Вот это случайность!

1952 год. Золотая осень сменяла красное лето.

Руководством Министерства госбезопасности СССР, где я работал в то время, мне было поручено быть переводчиком и неотлучным гидом  одного из секретарей ЦК французской компартии, который перед этим нелегально посещал Вьетнам, Камбоджу и Китай. Возвращаясь на родину, он остановился на несколько дней в Москве, хотя это ранее им не планировалось.  Оказалось, что я с ним встречался в Париже года за два до описываемых событий.  Взаимная симпатия, возникшая между нами тогда, превратила нашу новую встречу в праздник.

Став незарегистрированными обитателями номера-люкса одной из московских гостиниц, мы с удовольствием беседовали на интересовавшие нас разнообразные темы.  Будучи высококультурным человеком, он умело обходил острые углы, связанные с нашей некоторой послевоенной неустроенностью, я же не затрагивал вопросов о его поездке и общественно -политической деятельности.  Зато вдоволь говорили о различных тенденциях в литературе, акцентируя внимание на творчестве достаточно популярных в то время во Франции поэта П. Элюара, писателей А. Вюрмсера и Р. де-Жювенеля, ставшего известным, благодаря своим нашумевшим книгам «Интернационал предателей» и «Тито – маршал предателей».  Совершали «экскурсии» в сокровищницы дум древних китайских, индийских, римских и греческих мыслителей, которыми особенно увлекался мой собеседник.

Все, о чем бы мы ни говорили, так или иначе пересекалось с религиозной тематикой.  Это делалось как бы естественно, деликатно и незаметно.  Мы оба это понимали. Дни размеренно следовали друг за другом. Но вдруг грянул гром.

Мой подопечный получил приглашение в ЦК ВЛКСМ, где «просили, чтобы наш гость проинформировал руководителей организации о результатах своей поездки».  Он отказался, считая это, по крайней мере, лишним.  В ответ на мои уговоры, порой даже несколько настойчивые, он согласился на беседу, но обещал информацию преподнести завуалировано, так, чтобы «никто ничего особенного и не понял».  Заодно попросил меня по возможности уклониться от перевода, что я, кстати, потом и сделал. Дискуссию на эту тему гость завершил следующей фразой:  «Я думаю, если бы об этом узнал товарищ Сталин, он вряд ли одобрил это».

Я только впоследствии осознал, как специфика сложившихся обстоятельств может сделать одну фразу сильнее бомбы. Разве мало примеров? Память человечества хранит имена многих, кто прославил себя лишь одной фразой.

Эта фраза была произнесена в «люксе» гостиницы, происходящее в котором, учитывая высокое положение проживавшего там гостя, не могло не заинтриговать всезнающего и потому всесильного Л. Берию.

Будучи опытным аналитиком, Берия, конечно же, догадывался о скором наступлении нового цикла кадровых перестановок Сталина, осуществление которых могло бы завершиться катастрофически как для него, так и, с его точки зрения, для некоторых старых соратников заметно изменившегося Вождя.  Опасность быть отправленными в небытие  витала над головами также и В. Молотова, А. Микояна, К. Ворошилова, Н. Хрущева и многих других.

Берия, естественно, не замедлил довести до сведения Сталина «золотую» фразу, которая могла сильно навредить молодым строптивым комсомольским вожакам, явно рвущимся к вершинам пирамиды власти.

Соответствующая реакция не заставила себя долго ждать: гостя известили о том, что он до отъезда будет принят товарищем Сталиным и поэтому был весьма удивлен и горд.  Целый день готовился:  перелистывал свои записи, составлял план для беседы, иногда обращался ко мне с вопросами протокольного характера.  Кроме обеда и ужина в ресторане мы никуда из номера не отлучались.

Я же, будучи уверенным в том, что  т а м - у Сталина свои переводчики, был спокоен, отдыхал, читал.

Часам к 11 вечера я был доставлен к заместителю Берии - Б. Кобулову.  Богдан Захарьевич, поздоровавшись, пересел к приставному столу напротив меня.  Подали чай.  Подобная церемония обычно служила сигналом: не тревожься!  А тревожиться было от чего. Хозяин кабинета был человеком, отлично овладевшим науками хитрости и коварства в органах госбезопасности, полностью усвоившим уроки тонкой игры в человеческие судьбы у своего учителя -  Берии.

Он и его коллеги не только повторяли слова Вождя о том, что человек - это винтик, но и на деле обходились с ним, как с винтиком. Не было ни для кого тайной, что сотрудник, вызванный к Б.Кобулову, в большинстве случаев из его кабинета выходил никем, т.е. «стертым в порошок»,  гораздо реже - с повышением по службе.

Вскользь поинтересовавшись моим мнением о новом начальнике нашего отдела, перешедшем в Органы в связи с чисткой аппарата ЦК КПСС «от балласта», о настроении и самочувствии моего подопечного, он вдруг с серьезным видом, отчеканивая каждое слово и даже чуть понизив голос, как будто нас кто-то подслушивает, сказал, что судьба уготовила мне серьезнейший экзамен:  «лично увидеть товарища Сталина и переводить его беседу с нашим гостем»

Мало сказать, что я был крайне удивлен.  А он, хитро прищурив глаза, смотрел на меня, ожидая, видимо, слов благодарности или еще чего-то. Я спокойно сказал, что весьма польщен, но к этому я не готов, я - не профессиональный переводчик, у товарища Сталина наверняка есть свои.  Ответ звучал примерно так:  это - указание Самого, а Его указания обсуждению не подлежат.  Тов. Сталин недоволен руководством комсомола, самовольно пригласившим гостя для беседы, и тем самым грубо нарушившим секретность его пребывания в нашей стране. Он велел Лаврентию Павловичу взять под свой личный контроль все вопросы, связанные с гостем, сделать так, чтобы о нем, тем более о его беседе с ним, кроме Берии, моего собеседника и меня, никто не знал.

В конце беседы, сделав еще более строгий вид, он предупредил, что это особенно касается меня.  И не только в настоящее время, но и навсегда. Такие тайны, мол, забирают с собой только в могилу.  Не дав возможности мне говорить, он притворно мягко добавил, что такое задание - большая честь, что руководство мне полностью доверяет (здесь он автоматически положил руку на какую-то папку, видимо, мое личное дело, находившуюся справа на его столе), что может весьма положительно отразиться на моей служебной карьере.  Сказав это, он встал, попрощался и пересел в свое обычное кресло.  Беседа была завершена, и я вышел.

Этот разговор с давно расстрелянным человеком так подробно изложен ради его последней судьбоносной фразы.

Она могла быть для меня катастрофически разрушительной или предельно созидательной.  Многое теперь зависело от меня.  Надо быть предельно осторожным, внимательным, собранным, аккуратным, и сделать все возможное, чтобы последствия были благоприятными.  Но при внимательном анализе оказалось, что это положительное содержит массу коварных составляющих:  всегда ли нужно продвигаться по этой служебной лестнице, исправна ли она, самое главное, куда она ведет, к вершине или в никуда?  Мы, к сожалению, заблуждаемся, полагая, что полностью и навсегда избавились от всего негативного, которое унаследовано нами от наших пещерных предков.  Однако человек где-то все еще остается созданием ненасытным, завистливым, неудержимым, к тому же примитивным в планировании своего желаемого состояния, чем зачастую и губит себя.

Мы упорно просим Бога об исполнении всех наших желаний. А если они ложные?  Ведь истина известна лишь одному Богу!  Редки случаи, когда кто-то молит Бога сделать так, как угодно Богу, а не  лично ему самому.

Поэтому-то я не особенно торопился радоваться.

…День был прекрасный: солнечный, теплый, на небе ни облачка.  Миновав вереницы машин у гостиницы, мы сели в незнакомый нам, редкий по тем временам, большой лимузин, стоявший поодаль.  Одеты мы были по-летнему.  С собой – ничего.  Сопровождения я не заметил.  Возможно, его и не было.  Мы ехали явно не в Кремль. Туда могли бы дойти пешком.

По старому Арбату, тогда еще проезжему, направились в сторону Можайского шоссе к так называемой Кунцевской даче.

Не такой уж масштабный, уютный, незаметный, как мне показалось  дачного типа домик удивил нас своей простотой, даже сиротливостью:  никаких архитектурных излишеств, скульптур, клумб с цветами, фонтанов я не заметил.  К тому же отсутствие демонстративно суетливой охраны, лишних глаз, назойливо следящих за каждым движением посетителей Хозяина, свидетельствовало о доброжелательности к гостю и располагало к покою.

Немного отвлечемся

Раз уж речь зашла о человеке, с которым нам предстояло через несколько минут встретиться, хотелось бы напомнить пару эпизодов из его жизни. Что может полнее раскрыть сущность личности, если не отдельные, повседневные, заранее не отрепетированные поступки и высказывания?

Многие тогда знали о предельной скромности и непритязательности Сталина в быту.  Да и в наши дни, когда бывшие активисты пионерии, комсомола и партии, ставшие ныне «страдальцами», «белыми», монархистами, усердно копаются в «грязном белье» недавнего объекта своего коленопреклонения, они не могут обнаружить в его личной собственности ничего, кроме, как говорится, старой шинели и пары сапог, которые он носил десятки лет.

В Высшей Школе, где готовили профессионалов по разведке и контрразведке, нам – слушателям - часто приводили отдельные поучительные примеры из жизни руководителей страны.

Вот один из них.

К Сталину в разгар репрессий пришел тогдашний нарком внутренних дел Н.И.Ежов с несколькими томами материалов на бывшего меньшевика, а в те годы - генерального прокурора СССР - А. Вышинского.

Подробности этого визита стали известны узкому окружению наркома от самого же Ежова.

Легко догадавшись о цели визита наркома, Хозяин велел своему секретарю А. Поскребышеву,  найти и пригласить к нему Вышинского, находившегося как раз в это время у кого-то в Кремле.  В постановлении по делу предлагалось арестовать и расстрелять Вышинского, как врага народа.

«Андрей Януарьевич, - обратился Сталин к Вышинскому, - вот сижу и размышляю о нашем пребывании в Баильской тюрьме в Баку, и у меня возник любопытный вопрос, почему тогда большевики на своем собрании  избрали старостой по камере Вышинского, а, скажем, не Сталина?». Генеральный прокурор, будучи неплохим царедворцем, быстро оценил обстановку и, улыбаясь, ответил: «Видимо потому, товарищ Сталин, что тогда я был с бородой и по возрасту казался старше вас всех».

Каким бы недоумком ни был Ежов, он понял смысл этого диалога, поспешно взял дело под мышку и тихо удалился из кабинета.

А эту историю рассказал мне в 1960 году садовник скромной дачи, построенной для Вождя в Цхалтубо.  Сталин отдыхал там лишь два раза, и в обоих случаях у него гостили некоторые члены политбюро.  Они отдыхали, играли в бильярд, обсуждали насущные проблемы страны, беседовали, а в отсутствие Хозяина позволяли себе шутить и подтрунивать друг над другом.

Неравнодушие И. Сталина к дикой природе не было тайной для его окружения, и садовник больше охранял первозданность природы, чем совершенствовал, видоизменял ее.

Однажды, гуляя вблизи дачи, откуда открывались ближние и дальние склоны гор, Сталин увидел вдали, среди лесной чащи, небольшое красивое здание.  Он, естественно, поинтересовался, мол, что это за строение. Садовник, в свою очередь, вопросительно посмотрел на начальника по хозяйству, стоявшего на почтительном расстоянии, хотя сам прекрасно знал ответ.  Тот подобострастно подбежал и дрожащим голосом отрапортовал, что тот дом принадлежит прорабу, построившему дачу Вождю.  Он отдавал себе отчет о возможных последствиях подобной откровенности, но у него не было иного выхода:  не мог же он соврать самому Сталину.

Иосиф Виссарионович постоял в задумчивости, с отсутствующим взглядом, помял головку папиросы, набивая табаком свою трубку, потом медленно повернулся к окончательно растерявшемуся хозяйственнику и произнес:  «Передайте прорабу мою благодарность:  хороший санаторий для детей-инвалидов построил, мне нравится».  Далее, видимо, чтобы сменить тему беседы, повернулся к садовнику и как бы между прочим произнес:  «Представьте, если на этих склонах вместо этих деревьев росли бы цитрусы?», затем немного поговорил о листьях некоторых растений и о том, как постоянное потребление свежих огурцов избавляет от солей в суставах.

Второй приезд Вождя чем-то напоминал первый, хотя и прошло несколько лет.  Сталин выглядел бодрым и веселым.  Однажды, спустившись на лужайку перед дачей, он подошел к садовнику, по-дружески похлопал его по плечу, как старого знакомого, и пригласил на прогулку туда, откуда в прошлый приезд любовались «собственностью» прораба, на следующий же день после того разговора ставшей санаторием для детей-инвалидов, о чем свидетельствовал развевающийся над домом государственный флаг.

Но каким же было удивление Сталина, когда он увидел совершенно изменившийся ландшафт: на обозримых склонах вместо вековых деревьев красовались посаженные рядами цитрусовые.  Как и в первый раз, садовник не стал рисковать и жестом подозвал хозяйственника. Тот с ходу, даже не подумав, выпалил:  не правда ли, мол, очень красиво. На вопрос, кто же все это сотворил, последовал гордый ответ:  руководство республики.  Весь народ Грузии трудился, не жалея своих сил, дабы достойно выполнить ответственное задание Вождя.

Едва заметно приподнятые брови Хозяина предвещали то ли одобрение, то ли недовольство.  Наконец он махнул рукой и произнес:  "Я знал, что каждое мое слово доходит до людей, но я никогда не предполагал, что  среди них так много идиотов."  Нетрудно догадаться, что не прошло и года, как на тех склонах вместе цитрусовых были посажены обычные дикие деревья.

А сколько подобных эпизодов, характеризующих близкое окружение Вождя? Не потому ли он временами избавлялся от работавших рядом с ним и менял их на новые кадры? Он на деле неоднократно убеждался в том, что показное усердие рано или поздно заражает любого аппаратчика.

Но, как говорят французы, вернемся к нашим баранам!

 

Уникальный бассейн с беседкой

…Итак, мы с гостем направились было к дому, но нас пригласили последовать в лес по еле заметной тропе.  Остановились недалеко от какого-то причудливого строения.  Сопровождающий вежливо попросил нас идти дальше, а сам быстро исчез.

Строение оказалось беседкой, построенной на 2-3 метровой высоте, частично над водой четырехугольного бассейна с очень живописным островком, обсаженным вишневыми деревьями посередине. Ветки крайних  склонились над водой.

Мы, увидев все это, поняли, что беседа будет проходить в неофициальной обстановке.  Мой подопечный был и удивлен, и обрадован;  удивлен, так как это опровергало информацию о якобы присущей Сталину чрезмерной строгости, непререкаемости, официальности, сухости, которые-де достигли пика после блестящей победы над фашизмом;  обрадован, ибо ему показалось, что он единственный высокопоставленный лидер, удостоенный такой чести.

Единственным человеком, который нас встретил, была невысокая, среднего возраста милая женщина.  Она встретила нас доброжелательно, как старых знакомых, указала на ширму, стоявшую вблизи, и сказала: там я приготовила для вас все необходимое, можете переодеться и немного поплавать.  Затем с заметной хитрецой добавила:  товарищ Сталин говорит, что увидеть все это и не окунуться в эту воду – большой грех. Он уже искупался и отдыхает наверху.

Десятиминутное купание доставило нам огромное удовольствие:  чистая прозрачная вода, аккуратно и ровно мощенное булыжниками дно, легкий ветерок, наполненный ароматами дикого леса.

Потом женщина пригласила нас подняться наверх, а сама куда-то ушла со спустившимся сверху молодым человеком в белом халате, как потом выяснилось, с массажистом Сталина.

Сталин был одет по-домашнему, сидел за столом, пальцами левой руки не совсем ловко крутил на блюдце стакан, до половины наполненный чаем.  Возможно, это было частью массажного упражнения.

Было бы лицемерием сказать, что мы были равнодушны и спокойно воспринимали все происходящее.  Мы волновались, и волновались здорово, каждый по-своему.

Наш гость потом поделился со мной, что поначалу чувствовал себя скованным и лишь к середине беседы -  уверенней, когда его окончательно подкупили сердечность, простота и искренность Хозяина.  Чего только он ни читал и ни слышал о Сталине!  Одни утверждали, что редко кто непринужденно чувствовал себя в его присутствии;  другие, что редко кто понимал с ходу глубину его мыслей, вложенных в лаконичные фразы.  Одним словом, все, кто писал или рассказывал о нем, утверждали, что этот человек мыслит, действует и ведет себя неординарно, что появление в истории подобных государственных деятелей может повторяться лишь через десятки и сотни лет.  Такие феномены отличаются от других лидеров тем, что появляются тогда, когда их современники еще не готовы воспринимать их образ мыслей и поведение.

Меня же – человека, выросшего на приводящей в восторг информации о Сталине, бывшего в детство пионером, юность комсомольцем, а зрелость членом партии, прилежно усвоившего основы марксизма-ленинизма, наполняли совсем иные чувства:  смесь восторга, гордости и счастья.

Сталин жестом указал на стулья, на самовар и стаканы, что означало:  здесь полное самообслуживание.

На столе к чаю были аккуратно разрезанные лимоны и какие-то сушеные сладкие фрукты.  Сталин, улыбаясь, разъяснил: на Кавказе подача к чаю мучных изделий служит сигналом: наедайтесь, других угощений не будет!  Здесь, как видите, ничего печеного, но не потому, что наша хозяйка жадная.  Будет и обед.

Здесь, как-то все «пахло» сюрпризом. Первым было то, что Вождь неожиданно принял нас на даче, а не в Кремле.  Вторым то, что накануне мы готовились к непродолжительной, от силы минут на 30-40, беседе со Сталиным, а пробыли в его обществе целый день.

Хозяин был гладко выбрит, в тщательно выглаженной одежде, без галстука, а ногти его, как мне показалось, были  заметно белее, чем наши.

Сталин знал, конечно, кто из нас есть кто. Тем не менее, вначале разговор носил беспредметный характер. Хозяин, еще раз улыбнувшись, спросил, понравилась ли вода и вообще бассейн.

Гость поблагодарил и, как истинный француз, стараясь повторить улыбку Вождя, добавил, что получил особое наслаждение и испытывает какую-то легкость. Он хотел, видимо, добавить, что чувствует себя значительно помолодевшим, но, вспомнив, что Хозяин тоже только что плавал и что это может быть воспринято как намек на Его возраст, вовремя остановился. Сталин, как бы между прочим, спросил, удачно ли прошла поездка и доволен ли гость результатами.

Обстановку в регионе, где он был, суть бесед с коммунистическими лидерами наш гость изложил краткими, четкими, содержащими идеологические выводы фразами.  Его повествование содержало меткие, кое-где сопровождаемые юмором характеристики этих лидеров.

Редкие наводящие вопросы Сталина свидетельствовали о том, что он осведомлен об обстановке в упомянутых странах и знаком с жизнедеятельностью тамошних коммунистических партий.  Однако, несмотря на это, он подробно интересовался проблемами, могущими тормозить успешное построение социализма в этих государствах.

Гость иногда заметно смущался, но отвечал достаточно гладко. Зная, с каким опытным учителем имеет дело, он затрагивал фундаментальные теоретические вопросы, ответы на которые волновали его не меньше, чем других лидеров. Например, ссылаясь на свои беседы с рядом коммунистических лидеров европейских и ближневосточных стран, он выражал общую тревогу по поводу вечных проблем, то и дело возникающих перед этими лидерами и требующих своего решения:  о руководящих кадрах;  о явной активизации империалистической пропаганды;  усилении роли  религии;  о новых аспектах человеческого фактора, проявляющихся в связи с глобальными научными, культурными и социальными усовершенствованиями.  В процессе этих бесед, по его словам, часто возникал вопрос:  не пора ли коммунистам внести некоторые, подчас основательные, коррективы в тактику борьбы с империализмом.

Еще накануне, вспоминая свою молодость, наш гость с упоением рассказывал мне о том, что  Сталин впервые покорил его как гениальный аналитик и идеолог, когда он прочел опубликованные конспекты лекций Вождя о марксизме-ленинизме в Академии общественных наук. Пожалуй, не будь этого так просто и гениально изложенного анализа основ произведений классиков марксизма, трудно сказать, какая судьба постигла бы это великое учение в тогдашней полуграмотной, полуголодной крестьянской России.  Спустя некоторое время в его поле зрения попал сборник отчетов о деятельности Коминтерна, дающий представление о титанической работе Сталина на сложнейшей ниве международного коммунистического движения. «Как только хватало этого человека?» - сказал он мне.

Отодвинув свой стакан с кусочками лимона, Хозяин взял инициативу разговора свои руки.

Говорил он медленно и спокойно, постоянно следил за реакцией гостя. Его слова не носили назидательного характера, смысл был ясен и, к моему удивлению и удовольствию, легко переводимый. Он как бы продолжал размышления гостя, пропуская некоторые волнующие последнего вопросы сквозь свое видение.  Повторение одних и тех же слов, которое практиковал Сталин, лишь усиливало смысл и значение отдельных суждений.  И ни слова восхваления или осуждения личности коммунистических лидеров.

К сожалению, опасность, угрожавшая мне в случае разглашения содержания беседы Сталина с нашим гостем, была настолько реальна и велика, что я позднее старался стереть из памяти все, что было связано с описываемым визитом.

За годы работы в разведке и контрразведке я неоднократно заставлял себя полностью избавляться от лишней информации, и это мне удавалось.  Но в данном случае  практика мне не помогла.  Многое так и осталось в памяти на всю жизнь.  Многое, но не  все.  С этим и связана повествовательная форма дальнейшего изложения беседы.  Я не привожу дословно высказывания собеседников, что было бы более ценно и убедительно, однако за смысловую точность ручаюсь.

Кадры, кадры, еще раз кадры

Одна из острейших проблем, стоящих перед коммунистическим движением, рассуждал Сталин, это – тщательный подбор, правильное воспитание и умелая расстановка кадров.  Для многих «кадры решают все», к сожалению, лишь удачно придуманный лозунг.  Кадры – это люди, а люди появляются на свет с различными умственными и физическими способностями.  Они скрывают в себе трудно распознаваемые загадочные начала.  Они способны на все и хорошее и плохое.

Коммунистическое движение – самое многочисленное в истории человечества, и потому оно уязвимо в подборе подходящих кадров, особенно руководящих. Сплошь и рядом туда пробираются карьеристы, авантюристы, подхалимы, и что ещё хуже – неучи и невежи.

Иные лидеры, увязнув в повседневной суете, упускают из виду фундаментальные, судьбоносные проблемы.  Ну, скажем, свое окружение. Житейская истина о том, что короля делает свита, стара как мир.  Например, часто ли нас тревожит вопрос, говорил Сталин, в чьих же руках окажется знамя пролетариата, судьба социалистического и коммунистического строительства?

Даже весьма испытанная система подбора кадров, практикуемая коммунистической партией, и та подчас дает проколы.  Чем выше пост, занимаемый нерадивым руководителем, тем ощутимее урон, наносимый им нашему делу, нашей системе.

Мы должны быть предельно бдительными, иначе именно те, кто призван пропагандировать и распространять коммунистическую идеологию, в один прекрасный день могут нанести ей самый страшный удар в спину.  Чтобы этого не случилось, необходимо особое внимание обращать на воспитание уже подобранных кадров.

Задача значительно осложняется тем, что все еще труднодоступны некоторые основные положения марксизма-ленинизма, «на чем,- сказал Сталин, - остановимся более подробно».

 

Многолики и диктатура, и демократия

Речь в первую очередь, идет о том, что не все понимают и тем более не все правильно истолковывают самое необходимое условие для успешного перехода от капиталистического к социалистическому обществу - диктатуру  пролетариата.

Понятие «диктатура» - вещь коварная.  Она во время революции и какое-то время после нее обычно превращается из диктатуры класса в диктатуру партии, в диктатуру руководящего органа этой партии и, наконец, в диктатуру одного лица.

Этот процесс, говорил Вождь, исторически необходим, хотя критики марксизма-ленинизма считают его искусственным, тревожащим.  Они спрашивают, кто может дать гарантию, что этим лицом в какой-то стране, в какой-то момент не окажется невежда, человек с заметными психическими отклонениями или, еще хуже, агент, завербованный в молодости, в студенческие годы недремлющими империалистическими разведывательными органами?

Вот почему, по мнению Сталина, бдительность по отношению к кадрам, тем более руководящим, должна быть неослабевающей до тех пор, пока империализм, все равно приговоренный историей к замене на новое, более совершенное общество, сохраняет способность сделать свою последнюю ставку.

Есть еще одна проблема - воспитание. Иным маловерам, говорил Сталин, а таковых, к сожалению, еще немало среди коммунистов, кажется, что перед нами тупик. Они теряются перед некоторыми загадками.  Например, почему капитализм оказался таким живучим?  Или как совместить два, казалось бы, несовместимых понятия - диктатура и демократия? Действительно ли предпочтителен практикуемый при социализме субъективизм в подборе кадров?  А не лучше ли, так называемый, «естественный» отбор – основной принцип капитализма в этом вопросе?

Ответы на эти вопросы, резюмировал Хозяин, легко можно обнаружить в марксизме-ленинизме, если серьезно отнестись к его изучению.

Говоря о пяти общественно-экономических формациях, Маркс нигде прямо не утверждает, что с появлением новой немедленно и бесповоротно исчезает прежняя.  Наоборот, они – эти формации –  кое-где существуют одновременно, и даже в наши дни.  В том-то и дело, что в марксизме-ленинизме речь идет о принципе, а не о временных пределах. Отдельные рудименты приговоренных историей к исчезновению формаций, таких, как рабовладельческая, феодальная, даже первобытнообщинная, можно найти и в наши дни.  Причем они не только существуют, но и борются за свои принципы.  Так что нет ничего удивительного и в том, что молодая и достаточно изворотливая капиталистическая формация еще держится на плаву и иногда даже показывает свои клыки.

Относительно совместимости диктатуры и демократии, говорил Сталин, сомнение может возникать только тогда, когда субъект поверхностно судит о существенных изменениях, происходящих в этих понятиях при смене формаций.

И диктатура, и демократия могут вести и к позитивным, и к негативным последствиям.  Все зависит от величины той пользы, которую они приносят народным массам.  Именно ей и служит наличие при социализме диктатуры самого многочисленного класса – пролетариата.  Эта диктатура по своему содержанию совершенно иная, чем одряхлевшая буржуазная демократия, которая на деле все еще остается диктатурой капитала.

Ошибочно было бы категорически утверждать, размышлял Вождь, что дорога к победе социализма усеяна одними розами.  Будут, видимо, и приливы и отливы, стратегические наступления и тактические отступления, крупные победы и временные поражения.

Великая Отечественная война лишний раз показала, что не всякое, даже крупное, наступление (фашистские войска были уже у Волги и бои шли в самом Сталинграде) есть окончательная победа, так же как не всякое временное отступление (Советский Союз был лишен основных промышленных регионов страны) есть окончательное поражение.  Все зависит от выдвинутых историей лидеров и вождей, от их знания, умения, стратегической и тактической сообразительности, таланта, преданности, чистоплотности и честности в служении народу.  Речь идет, естественно, о подлинности перечисленных качеств руководителей, а не о тех измышлениях, которые сочиняют о них подвластные им средства агитации и пропаганды.

Ее Величество  Информация

Вообще, сама информация и средства, распространяющие ее, – тема отдельного разговора.  Они по своему значению и эффективности являются одним из сильнейших орудий.

Классиков марксизма-ленинизма подчас обвиняют в том, что, критикуя религию, они пренебрегли не только ее основными постулатами, совпадающими с социалистическим мировоззрением, но и умением,  ловкостью в манипулировании информацией. Например, до сих пор для верующих незыблемы такие символы трех мировых религий, как крест, статуя Будды и призыв: «Аллах превелик!». «А мы посмотрим, - злорадствют некоторые маловеры, - будет ли так живуч и влиятелен основной лозунг коммунистов: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!».

Общеизвестно, что зачастую побеждает тот, кто владеет информацией.  Но владеть средствами распространения информации далеко не означает владеть информацией. Она – нечто тонкое, деликатное, в то же время сильное и очень опасное.  Ложная, надоедливо повторяемая, построенная «на песке» информация в конце концов в корне разрушает тщательно создаваемый годами образ своего субъекта. Ведь сказано: одного человека можно обмануть один раз и даже неоднократно.  Всех можно обмануть один раз, но обманывать всех многократно невозможно.

Надо признаться в том, что коммунистическая пресса тоже часто грешит, все еще по привычке остается слишком политизированной, начетнической, доктринерской, рабыней аллилуйщины.

Сталин говорил вдохновенно и гладко.  Чувствовалось, что его мысли заняты этими проблемам.  Мне, уже чувствовавшему себя более раскованно, показалось, что он был рад такому эрудированному, прекрасно разбирающемуся в тонкостях коммунистической идеологии, излучающему преданность и симпатию слушателю, как наш гость.  Видно было, Хозяин как бы проверяет свои еще не до конца обкатанные мысли.  Иногда он повторно затрагивал одну и ту же тему, чтобы уточнить еще какие-то детали, аспекты.

Иные «корифеи» ошибочно полагают, продолжал рассуждать Сталин, что достаточно подчинить себе распространителей информации и ты уже – царь и Бог.  Они забывают, что дело не в количестве и объеме печатных изданий, не в многочисленности аудитории, а в качестве, авторитетности, злободневности информации.  Зачастую люди предпочитают информацию, которая доставляет им радость, удовлетворение, удовольствие, постоянные напоминания о том, что именно  они самые достойные, самые счастливые, самые удачливые, самые красивые, везучие и здоровые.  Эта пропаганда позитивной действительности должна быть чуть-чуть разбавлена, скажем, комплиментами, но ни в коем случае не обманом и лицемерием.  Мировая история полна примеров, когда талантливые лидеры-трибуны силой одних только слов превращали трусов в героев, очевидное поражение - в очевидную победу.

Слово - ядро информации

Далее Хозяин говорил о том, что, к сожалению, мы до сих пор так и не научились придавать подобающее значение силе, мощи и, наконец, способности слова.  То злоупотребляем им, то недооцениваем его.  Ведь слово способно и созидать, и разрушать.  Количество произнесенных слов ни в коем случае не определяет количество достигнутых побед.

«Рот должен быть на замке, - предупреждали нас предки, - прежде чем произнести слово, сосчитай про себя минимум до 10!». Великие поэты и мыслители посвящали слову оды.

С одной стороны, сила слова во многом зависит от авторитета его субъекта, с другой - чем выше социальное положение автора, тем весомее, ответственнее должно быть его слово.  Никчемен, недостоин тот руководитель, чьи указы, распоряжения  в срок   не претворяются в жизнь.  Такой лидер, по мнению Сталина, немедленно должен уйти добровольно или быть отстранен.  Слово рождает доверие у народа к своему вождю, если материализуется с пользой для общества.

Для коммунистов, предупреждал Сталин, доверие – один из основных рычагов управления, поэтому на него направлен разрушающий, дестабилизирующий, смертельный удар империалистических средств массовой информации.  Они из кожи лезут вон, чтобы поколебать доверие народов как к руководству коммунистической партии, так и к социалистическим реалиям и тем самым задержать хотя бы на какой-то отрезок времени победное шествие социализма.  Так действовала каждая формация по отношению к предыдущей.  Но тщетны попытки остановить ход истории и  тем более повернуть ее назад.

В справедливости суждений Вождя о всесилии информации и  коварстве людей, сумевших превратить ее в свою верную и преданную рабыню, я лишний раз убедился, когда спустя много лет с величайшим наслаждением прочел великолепный роман грузинского писателя Ч. Амирэджиби - «Дата Туташхиа».  Особенно запомнился мне эпизод о похождениях героя в одном из горных районов со своеобразным укладом жизни населения.

Впечатления были настолько сильны, что мне показалось вполне вероятным, что в то время И. Сталин мог быть информирован о содержании еще не опубликованного произведения. Мои догадки были вскоре подтверждены самим же автором, с которым общие друзья познакомили нас в Тбилиси.  В ответ на мои искренние похвалы он поведал о печальных и полных тревог «похождениях», связанных с выходом романа, длившихся долгие годы.

Видимо, кому-то показалось, что описанные в романе события как всесильный, умный и хитрый феодал сумел силой одних только «слов» превратить все население своего района в безропотных рабов, не дай Бог, могли вызвать у Вождя своеобразную ассоциацию с весьма печальными последствиями.

Дорожная притча

Иосиф Виссарионович предложил перейти в дом.  Шли по той же тропинке.  Раза 2-3 Хозяин останавливался, останавливались и мы.  Он задумчиво, а может быть, с какой-то завистью следил за свободным парением птиц.

Здесь наш гость неожиданно для меня вспомнил понравившуюся ему восточную притчу, которую я рассказывал ему накануне.  Сталин, продолжая идти, повернул голову в мою сторону, пристально посмотрел в глаза и  сказал: «Это о чем вы там шушукаетесь?  Если что интересное, и мне расскажите, а то неловко идти молча».

Наконец очередь дошла и до меня:

«Шел крестьянин Юсиф в город на ярмарку через поле соседнего села»… Вдруг Сталин, улыбнувшись, спросил: «Не Иосиф ли его звали?».  Пока я, смутившись от такого совпадения, мучительно искал оправдание, наш гость неожиданно выручил меня, серьезно заметив, что «вчера крестьянина тоже звали Юсифом».  Хозяин расхохотался.  Я продолжил:

«Юсиф был удивлен тому, что в соху пахаря были впряжены с одной стороны бык, с другой – черный раб.  Пахарь объяснил это тем, что раб стоит значительно дешевле быка.  Когда Юсиф отправился в путь, раб вдруг сказал:  «И так не останется!».

Прошло несколько лет.  На этот раз землю сохой пахал уже черный раб.  По его словам, женившись на вдове крестьянина после его смерти, он унаследовал все его состояние и купил второго быка.  Но, как и в прошлый раз, уходя, Юсиф вновь услышал слова:  «И так не останется!».

Пролетела еще пара лет, и Юсиф уже встречает нового пахаря.  Отсутствие прежнего хозяина, т.е. черного раба, тот объяснил тем, что при выборах нового властителя птица счастья села на голову черного раба (был такой обычай), и он уже находится на троне.

По окончанию своей купли-продажи Юсиф пошел во дворец, чтобы поздравить своего старого знакомого.  Его пропустили. Юсиф остался доволен приемом, но, дойдя до двери, он вновь услышал:  «И так не останется!».  «Ну, наглец, - подумал Юсиф, - чего ему еще надо, не хватит ли того, что он, бывший раб, стал властелином целого края?».

Прошло еще несколько лет.  Придя во дворец, Юсиф узнал, что тот черный самодержец скончался, и ныне на троне  новый избранник.  На кладбище Юсиф без труда нашел богато убранную гробницу, на плите которой было написано:  «И так не останется!».  Юсиф не мог ответить на пришедший ему на ум вопрос:  что же еще может быть, если человек уже умер?

Через несколько лет Юсиф, уже глубокий старик, после ярмарки опять пришел на кладбище.  А там… ни следа от могилы бывшего черного раба, бывшего пахаря, бывшего владыки: на ровном лугу паслись овцы, да козы. Юсиф только сейчас понял, что означали бесконечные «И так не останется!», включая  и те, что красовались на могильном камне».

Сталин был погружен в какие-то для нас, идущих рядом, недоступные  мысли.  Создавалось впечатление, что он мысленно далеко-далеко.  Вряд ли люди, обычно окружавшие Вождя, постоянно общавшиеся с ним, могли ранее наблюдать подобное его состояние – человека, всю жизнь, каждую минуту предельно собранного, внимательно взвешивавшего каждое свое слово, следившего за каждым своим жестом.  Во всяком случае, я никогда не слышал об этом.  Да и четыре тяжелых военных года сильно сказались на нем.  Это был уже не тот Сталин, который моложаво, слегка задумчиво глядел на нас с бесчисленных портретов.  Что творит  время  с человеком?!

Дома Хозяин на несколько минут оставил нас в зале-библиотеке с уже знакомой нам хозяйкой.

Гость, не увидев письменного стола, поинтересовался у нее, как же Иосиф Виссарионович работает с книгами, аккуратно уложенными на стеллажах.  По ее словам, Хозяин берет два стула, на один кладет нужные ему книги, на другой садится сам и работает.

Появился Сталин  в знакомой нам одежде.

Скромный, но вкусный обед, во время которого каждый обслуживал себя сам, прошел незаметно.  Он сопровождался взаимными комплементами в адрес кавказской и французской кухни.  Гость в конце концов сдался и согласился с шуточным заключением Хозяина о том, что вообще сама по себе хороша всякая кухня, среди них по своему изобилию и вкусовым  качествам отличается восточная кухня, а среди них, в свою очередь, кавказская.

Ароматные грузинские и дагестанские вина, очень понравившиеся гостю, окончательно расслабили моего подопечного, и беседа перешла на философские размышления о человеческой личности вообще, об «избранных» в частности.  К этой теме подтолкнули характеристики, порой смелые и бескомпромиссные, которые в ходе своего рассказа-отчета давал гость некоторым коммунистическим лидерам.

Размышляли и гость, и Хозяин.  Смысл, вкратце сводился к следующему.

Человек, с одной стороны, наделен высшим разумом, с другой – весьма примитивен и противоречив.  Спросите любого обывателя, и он, если даже не знаком с теорией Дарвина, автоматически ответит, что человек – это последняя ступень естественного отбора, что мы все одинаковы, и потому все равны.  Такой гуманист редко соглашается с  тем, что человек – существо многоступенчатое, многоликое.  Кто-то пребывает все еще на примитивном уровне развития, и в нем дремлют и дают о себе знать повадки животных как только создаются благоприятные условия.  Таковых обычно считают людьми, которые не поддаются перевоспитанию  и опасны для общества.

Основная масса людей вполне отвечает требованиям нормального человека.  Правда, так никто и не определил, что такое «нормальный».  От таковых в основном зависит судьба человечества.

Отдельные же люди ушли слишком далеко вперед в  умственном развитии и значительно обошли своих современников. В эту группу обычно включают особо талантливых  - гениев,  способности мыслить и творить которых не вмещаются в рамки, принятые в данном обществе, на данном отрезке времени.

В таком разнообразии людей, видимо, и кроются истоки конфликтов, разногласий, недоразумений, возникающих между ними.

Корни конфликтов и противоположных толкований действительности лежат слишком глубоко, и не только в физиологической и умственной разнице людей, но и в их возрастных различиях.

Как известно, человеку отведен некий отрезок времени, скажем, в среднем 70-80 лет.  Даже на первый взгляд ясно, что не одинаковые, следующие друг за другом годы, а периоды, через определенный отрезок времени в корне меняют психику и жизненную ориентацию человека.  Это следующие отрезки (в среднем):

- От рождения до совершеннолетия, скажем, до 18-20 лет, когда индивид живет, в основном ориентируясь исключительно на будущее, т.е. на «желаемое состояние», испытывая сильнейшее давление  от неизвестности.

- Примерно от 20 до 65 лет, когда он живет настоящим, т.е. «текущим моментом», подчиняясь его требованиям, во что бы то ни стало найти возможности для удовлетворения постоянно возникающих потребностей.

- От примерно 65-ти до смерти, когда человек живет в основном воспоминаниями, т.е. «прошлым состоянием».

Вот здесь-то и скрываются причины, зачастую приводящие к  трагедиям, недоразумениям и скандалам между родителями и детьми, между взрослыми и молодыми.  Чтобы достичь взаимопонимания, старший должен делать ставку не на силу и угрозу, а на мудрость: стараться прежде, чем начинать беседу с человеком моложе себя, «вернуться» в его возрастную группу, говорить с ним на  е г о  языке. Умелое применение такой тактики приносит хорошие плоды писателям, агитаторам и пропагандистам, политработникам и партийным руководителям.

Основной смысл этих трех возрастных групп, продолжали собеседники,   заключается в роли каждой из них в перераспределении общественного  продукта.

Пребывая в первой группе, человек главным образом удовлетворяет свои потребности за счет общественных вещественно-энергетических ресурсов, т.е. он в основном лишь берет, живет, если можно так выразиться, в долг.

Если система хочет быть жизнеспособной, а социалистическая претендует на это, она должна держать под строжайшим контролем воспитание подрастающего поколения, создать ему выгодные условия для овладения знаниями, обогащения его наследием культуры, приобретения им специальности, становления личности, дающей безусловный приоритет интересам общества.

Каждый представитель этого поколения должен быть огражден от упреков в иждивенчестве, унижений как должника и т.п.  Ресурсы, затраченные обществом на этом этапе, многократно окупаются, когда индивид переходит во вторую группу.

Находясь во второй группе, он в основном отдает. При нормальных условиях труда он создаёт прибавочную стоимость, достаточную для возмещения предыдущих затрат, удовлетворения нынешних потребностей и обеспечения безбедного существования, когда он окажется в третьей группе.

В третьей группе, хочет он этого или нет, вновь переходит на содержание общества.

На первый взгляд кажется, что проблемы людей, находившихся в первой и третьей группах,  решались легче именно при докапиталистических формациях, так как потребности и индивида, и социальной группы были достаточно примитивны.  Но решение их значительно осложнилось при капитализме.  А при социализме  приобрело первостепенное значение, ибо от их правильной постановки и успешного решения во многом зависит судьба  нового общества.

Воистину природа человека беспредельно сложна, после небольшой паузы продолжил Хозяин, он гордится своим совершенством, постоянно утверждая, что в области знаний уже достиг нужных высот.  А как же тогда загадка смерти? Он пасует перед ней.  Никак не поймет, как это так:  всесильный, всемогущий, и вдруг – ничто, прах?

Здесь преуспела не что-нибудь, а религия, так как она подарила человеку вполне сносное утешение в виде двойственности его существа:  с одной стороны, смертное, тленное, недолговечное тело, толкающее своего владельца ко всему греховному, а с другой - удостоенную вечного существования душу - источник всего позитивного и достойного в человеке.  Тем самым религия внушила человеку, что его душа – главная его составляющая – бессмертна, поэтому он не должен бояться смерти, а должна слагать оды в честь как самого Создателя, так и его Ангела смерти.

Каждая новая формация вносила определенные изменения в сущность и, следовательно, в поведение человека, делая его иным, чем в предыдущих формациях.  Поэтому человек при рабовладельческом строе не мог оставаться таким же, каким он был в первобытном, в феодальном таким же, каким он был при рабовладельческом.  Следовательно, в капиталистическом обществе - таким же, каким был в феодальном.  Причем, совершенствование человека с каждым разом проходило все интенсивнее и в большем масштабе.

Следовательно, в этом смысле воздействие социалистического общества должно быть более ощутимым и качественно, и количественно.  Оно должно вытравить из человека прежних формаций его вековые «недуги».

Возникает вопрос, а сумеет ли социализм справиться с этой исторической задачей, хватит ли ему выделенного лимита ресурсов?  И, наоборот, хватит ли людям ума, умения и терпения с пользой использовать те положительные заряды, которые заложены в социализме?

Размышляя о человеческой природе, невозможно не удивляться тому, что люди постоянно осложняют себе жизнь, игнорируют легкие пути познания и решения явных и потенциальных проблем, блуждают в лабиринтах неизвестности и загадок?

Иному, кто рвется к власти, скажи:  «разве ты не знаешь, что, кто плачет за всех, сам остается без глаз?», он непременно ответит, что это касается других, но не его. Он будет лезть все выше и выше, причем, чем больше невежества и амбиций, тем упорнее.  Подобные субъекты  воображают, что там, на троне, райская жизнь и безмятежное блаженство.  Но, достигнув вершины, они зачастую становятся рабами обстоятельств, теряют свободу, сгорают как свеча, освещая дорогу неблагодарным путникам.  Но это в лучшем случае.  Обычно такие кладут свои головы, и не только свои, но и головы близких людей, на плаху.

Среди барьеров на пути человека к желаемому состоянию не на последнем месте стоит  с о б л а з н.  Может ли кто-то сказать, что он ни разу в своей жизни не поддавался соблазну?  Отрицательный ответ был бы, по меньшей мере, лицемерием.  Если такие барьеры, как тщеславие, жадность, беспощадность, трусливость, - порождения в основном физиологических потребностей, то соблазн, скорее всего, дитя тела и души от смешанного брака.

Велико разнообразие соблазнов.  Они окружают нас плотным кольцом, сковывают нашу волю.  Чем шире горизонты возможностей индивида, тем многочисленнее и разнообразнее соблазны.  Чем многочисленнее и разнообразнее соблазны, тем чувствительнее их последствия. Обычно вред, наносимый соблазном, намного больше, чем иллюзорные удовольствия, которые он нам доставляет.  Следовательно, задача состоит в том, чтобы своевременно обнаружить соблазн, правильно оценить его возможные последствия и найти в себе силу не поддаваться его волшебным чарам.

Полигон парадоксов

Опыт строительства социализма в СССР, сопровождаемый решением подчас беспримерных головоломных задач, рассуждали собеседники, служит хорошей школой для руководителей коммунистических партий и значительно облегчает выполнение ими своей исторической миссии.  Умелое использование этого опыта даст им значительное временное преимущество, и путь, который прошел Советский Союз за 34 года, они преодолеют за считанные годы.  В этом им поможет успешное сочетание планирования, индустриализации, коллективизации, справедливого распределения общественного богатства, приоритета общественных интересов над личными интересами, завоевания уверенности в завтрашнем дне и т.п.

Анализ становления и функционирования экономики различных стран показывает, что в этом процессе в той или иной форме присутствовали и индустриализация, и коллективизация.  Но они происходили каждая в отдельности, сама по себе, стихийно преследуя свои собственные  интересы.

Социалистическое общество внесло существенные коррективы в политику ведения народного хозяйства.  Оно, во-первых, поставило во главу угла планирование, внедрив его во все отрасли и уровни хозяйствования и жизни общества, во-вторых, и это самое главное, подчинило общественное производство в корне изменившемуся по своему содержанию принципу распределения.

Достаточно построить простую цепочку:

Люди - производство - продукт - распределение = воспроизводство + потребление + накопление, чтобы понять, какую решающую роль играет  распределение.  От его направленности, характера во многом зависит не только эффективность производства, количество и качество продукта, но и величина общественного накопления.

Нахождение принципа распределения в предыдущих формациях в положении «падчерицы» не только тормозило общественное процветание, служило яблоком раздора между индивидами и социальными группами, но и сеяло семена такого неравенства, от которого человечество еще долго будет страдать.

Обратимся к знакомому всем примеру, потому что это касается каждого из нас, и никто не может от него отмахнуться.  Пусть каждый внимательно осмотрит свое жилье и спросит себя, все ли то, что у него есть, нужно ему в настоящее время или понадобится в ближайшем будущем.  И, наоборот, сколько у других лишних вещей, в чем крайне нуждается он в данный момент.  Теперь представим, что все обмениваются друг с другом, отдавая лишнее, ненужное, зато получая необходимое себе сегодня.

Интересно, что чем примитивнее было общественное сознание человека, тем щедрее он делился с теми, кто нуждался.  Вырос малыш - родители отдавали люльку тому, кому она была нужнее.  Не продавали, а отдавали.  Было бы хорошо, если бы такая безвозмездная взаимопомощь происходила не только между людьми и семьями, но и между отдельными народами и странами.

И в этом вопросе пример Советского Союза заслуживает подражания. Народы областей, республик, регионов с разным уровнем экономического, культурного развития, запасами природных ресурсов, объединенные в одно целое, именно благодаря бескорыстию во взаимопомощи, взаимной поддержке, смогли встать в ряд высокоразвитых стран мира и гордятся своими успехами.

Гость с интересом следил за абстрактными рассуждениями Хозяина: о человеческой природе, об обыденных, казалось бы, незначительных, но на самом деле базисных, «кирпичиках», составляющих основы различия между социалистическим и досоциалистическими формациями.  Готовясь к встрече, он полагал, что беседа будет идти о каких-то фундаментальных проблемах марксизма-ленинизма, о тактике и стратегии пролетарской революции в капиталистических странах, во всяком случае, о чем-то глобальном.

Вопрос, почему Сталин для обсуждения выбрал именно эти проблемы, требовал ответа, который имел многочисленные варианты.

Мне до сих пор кажется, что, будучи опытным практиком, Сталин говорил о самых насущных проблемах, о том, что беспокоило его именно в данный момент.  Но эти ли проблемы?  Кого?  Сталина?  Вождя, обладающего абсолютной властью над миллионами людей?  Он манипулировал своим окружением как хотел.  Значит, все это - не то.  Значит, Хозяина тревожила судьба системы, то, в чьих руках после него окажется рычаг, управляющий всем, будет ли его «наследник» способен обеспечить победоносное шествие социализма.

Гость, сославшись на свои многочисленные встречи с лидерами ряда коммунистических партий, выразил сожаление, что «текучка» беспощадна и не оставляет времени для досконального изучения каждого из соратников, а поспешные оценки зачастую бывают недостоверными.  А вот если бы были какие-то видимые признаки!

Наконец, собеседники нашли и эти признаки: оказывается, у человека полно таких, стоит только их вовремя заметить и правильно оценить.  В первую очередь к ним относятся  внешние признаки: манера держаться, говорить, одеваться, ходить, даже улыбаться.  Дело лишь в том, сколько фальши и преднамеренного лицемерия в них.  Затем более сложный внутренний мир человека.  Приводили ряд примеров.  Запомнились наиболее примечательные из них.  Не следует доверять человеку, если он

  • однажды  предал  кого-то,
  • изменил своим  убеждениям,
  • не сомневается в своих суждениях и поступках,
  • не имеет  собственного  мнения,
  • патологически боится  смерти,
  • считает себя «сокровищницей»  истины,
  • не признает авторитетов и гениев,

ибо таковым ничего не стоит с ходу критиковать, нет, не только критиковать, а смешивать с грязью и великих мыслителей, и непревзойденных мастеров, и даже общепризнанных гениев.  Их вовсе не смущает то, что они точь-в-точь похожи на собаку, лающую на Луну.

Гостю понравилось еще одно назидание, заключающееся в том, что ошибка руководителя в подборе подчиненных не смертельна и легко поправима, а вот ошибка народа в выборе руководителя приводит к плачевным последствиям.

Все относительно,  время  тоже

Время близилось к вечеру.  Ощущение было удивительное:  время, обычно стремительно мчавшееся, сегодня как будто остановилось или, образнее говоря, пересело на черепаху.  Мне казалось, что я нахожусь в каком-то ином временном и пространственном измерении.

Темы, затрагиваемые в процессе беседы, не были сродни тем, которые составляли основу многочисленных статей, выступлений, произведений Сталина, которыми я был «напичкан» с детства, а основные положения все знали наизусть.  Да и подход Хозяина к некоторым аспектам сложнейших проблем и неожиданные для меня выводы еще больше усиливали мои ощущения необычного.

О чем бы ни шла речь, она обязательно касалась человеческой личности. Пришли к выводу, например, что человек наделает массу глупостей, если не сможет обуздать свои стремления во что бы то ни стало добиться удовлетворения своих безграничных потребностей.  Особо подчеркивали один из основных недостатков человека:  принимать решение, составлять планы достижения желаемого состояния, исходя из своего  текущего состояния, нынешнего, сегодняшнего положения и пренебрегая непременными изменениями, случайностями и коллизиями, которые могут произойти в планируемое время. .

Грехи тактики

В ходе дальнейшей беседы гость отметил, что после окончания Второй мировой войны заметно возросло количество людей, вернувшихся в лоно религии, о чем свидетельствуют личные наблюдения в странах Европы и Восточной Азии.  Он тактично спросил мнение Хозяина о том, не следует ли внести какие-то коррективы в тактическое поведение коммунистов в этом вопросе.  Темой разговора стала религия, на которой все еще лежало строгое табу среди коммунистов.  Вот краткое содержание их высказываний.

Религия все еще остается могущественной силой.  Она, как носитель идеологии, успешно боролась за упрочение своих позиций при всех досоциалистических общественных формациях, удачно популяризуя свое видение желаемого состояния индивида.

При социализме, лишившись былой свободы пропаганды, религиозные проповедники акцентируют внимание общества на том, что марксизм-ленинизм, хотя упорно отрицает всякую религию, особенно ее идеологическую сущность, сам заимствовал у религии все лучшее, положительное, выгодное для практического применения.

Они ссылаются на сходство требований обеих идеологий по поводу формы и содержания поведения людей, таких, как верность, порядочность, честность, справедливость, сплоченность в горестях и радости, любовь к ближнему, взаимопомощь, терпимость и, наконец, соблюдение ритуальных формальностей.

Коммунистов, рассуждал Сталин, обвиняют в том, что они-де только подчеркивают свое противостояние религии.  Отвернувшись, мол, от религии и противопоставив ей воинствующий атеизм, социалистическая система потеряла потенциально сильного и верного союзника в борьбе с империализмом.  Чрезмерно понадеявшись на незыблемость хода исторических событий, на легкую, само собой разумеющуюся победу социализма, коммунисты выплеснули с водой и ребенка.

Собеседники вспомнили, какой широкий резонанс среди мусульман вызвало похвала, высказанная Гитлером в адрес пророка Мухаммеда в то время, когда войска рейха двигались к границам стран, население которых исповедует Ислам.  Да и в достижении победы в Великой отечественной войне сыграло свою положительную роль ослабление противостояния религии, осуществленное партийным руководством Советского Союза.

Некоторые лидеры европейских компартий иногда высказывали мысль о том, что в отношении религии неприменим призыв:  «Если враг не сдается, его уничтожают!».  Неприменим, ибо, как они полагают, религия тысячелетиями сосуществовала с человеком, в определенной степени срослась с ним.  Пока человек не станет настолько совершенным, чтобы ответить на все вопросы о бытии и загробной жизни, а это произойдет, видимо, не скоро, он будет предан религиозной идеологии, предлагающей ему наиболее соблазнительные перспективы на этом и на том свете.  Однако, если религия в самом деле останется вне политики, что маловероятно, она практически лишит себя возможности оказать огромное влияние на ход политико-социальной жизни общества, т.е. быть тормозом для социализма.

 

Все, что имеет начало, имеет и конец

Только собрались выйти из дома, Сталин вдруг остановился, повернулся к гостю и с хитрецой спросил, какие факты и моменты из жизни товарища Сталина (он сказал о себе в третьем лице) особо запомнились ему.  Гость не удивился вопросу, так как в рассказе о своей поездке он неодобрительно намекал на жажду лидеров некоторых компартий каждый день совершать или изрекать только нечто запоминающееся, гениальное, не имеющее аналогов в истории.  Гость ответил, что факты, делающие жизнь Сталина уникальной, многочисленны. Вот лишь некоторые из них:

- Выступление в 1924 году с речью о «Завещании В.И. Ленина»,

- Анализ сущности марксизма-ленинизма на лекциях в Академии Общественных наук,

- Ответы на вопросы иностранного журналиста, в начале 30-х годов, о  причинах триумфа индустриализации (планирование) в Советском  Союзе,

- Салюты в честь крупных побед Красной армии в Отечественной войне,

- Знамена поверженной фашистской Германии у подножья Мавзолея Ленина во время Парада победы.

Многие руководители с завистью изучают и безуспешно стараются копировать с точностью до детали выверенную систему поведения Сталина, лишавшую современников, даже его близкое окружение, возможности найти в ней хоть какие-то изъяны.

Попрощавшись, Сталин сказал, что ему было приятно общаться с гостем, что он надеется еще встретиться с ним и, напоследок улыбнувшись, добавил:  «И услышать продолжение похождений Юсифа».

Мы ехали за машиной Хозяина, но за воротами она как будто испарилась. Мы одни по знакомому маршруту вернулись в гостиницу.

В последний раз я видел И. Сталина на трибуне Мавзолея во время празднования 35-ой годовщины Великой Октябрьской Социалистической Революции, помогая в качестве переводчика делегации деятелей культуры и искусства Франции.

Правильный выбор

О, память человеческая, как много интересного и зачастую невостребованного хранишь ты в своих тайниках!  А еще говорят, что человек с собой в могилу ничего не берет.

В то время мне было почти 30 лет.  Не могу сказать, что тогда я прошел уже «огонь, воду и медные трубы», но знал достаточно, чтобы правильно ориентироваться в сложных лабиринтах центрального аппарата Министерства.  Я понимал, что мое участие в той встрече со Сталиным могло иметь для меня два противоположных последствия:  или я мог быть поощрен, или наказан.  Это уже зависело от того, какое впечатление на Сталина произвели качество перевода, мое поведение и даже внешность.

После возвращения из Бреста, где я по-дружески попрощался с гостем и передал его в руки встречавших нас сотрудников безопасности Французской Компартии, я вновь оказался в знакомом мне кабинете.  Богдан Захарьевич, поблагодарив меня за «достойное выполнение столь ответственного задания Партии и правительства и лично Лаврентия Павловича», поинтересовался лишь тем, как я проводил гостя.  Никаких лишних вопросов о встрече у Сталина.

Говоря о сложности задач, стоящих перед Органами, он между прочим, как будто по ходу разговора, спросил, доволен ли я своим статусом, а затем добавил, не тянет ли на Родину, имея в виду Азербайджан.  Это был явный намек на возможное продвижение по службе.  Я ответил, что вполне доволен своей работой, что на Родине бываю каждый год, что, профессионально делая свое дело, получаю полное удовлетворение.  Я никогда не готовил себя быть руководителем.  Для того, чтобы руководить людьми, добавил я, требуется особый талант.  Ответ мой был заранее и мучительно обдуман и, выходя их кабинета, я остался доволен тем, что он был принят.

Я представляю печальные, может быть, даже и трагические последствия этой случайности, если бы я поддался соблазну и захотел извлечь из него максимум выгод.  Во всяком случае  вы вряд ли бы сейчас читали мои воспоминания.  Ведь кадровая чехарда, изуродование судеб большинства руководящих кадров, ныне известны всем.

Еще несколько слов

Перед каждым человеком, перешагнувшим в «третью возрастную группу», казалось бы, открываются врата безмятежной, беззаботной жизни.  Но подчас перед ним возникает дилемма: как быть со своими воспоминаниями?  А они есть у каждого:  у кого более богатые, интересные  широкому кругу людей, у кого менее богатые, скудные, пригодные лишь для близкого окружения.

Ведь воспоминания – это не мемуары, преследующие в основном определенные цели, а опыт, больше не требующий приспособленчества.  Взять их с собой на «тот свет»?  А какая от этого польза?  Не лучше ли оставить их в качестве остерегающего фактора молодым людям? В этом случае каждый, решившийся на такое, должен остерегаться соблазна переоценить вместимость своей памяти и достоверности сохранившейся в ней информации.

Что же касается меня, то я поставил перед собой задачу посвятить оставшуюся часть отведенного мне времени выборочному изложению воспоминаний о встречах с рядом деятелей политики, науки, искусства и религии.  Предпочтение будет отдано тем людям, которые в разговорах со мной затрагивали наиболее злободневные сейчас проблемы.

За промежуток времени, прошедший между встречей на Кунцевской даче и изложением воспоминаний о ней много воды утекло.

Как обычно в пору общественных катаклизмов многие социальные, идеологические, политические ценности второпях и потому не всегда обдуманно подвергаются коренному пересмотру.  Такая же переоценка коснулась и личности, и деятельности И.Сталина.

Честно говоря, мне сейчас не хотелось бы копаться в грязном белье.  Но один яркий пример я все же приведу.

ХХ-й съезд КПСС.  По настоянию Н.Хрущева был разоблачен культ личности Сталина.  Чем только он ни мотивировал необходимость своего поступка.  Я же на Кремлевских приемах, а также от своих сослуживцев в Комитете не раз слышал одну из версий, что Никита Сергеевич руководствовался при этом не только идеологическими и политическими соображениями, но и желанием отомстить Сталину за отказ спасти его сына, приговоренного во время Отечественной войны к смертной казни за дезертирство.  Как известно, в те времена информация о личной и семейной жизни руководителей высокого ранга хранилась за семью замками, что приводило подчас к курьезным случаям:  любая информация о них воспринималась большинством как истина.

Значит, не все так просто.  При желании и на солнце можно найти пятна.

Помнится, как тогда, не возражая против недовольства французского гостя необдуманными поступками и решениями некоторых коммунистических лидеров, Сталин резюмировал примерно так:  чем крупнее государственный деятель, чем именитее ученый, тем весомее последствия его неправильных выводов и решений.  Другими словами, чем больше людей, ответственность за судьбы которых берет на себя руководитель, тем меньше прав имеет он на ошибки, даже под влиянием обстоятельств, даже под диктовку имеющейся у него информации.

От каждого по способностям…

Труд переводчика – дело непростое.  Чтобы свободно говорить на одном языке, надо думать на нем.  Каково же переводчику, мыслящему одновременно на двух языках?  Мне повезло в том смысле, что беседа шла в пределах моих знаний французского языка.  Не завидую переводчикам, на практике столкнувшимся с выражениями:  «кузькина мать», «замочить в сортире» и т.д.

Помню свой полет в 1952 году в Сталинград с французами в качестве их переводчика.  Сгруппировалась мужская половина делегации.  Наперебой рассказывают анекдоты, покатываются со смеху.  Один из французов интересуется, почему я не смеюсь.  Затем объясняет другие значения некоторых слов и мне становится действительно смешно.  Ведь я-то учил французский язык в основном по школьной программе.

Во время встречи со Сталиным моих знаний вполне хватало.  Более того, переводя краткие и четкие фразы, я успевал вспоминать какие-то эпизоды из жизни Хозяина, которые вполне могли служить подтверждением его логически строго выстроенных мыслей и выводов.

Например, говоря о сложности управления «самыми руководящими кадрами», Сталин мог бы привести следующий поучительный эпизод.  Но он не делал этого потому, что вся его жизнь была сплошь да рядом состояла из таких эпизодов.

В 1930-м году в Нухинском (ныне Шекинском) районе Азербайджана с населением более 60 тысяч человек произошло восстание сельского населения против советской власти.  В городе в течение трех дней власть была в руках бунтовщиков.  Многие партийные и беспартийные активисты были расстреляны.  Правда, после подавления спровоцированных беспорядков, советская власть тоже в долгу не осталась.

Дальнейшие события я изложу по рассказам свидетеля, с группой коммунистов не сдававшего восставшим здания почтамта города и затем дослужившегося до поста заместителя министра госбезопасности Азербайджанской ССР - Н. Кулиева.

К удивлению Мирджафара Багирова, тогдашнего первого секретаря ЦК КП республики, пока что не особенно верившего в серьезность ситуации и старавшегося не создавать шума вокруг нухинских событий, вдруг утром второго дня восстания ему позвонил И. Сталин.  Осведомившись о положении в республике, сельском хозяйстве, о том, как выполняется его указание о бесплатном обеспечении школьников-сирот учебными пособиями, зимней одеждой и питанием (1930-ый год!), в конце диалога с присущим ему ехидством спрасил:  «Товарищ Багиров, насколько серьезно положение в Нухе?  Не нужна ли помощь?».  «Нет, товарищ Сталин, ничего особенного, - ответил Багиров, немного растерявшись, - незначительная смута местных неграмотных крестьян, подпавших под влияние турецкой агентуры».  «Хорошо было бы Вам выехать туда и осведомиться обо всем лично!» - закончил Сталин.

Багиров собрался в путь и во главе большого отряда солдат отправился в Нуху.  И надо же было, при въезде в город, в местечке Кишлак, из-за забора одного из домов раздался выстрел в сторону бравировавшего своей храбростью Багирова. Схватили стрелявшего, которой оказалась женщина в годах.  «Этот выстрел - предостережение нам.  Отпустите ее!» - приказал Багиров.  Члены администрации, чудом успевшие улизнуть из города и потому оставшиеся в живых, описали Багирову жуткие сцены трагедии.  Он все более и более теряя самообладание, начал совещаться с командирами, всерьез обсуждая наиболее жесткие меры наказания «строптивого» населения города путем беспощадного артобстрела, «чтобы впредь никому не было повадно».  Решили орудия расставить на склоне горы, откуда удобнее обстреливать все кварталы города.

Будучи достаточно неглупым и опытным политиком, Багиров в последний момент решил позвонить в Москву.

Выслушав мотивы о планируемых военных акциях по уничтожению «провинившегося» города, Сталин вдруг завел разговор о погоде в Баку, о жаре, о тяжелых условиях, в частности, для женщин и детей.  Заодно спросил, не взял ли Багиров с собой кого-нибудь из своих.  Сталину пришлось ждать несколько секунд, пока не прозвучал, наконец, растерянный ответ:  «Нет, товарищ Сталин».  Тогда Сталин тихим голосом, подчеркивая каждое слово, «по-дружески» сказал:  «Я согласен с вашими предложениями,  виновных наказывать надо. Но… - сделав на несколько секунд паузу, он продолжил, - Мы, увлекшись важными государственными делами, судьбами чужих семей, часто обращаем мало внимания на свои семьи. Я знаю, что Нуха известна своими целебным климатом, чистым воздухом, природными источниками.  Поэтому советую немедленно привезти туда всех членов вашей семьи и, чтобы не обвиняли вас в эгоизме, семьи командиров, поддерживающих ваше намерение.  Разместите их в центре города и затем можете обстреливать его из всех имеющихся в вашем распоряжении орудий», - Сталин положил трубку.

Так был спасен и город, и десятки тысяч невинных его жителей, и ваш покорный слуга - тогдашний семилетний мальчуган.

Один из признаков гениальности - моментально найти самое простое и справедливое решение внезапно возникшей сложной и запутанной проблемы.

Сталин любил критиковать.  Но находились смельчаки, которые критиковали и его самого.  Вспомним письма ряда ученых по вопросам языкознания и экономики социализма в 1950-52 годах.  Это не могло не беспокоить Сталина, обычно мастерски управлявшего рычагами, предоставленными судьбой в его распоряжение.

Сильнейшим из них был Страх.  Сталин знал, что страх имеет двойное «лезвие»:  с одной стороны, охраняет субъекта от оплошностей, от необдуманных поступков, с другой - делает его безропотным рабом.  Неприкрытый страх - лишиться всего - заставляет многих молчать и становиться соучастником откровенных перегибов, без которых общество значительно выиграло бы. Вспомним жертвы коллективизации и 1937-38-х годов, предвоенные чистки среди военных и в партийных рядах, объявление без разбора обстоятельств, всех, попавших в плен к немцам, предателями, наконец, поголовное выселение народов Северного Кавказа и т.д. и т.п.

Сталин прекрасно понимал, что страх - штука не вечная, он работает, пока жив его источник.  Поэтому он разбавлял его демонстрацией безграничности своих знаний и мастерским их применением.

После завершения Тегеранской конференции наши дипломаты с гордостью рассказывали следующий эпизод:

В процессе обсуждения резолюции Конференции выяснилось, что проект Западных держав имеет принципиальные расхождения с предложенным советской делегацией проектом.  В воздухе витала угроза срыва планов Сталина.  Рузвельт и Черчилль вздохнули с облегчением, когда вдруг неожиданно для всех, в том числе и советской делегации, Сталин сказал, что он согласен с представленным ими проектом, но у него, мол, есть несколько незначительных замечаний.  Оппоненты не скрывали своей радости, с ходу соглашаясь с уточнениями Сталина по каждому пункту, казавшимися действительно незначительными.  Наконец резолюция в целом была принята единогласно.  Но, когда делегации Западных держав «проснулись» и обнаружили, что они целиком и полностью одобрили именно советскую резолюцию, их изумление было бескрайним.

Сталин был уверен в том, что для формирования общественного мнения о нем самом важны не только великие дела, свершения, но и каждое слово, каждый жест, каждое действие.  И в этих целях он гениально использовал свой артистический талант, свое интеллектуальное и правовое превосходство, порой шутя и откровенно издеваясь над окружавшими его корифеями.

Мне помнится, в конце сороковых годов восстановили Всесоюзную Сельскохозяйственную Выставку в Останкино.

Однажды мы, сотрудники Комитета Информации при Совете Министров СССР, занимавшего в то время здания бывшего Коминтерна, чуть не опоздали на службу:  все дороги к Выставке были перекрыты охранными подразделениями.  Явившись на работу окружным путем, мы узнали, что Выставку перед официальным открытием осматривает И. Сталин.

К концу дня наши руководители с упоением и восхищением рассказывали нам о некоторых деталях этого посещения:

Сталин осмотрел всю Выставку с интересом, внимательно слушая объяснения специалистов.  За все время он не проронил ни слова, не сделал ни одного замечания, что привело в замешательство сопровождавших его лиц.

По выходе с Выставки вся свита сопровождала Вождя до машины.  Тут не выдержали нервы у руководителя администрации и он спросил Сталина о его впечатлениях.  Сталин остановился и пронзая взглядом, сказал:  «Выставка хорошая, проведена огромная работа».  Затем, сделав краткую паузу:  «Но, у меня возник один вопрос».  Опять пауза. Подобострастие служивых уже на точке кипения.  Вдруг – холодный душ:  «Меня обрадовало изобилие портретов товарища Сталина.  Во всех помещениях.  Даже в животноводческих.  Кроме свиноводства.  Я, наверное, смотрел невнимательно, упустил?!».  Сел в машину и уехал.  Через несколько минут портреты Сталина были оставлены только в кабинетах и на открытых площадках.  Кое-кто тут же был отстранен от должности, что было в порядке вещей.

Разумеется, этот эпизод тут же стал ходячей притчей:  надо, мол, уважать не только Вождя, но и его портрет.

Сталин, пожалуй, был единственным государственным деятелем такого масштаба, кто публично признавал двойственность своей личности. Получалось, что было два Сталина.  Один из них - Джугашвили, он же Коба, он же Иосиф Виссарионович, он же «дядя Джо», имел семью, ел, пил, работал, шутил, отдыхал, болел и он мог даже в чем-то  ошибаться.  Но был и второй - товарищ Сталин, после Маркса, Энгельса и Ленина единственный и непререкаемый авторитет в теоретических, политических и идеологических вопросах, в стратегии и тактике; вождь мирового пролетариата; отец всех угнетенных народов; генералиссимус, победивший нацизм; верный ученик Ленина и учитель всех остальных.

Такая двойственность личности особенно ярко проявлялась у Сталина в последние годы его жизни.  Отвечая своим оппонентам, он подтверждал свою позицию ссылками на бесспорное, с точки зрения марксизма-ленинизма, мнение как бы другого Сталина, который никогда ни в чем не мог ошибаться.

Я старался быть, насколько это возможно, беспристрастным.  Даже сейчас, когда прошло более чем полвека.  За последние годы резко изменили направления политические ветры.  Исчезла идеология.  Демократия превратилась в руках авантюристов в розги, которыми они безнаказанно секут, как уже вошедших в историю, так и ныне действующих лидеров.  Растоптано равенство: одни купаются в роскоши, а миллионы нищенствуют.

Я также старался быть объективным.  В силу отсутствия у меня полноты подлинной информации, которой руководствовался И. Сталин, принимая те или иные решения, я не считаю себя вправе ни оправдывать, ни осуждать его поступки, действия, указания.  Практика не оставляет сомнений в том, что безответственность и легкомыслие в оценке исторических личностей вольно или невольно порождают недоверие и к ныне действующим лидерам.

Joomla templates by a4joomla