Проф. Г. Санжеев

Московский институт востоковедения

 

 

ЛИБО ВПЕРЕД, ЛИБО НАЗАД

 

 

1. Причины застоя в развитии советского языкознания

 

Редакция газеты «Правда» вполне своевременно организовала свободную дискуссию, «чтобы путем критики и самокритики преодолеть застой в развитии советского языкознания и дать правильное направление дальнейшей научной работе в этой области».

А застой, в состоянии которого оказалось наше языкознание, действительно имеет место. Сказанное можно подтвердить хотя бы одним небольшим, но характерным фактом. В ноябре 1949 г. Институт языка и мышления им. акад. Н.Я. Марра Академии наук СССР организовал совещание языковедов с участием представителей научных учреждений ряда союзных республик и областей. И вот с повестки дня совещания неожиданно для многих были сняты некоторые теоретические доклады (о стадиальности в развитии языка, о содержании и форме в языке), ибо мы, языковеды, оказались не в состоянии обеспечить подготовку этих докладов на должном научном уровне.

Далее: мы говорим о стадиальном развитии языков, а какие стадии существуют, не знаем. Мы говорим о классовых языках, но как они соотносятся с этническими и национальными языками, не знаем и не имеем до сих пор ни одной работы, в которой была бы показана природа того или иного классового языка или доказана правомерность речи о таковом. Мы говорим о палеонтологическом методе с помощью четырех элементов Марра, но, кроме самого Н.Я. Марра, никто особенно серьезно этими элементами не пользовался и не пользуется (безграмотные упражнения некоторых «лингвистов» в счет, конечно, не идут). И т.д. и т.п. Все это привело к застою в развитии советского языкознания. Этим объясняется, почему у нас индоевропеисты часто чувствуют себя вольготно, а мы, ученики и последователи акад. Марра, находимся в состоянии полной растерянности.

Основная и главная причина этого застоя заключается в том, что среди нас, языковедов, отсутствует какая бы то ни было критика и самокритика. Те «дискуссии», которые происходили за последние годы в связи с известными решениями партии по идеологическим вопросам и выступлениями в нашей печати, либо носили слишком общий характер, либо сводились к «разбору» каких-нибудь ошибок отдельных языковедов. Языковед, ошибки которого подвергались «разбору» (берем это слово в кавычки потому, что участники «дискуссий» лишь повторяли своими словами уже сказанное в печати, не внося от себя ничего существенно нового), иногда уходил с собраний неудовлетворенный.

Это происходило потому, что критикуемый не всегда получал товарищескую помощь и указания со стороны критикующих, как же надо вести дальнейшее исследование соответствующих языковедных проблем. На этих «дискуссиях» по существу не обсуждались и даже не ставились основные проблемы языкознания, острые же вопросы обходились.

Короче говоря, эти «дискуссии» проводились чаще всего ради формы и с тем, чтобы все оставалось по-старому до какого-нибудь очередного и справедливого выступления в печати: не появится где-нибудь статья, значит нет дискуссии и все в «порядке»!

Характерно, что в Академии наук СССР за период 1940 – 1950 гг. не было ни одного собрания, ни одной дискуссии, на которых обсуждались бы проблемы сравнительно-исторической грамматики. И это несмотря на то, что работники Академии наук СССР именно в эти годы были почти целиком заняты составлением сравнительных грамматик ряда языков, пока, наконец, в апреле 1950 г. без какой бы то ни было широкой или даже узкой дискуссии и конкретного обсуждения проделанной большим коллективом работы Президиум Академии наук СССР не «признал», что сама постановка этой работы является порочной!

Таким образом, выходит, что советские языковеды не должны заниматься исследованиями в области схождений и расхождений между родственными языками, ограничиваясь лишь общим отрицанием пресловутого праязыка. Это значит, что мы в области сравнительного языкознания, значение которого высоко оценивалось Ф. Энгельсом, обезоруживаем себя перед лицом буржуазной лингвистики с ее разного рода реакционными расистскими «теориями». Этой буржуазной лингвистике в монополию отдается изучение связей между родственными языками. Вот к чему приводят нас теоретическая робость и небольшевистская боязнь трудностей.

Некоторое недоумение среди языковедов вызывало отсутствие критики трудов Н.Я. Марра с позиций марксизма-ленинизма (в злостной «критике» со стороны индоевропеистов недостатка не было). А эта критика отсутствовала потому, что мы, ученики и последователи акад. Марра, считали это «несвоевременным» и якобы могущим поддержать и окрылить надежды сторонников буржуазного языкознания. Замалчивались, например, некоторые существенные расхождения высказываний акад. Марра с положениями классиков марксизма-ленинизма по ряду языковедческих проблем («классовые» языки в доклассовом обществе, происхождение звуковой речи, «автохтонность» турок в Малой Азии и т.д.).

Самое удивительное в поведении наших языковедов заключается в почти полном игнорировании конкретных высказываний о языке в трудах основоположников марксизма-ленинизма и абсолютном отсутствии конкретных исследований на основе точных языковедных указаний Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина. Более того, часто молчаливо считалось, что в случае расхождений между классиками марксизма-ленинизма и Марром правы не первые, а последний (особенно по вопросу о происхождении членораздельной звуковой речи).

И все это вопреки всем неоднократным и общеизвестным требованиям самого Н.Я. Марра.

Ниже мы из всех спорных вопросов советского языкознания остановимся лишь на вопросе о стадиальном развитии языка.

 

2. Замечания о стадиях

Что такое стадиальное развитие языка, что такое стадия в развитии языка и каким должно быть наше отношение к теории акад. Марра?

Дело заключается в принципиальном признании или отрицании правомерности постановки самой проблемы о стадиальности развития языка. Часть советских языковедов признает, что названная проблема акад. Марром поставлена правильно, хотя правильного решения ее, проблемы, ученый не дал. Другая часть советских языковедов, проф. Арн. Чикобава в том числе, считает, что такая проблема не является правомерной для языкознания. Суть этих разногласий можно коротко сформулировать следующим образом. Сторонники акад. Марра в полном соответствии с положениями материалистической диалектики считают, что язык в своем развитии идет не только эволюционным путем, т.е. путем количественных изменений в разных аспектах и сторонах языка, но и революционным, скачкообразным, мутационным, т.е. путем перехода этого языка из одного качественного состояния в другое, завершающим эволюционный путь развития, что в конечном счете обуславливается соответствующими изменениями в способе производства того или иного общества.

Таким образом, стадия есть определенное качественное состояние в развитии языка, период его эволюционного развития до взрыва старого и становления нового качественного состояния.

Противники же акад. Марра, проф. Чикобава в их числе, наоборот, полагают, что язык в своем развитии не знает стадиальных скачков, т.е. перехода из одного качественного состояния в другое. Тем самым они порывают с основными положениями материалистической диалектики, с принципиальным учением марксизма-ленинизма о законах развития в природе и обществе вообще.

Гениальная заслуга акад. Марра заключается в том, что он в полном соответствии с положениями материалистической диалектики впервые в истории языкознания во весь рост поставил и пытался разрешить вопрос о стадиальном или скачкообразном развитии языка. Постановка этого вопроса и попытка его разрешения (признаем, совершенно неудачная) находятся в полном соответствии со следующими строками К. Маркса: «...хотя наиболее развитые языки имеют законы и определения, общие с наименее развитыми, но именно отличие от этого всеобщего и общего и есть то, что составляет их развитие»[100].

 

3. Теория о стадиях в монголистике

Не входя здесь в рассмотрение того, каково положение с теорией стадиальности в советском языкознании вообще (ибо это, конечно, будет освещено в статьях других участников нашей дискуссии, открытой газетой «Правда»), мы хотели бы изложить, как с ней обстоит дело в области конкретного изучения монгольских языков. После смерти акад. Марра мы, монголисты, углубились в изучение монгольской фонетики, синтаксиса и лексики, в результате чего пришли к следующим выводам.

1. На более ранней стадии своего развития монгольские языки были характерны тем, что в них тогда агглютинация (приклеивание окончаний и суффиксов к основе и корню без изменения последних) занимала подчиненное место, так как главным средством выражения лексических и иных категорий было внутреннее изменение слова, условно называемое нами «инфлексией». Такая «инфлексия», по-нашему, пришла в весьма отдаленные от нас времена на смену диффузному (нерасчлененному) состоянию речи, о которой пока можем лишь гадать (но это был период, когда люди еще не различали понятия «тывы», «ямы» или «скотоводскотовладелец»). В определенный период общественного развития, в связи с изменениями в общественном сознании людей, диффузная речь сменяется «инфлексией», в результате чего появляются различия: би – «я» и ба – «мы»; ти (ныне чи) – «ты» и та – «вы»; дзÿге (ныне дзöö) – «возить, таскать», дзуга (ныне дзоо) – «складывать, зарывать в яме», дзегÿ (ныне дзÿÿ) – «носить при себе» и дзагу (ныне дзуу) – «носить в зубах»; из некогда нерасчлененного слова тигна или тыгна – «слушать, подслушивать, разведывать» в период «инфлексии» получились тигна (ныне чагна) – «слушать» и тагна – «разведывать, подслушивать».

Во всех этих примерах фонетическая дифференциация сопровождается смысловым различением разных вариантов одного старого слова. Следовательно, у нас получаются марровские семантические пучки (правда, совершенно иные по содержанию, чем те, которые устанавливались Н.Я. Марром по данным яфетических языков), т.е. иногда целые группы слов, восходящие к одному общему для них корню или, по терминологии Н.Я. Марра, архетипу. Подобного рода архетипы, которые в монгольских языках обнаруживаются в довольно большом количестве, несомненно приближают нас к марровским элементам, изложенным у проф. Чикобава в очень упрощенном и отчасти искаженном виде.

Кроме того, мы, пожалуй, не стали бы произвольно и без оправдания сравнивать монгольские слова с грузинскими, кельтскими или американскими с учетом весьма сомнительных семантических дериватов (отклонений) и пучков вроде «рукаженщинавода», особенно – всего того, что Н.Я. Марр с излишней энергией возводил к «небу», ибо мы должны помнить указание К. Маркса и Ф. Энгельса о том, что «действительные монголы занимаются гораздо больше баранами (Hämmeln), чем небесами (Himmeln)»[101].

Открытием изложенных выше явлений мы, монголисты, обязаны теории акад. Марра об элементах и семантических пучках, теории о функциональной семантике, занимающей в учении этого ученого очень большое место, палеонтологическому анализу, который вовсе не обязательно сводить к оперированию с четырьмя элементами.

2. В тот период, когда ранние монгольские племена начали осваивать кочевую скотоводческую культуру, в их речи начали происходить весьма существенные изменения, приведшие ранние монгольские диалекты к переходу из одного качественного состояния (стадии) в другое. Новое теперь качественное состояние ранней монгольской речи характеризуется тем, что в последней «инфлексия» как значимый языковой прием отмирает, сингармонизм гласных становится из значимой категории лишь формально-фонетической системой, лишенной своего вещественного содержания. На этот раз агглютинация, вытеснившая собою «инфлексию», становится главным средством выражения уже новых и грамматических и лексических категорий в языке. И вся история монгольских языков примерно за последние два тысячелетия представляет собою непрерывную борьбу двух противоположностей: старого («инфлексии», пережиточно сохраняющейся в виде сингармонизма гласных и по сей день) и нового (агглютинации), – борьбу, в которой новое все более и более одерживает победу над старым. Постепенное нарушение значимости «инфлексии» выражается в постепенном изменении системы вокализма (гласных), в сломе сингармонизма гласных.

Следовательно, монгольские (и тюркские) языки не были изначально агглютинативными, и переход этих языков из одного качественного состояния (стадии) в другое мы склонны связывать с переходом ранних монгольских племен к кочевому скотоводству, ибо остается фактом то, что эти явления хронологически в общем совпадают, а это едва ли случайно.

 

4. Типы стадиальных изменений в языке

Не всякая стадиальная смена в языке должна сопровождаться сменой в типологии по ярусной схеме (аморфность – агглютинация – флексия, как это казалось Н.Я. Марру в 1926 – 1928 гг.), особенно после того, как первобытно-общинный строй оказался давно уже пройденным этапом (коренная ошибка Н.Я. Марра заключается в том, что все его стадиальные изменения происходят за порогом цивилизации и как бы прекращаются в периоды становления и наличия классовых обществ). Ведь предки Канта и Гегеля со своей флективной речью ходили еще в звериных шкурах, когда на «аморфном» китайском языке уже существовала богатая и самая разнообразная литература по всем отраслям знания того времени (о современном китайском языке мы уже и не говорим, а ведь по марровской схеме 1926 – 1928 гг. этот язык считался бы менее развитым из-за отсутствия в нем флексии, нежели язык древних германцев).

Уже не исследование, а простое наблюдение показывает, что стадиальные изменения происходили: а) в китайском языке – в рамках одной и той же типологии без флексии или агглютинации (зато с какой исключительной силой проявляется в этом языке «инфлексия» в виде тональности звуков, какую не знает никакой другой язык в мире! Поэтому совершенно недопустимо определять этот великий язык великого народа термином «аморфный», или «бесформенный», и сваливать его в одну кучу с наименее развитыми языками мира; б) в индоевропейских языках – в рамках одной и той же флективной типологии (несомненно, например, что то, что произошло с русским языком в пушкинский период, представляет собою стадиальное изменение этого языка, хотя в нем флективность так и остается); то же самое мы замечаем и в других языках мира.

С другой стороны, не всякое типологическое изменение в языке может быть проявлением стадиальной его смены, ибо это может иметь и имеет место в условиях скрещения языков разных по типологии, но одинаковых по своему стадиальному состоянию (монгольские языки на стыке их с диалектами китайского и тибетского языков в районе Кукунора и Амдо, или с иранскими в Афганистане). Ведь пути образования языков весьма разнообразны. Ведь для небольшого территориального отрезка К. Маркс и Ф. Энгельс нашли три пути образования национальных языков: «...в любом современном развитом языке стихийно возникшая речь возвысилась до национального языка отчасти благодаря историческому развитию языка из готового материала, как в романских и германских языках, отчасти благодаря скрещиванию и смешению наций, как в английском, отчасти благодаря концентрации диалектов в единый национальный язык, обусловленной экономической и политической концентрацией»[102]. А что же тогда говорить о многочисленных языках за пределами Западной Европы, особенно о языках более ранних периодов, о которых Н.Я. Марр писал: «...чем древнее тип коллектива, тем легче происходит смычка и расхождение...»

Нельзя найти верный путь, если сравнивать, например, китайский язык с немецким без учета конкретной истории привлекаемых к изучению языков; результата можно добиться лишь в том случае, если язык современных немцев сравнивать с речью древних германцев, если современный китайский язык сопоставлять с китайским же языком III века до нашей эры. Языки же разных систем и типологии для обобщения можно сравнивать лишь после того, как они стадиально-исторически изучены по отдельности с учетом конкретной истории общественного развития их, языков, носителей, т.е. народов. Акад. И.И. Мещанинов сделал неудачную попытку найти решение проблемы стадиальности путем сравнительного изучения некоторых синтаксических показателей (субъект – предикат) в некоторых языках нашего Севера, Дальнего Востока и Кавказа, ибо пока ничего неизвестно о прошлом состоянии этих языков.

Либо вперед от Марра – под сияющие своды марксистско-ленинской науки о языке. Либо назад от Марра – в прошлое: к Марру ли 1922 г., к которому как будто бы зовет нас проф. Чикобава, или, что еще хуже, в затхлое болото буржуазного языкознания. Третьего (например, «марризма») нет и быть не может.

 

 

— — —

 

[100] К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. XII, ч. I, стр. 175. (Подчеркнуто нами. – Г.С.)

[101] К. Маркс и Ф. Энгельс. Немецкая идеология, 1935 г., стр. 148.

[102] К. Маркс и Ф. Энгельс. Немецкая идеология, 1935 г., стр. 414.

 

 

Joomla templates by a4joomla