Проф. П. Черных

Московский областной педагогический институт

 

К КРИТИКЕ НЕКОТОРЫХ ПОЛОЖЕНИЙ «НОВОГО УЧЕНИЯ О ЯЗЫКЕ»

Слабое развитие глубокой, принципиальной критики и самокритики среди советских языковедов и неправильная тактика представителей так называемого «нового учения о языке» по отношению к «инакомыслящим» привели к тому, что в науке о языке создалось крайне напряженное положение. Последние годы являются, пожалуй, наиболее тяжелым периодом в истории советского языкознания, особенно для таких его отраслей, как, например, сравнительная грамматика славянских языков и историческая грамматика русского языка. Между тем явление застоя или «замораживания» на одних участках науки о языке весьма отрицательно отражается на разработке других, а также, в известной мере, на школьном преподавании родного языка и в области «языковой практики» – практики национально-языкового строительства.

Можно считать бесспорным, что характерные черты и свойства русского языка и особенности его развития прежде всего могут быть выявлены путем сравнения его с другими славянскими языками, хотя неправильно было бы вовсе отрицать значение сравнительной грамматики разносистемных языков. Так или иначе, Ф. Энгельс в «Анти-Дюринге», говоря о том, что «"материя и форма родного языка" становятся понятными лишь тогда, когда прослеживается его возникновение и постепенное развитие», недаром продолжает далее: «а это невозможно, если оставлять без внимания, во-первых, его собственные омертвевшие формы и, во-вторых, родственные живые и мертвые языки»[172].

Однако материалистическое построение сравнительной грамматики родственных славянских языков, с которой теснейшим образом связана историческая грамматика русского языка, едва ли возможно без предположения об общности происхождения славянских языков, об общеславянском (хотя бы и очень относительном) языковом единстве в предисторическую эпоху. Сравнительно-историческое изучение славянских языков неминуемо приводит к выводу о таком единстве в отдаленном прошлом. То, чем в настоящее время отдельные славянские языки отличаются один от другого: различие в произношении многих слов, расхождения в грамматике, в лексике, по крайней мере, в большинстве случаев, может быть просто и убедительно объяснено как следствие дробления, расщепления некоего единства.

Без предположения о первоначальной общности славянских языков мы едва ли будем в состоянии удовлетворительно объяснить такой факт, как поражающая наблюдателей близость славянских языков в наши дни. Каким образом она могла возникнуть, если в отдаленном прошлом славянскими народами не была пережита эпоха языковой общности? В историческое время славянские народы никогда не объединялись в пределах одного государства.

Но это простое предположение решительно отвергается «новым учением о языке», выдвинувшим универсальный тезис о развитии языков всегда и везде только «от множественности к единству» и ультимативное требование объяснять сходство в языках того или иного семейства (славянского, романского, германского и др.) только как следствие «схождения» языков (в течение неопределенного времени), а различие в этих языках, главным образом, как отражение «расхождения» этих языков с доисторической эпохи. Таким образом, русское «вели», согласно этому мнению, не есть результат изменения общеславянского «ведли», уцелевшего в польском языке, а здесь имеет место «расхождение», сохраняющееся и в русском и в польском языках с доисторического времени, когда еще славянские языки не успели сложиться, как славянские.

При этом обыкновенно подчеркивается, что «схождение» и «расхождение» в языках того или иного семейства обусловлены соответствующими сдвигами в экономической и общественной жизни народов данной группы, но дело ограничивается обыкновенно лишь общими, декларативными заявлениями. Ни одному языковеду школы Н.Я. Марра до сих пор не удалось показать на конкретных примерах из истории того или иного языка, каким образом явления «схождения» и «расхождения», хотя бы в конечном счете, могут быть мотивированы развитием материального базиса. Такое построение истории русского языка и любого из других славянских (а также и неславянских), то есть в связи с развитием общественного строя и общественного мышления людей, которые говорят на этом языке, с развитием классовой борьбы, – словом, на такой надежной основе, как марксистско-ленинская теория, как исторический и диалектический материализм, на основе гениального сталинского определения языка как «орудия развития и борьбы», – такое построение исторической грамматики является делом совести советских языковедов.

Идея «дифференциации», дробления первоначального языкового единства, с которой неразрывно связана судьба сравнительно-исторического метода в языкознании, не противоречит такому построению истории того или иного языка. Конечно, в этой области всегда необходимо учитывать конкретные исторические условия развития той или другой языковой группы. При разных условиях развитие языков может иметь разный характер.

Едва ли, однако, имеются серьезные основания считать «реакционной» самую идею первоначальной языковой общности, языкового единства, вследствие распадения которого в известных случаях действительно могли возникать группировки родственных по происхождению языков.

Во всяком случае сама по себе эта идея дробления первоначального единства, идея развития от единства к множеству (конечно, до известного исторического предела, в строго определенных исторических рамках) не казалась «реакционной» Ф. Энгельсу, подошедшему к этой проблеме с позиций материалистического понимания истории. Своим знаменитым трудом «Происхождение семьи, частной собственности и государства» он даже способствовал популяризации этой идеи. Достаточно напомнить из упомянутой книги Энгельса хотя бы следующее место: «На североамериканских индейцах мы видим, как первоначально единое племя постепенно распространяется по огромному материку; как племена, расчленяясь, превращаются в народы, в целые группы племен, как изменяются языки, становясь не только непонятными один для другого, но и утрачивая почти всякий след первоначального единства...»[173].

Академик Н.Я. Марр и его ученики в своей критике «теории праязыка» постоянно подчеркивали, что идея развития группы языков из праязыка, идея родства языков внутри той или иной группы является платформой идеологии расизма, потому что от признания изолированного существования языковых семейств, развивавшихся в результате распадения языка-предка, очень недалеко до признания изначального неравенства языков и превосходства одних языков (и народов) над другими. Если, например, признать, что индоевропейские языки (какого бы они ни были происхождения) всегда с самого их начала были флективными и что флективность свидетельствует о «развитости» этих языков сравнительно с языками аморфными и агглютинирующими, то получается, что индоевропейские языки изначально выше других.

Вопрос, однако, в том, действительно ли все буржуазные лингвисты, придерживающиеся теории дробления первоначального языкового единства, обязательно считают, что индоевропейские языки являются изначально флективными и что флективность есть высшая или даже идеальная форма грамматической структуры. Без преувеличения можно сказать, что в наши дни таких лингвистов осталось совсем немного.

Напротив, как это ни неожиданно, учение об «изначальности» флективного строя в индоевропейских языках, о том, что индоевропейские языки стали индоевропейскими с тех пор, как они стали флективными, и (что особенно важно) о превосходстве языков флективного строя над другими теперь связывается главным образом с такими именами, как Н.Я. Марр и И.И. Мещанинов, несмотря на их многократные, но бездоказательные заверения, что новая теория развития человеческой речи исходит из идеи равенства и «родства» всех языков земного шара.

Как известно, по учению Н.Я. Марра о «стадиальности» в развитии языков (учению, которое, впрочем, несколько раз перестраивалось и в конце концов, по словам акад. И.И. Мещанинова, так и осталось недостроенным), сначала не было ни агглютинации, ни флексии. Человеческая речь «в эпоху первобытного коммунизма» в грамматическом отношении была аморфной, то есть, попросту говоря, слова не склонялись и не спрягались, не имели ни флексии, ни суффиксов, ни префиксов. С течением времени, на новом этапе развития общественности, в связи «с разделением общества по профессиям», возникает агглютинативный строй, появляются, кроме аморфных, агглютинативные (или «склеивающие») языки со склонением и спряжением, но со слабо развитой флексией, а еще позже, по той же терминологии Марра, – в эпоху «сословного или классового общества», наряду с аморфными и агглютинативными, возникают языки с внутренней флексией (семитские, например) и с внешней флексией (индоевропейские). Таким образом, индоевропейские языки, по Марру, представляют собою венец грамматического развития человеческой речи.

И.И. Мещанинов одно время в статье «К вопросу о языковых стадиях» даже пошел было дальше Н.Я. Марра и утверждал, что наиболее прогрессивными (в грамматическом отношении) языками из индоевропейских являются в наши дни французский и английский, представляющие, по его мнению, пока что последнюю, седьмую, высшую стадию развития человеческой речи в грамматическом отношении[174].

Сторонники «нового учения о языке», выступая с критикой теории дробления языков, обыкновенно опираются на известное заявление Н.Я. Марра, сделанное им в 1924 году в коротенькой заметке, не заключающей никакого фактического материала, «Индоевропейские языки Средиземноморья», о том, что индоевропейские языки возникли не вследствие распадения индоевропейского праязыка, а как результат трансформации, перерождения яфетических языков Средиземноморья в связи с открытием металлов и широким их использованием в хозяйстве. Мысль интересная и в научном отношении плодотворная, но требующая серьезных доказательств. Если говорить конкретно о восточнославянских языках, то можно прямо сказать, что едва ли кому-нибудь удастся доказать как бесспорный факт их происхождение, например, из скифских языков по той простой причине, что, во-первых, скифами в древности, надо полагать, назывались народы разного происхождения, говорившие на разных языках, причем среди этих народов могли быть и славяне, а во-вторых, и главное, мы слишком мало знаем об этих (скифских) языках. Правда, у нас уже давно имеются некоторые (хотя и очень скудные) данные, позволяющие ставить вопрос о каких-то связях славянских и особенно восточнославянских языков со скифскими – неславянскими языками. Можно допустить поэтому, что славянские языки возникли из неславянских – неиндоевропейских, в процессе их скрещения, или «схождения», на определенном этапе хозяйственного и общественного развития доисторического населения Средней и Восточной Европы. Но это не снимает вопроса об общеславянском языковом единстве в прошлом.

Таким образом, теория Марра, своим острием направленная против якобы «реакционной» идеи праязыка, против теории дробления языков, не в меньшей мере, чем эта последняя, при желании где-нибудь на империалистическом Западе, какими-нибудь «охотниками» до идеологического обоснования захватнических планов сама может быть использована в качестве идеологической платформы колониальной политики империализма. Противодействующим средством в данном случае должно явиться вытекающее из основных положений марксизма-ленинизма учение о равенстве языков (в смысле одинаковых возможностей развития при одинаковых общественно-экономических предпосылках), о равноценности всех языков мира как средства общения, как орудия развития и борьбы.

В дискуссионной статье академика Мещанинова («Правда» за 16 мая 1950 г.) не заключается ни новых аргументов, ни новых соображений по вопросу о праязыке, так как этот вопрос, по-видимому, считается уже давно и окончательно решенным. Напротив, и в этой статье автор по-прежнему оперирует такими слишком общими понятиями, как «схождение» и «расхождение» языков, подкрепляя свои рассуждения такими выражениями, как «реакционная гипотеза» и т.п. Насколько туманными являются эти рассуждения, можно видеть из следующей цитаты о романских языках: «если романские языки, в том числе французский и испанский, образовались в итоге смешения ряда других языков и дали многие (?) моменты схождения, то в этих сблизившихся языках, названных романскими, участвовали сходные компоненты (?!), так же как участвовали они в образовании соответствующих народов, позднее наций». (Подчеркнуто мною. – П.Ч.).

Почему при отсутствии достаточной ясности в самой постановке этого вопроса «отказ от праязыка является началом построения материалистического языкознания», как утверждает И.И. Мещанинов, остается неразъясненным.

Не заключается ничего существенно нового в упомянутой статье академика Мещанинова и по другому чрезвычайно важному вопросу, который в этой статье отнесен к «проблемам, требующим уточнения и доработки», – по вопросу о четырех элементах и их фонетических вариантах.

Как известно, теория Н.Я. Марра в ее лингвистической части целиком построена на недоказуемом предположении, что все слова всех языков мира всегда состояли и состоят из этих четырех элементов, хотя, по большей части, и в сильно измененном виде, в результате действия каких-то универсальных, не ограниченных ни временем, ни пространством фонетических законов. С помощью этих законов можно доказать все, что угодно.

Не удивительно, что в последнее время все упорнее распространяются слухи о том, что ученики Марра будто бы уже отказались или готовы отказаться от учения о четырех элементах. Имеется целый ряд более или менее решительных заявлений И.И. Мещанинова, начиная приблизительно с 1946 года, об отказе (то полном, то частичном) от этого учения. В своей последней, дискуссионной статье академик Мещанинов снова подтверждает, что «палеонтологический анализ, прослеживающий качественные изменения в языке, дает возможность и без анализа по элементам подойти к истории развития отдельных языков на их собственном материале». И снова остается непонятным, что означает это разрешение языковедам заниматься «палеонтологическим» изучением отдельных языков «на их собственном материале»: признание фонетических законов, установленных до Марра и Мещанинова, то есть, другими словами, признание сравнительно-исторического метода в языкознании, или нечто иное?

Но отказ от палеонтологического анализа с применением четырех элементов не является ли отказом и от учения о единстве глоттогонического (языкотворческого) процесса и, следовательно, в какой-то мере от критики «праязыковой» теории. Ведь критика теории дробления языков была теснейшим образом связана с учением о единстве «глоттогонического процесса». А это учение целиком было построено на элементном анализе.

 

* * *

Мы видим, что многие основные положения, выдвинутые «новым учением о языке», не выдержали испытания временем, оказались или явно ошибочными или более или менее спорными. В первую очередь сюда относится учение о четырехэлементном анализе.

К сожалению, «энтузиасты» «нового учения о языке», вероятно, никогда не решатся полностью отказаться от четырехэлементного анализа, потому что этот анализ по праву считается краеугольным камнем теории Марра. Четырехэлементный анализ – важнейшее средство аргументации, находящееся на вооружении «нового учения о языке». В случае окончательного отказа от этого оружия «новое учение о языке» должно превратиться в некое хранилище отдельных, разрозненных, хотя подчас и очень интересных наблюдений, афоризмов, общих положений, которые по-прежнему будут ожидать доказательств.

Самый термин «новое учение о языке», название теории Н.Я. Марра, в наши дни нельзя не считать пережиточным. Употребление его ничем не оправдано. В самом деле, по отношению к чему это учение о языке является «новым»? Если оно является новым по отношению к формально-идеалистическому, буржуазному языкознанию, то почему бы не называть такое учение о языке просто «советским языкознанием», «марксистско-ленинской наукой о языке»? Не является же оно «новым» по отношению к советскому языкознанию? Советское языкознание – едино, потому что единой является его теоретическая база, – общеметодологические и специально-лингвистические высказывания Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина. Никакого параллельного с ним «нового учения о языке» существовать не может.

 

 

— — —

[172] Ф. Энгельс. Анти-Дюринг, 1950 г., стр. 303.

[173] Ф. Энгельс. Происхождение семьи, частной собственности и государства, 1949 г., стр. 98.

[174] Известия АН СССР, Отд. обществ. наук, 1931, стр. 881 и сл.

 

 

 

 

= 27 ИЮНЯ =

 

— — —

 

ОТ РЕДАКЦИИ

Продолжаем публиковать статьи, поступившие в «Правду» в связи с дискуссией по вопросам советского языкознания. Сегодня мы печатаем статьи проф. Т. Ломтева «Боевая программа построения марксистского языкознания», проф. Г. Ахвледиани «За ленинско-сталинский путь развития советского языковедения».

 

— — —

 

Проф. Т. Ломтев

Московский государственный университет

 

БОЕВАЯ ПРОГРАММА ПОСТРОЕНИЯ МАРКСИСТСКОГО ЯЗЫКОЗНАНИЯ

В статье И.В. Сталина «Относительно марксизма в языкознании» по-сталински мудро, с исчерпывающей глубиной поставлены и разрешены важнейшие проблемы языкознания, волнующие в связи с дискуссией на страницах «Правды» не только научные круги, но и широкую советскую общественность.

Выступление товарища Сталина – ценнейший вклад в науку о языке, конкретная программа построения марксистского языкознания, классический образец разрешения сложнейших проблем науки о языке. Статья И.В. Сталина знаменует собою новую эпоху в развитии науки о языке, она, как мощный прожектор, осветила пути дальнейшего развития советского языкознания.

Новое произведение И.В. Сталина войдет в золотой фонд наиболее выдающихся трудов классиков марксизма-ленинизма. Оно является блестящим образцом творческого развития марксизма-ленинизма в языкознании.

Вопросы о языке и надстройке, языке и классах, лексике и грамматике, развитии языка на разных этапах истории общества, не раз являвшиеся предметом обсуждения среди языковедов, были предельно запутаны и обросли большим количеством неверных положений. Раскрытие И.В. Сталиным того, что язык не есть идеологическая надстройка, что он не представляет собою классового явления, вносит коренные изменения в теорию и метод лингвистической науки, творчески развивает советское языкознание и поднимает его на высшую ступень.

 

Вопросы теории науки о языке

Исходя из немарксистской формулы о языке как надстройке, Н.Я. Марр выдвинул ряд принципиально ошибочных положений теории лингвистической науки.

Если язык есть идеологическая надстройка, он должен отвечать каждому данному базису и соответствовать его потребностям. Если в развитии общества один базис сменяется другим, то и данный язык или языки с характерными особенностями, отвечающими данному базису, подлежит смене другим языком или языками с характерными особенностями, отвечающими другому базису. Развитие языка представляет собою единый процесс в мировом масштабе.

Общие неправильные положения, представляющие собою вульгаризацию идеи материалистического объяснения развития языка, естественно, оказались в явном противоречии с известными и давно установленными фактами, свидетельствующими о множественности языков, каждый из которых имел свои грамматические свойства и свой лексический состав, – множественности, не сводимой к установленным в науке базисам. Это явное противоречие Н.Я. Марр разрешал не путем отказа от своей исходной вульгарно-материалистической установки о языке как надстройке, а путем нагромождений на этой базе новых построений, которые оказывались уже насквозь формалистическими и идеалистическими.

1. Как известно, Н.Я. Марр выдвинул схему развития языков, построенную по принципу пирамиды, поставленной основанием вниз. Согласно теории Н.Я. Марра, первоначально было множество языков-моллюсков, дальнейшее развитие которых состоит в схождении и генерализации путем скрещения. Схождение языков должно завершиться созданием единого мирового языка. Общность родственных языков является не результатом генеалогического расхождения по чистым линиям первоначально одного праязыка, а результатом схождения и скрещения первоначально различных языков.

Н.Я. Марр утверждал, что каждый язык в отдельности не является цельным массивом, явившимся во всем своем составе путем отпочкования от одного первоначального языка, давшего жизнь и другим родственным языкам. Каждый язык образуется в результате скрещения разных языков и заключает в себе следы и отложения всех языков мира. Грамматический и лексический материал каждого данного языка представляет собою совокупность наслоений, напластований материала всех предшествовавших языков, скрещение и смешение которых осуществлялось в мировом масштабе.

Определение тех элементов в каждом языке, которые свидетельствуют о единстве данного языка со всеми языками мира, составляет главное содержание и назначение лингвистической теории. Такими элементами Н.Я. Марр считал сал, бер, йон, рош со всеми их звуковыми разновидностями.

Как видно, вульгарно-материалистическая предпосылка о языке как надстройке привела к антиисторической универсальной схеме пирамидального развития от множества к единству вне зависимости от действительного хода развития общества, к утверждению антиисторических универсальных элементов всех языков мира.

Марксистско-ленинская наука, рассматривающая язык не как обособленное царство, а в неразрывной связи с развитием общественного бытия, не может не признавать разных закономерностей в развитии языка в разные периоды развития общественного бытия. Обоснование какой бы то ни было одной универсальной схемы развития языка для всех времен и народов неизбежно приводит к отходу от марксизма и в сущности представляет собою выражение формализма и идеализма в языкознании.

Язык идет туда и так, куда и как идет общественное бытие. Если материальные и общественно-политические условия жизни племени приводят к его разделению на два новых племени, то из одного диалекта может возникнуть два. Энгельс писал, что в первобытно-коммунистическом обществе каждое племя характеризовалось особым, лишь этому племени свойственным диалектом. «В действительности племя и диалект по существу совпадают; новообразование племен и диалектов путем разделения происходило в Америке еще недавно и едва ли совсем прекратилось и в настоящее время»[175].

Если материальные и общественные условия жизни общества приводят к объединению разных племен в одно целое, то и диалекты этих племен объединяются в один язык.

Характеризуя переход первобытно-коммунистического общества в классовое общество, Энгельс писал: «Посмотрим же теперь, что стало при этом общественном перевороте с родовым строем. Он оказался бессильным перед новыми элементами, выросшими без содействия с его стороны. Его предпосылкой было совместное проживание членов одного рода или племени на одной и той же территории, заселенной исключительно ими. Это давно уже прекратилось. Повсюду были перемешаны роды и племена, повсюду среди свободных граждан жили рабы, клиенты, чужестранцы». К родовым элементам, говорит Энгельс, «присоединилась масса нового, чуждого родовым группам, населения, которое могло стать силой в стране, как это было в Риме, и к тому же оно было слишком многочисленно, чтобы его можно было постепенно включить в кровнородственные роды и племена»[176].

Из указаний Энгельса следует, что если по тем или другим причинам общественно-экономическое развитие народа идет по пути разделения его на два народа, то на этой почве развиваются и два языка; если общественно-экономическое развитие народа идет по пути его слияния с другим народом в один народ, то на этой почве из двух языков образуется один язык. Причем «при скрещивании один из языков обычно выходит победителем, сохраняет свой грамматический строй, сохраняет свой основной словарный фонд и продолжает развиваться по внутренним законам своего развития, а другой язык теряет постепенно свое качество и постепенно отмирает», что, «следовательно, скрещивание дает не какой-то новый, третий язык, а сохраняет один из языков, сохраняет его грамматический строй и основной словарный фонд и дает ему возможность развиваться по внутренним законам своего развития» (И. Сталин).

Теория пирамидального схождения языков, рассчитанная на все времена и народы, не верна. Она приводит к рассмотрению развития языка в отрыве от развития общества и представляет собою отражение формализма в лингвистической теории, отход от принципов теории марксистского материализма в сторону идеализма. Формализм, отход от диалектического материализма в сторону идеализма заключается в том, что развитию языка приписывается одно схематическое направление, между тем как развитие общественного бытия в действительности характеризуется разными закономерностями в разные периоды жизни человеческого общества. За время своего исторического развития племена и народности дробились и расходились, смешивались и скрещивались.

2. Как известно, Н.Я. Марр выдвинул идею скачкообразного развития языка. Согласно теории Н.Я. Марра, развитие происходит путем количественных накоплений в языке, которое должно завершиться взрывом и переходом путем скачка в новое, более высокое качество, новые, более высокие языки. По мнению Н.Я. Марра, каждый данный язык является определенным качеством, соответствующим данному базису, и представляет собою ступень в развитии от низшего к высшему; определение стадиальной характеристики языка является первой задачей исследователя, а распределение языков по стадиям как ступеням движения от низшего к высшему – главное содержание лингвистической теории.

Множественность языков, с точки зрения Н.Я. Марра, объясняется отпадением некоторых языковых массивов от единого мирового процесса схождения языков в процессе скачкообразного перехода их на более высокую ступень в направлении к образованию единого мирового языка.

Отсюда является необходимость квалифицировать грамматическую структуру отдельных языков и их групп в качестве неизбежного продукта той или другой ступени в прогрессивном развитии языков в направлении единого мирового языка. Аморфность китайского языка соответствует первобытно-коммунистическому обществу и является доказательством того, что язык этот остановился на первичной ступени языкотворческого процесса, а флективность индоевропейских языков соответствует классовому обществу и свидетельствует о том, что они являются последним по времени продуктом мирового языкотворческого процесса на путях создания единого мирового языка.

Совершенно очевидно, что такая постановка проблемы неразрывно и нерасторжимо связана с признанием неравноценности грамматического строя отдельных языков и их групп, как бы сторонники этих взглядов ни открещивались от этого обвинения и какими бы благородными цитатами из работ Н.Я. Марра они ни оправдывались.

Сама идея распределения грамматических показателей всех языков мира, в которых отражается и их национальная форма, по стадиальному ранжиру от архаических к новым или от низших к высшим не верна. Она предполагает только одно универсальное объяснение различия национальных форм всех языков мира – разновременность их отпадения от процесса схождения языков по пути создания единого мирового языка и разностадиальность их оформления с точки зрения прогресса в скачкообразной смене одних языков другими. Нельзя отрицать того, что отдельные грамматические показатели не одновременны по времени своего оформления. Но распределять языки всего мира по разным ступенькам стадиального ранжира – значит отрицать образование национальной формы языков в зависимости от специфических материальных и общественных условий жизни народов. Идея распределения всех языков мира по стадиальному ранжиру, неразрывно связанная с немарксистской установкой о языке как идеологической надстройке, представляет собою схему, оторванную от жизни, от конкретной истории отдельных народов.

Диалектический материализм, рассматривающий развитие языка в неразрывной связи с развитием общественного бытия, требует разработки такой периодизации языкотворческого процесса, которая находилась бы в соответствии с марксистской периодизацией развития производственной деятельности человека, а также деятельности во всех сферах его работы. Если при этом окажется, что аморфность китайского языка или флективность русского языка сопутствуют всем формациям, пережитым этими народами на местах своего исконного пребывания, начиная от первобытно-общинной, кончая социалистической, то это является доказательством не того, что марксистская периодизация языкотворческого процесса не верна, а того, что аморфность или флективность или какая-либо другая чисто грамматическая противоположность не есть неизбежный продукт той или другой стадии языкотворческого процесса и не может служить показателем принадлежности того или другого языка к той или другой стадии, а есть продукт конкретно-исторических условий жизни общества на той или другой территории и служит показателем своеобразия развития языков в разных конкретно-исторических условиях.

Если язык, как учит товарищ Сталин, «связан с производственной деятельностью человека непосредственно, и не только с производственной деятельностью, но и со всякой иной деятельностью человека во всех сферах его работы», то он не может служить представителем одной стадии, так как он, не будучи идеологической надстройкой, не является порождением одного базиса. «...Язык, его структуру, – говорит товарищ Сталин, – нельзя рассматривать как продукт одной какой-либо эпохи. Структура языка, его грамматический строй и основной словарный фонд есть продукт ряда эпох».

Универсальная схема восхождения грамматических структур отдельных языков от архаического, низшего состояния, будь это аморфность китайского языка или какая-либо другая грамматическая особенность любого другого языка, к новому, прогрессивному состоянию, будь это флективность индоевропейских языков или номинативно-активный грамматический строй этих и других языков, находится в противоречии с основами теории марксистского материализма и представляет одну из принципиальных ошибок теории Н.Я. Марра.

Акад. И.И. Мещанинов признает, что «проблема стадиальной классификации языков и их стадиальной периодизации остается пока не разрешенною. Все же это касается лишь самой схемы, а не основной постановки» («Правда» от 16 мая 1950 г.).

Признание того, что многочисленные схемы выстраивания грамматических структур отдельных языков по стадиальному ранжиру, предложенные нашими языковедами, оказались непригодными, не убеждает акад. И.И. Мещанинова в порочности самой постановки проблемы. Акад. И.И. Мещанинов не теряет надежды на то, что в будущем ему или кому-либо другому удастся правильно расположить существующие живые языки по ступенькам стадиальной лестницы, не замечая неправомерности самой постановки такой задачи.

Таким образом, постановка проблемы стадиальности, как проблемы распределения языков по стадиальному ранжиру, приводит к построению развития языков в отрыве от конкретной истории обществ, говорящих на этих языках, и представляет собою отражение формализма и идеализма в лингвистической теории Н.Я. Марра. Такую постановку проблемы надо устранять, а не утверждать, как пытается это делать акад. И.И. Мещанинов.

3. Если, как неправильно утверждает Марр, язык есть надстройка над базисом, то общность национального языка не может быть унаследованной; она создается заново буржуазией в эпоху капитализма и ограничивается только пределами господствующего класса – буржуазии.

Буржуазия как господствующий класс закрепляет свой язык в литературе; возникший в эпоху капитализма литературный язык, буржуазный по своему происхождению, становится национальным, т.е. общим для всех социальных функций, в том числе для функций общения разных классов, а унаследованный от прошлых эпох народный язык не является национальным, так как ему якобы не свойственна общность: он состоит из диалектов.

Этой точки зрения в той или другой степени придерживается и академик В.В. Виноградов. В своей дискуссионной статье он пишет: «Учение Ленина и Сталина о национальных языках определяет основные исторические виды или типы формирования национальных языков... По существу своему национальный литературный язык представляет собою качественно новую систему литературного языка, глубоко уходящую своими корнями в народные основы». Из этого высказывания ясно, что национальный язык не наследуется, а формируется, что он есть литературный язык, поскольку последний есть общий язык, а не народный, поскольку последний имеет диалекты.

Если язык, как учит марксизм, не есть идеологическая надстройка над базисом, то общность национального языка не является продуктом капиталистической формации, а является общностью унаследованной; эта общность есть общность общенародная, а не классовая. В эпоху победы капитализма над феодализмом родной язык народа закрепляется в литературе и науке и становится национальным. Национальным языком является родной язык народа, ставший орудием не только местного общения, но и общения в области литературной, научной и политической жизни нации.

Ленин учит, что «для полной победы товарного производства необходимо завоевание внутреннего рынка буржуазией, необходимо государственное сплочение территорий с населением, говорящим на одном языке, при устранении всяких препятствий развитию этого языка и закреплению его в литературе»[177].

Итак, теория лингвистического учения Н.Я. Марра в основных своих положениях не имеет ничего общего с теорией марксистского материализма. Гениальное произведение товарища Сталина «Относительно марксизма в языкознании» творчески обогащает марксистско-ленинское учение о языке и является боевой программой научной деятельности всех советских языковедов.

В ней дана большевистская оценка учения Марра, роль которого в советском языкознании автор этих строк переоценивал, хотя и выступал с критикой его принципиальных ошибок.

 

Вопросы метода науки о языке

Если языкознание есть не простое эмпирическое знание, а наука, научная дисциплина, оно должно иметь свою теорию и свой метод исследования. Говорят, что все науки имеют один метод – метод диалектического материализма, и потому постановка вопроса о методе лингвистической науки незакономерна. Это верно, однако, только в одном отношении: все науки имеют один метод познания – метод диалектического материализма; однако все науки, имея один метод познания, метод диалектического материализма, имеют разные методы исследования. Следовательно, постановка вопроса о методе лингвистической науки теоретически закономерна.

Если теория языкознания определяет объект науки (т.е. сущность языка и его развития) и истолковывает явления объекта науки, то метод языкознания представляет собою орудие исследования лингвистического материала.

В настоящей дискуссии поставлен вопрос о двух методах: сравнительно-историческом, выработанном традиционным языкознанием, и палеонтологическом, разработанном Н.Я. Марром.

Сравнительно-исторический метод, как указывает И.В. Сталин, имеет серьезные недостатки, однако он имеет и свои достоинства.

Этот метод называется историческим потому, что он служит для построения истории языков, он называется сравнительным потому, что средством построения истории языков служит сравнение. Если материал разных языков одной семьи является результатом разных эволюций материала первоначально одного источника, то средством построения истории этих языков может быть только сравнение фактов этих языков; данные других языков, которые не восходят к тому же источнику, не имеют никакого отношения к делу. Так, слово «город» у южных славян звучит «град», у западных – «грод» (груд); у восточных славян – «город». Эти слова являются результатом различной фонетической эволюции одного и того же слова, которое первоначально имело форму «горд» и имело значение загородки, доказательством чему служит литовское слово «гардас», имеющее то же значение.

Ссылка на литовский язык является доказательной для построения истории этого слова в славянских языках потому, что литовский и славянские языки являются результатом различных эволюций первоначально одного источника.

Материал данного языка, который не имеет параллелей в родственных языках, не может быть использован сравнительно-историческим методом в качестве источника исторического изучения языка. В славянских языках, например, имеется слово «конь», которое не повторяется в других индоевропейских языках. Оно выпадает из состава того материала, который может быть обработан сравнительно-историческим методом для построения истории славянских языков. Сравнительно-историческим методом не может быть построена история такого языка, который не имеет родственных языков. Такой язык не имеет материала, доступного обработке сравнительно-историческим методом.

Ограниченность сравнительно-исторического метода заключается в том, что он допускает сравнение только того материала родственных языков, который восходит к одному основному источнику, в наличии которого сомневаться нельзя. Однако теория науки устанавливает, что в составе родственных языков имеется и такой материал, который, являясь неотъемлемой частью основного лексического фонда и морфологического инвентаря языка, может быть отложением другого источника, принимавшего участие в формировании группы родственных языков. Таким образом, если материал родственных языков восходит не к одному источнику, а к разным, из которых только один является основным, то лингвистический материал данного языка может и должен быть обработан посредством сопоставления его с материалом тех языков, которые сохраняют отложения тех же источников. Из этого следует, что лингвистический материал каждого данного языка необходимо обрабатывать посредством сравнения его с материалом разных языков, не только родственных, но и неродственных.

Сравнительно-исторический метод обрабатывал для научного исследования только целые смысловые единицы языка (слова, морфемы). Такая обработка лингвистического материала совершенно закономерна, но она недостаточна. Нельзя отрицать того, что некоторые слова, которые современному сознанию представляются как цельные, неразложимые смысловые единицы, могли сложиться из разных смысловых единиц (слов). Это было давно известно; например, давно установлено, что русское слово «берлога» состоит из «бер», которое первоначально означало мелкий рогатый скот, и «лог» (ср. – «логово»).

Из этого следует вывод, что посредством сравнения может обрабатываться не только материал целых в современной системе языка смысловых единиц (слов), но и материал их частей, если на более древней стадии развития языка они функционировали как отдельные смысловые единицы.

Между тем техника сравнительно-исторического метода не подготовлена к такой обработке лингвистического материала. Однако из этого не следует, что техника сравнительно-исторического анализа целых смысловых единиц и их связей в языке должна быть просто отброшена. Она должна быть преобразована, обогащена и развита.

Сравнительно-исторический метод подвергает сравнительной обработке однозначный материал родственных языков; можно сопоставить русское слово «мать» с греческим и латинским «матэр», армянским «майр» и т.п. и делать те или другие выводы, но нельзя сопоставлять русское слово «конь» с латинским «канис» – «собака», так как эти слова разнозначны и не имеют отношения друг к другу. Однако теория науки устанавливает, что содержание сравниваемого материала исторически изменчиво. Те смысловые единицы, которые современному сознанию представляются не имеющими отношения друг к другу, в древнейшее время могли иметь ближайшие связи.

Из этого следует, что сравнивать можно не только относительно однозначный материал, т.е. материал, имеющий одинаковое смысловое содержание, но и разнозначный материал на основе учета особенностей первобытного мышления и общественности. Имея в виду, что названия переходили с предмета на предмет по сходству их социально-производственных функций (ср. перо гусиное и перо, которым пишут), то сравнению подлежат и те слова, которые на современном этапе разнозначны, но на древнейшем этапе могли иметь близкое значение. Если лошадь первоначально выполняла ту же хозяйственную функцию, что и собака, то название собаки тогда могло перейти на лошадь. Это дает основание, учитывая нерегулярность соответствия латинского и и славянского с, сближать слова – русское «конь» с латинским «канис» – «собака», происхождение которых до сих пор не разъяснено сравнительно-историческим методом.

Таким образом, традиционный сравнительно-исторический метод, как орудие исследования, имеет серьезные недостатки и не соответствует современному состоянию теории лингвистической науки. Однако он имеет и достоинства, которые недооценивать нельзя, ибо не может быть никакого сомнения в том, что многие положительные знания добыты именно этим методом исследования.

 

Некоторые выводы

Традиционный сравнительно-исторический метод исследования должен быть не отброшен, а преобразован и усовершенствован с удержанием всей той ценной техники и приемов обработки лингвистического материала, которая была создана применением этого метода.

Н.Я. Марр не пошел по этому пути; «Н.Я. Марр внес в языкознание не свойственный марксизму нескромный, кичливый, высокомерный тон, ведущий к голому и легкомысленному отрицанию всего того, что было в языкознании до Н.Я. Марра» (И. Сталин).

Он полностью стал отрицать сравнительно-исторический метод со всеми его завоеваниями в технике обработки лингвистического материала. Он стал крикливо шельмовать сравнительно-исторический метод, как «идеалистический», а сформулированный им палеонтологический метод стал пропагандировать, как единственно правильное применение метода марксистской диалектики к материалам речевой и связанной с ней социальной культуры.

Противопоставляя свой палеонтологический метод сравнительно-историческому, Н.Я. Марр стал искать принципиальные различия и в технике сравнительной обработки лингвистического материала. Он пришел к выводу, что слова или формы как целые смысловые единицы в системе современных языков не могут быть предметом сравнительной обработки, так как такая подготовка материала неизбежно ведет якобы к восстановлению праязыка, например, сравнение русского слова «рука» с польским словом «ренка», старославянским «ронка», литовским «ранка» должно привести к выводу, что первичной формой для этих теперь разных слов была одна для всех славян форма – «ронка». В каждом таком отдельном факте Н.Я. Марр усматривал отражение праязыковой теории расхождения. Между тем в действительности эти факты свидетельствуют не об одном праязыке для всех славянских народов, а об одном источнике (наряду с другими источниками), который имеет отложение в славянских языках и который в результате различий в развитии этих языков получил различные изменения. Подобного рода процессы совершаются и теперь.

Французское слово «парти» в русском языке звучит «партия», в белорусском – «партыя», французское слово «диктатюр» в русском звучит «диктатура», белорусском – «дыктатура» и т.п.

Из подобного рода фактов никто не будет делать вывода, что французский, русский и белорусский одновременно восходят к одному праязыку, но из них нельзя не сделать вывода о том, что слово одного источника может получить разные значения и формы в разных языках.

Неправильно усмотрев в сопоставлении целых смысловых единиц родственных языков отражение праязыковой концепции развития языка, Н.Я. Марр принципиально отказался от сопоставления целых смысловых единиц современных языков и перешел к четырехэлементному анализу материала всех языков мира, независимо от их действительных исторических связей.

Между тем лингвистический материал данного слоя любого языка только тогда сопоставим с лингвистическим материалом другого слоя того же языка или любого другого языка, когда он получил историческую обработку и выяснены смысл и эволюция его в данном слое данных языков. Русское слово «конь» и украинское слово «кiнь» первоначально имели одну форму – «конь». Не считаться с этим – значит отрицать прочно установленные факты, отрицать неоспоримую возможность различной эволюции материала одного слоя в разных языках.

Из этого следует, что украинское слово «кiнь» нельзя отрывать от русского слова «конь» и устанавливать единство его с бретонским (во Франции) «кi» – «собака», как это делает Н.Я. Марр.

Подобного рода антиисторические сопоставления Н.Я. Марра подхватывались буржуазными украинскими националистами для доказательства отсутствия каких-либо более близких связей украинского языка с русским и ориентации его на западные языки.

Н.Я. Марр не считался с различной эволюцией целых смысловых единиц в материалах одного и того же слоя разных языков и результаты этих эволюций квалифицировал как независимые факты. Так, Н.Я. Марр объединял русское «рука» с русским словом «рок», не считаясь с тем, что форма «рука» есть продукт позднейших изменений и что она в древнейшую пору звучала иначе. Н.Я. Марр в каждом языке брал готовые слова и разлагал их на элементы, игнорируя те изменения, какие они претерпели в соответствующем слое того или другого языка. Это и привело к многочисленным ошибкам в этимологиях отдельных слов, какие мы находим в работах Н.Я. Марра.

Все эти извращения в методе лингвистического учения Н.Я. Марра объясняются и предопределяются извращениями в теории лингвистического учения Н.Я. Марра.

Правильные по существу принципы сравнительной обработки материала не только родственных, но и неродственных языков, не только целых слов, как отдельных смысловых единиц, но и их частей, если на более древней ступени развития языка они были целыми смысловыми единицами, были искажены Н.Я. Марром вследствие антиисторичности самой универсальной схемы пирамидального схождения всех языков мира путем скрещения и смешения и утверждения универсальных элементов, наличествующих во всех языках.

Результатом искажения принципов сравнительно-исторической обработки лингвистического материала является так называемый анализ по четырем элементам. Он не является чем-то случайным или побочным в методе Н.Я. Марра.

Материалы современных языков по Марру могут быть подвергнуты сравнительной обработке только на основе предварительного установления в каждой современной смысловой единице первичных смысловых единиц – четырех элементов. В результате этого сложилась техника четырехэлементного анализа, которая привела к полному отрицанию исторического анализа целых смысловых единиц.

Техника палеонтологического анализа была поставлена во взаимно исключающие отношения с техникой сравнительно-исторического анализа.

Четырехэлементный анализ превратился в универсальное средство истолкования лингвистического материала языков всех народов и времен. Если сравнительно-исторический метод при всех его серьезных недостатках «толкает к работе, к изучению языков», то палеонтологический метод «толкает лишь к тому, чтобы лежать на печке и гадать на кофейной гуще вокруг пресловутых четырех элементов» (И. Сталин).

Никакое разложение современной смысловой единицы на более первичные смысловые единицы неправомерно без учета истории ее развития и изменений. Если история такого слова, как «рука», по данным тех языков, в каких оно функционирует как целостная смысловая единица, показывает, что это слово первоначально имело форму «ронка» и имело значение собирать, то ее нельзя разлагать на более первичные элементы «ру» и «ка» и на этом основании утверждать, что «ру» в слове «рука» и «ру» в слове «русло» – одно и то же. Это не наука, а игра в бирюльки.

Тем не менее советское языкознание не может отказаться от самого принципа установления в современных смысловых единицах частей, представляющих отложения более древних смысловых единиц. Но техника установления таких частей должна опираться на данные истории той смысловой единицы, в составе которой выделяют эти части. Это значит, что советское языкознание не может отказаться от принципа восстановления истории смысловой единицы как целостной единицы современного языка.

Восстанавливать первичную форму данного слова как целостной единицы смысла можно и должно, если его первичная форма отличается от современной. И в этом нет никакого отступления от марксизма, никакого возврата к индоевропеистике и возрождения буржуазного языкознания, как пытались нас запугать марристы.

Выявлять в составе современной смысловой единицы с учетом ее истории как целой единицы смысла составляющие ее части, как смысловые единицы более первичных эпох, можно и должно, если они в ней действительно имеются. В этом нет никакого отступления от марксизма, никакого возврата к элементному анализу, к формально-механистическому вульгаризаторскому методу Н.Я. Марра.

Строго следуя методу марксистской диалектики и теории марксистского материализма, советские языковеды должны преобразовывать, уточнять, обогащать, создавать новые приемы и технику обработки лингвистического материала, смело идти по пути новаторства и творчества; расширять тематику научно-исследовательских работ, ставить новые вопросы науки, изучать вопросы, остро выдвигаемые жизнью.

Как рядовой труженик лингвистической науки, я не нахожу слов, чтобы выразить те чувства благодарности товарищу Сталину, которые переполняют меня. И.В. Сталин дал глубочайшие обобщения в области лингвистической науки, которые приводят к новому пониманию всех частных вопросов, над которыми мы работаем.

С чувством глубокой признательности товарищу Сталину мы отдадим все свои силы и знания на дело создания научно-исследовательских трудов, нужных советской науке и советской общественности; неуклонное следование руководящим указаниям Сталина есть единственная основа выхода советского языкознания из застоя, основа дальнейших успехов марксистской науки о языке, прочности и жизненности ее выводов, ее связи с трудом и борьбой советского народа за победу коммунизма.

 

 

— — —

[175] Ф. Энгельс. Происхождение семьи, частной собственности и государства, 1949 г., стр. 93.

[176] Ф. Энгельс. Происхождение семьи, частной собственности и государства, 1949 г., стр. 174 – 175.

[177] В.И. Ленин. Сочинения, т. 20, стр. 368.

 

 

 

Joomla templates by a4joomla