Часть 4
РЕПРЕССИИ И СОВРЕМЕННОСТЬ

Глава 28
Культ личности Сталина; болезнь или объективная особенность общества?

Не имеет смысла отрицать культ личности Сталина. Он объективно существовал, с его разрушения начинаются процессы, рассматриваемые в этой книге. Причины его возникновения — отдельный очень важный вопрос.

Ответственность за формирование культа личности традиционно возлагается на советскую пропаганду. Состояние общества того периода определяют как некое затмение, сбой рациональности, говорят, что люди были оболванены.

Хрущевскую программу «оттепели» принято рассматривать как прозрение. При этом та иррациональная любовь, которую по сей день испытывают к Н.С. Хрущеву представители поколения шестидесятников, исключается из анализа. А зря, явление чрезвычайно интересно, его исследование на многое пролило бы свет. Первому секретарю готовы простить и карательную психиатрию, и гонения на Солженицына, и своеобразные отзывы о творчестве абстракционистов. Знаменитые факты биографии Хрущева, такие, как поведение на сессии ООН и обещания показать всему миру «кузькину мать», воспринимаются как забавные чудачества. Хотя вряд ли подобное поведение другого политика вызвало бы умиление у любого здравомыслящего человека.

Пора задуматься над природой этого явления, ведь безграничная, на десятилетия, любовь совмещена с некритическим восприятием поступков, вызывающих у той же аудитории резкое отторжение во всех иных случаях. Если население было оболванено при Сталине, что произошло с ним в хрущевскую эпоху? В результате какого воздействия у интеллектуальной элиты общества оказались заблокированы самые элементарные оценочные категории?

К хрестоматийным следовало бы отнести культ личности Брежнева, который без особых внешних свершений формировался в значительной мере именно пропагандой. Показательными являются недолговечность и дискретность эффекта, что позволяет усомниться в роли пропаганды как базиса этого явления.

На сломе советской государственности, казалось бы, обрывается череда формирующихся культов, но при желании их элементы можно видеть в том противоречивом отношении к М.С. Горбачеву, которое существует и сегодня. Ярлык «предатель» не клеят на наемного менеджера, это совершенно иной тип отношений.

Можно вспомнить и ту иррациональную любовь, вплоть до обожания, которая вспыхнула в обществе к Б.Н. Ельцину в конце 80-х — начале 90-х годов прошлого века.

Наконец, уже в условиях современной России, без особых, казалось бы, на то оснований, снизу начал формироваться культ В.В. Путина — отчасти как противоположности Ельцина, — чему официальная пропаганда не столько способствовала, сколько не препятствовала. Впоследствии мы наблюдали и более интересный феномен бархатной «передачи» части культовости как партии, так и президенту Медведеву.

Не исключено, что аналогичный метод мог быть применен и в 1953 году — с куда меньшими последствиями для государства. Что, однако, не было сделано в силу ряда как объективных, так и субъективных причин, о которых скажем позже.

Линию «череды культов» можно провести и в прошлое. В одной из глав мы констатировали явное существование основополагающего для советской идеологии образа В.И. Ленина. Но разве не те же чрезвычайно схожие явления мы видим в монархизме? Разве социально-экономические или классовые интересы были причиной Смутного времени, а не чехарда с престолонаследием? И разве не она имела такое влияние на умы, что чуть было не уничтожила государство?

Это удивительное свойство нашей страны — во всех ее ипостасях, будь то Российская империя, коммунистический Союз или нынешняя Российская Федерация, — приводит либеральных мыслителей в исступление. В сердцах наиболее дальновидные называют страну «тысячелетней рабой», остальные призывают искоренять рабское мышление, доставшееся от «совка».

Упоминание «совка» в этом контексте не должно удивлять, оно лишь демонстрируют идеологическую ловушку, в которую успешно загнали себя наши либералы. При Б.Н. Ельцине, на волне отрицания всего советского, предпринимались совершенно неразумные попытки позиционировать современную РФ как наследницу России царской. Естественно, в таких обстоятельствах никак нельзя было искать негативные проявления в истории до 1917 года. Все «зло» могло появиться лишь в СССР.

Но и марксистское учение не остается в стороне, напомним, что Н.С. Хрущев с многочисленными цитатами из Маркса и Энгельса доказывал порочность единоличного правления Сталина, его осуждение культа личности не вызвало у членов компартии отторжения, напротив, культ был однозначно признан преступным явлением.

Что же происходит со страной, если как минимум серьезный этап ее развития, а как максимум вся история были пронизаны некими культами? При том, что начиная с 1956 года эти явления спорадически осуждаются, а сегодня в политике и вовсе отрицаются — рассматриваются как проявления глубокого прошлого? В рассмотрении этого вопроса не обойтись без пусть и поверхностного, но анализа главных мировоззренческих концепций, через которые мы воспринимаем политическую реальность, и тех типов общества, которые они описывают.

происходивших процессов, она не имеет для этого подходящей теории и понятийного аппарата. То, как воспользовались образом В.В. Путина на выборах 2007—2008 годов, заставляет подозревать, что путь нащупывали в значительной мере интуитивно.

Марксизм и либерализм, служащие для подавляющей части общества главными понятийными аппаратами, в интересующем нас вопросе являются близнецами-братьями, равно отрицающими культ личности как явление архаичное и даже преступное. Это закономерно, так как марксизм во многом наследует либерализму, развивая через критику учение либеральных экономистов прошлых лет. Да, марксизм дает новые альтернативы, но первоосновой его служит тем не менее либеральная мысль.

Она проникнута экономическим детерминизмом, который наследует и марксизм. Общественные и политические процессы теории рассматривают, в первую очередь, через призму столкновения экономических интересов. Знаменитая фраза В.И. Ленина «Политика — это концентрированное выражение экономики» является ярким примером. О сходстве методологий свидетельствует знакомая каждому россиянину по газетным публикациям и телепередачам идея построения у нас в стране «гражданского общества». Та же концепция может быть выражена через марксизм как построение классового общества, в котором буржуазия (средний класс, класс собственников) из «класса в себе» превращается в «класс для себя» и берет в свои руки управление общественными процессами — вступает в классовую борьбу для отстаивания своих интересов.

Аналогично описан смысл пролетарской революции: на фоне все усиливающейся деятельности буржуазии пролетариат также обретает классовое сознание и вступает в классовую борьбу. Марксисты-меньшевики в этой связи блокировались с либералами Временного правительства — ведь следовало для начала построить в России класс буржуазии, «гражданское общество». Это большевики «прыгнули через формацию», начав строить социализм без стадии построения и развития капитализма.

Концепция классового (или гражданского) общества, развитие которого обусловлено экономическим детерминизмом, описывает тип так называемого современного общества. Не потому, что оно действительно современнее иных, само такое ранжирование типов общественных отношений задают рассматриваемые нами теории. В итоге, с одной стороны, мы имеем определение через самого себя, с другой — было бы странным, если бы теория называла описываемые отношения отсталыми или архаичными.

Так называют предшествующие отношения общества традиционного (или доиндустриального, примитивного). Либерализм и марксизм вышли из европейских буржуазных революций, которые «расчистили» капитализму дорогу через слом отношений «монарх — подданный» или — шире — всех отношений традиционного типа. Эти отношения отличаются солидарностью, иерархичностью и вне- экономичностью, что является непреодолимым барьером для развития капитализма — всеобщего «равенства возможностей» или равенства всех членов общества перед «невидимой рукой рынка».

В идеале современное общество строится на принципах индивидуализма: каждый человек окружен «сферой свободы», свобода каждого заканчивается там, где начинается свобода другого. Человек, таким образом, атомизиру- ется, из члена общества он превращается в изолированного индивида, вступающего с окружающими в деловые взаимодействия в рамках своих интересов. Модель общественных отношений повторяет модель взаимоотношений рыночных.

Иерархия или равенство традиционного общества, его солидарные отношения считаются в этой связи преступными, если хотите, контрреволюционными. Они вмешиваются в рыночный механизм нерыночными методами, тормозя или делая невозможным его развитие.

Сегодняшние заклинания экономистов о недопустимости воздействия на экономику административными рычагами вытекают из тех же представлений. Один из элементов человеческой жизни, и не самый главный (в реальности далеко не все отношения строятся на принципах купли-продажи), возведен в роль главной движущей силы.

Существует глубоко проработанная концепция управления, которая рассматривает всю западную политику как частный случай рыночных отношений. И если читатель задумается над сутью парламентской демократии в ее сегодняшнем западном понимании, он наверняка найдет тому подтверждения.

Спонтанно возникающие отношения вроде культов личности не подвержены анализу через рассматриваемые нами теории. Их понятийный аппарат не способен дать понимания сути явления, так как сам этот аппарат зародился в капиталистической среде уже после слома отношений традиционного общества, он описывает капиталистические отношения и в других случаях мало применим. Вместе с тем теория «помнит» свои истоки и способна квалифицировать такие явления как порочные, неестественные и преступные. То есть как контрреволюционные в контексте буржуазных революций и последовавшей перестройки европейского общества.

Важной для нашей темы чертой марксизма и либерализма является их евроцентризм. Взаимодействия, которые они описывают, в действительности свойственны преимущественно странам Европы. Эти государства прошли особый путь цивилизационного развития, он без преувеличения уникален и по ряду причин его вряд ли удастся повторить кому-либо еще на планете. Однако доктрины игнорируют этот факт, постулируя их глобальную, всемирную применимость, устанавливают законы человеческого развития в целом.

При критическом рассмотрении ясно, что спектр применения как либерализма, так и марксизма достаточно узок. Но разве является для нас сегодня новостью их глобальное использование, например деление стран на отсталые (еще не пошедшие окончательно по капиталистическому пути) и прогрессивные (та же Европа и США). Последняя группа стран четко застолбила за собой право называться «мировым сообществом» и пользоваться сопутствующим авторитетом, несмотря на свое явное меньшинство в мире. Здесь, конечно, помогают технологическое развитие и военная мощь.

Для нас же в этом вопросе важен тот факт, что благодаря евроцентризму либерализма и марксизма у нас возникает ощущение оторванности нашей страны, с ее непонятными общественными процессами, от «мирового сообщества». Более того, видимость порочности нашего общего развития: все не как у людей, у «всего мира».

Нам это припомнили во время перестройки и демократизации 90-х.

* * *

Противоположностью современного типа общества является общество традиционное или доиндустриальное. К сожалению, приходится пользоваться терминами социологии, которая использует понятийный аппарат марксизма или либерализма. «Современный», «традиционный», «доиндустриальный» — здесь только термины, не несущие специфической смысловой нагрузки. Общество Японии многие склонны характеризовать как традиционное, при развитой индустрии и внешне совершенно капиталистических отношениях.

История традиционного общества значительно шире капиталистического. Окончательное формирование капиталистических отношений произошло чуть более 200 лет назад в ходе «Промышленного переворота» в Великобритании второй половины XVIII века. С исторической точки зрения это совсем молодая формация. За традиционным обществом вся история человечества, оно не сдает свои позиции и сегодня.

Отношения традиционного общества представляют собой полную противоположность либерализму современного. Для него характерно сакральное представление об окружающем и о человеке, причем личность воспринимается неотделимой частью общества по принципу «частица каждого во мне и частица меня в каждом». Отсюда рождаются многочисленные связи дружбы, любви, заботы, принуждения, регулирующие общественные взаимодействия. Экономическая составляющая является одним из многих элементов. При этом велика роль служения, чувства долга, которые воспринимаются через призму естественной обязанности каждого перед большим обществом. Часто такие отношения и восприятие реальности, в силу их естественной схожести с религиозными воззрениями, называют «религиозным чувством».

Православный философ B.C. Соловьев пишет в этой связи в работе «Оправдание добра, нравственная философия» [1]: «Нельзя по существу противопоставлять личность и общество, нельзя спрашивать, что из этих двух есть цель и что только средство. Такой вопрос предполагал бы реальное существование единичной личности как уединенного и замкнутого круга, тогда как на самом деле каждое единичное лицо есть только средоточие бесконечного множества взаимоотношений с другим и другими, и отделять его от этих отношений — значит отнимать у него всякое действительное содержание жизни, превращать личность в пустую возможность существования. Представлять личное средоточие своего бытия как действительно отделенное от своей и общей жизненной сферы, связывающей его с другими центрами, есть не более как болезненная иллюзия самосознания».

Общественные отношения в традиционном обществе переплетены с личными и составляют единое целое, при этом интересы общества воспринимаются как большая ценность, чем интересы конкретного человека. В сравнении с либеральной доктриной, постулирующей защиту прав индивида, такой подход кажется чудовищным, однако он вытекает из всего хода человеческой истории: принято говорить, что человека формирует окружение, человек — существо социальное. Без окружающего общества он немыслим, быстрая деградация многочисленных робинзонов тому подтверждением. Вывод о том, что общество первично, основан на тысячелетнем опыте человеческого общежития.

Русская культура пронизана глубоким пониманием этих отношений: «Вместе мы сила», «Один в поле не воин». Сказки и предания, воспитывающие народ из поколения в поколение, воспевают коллективизм, вспомните хоть «Репку», хоть не менее известное сказание о старике, который призвал сыновей и на примере палочек из веника показал им силу единства и слабость индивидуализма.

Метафорой общественной жизни традиционного общества является коллектив, в более широком толковании — семья. Из типа связей вытекает политическое устройство и государственная структура. Если капитализм формирует «рыночную политику», то в традиционном обществе возникает схема, повторяющая семейные отношения. Иерархия выстраивается по принципу отношений отца и детей. Такое государство принято называть патерналистским, от pater (лат.) — отец.

Исследователи и политики, которые рассматривают историю России в отрыве от либеральной или марксистской теории, признают: как в Российской империи, так и в коммунистическом СССР общество являлось традиционным, а государственные отношения были патерналистскими.

С. Митрохин, сейчас лидер партии «Яблоко», а тогда депутат Госдумы, писал еще в 1999 году:

«На протяжении многих столетий в Российской империи господствовал сакрально-патерналистский тип общественного договора, который, с одной стороны, приписывал власти божественное происхождение («Вся власть от бога», «помазанник божий»), а с другой — наделял ее чертами и полномочиями патриархального главы семейства («царь-батюшка»).

Нельзя сказать, что после 1917 года структура этого договора претерпела слишком уж радикальную ломку. Место бога заступили коммунистические верования, включавшие в себя культ живых и «вечно живых» вождей, но природа власти, выводившей свою легитимность из этого, в сущности, религиозного комплекса, все равно осталась сакральной. Патерналистская составляющая старой парадигмы взаимоотношений общества и власти также, по существу, не изменилась. Черты патриархального господства были воспроизведены не только в облике «отца народов», но и в эпитетах, описывающих КПСС как коллективного носителя лучших качеств (могущество, честность, ум и т.п.), обычно приписываемых детьми именно отцам» [2].

Отмечает С. Митрохин и общую патерналистскую канву развития нашего общества вплоть до 2000-х годов:

«Ни к концу советского периода, ни к началу постсоветского власть уже не располагала сакральным ресурсом, сопоставимым по своей мощи с традиционным православием или системой коммунистических верований.Правда, в конце 80-х — начале 90-х годов наблюдалась столь же бурная, сколь и кратковременная реанимация патерналистских ожиданий, связанная с фигурой Ельцина и олицетворяемой им верой в мессианскую роль рыночных реформ. После неизбежного разочарования в реформах наступил период неопределенности... Ни к чему не привели и попытки реставрировать сакральную составляющую патерналистского договора под видом «национальной идеи» [3].

Крайне важной для нас особенностью традиционного общества является его идеократичность. Наличие общей идеи, общего дела, общих устремлений (мессианской идеи, о которой пишет С. Митрохин) придает ему устойчивость и силу. Напротив, разрушение устремлений, сомнения в идее делают невозможными и служение, и долг и подвиг. По идеократической составляющей общества и нанес, не ведая, что творит, удар Н.С. Хрущев с трибуны XX съезда КПСС.

Непрекращающейся борьбе с устоями традиционного общества мы обязаны и очернением всего советского периода, и фальсификациями истории Великой Отечественной войны. Она является мощным символом, глубокой сакральной идеей для всех советских народов. Удары, которые наносятся в этом направлении, мы рассматривали в предыдущей части.

Общество тем не менее упорно пытается собраться, несмотря на чудовищный ущерб, полученный в последние десятилетия. Запас внутренних сил у нас, как выяснилось, неожиданно велик. Но он не может быть безграничным. Важно понимать, что уничтожение того типа общества, которое исторически сложилось у нас на протяжении веков, будет и уничтожением России в ее нынешнем виде.

Сталина возложило общество, — главы большой семьи народов СССР.

Своеобразное видение сталинских репрессий в обществе, которое ставит в тупик современных либеральных исследователей, закономерно вытекает из этих отношений. С одной стороны, люди «не могли не видеть, но не замечали», а с другой — попавшие под каток репрессий в большинстве своем не возлагали за это вину на Сталина. Они продолжали относиться к нему как к «отцу», вопреки происходящему. Ничего удивительного в этом нет: так и в большой семье отец, не разобравшись, может наказать невиновного. Это обидно, больно, но не является поводом для «смены отца». Семья по-прежнему любит его, даже через нанесенную обиду.

Коллективизм и идеократичность традиционного общества заставляют совершенно по-другому взглянуть на термин «враг народа». Человек, оторвавшийся от коллектива, вредящий своим товарищам, крадущий у соседа или наживающийся за счет всех, становится вне общества, объединенного множеством связей долга и солидарности. Поведением он исключает себя из народа, нарушая «табу», неписаные правила общежития. Он становится в позу богоборца, идущего против идеи, объединившей всех.

В этом смысле преступление уголовное, политическое, идеологическое действительно равнозначны с точки зрения общества традиционного типа. Человек, пошедший против своей семьи, против общества и страны, становится «врагом народа», это точная характеристика его поведения.

Может различаться кара за подобные поступки — порицание, бойкот, изгнание из общины (из общества), тюремное заключение и даже смертная казнь. Пугаться здесь нечему, к примеру, лишение жизни (убийство), как нарушение главного «табу», до последнего времени каралось смертью — не только по закону, но и «по справедливости». Подавляющая часть общества по сей день поддерживает идею смертной казни за особо тяжкие преступления.

Но давайте задумаемся, входят ли в их число, к примеру, экономические преступления? Автору приходилось видеть в середине 90-х годов в регионах России детские дома, в которых дети питались только тем, что могли принести им из дома воспитатели — отбирая у собственных детей. «Экономическая помощь из центра» до этих учреждений раз за разом не доходила, и дети голодали. Какой кары заслуживает ответственный за эти преступления человек, не является ли он врагом народа?

Но задумаемся и над большим. Кем является политик, оправдывающий такое положение вещей «велением момента» в условиях, когда есть силы и средства помочь, пропагандирующий «слабого толкни» — потому что этого требует построение демократии и рыночной экономики?

Либералы первой волны взяли на вооружение слегка измененную цитату из Конфуция: «Голодному надо давать не рыбу, а удочку, чтобы ее ловить». В конце концов, и дети из детдомов могут заработать на хлеб, не станем уточнять, где и как. И старики могут собирать стеклотару.

Правда, русская народная пословица, элемент традиционного общества, дающая оценку честному и бесчестному, справедливому и несправедливому, говорит по этому поводу: «Негоже бросать хлеб собакам, когда голодны дети».

Глава 29
Был ли Сталин «эффективным менеджером»?

Предпринимаемые в последние годы робкие попытки по- новому, без истерики взглянуть на события первой половины XX века приводят к неожиданным, во многом странным результатам. Так, с подачи методического пособия по новейшей истории для учителей общеобразовательных школ под редакцией А. Филиппова, И.В. Сталин получил характеристику «эффективного менеджера». Пособие попало под уничтожающий огонь либеральной критики, что возродило надежды на широкое общественное обсуждение проблемы, но диалога, к сожалению, не вышло.

Критики, опираясь на существующий черный миф, быстро свели обсуждение в эмоциональную сферу, раз за разом ужасаясь в публикациях оправданию советского строя, Сталина и сталинских репрессий.

«Просоветскую и просталинскую направленность книги сразу выявляет ее введение, — пишет «Новая газета» в номере от 17 марта 2008 [4]. — Уже на первых страницах читатель оглушается выводом: «Советский Союз не был демократией, но он был примером лучшего, справедливого общества для многих миллионов людей во всем мире» [6]. При этом автор предпочитает умолчать, что для многих миллионов людей Советский Союз таким обществом не был, а за симпатиями трудящихся мира к СССР стоят не столько его достижения, сколько сочиненный коммунистической пропагандой образ общества «всеобщего благоденствия».

В ходе этой кампании книга превратилась уже в школьный учебник, а сама проблема была безосновательно политизирована, обвинения посыпались в сторону В.В. Путина, который довел страну до такого состояния, что школьников будут учить любви к Сталину и его политике.

Объясняя свою позицию, авторы пособия были вынуждены оправдываться, что обеление образа Сталина или отрицание сталинских репрессий не входило в их задачи. Напротив, бытующему образу бессистемных репрессий, продиктованных манией преследования «отца народов», они противопоставили новый взгляд на проблему, как на системную, продуманную политику, преследующую конкретные цели.

Естественно, это понимали и критики. Их реакция была ожидаемой, ведь даже такой, в целом антисталинский, но построенный на рациональном анализе подход, способен серьезно поколебать сложившиеся в массовом сознании образы. «Новая газета» в уже цитировавшейся выше статье пишет:

«Вроде бы большинство неприятных фактов сталинской диктатуры упомянуто, но как-то нехотя, вскользь, скороговоркой, без должного анализа и четких оценок этих фактов и явлений».

То есть в пособии недостаточно идеологии: факты есть, но не хватает «четких оценок», обличения, заклинаний об ужасах кровавой диктатуры. Понимание движущих сил и логики событий выводит проблему из сферы иррационального ужаса, превращая в поддающееся анализу знание. Язык для такого анализа попытались дать авторы книги, за что и получили удар всей мощью образа репрессий:

«Конечно, подобные умолчания неспроста. Если их не делать, то объективное освещение истории подведет к выводу о Сталине как преступнике против народов СССР, против отечественной культуры и духовности, против человечества и человечности. Именно от этого объективного вывода автор пытается увести учителей и учеников» [5].

Для нас интересен один из итогов этой идеологической схватки за чистоту мифа — прочно вошедшая в обиход характеристика И.В. Сталина как эффективного менеджера. Такого рода определения тоже являются понятийными инструментами, через которые происходит осознание исторических процессов, они направляют анализ в нужное русло, задавая для мысли своеобразную систему координат. Нужно отметить, что в самом пособии Филиппова эта характеристика отсутствует, она появилась именно в процессе обсуждения, в виде фраз «вождь всех времен и народов» выглядит [в книге] как эффективный менеджер».

Видение правителя как менеджера, наемного управляющего, которому определенными политическими инструментами временно делегированы властные полномочия, характерно для западных демократий, с их «рыночной» политической моделью. Кандидаты на правящие посты вступают в торг с обществом, их товаром является программа, «деньгами» населения — голоса. Общество «нанимает» власть в процессе выборов и «кормит» ее своими налогами. Власть при этом имеет строго ограниченные функции, которые принято определять как роль «ночного сторожа» или «полицейского на рынке» — следит за порядком, но в торги не вмешивается.

В.В. Путин, в соответствии с этой концепцией, ответил на вопросы переписи населения 2002 года: согласно его переписному листу, Президент России работает по найму в сфере оказания услуг населению. Государство современного общества выступает, таким образом, как элемент сферы услуг — наряду с парикмахерской или химчисткой. Эффективный менеджер здесь тот, кто получит больше прибыли от клиентов или больше голосов избирателей качеством своей программы.

При этом брадобрей, требующий от клиентов разобраться с конкурентами его парикмахерской, или управляющий химчисткой, отправляющий посетителей отработать на химзавод, выглядят, естественно, преступно: не для того их нанимали.

Важно понимать, что рыночный механизм не нацелен на удовлетворение потребностей всех людей. Он удовлетворяет только и исключительно платежеспособный спрос, граждане, у которых нет денег, для него просто не существуют. Мерой эффективности здесь служит прибыль. В этом смысле Анатолий Чубайс, безусловно, эффективный менеджер, который заставил людей платить за электроэнергию. Тот факт, что многие при этом лишились света за неуплату, тарифы возросли многократно, а оставшаяся со времен СССР инфраструктура не получила никакого развития, следует рассматривать положительно — все эти действия привели к увеличению прибыли компании.

Всенародная любовь к эффективному менеджеру не нужна, да и невозможна — ее не подразумевает сама суть конкуренции, которую называют «холодной гражданской войной всех против всех». Она вынуждает людей идти по головам окружающих, и не любовь является здесь критерием эффективности, а прибыль.

Напротив, в традиционном обществе, построенном по принципу семьи, любовь является неотъемлемым элементом общественной жизни. Патерналистское государство строится на отношениях правигеля-отца и подданных-детей. В семье невозможна экономическая конкуренция, ведь не придет в голову мужу, вернувшемуся домой, попросить у жены счет за ужин. Как не оценивается с экономической точки зрения совместная работа всех членов семьи по уборке квартиры. Взаимоотношения строятся на сумме вкладов каждого в общее дело, но и результаты распределяются «по едокам», а не по платежеспособности.

Именно для патерналистского государства характерной чертой является любовь к правителю, культ личности «главы семьи», который может наказать за провинность, но и заботится о семейном благе.

Характеристика Сталина как «отца народов» — это классическое проявление патернализма. Определение «эффективный менеджер» здесь совершенно неуместно, оно из другой жизни другого общества, отношения в котором строятся на принципиально иной основе. Ее использование в очередной раз направляет нас по ложному пути анализа событий первой половины XX века, через применение к ним инструментов современного общества.

Подобные характеристики следует использовать с большой осторожностью, продумывая все последствия их применения. Иначе недолго осудить человека не за то, что он в действительности совершал, а за абстрактное несоответствие теории, в которою он не вписывается.

Глава 30
Чего не понял Хрущев?

Мне бы не хотелось, чтобы на основании этой книги был демонизирован уже Н.С. Хрущев. Прежде всего вспомним, что свои варианты «оттепели» готовили многие из членов Политбюро после смерти И.В. Сталина. Такой выход из создавшегося положения казался им вполне разумным, так они видели политическую необходимость момента.

Во-вторых, Н.С. Хрущев действительно не ведал, что творит. Крайне маловероятно, что, готовя свои политические интриги и укрепляясь у власти, он предвидел последствия своих шагов на ближайшие 30—40 лет.

В том, что Хрущев был искренним марксистом — и по идеологии, и по образу мышления, — сомнений нет. Достаточно вспомнить, как обосновывал он невозможность националистического протурецкого подполья в Грузии:

«Промышленная продукция Грузинской республики в 27 раз превышает производство дореволюционной Грузии. В республике заново созданы многие отрасли промышленности... Сравнивая положение в своей республике с тяжелым положением трудящихся в Турции, могли ли грузины стремиться присоединиться к Турции?» [6]

Это свойственный марксистской модели экономический детерминизм. Главный казус советской истории заключается в том, что Н.С. Хрущев применял марксистскую теорию к описанию общества, живущего но другим законам. В этом тоже вина Сталина, и как бы не большая, чем возлагаемая на него сейчас ответственность за политические репрессии. Даже ближайшее окружение вождя не имело глубокого понимания этого несоответствия, им не объяснили и никаких работ, вносящих ясность в этот вопрос, не оставили.

В определенных кругах принято утверждать, что И.В. Сталин, придя к власти, реставрировал монархию. Это не более чем аллегория, иносказательно выраженные мысли о действиях Сталина в рамках традиционного общества, понимания с его стороны патерналистской сути государства.

Это понимание в целом прослеживается у большевиков. Есть основания полагать, что марксизм был использован ими как «техническая идеология», на ее основе изначально была выстроена мессианская идея — построения царства божьего на Земле, счастливой коммунистической жизни единой коммуной, идеала традиционного общества. Решением вопросов «по справедливости», «по едокам», «по честности» им удалось сплотить вокруг себя расколотое крушением империи и деятельностью Временного правительства общество.

Формирование новой мессианской идеи на основе марксизма позволило объединить людей, победить в Гражданской войне и совершить огромный рывок индустриализации — с таким подъемом и таким энтузиазмом, что виднейшие мировые экономисты просто отказывались верить результатам. Гитлер, доверяя работам экспертов из белоэмигрантов, до последнего пребывал в уверенности, что Россия — это колосс на глиняных ногах.

Почему, действуя во многом вразрез с классическим марксизмом, большевики продолжали отстаивать его правоту? Не исключено, что в этом они исходили из понимания (пусть и на интуитивном уровне) идеократичности традиционного общества и тех последствий, которые может принести пересмотр идеалов в ходе строительства государства.

Собственно, в истории Советской России и СССР вплоть до 22 июня 1941 года было не так много спокойных лет, позволяющих взяться за аккуратный пересмотр идеологической составляющей. Менять, пусть и в незначительной степени, основы мировоззрения страны в ходе Гражданской войны и послевоенного восстановления было смертельно опасно. Уже с середины 30-х государство вошло в новый предвоенный период.

В таких обстоятельствах сложилась система, при которой идеология не вполне соответствовала обществу, в котором главенствовала. Со смертью Сталина не произошло передачи сакрального знания об устройстве страны следующему поколению, воспитанному на голом марксизме. Старая гвардия «сталинистов» понимала, что происходит что-то не то, пыталась воспротивиться реформаторскому запалу молодежи, но у нее не было научного обоснования своих подозрений, не было языка, на котором можно было бы выразить свои чувства.

Хрущев нанес удар в самое сердце системы. По меткому выражению С.Г. Кара-Мурзы, он фактически сказал: «Вы идиоты — подчинялись безумному тирану и даже любили его. Теперь вы обязаны его ненавидеть и каяться, а за это я обещаю вам за три-четыре года догнать Америку по мясу и молоку». От этих слов у граждан возникло острое желание вдребезги напиться, что многие и сделали».

Вся глубина сакрального мировосприятия, вся патерналистская организация общества были подменены идеалами «молока и мяса как в США». Только невероятная стабильность нашего общества позволила ему устоять. Но Хрущев был в своем амплуа, не понимал, что вредит. В Грузии 27-кратный промышленный рост — какой национализм? Молочные реки и мясные берега — альтернатива сталинизму.

Заставьте верующего отречься от религии за палку колбасы. Примерно это попытался провернуть Н.С. Хрущев. Более того, будучи в роли пророка, обладая авторитетом, близким к божественному, он заявил, что сам бог и палка колбасы — вещи вполне взаимозаменяемые.

Понимание того, что все идет неправильно, привело к смещению Н.С. Хрущева с поста Первого секретаря группой во главе с Л.И. Брежневым. Но понимания было мало, требовалось объяснить, почему все идет неправильно хотя бы самим себе. Группе Брежнева удалось на некоторое время заморозить запущенные Хрущевым процессы, но это была временная передышка. Общество уже разъедали изнутри заложенные в 1956 году идеологемы, страна уже походила на человека, из которого вытащили скелет.

А между тем росло уже следующее поколение воспитанной на марксизме интеллектуальной элиты. Для него расхождения социалистического государства с классической теорией были очевидны, их интеллектуальные усилия начинались с поисков «истинного марксизма» и завершались неизбежным пониманием, что все построено совершенно неверно. В последующем они, имея научные степени марксизма-ленинизма, занимая видные посты в партийной иерархии, в одночасье станут самыми рьяными либералами, сторонниками рынка и демократизации.

Пришедшая в 1985 году к власти команда Горбачева, видимо, знала, что делает. Они стали достойными продолжателями дела Хрущева, раз за разом нанося все более болезненные удары по и без того трещащему по швам обществу. Тема сталинских репрессий стала для них одним из основных инструментов в ходе этой кампании. О ходе «горбачевской оттепели» — в следующих главах.

Глава 31
Роздний СССР: официальный взгляд на репрессии. новые миллионы

Объявленная при Михаиле Горбачеве «гласность» породила бум публикаций диссидентов и эмигрантов о сталинских репрессиях. В этих условиях Политбюро ЦК КПСС принимает решение провести новое расследование всех обстоятельств преступлений того периода.

В соответствии с постановлением от 28.09.1987 г. создается Комиссия Политбюро ЦК КПСС по дополнительному изучению материалов, связанных с репрессиями, имевшими место в период 30—40-х и начала 50-х годов. Здесь проявляется первая странность этой кампании. В постановлении указано: «Передать в распоряжение Комиссии Политбюро материалы комиссий, изучавших эти вопросы после 1953 года, а также другие имеющиеся в ЦК КПСС...»[7].

Даже если центральный аппарат партии не отдавал себе отчета в ангажированности выводов комиссий хрущевского периода (что вообще-то странно), на независимое расследование такой подход не тянет. Речь идет скорее о задаче «расширить и углубить» выводы 1953—1956 годов. Дальнейшая деятельность комиссии лишь укрепляет в этом мнении.

Уже 25 декабря 1988 года, спустя всего чуть больше года (!) со дня создания комиссии, появляется записка в ЦК КПСС «Об антиконституционной практике 30—40-х и начала 50-х годов». В ней, в частности, говорится: «Комиссия Политбюро ЦК КПСС по дополнительному изучению материалов, связанных с репрессиями, имевшими место в период 30—40-х и начала 50-х годов, продолжает работу по реабилитации лиц, необоснованно осужденных в эти десятилетия. [...] Эта работа способствует формированию новой нравственной атмосферы, возрождению общественной потребности в законности и порядке, уважения к конституционным и правовым нормам. [...] В настоящее время уже пересмотрено 1 002 617 уголовных дел репрессивного характера на 1 586 104 человека. По этим делам реабилитировано 1 354 902 человека, в том числе по делам несудебных органов — 1 182 825 человек» [8].

Темпы пересмотра и реабилитации поистине фантастические, полтора миллиона человек реабилитировано за 15 месяцев работы комиссии, по 67 тысяч дел в месяц, более чем по две тысячи в день. Масштабы реабилитации заставляют усомниться, проводились ли вообще по этим делам судебные заседания. Рассмотрение в течение года такого объема дел парализовало бы всю судебную систему СССР. А если вопросы рассматривались списочно, в административном порядке, о каком возрождении уважения к конституционным нормам может идти речь?

Но достигнутые результаты не удовлетворяют комиссию. Далее в записке в ЦК КПСС указывается: «...требуют особого рассмотрения и оценки [вопросы] ...об антиконституционности, противоправности «троек», «двоек», особых совещаний, списков и т.п. Значительная часть приговоров по репрессивным делам была вынесена именно этими, несудебными и неконституционными, органами. [...] Но коль скоро подобные органы были изначально незаконны, то и любые вынесенные ими приговоры не могут считаться законными.

Подобная позиция обоснована и по юридическим, и по морально-политическим критериям. Поэтому, видимо, будет правильно, если бы Президиум Верховного Совета СССР вынес решение об объявлении всех перечисленных несудебных органов неконституционными.

Таким образом, все жертвы несудебных решений реабилитируются автоматически».

Вдумайтесь в эти строки. Комиссию не беспокоит, насколько обоснованно тот или иной человек был осужден. Она предлагает (и это будет впоследствии сделано указом Горбачева) списочно реабилитировать всех осужденных внесудебными органами, поскольку сами эти органы были незаконны. Но преступления-то совершались вне зависимости от правового обоснования деятельности тех или иных структур! Фактически реабилитация уравняла и шпиона, и террориста, и вора, и убийцу, и действительно невинно осужденного человека — все они были массово реабилитированы. Лишь на том основании, что приговор по их делу был вынесен не судом, вне зависимости от реально совершенных деяний.

Есть все основания утверждать, что задачей комиссии являлось не установление истины, а подгонка числа репрессированных под сотни миллионов, озвучиваемые в печати. У автора нет других объяснений деятельности команды Горбачева в 80—90-е годы. При этом недостача репрессированных компенсировалась существенным расширением самого понятия сталинских репрессий.

Далее в документе видим тому явные свидетельства:

«Впервые массовые репрессии были осуществлены в начале 30-х годов. Решением Комиссии ЦК ВКП(б) о выселении кулаков, во главе которой стоял А.А. Андреев, органами ОГПУ было осуществлено выселение из европейской части СССР в северные районы и Сибирь в 1930— 1931 годах 356,5 тыс. крестьянских семейств общей численностью 1 680 ООО человек».

Понятие репрессий расширено здесь на период коллективизации, высланные кулаки приравнены к жертвам репрессий, что ранее было совершенно немыслимо хотя бы по идеологическим соображениям. Зато позволило увеличить общее число репрессированных более чем на полтора миллиона.

Уже на этом примере можно констатировать явную антисоветскую направленность комиссии при ЦК КПСС. Вряд ли ее активные члены, среди которых вмиг ставший после развала СССР главным демократом академик Яковлев (занимавший на тот момент пост главного идеолога КПСС), не представляли себе последствий своих действий. Дальнейшее расширение понятия репрессий, распространение его на институциональные явления Советского государства, такие, как коллективизация, определившая облик советского типа сельского хозяйства, неизбежно вело к признанию преступными (или созданными на костях) огромной сферы жизни страны. Что мы, собственно, и наблюдали в 90-е.

Насколько можно называть преступной аграрную реформу? Аналогичная при Столыпине, несмотря на идиому «столыпинский галстук», была названа просто неудачной. Британское огораживание, согнав с земель крестьян и отправив многих на верную смерть от голода, дало тем не менее старт капиталистическим отношениям, создав рынок труда. Разные страны в разные периоды времени и при разных обстоятельствах проходили этапы аграрной реформы, и вряд ли можно назвать хоть один пример безболезненного преодоления этого рубежа. Крупные социальные и экономические изменения в жизни государства всегда бьют в первую очередь по крестьянству.

Во время Великой депрессии в США 5 миллионов американских фермеров были согнаны банками с земли за долги, лишившись всего, часто и жизни. До 15 миллионов людей остались без работы и средств к существованию.

Основную их массу согнали в трудовые лагеря, на строительство каналов, дорог, мостов, зачастую в необжитых и болотистых малярийных районах. Фактически люди работали за еду (зарплата на этих работах составляла 30 долларов, обязательные вычеты из нее — 25 долларов), но при этом никому не приходит в голову объявить преступным режим Рузвельта, а американское экономическое чудо — построенным на массовых репрессиях 1933—1939 годов.

В действительности комиссия идет на явное передергивание, смешивая воедино два совершенно разных исторических явления — уголовные преследования периода сталинских репрессий и государственную политику реформирования сельского хозяйства. Продолжение такой логики неизбежно ведет нас к выявлению непрерывной череды преступлений в истории любой страны (и даже человечества). Обобщающим выводом может служить лишь «вся история человечества — череда кровавых преступлений и войн».

Искусственный характер этого соединения виден с правовой точки зрения. Если по приговорам сталинского периода возможна реабилитация с судебным пересмотром материалов уголовных дел, а сами авторы записки подчеркивают юридическую обоснованность своих действий, как быть с реабилитацией жертв коллективизации? Уже в современности Генпрокуратура РФ раз за разом отказывала в реабилитации Николая II как жертвы политических репрессий — в связи с отсутствием какого-либо приговора в его отношении. В середине 2008 года адвокатам удалось добиться положительного решения по этому делу, но назвать такой вердикт иначе, чем политическим, невозможно.

Фактором репрессий вновь воспользовались как идеологическим инструментом, но на этот раз объектом демо- низации был уже не И.В. Сталин, а сам советский строй. В продолжении записки читаем:

«В 40-е и 50-е годы были осуществлены административные выселения отдельных категорий граждан Прибалтики, Украины, Белоруссии, Молдавии, Таджикистана и целых народов ряда областей и автономных республик РСФСР. В общей сложности 2 300 000 человек различных национальностей были выселены в восточные районы страны».

Распространив понятие репрессий на депортации, список удалось «обогатить» еще 2 миллионами человек.

Характерно, что в начале документа, следуя примату права, незаконной объявляется деятельность внесудебных органов, а жертвами репрессий — все осужденные «тройками» и ОСО. В случае с административной высылкой в период коллективизации и депортаций внесудебным органом, следовательно, является сама Советская власть, ведущая политику произвола и беззакония. Не правда ли, знакомая идеологема?

Глава 32
И новые миллионы

Записка Комиссии Политбюро ЦК КПСС по дополнительному изучению материалов, связанных с репрессиями, завершается конкретными рекомендациями в адрес ЦК КПСС. В проекте постановления говорится:

«Документальные данные, изучение многочисленных дел, опыт реабилитации, накопленный непосредственно после XX и XXII съездов КПСС, а также в самое последнее время, неоспорима свидетельствуют: в период 30—40-х и начала 50-х годов имела место антиконституционная практика, носившая организованный характер. Ее крайним выражением стали проводившиеся в этот период массовые репрессии, произвол, депортации. Репрессиям было подвергнуто 3 778 234 человека, из них 786 098 расстреляно. Депортировано 2 300 000 человек».

Проект, несмотря на год работы комиссии, «неоспоримо свидетельствует», причем депортации в нем уже поставлены в один ряд с политическими репрессиями.

13 августа 1990 года Президент СССР М.С. Горбачев подвел черту советским изысканиям новых жертв И.В. Сталина, подписав указ «О восстановлении прав всех жертв политических репрессий 20—50-х годов». В нем говорилось:

«Тяжелым наследием прошлого явились массовые репрессии, произвол и беззаконие, которые совершались сталинским руководством от имени революции, партии, народа. Начатое с середины 20-х годов надругательство над честью и самой жизнью соотечественников продолжалось с жесточайшей последовательностью несколько десятилетий» [9].

Масштабы репрессий расширены вновь: если в записке 1988 года говорилось об антиконституционной практике 30—40-х и начала 50-х годов, в указе Горбачева прямо говорится о периоде 20—50-х.

«Массовые репрессии, — говорится далее в указе, — осуществлялись большей частью путем внесудебных расправ через так называемые особые совещания, коллегии, «тройки» и «двойки». Однако и в судах попирались элементарные нормы судопроизводства».

«Но и сегодня еще не подняты тысячи судебных дел. Пятно несправедливости до сих пор не снято с советских людей, невинно пострадавших во время насильственной коллективизации, подвергнутых заключению, выселенных с семьями в отдаленные районы без средств к существованию, без права голоса, даже без объявления срока лишения свободы. Должны быть реабилитированы представители духовенства и граждане, преследовавшиеся по религиозным мотивам».

Новое расширение: в репрессии официально включена коллективизация, далее понятие распространено на преследования духовенства. То есть речь идет уже не о сталинском периоде, а обо всей истории Советского государства. Фактически за год до развала СССР его Президент объявил страну преступной, созданной при помощи террора, путем «надругательства над честью и самой жизнью соотечественников».

Мог ли представить себе Хрущев, к каким последствиям приведут спустя 40 лет его интриги, главной целью которых являлась легитимизация его собственной власти?

Глава 33
Современная Россия: реабилитация продолжается

Распад СССР не остановил процесса увеличения числа жертв репрессий. Так как расширять это понятие в историческую перспективу было уже некуда (вся советская история первой половины XX века была объявлена преступной еще Горбачевым, а история второй начиналась с разоблачений Хрущева), процесс пошел вглубь. Законом от 18 октября 1991 года «О реабилитации жертв политических репрессий» Президент Ельцин включил в число репрессированных и подлежащих реабилитации лиц, «которые по политическим мотивам были»:

«а) осуждены за государственные и иные преступления;

б) подвергнуты уголовным репрессиям по решениям органов ВЧК, ГПУ - ОГПУ, УНКВД - НКВД, МГБ, МВД, прокуратуры и их коллегий, комиссий, особых совещаний, «двоек», «троек» и иных органов, осуществлявших судебные функции;

в) подвергнуты в административном порядке ссылке, высылке, направлению на спецпоселение, привлечению к принудительному труду в условиях ограничения свободы, в том числе в «рабочих колоннах НКВД», а также иным ограничениям прав и свобод;

г) помещены по решениям судов и несудебных органов в психиатрические учреждения на принудительное лечение» [10].

Также, согласно закону:

«пострадавшими от политических репрессий признаются дети, находившиеся вместе с родителями в местах лишения свободы, в ссылке, высылке, на спецпоселении, а также подвергшиеся другим ограничениям в правах и свободах в связи с репрессированием их родителей.

[...]

Признаются не содержащими общественной опасности нижеперечисленные деяния и реабилитируются независимо от фактической обоснованности обвинения лица, осужденные за:

а) антисоветскую агитацию и пропаганду;

б) распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный или общественный строй;

в) нарушение законов об отделении церкви от государства и школы от церкви;

г) посягательство на личность и права граждан под видом исполнения религиозных обрядов».

Особенно впечатляют пункты об автоматической реабилитации нарушителей закона об отделении церкви от государства и школы, а также посягательство на личность и права под видом исполнения религиозных обрядов. «Закон о реабилитации» от 1991 года в этом смысле шагнул далеко вперед по отношению даже к горбачевскому.

С другой стороны, он содержит строки: «Не подлежат реабилитации лица [...] обоснованно осужденные судами, а также подвергнутые наказаниям по решению несудебных органов, в делах которых имеются достаточные доказательства [виновности]». Но это юридическое прозрение 1991 года немногого стоит — все они были списочно реабилитированы еще в 1990 указом Горбачева.

Последние (будем надеяться) изменения в закон «О реабилитации жертв политических репрессий» были внесены Госдумой 22 января 2003 года [11]. Согласно этим изменениям жертвами политических репрессий на сегодняшний день также признаются дети, оставшиеся в результате репрессий без попечения одного или обоих родителей, а также супруга (супруг), родители лиц, расстрелянных или умерших в местах лишения свободы и реабилитированных посмертно.

Таким образом, на сегодняшний день формально, с точки зрения закона о реабилитации, жертвами политических репрессий, кроме собственно незаконно осужденных в сталинский период, считаются: пострадавшие от коллективизации, депортации, иных административных переселений, их дети, супруги, родители.

К тому, что общие подсчеты числа репрессированных вышли сейчас из моды, нужно относиться, видимо, как к большому благу. Заявленные Солженицыным 110 миллионов, в свете сложившейся чрезвычайно широкой трактовки понятия репрессий и их жертв, могут оказаться всерьез заниженной цифрой. После чего жертвами коммунизма придется объявить все население Советского Союза за все время его существования и поставить, наконец, точку в этом вопросе.

Глава 34
Эксплуатация мифа; за что большевики отобрали у крестьян паспорта и пенсии?

В мае 2008 года на телеканале «ТВ-Центр» вышло в эфир молодежное ток-шоу на тему «Есть ли будущее у коммунизма». Доктор исторических наук, член общества «Мемориал» Ирина Щербакова выступила на нем с разоблачением преступной политики советского строя. В частности, исследователь рассказала молодежи об участи крестьян — даже паспорта колхозникам в СССР выдали лишь в 1974 году. Доктор призвала задуматься над этим фактом — до этого труд крестьян использовался фактически как рабский.

Утверждение произвело задуманный эффект. Многие в студии, как выяснилось, не знали об этом факте (в том числе и призванный судить дискуссию рок-музыкант Армен Григорян) и искренне ужаснулись. Сейчас трудно представить себе жизнь без паспорта. Проверки документов, авиабилеты, поликлиника и многое другое завязано на основной документ гражданина.

Но паспорта существовали не всегда, и отношение к ним, и нужда в их использовании в разное время были разными. Абсурдно возмущаться, например, отсутствию у сельского населения России начала XX века загранпаспортов — целые поколения наших предков проводили всю жизнь в одной деревне. За околицей, в ближайшей роще, начинался мир с большой буквы, а поездка на ярмарку в уездный центр была событием вселенским, к нему готовились месяцами.

Привычной нам сегодня паспортной системы до XX века не существовало вовсе. С XV века в Германии, а затем и в других странах Европы паспорт появляется в виде «дорожной грамоты» и служит целью отделять состоятельных путешественников от бродяг и разбойников. Существовали «чумные паспорта» (для жителей зачумленных территорий, чтобы не допустить распространения болезни), «военные паспорта» (для ловли дезертиров).

В Смутное время «дорожная грамота» появилась в России, а при Петре I «проезжие грамоты» стали обязательны для путешественников — связано это было с введением рекрутской повинности и подушной подати. Позже паспорт стал использоваться как своеобразная «налоговая декларация», уплата податей или налогов отмечалась в нем специальными знаками. По месту жительства паспорт был не нужен, получать его следовало лишь при выезде на 50 верст от дома и на срок более чем 6 месяцев.

Нужно лишь добавить, что паспорта получали только мужчины, женщин вписывали в паспорт супруга. Запись в российском паспорте образца 1912 года выглядела так: «При нем жена Ефросинья, 20 лет».

Мы видим, что до 1917 года паспорта и в России, и в Европе отнюдь не были массовым документом, их роль постепенно менялась, но по-прежнему сводилась преимущественно к «дорожной грамоте», то есть к документу, удостоверяющему благонравность и законопослушность путешественника.

На эту проблему можно взглянуть с другой стороны. Так, либеральные исследователи оценивают паспорт как инструмент «полицейского государства». С их точки зрения, документ вводит контроль над гражданином, ограничивает свободу его передвижения. Паспортная система ставит человека в зависимость от чиновника, что не исключает произвола в отношении конкретного индивида. В этом смысле идеалом принято считать США, где внутренней паспортной системы никогда не существовало.

«Родоначальником единой паспортной системы для всего населения страны стала Франция. Это произошло во время Великой Французской революции 1789—1799 годов. С введением и укреплением этой системы возникло понятие «полицейское государство», которое жестко контролирует граждан», — пишет в методическом пособии «Право на жизнь, свободу, собственность. Беседы учителя с учащимися 8 классов» коллектив авторов либерального проекта «Школа — правовое пространство».

С этой точки зрения становится вообще не понятно, в чем преступление коммунистов, оставивших крестьян без паспортов до второй половины XX века. И не следует ли, напротив, считать преступлением выдачу им паспортов в 1974 году. Впрочем, не будем забегать вперед, разберемся с паспортной проблемой.

Как вообще сложилась ситуация, при которой значительная часть населения СССР оказалась без паспортов? Казалось бы, советский режим просто обязан был пойти по французскому сценарию.

Однако большевики длительное время не восстанавливали паспортной системы царской России и не создавали своей. В течение первых 15 лет Советской власти в РСФСР, а затем в СССР вообще не было единого паспорта. Восстановление паспортной системы начинается лишь в 1932 году, когда ЦИК и СНК СССР принимают постановление «Об установлении единой паспортной системы по Союзу ССР и обязательной прописке паспортов».

В постановлении указываются причины паспортизации:

«Установить по Союзу ССР единую паспортную систему на основании положения о паспортах» [...] «В целях лучшего учета населения городов, рабочих поселков и новостроек и разгрузки этих населенных мест от лиц, несвязанных с производством и работой в учреждениях или школах и не занятых общественно-полезным трудом (за исключением инвалидов и пенсионеров), а также в целях очистки этих населенных мест от укрывающихся кулацких, уголовных и иных антиобщественных элементов».

В документе устанавливается очередность паспортизации — «охватив в первую очередь население Москвы, Ленинграда, Харькова, Киева, Одессы... [далее список городов]» — и дается поручение «правительствам союзных республик привести свое законодательство в соответствие с настоящим постановлением и положением о паспортах».

Цель введения паспортов в 1932 году, таким образом, — учет городского населения и населения рабочих поселков. Также ставится цель борьбы с преступностью. Введение паспортов на селе документом вообще не предусмотрено, однако вряд ли кто будет оспаривать несопоставимую по уровню криминогенную ситуацию города и деревни — показатели явно не в городскую пользу. Село же в СССР обычно обходилось одним участковым из местных жителей.

Паспортизация, как с целью учета населения, так и в целях борьбы с преступностью, вводила понятие «прописка по месту жительства». Аналогичный инструмент контроля — с косметическими изменениями — сохранен в России по сей день под наименованием «регистрация». Он по-прежнему вызывает множество споров, однако его эффективность в борьбе с преступностью мало у кого вызывает сомнения.

Прописка (или регистрация) являются инструментом предотвращения неконтролируемой миграции населения, в этом отношении советское паспортное уложение — прямой потомок дореволюционной и в целом европейской паспортной системы. Ничего нового, как мы видим, большевики вновь не изобрели. И в современности мэр Москвы Юрий Лужков, отстаивая регистрацию в столице, опирается все на те же принципы контроля миграции.

Однако именно на отсутствие свободы передвижения по-прежнему ссылаются сторонники «обиженных колхозников» периода СССР. «Но вот что интересно, — пишут авторы уже цитировавшегося выше учебного пособия «Беседы учителя с учащимися 8 классов». — Паспорта вводились только для жителей городов, рабочих поселков и совхозов. Крестьяне, которых стали называть колхозниками, были лишены даже права иметь паспорт. А не имея его, они оказались прикованными к своей деревне, к своему колхозу, они не могли свободно уехать в город, так как там нельзя было жить без прописки».

До окончательного абсурда доводит ситуацию статья про колхозы из «Википедии» — свободной энциклопедии»: «При введении в СССР 1932 г. паспортной системы колхозникам не выдавали паспорта, чтобы они не могли переехать в города. Чтобы вырваться из деревни, колхозники поступали в высшие учебные заведения, делали военную карьеру».

Вот до чего довел крестьянина тоталитарный советский режим!

В действительности все складывалось вовсе не так страшно. Паспорта выдавали желающим учиться в профу- чилище, поступить в институт, «делать военную карьеру», трудиться на вновь созданных предприятиях и т.д. По-другому и быть не могло: в ходе индустриализации требовались все новые и новые рабочие руки, и их неоткуда было взять, кроме как из деревни.

Существовала определенная проблема «просто переселиться в город» — по двум причинам, и обе зависели не от наличия паспорта, а от наличия института прописки. Государство считало своей обязанностью обеспечить человека жильем и рабочим местом. Рабочее место, кроме того, требовало определенной квалификации (и здесь желающий мог повысить свою квалификацию в училище или вузе, ограничения отсутствовали).

С другой стороны, «просто переселиться в город» без работы и жилья, не имея квалификации и образования, сложно и по сей день. Конечно, появились новые ниши для желающих, свободная экономическая миграция дает такую возможность, и каждый может, продав дом в деревне, попытать счастья в столице. Не исключено, что пополнив число бомжей на Курском вокзале.

Возможно, советская система кажется не такой гуманной, лишенной свободы и слишком заорганизованной. Но альтернатива у нас перед глазами, мы имеем возможность сравнивать. С одной стороны, гарантированное жилье и занятость, с другой — мечта об успехе. Сегодня этот вопрос каждый решает сам за себя.

Резюмируя, еще раз остановимся на важных моментах. Паспортная система изначально, с момента своего зарождения, не предусматривала поголовной паспортизации всего населения. Она преследовала конкретные задачи: выявления бандитов на дороге, контроля по сбору податей и т.д. Напротив, либеральные исследователи считают поголовную паспортизацию признаком «полицейского государства».

Советская паспортная система не являлась уникальным тоталитарным изобретением большевиков. Осуждая ее, следует, видимо, автоматически осуждать паспортную систему как дореволюционной России (и Европы), так и сегодняшнего дня.

Советская паспортная система 30-х годов, так же как и паспортные системы до нее, преследовала конкретные цели. Унизить колхозников или закрепостить их на селе — среди них не было. Как раз напротив, система была направлена на учет и контроль городского населения. В силу чего и не охватывала население сельское. При этом сельскому населению, преимущественно молодежи, не ставилось ограничений в учебе, военной карьере, работе на вновь созданных предприятиях. Паспорта в таких случаях выдавали.

Отсутствие паспортов у колхозников факт вопиющий, лишь если рассматривать проблему первых десятилетий XX века через призму современных представлений. Отсутствие паспортов у крестьян просто нелепо сравнивать с рабовладением. Утверждения мадам Щербаковой замешены на множестве передергиваний и являются очевидным элементом черного мифа, который продолжают настойчиво вдалбливать в головы доверчивых граждан.

* * *

Смежной с «паспортной» является «пенсионная» тема, в рамках которой утверждается: только в 70-е годы советские колхозники начали получать пенсии. Здесь также присутствуют, мягко выражаясь, недоговорки. Право всех граждан страны на пенсионное обеспечение было закреплено в СССР еще Конституцией 1935 года. Реализация этого права была непривычна на позднесоветский взгляд (зато совершенно обыденна на сегодняшний), что давало возможность идеологам начиная с 70-х годов XX века утверждать, что именно решение Верховного Совета СССР от 15 июля 1964 года «О пенсиях и пособиях членам колхозов», а также его изменения от 1971 года и стали началом пенсионного обеспечения крестьянства.

Если посмотреть на советскую историю со стороны, складывается впечатление, что со времен Хрущева страна жила великими свершениями, стремясь доказать, что она достойна героев прошлых эпох. Будь то посадки кукурузы, БАМ или пенсии колхозников, они подавались как эпохальные решения партии и правительства, черта времени и гениальное решение нового генсека. Тому были, естественно, объективные причины, и экономические, и политические. Кроме удовлетворения естественного честолюбия, советские власти, столкнувшись с замедлением темпов роста экономики, раз за разом пытались стимулировать энтузиазм 20—30-х и 40—50-х годов.

Тем не менее пенсионное обеспечение колхозников существовало и раньше. Закрепленная в Конституции 1936 года норма о праве на пенсии была реализована через бюджеты самих предприятий — и промышленных, и сельскохозяйственных. Единого пенсионного фонда на тот момент не существовало, выплата социальных пособий по нетрудоспособности и старости возлагалась непосредственно на артели, которые должны были создать с этой целью социальный фонд и кассу взаимопомощи.

Выплаты пенсий колхозникам по старости или нетрудоспособности, оплата больничных, отпуска по беременности — также возлагались на саму сельхозартель, для чего в типовом уставе сельхозартели был предусмотрен Фонд пенсионного обеспечения, который должен был составлять не более 2 % от всей валовой продукции предприятия.

Часть колхозников имела право на государственную пенсию — до 1964 года она полагалась председателям, механизаторам, специалистам, инвалидам Великой Отечественной войны. С 1957 года право на государственную пенсию получили члены колхозов, ставшие инвалидами в связи с выполнением долга гражданина СССР по охране колхозной собственности.

По мере своего развития государство постепенно забирало социальные обязательства у предприятий и хозяйств, перекладывая ответственность за содержание пенсионеров на свои плечи. Так, рабочие и служащие были переведены на государственные пенсии в 1956 году. Колхозники были включены в единую систему государственного пенсионного обеспечения в 1964 года. Наконец, в 1971 году порядок исчисления пенсий рабочим, служащим и колхозникам был унифицирован, вся пенсионная система была сосредоточена в руках государства и финансировалась непосредственно из госбюджета.

Выросшее в 80-х поколение уже не могло представить себе иной ситуации, государственные пенсии воспринимались как естественная часть окружающей жизни, на чем и сыграли демократические пропагандисты 90-х, объявив, что большевики лишили крестьян не только паспортов, но и пособий по старости. Интересно, что, воспользовавшись этим приемом и развалив советскую систему пенсионного обеспечения (вместе с СССР), они тут же принялись за реформу, которая отбросила нас в социальном обеспечении на многие десятилетия назад.

Глава 35
Эксплуатация мифа: ГУЛАГ на службе идеологии

Исторические исследования с явно заданной идеологической подоплекой появляются в печати с завидной регулярностью. В середине 2008 года издательством «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН) при поддержке РАО ЕЭС России была выпущена книга «Заключенные на стройках коммунизма: ГУЛАГ и объекты энергетики в СССР» [12]. Основная мысль работы выражена уже во вступительном слове: «Следует признать: советская экономика в целом и энергетика в частности во многом были созданы... руками миллионов ЗК — заключенных сталинского ГУЛАГа».

Как указано в издании, «строительство электростанций, линий электропередачи и других энергетических объектов было одним из важнейших направлений деятельности ОГПУ — НКВД — МВД с начала 1930-х годов, когда советская экономика принудительного труда приобрела заметные масштабы».

«Мы помним о том, как в беспрецедентно короткие сроки был реализован план ГОЭЛРО. О том, как электроэнергетика страны, наполовину разрушенная в годы войны, уже в 1947 году вышла на второе место в мире по объемам производства электроэнергии. Но есть и другая сторона правды... рабский труд, искалеченная судьба, а зачастую — собственная жизнь [узников ГУЛАГа]», — значится во вступительном слове.

План ГОЭЛРО пока является одним из немногих элементов советской истории, наряду с наукой, балетом и космонавтикой, которые до сих пор не подверглись демо- низации и низвержению с пьедесталов. Похоже, пришел и его черед.

Книга нейтрально заявлена как «сборник документов и фотографий», о ней сказано, что авторы «впервые в российской истории провели подробный и беспристрастный анализ советской «лагерной экономики» 30—50-х гг. XX века». Однако оценки, которыми грешат исследователи, позволяют усомниться в их беспристрастности: «Образ ГУЛАГа как электростанции, движимой слезами жертв сталинского террора...», «Немалое количество реальных киловатт/часов реальных советских электростанций было оплачено кровью узников ГУЛАГа...» и т.д.

Многое объясняет тот факт, что «издание осуществлено при финансовой поддержке РАО «ЕЭС России», причем «издательство благодарит А.Б. Чубайса, Л.Я. Гозмана и «Союз правых сил» за содействие».

Составители сборника исходят из того, что:

а) все ЗК есть невинно осужденные режимом жертвы политических репрессий;

б) практика СССР по привлечению к труду ЗК была чем-то уникальным и шокирующим среди западных демократий;

в) в лагерях для ЗК условия снабжения и труда были направлены на массовое уничтожение узников ГУЛАГа.

«С точки зрения морально-правовых критериев, принятых в цивилизованных обществах, сталинский террор и его производное — экономика принудительного труда не могут быть оценены иначе как преступные, — сообщают авторы. — Основополагающим элементом экономики ГУЛАГа была сверхэксплуатация миллионов заключенных и других «спецконтингентов» ... с выделением минимальных ресурсов для поддержания их работоспособности. Энергетический сектор экономики принудительного труда не был исключением в этом отношении».

Общее впечатление от этих строк — рабочие лагеря ГУЛАГа мало чем отличались от лагерей смерти фашистской Германии. Собственно, к такому выводу и подталкивают общественность многочисленные «исследователи» демократической направленности. Недаром сравнения коммунистического и фашистского режимов стали в определенных кругах обыденной нормой.

В этом свете особенно интересно, кого подразумевают составители сборника под «другими спецконтингентами», чья эксплуатация на строительстве электростанций названа преступной «с точки зрения морально-правовых критериев, принятых в цивилизованных обществах». Авторы информируют: «В последний период войны значительную часть контингентов принудительного труда составляли военнопленные, интернированные и арестованные немцы».

Допустим, принудительный труд военнопленных немцев назван в книге «преступным» по небрежности составителей. Но исходя из каких соображений назван преступным труд зэков? Исследователь Л.II. Рассказов, рассматривая в 2002 году закономерности формирования пенитенциарной системы России, отмечает в своей статье:

«Анализ развития института лишения свободы в России дает основание утверждать, что важнейшим фактором... является экономический. В эпоху Петра I этот фактор заявил о себе в полную силу. Именно экономические соображения были решающими при определении места отбывания тюремного заключения и ссылки... Такими местами становились территории, где требовалась рабочая сила для сооружения различных объектов и выполнения прочих работ государственного назначения (порт Рогер- вик, крепость Трубецкого, города Петербург, Екатеринбург, Оренбург и др.).

Заданная Петровской эпохой экономическая обусловленность... сохраняла свое значение вплоть до рубежа 1990-х гг., т.е. включая новейшую историю. Это свидетельствует, по меньшей мере, о весомости данного фактора, а также, в определенной степени, о его объективном характере».

То, что одни исследователи склонны рассматривать как имеющее объективный характер, в исследовании РАО ЕЭС без обиняков определяется как преступное. При внимательном рассмотрении все становится на свои места. Современные правозащитники и борцы за либерализацию пенитенциарных систем всего мира, осуждая труд заключенных, ссылаются на Конвенцию Международной организации труда (МОТ) об упразднении принудительного труда (Конвенция № 105 от 25 июня 1957 года). Видимо, на тех же основаниях объявляют преступной и «экономику принудительного труда» в ГУЛАГе авторы книги. В соответствии с правилами юриспруденции закон обратной силы не имеет, но это в расчет не принимается.

Но если использование труда заключенных можно считать нормой, возможно, именно в СССР 30—50-х годов оно было сопряжено с невыносимыми условиями, нацеленными на массовое уничтожение людей?

«Концентрированным выражением бесчеловечности ГУЛАГа были высокая заболеваемость, инвалидность и смертность в лагерях», — поясняют авторы исследования. Несколько непоследовательно ниже они приводят обобщенные данные о смертности в ГУЛАГе — 3 процента. И совсем уж непоследовательно замечают, что «как правило, лагеря, специализирующиеся на строительстве энергетических и гидротехнических объектов, относились к разряду относительно «благополучных». Так, Волжский лагерь... с самого начала своего существования демонстрировал сравнительно низкие показатели смертности: 1,5%».

Уже смертность в 3 процента отнюдь не кажется шокирующей цифрой, и эти данные никак не соотносятся с концепцией планомерного уничтожения заключенных.

О быте и работе заключенных на строительстве, например, Беломорканала свидетельствует отрывок из статьи уже упоминавшегося Л. Рассказова: «Во время строительства канала администрация использовала различные методы повышения эффективности выполняемых работ: соревнование между бригадами, трудколлективами, шлюзами. Объявлялись всеобщие дни рекордов... Типичнейшим пропагандистским роликом был и художественный фильм «Заключенные» о быстром и чудодейственном превращении преступников в передовых строителей нового общества».

Из самых простых соображений следует, что если заключенным крутили пропагандистские фильмы (специально для них снятые), то власти, во-первых, не готовили их уничтожения, а во-вторых, у заключенных было время для просмотра кинофильмов.

В другом месте своей статьи Л. Рассказов приводит фрагмент заметки начальника управления НКВД СССР по Дальневосточному краю Т.Д. Дерибаса, посетившего в 1934 году Б AM ЛАГ. «Первое, что бросается в глаза, — пишет он, — это совершенно нечеловеческие условия труда. Корчевку мелкого кустарника, пней люди вели «голыми руками и босыми ногами, и без рубашек, в одних трусах, без единой рукавицы».

Понятно, что условия труда, возмутившие начальника управления НКВД, относятся не к отсутствию рубах. Зимой в Сибири в одних трусах не выжить, речь идет о летнем периоде. Его возмущает, что люди без перчаток вынуждены корчевать кустарники и пни.

Наконец, возможно, радикальные оценки вызваны предположением, что все узники ГУЛАГа были невинно осужденными жертвами режима? Но основная масса зэков состояла все-таки отнюдь не из «политических». В «Архипелаге ГУЛАГ» Солженицына много строк уделено тому, насколько мало среди урок было «политических» и каким издевательствам подвергались они, попав в камеру к уголовникам. Как исключение из правил приводит он историю двух офицеров-разведчиков, которым удалось отбиться в камере от уголовных, установив своеобразное статус- кво.

К сожалению, нигде автору этих строк не удалось найти попыток составителей сборника документов проанализировать численность «политических» и выделить их из основной массы заключенных. «Преступной» названа эксплуатация всех скопом, как слеплены в одну массу невинно осужденные и уголовники, а образ ГУЛАГа анализируется как обобщенное выражение «зла эпохи».

Утверждается, что именно на этом фундаменте построено советское экономическое чудо и, в частности, электроэнергетика страны.

Мы видим перед собой ряд утверждений, апеллирующих к уже созданному образу сталинских репрессий. Их негативный характер, через использование труда заключенных ГУЛАГа на стройках электроэнергетики (причем утверждается их исключительная роль), распространяется на советский экономический рывок 20—30-х. Общий вывод «все построено на крови» не вызывает сомнений. Война с Советским Союзом продолжается и спустя 20 лет после его развала.

Глава 36
Эксплуатация мифа: склероз совести

Основная «фактура» черного мифа о сталинских репрессиях была выплеснута в общество в период перестройки и первые годы российской независимости. Сегодня можно констатировать снижение интереса людей к «лагерным откровениям». Многие устали от потока чернухи и стремятся отгородиться от этой информации. Соответственно, меняются принципы ее подачи. Больше внимания уделяется поддержанию мифа в массовом сознании. Дальнейшая де- монизация сталинского периода представляется совершенно избыточной, основные силы брошены на напоминание гражданам об ужасах 30—50-х годов.

При этом тема репрессий может быть «пристегнута» к любому событию или информационному сообщению. Типичным примером такого муссирования можно считать появляющиеся в печати с завидной регулярностью сообщения об обнаружениях все новых и новых захоронений жертв сталинских «чисток». Так, 3 октября 2007 года рабочие, проводившие реконструкцию зданий «Шереметьевского подворья» в Москве, обнаружили при углублении фундамента останки 34 человек. Неподалеку в земле был обнаружен пистолет. СМИ мгновенно облетела информация об обнаружении на останках следов огнестрельных ранений.

Уже сутки спустя, 4 октября, в СМИ прошло опровержение этой информации: «Следов насильственной смерти у останков 34 человек, обнаруженных при реконструкции «Шереметевского подворья» в центре Москве, не обнаружено. Об этом ИТАР-ТАСС сообщил руководитель следственного отдела по Тверскому району Москвы Следственного управления Следственного комитета при прокуратуре РФ по Москве Сергей Балучевский. По его словам, в связи с этой находкой начата доследственная проверка» [13].

Но маховик раскручивания темы уже запущен, радиостанция «Эхо Москвы», игнорируя опровержение, в то же время сообщает:

«Страшная находка в самом центре Москвы, почти у Кремля. На Никольской улице, 8, рабочие реставрировали дом и при углублении подвала наткнулись на останки. По предварительным сведениям, в этом массовом захоронении было 34 человека. Как сообщалось, все они были убиты выстрелами в голову, причем с близкого расстояния. Те, кто осматривал останки, сразу предположили, что речь идет о так называемой «расстрельной комнате» и о том, что люди погибли в 30-х годах прошлого века во время сталинских репрессий».

Ком новых «подробностей» разрастается. В сообщении радиостанции люди уже убиты выстрелами в голову, в сюжете впервые появляется «расстрельная комната» и упоминания о сталинских репрессиях. Сюжет продолжается комментарием специалиста:

«В центре Москвы, без сомнения, обнаружены останки репрессированных в советские годы», — сказал «Эху Москвы» историк, научный сотрудник «Мемориала» Никита Петров.

Он отметил, что для 30-х годов больше «характерен массовый характер репрессий и некая технология захоронения в загородной зоне либо кремирование на Донском кладбище». Вместе с тем историк не исключил того, что «единичные случаи закапывания прямо тут же могли быть». «Этот адрес довольно близок к зданию Военной коллегии Верховного суда, где, как известно, приводили приговоры в исполнение», — заметил Н.Петров. Он добавил, что наверняка это «не единственное место в Москве, где еще будут обнаружены жертвы советского тоталитаризма» [14].

Если в первой части сообщения те, кто осматривал останки, только предположили, что люди погибли в 30-е годы, то во второй у научного сотрудника «Мемориала» Никиты Петрова уже нет сомнений, причем, по его словам, наверняка это не единственное такое захоронение в Москве.

Версия получила научное обоснование и подкреплена авторитетом эксперта. Прозвучавшее ранее опровержение успешно забывается за новыми и новыми подробностями страшной находки. Пятого октября газета «Известия» выходит с заголовком «Возле Кремля обнаружены расстрель- ные подвалы НКВД?». В заметке говорится:

«В подвале Шереметьевского подворья (Никольская улица, 8) строители... обнаружили останки 34 человек и пистолет. ...Судя по характерным отверстиям в черепах, обнаружена одна из так называемых расстрельных комнат НКВД, где в середине 1930-х годов расстреливали репрессированных».

Информация от «Эха Москвы» «все они были убиты выстрелами в голову, причем с близкого расстояния» трансформировалась в «характерные отверстия в черепах», слова эксперта Петрова — в вывод об обнаружении «расстрельной комнаты». «Известия» обращаются за комментарием к собственному эксперту, в результате чего массив «фактов» разрастается во много раз. В продолжении заметки читаем:

«По данным председателя историко-просветительского общества «Мемориал» Арсения Рогинского, в доме № 8 по Никольской улице, где были обнаружены кости, располагался в те годы политотдел спецвойск НКВД. В здании наискосок через улицу (в доме № 23) находилась Военная коллегия Верховного суда СССР, где выносились приговоры «врагам народа». Главный центр террора — здание НКВД на Лубянке — от Шереметьевского подворья отделяет несколько сот метров. Сохранились свидетельства, что Военная коллегия и здание на Лубянке были соединены тоннелем, для того чтобы обеспечить бесперебойный поток «врагов народа» от места «следствия» до места «суда»...

Слухи, что приговоры приводились в исполнение где-то в центре, ходили по Москве давно.

— Теперь мы получили их подтверждение, — уверен Арсений Рогинский. — ...Вполне логично, что московские чекисты для расстрельной комнаты облюбовали подвал соседнего дома» [15].

Одновременно с «Известиями» «Независимая газета» публикует заметку о жертвах репрессий на Никольской:

«В историко-просветительском и правозащитном обществе «Мемориал» придерживаются мнения, что на Никольской найдены останки людей, расстрелянных в период сталинских репрессий в конце 30-х — начале 40-х годов XX века. Елена Жемкова, исполнительный директор общества «Мемориал», сказала, что на Никольской улице, 8, в 30-е годы прошлого века располагался политический отдел спецвойск, а напротив, в доме № 23, находилась Верховная коллегия военного суда. «Верховная коллегия военного суда — это был штаб террора. В годы большого террора она приговорила к расстрелу более 35 тысяч человек» [16].

Тему подхватывают большинство СМИ, в течение недели сюжеты об обнаружении расстрельной комнаты выходят в газетах, на Первом канале, телеканале «Россия» и РЕН-ТВ. У комментаторов нет сомнений: обнаружены жертвы сталинских репрессий. В печати озвучивается предложение о создании мемориала на месте расстрелов и даже передачи здания бывшей Верховной коллегии военного суда под музей истории политических репрессий. Обращение общественных деятелей с таким призывом распространяют СМИ.

Больше месяца спустя, 19 ноября 2007 года, в газете «Известия» появляется небольшая заметка:

«Возраст останков нескольких десятков человек, обнаруженных месяц назад при реконструкции Шереметьевского подворья в центре Москве, составляет более 100 лет.

Об этом сообщил руководитель следственного отдела по Тверскому району Москвы Следственного комитета при прокуратуре РФ Сергей Булучевский.

«Как установила экспертиза, возраст останков превышает 100 лет, то есть они относятся к XIX и XVIII векам, — сказал Булучевский. — Как установили эксперты, они принадлежат 74 взрослым и 9 подросткам и детям.

Вполне вероятно, что там мог находиться один из погостов или они были захоронены во время голода или мора» [17].

Обнаружение погоста XIX века, конечно, не идет ни в какое сравнение с историей о расстрельных подвалах и тайных подземных ходах сталинского НКВД. СМИ теряют к событию всякий интерес. Нужно ли говорить, что большинство изданий не публикуют даже слов Булучевского о возрасте останков! И уж, конечно, им не посвящают отдельного сюжета центральные телеканалы. В массовом сознании страшная находка на Шереметьевском подворье так и остается следствием массового террора сталинского периода.

Подобные случаи не единичны, они носят именно системный характер. Обнаружение любых останков — при строительных работах или в ходе раскопок — отдельные СМИ и авторитетные эксперты склонны объявлять в первую очередь последствиями сталинских репрессий. Если впоследствии выясняется, что за «расстрельную комнату» НКВД приняли древний погост или это захоронение жертв Первой мировой войны, — тем хуже для истории.

Глава 37
Кто виноват в реабилитации Сталина

Происходящие сегодня в российском обществе процессы часто называют «ползучей реабилитацией Сталина». Соглашаясь с такой оценкой, дам ей парадоксальное объяснение: ответственность за нынешнюю моральную реабилитацию И.В. Сталина несут диссиденты, демократы, либералы и правозащитники. Все те, кто на протяжении десятилетий культивировал миф о сталинских репрессиях.

Для того чтобы так демонизировать советский период, нужно было приложить немалые усилия. Если сегодня взять 10 случайных примеров «преступлений коммунизма», из них 5 окажутся притянутыми к коммунизму за уши, парочка будет изрядно мифологизирована, а один окажется мифом на 100 процентов.

И если населению 20 лет насильно вбивать в голову черный миф о Сталине, уничтожившем 110 миллионов человек, не стоит удивляться реакции людей, вдруг узнавших, что цифра умышленно завышена в сто раз. Обеление образа Сталина происходит помимо их воли.

Когда демократическая пропаганда кричит о 110 миллионах, а затем из исторических работ человек узнает, что репрессировано по политическим мотивам 3 миллиона, он говорит: «Как? Всего?»

Он не думает отрицать 3 миллиона политзаключенных. Не оспаривает факт репрессий. В другой ситуации 3 миллиона были бы для него шокирующей цифрой. Но на фоне мифа о сотнях миллионов Сталин становится «совсем не таким злодеем, как рисовали».

Люди очень не любят, когда ими манипулируют. Это и есть «ползучая реабилитация Сталина». И темпы ее в ближайшее время сокращаться не будут, потому что никаких попыток деидеологизировать проблему и рассмотреть ее рационально не предпринимается.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. В.С.Соловьев. «Оправдание добра, нравственная философия», цит. по эл. версии http://psylib.org.ua/books/solvs01/txtl0.htm

2. С. Митрохин. «Новый общественный договор», http://www.yabloko.ni/ Publ/Articles/mitr-5.html

3. Там же.

4. «Новая газета», 17.03.2008, http://www.novayagazeta.ru/data/ 2008/18/18.html

5. Там же.

6. Доклад «О культе личности и его последствиях», цит. по http://www.hrono.ru/dokum/doklad20.html

7. «История в документах. Россия XX век», http://www.idf.ru/ documents/info.jsp?p=21 &doc=66060

8. Там же, http://www.idf.ru/documents/info.jsp?p=21&doc-66195

9. Там же, http://www\idf.ru/documenls/info.jsp?p=21&doc=68188

10. Цит. по «Банк правовых актов Государственной думы РФ», http://wbase.duma.gov.ru/ntc/vdoc.asp7kl-8661

11. «Банк правовых актов Государственной думы РФ». N 26-ФЗ, http://wbase.duina.gov.ru/ntc/vdoc.asp7kl~l 1942

12. «Заключенные на стойках коммунизма: ГУЛАГ и объекты энергетики в СССР». М., РОССПЭН. 2008, цит. но эл. версии http://www.rao- ees.ru/ru/into/history/show.cgi7history_zak.htni

13. См. например, http://gzt.ru/incident/2007/10/04/174304.html

14. См. http://echo.msk.ru/news/399990.html

15. См. http://www.izvestia.ru/moscow/article3108997/7print

16. См. http://www.ng.ru/events/2007-10-05/8_nikolskaya.html

См. http://www.izvestia.ru/news/newsl54758