров записывались пункты, обязывающие партийные организации выполнять те или иные поручения Совета Министров. Такие поручения, принимаемые помимо ЦК, ослабляют руководящую роль партии".{Л74}
Таким образом, Абакумова не приглашали на застолья к хозяйственникам Берия по той причине, что у Абакумова была своя компания "партейцев" из Ленинграда. И чтобы понравиться своей компании, он и испортил отношения с Берия. Судоплатов утверждает, что почти сразу после назначения Абакумова министром МГБ он предпринял меры, чтобы собрать компромат, достаточный для заведения уголовного дела на Берия. Авторитет Берия в органах ГБ упал до такой степени, что его личный телохранитель полковник Саркисов явился к Абакумову с предложением "стучать" на своего шефа{Л194}.
Как министр В.С. Абакумов, надо думать, обладал соответствующими знаниями и квалификацией, но не получив в детстве формального образования, он наверняка испытывал комплекс неполноценности, особенно в случаях, когда ему требовалось сталкиваться с "культурным" обществом. А сталкиваться с этим обществом ему, судя по всему, очень хотелось. Говорят, что развратнику на могильном камне выбивают эпитафию: "Покойник любил жизнь". Судя по всему, и Абакумов очень "любил жизнь" во всех ее проявлениях – и в семье, и вне семьи. Накануне ареста он как раз развелся с прежней женой и женился на новой, а следователи по его уголовному делу составили список его любовниц, отдельно вычленив евреек, что немудрено – "культурное" общество послевоенной Москвы во многом состояло из евреев. Ввиду этой своей тяги к жизни министр МГБ очень нуждался в "культурном" обществе и, естественно, боялся быть им отвергнутым. Мне хотелось бы, чтобы вы это отметили, иначе будет трудно понять стойкость Абакумова во время допросов.
Поскольку Абакумов ожидовлялся или по натуре уже был жидом, то у него, естественно, была и огромная тяга к барахлу в бессмысленном для человека количестве. Оставив имевшуюся у него 5-комнатную квартиру брошенной жене, он приказал оборудовать себе новую в 300 м2. МГБ на это потратило 800 тыс. руб. и выселило из отводимых под квартиру
Абакумова помещений 16 семей числом 48 человек. Уже в этой квартире при аресте у Абакумова изъяли 1260 м различных тканей, 23 пары часов (8 – золотых) и т.д., и т.п., включая уже упомянутые мною ранее 100 пар обуви, чемодан подтяжек, 65 пар запонок{Л70}.
Еще раз вернусь к теме бессмысленной алчности жидов. Вероятно, она, как хвост у павлина, предназначена пускать пыль в глаза другим жидам и вызывать у них по этому поводу восхищение. Наверняка Абакумов восхищался, когда 10 января 1948 г. докладывал Сталину результаты негласного обыска, сделанного МГБ на даче у маршала Жукова:
"В ночь с 8 на 9 января с. г. был произведен негласный обыск на даче Жукова, находящейся в поселке Рублево, под Москвой.
В результате обыска обнаружено, что две комнаты дачи превращены в склад, где хранится огромное количество различного рода товаров и ценностей.
Например:
шерстяных тканей, шелка, парчи, панбархата и других материалов – всего свыше 4000 метров;
мехов – собольих, обезьяньих, лисьих, котиковых, каракульчовых, каракулевых – всего 323 шкуры; шевро высшего качества – 35 кож;
дорогостоящих ковров и гобеленов больших размеров, вывезенных из Потсдамского и др. дворцов и домов Германии – всего 44 штуки, часть которых разложена и развешена по комнатам, а остальные лежат на складе.
Особенно обращает на себя внимание больших размеров ковер, разложенный в одной из комнат дачи;
ценных картин классической живописи больших размеров в художественных рамках – всего 55 штук, развешенных по комнатам дачи и частично хранящихся на складе;
дорогостоящих сервизов столовой и чайной посуды (фарфор с художественной отделкой, хрусталь) – 7 больших ящиков;
серебряных гарнитуров столовых и чайных приборов – 2 ящика;
аккордеонов с богатой художественной отделкой – 8 штук;
уникальных охотничьих ружей фирмы Голанд-Голанд и других – всего 20 штук.
Это имущество хранится в 51 сундуке и чемодане, а также лежит навалом.
Кроме того, во всех комнатах дачи, на окнах, этажерках, столиках и тумбочках расставлены в большом количестве бронзовые и фарфоровые вазы и статуэтки художественной работы, а также всякого рода безделушки иностранного происхождения.
Заслуживает внимания заявление работников, проводивших обыск, о том, что дача Жукова представляет собой, по существу, антикварный магазин или музей, обвешанный внутри различными дорогостоящими художественными картинами, причем их так много, что 4 картины висят даже на кухне. Дело дошло до того, что в спальне Жукова над кроватью висит огромная картина с изображением двух обнаженных женщин.
Есть настолько ценные картины, которые никак не подходят к квартире, а должны быть переданы в государственный фонд и находиться в музее.
Свыше двух десятков больших ковров покрывают полы почти всех комнат.
Вся обстановка, начиная от мебели, ковров, посуды, украшений и кончая занавесками на окнах – заграничная, главным образом немецкая. На даче буквально нет ни одной вещи советского происхождения, за исключением дорожек, лежащих при входе в дачу.
На даче нет ни одной советской книги, но зато в книжных шкафах стоит большое количество книг в прекрасных переплетах с золотым тиснением, исключительно на немецком языке"{Л186}.
Вот представляете, ни у кого из жидов в Москве нет столько книг в переплетах с золотым тиснением, а у Жукова есть!
Желая понравиться "культурному" обществу Москвы, Абакумов попадал к нему в зависимость. А у жидов свои законы, а не советские. Конкретно – в этом обществе нет худшей клички нежели "антисемит", "антисемитов" это общество отвергает. Абакумову волей-неволей пришлось лавировать между жидовскими законами и советскими. И он, в конце концов, долавировался.
Дальнейшие факты я беру из уже упомянутой книги К. Столярова "Палачи и жертвы"{Л70}, опуская его домыслы по отношению к ним.
Летом 1951 г. подполковник Рюмин, следователь МГБ, не вытерпел и написал заявление начальнику Абакумова – Маленкову. Рюмину не понравились "еврейские" странности Абакумова и в частности: вопреки закону протоколы допросов евреев, по указанию Абакумова, не велись, делались только заметки,
а потом полковник Шварцман, еврей по национальности, по этим заметкам писал протокол для отсылки в Политбюро на ознакомление. Причем преступные моменты в показаниях сглаживались.
Был арестован профессор Этингер, лечивший членов правительства, дело которого вел Рюмин, но Абакумов запретил разрабатывать его на предмет возможного терроризма. Это как понять? Более того, придя однажды на службу и требуя из внутренней тюрьмы Этингера к себе на допрос, Рюмин вдруг узнает, что по приказу Абакумова Этингер переведен в тюрьму в Лефортово, а там спешно умер.
И, наконец, МГБ получило данные о создании группкой еврейской молодежи антисоветской организации "СДР", постановившей убить Маленкова за антисемитизм. Но Абакумов запретил ее трогать!
Думаю, что любой, взглянув на эти факты, немедленно задастся вопросом – а что случилось? Этим вопросом задалось и Политбюро, в результате Абакумов 12 июля 1951 г. был арестован вместе со Шварцманом и рядом других работников МГБ, и прокуратура начала их расспрашивать по поводу этого странного поведения.
Абакумов, естественно, оправдывался, но его оправдания могут убедить только Столярова. От Шварцмана, фальсифицировавшего протоколы допросов, Абакумов отрекся, а тот немедленно "закосил" под сумасшедшего.
По поводу Этингера Абакумов отвечал так:
"Руководство 2-го управления доложило мне, что Этингер является враждебно настроенным. Я поручил подготовить записку в ЦК. В записке были изложены данные, которые убедительно доказывали, что Этингер – большая сволочь. Это было в первой половине 1950 г., месяца не помню. Но санкции на арест мы не получили... А после того как сверху спустили санкцию, я попросил доставить Этингера ко мне, так как знал, что он активный еврейский националист, резко антисоветски настроенный человек. "Говорите правду, не кривите душой", – предложил я Этингеру. На поставленные мною вопросы он сразу же ответил, что его арестовали напрасно, что евреев у нас притесняют. Когда я стал нажимать на него, Этингер сказал, что он честный человек, лечил ответственных людей. Назвал фамилию Селивановского, моего заместителя, а затем Щербакова. Тогда я заявил, что ему придется рассказать, как он залечил Щербакова.
Тут он стал обстоятельно доказывать, что Щербаков был очень больным, обреченным человеком...
В процессе допроса я понял, что ничего, совершенно ничего, связанного с террором, здесь нет. А дальше мне докладывали, что чего-то нового, заслуживающего внимания, Этингер не дает".
Однако к этому времени следователи прокуратуры выяснили, что Абакумов врет, поскольку заместитель начальника Следственной части по особо важным делам Лихачев на допросе в прокуратуре показал, что незадолго до перевода в Лефортово Этингер дал показания об умышленном неправильном лечении Щербакова, что и повлекло его перевод в Лефортово и спешную смерть.
Несколько более подробно о Щербакове.
Надо сказать, что в партийной иерархии после членов Политбюро и секретарей ЦК наиболее важными считались не должности первых секретарей республиканских компартий, а должности первого секретаря Московского горкома. Четыре года до 1938 г. эту должность занимал Хрущев, а затем его вдруг перевели исполняющим обязанности первого секретаря ЦК на Украину, а вместо него назначили очень молодого (37 лет) А.С. Щербакова. Это вызвало ненависть Хрущева к Щербакову и впоследствии Никита Сергеевич обильно хаял Александра Сергеевича, уверяя, что тот горький пьяница, характер у него "ядовитый, змеиный" и умер он, дескать, от пьянства. На самом деле пить Щербакову было недосуг, поскольку во время войны Сталин его нагрузил работой, как мало кого грузил. Если за всю войну Хрущев так и не понадобился в центральных органах власти, оставаясь членом военных советов фронтов, то Щербаков руководил не только Москвой, но и Московской областью, был заместителем Сталина в наркомате обороны, политическим комиссаром всей Красной Армии и руководителем органов военной пропаганды. Пьянствовать при такой загрузке да еще и работая рядом со Сталиным было немыслимо.
Щербаков не снискал любви "советской интеллигенции" вот по каким причинам. С началом войны лучшие представители всех национальностей СССР отказывались от "брони", т.е. от освобождения от призыва, и шли на фронт. Их должности немедленно заполняли еврейские жиды, о которых говорили, что они воюют на "ташкентском фронте". А у еврейских жидов есть свойство: обосновавшись где-либо,
они немедленно начинают тащить к себе соотечественников, давя и увольняя всех остальных. Сложилось положение, которое "интернационализмом" уже никак нельзя было назвать даже условно. Вот, к примеру, строки из справки 1942 г. Управления агитации и пропаганды, касающиеся положения в московской филармонии:
"…Всеми делами вершит делец, не имеющий никакого отношения к музыке, беспартийный Локшин – еврей, и группа его приближенных администраторов-евреев: Гинзбург, Векслер, Арканов и др. …В результате из штата филармонии были отчислены почти все русские: лауреаты международных конкурсов – Брюшков, Козолупова, Емельянова; талантливые исполнители и вокалисты – Сахаров, Королев, Выспрева, Ярославцев, Ельчанинова и др. В штате же филармонии остались почти все евреи: Фихтенгольц, Лиза Гилельс, Гольдштейн, Флиер, Эмиль Гилельс, Тамаркина, Зак, М. Гринберг, Ямпольский и др."{Л95}.
Такое положение было везде – в науке, образовании, кино, журналистике. Если в центральной прессе "интернационализм" еще так-сяк поддерживался за счет принятия евреями русских псевдонимов, то, скажем, в малоизвестной англоязычной "Moscow News" редакция состояла из 1 русского, 1 армянина и 23 евреев. Терпеть этот разгул еврейского расизма было немыслимо, это было бы оскорблением всех остальных народов СССР. И борьбу с еврейским расизмом возглавил А.С. Щербаков. Поэтому любить его еврейским жидам было не за что. К концу войны Щербаков начал жаловаться на боли в сердце, его положили в больницу, но 9 мая лечащие врачи вдруг отменили ему постельный режим, он поехал в Москву смотреть салют и на следующий день после Победы – 10 мая 1945 г. – умер.
Консультировал его лечение упомянутый профессор Этингер, еврей и, по словам Абакумова, "большая сволочь". Абакумов прекрасно знал, что до войны врачи – "большие сволочи" залечили Горького, Куйбышева и других примерно таким же способом – назначая неправильное лечение. Тогда в связи с чем Абакумов не давал следователю проверять версию о терроризме врачей против Щербакова?
По поводу террористической организации "СДР" Абакумов показал нечто настолько невразумительное, что Столяров прервал цитирование и пересказал показания Абакумова своими словами:
"Слуцкий, Гуревич и остальные члены группы "СДР", объяснил Абакумов, являлись учащимися 9-10 классов или же студентами-первокурсниками, им было по 15-17 лет, они в основном дети репрессированных, способные только на болтовню. Однажды кто-то кому-то сказал, что хорошо бы убить Маленкова, раз он такой ярый антисемит, вот и все. Серьезных террористических намерений у них не было и не могло быть".
Вот так – не может быть, потому что не может быть никогда! И этот ответ идет на фоне сионистских терактов во всем мире! И, между прочим, даже не работнику спецслужб известно, что терроризм – это удел молодых.
Сравним. В это же время, в которое получены данные о "СДР", Абакумов арестовывает группу советских генералов, героев войны, Героев Советского Союза, которые сидят на пенсии в свои еще молодые годы и от недовольства своим положением ведут между собой организационные переговоры о том, что хорошо бы Сталина заменить на Жукова. Ни о каком терроре никто из этих генералов и словом не обмолвился. Тем не менее Абакумов организовал следствие, нашел доказательства, и суд приговорил этих генералов, славян по национальности, к расстрелу.
Пример о еще более юных арестантах. Весной 1943 г. вскрывается подпольная организация фашистского толка среди детей кремлевских жителей. "Фюрером" ее был сын наркома авиапромышленности Шахурина, членами организации два сына члена Политбюро Микояна, сын генерал-майора Хмельницкого и т.д. Детки изучали "Майн Кампф", имели и оружие. Организация была открыта, когда "фюрер" от несчастной любви застрелил свою школьную пассию и застрелился сам. Было членам этой организации по 13-15 лет. Тем не менее все были арестованы (уголовная ответственность наступала в то время с 12 лет), полгода провели в тюрьме, а затем были сосланы в Сибирь и Среднюю Азию. Кроме В. Микояна, который отпросился к братьям на фронт (два старших сына Микояна были летчиками){Л195}.
Что же мы видим? Абакумов установил в МГБ порядки, при которых за преступление, за которое наказывают и русских, и армян, евреев даже не трогают! Это почему же?
Другой версии у следователя не было – Абакумов является либо центром, либо важным звеном какой-то сионистской подпольной организации, но не хочет признаться и выдать всех сообщников. Что это за организация, насколько она сильна
– все это было неясно. И Абакумову делают исключение – его начинают бить. В данном случае я в это верю, поэтому немного о пытках.
Если принимать за чистую монету все книги и мемуары о тех временах о НКВД, а потом о МГБ, то у некритичного читателя сложится впечатление, что тогда всех, кто попадал в эти органы, с самого порога начинали бить и мучить с одной-единственной целью – чтобы бедные жертвы оговорили себя в преступлениях, за которые полагается расстрел. И бедные жертвы все как один охотно оговаривали себя. (Под пытками, разумеется). Причем пытали невиновных следователи НКВД по личному приказу Сталина и Берия. Такая вот история страшного тоталитарного режима.
Правда, если присмотреться, то окажется, что сведения о пытках поступают из двух очень заинтересованных источников. Во-первых, от осужденных, которые не только оговорили себя (что морально еще как-то можно простить), но и других людей, которых из-за этого оговора тоже осудили. То есть, этим преступникам, из-за показаний которых погибли, возможно, и невиновные люди, ничего не остается делать, как утверждать, что показания они дали, не выдержав пыток.
Вот, к примеру, осенью 1941 г. НКВД вскрыло в Ленинграде среди тамошних ученых антисоветскую организацию "Комитет общественного спасения", под которым, сами понимаете, подразумевалась сдача Ленинграда немцам. Было осуждено 32 человека, из которых 5 расстреляно и 10 умерли в заключении, но те, по показаниям которых действовали следователи и осуждал трибунал, остались живы. В 1956 г. они, естественно, превратились в жертвы сталинизма, которых заставили якобы оклеветать товарищей силой. Профессор Страхович в 1956 г. сообщил на очной ставке со своим бывшим следователем: "Мне было подчеркнуто, что в зависимости от того, что названные лица занимаются антисоветской деятельностью, будет решена моя судьба, т.е. буду я жить или меня расстреляют. По требованию Альтшуллера и присутствующих при этом Кружкова и Подчасова я подписал заведомо ложное показание, оговорив ни в чем не виновных ученых, назвав около 20 фамилий"{Л252}. Так кто здесь больше виноват: следователь Альтшуллер или этот Страхович?
Что было особенно страшно для морали общества, так это то, что подобной реабилитацией мерзавцев в умы советского обывателя вдалбливалась законность жидовской морали: "Сдохни сегодня ты, чтобы я мог сдохнуть завтра".
Во-вторых, сведения о пытках поступают от продажных писак и историков, которые на воплях об этих пытках сделали (да и сегодня делают) себе карьеру и деньги.
Никто не задается вопросом – а была ли вообще необходимость пытать тогдашних подозреваемых? Ведь речь идет о жидах – о тех, у кого нет ни малейших общественных целей или идей, нет того, во имя чего стоит выдерживать пытки. Речь идет о тех, кто во имя своего минимального благополучия сам оклевещет любого. Разве Страховича пытали? Или, к примеру, даже К. Столяров утверждает, что Рюмин и пальцем не тронул некоего работника МГБ Маклярского, а лишь применил обычную у следователей формулу, что если подследственный не раскается, то пусть пеняет на себя. И как пишет Столяров: "После столь задушевной беседы Маклярский подписал фантастический по содержанию протокол допроса, оговорив своего давнишнего приятеля, писателя Льва Романовича Шейнина, который длительное время работал в органах прокуратуры, имел звание государственного советника юстиции 2-го класса и уже несколько месяцев содержался во Внутренней тюрьме на Лубянке как активный участник заговора еврейских буржуазных националистов".
Приятель тоже не молчал, ведь и у него были приятели. Столяров продолжает: "На предыдущих допросах многоопытный Шейнин держался расчетливо, в мелочах кое-где уступал следователям, признавал, например, участие в антисоветских разговорчиках с товарищами по перу, приводил националистические высказывания братьев Тур и Крона, перечисляя евреев, препятствовавших дальнейшему неуклонному подъему советской литературы и искусства, называл прозаика Василия Гроссмана и драматургов Финна и Прута, но наличие заговора и, главное, свою в нем ведущую роль отрицал с неизменной решительностью".
И заметьте, ведь никто не заявил о своей невиновности, как это сделал Абакумов. Всем было что рассказать следователю безо всяких пыток и особого давления. И безо всякой жалости к тем, на кого они давали свои показания.
Был некто Л.А. Самутин, во время войны он изменил Родине, служил у немцев, был выдан нам датчанами, получил 10 лет,
отсидел, после отсидки хорошо устроился, помогал Солженицыну, пока не разобрался в том, что тот пишет. В конце жизни написал, по сути, критику солженицынских писаний. Эти работы Самутина начали в 1989 г. печатать в "Военно-историческом журнале", но перестройщики очень быстро спохватились и полностью работа Самутина так и не увидела свет. "ВИЖ"{Л253} успел напечатать размышления Самутина об описании всяческих пыток в "Архипелаге ГУЛАГе" Солженицына. Причем Самутин пишет о своем личном опыте. Итак, датчане передали его в руки "Смерш".
"Мы все ждали, – пишет Самутин, – "пыточного следствия", не сомневались, что нас будут избивать не только следователи, но и специально обученные и натренированные дюжие молодцы с засученными рукавами. Но опять "не угадали": не было ни пыток, ни дюжих молодцов с волосатыми руками. Из пятерых моих товарищей по беде ни один не возвращался из кабинета следователя избитым и растерзанным, никого ни разу не втащили в камеру надзиратели в бессознательном состоянии, как ожидали мы, начитавшись за эти годы на страницах немецких пропагандистских материалов рассказов о следствии в советских тюрьмах.
Спустя четверть века, листая рукопись "Архипелага", я снова увижу описание "пыточного следствия", да еще в тех же самых словах и красках, которые помнятся мне еще с того, немецко-военного времени. Это картины, сошедшие почти в неизменном виде с гитлеровских газетных статей и страниц пропагандистских брошюр. Теперь они заняли десятки страниц "Архипелага", книги, которая претендует на исключительность, объективность и безупречность информации
Из-за водянистости, отсутствия строгой организации материала и умения автора затуманивать сознание читателя, играя на его чувствах, при первом чтении проскакивает как-то незамеченным одно очевидное несоответствие. Красочно и драматично рисуя картины "пыточного следствия" над другими, дошедшие до Солженицына в пересказах, он затем на доброй сотне страниц будет рассказывать не столько о самом себе в роли подследственного, сколько о том, в какой обстановке протекала жизнь в следственной тюрьме: как заключенные читали книги, играли в шахматы, вели исторические, философские и литературные диспуты. И как-то не сразу придет мне в голову несоответствие картин фантастических пыток с воспоминаниями самого автора о его благополучном пребывании в камере.
Итак, пыток перенести не привелось ни автору "Архипелага ГУЛАГ" Солженицыну, ни его соседям по тюрьме в Москве, ни мне с товарищами в подвале контрразведки 5-й ударной армии на территории Германии. И в то же время у меня нет оснований утверждать, что мое следствие шло гладко и без неприятностей. Уже первый допрос следователь начал с мата и угроз. Я отказался говорить в таком "ключе" и, несмотря на усилившийся крик, устоял. Меня отправили вниз, я был уверен – на избиение, но привели "домой", то есть в ту же камеру. Два дня не вызывали, потом вызвали снова, все началось на тех же нотах, и результат был тот же. Следователь позвонил по телефону, пришел майор, как потом оказалось, начальник отдела. Посмотрев на меня сухими, недобрыми глазами и выслушав претензии и жалобы следователя, он спросил: "Почему не даете старшему лейтенанту возможности работать? Почему отказываетесь давать показания? Ведь все равно мы знаем, кто вы такой, и все, что нам еще нужно, узнаем. Не от вас, так другими путями".
Я объяснил, что не отказываюсь от показаний и готов давать их, но протестую против оскорблений и угроз. Честно говоря, я ожидал, что майор бросит мне: "А чего еще ты, сволочь, заслуживаешь? Ждешь, что с тобой тут нянчиться будут?" Но он еще раз сухо взглянул на меня и сделал какой-то знак следователю. Тот ткнул рукой под стол – нажал кнопку вызова конвоира. Тут же открылась дверь, и меня увели.
Опять не вызывали несколько дней, а когда вызвали, привели в другой кабинет и меня встретил другой человек с капитанскими погонами. Предложил сесть на "позорную табуретку" – так мы называли привинченную табуретку у входа, на которую усаживают подследственного во время допроса, потом сказал:
– Я капитан Галицкий, ваш следователь, надеюсь, что мы с вами сработаемся. Это не только в моих, но и в ваших интересах.
И далее повел свое следствие в формах, вполне приемлемых. Я стал давать показания, тем более что с первого же дня нашего общения капитан усадил меня за отдельный столик, дал чистые листы бумаги и предложил писать так называемые "собственноручные показания". Лишь потом, когда показания он стал переводить на язык следственных протоколов, я понял, что этот человек "мягко стелет, да жестко спать". Галицкий умело поворачивал мои признания в сторону, нужную ему
и отягчавшую мое положение. Но делал это в форме, которая, тем не менее, не вызывала у меня чувства ущемленной справедливости, так как все-таки ведь я был действительно преступник, что уж там говорить. Но беседовал капитан со мной на человеческом языке, стараясь добираться только до фактической сути событий, не пытался давать фактам и действиям собственной эмоционально окрашенной оценки. Иногда, желая, очевидно, дать мне, да и себе тоже, возможность отдохнуть, Галицкий заводил и разговоры общего характера. Во время одного я спросил, почему не слышу от него никаких ругательных и оскорбительных оценок моего поведения во время войны, моей измены и службы у немцев. Он ответил:
– Это не входит в круг моих обязанностей. Мое дело – добыть от вас сведения фактического характера, максимально точные и подтвержденные. А как я сам отношусь ко всему вашему поведению – это мое личное дело, к следствию не касающееся. Конечно, вы понимаете, одобрять ваше поведение и восхищаться им у меня оснований нет, но, повторяю, это к следствию не относится...
Время пребывания в следственных подвалах растянулось на четыре месяца из-за продления следствия. Я боролся изо всех своих силенок, сопротивлялся усилиям следователей "намотать" мне как можно больше. Так как я скупо рассказывал о себе, а других материалов у следствия было мало, то следователи и старались, по обычаям того времени, приписать мне такие действия и навалить на меня такие грехи, которые я не совершал. В спорах и возне вокруг не подписываемых протоколов мне удалось скрыть целый год службы у немцев, вся моя "эпопея" у Гиля в его дружине осталась неизвестной. Не могу сказать, какое имело бы последствие в то время разоблачение еще и этого этапа моей "деятельности", изменило бы оно ход дела или все осталось бы в том же виде. Тут можно предполагать в равной степени и то и другое. Тем не менее, весь свой лагерный срок до Указа об амнистии в сентябре 1955 г. я прожил в постоянном, страхе, что этот мой обман вскроется и меня потащат к новой ответственности".
Как видите, НКВД не применяло пыток даже в делах совершенно определенных негодяев, но если эти негодяи в ходе следствия не выдавали и не сажали в тюрьму своих товарищей, как это сделал Солженицын, то у них впоследствии не было необходимости клеветать и утверждать, что их пытали.
Значит ли это, что в НКВД и МГБ не пытали подследственных ни при каких случаях и никогда? Нет, конечно, все зависело от обстоятельств. Представьте, что ваш полк окружен противником минными полями, вы берете пленного, а он, зная, проход в этих полях, молчит. Вы что же, будете смотреть на него, как на чудо морское, а полк пошлете на эти минные поля на гибель? В этом случае вы моральный урод и предатель.
Так было и в НКВД, и в МГБ. Если велика была угроза стране, а не следователям, от задержки в получении истины, то наверняка пытали, а если спешка не требовалась, то подследственных не трогали, как не тронули даже обнаглевшего Самутина.
А на дело Абакумова, видимо, смотрели всерьез. Ведь МГБ – это достаточно хорошо вооруженная организация, кроме того, защищенная законами и документами. Кто не подчинится человеку, предъявившему удостоверение сотрудника МГБ? Поэтому вскрыть заговор в МГБ требовалось как можно быстрее.
И, судя по всему, Абакумова начали бить. Тот же Столяров привел ряд документов об этом и, судя по всему, не фальшивых. Но что интересно – документы, подтверждающие, что Абакумова и арестованных с ним работников МГБ на допросах били, подтверждают и обратное – что других арестованных били чрезвычайно редко. Поскольку, во-первых, бить Абакумова начали только после указания Политбюро. Во-вторых, организация этого битья потребовала от МГБ определенных усилий, т.е. для МГБ это была необычная работа. Столяров по этому поводу пишет:
"А вот не менее компетентное свидетельство бывшего начальника Внутренней тюрьмы МГБ подполковника Миронова (протокол допроса от 4 декабря 1953 г.):
"...меня вызвал заместитель министра полковник Рюмин и предложил подобрать двух надежных и физически сильных сотрудников... для выполнения важных оперативных заданий. На другой день я вместе с отобранными сотрудниками Кунишниковым и Беловым зашел к Рюмину, который разъяснил, что важное оперативное задание состоит в том, что мы, по указанию его, Рюмина, будем применять меры физического воздействия к арестованным. За это он пообещал в будущем предоставлять нам путевки в дом отдыха, денежное пособие и присвоить внеочередные воинские звания. В нашем присутствии
Рюмин вызвал одного из сотрудников Следчасти по особо важным делам и предложил собрать и передать нам резиновые палки, что и было выполнено... В Лефортовской тюрьме мы разместились в кабинете No. 29 и по указанию Рюмина подвергли избиению арестованных Абакумова, Бровермана, Шварцмана, Белкина и других..."
Простите, но если сосчитать всех, кто плачет, что он признался и оклеветал других только потому, что его били в МГБ, и это количество разделить на штат Лефортовской тюрьмы, то мы получим количество внеочередных воинских званий, которые в этой тюрьме полагались бы каждому вертухаю. Боюсь, что у них были бы такие звания, что генералиссимус Сталин вынужден был бы им честь отдавать первым.
То есть вопреки воплям "невинных жертв сталинизма", били в МГБ чрезвычайно редко, поскольку, как видим из дела Абакумова, это для самих сотрудников МГБ было из ряда вон выходящим событием, за которое полагались и внеочередные воинские звания, и путевки на курорт.
Абакумова, судя по всему, били и истязали больше года, пытки прекратили врачи, предупредив, что Абакумов умрет. И тем не менее Абакумов не признался ни в чем, ни в малейшей мере! Это еще одно разоблачение фальшивок о том, что "невинные жертвы сталинских репрессий" якобы оговаривали себя под пытками. Если человеку не в чем было себя оговаривать, то он ни себя, ни других не оговаривал и под пытками. А если было, то он это делал и без пыток, как это сделали члены ЕАК.
За это к Абакумову относятся с большим уважением те, кто мог бы пострадать, будь Абакумов трусливее{Л190}. Но я не склонен равнять его с Зоей Космодемьянской. Думаю, что тут дело совершенно в другом, а именно – в непонимании того, что происходит, ни прокуратурой, ни самим Абакумовым.
Прокуратура не могла понять, почему он, безжалостно организовавший ликвидацию украинских националистов, не трогал еврейских? А Абакумов, уже вжившийся в "культурное" общество, где "антисемитизм" является большим преступлением, чем измена Родине, не мог понять, чего от него требуют следователи? Ну не тронул он еврейских мальчиков, ну запретил допрашивать врача-еврея, пусть и дурака,
но явно невиновного (раз он еврей). Ну и что? Разве можно быть антисемитом? Думаю, что Абакумов, сам того не подозревая, был агентом влияния сионистов и еврейских жидов в МГБ. Он, сам этого не понимая, лоббировал их интересы там.
Я не верю ни в какое его сознательное действие ни в пользу сионистов, ни в пользу Израиля. Он занимал такой пост и в такой стране, что подобного поста ни сионисты, ни Израиль и близко не могли ему даже пообещать. В связи с чем он должен был предать Родину в пользу Израиля? В его преступлении нет ни малейших мотивов. Это полностью переродившийся жид, который и сам этого не сознавал.
Вот посмотрите на "перестройку" в своем конце – 1989-1991 гг. Откуда в стране, где не был снят ни один фильм, не издана ни одна книга хотя бы с одним словом против Родины, в стране, которая гордилась патриотизмом своих граждан, вдруг в одночасье повылезали десятки тысяч уродов с воплями "патриотизм – это прибежище идиотов" и "жить нужно в той стране, где лучше"? Ведь на самом деле переубедить человека очень трудно. Значит, эти люди уже были в СССР, их были уже миллионы – несколько поколений уродов. Всю жизнь эти животные говорили одно, а думали совершенно другое. При этом все эти выродки совершенно спокойно считали себя коммунистами и верными сынами великой Родины. Сегодня в том же ФСБ уже коммунистов преследуют все те же уроды, которые до перестройки преследовали "диссидентов". Этим полковникам в глаза говорят, что они подлецы, что они не имеют права называться офицерами, а эти подонки, как и Абакумов, искренне не понимают – о чем это? В чем их обвиняют?
Но это, конечно, крайний случай маразма. А в деле Абакумова мы видим только непонимание должностным лицом того, кому же на самом деле он служит.
Приведу еще один пример. Вот Голда Меир вспоминает, что через несколько недель после того, как она организовала две мощные антисоветские демонстрации в Москве, и за две недели до того, как был упразднен Еврейский антифашистский комитет, она была на приеме у министра иностранных дел СССР В.М. Молотова. Она пишет:
"…и я вспомнила тот прием и военный парад на Красной площади, который мы смотрели накануне. Как я позавидовала русским – ведь даже крошечная часть того оружия, что они показали, была нам не по средствам. И Молотов, словно прочитав
мои мысли, поднял свой стаканчик с водкой и сказал мне: "Не думайте, что мы все это получили сразу. Придет время, когда и у вас будут такие штуки. Все будет в порядке"{Л251}.
У меня вопрос. Если правительство СССР приняло решение оказать помощь оружием и боевой техникой Израилю, то почему Молотов не сообщил об этом послу Израиля определенно? Значит, решения такого еще не было. Но тогда как он посмел пообещать ей "такие штуки"? Кто-то может подумать, что Молотов был таким человеком – болтливым и легкомысленным. Тогда прочтите, что о нем написал наш союзник по тяжелейшей войне У. Черчилль:
"Человек, которого Сталин тогда выдвинул на трибуну советской внешней политики, заслуживает описания, которым в то время не располагали английское и французское правительства. Вячеслав Молотов – человек выдающихся способностей и хладнокровно беспощадный.
Его черные усы и проницательные глаза, плоское лицо, словесная ловкость и невозмутимость хорошо отражали его достоинства и искусство. Он стоял выше всех среди людей, пригодных быть агентами и орудием политики машины, действие которой невозможно было предсказать. Я встречался с ним только на равной ноге, в переговорах, где порой мелькала тень юмора, или на банкетах, где он любезно предлагал многочисленные формальные и бессодержательные тосты. Я никогда не видел человеческого существа, которое больше подходило бы под современное представление об автомате. И все же при этом он был, очевидно, разумным и тщательно отшлифованным дипломатом. Как он относился к людям, стоявшим ниже его, сказать не могу. То, как он вел себя по отношению к японскому послу в течение тех лет, когда в результате Тегеранской конференции Сталин обещал атаковать Японию после разгрома германской армии, можно представить себе по записям их бесед. Одно за другим щекотливые, зондирующие и затруднительные свидания проводились с полным хладнокровием, с непроницаемой скрытностью и вежливой официальной корректностью. Завеса не приоткрывалась ни на мгновение. Ни разу не было ни одной ненужной резкой ноты. Его улыбка, дышавшая сибирским холодом, его тщательно взвешенные и часто мудрые слова, его любезные манеры делали из него идеального выразителя советской политики в мировой ситуации, грозившей смертельной опасностью.
Переписка с ним по спорным вопросам всегда была бесполезной, и если в ней упорствовали, она заканчивалась ложью и оскорблениями. Лишь однажды я как будто добился от него естественной, человеческой реакции. Это было весной 1942 года, когда он остановился в Англии на обратном пути из Соединенных Штатов, мы подписали англо-советский договор, и ему предстоял опасный перелет на родину. У садовой калитки на Даунинг-стрит, которой мы пользовались в целях сохранения тайны, я крепко пожал ему руку, и мы взглянули друг другу в глаза. Внезапно он показался мне глубоко тронутым. Под маской стал виден человек. Он ответил мне таким же крепким пожатием. Мы молча сжимали друг другу руки. Однако тогда мы были прочно объединены, и речь шла о том, чтобы выжить или погибнуть вместе. Вся его жизнь прошла среди гибельных опасностей, которые либо угрожали ему самому, либо навлекались им на других. Нет сомнений, что в Молотове советская машина нашла способного и во многих отношениях типичного представителя – всегда верного члена партии и последователя коммунизма. Дожив до старости, я радуюсь, что мне не пришлось пережить того напряжения, какому он подвергался – я предпочел бы вовсе не родиться. Что же касается руководства внешней политикой, то Сюлли, Талейран и Меттерних с радостью примут его в свою компанию, если только есть такой загробный мир, куда большевики разрешают себе доступ"{Л124}.
И вот этот человек (единственный, кстати, не глава правительства, который в 6-ти томах "Истории Второй мировой войны" У. Черчилля удостоился столь длинного описания), который и с Черчиллем говорил на равных, вдруг "не с бухты-барахты" обещает Израилю казенное имущество. Не потому ли, что Голда Меир предварительно восхищалась другим:
"После того, как я пожала руку Молотову, ко мне подошла его жена Полина. "Я так рада, что вижу вас наконец!" – сказала она с неподдельной теплотой, даже с волнением. И прибавила: "Я ведь говорю на идиш, знаете?"
– Вы еврейка? – спросила я с некоторым удивлением.
– Да! – ответила она на идиш. – Их бин а идише тохтер (я дочь еврейского народа).
Мы беседовали довольно долго. Она знала, что произошло в синагоге, и сказала, как хорошо было, что мы туда пошли. "Евреи так хотели вас увидеть", – сказал она. Потом мы коснулись
вопроса о Негеве, обсуждавшегося тогда в Объединенных Нациях. Я заметила, что не могу отдать его, потому что там живет моя дочь, и добавила, что Сарра находится со мной в Москве. "Я должна с ней познакомиться", – сказала госпожа Молотова. Тогда я представила ей Сарру и Яэль Намир; она стала говорить с ними об Израиле и задала Сарре множество вопросов о киббуцах – кто там живет, как они управляются. Она говорила с ними на идиш и пришла в восторг, когда Сарра ответила ей на том же языке. Когда Сарра объяснила, что в Ревивим все общее и что частной собственности нет, госпожа Молотова заметно смутилась. "Это неправильно, – сказала она.– Люди не любят делиться всем. Даже Сталин против этого. Вам следовало бы ознакомиться с тем, что он об этом думает и пишет". Прежде чем вернуться к другим гостям, она обняла Сарру и сказала со слезами на глазах: "Всего вам хорошего. Если у вас все будет хорошо, все будет хорошо у всех евреев в мире"{Л251}.
Последняя фраза жены министра иностранных дел СССР звучит как-то странно – это в связи с чем евреям СССР будет хорошо, если хорошо будет Израилю? Так не потому ли Молотов, который был столь жестким к союзникам-британцам, стал вдруг таким мягким к Израилю, который для СССР "был никто и звать никак"?
Думаю, что если бы я сказал Молотову, что он агент влияния и лоббирует интересы Израиля, то тот бы страшно возмутился. Но ведь подумайте, разве мог он на Политбюро действительно беспристрастно голосовать по вопросам Израиля, если уже сам пообещал послу оказать Израилю помощь? А его жене-еврейке только тогда будет хорошо, когда не СССР, а Израилю будет хорошо...
Так что уж если сам Молотов на евреях "поплыл", то чего же мы хотим от Абакумова?
Исследуя дело Абакумова, приходишь к мысли, что он почему-то был глубоко уверен, что его в конце-концов освободят потому, что он знает о чем-то таком, что кто-то авторитетный на воле обязательно должен принять меры к его освобождению. Он писал много заявлений с жалобами, с уверениями в верности, но в тоне его писем чувствовалась какая-то уверенность: есть признание ошибок, но нет и намека на раскаяние. И на суде он также держал себя уверенно.
Кстати о суде. В отличие от сталинских судов, суд над Абакумовым был уже полностью подлым хрущевским судилищем с непременными подлецами судьями и с подонком прокурором (правда, персонально пока все еще с теми же самыми подонками).
Судили Абакумова в 1954 г. совершенно издевательски. Ведь он был врагом Берия. Берия, став в марте 1953 г. министром объединенного МВД-МГБ, освободил кое-кого из арестованных по делу Абакумова, но об освобождении самого Абакумова и речи не шло. Тем не менее на суде прокурор Руденко обвинял его как "члена банды Берия". Арестовали Абакумова, по сути, за невозбуждение дел против евреев, а осудили за их возбуждение. Судил его судья Зейдин, если вы помните, то это единственный судья, которому доверили стряпать дело на Берия.
Суд над Абакумовым и его подельниками был в Ленинграде и считался открытым, но протокол этого "открытого" суда имеет гриф "совершенно секретно". Абакумов отмел все обвинения, виновным себя ни в чем не признал, потребовал привлечения к делу оправдывающих его документов. В последнем слове сказал: "Меня оклеветали, оговорили. Я честный человек... Я доказал свою преданность партии и Центральному комитету..." Это, конечно, не помогло. Говорят, что перед выстрелом он успел крикнуть: "Я все, все напишу в Политбюро..."{Л70} И эти слова свидетельствуют о том, что сам расстрел для него был внезапным, хотя его объявили в приговоре.
Тут дело в том, что после суда Абакумову должны были дать 10 дней на написание прошения о помиловании, но ему сделали исключение – убили через час после вынесения приговора в присутствии, разумеется, Руденко.
Складывается впечатление, что Абакумов был уверен, что кто-то учтет, что на следствии и суде он молчал и примет меры к его освобождению. И надежды его, надо сказать, были не без оснований.
Я упоминал о том, что вместе с Абакумовым был арестован Лев Шейнин, который незадолго до ареста занимал очень высокий пост в Генеральной прокуратуре СССР. Сидевший с ним в одной камере полковник МГБ Чернов вспоминал:
"От него я и узнал, что Берию посадили. Шейнину, понятно, этого не сказали, но Лева башковитый – по характеру
записей в протоколе допроса сам обо всем догадался и тут же написал письмо Хрущеву, они друг с дружкой давно знакомы. Главное, был случай, когда Лева ему добро сделал: входил в комиссию, которая по заданию Политбюро что-то проверяла на Украине, и составил справку в пользу Хрущева. И Руденко ходил у него в дружках, тоже, видно, замолвил словечко – в общем, Леву вскоре выпустили"{Л70}.
Вот, видимо, и Абакумов надеялся на что-то в этом роде. Но знал он, судя по итогу, что-то такое, что те, кто мог его спасти, предпочли, чтобы он не только замолчал навсегда, но и перед расстрелом не успел ничего ни сказать, ни написать.
Кстати, Столярова с Катусевым это тоже заинтересовало, и Столяров посвятил целую главу гипотезам о том, почему Абакумова так быстро спровадили на тот свет. Но ничего вразумительного придумать не смог, кроме "противозаконные действия Хрущева – тропа не торная, она еще ждет своего исследователя".
Так почему бы нам не пройтись по этой тропе?
{Л52}Уголовный Кодекс РСФСР (редакции 1926 г.). М., Госюриздат, 1953.
{Л58}Б.Г. Меньшагин. Воспоминания. Paris "YMCA-PRECC", 1998.
{Л70}К. Столяров. Палачи и жертвы. М., "Олма-пресс", 1997.
{Л74}Лаврентий Берия 1953. Сборник документов. М., Международный фонд "Демократия", 1999.
{Л95}Г.В. Костырченко. Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм. М., "Международные отношения", 2001.
{Л124}У. Черчилль. Вторая мировая война. Т. 1-2, М., Воениздат, 1991.
{Л186}"Военные архивы России" 1993, No. 1.
{Л190}П. Судоплатов. Разведка и Кремль. М., "Гея", 1997.
{Л194}"Коммерсант-Власть" 2000, No. 22, с. 44-47.
{Л195}Н. Зенькович. Тайны уходящего века-3. М., "Олма-пресс", 1999.
{Л197}"Литературная газета" 1989, No. 11, с. 13.
{Л199}"Вопросы истории" 2000, No. 7, с. 32-55.
{Л211}"Кубань" 1997, No. 1, 87-97.
{Л213}В. Лакер. История сионизма. М., "Крон-пресс", 2000.
{Л236}"Новая и новейшая история" 2000, No. 3, с. 182-205.
{Л237}Д.В. Колесов. И.В. Сталин: загадки личности. Кн. 4, "Московский психолого-социальный институт Флинта", 2000.
{Л238}Ю.И. Мухин. Путешествие из демократии в дерьмократию и дорога обратно. М., "Гарт", 1993.
{Л239}Б.Н. Ельцин. Исповедь на заданную тему. Вильнюс, Балтикон, 1990.
{Л240}Н.В. Полибин. Записки советского адвоката (20-е – 30-е годы). Paris, YMCA-press, 1988.
{Л241}А. Коржаков. Борис Ельцин от рассвета до заката. М., Интербук, 1997.
{Л243}Ю. Борев. Сталиниада. М., "Советский писатель", 1990.
{Л244}И.В. Сталин. Сочинения. Т. 11, Госполитиздат, 1949.
{Л245}Ю. Граф. Миф о холокосте. М., "Витязь", 2000.
{Л246}"Военно-исторический журнал" 1993, No. 4, с. 13-21.
{Л247}"Коммерсант-власть" 28.03.2000, с. 50-53.
{Л248}МСЭ. Т. 1, 1937, с. 920.
{Л249}"Источник" 1997, No. 6, с. 94.
{Л250}"Известия ЦК КПСС" 1989, No. 12, с. 35-40.
{Л251}Г. Меир. Моя жизнь. М., "Горизонт", 1993.
{Л252}"Источник" 1996, No. 6, с. 72-78.
{Л253}"Военно-исторический журнал" 1990, No. 11, с. 67-77.