ОТЕЛЬ «ФРАНЦИЯ»
По плодам их узнаете их.
Евангелие от Матфея
Советская официальная история называет в основном четыре здания Петрограда, так или иначе связанных с событиями 1917 года: особняк Кшесинской, где находился штаб большевиков, здание Смольного института, ставшего резиденцией первого советского правительства, Таврический дворец, место работы Государственной Думы, и Зимний дворец, в котором было арестовано Временное правительство России.
О столичном отеле «Франция» нигде не поминается ни словом. А между тем...
В самом начале незабываемого 1917 года в Петрограде начала работать большая конференция Антанты, союзников в войне с Германией. Делегацию Великобритании возглавлял лорд Мильнер. Помимо того, что он состоял членом военного кабинета, лорд занимал один из самых высших постов в системе масонских организаций мира: он являлся Великим Магистром Шотландской ложи. Деятельными помощниками высокородного лорда на все время конференции стали посол Великобритании в России Бьюкеннен, военный атташе британского посольства капитан Кроми и вице-консул Англии в Москве Локкарт.
Военное совещание союзников работало необычайно долго — едва ли не целый месяц. Председательствовал на всех заседаниях русский император Николай II, покинувший ради этого Ставку Верховного главнокомандования в г. Могилеве.
Основной темой военной конференции стала судьба Германии, дни которой, как считалось всеми, были сочтены. Сражаясь на два фронта, немцы напрягали последние силы и лихорадочно искали выхода из создавшегося положения. И германский Генеральный штаб, и кайзер Вильгельм II старались избежать сокрушительного поражения и спастись от унизительной процедуры безоговорочной капитуляции. От бравого настроения немецких военных, с которым они начали войну три года назад, не осталось и следа.
Отель «Франция», где разместилась военная делегация Великобритании, стал центром непонятной, но очень оживленной деятельности. Надменный Д. Бьюкеннен стал у лорда человеком для поручений (секретных, разумеется). Прямо из номера Мильнера в бельэтаже посол отправлялся к известному земскому деятелю князю Г. Львову, к влиятельным в русском обществе Н. Некрасову и М. Терещенко. Все более частыми становились контакты английского лорда с русскими генералами Брусиловым, Рузским, Гурко и Половцевым.
Лорд-масон заваливал Бьюкеннена разнообразными и слишком непонятными поручениями. И только однажды посол сумел догадаться о тайных умыслах Мильнера. Глава делегации Великобритании попросил его приготовить справку о наличии военных сил непосредственно в Петрограде. Бьюкеннен быстро приготовил заказанный документ. В русской столице к тому времени было сосредоточено 250 тысяч тыловой распущенной солдатни, кроме того под боком, в Кронштадте, рвутся на улицы десятки тысяч хорошо откормленных матросов (в войне русский военный флот почти не принимал участия).
Бьюкеннен взял в расчет еще и усиленно формируемые отряды так называемой «рабочей гвардии», т.е. подразделений из пролетариев питерских заводов. У них пока не имеется боевого вооружения, но при захвате, скажем, арсенала они могут получить винтовки и патроны. Готовая сила для уличных боев!
Силы же столичной полиции, органов правопорядка насчитывали всего 3,5 тысячи человек.
Вечером лорд снизошел до откровенного разговора с исполнительным послом. Он напомнил Бьюкеннену о двух событиях, имевших место ровно год назад в далеком Нью-Йорке. Там состоялись два мероприятия, совершенно непохожие одно на другое, но тем не менее имевшие общую цель.
В бедном еврейском районе этого гигантского города собрались убеленные сединами люди: «ветераны первой русской революции (1905 г.)». На почетных местах восседала карикатурная парочка: один — огромный, толстый, совсем заплывший жиром, другой — худенький, вертлявый, с клочковатой бороденкой и в пенсне. Это были А. Парвус и Л. Троцкий. В далеком 1905 году они вот так же дружной парочкой появились в Петербурге и пробрались к руководству тогдашнего Совета рабочих депутатов, объявив это необыкновенное учреждение подлинным правительством революционной России (т.е. соперником самого царя, Совета Министров и Государственного Совета великой империи). В настоящее время российская обстановка вновь свела их вместе, усадила одного возле другого в президиуме собрания потасканных «ветеранов» событий более чем десятилетней давности.
Как всегда на подобных сборищах началась ожесточенная грызня — постаревшие «бойцы» принялись поминать старые обиды, посыпались упреки в оппортунизме. Парвус властно прикрикнул на смутьянов и направил разговор в деловое русло. В итоге: здесь же, в Нью-Йорке, начала работать не то школа, не то курсы по подготовке работников для России. Во главе был поставлен Троцкий. Ему помогал Бухарин. Слушателями-учениками стали несколько сотен человек — в основном, выходцы из российской «черты оседлости».
В там же месяце и в том же городе, но только в роскошном помещении банкирской конторы «Кун, Леб и компаньоны» совещались богатейшие люди Америки — банкиры. Здесь были представлены: сам Я. Шифф, его сын М. Шифф, его зять Ф. Варбург, а также О. Кан, Ж. Ханауэр и В. Гугенхейм. Темой совещания были деньги на очередную русскую революцию. Я. Шифф доложил, что традиционный еврейский налог с каждой души — «шекель» — уже не покрывает всех необходимых затрат. Необходимо раскошелиться дополнительно. Сам Я. Шифф подписал чек на 20 миллионов долларов, банк Варбурга гарантировал 10 миллионов долларов, представитель лорда Мильнера, члена военного кабинета в правительстве Ллойд Джорджа, молча положил чек на 10 миллионов долларов.
Деньги были собраны немалые. Русская революция могла начаться.
Первый этап этой революции — отречение Николая II от трона — и организовывал лорд Мильнер в Петрограде. Днем, на пленарных заседаниях военной конференции, он разглагольствовал о победе над тевтонами, а вечерами и ночами действовал в противоположном направлении: готовил скорейшее поражение русской армии.
Контуры Великой Русской Революции определились довольно четко. Царь Николай II должен оставить трон, а власть в России получит Временное правительство и Совет депутатов (двоевластие, уже испробованное в 1905 году). Предусматривалось мощное вливание свежих политических сил из-за рубежа: из Англии приедет Плеханов, из Швейцарии — Ленин, из Америки — Троцкий.
Само собой, Николай II, председательствуя на заседаниях, об этом ничего не знал и даже не догадывался.
В Могилеве, в Ставке, в эти дни хозяйничал генерал Алексеев, ближайший помощник императора, начальник его штаба. Николай II доверял этому человеку безоглядно, не подозревая, что Алексеев возглавлял в России военную масонскую ложу. Выманив царя, Верховного Главнокомандующего русской армии, из Могилева в Петроград, союзники предоставили Алексееву свободу рук. За месяц, что царь отсутствовал в Ставке, генерал-предатель обработал всех командующих фронтами (даже великого князя Николая Николаевича, дядю царя). Командующие дружно решили, что для победы над Германией Николай II должен немедленно отречься от престола.
Русская армия, таким образом, первой предала царя, нарушив Долг и Присягу.
Свое пребывание в Петрограде лорд-подлец завершил
тем, что секретно пригласил к себе в гостиницу «Франция» известного земского деятеля Г.Е. Львова и продиктовал ему состав будущего Временного правительства России. В него вошли 12 человек — все, естественно, масоны разных степеней.
Делегации союзников покинули Петроград 22 февраля, а три дня спустя в булочных столицы не оказалось хлеба, возникли стихийные бунты женщин-работниц, потребовалось вмешательство полиции, а затем и войск... В итоге Николай II в ночь на 2 марта отрекся от престола.
Такой зигзаг вдруг сделала новейшая история России.
Так или примерно так осуществляются теперь крутые повороты в мировой политике.
Человеческая подлость превратилась в подлость политическую, государственную.
Скудные силы столичной полиции, как и предвидел; лорд Мильнер, оказались не в состоянии предотвратить гигантскую государственную катастрофу. Их попросту смели. В громадном взбаламученном Петрограде основной силой стал озлобленный беспросветною войной солдатский штык.
Первым из влиятельных эмигрантов в Россию вернулся Плеханов. Он приехал в марте.
3 апреля на Финляндском вокзале состоялась восторженная встреча Ленина.
5 мая на русскую землю ступила нога Троцкого. Впрочем, ступить ей позволили не сразу: из вагона Троцкого вынесли на руках ликующие сторонники во главе с Урицким и Караханом.
3 июля состоялось плохо подготовленное выступление большевиков. Дело ограничилось массовой манифестацией рабочих, солдат и матросов. Вечером начался ливень и разогнал манифестантов... Однако два дня спустя на фронте началось мощное наступление немецких войск. Оба события — неудавшийся мятеж большевиков и удавшееся наступление германцев — невольно связывались воедино. Напуганное правительство князя Львова приступило к арестам. В камерах «Крестов» оказалось более 140 членов различных политических партий — в основном, большевиков. Был выписан ордер на арест Ленина и Зиновьева.
Правительственные меры после мятежа вызывали удивление. Почему-то арестовали Троцкого, но не тронули Плеханова. Стали искать Ленина с Зиновьевым, но оставили на свободе наиболее твердокаменных большевиков Свердлова и Сталина. Что скрывалось за такой необъяснимой избирательностью?
Ответы на невольно возникшие вопросы придут гораздо позднее...
Банкиры, распространители кредитов, похожи на торговцев наркотиками: им важней всего «посадить клиента на иглу», т.е. всучить ему заем. Дальше процесс начинает развиваться своим порядком. У должника, как правило, не хватает средств, чтобы расплатиться во время, в обусловленные сроки — начинают нарастать проценты, затем проценты на проценты. Сумма долга увеличивается подобно снежному кому. И тут банкиры считают возможным проявить милосердие: они соглашаются подождать с возвращением основного долга, но категорически требуют уплаты процентов. На их языке это называется «обслуживанием долга». Для банкиров-заимодавцев начинается самое приятное: стрижка купонов. Деньги от должника текут, однако сумма долга при этом не уменьшается. И часто, очень часто количество денег, полученных за обслуживание долга, значительно превышает сумму первоначального займа. Тогда заимодавцы, куражась, изображая благодетелей, могут согласиться на сокращение долга.
Надо ли говорить, что при этом идут в ход сугубо политические соображения: достоин ли должник своим поведением подобной милости.
Таким образом, посадив клиента на финансовую иглу, банкирам остается сладострастно подсчитывать свои доходы. Клиент, под гнетом долга, заполошно мечется, хватает новые кредиты, лишь усугубляя свою зависимость от заимодавцев. В поисках средств правительства идут на увеличение налогов на своих граждан, урезают расходы на социальные программы, распродают государственное имущество — в итоге население стремительно нищает, в стране копится заряд народного возмущения.
Словом, легкомысленный получатель займов уподобляется наркоману в период ломки. С таким можно делать все, что заблагорассудится. Особенно полезен такой клиент в международных отношениях.
Банкиры, как и наркоторговцы, строго соблюдают законы мафии, «семьи» — в прямом и переносном смысле.
Сплоченность, корпоративность этих богатейших людей планеты привела к созданию Федеративной Резервной системы США. В этот круг избранных допущены очень немногие. В нашем случае интересно рассмотреть фигуру Якоба Шиффа, самого злобного ненавистника России и русского народа.
Как и многие денежные люди некоренной национальности, Якоб вышел из Германии. Его отец работал у старого Ротшильда во Франкфурте. Общеизвестно, что основатель династии, подобно Чингисхану, разделил Европу на пять улусов — по количеству своих сыновей. Шатры новых покорителей мира появились в Вене, Неаполе, Париже и Лондоне (местом старой ставки остался Франкфурт). Якоб Шифф сумел оказаться у подножия Германа Леба, одного из заправил банкирской конторы «Кун, Леб и компаньоны». Якоб женился на дочери патрона. Другой дочери Леба предложил руку и сердце Пауль Варбург, представитель обширной семьи из Гамбурга. У Пауля имелось трое братьев. Один из них, Феликс, женился на дочери Якоба Шиффа. Удачно сочетались браком и остальные двое братьев, Макс и Фриц. Благодаря семейным узам представители Европы установили родственные связи с американскими финансовыми воротилами (среди них: Оппенгеймер, Кан, Магнус и Гольдберг).
Целью своей жизни Я. Шифф поставил уничтожение России. Ради этого он не жалел ни сил, ни денег. Это он устроил гигантский военный заем крохотной Японии и, модернизировав флот этой страны, науськал ее на Россию. В Портсмуте он руководил ходом мирных переговоров и пригрозил Витте ужасами близкой революции. Первый революционный пожар в 1905 году русские быстро потушили. Однако искры продолжали тлеть и ждали своего часа. Заботой Шиффа стало втянуть Россию в колоссальную войну, в которой она, как великое государство, не имела никаких целей. Теперь речь шла о неминуемом поражении русской армии. Об этом позаботилась «пятая колонна» в воюющей стране.
Война с Антантой (с Россией в том числе) началась для немцев несчастливо. Бисмарк оказывался прав: нельзя воевать сразу на два фронта. Пришлось напрягать все силы, подскребать последние марки. И здесь, совершенно втайне от остального мира, за дело принялись банкиры (финансы, как известно, не признают государственных границ). В Берлине не слишком заметно функционировала американская контора фирмы «Экуитабл». В ней скромным кассиром трудился отец Ялмара Шахта, будущего финансового гения Гитлера. Кассир в течение 30 лет никуда не выезжал из Германии, однако в кармане имел паспорт гражданина США. Свои первые шаги на банковском поприще Ялмар Шахт делал под отцовским приглядом. Всего важнее было установить контакты с финансистами за океаном. И это удалось. На второй год войны молодые деятели Папен и Шахт сильно помогли отечеству, изнемогавшему под бременем расходов. Американская контора «Кун, Леб и компаньоны» (та самая, что финансировала в начале века русско-японскую войну) ссудила немцам первые 400 тысяч долларов. Это был первый американский взнос в европейскую бойню. Гамбургский филиал «Куна и Леба», где хозяйничал один из братьев Варбургов, Макс, перевел на германские счета 25 миллионов марок. А вскоре «Дойче банк», действуя через свои филиалы в Южной Америке, получил из Лондона 4 миллиона 670 тысяч фунтов стерлингов. Только воюйте, о деньгах не беспокойтесь!
На эти щедрые миллионы не только отливались пушки на заводах Круппа, на эти деньги немцы мечтали вывести Россию из войны, взорвав в ее тылу братоубийственную революцию. (Один из самых потаенных секретов: на эти заимствованные средства содержался сам Керенский, глава российского Временного правительства.) Удивительно при этом на самом деле безграничное применение денег: на американские займы немцы финансировали и своих разведчиков в Соединенных Штатах!
Подведем итоги. Вся кажущаяся пестрота имен и названий — Морганы и Рокфеллеры, Ашберги и Варбурги, Животовские и Томпсоны, «Кун и Леб», «Ниа-банк», «Гаранти траст», «Дойче банк», «Сибирский банк» и «Русско-Азиатский банк» — составляла всего лишь надстройку, покоившуюся на едином мощном фундаменте, а именно — на американском золоте. Отсюда истинная подоплека таких событий, как июльские беспорядки в Петрограде и оголтелая травля Ленина. «Немецкий след» большевиков должен был увести и скрыть глубинные источники американских денег. Эта затея Томпсону удалась с блеском. Немецкий план, опирающийся на выступления большевиков, надежно прикрыл план американский.
Ленин маячил на глазах до самого выстрела «Авроры». Это имя жевала и пережевывала вся мировая пресса. Но как только дело подошло к распределению руководящих мест, имя Ленина вдруг исчезло — заботливая Крупская увезла его в Финляндию на отдых. И на газетных страницах замелькали совсем иные имена: Свердлова, Троцкого, Дзержинского, Урицкого, Зиновьева, Каменева.
Немецкий план вроде бы осуществился — российская Революция свершилась. Но в то же время сработал и американский план — вместо Ленина, вождя большевиков, у главной власти оказался невзрачный и вовсе неизвестный Свердлов, явившийся не из Европы, а с Урала... Впрочем, Ленин, поднабравшись сил в Финляндии, еще появится на русской сцене.
Пока же кукловоды за кулисами русских событий усиленно дергали за свои привычные веревочки. Власть была взята. Теперь следовало думать, как ее не упустить и удержать.
Тем временем пламя российского пожарища не собиралось утихать и превращаться в пепел. Искры из России разносило по Европе. Горелым пахло в Венгрии, Германии, Франции, Италии. И это массовое распространение революционного огня входило в планы тайных поджигателей...
Капиталистическое зарубежье, свалив русское самодержавие и посадив своих людей в кабинеты Смольного, почему-то не торопилось признавать официальный статус советской власти. Более того, дипломатические представители дружно покинули роскошные особняки посольств и обосновались в Вологде, обрекая себя на неудобную жизнь в вагонах. В Петрограде они оставили своих уполномоченных в ранге осведомителей. Как правило, эти люди являлись опытными сотрудниками секретных служб.
Подошла пора уезжать и миссии «Международного Красного Креста». Американские гости и без того сильно зажились. Полгода — громадный срок! Отель «Франция» стал пустеть.
Мистер Томпсон, понемногу отправляя членов миссии обратно в США, оставался на своем посту до 4 декабря 1917 года. Он лично проследил, чтобы новая власть в России укрепилась и взяла правильное направление в своей работе.
Вместо обрушенной системы управления страной спешно создавалась новая. Второй съезд Советов избрал Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет (ВЦИК). Это был высший орган власти. Его возглавил отнюдь не Ленин, а Свердлов. ВЦИК сразу же назначил наркомов (по старому — министров) и во главе их поставил Ленина. Таким образом вождь партии стал всего лишь главным назначенцем-исполнителем. Реальная власть в республике Советов принадлежала, кроме самого Свердлова, всего лишь двум его надежным назначенцам: Троцкому и Дзержинскому. И практика вскоре показала, что эта властная троица, почитая Ленина на словах, не подпускает его к делам своих специфических ведомств.
Сильно зажившись в Петрограде, мистер Томпсон в начале зимы стал собираться домой. Он потрудился продуктивно. После мифического «Корниловского мятежа» Троцкий был наконец выпущен из «Крестов» и с ходу уселся в кресло председателя Петроградского Совета депутатов. Лозунг «Вся власть Советам!» (с учетом того, что Троцкий являлся еще и членом ЦК большевиков) сделал его фигурой едва ли не первого плана. Во всяком случае его имя стало постоянно упоминаться с именем Ленина, мало помалу оттесняя создателя партии, ее вождя, имея явную тенденцию к тому, чтобы задвинуть его за свою узкую селедочную спину.
(Ленину было бы полезней вообще сойти на нет и поскорее. Хлопот завоевателям хватало и без него).
В отсутствие Ленина, увезенного Крупской в Финляндию для очередного отдыха, в Петрограде сложилась та самая «конечная власть», о которой говорилось в таинственном плане «Марбург». Состав Совнаркома (вместе с членами коллегий наркоматов) насчитывал 556 человек. Из них русских было около 30-ти (т.е. всего пять процентов). Совершилось торжество Израиля над гоями! Такого гигантского «трофея», как Россия, еще не знала вся история завоеваний.
В течение ноября, осваиваясь в Смольном, Троцкий развил лихорадочную деятельность. У него несколько раз побывал американский генерал У. Джудсон, околачивающийся в Петрограде с какой-то загадочной целью. 30 ноября Троцкого посетили У. Томпсон и Р. Робине. Разговор шел «о низком уровне революции», о том, что необходимо предпринять. Томпсон сообщил, что в Петрограде остается Александр Гомберг (он же — Михаил Грузенберг), работавший в миссии «Международного Красного Креста» переводчиком. Троцкий с пониманием склонил кудлатую копну перепутанных волос. Гомберг-Грузенберг, сын ветхозаветного раввина, был его земляком. Оставался он, как следовало понимать, для связи. Прозвучала и фамилия О. Ашберга с его «Ниа-Банком». Шведский финансист был окончательно утвержден на роль «большевистского банкира».
Дождавшись паузы, Троцкий язвительно вклеил:
— Банкиры... Уста их открыты, но карманы закрыты! Мистер Томпсон позволил себе обидеться. Он устал от постоянных вымогательств революционеров, нервы его сдавали.
— Я сейчас же связываюсь с Нью-Йорком, — пообещал он Троцкому.
В Америку ушла телеграмма с просьбой срочно прислать два миллиона долларов.
Чек от Моргана пришел незамедлительно. Томпсон в сопровождении полковника Робинса посетил наркома иностранных дел и два дня спустя занял каюту на пароходе, уходящем в Лондон. Для него наступил небольшой роздых от бешеной работы. Он славно потрудился за истекшие полгода. Все сколько-нибудь значительные события в России совершались под его заботливым патронажем. Потратив на «русские дела» целых шесть месяцев, мистер Томпсон считал, что потеря такой уймы времени целиком оправдана.
Под его приглядом прошел VI съезд партии большевиков, на котором Троцкий стал не только членом этой партии, но и вошел в ее Центральный Комитет, поднявшись вровень с самим Лениным.
Сотрудники американской миссии умело провели так называемый «Корниловский мятеж» — гигантскую провокацию, в итоге которой русская армия, сидевшая в окопах, была мгновенно обезглавлена, а рабочие отряды Красной гвардии вооружены из государственных арсеналов.
Наконец, совершилось главное событие", ради которого Томпсон пожаловал в Россию: Великий Октябрьский Переворот. Уверенно распоряжаясь в создавшейся обстановке, Томпсон расставил своих людей на руководящие посты, указав им направление деятельности. Основное же достижение американского эмиссара — он обеспечил в революционной России давным-давно задуманное засилье.
Только после этого посланец из-за океана счел свою командировку завершенной.
Приехав из Петрограда в Лондон, мистер Томпсон включился в обработку Ллойд Джорджа, втолковывая ему, как специалист, особенности создавшейся в России ситуации. Британский премьер, белоголовый, багроволицый, терпеливо слушал и поматывал головой. Наставления американца были полезными. Сам он готовился к поездке во Францию, в Версаль, на первую мирную конференцию.
Томпсон, навсегда покидая Россию, не оставил «свята места» пустым: в Петрограде продолжал орудовать его
заместитель по недавней гуманитарной миссии Р. Робине. Ему предстоял непочатый край работы. Опытный его глаз заметил усилившуюся активность немцев — германские стратеги, даже проигрывая войну, продолжали думать о будущем. Робине, подозревая Троцкого с компанией в двойной игре, разрывался между Смольным и посольствами западных держав, в чьих стенах в эти дни верховодили не дипломаты, а сотрудники всевозможных секретных служб. Один из них, Брюс Локкарт, считался человеком лорда Мильнера. Прежде чем отправиться в Петроград, он посетил в Лондоне Литвинова, личного друга Ашбер-га, и получил от него рекомендательное письмо на имя самого Троцкого. Благодаря этому, Локкарт чувствовал себя в России, как дома. У него имелся пропуск-«вездеход», подписанный самим Дзержинским. Такие же мощные документы имели Жорж Садуль, приятель Троцкого еще по Франции, и Сидней Рейли, один из асов британской разведки. Позднее к этой дружной компании присоединился проворный А. Хаммер, бросивший в Америке все свои грошовые гешефты и примчавшийся в Россию закладывать основы своего баснословного богатства. Освоение такого колоссального «трофея», как Россия, год от года набирало американский размах и деловитость. Затраченные средства возвращались неслыханными дивидендами.