20 июля 1944 г.

Во время беседы с М. М. Зощенко 20.VII с. г. ему был поставлен ряд воп­росов, ответ на которые дает представление о его настроениях и взглядах.

1. Каковы были причины первого выступления против вашей повести "Перед восходом солнца"?

Ответ: "...Мне было ясно дано понять, что дело здесь не только в повес­ти. Имела место попытка "повалить" меня вообще, как писателя".

2. Кто был заинтересован в этом? Ваши литературные враги?

Ответ: "...Нет, тут речь могла идти о соответствующих настроениях "ввер­ху". Дело в том, что многие мои произведения перепечатывались за грани­цей. Зачастую эти перепечатки были недобросовестными. Под рассказа­ми, написанными давно, ставились новые даты. Это было недобросовест­но со стороны "перепечатчиков", но бороться с этим я не мог. А так как сейчас русского человека описывают иначе, чем описан он в моих расска­зах, то это и вызвало желание "повалить" меня, так как вся моя писатель­ская работа, а не только повесть "Перед восходом солнца", была осуждена "вверху". Потом в отношениях ко мне был поворот".

3. Как вы относитесь к статье Еголина, напечатанной в "Большевике"? Ответ: "...Считаю ее нечестной, т. к. Еголин в отношении моей повести - до критических выступлений печати - держался другого взгляда. Юнович (ред[актор] "Октября" ) может подтвердить это. Еголин одобрял повесть.

Но когда ее начали ругать, Еголин струсил. Он боялся, что я "выдам" его, рассказав о его мнении на заседании президиума Союза писателей, где меня ругали . Видя, что я в своей речи не "выдал" его, Еголин подошел ко мне после заседания и тихо сказал: "повесть хорошая".

4. Говорили ли вы кому-нибудь впоследствии о поведении Еголина?

Ответ: "Говорил Поликарпову".

5. Как отнесся к вашим словам Поликарпов?

Ответ: "Он необычайно заинтересовался моими словами, сказал, что у него есть и другие материалы, подтверждающие мои слова и свидетель­ствующие о том, что некоторые партийные руководящие работники про­водят неправильную линию. Поликарпов потребовал, чтобы я написал об этом, подал заявление о поведении Еголина".

6. Зачем он потребовал от вас письменного заявления?

Ответ: "Он сказал, что перешлет его Щербакову".

7. Подали ли вы это заявление?

Ответ: "Нет, мне стало жаль Еголина".

8. Настаивал ли все-таки Поликарпов на подсче заявления?

Ответ: "Он кричал на меня, требуя подать заявление, но я этого не сде­лал".

9. Как вы намерены держать себя в отношении Еголина?

Ответ: "Я напишу повесть, в которой расскажу всю историю своей по­вести "Перед восходом солнца". В этой повести я выведу Еголина - и вы­веду во всей неприглядности его поведения".

10. Узнает ли он себя в той повести?

- "Бесспорно узнает, так как я обо всем напишу откровенно".

11. Были ли еще примеры такой двурушнической оценки вашего про­изведения?

- "Были. В частности, могу назвать Шкловского - Булгарина нашей ли­тературы - до "разгрома" повести он ее хвалил, а потом на заседании пре­зидиума союза ругал. Я его обличил во лжи, тут же на заседании".

12. Как оценивает вашу повесть Тихонов?

- "Он хвалил ее. Потом на заседании президиума объяснил мне, что повесть "приказано" ругать, и ругал, но ругал не очень зло. Потом, когда стенограмма была напечатана в "Большевике", я удивился, увидев, что Тихонов меня так жестоко критикует . Я стал спрашивать его, чем вызва­на эта "перемена фронта"? Тихонов стал "извиняться", сбивчиво объяснил, что от него "потребовали" усиления критики, "приказали" жестоко крити­ковать, - и он был вынужден критиковать, исполняя приказ, хотя с ним и не согласен".

13. Как вы расцениваете снятие ваших рассказов в "Ленинграде"?

- "Объясняется все тем, что в Ленинграде все делают с оглядкой на Москву, в данном случае на статью Еголина, не зная истинного отношения Москвы ко мне".

14. А какое к вам теперь отношение в Москве?

- "Хорошее. Об этом я сужу на основании слов Тихонова. Когда я его видел в Москве, Тихонов сказал, что я уже "вышел из штопора". Потом, в последний свой приезд, он снова сказал мне, что статья Еголина - пустя­ки, и отношение ко мне, независимо от этой статьи - наилучшее".

15. Речь шла об отношении писателей или об официальном отношении?

- Тихонов намекал на отношение "верхов".

16. Есть ли факты, подтверждающие слова Тихонова?

- "Да, есть. В последнее время ко мне обратились "Известия" с просьбой регулярно давать острый сатирический фельетон в моем старом плане. Ясно, что это согласовано с ЦК - иначе были бы не объяснимы ежеднев­ные звонки с просьбой скорее дать фельетоны".

17. Какой материал вы им собираетесь дать?

- "Очень острый, в моей старой сатирической манере, бичующей наши недостатки. Один из этих фельетонов - острый рассказ о начинающем пи­сателе и плохом редакторе, портящем произведение, - стало быть, - об искусстве и его задачах.

В рассказе этого начинающего писателя рассказывается о том, как по­гиб пароход, а редактор, боясь того, чтобы было сказано о гибели у нас парохода, правит рукопись и делает рассказ бессмысленным, заменяя повествование о гибели парохода рассказом о гибели лодки".

18. Пропустят ли такой фельетон?

- "В Ленинграде его не пропустили бы, так как не знают еще новых уста­новок, проводящихся в Москве: зло бичевать наши недостатки".

19. Как вы оцениваете общее состояние нашей литературы?

- "Я считаю, что литература советская сейчас представляет жалкое зре­лище. В литературе господствует шаблон, все пишется по шаблону. Поэто­му плохо и скучно пишут даже способные писатели".

20. Как вы расцениваете партийное руководство литературой?

- "Руководить промышленностью и железнодорожным транспортом лег­че, чем искусством. Нет зачастую у руководителей глубокого понимания задач искусства".

21. Как вы думаете о судьбе писателей в революционные годы?

- "Поэты оказались менее стойкими, чем прозаики, среди поэтов много трагических смертей: Маяковский, Есенин, Цветаева - покончили само­убийством; Клюев, Мандельштам - умерли в ссылке, трагически погибли Хлебников, Блок (он выливал лекарство во время предсмертной болезни, так как ему не хотелось жить);

из молодых - Корнилов, Васильев и др. тоже кончили трагически - не "сжились" с временем".

22. Считаете ли вы ясной теперь причину смерти Маяковского?

- "Она и дальше остается загадочной. Любопытно, что револьвер, из которого застрелился Маяковский, был ему подарен известным чекистом Аграновым".

23. Позволяет ли это предполагать, что провокационно было подготов­лено самоубийство Маяковского?

- "Возможно. Во всяком случае, дело не в женщинах. Вероника Полонс­кая, о которой было столько разных догадок, говорила мне, что с Маяков­ским интимно близка не была".

24. Чья судьба кажется вам трагичной, если доведется говорить о ныне живущих писателях?

- "Меня особенно волнует судьба Юрия Олеши, жившего в Ашхабаде. Он говорил, что его ждет гибель - я был прав".

25. Как вы думаете о своей дальнейшей жизни?

- "Мне нужно переждать. Вскоре после войны литературная обстановка изменится, и все препятствия, поставленные мне, падут. Тогда я буду сно­ва печататься. Пока же я ни в чем не изменюсь, буду стоять на своих пози­циях. Тем более потому, что читатель меня знает и любит. Недавно я выс­тупал на одном военном вечере, вместе с Прокофьевым и Мирошниченко. Меня встретили овацией, оглушительной овацией.

Кроме того, следует учесть, что ругали не одного меня. Меня успокаива­ли, например, Леонов, Д. Бедный. Леонов говорил: "Все пройдет. Вот не печатали же меня 2 года, потом - сразу были прорваны шлюзы".

Бедный говорил: "Меня 4 года не печатали, потом все изменилось. Толь­ко вот жалко, что библиотеку мне пришлось распродать".

Что ж, только трудно будет с деньгами. Да у меня, впрочем, всегда было с ними трудно, тиражи у меня всегда ограничивали. Единственное, что об­легчает - лимит".

26. Кроме "Известий" вы где-нибудь еще предполагаете выступить в пе­чати?

- "Мои рассказы приняты Голубевой в "Звезде". Она их послала в Мос­кву, а из Москвы пока нет ответа. Впрочем, я думаю, что их не утвердят, так как Голубева их изуродовала правкой, ей хотелось привести их в та­кое состояние, чтобы их наверняка пропустили".

27. Считаете ли вы, что вами все было сделано для того, чтобы отстоять свою повесть "Перед восходом солнца"?

- "Я сделал все, но мне "не повезло". Мы с академиком Сперанским написали письмо товарищу Сталину, но это письмо было направлено в те дни, когда товарищ Сталин уезжал в Тегеран, и попело в руки к заменяв­шему товарище Сталина Щербакову . А Щербаков, понятно, распорядил­ся иначе, чем распорядился бы товарищ Сталин".

28. Как вы расцениваете нынешнее руководство в Союзе писателей?

- "Странная вещь: на Фадеева раньше нападали многие, а теперь все в Москве изменилось: Фадеева Москва все-таки любит, а Тихонова - нет, т.к. Фадеев - человек, любящий советскую литературу, а Тихонов - чело­век холодный, равнодушный.

Поликарпов - человек резкий и прямой, так видно из случая, когда он требовал от меня, чтобы я написал заявление о двурушничестве Еголина".

29. Как вы расцениваете общую политическую обстановку сегодня?

- "Вести с фронтов радуют. Заявление немецкого генеррла Гоффмей- стера показывает, что гибель Германии близка. Сталин все видел гениаль­но. Потрясает его уверенность в самую трудную пору, в то время, когда почти все советские люди думали, что крах неизбежен, что гибель государ­ства близка".

30. Предполагаете ли вы, что после войны изменится политическая об­становка в литературе?

- "Да. Литературе будет предложено злей и беспощадней писать о на­ших недостатках".

31. Предполагаете ли вы в ближайшее время съездить в Москву?

- "Нет".

Таковы основные вопросы, затрагивавшиеся во время беседы.

РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 460. Л. 10-16. Копия. Машинопись.

 

Joomla templates by a4joomla