Стенографический отчет
Категория: Документы
Просмотров: 13810

Пленум ЦК ВКП(б) 23 февраля — 5 марта 1937 г.

Стенографический отчет

Выступление К. Е. Ворошилова (нарком обороны СССР)

Председательствующий (Андреев). Слово имеет тов. Ворошилов.

Ворошилов. Товарищи! Доклады тт. Молотова и Кагановича, вчерашнее выступление тов. Ежова со всей ясностью, как про­жектором, осветили подрывную работу наших классовых врагов и показали, как глубоко проникли они в поры нашего социали­стического хозяйства и государственного аппарата.

Выбирая наиболее чувствительные места, важнейшие пункты в нашем социалистическом строительстве, враг не брезговал ни­какими средствами, чтобы, поражая их, подрывать народнохозяй­ственный организм, наносить вред всему социалистическому строительству. НКПС, Наркомтяжпром, Наркомлегпром, Нарком-пищепром и другие наркоматы — все они были и, к сожалению, в какой-то мере, очевидно, продолжают еще быть пораженными вредительской работой японо-немецких, троцкистско-зиновьев-ских шпионов и диверсантов.

В своих выступлениях товарищи наркомы и работники нарко­матов честно пытались анализировать, вскрыть причины проник­новения врага в недра нашего социалистического строительства. Все выступавшие обещали работать по-иному, так, чтобы в буду­щем не только не допустить врага в наиболее важные участки хозяйства и госаппарата, но и вообще лишить его какой ни было возможности вредить и мешать нам в социалистическом строи­тельстве.

Будет очень хорошо, товарищи, если мы данные здесь Плену­му Центрального Комитета обещания сумеем выполнить хотя бы, скажем, на 95 проц. Мне думается, что пройдет немало времени, прежде чем мы по-настоящему эти обещания реализуем. Благо­душие, зазнайство, желание почить на лаврах, о чем товарищ Сталин часто нам говорит, все это и многое, многое другое тяжелым грузом тащится за нами. Это шоры на наших глазах, ме­шающие видеть вокруг себя все, что надлежит видеть руководи­телю и всякому истинному коммунисту. Но помимо всего этого есть ряд других причин, способствующих проникновению врага в наши ряды и способствующих его подлой подрывной работе. В частности, я имею в виду следующий, казалось бы, маловаж­ный, однако имеющий большое значение фактор.

Все наркоматы в той или иной степени являются заказчика­ми и исполнителями заказов. В процессе деловых связей, в ходе выполнения заказов отношения между ответственными людьми наркоматов выливаются нередко в недопустимые трения, а то и прямо в склоки.

Это обстоятельство, я в этом глубочайше убежден, является же одним из наиболее удобных прикрытий, ширмой для врага, ди­версанта, вредителя, шпиона.

Голоса. Правильно.

Ворошилов. Я не хочу быть голословным. Здесь присутствует тов. Павлуновский, который в свое время нес ответственность за производство артиллерийского вооружения для армии. У нас с ним были часто споры по различным конкретным и серьезным вопросам. Но был и до сих пор остается один очень большой спор на протяжении ряда лет по тяжелой восьмидюймовой гау­бице «Б-4», изготовляемой на Ленинградском артиллерийском заводе «Большевик». Все требования наших приемщиков, инже­неров и других работников артиллерийского управления, все ука­зания на неблагополучие в производстве этой гаубицы, на невы­полнение условий договора и технических требований заказчи­ка — все это работники завода встречали в штыки. Больше того, они доказывали, что именно военные приемщики и работники артиллерийского управления являются причиной того, что дело с производством гаубицы идет плохо, что, дескать, они предъяв­ляют новые требования, вносят изменения в систему и прочее. Создалась такая обстановка, что пришлось вмешаться правитель­ству. Но дело было нарочито так запутано, что разобраться во всем этом было очень трудно.

Что же вскрылось теперь? А вскрылось вот что: главный кон­структор, который всю эту работу вел, оказался не только органи­затором большого вредительства в артиллерийской работе завода «Большевик», но и матерым немецким шпионом. Этот господин сам теперь во всем признался. Он обещает, если ему будет даро­вана жизнь, все вредительские акты исправить как по указанной тяжелой гаубице, так и по другим артиллерийским системам.

Вот видите, товарищи, в то время как мы с дирекцией завода «Большевик» и с тов. Павлуновским пререкались и устраивали

драчки, шпионы и диверсанты делали свое черное дело. Оно и понятно. Наши ведомственные склоки и петушиные бои — луч­шая ширма для вредителя, диверсанта и шпиона. Враг ловко использует «конъюнктуру» и, делая глазки начальству, наносит свои предательские удары по наиболее чувствительным местам.

Можно было бы привести еще целый ряд подобных примеров.

И вот, товарищи, теперь, когда мы обещаем работать по-дру­гому, по-большевистски, давайте учтем и этот фактор. Необходи­мо впредь требования со стороны заказчиков рассматривать не как неприятное предъявление к исполнителям заказов каких-то назойливых претензий, а как выполнение партийных и государ­ственных обязанностей. Мы не имеем права забывать, что каж­дый из нас выполняет волю партии на том посту, на который назначен. Поэтому отношения между нами должны быть не толь­ко нормально деловыми, но обязательно и товарищескими, ком­мунистическими. При этих условиях не будет места ведомствен­ным драчкам. При этих условиях будет затруднено проникнове­ние врага туда, куда он проникать не должен.

Голоса. Правильно.

Ворошилов. Я думаю, что это правило должно быть обязатель­ным для всех нас при установлении новых форм и методов боль­шевистской ленинско-сталинской работы на будущее время. Это тоже одно из условий, могущих препятствовать проникновению врагов в наше народное хозяйство и государственные органы.

Разрешите перейти теперь к военному ведомству.

Лазарь Моисеевич перед тем, как я пошел на трибуну, сказал мне: «Посмотрим, как ты будешь себя критиковать, это очень интересно». (Общий смех.) Я ему сказал, что мне критиковать себя очень трудно, и совсем не потому, что я не люблю самокритики, особенно больших любителей самокритики, впрочем, среди всех нас немного найдется (смех), — я тоже не особенный, так ска­зать, любитель, но я большевик, член ЦК, и мне не пристало бояться нашей партийной критики.

Но положение мое, Лазарь Моисеевич, несколько особое. И потому, что я представляю армию, — это имеет «кое-какое» значение, — и потому, что в армии к настоящему моменту, к сча­стью, вскрыто пока не так много врагов. Говорю — к счастью, надеясь, что в Красной Армии врагов вообще немного.

Так оно и должно быть, ибо в армию партия посылает лучшие свои кадры; страна выделяет самых здоровых и крепких людей.

Что собой представляют вскрытые НКВД в армии враги, пред­ставители фашистских японо-немецких, троцкистских банд? Это в своем большинстве высший начсостав, это лица, занимавшие высокие командные посты. Кроме этой сравнительно небольшой

группы вскрыты также отдельные небольшие группы вредителей из среды старшего и низшего начсостава в разных звеньях воен­ного аппарата. Я далек, разумеется, от мысли, что в армии везде и все обстоит благополучно. Нет, совсем не исключено, что в армию проникли подлые враги в гораздо большем количестве, чем мы пока об этом знаем.

Рабоче- Крестьянская Красная Армия в настоящее время пред­ставляет собой громадную индустриализированную, если можно так выразиться, организацию. Армия располагает колоссальным автомобильным и танковым парком, с огромной массой самых разнообразных машин. Мы имеем могущественную авиацию и большую насыщенность артиллерией всех родов войск. Армия располагает большим количеством разных инженерных и хими­ческих частей. Я уже не говорю о морском флоте, где все осно­вано на технике. Во всех этих родах войск очень много всевоз­можных военных специалистов. Разумеется, враг не может не пытаться проникнуть туда для вредительской и диверсионной работы. Но, повторяю, к настоящему моменту среди личного со­става РККА вскрыта пока небольшая по численности (о качестве я буду говорить позже) группа людей, которая вела свою подлую контрреволюционную работу.

Товарищи! Не взыщите, если я сделаю самый короткий экс­курс в недалекую нашу историю, для того чтобы было понятнее, откуда появились в Красной Армии эти мерзкие предатели, аре­стованные сейчас органами НКВД.

Троцкий еще в 1920—1921 годах, когда он пошел открытым по­ходом на Ленина, на нашу партию, пытался опереться на кадры армии. Он считал тогда, что имеет в армии прочную базу и доста­точное количество своих сторонников, чтобы начать бои с нашей артией по всем правилам военного искусства. Он просчитался и не мог не просчитаться, Троцкий был слишком далек от нашей партии, он только что в нее вступил и не знал ее, не верил в силы, зало­женные в партии, рабочем классе, не понимал основ, на которых покоилась мощь и партии, и всей ленинской политики.

На этом этапе своей вражьей вылазки против партии и Ленина Троцкий был разбит. Но он не сложил оружия, а повел углуб­ленную подрывную работу. И к 1923 году ему удалось — об этом нужно прямо сказать — с помощью своей агентуры добиться не-лалых успехов в Красной Армии.

В 1923—1924 годах троцкисты имели за собой, как вы помни­те, об этом помнить следует, почти весь Московский гарнизон. Военная академия почти целиком, школа ВЦИК, артиллерийская лкола, а также большинство других частей гарнизона Москвы 5ыли тогда за Троцкого.

драчки, шпионы и диверсанты делали свое черное дело. Оно и понятно. Наши ведомственные склоки и петушиные бои — луч­шая ширма для вредителя, диверсанта и шпиона. Враг ловко использует «конъюнктуру» и, делая глазки начальству, наносит свои предательские удары по наиболее чувствительным местам.

Можно было бы привести еще целый ряд подобных примеров.

И вот, товарищи, теперь, когда мы обещаем работать по-дру­гому, по-большевистски, давайте учтем и этот фактор. Необходи­мо впредь требования со стороны заказчиков рассматривать не как неприятное предъявление к исполнителям заказов каких-то назойливых претензий, а как выполнение партийных и государ­ственных обязанностей. Мы не имеем права забывать, что каж­дый из нас выполняет волю партии на том посту, на который назначен. Поэтому отношения между нами должны быть не толь­ко нормально деловыми, но обязательно и товарищескими, ком­мунистическими. При этих условиях не будет места ведомствен­ным драчкам. При этих условиях будет затруднено проникнове­ние врага туда, куда он проникать не должен.

Голоса. Правильно.

Ворошилов. Я думаю, что это правило должно быть обязатель­ным для всех нас при установлении новых форм и методов боль­шевистской ленинско-сталинской работы на будущее время. Это тоже одно из условий, могущих препятствовать проникновению врагов в наше народное хозяйство и государственные органы.

Разрешите перейти теперь к военному ведомству.

Лазарь Моисеевич перед тем, как я пошел на трибуну, сказал мне: «Посмотрим, как ты будешь себя критиковать, это очень интересно». (Общий смех.) Я ему сказал, что мне критиковать себя очень трудно, и совсем не потому, что я не люблю самокритики, особенно больших любителей самокритики, впрочем, среди всех нас немного найдется (смех), — я тоже не особенный, так ска­зать, любитель, но я большевик, член ЦК, и мне не пристало бояться нашей партийной критики.

Но положение мое, Лазарь Моисеевич, несколько особое. И потому, что я представляю армию, — это имеет «кое-какое» значение, — и потому, что в армии к настоящему моменту, к сча­стью, вскрыто пока не так много врагов. Говорю — к счастью, надеясь, что в Красной Армии врагов вообще немного.

Так оно и должно быть, ибо в армию партия посылает лучшие свои кадры; страна выделяет самых здоровых и крепких людей.

Что собой представляют вскрытые НКВД в армии враги, пред­ставители фашистских японо-немецких, троцкистских банд? Это в своем большинстве высший начсостав, это лица, занимавшие высокие командные посты. Кроме этой сравнительно небольшой

группы вскрыты также отдельные небольшие группы вредителей из среды старшего и низшего начсостава в разных звеньях воен­ного аппарата. Я далек, разумеется, от мысли, что в армии везде и все обстоит благополучно. Нет, совсем не исключено, что в армию проникли подлые враги в гораздо большем количестве, чем мы пока об этом знаем.

Рабоче-Крестьянская Красная Армия в настоящее время пред­ставляет собой громадную индустриализированную, если можно так выразиться, организацию. Армия располагает колоссальным автомобильным и танковым парком, с огромной массой самых разнообразных машин. Мы имеем могущественную авиацию и большую насыщенность артиллерией всех родов войск. Армия располагает большим количеством разных инженерных и хими­ческих частей. Я уже не говорю о морском флоте, где все осно­вано на технике. Во всех этих родах войск очень много всевоз­можных военных специалистов. Разумеется, враг не может не пытаться проникнуть туда для вредительской и диверсионной работы. Но, повторяю, к настоящему моменту среди личного со­става РККА вскрыта пока небольшая по численности (о качестве я буду говорить позже) группа людей, которая вела свою подлую контрреволюционную работу.

Товарищи! Не взыщите, если я сделаю самый короткий экс­курс в недалекую нашу историю, для того чтобы было понятнее, откуда появились в Красной Армии эти мерзкие предатели, аре­стованные сейчас органами НКВД.

Троцкий еще в 1920—1921 годах, когда он пошел открытым по­ходом на Ленина, на нашу партию, пытался опереться на кадры армии. Он считал тогда, что имеет в армии прочную базу и доста­точное количество своих сторонников, чтобы начать бои с нашей партией по всем правилам военного искусства. Он просчитался и не мог не просчитаться, Троцкий был слишком далек от нашей партии, он только что в нее вступил и не знал ее, не верил в силы, зало­женные в партии, рабочем классе, не понимал основ, на которых покоилась мощь и партии, и всей ленинской политики.

На этом этапе своей вражьей вылазки против партии и Лени­на Троцкий был разбит. Но он не сложил оружия, а повел углуб­ленную подрывную работу. И к 1923 году ему удалось — об этом нужно прямо сказать — с помощью своей агентуры добиться не­малых успехов в Красной Армии.

В 1923—1924 годах троцкисты имели за собой, как вы помни­те, об этом помнить следует, почти весь Московский гарнизон. Военная академия почти целиком, школа ВЦИК, артиллерийская кола, а также большинство других частей гарнизона Москвы были тогда за Троцкого.

Гамарник. И штаб Московского округа, где сидел Муралов, был за Троцкого.

Ворошилов. Правильно. Троцкий пошел тогда в атаку на боль­ного Ленина, а фактически на тов. Сталина. Но усилиями насто­ящих большевиков, главным образом тов. Сталина, Троцкий и на этом этапе был разбит наголову.

Нелишне напомнить, товарищи, потому что многие, присут­ствующие здесь, в то время не были членами ЦК ВКП(б), что в тот момент, когда в конце 1923 и начале 1924 года Троцкий по­пытался нанести предательский удар нашей партии, Красной Армии как боевой вооруженной силы, способной вести войну с внешним врагом, не существовало. Троцкий, будучи еще Нарком-военмором, и его агентура в армии и вне ее больше всего дума­ли не об армии и задачах, стоящих перед нею, а о том, как бы поудобней рассадить своих людей для свержения партийного и государственного руководства. Если вы развернете протоколы ЦК ВКП(б) за февраль и апрель 1924 года, то из доклада тов. Гусе­ва — председателя спец. комиссии ЦК и ЦКК ВКП(б), создан­ной для изучения вопросов текучести и состояния армии, — вы­ступлений тов. Сталина и других товарищей узнаете о полном развале Красной Армии. Армии как боеспособной силы в то вре­мя не существовало. Это было единодушное мнение всех воен­ных специалистов и ответственных военных работников. Того же мнения были все командующие военных округов. Зато в армии сложились крупные группы троцкистов, которые, используя свое служебное положение, вели ожесточенную, дикую борьбу с парти­ей и ее руководством.

При жизни Ленина Троцкий в роли Наркомвоенмора дважды пытался свергнуть партийное руководство, навязать партии свою политическую линию и руководство и обараза был беспощадно бит. Но он и не думал складывать оружия, особенно после смер­ти великого Ленина.

В 1925—1927 гг. Троцкий во главе своей окончательно сложив­шейся организационно и квалифицированной качественно груп­пы в последний раз пошел на партию. К этому времени все во­енные гарнизоны были твердо за партию и против Троцкого. Только Ленинград представлял исключение. Тогдашнее ленин­градское партруководство — Зиновьев и его присные Евдокимов, Бакаев, Залуцкий и другие — изменили партии. Они пошли за контрреволюционером Троцким. В этот последний раз, когда Троцкий вместе со своими новыми подручными Зиновьевым и Каменевым был не только побит, но и выброшен из наших ря­дов как открытый враг, он оставил и в стране, и в армии кое-какие кадры своих единомышленников. Правда, количественно

эти кадры были мизерны, но качественно они представляли из­вестное значение. Вот к этим кадрам относятся и те господа, которые ныне себя снова проявили в армии уже по-новому, как открытые, подлые враги, как наемные убийцы.

Что представляют собой эти изменники и предатели персо­нально, кто они такие? Это, во-первых, комкоры Примаков и Пуша, оба виднейшие представители старых троцкистских кад­ров. Это, во-вторых, комкор Туровский, который, не будучи в прошлом троцкистом, тем не менее, невзирая на отрицание пока своей виновности, очевидно, в скрытом виде, тоже является со­членом троцкистской банды.

Далее идут комдивы Шмидт и Саблин, комбриг Зюк, полков­ник Карпель и майор Кузьмичев.

Следовательно, к настоящему времени в армии арестовано 6 человек комсостава в «генеральских» чинах: Примаков, Путна, Туровский, Шмидт, Саблин, Зюк и, кроме того, полковник Кар­пель и майор Кузьмичев. Помимо этой группы командиров аре­стовано несколько человек инженеров, преподавателей и других лиц начальствующего состава «рангом и калибром» пониже.

Небезынтересно, что собою представляют эти господа с точ­ки зрения их политической физиономии и морального облика. Чтобы охарактеризовать их с этой стороны, я позволю себе про­читать только пару писем этих наглецов, и вам будет ясно, на какие подлости способны эти люди.

Вот, например, начальник штаба авиабригады Кузьмичев. Он только майор, по-старому подполковник, «чин» небольшой, но по стажу борьбы с партией это очень заядлый троцкист. Кузьмичев в свое время был секретарем у Примакова, был тесно с ним свя­зан, принимал активное участие в троцкистских вылазках против партии с 1923 по 1927 год.

Этот Кузьмичев, будучи арестован, обращается ко мне через органы Наркомвнудела с письмом, в котором пытается доказать свою невиновность. И пишет так, что даже ваши закаленные сердца не могут не...

Голос. Не дрогнуть.

Ворошилов. Да, не могут не дрогнуть. Вы увидите, к чему вся эта писанина свелась. Он пишет:

«Народному Комиссару Обороны тов. Ворошилову.

Меня обвиняют в том, что я якобы являюсь членом контрре­волюционной троцкистской террористической группы, готовил покушение на Вашу жизнь.

Мое заявление о том, что я ничего по этому делу не знаю, рассматривается как запирательство и нежелание давать пока­зания.

Основания не верить мне имеются, ибо я в 1926—1928 гг. вхо­дил в контрреволюционную троцкистскую организацию...»

Уже врет. В троцкистскую организацию он входил и в 1923— 1924 гг.— об этом, как видите, Кузьмичев умалчивает.

«Начиная с 1929 года, — продолжает Кузьмичев, — я старался всеми мерами загладить свою вину перед партией. В Вашем лице я всегда видел не только вождя Красной Армии, но и чрезвычай­но отзывчивого человека. Вашим доверием я обязан факту моего возвращения в РККА в 1929 г....»

Это было действительно так.

«Своими действиями в 1929 году я, мне кажется, оправдал Ваше доверие и, конечно, не без Вашего решения был награж­ден вторым орденом Красного Знамени».

Это тоже факт.

«В 1931 году, — повествует далее Кузьмичев, — Вашим распо­ряжением мне представили возможность поступить в Академию.

В 1934 году в связи с болезнью жены, опять-таки не без Ва­шего участия, меня перевели в условия, где моя жена и ребенок быстро выздоровели.

Вашим решением я обязан той интересной работе, которую я вел последние годы. Именно Вы сделали меня человеком, настоя­щим членом партии.

Иных чувств, кроме чувства большого уважения и глубокой благодарности, я к Вам иметь не мог.

Как же случилось, что меня зачислили в банду фашистских убийц?

В 1935 году я проездом с Дальнего Востока в Запорожье ос­тановился у Дрейцера — в то время он был членом ВКП(б), носил ордена и являлся зам. начальника Криворожского строи­тельства. Он по телефону мне сообщил, что у него гостил Ту­ровский, который только что уехал, и что сам Дрейцер тоже через 1-2 дня уезжает, поэтому мне можно будет остановиться у него на квартире. Я так и сделал. С Дрейцером мы виделись мало, говорили о работе: я — о своей, он — о своей, и все. С тех пор я его не видел, и уже в тюрьме на очной ставке я от него услышал, что якобы я сам предложил свои услуги для Вашего убийства.

Эту троцкистскую клевету я не могу опровергнуть, все заяв­ления о нелепости чудовищной клеветы, все мои заявления о нелепости чудовищной клеветы, все мои просьбы расследовать обстоятельства моих разговоров ни к чему не привели. Скоро будет суд. По-видимому, меня расстреляют, ибо у меня нет воз­можности доказать, что никаких контрреволюционных дел у меня с Дрейцером не было.

Может быть, через несколько лет все же троцкисты скажут, зачем оболгали невинного человека, и вот тогда, когда раскроет­ся действительная правда, я Вас прошу восстановить моей семье честное имя. Простите за марание, больше не дают бумаги.

21. VIII-36 г. Кузьмичев». 

Так писал мне господин Кузьмичев 21 августа 1936 года. А вот этот же господин показал на допросе в Наркомвнуделе 1 сентяб­ря, стало быть, ровно через 10 дней после этого письма.

Вопрос следователя: «Что вами было практически сделано для подготовки террористического акта над Ворошиловым в осуще­ствление полученного задания от Дрейцера в феврале 1935 года?»

Я очень извиняюсь, товарищи, что вынужден тут занимать вас своей персоной. Читаю это просто для того, чтобы полнее оха­рактеризовать этого субъекта.

Голоса. Правильно.

Ворошилов. Вот как Кузьмичев, добровольно взявший на себя выполнение теракта, отвечает на этот вопрос следователя:

«На маневрах в поле с Ворошиловым мне встретиться не уда­лось, так как наша часть стояла в районе Белой Церкви, а ма­невры проходили за Киевом, в направлении города Коростень. Поэтому совершение теракта пришлось отложить до разбора ма­невров, где предполагалось присутствие Ворошилова».

«Где происходил разбор маневров?»

«В Киевском театре оперы и балета», — отвечает Кузьмичев.

«Каким образом вы попали в театр?» — спрашивает Кузьми-чева следователь.

Кузьмичев отвечает: «Прилетев в Киев на самолете, я узнал о том, что билетов для нашей части нет. Комендант театра предло­жил занять свободные места сзади. Так как я намерен был совер­шить террористический акт над Ворошиловым во время разбора, я принял меры к подысканию места поближе к сцене, где на три­буне после Якира выступал Ворошилов. Встретив Туровского, я попросил достать мне билет. Через несколько минут Туровский дал мне билет в ложу».

Дальше его спрашивают: «На каком расстоянии вы находились от трибуны?» Кузьмичев отвечает: «Метрах в 15-ти, не больше». И вслед за этим он рассказывает, из какого револьвера должен был стрелять, почему он не стрелял — потому что якобы ему помеша­ли, потому что все присутствующие в ложе его знали, что впереди две ложи были заняты военными атташе и иностранными гостями...

Косиор. Она несколько сзади, эта ложа.

Ворошилов. Да, она сзади, и эти две ложи с иностранными гостями несколько заслоняли ложу, в которой разместился этот «стрелок».

Вот, товарищи, облик одного из этих мерзких типов. Когда я впервые прочитал это письмо Кузьмичева, то невольно подумал: может быть, и в самом деле человека оговорили, может быть, парень невиновен. А всего лишь через 10 дней этот предатель пространно излагает, как он проводил свою гнусную работу, как он подготовлял теракты. А разве он рассказал все, разве он до конца вскрыл свою гадкую и предательскую работу? Конечно, нет.

Вот другой тип — Шмидт Дмитрий; этот уже в «генеральском чине», комдив. Он тоже написал мне и тоже апеллирует к моим чувствам.

Вот его письмо.

«Дорогой Климентий Ефремович! Меня арестовали и предъ­явили чудовищные обвинения, якобы я троцкист. Я клянусь Вам всем для меня дорогим — партией, Красной Армией, что я ни на одну миллионную не имею вины, что всей своей кровью, всеми мыслями принадлежу и отдан только делу партии, делу Сталина. Разберитесь, мой родной, сохраните меня для будущих тяжелых боев под Вашим начальством».

Как видите, в этом, хотя и кратком, письме, но сказано все, ничего не упущено. Предатель Шмидт с достойной двурушника циничностью даже заботится о том, чтобы я был его начальни­ком «в будущих тяжелых боях». А через месяц этот наглец, буду­чи уличен фактами, сознался во всех своих подлых делах, расска­зал во всех подробностях о своей бандитской и контрреволюци­онной работе.

Я имею письма и от других арестованных: от Туровского, от Примакова. Все они пишут примерно в том же духе. Но ни При­маков, ни Туровский пока не признали своей виновности, хотя об их преступной деятельности имеется огромное количество показаний. Самое большое, в чем они сознаются, это то, что они не любили Ворошилова и Буденного, и каются, что вплоть до 1933 года позволяли себе резко критиковать и меня, и Буденно­го. Примаков говорит, что он видел в нас конкурентов, он-де кавалерист, и мы с Буденным тоже кавалеристы. (Смех.) Ему, Примакову, видите ли, не давали хода вследствие того, что Бу­денный и его конноармейцы заняли все видные посты в армии и пр., вследствие чего он был недоволен и фрондировал.

Конечно, это наглая ложь, разумеется, дело совсем не в этом. А дело в том, что именно Примаков — этот воспитатель и вдох­новитель кузьмичевых — является, бесспорно, доверенным аген­том Троцкого, его главным уполномоченным по работе в армии. Об этом говорят показания почти всех основных бандитов — троцкистов и зиновьевцев. Об этом говорят и Радек, и Сокольников, Пятаков, Смирнов и Дрейцер. Все они довольно подробно рас-

сказали следственным органам о роли и действиях Примакова. И тем не менее этот субъект запирается и до сих пор не признал­ся в своих подлых преступлениях.

Я не могу не сказать несколько слов и относительно Туров­ского, тоже крупного работника Красной Армии. Туровский, так же, как и Примаков, запирается, не признает за собой вины. Он признает себя виновным лишь в поддержании связи с Дрейцером и со всей бандой (Шмидт, Зюк, Кузьмичев и др.).

Справедливости ради должен сказать, что в 1927 году, когда мы с Вячеславом Михайловичем и другими товарищами в Ленинграде вели борьбу с троцкистско-зиновьевским блоком, Туровский был в наших рядах, он дрался тогда против зиновьевцев по-настоя­щему, по-большевистски. Тем не менее я думаю, что он по уши сидит в троцкистской грязи, что показания на него его дружков основаны на правде.

Какие цели и задачи ставила перед собой эта японо-немецкая, троцкистско-шпионская банда в отношении Красной Армии?

Как военные люди они ставили и стратегические, и тактиче­ские задачи. Стратегия их заключалась в том, чтобы, формируя троцкистские ячейки, вербуя отдельных лиц, консолидируя силы бывших троцкистов и всякие оппозиционные и недовольные эле­менты в армии, создавать свои кадры, сидеть до времени смир­но и быть готовыми в случае войны действовать так, чтобы Крас­ная Армия потерпела поражение, чтобы можно было повернуть оружие против своего правительства. Тактические цели — это коренная подготовка и проведение террористических актов про­тив вождей партии и членов правительства.

Пятаков, этот кровавый бандит из бандитов, в своих показа­ниях по поводу планов Троцкого в отношении Красной Армии заявляет следующее:

«Особенно важно, — подчеркивал Троцкий, — иметь связи в Красной Армии. Военное столкновение с капиталистическими государствами неизбежно. Я не сомневаюсь, что исход такого столкновения будет неблагоприятен для сталинского государства. Мы должны быть готовы в этот момент взять власть в свои руки».

И далее Пятаков показывает:

«Что касается войны, то и об этом Троцкий сообщил весьма отчетливо. Война, с его точки зрения, неизбежна в ближайшее время. В этой войне неминуемо поражение «сталинского государ-гва». Он, Троцкий, считает совершенно необходимым занять в этой войне отчетливо пораженческую позицию. Поражение в войне означает крушение сталинского режима, и именно поэтому Троцкий настаивал на создании ячеек в армии, на расширении гвязей среди командного состава. Он исходил из того, что поражение в войне создаст благоприятную обстановку в армии для возвращения его, Троцкого, к власти. Он считал, что приход к власти блока, безусловно, может быть ускорен военным пораже­нием».

А вот как о том же говорит расстрелянный террорист Пикель, бывший в свое время секретарем Зиновьева.

«На допросе от 4 июля 1936 года вы показали о существова­нии военной организации, в которой принимали участие связан­ные с Дрейцером Путна и Шмидт. В чем должна была заключать­ся их работа?» — спрашивает Пикеля следователь.

Пикель отвечает:

«Все мероприятия троцкистско-зиновьевского центра своди­лись к организации крупного противогосударственного заговора. На военную организацию возлагалась задача путем глубокой не­легальной работы в армии подготовить к моменту успешного осу­ществления планов Зиновьева и Каменева немедленный переход власти руководящего командного состава армии на сторону Троц­кого, Зиновьева и Каменева и требования командного состава армии отстранить Ворошилова от руководства Красной Армией. Это предполагалось в том случае, если Дмитрию Шмидту до убийства Сталина не удастся убить Ворошилова».

Вот как эти господа намечали развертывание своей предатель­ской работы в армии. Если не удастся троцкистам и зиновьевцам прийти к власти путем устранения руководства партии и совет­ского государства террором, то необходимо выждать и готовить­ся к войне. А уже во время войны действовать в соответствии с их «стратегическими» планами.

В своих показаниях Д. Шмидт, рассказывая о преступной де­ятельности троцкистов в армии, говорит примерно то же, что и Пикель.

«Развивая передо мною задачи организации военных троцки­стских ячеек в армии, — заявляет Шмидт, — Дрейцер информи­ровал меня о наличии двух вариантов захвата власти:

1)  Предполагалось, что после совершения нескольких основ­ных террористических актов над руководством партии и прави­тельства удастся вызвать замешательство оставшегося руководства, благодаря чему троцкисты и зиновьевцы придут к власти;

2)  в случае неудачи предполагалось, что троцкистско-зиновьев-ская организация прибегнет к помощи военной силы, организо­ванной троцкистскими ячейками в армии. Исходя из этих уста­новок, Дрейцер в разговоре со мной настаивал на необходимос­ти создания троцкистских ячеек в армии».

Как видите, товарищи, здесь уже более полное обоснование необходимости организации троцкистских ячеек в армии, подчеркивается их значение на случай военного переворота, на случаи вооруженной борьбы за власть.

Пятаков и Радек в своих показаниях также говорят о работе в Красной Армии. И тот, и другой возможность военного перево­рота в мирных условиях почти исключали, так как считали, что в Красной Армии достаточно твердая и сознательная дисципли­на, что армия предана партии, правительству и своему государ­ству. Однако троцкистские, контрреволюционные группы в армии насаждали, видя в них очаги разложения армии и опорные пунк­ты во время войны. Эта сволочь — как вы увидите далее из их же показаний — держала курс на поражение Красной Армии в будущей войне.

Не менее важными представляются показания по этому воп­росу Путны. Этого субъекта многие из вас знают. Последнее вре­мя он работал за границей. В 1927—1931 гг. Путна был военным атташе в Японии, Финляндии, Германии; затем работал в Киев­ском в[оенном] о[круге] и на Дальнем Востоке; после этого сно­ва был назначен военным атташе в Англии. На последней долж­ности и был разоблачен органами НКВД.

Еще в 1931 году, будучи в Берлине военным атташе, Путна, связавшись через Смирнова с Седовым, намечал план троцкист­ской работы в Красной Армии. Вот что он показывает на вопрос следователя о содержании разговора, имевшего место между ним и Седовым.

«Разговор велся тогда по двум направлениям, — говорит Пут­на, — во-первых, вокруг уже известной мне от Смирнова дирек­тивы о терроре и, во-вторых, о настроениях в Красной Армии и перспективах укрепления троцкистского влияния в частях РККА. Седов подробно меня расспрашивал, кто из троцкистов остался среди комсостава армии, и выразил уверенность, что армия и ее командиры Троцкого помнят».

Касаясь указаний, которые получались разными путями от Троцкого по вопросам целей и задач военной троцкистской орга­низации и работы в Красной Армии, Путна говорит:

«Седов, узнав от меня о моем предстоящем отъезде в СССР, сообщил мне как директиву, что Троцкий считает необходимым снова собрать в организацию всех военных работников-троцкис­тов. Седов мне назвал Мрачковского, который эту задачу сможет решить, поскольку он еще в 1927 году был руководителем воен­ной группы троцкистов и связи с участниками этой группы хра­нил. Седов мне тогда передал мнение Троцкого о том, что силь­ная военная организация троцкистов сможет сыграть решающую роль, если это потребуется в ходе борьбы с руководством ВКП(б)».

И далее:

«Общая и основная задача нашей военной троцкистской орга­низации заключалась в борьбе с руководством ВКП(б) и Красной Армии, направленной в итоге к смене этого руководства. Я имею в виду Сталина и Ворошилова в первую очередь. Я уже показал выше, что Седов в Берлине излагал мне точку зрения Троцкого, по которой необходимо было иметь сильную военную организа­цию троцкистов для того, чтобы в нужный момент, если это потребуется конкретной обстановкой, она смогла бы сыграть решаю­щую роль в борьбе за приход троцкистов к власти».

Зюк, которому была поручена организация ячеек в Красной Армии, рассказывает следующее:

«Ставя себе задачу создания своей базы, своей опоры в армии и ведя в этом направлении практическую работу, о чем я пока­зал на допросе от 29.VIIIс. г., мы контингент лиц, на которых рассчитывали, не ограничивали троцкистами. Мы, конечно, от­давали себе отчет в том, что рассчитывать в этом отношении на сколько-нибудь широкие слои в армии — вещь нереальная. Но к военнослужащим, по тому или иному частному поводу недо­вольным своим положением, к элементу «обиженному», недис­циплинированному, озлобленному и т. д. мы считали целесооб­разным присмотреться, приблизить его к себе, под углом зрения использования этого элемента в наших целях. Исходя из этой установки, мы считали необходимым такого рода людей из армии не увольнять, формально ссылаясь на то, что людей этих можно перевоспитать, на них затрачены государственные деньги, они уже приобрели военную квалификацию и тому подобные моти­вы. Такая установка разделялась и мною, и Дрейцером, и При­маковым».

Далее он называет определенных лиц, намеченных к вербов­ке, а может быть, уже и завербованных. Предатели рассчитыва­ли, что в армии всегда найдутся «контингенты», помимо наших троцкистско-зиновьевских ублюдков, на которые можно рассчи­тывать и которых можно вовлечь в свою гнусную организацию.

Расчет и надежды, возлагавшиеся на определенные элементы в армии с точки зрения врага, правильны. Как видите, товари­щи, аргументация — нельзя человека выгонять запросто, на него затрачены государственные деньги, он может исправиться, нуж­но человеку дать время показать себя на новой работе и т. п. — эта аргументация не только наша, этой аргументацией ловко пользуется злейший враг. Часто сталкиваешься с такого рода слу­чаями, когда приходится говорить: нельзя же каждое лыко в стро­ку, нужно к человеку подходить внимательно, нужно его перевос­питать, сберечь для армии, для партии, для страны. В общем, это

правильно. Нельзя огульно людей избивать. Но нельзя и забывать, что враг хитро и коварно пользуется всяким случаем в своих под­лых целях.

Я уже говорил, что, по заявлению Пятакова и Радека, троц­кистский центр не верил в возможность военного переворота в мирных условиях. Это, как мы увидим из их же показаний, оз­начало, что троцкистский центр не придавал особого значения работе в Красной Армии. Радек в своих показаниях 4—6 декабря 1936 года заявляет:

«Я уже показывал ранее, что Дрейцер, руководивший терро­ристической деятельностью ряда групп первого центра, привлек также к террористической деятельности троцкистов, оставшихся на командных должностях в Красной Армии. Связь с участника­ми организации в Красной Армии поддерживал также и парал­лельный центр, в частности, я — Радек был связан с Путной и Шмидтом.

Объясняется это тем, что деятельности троцкистов в Красной Армии Троцкий и центр блока придавали особо серьезное значе­ние, исходя опять-таки из.установки на поражение в грядущей войне СССР с фашистскими государствами.

Как первый, так и второй центры троцкистско-зиновьевского блока прекрасно понимали, что троцкисты — командиры Крас­ной Армии в мирных условиях ничего реального в смысле ши­рокого или сколько-нибудь значительного выступления против правительства сделать не могут.

Как первый, так и второй центры исходили при этом из об­щеизвестного факта сознательной дисциплины в Красной Армии и ее преданности правительству и считали поэтому, что рассчи­тывать на красноармейскую массу нельзя.

Однако в случае поражения СССР в войне, из чего мы глав­ным образом исходили и на что рассчитывали, троцкисты — ко­мандиры Красной Армии могли бы даже отдельные проигранные бои использовать как доказательство якобы неправильной поли­тики ЦК ВКП(б) вообще, бессмысленности и губительности дан­ной войны.

Они также могли бы, пользуясь такими неудачами и усталос­тью красноармейцев, призвать их бросить фронт и обратить ору­жие против правительства.

Это дало бы возможность немецкой армии без боев занять оголенные участки и создать реальную угрозу разгрома фронта. В этих условиях наступающих немецких войск блок, опираясь уже на части, возглавляемые троцкистами-командирами, делает став­ку на захват власти в свои руки, для того чтобы после этого стать оборонцами».

Сокольников показывает по этим вопросам примерно то же самое. Отвечая следователю на вопрос о том, какие обязательства взял на себя Троцкий перед фашистской Германией и какова так­тика троцкистского блока во время войны, Сокольников говорит:

«Троцкий обещал гитлеровскому правительству, что блок будет проводить линию активного пораженчества...

Троцкий указывал, что организации блока должны содейство­вать поражению СССР всеми имеющимися в их распоряжении средствами. Основными средствами, как указывал Троцкий, дол­жны явиться: диверсия и вредительство в промышленности и прямая измена командиров-троцкистов на фронте».

И последнее из громадного количества показаний всех этих мерзавцев, которое считаю необходимым, товарищи, довести до вашего сведения, — это показания Пятакова от 26 октября 1936 года.

Показывая об имевшей место специальной встрече в Нарком-тяжпроме и беседе с Сокольниковым почти по всем основным вопросам работы троцкистов, зиновьевцев и правых, Пятаков, в частности, заявляет:

«Тут же Сокольников рассказал мне о своем плане действия, который сводился к тому, что одновременно с террористически­ми актами в Москве, на Украине и других пунктах Союза надо использовать воинские части в Ленинградском гарнизоне. Но надо сказать, что в Ленинградском гарнизоне я, за исключением Виталия Примакова, никаких связей не имел и не знал. Я план Сокольникова об использовании воинских частей считал фанта­стическим, но тем не менее я понимал, что нужен действитель­но план согласованных действий. Я поэтому предложил собрать­ся всей четверке, о которой я указывал выше, плюс Томский, для того чтобы подвести итоги того, чем мы располагаем, и наметить действительно реальный план на будущее».

Из всего, что я здесь зачитал вам, товарищи, ясно, насколько серьезно троцкистско-фашистская сволочь ставила дело внедре­ния своей организации в Красную Армию, как вся эта гнусная шайка стремилась использовать Рабоче-Крестьянскую Красную Армию в своих контрреволюционных целях.

Вся деятельность этих фашистских бандитов сконцентрирова­на на том, чтобы создавать в армии свои группки и ячейки, вы­лавливать отдельных недовольных лиц и вербовать их на свою сторону.

План этих предателей столь же прост, сколь и мерзок. С од­ной стороны — готовить террористические акты над членами ЦК и правительства и, если представится случай, приводить их в ис­полнение, с другой стороны — ждать войны, ждать наиболее острого момента для государства, чтобы потом путем измены, под­лого предательства и провокации помогать врагу против своей страны и армии.

Отсюда нужно сделать соответствующие выводы, извлечь, как здесь все товарищи правильно говорили, нужные уроки. Я уже говорил и еще раз повторяю: в армии арестовали пока небольшую группу врагов; но не исключено, наоборот, даже наверняка, и в рядах армии имеется еще немало невыявленных, нераскрытых японо-немецких, троцкистско-зиновьевских шпионов, диверсан­тов и террористов. Во всяком случае, для того чтобы себя обезо­пасить, чтобы Красную Армию — этот наиболее деликатный ин­струмент, наиболее чувствительный и важнейший государствен­ный аппарат — огородить от проникновения подлого и коварного врага, нужна более серьезная и, я бы сказал, несколько по-ново­му поставленная работа всего руководства в Красной Армии.

Сейчас, может быть, не совсем к месту, но я считаю необхо­димым, не вводя в заблуждение Центральный Комитет, сказать, что мы, работники Красной Армии, все-таки старались вести свою работу так, чтобы преградить доступ в армию нашим за­клятым врагам.

Мы без шума — это и не нужно было — выбросили большое количество негодных людей, в том числе и троцкистско-зиновь-евского охвостья, и всякого подозрительного, недоброкачествен­ного элемента. За время с 1924 года, с того времени, как Троц­кий был изгнан из армии, за это время вычищено из ее рядов большое количество командного и начальствующего состава. Пусть вас не пугает цифра, которую я назову, потому что сюда входят не только враги, но и всякая мало пригодная для армии публика и некоторая часть хороших людей, подлежавших сокра­щению. За 12 лет уволено из армии около 47 тысяч человек нач­состава. (За это же время призвана в армию из запаса 21 тысяча человек.) Только за последние три года — 1934—1936 включитель­но — уволено из армии по разным причинам, преимущественно негодных и политически неблагонадежных, около 22 тысяч чело­век, из них 5 тысяч человек как явные оппозиционеры.

Причем — я должен об этом сказать, товарищи, — и я, и мои ближайшие помощники проводили эту работу с достаточной ос­торожностью. Я лично подхожу всегда осторожно при решении вопроса об увольнении человека из рядов армии. Приходится быть внимательным, даже если человек в прошлом был замешан в оппозиции. Я считаю необходимым и правильным — так учит нас тов. Сталин — всегда самым подробнейшим образом разоб­раться в обстоятельствах дела, всесторонне изучить и проверить человека и только после этого принять то или другое решение.

Частенько бывают у меня разговоры с органами тов. Ежова в отношении отдельных лиц, подлежащих изгнанию из рядов Крас­ной Армии. Иной раз приходится отстаивать отдельных лиц. Правда, сейчас можно попасть в очень неприятную историю: от­стаиваешь человека, будучи уверен, что он честный, а потом оказывается, он самый доподлинный враг, фашист. Но, невзирая на такую опасность, я все-таки эту свою линию, по-моему пра­вильную, сталинскую линию, буду и впредь проводить. Я считаю такое отношение к столь серьезным вопросам наиболее правиль­ным, наиболее партийным. Тов. Молотов в своем докладе об этом говорил совершенно правильно. Нужно изучать людей, нужно знать их душу, их способности, повадки, проверять их на деле, на работе, в частной и личной жизни; знать их окружение, среду. Только зная человека по-настоящему, будучи с ним, если можно так выразиться, связан интимно, товарищески, проникая в его душу, в деталях зная его работу, можно более или менее правиль­но решать, на что способен человек, является ли он тем, за кого его считают. У нас же сплошь и рядом бывает так, что мы верим словам или тех, кто о нем говорит, или тому, что он сам о себе говорит, а лично хорошо не знаем, что он за человек.

Товарищ Сталин неоднократно говорил и часто об этом напо­минает, что кадры решают все. Это — глубокая правда. Кадры — все! А кадры Рабоче-Крестьянской Красной Армии, которым тов. Сталин уделяет колоссально много времени и внимания, являют­ся особыми кадрами. Мы должны постоянно и упорно работать над тем, чтобы эти кадры увеличивались численно и улучшались качественно, чтобы непрерывно повышались их специальные зна­ния и их политическая стойкость и ценность.

Армия располагает по штату 206 тыс. человек начальствующего состава, из которых 107 тыс. командиров, а остальные — полит­состав, инженерно-технический, медицинский, ветеринарный, административно-хозяйственный и прочий начальствующий со­став. Этот огромный человеческий массив требует к себе очень большого, серьезного и постоянного внимания со стороны руко­водящих органов армии.

Достаточно ли умело ведем мы нашу работу, чтобы этих ко­мандиров и начальников по-настоящему, по-большевистски орга­низовывать, воспитывать, по-большевистски растить, чтобы они были достойными той высокой чести и задачи, которые возлага­ются партией, государством, советским народом на Рабоче-Кре-стьянскую Красную Армию? К сожалению, товарищи, невзирая на все старания, наше руководство могло бы быть лучшим, мы могли бы управлять людьми более умело, чем мы это делали до сих пор.

Как мы готовим наши кадры, как мы с ними работаем? Я об этом обязан вам сказать, чтобы не создалось впечатления, что в Красной Армии так плохо, что нужны какие-нибудь сверхорди­нарные и срочные меры.

В Красной Армии, конечно, есть много недочетов и недостат­ков, но армия обладает такими кадрами командного и начальству­ющего состава, которые обеспечивают ей не только нужную бое­способность, но и преданность и верность нашей партии и про­летарскому государству.

Готовим мы наши кадры усиленно и в большом количестве. Армия имеет 12 академий и 1 ветеринарный институт с 11 тыся­чами слушателей, 75 военных школ, в которых обучается 65 ты­сяч курсантов и слушателей. За 12 лет школы дали 134 700 чело­век командиров и разных начальников — теперешних лейтенан­тов, воентехников и пр. Академии за тот же период дали армии 13 тысяч командиров, инженеров и других специалистов.

Как видите, Красная Армия укомплектована командным и начальствующим составом неплохо. Но над этим командным со­ставом необходимо работать еще очень много, работать непрерыв­но, умело и организованно. Мы знаем немало фактов, когда не­плохо подготовленные в военном отношении, честные и долгое время находившиеся в армии люди вследствие нашей нерадиво­сти, вследствие того, что мы ими не занимались и упускали их из поля зрения, портились, становились никудышными и даже вредными.

Мы провели вместе со всей партией в 1933—1934 годах чист­ку партийного состава Красной Армии. В армии — как многие из секретарей обкомов и нацкомпартий это знают — был, пожа­луй, наименьший процент вычищенных...

Косиор. Так и должно быть.

Ворошилов. Правильно, потому что страна дает армии лучших людей. Если бы мы имели такие же результаты по чистке партор­ганизаций РККА, какие имелись в гражданских ячейках, это было бы плохо, потому что мы имеем отборных во всех отношениях людей. Хотя мы и имеем, казалось, незначительный процент вы­чищенных, все же в абсолютных цифрах вычищено довольно много — 3328 человек, из которых за троцкизм и контрреволю­ционную агитацию — 555 человек. Из этих 555 человек было уво­лено сразу же из армии 400 человек.

При обмене партдокументов исключено из партии, как быв-их троцкистов и зиновьевцев, 244 человека.

Из числа бывших троцкистов и зиновьевцев и исключенных в разное время из партии оставлено в армии 155 человек. Кроме того, в армии находятся на различных должностях 545 человек

бывших участников антипартийных группировок, получивших новые партбилеты.

Всего, таким образом, в армии имеется без партбилетов и с партбилетами бывших троцкистов, зиновьевцев и правых 700 че­ловек.

Этих людей мы знаем, все они находятся под нашим непосред­ственным наблюдением. Однако последние события показывают, что этот народ нужно взять под еше более тщательный контроль и партийное наблюдение. Очевидно, придется соответствующей работой с этими товарищами добиваться положения, при котором можно будет переводить их из «бывших» уже в настоящих боль­шевиков, чтобы не было сомнений в их партийности и преданно­сти нашему делу. А с сомнительными нужно будет расстаться.

Наша армия имеет, в общем, замечательный красноармейский состав. Лучших людей нельзя выдумать. Если и наши командные кадры будут так же хороши, крепки, если они будут здоровы, по-настоящему преданы нашей партии и государству, то армия при наличии той прекрасной техники, которой она располагает сей­час, будет безусловно непобедимой. Командные кадры армии — это все.

Что же собой представляют эти командные кадры?

Я уже говорил, что из 206 тысяч начальствующего состава 107 тысяч падает на командиров. 67 проц. командного состава — партийцы и, кроме того, около 8 проц. — комсомольцы.

Из 107 тысяч командиров: бывших рабочих — 50 942 челове­ка, или 47,5 проц.; с законченным военным образованием — 96 390 человек, или 90 проц. всего командного состава.

Военно-технический состав. Здесь мы имеем свыше 60 проц. членов партии, почти 15 проц. комсомольцев. Бывшие рабочие составляют почти 65 проц. всего военно-технического состава. Свыше 90 проц. военно-технического состава имеют законченное специальное образование.

Военно-политического состава в армии 22 тысячи, 100 проц. — члены партии, 58 проц. — бывшие рабочие, 50 проц. политсостава имеют законченное военное или политическое образование. Тут многое еще не сделано. Признать нормальным положение, когда 50 проц. политсостава не имеют военной или политической под­готовки, нельзя, тем более что людям приходится вести постоян­но ответственную политическую работу среди рядового и началь­ствующего состава.

Военно-медицинский состав. Здесь картина значительно хуже. Члены партии среди медиков составляют всего лишь 27,2 проц., комсомольцы — 5 проц.; рабочие — около 14 проц., со специ­альной подготовкой — 91 проц.

Примерно так же обстоит дело и среди военно-ветеринарного состава (члены партии составляют 29 проц., комсомольцы — 4 проц., рабочие—13,5 проц.).

Но хуже всего положение с военно-хозяйственным и админи­стративным составом. Военно-хозяйственный и административ­ный персонал составляет значительную долю всего начальствую­щего состава — почти 26 тысяч человек, а членов партии из этих 26 тысяч только 9331 человек, или 36 проц., комсомольцев — 3,8 проц. Рабочих среди этой группы начсостава 23 проц., а име­ющих военную или специальную подготовку лишь 43 проц.

Таким образом, нельзя сказать, что военно-хозяйственный пер­сонал — а от него зависит очень многое в деле ведения военно­го хозяйства, правильного снабжения и своевременного удовлет­ворения текущих нужд армии — по своему составу удовлетворя­ет тем требованиям, которые в настоящее время предъявляются к этой группе начсостава. Как вы видите, народ здесь еще не совсем подготовленный и с недостаточной партийной прослой­кой.

Я не буду дальше утомлять ваше внимание приведением цифр по ряду других интересных разделов, характеризующих кадры начсостава РККА.

Скажу лишь несколько слов относительно организации воспи­тательной работы среди начальствующего состава армии.

Наркомат обороны имеет возможность и обязан по-иному ве­сти работу с кадрами, чем какой-либо другой наркомат. Нарко­мат обороны — особый наркомат.

В то время как большинство наркоматов партийно-политиче­ской работы не ведет или почти не ведет, вся эта деятельность распределяется между парторганами, профсоюзами и обществен­ными организациями, в Наркомате обороны положение совер­шенно другое. В Наркомате обороны под руководством его орга­нов кадры армии помимо своей повседневной работы — коман­дования, обучения войск и прочего — сами непрерывно учатся. Они в обязательном порядке учатся на политзанятиях, в образо­вательных школах и кружках, в группах по специальным военным и техническим предметам. Так, например, в прошлом и в этом году политзанятия для начсостава проводились три раза в месяц по четыре часа. Для общеобразовательной подготовки (для тех, кто в этой подготовке нуждается) отводилось шесть занятий в месяц по два часа. На изучение иностранных языков для сред­него, старшего и высшего состава — шесть занятий в месяц по два часа. Военная подготовка проводилась и проводится пять раз в месяц (35 часов). Это тот обязательный минимум, который не­уклонно выполняется во всех военных подразделениях и частях.

Эта твердая система занятий дает возможность не только воспи­тывать, растить людей, кадры, но и систематически наблюдать за их работой, за их ростом, улавливать их настроения и запросы.

На 1 января 1937 года в армии насчитывалось 5475 учебных групп, в которых занималось 102 тысячи человек начальствующе­го состава. Это примерно половина всего командного и началь­ствующего состава. Следует, однако, иметь в виду, что высший начсостав в своей подавляющей части ведет самоподготовку в индивидуальном порядке или вовсе освобожден от подготовки, как уже имеющий законченное соответствующее образование. Как видите, охват политической и общеобразовательной учебой начсостава армии значительный. Необходимо, однако, признать, что часть начсостава все же остается вне этого охвата. Нужно еще немало усилий, чтобы все 100 проц. были включены в систему подготовки и переподготовки в целях непрерывного совершен­ствования и роста политического и начальствующего состава Красной Армии.

Товарищи! Какие выводы необходимо сделать нам, работникам Красной Армии, из всего того, о чем здесь было сообщено в док­ладах и выступлениях по этим докладам, из всех тех ужасных фактов вредительства, диверсий, шпионажа, двурушничества и обмана партии, государства и народа подлыми предателями?

Мне кажется, что тот же самый вывод, что делают для себя все другие товарищи. Я думаю, что мы обязаны не только обратить еще большее внимание на политическую, партийную работу сре­ди всего личного состава армии, но и посмотреть глубже, наблю­дать изо дня в день за всей деятельностью наших специальных частей: военно-морских, авиационных, танковых, артиллерий­ских, химических, инженерных, связи, школ и академий.

Враг будет пытаться (если он уже не проник глубоко в недра армии) запустить свои щупальца в Красную Армию, в ее наибо­лее важные части.

Больше всего нужно бояться, чтобы, разойдясь с этого Пле­нума ЦК ВКП(б), кое-что, а может быть, и многое сделав в про­цессе повседневной работы, снова не успокоиться. Это было бы самым непростительным и недопустимым легкомыслием. Вреди­тели и шпионы снова тогда полезут во все щели и наделают нам еще больших бед, чем до сих пор. Нет, впредь мы должны рабо­тать по-другому.

Товарищ Сталин постоянно напоминает нам, что классовая борьба не только не окончена, но она принимает еще более ост­рые формы. Не воюя с оружием в руках, мы ведем жестокую борьбу с теми классовыми врагами, которых у рабочего класса, у нашего государства еще очень и очень много. При этом нужно иметь в виду, что арсенал средств борьбы у наших классовых вра­гов чрезвычайно велик и разнообразен. При малейшем нашем самоуспокоении, забывчивости и ротозействе враг будет творить нам всякие пакости, не останавливаясь ни перед чем. И это бу­дет происходить до тех пор, покуда «или мы их — или они нас». Конечно, «мы их», сказал Петька в «Чапаеве». Но пока «мы их» изничтожим, пока рабочий класс железной метлой выметет капи­талистическую нечисть на Западе, наши смертельные враги будут использовать всякие малейшие наши промахи, и особенно бла­годушие, маниловщину и разгильдяйство, чтобы наносить удары по социализму, подрывать наше дело. Наша социалистическая страна не отгорожена непроницаемой перегородкой от остально­го мира. А весь остальной мир — это мир капитала, мир наших классовых врагов. Оттуда, «из того мира», в нашу страну прони­кают организаторы диверсий, шпионажа, наемные убийцы. От­туда фашист Троцкий управляет своей шайкой, разбросанной по советской земле и нами еще не выловленной.

Классовый враг еще до начала открытой войны с нашей со­циалистической Родиной будет пытаться наносить вред, ослаблять ее силы. Поэтому мы всегда должны чувствовать себя на боевом посту, принимать все меры к тому, чтобы врагу было тесно, если он попадет в ту или иную нашу организацию, чтобы ему было душно, чтобы он обязательно был задушен. Это больше всего и главным образом относится к нам, военным коммунистам, к нам, ответственным работникам армии. Мы не можем, не имеем пра­ва быть «шляпами», слюнтяями. Бдительность, аккуратность, чет­кость и организованность в работе, политическая, большевист­ская, ленинско-сталинская закалка — вот чем должны обладать обязательно все военные работники, если они не хотят быть ро­тозеями и посмешищем для врага.

Теперь больше, чем раньше, должно быть уделено внимания воспитанию кадров Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Мы обязаны упорно и умно работать над тем, чтобы возможно боль­шее число беспартийных командиров и начальников сделать под­линными большевиками. Нужна упорная, хорошо продуманная работа над непрерывной политической, классовой, партийной шлифовкой кадров армии. Кадры армии должны быть на все 100 проц. сознательными, большевистски твердыми, сталински верными. Мы, однако, не можем не допускать беспартийных в кадры Красной Армии. Беспартийные есть и будут оставаться в кадрах армии в значительном проценте. Но ни один беспартий­ный командир не может, не должен быть безразличным к совет­скому строю, власти, социализму. Мы не можем допустить, что­бы беспартийный начальствующий состав был аполитичен.

Впредь мы не допустим, чтобы беспартийный командир был без­различен к тому, что делается вокруг него, чтобы он не знал, не интересовался нашей партией, ее задачами и стремлениями, что­бы он не являлся активным участником социалистического стро­ительства. Если будут появляться беспартийные с маской аполи­тичности, безразличия, стало быть, это полувраги или агенты врага. Таких беспартийных мы терпеть у себя не будем, не долж­ны их терпеть. И разумеется, тем более мы не можем допустить, чтобы наши партийные командиры и красноармейцы (последних, к сожалению, сейчас у нас пока мало из-за прекращения приема в партию) были неполноценными, ненастоящими во всех отно­шениях партийцами-большевиками. Все члены партии, работаю­щие в армии, независимо от занимаемых постов, должны непре­рывно учиться марксизму-ленинизму, должны быть полностью вооружены необходимыми знаниями, обязаны быть образцовыми партийцами, ленинцами, сталинцами.

Красная Армия и теперь занимается не только военной уче­бой. Она ведет большую работу по политическому воспитанию командных и рядовых кадров. Мы и впредь обязаны еще усилен­нее и более продуманно, тов. Уборевич, — это вы должны все запомнить, — работать по воспитанию бойцов и командиров в марксистско-ленинско-сталинском духе, добиваться, чтобы крас­ные бойцы и командиры были действительно знающими, стопро­центными большевиками. Это основной и главный залог, первое условие, могущее гарантировать нас от проникновения врагов в ряды нашей армии.

Мы обязаны далее добиться, чтобы связь между различными группами начальствующего состава, между старшими и младши­ми, связь начсостава с красноармейской массой была еще более крепкой, деловой, товарищеской, большевистской связью, а не формальной или панибратской, что, к сожалению, часто теперь наблюдается.

Часто наши командиры и начальники, партийные и беспар­тийные, отрываются от красноармейцев, не знают доподлинно повседневной жизни бойцов, не интересуются как следует их настроениями, запросами, нуждами. Отсюда, как следствие, не­довольство красноармейцев. Враг этим пользуется, не может не воспользоваться. Он прекрасно понимает, что из недовольных легко создать врагов Советской власти.

У нас были случаи, когда красноармейцы вредили, ломали ме­ханизмы, портили самолеты, делали иные пакости в своей части. Были случаи поджога ангаров с самолетами. Правда, эти красно­армейцы оказались детьми кулаков, попов, урядников. Но дело, понятно, не в этом. Дело в нашей плохой работе с красноармейцами, в незнании личного состава командирами и политработни­ками, в плохой работе политорганов войсковых частей армии. Нашим политорганам и политработникам нужно сильно подтя­нуться, резко улучшить свою политработу, крепче связаться с крас­ноармейской массой и комсоставом, усилить работу с партийны­ми кадрами, непрерывно изучать людей и знать их полностью.

Товарищи! Красная Армия оказалась, к сожалению, тоже за­детой подлой контрреволюционной мерзостью. Я и мои ближай­шие помощники несем всю ответственность за это, тем паче, что эти Примаковы, Путны, Зюки и Шмидты нам были очень хоро­шо известны. Правда, никто из нас не может вспомнить ни од­ного случая, когда эти господа проявили бы себя антисоветски или хотя бы подозрительно. Наоборот, эти люди, ведя подполь­ную, подрывную работу на поражение в предстоящей войне, как теперь выяснилось, в армии для виду вели себя неплохо. И При­маков, и Путна, и Туровский, и даже Шмидт — все они своей работой не вызывали ни у кого сомнения.

В чем же дело? А дело в том, товарищи, что система нашего управления и наблюдения за этими людьми оказалась негодной. Мы должны были за ними смотреть по-другому, знать о них боль­ше, чем мы знали, видеть их лучше, чем мы видели. Стало быть, метод, с помощью которого мы изучали людей, измеряли поли­тическую температуру, этот метод оказался негодным, порочным, провалившимся. Нужны другие меры, иной подход, новый метод управления и руководства людьми вообще, такого рода людьми в особенности.

Какие же это меры? Что необходимо предпринять, чтобы окончательно ликвидировать последствия болезнетворного нарыва на здоровом, безусловно здоровом, прекрасном теле Рабоче-Кре-стьянской Красной Армии?

Как я уже сказал, надо максимально повысить качество поли­тической, партийно-воспитательной работы среди всего начсостава и красноармейских масс.

Необходимо добиться более дружной и согласованной работы командования, политорганов, особых отделов и партийных орга­низаций.

Надо систематически проверять, контролировать работу, изу­чать людей на деле и исправлять их ошибки, воспитывая чувство нетерпимости к очковтирательству, подхалимству, зазнайству, ус­покоенности и всяким прочим безобразиям и недочетам, безжа­лостно борясь с этими явлениями, невзирая на ранг и положе­ние руководителей.

Необходима, наконец, еще более тесная связь начсостава меж­ду собой, связь больших и малых начальников с массами, с от-

дельными людьми, с которыми надлежит быть связанным; необ­ходимо подлинное знание окружающей среды, людей, их чаяний, запросов и настроений.

Все это и ряд других мероприятий, направленных к усилению ленинско-сталинской бдительности и руководства, избавит Крас­ную Армию от зловредных, мерзких элементов, которые, несом­ненно, еще имеются в ее рядах, и гарантирует нас в будущем от проникновения в ряды начсостава двурушников, изменников и предателей из подлого лагеря троцкистов, зиновьевцев и правых.