Глава десятая
На Кавказском фронте (так с 16 января 1920 года стал именоваться Юго-Восточный фронт) в конце января положение осложнилось. Белогвардейские войска вопреки ожиданиям сохранили и часть сил, и волю к сопротивлению. Попытки войск 8-й, 9-й и Конной армий фронтальными ударами опрокинуть врага не удавались. Особенно страдала в этих лобовых атаках через Дон на Батайск ударная сила фронта - Конная армия, детище Сталина. Гибли, и бессмысленно, сотни великолепных бойцов и тысячи лошадей, - успеха не было. Командование Конармии пыталось доказать комфронта В.И. Шорину, что неправильно использовать кавалеристов как общевойсковую армию, что ее усилия не поддерживаются частями соседних армий, но не сумело переубедить комфронта. 1 февраля Буденный и Ворошилов- пишут письмо Ленину, 2 февраля направляют доклад Главкому Каменеву. В этих документах они характеризовали сложившуюся ситуацию и просили помочь. Не ограничиваясь этим, утром 3 февраля они связались с Курском, со Сталиным.
Буденный подробно охарактеризовал обстановку и просил приехать Сталина "хотя бы на 2 - 3 часа". Формально Сталин не имел отношения к делам Кавказского фронта. Но формалистом в скверном смысле этого слова Сталин никогда не был. Он отвечал Буденному: "Дней восемь назад, в бытность мою в Москве, в день получения мной вашей шифротелеграммы, я добился отставки Шорина... В Ревсовет вашего фронта назначен Орджоникидзе, который очень хорошо относится к Конармии. Если у вас нет связи с Саратовом, мы можем вам каждый раз предоставлять провод для разговора с Орджоникидзе, который, безусловно, поможет вам и поддержит вас.
Что касается моего выезда, я, вы знаете, не свободен, назначен председателем Совета труда Юго-Западного фронта, и без согласия Совета Обороны не смогу выехать. Во всяком случае же передам вашу записку Ильичу на заключение, если вы не возражаете. Окончательный ответ могу дать только после переговоров с Ильичем. Об одном прошу: берегите Конную армию, это неоценимое золото Республики. Пусть временно пропадают те или иные города, лишь бы сохранилась Конная армия".
Обнадеженные таким разговором, Буденный и Ворошилов вечером того же дня вновь связались с Курском и спросили Сталина о результатах его переговоров с Москвой. Сталин отвечал: "Результаты таковы, что я к вам пока выехать не могу, - это первое; второе - мы перебрасываем в район Иловайская две лучшие дивизии, из них одна Латышская".
Не ограничиваясь достигнутым, Сталин на следующий день добился разговора с Саратовом - с Орджоникидзе. Известив его о положении дел, Сталин тут же набросал исчерпывающую программу действий, изложенную в четких и предельно кратких формулировках. "Узнав все это, - говорил Сталин, - ЦК партии потребовал от меня немедленного выезда в район правого фланга для разрешения вопросов на месте, но я не мог выехать по некоторым причинам, о которых я здесь говорить не стану. По моему глубокому убеждению, члены Реввоенсовета должны принять следующие меры. Объединить группу Думенко с Конармией в одну мощную силу, подчинив первую последней. Передать Конармии в оперативное подчинение две стрелковые дивизии для опоры на флангах".
Дело действительно наладилось: Тухачевский произвел перегруппировку войск, изменил направление удара Конармии; из района Платовской она начала стремительный прорыв в тыл врага. В нескольких ожесточенных сражениях 19 - 28 февраля Конармия наголову разбила основные кавалерийские соедине- ния белых и тем нанесла решительный удар врагу на Северном Кавказе.
Но под Ростовом белогвардейцы активизировались, и 20 февраля Ленин телеграфировал Сталину, что не исключает возможности потери Ростова и Новочеркасска и потому рассчитывает, что Сталин применит всю свою энергию, помогая Кавказскому фронту. Ответ Сталина был несколько раздраженным, и это, видимо, надо объяснять его крайним переутомлением и болезненным состоянием. Он телеграфировал: "Мне не ясно, почему забота о Кавфронте ложится прежде всего на меня... Забота об укреплении Кавфронта лежит всецело на Реввоенсовете Республики, члены которого, по моим сведениям, вполне здоровы, а не на Сталине, который и так перегружен работой". В тот же день, 20 февраля, Ленин написал ответ: "На Вас ложится забота об ускорении подхода подкреплений с Юго-Запфронта на Кавкфронт. Надо вообще помочь всячески, а не препираться о ведомственных компетенциях".
По сути данного, конкретного дела Ленин был прав, но и в словах Сталина о перегруженности работой заключалась немалая толика истины. Отдыха, как такового, Сталин в годы гражданской войны почти не имел. Лишь иногда он позволял себе загородную поездку на машине, так как любил быструю езду. Вот как вспоминал об этом С. К. Гиль - личный шофер Ленина: "Вызывать машину по телефону или поручать кому-либо сбегать в гараж Сталин не любил. Он обычно сам являлся в гараж и просил свезти его в то или иное место.
- Здравствуйте, - говорил он, входя в гараж, - можно машину получить? Мне только на полчаса...
Бывало и так. В летние сумерки он иногда приходил ко мне в гараж и просил прокатить его за город. Такая прогулка заменяла ему отдых. Закрытых машин он не любил.
- Если можно, товарищ Гиль, - открытую! Есть?
Я выбирал небольшую открытую машину, способную развивать большую скорость. Мне были известны темпы езды товарища Сталина.
Иосиф Виссарионович садился рядом со мной. Ездили мы обычно по Ленинградскому шоссе, до Покровского-Стрешнева и обратно. Дорога была для того времени сравнительно гладкая и позволяла мчать машину быстро. Езда со скоростью 30 - 40 километров в час не удовлетворяла Иосифа Виссарионовича.
Выехав на дорогу, я все увеличивал скорость. Товарищ Сталин следил за счетчиком. Я ждал его указания остановить бег машины на определенной быстроте. Ветер свистел в ушах, скорость достигала 50, затем 60 километров в час, а мой спутник все молчал. Мы переглядывались, улыбались. Иосиф Виссарионович все еще не выражал желания остановиться на достигнутой скорости. Наконец - 70 километров.
- Хватит! Вот так поедем! - говорил он, указывая на счетчик.
Быстрая езда доставляла ему, видимо, большое наслаждение. Он улыбался и переводил дух.
Через час-два мы возвращались в Кремль..."
Кроме обязанностей члена ЦК, его Политбюро и Оргбюро, кроме участия в работе СНК и СТО, кроме постов члена РВС Юго-Западного фронта за Сталиным по-прежнему оставались посты наркомнаца и наркомгосконтроля.
Систему контроля решено было реорганизовать. 23 января 1920 года вопрос обсуждался на Политбюро; решили не создавать новых учреждений, а всячески развивать рабочую и крестьянскую инспекцию. На основе этой директивы Ленин на следующий день написал Сталину развернутую инструкцию. 28 января вопрос о Рабоче-Крестьянской инспекции вновь обсуждался в Политбюро, а 31 января Пленум ЦК утвердил-решение Политбюро. 7 февраля ВЦИК принял решение реорганизовать Народный комиссариат госконтроля в Народный комиссариат Рабоче-Крестьянской инспекции. Сталин сохранил пост наркома РКИ. Даже и в периоды длительного отсутствия в Москве он руководил работой наркомата. 23 февраля 1920 года он, к примеру, телеграфно потребовал от своего заместителя Аване-сова присылать ему каждую неделю краткое сообщение-отчет о делах наркомата и информировать о ходе реорганизации.
Не прекращал Сталин работы и в Наркомнаце. 22 ноября 1919 года он выступал на открытии II Всероссийского съезда коммунистических организаций народов Востока. 7 февраля на сессии ВЦИК его включили в комиссию по разработке вопросов федеративного устройства РСФСР.
Прямое отношение к национальной политике партии имела и работа Сталина на Украине. Харьков, где в феврале - марте 1920 года жил Сталин, тогда был столицей Украины. Разногласия среди коммунистов Украины еще не были преодолены до конца, и авторитет Сталина не раз приходился кстати при выработке правильной политической линии. 17 - 23 марта он активно участвовал в работе 1У конференции КП(б)У, несколько раз выступал.
23 марта Сталин выехал в Москву, на IX съезд РКП (б). На съезде его вновь избрали в ЦК, а 5 апреля на Пленуме ЦК утвердили членом Политбюро и Оргбюро.
Центральному Комитету приходилось работать много и напряженно. Достаточно сказать, что с 5 апреля 1920 года по 1 марта 1921 года состоялось 29 заседаний Пленума ЦК, 66 заседаний Политбюро и 102 заседания Оргбюро: в среднем за месяц проходило по три заседания Пленума, по шесть заседаний Политбюро и девять заседаний Оргбюро.
Сталин был одним из наиболее активных работников ЦК партии, но присутствовал он далеко не на всех заседаниях: и в 1920 году его на многие недели, а иногда и на месяцы отвлекали военные дела.
Мирная передышка весной 1920 года оказалась кратковременной. Теперь главными противниками Красной Армии были белополяки и Врангель, закрепившийся в Крыму.
Воспользовавшись тяжелым положением Советской Республики, белополяки в 1919 году захватили значительную территорию, населенную украинцами и белорусами, в том числе Минск. Но аппетит, как известно, приходит во время еды, и в правящих кругах Польши стали подумывать о границах, существовавших до 1772 года. На протяжении всей зимы 1919/20 года в строгой тайне на восток перебрасывались войска и военные грузы. К весне польская армия на восточной границе (около 148 тысяч человек) была одолностью укомплектована и хорошо оснащена технически. В этом белополякам помогали правительства Франции и Великобритании.
Советское правительство не желало войны и многократно предлагало польскому урегулировать отношения путем переговоров, соглашаясь установить границу с Польшей по линии, проходившей восточнее даже Минска. Но польское правительство уклонялось от переговоров, выставляя совершенно неприемлемые условия, и истолковывало уступчивость советской стороны как признак слабости.
Советское правительство и Главное командование Красной Армии предвидели возможность конфликта. Еще в феврале Ленин затребовал от командования Западного фронта доклад о состоянии войск. 26 февраля командование Юго-Западного фронта (Егоров, Сталин) представили Главкому свои соображения, где среди прочего говорилось: "С поляками, безусловно, придется драться... Полагаем, что при будущих действиях против поляков нельзя ограничиться главным ударом на участке Западного фронта, а необходимо его поддержать со стороны Юго-Западного фронта в направлении Ровно - Брест".
Главное командование, считавшее Западный фронт основным, направляло туда большую часть пополнений. На Юго-Западный фронт была все же направлена Конная армия.
Ее командование - Буденный и Ворошилов - прибыли в начале апреля в Москву. Они настаивали, чтобы переброска Конармии шла походным порядком, предполагая, и справедливо, что по железной дороге эта переброска займет несколько месяцев. Главком Каменев, начальник полевого штаба Лебедев и начальник оперативного управления Шапошников не согласились с предложением командования Конармии. Попытались Буденный и Ворошилов попасть на прием к Троцкому, но тот их не принял, велев передать через секретаря, что занят делами на IX съезде партии.
Помог конармейцам Сталин. Он выслушал их жалобу, пригласил на съезд и обещал организовать встречу с Лениным. Владимир Ильич, надо думать, занят был делами никак не менее Троцкого, но для обстоятельной беседы с Буденным и Ворошиловым оно, конечно, нашлось.
- Вот это и есть тот самый Буденный? - спросил Ленин, здороваясь с ним за руку.
- Он самый и есть! - подтвердил Сталин.
- Как дела, товарищ Буденный?
- Слава Богу, - вырвалось у Буденного, и он смутился было.
- Значит, хорошо! - рассмеялся Ленин...
Буденный и Ворошилов, поддержанные Сталиным, сумели убедить Ленина, и он велел им передать Главкому, что согласен с мнением командования Конной армии. И 11 апреля с правого берега Кубани армия двинулась на Украину...
25 апреля польская армия начала на Украине широкое наступление. Силы были слишком неравны, и войска 12-й и 14-й армий отступали. 6 мая белополяки захватили Киев.
Ленин заслушал доклад Главкома о контрнаступлении. На заседании Политбюро 26 апреля обсуждалось положение на Украине; было решено снять все, что возможно, с Кавказского фронта и направить на Юго-Западный. Освободив Сталина от обязанностей члена РВС Юго-Западного фронта, Политбюро поручило ему общий контроль за исполнением намеченных на заседании мер по организации отпора врагу и укреплению обоих фронтов. Тем самым ЦК применил очень верный способ взаимодействия фронтов. В годы гражданской войны такие случаи были исключением, но во время Великой Отечественной Сталин применял его часто и с большим успехом.
По поручению Политбюро Сталин вместе с Главкомом уточнил окончательный вариант плана действий и доложил о нем. 28 апреля Политбюро одобрило план Главного командования, по которому основной удар наносили войска Западного фронта севернее Полесья, а вспомогательный - Юго-Западный.
Чтобы нанести контрудар, надо было перевезти много войск, снабдить их боеприпасами, продовольствием. Это требовало и времени, и сил. Сталин энергично принимается за снабжение армии. 10 мая на заседании СТО создается комиссия во главе со Сталиным по снабжению войск Западного фронта одеждой. 14 мая Сталин сделал на заседании СТО доклад по этому вопросу, и тут же его назначили председателем еще одной комиссии - по снабжению армии патронами, винтовками и пулеметами. 17 мая Сталин провел заседание этой комиссии, 21 мая выступил на заседании СТО с сообщением о результатах работы...
На Западном фронте советские армии в середине мая перешли в наступление; оно развивалось поначалу успешно, но вскоре польские войска начали контратаковать. Советские войска вынуждены были сначала остановиться, а затем и попятить- ся. Требовалось ускорить переход в наступление Юго-Западного фронта на Украине.
В третий раз подряд в мае Сталин получает новое назначение: 18 мая его направляют членом РВС Юго-Западного фронта. В то же время его вводят в состав РВС Республики. 26 мая Сталин покинул Москву, на следующий день он был уже в Харькове, где разместился штаб фронта. Пробыв здесь несколько дней и сообщив Ленину о мерах по укреплению Крымского участка Юго-Западного фронта, Сталин выехал в Кременчуг, поближе к наступающим войскам.
Конная армия сосредоточилась к 25 мая в районе Умани. Уже то, что она совершила невиданный в истории современных войн тысячеверстный переход и прибыла в место сосредоточения в полном составе и готовности немедленно идти в бой, - одно это говорило об искусстве и воинском мастерстве ее руководителей. С приходом Конармии силы красных войск на Украине резко возросли. С 27 мая кавалеристы пошли в бой. На день раньше начала наступление 14-я армия и фастовская группа.
Однако в первые дни наступление не принесло успеха.
31 мая Сталин телеграфировал в Москву Ленину: "Теперь, когда я познакомился с положением фронта, могу поделиться с Вами впечатлениями. Основная болезнь Юго-Западного фронта - полное отсутствие пехрезервов, все три армии воюют без резервов... Результат такого положения, осложненного к тому же полным разложением частей Крымской (13-й) армии, может быть только один: пехчасти после первых успехов наступления выдохнутся, наступление будет не нарастать, а ослабевать; Конная армия, оставшаяся без серьезной поддержки со стороны пехоты, ослабнет, само же наступление в целом распылится на ряд мелких стычек..."
Направляя телеграфом ответ 2 июня в Кременчуг ("Вручить только лично Сталину для личного расшифрования), Ленин отмечал: "На Западном фронте положение оказалось хуже, чем думали Тухачевский и Главком, поэтому надо просимые Вами дивизии отдать туда, а с Кавказского фронта больше взять нельзя, ибо там восстания и положение архитревожное... Вы, конечно, помните, что по решению Политбюро наступление на Крым приостановлено впредь до нового решения Политбюро".
Предупреждение Ленина имело глубокий смысл: у командования Юго-Западного фронта, вынужденного вести борьбу на два фронта - против белополяков и пока еще сидевшего в Крыму Врангеля, - появился новый план. На следующий день Сталин в телеграмме Ленину внес на рассмотрение ЦК предложение: либо установить перемирие с Врангелем и получить возможность взять с Крымского фронта одну-две дивизии, либо отбросить всякие переговоры с Врангелем, ударить по нему и, разбив белогвардейцев, высвободить силы для боевых действий против белополяков. Сталин просил Политбюро "принять все меры к тому, чтобы обеспечить перемирие и возможность переброски частей с Крымского фронта, либо, если это не предоставляется возможным по обстановке, санкционировать наше наступление в целях ликвидации крымского вопроса в военном порядке".
На этой телеграмме Ленин, обращаясь к Троцкому, написал:
"Не слишком ли много жертв будет стоить? Уложим тьму наших солдат. Надо десять раз обдумать и примерить. Я предлагаю ответить Сталину: "Ваше предложение о наступлении на Крым так серьезно, что мы должны осведомиться и обдумать архиосторожно. Подождите нашего ответа".
4 июня, видимо, во время заседания СТО Ленин получил новую телеграмму из Кременчуга. Сталин сообщал о намерении Врангеля вскоре начать наступление. На телеграмме Ленин написал Троцкому: "Надо сообщить Главкому и затребовать его заключение. Пришлите мне, получив его мнение, Ваш вывод на заседании Совета Обороны или поговорим (если не поздно кончится) по телефону".
Троцкий, чрезвычайно амбициозный и тщеславный, прочитав телеграмму Сталина, в ответе на записку Ленина не смог удержаться от замечания: мол, Сталин, обращаясь к Ленину непосредственно, тем самым нарушает субординацию (подобные сведения должен был бы направить Главкому Егоров). Ленин пишет вновь: "Не без каприза здесь, пожалуй. Но обсудить надо спешно. А какие чрезвычайные меры?"
Было запрошено мнение Главкома: ЦК партии обсудил предложение командования Юго-Западного фронта и решил, что наступление против Врангеля возможно лишь после тщательной подготовки и с учетом дипломатических обстоятельств. 5 июня в телеграмме на имя Ленина и в РВС Республики Сталин писал: "Значит, нужно готовиться... Понятно, что без санкции ЦК ничего не будет предпринято".
Ленин обязал Главкома ускорить переброску резервов на Юго-Западный фронт. Но готовиться долго не пришлось: 6 июня Врангель вышел из Крыма. Части 13-й армии сопротивлялись упорно. 9 июня белые заняли Мелитополь, 12 июня красные отошли на правый берег Днепра, оставив Каховку. Юго-Западный фронт вынужден был теперь вести боевые действия на двух направлениях.
Но на польском участке фронта обстоятельства складывались, можно сказать, блестяще. Командование Конармии самым тщательным образом учло уроки предыдущих боев. РВС фронта (и Егоров, и Сталин) многое сделали для подготовки мощного удара, и 5 июня Конармия прорвала фронт белополяков.
"Глава польского государства" Пилсудский называл идею организации Конной армии - крупного кавалерийского объе- динения - "стратегической нелепостью". Теперь эта "нелепость" опрокидывала одну за другой лучшие польские дивизии и, вызывая панику в штабах, быстро углублялась в тыл противника. 7 июня кавалеристы Буденного овладели Житомиром, откуда польскому штабу пришлось спешно бежать, и Бердичевом. На следующий день они разбили неприятельскую кавалерию у Бе-лополья и повернули на восток, на Фастов, грозя окружением польским войскам в Киеве. В наступление перешли 12-я и 14-я советские армии, и 12 июня был окончательно освобожден Киев - многострадальный город, в котором за три года революции и гражданской войны власть менялась полтора десятка раз. Советские войска продолжали наступать, белопольский фронт на Украине рушился...
К 20 июня Сталин возвратился в Харьков, а 24 июня выехал в Синельникове. Перед отъездом он беседовал с корреспондентом харьковской газеты о положении на Юго-Западном фронте. Рассказав о прорыве фронта белополяков и об успешном наступлении, Сталин считал необходимым подчеркнуть:
" - ...Впереди еще будут бои, и бои жестокие.
Поэтому я считаю неуместным то бахвальство и вредное для дела самодовольство, которое оказалось у некоторых товарищей: одни из них не довольствуются успехами на фронте и кричат о "марше на Варшаву", другие, не довольствуясь обороной нашей Республики от вражеского нападения, горделиво заявляют, что они могут помириться лишь на "красной советской Варшаве".
Я не буду доказывать, что это бахвальство и это самодовольство совершенно не соответствуют ни политике Советского правительства, ни состоянию сил противника на фронте..." 1
В первую очередь слова эти, несомненно, были направлены против Троцкого и его окружения, именно они требовали немедленного "марша на Варшаву" и не склонны были реально оценить обстановку, руководствуясь в основном "сверхреволюционной" фразеологией. Эту же мысль о бахвальстве, "подрывающем энергию наших работников и развивающем вредное для дела самодовольство", Сталин высказал и в беседе с корреспондентом "Правды" в начале июля 1920 года.
В Синельникове, на крымском участке фронта, Сталин занимался подготовкой контрнаступления против врангелевцев. К 24 июня их продвижение было остановлено. К началу июля начали наступать и советские войска, но успеха не добились. Это еще раз подтвердило, насколько серьезным противником был Врангель.
3 июля Сталин возвращается в Харьков, а 7-го выезжает в Москву. Наступление советских войск против белополяков на Украине продолжалось с успехом: к 10 июля Конная армия овладела Ровно, за день до этого 14-я армия очистила Проскуров. 4 июля перешли в наступление и армии Западного фронта. Крупный успех не заставил себя ждать: И июля был освобожден Минск, польские войска быстро отходили...
В Москве Сталин участвовал в совещании, где решалось - как быстрее расправиться с Врангелем. Сталин, Главком Каменев, начальник полевого штаба Лебедев и заместитель председателя РВС Республики Склянский пришли к выводу: в ближайшее время на крымский участок фронта следует направить крупные силы. 11 июля Сталин представил Ленину список частей и подразделений, намеченных к переброске, а сам выехал в Харьков.
Ленин очень внимательно следил за ходом дел на крымском участке фронта. 12 июля в телефонограмме он указывал Сталину на необходимость быстрее разгромить Врангеля. 14 июля Сталин выехал на фронт в Волноваху, 16 июля посетил Мариуполь, где ознакомился с Азовской флотилией. Лишь 20 июля он возвратился в Харьков.
Подготовку к наступлению не удалось завершить: в конце июля врангелевцы сами начали наступление в Северной Таврии. Атаки противника заставили красные войска на некоторых участках отступить, но решительного успеха Врангель не достиг.
К началу августа Красная Армия освободила территорию Белоруссии и Украины от польских оккупантов и вышла к границам Польши. Советское правительство хотело бы прекратить кровопролитие и начать мирные переговоры, но не получило в этом согласия правительства Польши, которое шло на поводу у государств Антанты. Оставалось одно: продолжая наступление, окончательно разбить польскую армию.
2 августа Политбюро, рассмотрев обстановку на юге страны, решило создать самостоятельный Южный фронт для борьбы с Врангелем. Сталину поручалось сформировать РВС нового фронта, на пост командующего предполагалось назначить Егорова или Фрунзе. Политбюро постановило также объединить Юго-Западный и Западный фронты.
В этот же день в Лозовой, куда он приехал еще 31 июля, Сталин получил телеграмму от Ленина: "Только что провели в Политбюро разделение фронтов, чтобы Вы исключительно занимались Врангелем. В связи с восстаниями, особенно на Кубани, а затем и в Сибири, опасность Врангеля становится громадной и внутри Цека растет стремление тотчас заключить мир с буржуазной Польшей. Я Вас прошу очень внимательно обсудить положение с Врангелем и дать Ваше заключение. С Главкомом я условился, что он даст Вам больше патронов, подкреплений и аэропланов..."
Сталин немедленно дал ответ: "Жестокие бои продолжаются с возрастающей силой, должно быть, сегодня потеряем Алек сандровск. Вашу записку о разделении фронтов получил, не следовало бы Политбюро заниматься пустяками. Я моту работать на фронте еще максимум две недели, нужен отдых, поищите заместителя. Обещаниям Главкома не верю ни на минуту, он своими обещаниями только подводит. Что касается настроения ЦК в пользу мира с Польшей, нельзя не заметить, что наша дипломатия иногда очень удачно срывает результаты наших военных успехов".
Трудно объяснить, чем было вызвано столь резкое высказывание Сталина, видимо, он действительно очень переутомился, а раздражительность была свойственна ему в подобных случаях и впоследствии. Ленин отвечал 3 августа: "Не совсем понимаю, почему Вы недовольны разделением фронтов. Сообщите Ваши мотивы. Мне казалось, что это необходимо, раз опасность Врангеля возрастает. Насчет заместителя сообщите Ваше мнение о кандидате. Также прошу сообщить, с какими обещаниями опаздывает Главком . Наша дипломатия подчинена Цека и никогда не сорвет наших успехов, если опасность Врангеля не вызовет колебаний внутри Цека..."
Видимо, этот ответ подействовал на Сталина, так как в телеграмме в ЦК, отправленной 3 августа, он ничего не писал о своем несогласии с решением разделить Юго-Западный фронт. Сталин настаивал на том, что аппарат и имущество Юго-Западного фронта не следует делить: они остаются новому Южному фронту, а передаваемые Западному фронту 12-я и 1-я Конная армии должны обслуживаться РВС и штабом Западного фронта в их нынешнем виде. В телеграмме говорилось, что такая комбинация "дала бы возможность объединить все антипольские армии в единый Запфронт, чего я добивался и ранее...".
Эти соображения Сталина были одобрены РВС Республики и рассмотрены 5 августа на Пленуме ЦК. Было принято решение: "Утвердить предложенный тов. Сталиным вариант, принимаемый РВСР".
Пленум решал крайне важный вопрос: каковы перспективы войны, наступать ли на Варшаву и Львов? Накануне Ленин запросил мнение членов ЦК и военного командования. Ответ РВСР был категоричным и предельно оптимистичным: 16 августа Красная Армия будет в Варшаве. Между тем Троцкий, как председатель РВСР, должен был знать и, несомненно, знал, что наступавшие советские войска понесли большие потери, что они утомлены и ослаблены, что они оторвались от тылов на двести - четыреста километров, что снабжение войск нарушено...
Кроме того, Троцкий, не сообщив в ЦК об истинном положении в войсках, в то же время чрезвычайно преувеличивал слабость тыла польской армии, не брал в расчет настроение польского населения. Трезвая оценка реальной политической обстановки в Польше подменялась у Троцкого трескучими фразами о "мировой революции".
Степень разгрома белополяков переоценивал и командующий Западным фронтом Тухачевский, и член РВС фронта Смилга, считавший еще в конце июля положение Варшавы безнадежным.
Ленин спрашивал мнение и Сталина. 4 августа в Лозовую полетела телеграмма: "Завтра в шесть вечера назначен Пленум ЦК. Постарайтесь до тех пор прислать Ваше заключение о характере заминок у Буденного и на фронте Врангеля, а равно и о наших военных перспективах на обоих этих фронтах. От Вашего заключения могут зависеть важнейшие политические решения".
В этот же день Сталин дал ответ: "...Я не знаю, для чего, собственно, Вам нужно мое мнение, поэтому я не в состоянии передать Вам требуемого Вами заключения и ограничиваюсь сообщением голых фактов без освещения. Заминка Буденного временная, противник бросил на Буденного литовскую, луцкую и галицкую группы в целях спасения Львова. Буденный уверяет, что он разобьет противника (он уже взял большое количество пленных), но Львов будет взят, очевидно, с некоторым опозданием. Словом, заминка Буденного не означает перелома в пользу противника. Что касается Врангеля, мы теперь хотя и слабы по причинам, изложенным выше, но все же сдерживаем противника; не позднее как через неделю мы пустим в ход 30 тыс. свежих штыков..."
Как видно, Сталин был гораздо более осторожен в выводах и предложениях по сравнению с настроениями, господствовавшими как среди командиров Западного фронта, так и в РВС Республики. К тому же, как только Сталину на следующий день, 5 августа, стали известны новые сведения об упорном сражении Конармии с поляками у Брод, он телеграфировал в Москву о необходимости предоставить ей отдых и пополнение: "В связи с этим Буденный со вчерашнего дня перешел от наступления к обороне, причем на занятие Львова в ближайшие дни нельзя рассчитывать". В отличие от Троцкого, он не суетился.
Пленум ЦК 5 августа одобрил дальнейшее наступление Красной Армии на польском фронте. Конная армия, 12-я и 14-я армии должны были перейти в подчинение командующего Западным фронтом. Но немедленных и недвусмысленных распоряжений на этот счет Главком не сделал. На отдых из боя командование Конармии смогло оттянуть с фронта лишь две дивизии из четырех. Вплоть до 10 августа Главком и командующие фронтами вели переговоры и переписку по организационным вопросам передачи армий. Тухачевский просил временно осуществлять управление передаваемыми ему армиями через оперативный пункт, созданный силами и средствами штаба Юго-Западного фронта. РВС Юго-Западного фронта, не возражая против передачи Конармии, 12-й и 14-й армий, в то же время в телеграмме Главкому от 8 августа отмечал, что создание оперативного пункта повлечет за собой раздробление и дезорганизацию штабного аппарата Юго-Западного фронта.
12 августа РВС Юго-Западного фронта приказал 1-й Конной в кратчайший срок мощным стремительным ударом уничтожить противника на правом берегу Буга, форсировать реку и "на плечах бегущих остатков 3-й и 6-й польских армий захватить город Львов". 1-я Конная армия приступила к выполнению приказа, но сделать это оказалось нелегко, польские войска сопротивлялись отчаянно.
Можно предположить, что до И августа Главком рассчитывал на овладение Варшавой силами одного лишь Западного фронта. Но после настоятельных требований Тухачевского 11 августа Каменев отдал Юго-Западному фронту две директивы, в которых категорически предписывалось передать в подчинение командующего Западным фронтом 12-ю и 1-ю Конную армии и соответственно изменить им задачи. Но по техническим причинам директивы эти достигли штаба Юго-Западного фронта только 13 августа, когда 1-я Конная уже ввязалась в бои за Львов.
В ответе РВС Юго-Западного фронта Главкому говорилось: "Доношу, что ваши № №... только что получены и расшифрованы. Причина запоздания выясняется. Армии Югзапфронта выполняют основную задачу овладения районом Львова, Равва-Русская и втянуты уже в дело... Изменение основных задач армиям в данных условиях считаю уже невозможным. Командюг-зап Егоров, член РВСР Сталин".
Главком настаивал на исполнении директивы, и Егоров заготовил проект соответствующего приказа, но Сталин отказался его подписать. Без подписи же члена РВС приказ считался недействительным.
Поскольку твердость Сталина при решении принципиальных вопросов была хорошо известна, Егоров не стал его уговаривать, а обратился ко второму члену РВС фронта, Берзину, с предложением подписать приказ. Берзин, ведавший вопросами тыла фронта, поначалу отказывался: если отказался подписать Сталин, который в курсе всех оперативных вопросов, то он, Берзин, в данный момент далек от оперативных вопросов. Только после соответствующих разъяснений зам. председателя РВСР Склянского Берзин подписал приказ.
14 августа Сталин получил телеграмму из секретариата ЦК: 'Трения между Вами и Главкомом дошли до того, что (далее не расшифровано) необходимо выяснение путем совместного обсуждения при личном свидании, поэтому просим возможно скорее приехать в Москву". В тот же день Сталин уехал в Харьков, а 17 августа выехал в Москву.
Тем временем 13 августа армии Западного фронта начали операцию по овладению Варшавой. Поначалу советским войскам сопутствовал успех, но 16 августа польские войска перешли в контрнаступление, советские армии не смогли его сдержать и начали отступать от Вислы. Взять Варшаву не удалось.
Положение на фронте обсуждалось 19 августа на заседании Политбюро ЦК. Были заслушаны доклады РВСР и Сталина о положении на польском и врангелевском фронтах и принято развернутое решение. Врангелевский фронт был признан главным.
Через несколько дней, 25 августа, Сталин представил в Политбюро записку о создании резервов для армии. Методично, по пунктам, он излагал программу организации и подготовки резервов, и видно, что автор записки глубоко продумал ее. Вопрос обсуждался в ЦК, Троцкий пытался доказать, что подготовка резервов уже налажена. Тогда 30 августа Сталин написал заявление в Политбюро: "Ответ Троцкого о резервах есть от-писка.<...> Нужно раз навсегда отказаться от вредной "доктрины", по которой гражданским ведомствам предоставляется снабжать войска, а все остальное - Полевому штабу. ЦК должен знать и контролировать всю работу органов военного ведомства, не исключая подготовки боевых резервов и полевых операций, если он не хочет очутиться перед новой катастрофой..." 2
Под катастрофой Сталин подразумевал поражение советских войск на Висле. Причины поражения уже тогда оживленно обсуждались, и диспут этот продолжался в последующие несколько десятилетий.
Причины поражения, несомненно, сложны, и в первую очередь за него ответственны командование Западного фронта, начавшие наступление без соответствующей подготовки, Главком , не обеспечивший должного руководства, и Троцкий, неправильно информировавший ЦК о положении на польском фронте. Но уже и в августе 1920 года находились охотники свалить хотя бы часть вины за поражение с больной головы на здоровую. В частности, раздавались упреки командованию Юго-Западного фронта в задержке 1-й Конной армии под Львовом, что якобы решающим образом отразилось на исходе сражения.
Сталин обратился в ЦК с просьбой освободить его от военной работы. 1 сентября Политбюро решило освободить Сталина от должности члена РВС Юго-Западного фронта. Однако он остался членом РВС Республики.
На несколько недель Сталин получает отпуск и возвращается к делам в конце сентября 1920 года: он принимал участие в ра боте 9-й партийной конференции. С политическим отчетом выступал Ленин, уделивший главное место в нем политике ЦК в войне с Польшей. Ленин отметил, что ошибки, имевшие место во время наступления на Варшаву, следует искать как в области политики, так и стратегии. Делегаты конференции (Ф. Я. Кон, С. К. Минин, М. М. Хатаевич) в выступлениях, стремясь разобраться в причинах поражения, высказывали критические замечания в адрес военного ведомства и в адрес самого ЦК.
Сталин заявил, что если бы до наступления на Варшаву военное командование информировало в полной мере ЦК о тяжелом состоянии войск фронта, то наступление, несомненно, было бы временно отсрочено. Но так как это не было сделано, то и последовало поражение, вину за которое, аргументировал Сталин, несут высшие военные органы и командование Западного фронта. В то же время Сталин защищал позицию командования Юго-Западного фронта. Он говорил, что если бы 1-я Конная армия взяла Львов (а она находилась в восьми километрах от города), то это была бы самая реальная помощь отступающим армиям Западного фронта, однако Тухачевский перебросил армию Буденного из-под Львова.
Теперь, когда военные дела на некоторый срок вышли из сферы деятельности Сталина, он мог отводить больше времени двум подведомственным комиссариатам. 15 октября он выступил с речью при открытии 1-го Всероссийского совещания ответственных работников РКК. Охарактеризовав цели и задачи рабоче-крестьянской инспекции, нарком описал состояние дел, отметив многие недостатки, и так определил ее основную заповедь:
- ...Не щадить отдельных лиц, какое бы они положение ни занимали, щадить только дело, только интересы дела.
Задача эта очень трудная и деликатная, она требует большой выдержки и большой чистоты, безукоризненной чистоты со стороны работников. К прискорбию, я должен сказать, что в ходе нескольких фактических ревизий некоторых учреждений, здесь у нас в Москве, сами агенты контроля оказались не на высоте призвания. Я должен заявить, что против таких агентов комиссариат будет неумолим... 3
Больше времени было теперь у Сталина и для работы в Нар-комнаце. 10 октября в "Правде" была опубликована его статья о политике Советской власти по национальному вопросу, как бы подводящая итог за три года.
"Требование отделения окраин от России, - писал Сталин, - как форма отношений между центром и окраинами должно быть исключено не только потому, что оно противоречит самой постановке вопроса об установлении союза между центром и окраинами, но прежде всего потому, что оно противоречит в корне интересам народных масс как в центре, так и окраин... Достаточно взглянуть на отделившиеся от России Грузию, Армению, Польшу, Финляндию и т. д., сохранившие лишь видимость независимости, а на деле превратившиеся в безусловных вассалов Антанты, достаточно, наконец, вспомнить недавнюю историю с Украиной и Азербайджаном, когда первая расхищалась немецким капиталом, а второй - Антантой... либо вместе в Россией, и тогда - освобождение трудовых масс окраин от империалистического гнета; либо вместе с Антантой, и тогда - неминуемое империалистическое ярмо.
Третьего выхода нет..."4
Теперь, спустя семь десятилетий, эти слова хочется снова и снова перечитывать...
Кавказ оставался сложным узлом противоречий. Кавказское бюро РКП(б) просило ЦК командировать Сталина на Кавказ. 18 октября он был уже в Ростове-на-Дону.
На следующий день он выступил с докладом о задачах РКП(б) в местностях, населенных народами Востока, на заседании Кавбюро, а 21 октября выехал во Владикавказ. Ознакомившись с положением, 26 октября Сталин информировал ЦК о положении дел. С 27 по 29 октября во Владикавказе с участием Сталина состоялось Краевое совещание коммунистических организаций Дона и Кавказа. В докладе о политическом положении Сталин подчеркнул необходимость активнее бороться с происками агентов Антанты. Обратим внимание на следующие слова Сталина, особенно важные в свете дальнейшей деятельности его на важнейших партийных и государственных постах:
- ...Некоторые участники Октябрьского переворота были убеждены в том, что социалистическая революция в России может увенчаться успехом и успех этот может быть прочным лишь в том случае, если непосредственно за революцией в России начнется революционный взрыв на Западе.<...>
Этот взгляд... был опровергнут... ибо социалистическая Россия, не встретившая прямой революционной поддержки со стороны западного пролетариата и окруженная враждебными государствами, с успехом продолжает свое существование и развитие уже три года" 5.
О поразительных итогах трехлетнего существования Советской власти Сталин говорил и в Баку, куда он выехал 30 октября.
4 ноября при его участии в Баку состоялось заседание Политбюро ЦК КП(б) Азербайджана и Кавбюро ЦК РКП(б), об судившее положение в Армении и линию на переговорах с Грузией. 6 ноября, в канун третьей годовщины Октября, Сталин сделал в Бакинском Совете доклад об этой знаменательной дате.
12 ноября Сталин и Серго Орджоникидзе в теплушке приехали из Баку в Темир-Хан-Шуру. Грохотали орудия - в горах шел бой. Улицы и базар были заполнены вооруженными людьми.
13 ноября в семь часов вечера открылся Чрезвычайный съезд народов Дагестана. Сталин по поручению Советского правительства зачитал Декларацию об автономии Дагестана.
- Дагестан должен быть автономным, - говорил Сталин, - он будет пользоваться внутренним самоуправлением, сохраняя братскую связь с народами России...
Разоблачая националистическое толкование автономии и лживые фразы о "независимости", Сталин заявил, что автономия не означает и не может означать отделение Дагестана от Советской России.
- ...Автономия - не представляет независимости. Россия и Дагестан должны сохранить между собой связь, ибо только в этом случае Дагестан сможет сохранить свою свободу 6.
Строительство и укрепление великого в близком будущем Советского Союза неуклонно и целенаправленно продолжалось.