В архиве Службы внешней разведки РФ обнаружены документы, из которых видно, что в 1938 году по указанию И. В. Сталина разведслужба НКВД-НКГБ установила секретные контакты и вела тайные переговоры с высшим руководством Финляндии.
Решение советского руководства поручить эту миссию разведке, а не использовать обычные дипломатические каналы было продиктовано рядом веских причин. Прежде всего вызывала чрезвычайное беспокойство ситуация, складывавшаяся в 1938 году на северо-западном фланге границы СССР. Официально северные страны Европы (Финляндия, Швеция и Норвегия) проводили политику нейтралитета, но аннексия Австрии, захват Судетов и последующая оккупация Чехословакии, экспансионистская политика фашистской Германии на Балканах наглядно показали, что Гитлер не посчитается ни с каким нейтралитетом, если он станет препятствием на пути к достижению его целей. Малые государства одно за другим становились легкой добычей рейха. Не последнюю роль в этом играли созданные практически в каждой европейской стране так называемые пятые колонны, объединившие профашистски настроенные элементы. Было очевидно, что Германия стремится создать антисоветский фронт от Баренцева до Черного моря.
Немецкая дипломатия отводила Финляндии особую роль, рассчитывая превратить ее более чем тысячекилометровую границу с СССР в удобный плацдарм для будущего нападения на Советский Союз. В стране как грибы после дождя росли фашистские организации, укреплялись позиции сторонников прогерманской ориентации во всех сферах жизни. Советская разведка имела неопровержимые данные
о подготовке к вводу в Финляндию немецкого экспедиционного корпуса.
Чтобы обезопасить северный фланг рубежей СССР, советское руководство предприняло попытку осуществить смелый план - склонить руководителей Финляндии к сотрудничеству, основанному на учете интересов обеих стран. Естественно, что подобные переговоры требовали строжайшей секретности, дабы крайне правые силы в Финляндии и их покровители за рубежом не получили повода предпринять ответные шаги. С наибольшим успехом справилась бы с делом политическая разведка, имевшая "легальную" резидентуру в Хельсинки и собственные каналы связи.
Данные о ходе начавшихся весной 1938 года советско-финляндских переговоров поступали из Хельсинки непосредственно Сталину, минуя Наркомат иностранных дел. О них не получало полной информации даже руководство разведки. В целях конспирации операцию закодировали, дав ей название "Дело седьмого апреля".
Был поздний вечер 7 апреля 1938 года. Зоя Ивановна Рыбкина с беспокойством ожидала возвращения со службы мужа Бориса Аркадьевича. По Москве ползли слухи о многочисленных арестах людей, еще вчера глубоко уважаемых, а сегодня обвиненных в самых тяжких преступлениях. Знакомые, сослуживцы один за другим внезапно пропадали. При одной только мысли об этом сердце тревожно сжималось. Мало ли что могло случиться с ее Борисом...
Супруги Рыбкины только что вернулись из командировки в Финляндию, где жили уже три года. Борис Аркадьевич руководил "легальной" резидентурой 5-го отдела ГУГБ НКВД (внешней разведки), числясь вторым секретарем посольства "Борисом Николаевичем Ярцевым", Зоя Ивановна выполняла обязанности заместителя резидента. Ее официальным прикрытием была должность заведующей отделением "Интуриста" в Хельсинки.
В передней послышался шум открываемой двери, потом хорошо знакомые шаги. Зоя бросилась навстречу мужу. "Все в порядке, Зоинька! Скоро опять в дорогу", - успокоил он.
Поскольку жена была его непосредственным заместителем в резидентуре, Борис Аркадьевич рассказал ей о секретном поручении, в ходе выполнения которого Зое Ивановне предстояло сыграть определенную роль. Он сказал, что был принят лично И. В. Сталиным. Тот сначала попросил разведчика подробно рассказать биографию. Расспросил о службе. Как бы между прочим задал вопрос, какой флот у финнов. Рыбкин ответил, что в строю финны имеют один эсминец, крейсеры "Вяйнямёйнен" и "Ильмаринен"... Услышав эти названия, Сталин заметил, что Вяйнямёйнен и Ильмаринен - герои "Калевалы".
Далее Иосиф Виссарионович сказал, что назрела потребность в секретных переговорах с финляндским руководством. Очень важно, чтобы они проходили в обстановке строжайшей тайны. Основной целью конфиденциального диалога должно было стать достижение соглашения о переносе советской границы на Карельском перешейке подальше от Ленинграда.
Рыбкин заметил, что финны в последнее время поддерживают тесные отношения с немцами и вряд ли захотят вести такие переговоры. Сталин выпустил дым из трубки и спокойно произнес, что их следует заинтересовать в этом деле, предложив, например, обмен территориями, даже на условиях, что Советский Союз даст им больше, чем они смогут уступить. Затем добавил, что в центральной части Суоми вырублен почти весь лес, все деревообрабатывающие заводы стоят, можно пообещать финнам дополнительные поставки леса из Советского Союза.
Сталин поинтересовался у В. М. Молотова и К. Е. Ворошилова, присутствовавших в кабинете, не поручить ли эти переговоры Рыбкину? Те утвердительно кивнули. После небольшой паузы Сталин сказал, что посол и советник (его фактический заместитель) будут отозваны в СССР, и тогда Рыбкин, известный как второй секретарь посольства Ярцев, автоматически станет временным поверенным в делах, получив таким образом возможность установить личный контакт с руководством Финляндии.
После того как Борис Аркадьевич обрисовал жене поставленную ему задачу, Зоя Ивановна засомневалась, хватит ли умения и опыта решить ее. "Не боги горшки обжигают, Зоинька", - отшутился супруг. И добавил: "Главное, чтобы переговоры велись в полной тайне. Об их содержании будут знать два-три высокопоставленных финна, Сталин, Молотов, Ворошилов и Микоян".
Через день Рыбкины выехали в Финляндию.
Сразу по прибытии в Хельсинки 14 апреля 1938 года Ярцев из посольства позвонил в министерство иностранных дел Финляндии и попросил соединить его с министром Рудольфом Холсти.
Когда в трубке послышался мужской голос, Ярцев поздоровался по-немецки. Многие финны знали этот язык, а разведчик неплохо владел им.
"Господин министр, не могли бы вы срочно принять меня и обсудить с глазу на глаз один в высшей степени конфиденциальный вопрос?" - спросил он. "У вас, господин Ярцев, ко мне вопросы?" - удивился Холсти. "Считайте, что это так и что в ваших же интересах узнать их без промедления", - ответил советский дипломат.
Холсти не отвечал какое-то время, видимо, обдумывая слова русского, затем сказал: "Вас устроит встреча сегодня, - наступила снова пауза, -после обеда?" Ярцев поблагодарил и распрощался.
Холсти не без любопытства взглянул на вошедшего в кабинет Ярцева и предложил ему кресло у круглого стола, на котором скоро появились чашечки с кофе.
"Нам предстоит, господин министр, обсудить важную проблему улучшения отношений между Финляндией и Россией с учетом обстановки, складывающейся в Европе, особенно в ее северной части. Я наделен для этого исключительными полномочиями моего правительства", - заявил, приветствуя Холсти, советский резидент. "Не сомневаюсь в этом, иначе вы не пожаловали бы в мой кабинет", - ответил Холсти. "Господин министр, непреложным условием таких переговоров должны быть их абсолютная тайна и гарантии от утечки информации", - сказал Ярцев. "Нельзя не согласиться и с этим, разумеется, если с вашей стороны последуют конкретные предложения", - заметил Холсти.
Диалог предстоял очень трудный, тем более что о многом Ярцев должен был до поры до времени молчать.
Разведчик сообщил, что в Советском Союзе достаточно осведомлены о далеко идущих планах Германии в отношении СССР. По мнению советского руководства, вермахт готов осуществить десантную высадку на территории Финляндии для создания плацдарма и последующего нанесения удара по Советскому Союзу. Советскую сторону интересует возможная реакция финнов в случае возникновения подобной ситуации. По мнению компетентных органов, Финляндия могла бы ответить на нарушение ее нейтралитета, избрав один из двух возможных вариантов...
Холсти, выслушав собеседника, для сохранения лица выразил сомнение в достоверности информации, полученной из неизвестных ему источников, однако тут же проявил готовность услышать, что это за варианты. Ярцев не преминул сразу изложить, как могут развиваться события. "Только то, что вытекает из конкретных проверенных фактов, - сказал он. - Прежде всего можно допустить, что Финляндия, превратно истолковывая свои национальные интересы, выступит вместе с Германией и не будет препятствовать развертыванию военных действий со своей территории против Советского Союза".
"Продолжайте, я слушаю вас", - откликнулся Холсти. "Не буду делать тайны из того, как Россия поступит в этом случае. Вы понимаете, господин министр, что я анализирую возможные варианты событий", - заметил Ярцев. "Я ценю вашу откровенность, господин Ярцев, - сказал Холсти. - Что же нас ожидает впереди?"
"Хочу вас заверить, - последовал ответ, - что в России не будут сидеть сложа руки и ждать, когда немецкие воинские части появятся под Ленинградом. Советскому правительству ничего не останется, как нацелить свои Вооруженные Силы вперед как можно дальше, в глубь территории Финляндии, и там развернуть оборонительные бои против немцев". "Малоприятная перспектива", - вздохнул Холсти. "Но, господин Холсти, Финляндия, возможно, пожелает оказать сопротивление высадке немецкого десанта, - произнес со значением Ярцев. - В этом случае Советское правительство предоставит всяческую военную и экономическую помощь. В случае ввода наших войск на территорию Финляндии СССР примет на себя обязательства вывести их сразу по окончании войны. При развитии политического сотрудничества между обеими сторонами Советский Союз мог бы серьезно расширить двусторонние экономические связи. Он располагает практически неограниченными возможностями закупать в Финляндии ее промышленную продукцию, в особенности целлюлозу, а также сельскохозяйственные товары для снабжения в первую очередь Ленинграда". "Весьма заманчиво, господин Ярцев, но вы не учитываете обязательства Финляндии перед ее друзьями, соседями и симпатизирующими странами", - заметил Холсти. "Наши предложения не наносят ущерба третьим странам, - парировал Ярцев. - Напротив, они нацелены на укрепление мира в регионе". "Понимаете ли вы, господин Ярцев, что у финнов есть свой внешнеполитический курс, проводимый нашим правительством? У вас должны быть очень веские аргументы и конкретные предложения, чтобы заставить финнов поставить вопрос о пересмотре внешней политики страны", - прервал его Холсти. "Я не закончил, господин министр, - продолжил Ярцев. - Известно, что с начала тридцатых годов в Финляндии поднялась волна "лапуаского движения" (финская разновидность фашизма. - В.П.). В его программу включены антисоветская демагогия, агитация за создание "Великой Финляндии", в которую войдут Ленинград и вся Карелия. Всякие попытки советской стороны к улучшению отношений с Финляндией члены "лапуаского движения" встречают враждебно. Не исключаете ли вы, господин министр, что финские фашисты способны поднять мятеж и сформировать новое прогерманское правительство, которое окажет поддержку планам и намерениям немцев? Достаточно лишь небольшой утечки информации о наших переговорах, чтобы фашистские элементы в Финляндии и их друзья за рубежом попытались организовать путч". "Вы в этом уверены?" - спросил Холсти. "Это все, что я пока могу сказать, господин министр иностранных дел, - ответил Ярцев. - Готовы ли вы продолжать переговоры по затронутым мною вопросам, разумеется, ни в коем случае не обращаясь к каким-либо иным лицам из числа советских дипломатов?" "Господин Ярцев, - Холсти слегка прикрыл глаза, - я не могу самостоятельно принять решение о продолжении переговоров, не получив санкцию президента Каллио6. Я доложу ему о нашей беседе. Но предварительно хочу задать уточняющие вопросы".
"Господин министр, уточнять эти и другие детали будет иметь смысл только в том случае, - возразил Ярцев, - если появится уверенность, что правительство Финляндии удержит нейтралитет и не откажется от предлагаемой Советским Союзом помощи".
Холсти еще прикидывал, как задержать Ярцева и выведать у него более полную информацию, но разведчик прервал его размышления: "Господин министр, начинать надо с главного, с сути вопроса, а детали мы еще будем обстоятельно обсуждать. Я не говорю "прощайте", господин Холсти, я уверен - до скорой встречи".
Премьер-министр А. Каяндер и Холсти вместе проанализировали полученную от Ярцева информацию. Не вызывало сомнения, что правительство СССР опасается нападения Германии и питает надежду, что с помощью советско-финляндского договора сможет обеспечить безопасность своей страны с северо-запада. Предложения представляли интерес для Хельсинки. Но стоило ли все же идти на военно-политический альянс с русскими, ставя тем самым под вопрос отношения Финляндии с Францией, Англией, Германией, а также Швецией и Норвегией, которых вряд ли обрадовали бы советско-финляндские договоренности? Однако и торопиться с отклонением советской инициативы также не следовало: обстановка в Европе постоянно менялась.
Каяндер и Холсти сошлись во мнении, что переговоры надо продолжить, ничего не обещая, собрать максимум сведений и понаблюдать, насколько далеко зайдут русские в своих предложениях о сотрудничестве.
Как теперь стало известно из публикаций в печати Скандинавских стран, руководители Финляндии оценили избранную советской стороной форму ведения переговоров как наиболее приемлемую в той обстановке, поскольку, минуя дипломатические каналы, было возможно обеспечить наибольшее сохранение секретности, а в случае непредвиденных осложнений всегда не поздно отрицать сам факт общения финских руководителей с неким Ярцевым.
После состоявшейся вскоре новой встречи с Холсти Ярцев (Рыбкин) отбыл в Москву, чтобы лично доложить И. В. Сталину о достигнутых результатах, которые оценил в своем докладе как "пока скромные".
"Финны готовы слушать, но о своем решении предпочитают умолчать", -доложил он. "Главное, они согласились с вами на секретные переговоры, - констатировал Сталин. - Пообещайте им новые перспективы и, как хороший рыбак, постепенно тяните их из воды на себя. Вряд ли следует показывать финнам, что мы больше заинтересованы в переговорах, чем они. Пусть поймут, что им протянута рука, отталкивать которую было бы довольно глупо. Мы надеемся на вас, Ярцев, и ждем результатов".
Трубка была вынута изо рта, что означало конец беседы.
Из Москвы Ярцев возвращался в Хельсинки на этот раз через Стокгольм, где имел доверительную беседу с министром иностранных дел Швеции Р. Сандлером, проявившим большой интерес к вопросам безопасности Аландских островов, а также еще с рядом полезных лиц.
На квартире в Хельсинки Ярцев крепко обнял Зою Ивановну. Сели пить чай. Борис рассказал о поездке в Москву и Стокгольм, поинтересовался, что нового слышно в Хельсинки.
Как-то вечером Рыбкин заметил: "Прошло почти два месяца со дня моего визита к Холсти. Больше ждать нельзя. Кажется, пора подтолкнуть финнов к очередной встрече. Необходимо переговорить с нашими финскими друзьями насчет того, что Россия сделала Финляндии выгодное предложение. Но у меня такое ощущение, что профашистские молодчики и их зарубежные друзья попытаются сорвать начатый обмен мнениями.
Поддерживавшие отношения с советской резидентурой финские влиятельные деятели провели в правительственных кругах определенную работу, и 11 июня 1938 года, на этот раз по инициативе финнов, состоялась встреча Ярцева с премьер-министром Каяндером. Оба участника к ней тщательно подготовились.
"Напомню, господин премьер-министр, - начал Ярцев, - что об экспансионистской политике Германии и попытках использования ею финской территории с целью последующего нападения на Россию я уже говорил. От выбора позиции Финляндии в этой непростой обстановке будет зависеть многое. Очевидно, что сближение с Германией вовлекло бы Хельсинки в опасные авантюры, а политический союз с Россией, напротив, сулил бы ей процветание". Несколько патетически Каяндер ответил: "Финляндия -нейтральная страна, и путь военных альянсов не для нее. Суоми не позволит никому нарушить ее нейтралитет и территориальную целостность".
Ярцев отразил удар: "Не сомневаюсь в ваших благородных намерениях, господин премьер-министр. Только каким образом Финляндия защитит себя, действуя в одиночку?" Каяндер нервно поежился. Ему нечего было возразить по существу, а о возможных планах участия в войне на стороне Германии говорить было преждевременно, тем более не следовало этого говорить русскому, ведь подобные замыслы уже тревожили умы экстремистски настроенных политиков Финляндии. "Если война, которой финны не желают, все же разразится, финский народ сохранит твердость духа и сделает все для спасения отечества, -наконец произнес он. - Обращаю ваше внимание, что Финляндия в равной мере выступает против использования ее территории любыми крупными державами и надеется, что СССР со своей стороны также будет уважать неприкосновенность финской территории". "Господин Каяндер, - с любезной улыбкой заметил Ярцев, - вы отлично знаете, кто проводит политику агрессии, а кто выступает против нее. От имени Советского правительства заявляю, что если Советский Союз получит твердые заверения, а не просто обещания в том, что немцам не будут предоставлены опорные пункты в Финляндии, а она сама не будет использоваться в качестве плацдарма в войне против России, то русские немедленно гарантируют неприкосновенность территории Суоми".
Каяндеру очень хотелось не говорить ни да ни нет. Подобная неопределенность освобождала бы финскому правительству руки. Как опытный политик, он попытался закрыть неудобный вопрос, выдвинув встречный вариант. "Иногда цель достигается скорее, если к ней продвигаются окольными, но более надежными путями. Например, было бы важно стимулировать финско-советские торговые переговоры", - сказал он. "Торговое соглашение между СССР и Финляндией, господин премьер-министр, будет заключено и сможет успешно функционировать, если политические отношения наших стран будут ясны и определенны, - парировал попытку финского премьер-министра уклониться от обсуждения щекотливой темы его собеседник. - Без подписания политического договора и принятия конкретных обязательств сторонами это вряд ли осуществимо". "Опять о советско-финляндском альянсе? -недовольно поморщился Каяндер. -Но я же сказал, что нейтралитет для финнов - непоколебимый принцип". "Господин премьер-министр, сегодня нам, по-видимому, нечего добавить к уже сказанному и разговор лучше продолжить в следующий раз, но не в будущем году!" - подвел черту советский резидент. "Согласен с вами, господин Ярцев".
На прощание разведчик в деликатной форме еще раз напомнил, что должна соблюдаться абсолютная секретность переговоров и они могут вестись только с ним, минуя других официальных лиц из советского полномочного представительства.
Тем самым Ярцев хотел подчеркнуть, что нити переговоров прочно находятся в его руках. Вместе с тем это была и подстраховка, если по каким-то причинам все-таки произошла утечка информации, а также попытка прикрыть связанных с советским резидентом людей, организовавших лоббирование в верхах желаемого советско-финляндского соглашения.
ПОСЛЕ ухода Ярцева Каяндер, как стало позднее известно советской резидентуре, пригласил к себе члена кабинета министров А. Таннера, видного политического деятеля страны, вскоре сменившего Холсти на посту министра иностранных дел, и обсудил с ним ситуацию.
Каяндер поручил Таннеру продолжить переговоры и уточнить недостаточно ясные вопросы.
Ярцев же вскоре послал шифротелеграмму Сталину, в которой доложил, что финны упорно не желают заключать политический договор. И тот факт, что вести с ним переговоры поручено уже третьему по счету должностному лицу (Таннеру), свидетельствует о намерении придерживаться тактики проволочек. Правительство Финляндии, сообщал далее Ярцев, не придало серьезного значения и демаршам влиятельных представителей финской общественности, настаивавших на необходимости заключения советско-финляндского договора. Телеграмму резидент закончил заверением, что будет настойчиво добиваться от финнов ответов на все поставленные перед ними вопросы.
5 августа 1938 года состоялась очередная встреча Ярцева с Таннером. Советский разведчик в сжатой форме изложил свое видение обстановки в северном регионе, указал на возможные альтернативы в выборе политического курса Финляндии в складывающейся ситуации и реакцию на них советской стороны. Он заверил собеседника, что если финны пойдут навстречу пожеланиям Москвы, Советское правительство даст твердые гарантии безопасности Суоми и создаст благоприятный климат для развития торгово-экономических отношений на выгодных для Финляндии условиях.
Таннер не менее упорно настаивал на предлагавшемся Каяндером и несколько дополненном им лично варианте урегулирования советско-финляндских отношений. Его предложения сводились к достижению ряда промежуточных договоренностей по предотвращению пограничных конфликтов, по условиям торгового соглашения и т. п. Вопрос о военно-политическом альянсе Таннер не затрагивал, на что и обратил его внимание в ходе беседы Ярцев. По его мнению, частные проблемы следовало обсуждать после решения главной (о союзном договоре) непосредственно в Москве, чтобы привлечь к участию в них представителей соответствующих ведомств.
"Смысл наших с вами переговоров я вижу в том, чтобы сначала подойти к решению принципиально важного и актуального вопроса о политическом сотрудничестве", - заключил советский представитель. Таннер энергично возразил: "Поскольку секретные переговоры начались в Хельсинки, продолжать их целесообразно здесь же. В Москве, несомненно, больше шансов привлечь к ним внимание посторонних глаз, а связь и консультации членов делегации с правительством Финляндии были бы затруднены". "Я доложу в Москву о вашем мнении, господин Таннер", - сказал Ярцев и распрощался.
11 августа Ярцев вновь встретился с Таннером. Разведчик передал финскому министру, что Советское руководство считает необходимым провести в Москве обсуждение вопросов, дополнительно выдвинутых финнами, и просит уточнить списки участников финской делегации. Ярцев еще раз напомнил, что обсуждение важных и взаимовыгодных вопросов в Москве будет результативнее, если предварительно удастся решить коренной вопрос - о военно-политическом сотрудничестве. "Что же, господин Ярцев, вы нам конкретно предлагаете?" - снова попросил уточнить Таннер. "По-моему, я недвусмысленно высказывался на этот счет. Если финское правительство не считает, что оно может в настоящее время заключить полномасштабное соглашение с Россией, то Москву удовлетворило бы закрепленное в устной форме обязательство Финляндии быть готовой к отражению возможного нападения агрессора и с этой целью принять военную помощь СССР". "Сооружение фортификационных укреплений на Аландских островах, - продолжил свою мысль Ярцев, - необходимо с точки зрения безопасности Финляндии. Однако укрепления на островах не меньше нужны и для обеспечения безопасности Ленинграда. Это очевидно, и Москва может дать свое согласие на укрепление Аландских островов, если России предоставят возможность принять в этом деле участие, а также если будет позволено направить туда своего наблюдателя, контролирующего ход инженерных работ и последующее использование крепости по ее назначению. Разумеется, деятельность этого наблюдателя должна носить секретный характер".
Лицо Таннера отразило внутреннее напряжение.
"В Москве также надеются, - сказал разведчик, - что финское правительство позволит СССР сотрудничать с Финляндией в использовании военно-морской и авиационной базы на острове Сур-Сари (Гогланд)". Ярцев сделал паузу, чтобы оценить, какое впечатление на собеседника произвели сделанные им предложения, но Таннер молчал. Тогда он продолжил: "Принятие Финляндией предложенной программы сотрудничества в военной области было бы одобрено и активно поддержано Москвой". "Каким образом?" - осведомился Таннер. "СССР гарантировал бы нерушимость нынешних границ Финляндии, прежде всего морских, - подчеркнул разведчик. - В случае необходимости будет оказана
помощь оружием на выгодных условиях. Советский Союз пойдет на подписание взаимовыгодного торгового соглашения с Хельсинки, что стимулировало бы в дальнейшем развитие ее промышленности и сельского хозяйства".
"Минуту, господин Ярцев, - прервал собеседника Таннер. - Что такое "русская военная помощь"?" Советский представитель ответил: "Я не имею под этим термином в виду посылку советских вооруженных сил в Финляндию или какие-либо территориальные уступки со стороны вашего государства. Как видите, господин Таннер, мы сделали выводы из предыдущих замечаний финнов и пошли им навстречу". Таннер удовлетворенно кивнул, однако тут же заметил, что его личная позиция относительно сделанных предложений все равно остается отрицательной.
Премьер-министр Каяндер, которому Таннер доложил о советских инициативах, в беседе с ним отметил, что "русские сделали некоторые уступки в целях сближения с финнами", но в целом был настроен столь же негативно, утверждая, что предложения СССР даже в новом варианте подрывают политику нейтралитета Финляндии.
Действуя в соответствии с полученными от Каяндера распоряжениями, Таннер пригласил Ярцева в МИД и сообщил об отрицательном ответе Хельсинки на предложения Советского правительства от 11 августа. Затем пустился в отвлеченные рассуждения о пользе торговли и важности урегулирования пограничных споров.
Ярцев дал понять собеседнику, что тот непродуктивно использует служебное время, и распрощался.
15 сентября 1938 года Таннер вновь принял Ярцева. По словам финского дипломата, его правительство еще раз проанализировало советские предложения и подтверждает свое отрицательное к ним отношение.
"Мы не захлопываем дверь и не свертываем секретные переговоры, господин Ярцев, - подвел итог Таннер. - Финны даже готовы закупать у России такие виды вооружения, в которых они могут нуждаться. Что же касается укрепления Аландских островов и острова Гогланд, финское правительство отклоняет эти предложения без каких-либо встречных соображений".
Ярцев подробно информировал Москву о реакции финской стороны. В ответной телеграмме говорилось, что, хотя переговоры, по-видимому, зашли в тупик, и в этом немалую роль сыграли западные "друзья" и союзники Финляндии, советскому представителю не следует пока заявлять об их прекращении, ответственность за неудачный исход должна взять на себя финская сторона.
В середине октября 1938 года министр иностранных дел Р. Холсти, вернувшийся с переговоров в рамках Лиги Наций, вызвал Ярцева и сообщил ему, что в Женеве в присутствии наркоминдела М. М. Литвинова и министра иностранных дел Швеции Сандлера достигнута договоренность о том, что вопрос об укреплении Аландских островов обсудят участники договора об их демилитаризации (в их числе были немцы, англичане, французы, итальянцы и многие другие, но не было советского представителя). Финский министр подчеркнул также, что его заявление является исчерпывающим ответом Хельсинки.
Холсти вскоре вышел в отставку. 21 ноября 1938 года Ярцева уже принял временно исполняющий обязанности министра иностранных дел В. Войонмаа. Вопрос касался направления в Москву финской торговой делегации, в состав которой были включены торговые советники и два политических эксперта.
В Москве получили информацию разведчика и отчет о его последней встрече с Холсти. Б. А. Рыбкин выехал в Центр, чтобы при необходимости выступить в роли эксперта, а также получить дальнейшие инструкции.
Несмотря на кажущуюся безрезультатность секретных переговоров Рыбкина (Ярцева) с представителями руководства Финляндии, ему тем не менее удалось втянуть финнов в деликатный обмен мнениями и довести до их сведения позицию Советского правительства, подкрепив ее весьма убедительными аргументами.
7 декабря 1938 года финская делегация была дважды принята наркомом внешней торговли СССР А. И. Микояном. Однако проект торгового соглашения согласовать не удалось, так как позиции сторон были слишком различными. Стало ясно, что продолжать секретные переговоры не имеет смысла, а следовательно, резиденту нецелесообразно возвращаться в Хельсинки. Вскоре Рыбкин получил новое назначение и выехал с женой в Швецию. Там он должен был руководить "легальной" резидентурой. Борису Аркадьевичу предстояла большая работа по налаживанию связей, сбору разведывательной информации и укреплению позиций Советского Союза в Скандинавских странах, нейтралитет которых подвергался значительному испытанию со стороны фашистской Германии.
Переговоры между Финляндией и СССР в дальнейшем уже велись по официальным дипломатическим каналам, возобновившись 5 марта 1939 года. С советской стороны в них принимал участие наркоминдел М.М. Литвинов, с финской - посланник Ирье-Коскинен. Обмен мнениями протекал вяло и нерегулярно, что можно объяснить в первую очередь неуступчивой позицией правительства Финляндии, все более подпадавшего под влияние нацистского рейха.
В октябре 1939 года Кремль, учитывая резкое изменение обстановки на Европейском континенте, в жесткой форме поставил перед финским правительством вопрос об уступке острова Гогланд, одной из береговых военных баз и полосы к северу от Ленинграда в обмен на такую же или даже значительно большую территорию в Советской Карелии. Финны еще более решительно отвергли советские требования, уповая прежде всего на обещанную помощь Запада. Политические круги Франции и Англии были на стороне Хельсинки. Германия, официально занявшая "нейтральную" позицию, тайно поставляла финнам оружие и исподтишка подталкивала правительство Финляндии на авантюристические действия, рассчитывая, видимо, посмотреть, какова будет в деле Красная Армия. Это не являлось секретом для Москвы, так как советская разведка получала исчерпывающие сведения.
30 ноября советские войска пересекли границу Финляндии. В январе 1940 года финское правительство Рюти - Таннера начало зондировать почву для заключения мира с СССР. 12 марта 1940 года в Москве мирный договор был подписан.
Зимняя война 1939 - 1940 гг. укрепила безопасность северо-западной границы СССР, хотя и очень дорогой ценой.
Спустя три десятилетия после тех событий президент Финляндии У. Кекконен, выступая по случаю 25-й годовщины советско-финляндского Договора о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи 1948 года, отметил, что еще в апреле 1938 года Советской Россией была предпринята важная попытка наладить советско-финляндские отношения на новой политической основе. Но в силу тогдашнего курса правительства Финляндии ей, к сожалению, не придали должного значения.
Тем не менее эти контакты, осуществлявшиеся через наделенного большими полномочиями и дипломатическим рангом представителя советской политической разведки, сыграли определенную роль в установлении будущих добрососедских связей. Проводившийся при участии Б.А. Рыбкина (Ярцева) секретный зондаж имел и морально-политическое значение, поскольку помог убедиться советским руководителям, что все средства мирного разрешения конфликтной ситуации в советско-финляндских отношениях практически исчерпаны и в преддверии надвигающейся войны с нацистской Германией не остается ничего другого, как прибегнуть к вооруженной силе с целью укрепить границу на северо-западе.
// Военно-исторический журнал. 1998. №1. С.54-63.