МЕТАСТАЗЫ

Народ, который не помнит своего прошлого,
обречен вновь его пережить.

Сантаяна

Морозным днем 20 февраля 1880 года в Петербурге вдоль ограды Летнего сада совершал прогулку немолодой мужчина кавказской наружности. Он шел медленно, заложив руки за спину и находясь в глубокой раздумчивости. Встречные почтительно уступали ему дорогу, некоторые здоровались и, отойдя несколько шагов, живо оборачивались. Мужчину, совершающего моцион, знал весь Петербург, знала вся Россия. Это был граф М.Т. Лорис-Мели-ков, министр внутренних дел. Недавно, буквально на днях,

12 февраля, император Александр II учредил «Верховную распорядительную комиссию по охранению государственного порядка и общественного спокойствия». Во главе этого учреждения был поставлен граф Лорис-Меликов.

В задачу «Комиссии» входила борьба с государственными преступлениями, направленными на сокрушение русского самодержавия. Враги престола и династии год от года усиливали свою разрушительную деятельность и в последнее время прибегали к тактике самого разнузданного террора. Злоумышленники не стесняли себя средствами, в ход шло все: кинжалы, бомбы, револьверы. Жертвами террористов становились лучшие люди государства. Скорбный список погибших от руки фанатичных убийц пополнялся министрами, губернаторами, чинами военного ведомства. А две недели назад жертвою обнаглевших террористов едва не стал сам император. Рабочий Степан Халтурин, член организации «Народная воля», сумел проникнуть в Зимний дворец и заложить бомбу огромной разрушительной силы под царскую столовую. Государя с семьей спас счастливый случай: обед против обыкновения начался с опозданием. Страшный взрыв потряс все здание Зимнего дворца. Убитых и покалеченных были десятки.

Император Александр II пережил уже несколько покушений на свою жизнь. Дерзкие и неустрашимые народовольцы вели за ним самую настоящую охоту. На этот раз, уцелев буквально чудом, он всерьез задумался о поиске неотложных и эффективных мер по борьбе с ненавистниками государства. Для этого и была учреждена «Комиссия». Графу Лорис-Меликову, зная его решительный характер, император предоставил самые неограниченные права. Кое-кто из царского окружения уже завистливо нашептывал, что такой всеобъемлющей власти не знали ни Меншиков, ни Бирон, ни Аракчеев.

Сейчас, прогуливаясь, граф Лорис-Меликов напряженно размышлял о том, что безграничное доверие государя потребует от него быстрых и внушительных результатов. Что же предпринять в первую очередь?

Человек блестяще образованный, в молодости друг поэта Николая Некрасова, граф Лорис-Меликов знал, что богатая Россия уже много веков является мишенью для посягательств западных держав. Завоевания Ивана Грозного, Петра Великого и Екатерины Великой породили тревогу в умах владык Европы. Всего два года назад войска генерала Скобелева, разбив турок на Балканах, не

только освободили своих братьев болгар, но и подошли к самым стенам Константинополя. Сбывалась мечта «вещего» Олега — Босфор и Дарданеллы возвращались под власть настоящих наследников древней Византии. Чтобы овладеть Константинополем, бывшим Царьградом, генералу Скобелеву требовалось не более трех часов. Однако немедленно вмешались Англия и Франция.

С властной тевтонской решимостью проявил себя и Бисмарк, «железный» канцлер, только что объединивший разрозненные и слабосильные германские княжества в единую Германию. Он тоже рвался на историческую авансцену. За спиной воодушевленных победителей, уже любующихся на минареты и дворцы турецкого султана, начались дипломатические игры, пошли в ход искусные интриги. В результате русская армия, теряя все преимущества блистательной победы, повернула назад. Обреченный Константинополь так и остался за турками, наголову разбитыми в боях... Следом за этим позором — новый: в Берлине немедленно собрался представительный конгресс ведущих политиков Европы. В повестке дня конгресса стояло принуждение России дать согласие на участие международных банков в освоении ее неисчислимых природных богатств. Иными словами, украв победу над турками, денежные хищники намеревались обратить Россию в послушную бесправную колонию.

Победа над Наполеоном вылилась в слепое преклонение перед всем французским, республиканским.

Своим проницательным умом граф Л орцс- Медиков понимал, что император Николай I, повесив всего пять вожаков декабрьского мятежа, болезни до конца не истребил, а загнал «парижскую» заразу в глубь государственного организма.

Мысли графа внезапно прервались. В первое мгновение он ничего не мог понять. Прямо перед ним стоял молодой человек с бледным перекошенным лицом и почти в упор раз за разом стрелял в него из револьвера. Выстрелы гулко раздавались в морозном воздухе ясного февральского дня. Завизжали женщины. Прохожие шарахнулись в стороны. Не отдавая себе отчета в том, что он стал жертвой покушения, Лорис-Меликов машинально бросился на молодого человека. Пожилой и сильно располневший, он тем не менее действовал быстро и решительно. Перед ним безумной яростью сверкали глаза отчаянного террориста. Кажется, он что-то пронзительно кричал... Граф сильно завернул руку покушавшегося и повалил его на снег. Коленом он придавил незадачливого убийцу, другой ногой наступил на валявшийся револьвер и оглянулся. Всполошившаяся улица металась. В уши вонзилась пронзительная трель полицейского свистка. К месту схватки бежал, придерживая шашку, городовой.

Передавая террориста чинам полиции, граф непроизвольно отряхнул руки. Кажется, он только теперь испытал что-то похожее на испуг, хотя смертельная опасность миновала. В мыслях мелькнуло, что со дня его высокого назначения прошла всего какая-то неделя. Узнав, террористы решили ответить правительству ударом на удар. Подготовились быстро, что и говорить!

Стрелявшим оказался житель Царства Польского Игнатий Млодецкий. Он состоял членом организации «Народная воля».

Через три дня его судили и повесили.

Граф Лорис-Меликов решил не давать террористам никакого спуска. В ответ на гнусные происки врагов самодержавия правительство будет действовать решительно и беспощадно.

Для борьбы с врагами изнутри любое государство создает свои особенные организации. В разные времена, при разных правителях эти структуры называются по разному. Однако в отличите от настоящей регулярной армии они никогда не проводят ни смотров, ни маневров, ни парадов со знаменами и музыкой. Объяснить такое можно каждодневной занятостью: они находятся в состоянии постоянной войны со своими многочисленными и весьма искусными противниками.

На заре возникновения и укрепления российской государственности происки наших внутренних врагов чаще всего сводились к убийствам предводителей дружин. Так погибли от меча врагов князья Игорь и Святослав. Жертвами от ножа убийц стали Борис и Глеб, а также Андрей Боголюбский. Открытому честному бою в поле враги стали предпочитать подлое убийство исподтишка, в спину. Так коварные татары расправились со славным князем Александром Невским. Его внезапную смерть в самом расцвете сил есть все основания отнести на счет тайных происков Золотой Орды.

Чем же отвечало государство на подлую деятельность Убийц? Казнями, причем самыми свирепыми. Жестокие кары должны были устрашить любого злоумышленника, покушавшегося на священную особу государя.

Стратегию тайной войны с предполагавшимся противником самым решительным образом изменил Наполеон. Он не стал подсылать убийц к Александру I. Зачем? Свято место пусто не бывает. Тем более, что никакими выдающимися талантами русский венценосец не блистал. Такой деятель на троне лишь облегчит задачу нападавшего... Однако прежде чем двинуть свою армию за Неман, Наполеон искусно поразил российские политические и общественные силы «французской заразой». Это заражение происходило от чтения французских романов и стихов, от многочисленных гувернеров и преподавателей. Русское общество, особенно молодежь, пылко проникалось идеями «свободы, равенства и братства». Дело в конце концов доходило до того, что в некоторых гостиных Петербурга открыто восхищались казнью французского короля Людовика XVI.

Так что впереди войск у Наполеона сражалась идеология! Разгром несметных полчищ Наполеона поверг российское общество в неистовую эйфорию. Ликование было объяснимо. Русские казаки стояли биваками на бульварах завоеванного Парижа.

Еще лишь расчищалось место для возведения храма Христа, еще работала комиссия, определяя победителя в конкурсе архитекторов, а император Александр I, к тому времени много понявший в том, что снова затевается вокруг России, получил необыкновенный документ, адресованный ему лично. По обычаю тех времен документ на высочайшее имя носил название «Записки». Озаглавлена записка была так: «О тайных обществах в России». Автором ее был свитский генерал-адъютант, начальник 1-й кирасирской дивизии лейб-гвардии А.Х. Бенкендорф.

Имя это, давайте согласимся сразу, чрезвычайно одиозное. В памяти немедленно воскресают такие аттестации: «царский сатрап», «гонитель свободы» и т.п. В особенно черном цвете выставляется его роль в судьбе нашего национального гения А.С. Пушкина. Итак, «Записка»...

«В 1814 году, когда войска Русские вступили в Париж, -писал Бенкендорф, — множество офицеров приняты были в масоны и свели связи с приверженцами разных тайных обществ. Последствием сего было то, что они напитались гибельным духом партий, привыкли болтать то, чего не понимают, и из слепого подражания получили страсть заводить подобные тайные общества у себя».

Каково предназначение этих тайных организаций? Генерал указывает четко: подрыв существующей системы государственного правления в России. Для этой цели заговорщики заводят подпольные типографии и принимаются печатать пасквили и карикатуры на членов царствующего дома. Распространять эту возмутительную продукцию планируется на толкучих рынках и в иных местах массового скопления обывателей.

Особенную тревогу начальника кирасир вызывает «пропагаторская» работа злоумышленников в войсках. Зловредному влиянию подвергается основной столп державы: армия. В первую голову масонская зараза поражает офицерскую молодежь гвардейских полков. После возвращения из Франции гвардейцев стало не узнать.

Тлетворное влияние тайных обществ генерал сравнивает с медленным, но сильно действующим ядом. Организм гвардии, а следовательно, и державы незаметным образом ослабляется и подтачивается. Настоятельно необходимо лекарственное противоядие.

Размышляя над мерами правительства, Бенкендорф сравнивает государство с живым и полнокровным человеческим организмом. Как и у всякого существа, созданного Вседержителем, у человека деятельно бьется сердце и напряженно работает мозг. Однако наравне с этими важнейшими органами с тем же напряжением функционируют почки и печень. Назначение их — выводить из организма всяческие яды. Таким образом, без этих важных органов жизнь человека невозможна.

Так отчего бы государству в интересах своего здоровья не обзавестись специальными органами, предназначенными для борьбы с ядами всяческой крамолы?

«Записка» Бенкендорфа произвела на императора неизгладимое впечатление. Немедленно были отданы необходимые распоряжения. А 1 августа 1822 года появился высочайший указ «О уничтожении масонских лож и всяких тайных обществ».

Чтобы полностью оценить значение императорского указа о запрещении масонства в России, необходимо знать, что в свое время, в молодые годы, членами масонских лож были и генерал Бенкендорф, и сам император Александр I. Да, они оба не избежали завлекательного влияния этих искусных соблазнителей человеческих душ!

Здесь не место излагать всю историю тайных обществ. На эту тему написаны целые библиотеки доскональных исследований. Масонство поразило доверчивое человечество много веков назад. По традиции масоны действовали тайно и с чрезвычайным напряжением. В их деятельности весьма причудливо, но очень продуманно переплелись вопросы религиозные, национальные, классовые. Масонов обыкновенно принято сравнивать с жуками-древоточцами, способными в считанное время обессилить и свалить самый исполинский баобаб.

И генерал Бенкендорф, и Александр I прекрасно знали о тайных силах, отправивших на эшафот сначала короля Англии, а затем и короля Франции. За спинами как Кромвеля, так и Робеспьера маячили тени масонов. Предельную убедительность о вине масонства за гибель королей доставила не так уж давняя казнь Людовика XVI. Когда стукнул нож гильотины и голова короля упала в корзину, на эшафот вскочил какой-то старик, белый как лунь, радостно омочил в крови свои руки и, вздев их над головой, завопил на всю площадь:

— Жак Моле, ты отомщен!

Об этом страшном эпизоде рассказывали во всех аристократических гостиных Европы.

Ликующий вопль старика напоминал о жестокой расправе французского короля Филиппа Красивого с членами ордена храмовников-тамплиеров. Главу этого ордена, Жака Моле, сожгли на костре.

Так уж повелось, что масоны не прощали своим обидчикам ни малейшей их вины. По своим счетам они получали всегда и самой полной мерой. Это стало историческим обычаем.

Русский император Александр I, обнародовав свой указ о запрещении масонских лож, прожил не более трех лет. Внезапная его кончина в Таганроге до сих пор полна неясностей. Во всяком случае, эта внезапная смерть сильно смахивает на затаенную месть.

Мстительным масонским духом проникнуты и планы закоперщиков исторического мятежа гвардейских полков, начавшегося морозным утром 14 декабря 1825 года на Сенатской площади русской столицы. Первым делом мятежники собирались истребить всю царскую семью. Так что русской династии была также уготована жуткая участь жертв безжалостной революции.

Декабрьский мятеж начался по канонам традиционной русской замяти — с обмана солдат. Гвардейские полки, построенные рано утром на Сенатской площади, радостно орали: «Да здравствует Конституция!» Позднее, при расследовании, открылось, что безграмотные солдаты полагали, будто Конституцией зовут супругу великого князя Константина. Солдаты, не теряя веры в царя-батюшку, поддались приказам офицеров-заговорщиков и с восторгом приняли присягу не Николаю, а именно Константину. Им-то какая разница?!

Начало мятежу таким образом было положено.

Дальнейшее развитие событий целиком зависело от быстроты действий как руководителей смуты, так и властей.

В эти роковые минуты законный государь Николай I показал пример редкого мужества. Ему сообщили, что кто-то из мятежников выстрелом из пистолета убил военного генерал-губернатора столицы Милорадовича (героя войны с Наполеоном). Ни минуты не колеблясь, Николай I отправился на площадь, к бунтующим солдатам.

Генерал Бенкендорф находился с ним рядом с первых мгновений мятежа. Он решил разделить участь монарха.

Надевая шинель, Николай I сказал Бенкендорфу:

— Сегодня вечером нас, может быть, обоих не будет более на свете. Но мы умрем, исполнив свой долг!

Бесстрашное появление царя на площади решило дело. Затея с мятежом лопнула, как мыльный пузырь. Начались аресты зачинщиков смуты.

Государь был изумлен, увидев в числе руководителей этой возмутительной затеи множество высокородных аристократов. Следовательно, Бенкендорф прав: зараза растленной Франции проникла чрезвычайно глубоко. Это уже не вульгарная и примитивная разинщина или пугачевщина. Это — опаснее, страшнее. Надлежало принимать меры неотложные и решительные.

Всю тяжесть излечения империи от привнесенной парижской заразы Николай I возложил на плечи верного Бенкендорфа. Этому генералу, не оставившему его в трудную минуту, государь верил безоглядно.

К сожалению, напор тайных сил нарастал с каждым годом. Масонские ложи поразили не только обе столицы. Эта зараза проникла и в большие губернские города. За соблазнительными лозунгами о «свободе, равенстве и братстве» скрывался зловещий умысел. Вековые ненавистники России понемногу отчаивались победить ее в открытом честном бою. На очередь стало духовное разложение. Это было и методом, и целью. «Русских могут победить только русские!»

Прежде, как помнил Бенкендорф, целью заговорщиков являлась всего лишь смена правителя на троне. Теперь же преступные замыслы простирались до переменБ1 самого государственного строя России.

Само собой, для противостояния такому противнику требовались совершенно особенные и щит, и меч.

Генерал Бенкендорф с головой ушел в разработку основных положений небывалого в России учреждения. Так появился «Проект об устройстве высшей полиции». Работа заняла у Бенкендорфа всю весну и половину лета.

После этого заработала машина императорского законотворчества. 25 июня 1826 года появился высочайший указ. В России учреждалась такая должность, как шеф жандармов. На этот пост, естественно, назначался генерал-лейтенант А.Х. Бенкендорф. Спустя неделю, 3 июля, очередным указом объявляется о создании Третьего отделения собственной его императорского величества канцелярии. Надо ли говорить, что Главнокомандующим этим отделением поставлен также Бенкендорф.

Высшая политическая полиция, получив небывало широкие права, обременила себя и тяжелейшими обязанностями. Сфера интересов Третьего отделения была поистине безграничной, как и у всякой добросовестной «медицины». В сохранении здоровья нет и не может быть никаких мелочей.

Вот цитата из «Положения» о задачах нового учреждения, утвержденного, как мы знаем, самим императором.

Третьему отделению надлежало ведать «все распоряжения и известия по всем вообще случаям высшей полиции, сведения о числе существующих в государстве разных сект и расколов, известия об открытиях по фальшивым ассигнациям, монетам, штемпелям, документам и пр., подробные сведения о всех людях, под надзором полиции состоящих, высылка и размещение людей подозрительных и вредных, заведывание наблюдательное и хозяйственное всех мест заключения, в коих заключаются государственные преступники».

Так что Комитет Государственной Безопасности, столь ненавидимый нашими нынешними перестройщиками, имел своего предтечу. Правда, в отличие от недавнего КГБ штаты тогдашнего Третьего отделения прямо-таки поражали своей мизерностью. В центральном аппарате, например, состояло едва ли 30 человек. А круг их обязанностей, как можно убедиться из «Положения», был небывало широк и разнообразен.

В самом деле, сколько лет и с каким презрением советские люди относились к самому термину «жандарм»! В его звучании им слышалось что-то предельно недостойное, грязное, омерзительное. А между тем корпус жандармов исполнял ответственнейшее назначение по охране безопасности Русского государства.

Начнем хотя бы с подбора кадров. Попасть на службу в корпус жандармов было необычайно трудно. Следовало выдержать жестокий конкурс. Предпочтение отдавалось потомственным дворянам, выпускникам военных училищ по первому разряду и награжденным боевыми орденами. Решительно не принимались крещеные евреи, а также выходцы из Польши (даже женатые на полячках). Кандидату на чин не полагалось иметь денежных долгов.

Все попавшие в кандидатский список проходили обучение на четырехмесячных курсах в Петербурге, после чего держали строгие экзамены. Учеба была напряженной, спрос суровым.

К удовлетворению генерала Бенкендорфа, вверенный его заботам орган работал безотказно.

Заканчивая как-то ежегодный отчет государю, генерал Бенкендорф засвидетельствовал:

«Дух чести и бескорыстия вселен в нижних чинов корпуса жандармов не менее, как и в офицеров».

Пушкин... Многие годы в головы наших читателей вдалбливалась легенда о немыслимых страданиях поэта, испытанных им по вине безмозглых и безжалостных жандармов, злою стаею охраняющих ненавистный всем престол. Даже преждевременная смерть поэта от дуэльной раны подавалась как результат темных интриг этих тупых опричников. Многие поколения советских людей выросли с представлением о Пушкине-революционере, чуть ли не пугачевце и декабристе, и о свирепой расправе с ним царя и жандармов.

На самом же деле все было совсем наоборот.

Да, пути поэта и шефа жандармов пересекались. Да, царь был недоволен и даже разгневан умонастроением молодого Пушкина, которое он, впрочем, объяснял обыкновенным юношеским безмыслием, следствием дурного окружения и влияния.

Давайте вспомним, что годы взросления Пушкина пришлись на время, когда из Парижа с победой возвращались славные полки императорской гвардии. В Царском Селе, где помещался лицей, квартировали кавалерийские полки лейб-гвардии, офицеры которых отличались особенно безудержным разгулом, а следовательно, и отчаянной свободой языка.

Смелость речей, самое дерзкое фрондирование становились великосветской модой.

Юноша Пушкин повседневно вращался в кругу упивающихся своей болтовней гвардейцев и, по свойству молодости, поддавался общему настроению.

Не забудем также, что одним из главных пунктов в программе действий декабристов было истребление всей царской семьи.

Вот где объяснение той ненависти, которой были пронизаны строки оды «Вольность». Страстная и впечатлительная натура молодого Пушкина безрассудно откликнулась на кровожадные замыслы тайно сговаривающихся цареубийц. Горячая голова побуждала его выскочить перед первыми рядами атакующих.

Ода «Вольность» так и дышит ненавистью к обладателю престола, автор откровенно призывает к пролитию монаршей крови.

Налицо, как видим, сочинение преступное, возмутительное, обрекающее автора на самое суровое наказание.

Как же власти предержащие поступают с крамольным сочинителем?

Каждый школьник знает, что Пушкин был отправлен сначала в Крым, а затем в Молдавию, в Кишинев. Своего рода творческая командировка: оставить пышущий зло-кознями Петербург и проехаться по просторам Отечества, проветриться, окунуться в настоящую жизнь, нисколько не похожую на брюзгливое столичное прозябанье. К тому же в наставники так согрешившему сочинителю определяются не забубённые гуляки, а достойнейшие люди, настоящие патриоты: генералы Инзов и Раевский.

Так проявилась забота о национальном достоянии России. Суровая кара или погубила бы Пушкина, или сделала бы из него талантливого ехидца, всю жизнь разобижен-но брызжущего ядовитой слюной. К нашему счастью, государственная власть в те времена оказалась куда как умной и очень дальновидной. Она сохранила России Пушкина.

Генерал Бенкендорф, вызвав поэта и неторопливо с ним беседуя, отлично понимал метания натуры страстной и невоздержанной. Молодости так свойственны всевозможные заблуждения! Но в том-то и задача старших: не дать погибнуть, если человек оступился, поддержать его, поправить. Шеф жандармов знал, что в далеком Кишиневе Пушкин снова не удержался от соблазна и стал членом масонской ложи «Овидий». В гнусной избенке иудея Кацика он подписал обязательство, в смысл которого не вник как следует. А между тем масонская клятва грозит смертью любому отступнику. Масоны не признают пощады!

Соблюдая такт, генерал не стал изнурять молодого человека скучными отеческими наставлениями. Что толку строжиться, пустобаить? Приказы и запреты приводят к притворству и лицемерию, причем, как правило, в самые удачные лицемеры пробиваются люди худшие, а не лучшие.

Люди, подобные Пушкину, приручению не подлежат. Совсем не та порода! Таким необходимо открыть глаза, и в первую очередь на собственные заблуждения. Этим и занялся Бенкендорф. Примечательно, что в первый раз Пушкин в Третье отделение был вызван. Затем он уже туда являлся по собственной инициативе. У него укрепилась настоятельная потребность в советах старшего наставника. И генерал Бенкендорф по-отечески опекал взрослевшего поэта.

Своему другу, издателю П. Плетневу, поэт писал:

«Бенкендорф человек снисходительный, благонамеренный и чуть ли не единственный вельможа, через которого нам доходят благодеяния государя».

Настоящее излечение Пушкина от губительной заразы юношеского вольномыслия пришло в результате напряженной работы в государственных архивах. Пушкин «заболел» реформами царя-преобразователя Петра Великого и великой замятью народного вожака Пугачева.

В те времена доступ к архивным материалам был чрезвычайно труден. Генерал Бенкендорф выступил ходатаем за поэта перед царем. Николай I соизволил не только дать разрешение «порыться в старых архивах», но и назначил исследователю денежное содержание от казны: по 5 тысяч рублей в год. Сумма весьма и весьма немалая!

Можно с уверенностью утверждать, что гений Пушкина рос и развивался по линии, так сказать, государственной. «Борис Годунов», «Дубровский», «Скупой рыцарь», книжка повестей... Он становился писателем имперским, а следовательно, великим. Феномен Пушкина невозможен ни в одной стране мелкой, крошечной, невеликой. Такие глыбы под стать самому величию державы.

К числу монарших милостей принадлежит и немаловажный чин камер-юнкера. Он означает приближенность к трону, к окружению самодержавного государя. На наш недавний масштаб — это что-то вроде члена Центральной ревизионной комиссии, избираемой на съездах партии. И нам известно, что Пушкина похоронили в мундире камер-юнкера.

Венцом патриотической настроенности Пушкина явилось его знаменитое стихотворение «Клеветникам России». Это пламенная отповедь всем, кто издавна сжигаем ненавистью к нашей Родине. И грозное им всем предостережение!

Так что Пушкин, как наш национальный гений, рос и развивался от оды «Вольность» к «Клеветникам России». Это замечательное сочинение из той же «шкатулки» с драгоценностями, что и «Пророк».

Однако этой гневной отповедью всем нашим ненавистникам Пушкин подписал себе смертный приговор.

Сбылась давнишняя тревога Бенкендорфа — масонская клятва, легкомысленно подписанная им в Кишиневе.

Негодяй Дантес — и это уже исследовано досконально — являлся потомком храмовников-тамплиеров. Он приехал в Петербург как бы на «ловлю чинов», но с первого же дня «прицелился» именно в Пушкина. Смазливый блондинчик с соблазнительными ляжками, он поддался ухаживаниям вечного холостяка Геккерена, и тот не только уложил его в свою постель, но и, восхищенный, немедленно его усыновил... Несчастьем Пушкина была сама атмосфера тогдашнего Петербурга, предельно насыщенная похотью. Гвардия и знать бесились с жиру. Мужчины-проститутки соперничали с известными жрицами любви. Гомосексуализм стал не просто модой, но и свидетельством утонченности вкуса. Пушкин, принужденный жить в этом вертепе, находил забвение в работе и надеялся загородиться, словно в крепости, в своей семье.

В 1837 году выстрел осатанелого гомосексуалиста на Черной речке оборвал жизнь Пушкина.

А семь лет спустя масоны свели свои счеты и с Бенкендорфом. Выехав на заграничные воды, он поправил свое здоровье и в сентябре 1844 года на пароходе возвращался домой в самом бодром настроении. Смерть настигла его в каюте ночью, на подходе к Ревелю.

Михаил Тариэлевич Лорис-Меликов родился в год мятежа декабристов. Происходя из древнего княжеского рода, он в молодые годы отличался невоздержанностью в поведении и был за это исключен из числа студентов Восточного института. Окончив школу гвардейских прапорщиков, едет на Кавказ и там в боях сдает суровый экзамен на зрелость. За взятие Карса и Эрзерума он награждается орденом св. Владимира 1-й степени и возводится в графское достоинство. Как боевого генерала, царь Александр II назначает его товарищем министра внутренних дел.

По исторической традиции конец века в России обязательно знаменуется великой замятью. На годы царствования Александра II выпали особенные испытания. Николай I уже на смертном одре с горечью сказал наследнику: «Сдаю тебе дело не в порядке». Державу лихорадило.

Разночинцы изобрели народничество, т.е. отправились по деревням и селам с проповедью ненависти к существующим порядкам. Мужик остался глух и даже воспротивился, сдавая связанных пропагандистов становому приставу. Тогда, в ярости от глухоты и слепоты народа, ретивые ниспровергатели стали на путь террора.

Ударную силу террористов составляли фанатичные курсистки и студенты. Молодые люди с восторгом приносили себя в жертву. Смерть в петле палача выглядела как светлая жертва за народное счастье и лишь прибавляла безумцам энтузиазма.

После халтуринского покушения на царя, когда взрыв мощной бомбы разнес чуть ли не все крыло Зимнего дворца, правительство впало в растерянность. Взрывчатка закладывалась уже под самый трон!

Вопрос о патриотичности для графа Лорис-Меликова решался однозначно: российская держава велика и мно-гоплеменна, на ее просторах текут многие воды, струятся разные ручьи, однако она как выстроилась, так и должна остаться империей. Поэтому любой — будь это отдельный деятель или же целая партия, — кто сговаривается с иностранной державой о будущем России, тот совершает прямое предательство, настоящую измену.

Порою граф негодовал: «Откуда вообще этот наивный бред о бескорыстии международной политики и о какой-то мудрости иностранных политических штабов?»

Патриот и гражданин Лорис-Меликов испытывал одновременно и восторг от созерцания своего народа, и скорбь о нем, и в то же время порою стыд за него. Но все равно он считал, что служение России есть отнюдь не привилегия, а долг, обязанность. При этом он ставил во главу угла закон.

Человек характера железного, Лорис-Меликов отчетливо сознавал, что стоит правительству пойти на самые мизерные уступки, процесс государственного сокрушения примет форму обвала. «Коготок увяз — всей птичке пропасть...»

Граф Лорис-Меликов был поклонником пушкинского гения. Такой же вольнодумец смолоду, генерал проникновенно повторял пушкинские строки, поражаясь их государственной зрелости. Незадолго до гибели Пушкин писал: «Россия никогда не имела ничего общего с остальной Европой... История ее требует другой мысли, другой формулы».

Здесь мы подходим к теме щекотливой и опасной, угрожающей не только репутации, но и самой жизни дотошного исследователя. Но тем не менее все же настоятельно необходимой, ибо без того, чтобы не приподнять над нею хотя бы краешек надежного покрывала, мы рискуем увидеть природу дальнейших событий в России неполной и до неузнаваемости искаженной.

Борьба с престолом и самодержавием принимала организованную форму. В качестве ответных мер граф Ло-рис-Меликов упорядочил штаты и саму структуру Отдельного корпуса жандармов. Свое внимание граф распространил на охрану железных дорог. Появились конные жандармские дивизионы. Комплектовались они, как и регулярная армия, за счет призывников.

Особенным нововведением явилось искусное внедрение агентов правительства в ряды самой террористической организации. Появилась возможность не только во-время узнавать о планах злоумышленников, но и незаметным образом на них влиять. Наиболее умелые и ловкие агенты проникали в самую верхушку этих преступных организаций.

Полковник Судейкин Г.П. возглавил Особый отдел департамента полиции. Это был выдающийся полицейский ум. Он первым добился ощутимых результатов от незаметной работы своих провокаторов. Так, ему удалось довольно быстро посеять раздоры и взаимную подозрительность в рядах фанатичных «нечаевцев». Террористы принялись безжалостно расправляться с предателями. Единый фронт врагов режима треснул.

Боевому генералу, слышавшему свист пуль и осколков, видевшему жуткий блеск турецких ятаганов, было невыносимо осознавать, что для охраны древнего трона империи приходится прибегать к услугам подозрительных людей. Провокаторство — занятие малопочтенное и вербовку приходилось вести среди всяческого отребья. Например, прознав, что из кадетского корпуса за кражу денег изгнан некто Бейтнер, полковник Судейкин немедленно прибрал воришку к своим цепким и небрезгливым рукам. Успешно внедрился к террористам и продувной ловкач Геккельман (он же Ландезен, он же Гартинг). Чуточку позднее очень продуктивно стала работать на Судейкина смазливая бабенка Жученко-Гернгросс. Агентурный список пополнился Гудовичем, Батушанским, Путятой...

Сознавая недоброкачественность человеческого материала, пополнявшего ряды агентов-двойников, граф Лорис-Меликов нисколько не обманывался. Никакое количество этого «добра» никогда не перейдет в качество.

Покушения на Александра II следовали одно за другим. Наконец, 1 марта 1881 года бомба террориста Гриневицкого достигла цели. Царь-«Освободитель» был разорван на куски.

Глава жандармского ведомства испытал прилив отчаяния. Не уберег! Уже 2 марта он явился к Александру III и попросил отставки.

Новый государь сидел угрюмый, мрачный. Его потрясла страшная смерть родителя. Он проговорил:

— В такой ситуации разве возможно уберечь!

В отставке он отказал, приказав работать, однако через месяц все же заменил графа Лорис-Меликова действительным тайным советником Д. Толстым.

Размышляя о самой природе провокаторства, граф Лорис-Меликов принимал в расчет главную ущербность своих соглядатаев в стане неприятеля: их исключительное корыстолюбие. Этим людям было неведомо самопожертвование за идею. Ими руководили интересы кошелька, утробы. В то время как террористы... Нет, нет, сравнение тут явно не в пользу правительственной стороны!

Первоначальным жалованьем начинающего провокатора было 25 рублей. В дальнейшем, в случае успехов, сумма могла быть увеличена в несколько раз.

Продумано было и о старости провокаторов. Здесь все зависело от заслуг. Например, тот же Геккельман (Ландезен-Гартинг) получил чин действительного статского советника и соответствующую пенсию. Гудович (агентурная кличка «Иван Иванович») вообще со временем перешел на службу в департамент полиции. Доброскок («Николай — золотые очки») доживал свой век в Петрозаводске на посту полицмейстера. Но вот Жученко-Гренгросс пришлось скрыться за границу. Она поселилась в Германии, получая от русского правительства пенсию в 3600 рублей.

Деньги, особенно большие деньги, до поры до времени выступали серьезнейшим союзником властей.

Весной 1882 года в Одессе агенты охранки проследили и арестовали артиллерийского штабс-капитана С. Дегаева. Офицер наблюдался как активный член террористической организации «Народная воля». Сообщение об аресте улетело в Петербург. Полковник Судейкин срочно выехал в служебную командировку. В помещении одесского охранного отделения он попросил оставить его с арестованным с глазу на глаз. О чем они беседовали — можно только догадываться. Однако вскоре после отъезда Судейкина террорист в офицерском чине совершил побег из-под стражи. Поймать беглеца не удалось, хотя по результатам наблюдения следы его вели не за границу, как обычно в таких случаях, а прямо в Петербург.

На конспиративных явочных квартирах полковник Судейкин часто встречался с беглым штабс-капитаном. Эти свидания главы секретного отделения со своим тайным агентом приносили ощутимые плоды. За год с небольшим «Народная воля» понесла ужасающие потери. Срывались тщательно подготовленные планы покушений, самые отважные террористы угодили в казематы и на виселицу.

Полковник Судейкин имел все основания считать, что страшная «Народная воля» потерпела сокрушительный разгром.

Такова роль в тайной войне всего лишь одного тщательно законспирированного агента.

Однако финал провокаторской деятельности Дегаева был совершенно неожиданным. В морозный день 16 декабря 1883 года полковник Судейкин отправился на очередное свидание со своим агентом. Дегаев, как всегда, ожидал его, приняв все меры предосторожности. Из этой квартиры полковнику уже не суждено было выйти. Через несколько дней дверь взломали. На полу валялось тело Судейкина с размозженной головой и увесистый дворницкий лом — орудие убийства.

Конспиративная квартира оказалась ловушкой для полковника.

Террористы переиграли своего гонителя. На этот раз Дегаев опрометью скрылся за границу. По примеру Степняка-Кравчинского, пять лет назад зарезавшего генерала Мезенцева, он нашел убежище в Лондоне. Там, на берегах Темзы, убийцы из России традиционно находили надежную защиту от любых посягательств русских властей на их свободу.

Чудовищный «прокол» с Дегаевым продемонстрировал властям, что провокаторство как метод оправдал себя, но вот сами провокаторы, людишки типа «и нашим, и вашим», контингент явно никудышный. За этой человеческой гнилью необходим двойной, если не тройной надзор. В случае внезапно подвернувшейся выгоды не только продадут и выдадут, но и убьют.

Но не одним убийством лиц начальственных угрожало постоянное якшательство с этой шушерой. Угрозы простирались глубже.

Гниль, в том числе и человеческая, пачкает любого. А, запачкавшись, отмыться слишком трудно. Первый опыт «пачкотни» террористы проделали с чиновником охранки Клеточниковым. У них появился свой агент в учреждении, занимавшемся внедрением агентов в их ряды. «Вы — нам, мы — вам!» Затея удалась, дело стало развиваться вширь и вглубь и кончилось тем, что запачканными с головы до ног оказались не только рядовые сотрудники охранки, но и генералы, руководители ведомства. Генерал Лопухин, «сдавший» знаменитого Азефа, был судим и приговорен к каторжным работам. Генерала Курлова, при чьем содействии погиб Столыпин, спас от суда сам Николай II. Генерал Джунковский, последний шеф охранного отделения царской России, стал... сотрудником ВЧК, верным помощником «железного» Феликса Дзержинского.

Произошли метаморфозы самого чудовищного качества: главные врачеватели государственного здоровья превратились в его главных погубителей.

Joomla templates by a4joomla