Первые мои воспоминания связаны с ученичеством в кустарной мастерской, затем с работой на небольшом механическом заводе в Тбилиси. Когда началась у нас забастовка, — приходили рабочие из железнодорожных мастерских, указывали, как надо держаться, какие предъявлять требования. После забастовки, завершившейся победой, в 1899 году, я перешел в депо Закавказских железных дорог, где в то время работали Михо Бочоридзе, Захарий Чодришвили и другие. Они познакомили меня с революционной нелегальной литературой и с книгами Эгнате Ниношвили, Ильи Чавчавадзе...
Вскоре товарищи ввели меня в рабочий марксистский кружок.
Собирались они в доме по Елизаветинской улице, где жили рабочие главных мастерских и депо — В. Стуруа, Г. Нинуа и др.
В тот день пропагандистом к нам пришел Ладо Кецховели.
Это было незадолго до его отъезда в Баку.
Он рассказывал на занятии кружка, почему и как борется пролетариат с самодержавием и капиталистами, знакомил с задачами политической борьбы.
Я уже знал тогда, что борьбой рабочих руководит товарищ Сталин, что вместе с Ладо Кецховели товарищ Сталин выдвигает первостепенную задачу создания нелегальной партийной печати
★
Рабочий кружок мне не пришлось в дальнейшем посещать; Михо Бочоридзе сообщил о задании, которое дал ему товарищ Сталин, — найти подходящую комнату — организовать подпольную типографию. Это было в начале 1900 года. Меня познакомили с товарищами. Мы раздобыли шрифты и все самое необходимое для печатания. Комнату подыскали в доме по Лоткинской улице.
Впервые я встретился с товарищем Сталиным в доме рабочего Торикашвили, где он проводил занятия рабочих кружков. Товарищ Сталин дал руководящие указания.
Наша небольшая типография, организованная по указанию товарища Сталина, находилась в тихом месте, за городом.
Надо было войти во двор, пройти по балкону на кухню, а оттуда через специальный люк попасть в подвальное помещение, где установлен станок.
В подвале тесно — площадь: три на четыре аршина.
Свет падает сверху через решетчатое окошко, но мы работаем при лампе.
Шрифты — на грузинском и русском языках — разложены в порядке.
Станок представлял собою квадратную доску, на которую мы переносили готовый набор, а затем накладывали сверху влажный лист бумаги и прибивали его к шрифту щеткой. Так получались оттиски. За сутки успевали отпечатать 600—700 листовок.
Материалы для печатания я приносил от Михо Бочоридзе с Андреевской улицы и там иногда встречался с товарищем Сталиным, который каждый раз подробно расспрашивал о нашей работе, учил строжайшей конспирации и говорил, что надо печатать как можно больше, потому что нужда в печатной пропаганде революционного марксизма огромна.
Прокламации, как нам рассказывал Бочоридзе, писал товарищ Сталин. Корректуру выправлял в 1900 году Саша Цулукидзе. Мы приносили ему утром пробные оттиски и забирали их обратно часам к трем. Повседневную связь с товарищем Сталиным поддерживали через Михо Бочоридзе.
Товарищ Сталин вел среди рабочих большую пропагандистскую работу, и под его непосредственным руководством были начаты в 1901 году стачки.
Началась полоса арестов.
Мне пришлось на время выехать в Баку, а затем, в начале 1902 года, в Батуми. Вернувшись в Тбилиси, я поступил в депо вагонного парка, но проработал там недолго, — Михо Бочоридзе предложил мне перейти на работу в типографию. Я поступил в типографию Грузинского издательского товарищества, где печатались газета «Цнобис пурцели» («Листок известий»), журнал «Моамбе» («Вестник») и различная литература.
В задачу входило выносить тайком шрифты и материалы наборного цеха, и, таким образом, создать хорошую подпольную типографию. «Кассы» для шрифтов были заказаны мастеру Деканозишвили, который, изготовляя их для типографии, заодно сделал шесть штук и для нас.
В типографии издательского товарищества была словолитня, и мы располагали совершенно новыми шрифтами на грузинском, русском и армянском языках. Слесарная мастерская типографии, в которой работал я, находилась рядом со словолитней. Весы были установлены у самой двери в мастерскую, и, когда взвешивали новые шрифты, мне удавалось незаметно откладывать несколько колонок. Весовщик был посвящен в наше дело. Шрифты на время мы складывали между стенками досчатой перегородки и выносили по одной, по две колонки завернутыми в бумагу. Таким путем вынесли свыше восьмидесяти пудов шрифтов и остального подсобного материала — шпон, линеек, и т. п. Шрифты я прятал дома, в сарае, в глубокой яме. Каждый раз приходилось разрывать землю, подымать досчатый настил.
Когда было накоплено достаточное количество материала, — стали подыскивать помещение, подходящее для устройства подпольной типографии.
В одном из домов по Лоткинской улице жили рабочие депо — Сологашвили. Они имели небольшой участок земли и разрешили нам построить одноэтажный домик с подвалом.
За постройку взялись свои люди — каменщики Мириан и Тедо Маградзе и плотник Цхалоб Сологашвили. Это было в 1902 году. Средства на постройку отпускал Михо Бочоридзе.
Отстроили дом быстро.
В подвальное помещение мы проникали через потайной люк между плитой и стеной комнаты.
На этот раз типографское оборудование было более сложным: чугунная плита и барабан, который отлили еще в 1901 году в литейном цехе Главных железнодорожных мастерских. К барабану оставалось приладить два рельса — их отковал Бочоридзе.
Станок вначале перевезли и установили в тоннеле под резервуаром городского водопровода у подножья Давыдовской горы. Но вскоре возникли опасения, что станок могут случайно обнаружить, к тому же было готово новое помещение на Лоткинской улице, и я перевез туда на тачке наше небольшое типографское оборудование.
В дальнейшем организации удалось достать печатный станок «Бостонку», и работа пошла быстрее.
В 1902 году я был арестован и через бакинскую пересыльную тюрьму сослан на три года в Архангельскую губернию.
Типография, как мне рассказывал потом Михо Бочоридзе, продолжала работать.
Товарищ Сталин находился тогда в заключении в батумской, затем в кутаисской тюрьме.
Летом 1903 года потоком воды от сильных дождей и ливней снесло наш домик, под которым помещалась типография. Хозяин не восстановил постройки и собирался продать свой участок земли. Пришлось снова подыскивать помещение. Временно установили станок в Чугуретах, в доме Гвенцадзе. Станок помещался в жилой комнате, что было довольно-таки рискованно. Однажды во двор, рассказывают, зашел городовой, и только благодаря находчивости «хозяйки» Бабе Лашадзе-Бочоридзе удалось избегнуть провала. После этого возник вопрос о переброске станка в другое, надежное место.
★
Михо Бочоридзе, которому Комитетом было поручено организовать новую большую типографию, обратился к бывшему рабочему железнодорожных мастерских Датико Ростомашвили с просьбой уступить участок земли, арендованной его отцом в районе Навтлуга. Получив согласие, принялись за дело. Решили строить капитальную типографию. Стройка началась в 1903 году и была закончена к началу 1904 года.
Я в это время, после побега из ссылки, находился в Баку и работал в типографии, оборудованной Ладо Кецховели. По заданию организации, я с товарищами перевез в Тбилиси скоропечатную машину, предварительно разобрав ее на части.
Помещение на Авлабаре было уже готово, оставалось только покрыть черепицей верх. Машина с большими предосторожностями была спущена в подвал, и мы тотчас же приступили к работе. Время было дорого.
В январе 1904 года бежал из ссылки товарищ Сталин. Он вернулся в Тбилиси и снова возглавил работу большевистского подполья в Грузии и Закавказье. Сталин жил у Михо Бочоридзе. Он уделял большое внимание подпольной типографии и руководил всей нелегальной партийной печатью.
Материал для печати мы получали от Михо Бочоридзе. Среди рукописей были сталинские листовки: «Обращение к организованным рабочим гор. Тифлиса», «Воззвание к рабочим» и др.
Наряду с прокламациями печатались брошюры, среди которых помнятся: Ленина — «К деревенской бедноте», Сталина — «Вскользь о партийных разногласиях».
Книжка Сталина была первой в серии «Брошюры по партийным вопросам».
Товарищ Сталин несколько раз беседовал с нами, когда мы приходили к Бочоридзе за материалом.
Он задавал нам политические вопросы, желая ознакомиться с нашим кругозором, расспрашивал о работе, вникая во все мельчайшие детали.
Внимательно выслушав нас, товарищ Сталин давал указания, как правильно организовать процесс типографской работы, как уберечь типографию от полицейского сыска.
Литература, которую мы печатали, воспитывала нас политически, вооружая на борьбу с меньшевиками, пропагандируя учение Ленина и Сталина о пролетарской партии.
Литературу эту мы читали обычно вслух, собравшись у станка.
Читали товарищи, наиболее хорошо владевшие грамотой. Листовки и брошюры были написаны на понятном нам, простом народном языке.
★
К работе мы приступали с 6 часов утра. В 9 часов подымались из подвала наверх завтракать, затем снова спускались и работали до четырех. После обеда работали до 10 часов вечера, когда же была спешная работа — проводили у станка всю ночь напролет. Товарищ Сталин упрекал нас за это, говорил, что надо отдыхать.
Наша Авлабарская типография имела свой транспорт — тачку для перевозки бумаги и литературы. И даже воду мы привозили в бочке своими средствами, лишь бы не подпускать к дому посторонних людей.
Отпечатанную литературу отвозили в город и на станцию для отправки в Баку, Батуми и другие города.
Верхний этаж, если за нижний считать подземелье, составлял две комнаты. В одной жили наборщики, в другой — наша «хозяйка» Бабе и я.
Из второй комнаты в подвал была проведена сигнализация.
Условились, что один звонок означает тревогу, два звонка обязывали нас выглянуть из подвала, а три — разрешали подняться наверх.
Бабе Лашадзе готовила обед, убирала комнаты, стирала белье, а мы — пять человек — проводили день, а иногда и ночь, в подполье. Подвал был так хорошо оборудован, что не пропускал наружу шума машины. Стены были выложены кирпичом и камнем. Воздух проникал через отдушины, мы даже приспособили железную печку, чтобы сжигать в ней ненужные бумаги, обрезки. Горели три газовые лампы, четвертую и пятую зажигали во время печатания. Я работал машинистом-накладчиком, но научился и наборному делу. Приходилось работать также по перевозке литературы. Тачка наша была двухколесная, на рессорах. Печатную бумагу мы закупали по 10—15 пудов. Доставляли ее сперва в подвал старика Ростомашвили, торговавшего фруктами, а оттуда по частям перебрасывали в типографию. Из типографии мы выходили и возвращались или рано утром, когда все еще спали, или ночью. На тачке обычно ехали по глухим закоулкам. Бывало, завернешь за угол и оглянешься, если нет подозрительных лиц, — едешь дальше.
Тбилисская подпольная типография была образцом сталинской школы большевистского подполья, строгой конспирации.
В 1905 году о революционных событиях мы узнали внезапно. Поднялись наверх, вышли на улицу. В эти дни, захваченные общей волной, мы участвовали в митингах, шли туда, где, знали, будет выступать товарищ Сталин.
Митинги проходили в горячих дискуссиях. Товарищ Сталин решительно разоблачал оппортунистическую природу меньшевиков, разбивал все их «доводы», и когда бывало, после выступления Сталина, ждали ответного выступления меньшевиков, оказывалось, — они уже удрали.
Сталин вскрывал всю демагогичность выступлений меньшевиков, доказывал на примерах, что они, прикрываясь революционной фразеологией, тянут в болото оппортунизма.
В эти дни особенно выросла роль большевистской печати, нужны были сталинские прокламации, партийная литература, и мы снова спустились в наше подземелье — продолжать работу.
Станок работал без передышки.
В 1906 году меня и других товарищей партийная организация направила на работу в Петербург. Там мы узнали о случайном провале нашей Авлабарской большевистской типографии.