Глава четырнадцатая
С середины 30-х годов для каждого опытного политика было очевидно: не за горами новая мировая война. Акты агрессии следовали один за другим: 3 октября 1935 года итальянские войска вторглись в Эфиопию; 7 марта 1936 года фашистские батальоны без сопротивления заняли Рейнскую демилитаризованную зону; в июле - августе этого же года Италия и Герма- ния начали интервенцию в республиканской Испании; в июле 1937 года Япония приступила к расширению войны в Китае; 12 марта 1938 года вермахт оккупировал Австрию... Последовательность и возрастающий размах агрессивных действий убеждали Советское правительство в близости войны.
В конце марта 1935 года лорд-хранитель печати Идеи отправился в Москву. Ныне мы привыкли к тому, что в нашу столицу один за другим приезжают главы государств, министры из разных стран. Тогда же положение было иным: восемнадцать лет, с октября 1917 года, Москва была фактически под политическим бойкотом, и никто из крупных деятелей Запада ее не посещал. Визит Идена стал событием большого значения, широко обсуждался в мировой печати. Остановимся на нем подробнее.
28 - 29 марта Идеи имел беседы с наркомом иностранных дел СССР М. М. Литвиновым и пытался убедить его, будто Восточный пакт не столь уж необходим, а вооружение Германии не представляет угрозы миру.
29 марта в Кремле, в кабинете председателя СНК Молотова, Сталин, Литвинов и посол СССР в Великобритании И. М. Майский встретились с Иденом и английским послом в Москве Д. Чилстоном.
В коридоре Кремля Майский, шедший рядом с Иденом, не без злорадства отметил, что британский министр волнуется. Церемония представления была подчеркнуто чинной: все - в строгих темных костюмах, только Сталин в своем обычном, полувоенном. Переводил в основном Литвинов.
Беседа началась заверениями английского дипломата в искренности устремлений Великобритании, в том, что британское правительство хочет только мира.
- Целостность, неприкосновенность и преуспеяние СССР, - говорил Иден, - являются одним из важнейших элементов сохранения мира. Я надеюсь, что и Советское правительство стоит на той же точке зрения в отношении целостности, неприкосновенности и преуспеяния Британской империи.
- Если это не комплимент, то это хорошо, - начал беседу Сталин.
- Господин Литвинов знает меня достаточно хорошо по Женеве и может заверить, что в таких случаях я не склонен говорить комплименты.
- Прежде всего я хотел бы задать господину Идену вопрос,
- сказал Сталин, - как он оценивает нынешнее международное положение? Считает ли он его очень опасным или не очень опасным?
- Я считаю нынешнее международное положение вызывающим беспокойство, но не безнадежным. Я думаю так потому, что хотя нынешние трудности велики, однако у европейских народов еще имеется некоторое количество времени для преодоления этих трудностей.
- Ну, а если положение сравнить с тысяча девятьсот тринадцатым годом, - как оно сейчас, лучше или хуже?
- Я думаю, лучше.
- Почему вы так думаете? - добивался точного ответа в свойственной ему манере Сталин.
Обнаружилось, что Идеи возлагал чрезмерные надежды на Лигу Наций и пацифистское движение, в Европе.
- Настроение широких народных масс сейчас очень пацифистское. А как думаете вы?
- Я думаю, - ответил Сталин, - что положение сейчас хуже, чем в тысяча девятьсот тринадцатом году.
- Почему?
- Потому, что в тысяча девятьсот тринадцатом году был только один очаг военной опасности - Германия, а сейчас имеются два очага военной опасности - Германия и Япония.
- Но ведь у вас как будто в последнее время отношения с Японией налаживаются? - поинтересовался Идеи. - Благодаря мудрой политике вашего правительства военная опасность в этой части света несколько ослабла.
- Речь идет не только о безопасности границ СССР. Вопрос стоит значительно шире: каковы дальнейшие намерения Японии?
Последующие события на Дальнем Востоке показали, насколько правильной была эта оценка Сталина.
На вопрос Идена о положении в Европе он ответил так:
- В Европе большое беспокойство вызывает Германия. Она тоже вышла из Лиги Наций и, как вы сообщили товарищу Литвинову, не обнаруживает желания в нее вернуться. Она открыто, на глазах у всех, разрывает международные договоры. Это опасно.
Британский дипломат, которого в Берлине уверяли, что Восточный пакт направлен к "окружению" Германии, спросил:
- А как вы себе мыслите пакт взаимной помощи - с Германией или без Германии?
- С Германией, конечно, с Германией, - отвечал Сталин. - Мы не хотим никого окружать. Мы не стремимся к изоляции Германии. Наоборот, мы хотим жить с Германией в дружеских отношениях. Германцы - великий и храбрый народ. Мы этого никогда не забываем. Этот народ нельзя было надолго удержать в цепях Версальского договора.
Иден повторил то объяснение военных приготовлений Германии, которое выдвигалось ее фашистскими руководителями, чтобы получить поддержку со стороны западных держав:
- Да, Гитлер заявлял, что он очень обеспокоен могуществом вашей Красной Армии и угрозой нападения на него с востока. Сталин нанес удар:
- А знаете ли вы, что одновременно германское правительство согласилось поставлять нам в счет займа такие продукты, о которых как-то даже неловко открыто говорить, - вооружение, химию и так далее?
В записи беседы зафиксировано, что Идеи взволновался:
- Это поразительно! Такое поведение не свидетельствует об искренности Гитлера, когда он говорил другим о военной угрозе со стороны СССР.
- Совершенно верно. Ну разве это политика? Разве это серьезная политика? Нет, мелкие, неловкие люди сидят в Берлине.
Иден стал говорить о необходимости сотрудничества Великобритании и СССР в Лиге Наций. Сталин заверил:
- Мы вступили в Лигу Наций вовсе не для игры, но мы понимаем, что сейчас Лига Наций не пользуется сколько-нибудь серьезным авторитетом, даже Парагвай над ней смеется. Лигу Наций надо укреплять, а для этого необходим пакт взаимной помощи.
На этом официальная часть встречи закончилась, и Молотов пригласил присутствующих на чашку чая. Подходя к столу, Иден указал на огромную карту СССР, висевшую на стене.
- Какая прекрасная карта, и какая большая страна!
- Страна-то большая, - пошутил Сталин, - да трудностей много.
- По сравнению с ней Великобритания - совсем маленький остров, - продолжал Иден.
- Да, маленький остров, но от него многое зависит. - И Сталин предположил: - Вот, если бы этот маленький остров сказал Германии: не дам тебе ни денег, ни сырья, ни металла, - мир в Европе был бы обеспечен.
На это Иден ничего не ответил...
В тот же день английский министр осматривал Кремль, побывал на "Лебедином озере" в Большом театре. По распоряжению Сталина 31 марта англичанам показали авиационный завод в Кунцеве. Увиденное на заводе поразило Идена и сопровождавших его британских военных. Когда же после осмотра они вышли во двор завода, в небе появился истребитель. Фигуры высшего пилотажа, исполнявшиеся летчиком, были столь сложны и смелы, что приковывали взор любого человека.
- Это изумительно! - воскликнул Иден. - Никогда не видел ничего подобного!
И немудрено: пилотировал истребитель Валерий Чкалов...
Со второй половины 1937 года ход событий значительно ускорился. После захвата Австрии фашистская Германия перешла к очередной жертве - Чехословакии.
Советское правительство неоднократно доводило до сведения правительства Бенеша: помощь будет оказана, даже если Франция не выполнит своего обязательства. В середине мая 1938 года Сталин в беседе с Генеральным секретарем Компартии Чехословакии К. Готвальдом заявил, что Советский Союз готов оказать военную помощь Чехословакии даже в том случае, если этого не сделает Франция. Сталин поставил одно условие: Чехословакия будет сама защищаться и попросит советской помощи. Готвальд тогда же информировал Бенеша о позиции Советского правительства.
Международному положению было отведено много места в сделанном Сталиным Отчетном докладе ЦК на XVIII съезде, открывшемся 10 марта 1939 года. Показав, как сложился блок агрессивных государств - Германии, Италии, Японии, Генеральный секретарь ЦК ВКП(б) охарактеризовал политику "невмешательства" как покровительство агрессорам, направленное на то, чтобы столкнуть их с Советским Союзом.
Сталин говорил:
- Характерен шум, который подняла англо-французская и североамериканская пресса по поводу Советской Украины. Деятели этой прессы до хрипоты кричали, что немцы идут на Советскую Украину, что они имеют теперь в руках так называемую Карпатскую Украину, насчитывающую около 700 тысяч населения, что немцы не далее как весной этого года присоединят Советскую Украину, имеющую более 30 миллионов населения, к так называемой Карпатской Украине...
Такая перспектива вызывала обоснованный сарказм Сталина.
- Конечно, вполне возможно, - продолжал он, - что в Германии имеются сумасшедшие, мечтающие присоединить слона, то есть Советскую Украину, к козявке, то есть к так называемой Карпатской Украине. И если действительно имеются там такие сумасброды, можно не сомневаться, что в нашей стране найдется необходимое количество смирительных рубах для таких сумасшедших. (Взрыв аплодисментов.) Но если отбросить прочь сумасшедших и обратиться к нормальным людям, то разве не ясно, что смешно и глупо говорить серьезно о присоединении Советской Украины к так называемой Карпатской Украине? Подумайте только. Пришла козявка к слону и говорит ему, подбоченясь: "Эх, ты, братец ты мой, до чего мне тебя жалко... Живешь ты без помещиков, без капиталистов, без национального гнета, без фашистских заправил, - какая же это жизнь... Гляжу я на тебя и не могу не заметить, - нет тебе спасения, кроме как присоединиться ко мне... (Общий смех.) Ну, что ж, так и быть, разрешаю тебе присоединить свою небольшую территорию к моей необъятной территории ..." (Общий смех и аплодисменты.)
Советское правительство на протяжении всех предвоенных лет всемерно укрепляло оборонную мощь государства. Успехи первых двух пятилеток, неизмеримо повысившие международный авторитет СССР, давали ему в то же время возможность уделять своей обороне все больше внимания и средств.
Вдвое увеличился численный состав Вооруженных Сил: в 1936 году в них насчитывалось 1100 тысяч человек, а 1 августа 1939 года- более двух миллионов. Важно подчеркнуть, что к 1939 году все дивизии Красной Армии были кадровыми, существовавшая более десятилетия территориально-кадровая система была упразднена, и это благотворно сказалось на состоянии войск.
...Истекали последние недели мира в Европе, десятки миллионов людей с тревогой следили за газетными сообщениями о подготовке фашистской Германии к войне, а англофранцузские военные представители, снабженные подробными инструкциями, "не спешили". 25 июля английское правительство приняло наконец советское предложение о необходимости заключить военное соглашение, но лишь 5 августа западные делегации покидают Лондон. Они не летят самолетом, не едут курьерским поездом, они... вступают на борт тихоходного пакетбота "Сити оф Экстерс" (скорость не выше двадцати пяти километров в час).
Переговоры начались только 12 августа, и сразу же открылся ошеломляющий и в то же время знаменательный факт: письменные полномочия, хотя и очень ограниченные, есть у генерала Думенка, но адмирал Драке ими не располагает. Это сразу же показало Советскому правительству, что его партнеры по переговорам не стремятся к заключению военной конвенции, которая действенным образом сдержала бы агрессора.
После встречи с англо-французской делегацией Ворошилов информировал Политбюро о малоутешительных результатах первого дня переговоров. Внимательно выслушав сообщение, Сталин рекомендовал выяснить действительную позицию Великобритании и Франции, заставить гостей сказать прямо: хотят ли они, готовы ли они заключить тройственный союз или нет? Сталин расспрашивал о Думенке и Драксе, об их поведении.
Было решено продолжить переговоры.
Сталин стремился к соглашению с Англией и Францией. Было ясно: совместные вооруженные силы трех держав настолько внушительны, что никакой агрессор не рискнет начать войну, если СССР, Англия и Франция выступят против него единым фронтом. Но именно этого и не желали в тот момент правительства Англии и Франции.
Очевидным это стало, когда на переговорах зашла речь о позиции Польши и Румынии. Дело в том, что СССР не имел тогда границы с Германией и его войска могли вступить в боевые действия с вермахтом, только пройдя по территории этих соседних стран. Правительства обеих стран были настроены резко антисоветски, а руководители Англии и Франции не позаботились ранее выяснить их позицию. Английская и французская делегации запросили свои правительства, но скорого и вразумительного ответа не получили.
Советское правительство имело основания ожидать в ближайшие недели военного конфликта на своих западных границах. Это означало бы войну на два фронта, так как на востоке, в пределах союзной Монгольской Народной Республики, на реке Халхин-Гол, уже третий месяц шла необъявленная война. В ожесточенных боевых действиях участвовали десятки тысяч бойцов, многие сотни танков и самолетов. Каждый день на стол Сталина ложились донесения, подписанные комкором Жуковым. 20 августа этот выдающийся советский полководец начал операцию по разгрому японской группировки. К 31 августа она закончилась блестящей победой - окружением и уничтожением японских войск. Однако 21 - 22 августа исход операции был еще неясен, а политические решения следовало принимать немедленно.
Берлин уже давно домогался переговоров с Москвой, но Советское правительство, желая договориться с Англией и Францией, не шло навстречу германским дипломатам. Однако, когда 20 августа 1939 года Гитлер направил Сталину телеграмму с настоятельным предложением принять И. Риббентропа для согласования пакта о ненападении, предложение было принято. 23 августа Риббентроп прибыл в Москву, и в тот же день пакт подписали.
Вечером в Кремле был прием. Риббентроп по входе в зал приветствовал присутствующих по-фашистски: выбросил вверх и вперед руку и выкрикнул: "Хайль Гитлер!" В ответ Сталин явно с насмешкой церемонно поклонился. За стол с собой он Риббентропа не посадил и старался держаться подальше от него. Прием прошел в сугубо дипломатической, подчёркнуто вежливой и холодной обстановке.
Когда остались только свои люди, Сталин сказал:
- Кажется, нам удалось провести их...
И тогда, и ныне журналисты, дипломаты, историки приходят в ярость при упоминании о советско-германском пакте августа 1939 года. Это, кстати, служит еще одним доказательством того, насколько пакт противоречил интересам "западных демократий", насколько он в корне разрушал их расчеты на немедленное столкновение Германии и СССР.
Советское правительство отнюдь не полагалось на то, что фашистские руководители будут соблюдать подписанный ими пакт. Сталин, например, немногим более чем через месяц, 2 октября в беседе с министром иностранных дел Латвии В. Мун-терсом говорил, что возможность нападения на СССР со стороны Германии отнюдь не исключена:
- В течение шести лет фашисты выступали против СССР. Теперь произошел неожиданный поворот. Так иногда случается в истории. Но положиться на это нельзя. Необходимо вовремя подготовиться...
Понимая, что фашистская Германия главным своим врагом по-прежнему считает Советский Союз, Советское правительство стремилось до предела использовать выигранную почти двухлетнюю отсрочку.
Успехи советской авиации в середине 30-х годов, казалось, могли настроить на благодушный лад. Но во время гражданской войны в Испании выяснилось отставание наших истребителей И-15 и И-16 по сравнению с германскими: Мессершмитт-109 имел большую скорость и был вооружен пушкой калибра 20 миллиметров. Не все ладно было и с бомбардировщиками. Это беспокоило Сталина.
В воспоминаниях А.С. Яковлева подробно рассказано, как внимательно, всесторонне рассматривалось в Политбюро решение срочно сконструировать и запустить в серийное производство новые типы самолетов.
В апреле 1939 года Яковлева вызвали в Центральный Комитет партии. Выйдя из зала, где шло совещание, Сталин усадил авиаконструктора и стал задавать вопросы, интересуясь мнением Яковлева о сравнительном уровне немецкой, английской и французской авиации. Яковлев был поражен осведомленностью Сталина: Генеральный секретарь ЦК вел беседу как специалист. Особенно налегал он на вооружение самолетов:
- Почему англичане на истребителе "Спитфайр" ставят не пушки, а пулеметы?
- У них нет авиапушек, - отвечал Яковлев.
- Верно, верно. - Сталин был доволен, что его сведения подтвердились. - Но мало иметь пушку, надо и двигатель приспособить под установку пушки...
- У англичан нет и такого двигателя.
- А вы знаете авиационный двигатель Климова? На него можно установить авиационную пушку Шпитального.
Яковлев ответил, что знаком с работой Климова. Тогда Сталин спросил:
- Не возьметесь ли вы построить истребитель с мотором Климова и пушкой Шпитального?
Авиаконструктор просил дать время на раздумье, так как до того истребителями не занимался. Время было дано.
Такие же беседы члены правительства имели и с другими работниками авиастроения. Вскоре в Кремле собрали ветеранов самолетостроения и молодых конструкторов. В кабинете Сталина собрались члены Политбюро. Каждого принимали в отдельности.
Дошел черед до Яковлева. На вопрос Сталина, обдумал ли он предложение, Яковлев отвечал, что, получив все данные от Климова, его бюро тщательно проработало предложение и может взяться за конструирование истребителя.
- Какое вооружение будет у истребителя? - поинтересовался Сталин.
- Пушка калибра двадцать миллиметров и два скорострельных пулемета.
Выразив одобрение, Сталин сообщил, что правительство заказывает одновременно истребители нескольким конструкторам, и задача заключается не только в разработке истребителя, наилучшего по летным и боевым качествам, но и в том, чтобы как можно быстрее сделать его и запустить в серийное производство.
- Машину надо сделать к новому, сороковому году. Сможете?
- Американцы новый истребитель делают за два года...
- Американцы! А вы покажите, что может молодой русский инженер. Покажете - чашка чая за мной. - Сталин уже смеялся.
Конструкторам, проектировавшим новые самолеты, создали все условия для работы, оказывали любую помощь, в том числе и материальную. Сталин вмешивался сам, если возникала малейшая заминка.
Весной 1940 года в Германию для закупки военной техники отправлялась группа советских специалистов. Сталин детально обсудил как цели поездки, так и состав группы. В разговоре с А, С. Яковлевым выяснилось, что авиационным специалистам следовало бы выделить какую-то сумму в валюте для непосредственных, непредусмотренных закупок, помимо тех сумм, которые предоставлялись в обычном порядке.
- И сколько же нужно вам валюты? - спросил Сталин.
- Тысяч сто-двести.
Сталин снял трубку и соединился с наркомом внешней торговли Микояном.
- В распоряжение делегации надо выделить миллион, а если израсходуют - дайте еще столько же.
Окончив разговор с Микояном, Генеральный секретарь добавил:
- Если же возникнут затруднения, обращайтесь прямо ко мне. Условный адрес: Москва, Иванову.
Сложилось так, что Яковлеву пришлось послать из Германии такую телеграмму. "Буквально через два дня, - вспоминал он, -был получен ответ, предоставлявший право на месте определить типы и количество закупаемых самолетов без согласования с Москвой. Такая быстрая реакция на мою шифровку буквально потрясла торгпредских чиновников. Работать стало очень легко..."
Во второй половине 1938 года начался новый этап в советском танкостроении. В августе в ЦК партии состоялось совещание, на котором были рассмотрены перспективы развития танковой промышленности. Советские танкостроители спроектировали и уже во второй половине 1939 года построили первые опытные образцы машин новейших, оригинальных конструкций: коллектив под руководством М.И. Кошкина, АА. Морозова и НА. Кучеренко создал лучший в ту пору и на многие последующие годы средний танк Т-34; конструкторское бюро Ж.А. Котина разработало тяжелый танк принципиально нового типа.
Танкостроением Сталин также интересовался ежедневно и также вникал во все детали.
В Комитете обороны, возглавляемом К.Е. Ворошиловым, решено было начать изготовление таких башен. Через несколько дней этот вопрос рассматривался в Политбюро. Вот как вспоминал о случае с производством литых броневых башен для танков В. С. Емельянов.
"Докладывал Ворошилов, держа в руке проект решения, подготовленного Комитетом Обороны. Сталин подошел к нему и взял листок. Прочитал его и, обращаясь к начальнику Авто-броневого управления Я.Н. Федоренко, спросил:
- Какие тактико-технические преимущества имеет новая башня?
Федоренко стал говорить о том, что литую башню можно изготовлять в литейных цехах, в то время как при производстве башен старого типа для штамповки отдельных деталей требуются мощные прессы.
- Я вас спрашивал, какие тактико-технические преимущества имеет новая башня, а вы мне говорите о технологических преимуществах. Кто у вас занимается военной техникой?
Федоренко назвал генерала И.А. Лебедева.
- Здесь он?
Генерал Лебедев поднялся. Сталин повторил вопрос. Лебедев заколебался и начал, по существу, повторять сказанное Федоренко.
Сталин нахмурился и сердито спросил:
- Вы где служите: в армии или в промышленности? Я третий раз задаю вопрос о тактико-технических преимуществах новой башни, а вы мне говорите о том, какие возможности открываются перед промышленностью. Может быть, вам лучше перейти на работу в промышленность?
Генерал молчал. Я почувствовал, что решение о переходе на литые башни может быть не принято, и, подняв руку, попросил слова. Обращаясь в мою сторону, Сталин сказал:
- Я спрашиваю о тактико-технических преимуществах.
- Я об этом и хочу сказать, Иосиф Виссарионович.
- Вы что, военный?
- Нет.
- Что вы хотите сказать? - с недобрым выражением лица спросил Сталин.
Я вынул из папки карточки с результатами обстрела и подошел к Сталину.
- У старой башни, сваренной из отдельных деталей, имеются уязвимые места - сварные швы. Новая - монолит, она равнопрочная. Вот результаты испытаний обоих типов на полигоне путем обстрела.
Сталин посмотрел карточки, вернул их мне и сказал:
- Это соображение серьезное.
Он отошел в другой конец комнаты.
- Скажите, а как изменится положение центра тяжести танка при переходе на новую башню? Конструктор машины здесь? Поднялся конструктор.
- Если и изменится, товарищ Сталин, то незначительно.
- Незначительно - это не инженерный термин. Вы считали?
- Нет, не считал.
- А почему? Ведь это военная техника.
Не спуская с конструктора глаз, Сталин спросил, как изменится нагрузка на переднюю ось танка. Конструктор, встав, тихо сказал:
- Незначительно.
- Что вы твердите все время "незначительно" да "незначительно", скажите, вы расчеты делали?
- Нет, - тихо ответил конструктор.
- А почему? Конструктор молчал.
Сталин положил на стол листок с проектом решения и сказал:
- Я предлагаю отклонить предложенный проект постановления как неподготовленный. Указать товарищам, чтобы они с такими проектами на Политбюро не выходили. Для подготовки нового проекта выделить комиссию, в состав которой включить Федоренко, его, - он указал на наркома автотракторной промышленности С. А. Акопова, - и его, - палец Сталина указывал на меня".
На следующий день новый проект был представлен, изготовление новых башен продолжалось...
В июне 1940 года Политбюро ЦК приняло решение "О производстве танков Т-34 в 1940 году". К выпуску новых танков привлекалось значительное количество заводов, и в результате производственные мощности советского танкостроения к лету 1941 года в полтора раза превышали мощности танковой промышленности Германии. Но сложности организационного и технологического порядка сдерживали выпуск новых танков. В 1940 году было изготовлено 246 КВ и 115 Т-34; в первом полугодии 1941 года производство новых танков возросло: было изготовлено 393 КВ и 1 110 Т-34. Однако этого количества танков было недостаточно для предпринятого перевооружения бронетанковых войск. Так же, как и авиация, бронетанковые войска Красной Армии вступали в Великую Отечественную войну в стадии реорганизации.
Накануне войны особое значение придавалось производству артиллерийского вооружения. Сталин говорил на одном из совещаний в 1938 году:
- Артиллерия, несмотря на появление новых исключительно важных видов боевой техники - авиации, танков, - остается мощным и решающим фактором в войне... На нее должно быть обращено особое внимание...
В предвоенные годы были разработаны и изготовлены опытные образцы реактивных минометных установок, знаменитых впоследствии "катюш". В июне 1941 года Сталин и члены правительства осмотрели образцы вооружения и по достоинству оценили его.
Артиллерийское вооружение РККА было лучшим в мире. Советская полковая 76-миллиметровая пушка была гораздо лучше 75-миллиметрового орудия немцев; 150-миллиметровое тяжелое орудие немцев уступало соответствующим советским системам. Наша дивизионная и корпусная артиллерия, наши горные орудия были совершеннее немецких систем.
Чрезвычайно воодушевляла Сталина мысль о мощном океанском военном флоте, и он не любил, когда высказывались сомнения в целесообразности строительства больших кораблей, в особенности - линкоров. Н.Г. Кузнецов - нарком Военно-Морского Флота - вспоминал, как однажды он выразил сомнение в необходимости строительства новых линкоров на Балтике, где они легко могли подрываться на минах.
Сталин молча поднялся из-за стола, прошелся пару раз по комнате, остановился, взял со стола коробку "Герцеговины-Флор", сломал две папиросы, набил табаком трубку и только потом ответил:
- По копеечке соберем деньги, а построим, - чеканил он каждое слово, строго глядя на Кузнецова.
Проектирование и закладка кораблей в 1937 - 1938 годах велись в чрезвычайно быстром темпе. Еще больший размах приобрело строительство в 1939 году, сотни заводов работали на флот. Для спуска на воду крупного корабля надо три, а то и пять лет, денег же, материалов и труда они требовали очень много. Между тем началась война, средства эти настоятельно необходимы были везде. И в 1939 году Комитет Обороны решил резко сократить число строящихся линкоров и тяжелых крейсеров, сосредоточив усилия на эсминцах, подводных лодках, торпедных катерах. В начале июля 1941 года строительство линкоров было прекращено. Так или иначе, но получилось правильно: эти старомодные корабли были флоту уже не нужны. Сталин тут немного ошибся.
Безотлагательно требовалось выработать план прикрытия границы на случай советско-финского конфликта. В июне - июле 1939 года Сталин имел беседы с командующим Ленинградским военным округом К. А. Мерецковым, которому и было поручено подготовить план действий округа на случай конфликта. Во второй половине июля план этот был рассмотрен в Москве и утвержден. Прогерманское правительство Финляндии отказывалось отодвинуть границу на Карельском перешейке. 30 ноября советские войска перешли в наступление.
Военные действия оказались гораздо более сложными и затяжными, чем это предполагало командование Ленинградского военного округа, которому было поручено осуществить операцию. Неожиданно для многих советских военных и политических руководителей финская армия оказала ожесточенное сопротивление. Преодолеть с ходу новейшую, мощную линию обороны - "линию Маннергейма" - советские войска не смогли и несли немалые потери.
В марте 1940 года, сразу же по окончании войны, состоялось заседании Политбюро, на котором подводились ее итоги. Обсуждение носило острый характер, суровой критике подверглась система боевой подготовки и воспитания войск, был поставлен вопрос о повышении боеспособности армии и флота.
В предвоенные годы для воспитания у советских людей любви и уважения к героическому прошлому наряду с историей Красной Армии, стали широко популяризироваться славные традиции борьбы русского и других народов нашей страны против иноземных захватчиков. Важную роль в воспитании советского народа в духе патриотизма сыграли вышедшие в предвоенные и военные годы кинофильмы "Александр Невский" С. Эйзенштейна, "Петр Первый" В. Петрова, "Богдан Хмельницкий" И. Савченко, "Минин и Пожарский", "Суворов" В. Пудовкина и другие.
Отмечая появление этих фильмов, которые и поныне смотрятся с интересом и сохраняют патриотическое звучание, надо помнить, что еще за несколько лет до их создания иные "толкователи" отечественной истории, интерпретировавшие ее по троцкистским канонам, не видели в личности А. В. Суворова ничего замечательного, зато подчеркивали участие его в подавлении польского восстания. Александр же Невский и вовсе не состоял в примечательных людях, внешним поводом к чему было объявление его Православной Церковью святым.
* * *
Весной 1940 года Генеральный штаб РККА работал над планом отражения возможной агрессии. Руководил этой работой Б.М. Шапошников. Он считал наиболее вероятным развертывание основных сил Германии к северу от устья реки Сан, что и произошло в 1941 году. Следовательно, наши главные силы надо было развернуть в полосе от побережья Балтийского моря до Полесья...
Здесь уместно привести эпизод, хотя и не связанный непосредственно с разработкой плана, но очень своеобразно характеризующий Сталина.
А.М. Василевский, недавно попавший в Генеральный штаб и участвовавший в разработке плана, впервые получил приглаше- ние на обед в кремлевской квартире Сталина. Один из тостов Сталин предложил за его здоровье и вдруг спросил:
- Почему по окончании семинарии вы не пошли в попы? Он, конечно, был знаком с биографией Василевского. Генерал смутился, но отвечал:
- Этого не хотели ни я, ни отец. Ни один из четырех его сыновей не стал священником.
Сталин засмеялся в усы: - Понимаю, понимаю, вы не имели такого желания. А вот мы с Микояном хотели пойти в попы, но нас почему-то не взяли. Почему, не поймем до сих пор.
Но на этом Сталин не остановился:
- А почему вы, товарищ Василевский, и ваши братья не помогаете материально отцу? Я знаю, что ваши братья - уважаемые и обеспеченные люди. Если бы вы помогали отцу, он давно бы уже оставил церковь, ему, пожилому человеку, она нужна, чтобы как-то существовать.
Василевский вспоминал:
"Я ответил, что с 1926 года я порвал всякую связь с родителями. И если бы я поступил иначе, то, по-видимому, не только не состоял в рядах нашей партии, но едва ли бы служил в рядах Рабоче-Крестьянской Армии и тем более в системе Генерального штаба. В подтверждение я привел следующий факт.
За несколько недель до этого впервые за многие годы я получил письмо от отца. (Во всех служебных анкетах, заполняемых мною до этого, указывалось, что я связи с родителями не имею.) Я немедленно доложил о письме секретарю своей партийной организации, который потребовал от меня, чтобы впредь я сохранял во взаимоотношениях с родителями прежний порядок.
Сталина и членов Политбюро, присутствовавших на обеде, этот факт удивил. Сталин сказал, чтобы я немедленно установил с родителями связь, оказывал бы им систематическую материальную помощь и сообщил бы об этом разрешении в парторганизацию Генштаба".
История на этом не закончилась. Спустя несколько лет Сталин поинтересовался, как поживают родители Василевского. Узнав, что мать умерла, а восьмидесятилетний отец живет у сестры Василевского в Кинешме, Сталин посоветовал:
- Вам надо взять отца и сестру к себе, думается, что здесь им будет лучше...
Разработка плана отражения агрессии заняла несколько месяцев. В августе 1940 года Б.М. Шапошникова на посту начальника Генерального штаба сменил КА. Мерецков. В сентябре нарком обороны и начальник Генштаба доложили план членам Политбюро, При обсуждении плана стратегического развертывания войск Сталин высказал свою точку зрения о вероятном направлении главного удара противника: он считал, что Германия сосредоточит основные силы не в центре будущего фронта, а на юго-западе, чтобы прежде всего захватить наиболее богатые промышленные, сырьевые и сельскохозяйственные районы. Это, естественно, требовало прикрытия южных районов, сосредоточения главной группировки наших войск на юго-западном направлении. Тимошенко и Мерецков, поддавшись авторитету Сталина, не смогли или не захотели отстоять положения, сформулированные в плане. В новом варианте плана, разрабатывавшемся до конца 1940 года, наиболее опасным направлением было признано юго-западное, открывающее путь на Львов и Киев, а не западное, ведущее к Минску. Это была серьезная ошибка.
В конце декабря 1940 года в Москве было собрано совещание высшего командного состава армии, где обсуждались самые важные вопросы подготовки Вооруженных Сил. После совещания состоялась большая военная игра. За "синюю" (западную) сторону играл командующий Киевским особым военным округом генерал армии Г. К. Жуков, за "красную" (восточную) - генерал-полковник Д.Г. Павлов, командовавший Белорусским особым военным округом. По замыслу игры "восточные" после упорной обороны в укрепленных районах, измотав противника, должны были отразить наступление "западных" севернее Припяти и перейти в решительное наступление. Но вопреки замыслу "западные", нанеся три мощных удара по сходящимся направлениям, "прорвали" укрепленные районы, "разгромили" группировки "восточных" и достигли района Лиды. Вышло так, что обстановка военной игры во многом была схожей с событиями конца июня 1941 года на Западном фронте, которым командовал тот же Д.Г. Павлов...
Группу участников игры во главе с наркомом обороны и начальником Генштаба вызвали в Кремль. Мерецков стал докладывать ход игры, доклад ему явно не удался. Когда зашла речь о преимуществе в силах "синих" над "красными", особенно в танках и авиации, Сталин прервал Мерецкова.
Выступил нарком обороны, затем Павлов. Он начал с оценки совещания, но Сталин прервал и его:
- В чем кроются причины неудачных действий "красной" стороны?
Павлов пытался пошутить: мол, это все же игра и может быть всякое. Но Сталин не был настроен на шутливый лад.
- Командующий войсками округа должен владеть военным искусством, должен уметь в любых условиях находить единственно правильное решение. У вас же это не получилось...
Затем выступили Г.К. Жуков, П.Г. Рычагов, Г.И. Кулик. Последний предлагал усилить состав штатной стрелковой дивизии до шестнадцати-восемнадцати тысяч человек, высказывался за артиллерию на конной тяге и против формирования танковых и механизированных корпусов. Сталин счел необходимым вмешаться:
- Победа в войне будет за той стороной, у которой больше танков и выше моторизация войск...
Через день после встречи в Кремле начальником Генштаба был назначен Г.К. Жуков - видимо, какую-то роль в этом сыграл и его успех в военной игре.
Годы спустя, поставив себя вновь на порог войны, маршал Г.К. Жуков писал: "Думается мне, что дело обороны страны в своих основных, главных чертах и направлениях велось правильно. На протяжении многих лет в экономическом и социальном отношении делалось все или почти все, что было возможно. Что же касается периода с 1939 до середины 1941 года, то в это время народом и партией были приложены особые усилия для укрепления обороны, потребовавшие всех сил и средств... Конечно, если бы можно было заново пройти весь этот путь, кое от чего следовало бы и отказаться. Но я не могу назвать сегодня какое-либо большое, принципиальное направление в строительстве наших вооруженных сил, которое стоило бы перечеркнуть, выбросить за борт, отменить. Период же с 1939 до середины 1941 года характеризовался в целом такими преобразованиями, которые уже через два-три года дали бы советскому народу блестящую армию".
Но в начале 1941 года армия еще не была такой, и Советское правительство, в первую очередь - его глава сознавали это и стремились оттянуть войну, неизбежность которой им была очевидна. Нет никаких оснований утверждать, что Сталин полагался на пакт о ненападении с Германией. Более того, есть много неоспоримых свидетельств, что наиболее вероятным противником он считал Германию.
Одно из таких свидетельств - речь Сталина 5 мая 1941 года на приеме в честь выпускников академий Красной Армии. Поздравив их с окончанием учебы, Сталин стал говорить о тех преобразованиях, которые имели место в последние годы.
- Товарищи, вы покинули армию три-четыре года назад, теперь вернетесь в ее ряды и не узнаете армии. Красная Армия далеко не та, что была несколько лет назад. Мы создали новую армию, вооружили ее современной военной техникой. Наши танки, авиация, артиллерия изменили свой облик. Вы придете в армию, увидите много новинок...
Затем Сталин перечислил изменения по отдельным родам войск.
- Вы придете в части из столицы, - продолжал он. - Вам красноармейцы и командиры зададут вопрос: что происходит сейчас? Почему побеждена Франция? Почему Англия терпит поражение, а Германия побеждает? Действительно ли германская армия непобедима?
Перечислив причины военных успехов Германии, Сталин рассказал об отношении к армии в некоторых странах, где ар- мии не уделялось должного внимания, где ей не оказывалась моральная поддержка:
- Так появляется новая мораль, разлагающая армию. К военным начинают относиться пренебрежительно. Армия должна пользоваться исключительной заботой и любовью народа и правительства - в этом величайшая моральная сила армии. Армию нужно лелеять...
* * *
Пришел черед поговорить об ответственности Сталина за трагические события лета 1941 года. Повторяем, нет сомнений в том, что он видел неизбежность войны и делал все от него зависящее, чтобы подготовить к ней страну. Приведенные факты и цифры (а их можно было бы увеличить многократно) свидетельствуют об этом. Но так же несомненно, что Сталин сознавал недостаточную подготовленность и экономики страны, и армии к немедленному столкновению с самой мощной военной машиной капитализма - вермахтом фашистской Германии. Сознавая это, он стремился избежать войны как можно дольше, все его помыслы и действия были пронизаны этим. И поскольку у таких людей, как Сталин, желания всегда опираются на убежденность в успехе, убежденность, имеющую в своей основе твердость воли и характера, Сталин был уверен, что ему удастся оттянуть момент столкновения до времени, когда механизированные корпуса будут полностью оснащены лучшими в мире танками Т-34, когда авиационные полки, все до единого, получат скоростные и хорошо вооруженные "илы" и "миги", когда у каждого пехотинца в руках будет новенький ППШ, когда... исходя из этого убеждения он и действовал. Но далеко не все, как известно, зависит в истории от воли одного человека.
Бытует мнение, что вот, мол, Сталин имел достаточную информацию о подготовке фашистской Германии к нападению на СССР, что его со всех сторон предупреждали, предостерегали, а он не принимал эту информацию, эти предупреждения к сведению.
Что ж, информация и предупреждения, без сомнения, были.
Наиболее часто вспоминают послание Черчилля от 19 апреля 1941 года Сталину: "Я получил от заслуживающего доверия агента достоверную информацию о том, что немцы после того, как они решили, что Югославия находится в их сетях, то есть после 20 марта, начали переброску в южную часть Польши трех из находящихся в Румынии пяти бронетанковых дивизий. В тот момент, когда они узнали о сербской революции, это продвижение было отменено. Ваше Превосходительство легко оценит значение этих фактов".
Предупреждение, конечно, недвусмысленное, но вот мог ли ему безоговорочно поверить Сталин? Ведь оно исходило, во первых, от ярого врага России, врага, может быть, немногим менее непримиримого, чем Гитлер, и Сталин хорошо знал это. Во-вторых, послание исходило от премьер-министра Британской империи, находившейся в войне с Германией и терпевшей от нее поражение за поражением. Глава британского правительства мог быть очень заинтересован в столкновении СССР и Германии. Если же знать - и это могло быть известно Сталину, - что Черчилль получил сообщаемые сведения от начальника Абвера адмирала Канариса, английского шпиона, то подозрительность была бы здесь самой естественной. Вот почему Сталин должен был отнестись к посланию Черчилля с недоверием. Точно так же он мог относиться и к другим сообщениям, поступавшим по дипломатическим каналам.
Докладывали Сталину о военных приготовлениях Германии и советские разведывательные органы. К примеру, 20 марта 1941 года начальник разведывательного управления Ф.И. Голиков представил доклад, в котором излагались варианты возможных направлений ударов фашистских войск при нападении на СССР и указывалось, что начала военных действий следовало ожидать между 15 мая и 15 июня 1941 года. Сведения эти имели исключительную важность, и, как мы ныне знаем, были достоверными. Но вот какие выводы делал из них генерал Голиков в конце доклада:
"1. На основании всех приведенных выше высказываний и возможных вариантов действий весной этого года считаю, что наиболее возможным сроком начала действий против СССР будет являться момент после победы над Англией или после заключения с ней почетного для Германии мира.
- Слухи и документы, говорящие о неизбежности весной этого года войны против СССР, необходимо расценивать как дезинформацию, исходящую от английской и даже, может быть, германской разведки".
6 мая записку И.В. Сталину направил нарком Военно-Морского Флота Н.Г. Кузнецов. В ней также приводились очень ценные сведения, но вывод был отрицательным: "Полагаю, что сведения являются ложными и специально направлены по этому руслу с тем, чтобы проверить, как на это будет реагировать СССР".
Мог ли Сталин в этих и подобных случаях (их было немало) не считаться с мнением своих ближайших сотрудников? Видимо, нет. Поэтому из получаемой информации он и не сделал неизбежных, казалось бы, выводов, поэтому и другие доклады и сообщения о близости нападения Германии, в том числе и поступавшие от Р. Зорге, не были восприняты с должным вниманием. К тому же нелишне подчеркнуть и следующее обстоятельство: в докладах указывались различные сроки нападения: 14, 15, 20 мая, 15 июня и, наконец, 22 июня. Уже само это разнообразие могло вызвать подозрение, а как только миновали майские сроки вторжения, как только информация не подтвердилась, у Сталина могло появиться убеждение, что и в более поздние сроки война не начнется, удастся сохранить мир для советского народа хотя бы на 1941 год. Поэтому подготовку к отпору агрессору (она, повторяем, не прекращалась ни на день) по указанию Сталина старались проводить так, чтобы не дать Германии прямого повода к расширению военного конфликта. Отсюда и запрещение стрелять по фашистским самолетам, нарушившим наше воздушное пространство, и отказ срочно провести мобилизационные мероприятия: они неизбежно привели бы к войне, которой не хотело Советское правительство. Отсюда и заявление ТАСС от 14 июня 1941 года, преследовавшее двоякую цель: во-первых, открыто подтвердить свою верность советско-германскому договору и, во-вторых, вызвать ответную реакцию со стороны руководителей Германии. Но Гитлер и его клика не ответили на заявление ТАСС: для них все мосты уже были сожжены.
14 июня Тимошенко и Жуков побывали у Сталина и доложили о тревожных настроениях в западных округах и о необходимости привести войска в полную боевую готовность.
- Вы предлагаете провести в стране мобилизацию, поднять сейчас все войска и двинуть их к западным границам? Вы понимаете, что это означает войну?
Сталин был прав: это неизбежно означало бы войну. Кроме того, он считал, и не без основания, что войск в западных округах немало.
- Сколько дивизий у нас расположено в западных округах?
Тимошенко доложил, что к 1 июля в четырех западных округах будет сто сорок девять дивизий и одна отдельная стрелковая бригада.
- Ну вот видите, разве этого мало? По данным разведки немцы не имеют столько войск.
Жуков попросил разрешения разъяснить:
- По тем же разведывательным сведениям немецкие дивизии укомплектованы и вооружены по штатам военного времени, в них по четырнадцать-шестнадцать тысяч человек, наши же дивизии, если в них даже восемь тысяч человек, вдвое слабее немецких...
- Не во всем можно верить разведке, - задумчиво сказал Сталин.
Тем не менее выдвижение войск из внутренних военных округов, начатое ранее, было теперь ускорено. В промежуток с 14 по 19 июня нарком обороны дал указания командующим округами вывести с 21 по 25 июня фронтовые управления на полевые командные пункты. 19 июня последовал приказ о маскировке аэродромов, воинских частей, важных военных объектов, окраске в защитный цвет танков и машин, о рассредоточении авиации.
День 21 июня руководители страны провели в Кремле, в тревожном ожидании. Вечером Сталин принял Тимошенко и Жукова. Начальник Генштаба начал доклад с сообщения: только что начальник штаба Киевского особого военного округа генерал-лейтенант МА. Пуркаев доложил о перебежчике, утверждавшем, что фашистские войска завтра утром начнут нападение.
- Не может ли быть, что немцы подбросили нам этого перебежчика, чтобы вызвать конфликт? - Сталин явно сомневался.
- Уверен, что нет. - Тимошенко поддержал Жукова. Собрались члены Политбюро.
- Что будем делать? - спросил Сталин. Нарком обороны ответил за всех:
- Необходимо сейчас же дать в округа директиву о приведении войск в полную боевую готовность.
- Читайте! - велел Сталин.
Но заранее приготовленной и зачитанной Жуковым директивой он остался недоволен:
- Преждевременно давать такую директиву, может, нам удастся договориться дипломатическим путем. - Сталин знал, что в Берлине советский посол пытается войти в контакт с германским правительством, но ему не было известно, что попытки эти тщетны. - Надо дать такую директиву, в которой войска предупреждались бы против возможных провокаций.
Жуков и Ватутин в соседней комнате быстро составили проект директивы. Вернувшись в кабинет, Жуков зачитал его. Сталин взял документ, прочитал его еще раз про себя, сделал несколько поправок и отдал Тимошенко для подписи.
В ноль часов тридцать минут 22 июня в западные округа была отправлена директива:
"1. В течение 22-23.6.41 г. возможно внезапное нападение немцев на фронтах ОВО, ПрибОВО, ЗапОВО, УОВО, ОдВО Нападение немцев может начаться с провокационных действий.
- Задача наших войск - не поддаваться ни на какие провокационные действия..."
В округах директиву получили через час, в штабы армий направили в третьем часу. К этому времени фашисты полностью изготовились к нападению. Советским же воинам оставалось слишком мало часов и даже минут для выполнения директивы. Многие, слишком многие из них никогда не узнали о ее существовании...